Более того, girlfrog  и наша Марина mv270566 думают, мне кажется, в одном направлении!  

Любоваться красотой и грацией животного - это одно, но совсем другое - оказаться в его власти. Рыжий жеребец Ашари под тяжестью опытного шотландца или дяди Лэмба вел себя смирно и дружелюбно. В отношении меня всё было иначе. Конь мирно стоял рядом, принимал угощение, позволял расчёсывать гриву, когда же я садилась в седло, «подарок» жутко нервничал: кружил на месте, тряс головой, подергивал ушами, всячески давая понять, что я не тот человек, которому он готов подчиняться. Скорее, я была для него «слепнем», которого, пока тот не укусил, нужно смахнуть хвостом. Что происходило в голове у этого красавца не знаю, но, следуя советам Адама, я пыталась наладить отношения, хотя все мои старания приводили к одному и тому же результату. Сначала я расстроилась, ведь в своих фантазиях видела себя несущейся быстрее ветра в образе «мадмуазель Круазет» с картины Дюрана. Но после «семейного совета», на который был приглашен и Адам Трунсер, я поняла, что воспитание лошади тяжелый труд и ответственность, к которым человечек моего возраста абсолютно не готов.

- Я, как твой опекун, Клэр, мог бы принять решение самостоятельно, но не хочу, чтобы между нами возникло недопонимание, поэтому постараюсь объяснить свою позицию. Надеюсь, что мистер Трунсер примет во внимание мои доводы и не откажет нам в помощи.

Он оглядел каждого члена нашего немногочисленного собрания и продолжил:

- Для нас большая честь удостоиться внимания вождя клана имхаров, и я с глубоким уважением отношусь к его подарку, но в силу многих причин не готов возложить на себя обязанности по владению этой лошадью. Во-первых, у меня нет навыков к тому, чтобы заниматься выездкой жеребца. Он, бесспорно, великолепен, но не обуздан и может быть опасен, что мы не раз наблюдали, когда малышка Клэр брала первые уроки верховой езды. Второй важный аргумент - это его содержание. Лошадям необходимо пастбище с зеленой травой. Кормежка только овсом и соломой не принесёт животному пользы и даже может привести к его гибели. И не будем забывать, что подковать коня тоже искусство. В-третьих, есть большая вероятность, что завтра я окажусь по долгу службы в самом сердце пустыни, и придется срочно искать для него временное пристанище, так почему это не сделать сейчас. Поскольку ты, Адам, знаешь толк в воспитании и содержании лошадей, владеешь в Ханку достаточными угодьями, я бы просил тебя забрать с собой этого жеребца. Конечно временно, пока Клэр не подрастет, а там уж пусть сама решает, как с ним поступить.

Адам выслушал и с пониманием кивнул головой.

- Твоё предложение, дружище, вовсе не обуза для меня, поверь, это… радость, – его голос немного дрожал от волнения, и никто не сомневался в том, что говорил он искренне. - Вы даете мне возможность исполнить свою мечту. И конечно, я соглашусь. Зачем лукавить. А лошадь нужно воспитывать, в этом ты прав. Я не подведу. Вы сможете забрать Ашари в любое время. Вот только неплохо бы оформить какие-то бумаги. Как считаешь? Это только на тот случай, если вдруг возникнут вопросы у туарегов. Ведь они могут подумать, что я не выполнил своё обязательство.

- С этим проблем не будет. Я знаю человека, который подскажет переводчика с берберских диалектов, - произнес дядя и посмотрел на меня. – Что думаешь, милая?

Я думала над словами дяди всего минуту и согласилась. Внутри было разочарование, подобное тому, которое испытываешь, когда держишь в руке воздушный шар, а ветер вырывает его и уносит вдаль. Но ведь в этом нет ничьей вины… Или есть, но виноваты оба: ты - потому, что не удержал, и ветер - потому, что захотел поиграть с шариком. Адам пытался меня подбодрить. Погладил по голове, а потом присел рядом и спросил:

- А хочешь увидеть туарегского коня в парадном великолепии?

Конечно, я хотела, и то, что увидела, было незабываемо. Адам принес мешок с одеянием и наряжал Ашари медленно, со знанием дела. На спину коня уложил попону из тонкой телячьей кожи, поверх которой легло само седло с подпругой, но без стремян. Удила были выточены из кости какого-то животного. Шотландец ловко одел на морду уздечку и прикрепил её к удилам. Уздечку украшал орнамент из кожаных нитей, окрашенных в белый, бежевый и синий цвета. На седло легло покрывало нежного голубого оттенка, по краю расшитое ромбами и тесьмой с кисточками цвета ультрамарин. Шею лошади украсило ожерелье из голубого шелка с вышивкой, ракушками и кистями. Конь, будто понимая ответственность за свой экстерьер, сильнее подогнул голову, ещё больше скруглив холку, выставил вперед правую ногу и задрал хвост метёлкой. На мой смех из палатки выглянул дядя и от неожиданности ругнулся. Джуд, возвращающийся от колодца с водой, замедлил шаг и присвистнул. Адам взял жеребца за поводья и сделал несколько проходок, чтобы мы смогли полюбоваться им.

- Во многих древних языках нет слова для определения синего цвета. Предки называли его небесным или божественным, - заметил дядя задумчиво. – Они были правы, это божественно.

Спустя несколько дней мы отправились в Каир. Дядя планировал навестить Джабира и расспросить о толмаче. За время, прошедшее с момента нашего последнего визита, лавка древностей (плюс аптека) ни снаружи, ни внутри не изменилась. Все предметы висели, стояли, лежали на прежних местах. Я поздоровалась с хозяином и направилась вдоль стен по знакомому маршруту. Дядя снял шляпу и неспешно завел разговор о здоровье, о семье, о бизнесе и только потом перешел к делу.

- Я сам напишу документ, дорогой, не волнуйся, в этом городе я - лучший переводчик. Вот листок, пиши текст, а я закрою дверь, чтобы нам никто не помешал.

Египтянин направился к выходу, а дядя присел на край скамеечки и обмакнул перо в чернила.

В этот раз запахи, витавшие в помещении, меня совсем не раздражали, даже казались родными и приятными. Рассматривая оружие, всё также висевшее на стене, я вспомнила о подвеске, лежащей теперь в моей шкатулке. Я часто держала её в руках, рассматривала, но носить не спешила. Может, и с вами бывает так, когда, глядя на вещь, вы откладываете её в сторону, чувствуя, что её время ещё не пришло. Темный угол, из которого она дала о себе знать в тот день, сейчас был просто темным углом. Никаких звуков. Тишина и умиротворение.

Я приподняла край ковра и заглянула в комнату, где прежний хозяин лечил людей. Светло и чисто. Пахнет лимонным маслом и камфорой.

Двигаясь вдоль полок, я дотронулась пальчиком до высокой пирамидки из жёлтой пыли, удивительным образом созданной и удерживающей форму на плоском блюде. На макушке осталось углубление, но сама пирамида не рассыпалась, будто пылинки притягивались друг к другу магнитом или скреплялись изнутри клеем. Споткнувшись о мешок с орехами, я нагнулась, чтобы поправить его, и тут мой взгляд упал на стеклянный сосуд с рукой. Я подошла ближе, присела на корточки, чтобы предмет моего интереса оказался на уровне глаз, и стала разглядывать. Кисть давно мумифицировалась, кожа высохла и плотно обтянула фаланги и суставы. Цвет был неоднородный: на нескольких участках размером с пенни тёмно-коричневый или почти чёрный, на остальной площади варьировался в палитре корИчных оттенков. Были отчетливо видны точки и линии старых татуировок, но для меня они были непонятны и таинственны. Ногти на пальцах длинные, ухоженные и закрученные в разные стороны. Это сейчас я знаю, что даже после смерти ногтевые пластинки продолжают расти, но тогда я подумала, как же глупо отращивать ногти такой длины. Запястье оборачивала материя. Возможно, это был шелк когда-то яркого жёлтого цвета, но сейчас уже выцветший и местами осыпавшийся на дно банки. На сохранившихся участках ткани была отчетливо видна орнаментальная вышивка золотыми нитями в виде ступенек и крестов. С десяток мелких плоских камешков синего цвета каким-то удивительным образом ещё держались на ней, но некоторые отпали и перемешались с мусором и мелкими частичками костей. Мне совсем не было страшно или противно. Я не знала истории этого человека, но внутреннее чутьё подсказывало мне, что это рука женщины. И следующее, о чем я подумала, это о том, что совсем неправильно, что эти кости лежат здесь. В размышлениях я не услышала, как ко мне приблизился Джабир.

- Любуешься лазуритом?

Я даже не знала, что такое лазурит, но коль он со мной заговорили, решила спросить:

- Чья она? Рука? И зачем Вы её тут… держите?

- Понимаю, о чем ты думаешь, Тинасс… Я боюсь даже смотреть в её сторону, не говоря о том, чтобы прикоснуться. Сосуд стоит на этом месте очень давно. Не я его сюда поставил. Ты первая, кто спросил меня о том, кому она принадлежала. Я не знаю. Судя по символам на коже, это была женщина-шаман. Она умела вызывать дождь или засуху. Большего сказать не могу. Её одежда украшена лазуритом, а это редкий камень в наших краях. Возможно, она пришлая, чужестранка…

- Ты прав, Джабир, - дядя отвлекся от письма и решил поучаствовать в нашем разговоре, - лазурит редкий минерал в ваших краях. Не знаю, за какие качества его ценили египтяне, но пластинки из лазурита использовали в украшении саркофагов. Я помню, как твой, Клэр, отец, Генри, будучи студентом, рассказывал мне, что, изучая свойства лазурита, был удивлен, когда при растворении в кислоте появился запах тухлых яиц. Это выделился сероводород. Чем ярче цвет камня, тем больше в нем серы.

Я представила папу в колпаке алхимика, склоненным над котелком с зеленой бурлящей жижей. Образ показался мне комичным, и я улыбнулась.

- Текст написан, осталось дело за малым. Время проявить твою эрудицией, Джабир, - дядя отложил перо и уступил место хозяину лавки.

Тот прочёл текст и посмотрел на меня. Не сказав ни слова, приступил к делу и через четверть часа подозвал к столу.

- Подпиши его в двух местах, тут и тут, Тинасс, - произнес он и подал мне перо.

Текст был написан на английском и на другом, непонятном языке. Буквы чужого языка выглядели причудливо, состояли из квадратных и круглых скобок, кружков, точек, арок, звёздочек, и всё это воинство было аккуратно выведено в одну строку.
Кроме меня документ подписали дядя и Джабир. На сердце было спокойно, никакого сожаления или грусти.

- Ну вот, - дядя улыбнулся, сложил бумагу и убрал в планшет, - одно дело сделано. А теперь мы пойдем за подарком. У Клэр завтра день рождения, - шепотом и как бы по секрету сообщил он Джабиру.

Джабир заулыбался и сказал, обращаясь ко мне:

- Я тоже, если позволите, - он посмотрел на дядю Лэмба, - преподнесу тебе подарок. Можешь выбрать всё, что пожелаешь.

Мужчина широким жестом обвел рукой внутреннее пространство комнаты и слегка поклонился.

- Тебе что-нибудь приглянулось, девочка? – спросил дядя и внимательно посмотрел на меня.

- Да. Но только не смейся. Я потом объясню тебе.

- Договорились, - насторожился он.

- Я хочу в подарок её, - произнесла я, показав на колбу с таинственной рукой, и тихо добавила: - Если можно.

В комнате повисло молчание. Было слышно, как у оконного стекла жужжит муха, бьется в него, пытаясь пробить невидимую преграду головой. Дядя с Джабиром смотрели друг на друга, и их немой диалог закончился словами дяди:

- Хорошо. Если ты уверена, я куплю её.

- Нет, нет, никаких денег. Я же сказал, это - подарок.

Мы возвращались в лагерь, и на моих коленях, укрытая от посторонних глаз мешковиной, стояла колба с мощами неизвестной мне женщины из далекого, а может и не очень далекого прошлого. Дядя Лэмб придерживал меня за плечи одной рукой, чтобы я, ненароком, не выпрыгнула из коляски на очередной кочке.

- Ну, рассказывай. Что на тебя нашло? Зачем тебе кости? – издав звук, похожий на смешок, он продолжил: – Я, как твой родственник, имею право знать, что ты собираешься с ними делать. Я не уверен, но попахивает колдовством…

- Нет же, дядя. Ну какое колдовство? Вот ответь, тебе было бы приятно, если бы на твои высохшие руки или ноги сто лет, а может и больше, пялились какие-то люди? Мне бы не понравилось.

- Хм. Я не думал об этом, но в твоих словах есть логика, - отозвался он после длиной паузы. – А чем я могу помочь?

- Я пока не знаю, но может ты подскажешь, как захоронить её. Но так, чтобы снова никто не выкопал бедняжку.

- Хорошо. Я подумаю. Удивляюсь, от кого в тебе такая смелость. Люди и постарше тебя боятся мертвых.

- Да? А кто у нас раскапывает гробницы? – усмехнувшись, ответила я вопросом на вопрос.

Дорога показалась не такой трудной, как обычно, и я довольная и бодрая сошла с коляски. Джуд и Адам ждали нас и не садились ужинать. Сверток в моих руках привлек внимание мужчин. Когда я сняла мешковину, никто не испугался, но Джуда накрыл заливистый смех, а Адам вспомнил Святую Бригитту и ещё нескольких шотландских божков. Дядя отнес колбу в палатку, и все сели ужинать. Джуд поглядывал на меня, и, хотя старался быть серьезным, я видела, как в его глазах прыгали чертенята. В итоге он не выдержал и, прожевав рагу, произнес:

- Клэр, скажу честно, я даже не удивлен твоему выбору. Но расскажи нам, что тебя привлекло в этой… хм… к этим останкам?

- А я, напротив, очень удивлен, - пробормотал себе под нос Адам.

- Удивляйся не удивляйся, но факт остается фактом. В различных культах по всему миру одни поклоняются мощам, другие используют их для проведения магических ритуалов, даже лечатся. Этическая сторона интересна не многим, но видимо Клэр из этого числа, - дядя отпил вина и внимательно посмотрел на меня.

Я ответила ему благодарным взглядом, потому что он единственный понял мой порыв.

Усталость взяла своё, и ужин продолжился без меня. Голоса мужчин ещё какое-то время проникали в мои уши, но вскоре я погрузилась в сон. Он был удивительным. Я парила над землей, постепенно снижаясь, и наконец опустилась на макушку сосны. На песчаном берегу круглого горного озера, плотной стеной окруженного деревьями, пылал костер, медленно пожирая толстые ветки. Из одного обрубка выскочила саламандра и скользнула в воду, а спустя секунду из озерной глубины вынырнула голова. На берег вышла обнаженная молодая женщина с длинными белыми волосами. Руки от плеча до самых пальцев покрывали татуировки. Она обошла кострище, остановившись, четыре раза прошептала слова на неизвестном языке и бесстрашно вошла в огонь. Вспышка света, и следующее, что осталось в памяти, это яркая искра, несущаяся ввысь, в звездное небо. Искорка уменьшалась в размерах и наконец затерялась среди блеска таких же созданий, как она.

Проснувшись, я знала, что именно незамедлительно должна сделать. Солнце ещё только позолотило то место, где собиралось явить себя миру, а я уже стояла возле нашего кострища и разжигала огонь. Всё, что случилось потом, было похоже на игру и совершалось мной интуитивно. Повторяя обряд, увиденный во сне, я обошла по кругу, останавливаясь и шепча слова, казавшиеся правильными, и бросила колбу в самое сердце костра. Дядя подошел сзади и обнял меня. Мы вместе наблюдали, как стекло лопнуло, и языки пламени с жадностью стали пожирать иссушенную плоть. Ввысь понеслись золотые искры, объединяясь с вырвавшимися из-за горизонта первыми солнечными лучами.

- Рассвет, - произнес дядя тихо. – Что ты говорила, там?

- Просила её вернуться домой, - тихо ответила я и почувствовала, как дядя ещё крепче меня обнял.

Мы присели на землю и ждали окончания этого спектакля. Кульминация была невероятной и мистической. Когда последние угольки рассыпались и превратились в пепел, небо потемнело, с запада налетел песчаный вихрь, подхватил прах и, вобрав в свой круговорот всё, до последней пылинки, направился в пустыню. В кострище остались лежать спекшиеся кусочки стекла и синие пластинки лазурита. Дядя собрал небесные камешки и вложил в мою руку со словами:

- На память. Уффф. Главное, чтобы никто не увидел, чем мы тут занимались…

Свидетели были. Каждый толковал увиденное в соответствии с личным пониманием природы вещей, но мне было всё равно. Сегодня был день моего рождения.

Продолжение следует

Это были всё те же тысяча четыреста сорок минут в сутки, но каждая проживалась мной иначе. Время словно замедлилось, давая возможность отдохнуть от обстоятельств и вспомнить, наконец, о чём-то важном. Я уходила к камню и могла часами сидеть, в очередной раз шерстя закоулки памяти, пока крик дяди или Джуда не выводил меня из оцепенения. Любой предмет или явление оценивались как потенциальная зацепка, способная оживить воспоминания о прошлом. Хотя какое забытое прошлое может быть у восьмилетней девочки? Это просто смешно! Но внутренний голос снова и снова заставлял меня проводить ревизию самых потаённых уголков сознания, ведь с той самой минуты, как я испытала на себе влияние неведомых сил, всё изменилось. Я прикоснулась к их миру мимолетно, кончиками пальцев, но успела заметить, что многие люди перестали смотреть мне в лицо: они здоровались, опустив взор, и шли дальше по своим делам. Мне же, напротив, хотелось заглянуть им в глаза и поделиться состоянием радости и внутреннего покоя. Всякий раз, сталкиваясь с настороженностью окружающих, а порой и враждебностью, во мне рождалось желание остановить их и открыть тайну, только в чём она, эта тайна, я ещё не знала. Это продолжалось год, на исходе которого я, измучившись вконец, задала себе главный вопрос: «А что собственно происходит?» - и получила единственный логичный, как мне казалось, ответ: «Ты взрослеешь!» Он хоть как-то объяснял мои чувства и понимание себя в этом мире, но как снежный ком рождал другие вопросы, на которые не всегда находились разумные ответы.

Срок дядиной аккредитация подходил к концу. Нам предстояло отправиться домой, в Англию, и чем ближе была дата отъезда, тем задумчивей становился дядя Лэмб. Да и во мне расставание с этой страной рождало противоречивые чувства. Безумно хотелось увидеть бабушку, Анну, но интуиция подсказывала, что встреча с ними произойдет не скоро.

Дядя сидел на земле в позе заклинателя змей и скрупулёзно копировал в полевой журнал иероглифы, нанесенные древним умельцем на глиняные черепки. Я присела рядом на корточки и с интересом разглядывала найденные в ходе раскопок артефакты, которые в будущем займут место в музее, а сейчас они лежали на циновке передо мной и выглядели неприглядно, словно кучка спекшегося мусора. На этот раз находка была действительно значимой. В раздавленном керамическом сосуде оказались бронзовые предметы. Много лет назад их завернули в промасленную кожу и для лучшей сохранности вложили в ёмкость с вязким веществом, похожим на воск. Предстояла работа по очистке, маркировке, датировке предметов, но мнение дяди и его коллег о назначении было общим: это набор хирургических инструментов. Всех удивило, что за тысячу лет их форма почти не изменилась, лишний раз подтверждая пословицу, что всё новое - это хорошо забытая старина.

Я научилась чувствовать тот момент, когда ученому, занятому своим исследованием, нельзя мешать и даже лучше не дышать рядом, поэтому отправилась в палатку, решив, что чтение книги отвлечет меня от пустых мыслей. Наша библиотека хранилась в настоящем стеллаже, и всё благодаря тому, что дядя, отправляясь в путешествие, не стал покупать готовые ящики, а по собственным чертежам заказал их изготовление у краснодеревщика. Сказать по правде, для комфортной жизни в жутких условиях мы имели набор крепкой, удобной и функциональной мебели.

Пробежав глазами по разноцветным корешкам, я потянула за один из них, и в моих руках оказался дневник Джованни Бельцони. Кромка обложки из мягкой кожи была прошита через край нитями, выделанными из сухожилий животного. В нескольких местах нити лопнули, но почему это произошло, я могла только догадываться. Возможно, сухость воздуха, жара и конечно время внесли свою лепту, но припомнив случай, когда дневник был использован в качестве оружия против скорпиона, я признала, что этим фактором мог быть мой удар об стол. В просвете виднелась оранжевая фабричная крышка, но мне такая забота о сохранности оригинального дизайна показалась странной. Подцепив ногтями нити, я распустила ещё несколько стежков, тем самым увеличив отверстие. Между обложками отчетливо был виден уголок писчей бумаги. Недолго думая, я выскочила из палатки и понеслась к дяде, плюхнулась на попу рядом и протянула ему дневник.

- Смотри.., - выпалила я, задержав дыхание.

Дядя на несколько секунд замер, уставившись на дыру, но затем отложил карандаш, достал из кармана перочинный нож и уверенными движениями вспорол шов. Запустив пальцы внутрь, он вытянул листок, сложенный пополам, и аккуратно развернул. Вся поверхность была исписана символами.

- Ты понимаешь, что здесь написано? – спросила я, встав на колени и заглядывая ему через плечо.

Дядя отрицательно покачал головой.

- Что же, чёрт возьми, ты нашел, Джованни? Нашёл и решил унести эту тайну с собой в могилу? А может.., и не нашёл вовсе… - задумчиво бормотал он.

Нож снова оказался в руке и безжалостно разрезал все нити. Обложка распласталась на дядином колене, и мы ахнули.

- Клэр… ты это видишь?

- Да, дядя… Чёрт, это карта?! – догадалась я.

Чья-то рука аккуратно нанесла на кожаный лоскут абрис неизвестной местности и таблицу с идеально ровными столбиками из точек и палочек.
Дядя быстро завернул находку вместе с дневником в первую попавшую тряпку и, вложив всё это в мои руки, произнес, понизив голос:

- Отнеси в палатку и спрячь. Клэр, об этом никто не должен знать. Слышишь? Никто! – продолжил он почти шепотом.

Я оглянулась в сторону нашего жилища, где за столом сидел Джуд. Дядя проследил за моим взглядом и, сжав запястье моей руки, повторил:

- Нет, Клэр. Никто, только ты и я. Я знаю, ты не умеешь обманывать, но, пожалуйста, постарайся. Пока я не разберусь, что зашифровано в этой карте, я не смогу спать спокойно.

- Я всё поняла, дядя. Спрячу и ни о чём никому не скажу, - вторя ему прошептала я.

Прошмыгнув в палатку и сунув свёрток в свой чемоданчик, я присела на лежанку отдышаться и подумать. «Почему дядя не хочет рассказывать о находке Джумо?» - размышляла я. Зрительная память вынесла в поток сознания увиденную картинку. - «А почему Бельцони спрятал листок? Какая тайна может заключаться в этих знаках? А вдруг это карта сокровищ, и о ней может знать кто-то ещё? Ну конечно! Такие знания опасны, поэтому дядя и хочет сохранить их в тайне. Как же это интересно!» Я чувствовала, как моё маленькое сердечко учащенно стучит в висках от хлынувшего в кровь адреналина.

За ужином, собрав всю силу воли, я не смотрела на дядю, чтобы не выдать себя, а лишь загадочно улыбалась, что было понято Джудом как признак вернувшегося ко мне хорошего настроения и психического здоровья. А ещё он сказал, что рад моему возвращению из страны «Меланхолия» и очень надеется, что до отъезда в Англию я останусь с ними. Эта шутка вызвала общий смех, а тот в свою очередь разбудил во мне аппетит. Я набросилась на еду, будто не ела целый год, ощущая во рту весь спектр вкусовых оттенков. Вот интересно, связано ли отсутствие аппетита и притупление рецепторов с мозговым штурмом, устроенным мной? Может, организм таким образом перераспределяет энергию? Как бы то ни было, я наслаждалась блинчиками с мясной начинкой и ароматным чаем.

- Кстати об отъезде, - заметил дядя. – Остался всего месяц. Может пора собираться в дорогу? Нужные вещи упаковать, не нужные оставить или подарить, или сжечь в конце концов.

- Хммм. Сжечь? О! Я знаю, кому мы поручим это дело… - серьезно пробормотал Джумо, хлопнув себя по коленке, но в следующую секунду захохотал, заразив смехом всех сидящих за столом. - Я уверен, Клэр быстро справится, ну а потом поможет и в моих делах, - подмигнул он мне.

Когда утихла очередная волна смеха, дядя заметил уже серьезным тоном:

- Джумо, что скажешь о провианте. Корабельная еда надоест через неделю, надо что-то придумать. Есть предложения?

- Доктор Кью, доверьтесь мне. Завтра же начну сушить овощи, сварю джем, думаю, что и с вяленым мясом проблем не будет.

Они долго обсуждали, как приготовить правильный рассол и какое количество специй будет оптимальным для засолки баранины.

- Мы пробудем несколько дней в Каире, прежде чем отправимся в Александрию. Там сможем купить всё необходимое, в том числе подарки для бабушки и Анны. Что скажешь, светлячок?

Особой радости на лице дяди я не заметила, но махнула головой в знак согласия.

Безлунными вечерами, закутавшись в одеяло, я выходила на улицу, чтобы полюбоваться звездным небом. Дядя иногда присоединялся ко мне, и в эти минуты я обрушивала на него поток вопросов. На многие он отвечал сразу, от ответов на остальные умело увиливал и взамен рассказывал истории, похожие на сказки.

- Дядя! А мы будем искать дедушку? – спросила я однажды во время поздних посиделок.

- Хм. Мы? – удивился он и взглянул на меня прищурив глаз. – В тебе проснулся азарт искателя?

- Не знаю. Просто… Скажи, почему ты думаешь, что он жив?

- Знаешь, многие не верят в то, что люди могут чувствовать друг друга. А вот я его чувствую. Уверен, что он жив. Представь, будто ты мысленно привязан к человеку тонкой нитью и слышишь ритм его сердца. Он то замедляется, то ускоряется, но всё ещё есть. Эта связь так прочна, что достаточно твоего желания, и ты начинаешь видеть картинки из его жизни. Только видишь не самого человека, а будто смотришь его глазами. Так вот, иногда я вижу его глазами.

- И что ты видишь?

- Яркий свет, песок, каменные своды, изумрудного цвета воду. Руки… в крови… видел… Всего раз. Давно.

- А людей видел?

- Нет. Людей не видел.

- Почему же он не приходит к нам? – спросила я, всплеснув руками.

- Не знаю. Всегда есть причина. Может время ещё не пришло встретиться, но когда-нибудь это случится. А может и не случится. «Тertium non datur»…

Я посмотрела вопросительно, и он пояснил, дотронувшись до кончика моего носа:

- «Третьего не дано», Аристотель.

- А он может чувствовать тебя? Слышать то, о чём ты думаешь?

- Мы сможем узнать это только тогда, когда встретим его, - заключил он.

- Мне кажется, что он знает о нас.

- Всё возможно, милая.

Дядя лег на песок, положив руки за голову. Он улыбался звездам. Будто в ответ они срывались со своих мест и летели навстречу земле. Я тоже улыбалась и думала над его словами. Может ли существовать подобная связь между мной и другим человеком? И если может, то кто он? Закрыв глаза, я представила клубок, который, закружившись на месте, превратился в белый светящийся шар, а затем, растянувшись в кольцо, пропустил моё сознание в открывшийся коридор. Я почувствовала момент перехода между мирами. Было похоже на то, как ты погружаешься в воду, а потом выныриваешь из неё. Бум, и маленькая мерцающая точка, набирая скорость, повела меня за собой. Неожиданно закончив свой полет яркой чистой вспышкой, она оставила после себя небосвод, усыпанный миллиардом звезд, точь-в-точь таких же, как сейчас над моей головой. Я испугалась и открыла глаза. Ничего не вышло. «Ну а что ты хотела увидеть?» - спрашивал внутренний голос, и я знала ответ, но боялась признаться самой себе. Тихая ночь окружала плотным мраком и убаюкивала. В метре от меня прямо на земле заснул дядя Лэмб, чуть приоткрыв рот, он похрапывал. В костре остались одни головёшки, стало холодно, и, растолкав дядю, я поплелась в постель, пообещав себе повторить эксперимент.

Месяц пролетел в заботах. Вещи упакованы и аккуратно уложены на повозку. Мы в последний раз осматриваем то место, на котором стояло наше жилище: печь разобрана, камышовые матрацы и циновки сожжены вместе с пришедшей в негодность одеждой. Джумо попрощался с деревенскими знакомыми, одарив каждого небольшой, но необходимой в хозяйстве вещицей. Дядя с крепким рукопожатием поблагодарил рабочих своей партии, найдя для них теплые слова и пожелания. Такое отношение к местным со стороны англичанина было необычным и даже диким, но рабочие оценили этот порыв и ещё долго стояли на холме, помахивая нам вслед руками. Я ни с кем не прощалась. Повозка с вещами громыхала впереди, а наш экипаж плёлся следом, глотая пыль. Никто не спешил.

- Мы ещё вернёмся.., - задумчиво произнесла я.

- Я не знаю. Не будем загадывать, - ответил дядя.

- Я не спрашиваю, я знаю.

- Тебе видней, Клэр.

Он погладил меня по голове, поцеловал в макушку и до самого Каира ни проронил ни слова.

Уже знакомая вилла встретила нас тишиной и закрытыми ставнями. Но спустя минуту стало понятно, что гостей всё же ждали. Как только лошади остановились у каменной стены, из дома вынырнул управляющий и поспешил к воротам. Приторно сладко пахло примулой. Шаги по полу гостиной повторялись эхом, и когда слуга зажег свечи, мы узнали причину: комната опустела, не было картин, ковров, мебели. Апартаменты на втором этаже, в которых нам предстояло провести несколько ночей и отдохнуть, прежде чем отправиться дальше, частично сохранили прежний интерьер, а вот просторная веранда верхнего этажа полностью утратила убранство в марокканском стиле, была неприветлива, но на ней остался топчан. Мужчины отправились выгружать вещи, а я, забыв о приличиях, улеглась на живот, потому что сидеть больше не могла.

Не прошло и получаса, как запахло жареным мясом, луком, свежим хлебом и кофе. Рядом возникли чаша с углями и низкий стол с закусками, и как бы я ни хотела остаться в том положении, которое занимала, мне пришлось встать и отправиться в туалет. Когда я вернулась, дядя и Джумо уже расположились у стола. Мне тоже хотелось есть, но первым делом я выпила стакан чистой водой, наслаждаясь каждым глоточком. В центре огромного блюда с пшеничной кашей шафранового цвета, запеченной айвой, маленькими головками лука и острым перцем, лежала гора приготовленного на углях мяса. Аромат сводил с ума, и, долго не раздумывая, наша компания приступила к трапезе. Осоловевшие от сытости и усталости, все отправились спать.

Завтрак был ранним и быстрым, посещение базара и лавок на предмет поиска подарков запланировали на вечер, поэтому никто не спешил выходить из дома. Дядя засел за книги, Джумо обследовал сад, а я лежала на веранде в тени и наслаждалась ласковым зимним солнцем и чириканьем птиц. Почувствовав, что за мной кто-то наблюдает, я резко вскочила, но никого не увидела. Лишь на перилах сидел королек. Он рассматривал меня, вертел головкой, переступал с одной лапки на другую и, пропев свою песенку, упорхнул, но ощущение стороннего наблюдателя осталось. Мне стало не по себе, и я спустилась к дяде. Он сидел, закинув руки за голову, а перед ним на столе лежала карта.

- Ничего? – спросила я.

Он отрицательно покачал головой и встал.

- Пожалуй, нужно развеяться. Идём гулять!

- Идём! Только, дядя, тебе нужно побриться. Ты зарос как ёжик, - напомнила я.

- Ты права. А ёжики бреются? – задал он риторический вопрос и провел ладонью по подбородку. - Я совсем отвык от цивилизованных манер.

Мы шли по узким улочкам старого города, наводненного продавцами, зазывалами и покупателями разных «мастей». Моя шея вертелась во все стороны, а память пыталась запечатлеть всё, что вижу. Дядя приобрёл в подарок для бабушки кофейный сервиз из меди и серебра, инкрустированный цветочным мотивом. Я думала, что он купит для Анны кольцо или браслет, но подарком стала шкатулка с набором восточных ароматных масел и благовоний: жасмин, лаванда, апельсин, роза, сандал, мирра, камфора, ещё неизвестные мне корешки и палочки. Всюду приходилось торговаться, спорить и сбивать цену, в итоге и мы, и продавцы остались довольны. Джумо не смог пройти мимо магазинчика специй, и, чтобы не терять время, мужчины договорились встретиться у Джабира. Нам хотелось с ним попрощаться.

Старик был рад нас видеть, тепло приветствовал, волновался и, наконец, протянул дяде записку.

- Мне передали для вас, вчера.

- Кто? Вы его видели?

- Да, и говорил с ним. Он наш, из местных, его попросили отнести послание в мой дом за вознаграждение. А кто попросил, он не сказал.

Дядя был так взволнован, что губы дрожали, а пальцы не слушались. Наконец он справился и, прочитав, присел на скамью. Я выхватила записку из его рук. На ней были начертаны несколько слов: «Жду вас в Эль-Файюм. «Е».

- Кто такой «Е»? Дядя, ты меня слышишь?

Дядя побледнел, и я заволновалась, как бы он не упал в обморок.

- Мне нужно подумать, - ответил он и, поднявшись, ушёл в дальнюю комнату.

Я посмотрела на Джабира. Он только пожал плечами. Открылась входная дверь, впустив улыбающегося Джумо. По нашему виду он почувствовал, что случилось важное событие, и задал немой вопрос. Я показала листок.

- Эль-Файюм? Где это? — спросил он, обращаясь к Джабиру.

- Оазис в трёх днях пути.

- Понятно. А кто такой «Е»?

Теперь настала моя очередь пожимать плечами.

- Может дядя знает, но он ушёл подумать, - ответила я, показывая глазами на ковёр.

Джабир принес сладости, и мы больше часа пили чай и кофе, молча дожидаясь возвращения дяди. Наконец это случилось. На его лице не было растерянности или волнения, только решимость и концентрация.

- Я еду в Эль-Файюм, - произнес он твёрдо. – Вы останетесь и дождётесь меня здесь. Если…

Но я не дала ему договорить.

- Чёрта с два! Тут написано «вас», – уточнила я и безапелляционным тоном добавила: - Я еду с тобой!

Дядя укоризненно посмотрел на меня, а Джабир спрятал улыбку в рукав.

- Постойте. Это может быть ловушка. Заманивают, чтобы затем получить выкуп. И кто такой «Е»?

- Возможно, ты прав, Джумо, но… Я кое-что расскажу вам. Хочу услышать, что вы об этом думаете. А после решим, что делать.

Дядя Лэмб зашагал взад-вперед по комнате, видимо раздумывая, с чего начать, и наконец, остановившись у стены, заговорил.

- Мой отец очень серьезно относился к воспитанию сыновей. Каждую свободную минуту посвящал семье. Не помню, чтобы он вел назидательные беседы, не говоря уже о рукоприкладстве, но каждый час с ним дал нам больше, чем школа и университет вместе взятые. Вы слышали про храм Аполлона в Дельфах, где пифии пророчествовали о судьбе. Так вот, на его стенах великие мудрецы начертали фразы, которые, по мнению отца, с малых лет должен узнать и запомнить на всю жизнь каждый ребёнок. Я до сих пор помню их: «Познай себя самого», «Мера важнее всего», «Худших везде большинство», «Жизни конец наблюдай», «Ни за кого не ручайся», «Лишку ни в чём!», «Всему свое время». Я и Генри не просто запомнили эти слова, мы частенько дискутировали с отцом об их значении, и естественно, у каждого была своя точка зрения, но важно, что эти истины помогали нам развиваться и не тратить время на пустое, – недолго помолчав, дядя продолжил: – Дольше всего мы рассуждали о значении символа «Е». Как повествует одна из легенд, он был преподнесен храму в дар пятью философами эллинами, но смысл, который они заложили в этот подарок, давно позабыт. Не буду вдаваться в подробности, но наличие этой буквы в записке наводит на мысль, что только отец мог написать её.

В комнате повисла тишина.

- Теперь предстоит решить, что нам делать дальше… - заключил он и вытер рукавом пот, струящийся по вискам.

- Я еду с тобой, - повторила я снова.

- Я тоже с тобой, Кью, - не раздумывая произнес Джумо.

Дядя улыбнулся, и из его глаз потекли слезы.

Продолжение следует)))

Если не принимать во внимание высокомерие и даже презрительность к окружению, он был необыкновенно красив. Высокий, цвета топленного молока, с большими умными глазами и густыми ресницами, но пахло от этого красавца как от тысячи клопов, раздавленных в безветренную ночь. Беспрекословно выполнив команду хозяина, ткнувшего ему в плечо заостренной палкой, он опустился на колени. Дядя помог мне забраться в кресло, укрепленное между горбом и шеей животного, подбадривая и убеждая, что всё будет хорошо. Но я так не думала. Как только верблюд поднялся, я оказалась на высоте двух с половиной метров над уровнем земли и, вдохнув очередную порцию воздуха, осознала, что если не будет ветра, я в любом случае умру. Не важно от чего, от вони или от задержки дыхания. Надолго задерживать дыхание я не умела и надеялась на милость природы. Однако в этом «амбре», несомненно, был один весомый плюс - за всё путешествие к нам не приблизилось ни одно кровососущее насекомое. Сказать по правде, это были цветочки, по сравнению с тем, что мне пришлось испытать, когда наш немногочисленный в шестнадцать голов караван двинулся в путь. Сперва я напряглась и с силой удава обхватила деревянную ручку, торчащую из седла, но, заприметив спину Джумо, маячившую впереди и мягко раскачивающуюся из стороны в сторону в такт с иноходью верблюда, успокоилась и расслабилась. Мой позвоночник описывал концентрические окружности вокруг бедер, и это были совершенно новые ощущения в теле. Устроившись поудобнее в седле, я вспомнила события прошедшей недели и закатила глаза.

Дядя был готов завтра же отправиться в путь, но, слава небесам, вовремя вмешался Джабир, напомнив ему о народной мудрости «Утро вечера мудренее!». Он посоветовал не спешить и основательно подготовиться. Нужен был план, как быстро, но главное безопасно попасть в Эль-Файюм. Старик предложил свою помощь, и, пожав друг другу руки, мужчины договорились встретиться вечером следующего дня. Так лавка целителя превратилась в центр подготовки путешественников, а её хозяин предстал перед нами в качестве советника по связям с местным населением. Его осведомленность обо всём происходящем в городе и окрестностях удивляла и восхищала. Он знал, к кому можно обратиться с просьбой о помощи, а кого стоит остерегаться. Караваны отправлялись в нужном направлении ежедневно, но Джабир каждый раз мягко отговаривал дядю, советовал набраться терпения, и в итоге мы дождались опытного караванщика, которому можно было доверить свои жизни. Торговец нанял проводником старого и почти слепого туарега, но, как объяснил Джабир, в пустыне не нужны глаза, в пустыне нужно чутье, а ему учат с детских лет. Умение ориентироваться по звездам и солнцу передается от отца к сыну, и ремесло «водить сквозь пустыню караваны» становится семейным делом для многих поколений.

Также не исключалась вероятность встречи с английским патрулём. Среди «местных» было много осведомителей, зарабатывающих на хлеб насущный доносами. Их бы несомненно заинтересовало, куда и зачем отправляются двое англичан с ребёнком, поэтому все приготовления велись в тайне. Джабир договорился с хозяином каравана о цене, купил у старьёвщика одежду, которая не привлекала бы внимания, и мешки для вещей. Несколько вечеров он посвящал нас в обычаи кочевой жизни. Чем меньше мы будем отличаться от других, тем меньше будет вопросов. Мне, привыкшей к свободным брюкам и рубашке, было не по себе, когда пришлось завернуться в длинный кусок ткани и накинуть на голову платок, а сверху нахлобучить шляпу, похожую на мешок и сплетённую из пальмовых листьев. Мужчины были неузнаваемы в своих одеяниях: широкие штаны, туника, шерстяная накидка, лисам и сандалии с острыми загнутыми вверх носами. Загар на лице дяди и легкая небритость дополняли ансамбль. А вот кожа Джумо только краснела на солнце, но он, благодаря своим африканским корням, мог вполне сойти за слугу. У каждого на поясе висел широкий кинжал, а у дяди ещё и пистолет, спрятанный в складках. Я просила Джабира дать мне нож. Он отказал, но заметил, что волнуется за меня меньше всего, так как только глупец будет убивать женщину, а вот ей для того, чтобы убить мужчину, вовсе не нужен нож. Много лет спустя я услышала нечто подобное при других обстоятельствах.

Мы покинули виллу за день до отправления в путь, ночь провели в лавке и ещё до рассвета прибыли к месту сбора. Дядя обнял Джабира, сказал ему на ухо пару слов, после чего египтянин кивнул головой и быстрым шагом направился к караванщику. Их беседа была недолгой, сразу после рукопожатия тот засуетился и стал поднимать верблюдов. Некоторые ревели, мотали головами, но как только увидели, что поднялся вожак, перестали артачиться и двинулись следом.

Сначала местность была каменистой, но достаточно ровной, изредка встречались солончаки, и только к концу первого дня мы достигли границы песчаных насыпей, так похожих на рукотворные. Они рыжими извивающимися языками расползались от самого горизонта, навевая ужас. По зычной команде проводника все животные опустились на передние ноги, а затем легли на живот. Я сползла с седла и, покачнувшись, чуть не упала, ноги отказывались идти. Пришлось несколько раз присесть, чтобы восстановить кровообращение. В первую очередь путники разгрузили верблюдов и отвели их к островкам жалкой растительности на границе с песками. В следующий раз они смогут поесть только в оазисе. После этого мужчины стали обустраивать лагерь для ночлега. Мне хотелось пить. Каждые два часа в течение дня караван останавливался, и ответственный за запасы воды наливал путникам по чаше. Её можно было выпить сразу, но я переливала в оловянную флягу, всякий раз вспоминая наставления Джабира.

Ужинали молча. Мужчины сидели вокруг хилого костра и ложками зачерпывали из котелка просяную кашу, сваренную на молоке с мелко нарубленным сушенным мясом, меня же посадили в сторонке и принесли еду в небольшой деревянной чашке. Днем мой обед состоял из стакана верблюжьего молока и черствой лепешки, поэтому я, не раздумывая ни минуты, проглотила пересоленный ужин и сразу уснула.

Утро наступило неожиданно. Первое, что я увидела, открыв глаза, была спина дяди. Он и Джумо легли спать с двух сторон подле меня, готовые в любую минуту защитить от опасности. Снова стакан парного молока на завтрак, сухая лепешка и несколько фиников. Караванщик сам доил верблюдицу и разливал молоко по кружкам, стараясь не пролить ни капли. Джумо подошел ко мне и сунул в руку мешочек с сушенным инжиром, в благодарность я улыбнулась ему потрескавшимися губами. С момента пробуждения прошло не больше получаса, и вот я снова забралась на своего вонючего иноходца, чтобы продолжить путь. По пескам караван шёл медленнее, и я поняла, почему верблюда называют кораблем пустыни. Он двигался словно лодка по волнам, то поднимаясь на бархан, то спускаясь с него вниз. Солнце моментально нагрело немного озябшее за ночь тело, и лучи, казавшиеся сначала ласковыми, стали поджаривать всё живое как на сковороде. Я сидела с закрытыми глазами, потеряв чувство времени, обоняние и слух.

Неожиданно караван остановился. Наши спутники зашептались, а потом уже в полный голос обратились к главному. Дядя окликнул меня. Откинув платок, я проследила за его взглядом и увидела туарега, стоящего на соседнем бархане с поднятой рукой. Проводник поспешил успокоить остальных, сказав, что это друг. Друг подошел поближе, и настала наша очередь удивиться. Мы узнали Итри. Проходя мимо, он встретился со мной мимолетным взглядом, и внутри всё вспыхнуло. Тихо сказав дяде несколько слов, Итри направился к голове каравана, а дядя и Джумо стали отвязывать и сбрасывать вниз поклажу. Я не понимала, что происходит (думаю, в ту минуту никто этого не понимал), но тоже попыталась что-нибудь отвязать, в итоге свалилась с верблюда в руки подоспевшего Джумо.

- Как он здесь оказался? – шепнула я.

- Всё хорошо… не волнуйся, - ответил он, опуская меня на песок.

Караван отправился дальше, а мы стояли, наблюдая, как животные с седоками, один за одним, исчезали за вершиной высокого бархана. Итри вернулся через полчаса, ведя за собой пять верблюдов. В голове промелькнула мысль, что он сдержал обещание, данное год назад.

- Нужно спешить, - сказал он и стал закреплять мешки. – Поговорим позже, здесь небезопасно.

Этих слов было достаточно, чтобы и дядя, и Джумо стали ему помогать. Наш маленький отряд двинулся дальше, всё больше отклоняясь на северо-запад. Ветер мгновенно заметал цепочку следов, но нисколько не охлаждал тело. Как огнедышащий дракон, он иссушал слизистые оболочки носа и глаз, заставляя ещё плотнее укутывать лицо тканью. Мне не хотелось двигаться, даже думать было лень, а день всё не кончался. Краешек солнца еле виднелся из-за горизонта, когда мы наконец остановились на ночлег. Наступила пронзительная тишина, как будто сама земля вздохнула с облегчением и замерла. Лагерь разбили в низине, укрытой со всех сторон барханами. Итри умело разжег огонь, вскипятил воду, бросил в каждую чашку кусочки перетёртых в пасту трав, орехов и фиников и заварил ароматный густой чай. Джумо помогал готовить похлебку, но выглядел уставшим. Я и дядя лежали на песке и не могли пошевелиться. Когда поужинали, пришло время поговорить, и Итри первым завел разговор.

- Я рад, что успел. Ждал вас в поселении, но услышал, что на пути каравана промышляет отряд туарегов, собирающих дань. Они смелые воины, но в мирное время становятся обыкновенными разбойниками. Азулей просил присмотреть за вами, поэтому я здесь. Мы отправимся другой дорогой, безлюдной и безопасной. Отдыхайте, - закончил он и стал взбираться на вершину бархана.

- Итри!– окликнул его дядя, и я вздрогнула. – Азулей сказал что-нибудь?

- Ничего, - ответил парень, продолжая подъём, - но он очень рад…

«Рад». Иногда достаточно одного слова, чтобы усталость и напряжение отступили. Но в моей голове ещё долго, как сотни пчёл, роились вопросы и предположения о том, какой будет встреча с дедом, как он выглядит, узнаю ли я его… И главный - полюбит ли он меня…

Настало утро ещё одного дня. Итри предупредил, что предстоящий переход станет самым продолжительным, и в его планах прибыть на место к середине ночи.

- Наберитесь терпения, уже скоро будем дома, - сказал он уверенно.

Почему он спешил, осталось тайной, но животные, то ли чувствуя опасность, а может, напротив, близость воды и дома, несли нас с удвоенной скоростью. Для меня последний отрезок пути был просто адом. Даже спустившаяся ночь не принесла облегчения. Всё тело ныло от напряжения, кожа в местах потёртостей горела, было жаль себя и хотелось плакать. Но я не могла показать слабость и, сжав зубы, терпела. После очередного подъема нам открылся потрясающий вид раскинувшегося по обе стороны озера. Ещё несколько часов вдоль берега, а затем спуск к кромке воды, где в аккуратном рукотворном заливчике нас ожидал человек с лодкой. Плоскодонка медленно скользила по серебристой глади, отражающей в себе как в зеркале зимние созвездия. Сначала я подумала, что замеченное мной нагромождение камней - противоположный берег, но это оказался остров. На мостках стоял человек с фонарём. Всё ближе и ближе заветный миг, и тут я поняла, что узнала бы его из тысячи, потому что сходство с моим отцом было поразительным. Это был мой папа, только постаревший. Я хотела что-то сказать, но лицо онемело, а картинка рассыпалась на мелкие фрагменты и закружилась будто в калейдоскопе, меняя цвет и форму. Тягучие, липкие как патока слова лезли в уши, язык и нёбо пересохли, и я провалилась в никуда.

Размытая серость сменилась четкими линиями каменного свода, облепленного дрожащей от потока воздуха паутиной. Маленький паучок прилепился к ней поджав лапки, видимо надеясь, что так его не заметят. Горела всего одна свеча, издавая тонкий приятный аромат. Пламя дрожало, давая совсем мало света. Не понимая, где сейчас нахожусь, я подняла руку: моя, но странные узоры покрывали её до запястья. Вдруг раздался женский крик, от которого я оглохла, а паучок повис на тончайшей нити прямо перед моим носом.

- Elle s'est réveillée!* (фр. Она проснулась!) – повторила уже более спокойно девушка, склонившаяся надо мной. – Enfin, merci mon dieu…** (фр.Наконец, спасибо боже…)

Паук быстро пришёл в себя и что есть мочи стал улепетывать в своё убежище, а я услышала голос Джумо:

- Что, что случилось?!

Он появился в арке. В два шага оказавшись возле лежанки, опустился на колени и взял мою руку в свои ладони.

– Как ты, девочка?

Джуд бегло осмотрел моё лицо, нахмурился и произнес:

- Что это за.., Кики, ты что сотворила? Надеюсь, всё это отмоется?

Он понюхал свои руки и закатил глаза. Девушка сначала не поняла вопрос. Джумо показал на мои руки и лицо, и она, просияв, залепетала извиняющимся тоном:

- Ох, месье! Это зола, замешанная на каменной смоле. Я нанесла символы, охраняющие от злых духов…

- Видела бы ты себя, Клэр. То ещё зрелище! – смеялся он.

Я представила себя «красивую», но поддержать веселье, как это обычно случалось, не было сил, хватило только на улыбку.

- Я позову Кью и мистера Бичема. Он очень ждет встречи с тобой, - сказал Джумо, отступая спиной к выходу.

Его место заняла девушка. Она приподняла меня, взбила подушку и представилась:

- Я – Кики. Ты меня понимаешь? Хорошо. Хочешь пить? А может в туалет? Не стесняйся. Я умею обращаться с больными.

Девушка общалась со мной на французском и была похожа на француженку, но необычная одежда, рисунки на лице, африканский диалект с интонациями легкого кокетства придавали ей экзотический вид и необыкновенный шарм. Я ещё не встречала туарегских женщин, лишь слышала от Адама истории о них, и только те, которые мне полагалось слышать. Ей было лет двадцать, сероглазая, с оливковой кожей, правда синие губы придавали чертам жёсткость (я вспомнила, что слышала о такой традиции красить губы порошком индиго), но эта деталь её не портила.

- Родители назвали меня Кристина, но отец всегда звал Кики. А тебя зовут Клэр, - засмеялась она и продолжила: - Я слышала, как твой дядя звал тебя…

Энергии Кики хватало на двоих, и с каждой минутой я чувствовала себя лучше.

- А где он? - спросила я.

- Он с твоим дедом. Не расстаются ни на минуту. Совсем забыли про еду, а спать будут в другой жизни. Говорят, говорят… Нет, нет, лежи… Азулей сказал, что тебе для восстановления нужны две вещи: сон и ещё раз сон… Есть хочешь? – спросила она, приподняв дугообразные бровки домиком.

Я отрицательно покачала головой.

- Ну и правильно, - снова улыбнулась Кики. - На вот, водички попей.

Вода была свежая, прохладная и чуть сладковатая. «Мёд? А что ещё? Не могу вспомнить». Напоив меня, Кристина зажгла ещё несколько свечей.
Я услышала быстрые шаги, и в комнатушку, пригнув голову, вошёл Дэвид Бичем собственной персоной. Мне стало жарко, и по затылку побежали мурашки, но я постаралась успокоиться и «взять себя в руки». Присев на край лежанки, он открыл было рот, чтобы о чем-то спросить, но не стал, а только взял мои руки и закрыл глаза, будто прислушиваясь к чему-то. Ладони были тёплые, а прикосновение нежным. Видимо дед остался доволен моим состоянием, улыбнулся и открыл глаза: выцветшие под белыми бровями и очень добрые.

- Мне так много нужно тебе рассказать, - произнесла я, изучая его лицо.

Убрав с моего лба прядь слипшихся волос, он ответил:

- Непременно, чуть позже. Спи, малышка, я люблю тебя.

Мимолетное движение у моего лица длинных, с узловатыми суставами пальцев, и я вновь погрузилась в сон.

Я сидела на бортике каменного бассейна, опустив ноги в прохладную воду, и наслаждалась бездельем. Маленькие серебристые рыбки сновали у щиколоток, иногда щекотно покусывая пальчики. Мне нравилась эта забавная игра. Я то и дело вынимала ногу из воды, но через секунду опускала вновь. Проснувшись от собственного смеха, я поняла, что в реальности нет никакого водоема, а у моих ног под покрывалом замер предположительно кот. Вошла Кики, напевая себе под нос приятный мотивчик, и, увидев, что у меня в ногах вырос бугор, подошла на цыпочках к лежанке, шепча ругательства:

— Вот, зараза! Другого места не нашёл?!

Девушка сунула руку под покрывало и была готова схватить озорника за шкирку, но не успела. Кот прополз вдоль лежанки и выскочил с другого конца. Я успела заметить только хвост, исчезнувший в арке, и не смогла сдержать смех. Да и Кики, увидев, что я не сплю, тоже засмеялась.

- Так он тебя разбудил?! Вот, негодник! Как себя чувствуешь? – спросила она. – Если хорошо, то идем купаться. Нужно вымыть твои прекрасные волосы. Не хватало, чтобы в них завелись незваные гости.

От слабости не осталось и следа. Желудок подавал сигналы, но, запустив руку в свою свалявшуюся шевелюру, я согласилась с Кики. Она помогла мне одеться, взяла фонарь и повела, держа за руку, по тёмному коридору. В голове промелькнула догадка, что мы находимся под землей. Интуиция меня не подвела, но вместо того, чтобы выйти на поверхность, мы оказались возле лестницы, ведущей в нижний ярус подземелья. Ступени, поворотная площадка, снова ступени… Наконец перед нами возникла двухметровая массивная дверь, которую Кики открыла легким движением руки, и мы вошли в галерею. Я не видела её размеров, но каким-то пространственным чутьем понимала, что пройти по ней не сгибаясь мог бы даже гигант. Несколько проемов темнели в стене, путь в некоторые преграждали ржавые решетки. Мы проникли в ближайший, и я услышала шум падающей воды. Девушка уверенно вела меня вперёд по коридору, который привел нас в зал, по форме напоминающую пчелиную соту. Я не смогла удержаться от проявления чувств, так как увиденное потрясло. Водопад широкой лентой низвергался с потолка, образуя неглубокую заводь. В углу зияла дыра с каменной решеткой, в которую лишняя вода вытекала в неизвестном направлении. Несколько отполированных кубов в центре и у стен выполняли роль скамеек и полок. На одном стояли горшки разного размера и формы, на другом несколько фонарей. Кики зажгла все.

- Ну, вот! Раздевайся и ложись в воду! Не бойся, не замерзнешь! - кричала она, пытаясь перекричать воду.

Я не раздумывала долго, так как тело моё чесалось, принуждая скорей помыться. Вода, тёплая и мягкая, будто шёлк, приняла меня словно родную. Мышцы расслабились и «сказали» «Спасибо!» за такой подарок. Кристина тоже сняла одежду, но не стала заходить в воду, а, став на колени, занялась моими волосами. Промывая несколько раз мылом, ополаскивая настоями, распутывая колтуны, она напевала песни, которые я никогда раньше не слышала. Они рассказывали о неразделенной любви и были грустными, но такими красивыми. Наконец, оставив меня в покое, она окунулась в воду и подплыла по мелководью к водопаду и, встав под струи, которые стекали по телу, повторяя изгибы её девичьих форм, позвала меня. В её руках оказалась губка, которой она безжалостно стала тереть мою кожу.

- Никогда ещё не была такой чистой, - сказала я, вытираясь куском материи. – Но откуда столько воды? Ведь кругом пустыня?

- Спроси у своего деда. Он многое знает, - ответила Кики. – Ну, всё, - заключила она, оглядываясь вокруг. – Возвращаемся. Теперь покажемся солнышку!

Я словно вновь родилась. Путь по ступеням вверх не казался сложным, Кристина шла следом, наблюдая за тем, как хорошо я запомнила дорогу. Мы не вернулись в комнату, а прошли мимо, направляясь вперёд по коридору до самого поворота. А вот и лестница, ведущая на поверхность! Преодолев несколько пролетов, я почувствовала движение тёплого воздуха. Яркий свет ослепил, а горячий ветер мгновенно высушил кожу. Маленький дворик, с навесом и низкой лежанкой, со всех сторон был окружен стеной, сложенной из плоских камней. Кики оставила меня отдыхать и вернулась через минуту, неся в руках одежду, кувшин и небольшую шкатулку. Попробовав лимонад, я «узнала» почерк мастера, приготовившего его. Джумо, похоже, не сидел без дела. Кики разогрела в ладонях немного масла и, отделив небольшую прядь моих волос, втирала его в кончики, затем расчёсывала и заплетала каждую прядку в тонкую косичку. Я полностью была в её власти. Процесс был настолько приятным, что я была готова снова уснуть. Закончив с прической, девушка протянула мне зеркальце. Это была не я. Девочка из другой фантастической жизни, похожая на меня, но не я. Над дугами бровей черным пигментом одна за одной были нанесены жирные точки, в уголках глаз у переносицы и у висков - маленькие крестики, на скулах - в разные стороны закрученные спирали, а от нижней губы к шее тянулась тонкая ровная линия, разделяющая подбородок на две части. Каждый пальчик был расписан узорами, которые переплетались на запястье, образуя изображение хищного животного. Вышитая геометрическим орнаментом лента обхватывала голову по границе волос, стягивая собранные на затылке косы.

- Нравится? – спросила с беспокойством в голосе Кики, заметив на моём лице растерянность. – Про татуировки не думай. Они стираются. Спиртом или эфиром. Но с ними ты не слишком отличаешься от нас, и это хорошо. Сейчас оденешь платье и пойдём к Джумо. Твой друг уже во всю хозяйничает на моей кухне, - заключила она с ноткой иронии и стала стягивать с меня рубашку.

«Не слишком отличаешься от нас». Как же это удивительно и ново, когда ты примеряешь прическу или наряд из чужой культуры, и если тебе комфортно, то незаметно меняешься не только внешне, но и внутри. Тёмно-синие, почти черные шаровары из тонкого хлопка, длинная рубаха того же оттенка с яркой многоцветной вышивкой на горловине и рукавах, серебряное ожерелье в форме треугольника с выпуклым рисунком в форме креста и ему под стать браслеты, обхватившие запястья.

- Какая же ты красивая! – всплеснула Кики руками.

Не помню, покраснела ли я, но её слова точно смутили меня.

- А как же ты? Где твоя одежда! – вырвалось у меня.

- О! Что ж это я! Я скоро вернусь! Обувайся и жди меня! – сказала она, на секунду задержавшись в проеме.

Вернулась Кики совсем другим человеком. Наряд был похож на мой, но ткань чуточку блестела, и её голову укрывал платок, повязанный в форме чалмы. Кроме подвесок и браслетов, она украсила уши серьгами, а талию обозначила шелковым поясом.
Когда мы появились на кухне, Джумо замер с ножом в руке, минуту разглядывая нас, а потом произнес:

- Вы прекрасны, милые леди! Кристина! Ты необыкновенно хороша! Клэр! Ты похожа… Ты похожа на… - мучился Джумо, ища подходящее слово.

- Королеву, - донесся знакомый голос, и все головы одновременно повернулись туда, откуда он возник.

В проеме, облокотившись на торец стены, стоял молодой мужчина. И знакомый, и незнакомый. Эти глаза я не могла забыть. Итри снял лисам, выглядел вполне цивилизовано и даже привлекательно: короткая стрижка с несколькими вихрами на макушке, чисто выбритые широкие скулы, подбородок с ямочкой, прямой нос и рельефные губы. Кики «вспыхнула» как роза, но не отводила взгляд, а смотрела с вызовом. Джумо бросил нож и протянул для приветствия руку.

- Здравствуйте, - прошептала я, и это было единственным, что пришло в голову.

- Сегодня не очень жарко, и Азулей с доктором ждут всех на террасе. Тинасс, я тебя провожу.

Он шёл впереди уверенным шагом, а я плелась следом, пытаясь запомнить дорогу. Оба молчали.
Я заговорила первой.

- Благодарю за то, что сдержал обещание.

- Поверь, это было нетрудно, - усмехнулся он. – Труднее было его дать.

Итри толкнул узкую дверь и пропустил меня вперёд, придерживая её. Я оказалась на ровной площадке, с которой открывался потрясающий вид на озеро и окрестности. Под навесом сидели дядя и дедушка, и я поспешила к ним. Они посмеялись, оценивая мой наряд, и всё же сошлись на том, что он мне идёт. В эту минуту я поняла, что отец и сын очень похожи. Не внешним сходством, а скорее голосом, манерой излагать своё мысли, а ещё тем, с какой любовью и нежностью относились ко мне.

Продолжение следует)))

Проснувшись ещё до рассвета от позывов к освобождению от чуждой моему организму субстанции, я посмотрела на глубокую керамическую чашу, стоявшую в углу. Решив, что уже достаточно взрослая, чтобы пользоваться ей, я отправилась в туалет, или точнее сказать в место, отведенное для этого важного занятия. Нужно было захватить с собой фонарь, но я спросонья не догадалась сделать это, и теперь медленно шла в темноте, держась рукой за шершавую стену. Глаза стали бесполезны, но слух и обоняние обострились. Представьте, что в солнечный день вы входите с улицы в тёмную комнату, и следом за вами закрывается дверь. Первые секунды вы ничего не видите, но чувствуете спертость воздуха, или запах еды, или амбре живущего тут человека.

Шоркая сандалиями по полу, я наконец достигла нужного закутка, нырнула за циновку, которой был прикрыт вход, и, нащупав на полочке сесквисульфидные армейские спички, зажгла свечу. Организация пространства, в котором происходила утилизация отходов жизнедеятельности, была вполне современной: глубокий жёлоб в полу вдоль стены, отполированный как стекло, омывался проточной водой. Природный источник находился слева на высоте около двух футов и имел достаточный напор, чтобы смыть всё ненужное в круглое отверстие, просверленное в противоположной стене. Рядом с источником примостился каменный столик, на котором одиноко лежал обмылок. Я нигде ничего подобного не видела, но это было определенно лучше ночного горшка.

Возвращаться назад было проще, память словно компас подсказывала маршрут, и я уже предвкушала мягкую постель и несколько часов сна, как вдруг моей лодыжки коснулось нечто. Я отскочила в сторону, готовая закричать, но, увидев два глаза цвета молодого крыжовника, успокоилась.

- Чёрт! Ты-то что не спишь? Напугал, - выругалась я на кота.

Он протяжно мяукнул и пошёл вперёд, бесшумно переставляя свои лапы, время от времени оборачивался, сигналя мне светящимися глазами и проверяя, иду я следом или нет. Мы прошли мимо моей комнаты и стали подниматься по лестнице вверх. Я развеселилась, азарт нарастал, мне стало интересно, куда он меня ведёт. Мир на поверхности был бесцветным и плоским, как чёрно-белая фотография. В том участке неба, где должно было взойти солнце, сгрудились, словно овцы в загоне, серые облака, озеро казалось холодным и неприветливым. Я шла по дорожке, на первый взгляд неприметной среди нагромождения глыб, но опытный взгляд следопыта наверняка заметил бы, что это не тропа животного. Кот словно флаг поднял свой хвост с чёрным кончиком, тем самым обозначая своё присутствие и задавая ориентир. Так мы прошли сотню метров, когда наконец я увидела ступени, вырезанные в скале и ведущие к крохотному, закрытому со всех сторон пляжу в восточной части острова. Новый знакомый прилёг на камень и вытянул полосатые лапы словно Сфинкс. Мордочка не выражала ничего, глаза были закрыты. «Будда», - подумала я. - «Нет, скорее Сехмет». Мне вспомнилась статуя при входе в «Сотбис» и её взгляд. Я решила рассмотреть котика получше: серая шкурка с короткой шерстью была гладкой и блестящей, пятна чёрного цвета покрывали всю спину животного, на лбу отчётливо читалась буква «м».

- Так ты привёл меня встречать рассвет? – вдруг догадалась я, и это предположение изумило.

Он в ответ повёл своими крупными ушками, но в мою сторону даже не посмотрел.
Несколько золотых лучей прорвались сквозь облачную завесу, окрасив край неба в бледно-голубой и розовый. Диск выплывал медленно, но уверенно, не позволяя ни секунды сомневаться в том, что может передумать. Гладь озера, статичная словно отполированная сталь, вдруг покрылась рябью. Лёгкий ветерок освежил моё лицо и погнал волны, взбивая их в пену у самой кромки. А затем случилось чудо. Мир вспыхнул красками. Я никогда не видела такой изумрудной и прозрачной воды и таких белоснежных скал, как на противоположном берегу. Сев прямо на песок и вытянув ноги, я наслаждалась ласковым теплом и тишиной.

- Ох-хо! Вот так встреча! Не предполагал, что найду тебя в этом укромном уголке!

Я вскочила и обернулась. Дед стоял наверху и улыбался. Влажные волосы были зачесаны назад, открывая широкий лоб и подчеркивая идеальную линию черепа, на рубахе темнели мокрые пятна. Я помахала ему рукой, зазывая спуститься к нам. Видимо, он знал каждый камень, спускался лихо, не боясь оступиться. Поцеловав меня в макушку, он присел рядом, а я, поборов стеснение, спросила:

- Ты плавал?

- Да. Стараюсь двигаться. Хожу пешком, плаваю, иначе быстро состарюсь и буду бесполезен, как рухлядь, - ответил дедушка. – А ты умеешь плавать?

- Нет, не умею. А давай ты меня научишь! –выпалила я первое, что пришло мне на ум.

- Конечно, но здесь ты вряд ли полноценно научишься плавать. Вода соленая, будет сама тебя держать. Я отведу тебя в место, где из-под земли бьют пресноводные ключи и берег образует уютный залив. В нем не очень глубоко и безопасно. Я бы не хотел, чтобы тебя утащил крокодил. Завтра утром устроим заплыв. Готова?

- Угу, - махнула я головой, соглашаясь. – Здесь водятся крокодилы? Ты их видел?

- Водились. Давно их никто не видел, но всё же нужно быть осторожным. Я и сам не знаю, что скрывают сии глубины.

Повисла тишина. Дед первым прервал молчание и произнес с грустью в голосе:

- Я знал, что ты есть на этом свете, но даже не надеялся, что когда-нибудь увижу... - он повернул голову и разглядывал меня.

- Знал, что я есть? Откуда? Я не понимаю… Дядя, бабушка, папа тоже… Все думали, что ты умер…

- Хм. Можно и так сказать, - усмехнулся он. – Видишь ли, я был… Я не мог вернуться. Прошло много лет, прежде чем появилась такая возможность. Анжелика, твоя бабушка, вышла замуж, мальчики выросли, родилась ты… Думаешь, было бы лучше вторгнуться в вашу жизнь тогда, когда все смирились с потерей и уже никто и не ждал… меня?

- Дядя ждал! Он не верил… Точнее сказать, он верил, что ты жив… - затараторила я.

Мы смотрели друг на друга, и я видела смятение чувств на его лице.

- Знаю, малышка, сын мне всё рассказал.

- Бабушка любила тебя, она мне сама сказала, - не унималась я.

Он ничего не ответил, а только усмехнулся. Я положила голову ему на плечо.

- А как ты узнал, что я есть?

- Знаешь, кто такие пифии?

- Дядя рассказывал мне немного про дельфийского оракула. Пифии – предсказательницы будущего, - произнесла я голосом ученицы, отвечающей на вопрос учителя.

- И будущего, и прошлого… Представь женщину, сидящую на высоком табурете в окружении чаш с дымящимися смолами и вещающую о будущем какому-нибудь простофиле. Так их изображали на древних рисунках. Мне в это не очень верилось. Дамам, надышавшимся наркотического дыма, чего только не привидится. Разрекламировать одно совпадение из тысячи не составит большого труда, оно привлечет новых клиентов и новый доход. А вот про девятьсот девяносто девять не совпадений очень быстро забудут, - дед убрал со лба волосы, которые высохли и распушились словно грива. - Но однажды я испытал на себе это «чудо», сам того не желая. Скитаясь по безводной пустыне и являясь на тот момент бездыханным мертвецом, я попрощался с жизнью и… В общем, на меня наткнулась одна старуха и притащила буквально за ноги в свой дом. Домом это можно назвать с большой натяжкой. Шатер из шкур животных, но под ним была спасительная тень и вода. За мной ухаживали три женщины такого же преклонного возраста, а старуха всё время курила и смотрела на меня. Когда мне стало лучше, она сказала, что «видела мой путь с рождения и до конца». Я сказал, что «конец – это тоже начало», на что старуха усмехнулась и ответила, что «не все это знают». Вот так, слово за слово, я узнавал её и понял, что она особенная. Она-то и рассказала мне о тебе, – дедушка крепче обнял меня и продолжил: - Но я был глупцом и не поверил ей, на что она засмеялась и предложила пари: если мы с тобой встретимся, я сообщу ей об этом. Я подумал тогда: «А вдруг она к тому времени умрет?» Как думаешь, что было дальше? - дед посмотрел на меня.

Мне оставалось лишь пожать плечами, а он продолжил:

- Старуха прочитала мои мысли и сказала: «О! Об этом можешь не беспокоиться! Тебя я точно переживу!»

- Думаешь, она ещё жива? – спросила я.

- Скоро узнаем, - ответил он.

- Узнаем?

- Я отправил к Таминзе вестника.

- Я слышала это имя. Его упоминал Итри. Он спас меня от песчаной бури, а потом рассказал, что искал нас, и что его послала Таминза…

Лёгкая тень промелькнула на лице деда, но он быстро справился и произнес:

- Чему удивляться. Старуха знает всё, - сказав эти слова, он надолго замолчал, видимо обдумывая новую информацию.

Чтобы вернуть его к разговору, я спросила:

- А как зовут твоего кота? Это ведь кот?

Круглые глаза, подведенные черными линиями словно стрелками, посмотрели на нас с интересом.

- Его имя Джосер. Я зову – Джо. Нашёл его в городе. Услышал писк, доносящийся из кучи мусора, и не смог пройти мимо. Каким он был заморышем! Худой, одни уши торчали да рёбра.

- А почему ты живёшь здесь? Тебе не бывает одиноко? – спросила я.

- А почему ты спрашиваешь? Ты знаешь, что такое одиночество?

- Нет. Но однажды мне было страшно. Я чувствовала, что могу остаться одна. Дядя привёз меня в пансион, где хотел оставить. Там было красиво и много девочек, таких же как я. Чувствуя, что он сомневается, я решила ему помочь. Пока он разговаривал с директрисой, я сбежала и ждала в машине. Видел бы ты его лицо! У него не было ни единого шанса избавиться от меня, - закончила я долгую речь и засмеялась, вспомнив дядино лицо.

Дед тоже засмеялся, открыто, естественно и приятно.

- Поверь, он бы очень сожалел, если бы поступил так. Одиноко ли мне? Нет. Сейчас – нет. У меня есть Джо, Кики, Фироуз…

- Кристина твоя жена? - спросила я, хотя наверняка знала ответ.

- Нет, малышка! Соблазнять девушек не в моих правилах. Она свободна, и я отношусь к ней, как к дочери. Мать Кики из народа азамахи, вы называете их берберами, отец француз. Его зовут Кристоф Маэль Броссар. Он служил топографом в составе пехотного полка в Морокко. Влюбился в Зои и даже обвенчался с ней. Кики родилась в браке и в любви, её крестил католический священник. Полк вернулся во Францию, но взять с собой жену и дочь Броссару не позволили. Родственники девушки пытались выдать её замуж за другого, но Зои, мать Кристины, сбежала, прихватив и дочь. Они долго скитались. Их нашёл недалеко от наших мест Фироуз, мой слуга. Обе страдали от обезвоживания, но остались живы. Зои тосковала по мужу и не хотела без него жить. В конце концов…

- Она умерла?

- Да.

- Как грустно. А как ты попал сюда? Здесь так… загадочно, - наконец нашла я слово, подходящее моим внутренним ощущениям.

Когда впервые попадаешь в такое место, где никогда ещё не был, то чувствуешь себя первопроходцем. Это ошибочный и субъективный взгляд, ведь до тебя здесь определенно кто-то был, просто ты можешь об этом не знать. Любые существа оставляют в пространстве информационный след, хранящий в себе всё то, что было проявлено ими: эмоции, мысли, идеи. Я долго не могла понять, почему на острове я чувствую себя иначе, не так, как в Каире или в Лондоне. Я считала, что ощущение наполненности, здоровья, энергии возникает от людского окружения, но оказалось, что это не совсем так.

- Я узнал об этом месте из книг. До меня многие пытались найти его и до сих пор ищут, но никогда не найдут, потому что оно заколдовано, - произнес дед шёпотом конец фразы, улыбнулся и продолжил: - И откроется только избранным.

- Дааа?

- Я тебе кое-что покажу. Вставай, – сказал он. - Идём.

Дедушка помог мне вскарабкаться наверх и, взяв меня за руку, повёл по другой тропе, скрытой за ничем не примечательной скалой. Мы оказались в центре острова среди беспорядочного нагромождения камней. Он довольно легко для своего возраста убрал в сторону несколько кусков плитняка, открыв лаз, уходящий под землю. Спускались совсем недолго, затем прошли по узкому коридору и уперлись в стену, заискрившуюся, как только свет от фонаря попал на её поверхность. Оказалось, что внутри камня имеются вкрапления кристаллов кварца, преломляющих свет.

- Как красиво! – воскликнула я.

— Это дверь. А теперь смотри…

Дед вынул из кармана зеркальце и поднес его к боковой стене. Поймав свет от фонаря, он перенаправил луч в малоприметное отверстие на потолке. Дверь беззвучно откатилась в сторону, приглашая нас войти. Он вошёл первым и, чиркнув спичку о стену, поднес её к светильнику. Внутри загорелся газ, осветив голубоватым пламенем часть помещения. Таких светильников было с десяток, и когда все были зажжены, зал предстал во всей красе. Небольшой и абсолютно пустой, если не считать стоящий в центре массивный овальный стол и то, что лежало перед ним на гранитном полу: четырёхметровый крокодил с открытой пастью и выпученными глазами казался живым. Я, на всякий случай, шагнула за спину взрослого.

- Чучело. Не правда ли, он выглядит довольно милым.

Шутка удалась, и я хихикнула.

— Вот это чудовище! Он бы мог проглотить меня целиком!

— Когда я впервые оказался в этом зале, то испугался так, что выронил свечу и убежал. Только спустя полчаса, оценив ситуацию, я вернулся, так что могу констатировать: ты смелая девочка.

— Это значит, что не ты убил его?

— Нет. Это сделал тот, кто использовал подземелье в недавнем прошлом. В этом регионе поклонялись божеству по имени Себек. Его изображают человеком с крокодильей головой. Иди за мной, Клэр, - сказал дед, направляясь вглубь зала.

Он нажал на тайный механизм, и плита из белого доломита беззвучно взмыла вверх, открыв проход в комнату поменьше. Это был настоящий кабинет ученого, со всеми знакомыми мне атрибутами: свитки и книги на стеллажах, стол с письменными принадлежностями, вдоль одной стены протянулась консоль, на которой, выстроившись в ряд, блестели приборы со стрелками и проводами. Ещё там лежали черепа. Я решила рассмотреть их ближе. Носорог, крокодил, полный скелет летучей мыши… Один череп принадлежал человеку, был некрупным, и я предположила, что его обладатель был ребёнком.

— Это был мальчик или девочка? – спросила я, коснувшись челюсти.

- Взрослый мужчина, - ответил дядя. – Кости с возрастом теряют свою плотность и усыхают процентов на тридцать, а то и пятьдесят.

Дед достал с полки книгу размером с пекарский противень и, открыв на нужной странице, позвал меня.

- Клэр, хочу показать тебе, каким когда-то был наш остров, - произнес он и стал наблюдать за моей реакцией.

Картина была нарисована на пергаменте и похоже, что очень давно. Основа пожелтела, но краски не потускнели ни на тон. Я увидела пространство, окруженное со всех сторон водой, в центре которого возвышались две пирамиды, а между ними белоснежный храм, похожий на те, что возводили во славу Аполлона и других греческих богов. На берегах повсюду видны пристани, пальмы, множество построек, в удобных бухтах корабли.

- Невероятно! Кто всё это построил?

- Цивилизация настолько древняя, что о ней забыли или постарались забыть. Знаешь, во все времена правители не отличались порядочностью. Приписывать себе чужие заслуги было обычным делом. Когда ты не можешь достичь высот предшественника, легче всего присвоить его достижения, а имя автора вычеркнуть из памяти. Для этого достаточно, например, сжечь все книги и написать новые. Скорее всего на заре человечества здесь находилась научная лаборатория или техническое сооружение типа электростанции. Природный катаклизм нанес непоправимый ущерб, осталась совсем малая часть помещений. Обломки пирамид растащили для строительства дворцов и домов. Кстати, была ещё одна пирамида, с так называемым «храмовым» комплексом и лабиринтом. Я ещё не нашёл их, но обязательно найду.

- Я видела лабиринт в Англии, в аббатстве Англси, он был из самшита. А каким был этот лабиринт? – поинтересовалась я.

Дедушка осторожно перевернул страницу. Следующий рисунок был выполнен в той же технике, что и первый, но более подробно. Большое внимание было уделено мелким деталям.

- Раньше озеро называлось Великим. Природная котловина, заполненная пресной водой, простиралась на тысячи миль, соединяясь рукотворным каналом с Нилом. На его плодородных берегах раскинулись города. Их названия не сохранились в памяти местных народов, что очень странно, но зато сохранилось упоминание историков древности об Озере трёх пирамид. Две располагались посреди водоема, а одна на берегу, рядом с ней был возведен огромный лабиринт, в котором были «двенадцать дворов с вратами, расположенными одни напротив других, причём шесть обращены на север, а шесть на юг, прилегая друг к другу». Известный историк древности Геродот видел его своими глазами и писал: «Лабиринт был окружён огромной стеной, внутри которой – покои двух рядов: полторы тысячи надземных и столько же под землёй».

- Двенадцать дворов с вратами… - повторила я и задумалась. - Двенадцать знаков Зодиака?

- Возможно. А как же двенадцать титанов и рыцарей круглого стола? - продолжил дедушка.

- Двенадцать часов дня и двенадцать часов ночи…

- Двенадцать учеников Христа…

- Э… Двенадцать месяцев, - осенило меня после минутного раздумья.

- Хорошо. Двенадцать музыкальных тонов, - продолжил дед улыбаясь. - А ещё - математика, геометрия, мера весов и длин, Гомер любил это число, Далай-Лама, иудеи опять же, ну и, конечно, китайцы…

- Я сдаюсь. Но ведь такое внимание к числу не случайно?

- Нет. Глубокий символизм замысла творца, совершенства вселенной и мироздания! Звучит довольно пафосно. Но человечеству не нужны эти знания, а те единицы, которые находят их занимательными, разбивают лоб о двери хранилищ, а чаще напускную и меркантильную таинственность. Египетские жрецы пустили Геродота только в верхние покои лабиринта, а вот в подземные нет. Якобы в них находились мумии священных крокодилов и гробницы царей, воздвигших лабиринт. Я видел эти гробницы. Они просто огромные! Представляю какого роста должны быть люди! Чушь. Никакие это не гробницы. Высота пирамиды, расположенной возле лабиринта, была около 80 метров, а тех, что в озере - не менее 100 метров над водой, и ровно столько же под водой!

- Невероятно! Под моими ногами сто метров точно таких же помещений? – спросила я.

- К сожалению, почти все они разрушены и затоплены водой.

В это было трудно поверить, но даже увиденное мной только что наводило на мысль, что это может быть правдой.
У меня заурчало в желудке, и дедушка, спохватившись, засуетился:

- Что же это я делаю? Совсем тебя заболтал. Проголодалась и молчишь… Идём завтракать. В другой раз я расскажу о чем-нибудь ещё.

Потрясений на сегодня было достаточно, и я согласилась. Двигаясь по развалинам (теперь я знала, что это не просто камни), я другими глазами оценивала беспорядочное нагромождение блоков, остатки штукатурки на них, замечала ушедшие под воду причальные стенки. Вокруг пустыня и нет малейшего намёка на плодородные почвы. Что же произошло?

- Я чувствую запах свежего хлеба, - произнес дедушка, втягивая воздух. - Как же это вкусно! Джумо обещал приготовить «Крок Мадам». Видимо, это будет реверанс в сторону Франции. Похоже, что ему нравится Кики, и он хочет её поразить своим кулинарным мастерством.

- Хрустящая мадам? Нам он такого не готовил, - засмеялась я. – Откуда такое название?

- Так сейчас и узнаем, - произнес дед, помогая мне спуститься по лестнице и одновременно из «высших сфер» на землю.

В кухне «царил» творческий беспорядок, звучали смех и англо-французская речь. Огромный круглый поднос был заставлен плошками с блюдами, приготовленными на завтрак. Я могла безошибочно определить, какие сотворил Джумо, а какие готовила Кики своими нарядными пальчиками. Круглый свежеиспеченный хлеб остывал на решетке и «довольно» потрескивал. На открытом огне закипал чайник. В сторонке на углях подрумянивались кусочки рыбы, нанизанные на деревянные шпажки. Джумо елозил по сковороде лопаткой и тоном шефа посвящал Кристину в тонкости приготовления бешамель (фр. Béchamel – белый соус). Она, вытянув шею, следила за цветом обжариваемой муки.

— Вот, вот, уже! Золотится! Пора? – спросила Кики, обратившись к шефу, и, схватив стакан с молоком, приготовилась по первому требованию влить его в ру.

- Тонкой струйкой, s'il vous plaît ! (фр. пожалуйста) – произнес Джумо, стараясь четко выговаривать чужестранные слова.

Руки закрыли мне глаза, но я сразу узнала запах дядиного табака. Развернувшись, я сказала:

- Где ты был? Я уже соскучилась по тебе!

-О! Милая! Я тоже скучал!

Он поднял меня на руки, как маленькую девочку, прижал к себе и расцеловал в лоб и щёки. Его глаза были красными.

- Ты опять всю ночь не спал, Лэмберт? – спросил дедушка.

- Спал, отец, - ответил он. - Но мало. А ты выспалась? Чем занималась с утра?

Мы с дедом переглянулись, словно заговорщики, и улыбнулись друг другу.

На столе, выстроившись в ряд словно солдатики, стояли керамические чашки. Кристина укладывала в них раскатанные словно блины ломтики хлеба. Джумо уверенными движениями распределял начинку: слой белого соуса, тончайшие пластинки вяленого мяса, сырое куриное яйцо, мелко рубленные овечий сыр, соль и перец. Пока вариация бутерброда «Крок-мадам» шкварчала на углях, наша компания бурно обсуждала планы на предстоящий день. Мне было легко с ними, будто я знала всех этих людей тысячу лет.

- В этом определенно что-то есть! Джумо, ты молодец! – похвалил дед повара, от чего тот покраснел и сказал:

— Это заслуга Кристины! Она отличный су-шеф!

Теперь настала очередь Кики покраснеть. Она с благодарностью смотрела на улыбающегося Джумо, и все сидящие за столом услышали звук летящей точно в цель стрелы Купидона.

Продолжение следует)))
Всех благодарю и люблю))