1779 год. Уильяму 21 год, Джейми — 58, его жене Клэр — 63. Их дочери Брианне 33-й год. Муж Брианны Роджер Маккензи, — да, это тот самый бывший маленький воспитанник преподобного мистера Уэйкфилда. Ему уже сорок лет.
Фергюс Клодель Фрейзер — это приёмный сын Джейми, а Марсали — дочь Лаогеры (Лири), падчерица и невестка Джейми. Да, да (спойлер!), падчерица. Сестра Джейми Дженни за два года до возвращения Клэр в 18 век пыталась женить брата и не нашла ничего лучше, как выбрать для этой цели Лири, к тому времени вдову с двумя детьми.
Иэн-младший женился на Рейчел Хантер, сестре Дензеля Хантера, женой которого стала кузина Уильяма Рэнсома, Дотти (дочь брата Лорда Джона Грея).
В общем, родственные связи не только сложные, но и запутанные. Но всё это важно, чтобы понимать, что происходит.

* * *

Семья Фрейзеров растёт. У Джейми и Клэр новая приёмная дочка Фанни, младшая сестрёнка погибшей Джейн, возлюбленной Уильяма. Также Фергюс и Марсали оставили бабушке и дедушке старшего сына, бойкого Жермена, ровесника Фанни. С весны рядом, в семье Иэна-младшего, живёт его мать Дженни.
Появляются новые хижины вокруг Фрейзер-Риджа, центра шотландской диаспоры, объединённой Джеймсом Фрейзером. Он всегда отвечает за своих людей.
Сзади поселение защищает почти вертикальный каменистый обрыв, возвышающийся за безумной путаницей тёмных ветвей хвойных деревьев. На противоположном склоне огромный участок сплошь зарос вереском, издали он выглядит просто светлым пятном среди тёмной хвои сосен и американских деревьев — тсуги. Колючие ветви высоченных кустов переплелись и перепутались так густо, что невозможно пробраться сквозь них. С вершины хребта виден впереди следующий гребень гор, а за ним — ещё один.
Кажется, здесь негде устроить себе жильё, но земляки Джейми, шотландцы, — горный народ, они отлично приспособлены к жизни на клочках плодородной земли, затерявшихся среди скал.
Воздух в Ридже прохладный, в отличие от душных городов в долине, и чуть влажноватый, но дышится легко. Пейзажи радуют глаз.
Старые душистые ели обрамляют вырубку с одной стороны, а с другой набегает мягкая тень дубов и орешника гикори. Жёлтые и белые головки дикорастущих цветов ослепительно сверкают на солнце среди изумрудной травы альпийского луга.
Строения преобразили луговину, поросшую цветущими дикими травами. На месте сгоревшего большого дома торчит чёрная проплешина, которая ещё долго не зарастёт.
Роджер и его тесть Джейми вовсю строят новый дом на новой поляне. Пока что это просторная хижина, сооружённая из черновых стен, с односкатной кровлей, земляным полом. По причине летнего времени и жаркой погоды мужчины не очень спешили с окнами, дверями и дымоходами.
Резные зелёные листочки земляники в форме маленьких геральдических щитов и выгнутые стебли словно обрызганы крошечными, кисло-сладкими сердцами ягод. Воплощённый герб Фрейзеров — от французского слова fraise — земляника.
На склоне, обращённом к седловине, вид на которую будет открываться из окон нового дома, ягод было больше всего. Дети Брианны и Роджера — девятилетний Джемми и трёхлетняя Мэнди лазили по склону, перемазанные в красном ягодном соке. С ними ягоды собирала Фанни, которой было уже двенадцать.

Брианна, морща лоб, делала чертежи инженерных коммуникаций.
— Я хочу, чтобы у нас было водяное отопление, горячая вода, ледяной погреб! — говорила она.
Эта высокая женщина с огненными волосами мечтать не будет. Она осуществляет свои планы. Брианна уже начинала такую работу около старого дома, но её прервали драматические события на хребте.
Джейми подошёл к дочери, склонившейся над листами картона (Фергюс доставил ей из Уилмингтона).
— Что это, а leannan? (Перевод гэльских (шотландского Высокогорья) слов *милая)
Брианна смутилась…
— Па, я думаю, нельзя ли провести в новый дом электричество…
— Эле-ктри-чество? — не понял незнакомое слово Джейми.
Брианна показалась ещё более смущённой.
— Ну… Это… Изобретение нашего времени. Это свет без свечи или керосина, это машины, которые делают тяжёлую работу вместо человека или лошади…
В глазах Джейми зажглась заинтересованность. Брианна в упоении начала говорить о том, что электрическую энергию можно получить преобразованием силы падающей воды. «У нас же есть ручей с большим перепадом уровней!» Джейми слушал зачарованно, иногда задавая вопросы и веря всему, что говорит эта необыкновенная женщина — его дочь. Вторая из двух волшебных женщин человеческого рода, кого он знал.
Как бы в дополнение мыслям Джейми, с поляны донёсся звонкий голосок Мэнди.
— Двэмми, Двэмми, тепей пусть они пвячутся! А мы пойдём искать их!

«Кто знает, может, и трёх… Мэнди ведь тоже может путешествовать во времени! В кого она вырастет?»
— В нашем времени… В 20 веке, — исправилась Брианна, вспомнив, что «её время» теперь здесь. — В 20 веке этому учат, я училась в высшей школе инженерии, Па! — говорила она.
— Бедная лэсси…(Перевод с гэльского - девушка (Помните, фильм был про шотландскую овчарку по кличке Лэсси? Оказывается, это просто «девочка» в переводе.) Тебе тоже не хватает «горячих ванн»… — усмешка изогнула губы отца.
Настал черёд дочери не понять шутку.
— При чём тут горячие ванны?
— Твоя мама говорила, после того как отказалась оставить меня, когда я её привёл к стоячим камням в первый раз: «Горячие ванны почти победили!»
Молодая женщина подняла на него глаза.
— Никакие горячие ванны не стоят её любви к тебе, Па!
Он повернул голову, не сводя с неё улыбающихся глаз и видя не только дочь, но и свою жену в её облике.
— Но если можно устроить так, чтобы и ты, и ванны были у неё под рукой, почему бы и не сделать это? — продолжала Брианна с энтузиазмом. — И вообще, электричество может молоть зерно, поднимать тяжести, двигать грузы, да мало ли чего ещё! Не всё же делать человеческими руками!
Отец и дочь одновременно издали шотландский горловой звук, означающий удовлетворённость.
— Мама! Мама! — вдруг раздался с полянки крик Мэнди. — Они меня не берут с собой! А-а-а-а! Двэмми!
— Мам! Она маленькая! — старался басить Джемми. — А Фанни и Жермен зовут меня на ручей!
Ребята уже бежали в сторону деда и матери: рыжая, как у деда, голова Джемми и тёмная, в кудряшках, как у Клэр, головка Мэнди мелькали на фоне зелёной травы.

Вечером Клэр пришла из своей хирургической палатки, села отдохнуть перед ужином, вытянув стройные ноги. Джейми вошёл в комнату и остановил восхищённый взор на жене.
Он был без рубашки, разгорячённый после физической работы. Джейми всегда был худощавым, даже в этом возрасте. Изящные арки его ключиц были хорошо видны, шары грудных мышц и длинные мускулы рук чётко выделялись под кожей. На груди, где ворот рубашки был обычно открыт, кожа имела бронзовый оттенок, но нежная кожа на внутренней стороне его рук была молочно-белой с синеватым узором вен.
Тени смягчали черты его лица, и свет мерцал в отросших кудрях, окрашивая их в цвет корицы и янтаря там, где они лежали на его плечах, и делая их тёмно-рыжими и красно-золотыми на обнажённом теле.
Повинуясь бессознательному притяжению, которое всегда существовало между ними, Клэр протянула руку в его сторону.
— Mo nighean donn (моя каштановолосая женщина), — прошептал он почти неслышно, поймав её пальцы, и поцеловал. От них пахло смесью спирта и какой-то травы.
Она хотела встать, но Джейми удержал её за плечо другой рукой, опустился рядом в широкое деревянное кресло, желая присоединиться к покою, который излучало её тело.
Он не замечал ни морщинок вокруг глаз, ни серебряных нитей в волосах. Она всё ещё была для него каштановолосая девушка.
Джейми нежно очертил пальцем линию её подбородка, спустился к шее, скользнул по выпуклости ключицы. Клэр сжала его руку. Он в ответ наклонил голову, чтобы поцеловать её.
В его волосах застряли белые стружки, и Клэр аккуратно вынула их.
— Мне пришлось сегодня делать довольно сложную операцию, — сказала она, отняв ладонь и потирая ею предплечье другой руки. — Юный Макконах в погоне за оленем сорвался с обрыва и располосовал себе бок. В четырёх милях от Риджа, на соседнем склоне. Хорошо, что с ним были товарищи, которые не растерялись и принесли его сюда! Теперь главное — чтобы не развилось внутрибрюшное воспаление.
Клэр имела привычку рассказывать о своих медицинских делах мужу. Он встал сзади неё и начал растирать ей руку, плечи, шею. Женщина блаженно наклонилась в его сторону.
— Только вот я заметила, что мне теперь темновато в палатке, — говорила она. — Не хватает света. Зрение садится! — сказала она с досадой.
— Dinna fash, Сассенах (Не беспокойся! Не мучай себя!) Sassenach - по-гэльски «англичанин». В романе Дианы Гэблдон это ласковое имя, с которым Джейми обращается к своей возлюбленной жене. Наша дочь обещала, что проведёт свет во все помещения, наверное, в хирургии это надо сделать в первую очередь!
— Электрическое освещение?! — воскликнула Клэр.
— Эй, кажется, так она назвала это явление. Там что-то связано с энергией нашего ручья! — не очень уверенно поддакнул Джейми.
Клэр хотела рассмеяться, но подавила смешок.
В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, она распахнулась. Джейми подобрался, держа руку на пистолете у пояса. Мало ли что!
Но это пришла из хижины Иэна Мюррея его мать — сестра Джейми.
Дженни тоже была уже бабушкой, но фигура её сохранила стройность, как в молодости, несмотря на многочисленные роды. Мягкие вьющиеся волосы, связанные низко сзади чёрной лентой, причудливо сочетали цвета соли и перца.
Лицо её было озабоченным, белокожая Дженни сегодня была особенно бледна.
— Что случилось?! — Клэр уже была готова хватать свою медицинскую сумку и бежать на помощь. Джейми тоже нахмурил брови.
— A bhratair… (брат) — обратилась она к Джейми. — Мы получили письмо от Хэла.
— Лорд Джон?! Джон! — одновременно вскричали Джейми и Клэр; Клэр — испуганно, Джейми — с надеждой.
Дженни покачала головой.
— Нет. От его светлости ничего нет пока.
Женщина кинула неуверенный взгляд на брата, но потом решилась:
— Хэл пишет, что его племяннику очень плохо. — Джейми весь подобрался, нахмурившись. — Уильям находится в Шарлотте в очень тяжёлом состоянии. Просит Клэр навестить его, ибо она ближе всех находится к нему.
Джейми встал, не в силах оставаться на месте, где только что предавался ласкам с женой.
Клэр сказала, что немедленно поедет в город.
— Я отправлюсь с тобой, Сассенах, — сказал серьёзно Джейми.
— Нет, а bhratair! Иэн выразил готовность сопровождать Клэр. Вы с Роджером и арендаторы стоите на нашей защите!
Джейми возразил:
— Уильям — мой сын! Моя ответственность! Мне неловко отвлекать вас на свои проблемы!
Кончики его ушей порозовели.
— Глупый упрямец! — закричала Дженни. — Ты хочешь навредить своему сыну?! Любой, кто увидит тебя рядом с ним, с первого мгновения поймёт истину! Тебе это надо? А ему, о мальчике ты подумал?!
Несмотря на то, что в Дженни не было и пяти футов роста (152 см), а рост Джейми превосходил шесть (193), они внезапно оказались нос к носу. Брат и сестра походили на взаимное отражение: те же глубокого синего цвета, по-фрейзеровски раскосые глаза и прямой длинный нос. Только Дженни была тёмным отражением, ночным, а Джейми — светлым, солнечным.
Джейми дёрнулся, словно от неожиданности, и потом его плечи расслабились и опустились в бессилии. Он посмотрел беспомощно на Клэр. Глаза его умоляли.
— Я не могу ничего сказать, пока не посмотрю… Уильяма, — печально ответила ему жена. — Если… понадобится твоё присутствие, я тебе сразу сообщу!
Они оба понимали, в каком случае может понадобиться присутствие Джейми — проститься с сыном ему никто не сможет запретить, да это был бы бессмысленный запрет.
— Иэн точно член вашей семьи, — заявила безапелляционно Дженни, чувствуя свою победу. — Он больше Фрейзер, чем Мюррей, и не потому, что его мать из Фрейзеров, — выгнула она губы в усмешке, и левая бровь словно повторила контур линии рта, — а потому что дядя заменил ему отца в самые важные годы становления личности, – вздохнула Дженни со смесью сожаления и признательности. — Рейчел и я вполне справимся с домашним хозяйством, — заверила она.
Дженни с десятилетнего возраста хозяйка имения! Полвека прошло с той поры, но она не утратила своей энергичности.
Клэр смотрела на семейную сцену и соображала, что собирать в медицинский сундучок для поездки. Она дивилась: в кои-то веки Фрейзеры спорят без того, чтобы вцепиться друг другу в волосы.
Но беспокойство уже скрутило внутренности узлом: что с Вилли? Чем он болен? Как она сможет ему помочь? Пока она не осмотрит юношу, ответов на эти вопросы у неё не будет.

…Раненого подростка, пострадавшего на охоте, пришлось оставить на попечение Брианны. Дочь обещала приглядеть за ним и строго выполнять все врачебные предписания матери.
— А если… — я махнула рукой, досадливо кусая губы. — Если что-то пойдёт не так… — Я вспомнила охоту на кабана возле замка Леох, когда погиб Джорди, один из друзей Мурты и Джейми. — я бы тоже ничего не смогла сделать…
— Ну, парень, береги тётю! — Джейми в который раз поцеловал меня, так и не решаясь отнять от моей ладони свою руку. — Прости, Иэн, денег не могу дать, ибо у меня наличных нет.
Сочетая беспечность молодости и уверенность опыта, 27-летний Иэн крепко пожал дяде руку, для чего Джейми всё же пришлось от меня оторваться.
— Dinna fash, дядя Джейми! Всё будет в порядке! До встречи!
В седельных сумках у нас были меховые шкурки для обмена и некоторое количество еды в дорогу.

Мы с Иэном верхом отправились по тропинке к реке. Наш путь лежал вдоль хребта. Мы надеялись сесть на какую-нибудь посудину на ближайшей речной пристани.
К моему седлу был приторочен медицинский сундучок, набитый медикаментами. Бог знает что может понадобиться! Я старалась не думать о плохом.
Не оглядываясь, я знала: Джейми смотрит нам вслед, пока видит нас. Он может обустраивать усадьбу, может драться на войне, но сейчас не в силах ничего сделать для сына, и ему остаётся только ждать. А я не люблю ждать. Просто терпеть не могу. Ждать — всегда самое трудное. Лучше действовать. Руку и губы ещё покалывало воспоминание о поцелуях Джейми.
Я перекладывала с места на место мысли в голове, чтобы скоротать время в дороге. Мечты о локомотиве, о самолёте сменились идеей телепортации: исчезнуть в одной точке и тут же появиться в другой. Но мой дар другой — исчезать и появляться во временных, а не пространственных точках!
На палубе Иэн занимал себя чтением «Апологии истинного христианского богословия» Роберта Баркли, с трудом продираясь сквозь квакерский текст.
— Нет, тётушка, уж лучше латынь с дядей Джейми, чем эта…
— Зачем же читаешь?
— Надеюсь, что это поможет мне лучше понять Рейчел.
— Угу.
А я читать не могла. Я, по своему обыкновению, считала и пересчитывала хирургические инструменты, перебирала травяные запасы, тщательно оберегая свою аптечку от посторонних глаз. Говорили, что в Новом Свете, даже более чем в Старом, весьма охотно верят в ведьм и не преминут воспользоваться случаем поохотиться за ними. За мной, — если меня за таковую примут.
В Салеме, я слышала, в обозримом прошлом были подвергнуты сожжению несколько девушек. Потом, конечно, их оправдали и сожалели о содеянном, но боязнь ведьм пока оставалась актуальной.

Через пару дней к вечеру мы оказались в Шарлотте. Капитан судна помог найти людей, которые проводили нас к капитану королевской армии в отставке Уильяму Рэнсому.
Я оглядывалась вокруг. В ХХ веке мне не пришлось побывать в Шарлотте. Эх, могла ли я предвидеть?!
Основанный только-только, в 1769 году, на пересечении двух древних торговых путей, по которым сотни лет поколения индейцев двигались на запад в горы и к прибрежным равнинам на восток, город представлял собой сплошную стройку. Шарлотт был назван в честь королевы Шарлотты, жены короля Англии Георга III.
Дом, адрес которого дала нам Дженни, мы нашли легко. Он возвышался над окружающим пейзажем, как чудесная гора. Принадлежащий переходному стилю между барокко и классицизмом, он был выстроен из розового туфа, украшен причудливой объёмной резьбой из белого известняка, колоннами, статуями, но планировка была проста. Прямо против входа угадывался двусветный зал для приёмов, а изогнутые лестницы по бокам прихожей вели наверх двухэтажных прямых крыльев здания.
Нам с Иэном выделили по комнатке наверху, причём моя комната была рядом с той, где лежал больной. Я сразу пошла его проведать. Сразу, как только вымыла руки с помощью белого кувшина, небольшого белого умывального тазика и душистого розового мыла. За мной по коридору бежала чернокожая горничная, на плохом английском языке поминутно причитая о том, что молодой хозяин на краю смерти.
В комнате в нос бросился запах нечистот. Я подошла к окну и поскорее распахнула его и только тогда огляделась.
Если бы не запах и не плачевное положение больного, мне бы понравилась комната Уильяма — комната солдата, конечно, с учётом его положения в обществе и богатства. Ничего лишнего. Белый туалетный столик на гнутых ножках, на полу ковёр с мягким ворсом. Кровать под белым балдахином, тумбочка.
На кровати в куче белоснежных подушек выделялся в венчике коротких тёмных волос длинноносый профиль Уильяма. Юноша был бледен, запавшие глаза закрыты, но я прекрасно знала, что под почерневшими веками — такие же глубоко синие кошачьи глаза, что я вижу каждый день, взглянув на Джейми или Брианну.
При воспоминании о них моё сердце болезненно сжалось. Потому что я скучала по мужу и дочери, но и из-за них самих. Увидят они ещё раз Вилли? «А если бы он не заболел, я бы и не увидела его!» — пришла мысль.
С улицы в комнату врывалась морская свежесть вместе с запахом цветущих миртовых деревьев, что не улучшило моего настроения.
Для начала я окинула пациента взглядом, не желая пока будить его. Сыпи нет, кожа хотя и бледная, но чистая.
Служанка округлила глаза, когда заметила, что я наклонилась к ночному горшку, и чуть не вырвала его у меня из рук.
— Милочка, спасибо, можешь идти, — прошипела я, стараясь говорить как можно мягче, но вышло язвительно. — Я сама вымою это.
Сейчас на кухне начнутся разговоры и перешёптывания. Ну, Бичемп, ты попала! Я приготовилась выдерживать любопытные взгляды. Как пить дать, они не будут отличаться доброжелательностью!
Я задвинула горшок под кровать и направилась в свою комнату за микроскопом.
То, что я увидела через окуляр, взволновало и одновременно успокоило меня. На предметном стекле в физиологической жидкости плавали характерные шигеллы. Шигеллы, похожие на бледную россыпь сыпи! …Дизентерия. В XVIII веке диагноз зачастую означал приговор. Больные погибали от обезвоживания.
Я велела принести кипячёной воды, мёд и солонку. Надо отпаивать пациента. Попросила отварить пару горстей изюма — для пополнения содержания калия в организме.
Я достала порошки самодельных антибиотиков, надеясь, что плесневые грибки помогут бороться с возбудителями болезни. Из-за рвоты Уильяма мне придётся сразу доставать шприцы, любезно изготовленные Брианной в достаточном количестве.
Прокалывать кожу больного змеиными зубами — сам способ уже попахивает ведовством. Но меня больше волновало не это. Джейми плохо переносит уколы, а как насчёт его сына?
Я еле дождалась, когда парень проснётся. От безделья я продолжала осматривать спартанское убранство комнаты. Беззащитно смотрелся на тумбочке двойной портрет Джинивы и Изабель Дансени — его двух матерей, с такими же тёмными венчиками волос на голове, как у сына.
Будучи супругой Лорда Джона, я, конечно, видела их портрет, окаймлённый жемчугами. Этот был каким-то другим… Грустные мысли охватили меня.
Уильям вдруг открыл глаза и вздрогнул.
— Матушка Клэр!.. — сказал он неустойчивым голосом, очень похоже на то, как говорил Джейми, когда думал, что я ему привиделась в бреду или во сне.
— Ну, ну, Вилли, — ответила я, быстро придя в себя по своей хирургической привычке. — Да, это я. Очнись, пожалуйста, я должна тебя осмотреть.
Он взглянул на меня осоловелыми глазами, икнул, и его вырвало. Хорошо, что я успела подставить белый тазик, который стоял тут же около его кровати.
Он глядел ошарашенно. Я бесцеремонными руками доктора ворочала его.
— Прошу тебя: не смущайся! Я сейчас доктор!
Но девятому графу Эллсмеру и вправду было плохо, потому что он как безвольная кукла болтался в моих руках и не выказывал ни малейших признаков сословной спеси и стеснения от нарушения дресс-кода. Это и пугало меня больше всего. Я отодвинула его холщовую рубашку.
— Иисус твою Рузвельт Христос! — чуть не закричала я, увидев глубоко запавшую грудь, рёбра, явственно проступавшие сквозь тонкую сухую кожу. Уильям не был тонкокостным, как и Джейми, но истощение и обезвоживание сделали из него еле живой скелет.
Кто же его так лечил-то? Так бы и задушила прямо руками…
Температуры у него не было, кожа источала запах больного тела. Но молодой человек не умирал — Дженни или Хэл явно преувеличили. Молодой организм справится с болезнью. Ну и мои маленькие друзья из пробирки помогут! Не бактериям из 18 века тягаться с научным методом лечения антибиотиками!
Быстро прослушав лёгкие с помощью трубки из плотной бумаги, листок которой лежал в моём саквояже, я убедилась, что органы дыхания у него в порядке.

У нас в Ридже мы почти победили кишечные инфекции, упорно внедряя правила гигиены. Мы с Брианной делали различные виды мыла и меняли на него у соседей другие нужные в хозяйстве вещи. Я чувствовала себя персонажем рассказов из школьного учебника истории — параграфа о том, как начинался торговый обмен.
Рвоту я остановила — уже хорошо. Но обезвоживание дошло уже до опасной черты. В больнице бы ему назначили капельницы.
Я просидела до утра у постели больного, капая ему на уголок таких знакомых губ регидратирующий раствор и вкалывая антибиотик, пока никто не видит.
Комнату я покидала, только затем чтобы приготовить новую порцию целебной жидкости. Когда Уильям засыпал, то смотрела в его горшок, следя за цветом мочи. Он пока что не был утешительным, но уже то, что моча вообще выделялась, — давало мне надежду.
Пациент в очередной раз выпил отвар, который я ему подала, и поморщился: живот болит.
— Есть будешь?.. Не хочешь — не ешь.
Юноша помотал головой и бессильно улёгся на подушку.
Я решила, что надо написать Джейми. Успокоить его и предупредить, что мне придётся задержаться. Планировать ничего не возможно — я знала это по опыту. Но то, что я не увижу Ридж и его обитателей в течение ближайшего месяца, — это точно!
В своей комнате я поглядела в зеркало, стоящее на камине: волосы вновь растрепались и делали меня похожей на Медузу Горгону. Я быстро провела по ним щёткой и коварно улыбнулась сама себе в предвкушении.
Я завязала волосы лентой, сверху накинула валявшийся у меня в саквояже хлопчатый чепец, который я никогда не носила, но вот пригодился же! И отправилась на кухню варить куриный бульон с крупой. Служанкам я не доверяла лечебное питание.

* * *

Иэн, едва приехав со мной, уже рвался назад, домой.
— Рейчел и дитя Иэн соскучились.
Первенца назвали Иэн Бартоломью (Партлэн - по-шотландски) Джеймс Брайан Мюррей. Я давно заметила, что в именах детей шотландцы стремятся сохранить всю родословную… Впрочем, назвав дочь Брианной Эллен, и я дала ей имена деда и бабушки по отцу.
Когда мы с Джейми ощутили угрозу, что Иэн и Рэйчел назовут младенца именем собаки, мы прокрутили в уме десятки английских имён и нашли такое, в честь Варфоломея, одного из 12 апостолов, к которому в качестве домашнего варианта могло подойти имя Ролло. Иэн был заметно обрадован таким чудесным выходом.
«Соскучились…» Я понимала, что Иэну не очень хочется находиться рядом с кузеном, с которым связано столько неприятностей семье. Да и сидеть без дела наш неугомонный племянник не привык.
— Хорошо, Иэн, можешь ехать назад. А потом… А потом я попрошу Уильяма проводить меня.
Племянник поморщился едва заметно.

* * *

Собаки залаяли, оповещая о нашем прибытии домой.
Иэн опять нашёл где-то в лесу помесь собаки и волка, которую также назвали Ролло. «Раз индейцы меня зовут Братом Волка, надо оправдывать!» Сучка оказалась беременной и вскоре родила двух очаровательных волчиц. Три собаки — и все самки на этот раз. Если будут бегать в лес, от волков не отбиться будет! Джейми и Брианна с моей хирургической помощью стерилизовали всех троих…
— Что-то вы потрёпаны изрядно! — обеспокоенно сказал Роджер, держа коня за повод.
Иэн помог мне спешиться.
— Между собой мы не передрались! — нашла я в себе силы пошутить.
Но глаза искали Джейми и не находили. В животе завязался уже привычный, так его разэтак, тревожный узел.
Но Брианна смотрела безмятежно, — конечно, насколько ей это удавалось, — во всяком случае, не показывала признаков беспокойства. Она поцеловала меня, поприветствовав, и повела Уильяма отдохнуть и привести себя в порядок.

…Когда Уильям выздоровел, я, конечно, попросила его проводить меня домой.
Первая реакция его была — ошарашенность, будто я попросила его поучаствовать в колдовстве. Я попыталась исподволь подвести его к мысли о встрече с его новой… хм… семьёй. Кажется, это удалось, так как Уильям согласился. Он хорошо владел собой, так как его явные опасения не отражались на внешности молодого человека.
Вначале мы с ним двигались на корабле вдоль побережья, затем высадились на берег, и Уильям купил маленький фургончик с лошадью.
Пока ехали по открытой местности, всё было спокойно. Но стоило только углубиться подальше в лес, я почувствовала напряжение, ждала тревоги. Будто кто-то большой и живой следил за двумя маленькими фигурками на повозке. «Я чувствую себя как Гулливер в стране великанов!» — промолвил и Уильям. Я поразилась совпадению мыслей.
Вдруг впереди пролетела по дуге и вонзилась в землю на дорожке стрела. Уильям натянул поводья, чтобы остановить лошадь. Из тёмной массы кустов, ветвей и листвы показался вихрь чёрно-белых длинных перьев, рук, ног, тел! Лошадь и повозку облепили индейцы. Они что-то кричали на своём языке.
Я лихорадочно соображала, кто это может быть. Чероки, тускара, могавки? Понимают ли они по-английски?
Уильям мигом прыгнул на спину лошади и пытался нашарить пистолет за ремнём, но его руки были схвачены с двух сторон. Ему не причиняли вреда, но и не давали действовать. Оружие уже было в руках старого индейца.
Мельком увидев лицо Уильяма, я вспомнила некую ночь при Престонпансе и ещё более молодого человека, вступившегося за мою честь ценой своей жизни. Я была поражена сходству выражений на лицах Уильяма и молодого Лорда Джона. Отец всё-таки, хотя и приёмный!..

С нами обращались, игнорируя наши протесты и мольбы. Мой милый спутник продолжал спорить, пока ему не дали как следует по шее и не заткнули. Я вздрогнула от жалости. Оба мы оказались перекинуты через конские сёдла, как поклажа.
Через четверть часа нас доставили в поселение. Очевидно, это был какой-то временный лагерь. На поляне среди кустов были спрятаны шалаши, покрытые ветками и звериными шкурами.
Я пыталась говорить пленившим нас аборигенам что-то о том, что я целительница, но меня не понимали или не хотели понимать. Уильям стоял в непокорной позе: кулаки сжаты, взгляд исподлобья. Красный камзол, как капля крови, выделялся на зелени листвы и светлой почве. Ему было обидно, что его, бывшего офицера, разоружили столь бесславно. Я думала о том, что мальчик смел и упрям, но совершенно непригоден для военных дел. В отличие от его отца.

Джейми ведь был на все руки мастер! Если говорить о ратных подвигах, то он дослужился до генеральского звания. Он имел полководческое мышление.
В мирном труде крестьянина ему тоже не было равных. Будучи лэрдом, землевладельцем, он в то же время умел выполнять все сельские работы, и в поле, и в конюшне.
В Ридже он строил уже второй дом для своей семьи, строил умело, как инженер и строитель! Каменщик и плотник.
А в свободные вечера я постоянно видела его с книгой. Джейми был образованным человеком своего времени, учился в Париже в университете!
Он мог найти подход и к малышам! Как жаль, что ему не пришлось открыто нянчить своих собственных детей, держа маленькие головки в чаше своей ладони! Но сколько же у него приёмных! Как широка его душа! Её на всех хватает! А теперь ею завладели внуки: Джемми и Мэнди, а также дети Марсали и Фергюса, Иэна-младшего.

Вышел вождь, и мои сладкие грёзы о любимом мужчине прервались.
Передо мной стоял крепкий человек с коричневым морщинистым лицом, острым орлиным носом, украшенный перьями орлана и ожерельем из медвежьих зубов.
Я подумала, что он может быть даже сильно моложе меня, хотя выглядит стариком.
Он окинул нас проницательным взглядом, задержался на напружиненной фигуре молодого человека. Произнёс слова, которые показались мне смутно знакомыми.
— «Убийца медведей»? — переспросила я по-английски.
Он ответил с сильным акцентом:
— Юноша похож на него, как сын. Сын?
Я закивала, потом бросила взгляд на Уильяма, который хотел возразить, но… Но не стал.
— А ты, женщина…

— Я жена Убийцы медведей! — сказала я, не уточняя, что юноша мне не сын.
Сын, сын. Сын моего сердца.
Я люблю Уильяма. И ради Джейми, и ради него самого. Будучи женой лорда Джона, я успела получше узнать Вилли. Тёзка его, Шекспир, утверждал: «Любовь помогает лучше узнать, а знание — нежней полюбить» (Love talks with better knowledge and knowledge with dearer love (W. Shakespeare. Measure for Measure. Act III, scene 2. Duke - «Мера за меру», акт 3, сцена 2, слова Герцога, перевод мой.) Храбрый, упрямый, избалованный, но благородный молодой человек, впитавший многие хорошие качества его опекуна, Лорда Джона Грея.

Когда индейцы отпустили нас, Уильям задумчиво держал повод, а я, бросая на него лукавые взгляды так, чтобы он не заметил, размышляла о том, что иногда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. О чём думал пасынок, поневоле оказавшийся спасителем своей и моей жизней, благодаря происхождению, я не могла догадаться по его непроницаемому лицу.

Лето уже кончалось. Если в городах на побережье всё ещё зелено, то в горы осень приходит гораздо быстрее.
Сентябрь, по-моему, самое прекрасное время для путешествия. Не столь влажно, как весной, не так жарко и удушливо, как летом, лошади не вязнут в снегу, как зимой. Если бы не постоянная опасность со стороны людей и животных, мы чувствовали бы себя совсем хорошо.
Приближаясь к дому, я всем своим существом ощущала желание скорее оказаться в объятиях Джейми. Мы не виделись больше месяца. Но, к моему разочарованию, он в момент нашего прибытия ушёл на охоту.
Поначалу Уильям избегал всех, кроме меня. Я поселила его в хирургической палатке.
Брианна сказала, что у прооперированного перед моим отъездом мальчика бок зажил хорошо, без осложнений, и он давно уже бегает снова на охоту.

Матушка Клэр привела Уильяма в маленький домик, пропахший алкоголем, лекарствами, травами. Показала узкую, но удобную кроватку в углу под пологом, сделанным из тонкой белой материи, очевидно для защиты от мошек.
— Пока стационарных больных у меня нет. А тут тебе, наверное, будет удобнее.
Да, удобнее. Чтобы не встречаться ни с Иэном, ни с Брианной, ни с… мистером Фрейзером.
Утром Уильям вышел из палатки и увидел молоденькую, очень красивую девушку с тёмными, вьющимися волосами и большими, мягкими глазами молодой лани.
Фанни, Фанни! Вот кого был он рад встретить! Как она выросла и повзрослела!
И она налетела на него со всем восторгом и детской непосредственностью!
— О, да ты чисто говоришь, девочка! — заметил Уильям.
— Миссис Клэр — это всё она! — сказала Фанни с обожанием в голосе. — А ещё Жермен. Он помогает мне говорить! И даже учит меня читать!
— Кто это, Жермен? — нахмурился Уильям.
— Сын Марсали и Фергюса. Ему 12 лет, — начала Фанни рассказ, но увидела скучающую физиономию собеседника и переменила тему. — Пойдём я тебе покажу кое-что!
Они пошли вдоль ручья, куда Мэнди было запрещено бегать без взрослых. Малышка хотела увязаться за ними, но бабушка позвала её к себе.
Глаза Уильяма разбежались при виде крошечных чудес. Удивительные по красоте орхидеи, белые, жёлтые, розовые, были похожи на диковинных птичек, бабочек, рыбок, притаившихся в глубоководных водорослях. Неизвестные грибы блестели, как драгоценные камни. На стволах упавших деревьев отдыхали красные и черные мотыльки. Над водой висели огромные стрекозы, неподвижные, ошеломительные…
Фанни молча и с восторгом наблюдала за ним.
Вдруг высокая трава расступилась, и на берегу ручья открылась картина: поваленные стволы, опилки…
— Это бобры делают запруду? — спросил Уильям, вспомнив лесные походы с па… с Лордом Джоном.
— Нет, это миссис Брианна хочет заставить природные силы работать на неё! Она, наверное, колдунья!
И правда, затем он убедился в рукотворном характере сооружения. Уильям, как мог, постарался объяснить девочке, мол, это инженерия, основанная на физических законах бытия, никакого колдовства, но у самого на сердце стало неспокойно. Как он встретится с миссис Маккензи? А с остальными?

Уильям слонялся в окрестностях поместья. У всех были свои дела — один он бездельничал. Но каждый, кто замечал его, считал своим долгом поговорить о чём-то, занять чем-то.
Джемми и Мэнди прибежали в палатку, увидели Уильяма. Потрещали, позвенели, угостили орехами. «Мы можем показать, где их много!» Побежали прочь: «Мама! Кто это у Ба в палатке? Мы его орехами угостили. Мы не боялись — он совсем такой, как ты! Нет, как деда! Он мужчина! Нет, деда крупнее!» Уильям не слышал, что сказала Брианна.
Он был благодарен матушке Клэр, что она не устроила публичной церемонии представления Девятого графа Эллсмера. А мистеру Фрейзеру — за то, что ушёл на охоту. Уильям думал, что, может быть, удастся избежать встречи и разговора. С одной стороны, конечно, поговорить бы не мешало, но с другой… Может, отложить?
Перед ужином Уильям увидел Рейчел и Иэна.
Рейчел Хантер, нет — Рейчел Мюррей Фрейзер. Жена Иэна, чёртова кузена… Довольно высокая женщина. Смуглая, с орехово-карими глазами, как у газели, Рейчел одевалась в скромные платья оттенков сливок и ореха. Тёмно-русые волосы были собраны заколкой, сделанной из волос её матери, умершей в родах, — Уильям знал это от самой девушки. Когда она ещё была девушкой…
Уильяму не хотелось встречаться ни с ней, ни с Иэном. Он считал, что кузен увёл у него невесту. Рейчел возилась с младенцем, которого окрестили многосоставным, как обычно, христианским именем, но звать продолжали Огги (от гэльского слова «маленький»).
Иэн держался как ни в чём не бывало. При виде молодого мужчины с ирокезской татуировкой на лице Уильям вспомнил, как чёртов ублюдок кузен ударил его и как потом Фрейзер шантажировал Уильяма, грозя рассказать всем, кто его настоящий отец, если лейтенант Рэнсом не освободит его долбанного племянника из-под ареста! При этом воспоминании Уильяма затошнило и чуть не вырвало.
На беду, в этот момент, когда он наклонился над землёй, его увидел маленький Джемми.
— Бабуля, бабуля! Дяде Уильяму плохо!
«Дядя!» — сердито подумал Уильям. Живо же они его включили в свою чёртову семейку! «Дядю» нашли… Тоже мне! Но отчего-то на душе стало тепло. У Уильяма были тётя, бабушка, дедушка, которые его любили… Они всегда окружали его теплом, заботой, он всегда чувствовал себя комфортно, знал, что любим. Маленький он был любим всеми, даже слугами… Хотя, как выяснилось, не всегда догадывался о природе этой любви. Дальше лучше было пока не думать, и он перескочил мыслями на того, кто для него был отцом с детства и до… до того июньского дня…
Лорд Джон, чёрт его дери!
Уильям знал, что Лорд Джон любит его, как сына. Молодой человек был благодарен, что папа, как он его звал, помог ему стать офицером. С 15 лет Уильям начал служить, получив лейтенантский, а потом капитанский чин. Он вспоминал свой красный мундир, прекрасные белые лосины, на которые засматривались девочки-соплюшки. А теперь, когда весь мир его разрушен, куда податься? И в армии его выключили, и…
У юноши разболелась голова, но, вместо того чтобы попросить у матушки Клэр порошок, он пошёл прогуляться к ореховым зарослям, которые показали ему детишки.
Мимо проехали на красивых лошадках Фанни и Жермен, бросив на него лукаво-ироничные взгляды. Встретив его глаза, Жермен деланно раскаялся, опустив русо-пепельную голову.
«Девушки не будут прохода давать!» — ревниво подумал Уильям о внуке хозяев поместья.

Гуляя, он вспоминал дни болезни, бред и галлюцинации.
Хотя он уже не служил в британской армии, условия его существования не были комфортными, кухарка и экономка Лорда Джона, миссис Фигг с её заботой и вкусной едой была далеко от него, и он не всегда, по беспечности, следил самостоятельно за гигиеной, как выражалась матушка Клэр. Поэтому заболел. Боль в животе, понос, рвота и лихорадка скрутили его в считанные часы и заставляли мечтать только о смерти.
Но ещё хуже были моральные страдания.
Ему грезилось, будто он попал в туман в окрестностях Хэлуотера. Однако юноша не был в одиночестве в этой меловой каше. То ли призраки, то ли фигуры из сновидений окружали его.
Восьмой граф Эллсмер, как на портрете, в богатом камзоле и завитом парике: «Ты не мой сын! Проклятый ублюдок! Отойди от меня! Не позорь!»
Папа… Лорд Джон в красном офицерском мундире. «Мальчик мой! Я люблю тебя и буду любить всегда! Не волнуйся за меня, мы скоро встретимся!»
Мама, похожая на пресвятую Деву Марию, глядела на него ласково: «Прости меня, сынок!» Воспитавшая его тётя Изабель, которую он привык считать своей матерью.
Дотти Грей с Дензелем Хантером, Рейчел — с Иэном Мюрреем, все четверо счастливы, машут Уильяму и улыбаются.

Из тумана возникает рука… Рука Джейн. Белая, неживая. Джейн…
Почему ему так не везёт в любви?

И всё пропадает. «Эй! Постойте!» — хочет крикнуть Уильям, но понимает, что это неприлично для графа. Для графа неприлично, но он не граф, а ублюдок! Бастард!
С тех пор как он узнал о своём происхождении, Уильям много думал об этом. Ему было стыдно, что он обманывал всех. Обманывает вот уже более 20 лет!
Из тумана выплыло лицо Мака. Вначале оно было расплывчатым: Уильям не помнил его с детства. Затем становилось неудивительно похожим на мистера Фрейзера, молча и с любовью наблюдавшего за молодым человеком.
«Мак! Мак! Возьми меня с собой!» — закричал Уильям, будто ему было шесть лет. Но лицо растаяло, уступив место другому.

Матушка Клэр… Уильям поморщился. «Я всё ещё, независимо от обстоятельств, хм, твоя мачеха!» — вспомнил он её усмешку и отвернулся.
— Уильям! — позвала она. — Доброе утро!
Даже сейчас, под сенью гикори в Ридже, Уильям заново ощутил телом дрожь, которая прошла по нему от этого голоса, этого видения, словно он опять лежит в своей кровати в Уилмингтоне, больной, умирающий.

Призрак! Он попытался тогда взять себя в руки, уговорить себя, что это просто болезненные видения, это снится.
Но нет, это не бред, она и в самом деле пришла, помяла живот тёплыми энергичными руками, заставила показать язык, как маленького. К своему удивлению, Девятый граф Эллсмер повиновался. Ему было совсем худо: слабость и учащённый пульс, пронизывающий холод в руках.
Она подарила ему ободряющую улыбку.
— Я принесла тебе медовой воды. Выпей.
Клэр подняла ему голову и налила медовой воды в рот. Он глотал, возможно, слишком жадно, так что дело окончилось новым приступом рвоты. Не почувствовав облегчения, Уильям свернулся на манер креветки, обнимая свой живот и дрожа.
— Нужно выпить гораздо больше, — твёрдо сказала Клэр и поднесла к губам чашку.
При виде жидкости в чашке, Уильям почувствовал новый позыв к рвоте, но она всё равно соединила посудину и его синеватые губы.
— Ты должен пить ещё, — повторяла Клэр упорно, как попугай.
Это утомляло Уильяма, и он не реагировал. Не получая ответа, она прибегла к физическому принуждению ещё раз. Поддерживая шею пациента, она повернула его голову к чашке.

— Надо… — сказала она с намёком на улыбку. — Ты умрёшь, если не выпьешь как минимум полгаллона (Галлон - около четырёх литров, соответственно, полгаллона - литра два) воды в течение ближайших нескольких часов.
«Полгалллона! - ахнул Уильям.- Ну и пусть умру…» — жалко подумал он. Не то что бы он не надеялся выздороветь, ведь матушка Клэр здесь, рядом с ним. Но зачем жить? Кем быть? Какое будущее его ждёт? Проклятый бастард!
Её безжалостная попытка окончилась попаданием жидкости не в то горло, кашлем и тошнотой. Он прижал живот обеими руками, проглотил остатки воды, отчаянно пытаясь удержаться от рвоты, но безрезультатно.
Клэр с сочувственным видом пробормотала ругательство и ушла за новой порцией жидкости.

А эти ужасные уколы, как она называла — «инъекции»! Никогда Уильям не слыхал, чтобы кого-нибудь так лечили. Они были обставлены, как колдовство! Мешочек с приделанным зубом змеи на конце наполнялся жидкостью, которая получалась от разведения водой порошка, подозрительно напоминающего цветом плесень. Он страшно боялся этих змеиных зубов!
А Клэр только посмеивалась:
— Джейми тоже не в восторге от уколов! Но это не мешает ему быть суперменом во всём остальном!
«Супермен»! Ну и выражение!..

Однажды утром Уильям впервые почувствовал себя сносно. Солнце заглядывало в окно, и хотелось встать и побежать на улицу, подышать воздухом, вздохнуть полной грудью.
Она вылечила его, хотя ещё несколько дней слабость мешала ему покинуть постель.
Когда Клэр собралась назад, он со смешанным чувством подумал, что надо ехать с ней.
С одной стороны, проводить надо: дорога опасная. С другой стороны, появляться в Ридже у него не было ни малейшего настроения.

Пока он болел, они не особенно разговаривали. Но, сидя бок о бок в повозке, молчать было невозможно. Мысли миссис Фрейзер прозрачно отражались на её физиономии. Бесконечные разговоры сокращали время пути.

Джейми возвращался с охоты домой.
Хотя ему нравилось, что в Ридже поселяется всё больше народу, но теперь на охоте приходилось уходить всё дальше в леса, выслеживая дичь, карабкаться и спускаться по горным склонам, поросшим хвойными деревьями, зарослями вереска, берёзами и клёнами.
Осень окрасила всё в яркие, контрастные цвета: красный, зелёный, лимонный, розово-лиловый.
Леса были полны белок, кроликов, лис, енотов, опоссумов и прочей мелкой живности, которую индейцы истребляли ради мехов. А копытных млекопитающих, чьё мясо способно заменить говядину, надо было поискать!
Незадачливому Макконаху с товарищами повезло, что они встретили оленя так близко от дома. Джейми пришлось ходить по лесу три дня, прежде чем он нашёл подходящее место, да пара дней понадобилась, чтобы выследить добычу, сидя в укрытии. И вот, наконец, мощный конь тащит тушу красивого белохвостого оленя. Вапити был бы в два раза тяжелее, но и мяса бы досталось в два раза больше. Джейми был доволен, что обеспечил пищей своих домочадцев на какой-то период. Надо быстро доставить тушу домой. Брианна говорила, что в её времени можно сохранять пищу в специальных ящиках, вырабатывающих холод. Чудно!

Он приближался к усадьбе со стороны рощи гикори. Вдруг послышался какой-то незнакомый шум. Кто-то возился в орешнике, топчась и ломая ветки. Человек? Медведь? Он выстрелил поверх фигуры на всякий случай, ради предупреждения и сбил ветку над головой незнакомца.

Уильям услышал звук выстрела, и ветка в полтора пальца толщиной упала, чуть не задев его. Он оглянулся. Здоровенный детина в охотничьей рубашке, кожаном жилете, высоких чёрных сапогах, удобных для верховой езды, и… шотландском зеленовато-коричневом килте стоял с той стороны небольшой поляны, отделяющей лес от ближайшей ореховой рощи. В его бороде и на голове яркое золото затмевалось уже сереющими волосами. Джейми!

Человек выскочил на открытое место, и Джейми тоже увидел и узнал его.
Уильям, в деревенской холщовой одежде — рубашке, куртке, бриджах и чулках, — при этом чистой и ухоженной, в туфлях с пряжками, стоял перед ним. На поясе болтался мешочек с орехами.
Боже, Вилли! Сумасшедшая радость: Вилли здесь, и, значит, Клэр тоже вернулась! — двойная сумасшедшая радость соседствовала с запоздалым страхом, поселившимся в середине живота, и никак не могла его прогнать.
Когда Джейми с конём приблизились, Уильям уже взял себя в руки.
— Добрый день, мистер Фрейзер! — сказал он.
Лицо Джейми, когда он приветственно кивал, подчёркнуто не выражало ничего.
— Добро пожаловать в Ридж, — сказал он, — a bhalaiсh (Мальчик (обращение, гэльск).
Но он чувствовал, как тряслись его руки. В третий раз! В третий раз он стрелял в Уилли! Ему хотелось схватить сына в объятия, общупать всего, убедиться, что он невредим, вдохнуть его неповторимый запах.
Вместо этого он пожал ему руку и сухо скомандовал:
— Пойдём, поможешь сгрузить тушу!
И Уильям послушно направился за Джейми к кухне, обрадованный, что может помочь. Он даже умел освежевать тушу и с оленьей справился бы в одиночку. Он научился на охоте, в угодьях друга его кузена Генри.

Все, кто был свободен, сбежались, приветствуя деда, отца, хозяина поместья. Джем и Мэнди, полюбовавшись на мёртвый взгляд и роскошные рога, покрытые нежной бархатной кожицей, побежали в хирургическую палатку Бабули:
— Ба! Деда вернулся! С оленем! У него рога!
Уильям взял с деловым видом длинный острый нож, оглянувшись на хозяина, но тот отвёл взгляд, как показалось, со смущением.

Я поспешила навстречу Джейми. Рога тоже пригодятся: в них содержатся полезные вещества.
Мой охотник в килте, с обветренным лицом, грязными спутанными рыжими волосами, коленками в ссадинах, был прекрасен. Его тёмно-синие глаза сияли прямо на меня. Джейми наклонился, и мы поцеловались.
Оторвавшись от его мягких сильных губ, я прильнула к его груди, вдыхая запахи костра, мужского пота, виски и его особого, индивидуального мускуса, по которому я узнаю его и с закрытыми глазами в полнейшей темноте — характерные запахи любимого мужчины.
— Э-э, уже выпили за благополучное возвращение! Без меня! — посетовала я в полушутку.
Раньше я и сама не мешкала с выпивкой в затруднительных ситуациях, а сейчас, с возрастом, мне стало казаться, что можно и притормозить.
Он странно посмотрел на меня и пробормотал:
— Да, хвала Господу за наше благополучие!

Мы поднялись в нашу спальню в новом доме. Свежеструганые доски наполняли воздух в комнате терпким ароматом смолы.
Джейми только что вымылся, от него пахло водой из ручья и речными водорослями. Я стояла между его раздвинутых колен и расчёсывала подсыхающие волосы, находя в них всё больше серебряных прядей.
— Как приятно, — мурлыкал он, гладя твёрдыми ладонями внешние поверхности моих ног.
— Седеешь…
Он неожиданно дёрнул голову вверх и поморщился, потому что я не успела вытащить запутавшийся в волосах гребень. Синие глаза сощурились на меня.
— Поседеешь тут… Сассенах… Я в третий раз стрелял в Вилли!.. Кстати, где он? — быстро поменял он тему в ответ на мои округлённые глаза.
— Брианна и Роджер пригласили его к себе в хижину.
Джейми усмехнулся:
— О, Джем и Мэнди хорошо, наверное, обрабатывают его!
Но я не поддалась…
— Где стрелял, когда? Почему?

Он рассказал вкратце, что случилось.
Я знала, что в первый раз он стрелял, спасая новорождённого сына от Восьмого графа Эллсмера, обнаружившего измену юной Джинивы, и прострелил развернувшуюся пелёнку малыша. Второй раз был при Саратоге, года два назад, когда, пристреливая винтовку, Джейми сбил шляпу с головы молодого английского офицера. И вот — третий раз.

— Ты лечишь, а мы стреляем, и порой невпопад, — расстроенно заключил Джейми.
И стал расспрашивать в подробностях о болезни и лечении Уильяма.
— Я приехала вовремя. Болезнь, действительно, была серьёзной, — отвечала я, рассеянно поглаживая Джейми по спине (у него она вновь разболелась). — Многие страдальцы умирают лишь потому, что были слишком слабы, чтобы пить столько, сколько нужно, и так быстро, как необходимо. Врачи этого времени не задумываются над такой проблемой.
Джейми повернулся ко мне и посмотрел благодарно.
— …А со рвотой я боролась с помощью отвара аниса, мяты и фенхеля.
— Бог меня накажет! — сокрушался Джейми, мотая головой.
Я знала, что он поклялся не наводить больше никогда оружия на сына, а теперь нарушил клятву.
«Боже, сколько же ты, кровавый шотландец, нарушал клятв!» — беспечно подумала я и спросила, шутливо угрожая:
- Уж не думаешь ли ты, что я не смогла вылечить его?
Он схватил мои руки одной своей и поднял над головой.

Я наслаждалась отдыхом, положив голову в выемку на груди мужа, который намолчался за время охоты и рассказывал, не умолкая.
— Ты помнишь, Сассенах, я тебе говорил, что после похорон бедной малышки Джейн Вилли пришёл ко мне на склад и спросил, как получилось, что он родился. Я сказал ему, что не сожалею об этом ни минуты.
Я слушала внимательно и не перебивала, ощущая своим телом, как двигаются, извиваясь, длинные мышцы его рук.
— И с тех пор мы не встречались. Он обиделся? Рассердился? Не хочет со мной дела иметь? Как я с ним поговорю? — беспокоился он. — И снова я его чуть не подстрелил! Это мой сбывшийся кошмар!
Я фыркнула и сказала:
— Дженни считает, что само Провидение привело Вилли к нам! Болезнь его была не для того, чтобы свести в могилу, а чтобы вы могли поговорить о недосказанном!
— А ты не согласна? — спросил Джейми.
Ничего не ответив, я крепко обхватила ладонью его твёрдое бедро. Под моими пальцами ощущалась медленная пульсация крови в артерии, проходившей всего в дюйме от ужасного, грубо зарубцевавшегося шрама, толстые извивы которого я хорошо знала на ощупь. Джейми повернулся на бок, я с радостью потянулась к нему, и мои губы встретились с его мягким и требующим ртом.

Ещё несколько раз на неделе Джейми усаживал меня по вечерам на колени, располагаясь в ворсистом, но жёстком кресле, изготовленном Брианной специально для нас, и расспрашивал о дорожных приключениях и о том, как удалось уговорить Уильяма приехать к нам.

Уильям вначале категорически отказывался:
— Я не буду заходить. Я тебя доставлю в Ридж, матушка Клэр, и сразу назад. Я надеюсь, что Лорд Джон вернётся к тому времени в колонии. Или сообщит мне, что надо явиться в Англию.
Я понимала, что это играет хрупкая, хрустальная юношеская гордость, и решила: попробую поговорить с ним, а когда доберёмся — с Джейми. Он — отец, он — старший, ему и должна принадлежать инициатива. Наоборот мне казалось неправильным.
— Матушка Клэр! — спрашивал он, покачиваясь в седле, когда мы ехали верхом по лесу. — А ты вылечила меня из-за меня самого, или из-за па… Лорда Джона, …или чтобы сделать приятное мистеру Фрейзеру?
Я засмеялась про себя, но серьёзно ответила:
— Во-первых, я врач. Медик. Я должна лечить всех. Во-вторых, если тебе интересно, я и сама тебя люблю.
Он поднял брови в смущении и удостоил меня таким знакомым мне по другому человеку взглядом.
— А они? Почему они мне ничего не сказали?
Я в который раз объясняла, что это было сделано для пользы мальчика, что Джейми сам страдал в разлуке с сыном.
Тот продолжал допытываться:
— Почему он меня бросил? Испугался ответственности?
Мне пришлось ещё раз повторять, что Джейми не мог признать его, не испортив судьбу.
— А что касается ответственности, — Джеймс Фрейзер — один из самых ответственных людей, которых мне пришлось встречать в моей жизни! Он отвечает за всё и за всех! — горячо говорила я.
Лицо Уильяма приняло очарованное выражение. Он начал вспоминать, как впервые встретил меня, весь облепленный пиявками.
Мне хотелось спросить, неужели он не узнал конюха из Хэлуотера в мистере Фрейзере, друге Лорда Джона? Но из тактичности я молчала.
— Я вначале забыл наш с па… Лордом Джоном приезд сюда. Это после уже, когда встретился с вашим Иэном, он мне напомнил происшествие в… туалете, — смущённо закончил он.

Ответив на приветственный поцелуй отца, задевший мягкой, щекочущей рыжей щетиной, Брианна позвала Уильяма, чья физиономия ей показалась слегка ошарашенной, в хижину к себе и Роджеру. Её муж пока занимался с конями Уильяма и Клэр.
Маккензи жили неподалёку, чуть выше по склону. Ряд аккуратных треугольных ёлок отделял их дом от большого, родительского. Скоро деревья вырастут и образуют живой забор между хозяйствами.
Поскольку главным архитектором была Брианна, хижина была нехарактерна для проектов 18 века, а напоминала индивидуальные домики 1960-х годов. Просторные помещения, высокие потолки, спальни на втором этаже с выходами на общий балкончик. Брианне хотелось, чтобы на первом этаже фасадная стена, смотрящая на север, состояла из сплошного стекла, но по условиям времени, в котором они очутились, это было невозможно. Заострённая крыша была покрыта черепицей таким образом, чтобы снег не задерживался на ней, а сразу скатывался вниз.

Гостиная на первом этаже тоже была необычной. Мебель, изготовленная самой хозяйкой, не имела ничего общего с вычурными, изогнутыми формами стиля рококо или Луи Каторза. Уильям поймал себя на мысли, что ему даже больше нравятся прямоугольные силуэты диванов, кресел и столов. Он и сам был сторонник минимализма и лаконизма.
В "большом доме" - у Джейми и Клэр минимализм был ещё более выражен. Ничего лишнего Уильям не заметил. А у Брианны был задействован каждый кусочек пространства. На стенах, помимо шерстяных самовязаных ковров для утепления, висело множество её картин, рисунков, эскизов.

Пока Уильям, разинув рот, разглядывал обиталище Брианны и её семьи, она по-деловому раздавала поручения детям и помощнице, белой измождённой женщине лет… хм, Уильям так и не научился с ходу определять женский возраст. Ну, скажем, лет сорока, в простом платье, белом чепчике и белом же переднике.

Наконец, хозяйка вышла к Уильяму и подала руку мягким королевским жестом. Он взял её, наклонился и поцеловал, как тогда, в Уилмингтоне, — они оба помнили это очень хорошо.
— Миссис Маккензи, к вашим услугам!.. — только и успел сказать Уильям с большим чувством, за интонацией читалось: «Как же так?!»

Он взглянул на Брианну и лишился дара речи.
Она вольно, по-домашнему, распустила густые и длинные волосы, отливающие то золотом, то медью с янтарным, а местами с лимонным оттенком. Локоны свободно обрамляли лицо и спадали с плеч.
Это ещё сильнее подчёркивало её рост. Но, в отличие от большинства высоких женщин, она совсем не сутулилась. Спина прямая — какую Уильям редко видывал, тем более глаз разведчика (и мужчины) определил, что женщина не носит корсета.
Чёткие черты лица, может быть, были жестковаты, а нос чуть длинноват, — несмотря на это, миссис Маккензи выглядела очень женственно. Особую прелесть её лицу придавали глаза: в этих тёмно-синих морях можно было утонуть целиком… А рот… Слегка припухшая нижняя губка так и манила поцеловать её выразительные уста!
Уильям знал за собой особенность влюбляться в каждую особу женского пола. Но обычно это были девушки попроще, а сидящая напротив него миссис Маккензи обладала внешностью и осанкой королевы. «Как матушка Клэр», — подумал он.

— Поверьте мне, Уильям, — говорила она.
Уильям опомнился:
— А? Что? Извините, миссис Маккензи! Должно быть, голова ещё не оправилась после болезни! Я потерял нить нашей беседы…
Он говорил учтиво, а сам мысленно ругал себя на чём свет стоит: «Она давно замужем! И старше тебя, идиота! И ты прекрасно знаешь, дурак, что это твоя сестра!»
И эти глаза, и очертания скул, и высокий рост — всё это Уильям мог видеть в своём собственном зеркале. Но он всё равно разглядывал три рыжие родинки на щеке Брианны.
«Сколько родинок — столько детей», — вдруг вспомнил он примету.
Подошёл Роджер, слегка приобнял жену. Зелёные проницательные глаза мягко смотрели на Уильяма.

Внезапно со второго этажа раздались пронзительные детские крики:
— МААААМ! Он взял мою лошадку!
— Мама! Ничего я у неё не брал, она сама потеряла!
Роджер смущённо улыбнулся Уильяму:
— Вот так всегда, простите!
Он говорил хрипловато, чем подчёркивался его небольшой шотландский акцент. Муж с женой переглянулись, и Роджер добавил:
— Знаете, когда речь идёт о чём-то серьёзном, они грудью стоят друг за друга, настоящие брат и сестра, а то вдруг игрушки поделить не могут.
Извинился и пошёл на второй этаж к детям:
— Джем, ты взрослый мужчина, ну что тебе какие-то лошадки?!

У Уильяма в шесть лет тоже была лошадка, которую бы тогда он никому не разрешил брать. Маленькая память о Маке, который исчез, испарился неизвестно куда и непонятно почему. Он тогда очень на него обиделся, переживал. Вначале вышвырнул эту лошадку к чертям собачьим, потом заставил слуг искать её по всему двору… Ревел в голос, потом заболел. Лежал неделю в лихорадке, сжимая деревянную фигурку в кулачке.
Тётя и бабушка устали повторять, что конюх Мак уволился и уехал, и, что бы Уилли ни вытворял, Мак не вернётся. Мальчик попробовал молиться, шептать просьбы Богу, перебирая чётки, — раз он теперь «вонючий папист», — не помогло.
Он попытался даже беспрекословно слушаться родных, думая, что на такую-то великую жертву Мак отзовётся, узнав о подвигах своего маленького друга, — нет, ничего не произошло.
Бабушка наняла нового конюха. Вилли решил подставить работника, надеясь, что тогда взрослые вернут прежнего слугу, по общему мнению, идеально обращавшегося и с лошадьми, и с конюшней, и с подчинёнными. Однажды, когда никто не видел, мальчик раскидал лопаткой навоз из кучи по всему двору конюшни, чтобы дедушка с бабушкой подумали, что виноват нерадивый конюх. Уилли было даже приятно возиться с навозом: запах напоминал о Маке.

Уловка его, конечно, раскрылась, работника наказали, и Вилли, оставшийся на пару дней без бабушкиных рассказов о маме, о прошлом, немного злорадствовал, что плохо не только ему. Но потом мальчику стало мучительно стыдно, что из-за него пострадал человек.
Вскоре приехал Лорд Джон, с которым Уилли и верхом катался, и разговаривал. Очевидно, подсознательно зацепился за мысль, что не возвращаются те, кто умер. А со смертью близких Уилли столкнулся со дня своего рождения.
Потом была свадьба мамы Изабель с лордом, к которому пасынок привязался и вскоре стал звать папой — незнакомым раньше словом. И память о Маке и его… предательстве — будем называть вещи своими именами! — Уильям задвинул так далеко в своём сердце, что даже сам поверил, что никогда этого человека не было в его жизни.
Детская память специфична: какие-то события ярко запечатлеваются на всю жизнь, а какие-то стираются без следа, чтобы не травмировать психику человека непосильными переживаниями, связанными с ними.
И Уилли всего через четыре года не узнал бывшего конюха Хэлуотера, без которого не мыслил своей маленькой жизни от рождения до шести лет.
И даже в недельном походе по лесам Северной Каролины, — десятилетний мальчик привык с папой, Лордом Джоном, ходить в такие походы, — он не вспомнил Мака. Да, хозяин Фрейзер Риджа был ему симпатичен, относился к нему уважительно и ласково, но, очевидно, в душе хорошо воспитанного благородного мальчика какие-то ворота оказались закрыты для новых привязанностей, чтобы не переживать боль очередной потери.

— Я искренне прошу у вас прощения… Уильям! — говорила Брианна.
Рэнсом слегка вздрогнул на обращение, что от неё не укрылось. Но её лицо не было прозрачным, как у матери, — в умении скрывать чувства она могла бы соперничать с отцом.
— Лорд Джон, — продолжала она, — в последнюю нашу встречу очень просил меня не разоблачать секрета. А Па… Он просто взял с меня слово чести, что я не раскрою рта на эту тему!

Роджер остался с детьми, очевидно укладывал их и рассказывал истории на ночь, а Брианна пригласила Уильяма к столу. Чай был необычный — отвар зелёного цвета: она объяснила, что это листья земляники, малины, чёрной смородины. К нему были поданы свежеиспечённые булочки и ароматное варенье из земляники.

Брианна рассказывала ошеломительные вещи, в которые Уильям отказывался верить.

— Когда я узнала… Когда мама мне сказала, что мой отец — не Фрэнк Рэндолл, я, психанув, бросила в горящий камин тщательно подобранные ею и Роджером архивные справки, а потом схватила кочергу и запустила её прямо в окно. Стекло, конечно, разлетелось на тысячу осколков! — с юмором вспоминала Брианна.
Она, конечно, не могла догадаться по лицу Уильяма, о чём он подумал.
«Что такое „психануть“? Видать, этот рыжий верзила и вправду не только мой отец… Вернее, не только отец миссис Маккензи!»
— Хм, миссис Маккензи, очень похоже! — сказал он на безупречном английском языке XVIII века.
Брианна посмотрела вопросительно.
— Я хочу сказать, что моя реакция была сходной, — пояснил Уильям. — Я в аналогичной ситуации раскурочил перила лестницы, разбил ими люстру и окно… Ваша мама и миссис Мюррей знают…
Он говорил, наклонив голову, и не видел, что Брианна еле сдерживает смех, сжимая губы, надуваясь и краснея.
Потом они посмотрели друг на друга и оба неудержимо расхохотались. Смех как будто растопил лёд внешних приличий между ними. Уильям, вытирая тыльными сторонами ладоней брызнувшие слёзы, оправдывался, но скорее перед самим собой:
— Я бы не стал рассказывать этого и не расскажу никому другому! Но вам, миссис, матушка Клэр всё равно расскажет! Если уже не рассказала…
Забрезжившая доверительность обнадёжила Брианну.
— Нет, Уильям, не рассказала. Не было случая… — ответила она.
Ей хотелось попросить: зови меня Брианной, а не миссис. Но она понимала, что эта просьба должна идти от него. Когда он созреет, он назовёт её сестрой, и Брианна с радостью примет это имя. Сестра…
Когда родители уйдут… Не хотелось об этом думать… Но никто не вечен, а ещё один переход через камни ни Брианна, ни Роджер могут не выдержать, поэтому придётся доживать тут, без Битлз, без телевизора или скоростных электропоездов… Зато с братом, и у Вилли будет сестра.

Роджер спустился из детской спальни и зачарованно смотрел на беседующих.

Брианна была удивительно похожа на своего отца, но осанка Уильяма, покачивание головой и вид физической уверенности показались Роджеру точь-в-точь отражением Фрейзера. Широкоплечий, как Джейми, Уильям всё же стройнее и тоньше, без груды мускулов тестя, подумал Роджер.
И волосы Уильяма были темнее, — тёмно-каштановые, — не рыжие, но густые, как и у Брианны, с той же самой лёгкой волной, с тем же вихром, поднимающимся над лбом.
Роджер застал только конец разговора:
— Ты не обижай Па! Он тебя очень любит!

Роджер видел, как утомилась Брианна. Физических сил у неё много, и ум у неё мужской, и смелости хватит на целое воинское подразделение, но, похоже, разговоры на подобные темы ей очень тяжело даются. Легче камни таскать и траншеи для водопровода копать!
Он пригласил шурина на веранду, выпить по стаканчику виски.
Уильям согласился, и, сидя напротив него, Роджер обнаружил, что разговор с сестрой утомил и его визави. Маккензи перешёл на обсуждение чудесной осенней погоды.

Примечание автора: Да, кратко пересказываю канон. Кто читал - знает, кто не читал - познакомится хотя бы. Фанфик тут в подборе слов Клэр и в их взаимных реакциях.

Я была рада, что в дороге Уильям сам начал разговор о жизни Джейми. И я поняла, что сын вовсе не знал, каков его отец, кто он, с ним об этом никто не говорил. Невольно вспомнилось, как также рассказывала Брианне и Роджеру о Джейми ещё тогда, в ХХ веке.
— Джейми шотландец, — начала я, — и в их обычаях очень сильно почитание родственников и знание родственных связей, кто кому кем приходится, поиски общих предков. И здесь, за океаном, это стало ещё более важным для тех, кто был вынужден покинуть родные вересковые пустоши.
Я почему-то начала волноваться, говоря эти слова. Мне казалось, что между мной и Вилли возникает какая-то стена. Он ехал с выражением вежливой заинтересованности на лице. Я взяла быка за рога.
— По отцу Джейми из клана Фрейзеров, а по матери — Маккензи.
При последнем имени Уильям повернул голову и мельком посмотрел на меня, будто показывая, что это имя для него знакомо. Я воспользовалась этим как зацепочкой.
— Да, дорогой, именно под фамилией Маккензи Джейми и находился в вашем поместье, в Озёрном крае! Он представился вам девичьей фамилией матери и своим вторым именем. Он Джеймс Александр Малкольм Маккензи Фрейзер!
Среди горного хвойного леса полное имя моего мужа и отца Уильяма прозвучало как в гулких анфиладах дворца при представлении королю.
— Дед его — Саймон Фрейзер, 11-й Лорд Ловат, — вспомнила я Старого Лиса и наш визит в его замок. — Отца Джейми звали Чёрным Брайаном. Да, нашу дочь Брианну я назвала именами дедушки и бабушки, вашей общей бабушки, — посмотрела я на него, — Эллен. Брайан Ду (Ду - от гэльск. dubh - чёрный. Как я понимаю, Дуф - это по-ирландски, ср. в переводах Шекспира - «Макдуф»), хоть и был Саймону, видному деятелю шотландского восстания, незаконным сыном, но фамилию Фрейзера получил, — сообщила я не без намёка. — От отца Джейми унаследовал титул лэрда, — продолжала я, подразумевая, что отец Уильяма не какой-нибудь бродяга-воришка.
Уильям сжал губы и сдвинул брови. В его лице промелькнуло что-то от Колума — его двоюродного деда. Так, эту тему оставим.
— Старший брат Джейми умер от оспы в 11 лет. Звали его Вилли, — печально промолвила я, искоса взглядывая на него. — Джейми был счастлив, что тебе тоже дали это имя. Он очень любил брата.
— Уильямом звали деда, отца моей матушки! — сердито сказал мой спутник, похлопывая лошадь по шее, чтобы успокоить её.

— Да, я знаю, — согласилась я. — Джейми мне рассказывал, что твой дедушка был достойным человеком, умным, благородным и понимающим! Он очень благодарен лорду Уильяму Дансени за всё, что тот смог для него сделать.
Лицо Уильяма разгладилось, очевидно, под влиянием приятных воспоминаний о дедушке.
— Вторым ребёнком, — продолжала я рассказ, — у его родителей была дочь, Дженни. Она сейчас живёт с семьёй младшего сына, Иэна, в Ридже.
При упоминании Иэна Уильям аж подпрыгнул в седле! Иисус твою Рузвельт Христос! Я досадливо щёлкнула языком. Чуть не сорвалась моя рыбка с крючка!
— Прости, — пробормотала я. — Дженни Мюррей — достойная женщина, храбрая, умная…
«И такая же, как ты, упрямая!» — закончила я мысленно.
— Потом идёт Джейми, а при родах младшего сына Эллен Фрейзер скончалась, не выжил и младенец.
Уильям совсем почернел лицом. Нетрудно было мне догадаться, что он вспомнил свою мать, умершую при его рождении…
Если бы он женился, а я была рядом с его женой при её родах, я бы постаралась найти способ избежать столь обычной для 18 века развязки. Но вслух обещать ничего я не могла. Тем более слишком рано. Это отдельная тема, которой сейчас не время и не место. Я подобралась к описанию жизни самого Джейми. Благо, дорога долгая, а Уильяму деться с неё некуда. Копыта лошадей то ступали по мягкой хвое, усыпавшей широкую тропу, то аккуратно обходили острые обломки камней. Сосновый и пихтовый аромат наполнял влажный воздух.

— Джейми родился 1 мая 1721 года, значит, сейчас ему 58 лет. В отрочестве отец показывал Джейми на примере, что значит быть лэрдом, хозяином небольшого поместья. Он научился вести хозяйственный учёт, управляться с лошадьми, стрелять из лука, основам владения холодным оружием. В 16 лет он отправился к дядьям по матери — Маккензи, в замок Леох, где продолжил своё обучение как воин и как фермер. Потом год он учился в Парижском университете. У него талант к иностранным языкам.
На это Уильям опять удивлённо посмотрел на меня.
— Да-да, шотландцы — это не кучка диких горцев, которые только и способны, что угонять скот! — сказала я с удовлетворённой улыбкой.
По правде говоря, моя первая встреча с шотландцами скорее подтверждала именно это нелестное мнение! Но сейчас это необязательно уточнять.
— Джейми был рисковым молодым человеком, — начала я новую мысль.
Брови Уильяма поднялись в догадке.
— Поэтому они и сошлись… — промолвил он медленно. — Моя мать… Её все называли безрассудной…
«Один — один, Бичемп!» — сказала я про себя.
— Я её не знала и никогда не видела, — мягко заметила я. — Сожалею. А то, что мой муж с юности был в самой гуще опасности, я имела возможность — и имею до сих пор — удостовериться лично! В 19 лет он встал на защиту своего поместья и сестры, за это подвергся очень жестокому наказанию от красномундирников.
Я поёжилась, вспомнив ужасные шрамы на спине, которые до сих пор не сгладились. Уильям на слове «красномундирники» вздёрнул голову. Но я продолжала:
— Отец его не пережил страданий сына и умер от кровоизлияния в мозг прямо там, в форте. Он думал, что Джейми уже не жив.
Мне требовалось перевести дыхание, Уильям тоже ехал вперёд, не проронив ни слова.
— Несколько раз за его голову английские власти назначали цену. Джейми отправился со своим лучшим другом Иэном — впоследствии муж Дженни и отец…
— Моего чёртова кузена, — закончил Уильям мрачно. — Вечно он мне попадается! Прости, матушка Клэр, я тебя перебил. Отправились они…
— Во Францию, в наёмники. По правде говоря, я толком не знаю, какая тогда велась война во Франции… Джейми, вернувшись оттуда к Маккензи, потому что его опять разыскивали, получил ранения и… меня. Я буквально свалилась на них, на военачальника Дугала, брата Эллен Маккензи, на его людей и племянника. Джейми женился на мне, чтобы спасти от… одного очень подлого и мерзкого человека! Как только мы смогли, мы приехали в имение, которое перешло Джейми от отца по наследству, а потом вынуждены были ехать в Париж, пытаясь предотвратить восстание якобитов.
В моём рассказе звенела напряжённая струна, так как я словно кожей ощущала те времена, когда мы надеялись, что нам удастся остановить кровопролитие и крах всей культуры шотландского Хайленда. Уильям слушал с неослабевающим вниманием.
— Джейми вообще-то мирный человек, он любит копаться в земле, возиться с лошадьми… Он многое умеет, я даже не знаю откуда.
Я взглянула опять на Уильяма, слегка перегнав его на лошади и обернувшись. Он расслабился и слушал меня. Он слушал, как будто я рассказывала сказку!
— Но ему приходится брать в руки оружие, чтобы защитить свою семью, семью сестры, всех близких, родственников, арендаторов. Его отец научил его, что он в ответе за всех, кто ему доверился.
Мне хотелось, чтобы Уильям понял, какой замечательный человек его отец, Джейми Фрейзер. Но пасынок, похоже, понял одно, но самое главное.
— Матушка Клэр, как же ты его любишь! У тебя лицо такое… Ты никогда так ни о ком не говорила, тем более о папе… Я Лорда Джона имею в виду, — оговорился он сердито.
— Ты очень важен для него, Уильям, — сказала я формально.
Я сама почувствовала, как неверно звучит мой голос. Но уверять Вилли в чувствах Джейми, когда мы едем к нему, я посчитала неправильным. Пусть сами разговаривают. Ну, что я скажу: «Джейми жаль, что он не мог нянчить своих собственных детей»? Или «жаль, что он не мог признать тебя»?
Он ехал молча, очевидно о чём-то раздумывая. Я решила констатировать факт:
— Джейми как-то сказал мне, что хочет быть вместе со своими детьми и внуками, чтобы всем было комфортно рядом.
«Чтобы Вилли был частью семьи?» — переспросила тогда я. «Если бы желания были лошадьми, нищие ездили бы верхом», — с усмешкой ответил Джейми.
Я ступала на ненадёжную почву. Как дальше говорить?
— А потом? Почему вы оказались разделены? — спросил он, как и следовало ожидать. — Миссис… Брианна… – неуверенно произнёс он, – старше меня…
— На 11 лет, хотя о возрасте леди не принято спрашивать… — услужливо вставила я, чтобы не переходить на скользкую тему.
«Знал бы ты, что она тебя моложе почти на 200 лет!»
— Так почему вы не были вместе? — послышался настойчивый и чуть капризный голос лорда Эллсмера.
— Вилли, — начала я как с маленьким.
Зря я затеяла этот разговор! Он смотрел на меня в упор, остановив лошадь против моей и не давая проехать. Разворот его широких плеч отчётливо напоминал мне силуэт моего мужа. Ему ведь не из праздного любопытства надо знать!
— Я расскажу, — сдалась я. — Пусти… Он думал, что во время Каллоденской битвы погибнет, и заблаговременно отправил меня, беременную Брианной, в безопасное место. Я так и думала, что он умер, и не искала его. — Всё это было правдой, и я перестала бояться, что моё лицо выдаст меня. — А он… После Каллодена твой дядюшка Хэл… отправил его… умирать в поместье Фрейзеров…
Лорду Джону рановато ещё появляться на сцене семейной истории… И я останавливалась, подбирая слова.
— Но он не умер. Англичане узнали, что один из восставших офицеров избежал… наказания. — Я не хотела говорить «казни». — И ему пришлось несколько лет прятаться в пещере неподалёку. Он очень переживал, что не может защитить и обеспечить семью сестры, арендаторов, нашего приёмного сына, которого мы нашли во Франции. И в конце концов красномундирники его арестовали.
Я уже не смотрела на Уильяма, мой рассказ захватил меня целиком. Меня не было тогда с Джейми, но я как будто заново переживала всё вместе с ним, следя за словами, чтобы не сказать лишнего.
—…И ещё три года он провёл в тюрьме. Там он встретился с Лордом Джоном.
Взгляд тёмно-голубых кошачьих глаз Уильяма был любопытен.
— И папа… Хм, то есть Лорд Джон…
— И он через некоторое время устроил так, чтобы Джейми проводил свой срок в качестве слуги в Озёрном крае, в поместье родителей его погибшего друга. Это твой дядя Гордон — брат Джинивы.
Уильям выдохнул: эта часть семейной истории была ему знакома. Он знал, что его отчим был другом Гордона Дансени, старшего брата покойной матери.

— Ну…, а там… Джейми сказал мне, что ты спрашивал у него об обстоятельствах твоего рождения. И я тебе тоже всё, что знала, рассказала, до капли. Мне нечего больше добавить. Ты очень похож на него, на своего отца.
— И? — спросил всё-таки Вилли.
— И когда это сходство стало грозить своей очевидностью, Джейми покинул Хэлуотер, чтобы не навредить тебе. А там уже и я вернулась, узнав, что мой муж в безопасности в своём имении, — сократила я до минимума рассказ о наших дальнейших приключениях. — Правда, он его переписал на племянника, ещё до восстания, на всякий случай.
— И вы отправились сюда?
Уильям широко повёл рукой, охватывая пространство вокруг себя.
— Да. И здесь он тоже нашёл себя и своё место.

«Индейское лето» закончилось, погода испортилась, заморосил осенний дождь.
Я была занята в своей хирургии. В Ридже поселилось уже две с половиной сотни человек, включая жён и детей, поэтому пациентов всегда хватало. Вот и в это утро неожиданно возникла необходимость очередной аппендэктомии.
Пациент был молодой мужчина из наших арендаторов, лет 30. Я обратила внимание на его волосы — рыжевато-каштановые, густые, как у Вилли.
Для обезболивания я использовала эфир, благо Дензель Хантер мог теперь мне его доставлять в достаточных количествах и я не должна была подвергать себя и всё вокруг смертельному риску, как раньше, изготавливая его.
Следить за состоянием больного, пока я оперирую, обычно я звала Рейчел, но сейчас, когда она кормила грудью Огги, воздействие эфира ей было ни к чему, и я предложила храброй и решительной Дженни побыть моим анестезиологом.
Сестра Джейми сейчас располагалась у головы больного, в белой накрахмаленной косынке, которая полностью закрывала её волосы и плечи, делая её похожей на монашку или сестру милосердия первой мировой войны.
Одна деталь разрушала это подобие — никелированные дужки стетоскопа ХХ века, идущие к её ушам. Да, Брианна доставила мне из будущего стетоскоп и обычный ручной тонометр. Я не представляла, как буду делать поверку манометра, но держать контроль за давлением и приблизительно отслеживать состояние оперируемого он пока позволял.
Я знала, что никому из непосвящённых нельзя это показывать, как и самодельные шприцы со змеиными зубами, но хотелось оказывать медицинскую помощь в соответствии с более высоким техническим знаменателем, как бы выразился мой муж.

Наша дочь Брианна колдовала над оплёткой для будущих электропроводов, изготовленных из медной проволоки различной толщины.
Джейми собрался помогать ей, но, проходя мимо кустов чубушника, уже сбросившего белые поздние цветы, услышал скуление, как будто там была маленькая собачка. И увидел Фанни, которая сидела, скорчившись и подняв колени выше ушей… Услышав, что кто-то большой ломится к ней, треща ветками, она поспешно одёрнула задранные юбки.
Когда над ней склонилось ласковое лицо большого человека, Фанни посмотрела на него огромными круглыми глазами, подняв голову так высоко, что, казалось, ещё немного — и она оторвётся. Страх, смятение и ужас были написаны на её хорошеньком личике.

— Что случилось, a leannan? — спросил он успокоительным тоном и не ожидая ответа, потому что понял: его не последует.
Девочка была в ступоре.
Он оторвал её от земли двумя руками, прямо так, как она сидела, и понёс в своих объятиях. Фанни начала извиваться и вырываться. Молча.

— Шшш… — тихо дул Джейми тёплым воздухом ей в шею и затылок, которыми она поворачивалась к его лицу.
Шепча непрерывно ласковые слова, он повернул мимо ёлок к маленькой полянке, где они любили сидеть с Клэр, Брианной и Роджером, а дети — бегать кругом. Сейчас там никого не было. Джейми посадил Фанни на поваленное бревно, очищенное от коры и давно просохшее. Сам сел рядом и продолжал обнимать её сильными руками, передавая своё спокойствие. И правда, девчонка притихла и перестала дрожать и рваться.
— Кто тебя обидел, девочка? — тихо спросил он.
Она дёрнулась и снова вскочила. По её движению, — она старалась заглянуть себе на подол сзади, — Джейми догадался, в чём дело.

Ох, этот кровавый человек догадывался до многих вещей! Богатый у него был жизненный опыт, и как будто он не забывал ничего, что происходило с ним! Иногда мне было жалко его за это. Но я никогда не показывала виду. Он не снёс бы жалости, тем более от меня.

— Dinna fash, lassie! Не беспокойся, девочка! Это нормально! Ты растёшь!
Она отстранилась и испуганно посмотрела на него.
— Ничего страшного! У меня, ты видишь, взрослые дочери, я знаю, что это такое, когда у женщины каждый месяц отходят крови.
Она села, опустив плечи, будто приговорённая к смерти.
Джейми смотрел на неё, не совсем понимая, что её испугало.
— Ну, хочешь, спроси у матушки Клэр, как тебе за собой ухаживать в такие дни.
Она вдруг побагровела и ещё ниже опустила голову.
— Я жнаю, — ответила она вдруг снова шепеляво, но голос её был мрачным и тяжёлым. — Я жнаю. Вы теперь меня отдадите в бордель.
Джейми поглядел на неё ошарашенно. У него пропал дар речи.
— Я теперь в кондиции. Так моя сестра Джейн была в кондиции, когда её отдали в бордель… чтобы она приносила прибыль…
Джейми вспомнил с болью в сердце бедную девушку, которой симпатизировал Уильям. Но в то же время он вздохнул с облегчением.
— Фанни… Послушай, Фанни… — внушал он, стараясь ласково коснуться девочки. — Ты нам как дочка. Уильям вверил тебя нам, чтобы мы тебя сохраняли в безопасности, защищали, растили, воспитывали.
Внезапная, несвоевременная мысль мелькнула в голове Фрейзера: «У нас есть больница, но до сих пор нет школы! Сколько детей уже родилось или поселилось здесь! Надо подумать о том, кто может быть учителем!»
И он склонился снова над девочкой.
— Ничего не бойся, пока я с тобой. Доверься мне!
Он огляделся, удостоверившись, что их уединение никто не потревожит, и продолжал сидеть, задумчиво поглаживая затылок девчушки, доверчиво свернувшейся на его коленях.
«Она никогда не чувствовала себя защищённой!»

Когда в хирургии появился пациент, Уильям не стал больше там оставаться, а ушёл ночевать к Брианне и Роджеру, всё ещё не решаясь приблизиться к отцу. Утром, попив травяного чаю с плюшками, испечёнными горничной, он пошёл прогуляться, подышать воздухом. Уильяму нравилась прохладная осенняя погода. Он всегда предпочитал жаре холод: рос в Озёрном крае, привык.

Он вышел, гуляючи, на восточный склон хребта, но седловина была не видна в сплошном тумане. Уильям поёжился и прошёл по дуге. Вид на север был романтическим: одна, вторая, третья… десятая вершины до самого горизонта, сколько хватало глаз, тонули в розоватой дымке заметно ниже хребта.

Закапал опять дождь, и Уильям спустился к полянке, образованной посреди небольшого ельника. Но она не была пуста — молодой человек увидел там мужчину и девочку-подростка. Ему было даже слышно, как Джейми успокаивает Фанни, держа её на руках, как маленькую, и что-то ласково бормочет. Наверное, свои родные шотландские нежности, как, бывало, шептал маленькому лорду Эллсмеру на его детские горести, казавшиеся настоящими.

Юноша отошёл в укрытие за деревья, стараясь не шуметь, и втянул носом воздух. Что он чувствовал? Разочарование? Зависть? Сожаление?

Вчера он видел, как Джейми возился с Огги, подкидывая и ловя ребёнка и кидая косые лукавые взгляды на испуганное лицо Рейчел. Уильям смутился, будто подглядев семейную сцену.

Также он успел заметить, что Мэнди хлебом не корми — дай покататься на плечах у Деды. Джейми сажал внучку себе на плечи, прижимал большими руками маленькие коленки к своим ушам. Уильям вспомнил, что в этом возрасте любил, когда Мак его так же катал.
Глаза его встретились со взглядом Джейми, и Уильям увидел, как тот покраснел. Джейми пробормотал без надобности:
— Моя брюнеточка, mo nighean dubh, любит, когда я её так ношу.
Довольная физиономия малышки подтверждала сказанное дедом. Она ласково положила тёмнокудрявую головку щекой на макушку Джейми. Уильяму казалось, что и по его лицу поднимается жар.
Он ничего не сказал и пошёл за ёлки к коттеджу Маккензи.

Джем принял как должное появление дяди Уильяма. У Деды и Бабули было много подопечных, и родственные термины не всегда означали чёткую семейную иерархию.
Но его сестра Мэнди была более въедливой девчонкой. Ей было странно, что какой-то дядя, как две капли воды похожий на её Деду, но словно молодая его копия, взялся непонятно откуда. Почему Бабулю зовёт «матушкой», но по имени, а Деду никогда не назовёт «Па», как их мама? Но у девчушки был свой, маленький жизненный опыт, она, трёхлетка, судила обо всех по себе…
Мэнди выбрала момент, когда мать занималась за стенкой своими делами, словом, была неподалёку, но не в поле зрения, и подошла к Уильяму:
— Дядя! — Он вздрогнул, но постарался ласково посмотреть сверху вниз на девочку. — А ты из какого времени пришёл?
Когда Брианна вылетела из-за угла и подхватила дочь на руки, она заметила остолбенелое выражение лица Уильяма, — точь-в-точь «разбуженный Па». На это сходство ей первым указал Иэн.
— Сорри, — сказала Брианна брату. — Я тебе потом объясню… Мэнди! Детка, кажется, Бабуля тебя зовёт собирать целебные травки, беги к ней!
Среди жёлтых клёнов мелькнула тёмная кудрявая головка. Девочка, как и её бабушка и мать, не признавала шляпок. Взрослые оба проследили, как Мэнди убежала.
Как Брианна и предполагала, Уильям ждал.
— Итак, миссис Маккензи, что имела в виду ваша дочь, говоря «из какого времени»?

Когда уже стемнело: осенью темнело моментально, — Дженни перехватила Фанни, проходившую мимо дома Иэна.
— Куда это направилась, на ночь глядя?! — спросила тётушка, опасно прищурившись.

Фанни остановилась, попятилась назад. Поверх кофты и юбок она была одета в тёплый плащ. За плечом у неё болталась котомка.
— Дай-ка! — потребовала бесцеремонная Дженни.
Фанни вся сжалась, готовая бросить котомку и бежать. Дженни схватила её за руку.
— Пойдём-ка в дом, поговорим.

Иэн выстроил для своей семьи домик небольшой, но кирпичный. Он намеревался, по мере увеличения семьи, делать к нему пристройки. В доме уютно топилась печка, оставляя на коричневых стенах красноватые отсветы.

Девочка, вся красная как рак, начала отнекиваться у порога.
— Я пойду, мне надо… в Саванну! — ляпнула она.
Женщина так поглядела на Фанни, что та съёжилась и стала послушной, как воск, и даже апатичной.

Дженни усадила девочку за стол, дала каши.
— Ну куда ж ты собралась, глупышка?! До ближайшего города сто миль! — А сама разворачивала узелок. — Батюшки! И ложки прихватила! — запричитала она. — За что такой позор моему брату?!
Брови Дженни сошлись над переносицей.
— Да выпороть тебя надо! — воскликнула она. — Как ты могла!

Но её педагогические упражнения прервала Рейчел, которая вошла в комнату с Огги, примотанным к телу матери длинным шарфом терракотового цвета, на манер индейских женщин. Пожалуй, только она могла быстро и действенно укротить свекровь.
— Что за шум, а драки нету?! — подтянулся за ними и Иэн с улыбкой, одновременно протягивая руки к жене и сыну. — Ciamar a tha thu, mo balaich? (Как ты, мой мальчик? (гэльск.)
Дженни кашлянула и глазами показала сыну на Фанни, ковыряющуюся в миске с кашей.
Девочка, казалось, хотела провалиться сквозь пол.
— О, ложки дяди Джейми и тёти Клэр! — воскликнул он, подойдя к столу и взяв предметы в руки. — Они решили, что у нас ложек не хватает?
— Я думаю, — громко заявила Дженни, — мой брат захотел, чтобы мы их вымыли получше. Дай-ка, схожу помою ложки! А потом прогуляюсь до большого дома, провожу племянницу к её семье!
Проделывая короткий путь до дома брата, Дженни крепко держала Фанни за руку.

Вечером, укладываясь в постель, я заметила царапину на носу Джейми.
— Что, белка-летяга задела коготком?! — спросила я, шутя.
— Нет, неудачно ухаживал за барышней, — ответил Джейми чистую правду, поддразнивая меня.
Он рассказал всю эпопею с Фанни.
Я пожалела, что не нашла времени поговорить с девочкой.
— Ты знаешь, Сассенах, не обижайся, но мне кажется, она тебе не доверяет. Ещё и Дженни её настращала ремнём! Слава Господу, что я сумел найти с ней общий язык!
Он замолчал.
Джейми всегда всех жалеет, даже когда это выходит боком. При мысли о Боннете, изнасиловавшем нашу дочь, я не смогла сдержать крупной дрожи. Нет, лучше подумать о чём-нибудь получше. Юного Джона Грея Джейми пожалел — вышло хорошо, но из-за этого знакомства погибла Джинива — плохо. Зато родился Уилли — хорошо.
Я сказала тихонько:
— Джейми, я знаю, о чём ты сейчас думаешь. Тебе жаль, что Фанни ты сумел убедить, а с Вилли никак не поговоришь!
Он обнял меня и жарко задышал мне в лицо, шею, грудь. Я подалась ему навстречу, чтобы мы вновь стали одним целым, одаривая друг друга силой, которая необходима для преодоления всех мелких и крупных невзгод.

Утром вставать не хотелось. Дождь чётко выпевал за окном монотонный ритм, небо сплошь было покрыто серой пеленой. Огонь в очаге почти потух, значит, Джейми давно уже ушёл по своим делам. Я вылезла из-под одеяла, проглотила холодный травяной чай с остывшими тостами и пошла в хирургию проверять пациента.
Фанни уже успокоилась и села чистить рыбу, наловленную с утра Жерменом и Джемми. Красная распоротая мякоть форели мелькала в её руках. Уильям посматривал на девочку издали. Мне из окна хирургии была отлично видна вся интермедия.
Наловили рыбы мальчишки в дождь.
Джемми и Жермен на рыбалке немного подрались. Жермен пел песню о незадачливом рыбаке:
Сидел рыбак весёлый
На берегу реки… (Слова, конечно, Лермонтова, но пусть будут!)
Он пел на мотив… Шуберта, который ещё не родился, но песня была похожа на народные немецкие мелодии. Да, Жермена научила я.
А Джемми возмущался, что кузен всю рыбу распугает.
— Какое распугает, рыбы тут немерено в ручье!
— Всё равно нельзя петь, когда рыбачишь!
— Смотрите, Деда услышит вашу возню — обоим попадёт! — это, конечно, подошла бабушка Дженни.
Мальчики непроизвольно схватились за зады.

Уильям подумал, что ему повезло: его не драли. Так что в его отношениях с Маком есть и положительный момент, усмехнулся он про себя.
Дженни подозвала к себе Уильяма.
— Спасибо тебе, lad (Парень (гэльск.), что согласился приехать. Для Джейми это очень важно. Пойдём со мной — поможешь распутывать шерсть.

Брианна мне вдруг заявила:
— День рождения Иэна прошёл — а мы даже не заметили его! Нет, я не хочу пропускать свой! Мы с Роджером решили, что отметим его пикником!
Я смотрела на неё с удивлением.
— Да, да, и детей возьмём! Мы хотим проехать по хребту на лошадях!
В её голосе было полно энтузиазма, и я прекрасно знала, что переспорить мисс Фрейзер мне не удастся.
— А ничего, что погода не очень подходящая?! Ноябрь всё-таки кончается! — всё же попробовала я возразить своим лучшим голосом главврача тысячекоечного госпиталя.
— Дожди прекратились, а воздух днём ещё достаточно тёплый! — заявила моя дочь. — …Да, и Уильяма мы тоже возьмём.
— Сначала посоветуйтесь с отцом.
Брианна это уже сделала, оказывается. Я поняла, что Джейми был рад воспользоваться любым поводом, чтобы оттянуть разговор с Вилли.
— Тогда уж и Фанни с Жерменом не лишайте прогулки! — сдалась я. — Ночевать под открытым небом вы, разумеется, не будете! Вернётесь к вечеру.
Я вспомнила про себя, как мы скакали на лошадях в горах Шотландии, и в ноябре тоже, и ночевали прямо на траве, покрытой инеем. И ничего! Даже насморка не было! Но внуки… За малышей я боялась, с досадой узнавая в себе хлопотливых миссис и бабушек.
— Пойду соберу вам аптечку… — вздохнула я.
— Мама! Ты только и мечтаешь, чтобы я совершенствовала медицинские навыки! — фыркнула Брианна.
Не успела я подумать: «Мечтаю, чтобы только они тебе не понадобились там!» — как в дом вбежала Мэнди. Личико разрумянилось от бега и шалостей, а каштановые кудряшки рассыпались небольшой копной над толстым воротом шерстяного свитера.
— Мама! Куда ты пофла?! — сверкнули зелёные глаза.
— Детка, иди, если хочешь, с бабулей в её хирургическую палатку! — сказала, хитро ухмыльнувшись, Брианна. — А я пойду собираться на пикник!
— Пикник! Пикник! Ура, пикник! — заверещала Мэнди, с каждым выкриком подскакивая то ко мне, то к матери и требуя поцелуя, потом вылетела из двери и побежала к мальчишкам. — Пикник! Двемми! Мы едем на пикник!

Лошади ступали по широкой тропе, неся всадников. Впереди ехала Брианна с Мэнди на седле; за ней верхом — Жермен, в гордом одиночестве; замыкал шествие Роджер, за которого сзади крепко держалась Фанни.
Наряды семейства Маккензи были окрашены в яркие цвета, повторяющиеся в одежде каждого: ярко-бирюзовый, средний между цветом глаз Брианны и Роджера; тёмный индиго — насыщенный и немаркий цвет; немного девчачий цвет фуксии, крошечными точками присутствующий и в одежде мужчин; наконец — умиротворяющий светло-жёлтый. Любимые цвета Брианны. Она изобрела стойкие растительные красители нужных оттенков.
Тропа шла по склону. Справа — вверх, слева — вниз, на десятки метров лиственные деревья разных цветов гармонировали с расцветкой процессии. Свекольные, морковные, огуречные цвета листвы, словно салат. Впереди, под серыми сгустившимися тучами, зловещий тёмный силуэт горы, покрытой хвойным лесом.
Уильяму достался в напарники Джем — они ехали предпоследними, но мальчишка всё время дёргался и просил, чтобы дядя обогнал Жермена. Роджеру уже начинало надоедать нытьё сына, и он подскакал поближе, но в это время Марти — гнедая кобылка, на которой ехали Уильям с племянником, дёрнулась под ударами пяток противного мальчишки и сдерживающими рывками молодого человека.
«Сколько раз говорено, что двое не могут управлять лошадью одновременно!» — не успел подумать Роджер, как вдруг Марти запуталась ногами и повалилась налево, увлекая всадников за собой вниз.

Очнувшись, Уильям первым делом зашарил вокруг себя руками. Зрение ещё не вернулось к нему, вернее, он не успел разлепить глаза, как мысль пронзила его: «Мальчишка!»
— Джем? Ты жив? — дрожащим голосом вопросил он.
Весёлый голосок успокоил его:
— Да, дядюшка! И вполне цел! А ты?
Уильям перевёл дух, почти не поморщившись на «дядюшку».
— Я тоже ничего, — ухитрился ровно ответить он.
Правда, голова болела нещадно.
— Пить только хочется… А лошадь где?.. А где все наши?! Мама? Мама!!! — вопил Джем всё громче и громче.
Уильяму тоже хотелось вопить, но он внезапно почувствовал себя старшим, ответственным за ребёнка. Мальчику всего лишь девять лет.
— Послушай, парень. Мы, конечно, найдём их. Но нам здесь не подняться в гору. Пойдём догоним лошадь. Она, наверное, ускакала.
Уильяму не хотелось думать и говорить мальчику, что кобыла, как пить дать, переломала себе ноги и хребет, падая неуклюже с такой огромной высоты.
Они находились на широком отлогом пространстве. Справа была скала, а лес, мимо которого шествовала их кавалькада, был высоко, футах в тридцати-сорока. Паренькам повезло: они свалились на упругие кусты ракитника, засыпанные осенней листвой с клёнов, дубов и орешника. Невероятная удача!
Уильям, не поверив на слово, осмотрел мальчика, нашёл длинную царапину от кисти до плеча, — очевидно, веткой задело.
— Да ерунда, не обращай внимания! — весело отмахнулся Джем. — Что ты как бабуля? Может, у тебя и йод есть? — ехидно добавил он, забавляясь растерянным выражением лица Уильяма, не знающего, что такое йод.

Промыв рану водой из фляжки, юноши вспомнили о родных.
— Они будут нас искать?
— Конечно! Они, скорее всего, доедут до места, где можно спокойно спуститься. Пойдём вдоль хребта: вдруг увидим тропинку и пойдём им навстречу! - успокаивающе заверил Уильям, слыша у себя интонации Мака... То есть мистера Фрейзера, конечно.
Джем вздохнул.
— Тогда, может, мы зря не кричим? Мама! Папа! Мы здееесь!!! — заорал он всей силой лёгких.
— …ухо!.. (Игра слов: here (здесь) - ear (ухо), англ.) — насмешливо отозвалось эхо.
Они встали на ноги, попрыгали, убеждаясь, что их конечности в порядке, и поплелись в поисках тропинки. Трава по-осеннему пожухла, Уильям видел на ней следы трапезы копытных, идти по ней было необременительно.
Через пару сотен ярдов обнаружилась и тропинка. Она выныривала из леса и, казалось, расширялась там.
— О, пойдём по тропе! — попросил Джем.
И, не слушая ответа, уже поскакал вперёд, полный ребяческой энергии. Дети не могут идти ровно и спокойно — у них нет на это сил. А вырисовывать петли вокруг идущих взрослых — на это у них мощностей хватает.
Уильям поглядывал на тёмное, нахмурившееся небо. В лесу защититься от ливня будет проще, чем на открытом месте. И они оба скрылись в зарослях.
Закапали противные мелкие, но частые капли осеннего дождя, превращаясь в струи.
— В Шотландии осенью дожди могут идти по три недели подряд, — авторитетно заявил мальчик. — И настоящие мужчины не из сахара — могут путешествовать и под дождём. Так папа говорит, – добавил он.
— Но у них есть килты, — заметил Уильям, подтрунивая над собой. «Я ли это говорю?»
— Папа говорил, что сейчас в Шотландии тартаны запрещены! — немного переменив интонацию, сообщил Джемми. — Давай представим, что мы шотландцы, которым запрещено носить килты. Пошли!
Уильяму, поперхнувшемуся на слове «шотландцы», ничего не оставалось делать, как притвориться бравым солдатом и шагать вслед за мальчиком.
Вскоре дождь разошёлся, а тропинка, как водится, расширилась, наполняясь ручьями дождевой воды, текущей вниз по склону. Путники уже еле вытаскивали сапоги из грязи, были мокрущими с ног до головы, когда вдруг под ногами почувствовалось твёрдое покрытие.

Джем взглянул вниз — и волоски встали дыбом по всему его телу.

— Дорога из жёлтого кирпича! «Дорога из жёлтого кирпича» ( «Волшебник из страны Оз», впервые издана в 1900 г., у нас пересказана Александром Волковым как широко известная книга «Волшебник Изумрудного города»)! — закричал он, вспомнив книгу, которую читали они с мамой и Мэнди в ХХ веке.
Уильям, конечно, смотрел непонимающе.
— Дядя, я тебе потом объясню, — отмахнулся паренёк и поскакал дальше по жёлтым кирпичикам, составлявшим дорожку шириной примерно четыре фута.
Где-то через час дождь кончился, вышло солнце. А дорожка вывела их на полянку с мягкой зелёной травой, как будто бы и не тронутой осенью и заморозками. Джем побежал по траве, удивляясь, пока его взгляд не наткнулся на незаметные с большого расстояния, но всё же внушительного размера мегалиты, стоящие неровным полукругом. Они были серого цвета, покрыты неровным зеленоватым лишайником, поэтому сливались с окружающими деревьями.
Увидев их, мальчик попятился… Его обдало жаром, так что даже одежда на нём моментально высохла. Он обернулся с перекошенным лицом к дяде.
— Дядя! Камни!.. Ты слышишь их?
Ответа ему не было нужно: Уильям отмахивался, словно от мух, обеими руками.
— Значит, ты тоже слышишь их… Не подходи. Нет, это не пчёлы — это камни жужжат, дядя!..
Но Уильям подбирался всё ближе, он уже перегнал мальчишку, который, уверенный, что дядя его послушается, свернул попить к ручейку, текущему от камней вниз.
— Дядя! Дя-дя-я-а! Не ходи туда! — поднял он рыжую голову от ладошек, полных сверкающей вкусной влаги.
Уильям не слушал, а шёл как зачарованный, всё продолжая махать инстинктивно руками.
— Дя-дя! Они тебя утя-янут! — надрывался племянник.
Он побежал изо всех сил, догнал и подставил Уильяму подножку, которую тот тоже не заметил, потому что вперил недвижный взор в камни. Молодой мужчина упал неуклюже на траву.
— Кровавый ад! — выругался он.
Джем вторил ему:
— Дядя, Иисус твою Рузвельт Христос! — Интонация была точь-в-точь матушки Клэр, и Уильям рассмеялся, несмотря на боль. — Ты меня придавил!
— Что такое, что за камни? Почему они могут утянуть?! — спрашивал Уильям, вытаскивая мальчишку из-под себя, усаживаясь на поваленный ствол клёна и усаживая его рядом.
— Ох, дядя… — вздохнул тот. — Раз они жужжат, как пчелиный рой, и раз уж нас так тянет туда, значит… Это портал для временнЫх путешествий! — закончил он, интригующе понизив голос.
Между тем уже темнело. Уильям любил сумерки. Воздух в это время сбрасывает тяжесть дневной жары, проходя, как дух, сквозь шёпот листьев, умиротворяюще касаясь горячей кожи. Но в горах темнеет моментально, и ещё это означало, что им теперь не найти остальную компанию и не вернуться вовремя в Ридж.
— Хорошо. Вернее, плохо. Сейчас мы никого не отыщем. Пойдём устраиваться на ночлег, парень! Вот и расскажешь мне в это время про путешествия.
Голос его звучал недоверчиво, и Джем вновь скривил обиженную мордашку.
— Ты говорил, что эти камни — якобы проход в другое время?! — полюбопытствовал Уильям, подыгрывая.
— Да! — оживился мальчик, собирая порубленные ветки в охапку.
— Да такого быть не может! — осторожно сказал Уильям.
Он знал, впрочем, что дети много выдумывают и потом верят в эти выдумки, но не хотел обидеть… родственника.
— Как не может быть?! — горячо воскликнул Джем. — Мы же путешествовали! И мама, и папа, и мы с Мэнди, и даже… бабушка!
— М… матушка Клэ-эр? — протянул Уильям, не забывая, впрочем, рубить еловые лапы маленьким кинжалом, всегда висящим у него на поясе.
Уильям припомнил, что говорила младшая сестра Джемми, трёхлетняя Мэнди: «А ты из какого времени, дядя?!» Брианна так ему ничего и не успела рассказать тогда. Пришёл Роджер, и Уильям тактично не стал мешать семье Маккензи.
Может быть, они хотели поделиться с ним во время пикника?!
А матушка Клэр... Она всегда казалась Уильяму необыкновенной женщиной.

— Джем, как ты думаешь, почему твои родители и кузены с сестрой не пришли сюда? Они разве не здесь намечали пикник?! — спросил Уильям, поджаривая на костре пойманную куропатку.
— Я не знаю, — ответил мальчик, с состраданием и вовсе без аппетита глядя на то, что осталось от серенькой доверчивой птички. — Мы переходили во время мамы и папы в другом месте… На каком-то острове… — Он откопал в траве какие-то корешки и жевал их. — Я даже не знаю, видели ли эту дорожку и эти камни мои родители. Зачем же мы поплыли так далеко, на остров, если всё так близко?..
Он рассказал в двух словах о том, что Мэнди могла умереть вскоре после рождения и вылечить её можно было только в ХХ веке. Так сказала бабуля, и мама, папа, он и сестра отправились в будущее.
— Но мы вернулись, потому что здесь Деда может нас защитить. Мы соскучились по нему и по Бабуле! — закончил мальчик.
Уильям с тоской подумал, что к его двум матерям он не может вернуться никак! «Зато ты можешь быть рядом с отцом!» — сказал ему голос внутри. К Джейми всех тянет. Как его к тем чёртовым камням!

***

Потеряв сына и брата, Маккензи остановились, советуясь, что делать дальше.
— Отвези Фанни, Жермена и Мэнди домой, — сказал Роджер. — А я поеду искать место, где можно спуститься. Ну, и лошадь хотелось бы себе оставить для мобильности.
Дети приуныли. Но Мэнди, состроив хитрую мордашку, сказала:
— Папа! Мама! Я никуда не поеду, пока не найду Двэмми!
— Ах, да! — вспомнила Брианна. — Вы же чувствуете друг друга!
— Где? Где Джемми? Ты чувствуешь его? — затормошил дочку и Роджер.
Мэнди уморительно наморщила бровки, подняла глаза к небу.
— …Сейчас будет доссь… — сказала она детским голоском.
Зловещая туча пришла от тёмной скалы. Ливень здесь, на горной тропе, — лишний шанс, что под откос полетит следующая лошадь. Роджер приказал всем слезть с коней, взял на руки Мэнди. Все двигались осторожно по тропинке до углубления в скале, над которым навис естественный козырёк. Роджер осторожно завёл туда лошадей, пока Брианна караулила детей и помогала им сойти в укрытие.
— Мэнди, детка, ты чувствуешь Джема?
Девочка углубилась в себя, стараясь настроиться на волну брата.
Фанни и Жермен в это время поминутно переходили от сосредоточенных поисков, с кручением головы во все стороны: взад-вперёд, вверх и вниз, направо и налево, к оживлённой болтовне о том, что увидели.
Маленькую пещерку наполнил детский гвалт.
Еле дождавшись, когда кончится дождь, Маккензи со своим выводком вышли наружу.
Брианна и Роджер поцеловались и поехали в разные стороны. Брианна с Фанни на одной, Жермен — на другой лошадке направились к дому, а Роджер с Мэнди — искать тропинку, чтобы спуститься ниже.
— Сердце моё, — шептал папа, прижимая дочкину спинку к своей груди, — скажи, где Джемми!

Уже через несколько минут после того, как Брианна с подростками, но без детей и мужа вернулась домой, Ридж загудел, как улей!
Джейми оделся, собрал оружие, прицепил сумки на пояс и на седло, поехал собирать мужчин. Брианна сказала ему, что поедет тоже, потому что она знает, где Уильям и Джем полетели под откос. 33-летняя мать двоих детей, в кожаных штанах она напоминала рыжеволосого высокого мальчика.
Дженни забрала ошеломлённых Жермена и Фанни к себе. Фанни плакала: «Уильям, Уильям… Джемми, солнышко!» Жермен утешал её, стараясь говорить басом, но сваливая в фальцет: «Ne tʼen fais pas! Sois calme!» (Не волнуйся, успокойся! (франц.)
— На всякий случай, Сассенах, — воду и лекарства! — напомнил Джейми, прижавши нос к моей щеке, когда целовал меня на прощание.
От него пахло солодом, потому что он только что занимался подготовкой сырья для бренди.
«Мог бы и не напоминать!» — ворчливо подумала я, но простила его: я так же волновалась.
Было уже темно — глаз выколи, — и десятки огней факелов освещали окрестность. Удалившись на приличное расстояние, они напоминали скопище светляков.

* * *

В свете костра, разведённого путешественниками вечером, Джем заметил неподалёку от места привала подозрительно знакомый куст. Его учили распознавать растения и Деда, и Мама, и Бабуля: «Для того чтобы выжить, надо уметь читать окружающий тебя мир!» Джем не расслаблялся: он слишком рано понял, что в любое время мир таков, что надо ухо держать востро, поэтому слушался взрослых и старался учиться нужным, на его взгляд, вещам.
Раскопав клубни, он удостоверился, что это картошка, — правда, клубни были непривычно мелкие. Мальчик испёк их на углях костра. Соль нашлась в маленьком мешочке на поясе.
Местность казалась дружелюбной, но Уильям на всякий случай прислушивался к окружающим звукам, позволяя Джему щебетать, рассказывая историю девочки Дороти и её друзей, попавших в волшебную страну по дороге из жёлтого кирпича.
Затушив костёр, молодые люди собрались устраивать ложе на тёплом месте, как вдруг вдали появился отсвет факела.
Уильям вытащил свой кинжал и пихнул Джемми себе за спину, напряжённо следя за приближающимся огнём. Это был всадник, его фигура отбрасывала длинную зловещую тень, необычную для тени человека.
Когда затрещало совсем близко в кустах, Джемми опомнился от неожиданности и приготовился защищать правую сторону Уильяма: мама когда-то в разговоре с папой обмолвилась, что дядя левша, как и Деда, и он сам, Джем. Мальчик сунул в костёр и зажёг большую ветку…

Но это были папа и Мэнди! Папа нашёл их!
Как рад был Джемми слышать голосок Мэнди!
— Двэмми! Двэмми! Вот ты где! А мы тебя искали!
— Мэнди говорила мне, куда ехать! Это она вас нашла!
— А ты видела дорогу из жёлтого кирпича?
— Папа, а мы приедем сюда ещё раз? Мы хотим посмотреть дорогу из жёлтого кирпича!
Пока дети болтали, Роджер велел собираться, потому что поисковый отряд должен возвращаться назад во Фрейзер-Ридж.
— Все волнуются… — говорил он.
— Мама сказала: они с Дедой сейчас за вами прискачут! — восторженно вторила Мэнди.
— …Мужчинам завтра надо рано вставать: кому на охоту, кому в конюшню, на пивоварню, на строительство… Ноябрь — дни укоротились, — продолжал папа.
Роджер усадил Уильяма на лошадь и передал ему детей, хотя Уильям предлагал ему, что сам пойдёт пешком; они отправились к дороге, навстречу грозному и тревожному Джейми, который уже спешил обнять внуков.

* * *

Поместье жило, заметил Уильям, как часы. И семья, и арендаторы участвовали в общем сельскохозяйственном процессе, каждый выполнял свою функцию в целостном механизме общины. Сейчас было время подготовки ячменя на сусло.
Около винокурни Джейми ходил в тартане — в серо-коричневую клетку, с тонкими жёлтой и малиновой полосками, — и, несмотря на частые утренники, босиком.
И только мелкие происшествия нарушали установленный ход событий.
Так Джейми решил наказать Джемми за непослушание и баловство, приведшие к срыву пикника. Роджер и Брианна, как воспитанные в ХХ веке, не признавали пользы физических наказаний. Но Джейми был уверен, что мальчику иногда порка не повредит.
— Мужчина понимает только физическую силу. Только так можно внушить ему всё, что хотите. Раз уж вы такие, я беру это на себя! — самоуверенно и снисходительно к пришельцам из другого времени заявил он.

Поскольку Жермен тоже жил у нас на правах внука, и ему доставалось. Так, например, Джейми его крепко выпорол вскоре после появления Фанни в Ридже.

Для Жермена, воспитанного папашей Фергюсом, тема борделя была знакомой, а в двенадцать лет — и животрепещущей. Белоголовый внук шлюхи считал себя сильно компетентным в вопросах борделя и сболтнул что-то не к месту в присутствии девочки.
Фанни всё приняла за чистую монету и разрыдалась, и Джейми — её самое доверенное лицо — через рыдания узнал, в чём дело, и вызвал старшего внука к забору, чтобы привить тому ремнём галантное отношение к женскому полу, повторяя методы воспитания своего отца.
Жермен так извивался под рукой Джейми, так орал по-французски на всю округу, что привлёк большое внимание обитателей Риджа со всех сторон. Особенно польстило пареньку мнение девочек, которые, безусловно, пожалели его и посчитали героем. Ещё бы — вытерпеть наказание от Самого! Жермен после этого скакал петушком, хорохорился и собирал знаки внимания от соседок.
Впоследствии Жермен и Фанни подружились.

Жермену было двенадцать лет, а Джемми — только девять.
На следующий день после возвращения с волшебной поляны Уильям услышал крик Джемми, выглянул и увидел две рыжие головы: Джейми с ремнём и маленькая беззащитная фигурка мальчика.
Уильям не мог физически выносить, когда видел несправедливость, унижение и насилие без причины. Блеванул и, не думая, побежал туда, спасать своего маленького друга.
— Мааак! — услышал он свой голос будто со стороны.
Джейми на крик выказал удивление и даже перестал орудовать рукой с ремнём.
— Джем, одевайся, наказание закончено, — бросил он внуку.
Джейми показалось, что он видит перед собой шестилетнего Вилли, расстроенного несовпадением устремлений юного лорда и его родных.
Когда Уильям влетел в его объятия с криком: «Мааак!», Фрейзер, естественно, ощутил в руках плотное, мускулистое и костистое тело почти двадцатидвухлетнего мужчины, такого же рослого, как он сам.
Но слёзы на глазах Уильяма показали ему, что их отношения сейчас вернулись к тому моменту, когда им пришлось расстаться.
— Мак…

Уильям собирался сказать, чтобы Джейми не наказывал мальчика, потому что можно воспитать ребёнка и без физических наказаний; ему хотелось рассказать, что они с Джемми стали друзьями, что они теперь имеют общий секрет, что он тоже умеет слышать камни… Но слов не было.
Они просто крепко сжимали друг друга в объятиях.

Когда отец и сын разняли руки, Уильям увидел слёзы на лице Мака. «И у него, как у меня, слёзы близко», — подумал он, и сердце сжалось.

— Dinna fash, mo chuisle (Не беспокойся, сердце моё – гэльск. (буквально - пульс), — слышал он бормотание Джейми, которое вызвало в его памяти Хэлуотер, те времена, когда ещё живы были мама Изабель, бабушка и дедушка.

Джемми, конечно, не заставил деда дважды повторять разрешение убежать и вмиг испарился, потирая задницу.

***
— Пойдём! — сказал Джейми и повёл Уильяма.
Молодой человек шёл, а в животе ощущался холодок. Что он задумал? — недоумевал Уильям.
Джейми, не оборачиваясь, крупно шагал, ведя его на вершину хребта.
Вид на эту сторону напоминал родную Шотландию. Серые скалы, светло-жёлтая почва, а вон там, — видишь? — заросли вереска. Весной они украшаются огромными пахучими розовыми цветами.
Внизу клубился туман, загадочный и непонятный. Молодой человек нахмурился, вспомнив туманы Озёрного края.

Джейми искоса посмотрел на сына особенным взглядом, пытливым и чуть насмешливым, и решился.
— Ты помнишь, как вы с Джоном были здесь впервые?
Уильям сжал кулаки.
— Зачем, зачем он привёз меня тогда к вам?!
Джейми расправил морщины на лбу.
— Наверное, хотел увидеть нас и заодно показать тебя.
Рэнсом пробормотал что-то неразборчивое. Мак переспросил.
— Я говорю: я теперь понял, как вы все любите друг друга!
Старший попытался найти слова:
— Мы и тебя любим!.. То есть я хочу сказать, что…
Джейми смутился, не решаясь высказать свою мечту, но Уильям не слышал его…
— Но почему, почему вы не сказали мне! — кричал он со слезами. — Почему никто не сказал? Ни па… лорд Джон, ни ты…
Он внезапно почувствовал порыв ярости, повернулся, не в силах больше терпеть, — и выдал истерику. Размахивал руками, орал, и плечи тряслись. Но ничего из этого не приносило облегчения.
— Прости меня, lad.
Уильям остановился, как выключился.

За время, проведённое в семье Фрейзеров-Маккензи-Мюрреев, он гораздо лучше узнал сейчас Джейми.
Он не идеален, но, верный своей сути, он всегда в итоге всё делает правильно. Он прекрасный пример того, что значит быть мужчиной, и это включает в себя владение ситуацией, даже когда ты совершил ошибку, и смелость попытаться думать по-другому. Верность, честность, смелость, чувствительность, уязвимость и способность любить бескорыстно — его качества, которые восхищали Уильяма.
Он вспоминал слова своего… чёртова кузена, Иэна Мюррея: «Любой мужчина мог бы гордиться тем, что он сын Джейми Фрейзера!» Втайне от себя Девятый граф Эллсмер хотел бы быть сыном Фрейзера, хотел бы гордиться этим фактом! Он, Уильям, — единственный мужчина, кому это дано было Богом. Но людьми — не приветствуется!

Джейми… мистер Фрейзер… отец… Он был для него и остался Маком! Большим как мир, тёплым как одеяло, ласковым как... доброта, Маком его детства.
Но сейчас Уильям Кларенс Генри Джордж Рэнсом уже вырос. И как раз в этот момент Лорд Джон находился в Англии, улаживая формальности с вступлением Девятого графа Эллсмера в права наследства. Недвижимость, поместья, место в Палате Лордов…

—…Мы хотели как лучше, парень.
Он прослушал, что сказал ему Фрейзер. Они хотели как лучше! А его они спросили?!
Уильям опять рванулся в отчаянии, стукнул кулаком по камню, затряс ушибленной рукой, но остыл не сразу. Джейми терпеливо ждал, пока, наконец, Вилли не обрёл дар речи.

— Как лучше… Да… Она мне тоже так сказала.
— Она?
Брови Джейми полезли вверх, придавая его лицу выражение, которое, чёрт бы его побрал, Уильям частенько видал в собственном зеркале.
— Да. Матушка Клэр, — решился он сказать.
Джейми не стал прятать улыбку под серьёзным, подобающим моменту выражением лица. Ему нравилось, что его сын называет его жену матушкой.
— Я рад, mo chuisle!
— Когда она… Когда она была замужем за па… Лордом Джоном, — запинаясь, перевёл Уильям разговор на другое, — она возражала, чтобы я её так называл. Теперь я понял, почему: ей было неудобно…
Улыбка сбежала с лица Мака, он сердито подёргивал уголком рта, а между бровей залегла складка. Уильям не стал продолжать тему.

Абсолютно кстати послышались голоса: Жермен, Джемми, Фанни и Мэнди ходили их искать. Дети хихикали, толкались, грозились пожаловаться друг на друга маме или Деде. Клэр звала ужинать.
— Мы идё-ём! — откликнулся Джейми, приставив ладони ко рту, как рупор.

***
Но разговор не был окончен. Назавтра Уильям сидел во дворе на куче камней и, починяя упряжь, которую ему дал Мак, наблюдал за Джемми и Мэнди.
Они строили домик из подручных материалов. Дети всегда копируют то, чем занимаются в жизни их родители. Вот и Уильям стал офицером вслед за па… За Лордом Джоном. Былая злость на лорда уже улеглась, но неприятный осадок на душе пока оставался.
…Он хотел услышать от Мака «сорри», и он услышал. А теперь что? Теперь всё равно не понимал, что делать, теперь ничего не поменяешь, всё так, как оно есть.

Уильям не заметил, как к нему подошёл и рядом сел на камень Джейми. Лицо отца выражало задумчивый юмор. Обычно по его лицу ничего нельзя было сказать, но сегодня, значит, случай был особый.
— Дети забирают чертовски много сил! — сказал вдруг Фрейзер и, спохватившись, посмотрел на него, извиняясь взглядом. — Прости, я не тебя имел в виду.
Уильям кивнул, обозначив, что слышал реплику.
— Но вместе с тем, — продолжал хозяин поместья, — они тебе дают столько энергии, что ты ради них готов и горы свернуть, и вытерпеть всё: и войну, и нищету, и тюрьму!.. Я счастлив, что ты у меня есть! — вдруг выпалил он, и ладонь лодочкой потянулась к лицу молодого человека.

Уильяму стало неловко, он почувствовал, как кровь бросилась в лицо, но Мак, как ни в чём не бывало, предложил прогуляться, и сын с удовольствием согласился.

…Джейми и Уильям взобрались на гранитный выступ, густо покрытый мхом и лишайником, влажный от вездесущей воды. Она выбивалась из-под камней с тихим плеском. Потом пошли вдоль очередного ручья, раздвигая траву и пытаясь отцепиться от её настойчивых объятий.

— Я был очень расстроен, — говорил Уильям после того, как Джейми многое ему рассказал о своей жизни. — Я хотел отказаться от титула, но дядюшка Хэл… ммм, герцог Пардлоу… сказал, что титул накладывает свои обязанности, что я не имею права…
— Зачем отказываться? — Джейми, смотрел, прищурившись, в голубую даль за хребтом и пожёвывал травинку.
— Я не хочу жить во лжи! — отчаянно отвечал сын. — Я не… граф Эллсмер…
Джейми был тронут, но, кажется, Уильям настроен решительно не потому, что хочет принять имя Фрейзера, а потому что ему стыдно.
Джейми заметно переполошился.
— Не делай глупости! Кому ты что докажешь?
— Я не могу пятнать имя лорда Эллсмера, будучи на самом деле сыном якобитского преступника, помилованного ради условно-досрочного освобождения! — Джейми так и обдала горячая волна стыда и неверия. — Мне кажется, — продолжал Уильям, — я всех обманываю! Я самозванец! Я не то, за что себя выдаю!
Он посмотрел на Мака, и тот в глазах сына увидел спесивое выражение его тёзки и деда Уильяма Дансени.
«Хм, я тоже дворянин, знаешь…» — подумал про себя Фрейзер.
Между ними повисла пауза, но Джейми пересилил себя.
— Знаешь, мальчик мой, — произнёс Джейми очень тихо. — Я много раз очень сильно чего-то хотел, множество раз оказывался в такой ситуации, когда легче умереть, чем остаться в живых, но я понял однажды и навсегда: бог сделал меня тем, кем я являюсь. У меня есть обязанности, и я должен выполнять их, чего бы это ни стоило.
Он отвернулся, секунду продолжая удерживать взгляд на Девятом лорде Эллсмере, затем бесстрастно вперив его в гористые дали. Уильям мог бы поклясться, что уголком рта Фрейзер улыбался.
Уильям вспомнил, как бесславно прервалась его воинская служба с победой американцев, сколько раз он получал по голове, и повесил нос. Он шёл торопливо за Маком, стараясь не отставать в горном полумраке.
— Посмотри, — сказал Джейми.
Уже стемнело, и с вершины небольшой скалы поселение и северная сторона котловины чернели внизу напротив тёмно-синего индиго вечернего неба. Крошечные огни вдалеке прокалывали темноту — окна хижин и искрящие дымоходы.
— Вот мой дом теперь. Он здесь. Это и моя семья, и семья сестры, и семья дочери.
Уильям знал, что мистер Фрейзер… Мак… У Мака… У него нашли приют многие. Шотландцы и немцы, индейцы и негры…
— Это и они. Арендаторы, беженцы, слуги. Все они.
В голосе Мака послышалась странная смесь чувств — что-то вроде гордости, но притом и сожаление, и разочарование.
Уильям узнал от матушки Клэр: во Фрейзер-Ридже жило около двух с половиной сотен человек. И Мак, выходит, взял на себя ответственность за них за всех.
— И ты должен выполнять свои обязанности, — заключил Джейми, а пальцы его между тем выстукивали дробь на бедре. — Так-то, парень!
Уильям заметил, что и он сам делает пальцами то же самое движение. Кошачьи глаза отца и сына встретились. Рот старшего изогнулся в своей обычной полуулыбке. Лицо младшего выражало самое что ни на есть отчаяние.
— Я не могу представить, как снова отправлюсь в Англию…
Даже при воспоминании о морской болезни тяжёлый ком желчи, казалось, поднялся к горлу Уильяма. Джейми взглянул на него искоса, со своим обычным прищуром.
— Прости, мальчик мой, что и этим нехотя тебя наградил! Но у меня есть чудесное средство, иголочки, я тебе их подарю.
— От матушки Клэр?
— Нет, от одного китайца…

Джемми оказался в центре внимания мальчишек Риджа. Когда он рассказал о приключении в лесу, кто-то спросил:
— А ты там не ночевал, в лесу?! Нельзя ночевать, ты что!
— Нет, не ночевал: папа и Деда за нами прискакали, правда, мы уже спать ложились.
— А костёр вы оставили гореть? — заботливо спрашивал Майкл, рыжий сосед-шотландец лет двенадцати.
— Нет, не хотели привлекать внимания…
— Ты что, разве не знаешь, что огонь надо оставлять: звери боятся и не подойдут, а так бы они вас зацапали!
— Майкл, не только звери! В лесу живёт… вендиго! — страшным голосом промолвил Хэкни, мальчик с оттопыренными ушами и огромными веснушками на курносом лице.
— Кто это, кто это?! — стали спрашивать все наперебой.
— Это злой дух здешних лесов! Когда его старое тело изнашивается, он ищет, в кого бы вселиться!
— А вы с мистером Рэнсомом — как раз подходящие кандидатуры! — хихикнул Майкл.
— Но-но, я тебе дам за дядю Уильяма, противный мальчишка! — замахнулся Джемми. — Он мой друг!
— Кишка тонка!
— Вы драться будете, или ты расскажешь? Маккензи, не перебивай!
— Он сам отвлёкся, Маколей!
Джемми приготовился плевать в своего приятеля, но великан Макшимми, старше и сильнее всех, и Хэкни оттащили его с криками и визгами, с болтанием ногами в воздухе, так что кое-кому, кто не побоялся приблизиться, ещё и попало. Наконец, все уселись, и Майкл продолжил рассказ.
— Если человек засыпает в лесу, не зажигая костра, то вендиго подкрадывается к нему и может вселиться в его тело! Человека начинает тошнить…
Приятели оживились и начали изображать рвотные движения, смеяться.
— И ничего смешного, парни! Всё тело застывает, боль сильнейшая, и при этом ещё и рвота, в течение нескольких часов без перерыва, до желудочного сока и крови.
— У дяди Уильяма, говорят, что-то подобное было, но Бабуля его вылечила! Просто не надо жрать чё попало и надо мыть руки! — рассудительно поведал Джемми основы гигиены и профилактики инфекционных заболеваний и отравлений.
— Нет, от вендиго никакой врач не вылечит! Человек истекает кровью и умирает, а вендиго превращает его тело в монстра! А потом злые духи оживляют человека, только это уже не человек, а вендиго!
— Вендиго — чудовище огромного размера, с густым слоем белого меха!
— Нет, их мех — это множество оттенков серого, благодаря чему они растворяются среди лесов, словно призраки.
— Ха-ха! Когда кругом всё золотое и пурпурное — попробуй затеряйся!
— На четырех лапах они напоминают огромных лесных волков. У них острые клыки и огромные когти, величиной с серп!
— Сильный необыкновенно, даже сильнее, чем Сам! Да, Джемми, даже твоему Деду не справиться с вендиго.
— А Деда… А он… А он папу позовёт! И маму! Мама вендиго электричеством убьёт! — изо всех сил старался Джемми защитить своё понимание о всемогуществе Деды и родителей и о силе знаний ХХ века.
Непонятное слово мальчишки пропустили мимо ушей, зато закричали:
— Вендиго можно убить только серебром! Нужна серебряная пуля, или посеребрённый кинжал, или меч, или дирк!
— Когда убьёшь его, расчленять тело надо тоже только посеребрённым топором!
— А сердце его надо пронзить острым серебряным предметом: колом, стрелой, ножом, топором — всё равно. Собрать осколки ледяного сердца и сложить их в серебряное ведро. И захоронить около кладбища или церкви.

В голове Джемми мелькнуло видение книжки с именем на обложке: «Ханс Кристиан Андерсен». Он сам читал «Снежную королеву» и думал, что они с Мэнди — как Кай и Герда. Но он промолчал, так как мама с папой его предупреждали, чтобы не болтал о том, что ещё не наступило.

— А тело — посыпать солью и сжечь! — кричали в это время мальчишки. — А прах спрятать желательно в нескольких разных местах!
— На морское дно, например!

Джемми неожиданно вспомнил события в Уилмингтоне до их ухода в ХХ век и крупно поёжился. Он тогда маленький был, всего шести лет, но помнил хорошо этот ужас. Нет, лучше думать об Андерсене.

— А ещё говорят, что от вендиго воняет страшно! — отвлёк его от мрачных дум голос Маккрири. — Джем, когда вы прохлаждались на полянке с твоим дядей, не было странного запаха?
— Не было, — огрызнулся мальчик.
Ему вдруг страшно захотелось похвастаться, что он совсем рядом от Риджа видел камни для перехода сквозь время, но приходилось молчать.

— У вендиго сердце ледяное. Нельзя было гасить костёр. Вендиго огня боятся… как огня! — сказал Майкл.
И все засмеялись.

Дома родители Джема тоже обсуждали недавнее опасное приключение, которое окончилось так радужно.
— Дорожка из жёлтого кирпича показывает, что здесь не обошлось без тех, кто знает про страну Оз. То есть наши современники. То есть пришельцы из ХХ века!
— А где они, интересно?
— Не надо ли защитить место перехода через камни каким-то образом?
— Я думаю, что необязательно. Но и рассказывать всем подряд об этом тоже не будем, — предупредил папа.
— А Джем сказал, что Уильям тоже слышал камни. Хотя с Самхейна уже почти месяц прошёл… Вроде, не должны они жужжать… Ты слышал? — обеспокоенно спрашивала мама.
— Нет, Брианна, я не слышал, родная. А мальчишки оба слышали.
— Хорошо, что Уильям тебя не слышит, как ты его мальчишкой обозвал! — засмеялась Брианна и в шутку шлёпнула Роджера по лбу листом плотной бумаги с очередным эскизом.

Она всё ещё занималась лампочками. Устройство лампы накаливания она знала, но у неё не было технической возможности самостоятельно выдуть достаточное количество стеклянных колб, достать вольфрамовые или хотя бы платиновые нити.
— Выкачать воздух и запаять колбу у меня бы получилось, — уверенно говорила Брианна.
— Если у тебя получится, то изобретателем лампы накаливания будешь ты, а не Деларю (В 1840 году англичанин Деларю произвёл первую лампу накаливания (с платиновой спиралью), — улыбнулся Роджер, прочитав через плечо запись в блокноте жены.
— Но где я возьму инертные газы для заполнения колб? — задумалась она.
— О, ты хочешь всё сразу! Вспомни, как говорится: всему своё время, — посмотрел на неё Роджер.
— Пожелай мне удачи! — сказала Брианна.

Утром мы с Джейми расстались: он пошёл к месту будущей Брианниной электростанции, а я — сюда, в хирургическую палатку, вспомнив, что мне надо взять в конюшне свою сумку.

Вчера допоздна задержалась у арендаторов. Жена Макгоуэна родила уже не первого ребёнка, но, очевидно, в организм попала инфекция, и в груди появилось уплотнение. Я велела ей лечиться народными средствами: медовыми лепёшками, капустными листами. Наготове был и пенициллин, но страшило, что в матке остались куски плаценты и надо будет делать чистку.
Вернулась домой я поздно, устав и переволновавшись: у миссис Макгоуэн пятеро детей, немыслимо оставить их сиротами, — поэтому бросила сумку там, в повозке, решив, что заберу наутро.

Но, подойдя к конюшне, я услышала мягкий, успокаивающий голос Джейми.
Что за чёрт?! Я же только что видела, что он пошёл в противоположную сторону! Неужели я недостаточно отдохнула ночью?!
Он беседовал с лошадьми, уговаривая их и хваля:
— Мы тебя сейчас почистим, вот так. А потом нальём водички, хорошо? Звёздочка ты моя, девочка хорошая…
Я нахмурилась: что-то было не так в его голосе… Интонации его, а… Он бы не сказал «девочка»… Лэсси. Не слышно было и гэльских выражений. Ни одного.
Но что гадать? Я рывком распахнула дверь конюшни. С языка чуть не сорвалось нетерпеливое: «Джейми, ты не заболел?!»
И тут я увидела… Уильяма. В тёплой рабочей куртке и штанах он вышел из денника с ведром: очевидно, наливал воды лошадям.
— Матушка Клэр! — смутился парень.
Он хотел ещё что-то добавить, но мялся. Наконец, ухитрился произнести:
— Я люблю лошадей, я всегда их любил.
Лошадей? Или того, кто за ними ухаживал в Хэлуотере? — поинтересовалась я про себя и спросила прямо:
— Отец знает?
Синие глаза раскрылись и похлопали.
— А… эм… — ловил он ртом воздух.

Уильям затруднялся, как называть хозяина Фрейзер-Риджа.
«Джейми» — фамильярно и не по статусу. «Мистер Фрейзер» — эти слова застряли бы у него в горле в присутствии любого из обитателей Риджа, он уже мысленно видел их вытаращенные глаза и отвисшие нижние челюсти.
Особенно в пределах слышимости миссис Мюррей, — которая заставляла его называть её «тётей Дженни» и никак иначе, — она непременно сказала бы на это что-либо ироничное, так что Уильям был бы рад сквозь землю провалиться: он уже был хорошо знаком с острым язычком, хм, его тётушки. И при детях тоже: Джем и особенно Мэнди давно просекли, что этот молодой мужчина — сын их Деды, и не удержатся от псевдонаивных замечаний.
Мак… Роджером Маком здесь зовут мужа Брианны… А назвать отцом — тоже как-то язык не поворачивается. Так и жил, не обращаясь.

Лошадей у нас было немного, и специального человека для ухода за ними Джейми не нанимал. Он сам любил возиться с лошадьми и не хотел их никому доверять.
А Уильям… Нельзя, наверное, сказать, что «Джейми заметил интерес сына к лошадям», — он заметил его давно, лет девятнадцать назад, как только малыша впервые привели на конюшню. Ну, и, поскольку Джейми не представлял, как можно жить без труда, без какого-нибудь дела, он с удовольствием предоставил Уильяму возможность бывать на конюшне, разводить лошадям овёс, задавать корм, чистить шкуры, убирать навоз и делать всё, что там требуется.

А Уильям всегда был внимателен к коням, умел ухаживать за ними даже лучше своих грумов. Иногда учил их, передавая свой опыт. Никогда без морковок и яблок в кармане не заходил в денник. Лошадиная компания успокаивала его.

Джейми был рад видеть сына каждый день. Он привык по вечерам говорить с ним. Камин отбрасывал золотые отблески на их лица, и рыжина отросшей щетины особенно была заметна на лице младшего.
— Что-нибудь слышно от… твоего отчима? — осторожно спрашивал Джейми, стараясь смотреть в кружку с элем, а не в лицо Уильяма.
— Да… Лорд Джон был вынужден уехать, — отвечал тот с запинкой. — Он отправился в Озёрный край, по делам.
Ах, да, вспомнил Фрейзер. Уильям достиг совершеннолетия и вступает во владения графа Эллсмера. Хэлуотер по завещанию — в пожизненном владении Лорда Джона, вдовца Изабель, урождённой Дансени.
В лицо бросился жар, и Джейми предложил выйти на воздух.
— А ты как? — спросил он на дворе.
— Нормально…
Уильям отвечал, глядя на носок своего башмака, машинально подбрасывающий небольшой камень. «Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать…» — считал он удары. Его научили Роджер и Джемми. Он знал, что мальчишки Риджа теперь все словно ополоумели от этой заразительной привычки и матери жаловались Брианне на сбитые ботинки.
Всеобщий мрак вечера слегка растворялся светом из окошек большого дома.
— Вы… — Он упустил камень и виновато, как маленький, шмыгнул носом. — Ты, наверное, знаешь о Конвенции?
Губы Джейми загнулись кверху в углах.
— Да уж как-нибудь…
Джейми был генералом Континентальной армии, приближённым к Вашингтону, дьявол бы его взял!
Уильям был условно освобождён после сражения при Саратоге — он конвенционер.
Бургойн предложил Гейнсту собственные, весьма почётные условия капитуляции. После переговоров стороны пришли к соглашению, той самой Конвенции. 17 октября 1777 г. британцы под звуки фанфар с оружием в руках покинули занимаемые ими высоты. Генерал Гейнст встретил у своей палатки побеждённого британского генерала. Последовал обмен любезностями. После этого британские солдаты сложили оружие. По условиям капитуляции, которую Бургойн обтекаемо назвал «конвенцией», американские солдаты не должны были видеть того, как протекала процедура. События под Саратогой привели к потере британской стороной лучшей армии.
Для Уильяма как британского офицера это было позором. Он, скорее всего, должен был, как и другие, отправиться в Англию, — если повезёт — или на условный срок (как когда-то Джейми) в труднодоступные районы где-то на севере. Но, к его удивлению, после Саратоги он получил повышение. Наверное, Лорд Джон заплатил…
Бургойн и его офицеры были отпущены в Англию, где встретили неизбежные неприятности, смягченные сочувствием сограждан. А Уильям уже два года так и оставался за океаном. Но, во всяком случае, его активная роль как солдата на какое-то время была закончена.

Фрейзер вспомнил, очевидно, что-то своё.
— Тогда я поклялся, парень, что не подниму больше никогда на тебя оружие! И нынче нарушил свою клятву.
Лицо его было красным от гнева, злости и напряжения. Уильям, взглянув, с удивлением узнал свои черты в лице Джейми. Как можно было бы не признать сходства между ними?! Чёртово сходство, дьявол его забери! Вся жизнь кувырком из-за него!
— Но мне нельзя брать в руки оружие! Я никогда не буду воевать против тебя! — горячо сказал он, и отцу послышалось в тоне Уильяма утешение. — Никто не может быть обменян, пока король или Конгресс не примут соглашения об этом.
— Когда поросята полетят… — иронично заметил вполголоса Джейми.
Он уже знал, что будет, от Клэр, Брианны и Роджера. Хотя война продлится ещё четыре года, но международная ситуация постепенно поворачивается в пользу восставших колоний. То есть, чёрт возьми, в его пользу, Фрейзера!

— Что тебя беспокоит? То, что ты должен скрывать своё происхождение? — спросил мягко Джейми. — Охранять свою тайну в обществе?
В глубине души зашевелилась крошечная, микроскопическая надежда, что Вилли бросит Англию ради Америки и кровной семьи. Не надежда даже — мечта. Но Джейми усилием воли подавил её.
— Свет всегда имеет множество тайн, мальчик мой, большинство из которых — секреты Полишинеля, — мягко, с упором на Р и Ш, звучал голос отца.
Уильяму внезапно вспомнились обманчиво мягкие колючки ёжиков, за которыми любили наблюдать когда-то они с Маком.
— Но там принято держать лицо, — продолжал старший. — Твои мама, тётя, дедушка с бабушкой отлично умели это делать! И у… Джона с Хэлом — только поучиться, ты ведь можешь брать пример с них!
Уильям сказал:
— Я убивал…
Голос его тоже был убитым.
— Ты имеешь в виду убийства во время войны? — спросил Джейми.
По глазам мужчины — в них плескалась усмешка — было заметно, что он не придаёт этому большого значения. Уильям пояснил:
— Я убивал американцев!
Джейми подумал, что гражданская война (как её называли Роджер и Брианна) — единственная, в которой пришлось участвовать его сыну.
В это время к Джейми подошёл Роджер.
— Mʼathair-cèile! (Тесть, гэльск.)
Выпустив на шурина зелёную молнию из глаз, Маккензи заговорил о том, что его прихожане интересовались насчёт школы.
Уильям понял, что мешает, и тактично попрощался.
Но Роджер задержал его:
— Послушай, Уилл, Бри предлагает устроить вечеринку на Рождество! Она бы хотела обсудить с тобой некоторые предложения.
Уильям жил у Маккензи — у Брианны и Роджера. И он поплёлся «домой», оставив отца для насущных потребностей мужа сестры.

***
Роджер говорил о том, что школа в Ридже должна быть. Ему было совестно отвлекать Джейми, но он знал, что Фрейзер — хозяин поместья и что его голос решающий.
— Не думаешь же ты, что я буду учителем?
Глаза тестя смеялись.
Он прекрасный рассказчик, отличный педагог. Он умеет заставить человека послушаться. «Силой!» — проскрипел какой-то голосок внутри Роджера. «Но Джейми и не собирается публично лупить школяров собственноручно!» — ответил он ему.
Роджер думал о том, что мог бы взять на себя гуманитарное образование, Брианна — техническое. Очевидно, его мысль читалась на лице, так как Джейми остановил его, тронув за локоть.
— Нет, Smeòraich (Певчий дрозд, прозвище Роджера, гэльск.), и не мечтай — ты тоже не будешь учителем! У тебя полно забот по окормлению паствы! — твёрдо сказал Джейми.
Но, увидев несчастное выражение глаз зятя, добавил:
— Хорошо, будешь руководить хором… Чтобы руководить поющими, не обязательно самому петь, как…
Он запнулся, не зная имён певцов.
–…Карузо! (Энрико Карузо (1873 - 1921), итальянский певец, чьё имя стало почти нарицательным) — неожиданно для себя ляпнул Роджер.
Рыжая бровь Джейми слегка вздёрнулась вопросительно, а Роджер подумал: ничего, спросит у Клэр, вот она удивится!
— Слушаюсь, mʼathair-cèile! — поклонился Роджер.
Джейми нахмурился, почувствовав подвох.
— Нет, нет, вы и не думайте: девочки в школу ходить не будут! Не будут! И Брианну тоже я до уроков не допущу, — сказал он более чем решительно.
Роджер, увидев, что Фрейзер близок к гневу, предпочёл промолчать.
«Скажи об этом дочери сам!» — сердито подумал он и приподнял левую бровь с ухмылкой, означающей: я умываю руки.
— Учителя из новоприбывших найдутся, — мягко пояснил Джейми. — Брианне я объясню, — сдался он.
— Да, с учителем Джема мы уже намучились… в Лаллиброхе! — сказал Роджер извиняющимся тоном.
— Будьте покойны оба, Роджер, я разберусь, — успокоил Джейми ещё раз. — Я не допущу.
В ответ на вопросительный взгляд зятя он искривил губы и добавил:
— Писать двумя руками — отличнейший навык в наше время, уверяю тебя, сын моего дома! Джем убедится в этом в два счёта!

Хогманай - Шотландский Новый год, празднуется 31 декабря. Англиканская церковь запрещала праздновать католическое Рождество, поэтому родился такой праздник.

Как ни ждёшь наступления нового времени года, оно почему-то всегда приходит внезапно.
Однажды утром мы проснулись и увидели: всю землю, ветви деревьев, крыши построек покрыл снег. В то время как на побережье снег не задерживался надолго, да и выпадал лишь изредка, – в горах белоснежный пухлый покров, бывало, глубоко скрывал всё окружающее. Поэтому двери в домах открывались внутрь, чтобы можно было выбраться наружу и лопатой прокопать себе коридор в снегу.

Довольная Брианна хитро ухмылялась: она явно приготовила нам рождественские сюрпризы. Я радовалась, что в 18 веке не было ещё такого размаха и всеобщего потребительского безумия при подготовке к Рождеству. Да у нас во Фрейзер-Ридже пока превалирует натуральный обмен.
Но энтузиазма Брианны и Роджера сдержать было невозможно. Дети бегали по поместью, бросая на нас хитрющие взгляды, и зажимали рты ладошкой, стараясь не засмеяться.
– Ба! Деда! Мама сказала, чтобы вы ни в коем случае не ходили к ручью! – сказал Джемми, сверкая глазками.
Джейми, напротив, насторожился. Сходив на разведку, он однажды вечером поделился увиденным со мной:
– Наша дочь, Сассенах, соорудила на верхнем ручье плотину – бобрам на зависть! Кругом снег, на скалах серебрится иней, а вода продолжает делать свою работу! Бежит по склону и, собранная плотиной, с силой устремляется вниз. Только я не понимаю, как водой можно осветить темноту?
По правде говоря, я и сама не понимаю природы электрической энергии, а устройство лампочек накаливания помню на самом элементарном уровне.
– Не беспокойся, – сказала я Джейми, – она знает, что делает.
– Ммфм, – издал он сомнительный шотландский звук. – Нет, Сассенах, я верю, что она знает… Но… Они решили позвать весь Ридж на рождественский вечер!
– Джем сказал?
Я поняла: он боится, как бы нас не обвинили в колдовстве.
- Я уговорил её перенести торжества на новогоднюю ночь. Шотландцам привычнее Хогманай.
– Что ж, – храбро ответила я, включив своё упрямство, – твои арендаторы и так знают, что у Самого необычная семейка! Докажем это ещё раз!
Я не успела нырнуть с головой под одеяло, как Джейми схватил губами моё ухо.
– Ах, так! – в шутку разозлилась я, принимая игру. – Я тоже найду, за что тебя схватить!.. Будешь просить пощады!
– Ни за что! – чтобы сказать, Джейми пришлось освободить моё ухо.…
– Ну, держись, чёртов шотландец!.. – и с этими словами я стала карабкаться, перебирая, как ступени лестницы те части его анатомии, какие попадались под руки или под ноги…
Он завозился в ответ, и это явилось вступлением нашего своеобразного танца под одеялом. Или на одеяле – на такие частности мне, увлечённой процессом и погружённой в свои ощущения, уже некогда было обратить внимание.

***
И вправду, Джейми вместе с Роджером и Дженни удалось уговорить Брианну отпраздновать Хогманай по-шотландски.
Маккензи устроили небольшой вечер в амфитеатре котловины. Наверху были поставлены столы под арками. На арках были подвешены провода, тщательно обёрнутые в полоски ткани с пропиткой, соединяющие круглые лампочки, которые очень напоминали рождественские шары правильной формы. Ёлка посреди поляны была украшена яблоками, пирогами и самодельными конфетами.
Брианна и Роджер, однако, вовлекли и детей в подготовку к празднику. В отличие от нашего времени, теми, для кого устраивается праздник, были взрослые.
– Они тяжело трудятся, видали вообще мало радости в жизни… – оправдывалась Брианна.
Я хранила про себя свои сомнения в правомочности перенесения традиций ХХ века в восемнадцатый. Но дети были в восторге!
Жермен и Фанни, полные собственного достоинства, отгоняли от ёлки ребятишек, которые то и дело посягали на вкусные украшения.
– Рано ещё! Подождите!
– Когда Фам… то есть С-сам разрешит! – важно говорили они.
Жермен, со свойственной ему опытностью, предотвращал кражи и уловки даже подростков, старше его по возрасту.
Я оглядывалась: Джем и Мэнди куда-то улизнули, но Брианна была спокойна, так и я тоже старалась сдержать дрожь и отвлекаться на приготовления.
Рейчел, привязав Огги куском широкой ткани к боку, вязала красивые бантики из нарезанных лент, а Брианна пришивала их к холсту, постеленному на столы вместо скатертей. Голова малыша в беличьем капоре высовывалась из слинга, как огромный гриб-дождевик. Я немного помогла им, потом заглянула в кухню к женщинам, занятым пирогами и горячим блюдом, обработала несколько мелких ожогов, полученных в спешке, – ну куда ж без этого!
Шотландские домохозяйки, во главе с Дженни, готовили хаггис, казалось, на весь крещёный мир! Запах так сводил с ума, что, не будь мне шестьдесят три года, я бы могла заподозрить что-нибудь необычное о себе и Джейми.
Время шло неумолимо, надо было всё закончить до темноты. Брианна бесшумно скользила то туда, то сюда по территории, временами отдавая чёткие и неукоснительные приказы.
Обитатели Риджа собирались потихоньку. Поскольку большинство были шотландцы, при виде разнообразной вязаной одежды, – свитеров, воротников, жилеток, поверх трикотажа украшенных мехом белки или лисицы, – у меня возникло чувство дежа вю, я вспомнила собрание в Леохе.
В лучах солнца, начавшего клониться к закату, мелькнуло золото волос моего мужа. Издали я слышала его громкий, но мягкий голос, на этот раз свободный от акцента. Он приветствовал прибывающих гостей.
Когда всё было готово и все гости собрались, Джейми вышел на середину, все замолкли, а Брианна зажгла лампочки. Красные, жёлтые, зелёные и фиолетовые огоньки осветили полянку. Их было довольно много, десятка три. Все ахнули.
Их запаса хватило на ту четверть часа, когда выступал Джейми, поздравляя всех с Рождеством, произнося свои пожелания. В конце он призвал всех к общей молитве. За отсутствием католического священника, Роджера-пресвитерианца он тоже не рискнул выпустить, поэтому читал молитву сам. Никто не возражал, все молились.
Брианна соединила лампы не последовательно, а параллельно, и они по очереди гасли, взрываясь и повергая аудиторию в ступор, лёгкую панику или в восторг.
Уильям шепнул мне: «Матушка Клэр, это как "Прощальная симфония" Гайдна, да? Может быть, стоило завершить этим вечер?» Но я подумала, что у нас под конец всегда случается что-нибудь ещё более впечатляющее.
Когда осталась гореть одна лампочка, как «последний лист», Роджер, Иэн, Уильям и молодые люди из арендаторов зажгли припасённые факелы с тряпками, пропитанными смолой.
Дженни скомандовала женщинам вынести угощение. Джейми откупорил первый бочонок с виски, и веселье началось. Застолье перемежалось музыкой.
Роджер стучал на бойране, мужчины — родители учеников — играли на волынках, все танцевали.
Роджер со своими учениками подготовил рождественские песни. «Тихий вечер» и другие я знала. Я бросала взгляды на Джейми. Он хранил невозмутимое выражение лица: музыку он не мог слышать из-за полученной в юности черепной травмы.
Слушая песню об исчезнувшей девушке, я чувствовала, как текут слёзы. Джейми сидел на скамейке, обняв меня и дыша теплом на непослушные, соль с перцем, волосы.
На другом конце стола вместе со всеми хору подпевал Уильям. Голос у него был густой и бархатный. «Наверное, так бы мог петь и Джейми», – подумала я.
Роджер сам наслаждался своим вернувшимся голосом. Как врач¸ я удивлялась, как могли так восстановиться связки после ужасной травмы гортани.
Мальчики пели стройно и задорно:
С Новым Годом, (Песня АББА "Happy new year" (1980). Она только появилась перед тем, как Маккензи вернулись к родителям Брианны в 18 век.)
С Новым Годом,
Пусть нам всем видится время от времени,
Мир, в котором наш ближний нам друг.
С Новым Годом,
С Новым Годом,
Пусть у нас хватит сил для исполнения наших желаний,
Иначе нам ничего не останется, как только лечь и умереть,
Тебе и мне.
Я спрашивала себя, не сам ли Smeòrach (Smeòrach - певчий дрозд, гэльск., прозвище Роджера) её сочинил. Но, взглянув на Бри, я заметила по лицу дочери, что она вспоминает ХХ век. Я поняла, что это какая-то песня из будущего.
Жермен взял мандолину и сыграл пару французских песен. Хорошо, что не все знали слова. Я видела, что Джейми довольно морщит губы, сдерживая смех.
Джем мастерски изображал обитателей Риджа. Соседи смеялись, узнавая характерные гримасы, акцент, походку друг друга.
Мэнди тоже осмелела, вылезла вперёд перед нами и, приплясывая, стала бормотать речитативом свои детские фантазии. Джейми смеялся, что у него скоро голова открутится слушать невообразимые выдумки внучки.
Но Уильям сказал, что в её песнях есть рациональное зерно: к козке прибежала мама, львёнок рядом с мамой спит, и сон его весь прайд хранит! И кто б водицы ни попил, себе течёт спокойно Нил! Это мечта ребёнка — чтобы мама была рядом и чтобы в мире было всё хорошо.
Мэнди приятно ему улыбнулась.
Жермен показывал фокусы с исчезновением предметов и появлением их в другом месте, а потом я услышала бурные крики возмущения подростков, и Брианна громко отчитывала племянника за то, что он успел украсть содержимое карманов юных Хаксли и Макферсона.
Видно, Жермену не избежать очередной порки, раз пока не понял, что стоит делать, а чего не стоит, мельком подумала я, поглядев на сурово сдвинутые брови Джейми, впрочем готового расхохотаться.
Младшие дети под шумок разобрали с ёлки все пироги, конфеты, баранки и орехи, удивляясь стреляющим хлопушкам Брианны. Взрывы на полянке раздавались там и сям.
И тут Брианна объявила маскарад-шоу.
Роджер и Брианна хорошо поработали и с детьми, и с родителями. Перед нами появились ангелы, белочки, зайчики, моряки в тельняшках и беретах, пираты с чёрными повязками на один глаз. Брианна, накинув жёлтый фартук, разлинованный коричневыми клеточками, изображала корзинку, а за ней, взявшись за руки, следовали малыши-крепыши в «грибных» шляпках, и первая – румяная Мэнди, цепляясь за мамину руку.
Фанни тоже нарядилась – Красной Шапочкой. Серым Волком был Жермен, и я видела, что Уильям одолжил ему своё ожерелье из волчьих зубов.
Уильям с Иеном танцевали шотландский танец в килтах. Потом к Уильяму подходили арендаторы и обращались: «Мистер Фрейзер».
Миссис Макэванс, почтенная домохозяйка моих лет (или моложе, но выглядела она лет на шестьдесят точно), доверительно шептала мне:
– У вас прекрасный сын, леди!
Я не стала ни разубеждать её, ни поддерживать разговор (мало ли, до чего она может договориться).
Уильям же, не стесняясь, веселился вместе с детьми. Я даже позавидовала умению эмоционально включаться в ситуацию и реагировать на неё на полном серьёзе. «Как Джейми», – подумалось мне.
Под звуки джиги дети танцевали, чтобы не замёрзнуть. Дженни с женщинами приготовила и разносила чай из трав, глинтвейн и виски. Только Джему и Мэнди родители не наливали спиртного.
Я помню, что выпивала в Париже наравне с мужчинами даже беременная. Сердце болезненно сжалось: может, ещё и поэтому мы потеряли нашу старшую Веру…
Моя рассеянная печаль была прервана суматохой: дети испугались новоприбывшей фигуры – в белом мохнатом костюме, в устрашающей маске из тыквы. Он двигался неровно: то быстро и рывками, то медленно и плавно, время от времени застывая как вкопанный.
– Вендиго! – завопили в ужасе впечатлительные приятели Джема. Женщины начали креститься и собирать детей себе за спины.
Но потом все успокоились, обнаружив, что это тоже маскарадный костюм.
«Кто бы это мог быть?» - гадала я, ломая голову, но ничего в неё не приходило. Я пошла поискать Джейми.

Тёмная зимняя ночь была расцвечена яркими шотландскими новогодними огнями. Всё пылало, и оттого казалось светло, как днём. Игры, танцы и возлияния продолжались.
Дженни сидела рядом с братом и одобрительно смотрела на танцующих. Танец был воинственный, изображал рукопашный бой.
Джейми так и впился глазами в сына и племянника. Это его сестра надоумила сына предложить Уильяму выступить с совместным номером. К удивлению Иэна, его кузен быстро научился горским танцевальным движениям.
Мюррей не стал заморачивать сассенаха (Сассенах — англичанин по-гэльски, по-шотландски. Так уж Иэн думал о Вилли, а тот пару лет назад со зла сказал кузену: «Я был бы счастлив, если бы это было так!» В смысле, хорошо бы я был англичанин, а не наполовину шотландец!) всеми премудростями надевания настоящего килта, и женщины сделали для Уильяма сшитый минималистский вариант клетчатого шотландского одеяния.
Улыбаясь углом рта, Дженни удовлетворённо промолвила:
— Жаль, в отрочестве у них не было возможности подраться вволю! Недодрались, зато, надеюсь, теперь навсегда наверстали упущенное?
Джейми, закрыв глаза, открыл через секунду; кадык его тяжело задвигался, и он стал шарить у пояса в поисках фляжки с бренди.

После танца Уильям нырнул в тень. При виде Рейчел и Фанни, сестры покойной Джейн, он было загрустил.
Он старался не отираться близко к Джейми. Стемнело, поэтому надеялся, что сходство особенно не будет бросаться в глаза. Когда кто-то обращался по-гэльски, парень делал вид, что напился и еле ворочает языком. На «мистера Фрейзера» он отчаянно вздрагивал.
Желая скрыться от назойливого внимания, Уильям забежал за стенку временной палатки, установленной для удобства возлияний, но заметил любопытный взгляд молоденькой девушки с пухлыми губками и щёчками. Из-под светлого пушистого капора выбивались светлые волосы. Её тёмные глаза сверкнули золотым огнём в свете факелов. Он заметил в них печаль.
— Устали, мисс? — участливо наклонил он голову к девчушке, очаровательно улыбнувшись.
Она заметно опешила под добрым взглядом синих глаз.
Уильям не раз замечал, что его обычный взгляд производит неизгладимое впечатление на юных особ женского пола, и он частенько этим пользовался. Ну и сейчас его скука немедленно прошла.
— Как я могу к вам обращаться? — бархатным голосом спросил он, умопомрачительно поводя глазами, подобными двум океанским глубинам.
— Нелли, — пискнула девушка и тут же исправилась. — Нейл Маккрири, мистер…
— Зовите меня Уильям, — добродушно предложил он, — Нелли. Ваш слуга.
— Очень приятно.
Она присела в книксене, и ноги в растоптанных ботиночках чуть не разъехались на подтаявшем снегу. Уильям подхватил Нелли под локоть.
— О, пардон! — сделал вид, что отдёрнул руку.
Но девочка очень доверчиво качнулась к нему. Он был высоким, стройным, широкоплечим.
— С кем вы здесь, мисс?
Бессознательная грация и высокомерный наклон головы очаровали её напропалую.
— О, с друзьями! — слегка улыбнулась Нелли. — Мама моя болеет, она отпустила меня повеселиться к мистеру Фрейзеру и к миссис Маккензи!
— Значит, никого из взрослых мужчин с вами нет? — голосом строгого учителя спросил Уильям. — Может, разрешите вас проводить до дому? Я бы поговорил с вашей матушкой, узнал, в чём дело, а завтра моя… — Он запнулся. — Миссис Фрейзер придёт непременно к ней. Моя… то есть она — целительница.
Несмотря на сбивчивую речь, Нелли обрадованно закивала Уильяму.

Он проводил, но, когда подошли к дому, Нейл обеспокоилась:
— Ой, ещё, наверное «первую ногу» ждут! Придётся нам подождать!
И отвела его под навес около дома.
— Первой ногой после новогодней полуночи, по шотландским поверьям, в доме должен быть мужчина-брюнет! Тогда он принесёт счастье в дом на целый наступивший год, — объясняла она Уильяму, который от усталости и выпивки уже мало что соображал, кроме того, что очень хотелось поцеловать этот пухлый розовый ротик.

Но вскоре с пучком соломы и чёрненькими угольками к двери домика подошёл молодой человек. Уильям и Нелли осторожно подглядывали из-за угла.
Приятно поздоровавшись с хозяевами, он передал символические дары, пожелал счастья в новом году, выпил кружку эля и откланялся. Тут с ними и столкнулись Нелли и Уильям.
— Поди, девушка, домой, тебя уже родители заждались! — сказал он ласково. — А с молодым человеком мы потолкуем.
Ничего не подозревавший Уильям отошёл с брюнетом. Болтая о чём-то незначимом, он вдруг почувствовал запах, похожий на то, как пахнет у матушки Клэр в хирургии, потом перед глазами возникли разноцветные круги на тёмном фоне, а там уже сделалось просто черно, и всё исчезло.

Очнулся перекинутый через круп лошади. Частенько его так возят, чёрт возьми! Он завозился, это обнаружили похитители. На одном была белая, торчащая во все стороны мехом шуба «Вендиго». Увидели, что пленник очнулся.
— Фрейзер? Последний из рода Ловатов по прямой мужской линии?
Уильям отчаянно отбивался, удивляясь, что его не особо-то и трогают.
— Нет! Я лорд Эллсмер!
— Шотландец и Эллсмер?! — не поверили…
— Я не шотландец!
— Да ты вылитый Рыжий Джейми, только волосы потемнее. Выкрасился, что ли?
Смеялись над ним довольно добродушно, но не развязали.

Когда лошади устали, похитители остановились на привал. С Уильяма не спускали глаз. Привязали в снегу, внизу широкого ствола дерева.
Сами в основном говорили по-шотландски, поэтому Уильям ничего не понимал, кроме настойчиво повторяемого слова «Ifrinn!», которое иногда, бывало, как он помнил, выскакивало из уст Мака. Иногда. Эти же повторяли в каждой фразе.
Уильям про себя молился всем богам, в которых верил. Становилось легче. Он думал, что Мак придёт и выручит его, как всегда. Мак — тот, кто послан ему Богом. Тут мысли немножко путались: кто, кому, зачем и кем послан…
Пришельцы, очевидно, знали дорогу. Уильям обнаружил, что они приближаются к полянке с жёлтыми кирпичиками. Он, со своими поистине кошачьими глазами, хорошо ориентировался в лесу даже ночью, тем более в знакомой местности, где уже побывал раньше.

* * *
Каждый, кто увидел бы атаку шотландских горцев, сказал бы, что это психологически подавляющее зрелище!
Они набежали сверху, в развевающихся килтах, голые до пояса на фоне белой льдистости горных чистых снегов, измазанные грязью, со зверски выпученными глазами. Длинные волосы, вырвавшись из-под кожаных или шёлковых лент, развевались, как гривы! Фрейзер был страшен, как огневолосый Зевс, хотя ему было уже к шестидесяти годам.
Их движение сбивало с ног, их удары ошеломляли.
В ночном лесном воздухе далеко разносились воинственные крики горцев: «Тулах Ард!», «Касл Дууун!» («Высокая гора», «Замок Доуни» - боевые кличи кланов Маккензи и Фрейзеров соответственно) и не столь разборчивые, полузадушенные ругательства побеждённых захватчиков.
Сверкали в свете костров ножи, кинжалы и мечи.
К удивлению Уильяма, с Маком была матушка Клэр. Она подскакала к Уильяму и, быстро соскочив с лошади, порылась в своей сумке, разрезала ножом верёвки, бегло осмотрела молодого человека на предмет повреждений.

Роджер (который как раз и выступал в качестве счастливого первого гостя в соседних домах Риджа) видел, как Уильяма потащили на лошадь. Он и поднял тревогу.

Бросились в погоню — Джейми, Иэн, Роджер. Клэр с ними — в качестве врача. И не отговоришь!
Догнали быстро: в снежной нетронутой тайге глубокие следы лошадиных копыт хорошо сохраняются. В предутренней мгле, дополнительно освещённой белым нагорным снегом, произошла стычка.

Похитителей было столько же, сколько наших мужчин.
— Кто вы такие?
— Патриоты Шотландии.
— Да ну?! Да ладно! – не поверили мы.

Они хоть и шотландцами были, но парнями из ХХ века: не им тягаться с воином из прошлого. Хотя они вдвое моложе Джейми.
Пришлось мне и их осматривать, пару вывихов вправить, ссадины обеззаразить. Одному молодому человеку я велела приложить к голове товарища компресс из собранного тут же снега. Зашивать резаные раны у меня не было ни условий, ни желания. Я ограничилась тем, что промыла их обеззараживающей жидкостью из большого тёмного флакона и завязала стерильными повязками, которые привезла с собой в седельной сумке.
Они держались довольно-таки самоуверенно, несмотря на поражение. Пытались со мной заговаривать на равных, хотя и с уважением.

— А вы кто? Миссис, Елоу сабмарин («Yellow Submarine» – песня «Битлз», занявшая вершину хит-парада уже в 1966 году, так что Клэр, ушедшая в прошлое в 1968 г, по идее, должна была бы её помнить (и в каноне даже помнила) — ни о чём не говорит?
Я была слишком измотана, чтобы соображать. «Жёлтая подводная лодка», ну и что?
Увидев Роджера, они спросили: «Мистер, вы же пели песню АББА со своими ребятишками? Скажите, что вы из будущего?»

Джейми это всё очень не понравилось: он-то решил, что безопаснее будет убить пришельцев.
— Сассенах, прости, но я не могу их оставить в живых. Во-первых, они замышляли что-то против Уилли. Во-вторых, они знали, что он одновременно и сын Фрейзера, и лорд Эллсмер. Это не та тайна, которая должна выйти из семьи.

У Уильяма волоски поднялись дыбом по всему телу. Он старался поймать взгляд Мака, но отец решительно отворачивался, сохраняя на физиономии нарочито нейтральное выражение.
Убить.
Но матушка Клэр воспротивилась.
— Я должна с ними вначале поговорить.
На её «стеклянном» лице явственно читалась мысль, что она ни «вначале», ни «после» не одобрит решительную расправу со своими современниками, хотя и бывшими…

Да, они были пришельцами из будущего. У них опять появилась эта безумная мысль — охотиться за последним по линии Ловата. Чтобы утащить его в будущее, сделать королём Шотландии. Где-то в Национальной библиотеке им попались папки из Лаллиброха.
Роджер был польщён, что его исторические материалы оказались востребованы, но вместе с тем ему стало стыдно, что его, как он думал, ничего не значащие через 200 лет откровения станут источником неприятностей. И ладно бы — для посторонних людей, но и для сына Джейми. Не для имени на древнем манускрипте, а для молодого человека из плоти и крови, так похожего на собственную жену самого Роджера.

А что с ними делать?
Мне пришла в голову достаточно кровожадная, но вместе с тем и гуманная на вид идея: отвезти на полянку, о которой рассказывали Уильям и Джемми, запихать в камни — пусть с ними будет что будет.
— Нечего шляться из эпохи в эпоху! — говорил Иэн, согласившись со мной, и голос его звучал осуждающе, но и с заметной завистью.
А я? Я всю свою жизнь «шляюсь из эпохи в эпоху»… Мы тоже хотели изменить будущее… Мы убивали и предавали ради высокой цели… И у нас ничего не получилось.
Но мне в прошлом ничего и никого не надо, кроме Джейми!
Я знала, что принадлежу времени Джейми, этому времени. Так же хорошо я понимала, что Брианна, Роджер и дети принадлежат ХХ веку. И то, что они сейчас с нами, доказывает, что они любят нас! Брианна рассказывала об опасностях, которым она и Джемми подверглись в ХХ веке, и это заставляло меня содрогаться: разрушилась моя вера в то, что в будущем безопаснее, чем сейчас.

Джейми тоже удалось уговорить, и мы под руководством тех, кто уже был на таинственной полянке, поскакали туда, к загадочному временнОму порталу.

Глубокий таинственный гул, отдающийся от покрытия дорожки из жёлтого кирпича, заставлял меня содрогаться. Джейми заметил это:
— Сассенах, не вырывайся вперёд. Следи за Роджером и за Уильямом, чтобы и они не полезли, куда не надо. А незваных «гостей» мы отправим по назначению!

Мои руки и ноги дрожали, и я чуть не свалилась в снег, если бы Джейми не заметил и не подхватил меня.
— Как ты, Сассенах? Устала?
Знакомое тепло его тела, ласковые прикосновения заставили меня таять, словно снег, до которого я так и не долетела в своём расслаблении.
— Мы сейчас вернёмся в Ридж и отдохнём, — уговаривал меня ласковый голос мужа, который я слышала как бы со стороны.
Он подсадил меня на лошадь и взял на всякий случай мои поводья в свою руку.
В свете факелов камни на горной дорожке, полузасыпанные нетронутым снегом, сияли необыкновенными отсветами, будто внизу находились раскалённые угли. Больше никуда я смотреть не могла и ехала бездумно с опущенной головой.
Картины последних пары часов рисовались моему мысленному взору, как будто показанные на киноэкране.

На время атаки Джейми запихал меня с лошадью в заросли орешника, на ветвях которого клоками висел снег, а сам побежал со всеми под гору.
Когда крики атакующих стихли, я тихонько вылезла и стала спускаться, ориентируясь на свет. Спустившись аккуратно с конём, села верхом, чтобы не месить глубокий снег в лощине.
Но первый, кого я увидела, был Уильям, и я поскакала к нему. Серьёзных повреждений я не увидела, но он неизвестно сколько просидел в снегу, так что я опасалась, как бы не подхватил катар верхних дыхательных путей, и хорошо бы, если только верхних.
Только тогда я обратила внимание, что происходит у костра.
Враги сидели тесной кучкой, окружённые нашими. В воздухе стоял запах страха, крови и борьбы — всё как в серьёзных сражениях.
— Джейми, я должна проверить, нет ли у них серьёзных повреждений! — сказала я.
— Зачем это нужно приговорённым к смерти?!
— Ты этого не сделаешь, Джеймс Фрейзер! — зашипела я, стараясь не привлекать внимание посторонних, и посмотрела прищуренным взглядом на мужа.
— А что ты с ними прикажешь делать?

Затолкать их, подгоняя оружием, в неподалёку расположенные камни было делом нехитрым. Но долго после этого от камней раздавались крики и стоны. Чувствовался очень сильный запах дыма и серы, так как в костёр был брошен довольно увесистый кусок минерала.
Примерно через полчаса Джейми и другие пошли проверить мегалиты.
Никто из будущего не остался у камней. Мужчины несколько раз обошли заколдованный круг, разглядывая все стелы и всё, что могло валяться рядом с ними, проверяя, не лежит ли где-нибудь неудачливый путешественник во времени.

Меня трясло крупной и одновременно мелкой дрожью. Мне казалось, что я железо, а в камни встроен мощный магнит. Джейми крепко держал меня, так что я думала, что в результате на предплечьях останется куча огромных тёмных синяков. В то же время я боялась за Роджера и Вилли, чтобы они не попали в ловушку каменного круга, и всё время озиралась.

Когда уже начинало светать, мы вернулись в Ридж.
Дженни встретила нас. Вдруг, взглянув на Роджера, она вскрикнула и закрыла лицо руками.
Поднялся переполох, Дженни усадили в кресло, дети намочили тряпочку и принесли бабушке Дженни, положили ей на лоб.
— Прости, Роджер, — сказала она, переведя дух. — Мне вспомнилось вдруг, что я, будучи очень юной девушкой, видела человека, очень похожего на тебя! Ну вот как две капли воды! Ты случайно не знаешь: твой дедушка лет сорок-пятьдесят назад точно не путешествовал где-нибудь в районе Лаллиброха?
— Как? Но этого не может быть! — воскликнула я.
Однако я увидела, что Роджер смутился и смешался, не зная, что ответить. Дженни раскрыла тёмные глаза пошире:
— Неужели! Неужели это был ты! А как тебе… Как тебе удалось…
Джем, случившийся здесь же, подошёл к бабушке Дженни, расталкивая всех, и сказал:
— Бабушка Дженни, папа искал меня… по всей вечности! Он бы… он бы и в античные времена пошёл, и в будущее, когда люди будут летать с планеты на планету, как сейчас… ну, наверное, как в вашем времени плавают на кораблях из Франции в Америку! Мне деда рассказывал, на чём вы все сюда приехали!
— Джема украл злой человек! Вот так же, как плохие люди украли дядю Уильяма! — сказала и Мэнди. — И мы нашли моего брата! На самом деле его не перенесли в прошлое! Но мы сами туда ходили с мамой, за папочкой!
— И видели дедушку Брайана, — вдруг ляпнул Джем.
Брианна, услышав последние слова, прилетела в комнату, опять опоздав… Что бы она не дала, чтобы Дженни не слышала этого!
Уильям Рэнсом уже вскинул голову в недоумении.
— Он принял нас за бабушку Элен с дядей Вилли… С моим дядей, Уильямом Фрейзером, я имею в виду, — пришлось Брианне с сожалением пояснять. — С нашим с тобой, Уильям! — спохватившись, она прибавила повеселее, но всё же внимательно наблюдая за Дженни.
Но тётка не помрачнела, напротив, её лицо озарилось улыбкой.
— Жаль, что он не знал, что это вы, его внучка и правнуки… — промолвила она.

Уильям неожиданно обнаружил себя в компании шумных вульгарных парней, тех, кто караулил его в импровизированном лагере на подступах к камням.
«Их же, вроде бы, матушка Клэр приказала Маку отправить в будущее! — подумал он. — Боже! Неужели и я попал туда вместе с ними?!»

Оправившись от зверской головной боли («Ах, вот о чём говорили Роджер и Брианна!»), Уильям огляделся. Похоже, что он, действительно, больше не находился в своём собственном времени.
Он удивлялся широким шоссе, покрытым твёрдым серым веществом, большим железным, громко шумящим и очень вонючим ящикам с окнами, которые двигались сами, без лошадей.
Погода была зимняя, холодная, но влажная. На нём, как и на всех остальных, была куртка из непромокаемой ткани и синие холщовые длинные штаны, вроде таких, как он видел у Брианны и Джема. Да-да, в таких штанах здесь ходили и девушки, бесстрашно двигая аппетитными попками. Уильям не знал, куда девать глаза, и старался пялиться в пол.
Улыбающийся желтоволосый парень с широким ртом и многочисленными веснушками, показывая жёлтые зубы, гораздо в худшем состоянии, чем зубы самого Уильяма, подтолкнул его в один из таких ящиков, радостно восклицая: «Ты же последний из Ловатов! Ты будешь королём Шотландии!»
Лорд Джон, бывало, говорил Уильяму, что тот закончит «Королём Америки», но в короли Шотландии его ещё никто не прочил!

Через четверть часа путешествия в этой замкнутой коробке ему стало плохо, и он парадоксально обрадовался шансу испортить королевское впечатление от себя. Но милая рыжеволосая шотландочка, сидевшая рядом с ним на мягком кожаном сидении, услужливо сунула ему бумажный пакет.
— Кевин, останови на минутку! — и испачканный пакет был аккуратно выброшен в небольшую урну у обочины дороги.
Уильям удивился: в будущем на улицах оказалось гораздо меньше вони, грязи и мусора. Люди складывали мусор в специальные урны. Надо же!
— Как зовут тебя, аккуратница? — спросил он.
Все присутствующие в авто, как называли они этот ящик, засмеялись.
Девочка, не смутившись, ответила: «Мейри», — и сунула ему ладошку.
Он пожал её под пристальными взглядами остальных. Вероятно, он сделал правильно. Сидя рядом с девочкой, совершенно невозможно было снять шляпу, наклониться и поцеловать ей руку губами, ещё пахнущими рвотой. Она была красивая, зеленоглазая, с мелодичным голосом. Уильям невольно любовался ей, стараясь глядеть искоса.

Город будущего оглушил его своим рёвом и бешеными темпами. Уильяму страшно захотелось в тихий уголок, хоть в Ридж, хоть в Озёрный край.
Парни водили его по разным заседаниям и везде поили его мягким элем и крепким, как удар поддых, виски. Он с неожиданной тоской подумал, что в Ридже у Мака виски гораздо вкуснее и качественнее. Он не по виски скучал — по людям.
Он был рад, что среди его спутников были и девушки, большей частью — с огненно-рыжими, как у Брианны, волосами.
Заседания в пользу независимой Шотландии были больше похожи на попойки, усмехнувшись, отметил лорд Эллсмер. Его угощали выпивкой с простонародной едой из потрохов, приводившей всех в необъяснимый восторг.
Его мнение не спрашивалось, он видел себя в глазах шотландских патриотов как послушную куклу, как безвольную фигуру.
— А разве я не имею права голоса?
— Нееет! Нет! — раздались возмущённые голоса. — Ты же последний из Ловатов! Ты наш король! Король Шотландии! Да здравствует Шотландия! Да здравствует король!

Уильям помнил, что рассказали ему в Ридже о якобитском восстании. И о Старом Лисе Ловате — его пра-пра… предке, который наставлял палача в Тауэре, готовящегося отрубить ему голову, чтобы лучше исполнял свою работу. «А не то я рассержусь!» — якобы сказал дед (или прадед?) Джейми Фрейзера.
И юноша невольно сравнивал себя в мыслях с красавчиком принцем Тчарлахом. Уильяму не хотелось, чтобы и в будущем, прямо здесь, при нём, разразились война и кровопролитие. И тем более из-за него.
«Ты должен исполнять то, что должен», — послышался в его мозгах вдруг голос Мака.
«Неужели я _должен_ разруливать _это_?!» — думал лорд Эллсмер.
Публика кричала уже не по-английски, а на непонятном языке, резко, грубо, гортанно и угрожающе. Уильям подумал, что в устах Мака язык горцев всегда звучал мягко и бархатисто.

Он встряхнулся и смело вышел к трибуне. Поражённая его высоким ростом и гордой осанкой публика вмиг замолкла и не сводила с него глаз. Только открыл он рот, чтобы заявить публичный протест, как услышал шёпот и почувствовал, что кто-то его дёргает за рукав.
— Уильям, Уилл! — звал его голос Роджера, мужа Брианны.

Не успев удивиться, откуда тот взялся, Уильям проснулся и обнаружил себя на постели в коттедже у Маккензи в Ридже. Роджер пригласил его за стол, есть кашу с мёдом и тосты с джемом.
«С Джемом!» — с юмором подумал Уильям, увидев за столом детей.
В столовой было жарко от только что натопленной печки.
Брианна и Роджер, беседуя с детьми, посматривали на него с любопытством, пока он ел кашу, погружённый в мысли о сновидении.
— Пенни за твои мысли! — вдруг сказал Роджер.
— Пенни за твои мысли! За твои мысли! — обрадованно подхватили ребятишки поговорку, побуждающую задумавшегося во время беседы человека рассказать, о чём он думает.
Уильям начал рассказывать свой сон — дети были восхищены.
— Ты правда никогда не был в нашем времени, дядюшка?! Как это тебе так точно всё приснилось?! — наперебой трещали они.
Джем с важным видом перебил сестру:
— Деда говорил, что когда мы были в будущем, то ему приснилось, как я говорил по телефону. Помнишь, девочка, я хотел позвонить дедушке?
Мэнди не помнила, конечно, но упрямо сказала: «Помню!» и стукнула брата.
— А ещё что там было? Что ты видел, дядюшка? — спросил Джем, удерживая драчливую девчонку на расстоянии от себя и уворачиваясь от возможных пинков. — Подожди, Мэнди! Принеси лучше сюда свою Долли, пусть и она послушает!
— Пойдём со мной, Двэмми, я боюсь, вдруг из ящика с игрушками вылезет воук! — сделала большие глаза смелая малышка.

За входной дверью послышалась возня и смех. Горничная открыла: Жермен и Фанни звали ребят Маккензи покататься с горки. И дети убежали, как только Брианна убедилась, что они надели шубы и шапки. Оба были… в непромокаемых штанах, отметил Уильям.

Затем он продолжил с подробностями рассказывать о своих впечатлениях о бурлящем и спешащем, чудовищном огромном городе.
Роджер думал о том, что если бы пришельцы из будущего утащили с собой Уильяма, то ему самому пришлось бы отправиться за ним, оставив Брианну и детей на её родителей.
— Я бы пошла за тобой, Вилли, если б ты на самом деле был взят камнями! — сказала вдруг Брианна.
Уильям покраснел. Роджер тоже вспыхнул и быстро проговорил:
— Мысли сходятся...
Брианна и её брат уставились на него с одинаковым выражением одинаковых лиц, так что Роджер даже рассмеялся из-за сходства.
— Я бы не пустил тебя, Бри. Я бы сам пошёл! — буднично сказал он, как само собой разумеющееся.
— А как бы ты его нашёл? — холодно поинтересовалась она.
По лицу жены он распознал Фрейзера на грани срыва. Роджер пояснил как можно мягче:
— Так же, как и ты собиралась бы, — представляя себе Уильяма по памяти, дорогая. Мы знаем, что это работает. Надеюсь, что безошибочно. Но если бы что-то пошло не так, по крайней мере, ты бы осталась с нашими детьми и смогла бы решить потом свою и их судьбу. Это было бы правильно.
Уильям был очарован и признателен. Роджер и Брианна так спокойно, с фатализмом, говорили о страшных, трагических вещах, что у него захватило дух.
Он, нахмурившись, бессознательно положил примирительную руку на руку Брианны, и та улыбнулась. Молодой человек заметил свой недопустимый по отношению к замужней женщине жест и отдёрнул руку, покраснев от кончиков ушей до распахнутого на шее воротника, из которого торчали неожиданно (ожидаемо, на самом деле) рыжие волоски на груди.

Но Роджер, вставая, сжал его плечо, успокаивая.
— Ничего, Уилл, она твоя сестра. Ведь так?
— У меня никогда не было сестры… — пробормотал он. — Я ещё не привык. К вашим услугам, сэр. Я не могу выразить свою признательность!

Я судорожно пыталась вспомнить, что произошло (произойдёт) в Америке в 1780 году. Брианна изучала историю Америки в старших классах. Роджер, хотя и был историком, специализировался больше по Шотландии.
Единственное, что удалось вспомнить совместными усилиями, — это то, что южные колонии когда-то должны подвергнуться вторжению английского генерала Чарльза Корнуоллиса. Поскольку в семидесятые годы этого не произошло, значит, будет в восьмидесятых. Может быть, со дня на день.
Фрейзер-Ридж, конечно, находится в горах, в труднодоступной глуши, так называемом «бэк-кантри», но война доберётся и сюда.
Опять война, думала я с тревогой. Джейми непременно снова ввяжется в бой. Я, будучи раненной в битве при Монмуте, знала только со слов Иэна и Рейчел, подкреплённых невнятными бормотаниями Джейми, что мой муж тогда единственный раз бросил свой долг, свои воинские обязанности — ради меня. Подал в отставку, чтобы выхаживать меня.
А он и сам не молоденький. Я знала, что у него всё чаще схватывает спину. Конечно, я всегда проводила ему курс лечения. Но это дома, в тепле, а в спартанских условиях поля битвы? Мы бы были рады не обращать внимания на возраст, но он, чёрт возьми, сам настойчиво притягивал к себе наше внимание. Вернее, здоровье.
Я, занимаясь здоровьем окружающих, игнорировала свои боли и недомогания. И я знала, что и Джейми таков.

А Уильям показывал всем нам карикатуры, нарисованные им по следам новогоднего собрания, — на маскарадные костюмы, на посетителей вечеринки. Как арендаторы набивали брюхо, как взрывались лампочки и как Брианна, со смесью ужаса и юмора, смотрела на это. Надо сказать, что шаржированное изображение сестры у Уильяма получилось похожим и остроумным.
Высокий рост — выше всех, кроме Джейми, Роджера и Уильяма, в два раза, волосы — как языки пламени над всем празднованием, длинный нос при изображении в профиль. И три родинки на щеке. Три родинки…
Сама она, Брианна, не могла удержаться от снисходительно-ироничного взгляда на художника и художества.

Неожиданно меня кольнуло, будто иголкой: ведь Уильям — тоже внук Эллен Маккензи-Фрейзер, как и моя дочь!
Они оба получили свой талант к изобразительному творчеству от одной и той же бабушки! Правда, если Брианна мастерски владела и углём, и кистью, и карандашом, а также умела аккуратно и чётко чертить, то Уильям привносил в свои карикатуры отличное чувство юмора и изящество, идущие сразу от двух его отцов, Джейми и Джона.
Брианна как раз в это время посмотрела на меня. Я поспешила скрыть своё изумление, старательно нахмурившись.
Я видела, что дочь сгорает от нетерпения, но молчит. И я её не стала торопить и расспрашивать. Однако после обеда она позвала нас с Джейми к себе в коттедж.

Ещё до Нового года Роджер замечал, что жена запирается в мастерской на первом этаже на несколько часов, оставляя и дом, и детей. Но она не говорила ничего, и он не спрашивал.
Наконец, когда все неприятности на время отодвинулись в сторону, Брианна вдруг сказала ему:
— Роджер, я решила, что мы с тобой сегодня подарим родителям их портрет.
Портрет? Он почувствовал любопытство, но старался виду не подать.
— А ты в чём-то сомневаешься? — обеспокоенно спросил он.
— Нет, просто они будут вдвоём, и я хочу, чтобы мы с тобой тоже были вдвоём, — отрезала она. — Даже дети пусть гуляют.
— И что, больше никому ты не хочешь показывать портрет?
— Если мама и Па повесят портрет у себя в салоне, так или иначе со временем его увидят все, — констатировала она.
— Может быть, покажешь мне портрет сейчас? — пустил вконец заинтригованный Роджер пробный шар.
— Нет, ещё не время! — рассердилась жена.

Отправив детей вместе с Уильямом и Фанни на горку с накатанным склоном, Брианна пригласила родителей и мужа в мастерскую, в широкие окна которой лился яркий свет, отражённый от белейшего снега.

Она нарисовала Клэр и Джейми в мансарде нового Большого дома, на фоне скошенной стены из окрашенных деревянных балок и досок. Тёмный фон с волокнистой фактурой составлял рамку для будто светящихся изнутри фигур родителей жены. Роджер внутренне так и ахнул.
Клэр, в светлом платье с кремовой вышивкой, с плиссированной широкой юбкой, была похожа на невесту. Вырез декольте почти не скрывал круглые небольшие груди. Кожа Клэр, ещё светлее, чем платье, казалась живой и словно дышала. На шее отливали матовым светом жемчуга матушки Джейми, подаренные им жене в их брачную ночь.
Роджеру пришлось облизать губы, он протолкнул слюну через затвердевшее горло, стараясь не пялиться на очень натуральную, затенённую ложбинку, такую соблазнительно откровенную, что он даже опасался схлопотать от тестя, если бы тот заметил... Рука у него тяжёлая, почесал Роджер затылок.

Он, опомнившись, задался вопросом: как Брианна не стесняется рисовать в таком виде свою мать? Впрочем, решил он, художнику, очевидно, не пристало быть ханжой, так же как и врачу. Он переводил взгляд с жены на её мать и обратно и, пока они не заметили его настойчивого внимания, отвернулся к портрету.
Волосы Клэр были подняты вверх по моде восемнадцатого века, но отдельные непослушные пряди, как струи горного ручья, сбегали вниз по лебединой шее, отливая бронзой и серебром. Они выглядели как настоящие, вызывая желание прикоснуться к ним и погладить. Глаза её цвета виски были устремлены вверх, улыбаясь мужчине, стоявшему рядом с ней.
Дочь изобразила его в тёмно-зелёной замшевой куртке, волшебно оттеняющей яркость волос, во фрейзерском тартане, сине-зелёном с яркими малиновыми и белыми полосками. Из-под килта крепкие колени круглились двумя лунными дисками. Высокая шея обмотана светлым шарфом по дворянской моде XVIII века. Вся фигура источала уверенность и стойкость.
Волосы Джейми были строго собраны в хвост сзади. Присмотревшись, на макушке можно было заметить сочетание многих тонких мазков коричневого, бурого, белого, серого, красного, шафранного цветов. Голова словно сияла золотом в лучах склоняющегося к закату солнца из западного окошка мансарды.
Поперечные морщины на лбу и носогубные складки выдавали горе и испытания, которые пришлось пережить Джейми.
Но глубокие синие глаза в «гусиных лапках», словно в лучах солнышка, с любовью отвечали на взгляд его жены, удивительно сочетая юношескую пылкость и умудрённость жизненного опыта. И Клэр смотрела на него так, будто, кроме него, ничего на свете не существовало.
«Они держатся за руки, как молодожёны», — подумал Роджер, незаметно для себя выйдя вперёд группы зрителей, поближе к собственной жене, и обернулся на тестя и тёщу.
Джейми и Клэр стояли перед картиной, сплетя пальцы и лаская взглядом фигуры на полотне. Он нежно поглаживал большим пальцем холм Венеры на ладони Клэр. Она восхищённо смотрела на изображение мужа, а тот не отрывал сияющих глаз от портрета жены. В уголке глаза Джейми заблестела растроганная слезинка.
Брианна следила за произведённым эффектом и довольно ухмылялась.

— Д-дочь… — наконец, проронил Джейми дрожащим голосом.
— Спасибо, спасибо тебе, — сразу же торопливо подхватила я. — Спасибо тебе, Бри! Это… ошеломляюще!
В голове сразу замелькали мысли о том, что портрет может сохраниться до ХХ века. Что если его увидит… увидел… сможет увидеть… чёрт!.. уже видел Фрэнк?
Я давно уже не вспоминала Фрэнка, поэтому удивилась непрошеной мысли.
Для меня двадцать лет разлуки с Джейми давно уже стали «прошлыми событиями», хотя в реальном течении истории то время, в котором я жила — «тогда», — не наступит ещё долго.
Но не будет ничего странного, если полотно, покрытое масляными красками, сохранится в эти годы. Ведь портрет Эллен, матери Джейми, с успехом демонстрируется в Национальной галерее Шотландии. Хм… будет демонстрироваться через 200 лет: Брианна говорила, что водила Джема и Мэнди посмотреть на их прабабку.
Удивительно, что портрет никогда не попадался мне в ХХ веке. Прекрасная картина.
— Прекрасная картина! — уже целовал Брианну Джейми. — Послушай, Sassennach! — обратился он и ко мне. — Это платье похоже на твоё свадебное! Ты рассказывала ей?

— Мама! Мамочка! — вдруг раздался звонкий голосок Мэнди. — А у Деды ведь нет такой зелёной курточки? Почему ты так нарисовала?
Брианна пробормотала, что так падает освещение, а на самом деле куртка синяя, как глаза у Деды.

Утром я проснулась, когда Джейми ещё спал. Он, как всегда, лежал вытянувшись на спине, сложив руки на груди. Куриным пёрышком, вылезшим из подушки, я в шутку провела по его длинному острому прямому носу с костным утолщением на месте перелома. Джейми задёргал ноздрями, но не проснулся. Я продолжила свою игру, и он, оглушительно чихнув, с закрытыми глазами потянулся ко мне, сграбастав, и через минуту уже поддувал мне за ухом, крепко прижав к себе спиной.
— Джейми!
— Попалась, Сассенах!
Я в ответ старалась завести назад руку и схватиться за него, но у меня не получалось, и его это только раззадорило, так что я вскоре очень хорошо почувствовала упругую твёрдость у себя на заднице.
— Ммм? — вопросительно промурлыкал он.
— Джееейми! Ты знаешь, который час?

Я прислушалась, не слышно ли шагов Фанни или Жермена, но они, наверное, уже спустились вниз разжигать очаг, кипятить воду к завтраку. Кашу обычно варила я, но Фанни тоже научилась этому от тётушки Дженни, которая постепенно приручала дикарку.

Джейми настойчиво обхватил мой зад огромной тёплой лапищей, перевернул меня, властно скользнув домой, и я погрузилась в блаженное состояние. Чувство физического единения чудесным образом дополняло наше ощущение счастья, как бы мимолётно оно ни оказалось. Это основная черта нашего брака.

Не успели мы встать с постели и спуститься к завтраку, как к нам пришла Дженни.
— Что-то у вас тут горелым пахнет? — подозрительно спросила она.
— Я не дам ей больше спалить дом! — с ласково ворчливой интонацией кивнул на меня Джейми. — Садись, mo puithar (Сестра, гэльск. обращение), попей с нами… чаю.
Он подвинул заварочный чайник с травяным настоем.
— Чаю, кстати, Иэн достал немножко, — сказала Дженни, выкладывая на стол из кармана цыбик чая, упакованного в Англии.
Я не могла удержаться и поднесла его к носу. Полузабытый аромат настоящего цейлонского чая вдруг воскресил в памяти образ Фрэнка. До мозга костей англичанин, он и в Бостоне предпочитал чай, противостоя всеобщей кофемании. Что же до меня, здесь, в каролинской глуши, как известно, и чай, и кофе превратились в недостижимую роскошь.
Мы поели каши и попили чаю с лепёшками и мёдом, и Фанни с Жерменом убежали из-за стола.
Дженни искоса посмотрела на меня, потом на брата.
— Джейми… Клэр… — начала она непривычно нерешительно.
— Что с тобой, Дженни Мюррей! Ты ли это?! — спросил Джейми, и углы рта у него уже юмористически закруглились кверху.
Дженни сорвалась:
— Да, Дженни Мюррей! Но моего Иэна Мюррея уже нет рядом со мной! И мне его очень не хватает, Джеймс Фрейзер!
Они оба вспыхнули, глядя друг другу в глаза.
— Мне тоже, — мрачно сказал Джейми почти себе под нос.
Я, с печалью по Иэну-старшему, подумала: брат и сестра очень похожи. Но прошедшая жизнь изменила всех нас. Дженни первой опустила голову.
—…Я хочу попросить прощения у вас! — промолвила моя золовка. — Тогда, после Каллодена…
— Кто старое помянет… — теперь начала закипать я.
Я понимала, что это дела давно минувшие, но оказалось, что обида всё ещё жива, и я ничего не могла с собой поделать. Злилась на Дженни за недоверие. За Лири. За то, давнее ранение Джейми. За Иэна-младшего. За себя. Я вскочила, намереваясь убежать.
— Подожди, сестра! — тоже нахмурив в ответ брови, нанесла запрещённый удар Дженни, но он достиг цели: я молча застыла от неожиданности. — Я вспомнила, что видела человека, похожего на Роджера как две капли воды, в юности, когда ты, a bhràthair28, учился в Париже в университете!
Жар так и обдал мои внутренности.
— После вызволения твоего сына от бандитов, — украдкой кинула Дженни взгляд на Джейми: как он воспримет? — мы поговорили с Роджером. И я поняла, что ваши рассказы о том, что ты, Клэр, и Брианна, и Роджер пришельцы из будущего, — чистая правда! А детки перемещались в ваше далёкое будущее из нашего времени. Я поняла, что напрасно не верила тебе. Вам. Ты, a bhràthair (Брат, обращение на гэльском), — виновато продолжала она (мне захотелось ущипнуть себя: не снится ли мне пристыженная Дженни), — был совершенно прав, пресекая всяческие разговоры о том, куда ушла Клэр.
Мы с Джейми хранили молчание.
— Значит, вы знаете будущее, потому что для вас оно уже произошло… — протянула Дженни. — Значит, Клэр, это точно, что Майклу нужно убираться из Парижа?.. — вдруг спохватилась она.
Я кивнула.
— Господи, за что это нам?! Матерь Божия! — перекрестилась она. — Нигде покоя нет!
— Напиши Майклу, — положил Джейми ласковую руку на руку сестре. — Впрочем, я думаю, он запомнил слова Клэр. И время ещё есть… А вот у нас, похоже, времени совсем не осталось!

С фактории Бердсли Иэн принёс вести, что на днях британская эскадра под командованием барона Джорджа Родни нанесла поражения испанскому флоту при мысе Финистерре и мысе Сан-Висенти.
Я вспомнила, как Брианна учила параграф об этой «битве при лунном свете» и рисовала на чёрной бумаге белыми, серыми и лимонными красками, добиваясь эффекта фосфоресцирования. Картина долгое время висела на стене в её комнате в Бостоне.

Мы с Дженни посмотрели друг на друга, но ни одна из нас не решалась сделать первый шаг. Джейми широко раскинул руки, обняв левой меня, а правой — сестру, и заключил нас в свои медвежьи объятия. Дженни уткнулась носом мне в ямку на шее, где бьётся пульс, отчего я ясно почувствовала учащённое биение собственного сердца.
Джейми, стараясь звучать юмористически, сказал поверх наших голов:
— Наверное, я дурак набитый, если не могу столько лет помирить моих любимых женщин.
Он засопел, и Дженни отстранилась первая, промолвив:
— Только не говори, что ты плачешь, Джеймс Фрейзер!

Выйдя из дома брата, Дженни подошла к Фанни, которая сидела около Большого дома и смотрела на заснеженные вершины дальних хребтов.
— Я, дорогая племянница, — без предисловий довольно желчно сказала Дженни, — приучалась к руководству поместьем с десяти лет, с того дня, как умерла моя матушка…
Фанни поглядела на неё с сочувствием.
— Соболезную, миссис, — молвила она, бессознательно-кокетливым девичьим жестом поправив беличий капор.
Дженни повела головой, как бы отвергая её реплику.
— Я не о том сейчас: это было очень давно… Я предлагаю тебе (и мистеру и миссис Фрейзер как твоим опекунам) обучить тебя этому нехитрому, но многосоставному делу. Все мы не вечны, и мой брат с женой, к сожалению, тоже. Но они должны вырастить тебя, чтобы ты была способна к какой-нибудь профессии. Ведь у тебя собственности нет?
— Нет, — кивнула Фанни, всё ещё не понимая, к чему клонит миссис Мюррей.
— Ну вот. А, хм, обращаться к тому занятию, что… исповедовала твоя сестра… Мой брат не позволит тебе стать шлюхой, ибо не для того твоя старшая сестра пожертвовала собой!
Миссис Мюррей, как всегда, выражалась почти без обиняков. Фанни при напоминании о сестре пришла в ужас и стояла, округливши рот.
— Прикрой рот, девочка, — ласково сказала Дженни. — Я буду обучать тебя ведению хозяйства. Миссис Клэр будешь помогать: готовить, убираться... Ведь ты знаешь, что она много сил отдаёт врачеванию!
На лице Фанни лёгкой полуулыбкой отразилось понимание. Вот же девчонка! Отогревается понемногу. Чего ещё человеку нужно — чувствовать, что ты кому-то небезразличен.

Когда Дженни поговорила со мной, я приняла это её предложение, а Джейми попросил Дженни стать на время экономкой всего нашего хозяйства.
Когда мы собирались в Шотландию пару лет назад, в Ридже управляющим и нашей кухаркой были Бобби и Эми Хиггинс. Бобби оставался в наше отсутствие фактором (Фактор - управляющий имением, в том числе на время отсутствия хозяина). Но не успели мы вернуться, как Хиггинсы отпросились куда-то: им прислали весточку их дальние родственники. К тому же сыну Эми Эйдану Маккалуму, давнему приятелю Джемми по играм, уже исполнилось семнадцать. Может, ездили куда-то пристраивать его, чтобы малец не оказался на войне непонятно, в качестве кого… Вернее, понятно, — пушечного мяса.

Моё сердце ныло за Джейми, Иэна и за молоденького Жермена.

Склоны поросших деревьями хребтов были засыпаны пушистым снегом. На дальней стороне седловины, сбоку от хижин Фрейзер-Риджа, Уильяма давно привлекал лесок стройных елей. В один из ясных, но морозных дней января он решил после окончания срочных утренних дел на конюшне отправиться туда.
Заикнувшись об этом за завтраком, Уильям и сам не заметил, как к нему в компанию уже набились Джем и Мэнди.
— Ура, ура! Мы в лес! Джем! А мы увидим там животных?
На самом деле, Уильям надеялся, что животных они увидят как можно меньше, потому что идти на охоту одному или в компании мужчин — это одно, а гулять в лесу с маленькой девочкой, согласитесь, это совершенно другое. И в лес он собирался поближе к поселению. Но дети уже пулей вылетели из дома и наткнулись на Жермена и Фанни.
— Хочу поставить силки на мелкую дичь, — солидно сказал Жермен Роджеру. — Заодно покажу Фанни, как это делается.
— Удачи вам! — пожелал Роджер.
— И мы тоже в лес! И нас дядя Уильям берёт с собой в лес! — тут же сообщила Мэнди.
— О, милорд, можно с вами? — живо подскочил белоголовый подросток к Уильяму.
— Ну… За санями пробежишься? — наморщил лоб Уильям, став очаровательно похожим на Джейми.
Он знал, что к тринадцатилетнему Жермену в плане ручного труда здесь относятся уже как к самостоятельному мужчине.
— Фанни только посадите с собой? Милорд, — прибавил парнишка, уловив волшебное воздействие этого обращения.

Осторожно спустив сани по склону к лесу, Уильям поглядывал назад, чтобы не выронить девчушку. Фанни же бежала вместе с мальчишками и бросалась в них снежками — визгу было немерено, потому что они ей давали сдачи! С саней улыбалась Мэнди: из-под капора из меха опоссума выбились кудряшки, личико разрумянилось, глаза цвета виски заблестели. Она становилась всё больше похожа на бабушку Клэр. Уильям залюбовался девочкой. Мэнди, по своему обыкновению, пела песни обо всём, что видела.
В лесу Фанни и Жермен сразу сказали, что они пойдут ставить силки на зайцев, белок и прочую живность, и скрылись за деревьями. Уильям пошёл рубить сухостой на дрова, а Джем должен был обрубать ветки и следить за сестричкой.
Пока работали, перекрикивались. Увлечённые работой, не вдруг обнаружили, что Мэнди исчезла.
На Уильяма напала паника: Мэнди — совсем малышка! Как он мог упустить её? Где она? Ей должно быть страшно, она может провалиться в снег, в ручей, которые здесь на каждом шагу, и быстрые горные потоки, конечно, не замерзают, несмотря на зимний мороз.
Как он будет отвечать перед Брианной, Роджером, Маком и матушкой Клэр?! Это тоже немаловажный, хотя и второстепенный вопрос.
Они побежали с Джемом, крича во все стороны: «Мэнди! Мэнди! Ты где?! Отзовись! Мы тебя не видим!»
Внезапно холодно-липкой волной на Уильяма накатило воспоминание. Наверное, первое сознательное воспоминание детства. Однажды, примерно в возрасте Мэнди или чуть пораньше, он отстал от нянюшки, бабушки, тётушки и попал в белый густой туман. Такие туманы нередко спускались с горных склонов Озёрного края. Всюду было белое безмолвие, не видно даже кончиков пальцев вытянутой младенческой руки, словно он попал в молоко, как лягушка из сказки. Он запомнил ледяные влажные иголки дрожи, забиравшиеся под одежду. И через какое-то время, наполненное отчаянием и страхом, — огромное облегчение: Мак нашёл его! Тепло, нежность и счастье так и окутывали мальчика, даря бесценное ощущение комфорта и уверенности, что всё будет хорошо.
А сейчас они так же быстро должны найти малышку.
— Мэнди! Детка!
Он оглянулся в поисках Джема. Но мальчик не унывал: он сел прямо в снег, сосредоточился, зажмурив глаза, и слушал. Уильяму показалось — очень долго, хотя на самом деле не прошло и десяти минут, как Джем вскинул голову, открыл синие глаза и радостно улыбнулся.
— Я знаю, где она! Это недалеко. Она маленькая, не могла далеко уйти.
— Пойдём! — решительно перехватил топор в левой руке Уильям.
— Да я сам схожу, дядюшка, ты тут заканчивай тогда с дровами! Лошадь опять же волки могут задрать!
— Нет уж, пойдём вместе, через лес и бурелом по горному склону лошадь сани не протащит!
Не хватало ещё обоих детей потерять! В глазах Уильяма защипало от переживаний.

Они шли прямо через лес, через снег, утопая чуть не по пояс, были, конечно, все мокрые, но от волнения было жарко.
Примерно через полчаса лазанья по горной лесной чаще они увидели Мэнди. Пушистая шубка цвета фуксии неожиданно ярким пятном выделялась на белом снегу.
Уильям, вытаскивая ноги из снега на каждом шагу, подобрался к Мэнди в тревоге… Но она не казалась испуганной. Девочка сидела на корточках на полянке и что-то рассматривала.
Это оказались… цветы под снегом. Маленькие сине-лиловые капельки, бутоны подснежников, которые должны будут проклюнуться, когда придёт весна.
Увидев Джема и Уильяма, она вскинула ручки и закричала:
— Смотрите, смотрите, цветы! Давайте их возьмём с собой!
— Я думаю, у бабули для тебя найдётся множество первоцветов! — с осуждающей интонацией сказал Джем. — Ты почему ушла?!
— Мне стало скучно, захотелось погулять!
Джем вспомнил, как окончилась для него однажды детская выходка, совершённая по недомыслию и от скуки: его впервые в жизни высекли. Ещё здесь, ещё до их перехода в ХХ век.
— Я вот скажу маме — она тебя накажет.
— Ябеда, ябеда! Я тогда тоже расскажу, что ты за мной не следил! Брат, называется!
«Вот противная девчонка!» — подумал Джем.
— Я вместе с дядей Вилли заготавливал дрова! Тебя же согревать, дурочку! — с ласковой снисходительностью и гордостью взрослого человека объяснял мальчик.
— А-а-а! Я всё расскажу мамочке, что ты меня дурой назвал! — забавно картавя, закричала девочка, набрасываясь с кулачками на старшего брата.
Уильям, на сердце которого отлегло, мельком подумал: а хорошо, что я один рос!

В обратную сторону, к лошади, приходилось взбираться на гору — это было тяжелее. Чтобы было быстрее, длинноногий Уильям взял девочку на руки. Жар волнения спал, и под мокрую одежду вползал сырой холод.
«Вот радости будет для матушки Клэр, лечить нас!» — с неудовольствием подумал Уильям.
Глубокий снег обвалился в прежние следы, поэтому они шли как по целине.
— Посади меня на шею, как Деда! — предложила с ликованием Мэнди.
— Хорошо, — не мог удержаться от улыбки Уильям. — Только ты следи внимательно, чтобы тебе ветки не попали в глазки, ладно? А то не будешь красавицей!
— Красавица, сейчас скоро стемнеет уже, как мы будем по темноте искать нашу лошадь с дровами? — ворчливо спросил Джем, тоже уставший и немного завидующий, что сестра едет на шее у дядюшки.
— А мама тебе волшебные спички дала! — заявила девчушка. — Чтобы не возиться с примитивными способами добывания огня!
«Ого!» — подумал Уильям, услышав витиеватое выражение, абсолютно не характерное для трёхлетки в любую эпоху. Наверное, это слова самой Брианны. Или Роджера. Дети же повторяют всё, как попугаи.

Когда они вышли к лошади, там уже были Жермен и Фанни, костёр уже был разожжён, и лошадь пила из клеёнчатого ведра воду из растопленного снега.
— Мы много силков поставили! Завтра пойдём за добычей! — был воодушевлён Жермен.
— Если миссис Мюррей не поручит мне готовить, убираться или рукодельничать! — немного охладила его пыл Фанни.

Вечером Уильям сел за письмо Лорду Джону. Тётушка Дженни сказала, что скоро будет почтовый день и можно будет отправить весточки. Он писал:

«…Ваша милость, если Вы ещё в Хэлуотере, не сочтите за труд, поищите в моей комнате, в третьем ящике комода, деревянную лошадку. Захватите её сюда, в колонии, пожалуйста. Я хочу подарить её…»
Он подумал: «…своим племянникам». Но тщательно вывел: «…моей маленькой новой знакомой. Дочка миссис Брианны, трёхлетняя мисс Маккензи, — это прелестнейшая девочка! Осмелюсь сказать, мы с ней подружились. Ну, Вы знаете, что я всегда глубоко неравнодушен к женскому полу!» — пошутил он напоследок.

Уильям, я видела, ёрзает от нетерпения. Не то что ему у нас не нравилось, или он устал возиться с лошадьми (этого, надеюсь, не случится до конца его жизни), или надоело наше общество. Просто в нём уже закрутилась и сжалась та пружина, которая, по моему опыту, была отличительной чертой Маккензи, его предков. И если эта пружина распрямится не в том направлении, то о последствиях мы можем ещё очень и очень сильно пожалеть.

В горах уже чувствовалось дыхание весны. Ручьи набухали, снежная корка вот-вот готова была лопнуть и растечься.
И это случилось. Джем прибежал к матери однажды утром:
— Мама! Ручей выше нашего дома вскрылся! Он сорвёт твои конструкции!
Брианна надела кожаные штаны и высокие сапоги, схватила брезентовую сумку с инструментами, приготовленную на всякий случай, и понеслась на место своей мини-электростанции.
— Джем! Следи за Мэнди!
Мальчишка приуныл. Ему хотелось побежать на ручей, пускать в бешеном горном потоке щепочки и ветки. Может, одеть Мэнди и рвануть с ней?
В окно, дразня, врывалось солнце. Мама так спроектировала дом, что солнце, пока сияло над горизонтом, в какое-нибудь окно заглядывало обязательно. Если дождя не было, конечно. Сейчас такое неустойчивое время года, что ясная погода может вмиг смениться дождём и ливнем. Вот и мама захватила с собой клеёнку от возможного дождя. Но после ливня, сказал Деда, снег сойдёт быстрее.
— И распустятся цветочки! — услышал Джем позади себя детский голосок.
— Разве я вслух разговариваю?! — удивился Джем.
— Не знаю, — пожала плечами сестра. — Я могу тебя и так, и так слышать!
«Тьфу! Не скроешь ничего от болтливой девчонки! — подумал Джем и покосился на Мэнди, но та, даже если чего и „слышала“, на этот раз вида не подала. — Хитрая!» — вздохнул он.

Уильям с ведром вышел за водой для лошадей и заметил движение к домику Маккензи. Оттуда раздавались крики и шум. Побежал туда — в горку бежать по раскисшему снегу было тяжеловато.
Брианна стояла, целясь из ружья в каких-то ублюдков. «Брось ружьё, женщина!» — донёсся крик.
Уильям быстро метнулся глазами по окрестностям. Детей не было видно нигде. Но на крики они могут из любопытства примчаться — и свои, и чужие дети.
Дивясь на женщину с огнестрельным оружием, собравшиеся кричали. Подбираясь сзади, Уильям в неразберихе возгласов уловил реплики: «Ведьма!» «Она колдунья!» «Она взорвать нас хотела на празднике!» «У них вообще вся семейка — чародеи! Помидоры едят и не травятся!»
Он знал: достаточно кому-то крикнуть: «Держи ведьму!» — и толпа ринется на его сестру, и тогда, даже если Брианна выстрелит и ранит или убьёт одного (что спорно из-за неточности стрельбы её оружия), остальные её просто затопчут.
И Рэнсом решил отвлечь внимание на себя. Оружия, кроме обязательного дирка (и в качестве рабочего ножа, и на всякий случай для защиты), у него не было. Он с долей удивления обнаружил в руке брезентовое ведро с водой, которое он не выбросил и не вылил — чисто по рассеянности, привлечённый событиями у домика Маккензи.
И он выплеснул воду на одного из мужчин — чёрного, с лицом и фигурой, которые делали его похожими на галку, — и тот от неожиданности издал звук удивительно похожий на галкино кваканье.
У Уильяма в голове пронеслось: интересно, как его зовут, не Джек Доу (Jackdaw – галка, англ.)? Но лингвистическими изысканиями заниматься было некогда: галкообразный мужчина бросился на него, очертя голову. И все повернулись к новому источнику раздражения.
Уильям успел сбить противника с ног, уже бросил ведро и вытащил дирк, в другой руке у него была увесистая сучковатая палка, которую подобрал в снегу у домика. Он умел держать публику в напряжении, поэтому сразу они на него не набросились бы, и Брианна успела бы убежать.
«Опять я, как петушок, бросаюсь на защиту своих кур!» — подумал он, но отшвырнул эту мысль, потому что заметил: Брианна не убегает, а озирается. Ищет, наверное, своих детей!
Но главное — переключить внимание на себя. Уильям автоматически пересчитал мужчин, толпившихся у домика Брианны. Десятка полтора — не так и много, можно справиться. Мак не простит, если прольётся кровь, чья бы ни было, — все будут уничтожены ради благополучия Брианны, подумал он.
— Слушайте! — сказал он звучным, красивым голосом, в котором явственно послышались командирские нотки. — Сейчас миссис Маккензи позовёт мистера Фрейзера, который проведёт с вами переговоры! Все претензии вы сможете предъявить Самому!
Он старался по-шотландски налегать на Р и Ш, чтобы не дразнить местных жителей утончённым произношением их заклятых врагов-англичан. Он понимал, что надо болтать что попало, лишь бы убрать отсюда Брианну. Но уловка, кажется, сработала: люди начали успокаиваться, поглядывать на него с интересом, в глазах начали появляться какие-то мысли, и он опустил руки с оружием.

Вдруг в одной из ближайших кучек Уильям узнал высокого, широкоплечего черноволосого мужчину — отца той девочки, Нелли.
— К вашим услугам, — откозырял Уильям, стараясь включить всю свою харизму. — Надеюсь, мисс Нелли чувствует себя хорошо?
Видя, что их сосед вполне мирно болтает с Уильямом, и остальные начали работать мозгами.
— Скажите своим людям, — почувствовал себя офицером на службе Уильям, — что они смогут все свои претензии обсудить с хозяином Риджа, мистером Фрейзером.
Он говорил уверенно, доброжелательно и в то же время показывал своё превосходство, невольно копируя Лорда Джона и дядюшку Хэла. Что он будет делать, если Брианна не уберётся, а Мак не придёт, Уильям не хотел и думать.
— Миссис Маккензи, — продолжал он, — проводит усовершенствование поместья в строгом соответствии с законами физики. («Боже, что я несу!») Никакого волшебства нет и в помине!

Неизвестно, чем бы всё закончилось, но в этот момент Уильям увидел, как совершенно не с той стороны, с какой ожидалось, бежит Мак, тяжеловато припадая на ногу.
Приближаясь, Джейми перешёл на шаг, так как увидел, что напряжение немного спало. Он встал перед толпой арендаторов, выпрямившись и, как казалось, гордо подняв голову.
— Мой племянник уже отправился за судейскими! — сказал он, возвышаясь над всеми. — Так что все нарушения законности будут зафиксированы и не останутся без возмездия!
Ближайшие судейские находились в Кросс-Крике, так что при желании за это время здесь можно было всех перебить, а дома спалить и разрушить. Но упоминание судейских породило благодушные настроения среди собравшихся.

— Э, это хорошо! — говорили мужички.
Раздавалось мстительное:
— Пусть, пусть с ними судейские разберутся!
— Жена — колдунья, дочь — колдунья, светопреставление устроили на празднике, — продолжал ныть кто-то.
— Колдовство, чародейство, — бубнили с одной стороны.
— Девочек заставляет учиться, а зачем? — раздавалось с другой.
— С нас аренду берёт, а сам хоть платит?
Все реплики сливались в один неясный гул.
— Хорошо, — подытожил Джейми. — Всё это сможете предъявить судейским, когда они сюда прибудут. А сейчас расходимся по своим домам и занимаемся хозяйством. Бурное таяние снегов, вызванное потеплением, может доставить кое-кому большие неприятности! Пусть они будут у кротов и мышей, а не у фермеров, господа! — пошутил он и строго продолжал. — А кому не нравится, я ведь никого во Фрейзер-Ридже насильно не удерживаю!
Он специально выделил голосом название поселения.
— Но не дай бог вам устраивать беспорядки, господа! — пригрозил он.
Арендаторы, названные «господами», постепенно успокоились и пошли по своим делам. Уильям подошёл к Маку.
— Ты услышал из Большого дома?! Так были слышны крики?!
— Нет, сынок, это Джем прибежал и сказал.

Дети в непромокаемых костюмах гуляли на склоне у ручья, пуская щепочки. Джем мастерил из деревяшек кораблики с парусами.
Он увидел на белом фоне снегов чёрные точки, скопившиеся около их хижины, а потом — рыжие волосы мамы, полощущиеся на ветру среди этих чёрных точек. Папа ушёл на охоту, поэтому его не было дома уже несколько дней.
И Джем побежал к бабушке с дедом.
— Бабушка! Деда! Мама…
— А Мэнди где?
— Фанни её увела играть на нижний ручей!
Я в тревоге побежала смотреть, всё ли в порядке с девочками, отпустив Джейми спасать нашу дочь.

Когда я увидела Джейми, возвращающегося от хижины Маккензи, я удивилась: он хромал.
— Что с твоей ногой? Ты ранен? — испугалась я.
Но крови не было видно.
— Не с ногой — спина, — говорил он, раздеваясь и уже с трудом добираясь до кресла.
У него несколько раз были приступы боли в спине, так что нельзя было и пошевелиться. Один раз мы с ним чуть не погибли в зимнем лесу от голода и холода, если бы не Иэн со своими индейцами.
— Но ты знаешь, Сассенах: когда речь идёт о спасении твоих детей, забываешь обо всём.
— Знаю, Джейми. Давай помогу подняться наверх, в спальню? Я тебя там осмотрю и попробую что-нибудь сделать для облегчения состояния.
— А ты не будешь тыкать в меня иголками? — с подозрением спросил Джейми, однако охнув от боли, когда мы с Уильямом отвели и уложили его в постель.
— Не уверена, что смогу ответить тебе отрицательно, — усмехнулась я, осмотрев его.

Оснащённый, наконец, иголками по правилам китайской медицины, он попросил:
— Последнее желание можно?
И смотрел так жалобно-жалобно. Я поняла, что ему лучше и начинаются игры.
— Какое, несчастный? — переспросила я с улыбкой.
— Сассенах, ложись со мной!
Придирчивым докторским взглядом окинув больного, я решила, что можно исполнить это и его, и своё желание. Я сняла башмаки, пышную юбку и аккуратно, стараясь не потревожить шевелением его спину, легла на жёсткое ложе. Он привлёк меня к себе, пролагая губами привычную дорожку от виска к губам, к ямке под шеей и ниже…

Ex libris - из книг, латинск.

Мы с затаённым чувством тревоги ожидали дальнейшего развития войны за независимость Америки в Северной Каролине, надеясь, что до окончания зимнего сезона армия лоялистов сюда не сунется. По крайней мере, Роджер говорил так. А Брианна сокрушалась:
— У нас просто не было времени повторить американскую историю! Всё произошло так молниеносно!
Они и не собирались к нам… Но Брианна этого не сказала.

Перед решительным наступлением весны в горах зарядили дожди, сгоняя снег, переполняя ручьи. Джейми с Брианной и с Роджером боролись против тотального затопления нашего склона, копая многочисленные канавы. Железными лопатами работа спорилась гораздо быстрее, чем обычными для этого века деревянными, — у нас уже почти все лопаты были металлическими. Уильям решил окапывать подходы к конюшне и делать углубления вдоль дорожек.

Весь мокрый, явился в сопровождении судейских, наконец, из Кросс-Крика Иэн. После наскоро проведённого расследования и судебного заседания с участием Джейми, Брианны и Уильяма, чиновники убрались восвояси, захватив с собой тех арендаторов, которых посчитали зачинщиками и организаторами беспорядков.

Заседание проходило в Большом доме: мы поставили лавки для зрителей и стол для президиума в ещё не разгороженном пространстве на первом этаже. Джейми, как собственника, судья пригласил в президиум, одним движением руки прекратив поднявшийся было ропот протеста.
Когда он спросил о претензиях, поднялся мужчина средних лет с лицом, тронутым оспой, и представился как мистер Маккрири, арендатор. Он потребовал от Джейми бумагу, свидетельствующую о праве сдавать участки в аренду.
Явно он хотел завладеть землёй и не платить аренду.
Воспользовавшись заметным интересом девочек-соплюшек к Уильяму — молодому, красивому и статному человеку, — Маккрири начал кивать на него: что он сделал с моей дочерью?!
Уильям, который в глаза не видел его дочери, только таращился на обвинителя. Но Джейми сказал, что все, напротив, видели, как мистер Маккрири угрожал его дочери, Брианне.
Эти три вопроса и разбирали.
С бумагами на землю за подписью губернатора Трайона разобрались быстро, в защиту Уильяма тоже нашлось немало свидетелей. Мистер Маккрири пытался свою вину свалить на Брианну.
Та сидела с красным, напряжённым лицом, отвечала на вопросы грубым, громким голосом, готовым сорваться, и только взгляды на Роджера, сидевшего напротив, немного помогали ей обрести равновесие духа. Муж хотел вскочить и прийти ей на помощь, но она, сердито нахмурившись, яростно помотала головой, чуть не растрепав огненно-рыжие волосы. Увидев, что слёзы вот-вот сорвутся с её глаз, Роджер ласково приподнял руку и постарался улыбнуться не глупо и неуместно, а ободряюще.

Обстановка суда напомнила Уильяму новейшую пьесу французского автора Пьера Бомарше «Женитьба Фигаро», которую он читал на досуге у Лорда Джона. «Надо бы Маку и Брианне прислать её из Европы», — подумал он.

Но оказалось, что эта пьеса уже попала во Фрейзер-Ридж. В парижском издании, разумеется, на французском.
Иэн привёз и письма, газеты и посылки. В посылках, как обычно, было много книг, которые с удовольствием разбирала соскучившаяся по чтению тётушка Дженни. Она обнаружила, что Фанни не умеет читать, и взялась её научить. Так что новые книги были кстати.
Один из книжных ящичков пришёл из Шотландии, от А.Белла. Джейми с улыбкой отдал сестре посылку, чтобы открыла её. Фанни, Жермен, Джем, Мэнди, — все столпились около стола, наблюдая за священнодействием бабушки Дженнифер.
— Дядюшка, мама, идите сюда! — позвала Мэнди пришедших на огонёк Уильяма и Брианну. — Дядя Иэн книжки привёз!

Все мы очень любили книги, и в этом Уильям тоже был нашей породы. Впрочем, я не поручусь, что братья Греи, воспитавшие лорда Эллсмера, не более начитанны, чем Мюрреи и Фрейзеры вместе взятые.

Дженни, наконец, отогнула топориком крышку и сняла её. Сверху в ящике лежало письмо с надписью: «Мистеру Джеймсу Александру Малкольму Маккензи Фрейзеру». Дженни передала его брату. А внизу лежали две книжки.
Сверху — томик поменьше, около четырёх дюймов на пять. Дружный вздох раздался при виде голубого сафьяна обложки, золотого обреза.
— Дорогое, красивейшее издание! — ахнул Мак оценивающе, бережно взяв книжку.
Уильям знал, что после Хэлуотера Мак работал в Эдинбурге печатником, издателем и книгопродавцем, поэтому был понятен его профессиональный интерес. Но на обложке было написано: «Карманные основы здоровья. Доктор медицины К.Э.Б.Р.Фрейзер», и Джейми держал книгу так, будто это была рука самой доктора медицины, — нежно и благоговейно.

Брианна, Джемми и Мэнди тоже ахнули, но, кажется, не поэтому.
— Покажите вторую книжку, тётушка Дженни! — почти скомандовала Бри.

Другая книжка была почти в два раза больше, пять на семь дюймов — обычный размер для того времени. Она называлась «Дедушкины сказки», с подзаголовком «Истории шотландского Нагорья и каролинской глуши, Джеймса Александра Малкольма Маккензи Фрейзера».
Брианна открыла её: «Напечатана А.Беллом в Эдинбурге».
Джем рыжей головой загородил от её взгляда фронтиспис.
— Точно такая же! И посвящение: «Моим внукам»! — закричал он.
— Нам с Джемом! — завопила в восторге Мэнди, передавая книгу деду и забираясь к нему на колени. — Фу, Джем, не хочу, чтобы тебе было посвящено! — внезапно раскапризничалась она и забавно сморщила личико.
Джейми чуть не лопнул от смеха, но серьёзным голосом позади головки Мэнди произнёс:
— И Джем, и Жермен тоже мои внуки. И ещё есть в Уилмингтоне Джоани, Фелисите и маленький…
К сожалению, мы так и не знали ещё пока, кто родился у Марсали и Фергюса.

— И Фанни? — высоко взлетел на вопросе голосок малышки.
Дед отчего-то замялся. Дженни заметила, как мимолётная тень скользнула по лицу брата. Но Мэнди уже соскочила с его колен:
— У нас тоже такая же книжка есть! Из Лаллиброха!
Дети побежали к себе домой искать книжки, Брианна отправилась к матери в хирургию, чтобы Клэр тоже пришла полюбоваться на плоды своих трудов.
В это время Уильям попросил позволения посмотреть книги.
На фронтисписе «коронного секстодецимо» (Типографский термин, буквально «в одну шестнадцатую» (печатного листа), на котором помещается 16 страниц форматом 126х95 мм. Это размер меньшей книжки. Уильяму откуда-то известны все эти тонкости!) его внимание привлекла гравюра с портретом автора.
В самом его наличии не было ни капли странности. Но у мужчины в аккуратном чёрном твидовом костюме, с высоким чёрным галстуком оказалось безмятежное лицо матушки Клэр. Широко раскрытые глаза под тёмными бровями, благородные твёрдые кости висков, скул и подбородка. Только рот был не её — более суровый и широкий мужской.
Уильям сам раскрыл рот, обрадовавшись, что сейчас никто за ним не наблюдает.
Ей сейчас…
До Уильяма дошло, что он не имеет понятия о возрасте матушки Клэр, но предположил, что она немного моложе Мака. Когда он родился, Маку было в два раза больше, чем матери, безрассудной Джиниве. Тогда получается, 36 плюс его, Уильяма, двадцать два… — Бооже, да он забыл о собственном дне рождения! — пятьдесят восемь?

Уильям с мгновенной печалью подумал, что его собственная бабушка, Леди Луиза Дансени, которую он всегда считал старушкой, была не старше матушки Клэр, которая и сейчас довольно молодо выглядит…
Он вздохнул, но его мысли перебили Джем и Мэнди, ворвавшиеся с улицы.
— Вот, вот, поглядите! Деда, посмотри!
— Я попросил Энди Белла послать книги и в Лаллиброх, — говорил Джейми. — По одному экземпляру — для Джейми младшего и его семьи, а ещё по одному — на имя Джеремайи Александра Фрейзера Маккензи.
— Мы нашли её среди старых вещей, Па! — сказала Брианна. — Роджер нашёл. В нашем времени.
Брианна всегда считала собственным временем ХХ век. А про меня уже давно так не скажешь!
В комнате на минутку воцарилось молчание. Но дети долго молчать не могут: они в восторге сравнивали две книжки со сказками.
Одна из них была совсем новенькой, со скрипящими от краски страницами. Другая — потёртая, потускневшая. Но в обеих на фронтисписе был один и тот же гравированный оттиск, попроще, чем портрет Клэр.
Уильям смотрел на изображение Мака с внучкой в вольтеровском кресле. Волосы деда были просто связаны назади, как будто он приготовился работать. На спинку кресла накинут клетчатый плед, а на колене, спиной к зрителям, маленькая девочка с тёмными курчавыми волосами, которой он читал книжку.
— Это я! — заявила Мэнди.
— Что-то не видно твоего лица! — ехидно отозвался брат, и ребята шумно завозились.
Дженни, когда до неё дошла очередь, взяла обе книги бережно, оценив и мягкий голубой сафьян одной книги, и тёмно-розовый коленкор другой, прочный, чтобы детские ручонки, много раз хватая книгу, не скоро разорвали переплёт.
Быстро перелистнув голубой томик с конца, Дженни уловила знакомые названия: лауданум, календула, ивовая кора, пиявки… С улыбкой прочитала абзац о необходимости включать зелень в рацион. Она подумала, что советы Клэр помогали ей не раз, хотя она уже и забыла, кто дал ей эти советы.
И тут она заметила портрет автора. Она чуть не рассмеялась: так нелепо ей показалось лицо невестки, втиснутое в рамку мужской фигуры.
— Давайте почитаем сказки! — потребовала Мэнди непреклонным тоном.
Бабушка Дженни сказала:
— Тогда, ребятки, зовите Жермена, Фанни и всех, кто хочет послушать. Сегодня я буду читать!.. Нет, Уильям, ты прекрасно читаешь, я всегда восхищаюсь твоим чтением, но благодарю.
Сегодня Дженни хотела сама подержать книгу со сказками, на которой был написано имя её брата и где рассказывались истории, древние, как шотландское Нагорье.
Она открыла книгу.

— «Сказка "Каштановые волосы". Давным-давно, двести лет назад жил-был король, и у него был сын. Но началась война, и король был убит, а сын, храбрый и честный юноша, захвачен в плен и брошен в темницу», — начала читать Дженни, и у меня зашевелились волоски сзади шеи.
«Каштановые волосы», каштановолоска, nighean donn… Так меня звал Джейми.

— «Долго длились его мучения в плену, пока однажды он не оказался в услужении при дворе другого короля. А у того была дочка, прелестная девушка с каштановыми волосами».
Я похолодела. Джейми работал над книгой в Лаллиброхе, когда я уже уехала оперировать бедного Анри-Кристиана, поэтому я не знала, какие сказки будут в ней. Руководствуясь здравым смыслом, я бы никогда такой недвусмысленный намёк не стала помещать в книгу!

— «Ей нравилось скакать на лошади вместе с пленным королевичем, — продолжала читать Дженни. — Она не знала, что он знатного рода, думала, что тот — просто конюх. Но конюх был так добр и обходителен, что принцесса не заметила, как влюбилась в него. Но как же она могла бы выйти за него замуж? Ни за что и никогда. Старый король-отец уже подобрал ей жениха — старика, вчетверо старше её. Он намеревался объединить два королевства, и потомки принцессы и старика владели бы уже более обширными землями!»
Дженни читала, наслаждаясь книгой. Ей было интересно узнать сюжет. Она знала много сказок, а такой сказки никогда не слышала. И дети тоже слушали с раскрытыми ртами. Про королей и принцесс всегда самые интересные сказки.
Но Уильям поднял голову: он, кажется, тоже догадался, как и я.

— «Узнав о помолвке, девушка пришла в ужас. Ей вовсе не хотелось отдавать свою молодость старику. В отчаянии она побежала к конюху: "Я знаю, ты добрый и сильный! Защити меня!" Но у конюха-королевича не было ничего, кроме пары рук да вил в конюшне. Как он мог защитить её?
Тогда девушка попросила его лечь с ней: узнав, что она не девственница, старый король не возьмёт её замуж».

На этих словах Джем и Мэнди одновременно открыли рты, чтобы спросить, но Брианна ловко опередила их:
— Кажется, это не совсем детская сказка! Дети! Пойдёмте-ка, я вас уложу, а взрослые тут закончат свои дела. Я вам расскажу сказку для детей! Обещаю!
И метнула сердитые взгляды и на тётку, и на отца.
Джейми подавлял смех, закусив губу. Дженни сидела красная, как помидор. Она достала из рукава платочек и спрятала нос туда.
Дети, которым прервали удовольствие на таком интересном, интригующем месте, заупрямились.
— А почему Жермен и Фанни не идут спать?
— Потому что они уже взрослые! — отчеканила Брианна со злым лицом.
Когда троица удалилась, оставив за собой терпеливые лица взрослых и торжествующие мордочки наших подростков, Дженни продолжила чтение.

— «"Почему бы тебе не дождаться своего мужа? Ведь отец может выгнать тебя из дому! Я-то тут при чём!" — отказывался конюх.
Однако она очень просила, и конюх сдался. Уж очень он жалел девушку, да и вправду она была красавицей, что ни в сказке сказать, ни пером описать».
Я взглянула на Джейми, подняв брови, — мой муж отвернулся весьма решительно. Ну, я с тобой ещё разберусь! Я понимала, что это дела давно минувших дней, практически вечность назад, но ничего не могла поделать с ревностью! А голос Дженни звучал убаюкивающе.

«Но поистине: знал бы где упасть, соломку бы подстелил.
Накануне свадьбы пришёл конюх к принцессе в спальню. Залез через окно по водосточной трубе. И лёг с ней. Ей понравилось, и она пожалела, что не может выйти за конюха.
Но принцесса не осмелилась сказать отцу, что не девственница, и свадьба состоялась. Муж её был так дряхл, что не смог осуществить супружеского долга, а через некоторое время живот у новой королевы вырос. Все её поздравляли с наследником, поздравляли её отца и её мужа. А когда наследник родился, то старый муж её рассердился, так как знал, что сын не его. Волосы у ребёнка были такого же каштанового цвета, как и у его матери.
Старый король-отец приехал к дочери и внуку со своим конюхом, и муж понял, чей сын родился у его жены: дети всегда в первые дни чрезвычайно похожи на своих отцов, чтобы было ясно, кто чей ребёнок. И захотел старик убить младенца. Выбросить из окна на камни двора».
Мне казалось, что я превратилась в ледяную глыбу от ужаса. Остальные слушатели тоже были в шоке, и лишь лицо Джейми подчёркнуто ничего не выражало, а глаза глядели в сторону, противоположную от Уильяма.

— «Но конюх, — потрясённо звучал голос Дженни, — дёрнул из-за пояса своего хозяина пистолет и выстрелил в противника, уже выхватившего ребёнка из рук няньки! И пристрелил старого мужа.
Тот испустил дух на месте, но прибежали слуги и сказали, что молодая мать только что скончалась. В те древние времена, как и нынче, иногда бывало, что родившая женщина умирала.
Дед, безутешный, поблагодарил конюха за спасение внука и вскоре отпустил слугу на все четыре стороны и стал сам воспитывать мальчика. А младенцу досталось в наследство двойное королевство.
Когда же юный принц с каштановыми волосами вырос, он нашёл своего отца в его королевстве, и тот рассказал ему эту историю.
"При виде тебя я чувствовал знакомую волну гордости, стыда, любви и печали, потому что не мог любить тебя открыто. Я всю жизнь буду корить себя из-за смерти твоей матери, но никогда не пожалею о том, что родился ты", — говорил он сыну».

Когда Дженни закончила чтение, я поняла, почему Джейми рискнул поставить эту историю в книгу. Он не надеялся встретиться с Уильямом и рассказать ему всё это, а выплеснуть то, что накопилось на сердце, было необходимо. Иначе оно разорвалось бы.
Уильям тоже был красен, как свёкла. Я увидела, как он сжал кулаки, вскочил и, не успев надеть куртку, вылетел на улицу.
В комнате воцарилось неловкое молчание. Фанни сползла с оттоманки, накинула мантильку и, подобрав куртку Уильяма, выскользнула бесшумно за дверь. Жермен с преувеличенным вниманием ворошил дрова в очаге. Джейми откашлялся и тоже поднялся, но пошёл наверх, в спальню.
«Кровавый человек! Да сколько же ещё вы будете друг другу нервы мотать! — думала я. — Ты его любишь, он тебя любит — какого дьявола вам ещё нужно?!»

Примечание автора: Один из спойлерных отрывков девятой, ещё не представленной на наш суд книги «Чужестранки» навёл меня на мысль, какая женщина могла быть супругой Уильяма Рэнсома. Амаранта Коуден Грей. Мать ребёнка Бенджамина Грея (хотя неизвестно, правда ли его), сына дядюшки Хэла. Это подчёркивает сходство Уильяма с обоими его отцами.

«Лондон, 1 июня 1796 г.
От Девятого лорда Эллсмера, Уильяма Кларенса Джорджа Генри Рэнсома
в Северную Каролину, во Фрейзер-Ридж,
мистеру Иэну Джеймсу Фицгиббонсу Фрейзеру Мюррею.

Добрый день, уважаемый мистер Мюррей!

Надеюсь, что во Фрейзер-Ридже всё благополучно, что все Ваши домашние в порядке.
Поздравляем Вашу семью с двадцатилетием объявления независимости северо-американских штатов. В Палате Лордов состоялись прения по этому случаю, на коих мне пришлось даже выступить в качестве непосредственного свидетеля и участника событий. Заседание прошло в несколько траурном ключе.
Действительно, Ваши родственники были правы, предупреждая, что война за независимость в Америке взбудоражит Европу. Наполеон Бонапарт внушает опасность.
Моя супруга беспокоится, что Тревор попадёт на войну. А парень, напротив, рад. В 19 лет мушкетные выстрелы кажутся прекраснейшей музыкой, не так ли?
Моя супруга и детки кланяются Вам, дорогой мистер Мюррей.
С малышей мы ещё не требуем ничего, кроме как хорошего здоровья, аппетита и послушания. Пока это удаётся. Джинива и Изабель — прелестнейшие девочки. Удивительно схожие на вид, как две капли воды, дочери сильно отличаются характерами. Мы с супругой уже беседуем о том, что за Джинивой нужен глаз да глаз, а Изабель необходимо с юных лет укреплять здоровье. Малыш Джон начал ходить и залезает в каждую дырку или коробку.
Как только закажем портреты детей, обязательно пришлю вам. Надеюсь, что Ваша уважаемая кузина не будет смеяться! Передайте, пожалуйста, ей наше почтение!
А теперь хочу поделиться новостью, которая заставила меня вспомнить Вашу драгоценнейшую тётю Клэр. Не будете ли вы так любезны прочесть это ей?
14 мая текущего года в Лондоне я был, в числе приглашённой публики, включающей и врачей, свидетелем эксперимента Эдварда Дженнера, привившего восьмилетнему мальчику коровью оспу.
Мистер Дженнер сделал два поверхностных разреза, едва проникнувших через толщу кожи, длиной около полудюйма каждый, и внёс туда содержимое пузырька с руки одной скотницы, которая заразилась коровьей оспой от коров своего хозяина.
Ваша тётушка всегда интересовалась новостями научной медицины и, надеюсь, не утратила с годами живости восприятия. Мне интересно проследить за ходом и итогами эксперимента. И обещаю узнать у мистера Дженнера о возможности написать ему письмо: ведь Ваша тётушка Клэр, несомненно, захочет это сделать.
Мои наилучшие пожелания здоровья всем Вашим родственникам, в первую очередь — миссис Фрейзер. Берегите её и мистера Фрейзера — это потрясающие люди! Желаю всем нам, чтобы они оставались подольше на этом свете и в добром здравии.
Нижайший поклон Вам — от Вашего кузена. Мистеру Фрейзеру осмеливаюсь передать, что ему кланяется «вонючий папист Уильям Джеймс».
С пожеланием Вашему, мистер Мюррей, дядюшке здоровья и долгих лет активной жизни,
Остаюсь Вашим покорнейшим слугой,
Уильям Рэнсом, лорд Эллсмер».