15:52 И шелест книг меня манит, в мир Чужестранки увлекая... Выпуск №32 | |
 Сага «Чужестранка» заслуживает того, чтобы Вы потратили своё время на её прочтение. Читать «Чужестранку» легко и вкусно до мурашек. И спасибо переводчикам, за их изумительно красивый и грамотный перевод. Было ли легко переводить не знаю, но читается на одном дыхании, хотя есть моменты, когда дыхание перестаёт быть ритмичным   . Так что присоединяйтесь   Отрывок из книги "Написано кровью моего сердца". Перевод Екатерины Пискаревой, группа Чужестранка ВК Глава 24. Желанная прохлада среди жары, утешение среди горя. Цикады низко зудели в соседних деревьях, комары и москиты уже собирались в беспокойные тучи над головой. К счастью, неприятно было только одно – когда они залетали в нос или зависали слишком близко от моего лица. Очевидно, моя кровь ХХ века не привлекала насекомых восемнадцатого столетия, и я была практически не покусана – великая благодать для садовника. Убаюканная отсутствием мыслей, я почти потеряла ощущение времени и пространства, и, когда пара больших изношенных ботинок оказалась у меня перед глазами, в первый момент я просто моргнула, как если бы увидела лягушку. А потом посмотрела вверх. `*** - О, - туповато сказала я и добавила: «Это ты!», вскочив на ноги и бросив нож. Волна радостного облегчения захлестнула меня. – Где, черт возьми, ты был? На лице Джейми зажглась улыбка, он взял мои грязные и мокрые руки в свои - большие, теплые и крепкие. - Совсем недавно – в телеге с капустой,, – сказал он, и улыбка стала шире. Он оглядел меня. – Хорошо выглядишь, Сассенах. - А ты нет,. – честно сказала я. Он был грязный, очень худой, было ясно, что он не выспался. Выбритое лицо было изможденным и мрачным. – Что случилось? Он уже открыл рот, чтобы ответить, но, видимо, передумал. Он выпустил мои руки, издал низкий шотландский звук и посмотрел мне прямо в глаза. Улыбка исчезла. - Ты спала с Джоном Греем, так? Я, испуганно заморгав, нахмурилась. - Ну, я бы так не сказала. Его брови приподнялись. - Он мне так сказал. - Прямо так и сказал? – удивилась я. - Ммфм. – теперь нахмурился он. – Он сказал, что у вас было половое сношение. Зачем ему было врать? - А, нет, он прав. «Половое сношение» - хорошее определение случившемуся. - Но… -– Спать, пойти в постель… Однако, во-первых… Буквально постели не было. Начали мы на туалетном столике, а закончили, насколько я помню, на полу. – Глаза Джейми заметно расширились, и я поспешила исправить впечатление, которое у него начало складываться. – Во-вторых, это означает, что якобы мы решили заняться любовью и пошкандыбали рука об руку в спальню. Но происходило совсем не то. Ммм… может, мы сядем? – я указала на грубую скамью, наполовину утопавшую в пенных сугробах лютиков. С той минуты, как я узнала, что Джейми жив, я не вспоминала о событиях той ночи, но мне вдруг пришло в голову, что все это может оказаться важным для Джейми, и что объяснить случившееся будет весьма затруднительно. Он сухо кивнул и повернул к скамейке. Я последовала за ним, с беспокойством глядя на его плечи. - Спина болит? – забеспокоилась я, видя, как осторожно он садится. - Что произошло? – спросил он, не обращая внимания на вопрос. Вежливо, но с отчетливым раздражением. Я глубоко вздохнула, потом беспомощно выдохнула, раздув щеки. Он зарычал. Я уставилась на него изумленная: никогда прежде я не слышала ничего подобного. По крайней мере, в свой адрес. Похоже, для него это было более чем важно. - Ну… - начала я осторожно, присаживаясь рядом. – А что Джон сказал, дословно? После того как сообщил о половом сношении. - Он захотел, чтобы я убил его. И если ты скажешь, что предпочитаешь, чтобы я тебя убил, чем расскажешь, как все было, я за себя не ручаюсь. Я внимательно посмотрела на него. Казалось, он держал себя в руках, но был очень напряжен. - Ну… Я не знаю, с чего начать… - С начала, – предложил он. Раздражение в его голосе усилилось. - Я сидела в комнате, пила сливовое бренди и пыталась оправдать самоубийство, если тебе это интересно, – сказала я, сама на грани. Я посмотрела на него, ожидая, что он что-нибудь скажет, но он только кивнул, в смысле «Продолжай». - Бренди кончилось, и я попыталась решить: то ли спуститься вниз, пытаясь не сломать шею, в поисках новой бутылки, то ли я уже достаточно набралась, чтобы выпить бутылку настойки опия, не испытывая чувства вины. А потом пришел Джон. Внезапно я почувствовала, что во рту все пересохло, так же как и в ту ночь. - Он сказал, что был пьян тогда, – заметил Джейми. - Сильно. Почти так же, как и я, хотя он еще держался на ногах. В памяти всплыло лицо Джона, белое как мел, и глаза, красные и опухшие, будто их терли наждаком. И выражение этих глаз. – Он выглядел так, будто собирался покончить с собой, - спокойно продолжала я, уставившись на сцепленные руки. Я перевела дыхание. - У него была полная бутылка. Он поставил ее на туалетный столик, взглянул на меня и сказал: «Я не стану один оплакивать его этой ночью». При воспоминании об этом я вздрогнула. - И…? - И он не стал. – сказала я резковато. – Я велела ему сесть, и он сел, налил мне бренди, мы выпили… Я абсолютно не помню, что именно мы говорили, но говорили мы о тебе. А потом он встал, и я встала, и… Я больше не могла выносить своего одиночества и не могла выносить его одиночества, и я так или иначе накинулась на него, потому что мне просто необходимо было в тот момент, чтобы кто-то прикоснулся ко мне. - И он обслужил тебя, я так понимаю. Его тон был так циничен, что краска бросилась мне в лицо, но не от смущения, а от злости - Он отымел тебя? Я смотрела на него долгую минуту. Да, да, он это и имел в виду. - Какая же ты скотина! Я не злилась, а скорее была удивлена. Ужасная мысль пришла мне в голову. – Ты сказал, что Джон желал быть убитым тобой. Ты… не сделал этого, правда? Его взгляд целил в меня, недвижный, как дуло винтовки. -- А если и так, ты бы расстроилась? – спросил он тихо. - Да, черт тебя побрал, я бы расстроилась, – собралась я с духом. – Но ты не убил его, я знаю: ты бы не сделал этого. - Нет, - ответил он еще тише. – Ты не можешь этого знать. Несмотря на мою уверенность, что он блефует, по спине пробежал холодок. - Я имел на это право. - Нет, - раздражение перебило холод. – У тебя не было никакого такого права. Ты был чертовски мертв. Несмотря на раздражение, на слове «мертв» мой голос чуть сорвался, и в его глазах что-то мелькнуло. - Что? – отвернулась я. – Ты думаешь, это неважно? – Не думаю, – сказал он и взял мою залепленную грязью руку. – Но я даже не знал, что это важно до такой степени. Его голос сел, и, обернувшись, я увидела в его глазах слезы. Издав какой-то бессвязный звук, я бросилась к нему и разрыдалась, вцепившись в него. Он крепко сжал меня, его дыхание согревало мою макушку, а когда я, наконец, успокоилась, он чуть отстранился и взял мое лицо руками.- Я полюбил тебя сразу, как увидел, Сассенах, – очень спокойно сказал он, пристально глядя на меня воспаленными и усталыми, но по-прежнему пронзительно синими глазами. – И я буду любить тебя всегда. И даже если ты переспишь с целой английской армией, это не будет иметь значения. Хотя нет, - поправился он, - Будет. Но не помешает мне любить тебя. - Я не думала, что так получится, - я шмыгнула носом. Джейми достал из рукава платок, протянул его мне. Это был белый батистовый платок, с небрежно вышитой голубой «П» в одном из углов. Я не могла представить себе, откуда он у него, а расспрашивать сейчас не было желания. Скамейка была не слишком большой, и его колено было в дюйме или двух от моего. Он больше не дотрагивался до меня, мое сердце забилось чаще. Он сказал, что любит меня, но это еще не означало, что дальнейшее будет приятным. - Мне показалось, что он сказал мне, потому что был уверен, что ты все расскажешь, – сказал он осторожно. - Я бы и рассказала, - Я высморкалась. – Хотя наверняка дождалась бы, пока ты придешь домой, умоешься и поешь. Если я что-то понимаю в мужчинах, то они редко выясняют отношения на сытый желудок. Когда ты последний раз ел? - Нынче утром, сосиски. Не увиливай. Голос был ровным, но в глубине чувствовалось клокотание, как в закипающей кастрюльке с молоком. Еще один градус нагрева, – и молоко вспенится и зальет плиту. – Я догадываюсь, но я хочу, мне необходимо, знать, как все случилось. - Ты «догадываешься»? – повторила я, не веря своим ушам. Я надеялась, что он все понял, но звучало это немного странно. Руки у меня уже не были холодными, они вспотели, и я обхватила ими колени, не обращая внимания на грязьна юбке. - Мне не нравится, - сказал он сквозь зубы. – Но я понимаю. - Правда? - Правда. – Он пристально разглядывал меня. – Вы оба думали, что я умер. И я знаю, какая ты бываешь, когда напьешься, Сассенах. Я влепила ему пощечину так быстро и так сильно, что он не успел уклониться и откинулся от удара назад. - Ты!.. Ты!.. – повторяла я не в силах подобрать подходящее выражение для моей ярости. – Как ты смеешь, сукин сын! Он осторожно дотронулся до щеки. Угол рта скривился. - Я, уф… я хотел совсем не то сказать, Сассенах. А потом, разве не я пострадавший в данном случае? - Нет, будь ты проклят! – огрызнулась я. – Тебя не было, а потом ты утонул, и оставил меня одну среди шпионов и солдат, с детьми – ты и Фергюс, - вы оба негодяи! Оставили меня и Марсали!.. Эмоции настолько переполняли меня, что я не могла продолжать. Но будь я проклята, если расплачусь, расплачусь еще раз перед ним. Он осторожно придвинулся и снова взял меня за руку. Я ему позволила привлечь меня ближе, достаточно близко, чтобы увидеть пыльную щетину, ощущать запах дорожной пыли и просохшего пота от одежды, чувствовать лучащийся жар его тела.. Я пыталась что-то сказать, но из-за дрожи могла издавать только какие-то всхлипывания. Не обращая внимания, он расправил мою ладонь и нежно гладил ее большим, заскорузлым пальцем. - Я не хотел сказать, что ты пьяница, Сассенах, - примирительно сказал он. – Я только имел в виду, что тобой руководит твое тело. - То есть ты хочешь сказать… Что я падшая женщина?! Шлюха?! Потаскуха?! Считаешь, мне это больше понравится, чем «пьяница»? Джейми издал звук, похожий на смешок. Я попыталась вырвать руку, но он не дал. - Я хотел сказать то, что сказал, Я сказал, что думаю, Сассенах., - Его рука продолжала удерживать мою, другую он положил мне на предплечье, не давая встать. – Тобою руководит твое тело. Именно это делает тебя хирургом. - Я…- обида мгновенно испарилась. Я была вынуждена признать, что в чем-то он прав. - Не совсем. – В его голосе опять послышалось напряжение, но я не хотела встречаться с ним глазами. – Послушай. Я упрямо молчала, но он продолжал, и я знала, что в нашем состязании упрямств он победит меня, даже если я буду тренироваться в течение ста лет - Я слушаю. Он перевел дыхание, чуть расслабился, но хватки не ослабил. - Я ложился с тобой в постель тысячу раз, по крайней мере. Сассенах, – спокойно сказал он. – Ты думаешь, я не видел? - Две или три тысячи раз, - для большей точности поправила я, глядя на брошенный нож. – Видел. - Да. Я знаю, какова ты в постели. И я представляю, - добавил он, слегка поджав губы, - как это было. - Нет, ни черта ты не можешь представить, - сказала я тепло. Другой шотландский звук означал колебание. - Я могу, - сказал он с осторожностью. – Когда я потерял тебя тогда, после Каллодена, ты не умерла, но от этого было еще хуже, если хочешь знать … да? Теперь звук издала я, но кратким жестом попросила его продолжать.- Я рассказывал тебе о Мэри МакНаб? Как она пришла ко мне в пещеру? - Через несколько лет после произошедшего, - ответила я весьма холодно. – Но ты в конце концов собрался с духом. Я бросила на него взгляд. - Я не виню тебя за это – и я не расспрашивала о пикантных подробностях. - Да. Не расспрашивала, - признал он. Он потер переносицу костяшкой пальца. – Возможно, ты не ревнива. Я – ревнив. Я бы рассказал тебе, как оно все было, если бы ты спросила. Я посмотрела на него, в сомнении покусывая губу. Хочу ли я знать обо всем? Если нет, а я совершенно не была уверена, хочу я этого или нет, не будет ли это доказательство, что я не люблю его. Но в своей любви я была твердо уверена. Глубоко вздохнув, я приняла условия сделки. - Расскажи мне. Как все было. - Это было… нежно, – помедлив, тихо сказал он. – Печально. - Печально, - повторила я. – Как? Он не ответил, пристально глядя на цветы и большого черного шмеля, перелетающего с цветка на цветок. - Каждый из нас оплакивал свою потерю, - медленно сказал он, нахмурившись. – Она сказала, что ей хотелось бы воскресить тебя, дать мне… чтобы я представил, что она – это ты, мне кажется. - Ну и как, получилось? - Нет. Он поднял глаза, и его взгляд пронзил меня, как шпага чучело. – Такой, как ты, больше нет. Это прозвучало не как комплимент, а скорее как констатация факта, возможно даже с оттенком обиды. Я быстро пожала плечами. Другого ответа я не могла дать - И? Он вздохнул и снова уставился на свои узловатые руки. Он сжал пальцы своей суженной правой руки своей левой , как будто напоминая себе о недостающем пальце. - Это было тихо, – сказал он большому пальцу. – Мы не разговаривали, как только… начали. Он закрыл глаза, и мне стало интересно, что он сейчас видит. Все, что я сейчас чувствовала, – любопытство, и еще, наверное, жалость. Я видела ту пещеру, холодную гранитную могилу, и помнила, какое отчаянное положение тогда было в Хайленде. Просто обещание человеческого тепла… «Мы оба оплакивали свои потери», - сказал он. - Всего один раз. И продолжалось недолго. Я… Это было очень давно, - сказал он, и на его скулах выступил румянец. – Но… Мне это было очень нужно. Она держала меня после, и… Это мне было даже нужнее. Я уснул в ее объятьях, она ушла, когда я проснулся. Но ее тепло осталось со мной. Надолго, – сказал он мягко. Неожиданно я почувствовала укол ревности и попыталась от него избавиться, сцепив руки. Он понял это и повернулся ко мне. Он снова чувствовал тот огонь, и ему было с чем сравнить. - А как было у вас? – он в упор посмотрел на меня - Нежности не было, - сказала я с раздражением. – И не было печали. Должно было быть. Когда он вошел ко мне в комнату и сказал, что не будет оплакивать тебя в одиночку, мы разговаривали, потом я встала и пошла к нему, ожидая… Хотя чего я могла ожидать!Не думаю, что я вообще что-то соображала… - Ничего? – его раздражение соперничало с моим. – В стельку пьяная, так что ли? - Да, будь ты проклят, я и он. Я знала, о чем он думает, он не делал ни малейшей попытки утаить,, и я неожиданно вспомнила о таверне в Кросс-Крике, как мое лицо было в его руках, о поцелуе и теплой сладости вина, переходящей с его губ на мои. Я вскочила со скамейки и хлопнула по ней рукой. - Да, была! – разъяренно повторила я. – Я напивалась каждый божий день с тех пор, как узнала, что ты утонул. Он глубоко-глубоко вздохнул, и я увидела, что он уставился на свои руки, сжавшие колени. Он отпустил их очень медленно. - Что же он дал тебе? - Удар, – сказала я. – По крайней мере, с этого начать.. Рука непроизвольно сжалась в кулак. Я помнила тот первый удар, слепой, яростный, переполненный моим горем и нанесенный по беззащитной плоти; ответ, на секунду забравший всю теплоту, и вернувший ее с грохотом опрокинутого туалетного столика, который погиб под весом человеческого тела, его руки, крепко обхватившие мои запястья, и меня, воющую от ярости. Я не помнила того, что было дальше, или, вернее, я помнила какие-то отдельные вещи, но абсолютно не представляла, как они произошли. Есть такое выражение «Это было как в тумане». Обычно оно означает невозможность кому-либо постороннему понять произошедшее, бесполезность объяснений. - Мэри МакНаб, - повторила я. – Она дала тебе… нежность, сказал ты. Должно быть слово, определяющее то, что дал мне Джон. Но я еще не придумала его. Мне нужно было слово, которое бы могло это объяснить, передать в краткой форме. - Насилие. Частично. Джейми замер и взглянул на меня. Я знала, о чем он думает, и покачала головой. – Нет. Я оцепенела – намеренно оцепенела, потому, что не могла чувствовать. Он мог, у него хватало мужества. И он заставил меня снова чувствовать. Поэтому я ударила его. Я оцепенела, и Джон сорвал пелену отрицания, мишуру мелких повседневных забот, которые поддерживали и заставляли меня как-то жить. Его физическое присутствие сорвало повязки горя и показало, что было под ними: мою душу окровавленную и безутешную. Я почувствовала, как влажный и горячий воздух наполняет горло, кожа зудела. Наконец, я нашла слово. - Триаж (сортировка, мед.), – уверенно сказала я. – Под оцепенением я была…обнаженной. Кровоточащей. С содранной кожей. Когда сортируешь раненых, прежде всего останавливаешь кровотечение. Ты должен его остановить, иначе пациент умрет. Он остановил его. Он остановил его, наложив свое собственное горе, свою ярость на мою рану, истекающую кровью. Две раны, прижатые друг к другу, продолжают кровоточить, но кровь не проливается и не засыхает, а вместо этого перетекает в другое тело, а его кровь – в мое: горячее, ослабленное, не желанное – но живое. Джейми что-то тихо сказал по-гэльски. Я почти не расслышала. Он сидел, наклонив голову, локти на коленях, головой, опершись на руки и глубоко вздохнул. Я присела рядом и тоже вздохнула. Цикады стали громче, их непрерывное гудение, заглушавшее шепот листьев и шум воды, отдавалось во мне. – Будь он проклят, – наконец пробормотал Джейми и выпрямился. Он выглядел потрясенным, рассерженным, но не на меня. - С Джоном, ммм, все в порядке? – обеспокоенно спросила я. К моему удивлению и незначительному облегчению, губы Джейми дрогнули. - Да, в порядке, я уверен, – сказал он тоном, допускающим некоторое сомнение. Я встревожилась. - Что ты, черт возьми, с ним сделал? – спросила я, выпрямившись. Его губы на минуту сжались. - Я ударил его. – ответил Джейми. – Дважды, – добавил он, отведя взгляд. - Дважды? – переспросила я, растерявшись. – И он дрался с тобой? - Нет. - Вот как, – качнулась я, оглядывая его. Теперь, когда я достаточно успокоилась, чтобы что-нибудь заметить, мне показалось, что его вид выражает… беспокойство? Вину? - Почему ты ударил его? – спросила я, пытаясь придать голосу тон легкого любопытства, но не обвинения. Очевидно, я не слишком преуспела, так как он набросился на меня, словно медведь, ужаленный пчелой в поясницу. - «Почему»? Ты еще спрашиваешь? - Ну вообще-то, да, – сказала я, отбрасывая мягкий тон. – Что он такого сделал, что ты ударил его? Да еще и дважды. Джейми, не задумываясь, мог избить кого-то, но обычно должна была быть причина. Он издал недовольный шотландский звук, но когда-то, давным-давно, он пообещал быть со мной честным и не собирался этого обещания нарушать. Он расправил плечи и взглянул прямо на меня. - Первый раз был между ним и мной. Когда-то давно я задолжал ему. - И ты врезал ему, потому что представился удобный случай? – поинтересовалась я, избегая напрямую спрашивать, что означало это «между ним и мной». - У меня не было выбора, – раздраженно ответил он. – Он кое-что сказал мне, и я ударил его. Я ничего не сказала, только громко выдохнула через нос, так, чтобы он услышал. Наступило долгое молчание, наполненное ожиданием и нарушаемое только плеском реки. - Он сказал, что вы двое не занимались любовью друг с другом, – наконец пробурчал он, опустив взгляд. - Да, именно, - удивилась я. – И я тебе это говорила. Мы оба … Ох! И тут он свирепо взглянул на меня - «Ох»! – передразнил он. – Вы оба трахали меня – вот что он сказал. - А, понятно, - бормотала я – Так. Ммм… Ну да… Я потерла переносицу. – Понятно, - повторила я: все стало ясным. Между Джейми и Джоном существовала большая, долгая дружба, и я знала, что одной из опор этой дружбы было строгое игнорирование малейшего намека на сексуальное влечение Джона к Джейми. И если Джон настолько потерял самообладание, что выбил эту опору … - А второй раз? – я решила не заострять внимания на первом. - Ну, а это уже за тебя, –немного расслабились его голос и лицо. - Я польщена, - сказала я как можно холоднее. – Но, право, не стоило. - Да, теперь я знаю, - признал он, краснея. – Но я уже вышел из себя и не смог сдержаться. Ifrinn [дьявол], – пробормотал он, потом нагнулся, подобрал брошенный нож и c силой воткнул его в скамейку рядом. Закрыв глаза и сжав губы, он сидел и барабанил пальцами правой руки по ноге. Он не делал так с того момента, как я ампутировала остатки отмороженного безымянного пальца. Пораженная я наблюдала за ним. Впервые до меня начала доходить истинная сложность ситуации. - О Джоне Грее. О Хелуотере. Он глубоко вздохнул и открыл глаза, но на меня не посмотрел. – Тогда я справился. Хотя и был оцепеневшим, как ты сказала. Наверное, я тоже мог бы пить, если бы мог себе это позволить. Его рот скривился, он сжал правую руку в кулак и с изумлением уставился на нее: он не мог сделать так в течение тридцати лет. Он раскрыл ее и положил на колено. - Я справился, - повторил он. – Но потом была Джинива. Я ведь рассказывал, как было дело? - Да. Он вздохнул. - А потом появился Вильям. Когда Джинива умерла, в этом была моя вина, это было как нож в сердце. А потом Вильям… - Его голос стал мягче. – Ребёнок располосовал меня, Сассенах.. Он вывернул меня наизнанку. Я взяла его за руку, и он сжал мои пальцы. – И этот проклятый английский содомит перевязал меня, - едва слышала я его за шумом реки. – Своей дружбой. Он вдохнул и с шумом выдохнул. – Нет, я не убил его. Не знаю, рад я этому или нет, но не убил. Я глубоко и освобожденно вздохнула и прижалась к нему. - Я знала это. Я рада. | |
|
| |
Внимание!Запрещено копировать и распространять материал без ведома администрации сайта.
Похожие новости:
Всего комментариев: 3
0
