Дата: Понедельник, 23.07.2018, 19:48 | Сообщение # 1
Король
Сообщений: 19994
«Написано кровью моего сердца» («Written In My Own Heart's Blood»)
Спасибо переводчикам группы ЧУЖЕСТРАНКА книги Перевод сделан исключительно с целью углубленного изучения иностранного языка, не является коммерческим, не преследует извлечения прибыли и иных выгод. Переводчики: Юлия Коровина, Светлана Бахтина, Полина Королькова, Наталья Ромодина, Елена Карпухина, Екатерина Пискарева, Елена Фадеева, Елена Буртан, Валентина Момот, Анастасия Сикунда. Редакторы: Юлия Коровина, Светлана Бахтина, Елена Котова, Снежанна Шабанова. Книгу можно скачать здесь в пяти форматах на английском языке.
Дата: Воскресенье, 17.02.2019, 11:47 | Сообщение # 131
Король
Сообщений: 19994
Глава 24. СВЕЖИЙ ВЕТЕР В ЗНОЙНЫЙ ДЕНЬ, В ПЛАЧЕ УТЕШЕНИЕ (с) Перевод Светланы Бахтиной
Girlfrog "Джейми и Клэр"
СВЕЖИЙ ВЕТЕР В ЗНОЙНЫЙ ДЕНЬ, В ПЛАЧЕ УТЕШЕНИЕ* (*строки из средневекового латинского гимна «Veni, Sancte Spiritus», посвященного Пятидесятнице, русский перевод (официально принятый в Католической церкви России), – прим. пер.)
ПРОХЛАДНОЙ ЗЕЛЕНИ тут было в изобилии: в основном стоакровые угодья занимали сады с деревьями, кустарниками, виноградниками и всевозможными цветами, а разбавляли картину росшие тут и там удивительные экзотические грибы. Большую часть своей долгой жизни Джон Бартрам провел, прочесывая американский континент в поисках образцов растительности, множество из которых он приволок домой и заставил расти. (Джон Бартрам (1699–1777) американский натуралист и создатель первого Ботанического сада в Филадельфии. Благодаря своей любознательности, этот фермер и квакер одним из первых оценил природные богатства Северной Америки и познакомил с ними Европу, – прим. пер.) Я сожалела, что мне не довелось узнать этого пожилого джентльмена: он умер год назад, оставив выдающийся сад в умелых руках своих детей. «Младшего» мистера Бартрама – ему было около сорока, но его так звали, чтобы отличать от старшего брата, – я обнаружила в центре сада. Мужчина сидел в тени огромного плюща, обвивавшего половину крыльца дома. На столе перед ним был открыт альбом для набросков, в котором он тщательно вырисовывал пучок бледных вытянутых корней, лежащих рядом на салфетке. – Женьшень? – спросила я, наклонившись, чтобы получше рассмотреть. – Да, – сказал он, не отрывая глаз от проводимой линии. – Доброе утро, леди Джон. Вижу, вам знаком этот корень. – Он довольно распространен в горах Северной Каролины, где я... жила раньше. Эта обычная фраза совершенно неожиданно застряла у меня в горле. Внезапно из ниоткуда повеяло лесным духом Фрейзерс Риджа, наполненным терпкими ароматами бальзамической пихты и тополиного сока с тяжелой плесневелой ноткой грибов древесных ушек и резким оттенком дикого винограда. – Да, так и есть. Доведя линию до конца, мистер Бартрам отложил перо, снял очки и посмотрел на меня с сияющим лицом человека, который всю свою жизнь посвятил растениям и всецело полагал, что весь мир разделяет его увлечение. – Это китайский женьшень. Я хочу посмотреть, удастся ли мне вырастить его здесь... – он махнул рукой в сторону простирающихся акров роскошного сада. – Каролинский сорт чахнет, а канадский женьшень упорно не желает даже прорастать! – Жуткое упрямство с его стороны! Хотя, думаю, что здесь слишком жарко, – заметила я, взяв указанный мне табурет и поставив на пол свою корзину. Моя сорочка липла к телу, и я чувствовала, как большое влажное пятно расползается у меня между лопатками, где по спине с волос стекал пот. – Он любит холодную погоду. Яркое воспоминание о лесе так стремительно обернулось щемящей тоской по Риджу, что я ощутила, как меня окружил призрак моего утраченного дома. Холодный горный ветер забарабанил в его стены, и показалось, что, если опущу руку, то пальцами коснусь мягкого серого меха Адсо. Я с трудом сглотнула. – Жарко, – заметил мистер Бартрам, хотя сам выглядел сухим, как один из тех корней на столе, что лежали в мерцающей тени виноградной лозы. – Могу я предложить вам немного освежиться, леди Джон? В доме есть охлажденный негус (род глинтвейна, – прим. пер.). – Было бы хорошо, – ответила я абсолютно искренне. – Но... охлажденный?! – О, у нас с Сисси имеется довольно большой ледяной домик у реки, – гордо сказал он. – Сейчас я только ей скажу... У меня хватило предусмотрительности захватить с собой веер – его я и вытащила из корзины. Чувство тоски внезапно сменилось новым – и чудесным – осознанием. Мы можем вернуться домой! Джейми был освобожден от службы в Континентальной армии, чтобы доставить тело своего кузена на родину, в Шотландию. По возвращении он собирался вернуться в Северную Каролину, забрать свой печатный станок и сражаться за дело революции посредством пера, а не меча. Этот план испарился вместе со всей моей жизнью, когда пришло сообщение, что Джейми утонул. Но теперь... Волнительная дрожь пробежала по мне и, должно быть, радость отразилась на моем лице, потому что мистер и мисс Бартрам моргнули, когда вышли на крыльцо. Они были близнецами, и, хотя их лица имели лишь отдаленное сходство, однако часто принимали одинаковое выражение, что и демонстрировали сейчас – оба выглядели довольными, но немного сбитыми с толку. Я чуть было не поделилась с ними своими замечательными размышлениями, но сдержалась, и мне удалось пригубить негус (портвейн, смешанный с кипятком, сахаром и специями, а затем охлажденный – действительно холодный! Блаженство в запотевшем стакане!), и начать вежливо восхищаться текущими улучшениями сада, который и так славился своей красотой и разнообразием. Старший мистер Бартрам-отец проектировал, насаждал и расширял его в течение пятидесяти лет, очевидно, что вместе с садом его детям передалась и семейная мания. – ...и мы облагородили дорожку вдоль реки, и только что построили гораздо более просторный сарайчик для саженцев, – воодушевленно рассказывала Сисси Бартрам. – Так много желающих приобрести выращенные в горшках виноградные лозы и цветы для своих гостиных и оранжерей! Хотя, не знаю... – её пыл немного погас, и на лице отразилось сомнение. – Со всей этой суматохой... Война так вредна для бизнеса! Мистер Бартрам тихонько кашлянул. – Всё зависит от рода бизнеса, – спокойно сказал он. – И я боюсь, что нас ожидает значительное увеличение спроса на лекарства. – Но если армия уходит... – с надеждой начала мисс Бартрам, однако её брат покачал головой, и его лицо стало серьёзным. – Неужели ты не чувствуешь, что витает в атмосфере, Сисси? – мягко возразил он. – Что-то грядёт. (Он обращается к ней «thee» (ты, – устар.) вместо общепринятого «you», что характерно было только для квакеров, – прим. пер.) Мужчина поднял лицо, будто почуяв что-то в густом плотном воздухе, и сестра, потянувшись, положила руку ему на предплечье, молча прислушиваясь вместе с ним к звукам отдаленного кровопролития. – Я и не знала, что вы из Друзей, мистер Бартрам, – сказала я, чтобы нарушить зловещую тишину. Они оба моргнули и улыбнулись мне. – О, – произнесла мисс Бартрам. – Отца изгнали из Собрания несколько лет назад. Но иногда детские привычки возвращаются, когда меньше всего этого ожидаешь. Она пожала пухлым плечиком, улыбаясь, но с каким-то оттенком сожаления. – Вижу, у вас имеется список, леди Джон? Это замечание тут же напомнило мне о делах, и следующий час мы провели, оживленно подбирая и обсуждая достоинства и недостатки различных лекарственных средств, отбирая уже высушенные травы в огромных сушильных сараях и срезая свежие на грядках. Из-за неожиданного осознания нашей скорой возможности вернуться в Ридж и весьма проницательного замечания мистера Бартрама об увеличении спроса на лекарства, я приобрела гораздо больше, чем первоначально планировала, пополнив не только свои обычные запасы (включая фунт сушеного китайского хвойника, на всякий случай. Куда я дену этого чертова мужчину?), но также купив большое количество хинной коры, девясила и даже лобелии. Плюс обещанные Денни асафетиду и женьшень. В итоге в мою корзину всё не поместилось, и мисс Бартрам сказала, что упакует сверток и попросит кого-нибудь из живших в Филадельфии подручных садовников привезти мои покупки в город вечером по дороге домой. – Хотите увидеть речную дорожку, прежде чем пойдёте? – спросила меня Сисси, окинув взглядом небо. – Конечно, она еще не закончена, но у нас есть чем вас удивить, и в это время суток там восхитительно прохладно. – О, благодарю. Мне действительно... Постойте! А там внизу у вас случайно не найдётся свежего стрелолиста? Я не подумала занести его в список, но если он здесь есть... – О, да! – сияя, воскликнула она. – Его там полно! Мы находились в самом большом из сушильных сараев, а лучи послеполуденного солнца, пробивающиеся через доски, расчерчивали стены полосками струящегося золота, подсвечивая нескончаемый дождь из пыльцы сохнущих тут цветов. На столе в беспорядке лежал садовый инвентарь, и Сисси, не раздумывая, выхватила из этой кучи деревянный совок и короткий нож. – Хотите сами выкопать? Я от удовольствия рассмеялась. Возможность покопаться в мокрой грязи совсем не то, что многие женщины предложили бы другой женщине, особенно одетой в бледно-голубой муслин. Но мы с мисс Бартрам говорили на одном языке. Я несколько месяцев не прикасалась к земле, и от одного только предложения у меня зазудели пальцы.
РЕЧНАЯ ДОРОЖКА была прекрасна: по краям росли ивы и серебристые березы, затеняющие берега с настурциями и азалиями, и в изобилии плавал темно-зеленый кресс. Пока мы прогуливались, болтая о том и о сем, я чувствовала, как снижается мое кровяное давление. – Не возражаете, если я спрошу кое-что о Друзьях? – задала я вопрос. – У меня есть коллега, которого вместе с сестрой изгнали из Собрания из-за того, что он добровольно вызвался стать хирургом в Континентальной армии. А когда вы упомянули своего отца... Меня интересует, насколько это важно? Быть членом Собрания, я имею в виду? – О! – к моему удивлению она рассмеялась. – Полагаю, что на самом деле это зависит от личности квакера, – впрочем, как и всё остальное. Моего отца, например, исключили за отказ признавать божественность Иисуса Христа. Но Собрание он посещать не перестал, для него отлучение не имело особого значения. – О, – это звучало обнадеживающе. – Что если... Каков брачный союз у квакеров? Должен ли человек принадлежать к Собранию, чтобы вступить в брак? Сисси это показалось занятным, и она протяжно хмыкнула. – Ну-у, свадьба у квакеров – это... бракосочетание среди Друзей. Нет никакого священнослужителя, я имею в виду, и никакой специальной молитвы или определенной службы. Два квакера сочетаются браком, вместо того чтобы расценивать это как таинство, которое совершает священник или ему подобные. Но это должно быть проведено перед свидетелями, другими Друзьями, понимаете? – добавила она, и между бровей у нее появилась небольшая морщинка. – И я думаю, что могут появиться серьёзные возражения, если брачующиеся, или один из них, был официально исключен. – Как интересно... Спасибо. Я задумалась над тем, как это может отразиться на Дэнзелле и Доротее, а больше, как это отразится на Рейчел и Йене. – Может ли квакер жениться на не-квакерше? – О, да, разумеется. Хотя я думаю, что в результате их выгонят из Собрания, – с сомнением добавила она. – Но могут провести специальное рассмотрение в случае чрезвычайных обстоятельств. Я полагаю, что Собрание назначит комитет по ясности для изучения конкретного случая. Я ещё не дошла до того, чтобы беспокоиться о чрезвычайных обстоятельствах, но поблагодарила её, и разговор вернулся к растениям. Сисси оказалась права насчет стрелолиста: его действительно было полно. Она радостно улыбнулась моему изумлению, но потом оставила меня копать, заверив, что я, если пожелаю, также могу взять немного лотоса и корневища болотного аира. – И свежий кресс, конечно же! – добавила она через плечо, махнув рукой на воду. – Всё, что пожелаете! Чтобы мне можно было стоять на коленях, Сисси предусмотрительно захватила с собой мешок. Я его аккуратно расстелила, стараясь ничего не раздавить, и получше подоткнула юбки, чтобы не мешали. Дул слабый ветерок, который всегда веет над движущейся водой, и я с облегчением вздохнула, – как от прохлады, так и от неожиданного чувства уединения. Среди растений мне всегда спокойно, а после того, что пришлось мне испытать за последние несколько дней, (ну, не назвать это конкретно непрерывным общением, но, как минимум, постоянное присутствие людей, требующих, чтобы с ними беседовали, совещались, ими руководили, их отчитывали, ругали, уговаривали, им лгали) эта тишина среди корешков, бегущего потока и шелестящих листьев ощущалась как бальзам для души. Честно говоря, я подумала, что моей душе не помешало бы немного бальзама. Ибо за последнее время представители мужского пола – а особенно Джейми, Джон, Хэл, Уильям, Йен, Дэнни Хантер и Бенедикт Арнольд (не говоря уже о капитане Ричардсоне, генерале Клинтоне, Коленсо и всей этой чёртовой Континентальной армии), – изрядно потрепали мне нервы. Я копала размеренно и умиротворенно, перенося мокрые корни в корзину и перемежая каждый пласт прослойками из кресса. Пот стекал по моему лицу и в ложбинку между грудей, но я этого не замечала, а тихонько таяла в этом пейзаже: дыхание и мышцы превращались в ветер, землю и воду. Поблизости в деревьях гулко стрекотали цикады, а мошки и комары начали надоедливо роиться тучами над головой. К счастью, они всего лишь раздражали, когда залетали мне в нос или вились слишком близко к лицу: по-видимому, моя кровь двадцатого века не привлекала насекомых восемнадцатого столетия: меня практически никогда не кусали, а для садовника это великое благо. Убаюканная отсутствием мыслей, я совершенно потеряла ощущение времени и пространства, и когда в поле моего зрения появилась пара больших изношенных башмаков, я просто моргнула, как если бы вдруг увидела лягушку. Затем я посмотрела вверх.
– О, – НЕМНОГО РАСТЕРЯННО произнесла я и добавила: – Это ты! Я бросила нож и вскочила на ноги, ощущая, как меня захлестывает волна радостного облегчения. – Где ты был, чёрт возьми? Лицо Джейми озарилось улыбкой, и он взял мои мокрые грязные руки в свои – большие, тёплые и сильные. – Совсем недавно – в повозке с капустой, – улыбка стала шире, пока он осматривал меня. – Хорошо выглядишь, Сассенах. Ты очень красивая. – А ты нет, – честно сказала я. Джейми был грязный, очень худой и явно не выспавшийся. Его выбритое лицо выглядело изможденным и мрачным. – Что случилось? Он уже открыл было рот, чтобы ответить, но потом, видимо, передумал. Джейми отпустил мои руки, характерно, по-шотландски, прочистил горло и посмотрел мне прямо в глаза. Улыбка исчезла. – Ты разделила постель с Джоном Греем, так? Я ошарашено моргнула, потом нахмурилась. – Ну, я бы так не сказала. Его брови изогнулись. – Он мне сказал, что да. – Прямо так и сказал? – удивилась я. – Ммпфм, – теперь Джейми нахмурился. – Он сказал, что плотски познал тебя. Зачем он стал бы врать? – О, – произнесла я. – Нет, все правильно. Плотское познание – хорошее определение случившемуся. – Но... – Что касается постели... Ну, во-первых, мы обошлись без неё. Всё началось на туалетном столике, а закончилось, насколько я помню, на полу. Глаза Джейми заметно расширились, и я поспешила исправить впечатление, которое у него начало складываться. – А во-вторых, эта фраза подразумевает, что мы решили заняться любовью друг с другом и для этого рука об руку отправились в спальню, но всё было совсем не так. Эм-м... может, нам лучше присесть? – я указала рукой на скамейку в деревенском стиле, наполовину утопавшую в молочно-белых сугробах лютиков. С тех пор как я узнала, что Джейми жив, о событиях той ночи я ни разу не вспоминала, но мне вдруг пришло в голову, что всё это может оказаться важным для Джейми, и что объяснить произошедшее будет довольно сложно. Он сухо кивнул и повернулся к скамейке. Я последовала за ним, с беспокойством отметив напряженность его плеч. – Ты повредил спину? – спросила я, нахмурившись при виде того, как осторожно он садится. – Что же произошло? – игнорируя мой вопрос, спросил он. Вежливо, но с явным раздражением. Я сделала глубокий вдох, и затем в полной растерянности выдохнула, раздувая щеки. Джейми зарычал. Я ошарашено взглянула на него – никогда прежде от него ничего подобного не слышала, по крайней мере, в свой адрес. Похоже, для него это было более чем важно. – Э-э... – осторожно произнесла я, присаживаясь рядом с ним. – А что конкретно сказал Джон? В смысле, после того, как сообщил тебе о плотском познании? – Он изъявил желание, чтобы я его убил. И если ты скажешь, что предпочтешь, чтобы я тебя убил, чем всё мне рассказать, предупреждаю, за последствия я не ручаюсь! Я внимательно посмотрела на него. Казалось, он держал себя в руках, но был очень напряжён. – Ну... По крайней мере, я помню, как всё началось... – Вот с этого и начни, – предложил Джейми с возросшим раздражением. – Я сидела у себя в комнате, пила сливовый бренди и пыталась придумать оправдание для самоубийства, если хочешь знать, – сказала я. Сама начиная злиться, я уставилась на него, ожидая, что он что-нибудь скажет, но Джейми просто кивнул, мол, «продолжай». – Бренди кончился, и я пыталась решить, смогу ли, не свернув шеи, спуститься вниз и найти ещё выпивки или мне уже достаточно, чтобы без зазрения совести осушить бутылочку опиума. А потом пришёл Джон. Я сглотнула, почувствовав, как во рту всё пересохло, также, как и в ту ночь. – Он сказал, что был пьян, – заметил Джейми. – Изрядно. Почти также, как и я, хотя он еще держался на ногах. В памяти всплыло лицо Джона, белое как мел, а глаза такие красные и опухшие, словно их терли наждачной бумагой. И выражение этих глаз… – Он выглядел, как человек, готовый броситься со скалы, – тихо проговорила я, уставившись на свои сцепленные руки, и вздохнула. – У него с собой был полный графин. Он поставил его передо мной на туалетный столик, посмотрел на меня и сказал: «Сегодня ночью я не стану оплакивать его в одиночку». При этих словах я вздрогнула. – И?.. – И он не стал, – огрызнулась я. – Я сказала ему сесть, и он сел и налил бренди, и мы выпили, и я абсолютно не помню, что конкретно мы говорили, но говорили мы о тебе. А потом он встал, и я встала. И... Я больше не могла выносить одиночества, и было нестерпимо видеть, что он один, и я почти набросилась на него, потому что в тот момент я так нуждалась в том, чтобы кто-нибудь ко мне прикоснулся. – Я так понимаю, он сделал тебе одолжение. Тон Джейми был настолько циничен, что щеки мои запылали, но не от смущения, а от гнева. – Он отымел тебя сзади? Я долго смотрела на него. Но Джейми действительно имел это в виду. – Какой же ты ублюдок, – проговорила я больше от удивления, чем от злости, и ужасная мысль посетила меня. – Ты сказал, что Джон захотел, чтобы ты убил его, – медленно произнесла я. – Ты... ты же этого не сделал, нет? Его глаза были неподвижно нацелены на меня, словно дуло винтовки. – А если и сделал, ты что-то имеешь против? – тихо спросил Джейми. – Да, черт возьми, имею! – сказала я настолько дерзко, насколько могла себе позволить в своих расстроенных чувствах. – Но ты же этого не сделал, я знаю, что не сделал. – Нет, – еще тише проговорил он. – Ты не можешь этого знать. Несмотря на уверенность, что он блефует, по спине у меня пробежал холодок. – Я имел на это полное право, – произнес он. – Нет, не имел, – сказала я, рассердившись. – У тебя не было никаких прав! Ты был, чёрт возьми, мёртв! Несмотря на злость, мой голос сорвался на слове «мёртв», и лицо Джейми тут же изменилось. – Что? – я отвернулась. – Ты думал, это не имеет значения? – Нет, – ответил Джейми и взял мою измазанную грязную руку в свою. – Но я не знал, что это значило так много. Его голос стал хриплым и, обернувшись, я увидела, что в его глазах стоят слезы. Издав полувздох-полувопль, я бросилась к нему и прижалась, судорожно всхлипывая. Джейми крепко обнял меня, согревая своим дыханьем мою макушку, и когда я, наконец, успокоилась, он немного отстранился и сжал мое лицо в ладонях. – Я полюбил тебя сразу, как увидел, Сассенах, – проговорил он очень тихо, не сводя с меня взгляда своих налитых кровью, усталых, но пронзительно голубых глаз. – И я буду любить тебя всегда. И даже если ты переспишь со всей английской армией, это не будет иметь значения. Хотя, нет, – поправился он, – Будет, но не помешает мне любить тебя. – Я знаю, что не помешает, – шмыгнула я носом. Джейми вытащил из рукава носовой платок и протянул мне. На белом обтрепанном батисте в одном из уголков был криво вышит синими нитками инициал «П». Я не могла себе представить, откуда у него этот платок, но сейчас было неподходящее время для расспросов. Мы сидели на небольшой скамейке, и его колено находилось в паре дюймов от моего, однако Джейми ко мне больше не прикасался. Моё сердце забилось чаще. Он сказал, что любит меня, но это нисколько не означает, что предстоящее объяснение будет приятным. – Мне показалось, что Джон сказал мне, потому что был уверен, что ты мне всё расскажешь, – осторожно начал Джейми. – Я бы и рассказала, – тут же ответила я, вытирая нос. – Но я, пожалуй, подождала бы, пока ты придешь домой, примешь ванну и поешь. Если я что и знаю о мужчинах, так это то, что нельзя вываливать им такие новости на пустой желудок. Когда ты в последний раз ел? – Сегодня утром. Колбаски. Не уходи от темы. Его голос был ровным, но в глубине слышалось клокотание: как в кастрюле с закипающим молоком. Еще на один градус горячее – и молоко убежит и зальёт всю плиту. – Я всё понимаю, но я хочу... мне необходимо... знать, как всё произошло. – Ты понимаешь? – повторила я, не веря собственным ушам. Я надеялась на его понимание, но то, как он себя вёл, в корне расходилось с его словами. Руки у меня уже не были холодными: они вспотели, и я обхватила ими колени, нисколько не переживая, что пачкаю юбку. – Ну, мне это не нравится, – произнёс Джейми практически сквозь зубы. – Но я всё понимаю. – Неужели? – Да, – ответил он, пристально глядя на меня. – Вы оба думали, что я мёртв. И я знаю, какая ты, когда пьяная, Сассенах. Я залепила ему пощечину так быстро и так сильно, что, не успев уклониться, Джейми качнулся назад от удара. – Ты!.. Ты!.. – повторяла я, не в состоянии подобрать ничего подходящего, чтобы выплеснуть свою ярость. – Да как ты, чёрт побери, смеешь! Джейми осторожно дотронулся до щеки. Его губы дрогнули. – Я... э-э... я совсем не то хотел сказать, Сассенах, – проговорил он. – К тому же, не я ли здесь пострадавшая сторона? – Нет, не ты, чёрт возьми! – огрызнулась я. – Ты ушел и... и утонул, и оставил меня совсем... совсем одну среди шпионов и... и солдат, ещё и с детьми... – ты и Фергюс – вы оба негодяи! Оставили нас с Марсали на... на... От расстройства у меня так сдавило горло, что я не могла продолжать. Но будь я проклята, если расплачусь, если ещё хоть раз расплачусь перед ним. Джейми осторожно протянул руку и снова взял мою ладонь. Я не сопротивлялась и позволила ему привлечь меня ближе, настолько близко, что могла разглядеть его запылившуюся щетину, ощутить запах дорожной пыли и высохшего пота от его одежды, почувствовать исходящее от его тела тепло. Меня трясло, и вместо слов я издавала только какие-то всхлипывания. Не обращая на это внимание, Джейми переплёл наши пальцы, расправив мою ладонь, которую нежно поглаживал своим огрубевшим большим пальцем. – Я не хотел сказать, что ты пьяница, Сассенах, – примирительно начал он. – Я только имел в виду, что тобой всегда руководит твоё тело, Клэр. Приложив невероятные усилия, я всё же подобрала нужные слова. – То есть... ты хочешь сказать... что я падшая женщина?! Шлюха?! Потаскуха? Считаешь, что это звучит более лестно, чем пьяница?!! Джейми издал звук, похожий на смешок. Я попыталась выдернуть свою руку, но он не дал. – Я сказал именно то, что хотел, Сассенах, – он продолжал сжимать мою ладонь, а другую свою руку положил мне на предплечье, не давая встать. – Тобой руководит твоё тело. Разве не это делает тебя хирургом? – Я... ах... Злость мигом испарилась; надо было признать, что в чём-то он прав. – Возможно, – сухо сказала я, отводя взгляд. – Но не думаю, что ты имел в виду только это. – Нет, не только, – в его голосе снова послышалось легкое раздражение, но я не хотела встречаться с ним взглядом. – Послушай. Я упрямо молчала, но Джейми просто ждал. И мне было известно, что его не переупрямить, тренируйся я в этом хоть сто лет. Мне придётся выслушать всё, что бы он ни сказал, и рассказать ему всё, что бы он ни спросил, - нравится мне это или нет. – Слушаю, – произнесла я.
Дата: Воскресенье, 17.02.2019, 11:48 | Сообщение # 132
Король
Сообщений: 19994
Джейми вздохнул и немного расслабился, но по-прежнему крепко держал мою руку. – Я ложился с тобой в постель, по меньшей мере, тысячу раз, Сассенах, – тихо проговорил он. – Ты думаешь, я не замечал этого? – Не меньше двух или трех тысяч раз, – для большей точности поправила я, пристально разглядывая нож, который бросила на землю. – И нет, не думаю. – Что ж, я знаю, какова ты в постели. И я представляю... отлично представляю, – добавил он, на миг поджав губы, – как всё было. – Нет, ни черта ты не можешь представить! – горячо отозвалась я. Джейми типично по-шотландски с сомнением хмыкнул. – Могу, – произнёс он с осторожностью. – Когда я потерял тебя, тогда, после Каллодена, я знал, что ты не умерла, но от этого было только гораздо тяжелее, если хочешь знать! Настала моя очередь охнуть, но быстрым жестом я велела ему продолжать. – Я ведь рассказывал тебе о Мэри МакНаб? Как она пришла ко мне в пещеру? – Спустя много лет после произошедшего, – довольно холодно ответила я. – Но, да, в конце концов, ты всё-таки решился. Я взглянула на Джейми: – Разумеется, я не виню тебя за это... но я и не выспрашивала у тебя интимных подробностей. – Да, не выспрашивала, – признал он и потер переносицу костяшкой пальца. – Может ты не ревнива, а я ревную! – он замялся. – Но если бы ты спросила, я бы тебе рассказал, как всё было. Я смотрела на него и в сомнении покусывала губу – хочу ли я это знать? Ведь, если не хочу (а я до конца так и не определилась), не воспримет ли он мой отказ как доказательство того, что мне всё равно? И ещё я очень хорошо услышала это его краткое «я ревную». Глубоко вздохнув, я приняла условия сделки. – Расскажи мне, – сказала я. – Как всё было. Теперь Джейми отвел взгляд, и я видела, как дернулось его горло, когда он сглотнул. – Это было... нежно, – помедлив, тихо проговорил он. – И печально. – Печально? – переспросила я. – Но почему? Он не поднял глаз, а сидел разглядывал цветы и следя за полётом большого черного шмеля среди закрытых соцветий. – Мы оба оплакивали то, что потеряли, – сдвинув брови, задумчиво проговорил Джейми. – Она сказала, что хочет оживить тебя для меня, позволить мне... позволить представить, что она – это ты. Думаю, она это имела в виду... – Ну и как, получилось? – Нет. И тут он посмотрел на меня, и его взгляд пронзил, будто шпага соломенное пугало. – Такой, как ты, больше нет. Это прозвучало не как комплимент, а, скорее, как констатация факта, причём с оттенком обиды. Я пожала плечом. Что я могла на это ответить? – И? Джейми вздохнул и снова уставился на свои сцепленные руки. Он сжимал левой ладонью кисть более узкой правой, как бы напоминая себе о недостающем пальце. – Всё происходило тихо, – сказал он, обращаясь к своему большому пальцу. – Мы не разговаривали после того... как начали. Джейми закрыл глаза, и мне стало интересно, что он сейчас видит. Я удивилась, поняв, что испытываю лишь любопытство и еще, возможно, жалость к ним. Я видела ту пещеру, ту холодную гранитную могилу, в которой они занимались любовью, и помнила, каким отчаянным на тот момент было положение в Хайленде. Простое обещание капельки человеческого тепла... «Мы оба оплакивали то, что потеряли», – сказал он. – Это было всего один раз. И не продлилось долго. Я... У меня давно никого не было, – проговорил Джейми, и слабый румянец выступил на его скулах. – Но... Мне это было очень нужно. После она обняла меня, и... Это оказалось даже нужнее. Я уснул в её объятиях, а когда проснулся, она уже ушла. Но её тепло оставалось со мной. Долгое время, – очень тихо сказал он. Совершенно неожиданно я испытала укол ревности и, пытаясь её побороть, села чуть прямее и сцепила руки. Джейми это заметил и повернул ко мне голову. У него внутри бушевало пламя – и теперь рядом с ним сидела я, испытывавшая такие же чувства. – А как было у вас? – спросил он, сурово и пристально глядя на меня. – Без нежностей, – резко ответила я. – И без печали. Хотя она должна была быть. После того, как Джон пришёл в мою комнату и сказал, что не будет оплакивать тебя в одиночку, и мы поговорили, я встала и подошла к нему, ожидая... Хотя и ожиданием это не назовешь – не думаю, что я вообще тогда что-либо соображала... – Неужели? – Джейми был раздражен не меньше моего. – Вусмерть напилась, что ли? – Да, чёрт возьми, и я, и он! Я знала, о чем он думает. Джейми и не пытался этого скрыть. А я вдруг вспомнила, как мы сидели с ним в уголке одной таверны в Кросс-Крике, когда он неожиданно взял ладонями мое лицо и поцеловал, и теплая сладость вина перешла с его губ на мои. Я вскочила на ноги и хлопнула рукой по скамейке. – Да, вусмерть напилась! – повторила я в ярости. – Я напивалась каждый проклятый день с тех пор, как узнала, что ты погиб! Джейми очень глубоко вздохнул и уставился на свои руки, жестко сцепленные на коленях. И очень медленно выдохнул. – И что же он тебе дал? – То, что можно ударить, – сказала я. – По крайней мере, для начала. Джейми ошарашено посмотрел на меня. – Ты его ударила? – Нет, я ударила тебя, – огрызнулась я, и моя рука у бедра непроизвольно сжалась в кулак. Вспомнился тот первый, нанесенный по беззащитной плоти удар: слепой, яростный, переполненный моим горем. Как я покачнулась от отдачи, которая моментально уничтожила всю теплоту и душевность. Как, сбитую с ног, меня опрокинули на туалетный столик, придавив весом мужского тела, как схватили за запястья, и как я истошно кричала. Подробностей того, что было дальше, я не помнила, вернее, кое-что в памяти отпечаталось очень отчетливо, но каким образом и в какой последовательности всё происходило, я понятия не имела. «Как в тумане», говорят, когда невозможно объяснить постороннему мотивы своих поступков. – Мэри МакНаб, – бросила я. – Дала тебе... нежность, ты сказал. Видимо, есть название и для того, что дал мне Джон, но я пока об этом не думала. Мне требовалось слово, которое определило бы и передало суть. – Насилие, – сказала я. – В какой-то мере. Джейми напрягся и пристально взглянул на меня. Я знала, о чем он подумал, и покачала головой. – Нет. Я тогда ничего не чувствовала – намеренно, потому что не могла себе этого позволить. Джон мог – у него больше мужества, чем у меня. И он заставил меня чувствовать тоже. Поэтому я его и ударила. Я отказывалась что-либо чувствовать, а Джон сорвал пелену отрицания, шелуху мелких повседневных забот, которые поддерживали и заставляли меня как-то существовать. Его физическое присутствие сорвало повязки горя и показало, что было под ними – моя израненная и кровоточащая душа. Я ощутила, как влажный горячий воздух обволакивает горло и начинает зудеть кожа. Наконец-то слово нашлось. – Триаж (Triage (фр.) – медицинская сортировка пострадавших, исходя из нуждаемости в оказании помощи, – прим. пер.), – выпалила я. – Под своим онемением, я… истекала кровью. Сплошь живая рана. С содранной кожей. Когда занимаешься сортировкой больных... в первую очередь нужно остановить кровотечение. Это необходимо сделать, иначе пациент умрет. Он остановил его. Джон остановил его, нахлестнув свое собственное горе и ярость поверх моей кровоточащей раны. Две раны, прижатые друг к другу, всё ещё кровоточат, но больше нет пустой кровопотери, кровь перетекает из тела в тело, горячая, жгучая, нежеланная, но живая. Джейми пробормотал что-то себе под нос на гэльском, но я ни слова не разобрала. Он сидел, упираясь локтями в колени и придерживая руками склоненную голову, и громко вздыхал. Мгновение спустя присев рядом с ним, я тоже вздохнула. Цикады застрекотали громче, заглушая шум воды и шелест листьев, отдаваясь гулом в моем теле. – Чтоб его, – пробормотал наконец Джейми и выпрямился. Он выглядел встревоженным и рассерженным, но уже не на меня. – Джон, э-э... с ним ведь всё в порядке? – нерешительно спросила я. К моему удивлению и легкому беспокойству, губы Джейми слегка изогнулись. – Да. Ну, уверен, что да, – произнес он с некоторым сомнением, которое меня встревожило. – Что, чёрт возьми, ты с ним сделал? – спросила я, выпрямившись. Его губы на мгновение сжались. – Я ударил его, – сказал Джейми и, отведя взгляд, добавил. – Дважды. – Дважды? – в некотором шоке отозвалась я эхом. – Он ударил в ответ? – Нет, – коротко ответил Джейми. – Неужели, – я качнулась, глядя на него. Теперь, когда я более-менее успокоилась, то обратила внимание, что весь его вид говорил... О чем? О беспокойстве? О вине? – Почему ты его ударил? – спросила я, стараясь произнести это именно вопросительным тоном, а не с обвинением, но, очевидно, у меня ничего не вышло, потому что Джейми резко развернулся ко мне, словно ужаленный в задницу медведь. – Почему?! Ты еще спрашиваешь почему?! – Конечно, спрашиваю, – ответила я жёстко. – Что он сделал, что ты его ударил? Да еще дважды? Джейми был скор на расправу, но обычно ему требовалась причина. Он типично по-шотландски недовольно хмыкнул, ведь когда-то давным-давно он обещал быть со мной честным и пока не созрел для того, чтобы нарушить данное обещание. Джейми расправил плечи и прямо посмотрел мне в глаза. – Первый удар касается только его и меня. Давно я ему задолжал. – И что, ты врезал ему просто потому, что представился удобный случай? – сказала я, не решаясь напрямую спрашивать, что, чёрт возьми, означает это «касается только его и меня». – Я не сдержался, – ответил Джейми раздраженно. – Он кое-что сказал, и я его ударил. Никак это не прокомментировав, я шумно, чтобы он услышал, втянула носом воздух. Повисло долгое молчание, наполненное ожиданием и нарушаемое лишь журчанием реки. – Он сказал, что вы не занимались любовью друг с другом, – наконец пробурчал Джейми, опустив взгляд. – Нет, не занимались, – подтвердила я несколько удивленно. – Я же говорила. Мы оба... О! И тут он свирепо взглянул на меня. – О! – желчно передразнил Джейми. – Он сказал, вы оба трахали меня. – А, понятно, – пробормотала я. – Ну. Э-э-м. Да, так и было. Я потерла переносицу. – Понятно, – повторила я и подумала, что до меня действительно дошло. Джейми и Джона связывала давняя крепкая дружба, но я знала, что одним из удерживающих её столпов был категорический запрет любых намеков на сексуальное влечение Джона к Джейми. И если Джон настолько потерял выдержку, что выбил эту опору... – А второй раз? – спросила я, решив более не уточнять подробности первого. – А, ну, этот уже за тебя, – произнес Джейми, и его голос и лицо немного расслабились. – Я польщена, – как можно суше сказала я. – Но, не нужно было этого делать. – Что ж, согласен, – покраснев, признался Джейми. – Но я уже потерял самообладание и не смог взять себя в руки. Ifrinn (ад (гэльск.), – прим. пер.), – пробормотал он и, нагнувшись, поднял брошенный нож и с силой воткнул его в скамейку рядом с собой. Затем, закрыв глаза и плотно сжав губы, Джейми стал барабанить пальцами правой руки по ноге. Он не делал этого с тех пор, как я ампутировала его увечный неподвижный безымянный палец, и, увидев, что он делает это сейчас, я растерялась. Неожиданно для меня прояснилась вся истинная сложность ситуации. – Скажи мне, – мой голос прозвучал, ничуть не громче стрёкота цикад. – Скажи, о чем ты думаешь. – О Джоне Грее. О Хилуотере. Джейми с раздражением глубоко вздохнул и открыл глаза, но на меня не посмотрел. – Там я справился. Я ничего не чувствовал, как ты выразилась. Полагаю, я тоже бы напивался, если бы мог себе это позволить. Его рот искривился, и он стиснул правую ладонь в кулак. Джейми не мог этого сделать на протяжении тридцати лет и сейчас с удивлением смотрел на свою руку. Разжав пальцы, он положил ладонь на колено. – Я справился, – повторил он. – Но потом была Джинива... Я же рассказывал тебе, как было дело, не так ли? – Да. Джейми вздохнул. – А потом появился Уильям. Когда Джинива умерла, – и всё по моей вине – это было как нож в сердце, а потом Уильям... Линия его рта смягчилась. – Ребенок вскрыл меня, Сассенах. Он вывернул мне нутро наизнанку. Я накрыла ладонью руку Джейми, а он перевернул её, и наши пальцы переплелись. – А этот чертов английский содомит перевязал мою рану своей дружбой, – проговорил он так тихо, что за плеском реки я едва его расслышала. Джейми снова вздохнул и резко с шумом выдохнул. – Нет, я не убил его. Не знаю, радоваться этому или нет... Но я его не убил. Я расслабленно выдохнула, отпустив удерживаемое дыхание, и прижалась к Джейми. – Я так и знала. Я рада. Сгустившийся туман превратился в серо-стальные облака, которые с громовыми раскатами целеустремленно ползли вверх по реке. Я глотнула насыщенный озоном воздух, наполнив легкие, а со следующим вздохом ощутила запах кожи Джейми. Я учуяла первобытного самца, очень аппетитного самого по себе, но и вдобавок приобретшего довольно необычный – хотя и пикантный – аромат, с привкусом колбасы, тяжелого едкого капустного духа и... да, горчицы, сдобренной ещё чем-то острым. Я вновь принюхалась, подавляя желание лизнуть Джейми. – Ты пахнешь, как... – Большая тарелка шукрута (Шукрут – гарнир из квашеной капусты, сопровождающий какое-либо мясо, колбасные изделия или картофель, – прим. пер.), – перебил он, слегка морщась. – Погоди, я умоюсь. Он хотел встать и пойти к реке, но я ухватила его за руку. Джейми мгновение смотрел на меня, а потом, сделав глубокий вдох, неспешно потянулся ко мне в ответ и прижал к себе. Я не сопротивлялась. По правде говоря, мои руки инстинктивно обхватили его, и мы оба синхронно выдохнули, обнявшись с абсолютным облегчением. Я сидела бы так целую вечность, вдыхая его мускусный, пропыленный, капустный аромат и слушая биение сердца под моим ухом. Всё сказанное, всё произошедшее висело над нами, как облако несчастий из ящика Пандоры, но в этот самый момент для нас не существовало ничего, кроме друг друга. Через некоторое время рука Джейми шевельнулась, заправляя выбившиеся влажные локоны мне за ухо. Он откашлялся и, выпрямляясь, немного сдвинулся – мне пришлось нехотя отстраниться, хотя руку с его бедра я не убрала. – Я хочу кое-что сказать, – произнес Джейми таким тоном, словно делал официальное заявление в суде. Мое сердце, успокоенное его объятьями, снова затрепетало от волнения. – Что? Это прозвучало так испуганно, что Джейми рассмеялся – коротеньким, словно выдох, смешком, но это, и правда, был смех, и я снова смогла дышать. Джейми крепко стиснул мою руку и держал её, глядя мне в глаза. – Я не говорю, что мне всё равно, потому что это не так. И не обещаю, что не буду потом из-за всего этого беситься, потому что, скорее всего, буду. Но я хочу сказать, что ни в этой жизни, ни в следующей, ничто не отнимет тебя у меня или меня у тебя. Джейми выгнул одну бровь. – Есть возражения? – О нет! – выпалила я. Джейми снова вздохнул, и его плечи на долю дюйма опустились. – Что ж, это хорошо, потому что если ты возражаешь, ничего хорошего тебя не ждёт. Всего лишь один вопрос, – продолжил он. – Ты мне жена? – Конечно, жена, – сказал я в полном недоумении. – Как я могу ей не быть? Тут лицо Джейми изменилось, он глубоко вздохнул и обнял меня. Я крепко стиснула его в объятьях, и мы дружно выдохнули. Джейми склонился надо мной, целуя в волосы, а я, уткнувшись ему в плечо, открытым ртом приникла к расстегнутому вороту его рубашки. От испытанного нами облегчения ноги перестали слушаться, и мы, вцепившись друг в друга, опустились на колени в свежевскопанную землю, прорастая в неё корнями, словно дерево, у которого было множество ветвей и потеряна вся листва, но оно имело один единый могучий ствол. Начали падать первые капли дождя.
СЕЙЧАС ЛИЦО ДЖЕЙМИ было открыто, а глаза – прозрачно-голубые и безмятежные, по крайней мере, на данный момент. – Где здесь можно найти кровать? Мне необходимо быть раздетым с тобой. Я полностью разделяла это предложение, но вопрос застал меня врасплох. Безусловно, мы не могли отправиться к Джону домой, – по крайней мере, не для того, чтобы заняться там любовью. Пусть даже сам Джон не имел никакого права возражать, но мысль о том, что скажет миссис Фиг, если я заявлюсь в дом с огромным шотландцем и сразу же поднимусь с ним по лестнице в свою спальню... А еще там Дженни... С другой стороны, как бы мне ни приспичило, я совершенно не желала оказаться голой с Джейми среди лютиков, где нас в любой момент могли бы прервать Бартрамы, шмели или дождь. – В гостинице? – предложила я. – А есть такая, где тебя не знали бы? Какая-нибудь приличная? Я нахмурилась, пытаясь припомнить хоть одну. Определенно, это не будет «Королевский герб». Тогда... Но знала я лишь пару заведений, где Марсали покупала эль или хлеб, и конечно же, там все знали меня, как леди Джон Грей. Не то чтобы самому Джейми всё ещё нужно было избегать внимания, но его якобы «смерть» и мой брак с Джоном являлись предметом огромного общественного интереса, поскольку «это же такая трагедия». И по той же причине на каждом углу начнут судачить, что якобы умерший полковник Фрейзер неожиданно восстал из мертвых, чтобы вернуть свою жену, и это известие затмит даже новость о выводе британской армии из города. Мне тут же вспомнилась наша брачная ночь, прошедшая в непосредственной близости с толпой вдрызг пьяных горцев, и я представила себе повторение этого опыта с любопытными комментариями со стороны обычных постояльцев. Я взглянула на реку, размышляя, неужели, в конце концов, нет ни одного нормального куста, под которым можно уединиться? Но уже вечерело, было пасмурно, а мошки и комары роились под деревьями маленькими кровожадными облачками. Джейми внезапно склонился и подхватил меня на руки. – Я найду нам место.
С ГРОХОТОМ ДЖЕЙМИ пинком открыл деревянную дверь нового сарая для саженцев, и внезапно мы оказались в темноте, расчерченной полосками света и пахнущей прогретыми солнцем досками, землей, водой, влажной глиной и растениями. – Что, прямо здесь? Было совершенно очевидно, что Джейми искал уединения не для дальнейших расспросов, болтовни или упреков. Поэтому, собственно говоря, мой вопрос оказался чисто риторическим. Он поставил меня на ноги, развернул и начал развязывать шнуровку. Я ощущала на своей обнаженной шее его дыхание, от которого шевелились тонкие волоски. – Ты… – начала было я, но меня прервал резкий: «Ш-ш-ш». Замолчав, я расслышала то, что услышал Джейми – Бартрамы разговаривали друг с другом. Но они были достаточно далеко, как мне показалось, на заднем крыльце дома, отгороженного от речной дорожки густой живой изгородью из английских тисов. – Не думаю, что они нас слышат, – сказала я, хотя и перешла на шепот. – Я закончил с разговорами, – прошептал Джейми и, подавшись вперед, нежно сомкнул зубы сзади на моей беззащитной шее. – Ш-ш-ш, – повторил он, но уже мягче. Хотя на самом деле я ничего не сказала, а писк, который у меня вырвался, был такой тоненький, что на него обратила бы внимание лишь прошмыгнувшая мимо летучая мышь. Я резко выдохнула через нос и услышала, как Джейми гортанно усмехнулся. Шнуровка корсета ослабла, и прохладный воздух проник через влажный муслин моей сорочки. Одна рука Джейми занялась завязками моих нижних юбок, а другой рукой он потянулся, обнимая меня, и нежно приподнял одну грудь, тяжелую и свободную, потерев большим пальцем сосок, твердый и круглый, как вишневая косточка. Я издала еще один звук, – на этот раз низкий и грудной. Я смутно подумала, как удачно, что Джейми оказался левшой, поскольку именно эта рука ловко развязывала тесемки моих юбок. Они шурша свалились в кучу у моих ног, и тот момент, когда рука Джейми отпустила мою грудь, и он задрал мне до ушей нижнюю рубашку, я неожиданно представила молодого мистера Бартрама, которому вдруг срочно понадобился горшок с рассадой розмарина. От шока он, наверное, не умер бы, но... – Какая разница, за что быть повешенным: за овцу или за ягненка, – проговорил Джейми, очевидно, прочитав мои мысли, когда я повернулась, прикрывая свои самые интимные места, как Венера Боттичелли. – А я хочу тебя голой. Он ухмыльнулся, сорвав с себя заляпанную грязью рубашку (сюртук он скинул еще тогда, когда поставил меня на ноги) и, не тратя времени на расстегивание, стащил с себя штаны. Джейми это удалось, потому что он был очень худой – бриджи висели на его бедрах, едва не падая сами по себе, и я увидела под кожей выступающие ребра, когда он наклонился, чтобы стянуть чулки. Джейми выпрямился, и я положила руку ему на грудь. Он был влажным и теплым, а от моего прикосновения его кожа покрылась мурашками и рыжие волоски встали дыбом. Я чувствовала его горячий аромат нетерпения, который перебивал даже спёртую землистую духоту сарая и впитавшийся запах капусты. – Не так быстро, – прошептала я. Он вопросительно, типично по-шотландски хмыкнул, потянувшись ко мне, а я впилась пальцами в его грудные мышцы. – Сначала я хочу поцелуй. Джейми прижался губами к моему уху, а руками крепко стиснул мой зад. – Думаешь, ты вправе сейчас чего-то требовать? – прошептал он, усиливая хватку. Я уловила легкую колкость. – Да, чёрт побери, вправе, – сказала я и переместила хватку кое-куда пониже, подумав, что его вскрик вряд ли привлечёт летучих мышей. Сцепившись и упиваясь дыханием друг друга, мы стояли лицом к лицу настолько близко, что различали мельчайшие нюансы мимики даже в полумраке. Я видела серьезность, прикрытую смехом, и сомнение под бравадой. – Я твоя жена, – прошептала я, прикасаясь губами к его губам. – Я знаю, – произнес он очень нежно и поцеловал меня. Нежно. Джейми закрыл глаза и провел губами по моему лицу, не столько целуя, сколько ощущая контуры скул и бровей, подбородка и нежной кожи за ушком, пытаясь узнать меня снова посредством кожи и дыхания, узнать меня до крови и костей, до самого сердца, что билось внутри. Я тихонько застонала и попыталась губами отыскать его губы, прижимаясь к нему. Наши обнаженные тела были холодные и влажные, волосы нежно терлись, а его прекрасная твердость перекатывалась между нами. Однако Джейми не позволил себя поцеловать. Его рука, обхватив мой затылок, вцепилась мне в волосы у основания шеи, а другая рука решила поиграть в жмурки. Раздался грохот: я врезалась в скамейку, заставив завибрировать стоящий на ней поднос с миниатюрными горшочками рассады – пряные листья сладкого базилика задрожали от столкновения. Джейми отодвинул рукой поднос, после чего, подхватив меня под локти, поднял на скамью. – Сейчас, – сказал он, едва дыша. – Я должен взять тебя сейчас. И он взял, и меня перестало заботить, есть занозы на скамейке или нет. Я обхватила Джейми ногами, а он уложил меня на спину и, упершись руками в скамью, склонился надо мной со стоном, который был на грани блаженства и боли. Он плавно толкнулся внутри меня, и я задохнулась. Постукивание дождевых капель по жестяной крыше сарая сменилось гулким грохотом, заглушающим все мои звуки. «Что как нельзя кстати», – смутно подумала я. Воздух остыл, но был наполнен влагой, отчего наша кожа стала скользкой, а там, где плоть соприкасалась с плотью, по ней разливалось тепло. Джейми двигался нарочито медленно, и я в нетерпении выгнула спину. В ответ он взял меня за плечи, склонился ниже и легонько поцеловал, практически не двигаясь. – Я не стану этого делать, – прошептал Джейми, и крепко стиснул меня, когда я воспротивилась ему, тщетно пытаясь вызвать его неистовый отклик, который так жаждала, который был мне необходим. – Не станешь делать что? – задыхалась я. – Не стану наказывать тебя, – произнёс Джейми так тихо, что я едва расслышала, хотя и была к нему очень близко. – Я не буду этого делать, слышишь? – Я, чёрт побери, не хочу, чтоб ты меня наказывал, мерзавец. Я закряхтела от усилия и мои плечевые суставы заскрипели, когда я попыталась высвободиться из его хватки. – Я хочу, чтобы ты... Боже! Ты знаешь, чего я хочу! – Да, знаю. Его рука убралась с моего плеча и обхватила под ягодицей, касаясь растянутой и скользкой плоти нашего соединения. Я тихонько покорно застонала, и мои колени ослабли. Джейми отстранился, чтобы снова войти в меня довольно резко, и я пронзительно вскрикнула от облегчения. – Позови меня в свою постель, – задыхаясь, проговорил он, удерживая меня за предплечья. – И я приду к тебе. И, если честно, я приду в любом случае, – позовешь ты или нет. Но помни, Сассенах, я твой мужчина, и я обслужу тебя так, как захочу. – Давай, – сказала я. – Пожалуйста, давай! Джейми, я так тебя хочу! Он обеими руками стиснул мой зад, сильно, до синяков, и я выгнулась, хватаясь и соскальзывая руками по его потной коже. – Боже, Клэр, ты нужна мне! Дождь грохотал по жестяной крыше, и где-то рядом ударила бело-голубая молния, наполнив воздух озоном. Мы двигались вместе, ослепленные и задыхающиеся, и гром перекатывался по нашим костям.
Дата: Воскресенье, 17.02.2019, 11:51 | Сообщение # 133
Король
Сообщений: 19994
Глава 25. ДАЙТЕ МНЕ СВОБОДУ... (с) Перевод Анастасии Сикунды и Елены Котовой
Флаг США образца 1776-1795 годов
ДАЙТЕ МНЕ СВОБОДУ*... [*«Дайте мне свободу или дайте мне умереть» (англ. Give me liberty or give me death) – завершающие слова из речи, с которой в 1775 году в парламенте Вирджинии выступил активный борец за независимость американских колоний, фермер, юрист, а впоследствии, государственный деятель Патрик Генри. Пламенная речь сделала Генри широко известным, а финальная фраза из нее стала классической.– прим. перев.]
И НА ИСХОДЕ ДНЯ (третьего, с тех пор как лорд Джон Уильям Бертрам Армстронг Грей покинул свой дом) он снова стал свободным человеком – с сытым желудком, кружащейся головой, кое-как починенным мушкетом и до боли натертыми запястьями. Он стоял, подняв правую руку, перед преподобным Пелегом Вудсвортом и вслед за ним произносил: «Я, Бертрам Армстронг, присягаю на верность Соединенным Штатам Америки. Клянусь честно и преданно служить им против любых их врагов и противников, а также выполнять распоряжения Континентального конгресса и подчиняться приказам генералов и вышестоящих офицеров». «Черт возьми, – подумал Грей. – И что же дальше?»
Дата: Воскресенье, 17.02.2019, 11:57 | Сообщение # 134
Король
Сообщений: 19994
ЧАСТЬ ВТОРАЯ А тем временем на ранчо...
А тем временем на ранчо… [выражение из вестернов и телесериалов о жизни ковбоев; впервые появилось в качестве субтитров немого кино; впоследствии превратилось в клише и используется для обозначения кардинальной смены темы повествования – прим. перев.]
Глава 26. ШАГ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ
(с) Перевод Натальи Ромодиной, Елены Карпухиной и Екатерины Пискаревой
Сильвия Пелиссеро "Женщина"
30 октября 1980 г. Крейг-на-Дун МЕЖДУ ЛОПАТКАМИ НА РУБАШКЕ Уильяма Баккли проступило тёмное пятно. Было прохладно, но от крутого подъёма на холм Крейг-на-Дун, а тем более от мысли, что там ожидает, кого угодно бросило бы в пот. – Тебе не обязательно идти, – сказал Роджер в спину Баккли. – Отвали! – бросил прапрапрапрапрадед. Но Бак говорил рассеянно: как и у Роджера, всё его внимание было приковано к далёкой вершине холма. Даже отсюда Роджер слышал камни. Низкое приглушённое гудение, похожее на гул роя разъярённых пчёл. Он чувствовал, как звук, перемещаясь, вползает ему под кожу. Роджер яростно поскрёб локоть, будто так мог избавиться от этого ощущения. – Драгоценности при тебе? Остановившись и ухватившись одной рукой за молодую берёзку, Бак оглянулся через плечо. – Да, – коротко подтвердил Роджер. – Хочешь свои забрать сейчас? Бак покачал головой и тыльной стороной ладони отбросил со лба спутанные светлые волосы. – Успеется, – сказал он и продолжил подъём. Роджер знал, что бриллианты у него (как и то, что Баку об этом тоже известно), но всё равно сунул руку в карман. Два неровных куска металла звякнули друг о друга: ножницами для разделки птицы Брианна разрезала пополам старинную брошь, усыпанную мелкой крошкой бриллиантов. Роджер молил Бога, чтобы этого хватило. Если же не хватит... Было всего-навсего прохладно, но дрожь пробрала Роджера до костей. Он проходил сквозь камни дважды, – нет, трижды, если считать первую попытку, которая чуть не убила его. И с каждым разом становилось всё хуже. Тогда, в последний раз на Окракоке, он думал, что переход не получится: его разум и тело рассыпàлись на мелкие части в таком месте, которое само по себе не было ни местом, ни переходом. Только то, что у него на руках был сын, заставило тогда Роджера выдержать, пройти сквозь камни. И только необходимость найти Джема сейчас могла вынудить его сделать это снова.
Гидротехнический туннель под дамбой Лох-Эррочти ДЖЕМ, ДОЛЖНО БЫТЬ, подъезжал к концу туннеля. Мальчик мог судить об этом по потоку воздуха, бьющему в лицо. Всё, что он видел, – красный огонёк на приборной панели локомотива. «Интересно, – подумал Джем, – в поезде это тоже называется приборной панелью?» Не хотелось, чтобы поезд останавливался: остановка означала, что придётся выйти из кабины в темноту. Но иного выбора не было: рельсы заканчивались. Он чуть оттянул назад рычаг, заставлявший поезд двигаться, и ход замедлился. Ещё. Ещё немного, и рычаг со щелчком скользнул в какую-то выемку, а локомотив, чуть вздрогнув, остановился. От толчка Джем пошатнулся и ухватился за край кабины. Во время движения мотор электропоезда работал неслышно, но колёса стучали по рельсам, и всё скрипело и лязгало. Поезд встал – все звуки смолкли. Стало по-настоящему тихо. – Эй! – громко позвал Джем, потому что ему не хотелось слушать стук собственного сердца. Отозвалось эхо, и мальчик испуганно посмотрел вверх. Мама говорила, что туннель на самом деле высокий, больше тридцати футов, но он забыл об этом. Ему стало не по себе при мысли об огромной невидимой пустоте над ним. Он сглотнул и сошёл с крошечного локомотива, придерживаясь одной рукой за раму. – Эй! – повторил он в невидимый потолок. – Есть здесь летучие мыши?! Молчание. Джем всё же надеялся, что они тут. Их-то он не боялся: в старой башне жили летучие мыши, и ему нравилось сидеть и наблюдать, как летними вечерами они улетали охотиться. Но здесь он был один. Не считая темноты. У него вспотели ладони. Отпустив металлическую кабину, он вытер обе руки о джинсы. Теперь он слышал и своё дыхание. – Дерьмо, – едва слышно прошептал Джем. Почувствовав себя лучше, он повторил это снова. Наверное, вместо этого следовало бы помолиться, но пока ему не хотелось. Мама говорила, что здесь есть дверь. В конце туннеля. Она ведёт в зал техобслуживания, куда поднимают большие турбины с дамбы, если их надо починить. А если дверь заперта? Внезапно Джем понял, что отошёл от поезда и не знает, стоит ли он лицом к концу туннеля или к началу, откуда приехал. В панике он заметался туда-сюда, раскинув руки в поисках поезда. Споткнувшись о рельс, он растянулся на земле и секунду лежал, повторяя: «Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо!» Джем ободрал обе коленки и ладонь, но в остальном остался цел и теперь знал, где рельсы. Если он пойдёт вдоль них, то не заблудится. Он встал, вытер нос и, шаркая ногами, медленно пошёл вперёд, каждые несколько шагов пиная рельсы, чтобы убедиться, что они рядом. Джем решил, что находится перед остановившимся поездом, так что было неважно, куда идти: он найдёт либо поезд, либо конец туннеля. А значит, и дверь. Если она закрыта, то, может быть... И тут будто разряд электричества прошил его насквозь. Дыхание перехватило, он упал навзничь. Единственное, что пришло ему в голову, – что кто-то ударил его световым мечом, как у Люка Скайуокера [персонаж «Звёздных войн», первый фильм которых вышел в 1977 году – прим. перев.], и на минуту Джему даже показалось, что, возможно, ему отсекли голову. Тела он не чувствовал, только представлял себе, как оно лежит в темноте, истекая кровью, а его голова, оставшаяся прямо там, на рельсах, тела не видит и даже не догадывается, что существует уже отдельно от него. Пытаясь крикнуть, Джем издал какое-то сипение. Но живот напрягся – мальчик почувствовал, п о ч у в с т в о в а л это движение, – и тут ему пришло на ум, что можно помолиться. Он смог прошептать: «Deo... gratias!» [«Слава Богу!» – латинск., – прим. перев.] Так говорил дедушка, рассказывая о сражении или убийстве животных. Сейчас был не совсем такой случай, но эти слова всё равно показались Джему подходящими. Теперь он снова ощущал себя целым, но всё-таки сел и схватился за шею, просто чтобы убедиться, что голова по-прежнему на месте. Его кожа дёргалась самым странным образом. Как шкура у лошади при укусе слепня, но по всей поверхности. Сглотнув, Джемми ощутил во рту вкус леденцов в серебряной глазури и снова с трудом вздохнул, теперь понимая, чтó его ударило. Отчасти. Это было не совсем похоже на то, что случилось, когда они все вместе вошли в камни на Окракоке. Всего минуту назад он сидел на руках у отца, а в следующую минуту – будто рассыпался на маленькие юркие кусочки вроде разлитой ртути в медицинском кабинете бабушки. Потом он снова собрался воедино, и папа по-прежнему прижимал его к себе так крепко, что трудно было дышать, и Джем испугался, услышав, как рыдает отец, и во рту появился странный привкус, а его маленькие кусочки продолжали ёрзать, стараясь вырваться наружу, но кожа держала их в ловушке... Да. Именно от этого подёргивалась сейчас кожа. Джему стало легче дышать, когда он понял, в чём дело. Значит, все в порядке. С ним всё в порядке. Это прекратится. Оно уже прекращалось: чувство подёргивания исчезало. Джема ещё трясло, но он встал. Осторожно, ведь он не знал, где «это» находилось. Подождите... Он знал. Знал наверняка. – Вот странно, – произнёс он, не замечая, что говорит вслух: ведь темнота его больше не пугала. Теперь это было не важно. Джем не то чтобы видел «это», не глазами уж точно. Он прищурился, пытаясь понять, как он это видит, но слóва для того, как он ощущает, подобрать не получалось. Похоже на слух, или обоняние, или осязание, хотя на самом деле ни то, ни другое, не третье. Но где это было, он понимал. Прямо там, что-то вроде... вибрации... в воздухе, и, когда мальчик вгляделся, где-то в глубине сознания возникло нечто красивое и искрящееся, как лучи солнца на поверхности моря или свет свечи, проходящий сквозь рубин, но Джем знал, что на самом деле он ничего подобного не видит. Он мог сказать, что «это» разлилось по всему тоннелю и поднималось вверх, до самого потолка. Но оно было совсем неплотным, неосязаемым, как воздух. Джем решил, что именно потому «это» и не поглотило его, в отличие от камней на Окракоке. По крайней мере... он думал, что нет, и на мгновение испугался, а не очутился ли он в другом времени. Но потом понял, что нет. Теперь, когда кожу перестало дёргать, и он, и тоннель казались прежними. Когда же они проходили сквозь камни на Окракоке, Джем сразу понял, как всё изменилось. Он постоял там с минуту, просто оглядываясь и размышляя, потом потряс головой и повернулся кругом, нащупывая ногой рельсы. Он не собирался проходить через «это», ни в коем случае. Оставалось только надеяться, что дверь не заперта.
Кабинет лэрда Поместье Лаллиброх ЛАДОНЬ БРИАННЫ СОМКНУЛАСЬ вокруг ножа для писем, но, приняв в расчёт расстояние между ней и Робом Кэмероном, письменный стол, стоящий у неё на пути, и хрупкость деревянного лезвия, Бри нехотя заключила, что прикончить ублюдка ей не удастся. Пока. – Где мой сын? – С ним всё в порядке. Брианна внезапно встала, и от неожиданности Роб слегка дёрнулся. Его лицо вспыхнуло и ожесточилось. – Лучше бы, чёрт побери, ему быть в порядке, – рявкнула она. – Я спрашиваю: где он? – О, нет, цыпочка, – Роб покачивался на каблуках, прикидываясь беспечным. – Так мы играть не будем. Не сегодня. Господи, ну, почему бы Роджеру не хранить в ящике стола молоток, зубило или что-нибудь полезное? Он что, надеялся, что она сошьёт этого козла скрепками? Положив обе ладони на стол, Бри сдерживалась, чтобы не перескочить через преграду и не вцепиться подонку в горло. – Я не играю, – процедила она сквозь зубы. – И ты тоже. Где Джемми? Длинный палец Роба нацелился на Бри. – Вы тут больше не начальник, миссис МакКензи. Теперь командую я. – О, ты правда так думаешь? – спросила она как можно мягче. Её мысли текли, будто песчинки в часах, – скользящий поток из «что если», «как», «а может», «нет», «да»... – Да. – Покраснев ещё сильнее, Роб облизнулся. – Сейчас ты узнаешь, каково это – быть снизу, цыпочка. Глаза Кэмерона горели, а волосы были так коротко подстрижены, что Брианна видела бисеринки пота, блестевшие у него над ушами. Может, он чем-то накачался? Вряд ли. На нём были спортивные штаны, и его пальцы непроизвольно дёрнулись, когда спереди начал набухать заметный бугор. От этого зрелища Брианна сжала губы. «Держи карман шире, приятель». Она старалась не выпускать Кэмерона из виду, не позволяя ему отвести взгляда. Она не думала, что Роб вооружён, хотя в карманах куртки у него что-то было. Он действительно думал, что без наручников и кувалды сможет заставить её заниматься с ним сексом? Кэмерон покрутил пальцем, указывая на пол перед собой. – Иди-ка сюда, цыпочка, – негромко сказал он. – И сними джинсы. Неплохо бы тебе узнать, каково это, когда тебя регулярно долбят в задницу. Ты делала это со мной месяцами. А теперь мой черёд. Справедливо? Очень медленно Брианна обошла вокруг стола, но остановилась довольно далеко от Кэмерона, чтобы тот до неё не дотянулся. Ледяными пальцами она нащупала кнопку на ширинке, не желая смотреть вниз, не желая оторвать от Роба взгляда. Биение сердца так гулко отдавалось в ушах, что Брианна едва слышала тяжёлое его дыхание. Когда она спустила джинсы с бёдер, Роб на миг невольно высунул кончик языка и сглотнул. – Трусики тоже, – с трудом выдавил он. – Снимай. – Не слишком часто приходится насиловать, да? – грубо спросила она, переступая через упавшие джинсы. – Куда-то торопишься? Брианна наклонилась и подобрала тяжёлые джинсовые брюки, встряхнув, расправила штанины и повернулась, делая вид, что кладёт их на стол. Потом, вцепившись в низ джинсов, с разворота изо всех сил хлестнула ими мерзавца по голове. Тяжёлая ткань с молнией и латунной кнопкой на поясе ударила его прямо в лицо, и Роб отпрянул, вскрикнув от удивления и ухватившись за джинсы. Бри мгновенно отпустила их, прыгнула на стол, а оттуда – на Роба, толкнув его плечом. Грохот от их совместного падения сотряс деревянный пол, но Брианна приземлилась сверху. Саданув Роба коленом в живот, она схватила его за уши и изо всех сил ударила головой об пол. Вскрикнув от боли, мужчина потянулся к её запястьям. Она сразу отпустила его уши и, откинувшись назад, вцепилась ему в промежность. Если бы получилось как следует ухватить его через мягкую ткань за яички, то она расплющила бы их. Как бы то ни было, ей удалось сдавить их, ненадолго, но достаточно сильно, чтобы он завопил и забился в конвульсиях, почти сбросив её с себя. Бри не одержала бы верх в рукопашной, поэтому не могла позволить Робу ударить её. Она неловко вскочила на ноги, дико оглядывая кабинет в поисках чего-нибудь тяжёлого, чтобы врезать Кэмерону. Схватив деревянную шкатулку с письмами, Брианна обрушила её на голову начавшего подниматься Роба. Тот не упал, но ошеломлённо затряс головой под лавиной писем, а Бри, стиснув зубы, что есть мочи пнула его в челюсть. Роб был мокрым от пота, и удар получился скользящим, но всё равно ему досталось. Ей тоже было больно. Ударив изо всех сил пяткой, она почувствовала взрыв боли в середине ступни: там что-то порвалось или сломалось. Но это было неважно. Стараясь прийти в себя, Кэмерон яростно потряс головой. На четвереньках он подполз и потянулся, чтобы схватить Бри за ногу. Прижавшись спиной к столу, она с пронзительным криком ударила Роба коленом в лицо и, вывернувшись из его хватки, сильно прихрамывая, побежала в холл. В прихожей висело оружие: стены были украшены несколькими маленькими круглыми щитами и палашами. Но все они висели высоко, чтобы не достали дети. Хотя там имелось кое-что получше, и совсем близко. Сунув руку за вешалку, Брианна схватила крикетную биту Джема. «Нельзя его убивать, – непрерывно повторяла она про себя, слегка удивляясь, что мозг всё ещё работает. – Не убивай его. Пока. Пока он не скажет, где Джемми». – Грёбаная... сука! Он едва не настиг её, задыхаясь и захлёбываясь кровью, хлещущей из носа. От крови, стекавшей со лба, Кэмерон почти ослеп. – Порву, мать твою! Уделаю по самое... – Caisteal DOOON! [«Замок Доуни», гэльск., боевой клич Фрейзеров из Ловата – прим. перев.] – взревела Брианна и, выступив из-за вешалки, махнула битой как косой – удар пришелся Кэмерону по рёбрам. Схватившись за живот, Кэмерон с бульканьем сложился пополам. Набрав побольше воздуха, Брианна взмахнула битой как можно выше и со всей силы опустила её ему на макушку. Отдача от удара прокатилась через руки к плечам. Выронив биту, с глухим стуком упавшую на пол, Брианна стояла, задыхаясь, дрожа и обливаясь потом. – Мамочка? – У подножия лестницы послышался тонкий дрожащий голосок. – Почему ты без фтанов, мамочка?
ЕЁ ПЕРВОЙ ОТЧЁТЛИВОЙ МЫСЛЬЮ было: «Спасибо тебе, Господи, за инстинкт». Брианна пересекла прихожую, подхватила Мэнди на руки и, успокаивая, похлопывала девочку, прежде чем решила, что предпринять дальше. – Штаны? – переспросила она, не спуская глаз с обмякшей фигуры Роба Кэмерона. Он не шевельнулся с тех пор, как упал, но Брианна не думала, что убила его. Надо предпринять более надёжные меры, чтобы обезвредить Роба, и быстро. – О, штаны. Я как раз собиралась ложиться спать, когда пришёл этот плохой дядя. – О. – Мэнди свесилась с её рук, разглядывая Кэмерона. – Это мифтей Воб? Он гвабитель? Он пвахой? – И то, и другое, – нарочито небрежно ответила Брианна. Когда Мэнди волновалась или расстраивалась, она плохо выговаривала звуки. Но малышка, казалось, достаточно быстро оправилась от шока, увидев, как посреди холла мать, одетая только в футболку и трусики, огрела грабителя по голове. За это Брианне захотелось отдавить Кэмерону яйца, но она быстро одумалась. Пока не время. Мэнди обхватила её за шею, но Брианна решительно поставила дочь на лестницу. – Мамочка хочет, чтобы ты осталась здесь, a ghraidh [любимая – гэльск., – прим. перев.]. Надо найти для мистера Роба надёжное место, где он не сможет сделать ничего плохого. – Нет! – крикнула Мэнди, увидев, что мать направляется к поверженному Кэмерону, но Брианна махнула ей, надеясь, что этот жест успокоит девочку, подобрала для подстраховки крикетную биту и осторожно ткнула пленника в ребра большим пальцем ноги. Тело покачнулось, но Роб не пошевелился. Брианна обошла его и, встав сзади, на всякий случай грубо ткнула ему битой меж ягодиц, отчего Мэнди захихикала. Кэмерон не шелохнулся, и впервые за время, которое показалось часами, Брианна глубоко вздохнула. Вернувшись к лестнице, она передала Мэнди биту и улыбнулась ей, заправив прядь потных волос за ухо. – Хорошо. Давай-ка засунем мистера Роба в убежище священника. Пойди, открой дверь мамочке, хорошо? – Можно его стукнуть? – с надеждой спросила Мэнди, сжимая биту. – Не стоит, дорогая. Просто открой дверь. Большой рулон сантехнической клейкой ленты [лента из ткани, ламинированной полиэтиленом, или же из полиэтилена, армированного стекловолокнами, – прим. перев.] был под рукой – в рабочей сумке на вешалке. Брианна связала щиколотки и запястья Кэмерона, по дюжине раз обмотав их лентой, потом нагнулась и, схватив его за лодыжки, потащила к обитой сукном маятниковой двери [дверь, которая распахивается в обе стороны – прим. перев.] в дальнем конце холла, отделявшем кухню от остальной части дома. Когда Брианна с трудом обошла большой кухонный стол, Роб зашевелился, и она бросила его ноги. – Мэнди, – позвала она, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее. – Нам с мистером Робом надо поговорить по-взрослому. Дай мне биту, иди прямо в прихожую и жди меня там. Хорошо? – Мамочка… Мэнди отпрянула к шкафчику под раковиной, уставившись широко распахнутыми глазами на стонущего Кэмерона. – Иди, Мэнди. Прямо сейчас. Мамочка придёт раньше, чем ты сосчитаешь до ста. Ну, начинай считать! Один… два… три… Она встала между Кэмероном и Мэнди, размахивая в такт свободной рукой. Мэнди неохотно послушалась, бормоча: «Четыре... пять... шесть... семь...», – и исчезла за задней дверью кухни. Плита в кухне так грела, что Бри, хоть и полураздетая, обливалась потом. Она почувствовала свой запах, звериный и острый, и обнаружила, что это придаёт ей силы. Теперь до неё дошло истинное значение слова «кровожадный», которое раньше она понимала, как ей казалось, не до конца. – Где мой сын? – спросила она Кэмерона, держась от него на безопасном расстоянии, чтобы тот не смог на неё накатиться. – Отвечай, говнюк, а не то я всё дерьмо из тебя вытрясу, а потом вызову полицию! – Да неужели? – Роб медленно, со стоном перекатился на бок. – И что именно ты им расскажешь? Что я забрал твоего мальчишку? И какие у тебя доказательства? Роб говорил невнятно: у него распухла губа с той стороны, куда ударила его Бри. – Прекрасно, – перебила она. – Тогда я просто тебя в хлам уделаю. – Что? Бить беззащитного? Хороший пример для дочурки. Сдавленно кряхтя, он перевалился на спину. – А полиции я могу сказать, что ты вломился в мой дом и напал на меня. – Брианна продемонстрировала ему ногу, где виднелись багровые царапины. – И под ногтями у тебя частички моей кожи. И, хотя я очень не хочу, чтобы Мэнди прошла через всё это вновь, она, конечно, повторит полиции то, что ты кричал мне в коридоре. «Непременно повторит», – подумала Бри. Мэнди была замечательным магнитофончиком, особенно если дело касалось ругательств. – Н-н-г. Кэмерон прикрыл глаза, морщась от света над раковиной, но потом открыл их снова. Он уже был не такой ошалевший: по его глазам Брианна поняла, что Роб просчитывает ситуацию. Как большинство мужчин, подумалось ей, он соображал лучше, когда не был сексуально возбуждён. А уж об этом она позаботилась. – Ладно. А я скажу, что это была просто небольшая сексуальная игра, которая вышла из-под контроля. Ты возразишь, и тогда они спросят: «Хорошо, миссус, где в таком случае ваш муж? – Неповреждённая часть губ у Роба скривилась. – Тормозишь сегодня, цыпочка. Но, вообще-то, ты и обычно тормоз.
При упоминании о Роджере у неё загорелись уши. Брианна молча схватила Роба за ноги и, не церемонясь, потащила в коридор позади кухни. Решётка, прикрывавшая убежище священника, была заставлена скамейкой, несколькими ящиками с молочными бутылками, фермерским оборудованием, ожидающим ремонта, и всякой всячиной, которую некуда больше девать. Отпустив ноги Роба, Брианна оттолкнула скамейку и ящики и вытянула решётку. Вниз, в темноту, вела приставная лестница. Брианна подняла её и задвинула за скамейку. Это маленькое удобство было Робу ни к чему. – Эй! – Роб вытаращил глаза. Либо он не подозревал, что в доме есть убежище священника, либо не думал, что Брианна на такое решится. Она молча подхватила его под мышки, подтащила к дыре и столкнула вниз. Вперёд ногами: ведь если он сломает шею, то не сможет рассказать, где Джем. Роб упал с криком, оборвавшимся тяжёлым глухим ударом. Не успела Брианна забеспокоиться, не ухитрился ли он всё-таки приземлиться на голову, как услышала стон и возню зашевелившегося пленника. Вскоре раздались сдавленные ругательства, и это убедило Брианну, что Роб в достаточно хорошей форме, чтобы отвечать на вопросы. Из выдвижного ящика кухонного стола она достала большой фонарик и посветила в дыру. Кэмерон с побагровевшим лицом в потёках крови свирепо уставился на Бри. Подтянув ноги, он с некоторым трудом принял сидячее положение. – Ты сломала мне ногу, сука грёбаная! – Хорошо, – холодно произнесла она, хотя и сомневалась, в самом ли деле «хорошо». – Я отвезу тебя к врачу, как только получу назад Джема. Тошнотворно хлюпнув, Роб с трудом вдохнул через нос и вытер лицо связанными руками, размазывая кровь по щеке. – Хочешь получить его назад? Доставай меня отсюда, живо! Брианна размышляла и отвергала различные планы действия, тасуя их, как мысленную колоду карт, с тех пор как связала его клейкой лентой. Но выпускать его она не намеревалась. Приходила даже мысль: а не принести ли ружьё 22-го калибра, которое они использовали для охоты на крыс, и подстрелить разбойника в нескольких несущественных местах, но существовал некоторый риск либо покалечить его сильнее, чем нужно, либо случайно убить его, попав в жизненно важные органы, если он дёрнется. – Думай быстрей, – крикнул Роб. – Твоя малявка досчитает до ста и в любую секунду вернётся! Несмотря на происходящее, Брианна улыбнулась. Совсем недавно Мэнди узнала о том, что множество чисел бесконечно, и это понятие заворожило её. Обычно дочка не переставала считать, пока не выдыхалась или кто-то её не останавливал. Тем не менее, Брианна не собиралась вести со своим пленником пустые разговоры. – Ладно, – она коснулась решётки. – Посмотрим, как ты заговоришь после суток без еды и воды. – Ты чёртова сука! – Роб попытался подняться на ноги, но, бессильно извиваясь, завалился на бок. – Ты… Просто подумай вот о чём, а? Раз я буду без еды и воды, то и твой малец тоже! Брианна оцепенела. Металлический край решётки врезался ей в пальцы. – Какой же ты дурак, Роб. Она удивилась, насколько спокойно звучал её голос. От волн ужаса, облегчения и снова ужаса мурашки бегали у неё по плечам, а в самом потаённом уголке разума кричало что-то примитивное. Внизу воцарилось угрюмое молчание: Роб пытался понять, о чём он только что проговорился. – Теперь я знаю, что ты не отправил Джема в прошлое сквозь камни, – пояснила Брианна. Она очень старалась не закричать. «Но ты послала туда Роджера искать сына! И он никогда его не найдёт. Ты... ты...» – Джем до сих пор здесь, в этом времени. Вновь молчание. – Да, – медленно произнёс Кэмерон. – Что ж, теперь тебе это известно. Но ты не знаешь, где он. И не узнаешь, пока не выпустишь меня. Я не шучу, цыпочка. Он мучается от жажды. И от голода. И к утру ему будет гораздо хуже. Её рука сжала решётку. – Лучше бы тебе соврать, – бесстрастно заметила Брианна. – Ради твоей же безопасности. Толкнув, она опустила решётку на место и наступила на неё, чтобы та плотно вошла в раму. Убежище священника было в буквальном смысле норой [игра слов hole – нора, priest’s hole – убежище священника – прим. пер.]: закуток где-то шесть на восемь футов и глубиной двенадцать. Даже если бы Роб Кэмерон не был связан по рукам и ногам, допрыгнуть и вцепиться в решётку он не мог, не говоря уже о том, чтобы достать до щеколды, на которую эта решётка запиралась. Не обращая внимания на яростные крики, доносящиеся снизу, Брианна отправилась за дочерью и джинсами.
В ПРИХОЖЕЙ НИКОГО НЕ БЫЛО, и на мгновение Брианна запаниковала. Но потом увидела высовывающуюся из-под скамейки маленькую босую ступню, с длинными, как у лягушки, расслабленными пальцами, и сердце женщины забилось спокойнее. Чуть-чуть. Мэнди крепко спала, свернувшись калачиком под старым дождевиком Роджера, наполовину засунув в рот большой палец. Брианне захотелось отнести её в кроватку и дать выспаться до утра. Мать положила мягкую ладонь на кудрявые волосы дочери – такие же чёрные, как у Роджера, – и сердце сжалось. Нужно было подумать и о другом ребёнке. – Просыпайся, милая, – она нежно потрясла малышку. – Проснись, солнышко. Нам надо найти Джема. Потребовалось немало уговоров и стакан кока-колы (редкое удовольствие – абсолютно неслыханное угощение поздним вечером, здóрово-то как!), чтобы Мэнди окончательно проснулась. Она тут же загорелась желанием отправиться на поиски брата. – Мэнди, – как можно непринуждённее спросила Бри, застёгивая розовую стёганую курточку дочери. – Ты чувствуешь Джема? Прямо сейчас? – Угу, – не раздумывая, ответила Мэнди, и у Брианны встрепенулось сердце. Позавчера ночью девочка с криком пробудилась от крепкого сна, истерически рыдая и настаивая, что Джем исчез. Она безутешно причитала, что её брата съели «бальфые камни!» Это заявление испугало её родителей: они слишком хорошо знали об ужасах, связанных с этими особыми камнями. Но спустя несколько минут Мэнди внезапно успокоилась. «Джем здесь», – сказала она. Он был там, у неё в голове. И девочка снова уснула, будто ничего не произошло. В смятении после случившегося (МакКензи обнаружили, что Роб Кэмерон, один из подчинённых Бри на гидроэлектростанции, похитил Джема и, по-видимому, увёл его сквозь камни в прошлое) не было времени вспомнить замечание Мэнди о возвращении Джема в её голову, не говоря уже о том, чтобы расспрашивать девочку дальше. Но сейчас мысли Брианны неслись со скоростью света, перескакивая от одного ужасающего открытия к другому, находя взаимосвязи, на осознание которых в более спокойном состоянии ушли бы часы. Ужасающее Открытие Номер Один: Джем всё-таки не ушёл в прошлое. Хотя само по себе это было, бесспорно, прекрасно, отсюда вытекало намного худшее Ужасающее Открытие Номер Два: в поисках Джемми Роджер и Уильям Баккли, несомненно, прошли сквозь камни. Брианна надеялась, что они и в самом деле находятся в прошлом, а не погибли (путешествие сквозь любые камни подобного рода было чертовски опасным предприятием), но в таком случае это возвращало её к Ужасающему Открытию Номер Один: Джема в прошлом нет. А если его там нет, Роджер его не найдёт. И поскольку Роджер ни за что не перестанет его искать... Огромным усилием воли Брианна постаралась не думать об Ужасающем Открытии Номер Три, и Мэнди испуганно моргнула: – А зачем ты койчишь йожи, мамочка? – Тренируюсь для Хэллоуина. Брианна поднялась, как можно искреннее улыбаясь, и потянулась к своему шерстяному пальто с капюшоном и застёжкой на деревянных пуговицах. В раздумье Мэнди нахмурила лоб: – А когда Хэвовин? Брианну окатило волной холода, и не только от сквозняка из щели под задней дверью. Удалось ли им всё-таки пройти? Брианна и Роджер считали, что портал наиболее активен в праздники солнца и огня, а Самайн – один из главных праздников огня. Но Роджер и Бак не могли ждать лишний день из опасения, что Джема уведут слишком далеко от Крейг-на-Дуна после перехода сквозь камни. – Завтра, – ответила Брианна. Дрожащие от адреналина пальцы скользили, возясь с застёжкой. – Ням-ням-ням-ням, – напевала Мэнди, прыгая туда-сюда, как кузнечик. – А мовно я буду искать Джемми в маске?
Дата: Вторник, 19.02.2019, 11:38 | Сообщение # 141
Горец
Сообщений: 19
Такой кайф! Джэйми и Клэр с их выяснениями и воссоединением - действительно как дождь после засухи! А наша ЧужеЖажда до 5-го сезона может и убить... Единственное спасение - новые главы! Спасибо девочкам-переводчикам и Стефани, не даёте зачахнуть ;)
Глава 27. ИЩА, НАЙДЁШЬ – ВСЕГО ДОСТИЧЬ ВОЗМОЖНО (с) Перевод Елены Буртан и Валентины Момот
Илья Ибряев "Деревья"
ИЩА, НАЙДЁШЬ – ВСЕГО ДОСТИЧЬ ВОЗМОЖНО* (*Название главы – цитата из стихотворения Роберта Херрика «Ищи и находи» в переводе Валерия Савина. – прим. пер.)
ОН ПОЧУВСТВОВАЛ, КАК взрываются бриллианты. Какое-то время эта мысль была единственной в его голове. Он физически ощутил её. Мгновение (короче одного удара сердца), пульсация света и жара в руке – и вот уже трепет неизведанного проходит сквозь него, окружает со всех сторон, и потом... «Нет, не «потом»», – пришла смутная мысль. Не было никакого «потом». И не было никакого «сейчас». А вот теперь есть… Роджер открыл глаза в надежде удостовериться, что «сейчас» действительно существует. Лёжа на камнях в зарослях вереска, он услышал дыхание… коровы? Нет, не коровы. Он попытался подняться, и ему даже удалось немного повернуть голову. На земле, съёжившись, сидел мужчина, и, судорожно всхлипывая, большими глотками хватал воздух. Кто?.. – О, – громко или, по крайней мере, вслух, произнёс он. – Эт… ты... – слова вырывались со скрежетом и вызывали боль в горле; Роджер закашлялся. Кашлять тоже было больно. – Ты… цел? – спросил он хрипло. – Нет, – ответ прозвучал, как наполненное болью мычание. Тревога подняла Роджера на четвереньки, и волна головокружения накрыла его. Он и сам дышал с трудом, но пополз к Баку так быстро, как только мог. Согнувшись и скрестив руки, Вильям Баккли правой ладонью ухватил себя за левое предплечье, крепко его стискивая. Лицо его было бледным и блестящим от пота, а губы так плотно сжаты, что кожа вокруг рта побелела. – Где болит? – Роджер неуверенно поднял руку, не представляя, где (да и нужно ли) ощупывать Бака. Крови видно не было. – В... груди, – прохрипел Бак. – И рука. – О, Господи, – под влиянием адреналина туман в голове Роджера рассеялся. – Чёрт, у тебя что, сердечный приступ? – Что... – лицо Бака исказилось гримасой, но затем ему будто бы стало легче. Он сделал вдох. – Почём мне знать. – Это… Не бери в голову. Ну-ка, ложись, ага? Понимая абсолютную бессмысленность своих действий, Роджер исступлённо огляделся по сторонам. Местность вокруг Крейг-на-Дун была дикой и безлюдной даже в его собственное время, не говоря уже об этом. Если кто и мог появиться из-за камней и вереска, вряд ли это оказался бы доктор. Роджер взял Бака за плечи и осторожно уложил на землю, затем, чувствуя себя полным идиотом, наклонился и прижал ухо к его груди. – Ты что-нибудь слышишь? – встревоженно спросил Бак. – Пока ты болтаешь – ничего. Заткнись. Роджеру показалось, что он различает нечто вроде сердцебиения, но понятия не имел, было ли оно в порядке. Он не спешил подниматься, давая себе возможность собраться с мыслями. Всегда действуй так, будто точно знаешь, что надо делать, – даже если понятия не имеешь, как поступить. Такой совет неоднократно давали ему и те, с кем он вместе выступал на сцене, и его университетские коллеги… И совсем недавно – родители жены. Роджер положил руку на грудь Бака и посмотрел ему в лицо. Тот всё ещё был покрыт потом и выглядел таким же испуганным, но со щёк исчезла мертвенная бледность, а губы уже не отливали синевой, – и это казалось добрым знаком. – Просто дыши, – посоветовал он своему предку. – И помедленнее, ладно? Он и сам попытался следовать этому совету: его собственное сердце бешено колотилось о рёбра и, несмотря на холодный, завывавший в ушах ветер, по спине струился пот. – Мы сделали это, а? – грудная клетка Бака под рукой Роджера стала двигаться спокойнее. Уильям повертел головой по сторонам. – Тут... всё по-другому. Согласен? – Да. Несмотря на сложившуюся ситуацию и чудовищное беспокойство о Джеме, Роджера захлестнула волна облегчения и ликования. Здесь и вправду всё выглядело иначе: внизу виднелась дорога – не серая лента асфальта, а просёлок, по которому гуртовщики перегоняли скот. Деревья и кусты тоже были другими: сосны, – громадные каледонские сосны (сосны, растущие в Шотландском Хайленде. – прим. перев.) – походили на гигантские стебли брокколи… Да, они сделали это. Он ухмыльнулся, глядя на Бака. – Нам всё-таки удалось это. И не вздумай мне умереть теперь, сукин ты сын. – Постараюсь, – Бак был угрюм, но, казалось, выглядеть стал немного лучше. – Интересно, что происходит, когда умираешь не в своём времени? Просто исчезаешь, словно и не жил никогда? – Возможно, распадаешься на части. Не знаю и не хочу знать. Во всяком случае, пока я стою рядом с тобой. Сев на корточки, Роджер поборол волну головокружения. Его собственное сердце продолжало колотиться, каждым ударом отдаваясь в затылке. Он сделал глубокий вдох и встал на ноги. – Я... принесу тебе немного воды. Побудешь здесь?
ХОТЯ РОДЖЕР И БЫЛ обеспокоен тем, что может произойти с металлическими вещами в процессе перемещения во времени, он всё же захватил с собой маленькую пустую баклагу. Очевидно, то, что заставляло испаряться драгоценные камни, никак не воздействовало на олово – так же, как и на небольшой армейский нож, и серебряную карманную фляжку с бренди. К тому времени, как Роджер принёс воду из ближайшего ручья, Бак сумел сесть; сполоснув лицо водой и выпив половину запаса виски, он заявил, что вполне здоров. Роджер совсем не был уверен в этом: неестественная бледность Уильяма говорила об обратном, но ждать дольше он не мог – не позволяла тревога о Джемми. Они заранее выработали основную стратегию действий, по крайней мере, понимали, с чего начать, – коротко обсудили это, пока добирались к Крэйг-на-Дун. Сердце Роджера предательски вздрогнуло при воспоминании о газетных вырезках, собранных Гейлис Дункан: в заметках сообщалось о найденных у каменных кругов людях, в основном, мёртвых. Если Кэмерону и Джемми удалось благополучно пройти сквозь камни, то дальше передвигаться они будут пешком. И хотя Джем был крепким маленьким мальчиком, способным пройти приличное расстояние, Роджер сомневался, что им удалось бы преодолевать больше десяти миль в день по пересечённой местности. Единственной дорогой, огибающей подножие холма, где оказались Бак и Роджер, была пастушья тропа. Кто-то из них двоих пойдёт по этой тропе на восток до пересечения с одним из военных трактов, построенных генералом Уэйдом (Джордж Уэйд 1673-1748, британский фельдмаршал, его имя носит дорога на южном берегу озера Лох-Несс, построенная в 18 веке в Шотландском Хайленде для упрочнения контроля над регионом. – прим. перев.), и ведущему к Инвернессу. Другой последует на запад, чтобы выбраться на большак, идущий к Лаллиброху, и далее к Крейнсмуиру. – Думаю, скорее всего, они направятся в Инвернесс, – наверное, уже в шестой раз повторил Роджер. – Кэмерон стремится заполучить золото и знает, что оно в Америке. Вряд ли он захочет добираться из Хайленда до Эдинбурга, чтобы сесть там на корабль, когда зима на носу. – Зимой он нигде не сможет сесть на корабль, – возразил Бак. – Ни один капитан не пустится в плаванье через Атлантику в ноябре. – Думаешь, Кэмерон знает это? – спросил Роджер. – Он всего лишь археолог-любитель, а не историк. Большинство людей, живущих в двадцатом веке, вообще не задумываются о том, что в прошлом всё было по-другому, – ну, может быть, кроме забавной одежды да отсутствия водопровода в домах. Вряд ли он допускает мысль, что погода помешает им добраться туда, куда нужно... Да он наверняка думает, что корабли отправляются постоянно, по расписанию. – Ммфм. Ну, возможно, он хочет отсидеться с мальчишкой в Инвернессе или, может быть, найдёт работу и будет ждать до весны. Ну, так что, двинешься в Инвернесс? – Бак поднял подбородок по направлению к невидимому отсюда городу. – Нет, – Роджер покачал головой и похлопал по карманам, проверяя их содержимое. – Джем знает это место, – кивнул он в сторону камней над ними. – Я не раз приводил его сюда: хотел убедиться, что он не окажется здесь случайно. Значит, он хотя бы приблизительно представляет, как найти дорогу к дому. Если он сбежал от Кэмерона, – Господи, как я надеюсь на это! – то направится в Лаллиброх. Роджер не стал говорить, что, даже если Джема там и нет, то родственники Брианны точно есть, – и её двоюродные братья, и сёстры, и тётя. Роджеру не доводилось встречаться с роднёй жены лично, но Мюрреи имели представление о нём из писем Джейми. И если Джема там нет (Господи, как же он надеялся, что он там!), они бы помогли ему в поисках. А что касается того, как много он мог бы сообщить им... об этом можно подумать позже. – Так тому и быть, – Бак застегнул куртку и, защищаясь от ветра, обернул шею вязаным шарфом. – Дня три до Инвернесса, пару дней, чтобы навести справки в городе, два-три дня на обратную дорогу. Встретимся на этом месте через шесть дней. Если тебя здесь не будет, я приду к тебе в Лаллиброх. Роджер кивнул. – Если я не найду их, но у меня появятся новости, оставлю весточку в Лаллиброхе. Допустим... – он заколебался, но всё-таки договорил, – вдруг ты найдёшь свою жену, и всё пойдёт наперекосяк... Губы Бака сжались. – Всё и так наперекосяк, – перебил он. – Но, да. Если. Я всё равно вернусь. – Ладно, договорились. Роджер втянул голову в плечи, стремясь поскорее отправиться в путь и испытывая от этого неловкость. Бак уже поворачивался, чтобы уйти, но внезапно развернулся и крепко схватил Роджера за руку. – Мы найдём его, – сказал Бак и посмотрел в глаза Роджера, – глаза такого же цвета сочного мха, как и его собственные. – Удачи. Прощаясь, он грубовато и с силой тряхнул ладонь Роджера, и удерживая равновесие раскинутыми в стороны руками, направился вниз, пробираясь вниз через камни и кусты утёсника. Он не оглянулся.
Дата: Суббота, 23.02.2019, 13:08 | Сообщение # 146
Король
Сообщений: 19994
Глава 28. ГОРЯЧО, ХОЛОДНО (с) Перевод Елены Буртан и Валентины Момот
Luqman Reza Mulyono "Навстречу страху"
– А ТЫ МОЖЕШЬ ПОНЯТЬ, что Джем в школе, а не дома? – Да. Он уизяит на автобуси. Слегка оттолкнувшись от спинки детского кресла, Мэнди подалась к окошку, пристально вглядываясь в окрестности. На ней была маска принцессы-мышки, – Бри помогла её сделать ко Дню всех Святых. Мышиную мордочку нарисовали цветными карандашами на бумажной тарелке, затем вырезали отверстия для глаз и привязали с двух сторон розовые тесёмочки; а вместо усов приклеили розовые щетинки от ёршика. Сверху маску украшала хрупкая картонная корона, на которую ушёл весь оставшийся клей и почти целая бутылочка золотых блёсток. Шотландцы традиционно отмечали Самайн (Samhain – кельтский праздник окончания уборки урожая, совпал по дате с кануном Дня всех святых – 31 октября. Знаменовал собой окончание одного сельскохозяйственного года и начало следующего. – прим. перев.), зажигая свечи внутри вырезанных из репы светильников, но Брианна хотела, чтобы её наполовину американские дети приобщались и к другим, более праздничным традициям Хэллоуина. Салон машины сверкал так, будто пикси обсыпали его волшебной пылью. Брианну одолевала тревога, но всё же она улыбнулась. – Послушай, а ты смогла бы сыграть в «горячо – холодно», с Джемом, если бы он не отвечал тебе вслух? Я имею в виду, сумела бы определить, где он находится, – далеко от тебя или близко? Мэнди с задумчивым видом откинулась на спинку сиденья. – Наверное. – Попробуешь? Они ехали в сторону Инвернесса. Там, как предполагала Брианна, должен был находиться этой ночью Джем, оставшись в гостях у племянника Роба Кэмерона. – Ладно, – согласилась Мэнди. Она не спрашивала о Робе Кэмероне, не пыталась узнать, где он. Брианна мысленно вернулась к судьбе своего пленника. Она и вправду прострелила бы ему щиколотки, локти, колени – да всё, что угодно, лишь бы выяснить, где находился Джем, – но, поскольку существовали и более «тихие» методы допроса, они были предпочтительнее для всех сторон. Джему и Мэнди пришлось бы несладко, если бы их маму приговорили к пожизненному заключению, – особенно, если Роджер… Бри запретила себе думать об этом и посильнее нажала на газ. – Холодно, – заявила Мэнди, и от неожиданности Брианна чуть не заглушила машину на полном ходу. – Что? Хочешь сказать, мы удаляемся от Джемми? – А-а-га. Сделав глубокий вдох, Брианна развернула машину на сто восемьдесят градусов, едва избежав столкновения с приближающимся грузовиком, водитель которого рассерженно им посигналил. – Хорошо, – сказала она, вцепившись в руль влажными от пота руками. – Поищем в другом месте.
ДВЕРЬ БЫЛА НЕ ЗАПЕРТА. Джем открыл её, и у него отлегло от сердца. Но как только он понял, что и в машинном зале освещения нет, в груди заколотилось сильнее. Темнота не была кромешной – в вышине огромного пространства, виднелись маленькие окошки, через них пробивался слабый свет из помещения техобслуживания. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы увидеть монстров в полутьме громадного зала. – Это просто машины, – бормотал Джем, спиной вжимаясь в стену рядом с открытой дверью. – Простомашиныпростомашиныпростомашины! Он знал, как они называются: многотонные мостовые подъемные краны с гигантскими крюками, нависающими над головой, а еще турбины – обо всём этом ему рассказывала мама. Но в тот раз он находился там, наверху, где сейчас горит свет. И тогда был день. Пол под его ногами вибрировал. Каждым своим позвонком Джем чувствовал, как под мощью воды, рвущейся через плотину внизу, сотрясалась стена. Тонны воды, – так сказала мама. Тонны, и тонны, и тонны чёрной воды вокруг него, и под ним... А если стена или пол рухнет... – Заткнись, деточка! – зло приказал он себе и, яростно проведя рукой по лицу, вытер её о джинсы. – Ты должен идти дальше. Вперёд. Давай! Лестница. Здесь должна быть лестница. И она была где-то рядом – среди больших, вздымающихся буграми чёрных турбин, которые поднимались выше, чем большие камни на том холме, куда приводил его мистер Кэмерон. Эта мысль отчасти успокоила его: камни пугали намного больше. Низкий грохочущий гул турбин заставлял его тело судорожно сотрясаться, но не пробирал до самого мозга костей. Именно поэтому Джем предпочёл остаться тут, а не вернуться назад в туннель, где, возможно, его и нашли бы утром. Он не хотел приближаться к… тому месту. Джем больше не слышал, как стучит его сердце – шум машинного зала заглушал всё. И, конечно, мыслей своих он тоже не слышал, но знал, что ступеньки должны быть неподалёку от окон. Пошатываясь, Джемми направился туда, стараясь держаться как можно дальше от чёрных двойных горбов, торчащих из пола. Только когда он, наконец, нашёл дверь, и, с усилием открыв её, оказался на освещённой лестнице, до него дошло, что, возможно, там его поджидает мистер Кэмерон.
Глава 29. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЛАЛЛИБРОХ (с) Перевод Юлии Коровиной
Wenqin Yan "Человек и собака"
РОДЖЕР С ТРУДОМ тащился к вершине горного перевала и на протяжении нескольких последних миль бормотал себе под нос: – «Если бы ты видел дорогу до того, как построил ее Уэйд-генерал, Ты бы поднял руки вверх и благодарности Уэйду воздал». (Строки из популярных в народе стихов неизвестного автора ХVIII века, прославлявших генерала Уйэда. – прим. пер.) Ирландский генерал Уэйд потратил двенадцать лет, строя по всей Шотландии казармы, мосты и дороги. И, идя по одному из трактов генерала, пролегавших возле Крейг-на-Дуна, Роджер подумал, что, если эта хвалебная строфа до сих пор еще не выгравирована на камне где-нибудь на военных дорогах Уэйда, то сделать это просто необходимо. Ведь по ней он очень быстро – так быстро, как только мог идти, – добрался туда, откуда до Лаллиброха оставалось всего несколько миль. Однако эти последние мили оказались не облагодетельствованы вниманием Уэйда. Каменистая тропа, изъеденная маленькими мутными болотцами и густо заросшая вереском и утёсником, вела вверх по крутому перевалу, который возвышался над Лаллиброхом и защищал его. Нижнюю часть склонов покрывал буковый и ольховый лес и крепкие каледонские сосны, но тут, на высоте, не было ни тени, ни укрытия, и сильный холодный ветер хлестал Роджера, пока он поднимался. Мог ли Джем самостоятельно добраться так далеко, если сбежал? Роджер с Баком обыскали окрестности Крейг-на-Дуна в надежде, что, возможно, после сложного перехода Кэмерон где-нибудь останавливался передохнуть, но не обнаружили никаких признаков – ничего напоминающего отпечаток кроссовка четвертого размера в грязи. Тогда Роджер продолжил искать уже один. Он спешил изо всех сил, задерживаясь лишь, чтобы постучать в дверь каждой крохотной фермы, на которую натыкался (не то чтобы их было слишком много в этой стороне), и быстро преодолел расстояние до Лаллиброха. Сердце бухало – и не только от напряженного подъема. Кэмерон имел, наверное, не более пары дней форы. Но если Джему не удалось от него сбежать и добраться домой... Разумеется, в Лаллиброх Кэмерон не сунется. Куда же он пойдет? Двинется по хорошей дороге, что осталась теперь в десяти милях позади, и повернет на запад, вглубь территорий МакКензи... Но зачем? – Джем! – то и дело кричал по пути Роджер. Однако болота и горы были пустынны (если не считать шуршащих в траве кроликов и горностаев) и безмолвны (разве что каркнет ворон или изредка отголоском далекого моря вскрикнет пролетающая в вышине чайка). – Джем! – звал Роджер, словно мог добиться ответа только потому, что ему этого так хотелось. И порой из-за этого желания ему даже мерещился слабый отклик. Но останавливаясь, чтобы прислушаться, Роджер понимал, что это всего лишь ветер. Только ветер завывал в ушах, оглушая его. Он знал, что мог пройти в десяти футах от Джема и не заметить его. Вопреки тревоге, сердце Роджера возрадовалось, когда, поднявшись на вершину перевала, он увидел внизу Лаллиброх, чьи белые покрытые галечной штукатуркой постройки сияли в уходящем свете. Перед ним простиралась мирная картина: в огороде – аккуратные грядки поздней капусты и репы, защищенные стеной от маленького стада пасущихся на дальней лужайке овец, которые уже устроились на ночь и походили на многочисленные шерстяные яички в гнездышке из зеленой травы – как в детской пасхальной корзинке. От этого образа перехватило горло: Роджер вспомнил ту ужасную целлофановую траву, которая была повсюду; и Мэнди с перепачканным шоколадом личиком (как и всем остальным на расстоянии шести футов от нее), и Джема, который белым карандашом тщательно выводит слово «папа» на сваренном вкрутую яйце, затем хмурится над множеством чашек с красками, пытаясь решить, какой из цветов – синий или фиолетовый – больше подошел бы папе. – Господи, пусть он будет здесь, – пробормотал Роджер себе под нос и поспешил вниз по разбитой тропе, почти скользя по сыпучим камням. Во дворе был полный порядок, большой куст желтого шиповника подрезан на зиму, крыльцо чисто подметено. Роджеру вдруг показалось, что, если сейчас он откроет дверь и войдет, то окажется в своей собственной прихожей, где крошечные красные калоши Мэнди как попало валяются под напольной вешалкой, на которой висит потрепанное шерстяное пальто Брианны, покрытое коркой засохшей грязи и пахнущее ее обладательницей, а еще мылом и мускусом и слабыми запахами материнства: прокисшим молоком, свежим хлебом и арахисовым маслом. – Проклятый ад, – пробормотал Роджер, – еще чуть-чуть, и ты зарыдаешь прямо тут, на крыльце. Он постучал в дверь, и из-за угла дома тут же прискакал огромный пес, гавкающий, словно чертова собака Баскервилей. Увидев Роджера, пес с размаху остановился прямо перед ним, но лаять не перестал и мотал своей огромной головой из стороны в сторону, будто змея. Уши у него стояли торчком на случай, если Роджер сделает обманное движение: это позволило бы собаке с чистой совестью слопать его. Роджер шевелиться не рискнул; прижавшись всем телом к двери, как только появился пес, он закричал: – На помощь! Уберите свою зверюгу! Внутри послышались шаги; мгновение спустя дверь открылась, и Роджер чуть не ввалился в прихожую. – Ну-ка цыц, пес, – беззлобно сказал высокий темноволосый мужчина. – Входите в дом, сэр. А на собаку не обращайте внимания, она вас не съест, поскольку уже пообедала. – Рад это слышать, сэр, и большое спасибо. Стянув шляпу, Роджер вошел вслед за мужчиной в затененный холл. Это была его собственная, хорошо ему знакомая прихожая с теми же самыми (правда, не такими истертыми) синевато-серыми сланцевыми плитами пола и с темными деревянными панелями на стенах, сияющими от полировки воском. В углу стояла напольная вешалка, хотя, конечно, совсем другая – крепко сработанная вещь из кованого железа, что было очень кстати, поскольку ей приходилось выдерживать огромную груду курток, платков, плащей и шляп, под которыми более хрупкий предмет мебели просто рухнул бы. Вопреки всему, Роджер улыбнулся, глядя на это, а потом замер, словно его ударили кулаком в грудь. Настенные панели за напольной вешалкой мирно сияли безупречным деревом: ни следа сабельных ударов, оставленных раздосадованными красномундирниками, искавшими после Каллодена преступного лэрда Лаллиброха. Эти глубокие порезы – потемневшие от времени, но все равно различимые – бережно сохранялись в течение веков и по-прежнему были на месте, когда Роджер владел этим местом. «Буду владеть», – машинально поправил он себя. «Мы бережем их в таком виде ради детей, – процитировала Бри своего дядю Йена. – Мы говорим им: вот такие они – англичане». Времени справиться с потрясением не было: темноволосый мужчина закрыл дверь, строгим голосом сделав собаке внушение по-гэльски, и теперь с улыбкой повернулся к нему. – Добро пожаловать, сэр. Поужинаете с нами? У дочки почти все готово. – Да, с удовольствием, благодарю вас, сэр, – Роджер слегка поклонился, вспоминая манеры поведения восемнадцатого века. – Я... меня зовут Роджер МакКензи, я из Кайл-оф-Лохалша (англ. Kyle of Lochalsh, – посёлок на северо-западном побережье Шотландии, в округе Хайленд. Основан в XIX веке – после того, как в этих краях была проложена железная дорога (хотя одиночные поселения существовали здесь с 1600 года). – прим. пер.), – добавил он, поскольку каждый воспитанный человек обязательно укажет, откуда он родом. Лохалш находился довольно далеко, и шансы, что этот мужчина (а кто он, кстати? На слугу совсем не похож.) знал живущих там людей, были ничтожно малы. Роджер надеялся, что немедленно услышит в ответ: «МакКензи? А, так вы, наверное, отец маленького Джема!» Но напрасно. Мужчина в свою очередь поклонился и протянул руку. – Брайан Фрейзер, хозяин Лаллиброха, к вашим услугам, сэр.
ПАРУ СЕКУНД РОДЖЕР ничего не чувствовал. Слышались слабые щелчки, напоминавшие звуки, издаваемые стартёром машины, когда сдох аккумулятор, и, сбитый с толку, Роджер на мгновение решил, что их издает его собственный мозг. Затем взгляд сфокусировался на собаке, которая зашла в дом и (раз уж ей помешали слопать гостя) неспешно процокала когтями по паркетному полу коридора. «О. Так вот отчего появились те царапины на кухонной двери», – ошалело подумал Роджер, когда зверюга поднялась на задние лапы и, всем весом навалившись на маятниковую дверь в конце коридора, шмыгнула в нее, как только та открылась. – С вами все в порядке, сэр? – Брайан Фрейзер смотрел на него, обеспокоенно сведя густые черные брови. Он протянул руку. – Идемте в мой кабинет, посидите. Давайте я налью вам глоточек? – Я... спасибо, – тут же согласился Роджер. Казалось, что колени в любой момент могут подломиться, но ему хватило сил последовать за хозяином Лаллиброха в комнату, где хранились счета, велись и обсуждались дела – в кабинет лэрда. Собственный кабинет Роджера. Книжные полки были теми же самыми, а за головой хозяина располагался все тот же ряд фермерских учетных книг, которые Роджер частенько перелистывал, пытаясь по выцветшим записям воссоздать призрачную жизнь давнишнего Лаллиброха. Сейчас книги выглядели новенькими, и Роджер сам ощутил себя призраком, что ему совсем не понравилось. Брайан Фрейзер вручил ему невысокий стакан из толстого стекла с плоским дном, наполовину заполненный алкоголем. Виски – и очень хороший виски, надо сказать. Его аромат начал выводить Роджера из шока, а теплое жжение в горле расслабило напрягшуюся глотку. Как же спросить о том, что так отчаянно нужно было узнать? Какой теперь год?! Роджер взглянул на рабочий стол, но там не оказалось ни кстати лежащего незаконченного письма с датой, ни ежегодного посевного календаря, куда можно невзначай бросить взгляд. Ни одна из стоявших на полках книг тоже не помогла. Единственной, которую он узнал, оказалась «Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка» Даниэля Дефо. Но ее издали в 1719 году. Роджер понимал, что сейчас уже более поздние времена, потому что в 1719 году дом даже еще не был построен. Роджер подавил поднимавшуюся волну паники. Какая разница. Не имеет значения, что он попал не в то время, которое ожидал, если Джем здесь. А он должен быть здесь. Должен быть. – Простите, что побеспокоил вашу семью, сэр, – прочистив горло, Роджер поставил стакан. – Но дело в том, что я потерял сына и ищу его. – Потеряли сына! – воскликнул Фрейзер, широко раскрыв от удивления глаза. – Помоги вам Святая Невеста, сэр. Как это произошло? Роджер подумал, что лучше, по возможности, говорить правду. Да и, в конце концов, а что еще он мог сказать? – Два дня назад его похитили и увезли... Ему всего девять лет. У меня есть основания полагать, что похитивший его человек из этих мест. Не видели ли вы случайно высокого мужчину, худого и темноволосого, который путешествовал с маленьким рыжеволосым мальчиком примерно вот такого роста? Ребром ладони Роджер показал на своей руке место приблизительно на три дюйма выше локтя. Джем был высоким для своего возраста и гораздо крупнее по меркам этого времени. Но, с другой стороны, Брайан Фрейзер и сам мужчина высокий – как и его сын... При этой мысли Роджер испытал новое потрясение: а Джейми здесь? В доме? А если здесь, сколько ему может быть лет? Сколько ему было, когда Брайан умер?.. Сочувствуя, Фрейзер покачал головой. – Не видел, сэр. А как зовут человека, который похитил вашего сына? – Роб... Его зовут Роберт Кэмерон. Я не знаю его родственников, – добавил Роджер, невольно перенимая более сильный акцент Фрейзера. – Кэмерон... – пробормотал Фрейзер и, пытаясь вспомнить, забарабанил пальцами по столу. От этого движения что-то всколыхнулось в памяти Роджера – призрак характерного жеста Джейми, когда тот думал. Но Джейми с его неподвижным суставом ставил пальцы плашмя, в то время как его отец отбивал ровную дробь согнутыми пальцами. Роджер снова взял стакан и сделал глоток, как можно незаметнее разглядывая лицо Фрейзера в поисках сходства. Оно имелось, но едва уловимое: по большей части в посадке головы, в развороте плеч… и в глазах. Лицо у Брайана другое: с квадратной челюстью, с более широким лбом, и глаза у старшего Фрейзера – темно-карие, а не синие. Но их раскосая форма, широкий рот – прямо как у Джейми. – Большинство Кэмеронов живет за Лохабером, – покачал головой Фрейзер. – И я ничего не слышал о незнакомце в наших краях. Он взглянул Роджеру прямо в глаза – не обвиняя, но с явным вопросом. – Почему вы решили, что мужчина пришел сюда? – Я... его видели, – брякнул Роджер. – Возле Крейг-на-Дуна. Фрейзер удивился. – Крейг-на-Дун, – повторил он, чуть отклоняясь назад, и в глазах у него появилась настороженность. – А... А откуда вы сами пришли, сэр? – Из Инвернесса, – тут же ответил Роджер. – Я шел за ними по следу оттуда. Почти правда. Он изо всех сил старался не вспоминать, что отправился на розыски Кэмерона и Джема из того самого кабинета, где сейчас сидел. – Я... друг... родственник... пришел со мной. Я послал его на поиски в Крейнсмуир. Известие о том, что, судя по всему, Роджер оказался не психом-одиночкой, как будто обнадежило Фрейзера, который, встав из-за стола, взглянул на окно, где длинные изогнутые плети большого шиповника чернели на фоне темнеющего неба. – Ммфм. Что ж, передохните немного, вам это нужно. День кончается, и вы недалеко уйдете до темноты. Поужинайте с нами, и мы устроим вас на ночь. Глядишь, ваш друг объявится с хорошими новостями или, может, кто из моих арендаторов что-то видел. Утром я пошлю кого-нибудь поспрашивать. Ноги Роджера подергивались от необходимости вскочить, выбежать, что-нибудь сделать. Но Фрейзер прав: бесполезно – и опасно – слоняться по горам Хайленда в темноте. Того и гляди заблудишься или в это время года попадешь в жестокую грозу. Было слышно, как усиливается ветер: в оконное стекло стучали ветви шиповника. Скоро пойдет дождь. Интересно, а Джем на улице или под крышей? – Я... да. Благодарю вас, сэр, – сказал Роджер. – Вы так добры. Фрейзер похлопал его по плечу и, выйдя в коридор, крикнул: – Дженнет! Дженнет, у нас гость на ужин. Дженнет? Не раздумывая, Роджер поднялся и вышел из кабинета как раз в тот момент, когда из распахнувшейся двери на фоне ярко освещенной кухни появился силуэт стройной фигурки, вытиравшей руки о передник. – Моя дочь Дженнет, сэр, – Фрейзер вывел девушку на свет, который уже угасал, и ласково ей улыбнулся. – Это мистер МакКензи, Дженни. Он где-то потерял своего маленького сына. – Вот как? – девушка начала было приседать в поклоне, но замерла на полпути, и ее глаза распахнулись. – Как это произошло, сэр? Роджер снова вкратце рассказал о Робе Кэмероне и Крейг-на-Дуне, но все это время его снедало желание спросить девушку, сколько ей лет. Пятнадцать? Семнадцать? Двадцать один? Она была удивительно красивой, с чистой белой кожей, разрумянившейся от жаркой готовки, с мягкими вьющимися черными волосами, убранными назад, и ладной фигуркой, на которую Роджер изо всех сил пытался не пялиться. Но больше всего смущало то, что, несмотря на свою явную женственность, девушка поразительно напоминала Джейми Фрейзера. «Она могла бы быть его дочерью», – подумалось Роджеру, и он тут же одернул себя, вновь осознавая и с уколом в сердце, от которого он чуть не упал на колени, вспоминая, кто на самом деле является дочерью Джейми Фрейзера. «О, Боже. Бри. О, Иисус, помоги мне. Увижу ли я ее когда-нибудь?» Роджер понял, что молчит и с открытым ртом глазеет на Дженнет Фрейзер. Но, судя по всему, та привыкла к подобной реакции мужчин: одарив его сдержанной улыбкой (а в ее чуть раскосых глазах промелькнула усмешка), Дженни сказала, что ужин будет на столе через несколько минут, и, может быть, папа покажет мистеру МакКензи, где у нас уборная? Потом она пошла обратно по коридору, и Роджер только тогда почувствовал, что снова может дышать, когда большая дверь захлопнулась за ней.
УЖИН БЫЛ ПРОСТЫМ, но обильным и вкусным. И Роджер ощутил, что пища невероятно подкрепила его силы. Ничего удивительного: он даже не помнил, когда в последний раз ел. Они ужинали на кухне вместе с двумя служанками, Энни и Сенгой, и слугой-на-все-работы на ферме по имени Том МакТаггарт, которые сидели за одним столом с хозяевами. Всем был любопытен Роджер и, хотя ему очень сочувствовали из-за пропавшего сына, больше их интересовало, откуда он пришел и какие новости принес. Но тут как раз и была загвоздка, поскольку Роджер понятия не имел, какой сейчас год (Брайан умер... Боже, Брайан умрет, когда Джейми будет девятнадцать, и если Джейми родился в 1721 (или это был 1722?), и он на два года младше Дженни...). Роджер совсем не знал, что недавно происходило в мире, но немного потянул время, во всех подробностях объясняя свою родословную, потому что, во-первых, это было вежливо, а во-вторых, место его рождения, Кайл-оф-Лохалш, находился достаточно далеко от Лаллиброха, и вряд ли Фрейзеры встречали кого-нибудь из его родни. А потом ему наконец улыбнулась удача, когда МакТаггарт поведал о том, как снял свой башмак, чтобы вытряхнуть камешек, и увидел, что одна из свиней пролезла под изгородью и понеслась в огород. Он, конечно же, кинулся за свиньей и сумел ее поймать, но когда приволок ее обратно в загон, то обнаружил, что другая свинья, выбравшись таким же образом, размеренно доедала его башмак. – Вот все, что осталось, – объявил он, вытащив из кармана изжеванную кожаную подошву и укоризненно махая ею перед всеми. – Мне еще и неслабо потягаться пришлось, чтобы вырвать это из ее пасти. – К чему было утруждаться? – Дженни сморщила носик, глядя на измочаленный объект. – Не переживай, Тагги. На следующей неделе мы будем забивать свиней, и ты получишь кусок кожи, чтобы сделать новую пару башмаков. – А до тех пор, значится, я должен босиком ходить, да? – недовольно спросил МакТаггарт. – С утреца уже и заморозки ложатся, ага? Я могу простыть и умереть от плеврита прежде, чем та свинья доест свое последнее ведро помоев, не говоря уже о времени, когда кожу продубят. Брайан рассмеялся и, подняв подбородок, обратился к Дженни. – Вроде бы, твой брат, отправляясь в Париж, оставил пару башмаков, из которых вырос. Помнится мне, что оставил. И если ты не отдала их беднякам, то, может, Тагги в них походит какое-то время? Париж. Роджер яростно соображал и высчитывал. Джейми провел в Париже без малого два года, учась в университете, и вернулся домой... когда? «Когда ему было восемнадцать, – решил Роджер. – Джейми было... будет – восемнадцать в мае 1739. Значит, сейчас 1737, 1738 или 1739. Сузив рамки неопределенности, Роджер немного успокоился и, сосредоточившись, поискал в памяти происходившие в данный период исторические события, чтобы предложить их в качестве последних новостей в разговоре. И почему-то первым пришло на ум, что в 1738 году изобрели открывалку для бутылок. А следующим всплывшим в голове фактом оказалось чудовищное землетрясение в Бомбее, случившееся в 1737 году. Сначала всех сидевших за столом больше заинтересовала открывалка, которую пришлось детально описать (бешено выдумывая на ходу, поскольку Роджер понятия не имел, как штуковина на самом деле выглядела). Однако и в адрес жителей Бомбея прозвучали сочувственные фразы, и все кратко помолились за души людей, раздавленных разрушенными домами, и других погибших. – А где этот Бомбей? – спросила более юная служанка, наморщив лобик и переводя взгляд с одного лица на другое. – В Индии, – тут же ответила Дженни и отодвинула стул. – Сенга, принеси кранахан, ладно? (Кранахан – традиционный шотландский десерт из смеси взбитых сливок, виски, мёда, малины и обжаренных овсяных хлопьев. – прим. пер.). А я покажу вам, где находится Индия. Она исчезла за маятниковой дверью, и суета вокруг убираемых тарелок позволила Роджеру немного перевести дух. Оттого, что он определился, в каком времени находится, ему как будто немного полегчало, хотя он по-прежнему до ужаса переживал за Джема. На миг Роджер задумался об Уильяме Баккли и его реакции на известие о том, в каком году они очутились. Тысяча семьсот тридцать какой-то... Господи, Бак даже еще не родился! «Но, в конце концов, какая разница? – спросил себя Роджер. – Ведь я и сам тоже еще не родился, и вполне счастливо жил до своего рождения и раньше... Может, они не случайно оказались в этом времени, так близко к моменту появления Бака на свет?» Роджер знал, – или считал, что знал – что ты не можешь вернуться в период своей собственной жизни. Попытка физически существовать в одно и то же время с самим собой просто не состоятельна. Однажды это уже почти убило его. Может быть, они слишком близко подобрались к начальным датам существования Бака, и тот каким-то образом отшатнулся, прихватив Роджера с собой? Прежде чем он сделал выводы из этой нервирующей мысли, вернулась Дженни с тонкой книгой большого формата. Это оказался раскрашенный вручную атлас с удивительно точными (в большинстве случаев) картами и описаниями «Народов Мира». – Брат прислал мне его из Парижа, – гордо сообщила Роджеру Дженни, открывая книгу на двухстраничном развороте с изображением индийских колоний. Обозначенный звездочкой Бомбей был окружен маленькими нарисованными пальмами, слониками и чем-то, что при более внимательном рассмотрении оказалось кустом чая. – Он там учится в университете. – Правда? – улыбнулся Роджер, стараясь выглядеть впечатленным. Его это и вправду впечатлило, особенно, когда он осознал, какие усилия и затраты потребовались для того, чтобы отправиться из этой отдаленной горной глуши в Париж. – И давно он там? – О, уже почти два года, – ответил Брайан, протянув руку и с нежностью коснувшись страницы атласа. – Мы очень скучаем по парню, но он часто пишет. И присылает нам книги. – Он скоро вернется домой, – казалось, Дженни сама старалась убедить себя в этом. – Он сказал, что вернется. Брайан улыбнулся, хотя улыбка тоже выглядела немного неуверенной. – Да, будем надеяться, что так, a nighean (девочка (гэльск.). – прим. пер.). Но ты же знаешь, ему может подвернуться возможность, которая задержит его за границей еще на какое-то время. – Возможность? Ты имеешь в виду эту женщину де Марильяк? – довольно резко спросила Дженни. – Мне совсем не нравится то, как Джейми пишет о ней. Вот ни капельки. – Он мог найти жену и похуже, милая, – Брайан пожал плечом. – Она из хорошей семьи. Дженни изобразила весьма наполненный смыслами горловой звук, означавший, что она достаточно уважает своего отца, чтобы не высказывать все, что думает о «той женщине», однако всем стало совершенно ясно, что именно она о ней думает. Брайан рассмеялся. – Не совсем уж дурак твой брат, – заверил он дочь. – Сомневаюсь, что он женится на глупышке или на... на... – Фрейзер явно передумал произносить слово «шлюха» (хотя его губы уже приготовились это сделать), но не смог вовремя найти достойную замену слову. – С него станется, – огрызнулась Дженни. – Братец с широко раскрытыми глазами вляпается прямо в паутину, если у паучихи будет симпатичное личико и кругленькая задница. – Дженнет! Ее отец попытался сделать вид, будто потрясен, – что у него совершенно не получилось. МакТаггарт раскатисто захохотал, а Энни и Сенга прыснули, прикрывшись ладошками. Дженни свирепо на них посмотрела, но потом, исполнившись достоинства, обратилась к гостю. – Итак, мистер МакКензи. А ваша жена жива, я надеюсь? И она ли мать вашего сына? – Она ли... – показалось, что вопрос ударил прямо в грудь, но затем Роджер вспомнил, в каком времени находится. Шансы на то, что женщина переживет рождение ребенка или умрет от родов были во многих случаях равны. – Да. Да, она... она в Инвернессе с нашей дочерью. Мэнди. О, моя любимая малышка. Мэнди. Бри. Джем. И в один момент до Роджера дошла вся чудовищность ситуации. До этой минуты ему удавалось, сконцентрировавшись на необходимости найти Джема, не думать об этом. Но сейчас сквозь дыры в его сердце, оставленные противоречивыми шансами на победу, с завыванием пронесся холодный ветер. Высока была вероятность того, что он никогда больше не увидит никого из своей семьи. А они никогда не узнают, что случилось с ним. – О, сэр, – прошептала Дженни и, наклонившись, положила ладонь на его руку. Ее глаза расширились от ужаса, когда она поняла, какие чувства в нем пробудила. – О, сэр, простите! Я совсем не хотела... – Все нормально, – прохрипел Роджер, выталкивая слова из своей искалеченной гортани. – Я... Молча извиняясь, он махнул рукой и нетвердым шагом вышел из кухни, а потом, пройдя через прихожую в задней части дома, оказался прямо в ночи. Над самыми вершинами гор виднелась узкая полоска тусклого света там, где облака еще не полностью сомкнулись, но двор вокруг уже погрузился в глубокую темень, и ветер коснулся лица запахом холодного дождя. Роджера трясло – и вовсе не от холода. Он резко сел на большой камень у дорожки – там, где они стаскивали с детей резиновые сапоги, когда было грязно. Уперев локти в колени и уткнувшись лицом в ладони, Роджер на мгновение дал волю чувствам. И переживал он не только из-за своей собственной ситуации – но и за тех, кто был сейчас в доме. Джейми Фрейзер скоро вернется в Шотландию. И вскоре после этого наступит день, когда во двор Лаллиброха придут солдаты-красномундирники, обнаружив, что Дженнет дома одна, не считая слуг. А последующая цепь событий приведет к смерти Брайана Фрейзера от апоплексического удара, когда он будет наблюдать за тем, как его единственного сына запороли, как он думал, до смерти. Джейми... Роджер вздрогнул, мысленным взором увидев не своего неукротимого тестя, а беспечного юношу, который посреди развлечений Парижа не забывает отправлять книги своей сестренке. Того, кто... Начался дождь, бесшумный и основательный, который за секунды вымочил Роджеру лицо. По крайней мере, никто не узнает, что он плакал от отчаяния. «Я не могу это остановить, – думал Роджер. – Я не могу рассказать им о том, что грядет». Из темноты, испугав его, появилась большущая фигура, и всем своим тяжелым телом к Роджеру прижался пес, почти свалив с камня, на котором тот сидел. Большой волосатый нос, фыркающий и более мокрый, чем дождь, сочувственно ткнулся ему в ухо. – О, Господи, собаченция, – вопреки всему Роджер чуть не рассмеялся. – О, Боже. Он обнял огромное вонючее создание и уперся лбом в массивную шею, начиная чувствовать себя чуточку лучше. Испытывая невыразимое облегчение, какое-то время Роджер ни о чем не думал. Однако постепенно вернулись связные мысли. Возможно, не совсем верно то, что уже случившееся – прошлое – нельзя изменить. Вероятно, это не работает для грандиозных событий, королей или сражений. Но, может быть, – просто может быть, – в отношении частной жизни это удастся? Если я не могу пойти к Фрейзерам из Лаллиброха и прямо сообщить, какая судьба им уготована, возможно, получится им сказать что-то такое, как-то предостеречь, предупредить... А если он предупредит? Если Фрейзеры прислушаются? Неужели этот хороший человек всё равно умрет от апоплексического удара, вернувшись однажды домой из амбара, просто из-за какой-то болезни в головном мозгу? Но зато его сын и дочь будут в безопасности. И что потом? Останется ли Джейми в Париже и женится на кокетливой француженке? Вернется ли в Лаллиброх, чтобы мирно жить-поживать и заботиться о поместье и сестре? И в том, и в другом случае через пять или шесть лет он не будет скакать на коне возле Крейг-на-Дуна, преследуемый английскими солдатами, раненный и нуждающийся в помощи случайной путешественницы во времени, которая только что вышла из камней. А если он не встретит Клэр Рэндалл... «Бри, – подумал Роджер. – О, Господи, Бри». Позади послышался звук: открылась дверь и на дорожку упал свет фонаря. – Мистер МакКензи? – позвал Брайан Фрейзер из темноты. – С вами все в порядке, дружище? – Господи, – прошептал Роджер, стискивая собаку, – подскажи, что мне делать.
Оutlander является собственностью телеканала Starz и Sony Entertainment Television. Все текстовые, графические и мультимедийные материалы,
размещённые на сайте, принадлежат их авторам и демонстрируются исключительно в ознакомительных целях.
Оригинальные материалы являются собственностью сайта, любое их использование за пределами сайта только с разрешения администрации.
Дизайн разработан Стефани, Darcy, Совёнок.
Запрещено копирование элементов дизайна!