— Видишь ли, у нас не так, как у русских, — ласково объяснял Кворри Перси. — Чертовы офицеры даже ездят отдельно от своих солдат, не говоря уже о том, чтобы лично вести их в бой.
— Что, правда? — кажется Перси русский вариант понравился, если судить по его опасливому взгляду. Он потратил предыдущую неделю на изучение обязанностей прапорщика и младшего лейтенанта, которые включали в себя: присутствие на парадах, муштру, выкрикивание команд, крик на стражников, поддержание актуального списка снаряжения и запасов (капитан Вилмот похвалил его владение пером перед тем, как разругать его в пух и прах за то, что он не туда вписал партию сапог и не туда направил десять баррелей пороха), присмотра за уходом за больными в госпитале (к счастью в этом сезоне таких было относительно мало) и регулярный осмотр солдат.
— Смотрите, нет ли раздоров, — добавил Кворри. — У нас два батальона: один сражается за рубежом, в то время как второй восстанавливает силы и вооружение; но наш полк не так велик, как некоторые другие, и многие наши рядовые — опытные солдаты, которые притерлись друг ко другу. Но в ближайший месяц будет наплыв новых людей, а новые люди имеют обыкновение вливаться в ту или иную группу. Вы не можете позволить себе это — из-за семейных связей, за Вами будут наблюдать, и у Вас не должно быть ни тени предпочтений ни к какой группе, кроме того, что Вы должны, конечно, защищать интересы подразделений, находящихся под Вашим прямым командованием. У Вас таких четыре. Это понятно?
— О, да. Сэр, — поспешно добавил Перси, что заставило Кворри ухмыльнуться.
— Хороший мальчик. А теперь бегом марш к сержанту Киблу, и пусть он покажет, с какого конца заряжать мушкет.
— Кибл с солдатами сейчас на плацу, — вставил Грей, заносивший Кворри стопку бумаг. — У меня есть время, я пройдусь с ним по командам стрельбы.
— Хорошо. А эта кипа бумаг о чем? — Кворри поднял свои очки и прищурился, всматриваясь через них в бумаги. Его глаза расширились, и он сдернул очки, будто не мог поверить своим глазам. — Что? — взревел он.
Грей потянул Перси за рукав.
— Вы свободны, — пошептал он. — Идемте.
Перси бросил последний опасливый взгляд на Кворри, который побагровел от гнева и громко бранил стопку бумаг. Кворри не глядел на него, но Перси все равно поспешно отдал честь и, развернувшись на каблуках, последовал за Греем.
— Что это было, или мне не положено знать? — спросил он, как только они вышли.
— Ничего, — Грей пожал плечами. — Инструкции из военного ведомства, противоречащие предыдущим. Это случается приблизительно раз в неделю. Как продвигаются Ваши дела? — он был так занят последнюю неделю, что едва ли видел Перси.
— Неплохо. Или, по крайней мере, я надеюсь на это, — сказал Перси с сомнением. — На меня постоянно кричат.
Грей рассмеялся.
— Быть предметом криков входит в число основных Ваших обязанностей, — уверил он Перси.
— На Вас никто не кричит.
— Я, — самодовольно сказал Грей, — майор. Никому не позволено орать на меня (в полку, разумеется), кроме Гарри, полковника Симингтона и моего брата. Я не придаю значения крикам Гарри, стараюсь не попадаться на глаза Симингтону и веду себя очень осторожно в отношении Мэлтона; советую Вам поступать так же. Вы проводили осмотр казарм этим утром?
— Вчера. Эм-м… есть ли что-то особое, на что мне следует обращать внимание, в смысле предотвращения проблем?
Грей сопровождал его при первом таком осмотре, теперь же стал объяснять тонкости.
— При осмотре казарм высматривайте признаки пьянства — это не тяжело заметить, уверяю Вас — чрезмерных азартных игр или чрезмерного увлечения шлюхами. При осмотре тех, что расквартированы в городе…
— А как узнать, где грань «чрезмерного»?
— Если солдат проиграл важную часть экипировки или униформы, значит чрезмерно увлекся азартными играми. Если потерял важную часть тела из-за сифилиса или Вы застали его в постели со шлюхой, это считается превышением допустимого. Высыпание или триппер — это в общем-то не так уж страшно, если парень все еще может стоять ровно.
— Легче сказать, чем сделать. Вы когда-нибудь им болели?
— Нет, — сказал Грей, отстраняясь и одаривая Перси прямым взглядом. — А Вы?
— Однажды, в юности, — Перси вздрогнул. — Единственный раз, когда переспал с женщиной. Если бы я не знал уже, каков я, этого было бы достаточно, чтобы закрыть вопрос.
— Она была шлюхой? — спросил Грей, не без сочувствия. Он сам переспал с несколькими шлюхами за эти годы, частично вынужденно, а частично (вначале) из любопытства, не откроет ли вдруг этот опыт скрытое в нем влечение к женщинам.
— Нет, — ответил Перси. — Вообще-то это была довольно хорошо известная леди с репутацией благочестивой дамы. Много старше меня, — деликатно добавил он.
— Она умерла? — с интересом спросил Грей. — Я ее знаю?
— Да, знаете, и нет, не умерла, что еще хуже, старая плутовка. Оставим это; что именно я должен делать, когда полковник Кворри говорит: «присмотреть за людьми»?
— О… — Грей взмахнул рукой в сторону удаленного плаца, где толпа новых рекрутов выстраивалась в неровные ряды под крики капралов. — Не стал ли кто худее или бледнее, чем обычно, не похожим на себя.
— И как я это узнаю? — запротестовал Перси. — Большинство из них я видел лишь однажды!
— Ну, Вы посещаете их еженедельно, а если есть причины предполагать, что назревают проблемы — то чаще, — терпеливо стал объяснять Грей. — Вы должны знать их всех поименно к концу второй недели, и имена всех их матерей, сестер и возлюбленных к концу третьей.
— После чего я, вероятно, закончу осваивать обязанности прапорщика и, как младший лейтенант, смогу забыть это все?
— Вы их не забудете, — с уверенностью сказал Грей. — Офицер никогда не забывает своих людей. Не беспокойтесь, я полностью верю в Вас.
— Что ж, я очень рад, что Вы так думаете, — сказал Перси тоном величайшего сомнения, заходя вслед за Греем в оружейную. — А это мушкеты, да?
***
Несмотря на уверения Перси в его полной неопытности и неумелости, он оказался вполне достойным стрелком. Грей вывез его за Лондон в открытое поле, чтобы он смог попробовать пострелять без свидетелей, и был приятно удивлен.
— «А это мушкеты, да?», — передразнил он, тыкая пальцем в центр мишени, который превратился в решето от многочисленных выстрелов.
Перси, не смутившись, улыбнулся.
— Я никогда не говорил, что не держал в руках ствол.
— Нет, не говорили, — Грей свернул мишень. — Какой именно ствол?
— В основном, целевой пистоль. Время от времени охотничье ружье, — Перси не стал вдаваться в детали, скромно отметая похвалы Грея пожатием плеч. — То, что говорил полковник Кворри… о семейных связях… — он запнулся, не зная как сформулировать вопрос.
— Ну, со стороны других офицеров будет немного зависти, — без уверток сказал Грей. — Они все считают друг друга конкурентами и, конечно, станут подозревать, что Вас станут продвигать по службе. Вы с этим, конечно, ничего не сможете сделать, кроме как хорошо выполнять свою работу.
Перси вытер с лица порох носовым платком.
— Я так и намерен поступить, — решительно сказал он. — Какими еще навыками, по Вашему мнению, я должен обладать?
— Ну, — сказал Грей, оглядывая грациозную фигуру Уэйнрайта, — Вы должны уметь танцевать. Вы умеете танцевать?
Перси посмотрел на него недоверчиво.
— Танцевать?
Грей с таким же недоверием взглянул на Уэйнрайта, но это не была насмешка. Учитывая то, с какой легкостью Перси вращался в обществе, Грей постоянно забывал, что тот не был рожден для высшего общества, но в семье яростного методиста. Он ничего не знал о методистах, но предполагал, что они сочтут танцы греховными.
— Танцевать, — твердо сказал Грей. — Умение танцевать просто необходимо любому хорошо образованному человеку, а особенно офицеру. И, как сказал хорошо известный знаток: «Фехтование одаривает человека быстротой и силой, в то время как танцы приносят элегантность и достоинство в его движения и осанку».
— В таком случае, я обречен.
— Ну, танцы вообще-то не так уж смертельны, — сказал Грей, потирая пальцем под носом в попытке не рассмеяться. — Идемте.
— Куда? — Перси подобрал мушкет, патронный ящик, мешочек с патронами, рожок с порохом и другое стрелковое снаряжение.
— Домой к моему брату. Моя невестка наняла очень хорошего учителя танцев для своих сыновей и, я уверен, договорится, чтобы он стал обучать и Вас без лишней огласки.
Минни была просто очарована Перси, которого ей еще не доводилось встречать, и еще более очарована тем, что он ищет ее помощи. Грей и раньше замечал этот женский парадокс: женщины, которые падают в обморок при виде могущественного мужчины, который станет защищать их, в то же время просто тают, встречая признание собственной беспомощности любым представителем мужского пола в рамках сферы влияния этой женщины.
Он оставил Перси на Минни, которая (несмотря на свою беременность) показывала шаги и фигуры с удивительной легкостью, и отправился в библиотеку.
У Хэла была значительная коллекция произведений историков-милитаристов, тактиков и теоретиков, и Грей без зазрения совести отобрал те из них, которые, по его мнению, больше всего могли бы помочь Перси в освоении военного искусства.
Флавий Вегеций Ренат, известный в кругу друзей как «Вегеций», написавший «Краткое изложение военного дела» где-то между 385 и 450 годами н.э... Один из Хэловых любимцев, и неплохой вариант для начала.
«Немногих людей природа рождает храбрыми: практика и опыт своими хорошими наставлениями делают такими гораздо большее число людей»,
[перевод С.П. Кондратьева] - пробормотал Грей, засовывая книгу под руку.
Тут же была «История последней богемской войны» Мовильона в трех томах. Очень популярная и довольно редкая, так как была опубликована лишь два года назад в Амстердаме. Тут стояли первый и второй том — Хэл, должно быть, как раз читал третий — но он взял только первый.
Он не мог решиться, выбирая между Марком Аврелием, Тацитом и Вобаном, но потом добавил Энеиду Виргилия для легкого чтения. Пока этого хватит; у Перси, в конце концов, в последнее время очень мало времени на книги, не больше чем у самого Грея.
Он обернулся от книжных полок на звук шагов и обнаружил, что его брат вернулся.
— Снова воруешь мои книги? — улыбаясь спросил Хэл.
— Возвращаю свои собственные, — Грей похлопал по Энеиде, которая и правда принадлежала ему. — И одалживаю Вегеция для Перси Уэйнрайта, если ты не против.
— Вовсе нет. Кворри говорит, что он неплохо освоился, — заметил Хэл. — Я вижу, или точнее слышу, что Минни учит его танцевать, — он указал головой в сторону гостиной, где звуки смеха и счета шагов отображали удовлетворительный прогресс первого урока.
— Да. Полагаю, он очень хорошо справляется, — сказал Грей; он был рад услышать доброе мнение Хэла.
— Хорошо. Я завтра пошлю его командовать отрядом, что отправляется в Сассекс вернуть обратно груз пороха.
Грей испытал резкий порыв запротестовать, но подавил его. Его протест против такого предложения основывался главным образом на том, что Перси согласился на частное рандеву завтра, а не на том, что Грей сомневался в способности Перси справиться с этой экспедицией, или его знании неизбежных рисков любой экспедиции, включающей бочки черного пороха и неопытных солдат вместе.
— О, хорошо, — ровным тоном ответил он.
Он начинал разделять чувство Перси, что, возможно, он обречен. На невольный целибат, если не на что-либо еще.
— Где ты был? — с любопытством спросил он, заметив, когда брат снял плащ, что тот был в дорожной одежде, а не в мундире.
Это сбило Хэла с толку, и Грей с интересом заметил, что тот поспешно решает - сказать правду, или нет.
— Бат, — сказал он, помедлив лишь секунду.
— Снова? Что такого в том Бате, ко всем чертям?
— Ничего, что касалось бы тебя.
Неожиданно даже для себя самого, Грей сорвался. Он со стуком уронил книги на стол.
— Не тебе решать, что меня касается, а что нет!
Если Хэл и был ошеломлен, то это длилось не дольше мгновения.
— Следует ли мне напомнить, что я глава этой семьи? — сказал он, понизив голос и оглядываясь на дверь.
— А я, черт возьми, член этой семьи. Ты не можешь избавиться от меня, сказав, что это меня не касается. Ты не можешь просто посадить меня на корабль в Абердин, чтобы избежать моих расспросов!
Судя по виду, Хэл с радостью поступил бы именно так, но, с видимым усилием, взял себя в руки.
— Я не поэтому отправил тебя в Абердин.
Грей ухватился за это.
— А почему тогда?
Хэл взглянул на него.
— Я отказываюсь отвечать.
Грей не пытался ударить Хэла много лет, а когда последний раз попытался, то проиграл в драке. Сейчас он подарил Хэлу взгляд, обещающий, что эту драку он не проиграет. Хэл вернул ему этот взгляд и сместил вес, показывая, что не прочь избавиться от переполняющих его чувств с помощью насилия. Это уже интересно, Хэл был расстроен сильнее, чем казалось.
Грей удержал взгляд брата, нарочито разжал кулаки и положил ладони на стол.
— Я не решаюсь оскорбить Ваш интеллект, напоминая, что я взрослый мужчина, — любезно сказал он.
— Хорошо, — очень сухо ответил Хэл. — Тогда я не стану оскорблять Ваш, объясняя, что именно тот факт, что Вы являетесь мужчиной, удерживает меня от того, чтобы сообщить Вам больше, чем я уже сказал. Завтра к десяти будьте на плацу.
Хэл вышел из комнаты не оглядываясь, но напряженные плечи указывали, что он полагал возможным, что Грей запустит в него чем-нибудь.
Если бы под рукой оказалось что-нибудь подходящее, то Грей и правда вполне мог бы и запустить. А так он остался сидеть, сжав кулаки и ощущая, как кровь стучит в ушах.
***
С ворохом взаимопротиворечащих предписаний с трех офисов Уайтхолла, вспышкой лихорадки в казармах и тем, что один из кораблей, что должен был доставить их в Германию, неожиданно затонул — в порту — Грей был слишком занят последующие несколько недель, чтобы переживать о том, что происходит в Сассексе, или придавать значение новостям, что заговорщики-содомиты были приговорены к смерти.
Как-то раз, под конец дня, он сидел в своем небольшом кабинете, глядел на стену и пытался решить, стоит ли утруждать себя тем, чтобы надеть камзол и пойти в Бифштекс на ужин или просто послать стражника, что у двери, чтобы принес ему с улицы Корнуольский пирог, когда тот самый стражник явился спросить, примет ли он посетителя — миссис Томлинсон.
Что ж, это решило дилемму. Ему все равно придется надевать камзол, чтобы принять эту женщину, кем бы она ни была.
Возможно, жена солдата, пришедшая просить отстранить ее мужа от какого-то тяжелого задания или просить, чтобы ей выдали его аванс. Томлинсом, Томлинсом… Он мысленно пролистал список, который носил в голове, но не смог вспомнить никакого Томлинсона. Но опять же, постоянно появлялись новые рекруты… ах, нет. Теперь он вспомнил: эта женщина — Томлинсон — знакомая Минни, любовница капитана Бейтса, приговоренного к смерти. Он сказал кое-что, что заставило стражника моргнуть.
— Приведите ее, — велел он, поправляя лацканы и отряхивая крошки его обеденного пирога с оборок рубашки.
Миссис Томлинсон напомнила Грею — не в плохом смысле — его любимую лошадь. Как и у Каролюса, у нее была крепкая челюсть, добрые глаза и светлая грива, которую она заплетала в тугие косы и укладывала в пучок, будто на парад. Она присела, расправив юбки, в глубоком реверансе, как перед королем. Он взял ее за руку, помог подняться и поцеловал руку, используя это время на немилосердные мысли в отношении своей невестки.
Но ни тени этих мыслей не отобразилось на его лице, когда он пригласил ее сесть и послал Тома за вином и печеньем.
— О, нет, сэр, — поспешно сказала она. — Я не задержусь. Я пришла только поблагодарить Вас, милорд, за то, что Вы разузнали для меня, где находится капитан Бейтс, и просить Вас о еще одной милости, — ее щеки начали краснеть, но она не отвела взгляда, ее глаза были ясными, а взгляд прямым. — Я не хочу обременять Вас, милорд. Поверьте, что лишь крайняя нужда заставляет меня делать это.
— Конечно, — сказал он столь непринужденно, насколько это было возможно в данной ситуации. — Чем я могу услужить Вам, мадам?
— Вы навестите его?
Он уставился на нее в недоумении.
— Капитана Бейтса, — сказала она. — Вы навестите его?
— Что, — глупо спросил он, — в Ньюгейте?
[Ньюгейтская тюрьма (анг. Newgate Prison) — главная тюрьма Лондона с 1188 по 1902 года. Расположена была у северных «новых» ворот лондонского Сити, в непосредственной близости от уголовного суда Олд-Бейли, откуда в тюрьму перевозили приговоренных к смертной казни – прим. пер.]Слабейшая улыбка приподняла ее длинную массивную челюсть.
— Уверена, он бы навестил Вас здесь, если бы смог, — сказала она уважительно. — Он бы радостно предпочел это, я уверена, — в ее голосе слышались слабые отголоски ирландского акцента, что было довольно мило.
— Не сомневаюсь в этом, — сухо сказал Грей, взяв себя в руки после потрясения. — И почему я должен встретиться с ним? Кроме как потому, что Вы попросили.
— Думаю, он сам Вам об этом расскажет, сэр.
Грей задумчиво потер челюсть.
— Вы хотите… чтобы я передал какое-то послание от Вас? — решился спросить он. Ее глаза распахнулись.
— О, нет, милорд. В этом нет нужды; я вижу его каждый день.
— Да? — это не было невозможным; даже у самых развращенных уголовников бывали посетители. Но… — И Ваш муж не возражает? — как можно деликатней сказал Грей.
Она не покраснела и не отвела взгляда.
— Я не спрашивала его мнения, милорд.
Он подумал было спросить, где именно сейчас находится ее муж, но решил, что это его не касается.
Хэл, без сомнения, посоветовал бы отказать, но сам Грей испытывал сильное любопытство. Это был, вполне вероятно, единственный шанс услышать скрытые детали этого дела. Между весьма приукрашенным описанием дела в газетах и холодным циничным мнением Хэла была пропасть; он очень хотел узнать правду об этом деле, или хотя бы иную точку зрения.
Но какого дьявола может от него хотеть Бейтс? Он колебался еще пару мгновений, пойманный в ловушку этих огромных ореховых глаз, но затем сдался. Никакого вреда не будет от того, что он послушает, что Бейтс хочет сказать.
— Хорошо. Когда?
— Завтра, милорд, если можете. Осталось мало времени. Пове… исполнение приговора назначено на полдень среды, — лишь на слове «повешение» ее самообладание на мгновение пошатнулось. Она слегка побледнела и ее рука непроизвольно потянулась к шее, хотя она сразу ее отдернула.
— Очень хорошо, — медленно проговорил он. — Могу ли я… — но она схватила его руку и, преклонив колено, страстно ее поцеловала.
— Благодарю Вас, — сказала она, крепко сжала его ладонь и выбежала, взмахнув юбками.