На столе в гостиной лежала змея. Небольшая змейка, но все же. Лорд Джон Грей задумался, стоит ли сказать об этом.

Губернатор, которого, казалось, совершенно не волновала скрутившаяся кольцами рептилия, поднял стоявший меньше чем в шести дюймах от змеи графин граненного хрусталя. Возможно, это его питомец или, возможно, жители Ямайки держат дома прирученных змей, чтобы те ловили мышей. Судя по количеству крыс, увиденных Греем с тех пор как он покинул корабль, это было бы уместно; впрочем, конкретно эта змея, судя по виду, была слишком маленькой, чтобы проглотить даже средних размеров мышь.

Вино было неплохим, но теплым, почти температуры тела и, казалось, прямо из желудка проникло в его кровь. Он ничего не ел еще с до рассвета и почувствовал, как мышцы внизу спины подрагивают и начинают расслабляться. Он отставил бокал — ему все еще была нужна трезвая голова.

— Я не могу выразить, сэр, как я счастлив, что Вы прибыли, — сказал губернатор, отставив свой бокал — пустым. — Ситуация очень накаленная.

— Вы упоминали об этом в своем письме к лорду Норту. Ситуация с тех пор так существенно и не изменилась? Письмо было написано три месяца назад, за три месяца многое может измениться.

Ему показалось, что, несмотря на температуру воздуха в комнате, губернатор дрожит.

— Стало еще хуже, — ответил губернатор, поднимая графин. — Много хуже.

Грей почувствовал, что его плечи напряглись, но ответил спокойным тоном:

— А именно? Были еще… — он замялся, подбирая слово. — Выступления? — это было очень мягкое определение для поджога полей тростника и массового бегства рабов.

Уоррен выдавил невеселый смешок. На его красивом лице выступили капли пота. На подлокотнике его кресла лежал смятый носовой платок, Уоррен взял его и промокнул лицо. Он не побрился сегодня утром и, скорее всего, вчера тоже: Грей слышал шуршание его темной щетины о ткань.

— Да. Были еще погромы. В прошлом месяце они сожгли сахарный пресс, но это было в довольно отдаленной части острова. Теперь же… — он замолк, облизнул сухие губы и налил еще вина. Неуверенно протянул графин к бокалу Грея, но тот отрицательно покачал головой. — Они начали продвигаться к Кингстону, — сказал Уоррен. — Ясно видно, что это целенаправленное движение. Они спускаются с горы по прямой: плантация за плантацией, — он вздохнул. — «По прямой» — это неподходящее выражение: в этой проклятой стране все неровное, даже рельеф.

Это была правда; Грей оценил вздымающиеся посредине острова живописные, покрытые зеленью горные пики, создающие контрастный фон для удивительно голубых лагун и белоснежных побережий.

— Люди напуганы, — продолжал Уоррен, который, казалось, взял себя в руки, хотя его лицо снова блестело от пота, и рука на графине дрожала. — Ко мне приходят купцы и лавочники — и их жены — каждый день; они умолят, они требуют защиты от негров.

— Что ж, можете их уверить, что защита будет им предоставлена, — сказал Грей, стараясь, чтобы это прозвучало насколько возможно утешительно. При нем было полбатальона: три сотни пехотинцев и артиллерийская компания, снабженная небольшой пушкой. Достаточно, чтобы при необходимости защитить Кингстон. Но по инструкции от лорда Норта он должен был не просто успокоить купцов и защитить порты Кингстона и Спаниш-Тауна, и даже не просто защитить крупнейшие сахарные плантации. Ему было поручено полностью подавить восстание рабов. Арестовать лидеров и окончательно прекратить беспорядки.

Змейка на столе неожиданно пошевелилась, вальяжно развернула свои кольца. Грей вздрогнул — он уже было подумал, что это просто декоративная фигурка. Она была очень красивой: длиной всего семь или восемь дюймов, [≈ 20 см — прим. пер.] прекрасного бледно-желтого цвета с коричневыми пятнами; ее кольца переливались как хорошее Рейнское вино.

— Дело зашло много дальше, — продолжал Уоррен. — Теперь речь уже не только о поджогах и разрушении. Дело дошло до убийства.

Это замечание резко вернуло внимание Грея и заставило вздрогнуть.

— Кого убили? — резко спросил он.

— Плантатора по имени Абернети. Убит в собственном доме, на прошлой неделе. Перерезали горло.

— Дом сожгли?

— Нет. Мароны разграбили дом, но потом рабы Абернети отогнали их до того, как те смогли поджечь его. Жена Абернети спаслась, нырнув в укрытый камышами пруд за домом.

— Понятно, — он прекрасно представлял себе эту картину. — Где эта плантация?

— Около десяти миль от Кингстона. Называется Роуз Холл. А что? — покрасневшие глаза переползли на Грея, и тот осознал, что бокал вина, который губернатор выпил в его компании, был у того не первым за день. И вероятно даже не пятым. Грей задумался, был ли тот пьяницей или же тяжесть нынешней ситуации заставила его столь бесстыдно заглядывать в бутылку. Украдкой он стал разглядывать губернатора: тому было немного меньше сорока, но хотя тот и был в данный момент пьян, никаких признаков того, что он пропойца, не было. Он был хорошо сложен и хорош собой: не располневший, живот не распирал шелковый жилет, никаких разорвавшихся сосудов на щеках и на носу…

— У Вас есть карта местности? — не могла же мысль, что если мароны и впрямь движутся по прямой в сторону Кингстона, то вполне возможно предвидеть, что станет их следующей целью, и оставить там несколько рот вооруженной пехоты, ускользнуть от Уоррена?

Уоррен допил свой бокал и какое-то время сидел, тяжело дыша, уставившись на скатерть, затем взял себя в руки.

— Карта, — повторил он. — Конечно. Дауез — мой секретарь — он… найдет для Вас карту.

Взгляд Грея привлекло движение: маленькая змейка, после того как потыкалась туда-сюда, начала, к его удивлению, ползти (хоть и волнами) целенаправленно, причем прямо на него. Чисто рефлекторно он протянул руку и схватил ее, чтобы та не свалилась на пол.

Губернатор увидел это, дико вскрикнул и отскочил от стола. Грей смотрел на него с изумлением, а маленькая змейка извивалась между его пальцами.

— Она не ядовита, — сказал он спокойным, насколько возможно, тоном. По крайней мере он считал, что та не ядовита. Его друг натурфилософ Оливер Гвинн был просто помешан на змеях; в один вечер, от которого у Грея волосы встали дыбом, Гвинн показал ему всю свою коллекцию, и Грею помнилось, что вроде как Гвинн говорил, что на Ямайке нет ядовитых рептилий. Кроме того, у всех зловредных змей треугольные головы, в то время как у неопасных они округлые, как и у этой вот малышки.

Но Уоррен не был расположен слушать лекцию о физиогномике змей [химерическое искусство определять характер и внутренние качества человека по его внешности и особенно по лицу – прим. пер.]. Трясясь от страха, он вжался спиной в стену.

— Откуда? — выдавил он. — Откуда она взялась?

— Она уже лежала на столе, когда я зашел. Я… эм-м… думал, что она… — что же, очевидно, она не была питомцем и уж тем более элементом декора. Он кашлянул и развернулся, намереваясь выбросить змею через французские двери, ведущие на террасу.

Уоррен, однако, неправильно понял его намерения и, увидев, как Грей с извивающейся между пальцев змеей приближается к нему, выскочил через французские двери, одним сумасшедшим прыжком перепрыгнул террасу и помчался по устланной плитами дорожке, будто сам дьявол гонится за ним, аж полы его кафтана развевались на ветру.

Грей все еще в недоумении смотрел ему вслед, когда со стороны внутренних дверей послышалось осторожное покашливание, заставив его обернуться.

— Гидеон Дауез, сэр, — секретарь губернатора был невысоким упитанным мужчиной с румяным округлым лицом, которое по природе своей скорее всего было склонно к веселью. В данный же момент на нем застыло выражение явной настороженности. — Вы подполковник Грей?

Грей подумал, что вряд в данный конкретный момент Кингс Хаус [резиденция губернатора Ямайки — прим. пер.] кишит мужчинами в мундирах с отличительными знаками подполковников, но все равно поклонился, пробормотав:

— К Вашим услугам, мистер Дауез. Боюсь, господин Уоррен был несколько… э-эм… — он кивнул в сторону открытых французских дверей. — Возможно, кому-нибудь стоит пойти за ним?

Мистер Дауез зажмурился с видом мученика, затем вздохнул и открыл глаза, качая головой.

— С ним все будет в порядке, — сказал он лишенным убежденности тоном. — Я только что разговаривал с Вашим майором Феттесом, и он просил передать, что все устроено.

— О, благодарю, господин Дауез, — несмотря на замешательство, вызванное тем, что губернатор покинул его в довольно оригинальном стиле, Грей испытал некоторое удовольствие. Он сам годами был майором и теперь поразился тому, насколько же приятно осознавать, что проблемы размещения солдат лежат на ком-то другом. Его дело только отдавать приказы.

И раз уж это так, то он и отдал один, хоть и сформулированный в виде вежливой просьбы, и мистер Дауез тут же провел его по коридорам беспорядочно устроенного здания в каморку клерка рядом с кабинетом губернатора, где ему предоставили карты.

Он сразу увидел, что Уоррен был прав, как в том, что местность извилиста, так и в направлении нападений. На одной из карт плантации были подписаны, и были пометки, где произошли нападения маронов. Линия была не такой уж прямой, но все же направление было очевидным.

В комнате было жарко, и он чувствовал, как пот сбегает по его спине, и все же почувствовал холодок на загривке, когда увидел, что одна плантация на карте подписана «Твелвтрис».

— Кто владелец этой плантации? — спросил он, стараясь говорить спокойно, и указал на карту.

— Что? — Дауез, который застыл было в сонном трансе, уставившись на зелень джунглей за окном, моргнул, поправил но носу очки и склонился над картой. — А, Твелвтрис. Она принадлежит Филипу Твелвтрису — молодому человеку, который недавно унаследовал ее от своего кузена. Говорят, убит на дуэли… то есть кузен убит, — участливо разъяснил он.

— О… Как ужасно, — грудь Грея неприятно сжалась. Он прекрасно мог бы обойтись и без дополнительных сложностей. Если… — Этот кузен, его часом звали не Эдуард Твелвтрис?

Дауез, казалось, слегка удивился.

— Я думаю, что именно так. Хоть я и не был с ним знаком — никто тут его не знал. Он владел плантацией, но не жил на ней — вел дела плантации через управляющего.

— Понятно, — ему хотелось спросить, не из Лондона ли прибыл Филип Твелвтрис, чтобы управлять плантацией, но не стал этого делать: не хотел привлекать внимание, выделяя семью Твелвтрисов. Будет еще на это время.

Он задал еще несколько вопросов о времени нападений, на которые мистер Дауез с готовностью ответил, но когда дело дошло до того, что же спровоцировало восстание, секретарь вдруг оказался не столь полезным, что Грей отметил с интересом.

— Сэр, я, право, почти ничего об этом не знаю, — запротестовал тот, когда Грей попытался выспросить детали. — Вам бы лучше поговорить с капитаном Кресвелем. Он суперинтендент над маронами.

Это удивило Грея.

— Над сбежавшими рабами? У них есть суперинтендент?

— О нет, сэр, — Дауез, казалось, испытал облегчение, что ему был задан столь прямолинейный вопрос. — Мароны — это не сбежавшие рабы. Точнее, — уточнил он, — формально они являются беглыми рабами, но это бессмысленное уточнение. Эти мароны потомки рабов, сбежавших за последние сто лет и нашедших убежище в горах. У них там есть поселения. Но поскольку нет никакой возможности вычислить нынешних владельцев…

И поскольку у правительства нет никакой возможности отыскать их и силой притащить обратно, то корона мудро решила вместо этого наставить суперинтендента, как обычно поступала в случае с аборигенами. Суперинтендент должен поддерживать контакт с маронами и управляться со всеми вопросами, которые их касаются.

Что заставляет задаться вопросом: почему ему сразу не представили капитана Кресвеля? Он отправил сообщение о своем прибытии, как только корабль пришвартовался на рассвете, не желая ставить Дервента Уоррена в неловкое положение своим внезапным появлением.

— Где сейчас находится капитан Кресвель? — все еще учтиво спросил он. Мистер Дауез выглядел расстроенным.

— Я… эм… боюсь, я не знаю, сэр, — сказал он, опустив глаза, скрытые за линзами очков.

Опустилась тишина, во время которой Грей расслышал крики какой-то птицы в джунглях поблизости.

— Где обычно он находится? — спросил Грей уже несколько менее учтиво.

Дауез моргнул.

— Я не знаю, сэр. Думаю, у него есть дом недалеко от подножия Гатриз Дефайл — там небольшое поселение. Но, конечно, он время от времени поднимается в поселения маронов, чтобы встретиться с… — он махнул маленькой пухлой ручкой, напрасно пытаясь отыскать подходящее слово. — С вождем. И в прошлом месяце он купил новую шляпу в Спаниш-Тауне, — добавил он с видом человека, сообщавшего важное наблюдение.

— Шляпу?

— Да. Ой, Вы же не знаете, верно. У маронов есть обычай, что когда заключается какое-нибудь важное соглашение, то люди, заключающие его, должны обменяться шляпами. Так что видите…

— Да, вижу, — сказал Грей, стараясь, чтобы в его голосе не слышалось раздражение. — В таком случае не будете ли Вы, господин Дауез, столь любезны послать кого-нибудь в Гатриз Дефайл и в любое другое место, в котором может быть капитан Кресвель? Очевидно, что мне необходимо поговорить с ним как можно скорее.

Дауез горячо закивал головой, но до того, как он успел что-нибудь сказать, где-то внизу дома раздался звучный звон небольшого гонга. И будто это был сигнал, желудок Грея громко забурчал.

— Ужин через полчаса, — сказал более радостный, чем Грей когда-либо видел его, мистер Дауез и едва ли не выбежал за дверь. Грей последовал за ним.

— Господин Дауез, — сказал он, догнав того возле лестницы, — губернатор Уоррен. Как думаете…

— Он, он спустится к ужину, — заверил его Дауез. — Уверен, он уже вполне пришел в себя — эти вспышки возбуждения никогда не длятся долго.

— А что их провоцирует? — снизу поднимался соблазнительный аромат, в котором были и смородина, и лук, и специи, и Грей ускорил свой шаг.

— О… — Дауез тоже ускорил шаг, взглянув на него краем глаза. — Это ничего. Просто Его Превосходительство очень… очень сильно боится рептилий. Не случилось ли ему, часом, увидеть змею в гостиной или услышать что-то о них?

— Да, случилось, но это была очень маленькая и безобидная змейка, — тут Грей задался вопросом, а что же случилось с маленькой желтой змейкой. Он должно быть уронил ее от изумления, когда губернатор столь стремительно удалился. Он надеялся, что змейка не пострадала.

Мистер Дауез выглядел озабоченным и пробормотал себе под нос что-то вроде «о, Боже, о, Боже…», но затем лишь покачал головой и вздохнул.

Грей отправился в свою комнату, намереваясь умыться перед ужином — день был жарким, и от него сильно несло корабельными запахами, состоявшими в равных частях из запахов пота, морской болезни и хорошо настоявшихся в морской воде нечистот. И лошади, так как от пристани до Спаниш-Тауна он ехал верхом. Если удача ему улыбнется, то окажется, что его камердинер уже проветрил чистое белье.

Кингс Хауз, как и все известные резиденции губернаторов короны, был большим старым особняком с хаотичной планировкой, возвышавшийся на холме на краю Спаниш-Тауна. Планировалось воздвигнуть огромный дворец в палладианском стиле в центре города, но пройдет не меньше года, чем его начнут строить. А тем временем прилагались все усилия, чтобы поддержать честь Его Величества: полировка воском, серебро и белоснежное белье… но в углах комнат виднелись выцветшие обои, и потемневшее дерево под ними отдавало плесенью, так что Грей пытался задерживать дыхание каждый раз, как входил внутрь. Единственным, что было в этом доме хорошего, была широкая терраса, опоясывающая его со всех четырех сторон, над которой нависали большие разлапистые деревья, покрывавшие плитку кружевом теней. Некоторые комнаты имели выход прямо на эту террасу — комната Грея в их числе — так что можно было выйти наружу и вдохнуть чистого воздуха, приправленного запахами находящегося в отдалении моря и в таком же отдалении находящихся джунглей. Камердинера в комнате не было, зато на постели лежала чистая рубашка. Он сбросил камзол, сменил рубашку и распахнул французские двери.

Послеполуденное солнце через открытые двери заливало светом комнату, а он стоял посредине, наслаждаясь тем, что под ногами прочный пол после семи недель на море и семи часов в седле. И еще больше наслаждаясь временным одиночеством. У того, чтобы быть командиром, есть своя цена, и почти постоянная невозможность побыть в одиночестве входит в нее. Поэтому когда подворачивалась такая возможность, ох хватался за нее, зная, что это долго не продлится, и поэтому ценил ее еще больше.

И конечно в этот раз тоже одиночество не продлилось дольше двух минут. Он ответил «входите» на стук в дверь и, обернувшись, был захвачен столь сильным физическим влечением, какого не испытывал месяцами.

Мужчина был молодым, около двадцати и, одетый в голубую с золотом ливрею, стройным, но обладал широкими плечами, говорившими о его силе, и шеей, которая могла бы украшать греческие скульптуры. Возможно из-за жары он не носил парика, и его коротко обстриженные мелкие тугие кудряшки представляли взору прекрасно вылепленную голову.

— К Вашим услугам, сэр, — обратился он к Грею, уважительно кланяясь. — Губернатор просит засвидетельствовать свое почтение и передает, что ужин будет подан через десять минут. Могу ли я проводить Вас в столовую?

— Можете, — ответил Грей и потянулся за камзолом. Он не сомневался, что отыскал бы столовую и без помощи, но такой шанс посмотреть на этого молодого парня, пока они будут идти…

— Можете, — уточнил Том Берд, заходя с полными руками необходимого для туалета джентльмена инвентаря, — как только я приведу в порядок волосы Его Благородия, — он угрожающе уставился на Грея. — Вы не пойдете на ужин в таком виде, милорд, даже не думайте. Присаживайтесь здесь, — он со строгостью указал на стул, и подполковник Грей, командующий войсками Его Величества на Ямайке, смиренно подчинился диктату его двадцати однолетнего камердинера. Он далеко не всегда отпускал повод в отношении Тома, но сейчас был рад предоставившемуся случаю посидеть спокойно в компании молодого чернокожего слуги.

Том аккуратно разложил на туалетном столике свой инструментарий - от двух серебренных расчесок до коробочки с пудрой и щипцами для завивки - с таким тщанием, с каким хирург мог бы раскладывать свои ножи и пилы. Выбрав расческу, он склонился над Греем, уставившись на его голову, затем ахнул.

— Милорд! Тут огромный паук, ползет прямо у Вас по лбу!

Грей рефлекторно хлопнул себя по лбу, и паук — хорошо видный коричневый объект почти с полдюйма длиной — отлетел в сторону, ударился о зеркало с хорошо слышным стуком, упал на туалетный столик и пустился убегать, спасая свою шкуру.

Том и чернокожий слуга одинаково вскрикнули от ужаса и набросились на него, столкнувшись перед туалетным столиком и клубком повалились на пол. Грей, сдержав почти непреодолимый порыв рассмеяться, переступил через них и раздавил убегавшего паука тыльной стороной второй расчески.

Он помог Тому встать и отряхнул с того пыль, позволив чернокожему слуге самостоятельно подняться. Он отмахнулся от всех извинений, но спросил, был ли этот паук смертоносным.

— О, да, сэр, — горячо заверил его слуга. — Если такой Вас укусит, то Вы, сэр, сразу почувствуете ужасную боль. Плоть вокруг раны начнет загнивать, и в течение часа у Вас начнется лихорадка. И скорее всего Вы не доживете до рассвета.

— О, ясно, — бесстрастно сказал Грей, хотя и содрогнулся. — Что ж. Может тогда Вы не будете против осмотреть комнату, пока Том занят? На случай, если эти пауки ходят группами.

Грей сел и позволил Тому заплести его волосы, наблюдая, как парень старательно смотрит под кроватью и под туалетным столиком, вытаскивает сундук Грея, вытягивает и отряхивает длинные шторы.

— Как Вас зовут? — спросил он юношу, заметив, что пальцы Тома сильно дрожат, и надеясь отвлечь того от мыслей об опасной дикой живности, которой Ямайка очевидно кишит. На улицах Лондона Том был бесстрашен и готов иметь дело как с злобными псами, так и с пугливыми лошадьми. Но пауки — это совсем другое дело.

— Родриго, сэр, — ответил юноша, прервав отряхивание штор, чтобы поклонится. — К Вашим услугам.

Молодой человек казалось чувствовал себя вполне комфортно в компании и поддержал разговор о городе, о погоде — он предрек дождь сегодня вечером, около десяти часов, что заставило Грея подумать, что тот был слугой в хороших семьях уже некоторое время. Был ли он рабом, задумался Грей, или свободным негром?

Его восхищение Родриго, уверял он сам себя, было той же природы, как восхищение прекрасными скульптурами, восхитительными картинами. У одного его друга действительно была коллекция греческих амфор, украшенных рисунками, которые вызывали у Грея те же самые чувства. Он слегка поерзал на стуле и закинул ногу на ногу: ему скоро спускаться к ужину. Он решил думать об огромных волосатых пауках, и ему это неплохо удавалось, как вдруг что-то большое и черное свалилось из дымохода и выбежало из холодного камина.

Все трое мужчин вскрикнули, вскочил на ноги и стали как бешеные пытаться затоптать это. В этот раз неприятеля поверг Родриго, раздавив своим крепким башмаком.

— Что это, черт возьми, было? — спросил Грей, наклоняясь и пытаясь рассмотреть пришельца: тот был хороших три дюйма длиной, [≈ 7,6см — прим. пер.] яйцеобразной формы, блестяще черным и с мерзкими длинными подрагивающими усиками.

— Всего лишь таракан, сэр, — заверил его Родриго, вытирая ладонью пот с эбеново-черного лба. — Они не причинят Вам вреда, но все же это крайне нежелательные гости. Если заберутся к Вам в постель, то сгрызут Ваши брови.

Том выдавил тихий сдавленный крик: таракан не издох, а лишь слегка пострадал от башмака Родриго. Теперь он выставил угловатые ножки, поднял тельце и продолжил свой путь, хоть и заметно медленнее. На руках Грея волосы встали дыбом; он схватил совок для золы, что стоял с другими инструментами при камине, и, подхватив на него насекомое, рывком открыл дверь и выбросил мерзкое существо как можно дальше — учитывая нынешнее состояние Грея, тот улетел действительно далеко.

Когда Грей вернулся, Том был бледен как заварной крем, но поднял дрожащими руками камзол хозяина. Он тут же уронил его, пробормотал извинения и наклонился поднять, но тут же снова, взвизгнув, уронил и отскочил назад, вжимаясь в стену с такой силой, что Грей услышал, как трещат рейки и штукатурка.

— Какого дьявола? — он наклонился и осторожно потянулся к упавшему камзолу.

— Не трогайте его, милорд! — вскричал Том, но Грей уже видел, в чем проблема: маленькая желтая змейка выползла из складок красного бархата, вертя головой туда-сюда.

— О, привет, — он потянул руку, и змейка, ощупав его кожу трепещущим язычком, заползла ему на ладонь. Он взял ее, осторожно удерживая.

Том и Родриго, уставившись на него, казалось, обернулись в камень.

— Она совсем не опасна, — заверил он их. — Или, по крайней мере, я так думаю. Должно быть она свалилась мне в карман чуть раньше.

Родриго взял себя в руки. Он подошел и осмотрел змейку, но отказался касаться ее, заложив обе руки себе за спину.

— Вы нравитесь этой змейке, сэр, — сказал он, с интересом поглядывая то на змейку, то в лицо Грею, будто пытаясь разгадать причины такого необычного поведения.

— Возможно, — змейка поползла вверх и теперь обвивалась вокруг двух пальцев Грея, сжимая из с поразительной силой. — С другой стороны, может оказаться, что она пытается убить меня и съесть. Вы не знаете, что составляет их обычный рацион?

Это заставило Родриго рассмеяться, представив миру его прекрасные белоснежные зубы, и Грей представил себе, как эти зубы, эти мягкие губы цвета шелковицы смыкаются на… он прокашлялся и отвернулся.

— Она съест все, что не попытается съесть ее раньше, сэр, — заверил его Родриго. — Должно быть, она выползла, услышав таракана. Они охотятся на тараканов.

— Какая подходящая змейка. Можем мы найти для нее что-нибудь поесть, как думаешь? То есть, чтобы она захотела остаться.

Том, судя по лицу, был твердо настроен, что если змейка останется, то он уйдет. С другой стороны… он оглянулся на дверь, через которую удалился таракан, и вздрогнул. Очень неохотно он полез в карман и достал довольно помятую булку с ветчиной и солеными огурчиками.

Змейку положили на пол прямо перед этой булкой. Та осторожно опробовала ее, проигнорировала хлеб и огурчики, но аккуратно обвилась вокруг ветчины и сжала ее, чтобы та не сбежала. Затем раскрыв пасть до невообразимых размеров, змея заглотнула добычу под общие радостные возгласы. Даже Том захлопал в ладоши и, хоть не был в восторге от предложения Грея поместить ее в темное местечко под кроватью с целью сохранения бровей Грея, все же не возражал против такого плана. Змейку церемонно положили под кровать и оставили ее переваривать свою добычу. Грей как раз собирался задать Родриго еще вопросы относительно местной фауны, но его опередил удаленный звук гонга.

— Ужин! — воскликнул он и потянулся за теперь уже лишенным змеи камзолом.

— Милорд! Ваши волосы не напудрены!

Грей отказался надевать парик к сильному неодобрению Тома, но был вынужден в данный момент снизойти к пудре. Как только эта деталь туалета была исполнена, он схватил камзол и поспешил выйти, пока Том не успел предложить еще какие поправки в его одеянии.

Губернатор, как и предрекал мистер Дауез, явился к столу спокойным и исполненным достоинства. Исчезли все следы истерии, опьянения и пота, и, после того как он попросил прощения за свой столь резкий уход, больше о том инциденте не вспоминали.

Майор Феттез и адъютант Грея — капитан Черри — также присутствовали за столом. Один беглый взгляд на них заверил его, что с войсками все было в порядке. Феттез и Черри были полной противоположностью друг друга — первый напоминал хорька, а второй — брусок дерева, но оба были весьма компетентными, и подчиненные их любили.

Сначала разговор не очень шел: трое военных неделями не ели ничего, кроме корабельных галет и солонины. Они взялись за сервированную еду с сосредоточенностью муравьев, которым подсунули ломоть хлеба: энтузиазм, с которым они берутся за брошенный им вызов, не страдает от грандиозности стоящего перед ними задания. Постепенно скорость поглощения еды упала, и Грей завел беседу — это была его прерогатива как самого высокого по статусу гостя и старшего по званию офицера.

— Господин Дауез сообщил мне о должности суперинтенданта, — сказал он, внешне сохраняя доброжелательный тон. — Как долго капитан Кресвель занимает этот пост?

— Около шести месяцев, подполковник, — ответил губернатор, убирая крошки со рта льняной салфеткой. Губернатор сохранял полную невозмутимость, но Грей поглядывал краем глаза на Дауеза, и ему показалось, что тот напрягся. Это было интересно, ему следует снова поймать Дауеза один на один и более тщательно расспросить о вопросе суперинтенданта.

— А кто-нибудь занимал этот пост до капитана Кресвеля?

— Да… Вообще-то их было еще двое, не так ли, господин Дауез?

— Да, сэр. Капитан Лудгейт и капитан Перримен, — Дауез старательно избегал встречаться взглядом с Греем.

— Мне бы очень хотелось поговорить с этими джентльменами, — учтиво сказал Грей.

Дауез дернулся, будто кто-то воткнул ему в задницу шляпную булавку. Губернатор прожевал виноград, проглотил его и ответил:

— Мне очень жаль, подполковник, но оба они, как Лудгейт, так и Перримен оставили службу.

— Почему? — прямолинейно спросил Джон Феттез. Губернатор от неожиданности моргнул.

— Полагаю, майор Феттез желает знать, не было ли причиной их ухода казнокрадство или коррупция, — дружелюбно пояснил Боб Черри. — И если было, то позволили ли им покинуть остров, вместо того чтобы привести к ответу? И если так, то…

— Почему? — метко вставил Феттез.

Грей сдержал улыбку. Если наступит всеобщий мир и им придется оставить военную службу, Феттез и Черри легко смогут заработать на жизнь, выступая в мюзик-холле и разыгрывая перебранку. На допросе они очень быстро могли практически любого подозреваемого выбить из равновесия, привести в замешательство и заставить признаться.

Губернатор Уоррен, казалось, однако был вылеплен из более прочного теста, чем обычные полковые нарушители. Это или же ему нечего было скрывать, размышлял Грей, слушая, как тот с усталым видом терпеливо объяснял, что Лудгейт ушел по состоянию здоровья, а Перримен унаследовал состояние и вернулся в Англию.

Но нет — он заметил, как рука губернатора неуверенно повисла, подергиваясь, над чашей с фруктами. Что-то тот скрывает. И Дауез тоже. Но одно ли и то же они скрывают? И имеет ли это отношение к насущной проблеме?

Губернатор запросто мог скрывать собственное казнокрадство или коррупцию — и скорее так оно и есть, бесстрастно подумал Грей, обратив внимание на выставленное в серванте серебро. Коррупция — в разумных пределах — воспринималась более-менее как привилегия должности. Но если дело обстоит так — Грея это не касается, если только это не имеет отношения к маронам и их восстанию.

Хотя наблюдать Феттеза и Черри за работой было сплошное удовольствие, Грей прервал их коротким кивком и решительно вернул разговор к вопросам восстания.

— Какие сообщения поступали Вам, сэр, от бунтовщиков? — спросил он губернатора. — Поскольку, насколько я знаю, в таких случаях причиной бунта обычно является вполне определенные претензии. В чем было дело?

Уоррен уставился на него с отвисшей челюстью. Он медленно закрыл рот и, прежде чем ответить, колебался пару секунд. Грей предположил, что тот задумался, как много Грей сможет разузнать из других источников.

Всё, что вообще возможно, подумал Грей, сохраняя выражение легкой заинтересованности.

— Ну, касательно этого, сэр… то, после чего начались… эм… трудности… это был арест двух молодых маронов по обвинению в краже из склада в Кингстоне. Их выпороли на городской площади и приговорили к заключению, после чего…

— По решению суда? — перебил Грей.

Губернатор остановил на нем свой холодный (хоть глаза его и были красными) взгляд.

— Нет, подполковник. У них нет права на суд.

— И Вы их выпороли и заключили в тюрьму полагаясь на… чье слово? Обиженного купца?

Уоррен слегка подобрался и задрал подбородок. Грей обратил внимание, что хоть тот и побрился, но небольшое пятнышко щетины ускользнуло от внимания: оно виднелось в провале щеки как пятно, как волосатая бородавка.

— Не я, сэр, нет, — холодно ответил он. — Приговор был вынесен магистратом Кингстона.

— А именно?

Дауез слегка поморщился и закрыл глаза.

— Судья Самуэль Питерс.

Грей кивком поблагодарил.

— Капитан Черри навестит завтра судью Питерса, — любезно сообщил он. — И заключенных тоже. Я так понимаю, они все еще под арестом?

— Нет, — вставил мистер Дауез, неожиданно выходя из роли мыши-сони. — Они сбежали меньше чем через неделю после ареста.

Губернатор бросил на своего секретаря короткий раздраженный взгляд, но нехотя кивнул. При последующем понукании он признался, что мароны послали через капитана Кресвеля протест против того, как обходятся с пленниками. Но поскольку заключенные сбежали до того, как послание прибыло, казалось, что нет нужды что-либо с этим делать.

Грей на миг задумался, чье покровительство обеспечило Уоррену эту должность, но отбросил эту мысль, чтобы сосредоточиться на продолжении расспросов. Первое нападение, как ему сообщили, произошло без какого-либо предупреждения — на удаленной плантации сожгли тростниковые поля. Известие это достигло Спаниш-Тауна через несколько дней, и к этому времени такому же разорению подверглась другая плантация.

— Капитан Кресвель, конечно, сразу же отправился получить объяснения, — сказал Уоррен и сжал губы.

— И?

— И не вернулся. Мароны не стали требовать за него выкуп и не сообщали о его смерти. Может он у них, а может и нет. Мы не знаем, вот и все.

Грей не мог не смотреть на Дауеза, который, хоть и выглядел несчастным, но слегка пожал плечами. Не его дело сообщать больше, чем губернатор счел нужным, ведь так?

— Итак, если я правильно понял Вас, сэр, — сказал Грей резким тоном, который он даже не старался смягчить. — Вы не вступали в переговоры с повстанцами, с тех пор как начались их протесты? И не предприняли для этого никаких шагов?

Уоррен слегка надулся, но ответил спокойным тоном:

— Вообще-то, подполковник, я их предпринял: я послал за Вами, — он слегка улыбнулся и потянулся к графину.



Вечерний воздух завис, влажный и липкий, содрогаясь от отдаленных раскатов грома. Не в силах выносить больше стеснение своего мундира, Грей, не дожидаясь помощи Тома, сбросил его и стоял обнаженный посреди комнаты, закрыв глаза и наслаждаясь касанием ветерка к своей обнаженной коже.

Воздух, причем, ощущался очень необычно: хоть он и был очень теплым, но даже в помещении в нем чувствовалось море, чистая голубая вода. С его комнаты нельзя было увидеть море, даже если бы оно было видимо из Спаниш-Тауна — его комната выходила на покрытый джунглями склон. Но все же он чувствовал его и вдруг страстно возжелал зайти на глубину и погрузиться в чистую прохладу океана. Солнце уже почти село, и крики попугаев и других птиц становились все реже.

Он заглянул под кровать, но не обнаружил там змейки. Возможно, та скрылась подальше в тени, возможно, отправилась на поиски добавки ветчины. Он выпрямился, с наслаждением потянулся, затем встряхнулся и проморгался, чувствуя себя отупевшим от большого количества вина и еды и от нехватки сна: он проспал едва ли три часа за последние сутки из-за прибытия, разгрузки и путешествия к Кингс Хаусу.

Его разум, казалось, теперь ушел не попрощавшись, но это было неважно, скоро он вернется. А пока же его уход оставил командование на тело — совсем уж неразумный путь.

Он чувствовал себя изнуренным, но беспокойным и бессознательно потер грудь. Рана на груди уже вполне зажила, остались ощущаемые пальцами под светлыми волосами слегка розоватые пересекающиеся рубцы. Один проходил меньше чем в дюйме от его левого соска — ему повезло не утратить его.

На кровати высокой горкой лежала тонкая ткань. Это, должно быть, москитная сетка, о которой ему рассказывал за ужином мистер Дауез: хитроумное приспособление из драпировок, которым закутывали кровать полностью, чтобы защитить хозяина кровати от атаки кровожадных насекомых.

После ужина он уделил некоторое время Феттезу и Черри и составил планы на завтра. Черри должен посетить судью Питерса и узнать побольше о тех маронах, которых арестовали. Феттез пошлет людей в Кингстон, чтобы отыскать уволившегося мистера Лудгейта, бывшего суперинтенданта: если удастся найти Лудгейта, то Грей хотел бы узнать мнение этого господина о его преемнике. Что же касается самого этого преемника… Если Дауезу не удастся откопать капитана Кресвеля до конца завтрашнего дня… Грей невольно зевнул, затем, моргая, помотал головой. Хватит.

Солдаты уже должны были расселиться, некоторые ушли в первое за месяцы увольнение. Грей поглядел на небольшую стопку карт и отчетов, которые он смог чуть ранее заставить мистера Дауеза выдать, но это все может подождать до утра, до лучшего освещения. После ночного отдыха он станет намного лучше соображать. Он быстро выглянул на террасу, чтобы убедиться, что соседние комнаты пустуют, и прислонился к косяку открытой двери. От моря начинали набегать облака, и ему вспомнилось, как Родриго предвещал вечером дождь. Ему показалось, что в воздухе чувствуется легкая прохлада, то ли от приближающегося дождя, то ли от спускающейся ночи, и волосы на его теле встопорщились.

Отсюда все, что он мог видеть, это темную зелень поросшего джунглями склона, блестящего в сумеречном свете как темный изумруд. С другой же стороны дома он, когда закончился ужин, видел внизу огни Спаниш-Тауна, путаницу узких пахучих улиц. У кабаков и борделей сегодня будет прибыльная ночь, подумал он.

Мысль о борделях навеяла чувство чего-то немного похожего на негодование. Любой солдат из тех, что прибыли с ним, от последнего рядового до самого Феттеза, могут отправиться в любой бордель Спаниш-Тауна — а их тут немало, как сказал ему Черри, и снять стресс от длинного путешествия. И никто не скажет им ни слова. Он же — не может.

Пока он наблюдал, как меркнет свет, его рука опустилась ниже и стала лениво мять свою плоть. В Лондоне были места для таких как он мужчин, но прошло уже много лет с тех пор, как он посещал их.

Он потерял одного любовника, когда тот умер, второго — когда предал. А третий… Он сжал губы. Можно ли назвать человека, который никогда даже не коснется тебя, кого передергивает от одной мысли об этом, любовником? Нет. Но в то же время как назвать человека, чей разум затрагивает струны твоего, чья колючая дружба — это дар, чей характер, чье само существование частично определяет твое?

Не в первый раз — да и не в последний — он пожелал, чтобы Джейми Фрейзер был мертв. Но пожелал уже чисто автоматически и тут же выбросил это из головы. Цвет джунглей затух до цвета пепла, и в его ушах начали жужжать насекомые.

Он вошел в комнату и начал возиться с сеткой на кровати, пока не пришел Том, не забрал ее, не навесил и не помог приготовиться ко сну.



Он не мог уснуть. Было ли дело в еде, в незнакомом месте или просто в беспокойстве из-за новых для него и пока еще незнакомых обязанностей, но его разум никак не мог успокоиться, а вслед за ним — и тело. Он не стал понапрасну тратить время, ворочаясь — он прихватил с собою несколько книг. Чтение «Истории Тома Джонса, Найденыша» поможет отвлечься и спокойно уснуть.

Французские двери были занавешаны тонкими муслиновыми шторами, но месяц был почти полным и давал достаточно света, чтобы найти кремень, кресало и подсвечник. Свеча была хорошего воска, и огонь вспыхнул ровным и ярким светом, но моментально привлек стаю назойливых мошек, москитов и ночных бабочек. Он поднял подсвечник, чтобы взять с собою в постель, но передумал.

Что было лучше: быть искусанным москитами или сгореть заживо? Грей размышлял над этим хороших секунды три, затем поставил свечу обратно на стол. Москитная сетка моментально вспыхнет, если свеча перевернется в кровати.

Но все же совсем не обязательно быть съеденным заживо или быть покрытым зудящими укусами лишь потому, что его камердинер не любит запах медвежьего жира. Тот все равно не попадет на его одежду.

Он сбросил ночную рубашку, опустился на колени и, оглянувшись через плечо, полез в свой сундук. Тома, конечно же, разместили где-то на чердаке или в одной из других построек Кингс Хауса, и тот почти наверняка спал глубоким сном. Том ужасно страдал от морской болезни, и это путешествие далось ему тяжело.

Вест Индийская жара не лучшим образом сказалась и на медвежьем жире в жестяной баночке: запах прогорклого жира почти полностью перебивал аромат мяты и других входивших в его состав трав. Все же, рассудил он, если это отпугивает его, то уж тем более должно отпугнуть москитов, и стал втирать во всю свою кожу, куда только смог дотянуться. Несмотря на запах, это не было так уж неприятно. Изначальный запах все еще достаточно чувствовался, чтобы напомнить ему о том, как он использовал его в Канаде. Достаточно, чтобы напомнить о Маноке, который дал его ему. Который натер его им в синеющем закате на безлюдном песчаном острове на реке Святого Лаврентия.

Окончив, он отложил жестяную баночку и коснулся своего начавшего подниматься члена. Он не думал, что когда-либо снова встретит Маноке. Но он помнил. Очень живо.

Немного позже он лежал на кровати под сеткой, хватая ртом воздух, и с сердцем, стучащим в контрапункт к отзвукам содрогания его тела. Он открыл глаза, чувствую приятную расслабленность и наконец-то со светлой головой. Комната была закрытой, слуги, конечно же, закрыли все окна, чтобы не впускать внутрь опасный ночной воздух, и пот каплями выступил на его теле. Он, однако, чувствовал себя слишком вялым, чтобы встать и открыть французские двери на террасу, это может немного подождать.

Он снова закрыл глаза, затем распахнул их и вскочил с кровати, потянувшись за кинжалом, оставленным на столе: слуга по имени Родриго стоял, прижавшись спиной к двери, белки его глаз виднелись на его черном лице.

— Чего тебе? — Грей опустил кинжал, но не убрал с него руку; его сердце все еще колотилось.

— У меня к Вам послание, сэр, — ответил молодой человек. Он громко сглотнул.

— Да? Выйдите на свет, чтобы я мог Вас видеть. — Грей потянулся, взял и набросил свой халат, не спуская с парня глаз.

Родриго явно неохотно отступил от дверей, но он пришел что-то сообщить, и он это скажет. Он вышел к кругу света, держа руки по бокам и нервно сжимая их.

— Вы знаете, что из себя представляет человек-Обея?

— Нет.

Это явно сбило с толку Родриго. Он моргнул и дернул губами, явно не зная, как описать концепцию Обеи. В конце концов он, сдавшись, беспомощно пожал плечами.

— Он передает, чтобы Вы были начеку.

— Передает, вот как, — сухо ответил Грей. — Начеку… имеется в виду что-то конкретное?

Это, казалось, помогло: Родриго горячо закивал.

— Не приближайтесь к губернатору. Держитесь как можно дальше от него. Он скоро… то есть… может случиться что-то плохое. Скоро. Он… — слуга запнулся, очевидно, осознав, что его могут уволить — если не хуже — за то, что он так фривольно выражается о губернаторе. Грею, конечно, было до смерти любопытно, и он сел, жестом указав Родриго, чтобы тот взял стул и себе, что тот и сделал, хоть и явно неохотно.

Чем бы ни был этот Обея, подумал Грей, он явно обладал немалой властью, раз заставил Родриго сделать что-то, чего тот так явно не желал. Лицо юноши блестело от пота, а его руки бессознательно сжались на ткани ливреи.

— Расскажите мне, что собою являет Обея, — решительно сказал Грей, наклоняясь вперед. — Обещаю, что я никому не скажу.

Родриго сглотнул, но кивнул. Он склонил голову, глядя на стол, будто мог прочесть в рисунке древесины подходящие слова.

— Зомби, — пробормотал он, едва слышно. — За ним идут зомби. За губернатором.

Грей понятия не имел, чем могли быть эти «зомби», но слово было сказано таким тоном, что по спине у него внезапно как вспышка молнии пробежал холодок.

— Зомби, — старательно выговорил он. Помня реакцию губернатора ранее, он спросил: — Зомби, это часом не какая-то змея?

Родриго хватанул ртом воздух, но потом, кажется, немного расслабился.

— Нет, сэр, — серьезно ответил он. — Зомби — это мертвые люди, — затем он встал, резко поклонился и ушел: он доставил сообщение.

Грей, что и неудивительно, не уснул сразу же после этого визита.

Столкнувшись с немецкими ночными демонами, индийскими призраками и проведя один-два года в шотландском нагорье, он был лучше чем большинство людей знаком с затейливыми предрассудками. И хотя он не был склонен тут же принимать местные обычаи и поверья, он так же не был склонен бездумно отбрасывать их. Вера может заставить людей сделать то, чего иначе они никак бы не сделали, и есть ли под поверьем основание или нет, ответные действия людей — вполне реальны.

Даже если отбросить в сторону человека-Обею и зомби, губернатору Уоррену очевидно что-то угрожает, и Грей был склонен думать, что губернатор знает, в чем дело.

Но была ли опасность немедленной? Он потушил свечу и какую-то секунду сидел в темноте, давая глазам привыкнуть к мраку, затем встал и тихонько подошел к французским дверям, через которые вышел Родриго.

Гостевые спальни в Кингс Хаусе представляли из себя ряд простых комнат; во всех них был выход на террасу через двойные французские двери. Грей, взявшись за муслиновые шторы, на миг застыл: если кто-то наблюдает за его комнатой, то, если шторы отдернуть, это заметят.

Вместо этого Грей направился к внутренним дверям, выходящим в узкий служебный коридор, который в данный момент был абсолютно темный и абсолютно пустой, если верить своим чувствам. Он тихонько притворил дверь, оглянувшись через плечо на французские двери. Занятно, подумал он, что Родриго вошел через парадную, так сказать, дверь, хотя мог прийти к Грею незаметно.

Но Родриго ведь сказал, что его послал Обея. Очевидно, он хотел, чтобы видели, что он выполнил приказ. А это в свою очередь означает, что с большой долей вероятности кто-то следил, чтобы удостовериться в этом.

И из этого вытекает, что тот же некто — или те же некто — теперь наблюдают, что же Грей теперь предпримет.

Его тело уже достигло собственного решения, и он потянулся за бриджами и рубашкой еще до того, как он решил, что если что-то может случиться с Уорреном, то его долг предупредить это, зомби или нет. И он совершенно не скрываясь вышел через французские двери на террасу.

На каждом углу террасы, как он и ожидал, стоял часовой: Роберт Черри был весьма щепетилен. С другой стороны, чертовы часовые явно не заметили, как Родриго входил к нему в комнату, и это его совсем не радовало. Но обвинения могут и подождать; ближайший часовой заметил его и резко окликнул: «Кто идет?»

— Это я, — коротко ответил Грей и не церемонясь стал отдавать приказы: предупредить всех часовых, размещенных вокруг дома, и послать двоих солдат к центральному входу, где им следует ожидать, пока их не впустят.

Затем Грей вернулся в комнату и вышел в служебный коридор. За дверью в конце коридора он наткнулся на дремавшего черного слугу, который поддерживал огонь под рядом больших медных котлов с горячей водой на нужды дома.

Слуга моргнул и уставился на Грея, когда тот слегка потряс его за плечо, чтобы разбудить, но когда Грей потребовал, чтобы его проводили к покоям губернатора, согласно кивнул. Он повел Грея в центральную часть здания и вверх по темной лестнице, освещенной только лунным светом, струящимся через высокие створчатые окна. На верхнем этаже все было тихо, если не считать регулярный храп, доносившийся из, как объяснил слуга, спальни губернатора.

Мужчина шатался от усталости, и Грей отпустил его, дав указания впустить двоих солдат, которые к этому времени уже должны были бы быть у дверей. Слуга широко зевнул и ушел, а Грей остался наблюдать, как тот спотыкаясь спускается по лестнице во мрак, и надеяться, что тот не упадет и не свернет себе шею. В доме было очень тихо. Он начать чувствовать себя несколько глупо. Но все же…

Дом, казалось, дышал вокруг него, почти казалось, что тот способен ощущать и чувствует Лорда Джона. Это глупая мысль вызвала беспокойство.

Звуки поднимающихся шагов вывели его из этого беспокойства, и он тихонько отдал приказы.

— Будьте начеку. Если что-нибудь услышите, я хочу об этом знать.

Он задержался, но Уоррен продолжал храпеть, так что Грей пожал плечами и спустился вниз в шелк ночи и отправился назад в свою комнату.

Сначала он услышал запах. На какой-то миг подумал, что оставил жестянку с медвежьим жиром открытой, затем сладковатая вонь падали сжала ему горло, а вслед за ней его сжала пара рук, вынырнувших из мглы и вцепившихся в его глотку.

Он стал отбиваться в панике, бешено лягаясь и пинаясь, но хватка, сжавшая горло, не ослаблялась, и по углам того, что должно было бы быть зрением, если бы это было возможно в такой мгле, замелькали светлые точки. Невероятным усилием воли он заставил себя полностью расслабиться. Нападавший был захвачен врасплох внезапно повисшим на нем весом, и Грей вывалился из удушающей хватки. Он упал на пол и откатился.

Чертов ад, где тот человек? Если это был человек. Ведь хотя его рациональный разум требовал руководствоваться логикой, более примитивные части мозга вторили прощальные слова Родриго: «Зомби — это мертвые люди». И чем бы ни было это существо в его комнате, оно, если судить по запаху, было мертво уже несколько дней.

Он слышал шуршание чего-то тихо приближавшегося к нему. Дышит ли оно? Он не мог расслышать это за своим собственным тяжелым дыханием, режущим ему горло, и за бешеным стучанием сердца, отдающим в ушах.

Он лежал на полу у стены, его ноги частично скрывались под пуфиком туалетного столика. В комнате был свет, как он мог теперь, когда его глаза привыкли, видеть: французские двери виднелись в темноте светлыми прямоугольниками, и он мог разглядеть фигуру того, что напало на него. Фигура напоминала человеческую, но была странно сгорблена и водила головой туда-сюда, будто хотела унюхать его. Что не займет у нее больше двух секунд в лучшем случае.

Он резко сел и, схватив пуфик, со всей силы бросил его в ноги существа. Существо вскрикнуло «уф!», что прозвучало неоспоримо по-человечески, и зашаталось, выбросив руки для равновесия. Звук обнадежил Грея, и он, перекатившись, встал на одно колено и, крича нечленораздельные ругательства, бросился на существо.

Он врезался в существо на уровне груди, почувствовал, что тот падает назад, и бросился в темноту, где, как ему казалось, находился стол. Там стол и был, и он начал безумно шарить по поверхности. Нашел кинжал, где его и оставил. Он схватил его и развернулся как раз тогда, когда существо добралось до него и вцепилось, изрыгая вонь и отвратительные звуки. Он ударил кинжалом и почувствовал, как лезвие распороло существу руку и отскочило от кости. Существо вскрикнуло, выдохнув облако несвежего дыхания прямо Грею в лицо, затем развернулось и направилось к французским дверям и вывалилось из них в фонтане битого стекла и парящих занавесок.

Грей бросился вслед, выбежал на террасу, криком призывая часовых, но те, как запоздало вспомнил он, сейчас были в центральной части дома, охраняя губернатора, чей драгоценный сон не должны нарушить… кто бы это ни был. Зомби?

Чем бы оно ни было, оно сбежало.

Он резко сел на камни террасы, отходя от шока и от этого дрожа. Никто не пришел на шум. Ведь невозможно же было не проснуться; возможно, никого не поселили в этой части здания.

Он чувствовал себя больным и задыхавшимся и на миг опустил голову на колени, затем резко вскинул ее и оглянулся, на случай, если еще что-то пытается подкрасться к нему. Но ночь наполняли тишина и покой. Единственным слышимым звуком был шум листвы на ближайшем дереве, который он на один безумный миг принял за шум переползавшего с ветки на ветку в поисках укрытия существа. Затем он услышал тихий свист и шипящий писк. Летучие мыши, сообщила ему рациональная часть его мозга — то есть то, что от нее осталось.

Он тяжело дышал, хватая ртом воздух, пытаясь очистить легкие от отвратительной вони этого создания. Он был солдатом всю свою жизнь, он видел мертвых на полях сражения, он чувствовал их вонь. Он хоронил тела товарищей в братских могилах и сжигал тела врагов. Он знал, как пахнут могилы и разлагающаяся плоть. И существо, которое недавно сжимало ему горло, почти наверняка вылезло из недавней могилы.

Несмотря на то, что ночь была теплой, его била сильная дрожь. Он потер ладонью правую руку, которая болела от приложенных усилий: три года назад он был сильно ранен при Крефельде и едва не потерял руку. И она все еще оставалась намного слабее, чем он бы хотел. Однако, взглянув на нее, он удивился. Но светлой ткани его халата проступали темные пятна, и, повернув руку, он понял, что та была влажной и липкой.

— Боже, — пробормотал он и осторожно поднес ее к носу. Никаких шансов спутать этот запах, даже приглушенный вонью могилы и неуместным ароматом цветов ночного цеструма, росшего в горшках возле террасы, но даже тот не мог забить этот запах.

Кровь. Свежая кровь. Причем не его.

Он стер остатки крови с руки о подол халата, и холодный ужас последних нескольких минут перерос в пылающие угли гнева, жгущего внизу живота.
Он был солдатом большую часть своей жизни, ему случалось убивать. Он видел падших на полях сражения, и одно он знал точно: у мертвых не идет кровь.



Феттез и Черри, конечно, должны знать. Также и Том, поскольку разгром в его комнате невозможно объяснить ночным кошмаром. Вчетвером они собрались в комнате Грея, совещаясь при свече, пока побледневший до губ Том убирал бардак.

— Вы никогда не слышали о зомби или зомбиях? Понятия не имею, какая правильная множественная форма, — все головы закачались отрицательно. Большая бутылка прекрасного шотландского виски пережила тяжелое путешествие на дне сундука Грея, и он щедро разлил его всем, включая Тома.

— Том, поспрашиваешь завтра среди слуг? Осторожно, конечно. Вот, выпей, это тебе поможет.

— О, я буду осторожен, милорд, — горячо заверил его Том. И послушно хлебнул виски, прежде чем Грей успел его предупредить. Его глаза вылезли из орбит, и он выдавил звук, какой мог бы издать усевшийся на шмеля бык, но сумел кое-как проглотить виски и застыл в ошеломлении, то открывая, то закрывая рот.

Губы Боба Черри дернулись, но Феттез сумел сохранить свою обычную невозмутимость.

— У Вас есть предположения, сэр, зачем на Вас нападать?

— Если слуга, предупредивший меня о человеке-Обеи, был прав, то могу предположить только, что это был ответ на то, что я отправил часовых охранять губернатора. Но Вы правы, — он кивнул в ответ на замечание, которое Феттез подразумевал. — Это значит, что кто бы ни стоял за этим, — он махнул рукой, указывая на разгром в его комнате, в которой еще чувствовался запах недавно вторгшегося человека, несмотря на пахнувший дождем ветер, влетавший через разбитые двери и сладковатый жженый запах виски, — он либо вблизи наблюдал за домом, либо…

— Либо живет тут, — сказал Феттез и задумчиво глотнул виски. — Может, Дауез?

Брови Грея подскочили. Тот маленький, пузатый, радушный мужчина? И все же он знавал немало маленьких безнравственных мужчин.

— Ну, — медленно проговорил он, — напал на меня не он, это я могу сказать точно. Кто бы то ни был, он был выше меня и худощавого телосложения, а вовсе не тучный мужчина.

Том неуверенно подал голос, показывая, что ему есть что сказать, и Грей кивнул, позволяя ему высказаться.

— А Вы совершенно уверены, милорд, что напавший на Вас человек… эм… не был мертв? Потому что если судить по запаху, то он пролежал в могиле не меньше недели.

Все они непроизвольно содрогнулись, но Грей покачал головой.

— Я уверен, — сказал он столь решительно, как только смог. — Это был живой человек, хоть и весьма необычный, — добавил он, нахмурившись.

— Следует ли нам обыскать дом, сэр? — предложил Черри.

Грей неохотно помотал головой.

— Он — или оно — сбежало в сад. И оставило заметные следы, — он не стал добавлять, что у слуг было достаточно времени (если они были в этом замешаны), чтобы уже скрыть следы того существа. Если же они не были замешаны, подумал он, то лучше всего расспросить Родриго; а растревожить весь дом и привлечь внимание к молодому человеку раньше времени — никак не поможет его делу.

— Том, — обратился он, поворачиваясь к камердинеру. — Можешь ли ты подступиться к Родриго?

— О да, милорд. Он был дружелюбен со мною во время ужина, — заверил державший в руках щетку Том. — Хотите, чтобы я поговорил с ним?

— Да, пожалуйста. Кроме того… — он потер лицо рукой, ощущая на челюсти выступившую щетину. — Продолжим составлять планы на завтра. Но, капитан Черри, не могли бы Вы найти еще и время, чтобы расспросить господина Дауеза? Расскажите ему, что тут сегодня выяснилось; мне очень интересно, какова будет его реакция.

— Да, сэр, — Черри допил виски, кашлянул и на миг застыл, моргая, затем прочистил горло. — А, эм… губернатор, сэр?..

— Я поговорю с ним сам, — ответил Грей. — А затем я собираюсь поехать в холмы и навестить пару плантаций и присмотреть места, где сможет расположиться охрана. Потому что нам необходимо действовать быстро и решительно. Если по отношению к маронам необходимо использовать силу, придется подождать, пока мы не будем знать, как обстоят дела на той стороне, — Феттез и Черри кивнули, они прослужили всю свою жизнь солдатами и не горели желанием немедленно бросаться в бой.

Распустив собрание, Грей сел, попивая второй стакан виски, пока Том молча заканчивал уборку.

— Милорд, Вы уверены, что хотите ночевать в этой комнате? — спросил он, аккуратно поставив табуретку на место у туалетного столика. — Я уверен, что смог бы найти для Вас другое место.

Грей с любовью улыбнулся в ответ.

— Я уверен, что ты смог бы, Том. Но, думается мне, точно так же сможет и наш недавний друг. Нет, капитан Черри разместит двойной патруль на террасе, а так же внутри задания. Я буду в безопасности, — и даже если не будет, сама мысль о том, чтобы прятаться, скрываться от того, что пришло к нему, чем бы оно ни было… Нет. Он не позволит им — кем бы они ни были — решить, что они смогли пошатнуть его мужество.

Том вздохнул, но покачал головой и полез за пазуху рубахи, откуда вытащил небольшой крестик, сплетенный из стеблей пшеницы и довольно потертый на вид, подвешенный на кожаном ремешке.

— Хорошо, милорд. Но Вы должны хотя бы надеть вот это.

— Что это?

— Амулет, милорд. Мне его дала Исла, в Германии. Она сказала, что он защитит меня от зла, и так и случилось.

— О, Том, нет, ты конечно же должен…

Сжав челюсти в хорошо знакомом Грею выражении упрямства, Том наклонился вперед и надел кожаный ремешок через голову Грея. Затем расслабил челюсти.

— Вот, милорд. Теперь я хоть смогу уснуть.



Планы Грея поговорить с губернатором за завтраком провалились, поскольку тот послал сообщение, что ему нездоровится. Грей, Черри и Феттез переглянулись за столом, но Грей сказал лишь:

— Феттез? И Вы, капитан Черри, прошу вас, — они кивнули, и между ними проскользнуло чувство скрытого довольства. Грей скрыл улыбку: тем двоим нравилось расспрашивать людей.

Секретарь Дауез за завтраком присутствовал, но говорил мало, уделяя все свое внимание яйцам и тостам на своей тарелке. Грей внимательно наблюдал за ним, но тот не подал ни малейшего знака ни о ночной прогулке, ни о скрываемых сведениях. Грей обменялся взглядами с Черри. Оба — Феттез и Черри — заметно оживились.

Сам же он на данный момент оказался свободен. Ему придется как можно быстрее появиться на публике и предпринять такие действия, которые засвидетельствовали бы, что ситуация находится под контролем, и которые сообщили бы маронам, что те привлекли внимание к своей проблеме и что дальнейшие разбои не пройдут им даром.

После завтрака он позвал еще одного из своих капитанов и организовал эскорт. Двенадцати человек, рассудил он, вполне достаточно для виду.

— И куда Вы отправитесь, сэр? — спросил, искоса глянув, капитан Лосси, пока мысленно подсчитывал лошадей, вьючных мулов и продовольствие.

Грей глубоко вздохнул и взял быка за рога.

— На плантацию «Твелвтрис», — ответил он. — Около двадцати миль вверх от Кингстона.

А то тут как-то вообще нет для подобных сцен места: ни содомитов, ни влюбленностей. И даже барышни вокруг нашего героя не вьются

Филип Твелвтрис был молод, может около двадцати пяти, крепкого телосложения и довольно приятной наружности. Хоть сам мужчина никак не взволновал Грея, тот все равно напрягся, когда пожимал руку, и внимательно смотрел, не проскользнет ли на лице Твелвтриса какой признак, что тот узнал его имя или видит какую-то важность в этом визите, кроме важности нынешней политической ситуации.

На лице Твелвтриса не промелькнуло никакого следа неловкости или подозрения, и Грей, принимая предложенный прохладительный напиток, немного расслабился. Напиток оказался смесью фруктового сока и вина, терпким, но освежающим.

— Это сангрия, — сказал Твелвтрис, поднимая свой стакан так, что солнечный свет просвечивал его насквозь. — Это значит «кровь». По-испански.

Грей не говорил по-испански, но это он знал. Как бы то ни было, а «кровь» была не хуже любого другого предлога, чтобы перейти к причине его визита.

— Так Вы думаете, что мы можем оказаться следующими? — Твелвтрис побледнел так, что это было заметно даже через загар. Но он поспешно проглотил свою сангрию и распрямил плечи. — Нет-нет, уверен, с нами все будет хорошо. Могу поклясться, наши рабы преданы нам.

— Как много у вас рабов? Вы можете доверить им оружие?

— Сто шестнадцать, — не задумываясь ответил Твелвтрис. Он, очевидно, раздумывал над тем, во сколько может вылиться вооружить полсотни человек (ведь не меньше половины его рабов — это женщины и дети) и выпустить их свободно бродить по плантации, и насколько опасно это может быть. И кроме того, он очевидно представлял неведомое количество маронов, также вооруженных, нежданно-негаданно выходящих из мрака ночи. Он выпил еще сангрии. — Быть может… А что Вы собирались сделать? — неожиданно спросил он, отставив стакан.

Грей как раз окончил излагать свои планы, включавшие размещение на территории плантации двух компаний пехоты, когда мелькнувший возле дверей муслин заставил его поднять глаза.

— О, Нэн! — Филип прикрыл рукой разложенные Греем на столе бумаги и взглядом предупредил лорда Джона. — Нас посетил подполковник Грей. Подполковник, моя сестра Нэнси.

— Мисс Твелвтрис, — Грей сразу же встал и теперь подошел на несколько шагов и склонился над ее рукой. Позади он слышал шорох бумаг: Твелвтрис поспешно собирал карты и диаграммы.

Нэнси Твелвтрис была такой же коренастой, как и ее брат. Хоть она вовсе и не была красавицей, но обладала парой умных карих глаз, которые тут же прищурились, как только ее брат представил гостя.

— Подполковник Грей, — сказала она, грациозным жестом пригласив его снова сесть, и села сама. — У Вас, случайно, нет связей с Греями из Илфорда в Сассексе? Или Ваша семья происходит из лондонской ветви?..

— У моего брата есть поместье в Сассексе, да, — поспешно ответил он. И не стал уточнять, что речь идет о его брате по матери Поле, который вообще-то даже и не Грей, так как был рожден в первом браке его матери. И также не стал упоминать, что его старший родной брат — герцог Пардлоу, тот самый человек, что застрелил некоего Натаниэля Твелвтриса двадцать лет тому назад. Что бы привело к логическому заключению, что сам лорд Джон…

Филип Твелвтрис более чем очевидно не желал тревожить сестру разговорами о сложившейся ситуации. Грей слегка кивнул ему, показывая, что понял, и Твелвтрис заметно расслабился и перешел к учтивому светскому разговору.

— И что же привело Вас на Ямайку, подполковник Грей? — спросила мисс Твелвтрис некоторое время спустя. Зная, что рано или поздно до этого дойдет, Грей продумал, как ответить довольно неопределенно, и сослался на связанные с морскими перевозками интересы Короны. Но где-то посреди этой чепухи мисс Твелвтрис прямо взглянула ему в глаза и прямо спросила:

— Вы здесь из-за губернатора?

— Нэн, — вскричал ее брат, опешив.

— Да или нет? — повторила она, проигнорировав брата. Ее глаза ярко горели, а щеки зарделись.

Грей улыбнулся ей.

— Могу ли я спросить, с чего у Вас возникла такая мысль, мадам?

— С того, что если Вы не приехали сместить Дервента Уоррена с его поста, то кто-то еще должен это сделать!

— Нэнси! — Филип покраснел почти так же, как сестра. Он наклонился вперед и схватил ее за запястье. — Нэнси, прошу тебя!..

Она вроде хотела вырвать руку, но затем, увидев мольбу в его лице, удовлетворилась простым «Пф-ф!» и откинулась в кресле, сжав губы в тонкую линию.

Грей умирал от любопытства, что же стояло за враждебностью мисс Твелвтрис по отношению к губернатору, но спросить прямо ему не улыбалось. Вместо этого он увел разговор в сторону и стал расспрашивать Филипа о работе плантации и мисс Твелвтрис о природе Ямайки, к которой она, кажется, пытала интерес, если судить по довольно хорошим акварельным рисункам растений и животных, развешанных по комнате и подписанных «Н.Т.».

Постепенно напряженная атмосфера комнаты немного развеялась, и Грей вдруг осознал, что внимание мисс Твелвтрис сосредоточено на нем. Это не совсем походило на флирт — она не была создана для флирта — но очевидно исходило оно из ее желания, чтобы он увидел в ней женщину. Он не совсем понимал, что она задумала — он был вполне презентабельным мужчиной, но не думал, что она искренне заинтересовалась им. И все же он не пытался остановить ее: если Филип оставит их наедине, ему возможно удастся выяснить, почему она так говорит о губернаторе Уоррене.

Четверть часа спустя в комнату заглянул одетый в хорошего качества костюм мулат и спросил, может ли он переговорить с Филипом. Он с интересом поглядывал на Грея, но Твелвтрис не стал их представлять, а попросил его извинить и удалился с вошедшим (кто, по предположению Грея, должен быть кем-то вроде управляющего) в дальний угол этой большой, наполненной свежим воздухом комнаты, и они стали совещаться вполголоса.

Лорд Джон тут же использовал предоставившуюся возможность сосредоточить свое внимание на мисс Нэнси, надеясь повернуть разговор по-своему.

— Я так понимаю, что Вы, мисс Твелвтрис, знакомы с губернатором? — спросил он, на что она хмыкнула:

— Лучше, чем мне того хотелось бы, сэр.

— Правда? — спросил он, интонацией приглашая продолжать.

— Правда, — ответила она и скверно ухмыльнулась. — Но давайте не будем тратить время на обсуждение… столь низкого человека, — ее улыбка изменилась, и она наклонилась к нему, коснувшись его руки, чем удивила его. — Скажите, подполковник, Ваша супруга сопровождает Вас? Или она осталась в Лондоне, опасаясь лихорадки и восстания рабов?

— Увы, я не женат, мадам, — ответил он, про себя подумав, что она вероятно знает много больше, чем того хотел бы ее брат.

— Правда? — снова сказала она, но уже совсем другим тоном.

Ее рука задержалась на его руке на миг дольше, чем следовало. Не так долго, чтобы это было вызывающе, но достаточно долго, чтобы обычный мужчина уловил это, а рефлексы Грея в подобных делах были — по необходимости — развиты куда лучше, чем у обычного мужчины.

Он едва успел осознанно подумать об этом, а уже улыбнулся ей, затем взглянул на ее брата и снова на нее, и едва-едва заметно с сожалением пожал плечами. Но не стал удерживать улыбку, что можно было бы расценить как намек «позже».

Она на секунду втянула нижнюю губку, а затем расслабила ее, повлажневшую и покрасневшую, и подарила ему взгляд из-под опущенных ресниц, который сказал «позже» и даже много больше. Он прокашлялся и из необходимости сказать хоть что-нибудь, совершенно свободное от флирта, спросил просто:

— Мисс Твелвтрис, Вы случайно не знаете, что из себя представляет человек-Обея?

Она распахнула глаза и убрала ладонь с его руки. Он сумел отодвинуться, чтобы она до него не доставала без того, чтобы отодвинуть назад кресло, и надеялся, что она не обратила на это внимания. Все ее внимание снова было обращено на него, но характер этого внимания изменился. Вертикальные морщинки между ее бровей резко углубились.

— А где Вы, подполковник, слышали это слово, могу ли я спросить? — она говорила ровным голосом, непринужденно, но тоже оглянулась на брата, который стоял к ним спинной, и говорила она тихо.

— Один слуга губернатора упоминал его. Я вижу, Вам это слово знакомо, я так понимаю, это имеет какое-то отношение к африканцам?

— Да, — теперь она кусала верхнюю губу, но подтекст уже не был сексуальным. — Коромантинские рабы… Вы же знаете, кто это?

— Нет.

— Негры из золотого побережья, — ответила она и, снова положив руку на его рукав, потянула вверх и отвела Грея немного дальше в сторону самого удаленного угла комнаты. — Большинство плантаторов хотят их заполучить, потому что они большие и сильные и обычно хорошо сложены.

Было ли это… нет, подумал он, это не было воображением: кончик ее языка высунулся и коснулся губы за долю секунды до того, как она сказала «хорошо сложены». Филипу Твелвтрису, подумал он, неплохо бы подыскать ей мужа. И поскорее.

— Вы сами держите коромантинских рабов?

— Немного. Дело в том, что коромантийцы бывают своевольны. Очень агрессивны и плохо поддаются контролю.

— Не самые желанные качества слуги, я так понимаю, — сказал он, старательно сдерживаясь, чтобы это не прозвучало дерзко.

— Ну, не всегда, — ответила она, чем его удивила. И усмехнулась. — Если Ваши рабы преданы вам — а наши, могу поклясться, преданы — то не так плохо, если они слегка кровожадны в отношении… кого-либо, кто желает прийти и устроить Вам неприятности.

Он был так сильно потрясен ее лексиконом, что у него ушла пара секунд, чтобы понять смысл сказанного. Язык снова высунулся, и будь у нее ямочки на щеках, сейчас, он был уверен, они бы заиграли.

— Ясно, — осторожно ответил он. — Но Вы собирались рассказать мне, что же из себя являет человек-Обея. Кто-то из коромантийцев, обладающий, насколько я понимаю, определенной властью?

Атмосфера флирта мгновенно испарилась, и она снова нахмурилась.

— Да. Оби, так они называют свою… религию, полагаю, так это надо назвать. Хотя из того немного, что я о ней знаю, ни один священник не позволил бы так ее назвать.

Из сада внизу раздались громкие крики, и Грей выглянул наружу. Стайка небольших ярко оперенных попугаев вылетала и влетала в крону большого кудрявого дерева с желтыми плодами. Двое голых как яйцо мальчишек как по команде вывалили из кустарника, целясь в птиц из рогаток. Камни пролетали меж веток, не нанося никакого вреда, но птицы поднялись вихрем перьев и, возмущаясь, улетели прочь.

Мисс Твелвтрис не придала значения этой заминке и, как только шум стих, продолжила прямо с того места, где остановилась.

— Обея говорит с духами. Он — или она, так как женщина тоже может быть Обея — тот, к кому обращаются, чтобы… добиться своего.

— То есть?

Легкий намек на флирт снова отразился на ее лице.

— Ну, заставить кого-нибудь влюбиться в Вас. Зачать ребенка. Избавиться от ребенка, — тут она взглянула удостовериться, не шокировала ли она его, но он просто кивнул, — или проклясть кого-нибудь. Навести на них невезение или болезни. Или смерть.

Это уже было многообещающе.

— И как это делается, могу ли я спросить? Как наводят болезни или смерть?

Но она в ответ покачала головой.

— Не знаю. Спрашивать об этом небезопасно, — добавила она и еще больше понизила голос, а взгляд стал очень серьезным. — Скажите, тот слуга, что говорил с Вами, что он сказал?

Зная, как быстро распространяются слухи в сельской местности, Грей не собирался рассказывать об угрозах в адрес губернатора Уоррена. Вместо этого он спросил:

— Вы слышали когда-либо о зомби?

Вся краска схлынула с ее лица.

— Нет, — резко сказала она.

Хоть он и знал, что это рискованно, но взял ее за руку, не давая отвернуться.

— Я не могу сейчас рассказать, почему это так важно, — очень тихо сказал он, — но верьте мне, мисс Твелвтрис… Нэнси, — бездушно он сжал ее ладонь. — Это очень важно. Любая помощь, оказанная Вами, будет… Ну, я буду очень Вам признателен.

Ее ладошка была теплой. Она пошевелила пальцами, которые он сжимал своими, но не для того, чтобы высвободится. Краска возвращалась к ней.

— Я правда знаю очень немного, — ответила она также вполголоса. — Только то, что зомби — это мертвецы, которых при помощи магии поднимают из могил, чтобы они выполняли волю того, кто их превратил.

— Того, кто их превратил — то есть Обеи?

— О, нет! — удивившись, сказала она. — Коромантийцы не делают зомби. Вообще они считают это нечистым делом.

— Совершенно с ними согласен, — уверил он ее. — Так кто создает зомби?

— Нэнси! — Филип закончил свой разговор с управляющим и шел к ним с доброжелательной улыбкой на своем широком взмокшем лице. — У нас ведь есть чем перекусить? Уверен, подполковник ужасно голоден, да и я жутко проголодался.

— Да, конечно, — ответила мисс Твелвтрис, бросив короткий предупреждающий взгляд на Грея. — Я скажу поварихе, — Грей какой-то миг продолжал удерживать ее пальцы, и она улыбнулась ему. — Как я говорила, подполковник, Вам следует навестить миссис Абернети из Роуз Холла. Она лучше других сможет удовлетворить Ваше любопытство.

— Любопытство? — Твелвтрис, черт бы его побрал, именно сейчас решил проявить собственное любопытство. — К чему?

— К обычаям и верованиям ашанти, дорогой мой, — прямо ответила его сестра. — Подполковник Грей пытает глубокое любопытство в их отношении.

Твелвтрис хохотнул.

— Ашанти, что за вздор! Ибо, фулани, коромантийцы — покрестить их всех и никогда больше не слышать о тех языческих верованиях, которые они привозят с собою. Из того, что я знаю, подполковник, лучше Вам даже не слышать о таких вещах. Но, конечно, если желаете, — поспешно добавил он, вспомнив, что не ему указывать подполковнику, который будет защищать его жизнь и имущество, что его дело, а что нет, — то моя сестра совершенно права: миссис Абернети сможет рассказать больше чем кто-либо. Почти все ее рабы — ашанти. Она… э-э… говорят, что она… эм… увлекается ими.

Грей с интересом отметил, что лицо Твелвтриса наливается густой краской, и тот поспешил сменить тему, расспрашивая Грея детально о расположении его войск. Грей избегал прямых ответов и лишь заверил Твелвтриса, что на плантации разместятся две компании пехоты так скоро, как только приказ успеет достичь Спаниш-Тауна.

Он хотел, по нескольким причинам, откланяться сразу же, но был вынужден остаться на чай — неприятное действо с тяжелой непритязательной едой под горячими взглядами мисс Твелвтрис. По большому счету он думал, что обходится с ней деликатно и с тактом, но под конец застолья она начала дуть губки. Не так, чтобы кто-нибудь имел бы повод (или стал бы) отмечать, но он видел, как Филип, удивившись, пару раз взглянул на нее и моргнул от недоумения.

— Я, конечно, не могу слыть знатоком жизни на Ямайке, — сказала она, устремив на Грея непроницаемый взгляд. — Мы живем тут лишь полгода.

— Да? — любезно сказал он; непереваренный пирог из савойской капусты комком опустился в его желудке. — А по виду Вы тут как дома — и кстати у Вас очень милый дом, мисс Твелвтрис. В нем повсюду чувствуется привнесенная Вами гармония.

На эту запоздалую попытку лести она нахмурилась (чего та и заслуживала), складка меж бровями вернулась снова.

— Мой брат унаследовал плантацию от нашего кузена, Эдуарда Твелвтриса. Сам Эдуард жил в Лондоне, — она, как ствол мушкета, опустила свой взгляд на него. — Вы не были с ним знакомы?

И вот что это проклятая женщина сделает, если он расскажет ей правду, подумал он. Ясно, что она думает, что что-то знает, но… Нет, подумал он, внимательно наблюдая за нею. Она не могла знать правду, но очевидно слышала слухи. Значит, ее па в его сторону были попыткой — к тому же очень неуклюжей — вытянуть из него сведения.

— Я поверхностно знаю нескольких Твелвтрис — учтиво ответил он. — Но если я и встречал Вашего кузена, не думаю, что мне случалось завести с ним беседу, — обмен фразами «Вы мерзкий убийца» и «мужеложеская дрянь» трудно счесть беседой по мнению Грея.

Мисс Твелвтрис удивленно моргнула, и он обратил внимание на то, что должен был заметить давным-давно: она была пьяна. Сам он счел сангрию довольно легкой и освежающей, но он выпил лишь один стакан. Он не видел, чтобы она доливала в свой стакан, но графин теперь был почти пуст.

— Моя дорогая, — очень ласково сказал Филип, — тут так жарко, не правда ли? Ты что-то слишком бледна и выглядишь нездоровой, — на самом деле она совсем раскраснелась, и ее волосы начали выбиваться из прически и свисать позади ее чуть великоватых ушей, но она и правда выглядела нездоровой. Вставая, Филип позвонил в колокольчик и кивнул зашедшей чернокожей девушке.

— Я вполне здорова, — с неким достоинством ответила Нэнси Твелвтрис. — Я… я просто… то есть… — но чернокожая девушка, очевидно привыкшая к такому, уже препровождала мисс Твелвтрис в сторону дверей, достаточно умело, чтобы это выглядело, будто она лишь помогает хозяйке.

Грей вынужден был встать и, взяв руку мисс Твелвтрис, склониться над нею.

— К Вашим услугам, мисс Твелвтрис, — сказал он. — Надеюсь, что…

— Мы знаем, — сказала она, уставившись на него своими огромными глазами, на которые вдруг выступили слезы. — Вы слышите? Мы знаем, — и ушла. Ее неровные шаги отбивали рваный ритм на паркетном полу.

Меж мужчинами запала короткая, неловкая молчанка. Грей прочистил горло как раз в тот же миг, как Филип Твелвтрис откашлялся.

— Мы не слишком жаловали кузена Эдуарда, — сказал он.

— Ах… — ответил Грей.

Они вместе прошлись по двору, где конь Грея пасся под деревом, а на его боках виднелись подтеки воробьиного помета.

— Не обращайте внимания на Нэнси, хорошо? — тихо сказал Твелвтрис, не глядя на него. — У нее… эм… были разочарования, в Лондоне. Я думал, что тут она легче отойдет, но… в общем, я ошибся, и тут трудно что-либо исправить, — он вздохнул, и Грей испытал сильный порыв сочувственно похлопать того по спине.

Вместо этого он что-то хмыкнул и сел на коня.

— Отряд прибудет послезавтра, сэр, — сказал он. — Даю слово.

Грей собирался было вернуться в Спаниш-Таун, но вместо этого задержался на дороге, вытащил карту, которую ему предоставил Дауез, и высчитал расстояние до Роуз Холла. Придется разбить лагерь и заночевать в горах, но они были к этому готовы. И кроме того, что он хотел услышать из первых рук о деталях нападения маронов, ему было еще и любопытно поговорить с миссис Абернети о зомби.

Он подозвал адъютанта, написал распоряжение о размещении войск у Твелвтрисов и отослал двоих человек обратно в Спаниш-Таун с посланием, а еще двоих послал на поиски хорошего места для лагеря. Они добрались туда, когда солнце, светясь на нежно-розовом небе как пылающая жемчужина, уже садилось за горизонт.

— Что это? Спросил он, резко вскинув голову от своей кружки ганпаудера [сорт зеленого чая — прим. пер.], которую ему вручил капрал Сансом. Сансом тоже встрепенулся и смотрел вверх по склону, туда, откуда донесся звук.

— Не знаю, сэр, — сказал он. — Это было похоже на какой-то рожок.

И правда. Но не на трубу или еще какой обычный для армии инструмент. Звук этот, однако, явно издал человек. Мужчины затихли в ожидании. Секунда, другая, и вот звук раздался снова.

— Это другой, — сказал всполошившийся Сансом. — Этот звучал оттуда, — он указал вверх по склону, — разве нет?

— Да, оттуда, — ответил Грей. — Ша!

Снова зазвучал первый рожок: жалостливый звук, который почти затерялся за шумом, который устроили устраивающиеся на ночь птицы. И снова опустилась тишина.

Грей был насторожен, ощущал, как его кожу покалывает: они были не одни в джунглях. Кто-то — какие-то люди — были там, в наступающей ночи, обменивались сигналами. Тихонько он отдал распоряжения о сооружении импровизированного укрепления, и весь лагерь приступил к организации обороны. Мужчины, которые были с ним, были, преимущественно, опытными солдатами и, хотя и насторожились, не впадали в панику. В очень короткие сроки из камней и веток был сделал редут, и часовые расположились вокруг лагеря парами. Оружие у всех было заряжено и курки взведены, готовые к возможному нападению.

Но ничего так и не случилось, и хотя мужчины всю ночь лежали вооруженными, никаких последующих признаков человеческого присутствия больше не было. Но кто-то все же там был, Грей чувствовал это. Чувствовал их. Как они наблюдают.

Он съел свой ужин и сел, опершись о выступ скалы, с кинжалом на поясе и с заряженным мушкетом в руке. Он ждал.

Но ничего так и не случилось и взошло солнце. Они спокойно свернули лагерь, и если рожки́ и трубили где-то в джунглях, их звуки затерялись в криках и гомоне птиц.



Ему никогда не случалось бывать в компании кого-либо столь отталкивающего. И он удивился, почему это: она не была ни уродливой, ни противной. Вообще-то она была довольно красивой шотландкой среднего возраста со светлыми волосами и пышной фигурой. И все же от вдовы Абернети его пронизывал холод несмотря на теплый воздух на террасе, где она предпочла принимать его в Роуз Холле.

Она не была одета в траур, отметил он, и ничто в ее внешности не указывало на недавнюю потерю мужа. Она была одета в белый муслин с синей вышивкой на манжетах и по краю юбки.

— Полагаю, мне следует поздравить Вас, мадам, с тем, что Вы выжили? — сказал он, присаживаясь, когда она пригласила его садиться. — Это могло быть болезненным замечанием, но она сама казалась тверже мозоли, и он не думал, что это ее зацепит. И не ошибся.

— Благодарю, — ответила она, откидываясь в своем плетенном кресле и так откровенно оглядывая его с головы до ног, что это его нервировало. — В том пруду, скажу я Вам, было чертовски холодно. Я промерзла до костей, чуть сама не умерла.

Он учтиво склонил голову.

— Надеюсь, пережитое не имело для Вас никаких плохих последствий? Кроме, конечно, прискорбной кончины Вашего мужа, — поспешил он добавить.

Она жестоко рассмеялась.

— Рада, что избавилась от этого недоумка.

Не зная, как на это можно было бы ответить, Грей прокашлялся и сменил тему:

— Мне, мадам, сказали, что Вы интересуетесь некоторыми ритуалами, что в ходу у рабов.

Ее слегка затуманенный взгляд резко стал острым.

— Кто Вам это сказал?

— Мисс Нэнси Твелвтрис, — в конце-концов не было причин скрывать личность его информатора.

— О, это была Нэнси? — это, казалось, ее развеселило, и она искоса взглянула на него. — Полагаю, Вы ей понравились, не так ли?

Он не мог представить, какое отношение к делу имело мнение мисс Твелвтрис о нем, и сообщил об этом, учтиво. Миссис Абернети лишь хмыкнула и махнула рукою.

— А, ладно. Так что Вы желаете знать?

— Я хочу знать, откуда берутся зомби.

От потрясения улыбка сползла с ее лица, и она лишь тупо смотрела на него и моргала, а затем взяла свой бокал и выпила до дна.

— Зомби, — сказала она и с интересом посмотрела на него. — Зачем?

Он рассказал ей. Ее беззаботное веселье сразу сменилось оживленным интересом. Она заставила его повторить рассказ о его столкновении с существом в своей спальне, расспрашивая о деталях, в особенности о запахе от этого существа.

— Разлагающаяся плоть, — сказала она. — И Вы знаете, как она пахнет, верно?

Должно быть из-за ее акцента, но ему вспомнилось Каллоденское поле и вонь сжигаемых трупов. Он не смог сдержать себя и содрогнулся.

— Да, — резко ответил он. — А что?

Она поджала губы в задумчивости.

— Есть, понимаете, разные способы достичь результата. Один из них дать человеку порошок афиль, подождать, пока тот грохнется, и похоронить его поверх недавно умершего человека. Вы просто насыпаете сверху немного земли, — объяснила она, заметив его выражение лица. — Не забыв наложить веток и листьев на лицо, прежде чем посыпать землей, чтобы человек мог дышать. Когда яд достаточно выветривается, чтобы он смог двигаться и чувствовать, он понимает, что закопан, чувствует вонь и понимает, что он должно быть мертв, — она говорила совершенно будничным тоном, будто делилась с ним рецептом своего яблочного пудинга или пирога с патокой. Довольно странно, но это успокоило его, и он смог говорить спокойно, несмотря на свое отвращение.

— Яд. То есть порошок афиль? И что это за яд, Вы не знаете?

Увидев огонек в ее глазах, он поблагодарил небо, что добавил это «Вы не знаете?» в конце предложения, потому если бы он не задел ее гордость, он не думал, что она рассказала бы ему. Ну а так, она пожала плечами и непринужденно ответила:

— Ох, травы, перемолотые кости, всего понемногу. Но главный компонент — это печень рыбы фугу.

Он покачал головой — это название ему не встречалось.

— Опишите ее, пожалуйста.

Она описала. Исходя из ее рассказа, это была некая странная иглобрюхая рыба, которая надувалась как пузырь, если ее потревожить. Он сделал мысленную заметку никогда ее не есть. Но в ходе разговора еще кое-что пришло ему в голову.

— Значит Вы говорите… э, прошу прощения, мадам, Вы говорите, что зомби вовсе не мертвы? Что их просто опоили?

Ее губи изогнулись; он заметил, что они все еще были полными и красными, выглядели моложе чем можно подумать, глядя на ее лицо.

— Какая может быть польза от мертвеца?

— Но очевидно распространенным есть мнение, что они именно мертвы.

— Да, конечно. Зомби думают, что они мертвы, и так же думают все остальные. Это не так, но это работает. Пугает людей до безумия. Что же касается «просто опоили»… — она покачала головой. — Они, знаете, не восстанавливаются. Яд поражает их нервную систему. Они могут следовать простым указаниям, но уже не могут самостоятельно думать, и они очень медлительны и неповоротливы.

— Правда? — пробормотал он. То существо… ладно, тот человек — теперь он был уверен, что то был человек — что напал на него, вовсе не был медлительным и неуклюжим. Значит…

— Мне говорили, мадам, что большинство Ваших рабов — ашанти. Кто-нибудь из них знает, как делают зомби?

— Нет, — резко ответила она, слегка выровнявшись. — То, что я знаю, я узнала от оунгана — это, как бы сказать, практикующий, что ли. Но он не был моим рабом.

— Практикующий что именно?

Она медленно провела языком по краю острых зубов, пожелтевших, но все еще крепких.

— Магию, — ответила они и рассмеялась тихонько, будто про себя. — Да, магию. Африканскую магию. Магию рабов.

— Вы верите в магию? — спросил он. И любопытство было не последним мотивом этого вопроса.

— А Вы нет? — она вскинула брови, но он покачал головой.

— Я — нет. И из того, что Вы сами мне только что рассказали о том, как создают этих… монстров, если можно их так назвать, то зомби продукты не магии, а применения яда в течении определенного времени и использование силы предрассудков, — ему пришла в голову еще одна мысль: — Человек может выздороветь после травления? Вы сказали, что яд не убивает их.

Она покачала головой.

— Яд-то не убивает. Но они всегда умирают. Во-первых, голод. Они полностью теряют волю не могут ничего делать, если оунган не прикажет им этого. Со временем они изнемогают и… — она тихо щелкнула пальцами. — И даже если они выживут, — прагматично продолжала она, — люди их убьют. Если человек стал зомби — назад дороги нет.

В ходе разговора Грей понял, что из того, как говорит миссис Абернети, похоже, что она ближе знакома с этим делом, чем предполагает простое увлечение естествознанием. Он хотел убраться от нее подальше, но заставил себя сидеть на месте и задать еще один вопрос.

— Вы не знаете, мадам, какое особое значение могут иметь змеи? В африканской магии я имею в виду.

Она, сбитая с толку, моргнула.

— Змеи, — медленно повторила она. — Ну что же… Они говорят, змеи обладают мудростью. И иногда лоа бывают змеями.

— Лоа?

Задумавшись, она потерла лоб, и он увидел, содрогнувшись от отвращения, неяркую мелкую сыпь. Он уже видел такую: проявление прогрессирующего сифилиса.

— Думаю, Вы бы назвали их духами, — сказала она, оценивающе поглядывая на него. — Вам, подполковник, не снятся змеи?

— Сня… нет. Не снятся, — это была правда, но само предположение было крайне неприятным. Она улыбнулась.

— Лоа используют человека. Говорят через него. И я, подполковник, вижу у Вас на плечах огромную змею, — она резко встала на ноги. — На Вашем месте, подполковник Грей, я бы внимательно смотрела, что я ем.

Два дня спустя они вернулись в Спаниш-Таун. Обратный путь дал Грею время для раздумий, и он пришел к некоторым выводам. И среди этих выводов был тот, что мароны на самом деле не нападали на Роуз Холл. Он поговорил с управляющим миссис Абернети: тот говорил очень неохотно, постоянно менял рассказ и избегал вдаваться в подробности этого предполагаемого нападения. А позже…

После того, как он поговорил с управляющим и несколькими рабами, он вернулся в дом, чтобы попрощаться с миссис Абернети. Никто не ответил на его стук, и он обошел вокруг дома в поисках слуги. Но вместо этого нашел спускающуюся тропу, в конце которой виднелась вода.

Из чистого любопытства он прошел по этой тропе и нашел тот пресловутый пруд, в котором миссис Абернети вроде как спаслась от смерти при нападении. Обнаженная миссис Абернети неспешно плавала туда-сюда, ее светлые с проседью волосы струились сзади.

Вода была кристально чистой, он видел ее похожие на тыквы ягодицы, что двигались как воздушные меха, подталкивая ее вперед, и промелькнувшую при развороте красноватую ложбинку — свидетельство ее пола. По берегам не было ни камышей, ни какой другой растительности, нельзя было не заметить женщины в этом пруду, и, очевидно, температура воды ее никак не смущала.

Значит, в отношении маронов она лгала. Он был совершенно убежден, что миссис Абернети убила своего мужа или организовала это убийство, но он мало что мог сделать с этим выводом. Арестовать ее? Но ведь не было никаких свидетелей, никого, кто мог бы свидетельствовать против нее, даже если бы захотел. И он как-то не верил, что кто-нибудь из ее рабов захочет: те, с кем он говорил, были очень скрытны в отношении своей хозяйки. Не важно, было ли это из преданности или из-за страха — результат был тот же.

Но что имело для него значение, так это то, что мароны не были повинны в смерти — а это важная информация. Пока что все сообщения о нанесенном вреде ограничивались порчей имущества, и то это касалось лишь полей и орудий. Ни один дом не был сожжен, и хотя несколько владельцев утверждали, что украли их рабов, этому не было никаких доказательств — рабы могли просто воспользоваться царящим хаосом во время нападения и сбежать.

Что говорило о том, что кто бы ни стоял во главе маронов, действовал он очень осторожно. «И кто же он такой? — задумался Джон. — Что он за человек?» Ему все больше казалось, что это не восстание (не было никаких деклараций, а он их ожидал), а перелившееся через край давно бурлившее отчаяние. Ему необходимо поговорить с капитаном Кресвелем. И он надеялся, что чертов секретарь сумеет отыскать суперинтенданта к тому времени, как сам он доберется до Кингс Хауса.

***

В конечном счете он добрался-таки до Кингс Хауса, когда уже давно стемнело и дворецкий губернатора, явление которого в белой ночной рубашке выглядело как явления призрака, сообщил, что весь дом уже отправился спать.

— Ладно, — устало сказал лорд Джон. — Позовите, пожалуйста, моего камердинера. И передайте слугам губернатора, что я должен поговорить с Его Превосходительством после завтрака, независимо от состояния его здоровья.

Том был так рад увидеть Грея целым и невредимым, что даже не расстроился, что его разбудили; он помог Грею помыться, переодеться в ночную рубашку и подоткнул вокруг него москитную сетку прежде, чем колокола в Спаниш-Тауне отбили полночь. Дверь в его комнате починили, но Грей сказал Тому оставить окно раскрытым и уснул, чувствуя, как легкий ветерок скользит по его щекам, и размышляя о том, что же принесет утро.

Настырный стук вырвал его из невероятно живого эротического сна. Он вытащил голову из-под подушки, все еще ощущая покалывание рыжей щетины на губах, и резко потряс головой, пытаясь вернуться в здесь и сейчас. Бум, бум, бум, бум, бум! Какого?.. А, дверь.

— Что? Входите, Бога ради! Какого черта… ох. Одну минутку, — он выпутался из сбитых в ком белья и сброшенной ночной рубашки — милостивый Боже, он что, и правда делал то, что ему снилось, он делал?! И прикрыл халатом свою быстро опавшую плоть.

— Что такое? — потребовал он, открыв наконец дверь. К его удивлению там стоял Том, широко распахнув глаза и дрожа с головы до ног, а рядом с ним стоял майор Феттез.

— Вы в порядке, милорд? — выпалил Том, перебив пытавшегося что-то сказать майора Феттеза.

— А что, похоже, что я истекаю кровью или мне оторвало какую-то конечность? — довольно раздраженно ответил Грей. — В чем дело, Феттез?

Теперь, полностью продрав глаза, он заметил, что Феттез выглядит почти таким же взволнованным, как Том. Майор — ветеран дюжины крупных кампаний, который был награжден за мужество и известен своей хладнокровностью — громко сглотнул и обхватил свои локти.

— Губернатор, сэр… Думаю, Вам лучше прийти и взглянуть.

***

— Где те люди, что должны были охранять его? — спокойным тоном спросил Грей, выйдя из спальни губернатора и тихо прикрыв за собою дверь. Ручка выскользнула из его пальцев. Он знал, что скользкая она из-за того, что у него вспотели пальцы, а не от крови, но его желудок сжался, и он нервно вытер пальцы о бриджи.

— Пропали, сэр, — Феттез смог овладеть хотя бы своим голосом, если не выражением лица. — Я послал людей обыскать территорию.

— Хорошо. Не могли бы Вы созвать всех слуг? Мне надо их опросить.

Феттез сделал глубокий вдох.

— Они тоже пропали.

— Что? Все?

— Да, сэр.

Теперь уже он глубоко вдохнул и тут же поспешно выдохнул. Даже вне комнаты вонь была удушающей. Он кожей чувствовал липкий смрад и снова усердно вытер ладони о бриджи. Сглотнул и, задержав дыхание, махнул головой Феттезу и Черри, который присоединился к ним качая головой в ответ на вопрошающе приподнятую бровь Грея. Значит, никаких следов пропавших часовых. Проклятье! Придется искать их тела. От этой мысли он, несмотря на нарастающее тепло утра, почувствовал холод.

Он спустился по лестнице, его офицеры были только рады последовать за ним. Пока спускался, он хотя бы решил, с чего начать. Остановился и обернулся к Феттезу и Черри.

— Ладно. С этого момента остров под законом военного времени. Предупредить всех офицеров, но сказать им, что пока не должно быть никаких публичных заявлений. И не сообщайте им, в чем дело, — учитывая исчезновение слуг, было более чем вероятно, что новости о смерти губернатора дойдут до жителей Спаниш-Тауна в течении нескольких часов, если не дошли уже. Но если есть хоть малейший шанс скрыть от населения, что губернатор Уоррен был убит и частично съеден в собственной резиденции, находясь под защитой армии Его Величества, Грей хотел его использовать.

— Что с секретарем? — неожиданно вспомнил он. — Дауез. Он тоже пропал? Или умер?

Феттез и Черри обменялись виноватыми взглядами.

— Не знаю, сэр, — угрюмо сказал Черри. — Пойду посмотрю.

— Сделайте милость.

От кивнул, когда они отдали честь, и вышел, содрогнувшись от облегчения, когда солнце коснулось его лица и тепло проникло сквозь тонкую ткань его рубашки. Он медленно обошел вокруг террасы к своей комнате, где Том без сомнения уже успел вычистить и подготовить его мундир.

И что теперь? Дауез, если все еще жив — а он молил Бога, чтобы это было так… Он захлебнулся выступившей слюной и несколько раз сплюнул на террасу — не мог глотнуть, так ярко стояла в памяти эта удушающая вонь.

— Том, — позвал он, входя в комнату. — У тебя была возможность поговорить со слугами? С Родриго?

— Да, милорд, — Том указал ему на стул и опустился на колени, чтобы надеть ему чулки. — Они все знают о зомби, говорят, что это мертвые, тоже, что говорил Родриго. Оунган — это… ну, я не совсем уверен, но люди страшно его боятся. В общем, этот человек если не в ладах с кем-нибудь или, насколько я понял, если ему заплатят, берет человека, убивает и снова подымает, чтобы тот служил ему, и это и есть зомби. Они все до смерти боятся этого, милорд, — настойчиво сказал он, подняв взгляд.

— Не могу винить их за это. Кто-нибудь из них знает о том, кто заходил ко мне?

Том покачал головой.

— Они говорят, что нет, но думаю, милорд, что они знают. Но они бы не сказали. Я отвел Родриго в сторону, и он признал, что знает об этом, но он сказал, что не думает, что это зомби пришел за Вами, потому что я рассказал ему, как Вы бились с этим кем-то и во что превратилась Ваша комната, — он прищурившись посмотрел на туалетный столик с его треснувшим зеркалом.

— Да? И что же по его мнению это было?

— Он не хотел говорить, но я насел на него, и в конце концов он сказал, что это мог быть оунган, который притворялся зомби.

Грей какое-то время переваривал эту мысль. Собиралось ли то, что на него напало, убить его? Если да, то зачем? Но если нет, то могло ли то нападение проторить дорожку к тому, что теперь произошло, запустить идею, что вокруг Кингс Хауза зомби бродят толпами. Это вполне имело смысл, если бы не то, что…

— Но я слышал, что зомби медлительны и неуклюжи. Могли ли они сделать с губернатором… то, что с ним случилось? — он сглотнул.

— Не знаю, милорд. Никогда не встречал зомби, — Том улыбнулся, вставая теперь, когда застегнул пуговицы на коленях. Это была нервная улыбка, но Грей, согретый ею, улыбнулся в ответ.

— Полагаю, надо пойти и взглянуть на тело еще раз, — сказал он, вставая. — Пойдешь со мною, Том? — его камердинер был весьма наблюдательным особенно в том, что касалось тела, и уже и раньше помогал ему осматривать мертвых.

Том заметно побледнел, но сглотнул, кивнул и, расправив плечи, вышел за лордом Джоном на террасу.

По пути к комнате губернатора они встретили майора Феттеза, который с унылым видом жевал прихваченный на кухне кусок ананаса.

— Идемте со мною, майор, — приказал Грей. — Сможете рассказать, что Вам и Черри удалось выяснить во время моего отсутствия.

— Могу сказать Вам одно, сэр, — сказал Феттез, выбросив ананас и вытирая руки о жилет. — Судья Питерс отбыл на Эльютеру.

— Какого дьявола? — это раздражало: он-то надеялся узнать побольше об изначальном инциденте, послужившем толчком к восстанию, и поскольку очевидно, что он ничего уже не узнает от Уоррена… Он отмахнулся от Феттеза, уже не играло роли, почему именно Петерс покинул остров. — Ладно. Что же… — стараясь дышать через рот, Грей толчком отворил дверь. Стоявший за ним Том непроизвольно вскрикнул, но затем осторожно подошел и присел на корточки возле тела. Грей присел рядом. Он слышал позади участившееся дыхание.

— Майор, — сказал он не оборачиваясь, — если капитану Черри удалось отыскать мистера Дауза, то не были бы Вы столь любезны привести его сюда?