О морских путешествиях 18 столетия из Европы в Американские колонии, об Атлантическом океане и его островах, о мореходах Атлантики, о флоте Британии и о флибустьерском море
Корсары (каперы, приватиры) (фр. corsaire, нем. Kaper, англ. privateer) — частные лица, которые с разрешения верховной власти воюющего государства использовали вооружённое судно (также называемое капером, приватиром или корсаром) с целью захватывать торговые корабли неприятеля, а в известных случаях — и нейтральных держав. То же название применяется к членам их команд.
Их главным отличием является особое каперское свидетельство от властей (фр. lettre de course, англ. letter of marque), с одной стороны, позволяющее воевать приватному (отсюда приватир), то есть частному судну, а с другой — ограничивающее круг его целей только враждебными флагами. Согласно лицензии, часть добычи корсаров шла в королевскую казну. Иностранные же державы рассматривали корсаров как пиратов и могли их казнить через повешение.
Исследователи сходятся на том, что скорее всего первые корсары появились в Средневековье и первым корсаром, о котором есть достоверные сведения, была женщина.
Примерно в 1335 году Жанна де Бельвиль
"кликабельна"
сочеталась браком с бретонским дворянином Оливье де Клиссоном.
Время было смутное. Эдуард III, английский король, претендовал на французский престол, так как по матери Изабелле он являлся внуком Филиппа Красивого. А Филипп VI Валуа, который правил тогда Францией, считал узурпатором, так как тот был всего лишь племянником Филиппа Красивого.
Филипп VI царствовал совершенно законно, в соответствии с одним из древнейших документов королевства – Салическим законом, принятым еще при короле франков Хлодвиге. По этому закону женщины исключались из числа претендентов на корону. А Англия не считалась с этим законом, поэтому Эдуард III и претендовал на оба трона. Разгорелась война, но никто не предполагал, что она станет столетней.
Эти тревожные события осложнялись во Франции и внутренним конфликтом. Два наследника, Жанна де Пентьевр и ее младший брат Жан де Монфор, оспаривали герцогство Бретань. Филипп VI, король Франции, поддерживал Жанну, английский король – Жана. Оливье де Клиссон, супруг Жанны де Бельвиль и сторонник Жана, попал в руки французского короля и был казнён.
Вдова казненного призвала двух своих сыновей и взяла с них клятву, что они отомстят за отца. Однако, на тот момент старшему её сыну исполнилось только четырнадцать лет, а Жанна, по всей видимости, не относилась к тем, кто полагает, будто месть – это блюдо, которое лучше подавать холодным.
Она снарядила корабль, отплыла с обоими сыновьями в Англию и добилась приема у Эдуарда III, по легенде, она сказала следующие слова королю: "Я бретонка. На море я ничего не боюсь. Предоставьте мне корабли, и я задам жару французам".
Эдуард III выделил ей три боевых корабля. Флотилию помпезно назвали "Флот возмездия Ла Манша". Жанна слов на ветер не бросала, несколько лет ее флотилия наносила весомый урон французской торговле в Ла Манше и даже осмелилась напасть на несколько военных кораблей.
Добыча отправлялась в Англию. Команда захваченного корабля обычно истреблялась. Жанна всегда лично возглавляла атаку, прекрасно владела саблей и техникой абордажа. Она рубила головы, мстя за покойного мужа.
Во Франции ее называли Кровавой Львицей. Парламент вынес решение о ее изгнании и конфискации ее имущества. Однако король Филипп VI приказал доставить её ко двору живой или мертвой. Французский флот получил соответствующий приказ и принялся прочесывать Ла Манш.
Жанна проскальзывала между патрулирующими кораблями, как угорь. Но однажды ее флот попал в окружение. Завязался бой. Жанна повела себя так, как позже нечасто вели себя корсары. Это сражение не прибавило ей славы. Оставив своих моряков самим разбираться с французами, она спустила шлюпку и бежала с двумя сыновьями и двенадцатью матросами. Королевские корабли не заметили низко сидящее удаляющееся суденышко.
Шесть дней гребцы пытались на веслах добраться до Англии, ориентируясь по солнцу, а ночью ложились в дрейф. Но Ла Манш полон коварных течений. Было очень холодно, из за поспешного бегства ни водой, ни пищей не запаслись. На шестой день Жанна прижимала к себе умирающего младшего сына, потом его труп. На следующий день она решила отдать его морю. Умер один матрос, потом другой. Но вот появилась суша. Англия? Нет, Бретань.
Жанна родилась под счастливой звездой. Ее подобрали люди Жана де Монфора. Она избежала пленения и наказания. Чуть позже она вступила в брак с потомственным дворянином Готье де Бентли. Счастливый конец для женщины корсара.
Наверное, самый знаменитый корсар Атлантики был Фрэнсис Дрейк (ок. 1540-1596), старший сын в семье, где было двенадцать мальчиков, родился в Тавистоке, недалеко от порта Плимут (Юго-западная Англия).
Фамилия Дрейк происходит от скандинавского корня, который дал название драккару – кораблю дракону древних викингов. Отец Дрейка служил священником на борту военного судна. Сам Дрейк ушел в море в четырнадцать лет в качестве юнги. В восемнадцать он унаследовал судно, характеристики которого доподлинно неизвестны. Известно только, что новый владелец не хотел и слышать ни о рыбной ловле, ни о торговле.
В сердце Дрейка пылала маниакальная ненависть к испанцам, с тех пор как юнгой он увидел тела англичан, изувеченные католиками. Шла война с Испанией или нет, испанцы оставались для него врагом номер один.
О Фрэнсисе Дрейке написано около двухсот работ. Однако невозможно точно установить хронологию его походов, как и с уверенностью сказать, когда королева Елизавета стала финансировать его предприятия и участвовать в прибылях.
Более чем вероятно, что она решилась на сделку, когда Дрейк вернулся в Плимут августовским утром в воскресенье 1573 года. В порту знали, что, прослужив первым помощником Джона Хокинса, умелого мореплавателя работорговца, Дрейк организовал свое дело и имел несколько судов с командой бывалых морских разбойников. Они грабили испанские галеоны и совершали набеги на испанские колонии в Карибском море.
В книгах пишут, что новость о его прибытии разнеслась в тот час, когда храмы города были заполнены верующими. Паства не могла сдержать нетерпения, и люди по одному начали потихоньку покидать свои скамьи. Последние из уходящих сообщили удивленным пасторам о прибытии Дрейка, и те, поспешив закончить службу, также отправились в порт.
Дрейк прибыл на одном корабле, но привезенные им богатства поражали воображение. Власти взяли корабль под охрану, потому что город и акционеры Дрейка, во главе с королевой, должны были получить свою долю добычи.
По воспоминаниям одного аристократа при дворе так описывают встречу королевы с Дрейком: "В приземистом светловолосом человеке тридцати пяти лет с багровым лицом и вульгарными манерами она сразу угадала родственную душу: энергичный, хитрый, англичанин до мозга костей, не обремененный моральными принципами. Согласие было достигнуто быстро".
Да, вульгарные манеры у него не отнимешь, но при этом Дрейк запрещал сквернословить и богохульствовать на борту своих судов, хотя такой запрет в мире пиратов выглядит удивительным. Несмотря на существующую напряженность, Англия и Испания официально сохраняли перемирие, а потому Дрейк для Испании был истинным пиратом.
Любое государство, любой монарх всегда нуждаются в деньгах. Выплатив королеве дивиденды, Дрейк выслушал инструкции ввиду "исследовательского похода": отправиться на поиск загадочного Южного материка, придуманного географами той эпохи. Эта мирная миссия была всего лишь прикрытием: Елизавета хотела, чтобы ее мореплаватель доставил как можно больше богатой добычи.
Дрейк вышел из Плимута в ноябре 1577 года с пятью кораблями. Его галеон "Пеликан" грузоподъемностью 100 тонн должен был во время плавания сменить название, стать "Золотой ланью" («Golden Hind").
"кликабельна"
Еще на одно судно флотилия увеличилась в виду африканских берегов после захвата португальского военного корабля. На его борту находился штурман Нуньо де Сильва, хорошо знавший бразильское побережье. Он "любезно" дал согласие сопроводить до бразильских берегов, после попытки его вздернуть на рее.
Дрейк не спешил, грабил все, что попадалось под руку, спокойно и решительно подавил мятеж одного капитана в бухте Святого Юлиана у аргентинских берегов. В той самой, где Магеллан пятьюдесятью семью годами ранее отправил на смерть своих мятежников. Плененный португальский корабль и еще два судна сгорели у берегов Патагонии, но это не поколебало оптимизма начальника экспедиции.
20 августа 1578 года, в разгар южной зимы, Дрейк вошел в Магелланов пролив и за шестнадцать суток одолел скалистый коридор, продуваемый самыми предательскими ветрами в мире. Когда флотилия выходила из пролива, один из оставшихся трех кораблей затонул, а второй был так серьезно потрепан, что капитан решил не рисковать, развернулся и взял курс на Англию.
"Я ходил на юг в поисках Южного материка", – заявил по возвращении Дрейк. – "Я его не нашел". Никто его не нашел, но многие из тех, кто слышал слова мореплавателя, ему не поверили: "Он был слишком занят другими делами".
Действительно, после короткого похода на юг Дрейк направился в сторону Америки. Испанцы спокойно распоряжались в своих владениях. По крайней мере, так было на тихоокеанском побережье. Последние сопротивлявшиеся инки и арауканы были ликвидированы, остальные работали в шахтах, добывая золото и серебро. Их эксплуатировали так нещадно, что они не доживали до старости в этих гиблых местах. Караваны мулов и лам везли слитки в порты, где их грузили на королевские суда и доставляли в Панаму.
Бдительность настолько ослабла, что в Тарапаке (нынешний регион Чили) люди Дрейка обнаружили спавшего под деревом испанца, а рядом – мешок с 13 слитками серебра. Пират её величества двигался от одного порта к другому, не встречая особого сопротивления.
В море у Кальяо (Перу) был захвачен и разграблен один галеон, далее к северу другой, "Какафуего". Он вез 26 тонн серебра, 13 ящиков с золотом, 80 фунтов золота в слитках, а также множество ценных предметов. "Золотая лань" была так перегружена, что зарывалась носом в воду. Чтобы выровнять корабль, Дрейк перераспределил ценный груз.
Королевский вице-канцлер, он же финансовый контролёр "исследовательского похода", приказал Дрейку вернуться через восток. Для этого следовало пройти к северу от Американского континента через пролив, который безуспешно искал английский мореплаватель Мартин Фробишер (1535-1594).
"Золотая лань" с огромным грузом золота и серебра пошла на север и добралась до приполярных вод, где все чаще встречались плавающие льды. Команда испытывала почтительный страх перед капитаном, но тут все принялись роптать – не очень разумно рисковать богатой добычей ради каких то сомнительных географических открытий.
Дрейк "учел" мнение моряков, к тому же он заметил, что американское побережье изгибалось к западу, а ледяной ветер с каждым днем крепчал, и решил всё же вернуться "западным путем". Маленькая уступка, а заодно случай доказать, кто хозяин на борту после Бога.
Он отложил возвращение для небольшого исследования и вошел в бухту с ледяными склонами, расположенную на 38°30′ северной широты и нарёк именем королевы этот край "Новым Альбионом". Появились туземцы. Дрейк велел относиться к ним хорошо. Железная дисциплина соблюдалась. Установились добрые отношения.
Экспедиция пробыла в этих краях до середины 1579 года, хотя Дрейк так никогда и не узнал, что неподалеку – вход в куда как более удобную бухту (сегодня бухта Сан Франциско). Он установил на месте высадки стелу с медной табличкой, где указывалось, что эта земля принадлежит королеве Елизавете I, и для верности зарыл в землю у подножия памятника английский шестипенсовик – самую крупную английскую монету, имевшуюся в его распоряжении. Табличка, совершенно идентичная описанию, сделанному в ту эпоху по записям в бортовом журнале, была найдена в 1938 году.
"Золотая лань" пересекла Тихий океан, в середине июня 1580 года обогнула мыс Доброй Надежды и 26 сентября вошла в Плимут. Дрейк стал первым капитаном, совершившим кругосветное плавание на одном и том же корабле.
Стоимость груза оценили в миллион фунтов. Войны между Испанией и Англией не было. Посол Филиппа II в Лондоне потребовал и добился возвращения части добычи. Елизавета новых приказов Дрейку не отдавала, ее молчание затянулось на пять месяцев. Но потом королева, раздраженная активностью испанцев в Северном море, решила провернуть одно дельце, которое должно было стать предупреждением чересчур осмелевшим испанцам.
"Золотая лань" получила приказ встать на якорь в Дептфорде, на Темзе. Большинство британских школьников могут описать историческую сцену, которая вскоре последовала. Елизавета I взошла на борт "Золотой лани", велела пирату преклонить колени и взяла его шпагу: "Дрейк, король Испании требует твоей головы. Я должна отрубить ее! – А затем воскликнула: – Поднимитесь с колен, сэр Фрэнсис!"
"кликабельна"
Так Дрейку было пожалован титул барона. По одной из версий, королева пригласила на церемонию французского посла, которому она забавы ради приказала возвести пирата во дворянство.
Через несколько лет Елизавета узнала, что Филипп II, по возможности скрытно, собирает огромную армаду. По всем слухам выходило, что флот предназначался для высадки десанта на английское побережье. Королева снова призвала к себе своего корсара и отправила на разведку.
Дрейк ушел в плавание с тридцатью кораблями. Английская разведка в ту эпоху была очень эффективной, и Дрейк знал, что значительная часть Непобедимой армады (так в те времена называли испанский флот) находилась в Кадисе.
Он вошел в проход этого строго охраняемого порта и проник во внутреннюю гавань. Дрейк потопил тридцать три испанских корабля, две галеры и увел пять судов, нагруженных добычей, среди которых была каракка "Сан Фелипе", которая доставила из Мозамбика золото, пряности, фарфор и бархат. Стоимость этих сокровищ составляла примерно 14 тысяч фунтов.
Документы, захваченные на борту плененных судов, содержали совершенно секретные досье о торговле с Востоком, карты, описи грузов. Все эти сведения будут использованы в надлежащее время. Биограф мореплавателя пишет: "Если бы не Дрейк, еще неизвестно, была бы когда либо увенчана королева Виктория короной Индии".
Из тридцати кораблей, переданных Дрейку, в Плимут 20 июня 1587 года вернулись только двенадцать. Но никто и не думал упрекать его за такие потери. Тем более, что их гибель полностью покрывалась добычей. Фрэнсис Дрейк получил звание вице адмирала и впоследствии сыграл свою роль в разгроме восстановленной Непобедимой армады.
После это вице адмирал, он же корсар Дрейк, продолжал с успехом бороздить Атлантический океан. Случалось, что галеоны, увидев его флаг, сдавались без единого выстрела.
В 1592 году Плимут отправил Дрейка заседать в парламенте, но словесные бои не приносили ему удовлетворения. Ему были милее хриплые крики чаек и рев ветра над волнами.
Название адмиральского корабля, на котором Дрейк в 1594 году отплыл из Плимута в Западную Индию, было громким и даже устрашающим – "Вызов" ("Defiance"). И похоже, именно с этого момента судьба приняла вызов гениального и удачливого авантюриста океана.
В конце XVI века Панама, самый важный узел перевалки сокровищ, поступающих из Перу, быстро развивалась. Суда любого тоннажа заходили в порт и, нагруженные, покидали его. Сколачивались огромные состояния. И Дрейк решил захватить этот "золотой" город. Он был уверен, что такой город предпочтет выкуп разрушению.
Дрейк, будучи абсолютно уверен, что его имя вселяет ужас, отправил с ультиматумом к губернатору Панамы одного из своих капитанов по имени Баскервиль со словами напутствия: "Я буду ждать здесь. Вам предстоит увеселительная прогулка".
На самом деле переход через перешеек никогда не был увеселительной прогулкой хотя бы из за климата, москитов, змей. Дрейк прекрасно знал это, поскольку в 1572 году сам возглавлял экспедицию, добравшуюся до Панамы. Баскервиль подчинился и во главе небольшого отряда двинулся по тропе, протоптанной мулами, перевозившими испанское золото.
Через три недели туземный рыбак принес удивительную новость: группа англичан довольно жалкого вида ожидала помощи на соседнем пляже, куда они кое как добрались пешком. Дрейк не поверил, что это могла быть "экспедиция Баскервиля, но всё же решил подойти ближе к берегу.
Шлюпка, посланная на берег, подобрала нескольких измученных людей, в том числе и Баскервиля, который не только падал с ног от усталости, но и был ранен. Баскервиль рассказал, что гарнизон Панамы стойко оборонялся, а потом перешел в контратаку.
Дрейк был в ярости. Ведь причина, по которой он отложил "наказание" непокорного ему города, была неподобающей для корсара: он заболел дизентерией. "Вызов" несколько суток крейсировал в море у Портобело.
Чтобы развлечь лежащего в своей каюте адмирала, официальный картограф и художник экспедиции принес ему свои акварели "Это вид островка Буэнавентура, адмирал. Мне было приятно изобразить «Дифайенс» на фоне зеленого берега". Дрейк рассматривал рисунки и молчал. Он явно томился от нетерпения. Врач адмирала знаком отослал художника. Чуть позже послышались крики, поднялась суета, люди столпились на корме. Врач вышел к собравшимся: "Адмирал сказал мне, что лично возглавит рейд для наказания Панамы. И приподнявшись со словами "Я встану отдать приказ», он замертво рухнул на кровать".
"Такого славного моряка в Англии больше не было вплоть до Нельсона" – примерно такую фразу можно найти в трудах многочисленных британских морских историков. Испанцы тоже хранят память о Дрейке. В 1915 году А. Э. В. Мейсон, один из биографов адмирала, встретился с алькальдом Кадиса. Этот муниципальный чиновник держался столь недоброжелательно, что Мейсон спросил его о причинах такого приема. Испанец глянул ему прямо в глаза: "Вы забыли о Дрейке?"
Еще один корсар, бороздивший воды Атлантики, о котором до сих пор ходит молва - это Жан Бар (1651-1702)
Ни один груз не доставляет столько неприятностей, как порох. Во время Второй мировой войны грузовые суда, перевозившие снаряды, входили в состав конвоев, которые пересекали Атлантику или Северный Ледовитый океан. Если в такой корабль попадала торпеда, бомба или снаряд, водную ширь сотрясал глухой рев, к небу взмывал огненный столб, увенчанный густой шапкой дыма. Когда дым рассеивался, на поверхности ничего не было, словно корабля никогда и не существовало.
В 1689 году подобной участи мог ожидать "Серпант", французский 24 пушечный фрегат, атакованный голландским кораблем. "Серпант" вез из Кале в Брест груз пороха в бочонках. Пушкари, как могли, отражали атаку нападавшего судна, но вся команда знала, что положение не из приятных.
Юнге, как и матросам, было известно об угрозе, нависшей над кораблем. Бледный парнишка сидел, скорчившись, у подножия мачты. Ничего удивительного, ведь ему было всего двенадцать лет. Капитан "Серпанта" заметил перепуганного мальчишку и отдал приказ поставить его на ноги и привязать к мачте. Со словами "кто не умеет смотреть в лицо опасности, не заслуживает жизни".
Матросы повиновались. С детьми в ту эпоху не церемонились. Капитаном "Серпанта" как раз и был Жан Бар, а юнгой был его сын Франсуа Корниль.
Жан Бар один из самых знаменитых французских корсаров. Он был именно корсаром, не пиратом. Большинство биографов изображают его в сценах, больше похожих на лубочные картинки. Одни истории правдивы, другие спорны. Но по словам исследователей то, что произошло на борту "Серпанта", – истинная правда.
8 января 1679 года Жан Бар получил звание капитан лейтенанта Королевского морского флота. Людовику XIV был хорошо известен его послужной список. Он знал, что этот уроженец Дюнкерка, двадцати девяти лет, сын судовладельца, служил под командованием знаменитого голландского адмирала Рюйтера, морского гения. Но когда Франция вступила в войну против Голландии, Жан Бар покинул эту службу из патриотических соображений.
Много лет спустя Жана Бара, капитана первого ранга, представили королю. Людовик XIV никоем образом не выказал своего удивления, хотя совсем иначе представлял себе прославленного моряка.
Министр Поншартрен поддерживал тогда корсарскую войну, а не войну эскадренную, которая довольно дорого обходилась Франции, не принося особых успехов. Именно он настоял, чтобы корсарами становились моряки Королевского флота. Офицеры Морского корпуса, горделивые, как павлины, постоянно насмехались над офицерами корсарами. Их сарказм достиг апогея, когда разнеслась весть о том, что король собирается принять Жана Бара.
По описанием исследователей молва носила слухи: "Неотесанный мужлан, ходит как бык, а теперь его распирает от важности. Он для визита в Версаль заказал себе штаны и камзол с золотым шитьем, подбитый серебряной парчой. Его первый помощник шевалье Форбен, словно ярмарочный шут, прогуливает по Парижу этого разодетого медведя".
Но человек, стоявший перед Людовиком XIV, был одет пристойно, держался почтительно и с достоинством. Крепкая стать, плотно сжатые пухлые губы и умный взгляд синих глаз. Этот человек, которого боялись англичане, голландцы и испанцы, понравился "королю солнце". Монарх задавал Бару вопросы и с интересом выслушивал ответы. Беседа продолжалась долго.
Завершив поход против мавров Сале, Жан Бар привез сто пятьдесят знатных пленников, в том числе сына правителя этого африканского порта. А это означало солидный выкуп. Еще будучи капитаном второго ранга, он выдвинул оригинальную идею об объединении корсаров в специальную эскадру.
Корсарская эскадра изматывала противника, грабила и топила торговые суда, нападала на одиночные военные корабли, рассеивалась в случае встречи с превосходящими силами врага и собиралась вновь, когда появлялись менее защищенные суда. Последний эпизод имел место в 1687 году.
Жан Бар на фрегате "Ле Жё" и Форбен на "Райёзе" получили задание сопровождать двадцать торговых судов, идущих из Северного моря в направлении Бреста. На широте острова Уайт появились два английских корабля – "Несравненный", вооруженный 48 пушками, и его сопровождающий с 44 пушками.
Оба французских фрегата располагали всего 40 пушками. Жан Бар понимал, что в таких условиях открытое сражение равносильно самоубийству, но бой четырех кораблей позволит торговому конвою уйти.
Оба французских корабля атаковали "Несравненный". Вначале ветер не был благоприятным, но вскоре он переменился. Бой продолжался три часа. Торговые суда уже находились вне пределов досягаемости. На борту французских фрегатов кончился порох, они потеряли мачты и были изрешечены снарядами. В живых осталось всего тридцать моряков, часть из них серьезно раненных. У Форбена шесть ран, Жан Бар тоже легко ранен. Делать нечего, пришлось сдаться, перейти на борт "Несравненного".
Пленников приветствовал только боцман, так как офицеры все были убиты в бою. Обоих раненых капитанов, и их первого помощника, заключили в тюрьму форта Плимута. Слава на море Жана Бара сослужила ему плохую службу. Англичане отказывались обменивать его на своих капитанов, пленников Франции.
Жан Бар обладал удивительной властью над людьми. Английский хирург форта так к нему расположился, что стал его сообщником. В пакете с бинтами, который он однажды принес, была спрятана пилка. И с этого момента пленники вступили в рискованную игру.
Двум юнгам, которые служили при Форбене и Баре, было разрешено выходить в город по причине возраста и безобидной внешности. Однажды они обнаружили в лодке мертвецки пьяного моряка. Они оглушили его, отволокли на пустырь, а лодку спрятали. Четвертым сообщником стал уроженец Остенде, друг англичан и кузен Жана Бара.
В некоторых случаях родственные отношения играют решающую роль. Кузен, извещенный юнгами, незаметно переносит в украденную лодку все необходимое для бегства морем: компас, два весла, пиво, хлеб, немного колбасы. И однажды ночью Жан Бар с Форбеном устраивают побег из тюрьмы. А их помощник Во Минар остается и, чтобы обмануть часовых, меняя голос, изображает оживленный разговор пленников.
Оба юнги и остендский кузен ждут снаружи. Появляется и хирург, чтобы сделать последнюю перевязку и попрощаться с теми, ради кого предал своих соотечественников. Форбен держит руль, Жан Бар и оба юнги орудуют веслами. Лодка «рыбаков» удаляется в сторону Франции. Через пятьдесят часов после отплытия от плимутского побережья беглецы высаживаются на пляж Эрки, неподалеку от Сен Мало. Еще через несколько недель вернувшийся в Дюнкерк Жан Бар получает звание капитана первого ранга.
Другой эпизод описанный в хрониках, это то что в 1693 году Жан Бар в битве при Лагуше потопил шесть вражеских кораблей. Постоянно вступая в бой, он сопровождал торговые суда (в общей сложности около сотни), которые везли во Францию долгожданный груз зерна. Он нападал на английские фрегаты и брал их в плен, захватил также несколько конвоев с провизией и с боеприпасами.
"Король солнце" вручил корсару грамоту о возведении в дворянство, наградил крестом Святого Людовика и пожаловал право внести в свой герб цветок лилии.
Через три года, после многих других "подвигов", Жан Бар, кумир французского военного флота и простого люда, наводивший ужас на врагов, был снова вызван в Версаль. Ему исполнилось сорок шесть лет. По меркам той эпохи он был уже почти старик, но по прежнему оставался атлетом и взгляд его лучился энергией. В Версале король назначает его командующим эскадрой.
В 1697 году происходит знаменательное событие, подписывается Рискикский мир, который завершил войну за Пфальцское наследство 1688-1697 годов.
Мир был заключен в Рисвике (Rijswijk, деревня к юго-западу от Гааги) и состоял из отдельных договоров между Францией и Великобританией; Францией и Республикой Соединенных провинций; Францией и Испанией; Францией и Священной Римской империей .
По условиям Рисвикского мира Франция отказалась от большинства территорий, приобретенных ею по Нимвегенскому миру 1678-1679 годов, возвращала Испании почти все земли захваченные в Испанских Нидерландах и в Каталонии; Священной Римской империи — города Фрайбург, Филипсбург на правом берегу Рейна, но левобережье Рейна — Эльзас со Страсбургом осталось в руках Франции. Рисвикский мир был прерван в 1701 году Войной за испанское наследство .
Так вот, подписание в 1697 году Рисвикского мира обескуражило корсаров, в том числе и Жана Бара, который удалился в Дюнкерк, к семье. Он был женат дважды и, хоть и редко бывал на суше, успел обзавестись тринадцатью детьми.
И когда пришла "добрая" весть о конфликте, разгоравшемся в борьбе за испанское наследство. Предлог не важен. Жан Бар ускорил снаряжение своей дюнкеркской эскадры. В пятьдесят один год, все еще энергичный и крепкий как скала, он следил за всеми работами лично, в любую погоду.
Ранняя весна 1702 года выдалась холодной. Жан Бар простудился, он кашлял, бредил в лихорадке. Пневмония одержала верх. 20 апреля 1702 года корсар, бросавший вызов ядрам и бурям, скончался. Людовик XIV, узнав, что его семья оказалась в нужде, назначил вдове пенсию в 2 тысячи ливров. Моряки, следовавшие за гробом, повторяли: " Такого великого командира у корсаров больше не будет".
Но в корсарской войне появился еще один великий капитан. Вначале «свободный корсар», потом капитан второго ранга в Королевском флоте. Очень быстро его добыча стала обильной и богатой. Попав в плен к англичанам, он бежит из Плимута и добирается до Сен Мало. После памятного боя с крупным кораблем "Несравненный" Людовик XIV принимает его в Версале. Его успехи на море приносят ему дворянство и крест Святого Людовика, затем он получает патент командира эскадры.
Постойте, что это – недоразумение, повтор предыдущей истории? Нет, сходство на этом заканчивается. Герой под стать Жану Бару, но на двадцать три года моложе своего предшественника. Это – малоец по имени Рене Дюге-Труэн (1673-1736).
Рене Дюге-Труэн происходил из семьи судовладельцев и купцов. В юности Рене, по воле отца, должен был стать священником. Поступил в духовную школу в Ренне, однако после смерти отца (1688) Рене бежал в Каи, потом в Руан и, наконец, в Париж.
Ему в наследство досталось поместье Ге. К тому же он был красивым парнем, обладал хорошими манерами, с ранних лет отличался самомнением. Ростовщики и девицы легкого поведения оспаривали его внимание. Его старший брат, как и отец, тоже Люк, почуял опасность и юного повесу вернули в Сен Мало, запихнув в почтовую карету. А еще через неделю отправили "добровольцем" (а значит, без денежного содержания) на борт "Трините" ("Троица"), одного из судов семейной флотилии, который был предназначен исключительно для корсарской войны.
Многие великие моряки (в их числе и Нельсон) страдали морской болезнью. Добровольца, которого теперь именовали Дюге Труэн, перегнувшегося через планшир, немилосердно рвало, пока вокруг свистели ядра, зато потом он отважно бросался в абордажный бой. Он справился со своим недомоганием.
После двух походов семья решила, что теперь он достоин командовать кораблем. Ему доверили "Даникан" – корабль довольно медленный, четырнадцать пушек которого страха врагу не внушали. Дюге Труэн собирал "жатву" у берегов Исландии, где в основном промышляли английские и голландские рыбаки, а потому добыча была жалкой. Но потом он командовал и другими кораблями. В двадцать один год несостоявшийся семинарист уже имел за плечами опыт капитана пяти кораблей.
12 мая, командуя фрегатом "Дилижанс", Дюге Труэн напал на шесть английских военных судов. Бой длился двенадцать часов. Получив ранение, он вынужден был сдаться. Его заключили в тюрьму Плимута. Одна прекрасная англичанка увидела его, безумно влюбилась и устроила ему побег.
В 1696 году капитан «Француза», отличного корабля, вооруженного 48 пушками, маневрировал, чтобы напасть на английский торговый караван, и заметил, что к нему направились два корабля – "Бостон" и "Несравненный", тот самый "Несравненный", который девятью годами ранее пленил Жана Бара.
Битва была жестокой, но двумя неделями позже Дюге привел в Сен Мало несколько судов из конвоя и пресловутый «Несравненный». Отныне «Несравненный» будет называться по французски "Сан Парей" и станет его собственным кораблем.
Удача продолжала улыбаться уроженцу Сен Мало, который, похоже, обладал каким то шестым чувством предвидения. "Оставляю философам, – писал он в своих мемуарах, – объяснение природы и принципа этого внутреннего голоса, который часто сообщал мне о добрых или плохих вестях. Припишут ли они это неведомому гению, который нас сопровождает, живому и яркому воображению или нашей душе, которая порой разрывает мрак будущего, я не стану подшучивать над их объяснениями. Но сам я не перестаю изумляться этому невнятному, утробному голосу, который с упрямством вновь и вновь повторяет мне, что грядут некие события".
В 1707 году крейсирующие в Ла Манше эскадры Дюге Труэна и Форбена получают послание от Поншартрена, морского министра: "Наши агенты сообщают, что английский конвой из двадцати торговых судов направится в Испанию. Атакуйте его".
Когда появился конвой, Дюге и Форбен увидели, что его сопровождают пять британских военных кораблей. Состоялась знаменитая битва, во время которой внезапно вспыхнул и затонул один из английских кораблей, унеся под воду всех находившихся на борту.
"И двадцать лет спустя эта сцена повергает меня в ужас", – писал Дюге Труэн. Анонимные комментарии, сопровождавшие его мемуары, прекрасно передают духовный облик этого корсара, человека психологически сложного: "Его темперамент склонял его к печали или, по крайней мере, к некой меланхолии, которая делала его неразговорчивым. Привычка решать большие задачи ввергала его в равнодушие к тем заботам, коими обременено большинство. Его собеседники нередко замечали, что понапрасну тратили время на долгий рассказ: он не слушал и даже не слышал. Однако ум его был живым и проницательным. От его внимания не ускользали никакие обстоятельства. Он не любил ни возлияний, ни застолий. Но не мог противиться своей склонности к женщинам, ни к одной не привязываясь, дабы избежать долгой и сильной страсти, способной занять слишком большое место в его сердце".
В 1708 году Дюге Труэн вместе с братом Люком направили часть личного флота, к которому добавились десять кораблей, посланных королем, для участия в военной кампании против бразильского флота. Предприятие потерпело крах, сундуки судовладельческой компании братьев Труэн опустели.
Королевские финансы были в нелучшем состоянии. Война за испанское наследство затягивалась. Против Франции выступили восемь стран. Проект, который братья Труэн вручили морскому министру, казался дерзким и требовал внушительных инвестиций. Но в случае удачи он мог принести существенный доход. Предполагалось захватить Рио де Жанейро и вынудить португальцев заплатить выкуп.
И заказчики нашлись. Восемь человек, в том числе король, ссудили братьев деньгами. Объединенная армада насчитывала 17 кораблей, вооруженных 735 пушками. На борту находилось 5700 человек.
Армаде понадобилось три с половиной месяца, чтобы подойти к Рио де Жанейро, и сутки, чтобы прорваться в бухту.
Командиры португальских батарей не могли и представить себе вторжение с моря таких вражеских сил и нежились на своих виллах. Пушкари не сделали ни одного выстрела по подошедшим судам. Дюге Труэн располагал достаточным временем, чтобы разместить свои корабли в юго западной части бухты, где они были недосягаемы для батарей.
Он высадил своих людей, поставив задачу обойти врага с тыла, а сам послал (19 сентября 1711 года) ультиматум Франсишку Каштру да Мораишу, губернатору города. Руководители отдаленных владений всегда начинали с горделивых ответов, одновременно готовясь к бегству или сдаче: "Я готов защищать город до последней капли своей крови. Да хранит Господь вашу милость".
На рассвете 21 числа французский экспедиционный корпус начал наступление.
"кликабельна"
Раздалось несколько разрозненных пушечных выстрелов, но, поскольку разразилась гроза, могучие раскаты грома заставили жителей поверить, что начался смертоносный обстрел. Когда французы вошли в город, тот был совершенно пуст.
Дюге Труэн отправил новое послание сбежавшим в горы "защитникам": "600 тысяч крузадо и 10 тысяч пиастров, иначе город будет сожжен". Крузадо называлась золотая монета весом около четырех граммов. 4 ноября выкуп был заплачен, и эскадра отплыла.
На обратном пути на нее обрушилось сильнейшее торнадо, и два корабля затонули с командой и всем грузом. Это была единственная потеря экспедиции. Доход арматоров после выплаты королевской доли составил 92 процента.
За свою корсарскую карьеру Дюге Труэн захватил 300 торговых судов и 60 боевых. Командор ордена Святого Людовика, королевский наместник, советник Ост Индской компании, назначенный в 1729 году командующим морским флотом в Бресте, он подал прошение об отставке: "Пришло время лечить свою подагру, мигрень и лихорадку, которые доставили мне немало неприятностей".
Он удалился в Ла Флури, в окрестностях Сен Сервана. Там он получил звание командира эскадры и, хотя считал свою отставку окончательной, возглавил морскую экспедицию, чтобы наказать берберов, которые ощущали себя чуть ли не хозяевами в Средиземном море. Новость о его приближении так напугала беев и эмиров Алжира, Туниса и Триполи, что они отказались от сопротивления и были вынуждены подписать мир на условиях Парижа.
Дюге Труэн опять стал отставником, но через несколько недель (в 1736 году, когда ему уже исполнилось шестьдесят три года) почувствовал себя плохо. Парижские доктора, к которым он обратился за консультацией, сочли, что великий человек имеет право знать правду, тем более что в ту эпоху шестьдесят три года почитались солидным возрастом, и сказали, что его "случай безнадежен".
Они не ошиблись: вскоре знаменитый корсар скончался в Париже, получив отпущение грехов и последнее причастие. До последних мгновений он сохранял завидную невозмутимость.
Дата: Понедельник, 20.11.2017, 12:38 | Сообщение # 29
Король
Сообщений: 19993
Живность на кораблях парусной эпохи
Если бы современный человек попал на военный корабль XVIII века, находящийся в дальнем плавании, – он бы, вполне вероятно, принял его за Ноев ковчег. По словам британского историка Роджера, «так уж получилось, что британский военно-морской флот XVIII столетия объединил в себе дисциплину и эффективность военного корабля с детской площадкой, фермерским подворьем, цирком и парком развлечений». Корабли парусной эпохи населяли самые разнообразные обитатели мира животных. Одни воровали у моряков еду, другие сами становились частью корабельного меню, а третьих брали на борт ради перепродажи.
Корабельные крысы
Самым знаменитым и многочисленным представителем фауны на корабле были, конечно же, крысы. Не стоит верить рассказам, что какое-то парусное судно по приходу в порт полностью избавилось от крыс. Был только один вариант корабля без этих тварей – только что спущенный со стапелей. Как только на корабле появлялись продукты – появлялись и крысы. Они пожирали всё – запасы крупы, мясо, сухари, масло, растения и т.д. Когда запасы кончались, крысы вполне успешно питались досками, иногда прогрызая борта и создавая реальную опасность для судна. К примеру, в 1756 году во время ремонта в Гибралтаре шлюпа «Пегги», при осмотре камбуза было обнаружено, что крысы прогрызли двухдюймовую сосновую доску, отделявшую кладовую от каюты второго лейтенанта. В 1763 году кэптен Лафори (Laforey) сообщал, что на его фрегате крысы отгрызли часть обшивки днища, из-за чего корабль имеет течь.
Естественно, что на столь грозного врага списывались не только его реальные дела, но и все кражи, недостачи и т.д. Повар, пряча кусок бекона в свою кладовую, естественно, докладывал о том, что бедный бекон обглодали крысы. Чаще всего кок состоял в сговоре либо с боцманом, либо со штурманом (master, самый старший унтер-офицер на парусном корабле), с которыми делился украденным. Вообще, отговорка «сожрали крысы» вполне оспаривала первенство у «подмочены, пришли в негодность и выкинуты за борт».
Фермерское подворье под парусами
Но крысы, можно сказать, были невольными спутниками моряков. И ими разнообразие корабельной живности совершенно не исчерпывалось. Если бы современный человек попал на военный корабль XVIII века, находящийся в дальнем плавании – он бы, вполне вероятно, принял его за Ноев ковчег. Прежде всего, на борту присутствовали козы, овцы, свиньи, гуси, утки, иногда кролики и даже телята. Присутствовали они, естественно, в качестве будущего жаркого, котлеты или отбивной. Представительство крупного рогатого скота на корабле часто бывало довольно значительным – например, 64-пушечный «Саммерсет» в 1760 году загрузил для похода в Средиземное море 71 телёнка для питания эскадры в Мессине на 3 месяца. Адмирал Эдвард Хоук считал, что разумный запас провизии на линейном корабле – это 40 овец и 12 телят.
При этом Адмиралтейство оплачивало только и исключительно говядину. Если кэптены и старшие офицеры хотели разнообразить меню – овец, свиней, кроликов, куриц, гусей и т.д. они покупали за свои деньги. Так, кэптен Тайдмен загрузил на свой 60-пушечник перед походом в Ост-Индию козу, полдюжины овец, четыре хряка, пять поросят, шесть куриц и тринадцать уток, чтобы «побаловать господ офицеров долгими вечерами». А кэптен Клементс, выходя на своём 50-пушечнике из Ливорно, купил для матросов и офицеров нижних палуб дюжину куриц, три дюжины голубей, пять овец, два гуся и дюжину уток. Клементс знал, что скоро ему придётся принять под командование новый корабль, и хотел таким образом создать для себя репутацию доброго командира, с тем чтобы переманить с собой часть экипажа.
Перевозка лошадей в стойлах. Обратите внимание на страдающих от «морской болезни» животных рядом с надсмотрщиками
Естественно, для такого количества скотины были необходимы целые тонны фуража, а это, в свою очередь, отнимало полезный груз у корабля и создавало большие проблемы.
Отдельным вопросом стояли гигиена и чистота на корабле. Если куры, гуси, свиньи, кролики жили в клетках и загонах, то козы, овцы и телята спокойно разгуливали по кораблю. Специально для них на дверях кают и на верхней палубе были развешаны сумки с зерном и крошеным хлебом. Естественно, справляли животные большую и малую нужду где придётся, что, в свою очередь, бесило первого лейтенанта, ответственного за чистоту на судне. Легко представить, что во время боя вся эта разгуливающая живность просто мешала морякам исполнять свои непосредственные обязанности, и поэтому с началом сражения следовал грозовой приказ: «Живность – за борт!», и блеющие от страха козы, мычащие коровы и т.д. летели в голубую бездну.
Следующей разновидностью корабельной фауны были домашние животные моряков – кошки, собаки, ручные крысы. За их присутствие на корабле разгорались настоящие баталии с первым лейтенантом, который чаще всего смотрел на них как на дополнительный удар по гигиене и чистоте. Удалось договориться – провёл своего Шарика на корабль. Не удалось – Шарик безжалостно отправлялся за борт.
По классу экзотики
Попугаи были символом достатка. Не каждый матрос мог себе позволить иметь попугая
Хорошей иллюстрацией этому служит реальный случай, когда в 1758 году кэптен Форрест захватил корабль французской Ост-индской компании, на котором «обнаружил живности на 300 тысяч фунтов!», включая медведя-гризли и слона. Оказалось, что судно было зафрахтовано французской Академией Наук, вернее – её председателем мсье Реомюром. На призовом суде в Лондоне коллекция животных была признана не государственной собственностью Франции, а частной собственностью Реомюра, поскольку он финансировал экспедицию на свои деньги. Её вернули во Францию — правда, слон к тому времени уже умер. Корабль же англичане оставили себе как законный приз.
В 1760 году кэптен Аугуст Харви захватил торговое французское судно, следующее из Алжира, где обнаружил двух тигров и трёх крокодилов, предназначенных для продажи в Париже богатым коллекционерам. Призовой суд оценил животных в 2500 фунтов.
Морские черепахи: живые консервы парусного флота
Стоит также упомянуть и ещё об одном животном, без которого никакие многомесячные плавания в XVIII веке, до изобретения консервов и холодильников, были бы невозможны. Речь о морских черепахах.
Альфред Брем так описывает обращение моряков с черепахами: «Захваченных черепах обыкновенно переворачивают на спину. С ними не церемонятся: их просто складывают в сторонке где-нибудь на палубе, протягивают над ними парус для защиты от солнца и не заботятся более ни о чём, полагаясь на их живучесть. Ни пищи, ни питья им не дают…».
Важным преимуществом черепах как запаса продовольствия была их невероятная живучесть. Она позволяла есть черепаху по частям — в случае если ей не отрезали голову, черепаха не умирала. Особенно ценилась печень, которую даже ели сырой. Удивительно, но и после вырезания печени черепаха продолжала жить.
Вторым существенным плюсом черепах был панцирь, который может являться одновременно и сковородой, и кастрюлей — то есть, после употребления не нужно было «мыть посуду». Менее рачительные просто выбрасывали панцири после еды, ну а думающие о своём благосостоянии выскабливали панцирь и откладывали в сторонку. По приходу в порт эти панцири можно было выгодно реализовать: за один давали от 15 до 50 гиней. Но не думайте, что покупатели оставались внакладе. Из одного панциря средней морской черепахи можно было сделать 15–25 гребней для расчёсывания волос (по 5 гиней за штуку), или до 100 медиаторов для гитар/скрипок/виолончелей по 2 гинеи 20 шиллингов за штуку. Так что бизнес был прибыльным.
В Англии черепахи стали популярными в Семилетнюю войну. Моду на черепашину ввёл не кто иной, как Джордж Энсон. Блюда из черепах среди среднего класса Англии стали своего рода выражением патриотизма, как напоминание самому себе и всем вокруг о постоянно расширяющейся Британской империи. Например, одно из блюд — черепаха, запечённая в окружении черепашьих яиц, — называлось «взятие Гаваны».
Поваренная книга 1763 года в предисловии к статье «Черепахи» сообщала, что из пятнадцатикилограммовой черепахи можно сделать ни много ни мало 555 блюд. Поскольку в Англии традиций употребления в еду черепах до Семилетней войны не было, самым первым блюдом, которое оценили лайми, стало банальное «запекание turtles в собственном панцире». Самой вкусной считалась мягкая часть спины под панцирем, которая была покрыта слоем зелёного жира, «нежного, как оливковое масло, и прозрачного, как слеза младенца». Суп из черепахи общество оценило только в 1780-х, и здесь новаторами были французы.
К 1770-м годам черепаха стала дорогим, но довольно распространённым блюдом в британском рационе. Черепашина продавалась на лондонских рынках по 4 шиллинга и 6 пенсов за фунт. Именно из Англии черепашье мясо начало своё триумфальное путешествие по миру. Владимир Даль в 1866 году в своём «Словаре» пишет: «черепашина морской черепахи вкусная и здоровая пища моряков».
Но вскоре за подъёмом последовал спад. И был он обусловлен самыми обычными вещами: за полтора века популяция атлантических черепах почти полностью исчезла. Карибские черепахи в результате безудержной охоты уменьшились в количестве в десять раз (с 250 тысяч в XVII веке до 25 тысяч к концу XVIII века), на Цейлоне популяция сократилась до 2000 голов. Доступными остались только сухопутные слоновые черепахи с Галапагосских островов. Там за два века китобои поймали и уничтожили, по некоторым данным, 10 миллионов этих животных.
Людям следует быть благодарными медлительным созданиям, которых уничтожали часто не только ради еды, но и ради панциря, или даже на корм свиньям (как это сделал Бурдоне на Реюньоне). Именно благодаря этим «живым консервам» моряки могли относительно свободно плавать по мировому океану до наступления эпохи консервирования.
Дата: Понедельник, 20.11.2017, 14:24 | Сообщение # 30
Fortune and love favor the brave
Сообщений: 40079
ЦитатаСтефани ()
Если куры, гуси, свиньи, кролики жили в клетках и загонах, то козы, овцы и телята спокойно разгуливали по кораблю.
ужас, это сколько говнища было на палубе тогда
ЦитатаСтефани ()
Легко представить, что во время боя вся эта разгуливающая живность просто мешала морякам исполнять свои непосредственные обязанности, и поэтому с началом сражения следовал грозовой приказ: «Живность – за борт!», и блеющие от страха козы, мычащие коровы и т.д. летели в голубую бездну.
бедные животные...
ЦитатаСтефани ()
Естественно, для такого количества скотины были необходимы целые тонны фуража, а это, в свою очередь, отнимало полезный груз у корабля и создавало большие проблемы.
Дилемма, или место для корма для животных, чтоб потом морякам было что есть, или место для груза, ради которого это плавание и зачиналось
ЦитатаСтефани ()
Она позволяла есть черепаху по частям — в случае если ей не отрезали голову, черепаха не умирала.
Просто садизм, бедные черепахи Почти всех считай и истребили своими плаваниями... Спасибо за интересную статью!
Дата: Воскресенье, 26.11.2017, 01:12 | Сообщение # 33
Баронет
Сообщений: 390
Пираты, корсары, флибустьеры Атлантики (часть 4)
Флибустьеры (часть 1)
Флибустьерская эпопея составляет отдельную главу "великой книги" приключений в водах Атлантического океана. Она началась в первой трети XVI века, когда некоторые европейские авантюристы осознали беспрецедентный факт: через океан с запада на восток течет настоящая золотая река.
Ее истоком были золотоносные шахты в Перу и соседних районах, где испанские завоеватели нещадно, до смерти, эксплуатировали порабощенных индейцев. Суда доставляли золото в Панаму, на тихоокеанское побережье. Конвои на мулах везли его по перешейку на берег Атлантики, где золото грузилось в трюмы галионов. Тяжелогруженые суда собирались в Гаване, откуда в составе конвоев следовали в Испанию.
"кликабельно"
Среди авантюристов, завороженных этим потоком богатств, было немало разного рода преступников, религиозных и политических изгоев, а также вполне благополучных людей, не страдающих излишней щепетильностью, как, например, младшие отпрыски добропорядочных семей, жаждавшие приключений и вовсе не спешившие стать священниками. Все они стремились на запад. Некоторые пускались в плавание на утлых суденышках, и больше о них никто никогда не слышал.
Французы облюбовали небольшой остров, покрытый пышной растительностью, который Колумб назвал Тортуга из за его формы, напоминающей черепаху. Британцы же обосновались чуть дальше, на острове больших размеров, который они нарекли Ямайкой – от индейского Хаймака.
Французские авантюристы, объединенные общими целями, называли себя "береговыми братьями". Их отношения были жестко регламентированы, капитаны и матросы получали строго определенный процент добычи. Захват испанских галионов с грузом золота был чрезвычайно доходным предприятием.
Высшие чиновники Франции и Англии, а также монархи быстро поняли это. Они становились арматорами – снабжали деньгами флибустьеров в обмен на свою долю доходов. Каждый знал, что королевская доля была самой большой.
Французские и английские авантюристы, специализирующиеся на охоте за испанским золотом, – они нападали не только на галионы, но и на береговые колонии и боевые корабли – стали называться флибустьерами, от староголландского слова vrijbuiter (фрийбейтер), что означает "вольный добытчик", другими словами – пират.
Но они не были пиратами в полном смысле этого слова, так как губернаторы островов Тортуга и Ямайка от имени королей Франции и Англии выдавали им патент, который превращал их в корсаров, воевавших против общего врага, Испании.
Флибустьеры-корсары обычно должны были прекращать свои набеги в тот период, когда страны не находились официально в состоянии войны. Но разве можно требовать от человека кипучей энергии законопослушания, как от обычного нотариуса! Их нимало не заботило, что иногда они из корсаров превращались в пиратов. "Новости доходят до нас слишком поздно, – оправдывались они, – и слишком редко".
Хотя школьные учебники почти не упоминают о них, французские и английские флибустьеры были настолько знамениты и в свое время, и в более позднюю эпоху, что затмили имена многих почитаемых ныне капитанов и генералов.
Имя Монбара Губителя (1645-1707) сохранилось в морских анналах из-за его прозвища, которое было вполне оправданно.
"кликабельна"
Даниель Монбар был младшим сыном в богатой семье в Лангедоке (Франция) и был хорошо образован и воспитывался как джентльмен. А стал своего рода фанатиком аскетом среди флибустьеров. Его не интересовало ни спиртное, ни игра, ни женщины. Единственным смыслом жизни была, похоже, ненависть к испанцам, которая проявилась у Монбара с самого отрочества.
Легенды, дошедшие до нашего времени, говорят, что его не удовлетворяло простое убийство испанцев. Он охотно пытал их. Любимая потеха: взрезать ножом живот, извлечь конец кишки, прибить его к мачте, а потом гонять несчастного вокруг, поднося к голым ягодицам горящий факел. Стоит, правда, добавить, что приписывали эти преступления Монбару испанские хронисты, тогда как другие историки утверждают, что это было в порядке вещей и у католиков, и у протестантов во время Религиозных войн. Пропагандистская информация, вернее, дезинформация, возникла не вчера.
Достоверно известно, что Монбар, захватив галеон, убивал всех, кто на нем находился, и отправлял судно на дно. Никакой добычи. Эта последняя особенность быстро отбила у авантюристов желание наниматься на корабль Монбара, но фанатик все же сумел собрать верную команду. Это были индейцы, чьи родные погибли от рук испанцев. Однажды – история не сохранила точной даты – Монбар и все его индейцы сгинули без следа. Никто не выжил, чтобы поведать о кораблекрушении.
Жан Давид Но, по прозвищу Франсуа Олоне (1630—1671), то есть француз из местечка Сабль д’Олон, тоже прославился свирепостью.
Жан-Давид родился во Франции в местечке Ле-Сабль-д’Олон (Пуатье) предположительно в 1630 году. В возрасте двадцати лет он нанялся солдатом в Вест-Индскую компанию. После службы он прожил на Эспаньоле среди французских флибустьеров, а спустя три года сам стал флибустьером в Сан-Доминго.
На гравюрах он часто изображен вскрывающим грудь пленнику испанцу, чтобы вырвать сердце и скормить его другому, оцепеневшему от ужаса пленнику. Когда об этих "милых развлечениях" прослышал испанский губернатор Кубы, он немедленно издал приказ: любого французского флибустьера вешать без суда и следствия.
И тут же Олоне захватил испанский фрегат. Раненых врагов прикончили, а здоровых заперли в трюме. Потом их по одному выводили наверх. Как только голова пленника показывалась из люка, Олоне самолично ударом сабли сносил ее с плеч. После каждого удара Олоне якобы слизывал кровь с клинка – омерзительная дегустация.
Все эти подробности поведал единственный испанец, которого Олоне оставил в живых и отослал к губернатору Кубы с предупреждением, что в следующий раз очередь дойдет и до самого губернатора. Вероятно, отчет о событиях был переписан, чтобы производить нужное впечатление. Никакой клинок не выдержит десяти, а тем более шестидесяти казней подряд.
Олоне показал себя хорошим командиром и на суше во время похода на Маракайбо, испанский город, построенный на берегу обширной лагуны (сегодня это территория Венесуэлы). Экспедиция вернулась на Тортугу с громадной добычей стоимостью более 500 тысяч пиастров – деньги, драгоценности, табак, какао и рабы. Губернатор острова получил 10 процентов добычи, а проданный товар принес еще 120 тысяч ливров. Только церковная утварь, награбленная в монастырях, была отложена в сторону. Она предназначалась для новой часовни на острове Тортуга в качестве покаянного дара флибустьеров.
На счету у Олоне есть один замечательный морской подвиг: попав в плен в Кампече (Мексика, западное побережье Юкатана), он бежал вместе с несколькими черными рабами и добрался до Тортуги в маленькой лодке, преодолев в тяжелых условиях под парусом и на веслах 1200 морских миль. За исключением этого подвига, он зарекомендовал себя довольно посредственным и даже неумелым мореплавателем, кружа чуть ли не год по Мексиканскому заливу, да так и не сумев из него выйти.
В 1671 году его корабль сел на мель у островка вблизи Картахены, порта на северном побережье Южной Америки. Часть потерпевших кораблекрушение моряков пала под градом индейских стрел, а остальные, в том числе и Олоне, которому уже исполнился сорок один год, попали в плен. По легенде индейцы изрубили его на куски и съели.
Искатели приключений прибывали в Карибский бассейн без женщин. На острове Тортуга практически не было постоянных жителей. Нравственное состояние в этой среде, при полном отсутствии женщин, было неблагополучным.
В 1665 году губернатор Бертран д’Ожерон
"кликабельна"
решил исправить такое положение дел и отправил во Францию посланцев с поручением набрать невест для флибустьеров. Те, кого удалось заманить, отнюдь не были робкими, невинными барышнями. В основном их набирали среди проституток. Они знали, на что шли в надежде начать новую жизнь: долгое путешествие, жизнь на чужбине, всевозможные невзгоды, которыми чреват брак с незнакомцем.
Весть об отплытии из Франции двух кораблей с женщинами была привезена на Тортугу быстрым фрегатом и вызвала необычайное возбуждение. День ото дня нетерпение росло. Губернатор стал опасаться, что оно выльется в беспорядки по прибытии долгожданного женского груза, и ввел строжайшие меры.
И вот корабли вошли в порт. Флибустьеры неподвижно застыли на причале и на борту лодок, вышедших навстречу кораблям. Стояла удивительная тишина, все словно оцепенели. Невероятно, грабители и убийцы, привыкшие к дракам и яростным боям, оробели при виде женщин на борту прибывших кораблей! Именно женщины первыми нарушили молчание, но ни с той, ни с другой стороны никто не использовал грубых словечек, как можно было бы ожидать. Мало помалу завязались разговоры: "Как прошло путешествие?" – и прочее в том же духе.
После небольшого отдыха "невесты" были распроданы на торгах. Каждая нашла себе суженого, даже не самые молодые и красивые. Каждая ушла с новым мужем. Историки пишут, что все оказались хорошими женами, а со временем и хорошими матерями.
После первого "женского корабля" на Тортугу стали прибывать и другие женщины – далеко не все из них мечтали о замужестве. Девицы легкого поведения за несколько лет сколотили здесь состояние, так же как держатели кабаков, притонов и всякого рода торговцы, обосновавшиеся в морском квартале Нижняя Суша.
Золото, добытое в корсарских походах, жгло руки флибустьерам. Они без счету тратили на попойки и ненужные пустяки. Эти грубые люди ходили увешанные драгоценностями, в богатых одеждах, до беспамятства напивались в тавернах, у девиц, прямо на пляжах. После нескольких дней безумной гульбы они уходили в море за новыми приключениями.
На сказать, что среди флибустьеров встречались не только головорезы. Часть их эпопеи поведал нам Александр Оливье Эксмелин (автор знаменитой книги "Пираты Америки"), сын аптекаря из Онфлёра. Он выучился на хирурга, но вынужден был эмигрировать, поскольку во Франции гугенотам, сторонникам Реформации, запретили заниматься врачеванием. После довольно тяжелых первых лет, когда он трудился наемным рабочим у одного колониста, Эксмелин смог наконец заняться своей профессией. Его по достоинству оценили на флибустьерских кораблях, где он плавал судовым врачом. Нынешний мир же ценит его за то, что у него возникла мысль взяться за перо.
Мишель де Грамон (1645 — 1686), сын офицера Королевской гвардии, в четырнадцать лет убил на дуэли офицера, который слишком рьяно ухаживал за его сестрой. Дворянин по происхождению, кадет Королевского морского полка, потом офицер флота, Грамон решил стать флибустьером, чтобы жить было веселее.
Он прибыл на Тортугу, уже завоевав высокий авторитет, поскольку захватил голландскую флотилию со столь богатым грузом, что ее называли Амстердамской биржей. Этот "подвиг" принес ему 80 тысяч ливров (пятая часть всей стоимости добычи), и почти всю эту огромную сумму Грамон растратил за восемь дней грандиозной попойки. Последние 2 тысячи ливров он поставил на кон – и выиграл достаточно, чтобы купить 50 пушечный корабль. Флибустьеры дрались за право служить под его началом. Несколько крупных экспедиций покрыли Грамона неувядаемой славой.
Веракрус (Мексика) был одним из самых защищенных поселений испанцев: мощные фортификационные сооружения, пушки, гарнизон из 4 тысяч солдат. Кроме того, за несколько дней из Мехико могли подойти еще 16 тысяч человек подкрепления.
"кликабельна" Крепость Сантьяго - это единственная крепость, которая уцелела до наших дней из девяти возведенных и охранявших порт от атаки пиратов.
У Грамона было семь кораблей. Он совершил вещь, немыслимую по тогдашним временам: ему удалось благополучно пристать к берегу ночью в нескольких лье от цели. Десант немедля двинулся в путь и еще до зари оказался перед главными воротами города.
Перепуганные стражники послушно впустили вражеский отряд. Оказавшись внутри, флибустьеры заняли цитадель и окружили главные здания. Грамон добился от городских властей выкупа в 2 миллиона пиастров. Через четверо суток, когда на горизонте появились паруса испанского флота, его небольшая армада отплыла.
Взятие Кампече (Мексика) принесло намного меньше, поскольку горожане успели до появления флибустьеров вывезти и спрятать свои богатства. Известно, что Грамон запретил своим подручным – в пределах возможного – истязать людей, чтобы они заговорили. Грандиозная пирушка несколько смягчила досаду из за небогатой добычи. По легенде, в последний вечер Грамон в окружении своих офицеров сидел во главе стола и решил устроить фейерверк.
Этот костер остался в истории. Грамон велел собрать все кампешевое дерево (синий сандал), хранившееся на складах, – дорогостоящий товар, самое драгоценное дерево в мире – и приказал поджечь. Ночь озарилась оранжевым пламенем, в небо потянулся благоуханный дым. Безумный каприз всемогущего сеньора.
По возвращении на Тортугу губернатор сообщил Грамону, что тот назначается королевским наместником южной провинции Сан Доминго. Версаль хотел вернуть на службу этого "блестящего подданного". Грамон поблагодарил за честь, но не сказал, намерен ли приступить к своим новым обязанностям.
В середине октября 1686 года он вновь вышел в море – на трех кораблях с двумя сотнями человек на борту. Он не сообщил, куда направляется. Паруса великого сеньора золотой поры флибустьерства исчезли на горизонте, и больше их никогда не видели.
Имя Генри Моргана(1635-1688) по прежнему заслуженно сияет в анналах британского флибустьерства.
Он родился в Уэльсе, в городке Лланримни, в семье зажиточного землевладельца. Но молодому человеку было тесно в родительских пенатах под серым небом. Привольная жизнь, драки, солнце, власть – вот что его влекло. Стать королем острова!
Однажды он отправился искать счастья на Барбадосе, где целых пять лет должен был отрабатывать свой проезд. На острове своей мечты он был не королем, а скорее рабом. Следующие пять лет он провел на Тортуге рядовым разбойником, там, рыжий, коренастый, амбициозный и в меру жестокий, растерял остатки совести и хороших манер, привитых ему валлийской мамашей.
В двадцать восемь лет Генри Морган по прежнему мечтал о великих делах, однако не имел средств, чтобы их осуществить. Но удача улыбнулась ему. Один из его дядьев был назначен вице губернатором Ямайки. В гнезде британского флибустьерства оперился стервятник, мечтавший стать орлом.
Его первые цели были скромными – рыбацкие суденышки, склады небольших испанских поселений. Но под защитой дяди Морган довольно быстро нашел способ развить свой талант. Вскоре губернатор Ямайки стал величать капитана Моргана адмиралом – каждое его возвращение существенно подпитывало финансы быстро развивающегося Кингстона (тогда Порт Ройял).
Адмирал Ямайки всегда избирался общим голосованием флибустьеров острова, а губернатор утверждал его избрание. После того как со сцены ушел прославленный флибустьер Старик Мансфельт (голландец Эдвард Мансфельт, который был признан как неофициальный вождь Берегового Братства, умер 1667) Моргану даже не пришлось выставлять свою кандидатуру – его назначили под единодушные восторженные крики.
В его послужном списке числились нападения на богатые испанские города – ему удалось получить выкуп с Сантьяго на Санто Доминго, с Гранады на озере Никарагуа, с острова Санта Каталина, с Пуэрто дель Принсипе на Кубе, – не считая захватов на море многочисленных талионов.
Портобело на Атлантическом побережье Панамского перешейка был тем самым местом, куда караваны мулов доставляли слитки золота из Панамы. Городок защищали три форта. Морган высадился ночью, штурмом завладел двумя фортами, атаковал третий.
Согласно тактике той эпохи, следовало первым делом прислонить к стене высокие штурмовые лестницы и идти на приступ, но Морган не желал терять своих бойцов. Лестницы были принесены и поставлены, но взбираться по ним пришлось несчастным монахам, святым братьям и сестрам, которых беспощадная солдатня пригнала к форту. Позади них лезли флибустьеры, держа в зубах ножи, а сверху стреляли перепуганные защитники.
Оргия, устроенная по прибытии Моргана в Порт Ройял, превзошла все бывшие прежде. В тавернах перестали давать сдачу, измотанные девицы прятали золотые под матрасы, ростовщики и торговцы проводили бессонные ночи над приходными книгами.
Для охраны набитых добром складов нанимали дюжих молодцов. Богатство острова Ямайка разом возросло по меньшей мере на треть. Золото, доставленное в Лондон, вновь пополнило сундуки королевской казны.
Морган считал, что способен на большее: он задумал напасть на саму Панаму. Панама, город с населением десять тысяч человек, славилась своим богатством. Оживленный порт, множество каменных строений – церкви и монастыри, а кроме того, так называемые королевские здания, в частности казначейская палата, куда свозили добытое в Перу золото.
В 1573 году отряд из восемнадцати белых и тридцати чернокожих под началом тогда еще малоизвестного Фрэнсиса Дрейка напал в каких то двух лье от пригородов Панамы на караван мулов, перевозивший золотые слитки через перешеек. Но на сам город они не решились напасть.
Своими планами Морган поделился с Томасом Модифордом, губернатором Ямайки. Тот одобрил новый проект и предложил "организовать" известие о провокации с испанской стороны. Так как Панама была тогда слишком большим куском, чтобы Лондон проглотил его просто так.
Тем временем Морган провел успешную операцию против Маракайбо. И вот небо вняло чаяниям "адмирала": с испанского корабля на северный берег Ямайки высадился небольшой отряд, который сжег несколько хижин и захватил пленников.
Экспедиция Моргана против Панамы приобрела, как выразились бы впоследствии, наполеоновский размах и при этом была тщательно подготовлена и проведена быстро и безошибочно. Армада, собранная адмиралом на Ямайке, насчитывала 28 английских и 8 французских кораблей (флибустьеры прибыли с Тортуги), вооруженных 239 орудиями. Экспедиционный корпус насчитывал 1846 человек. Сегодня эти цифры кажутся смехотворными, но подобной силы Карибское море еще не видывало.
Эскадра бросила якоря перед поселением Чагрес на Атлантическом побережье Панамского перешейка. 300 были оставлены охранять корабли, а остальные (1400) сели на 7 баркасов и 36 шлюпок или пирог и пошли вверх по реке Чагрес, пока она не стала совсем мелкой. Дальше экспедиция продвигалась пешком.
Испанцы, предупрежденные двумя шпионами, применили тактику "выжженной земли". Все кругом было пусто, хижины покинуты, ни скота, ни птицы, ни зерна; овощи и фрукты были собраны подчистую. Удивительное дело, люди шли по самой плодородной местности в мире, а голодали, как в пустыне. Флибустьеры Моргана ели траву и листья. После недели этого адского похода они вышли к Панаме. Кроме всего прочего, разразилась гроза, и все вымокли до нитки.
Дон Хуан Перес де Гусман, губернатор Панамы, решил дать бой войскам Моргана в саванне, на подходе к пригородам. Войско Гусмана составляли 1200 пехотинцев, 200 кавалеристов, довольно большое число вооруженных черных рабов; 30 индейцев должны были в нужный момент выпустить на поле 1500 диких быков. На синем небе сияло солнце.
Когда Гусман с офицерами увидели пиратскую армию, они застыли в изумлении. Морган называл изобретенный им боевой порядок терцией. Люди выстроились в плотный ромб. Гусман отдал приказ кавалерии атаковать. Шедшие в авангарде флибустьеры опустились на колено, вскинули мушкеты и встретили нападавших дружными залпами. Всадники, натолкнувшись на острие терции, рассыпались в стороны, а пираты Моргана продолжали расстреливать их почти в упор.
Дважды испанская кавалерия бросалась в атаку, пока от нее ничего не осталось. Губернатор отдал приказ пехоте стоять насмерть. Одни, пав духом, отступили под плотным огнем флибустьеров, другие отчаянно бросились вперед, запев "Магнификат…" – хвалебную песнь в честь Пресвятой Девы, боевой гимн католиков. Через два часа испанская армия была уничтожена. Дикие быки мирно паслись, не обращая внимания на схватку.
"кликабельно"
Пока флибустьеры входили в город, толпы людей заполнили порт, пытаясь добраться до судов. Первое судно подняло паруса и направилось в открытое море. Оно было нагружено церковной утварью, среди которой находился массивный золотой алтарь, практически бесценный, – его так никогда и не нашли.
Разграбление частично сожженной Панамы продолжалось три недели. Во время бесчинств любая испанка могла сохранить жизнь, лишь уступив самым гнусным требованиям флибустьеров, подобная практика установилась давным давно.
Морган, расположившийся в губернаторском дворце, прекрасном каменном доме, который не пострадал от пожара, тоже не чурался женского общества. Но одна из красивейших женщин города – хронисты эпохи называли ее Прекрасной испанкой, не приводя имени, – находилась в плену во дворце и стойко сопротивлялась настойчивым домогательствам Моргана. Ни посулы, ни угрозы на нее не действовали.
Флибустьеры наблюдали немыслимое, поразительное зрелище: предводитель флибустьеров – самый знаменитый в ту эпоху – не решался взять силой желанную женщину. В конце концов на обратном пути в Чагрес, куда флибустьеры повели пленников в надежде получить выкуп, Морган освободил красавицу испанку без каких либо требований и даже дал ей сопровождающих, повелев им доставить ее домой невредимой. Этот рыцарский поступок, словно почетная голубая лента Атлантики, украшает свирепую флибустьерскую эпопею.
Полтора века британские историки подсчитывали ценность захваченной в Панаме добычи: "6 миллионов крон; доля Моргана составила 400 000 песо, иными словами, 750 тысяч золотых монет, а каждую такую монету можно приравнять к одному золотому доллару".
На самом деле почти невозможно вывести эквивалент в сегодняшних деньгах. Можно только сказать, что по тем временам сумма была неслыханной. Испанское посольство в Лондоне высказало резкий протест: "Такой грабеж в мирное время недопустим!"
Морган был вызван в Лондон и прибыл туда почти пленником. Но двор не мог забыть оказанных им услуг. Выпущенный на свободу под честное слово, Морган провел три года в английской столице, где вел жизнь светского льва, – мужчины и женщины носили его на руках. После видимости судебного процесса (вердикт: "Виновность не доказана") его снова отослали на Ямайку в должности вице губернатора.
Лучше бы Морган не дожил до этого дня, потому что все последующее не добавило блеска его памяти. Он превратился в нечистого на руку чиновника, преследующего своих бывших соратников флибустьеров (будучи "верховным судьей колонии", он ополчился против прежних друзей), и к тому же запил.
Хронисты пишут, что в пятьдесят лет это был пузатый, болезненный старик. Умер Морган в 1688 году от туберкулеза, осложненного циррозом печени. Пышная торжественность его похорон свидетельствует, однако, что низости этого завершения жизни были несравнимы с былой славой.
Через четыре года землетрясение и цунами стерли с лица земли Порт Ройял вместе с бухтой и кладбищем. Морская пучина завладела останками самого знаменитого из английских флибустьеров.
В ту эпоху флибустьерство на некоторое время пришло в упадок, потому что по Нимвегенскому договору между Францией и Испанией воцарился мир. Поначалу морские разбойники сознательно не замечали перемен и продолжали грабить испанские талионы и колонии.
Людовик XIV был раздражен и слал все более строгие выговоры губернатору Тортуги. Английские флибустьеры Ямайки оказались в сходном положении, их также упрекали в своеволии. Это раздражало флибустьеров настолько, что некоторые англичане и французы решили перебраться в Южное море.
Южным морем флибустьеры называли Тихий океан – он тянется на юг от Панамского перешейка, ориентированного на восток запад. Южное море омывало берега Перу, источник сказочных богатств испанцев. Флибустьеры перенесли свою деятельность на Тихий океан, одни – перебравшись по суше через перешеек, другие – обогнув Южную Америку и пройдя мимо мыса Горн. Их корабли, захватив по пути кое какую добычу, стали костяком экспедиции.
Но костяк вскоре распался, и на Панаму, Гранаду (на озере Никарагуа), уже разграбленные однажды Морганом, и Гуаякиль с разным успехом нападали отдельные отряды. Гранада и Панама, не оправившиеся от ужаса недавнего вторжения Моргана, заплатили выкуп, но самая большая добыча была взята в Гуаякиле (Эквадор).
Флибустьеры провели несколько недель близ города, на острове Пуна, обдуваемом легким морским бризом. Местные священники и истово верующие уверяли паству, в особенности женщин, будто у флибустьеров обезьяньи головы и своих жертв они поедают. Увидев, что они совсем другие, куда более галантные, чем каннибалы, многие прекрасные испанки, спасая жизнь, легко уступали флибустьерам. Во дворцах и садах Пуны давались пиры и гремели балы. Когда город заплатил выкуп, флибустьеры уплыли, оставив немало опечаленных женщин.
Добычу делили на пустынном тихоокеанском берегу. Прямо на песке были расстелены куски парусины, а на них выложены, возможно, самые прекрасные на свете драгоценности, ибо никто не мог оценить их истинную стоимость, а экспертов попросту не было.
Флибустьеры покупали их на золотые монеты из своей доли добычи. Камни продавали с торгов, поскольку экспертов оценщиков под рукой не было. Желающие могли купить их, заплатив золотыми монетами из своей части добычи. Правда, владельцы этих сокровищ, став "ходячим сейфом", не без опаски ловили на себе взоры менее удачливых коллег. Почему то с обладателями драгоценностей несчастные случаи происходили куда чаще…
Но ни драк, ни краж на обратном пути по суше не случилось, хотя он был долог и тяжел из за гористой местности с множеством водных потоков; к тому же то и дело приходилось отбиваться от испанцев. Большая часть этого похода на Южное море известна нам по обстоятельному рассказу Жака Равно де Люсана, гугенота из добропорядочного семейства во французском городе Ним. По завершении похода флибустьеры плакали от радости, словно вернулись на родину.
Дата: Воскресенье, 26.11.2017, 01:27 | Сообщение # 34
Баронет
Сообщений: 390
Пираты, корсары, флибустьеры Атлантики (часть 5)
Флибустьеры (часть 2)
Как почти все офицеры Королевского флота той эпохи, капитан первого ранга барон де Пуанти(1645-1707) считал флибустьеров отребьем. Его полное имя достаточно длинное: Жан-Бернар Луи де Сен-Жан, барон де Пуанти́с (Jean-Bernard Louis de Saint-Jean, baron de Pointis).
Однако начиная с 1696 года его поведение показывает, что жаждой наживы он был одержим не меньше, чем "береговые братья". Хотя лучше умел справляться с угрызениями совести.
В тот год Франция вновь вступила в войну с Испанией. Пуанти и его друзья надумали уговорить короля снарядить несколько корсарских кораблей, чтобы захватить кое-какие владения испанцев. Людовик XIV должен был дать корабли, акционеры – покрыть все расходы и разделить доходы. Придворные, посвященные в дело, убедили короля.
Целью была избрана Картахена в Колумбии, город, расположенный на северном побережье Южной Америки.
Пуанти решил попросить флибустьеров с Сан-Доминго, чтобы и они приняли участие в походе. Резиденцию губернатора флибустьеров уже перенесли с Тортуги в Пти Гоав, на побережье Сан-Доминго. Прибыв туда со своей эскадрой, барон де Пуанти начал с такого высокомерно презрительного тона, что переговоры едва не закончились крахом. Лица стали враждебными, засверкали ножи.
К счастью, губернатор Жан Дюкас был опытным правителем и здравомыслящим человеком. К тому же он был превосходным моряком и пользовался уважением "береговых братьев". Благодаря ему трудности были сглажены, и эскадра тронулась в путь: семь крупных военных кораблей, прибывших из Франции, плюс три фрегата, и несколько более мелких судов, и семь флибустьерских кораблей.
Морская часть операции "Картахена" не заслуживает подробного рассказа, поскольку ни один испанский корабль не оказал сопротивления при высадке десанта. Город защищали несколько фортов, по странному стечению обстоятельств расположенных не на берегу океана, а в глубине довольно закрытой бухты.
Надо было войти в бухту и уничтожить форты. Эту часть операции почти полностью выполнили флибустьеры, не понеся особых потерь. Затем последовал обстрел города, который быстро выбросил четыре белых флага.
Губернатор подписал капитуляцию, по условиям которой ему разрешалось покинуть Картахену со всеми, кто может носить оружие, захватив с собой четыре пушки. Жители, пожелавшие остаться, сохраняли свое имущество – кроме денег, которые надлежало сдать господину де Пуанти, – и отныне считались подданными короля Франции. Имущество и деньги всех покинувших крепость конфискуются… и переходят во владение господина де Пуанти. Церкви и монастыри оставались в неприкосновенности.
Выход из крепости побежденных испанских вояк обернулся торжественной и одновременно забавной церемонией. Сразу после этого Пуанти вошел в город со своими войсками, взяв с собой небольшую делегацию флибустьеров, чтобы "поддержать порядок".
И тут же под командованием этого дворянина начался безудержный грабеж с конфискацией всего имущества, в том числе имущества церквей и монастырей. Опасаясь, что военные плохо знают все тайники и закоулки, где можно спрятать деньги, Пуанти дал им в помощь судовых капелланов.
Еще до начала экспедиции заключили соглашение о разделе добычи, определив долю флибустьеров. Исходя из оценки общей добычи, по подсчетам Дюкаса (командира флибустьеров) флибустьерам должно было причитаться 2 миллиона ливров. Однако барон де Пуанти распорядился выдать лишь сто тридцать пять тысяч ливров.
Барон уже находился на борту своего судна и готовился к отплытию. Дюкасу пришлось пустить в ход все свои дипломатические таланты и энергию, чтобы флибустьеры не разнесли в щепки королевские корабли.
Не так уж трудно было предвидеть, что фортуна вот вот отвернется от карибских авантюристов. Флибустьеры, немало сделавшие для взятия Картахены, на обратном пути были перехвачены мощной английской эскадрой и попали в плен. Правда, позже их освободили по условиям Рисвикского мира (1697). Через некоторое время они, не скрывая своего разочарования, объявились на Тортуге и Санто Доминго, но после один за другим стали покидать колыбель своих подвигов. Часть вернулась в Европу, часть продолжила отчаянный морской разбой в других водах.
Кингстон, знаменитый порт на Ямайке, тоже опустел. Среди наследников флибустьеров великой эпохи был некто Джек Рэкхем(1682-1720), который хвастался прозвищем Красный – из за своей жестокости, но которого величали также Ситцевым (Калико) Джеком, поскольку он обожал одежду из набивного хлопка. Этот пират второй волны не заслуживал бы упоминания, если бы среди его матросов не оказалось двух необычных персонажей.
Англичанин по происхождению, Рэкхем считал себя апатридом – лицом без гражданства, но с удовольствием общался со своими согражданами.
Он плавал на бригантине Чарльза Вейна (1680-1721), когда вспыхнул мятеж. Вейна высадили, а Рэкхем, бывший боцманом, был выбран капитаном. Он довольно хорошо вел дела, нападая на небольшие и беззащитные суда. Его команда знала о его нежных чувствах к одному молоденькому матросику, и эта любовь была взаимной. Пираты, отнюдь не скромники, допускали такие чувства. Матроса все звали Бонни. И только Рэкхем знал настоящее имя – Энн. Знаменитая Энн Бонни (Anne Bonny)(1700-1782) — женщина-пират ирландского происхождения.
Энн родилась 8 марта 1700 года в маленьком городке недалеко от Корка в Ирландии, где её отец Уильям Кормак служил адвокатом. Когда девочке исполнилось пять лет, он отправился за океан в Южную Каролину, где стал владельцем большой плантации. Детство Энн прошло в богатом колониальном особняке со множеством слуг. Отец души не чаял в любимой дочери и не пожалел денег, чтобы дать ей хорошее образование.
Она считалась хорошей партией, и отец уже подыскивал ей выгодного жениха. Но она сделала его несчастным, выйдя тайно замуж за Д. Бонни, простого матроса, не имевшего в кармане ни одного пенни. Скрываясь от разгневанного отца, молодожёны сели на корабль, отправлявшийся на остров Нью-Провиденс.
Прибыв на место, она быстро сошлась с богатым плантатором Чайлди Байярдом. Однако вскоре произошла безобразная история, в результате которой Энни оказалась замешанной в убийстве кузины губернатора Ямайки. Энн бросили в тюрьму, правда ненадолго. К счастью для неё, Байярд не поскупился на солидную взятку, чтобы вызволить её оттуда. Вместе с ним Энн совершила несколько торговых поездок по Новому Свету.
Через некоторое время она стала тяготиться обществом Байярда. В мае 1719 года она познакомилась в одной из таверн с пиратом Д. Рэкхемом, который начал оказывать ей постоянные знаки внимания. Энн переоделась в мужскую одежду и последовала за Рэкхэмом, который взял её с собой в море. Он взял ее на борт, переодев матросом. Она работала и принимала участие в схватках наравне со всеми. И любовницей была тайной, хотя и влюбилась в Рэкхема.
Их счастье продолжалось два года. Но однажды Рэкхем, он же Ситцевый Джек, заметил, что Энн слишком нежно поглядывает на молодого светловолосого матроса англичанина, который попал на его корабль после захвата одного судна.
Он призвал блондина в свою каюту и стал ревностно предъявлять претензии. Блондин ответствовал, что они просто дружат. Рэкхэм достал нож. Быстрым движением Рид – так звали англичанина – распахнул тужурку, и Ситцевый Джек увидел пару красивых грудей. Это оказалась английская женщина-пират Мэри Рид(1685-1721).
С детства Мэри была вынуждена изображать мальчика. Её мать, вдова, е особо строгих правил, переодевала незаконнорождённую девочку в одежду рано умершего сына, чтобы избежать подозрений богатой свекрови.
В 15 лет она уехала во Фландрию, где (всё так же переодетая в мужчину, под именем Вилли) была зачислена в пехотный полк в должности кадета; и хотя везде демонстрировала отчаянную смелость в боях, она всё-таки никак не смогла добиться продвижения по службе. Тогда она распрощалась с пехотой и пошла служить в кавалерию, где провела несколько таких блестящих операций, что заслужила уважение со стороны всех офицеров.
В скором времени юная Мэри без памяти влюбилась в одного офицера, который был её товарищем по оружию. Её избранник не мог понять этих странных знаков внимания, и уже начал подозревать, что его "молодой друг" предпочитает мужчин женщинам. Но в один прекрасный день, Мэри нашла способ как бы "случайно" раскрыть свою тайну.
Когда полк отошёл на зимние квартиры, Мэри купила себе женскую одежду, и они открыто поженились. После свадьбы они сняли дом около замка в Бреда (Нидерланды) и оборудовали там таверну "The Three Horseshoes" (Три Подковы).
Муж Мэри неожиданно умер, тогда она снова переоделась в мужское платье и нанялась на голландский корабль, отправляющийся в Вест-Индию. Корабль был захвачен английскими пиратами, которые его отпустили плыть дальше после того, как разграбили, но Мэри Рид, "единственный англичанин" на борту корабля, была ими оставлена на пиратском шлюпе. Так Мэри Рид и Энн Бонни познакомились, а потом стали подругами.
Дальше источники расходятся в версиях происходившего. По одной версии Мэри, Энн и Рэкхемом стали сожительствовать вместе. По другой версии Мэри, положив глаз на одного из пленников взятого на абордаж судна, вышла замуж.
Как бы там ни было но 2 ноября 1720 года английский крейсер атаковал, победил их бригантину и отбуксировал на Ямайку. Всех пиратов приговорили к виселице.
Мэри и Энн не были в первой партии приговоренных. Обе получили отсрочку, как свидетельствует официальный рапорт: "Двух других пиратов, преступления которых подтвердились, спросили, могут ли они привести в свое оправдание что нибудь, могущее облегчить их участь перед оглашением смертного приговора. Они заявили, что они женщины и обе беременны. Суд приказал пересмотреть дело".
Пришлось признать очевидное. Обстоятельства были достаточно наглядными, чтобы забыть об убийствах и грабежах, которые они и не отрицали. Правда, из обвинительного акта исчезла одна статья: "изнасилования".
Их все таки приговорили к смерти, но казнь отложили, ожидая облегчения их участи, если не полного помилования, которого кое-кто добивался у высших властей. Помилование пришло слишком поздно для Мэри Рид, которая умерла от лихорадки, сразившей ее в тюрьме накануне родов.
Энн Бонни повезло больше, но никто не знает, где она укрылась с ребенком Ситцевого Джека. Энн Бонни, одна из ярких авантюристок океана, покинула арену морского разбоя столь же таинственно, как в свое время Монбар Губитель и Грамон, великий лицедей флибустьерской эпопеи.
Дата: Воскресенье, 26.11.2017, 03:03 | Сообщение # 35
Баронет
Сообщений: 390
Совсем немного и мы окажемся вместе с нашими мореплавателями на территории Антильских островов.
Антильские острова (часть 1: общая характеристика)
"кликабельно"
Антильские острова (также Карибы или Карибские острова) — это острова в Карибском море и Мексиканском заливе, расположенные между Северной Америкой и Южной Америкой. Вместе взятые, образуют площадь в 228 662 км² с населением примерно 42 миллионов человек (на начало XXI века).
Впервые название "Антильские" встречается в 1493 году у Петра Мартира д’Ангиера, современника Христофора Колумба, придворного Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской. Предположительно, были названы по полумифическому острову или архипелагу Антилия, изображавшемуся на средневековых картах.
Подразделяются на две главные группы: Большие Антильские и Малые Антильские острова.
К Большим Антильским островам относятся 4 острова: Куба, Гаити, Ямайка и Пуэрто-Рико; из них первые два и последний (самый малый) образуют почти прямую линию, направленную западным углом Кубы к полуострову Юкатан.
В отличие от Малых, Большие Антильские острова имеют материковое происхождение, тогда как Малые в основном вулканическое либо коралловое.
Самые высокие вершины островов: Сьерра-Маэстра (2375 м) и Сmерра-дель-Кобре (2119 м) на Кубе
Sierra Maestra "кликабельно"
и Голубые горы (2370 м) на Ямайке.
"кликабельно"
Самая высокая вершина островов Карибского моря — Пико-Дуарте (Pico Duarte) на острове Гаити, в Доминиканской республике (3087 м).
"кликабельно"
Есть на островах и равнинные участки, которые главным образом находятся на Кубе и на Юго-Восточном Гаити, а также на Виргинских и Подветренных островах.
По языку, близости и традиции Большие Антильские острова рассматриваются частью Латинской Америки. Были открыты Христофором Колумбом в 1492 году.
Большие Антильские острова всегда имели важное стратегическое значение как ворота в Америку и во времена, когда военно-морская мощь являлась определяющей в стратегии государства, они были полями битвы для нескольких имперских держав, главным образом Испании, Франции и Великобритании.
Малые Антильские острова, числом около 50, представляют собой длинную цепочку небольших островов между 10 и 19° с. ш. Острова образуют дугу, начинающуюся от острова Аруба, длящуюся на восток до острова Тринидад, которая затем поворачивает на север и северо-восток и упирается в восточный угол Пуэрто-Рико.
"кликабельно"
На семи из них находятся сильные вулканы, а с восточной стороны каждого из этих семи островов расположен ряд известковых островков. Острова производят впечатление горной цепи, разорванной Атлантическим океаном и Карибским морем, изолированные вершины которой выдаются над водой.
Траектория Малых Антильских островов более или менее совпадает с краем Карибской тектонической плиты, и многие острова появились в результате процесса субдукции, когда другие тектонические плиты вдавливались под Карибскую плиту. В северо-восточной части зоны субдукции, на границе Северо-Американской и Карибской плит, расположен океанический жёлоб Пуэрто-Рико.
На части Малых Антильских островов располагаются восемь независимых государств: Антигуа и Барбуда, Барбадос, Гренада, Доминика, Сент-Винсент и Гренадины, Сент-Китс и Невис, Сент-Люсия и Тринидад и Тобаго; другая часть островов исторически распределилась в качестве зависимых территорий между Венесуэлой, Великобританией, Нидерландами, США и Францией.
На Антильских островах климат тропический, пассатный, жаркий, преимущественно летне-влажный. Осадков 1200-2000 мм в год. Характерны сильные ураганы в конце лета. Естественная растительность - саванны, летне-зеленые и листопадно - вечнозелёные тропические леса и кустарники - сохранилась мало. На наветренных склонах гор уцелели вечнозелёные леса.
Морской ветер смягчает жаркий и влажный климат, особенно в горах. Большинство дней солнечные. В апреле и в мае около полудня почти ежедневно выпадают дожди, часто с сильным ветром, продолжающиеся иногда целый час. Следующий период дождей приходится на август-октябрь, жара при этом не спадает и достигает 45°С. Море здесь поразительной чистоты; прилив и отлив едва заметны. Почти все острова страдают от землетрясений и ураганов.
Жара и сырость делают климат весьма нездоровым, способствующим распространению лихорадки и других "тропических" заболеваний; по тем же причинам изделия из дерева и металла без специальной защиты и ухода быстро портятся..
Кофе, сахарный тростник и табак дают превосходные урожаи и составляют главные предметы земледелия и торговли.
Информационный источник:
1. Страны мира. Справочник, М., изд. Политической литературы, 2003
Оutlander является собственностью телеканала Starz и Sony Entertainment Television. Все текстовые, графические и мультимедийные материалы,
размещённые на сайте, принадлежат их авторам и демонстрируются исключительно в ознакомительных целях.
Оригинальные материалы являются собственностью сайта, любое их использование за пределами сайта только с разрешения администрации.
Дизайн разработан Стефани, Darcy, Совёнок.
Запрещено копирование элементов дизайна!