19:45 И шелест книг меня манит, в мир Чужестранки увлекая... Выпуск №16 | |
Сага «Чужестранка» заслуживает того, чтобы Вы потратили своё время на её прочтение. Читать «Чужестранку» легко и вкусно до мурашек. И спасибо переводчикам, за их изумительно красивый и грамотный перевод. Было ли легко переводить не знаю, но читается на одном дыхании, хотя есть моменты, когда дыхание перестаёт быть ритмичным . Так что присоединяйтесь «– Джейми, – сказала я голосом, хриплым от сна и подавленных слез, – Джейми, я хочу, чтобы на мне остался твой след. – Что? – спросил он, вздрогнув. Маленький нож, который он носил в чулке, лежал рядом – резная рукоятка из кости оленя темнела на куче одежды. Я дотянулась до него и подала Джейми. – Сделай надрез, – требовательно произнесла я, – такой, чтобы остался шрам. Я хочу унести с собой твое прикосновение. Хочу иметь что-то такое, что навсегда останется со мной. Неважно, пусть будет больно – нет ничего больнее разлуки с тобой. По крайней мере, дотронувшись до него, я буду всегда ощущать твое прикосновение. ..я успела заметить: небольшой надрез имел форму изогнутой буквы «J», первой буквы его имени. Затем он подал маленький нож мне. Я взяла его и, несколько поколебавшись, взяла протянутую руку Джейми. Только сделав маленький полукруглый надрез, я сообразила, что он протянул мне левую руку. – Надо было дать мне другую руку, – сказала я, – рукоятка меча будет давить на нее. Он слабо улыбнулся. – Для меня не будет большего счастья, чем чувствовать твое прикосновение во время моей последней битвы, где бы она ни случилась. – Кровь от крови моей, – прошептала я. – …и плоть от плоти моей, – тихо отозвался он. Но никто из нас не решился вымолвить последние слова клятвы: «…до тех пор, пока смерть не разлучит нас». Произнесенные слова болью повисли между нами. Джейми горько улыбнулся. – И даже дольше, – твердо сказал он и снова притянул меня к себе.» («Стрекоза в янтаре», гл. 46) «– Это была трудная беременность и сложные роды. Если бы я рискнула рожать там, мы бы обе погибли. Клэр говорила, обращаясь к дочери, как будто они были одни. Роджер, зачарованный повествованием о прошлом и медленно возвращающийся к настоящему, чувствовал себя незваным гостем. – Мне была невыносима мысль оставить его, – тихо сказала Клэр. – Даже ради тебя… До того как ты родилась, я немного ненавидела тебя, потому что из-за тебя он заставил меня уйти. Я бы не побоялась умереть, но только вместе с ним. А жить без него… Он был прав: моя часть сделки оказалась самой тяжелой. Но я выполнила ее условия, потому что любила его. И обе мы живы, ты и я, потому что он любил тебя. Брианна не двигалась, не отрывала глаз от лица матери. Шевелились только губы, беззвучно, как будто она разучилась говорить. – Ну и как долго… ты ненавидела меня? Золотистые глаза встретились с голубыми, чистыми и безжалостными, словно глаза сокола. – До тех пор, пока ты не родилась. Когда я взяла тебя на руки, прижала к себе и ты взглянула на меня отцовскими глазами, все изменилось. Роджер почувствовал сильное желание выскользнуть за дверь, прежде чем она заметит его присутствие и обратит свой пламенный гнев и на него. Кроме ощущения неловкости в нем нарастало чувство благоговейного страха: девушка, стоявшая на каминном коврике, кипевшая и брызгавшая слюной в защиту своего происхождения, пылала той неистовой силой, которая заставляла шотландских воинов бросаться на своих врагов, подобно яростным банши – злым черным духам. Тень удлинила и без того длинный прямой нос, глаза, как у разъяренной кошки, превратились в узкие щелочки – она была точной копией своего отца, и стало совершенно очевидно, что ее отцом был совсем не тот темноволосый благообразный ученый, чей портрет украшал переплет книги, лежавшей на столе. – Сука! Ты ненавидела меня? А я ненавижу тебя! Брианна отвела назад руку с зажатой в ней кочергой, и Роджер инстинктивно напрягся, готовый броситься к ней. Но она круто развернулась и, словно метательница копья, швырнула кочергу в высокое, до потолка, окно.» («Стрекоза в янтаре», гл. 47) Тяжёлый разговор. А услышать такие слова после всего пережитого, это конечно невыносимая боль. Никого не хочу обидеть, но дети порой бывают неблагодарными и безжалостными. «– Мне кажется, историки должны вызывать у вас некоторое раздражение, – рискнул заметить Роджер. – И все писатели – они сделали из него героя. Я хочу сказать, в Северной Шотландии вы на каждом шагу видите изображения наследного принца – будь то банка пива или сувенирная кружка. – Нет, не историки. Совсем не они. Их величайшее преступление в том, что они позволяют себе высказывать свое мнение о событиях, о которых знают только предположительно, имея в руках лишь то, что сочла нужным оставить нам история. И только немногие из них за дымовой завесой ложных фактов и бумаг видят, что происходило на самом деле. – Нет, виноваты люди искусства, – продолжала Клэр, – писатели, певцы, сказочники. Они берут прошлое и перекраивают его по своему усмотрению. Из дурака они могут сделать героя, из пьяницы – короля. – Значит, все они лжецы? – спросил Роджер. Клэр пожала плечами. Было прохладно, но она сняла жакет; хлопчатобумажная блузка, повлажневшая от вечерней сырости, подчеркивала изящество ключиц и лопаток. – Лжецы? – переспросила она. – Или волшебники? Может быть, они находят кости в пыли, прозревают суть того, чем они были, и облекают их в новую плоть, и неуклюжий зверь превращается в сказочное чудовище?» («Стрекоза в янтаре», гл. 47) «Был конец апреля. До первого мая – праздника костров – оставалось всего несколько дней. Именно в это время я совершила свое неожиданное путешествие в прошлое. Неужели это как-то связано с датой, размышляла я, или со временем года? Когда я вернулась, была середина апреля – вероятно, поэтому и стал возможен этот сверхъестественный переход. А может быть, время года не играет никакой роли? Я заказала еще стакан вина. Возможно, только определенные люди наделены способностью проникать за грани, недоступные для других. В чем тут дело? Может быть, в генетической предопределенности? Кто знает?» («Стрекоза в янтаре», гл. 48) Записи Гейлис «..тетрадь, исписанная мелким торопливым почерком, где в строгом порядке излагались выводы и заключения, вперемежку с мифами и научными фактами, почерпнутыми из легенд и бесед с учеными, и все было закручено на каких-то снах и мечтаниях. Любому случайному читателю это показалось бы какой-то заумной чепухой или, в лучшем случае, наброском романа с весьма надуманным сюжетом. Но я-то видела во всем этом глубоко продуманный, тщательно отработанный план. Будто пародируя научную методику, первая часть тетради была озаглавлена «Наблюдения». В ней содержались разрозненные ссылки и сноски, крошечные чертежи и тщательно пронумерованные таблицы. «Положение Луны и Солнца в праздник костров» – так была озаглавлена одна таблица, под ней – более двухсот парных цифр. Такие же таблицы были сделаны для Хогманая, то есть кануна Нового года, дня летнего солнцестояния и Дня всех святых. Как раз завтра – один из древнейших праздников огня и солнца – Белтейн, праздник кельтских костров. Центральная часть тетради называлась «Размышления». По крайней мере, тут есть какая-то система, раздраженно подумала я. На одной странице аккуратно, с наклоном было выведено: «Людей, предназначенных для жертвоприношения, друиды сжигали в клетках, сплетенных по форме тела жертвы, некоторых подвергали удушению и затем перерезали им горло, чтобы выпустить из тела кровь. Так что же является необходимым элементом – огонь или кровь?» В конце тетради на аккуратно наклеенной полоске бумаги значилось «Заключения».» («Стрекоза в янтаре», гл. 49) Бонитоша: Добралась до главы "Черепаховый суп" - Путешественница. (когда читала в 1 раз, многое упустила) 1. В ней говорится о причинах приезда Клэр в Шотландию. Ее попросил умерший от руки Клэр раковый больной, но по его доброй воле, посетить в Абердине его родных, и сообщить им о смерти. Да. да. наша Клэр - нарушила клятву, но умело замела следы. Абердин она так и не посетила... забыла. Почему она вспомнила об этом? Ей пришлось просить Джейми сделать ей укол, поскольку ее рана на правой руке могла привести к смерти, а у нее еще осталось немного пенициллина. И вот как это было: ( сильно сокращено) — Послушай! — сказала я. — Я ведь делала тебе уколы, и ты знаешь, на что это похоже. Не так уж страшно, верно? По правде сказать, его нерешительность начинала меня нервировать. — Все правильно? — Замечательно. А теперь приставь иголку и введи, но не вертикально, а немного под углом. Ты же видел, как это делается. Пусть она войдет под кожу на четверть дюйма; не робей, приложи усилие. К Я закрыла глаза, выждала, но, так ничего и не дождавшись, снова открыла их и посмотрела на Джейми. Он был бледен, его лицо поблескивало от пота. — Ладно, забудь. — Я заставила себя выпрямиться, хотя голова от этого пошла кругом. — Давай сюда! Я взяла шприц и, нацелив его, как могла, левой рукой ввела в мышцу. Было больно. Еще больнее стало, когда я надавила на поршень и мой большой палец соскочил. Но тут подоспел Джейми. Одной рукой он придержал в неподвижном положении мою ногу, другой медленно надавливал на поршень, пока не выдавил из шприца всю белую жидкость. - Убить кого-нибудь, спасая свою жизнь, куда как проще, чем причинять боль, спасая других. На самом деле ты гораздо смелее меня, и я не против того, что ты об этом сказала, - сказал Джейми.[/spoiler] — Я не рассказывала тебе о Грэме Мензисе? — спросила я наконец. Голубые глаза мигом открылись. — Это еще кто такой? — Мой больной. В госпитале Бостона. [spoiler=Спойлер]— Так о чем вы подумали? — О самоубийстве. Он посмотрел на меня с вызовом. — Что, боль усиливается? Вы же знаете, мы можем помочь. — Я немного помедлила, прежде чем закончить: — Вам нужно только попросить. Но он не просил никогда. Даже когда нужда в обезболивающем была очевидной, он не жаловался на свои страдания, а мне было неловко навязывать помощь: — Мое содержание здесь обходится чуть ли не в сотню долларов в день. За три месяца — боже правый! — набежит десять тысяч долларов. — Он покачал головой и нахмурился. — Пустой перевод денег вот что это такое. Дело того не стоит. Его светло-серые глаза блеснули. — Я шотландец, вы ведь знаете. Всегда был бережливым и не хочу изменять этой привычке. — В общем, я сделала это для него, — сказала я, глядя в потолок. — Точнее, мы сделали это вместе. В курсе лечения для смягчения боли мы использовали морфин. Он действует примерно как настойка опия, только гораздо сильнее. Я откачала половину ампулы этого препарата, разбавив остаток водой. Это означало, что примерно в течение двадцати четырех часов он не получит полноценного облегчения и будет страдать, но другого способа раздобыть достаточно большую дозу, не рискуя разоблачением, не было. а Грэм не хотел допускать, чтобы кто-то, заподозрив неладное, предъявил мне обвинение и потребовал экспертизы. И мы сделали все, как было задумано. — Если бы я просто сделала ему инъекцию и ушла, как он и просил, не было бы никаких проблем. Джейми молчал, пристально глядя на меня. — Однако на это меня не хватило. Я ввела иглу… Но никак не могла надавить на поршень. В моей памяти, словно наяву, возникла эта картина: Грэм Мензис поднимает другую руку, кладет поверх моей и надавливает. Сил у него, конечно, оставалось немного, но на это их хватило. — Я сидела рядом, пока он не отошел, и держала его за руку. И тут вошла медсестра.она увидела, как я сижу рядом и ничего не предпринимаю, — совсем не врачебное поведение. Не говоря уже о том, что рядом на столе лежал пустой шприц из-под морфия... ... Однако у меня хватило самообладания на то, чтобы сразу после ее ухода бросить шприц в мусоросжигатель, так что у руководства против меня не было ничего, кроме ее слов. Дело замяли. — А на следующей неделе мне предложили должность заведующей целого отделения. Представляешь? Стать важной шишкой. Прекрасный кабинет на шестом этаже больницы. Как можно дальше от пациентов. Чтобы я ненароком не убила кого-нибудь еще....Это было как раз перед тем, как я отправилась с Бри в Шотландию. Они предоставили мне длительный отпуск, мол, я перетрудилась и заслужила отдых. — Я запнулась, ошеломленная внезапной мыслью. — Но ведь по сути, это Грэм отправил меня в Шотландию! Попросил когда-нибудь съездить туда, передать от него привет Абердину. *********** Все это очень похоже на убийство Дугала, не находите? Разделить ответственность *********** 2. В ней был жаркий юморной секукс, но это я опущу, а дам юморную фразочку — Это кто это «пьяна»? — возмутилась я. —Ничего подобного! Где это видано, чтобы кто-нибудь напился пьян с черепахового супа? Правда, даже утверждая это, я чувствовала, что приятное тепло в животе распространяется куда-то вниз, в область между ног, а в голове появилась необычайная легкость, вроде бы не относящаяся к симптомам лихорадки. — Любой напьется, если отведает черепахового супа, состряпанного Алоизием О’Шонесси Мерфи. Судя по запаху, он влил туда самое меньшее бутылку шерри. Больно уж они падки на спиртное, эти ирландцы. «– Клэр… – От долгого молчания его голос осип, он прокашлялся и повторил: – Клэр… Я… должен вам кое-что сказать. Она повернулась и посмотрела на него, в ее глазах не было ничего, кроме легкого любопытства. Во взгляде – спокойствие человека, пережившего горе, ужас и отчаяние, познавшего трудную науку выживания и вынесшего все. Глядя на нее, он вдруг почувствовал, что не сможет сделать это. Но ведь она же сказала ему правду. Должен сказать и он. – Я тут кое-что нашел. – Роджер нерешительно поднял книгу. – Насчет Джейми. – Что же? – То последнее, что он хотел сделать… Мне кажется… мне кажется, ему это не удалось. Клэр побледнела, широко раскрытые глаза уставились на книгу. – Его люди?.. Но я думала, вы нашли… – Я и нашел, – перебил ее Роджер. – Нет, я абсолютно уверен, что это ему удалось. Он вывел людей из Лаллиброха; он спас от смерти на Куллоденском поле. – Но тогда… – Он хотел вернуться обратно, вернуться на поле битвы, и я думаю, это ему тоже удалось. Роджеру очень хотелось замолчать, но он заставил себя продолжить. Однако нужные слова не шли с языка. Он раскрыл книгу и стал читать: – «По окончании битвы при Куллодене восемнадцать офицеров-якобитов, все тяжело раненные, нашли убежище в старом доме и оставались там без всякой медицинской помощи, их раны не обрабатывались, они мучались от боли. Через два дня они были обнаружены и расстреляны. Один из них, Фрэзер, из полка Ловата, избежал казни. Остальные были похоронены на краю прилегающего огорода». «Один из них, Фрэзер, из полка Ловата, избежал…» – тихо повторил Роджер. Он поднял взгляд от бесстрастных строк и увидел ее глаза – широко раскрытые, невидящие глаза оленя, который замер, уставившись на свет фар приближающегося автомобиля. – Он хотел умереть при Куллодене, – прошептал Роджер, – но не умер.» («Стрекоза в янтаре», гл. 49) Это были последние слова второй книги «Стрекоза в янтаре» Хорошо, что есть перевод следующей книги, иначе Все еще во власти чувственных снов, я не встревожилась, довольная уже тем, что у меня все-таки ступни, а не копыта. Мои пальцы и стопа подогнулись, упиваясь мягкими прикосновениями большого пальца, который двигался по ее своду, вызывая целый спектр ощущений. Потом, вздрогнув, я окончательно проснулась. Кто бы это ни был, он почувствовал мое пробуждение, поскольку тотчас убрал руку. Но потом она вернулась, на этот раз более уверенно, обхватив мою ступню и поглаживая большим пальцем медленно, но уверенно у основания моих пальцев. Я была немного удивлена, но не испугана. Я пошевелила ногой, пытаясь сбросить руку, но она в ответ сжала мою лодыжку, а вторая рука мягко зажала мой большой палец. «Десять негритят пошли купаться в море, Десять негритят резвились на просторе…» Я почти слышала эту считалку, когда пальцы чьей-то руки поочередно перебирали пальцы на моей ноге. «Но тут один воскрес, Ему купили крест». Пальцы неожиданно скользнули вниз и пощекотали мою подошву, я дернулась и невольно хихикнула. Я подняла голову, но рука снова ухватила мою ногу предупреждающим жестом. Огонь в камине совсем погас, и в комнате стояла бархатная чернота; даже адаптированным зрением я могла различить лишь что-то вроде согнутой фигуры возле моих ног — размытое пятно, края которого переливались, как ртуть. Рука мягко двинулась вверх по моей щиколотке. Я сильно дернула ногу; женщина рядом со мной фыркнула, села с неразборчивым «Ххх?» и снова упала, заснув. Мускулы моего живота дрожали от подавленного смеха. Он, должно быть, почувствовал мою вибрацию — пальцы соскользнули к своду стопы и стали гладить там, заставив мои пальцы поджаться. Его ладонь сжалась в кулак, которым он провел по моей подошве, потом кулак разжался, и рука обхватила мою пятку. Большой палец погладил лодыжку и вопросительно замер. Я не шевелилась. Его пальцы становились все теплее по мере того, как продвигались вдоль моей икры и, наконец, достигли мягкого места позади колена. Здесь они выбили быструю дробь на чувствительной коже, и я дернулась от возбуждения. Они замедлились и уверенно остановились на артерии, где часто бился мой пульс; я могла чувствовать сумасшедший бег крови под моей кожей, там, где она была так тонка, что сквозь нее просвечивали вены. Я услышала вздох, когда он переместил свой вес, и потом одна рука медленно скользнула вверх по моему бедру. За ней последовала другая, мягко, но настойчиво раздвигая мне ноги. Мое сердце стучало в ушах, мои груди набухли, и соски чувствительно терлись о тонкий муслин рубашки. Я глубоко вдохнула и почувствовала запах рисовой пудры. Сердце дало двойной удар и почти остановилось, когда внезапная мысль возникла в моей голове — что если это был не Джейми? aleana_alesya:Девочки, а кто ж на самом деле это был? ведь Джейми хоть и околачивался по близости, так и не сказал, что это был он, он даже не сказал, что заходил в спальню. И судя по его состоянию, описанному Дианой, не смог бы проскользнуть туда тихо... а больше об этом инцеденте нигде не упоминается забыла Диана ********************* Я просто не могла решить, что я должна чувствовать. С одной стороны, я была поневоле возбуждена. Кем бы ни был мой ночной посетитель, он умел обращаться с телом женщины. Это могло быть доводом в пользу Джейми. Однако я понятия не имела, насколько Филипп Уайли был опытен в искусстве любви. Я отвергла его домогательства в конюшне так быстро, что у него не было возможности продемонстрировать свои способности в этом направлении. Однако мой полночный посетитель не использовал ласки, о которых я могла однозначно сказать, что они входят в репертуар Джейми. Если бы он использовал свой рот… Я метнулась от этой мысли, как испуганная лошадь; тело мое дернулось, а кожа задрожала от возбуждения, которое эта мысль вызвала. Я не знала смеяться мне или возмущаться, чувствовать ли себя польщенной или оскорбленной. Я была чрезвычайно сердита — единственное, в чем я была совершенно уверена, и эта уверенность давала мне хотя бы какой-то якорь в водовороте эмоций. Однако я понятия не имела, на кого или на что направлен мой гнев, а без цели эта деструктивная эмоция бушевала во мне самой, разрушая мой покой. В смеси моих эмоций присутствовал также оттенок вины. Если бы я была уверена, что это был Джейми, сердилась бы я? Самое худшее заключалось в том, что я абсолютно ничего не могла сделать, чтобы узнать, кто это был. Вряд ли я могу спросить Джейми: не пробрался ли он в мою комнату и не ласкал ли меня в темноте? Поскольку, если это был не он, то его единственный ответ будет заключаться в том, чтобы убить Филиппа Уайли голыми руками. Неудивительно, что он не смог подняться ко мне по лестнице. Я видела Джейми пьяным прежде, и в данный момент он был очень пьян, но сейчас в этом было что-то совершенно отличное от прежнего моего опыта. Он стоял твердо, как скала, широко расставив ноги, и его выдавала только тщательность, с которой он повернул голову, чтобы посмотреть на меня. — Что… — начала я шепотом. — Иди сюда, — сказал он. Голос его был хриплым от бессонницы и виски. У меня не было времени ответить, он схватил мою руку и потянул вниз. Стащив меня со ступеньки, он прижал меня к себе и поцеловал. Это был поцелуй, приводящий в замешательство, как если бы его рот слишком хорошо знал, что делал, и мог заставить меня испытать удовольствие, несмотря на мое сопротивление. Его волосы пахли различными дымами — от табака, от дров, от свечного воска. А в его поцелуе было столько вкуса виски, что я почувствовала легкое головокружение, словно алкоголь в его крови просачивался в меня сквозь соприкасающиеся участки нашей кожи и через наши соединенные рты. Мне также передалось его чувство сильнейшего желания, слепого и опасного. Я хотела запротестовать, оттолкнуть его. Потом передумала, все равно я не смогу. Он не намерен был отпускать меня. Большая рука обхватила мою шею сзади, теплая и твердая на моей коже, и я подумала о зубах жеребца, сомкнувшихся на шее кобылы, на которую он взгромоздился. От этой мысли я задрожала с головы до ног. Его большой палец случайно надавил артерию под моей челюстью; в моих глазах потемнело, и колени подогнулись. Он почувствовал это и отпустил меня, уложив на лестницу и почти улегшись сверху. У меня ничего не было под рубашкой, да и тонкий муслин вряд ли мог служить защитой. Твердый край ступеньки больно вжался мне в спину, и я смутно осознала, что он возьмет меня прямо на лестнице, и дьявол пусть заберет любого, кто это увидит. Я оторвала губы от его рта и выдохнула ему в ухо: «Не здесь!» Он, казалось, тотчас пришел в чувство и поднял голову, моргая, как человек, пробудившийся от кошмара; глаза широко открытые и слепые. Потом он резко кивнул и поднялся, поднимая меня вместе с собой. | |
|
Внимание!Запрещено копировать и распространять материал без ведома администрации сайта.
Похожие новости:
Всего комментариев: 3