Каково это — оказаться в другом мире?

Мне казалось, я знаю. Война, которую я увидела изнутри, и была тем самым другим миром. Страшным, жестоким, противоестественным. Словно вывернутым наизнанку. Миром, в котором человеческая жизнь не стоила ничего и могла оборваться в любую секунду.

Я не была на передовой — служила в госпитале, куда была призвана в сорок втором, сразу после окончания университета. И ординатуру проходила уже на фронте. Раненых было столько, что мы практически не спали, оказывая помощь тем, кто в ней еще нуждался. Многие умирали, так и не дождавшись. Кто-то от болевого шока, потому что лекарств катастрофически не хватало, кто-то от потери крови, кто-то от сепсиса, потому что им не смогли вовремя обработать раны. Это был кромешный ад, где не было ничего, кроме безысходности. Немногих удавалось спасти, гораздо чаще приходилось хоронить.

Мне до сих пор тяжело вспоминать те дни. Весь ужас, с которым пришлось столкнуться. Помнится, я только страстно мечтала оказаться в другом месте и в другое время, и не верила, что эта война когда-нибудь закончится.

А еще, и это самое удивительное, среди окружавшего меня кошмара я мечтала о любви…

Фрэнк держал мою руку в своей теплой ладони и пристально глядел в глаза, ожидая ответа.

— Клэр? — молчание слишком затянулось, потому что я никак не могла справиться с охватившим меня волнением. Сердце колотилось где-то в горле, перехватывая дыхание и не давая вымолвить ни слова.

Я смогла лишь кивнуть, отчаянно сдерживаясь, чтобы не разрыдаться от охватившего меня счастья. «Конечно, я выйду за тебя, любимый!» — закричала бы я, если могла. Но только кусала губы, глядя, как Фрэнк надевает мне кольцо. Он улыбнулся, видя мое волнение, и поднес окольцованную руку к губам, нежно коснулся похолодевших пальцев. Раскрыл ладонь и прижался к ее середине; двинулся выше, к запястью, замер на миг, а потом притянул меня к себе и поцеловал…

Торжество запланировали на сентябрь, но сбыться нашим планам было не суждено. Началась война, и Фрэнк ушел на фронт.

— Прошу, обещай мне! — мы стояли возле поезда, и я никак не могла сдержать слез. Голос срывался и дрожал, но я продолжала повторять одно и то же: — Пообещай!

— Я обещаю, Клэр! — Фрэнк сжимал мои руки и с твердой уверенностью смотрел в глаза. — Клянусь, я вернусь к тебе! Не плачь.

Поезд тронулся, и Фрэнк вскочил в вагон, даже не поцеловав меня на прощание.

* * *

После той смены я была совершенно разбита, хотелось только одного — спать. С трудом добравшись до кровати, тяжело опустилась на покрывало. Так хотелось забыться, провалиться в сон, не боясь не проснуться. Я так устала… Но знала, что могу рассчитывать лишь на пару часов.

Мне показалось, что я даже не успела коснуться головой подушки, как меня потрясли за плечо.

— Клэр, вставай! Все кончилось! Война кончилась!

Сердце дернулось, ударив изнутри, и всю меня разом окатило горячей волной. Не может быть! Поверить было страшно — а вдруг ошибка! — тогда умрет и последняя надежда. Но, глядя на сияющее лицо Джулии, молоденькой медсестры, с которой мы очень сдружились за время службы, я поняла, что это правда. Кончилось то, чему, казалось, не будет конца…

— Только что передали по радио! — Джулия бросилась ко мне, и мы вцепились друг в друга, не в силах сдержать рыданий, вымывающих из наших исстрадавшихся сердец накопившиеся боль, страх и отчаяние.

А когда благодатные слезы иссякли, Джулия потянула меня из комнаты.

— Пойдем, сама все увидишь!

Мы вышли на улицу, и я поразилась царящему вокруг оживлению. Все, кто мог передвигаться самостоятельно, уже столпились во дворе и возбужденно переговаривались. Отовсюду доносился радостный смех, на лицах окружающих меня людей расцветали улыбки. Словно после долгой суровой зимы вдруг как-то сразу наступила весна, и все вокруг ожило и засверкало яркими красками. А ведь и правда весна. Вон деревья, уже зеленые, а я и не заметила. И солнце светит так ярко, что слепит глаза. А птицы! Их веселый гомон перекрывает даже гул множества голосов. Боже, как же все это прекрасно! Я смотрела вокруг, словно видела все здесь впервые. Смотрела на радующихся людей — они были счастливы, и это их преобразило. Любой человек очень красив, когда счастлив.

И вдруг мой взгляд зацепился за до боли знакомый силуэт. Фрэнк…

Я еще не понимала до конца, а ноги уже несли к нему, путаясь в длинных юбках.

— Фрэнк!!! — я упала ему на грудь, и он обхватил меня, сжал до боли. Видимо, не в силах говорить, молча гладил по волосам, прижавшись колючей щекой. — Фрэнк…

Мне так хотелось посмотреть на него, и я отстранилась слегка, продолжая обнимать его за шею, и заглянула в глаза. И увидела в них столько боли, что защемило сердце. И подумалось: если для меня эти годы были сплошным кошмаром, что же выпало ему? Он не был военным. Университетский преподаватель, никогда не державший в руках оружия, повинуясь чувству долга, отправился на фронт добровольцем. И он убивал. Лишал людей жизни, защищая свою страну. Каково же было ему нести этот груз? Ему, человеку очень тонкой душевной организации, созидателю по своей природе.

Я коснулась его щеки и провела пальцами по глубокой скорбной складке возле рта, тронула губы, которые, быть может, разучились улыбаться. Возможно ли поправить то, что с нами сделала война? Возможно ли вернуть то, что было прежде? Мы были искалечены, а такие раны быстро не заживают…

Мы никак не могли наглядеться друг на друга, я чувствовала, как по щекам текут слезы, но не в силах была оторваться от Фрэнка, даже чтобы утереть их… Я не хотела отпускать его, боясь разлучиться хоть не надолго. Он наконец был рядом, родной, любимый. И я думала, что так теперь будет всегда. Кошмар закончился, и больше ничто нас не разлучит.

* * *

Вернувшись в Лондон, мы почти все время были вместе. Много гуляли, пили кофе в любимой кофейне недалеко от моего дома и говорили, говорили… Обо всем, кроме войны.

Мы мечтали и строили планы на будущее. Снова привыкали друг к другу, все же слегка очужев. Не помню, в какой из дней мы приняли это важное для нас обоих решение, но вскоре уже ехали туда, где нам было суждено разлучиться. Я была счастлива и не знала, что совсем скоро моя жизнь полностью перевернется…

Шотландия была восхитительна! Мы ехали по пустынной дороге, вьющейся между горных хребтов. Гигантские исполины с заснеженными вершинами, словно молчаливые стражи, взирали на нас свысока. Легкая дымка тумана окутывала все вокруг, делая чудесный пейзаж загадочным и таинственным. После разрушенной бомбежками Европы здесь было невероятно красиво и спокойно — мирный уголок, где ничто не напоминало о войне…

Ближе к полудню мы въехали в небольшую деревеньку и остановились возле одного из местных отелей. Он был очень старомодным — мы словно оказались в прошлом веке! — и мне это понравилось. Почти по-домашнему уютно и тихо. Хозяйка поднялась навстречу, радушно улыбаясь — так, словно только нас она и ждала.

— Добро пожаловать! Очень рада, что вы решили остановиться именно у нас. Какую комнату желаете, мистер и миссис, э… — она помедлила, ожидая, когда Фрэнк назовет наши имена.

Вероятно, решила, что мы женаты, а Фрэнк не хотел ее разубеждать.

— Рэндолл, — ответил он и бросил на меня быстрый взгляд.

Но я не была еще готова разделить с ним комнату, а тем более постель, потому поспешила уточнить:

— Мистер Рэндолл и мисс Бичем.

И увидела легкое разочарование в глазах Фрэнка. А хозяйка едва заметно поджала губы, видимо, в душе осуждая излишнюю свободу современных нравов. Но я поспешила ее успокоить:

— Мы хотели бы остановиться в разных комнатах.

В ответ она одобрительно кивнула, и лицо ее вновь обрело добродушное выражение.

— Зовите меня миссис Грэхам. И оставьте багаж здесь — Стив о нем позаботится, — она кивнула в сторону коридора — должно быть, там проживали слуги. — Идемте, я покажу вам комнаты.

Довольно плотная, но удивительно подвижная, хозяйка быстро пошла вперед. И пока она не могла нас видеть, я коснулась руки Фрэнка и заглянула ему в глаза:

— Давай не будем торопиться, дорогой…

Мне так хотелось, чтобы он понял меня, и Фрэнк, легонько сжав в ответ мои пальцы, тепло улыбнулся.

— Конечно, милая, все в порядке.

Он нежно притянул меня к себе и поцеловал в висок, а я прикрыла глаза, наслаждаясь его близостью… И очнулась только, когда услышала вежливое покашливание: миссис Грэхам, стоя уже вверху лестницы, смотрела на нас с явным неодобрением. Видимо, по ее мнению, мы и сейчас проявляли слишком большую вольность. Заметив это, Фрэнк едва заметно подмигнул мне, и, улыбаясь друг другу, мы поспешили за нашей хозяйкой…

Моя комната была образцом чистоты и порядка. Я прошлась, касаясь старинной мебели, кружевной скатерти на небольшом круглом столе, заглянула в овальное зеркало в тяжелой посеребренной раме, лишь на мгновение задержав взгляд на отражении, и подошла к окну. Оно выходило в сад, и я распахнула створки, впуская внутрь пьянящий горный воздух. Ветерок взметнул легкие занавески, растрепал волосы, и я с удовольствием подставила лицо этой нежной ласке. Тишина и покой — сейчас это было мне жизненно необходимо. И, конечно, Фрэнк. Кто еще мог помочь мне забыть пережитый кошмар? Только он — самый близкий, родной и любимый. Снова рядом со мной, теперь навсегда…

Осторожный стук прервал ход моих мыслей. Пройдя через комнату, я открыла дверь и увидела немолодого мужчину, добродушно улыбающегося мне.

— Доброго дня, мисс Бичем! Меня зовут Стив.

Он наклонился, взял мои чемоданы и пронес их в комнату. Поставил на ковер, рядом с массивным шкафом, и обернулся ко мне все с той же доброй улыбкой.

— Вот ваши вещи. Если что-нибудь понадобится, я всегда внизу, только позовите.

— Спасибо, Стив, я буду знать. Но пока мне больше ничего не нужно.

Он улыбнулся еще шире в ответ на мою улыбку и, слегка поклонившись, вышел из комнаты.

Приняв ванну, я занялась вещами и не заметила, как пролетело время. Только когда в дверь снова постучали, увидела, что за окном уже смеркается.

Фрэнк стоял на пороге и загадочно улыбался.

— В чем дело? — его вид меня заинтриговал. — Что за таинственность?

— Собирайся, я хочу тебе кое-что показать…

Фрэнк вел меня по заросшей тропинке, уже почти не видимой в вечерних сумерках. И, слишком увлеченная дорогой, я не заметила, как перед нами выросла темная громада. Лишь оказавшись перед массивной дверью, разглядела каменное здание явно средневековой постройки. Фрэнк знал мою любовь к истории, и этот замок был для меня истинным сюрпризом.

— Что это, Фрэнк?

Я уже догадывалась, куда он меня привел, но не могла поверить, что эта древность уцелела.

— Это Леох, — Фрэнк подтвердил мою догадку, и я только восхищенно вздохнула.

Перед величием прошлого я всегда испытывала трепет, а сейчас мы стояли рядом с родовым замком некогда самого могущественного шотландского клана.

— Хочешь, войдем?

— Конечно! Вот только уже совсем темно…

Я прикоснулась к огромной двухстворчатой двери, погладила старое дерево, окованное тяжелым металлом, и на меня словно повеяло прошлым. Замок притягивал своей загадочностью, манил заглянуть, хоть на мгновение, в ту эпоху.

Фрэнк откуда-то достал старинный факел, щелкнул зажигалкой… Пламя взметнулось, облизав промасленную ткань, и рассеяло сумрак спускающейся ночи.

Тяжелые створки не открывались, и мы вдвоем налегли на них, пытаясь проникнуть в суровую цитадель. В ответ на наши усилия дверь со скрипом поддалась, и хоть и не открылась до конца, образовавшийся проход был достаточным, чтобы мы легко смогли пройти. В неровном свете мерцающего факела разглядеть можно было немного, но я представляла, как когда-то по этим темным коридорам ходили живущие здесь люди, под каменными сводами раздавались голоса и звонкий детский смех.

А сейчас в этих стенах царило полное запустение. Год за годом этот старинный замок будет приходить во все больший упадок, пока время не сравняет его с землей…

Может быть, из-за ночи, но замок производил гнетущее впечатление: затаившийся в темных углах мрак холодил сердце, навевал печаль и тоску. Перед глазами мелькали неясные образы, мне казалось даже, что я вижу тени людей, слышу их голоса.

Мне стало не по себе, и, почувствовав озноб и непонятную тревогу, я попросила Фрэнка вернуться. Мы условились прийти сюда еще раз, при свете дня, и тогда уж рассмотреть все хорошенько. Но так и не собрались…

Целую неделю после приезда мы ели, спали вволю, а после обеда гуляли по окрестностям. Мы наслаждались долгожданным покоем, тишиной и обществом друг друга. И с каждым мгновением, проведенным вместе, становились ближе. Уходило отчуждение, и все потихоньку возвращалось на круги своя. Мы все чаще говорили о свадьбе, и сердце мое билось часто-часто, когда я представляла себя невестой Фрэнка. Наступит день и я скажу «Да» своему возлюбленному, и в тот миг не будет на свете никого, счастливее меня.

***

В тот день мы, как обычно, вернулись с прогулки и прошли в столовую, чтобы выпить чаю. Миссис Грэхам хлопотала у плиты и говорила не переставая, но мы, как всегда, были слишком увлечены друг другом и особенно не слушали. И только когда она подалась вперед и сказала с напором: «Вы обязательно должны это увидеть!» — мне стало интересно.

— О чем вы, миссис Грэхам?

— Обряд! — она произнесла это так торжественно, что я, не сдержавшись, улыбнулась.

— Обряд? — я смотрела на ее лицо, которое от волнения порозовело и засветилось, будто у юной девицы, собирающейся на первое свидание. — Но какой?

— Древний языческий обряд встречи солнца! Его проводят каждый год в один и тот же день на холме Крэг-на-Дун. Наши предки поклонялись солнцу, как Божеству, дарующему жизнь всему на Земле. Они просили щедрого урожая и много здоровых детей. И приносили жертву — священные цветы, растущие в долине и цветущие только раз, в ночь, предшествующую этому великому празднику.

— И когда же праздник? — мне было любопытно, я очень любила такие вещи и не хотела пропустить столь важное событие.

— Сегодня, мисс Бичем! — хозяйка посмотрела на меня с некоторой укоризной и покачала головой. — Неужто вы не слышали? Все только об этом и говорят!

Фрэнк не слишком любил подобные таинства — он был довольно скептичен, но мой энтузиазм все же поддержал. По совету миссис Грэхем мы оделись потеплее и, взявшись за руки, не торопясь направились к подножию холма. Идти было довольно далеко, не меньше мили, но нас увлекало это небольшое приключение, тем более, что сейчас вокруг было очень красиво — ночной мрак рассеивали горящие по обеим сторонам дороги факелы, закрепленные на высоких деревянных шестах, вбитых в землю. А там, на холме, горело множество огней, и издалека Крэг-на-Дун напоминал гигантскую рождественскую ель, украшенную гирляндами.

На праздник собралась вся деревня, даже маленькие детки прижимались к своим мамам и смотрели на происходящее полными восторга глазенками. А посмотреть было на что! На вершине холма, в кругу больших вертикально стоящих камней, танцевали юные девы. Все, как одна, облаченные в белоснежные одежды, спадающие до самой земли, они держали в руках большие прозрачные чаши в виде факелов, в каждой из которых горела свеча. Танец был незамысловатым — девушки сходились и расходились, негромко выводя простую мелодию. И вдруг протяжно запела волынка, и в круг с невидимой нам стороны холма вошла еще одна дева. В ее руках не было факела — она несла целый сноп прекрасных цветов. Я не знаю, как они это сделали, но цветы мерцали в свете огней, словно фосфоресцировали, и девушки, поставив чаши по кругу, брали чудесные светящиеся цветы и плели венки под непрекращающийся напев волынки. Я отвлеклась и не заметила, как в центре взметнулось пламя костра, прогоняя ночной мрак, а девушки, взявшись за руки, пошли по кругу, кидая в жаркий огонь сплетенные венки. Сияющие ободки на мгновение вспыхивали в пламени и возносились в темное небо сверкающими искрами, неся свою красоту в дар языческим богам. Лишь один венок остался целым, и его с какой-то трепетной торжественностью возложили на голову той, что пришла последней. Девушки кружили вокруг нее, а когда разошлись, юная прекрасная дева стояла полностью обнаженной, с сияющим ярче пламени костра венком на длинных распущенных волосах. И волынка запела о любви. Дева стояла, глядя куда-то вдаль, и вдруг воздела руки к небу. И все увидели первый луч, прорезавший уже посветлевшее небо.

Стремительно вырастая, алое солнце вставало над горизонтом. Огни факелов, пламя костра и солнечный свет — сейчас все слилось в единый живой огонь, готовый вот-вот скрыть от глаз зрителей завораживающую картину. Но, прежде чем вершина холма исчезла в ослепительном сиянии, все успели увидеть, как юную прелестницу подхватил на руки высокий красивый юноша. И стало понятно, что настоящую жертву сегодня принесут они — юные Бог и Богиня возложат на священный алтарь свою любовь. А когда солнце полностью поднялось над горизонтом, на холме было пусто, словно никого и не было, только легкий утренний туман окутывал Крэг-на-Дун…

Я не могла поверить глазам, и, несмотря на подколки Фрэнка, уверявшего, что все это хорошо отработанные фокусы, стала подниматься на холм. На поляне действительно не осталось никаких следов, даже там, где совсем недавно горел костер. Пораженная, и все еще под впечатлением от прекрасного обряда, я ходила от одного камня к другому, прикасалась к их шершавой и теплой поверхности — как странно, камни ведь должны быть холодными… И вдруг услышала собственное имя: от стоящего рядом камня исходил неясный шум, мне показалось, что кто-то зовет меня оттуда. Я пошла на зов, влекомая неведомой силой, и не остановилась даже тогда, когда услышала голос Фрэнка. То, что влекло меня, было сильнее, я не могла противиться. Остановившись рядом с зовущим камнем, слушала его голос и, когда явственно прозвучало: «Иди!», коснулась его рукой и почувствовала, как меня затягивает в водоворот. Все закружилось, словно в бешеном танце, а потом свет померк, и я провалилась в темноту.

Когда я пришла в себя, вокруг было очень тихо. Я лежала на земле, и яркое солнце слепило глаза. Обычный утренний туман уже рассеялся — видимо, время близилось к полудню.

Вокруг не было ни души, никаких звуков, кроме тихого шелеста листвы и птичьих голосов. Что случилось? Почему Фрэнк оставил меня здесь? Я поднялась, чувствуя смутную тревогу. Что-то неуловимо изменилось. Страха пока не было — он появился позднее, когда я спустилась с пригорка и не обнаружила никаких следов деревни. Мелькнула мысль, что просто иду не туда, и я вернулась назад и вновь поднялась на холм. Но в какую бы сторону ни смотрела, не увидела ни единого домика. Деревня словно испарилась.

Не понимая, что произошло, пошла наугад и вдруг услышала голос:

— Куда-то спешите, мадам?

Резко обернулась и увидела мужчину в красном мундире. Он вышел из-за дерева и нацелил на меня ружье. Сердце сжалось от ужаса, и я попятилась.

— Стоять!

Он выстрелил в воздух, и я рванула, не разбирая дороги. Отчетливо помню единственную мысль: только бы не попасть в руки этому человеку!

Я слышала, что мужчина бежит за мной, и металась в панике, пока не скатилась в какой-то овраг, раздирая кожу о торчащие из земли корни. Вскочила, готовая бежать дальше, и тут же вновь упала от толчка в спину. Преследователь рывком перевернул меня, и я увидела его разъяренное лицо. Нависая надо мной, он хрипло и натужно дышал сквозь сжатые зубы и выглядел совершенно безумным.

Я закричала, стала отбиваться, но он легко перехватил мои руки и сильно ударил по лицу. В голове зазвенело, а щеку обожгло словно кипятком. Он замахнулся снова, но его вдруг остановили:

— Капитан! — резко крикнул какой-то мужчина, и мой обидчик дернулся и обернулся.

Я тут же попыталась освободиться, но он схватил меня за шею и сжал так, что я начала задыхаться.

— Отпустите женщину, капитан! — судя по голосу, мужчина приближался, и я почувствовала, как хватка на моем горле слабеет.

— Какое вам дело до этой шлюхи?

— Пока она на землях нашего клана, эта женщина считается гостьей. Отпустите ее, иначе, вы не достойны звания офицера.

Мужчина тоже был с оружием — я услышала звук передернутого затвора. Капитан даже скрипнул зубами от злости, но руку убрал. Легко поднялся и пошел прочь. Мой спаситель помог мне подняться, несколько секунд пристально смотрел в глаза.

— Как вас зовут?

— Клэр Бичем.

Меня колотило от страха, и он не стал больше ничего спрашивать. Укрыл меня своей накидкой, взял за руку и потянул за собой:

— Идем.

Он привел меня на поляну, где был разбит небольшой лагерь. Человек десять мужчин, увидев нас, разом замолчали. Они смотрели с неприязнью — должно быть, выглядела я жалко, — но тот, кто привел меня, сказал без обиняков, обращаясь сразу ко всем:

— Эта женщина поедет с нами.

Мужчины сразу вернулись к своим делам, а он отвел меня в сторону, усадил возле дерева и приказал:

— Рассказывайте!

Я уже немного пришла в себя и начала понимать, что со мной случилось что-то странное. Я не могла не заметить, что мужчины в лагере одеты очень необычно. Вспомнился и мундир напавшего на меня офицера. Камзолы, шерстяные береты, красные мундиры — такую одежду и форму носили лет двести назад! Откуда эти люди? Что это за место?

— Прошу вас, — попросила я мужчину, — скажите, где я?

Он нахмурился и посмотрел на меня с явным подозрением.

— Вопросы здесь задаю я. Вам нужно только отвечать.

— Скажите хотя бы, как вас зовут?

Он помолчал немного, но все же ответил:

— Дугал МакКензи.

На вид ему было около сорока. Высокий, аристократичный, совершенно лысый, но с окладистой седой бородой. МакКензи… Имя показалось мне знакомым, но я не смогла тогда припомнить, откуда оно мне известно. Да и не было у меня времени на раздумья.

— Рассказывайте, Клэр. Я жду.

— Что вы хотите знать?

— Кто вы? Как оказались здесь? Только не надо лгать — я сразу пойму. На несколько миль вокруг нет никакого жилья — откуда вы взялись? И почему так странно одеты?

А мне казалось, что странность как раз в них. Это они словно сошли со старинных полотен.

Я рассказала ему все с того самого момента, когда мы с Фрэнком отправились к холму Крэг-на-Дун, чтобы посмотреть на старинный обряд. Он слушал, не перебивая, и только хмурился все больше. Я видела, как в его глазах появляется удивление и недоверие, а когда закончила, он вообще смотрел на меня так, словно увидел привидение — осталось только суеверно перекреститься. Было видно, что мой рассказ его ошеломил. Он довольно долго молчал, ходил взад-вперед — видимо, размышлял. Потом наконец спросил:

— Вы кому-нибудь еще говорили об этом?

— Нет, первым, кого я увидела, был тот офицер.

— Хорошо. С остальным разберемся, когда вернемся в замок.

— В замок?

Мой вопрос остался без ответа. Дугал повернулся и пошел к остальным, а я побежала следом.

— Дугал, подождите… — я схватила его за рукав, пытаясь удержать. Мне было нужно хоть какое-то объяснение.

— Не сейчас, Клэр, — он мягко убрал мою руку. — Идите поешьте, мы скоро отправляемся. Эй, Руперт! Накорми нашу гостью.

Он пошел прочь, а тот, кого звали Рупертом, подошел и взял меня под руку.

— Идемте, барышня, я угощу вас отменной кабанятиной.

Руперт показался мне очень добрым. Полный, круглолицый и улыбчивый, он не косился, как остальные, а смотрел прямо и открыто. Пытался отвлечь меня разговорами и очень старался накормить, но есть совсем не хотелось. Я только выпила немного вина, желая снять напряжение, но это не помогло. Все вещи, которые попадались мне на глаза, были сильно устаревшими: посуда, оружие, приспособления для охоты. Я и представить не могла, что кто-то до сих пор этим пользуется. И чем больше странностей замечала, тем больше запутывалась и терялась в догадках.

Вскоре Дугал велел собираться, и мужчины стали отвязывали лошадей. Проходя мимо меня, Дугал бросил резко:

— Идемте, Клэр. Поедете со мной.

Он ловко вскочил в седло и вопросительно посмотрел на меня:

— Чего вы ждете? Хотите остаться и снова встретиться с тем капитаном?

Этого я хотела меньше всего, а потому покорно подошла к лошади. Дугал помог мне подняться и прижал к себе, держа поводья одной рукой.

— Вперед! — гаркнул, и отряд тронулся в путь.

Лошади шли неторопливым шагом, и у меня наконец появилась возможность спокойно подумать. Я никак не могла понять, что же произошло. Было ощущение, что я каким-то непостижимым образом оказалась в другом месте. Хотя места-то как раз были мне знакомы. При этом все было по-другому, и это не поддавалось никаким логическим объяснениям. Разгадка была где-то совсем рядом, но постоянно ускользала. Я никак не могла ухватить ту самую ниточку, которая привела бы к ответу на мучивший меня вопрос. Я ломала голову всю дорогу, но так ни к чему и не пришла. А когда увидела замок, на время забыла обо всем, пораженная до глубины души. Передо мной был Леох. Но не тот, заброшенный, в который водил меня Фрэнк. Это был Леох во времена своего расцвета — такой, каким я видела его на картинах. Сейчас он поражал величием и был полон жизни: во дворе было много народу, и люди сновали туда-сюда, занимаясь привычными делами. Загоняли скот, разгружали телеги с провизией, по-свойски переговаривались и смеялись. Это выглядело до того естественно, что все сразу встало на свои места. Разгадка ошеломила меня своей простотой и невероятностью: я была не в другом месте. Я была в другом времени…

Такого мой разум уже не выдержал — перед глазами все поплыло, и я почувствовала, что сползаю с лошади. Еще несколько мгновений слышала доносящиеся откуда-то издалека голоса, а потом все смолкло…

Когда я очнулась, увидела перед собой молодую женщину. Темноволосая, с правильными тонкими чертами, она держала у моего лица маленький флакончик и смотрела с беспокойством.

— Слава Богу! — увидев, что я открыла глаза, она тепло и искренне улыбнулась, заткнула флакончик пробкой и убрала его в вырез платья. — Вам лучше, дорогая?

— Не знаю… — я чувствовала тошноту и сильную слабость. — Кто вы?

— Меня зовут Летиция МакКензи, а вас?

— Клэр Бичем.

Я попыталась встать, но голова закружилась, и Летиция схватила меня за руку, чтобы поддержать. И сразу уложила обратно.

— Полежите еще немного, а я пока сделаю чаю.

Она легко поднялась и выскользнула из комнаты прежде, чем я успела что-то ответить. «Тоже МакКензи, — рассеянно подумала я, когда за ней закрылась дверь. — Должно быть, жена Дугала». Дугал… Это он привез меня сюда, в этот замок. Мысли тут же понеслись хороводом: какой сейчас год? как я могла оказаться в прошлом? как такое вообще возможно? Но ответов пока не было. Я приподнялась на кровати и осмотрелась: слева у стены стоял круглый стол и четыре стула возле него, по правую руку у окна — массивный деревянный комод, а в углу остывший камин. Никакой роскоши, все только самое необходимое. Комната была просторной, но довольно мрачной. Единственный свет проникал через небольшое окно, и я осторожно поднялась и, придерживаясь за стену, подошла к нему. Во дворе по-прежнему кипела жизнь: все также хлопотали мужчины и женщины, со смехом и криками бегали дети — мне ничего не приснилось, все было по-настоящему.

— Клэр! Зачем вы встали? — Летиция поставила поднос на стол и заторопилась ко мне. Взяв под руку, усадила на стул. — Давайте выпьем чаю, вам сразу станет лучше.

Очень стройная, в голубом платье с глубоким вырезом, Летиция, улыбаясь, разливала чай. Закончив, подала мне изысканную фарфоровую чашку, и я с удовольствием вдохнула тонкий аромат любимого напитка. Сразу вспомнился дом, наши вечерние чаепития с Фрэнком, которых было так мало. Мы даже не успели толком привыкнуть друг к другу после войны и вот, снова разлучились. Наверняка, он сейчас ищет меня и сходит с ума. Нужно что-то делать, должна же быть возможность вернуться!

— Летиция, мне нужно срочно поговорить с Дугалом! — я вскочила на ноги и тут же покачнулась и расплескала чай на скатерть. — Ох, простите меня, Бога ради!

— Клэр, не волнуйтесь, прошу вас, — женщина снова усадила меня и налила еще чаю. — Он скоро придет сюда.

Она смотрела на меня с искренней добротой и сочувствием, ласково пожимала руку, и я правда немного успокоилась и перевела дыхание.

— Спасибо вам, — я попыталась улыбнуться, но тревога не оставляла, — вы очень добры.

— Расскажите мне, что с вами случилось? — в ее красивых глазах было истинное женское любопытство — должно быть, она сгорала от нетерпения узнать тайну моего появления здесь.

Но едва я успела подумать, стоит ли рассказывать Летиции мою невероятную историю, как из коридора послышались голоса, дверь распахнулась, и в комнату вошли двое мужчин. Первым был Дугал, второй, гораздо ниже ростом, оказался мне незнаком, но даже одного взгляда хватило, чтобы понять, что эти мужчины — братья. В отличие от Дугала, второй имел длинные темные волосы, едва тронутые серебром, и такую же темную, аккуратно подстриженную короткую бороду — хотя по годам был старше лет пять. И все равно, мужчины были очень похожи — возможно, дело было в почти одинаковом выражении серых глаз… Правда, взгляд Дугала показался мне тогда чуть более теплым. Остановившись на пороге, оба какое-то время смотрели на меня, но потом незнакомец перевел взгляд на Летицию, и едва заметно улыбнулся. Подошел к столу, взял руку женщины и поднес к губам.

— Оставь нас ненадолго, дорогая.

Летиция сразу поднялась, бросила на меня сочувственный взгляд и быстро вышла. Мужчина слегка поклонился.

— Позвольте поприветствовать вас, мисс Бичем.

Я встала и протянула ему руку. Он слегка коснулся губами моих пальцев и посмотрел на меня пристально.

— Прошу вас, будьте, как дома, здесь вам ничего не грозит, — мужчина вел себя очень вежливо, улыбался, но во взгляде был холод. — Присядьте, разговор будет долгим.

Он сел на соседний стул, а Дугал подошел и встал за его спиной.

— Думаю, сначала я должен представиться: Колум МакКензи. Я хозяин этого поместья.

Ну конечно! Вот почему фамилия Дугала показалась мне знакомой. Колум МакКензи был главой того самого клана, о котором я вспоминала во время нашего с Фрэнком ночного визита в разрушенный Леох.

— Прошу вас, скажите, какой сейчас год? — я резко поднялась на ноги, и Дугал дернулся в мою сторону, но Колум его придержал.

— Вы не знаете, какой сейчас год? — он спросил без особого удивления, значит, Дугал уже все ему рассказал.

— Нет, не знаю. Могу только догадываться. Пожалуйста, скажите.

— Одна тысяча семьсот сорок третий, — он смотрел на меня уже с интересом, но было видно, что совершенно не доверял. — Двадцать первое июня, если это вам тоже важно.

Тысяча семьсот сорок третий. Боже мой, я провалилась почти на двести лет назад! И хоть в душе уже это знала, осознание было неожиданным. Задрожали руки, и я сцепила их и заходила по комнате.

— Я не могу здесь оставаться, мне нужно вернуться! — я посмотрела на Колума — он был по-прежнему спокоен. — Прошу вас, позвольте мне вернуться к тем камням!

Колум молчал, не отрывая от меня взгляда, а Дугал подошел, взял под руку и подвел к столу.

— Сядьте, Клэр, — это был почти приказ, — и расскажите все еще раз.

Я опустилась на стул, а он остался стоять рядом. Я повторила все то, что уже рассказала утром Дугалу: как мы с Фрэнком смотрели на старинный обряд, как потом я подошла к камням, как услышала голоса, зовущие меня, и как не могла противиться этому зову. Я понимала, что, скорее всего, меня примут за сумасшедшую или, хуже того, ведьму — люди в те времена были очень суеверны. Колум молчал, и я уже ожидала, что сейчас он отдаст приказ бросить меня в темницу, но он посмотрел на Дугала и задумчиво покачал головой:

— Значит, это не выдумки?

— Похоже, нет, — я не видела лица Дугала, но по голосу поняла, что он мне все-таки верит.

— Кто такой Фрэнк? — Колум вновь посмотрел на меня. — Ваш муж?

— Нет. Жених, — сердце болезненно сжалось при упоминании его имени. — Скорее всего, сейчас он ищет меня. Пожалуйста, помогите мне вернуться!

— Боюсь, это невозможно, — Колум встал и, заложив руки за спину, заходил по комнате.

— Почему? — от его слов стало страшно.

— Видите ли, Клэр, согласно древней легенде камни на холме Крэг-на-Дун таят в себе великую силу. Говорят, там есть проход в другой мир. Вот только до вас никому не удавалось через него пройти, и я совсем не уверен, что и вы смогли это сделать.

— Я не лгу вам! — я понимала, что поверить в такое почти невозможно, и сама-то верила с трудом. Но что оставалось делать, когда передо мной стояли два совершенно реальных человека восемнадцатого века. — У меня нет никаких доказательств, но я не лгу.

— А вот я в этом не уверен, — Колум подошел почти вплотную и впился в меня взглядом. — Быть может, вы просто услышали эту легенду, и сейчас рассказываете нам сказки?

— Зачем?

— Возможно, вас подослали шпионить.

— Шпионить? — я даже задохнулась от этого обвинения. — Вы считаете, что я явилась шпионить, выдумав историю, в которую заведомо никто не поверит?

В глазах Колума появилось сомнение.

— Поверьте, мне ничего от вас не нужно. Мне ужасно страшно, и я очень хочу вернуться домой. Прошу вас, помогите.

Повисла тягостная тишина. Дугал по-прежнему стоял неподвижно, а Колум продолжал мерить шагами комнату. Минуты тянулись бесконечно, и я только со все возрастающей тревогой следила за хозяином замка. Наконец, он остановился и посмотрел на меня.

— Даже если то, что вы рассказали, правда, в ближайшее время вы не сможете вернуться.

— Почему? — я продолжала цепляться за соломинку — ведь если был вход, должен быть и выход. Но слова Колума лишили меня последней надежды:

— Проход открывается только один раз в год — так гласит легенда.

Все. Это был конец. Целый год! Фрэнк сойдет с ума, будет думать, что меня похитили или убили. А я? Как я проживу здесь столько времени? Здесь все другое, такое непривычное и чужое. Нет, должен быть выход! Должен!

Я вскочила и повернулась к Дугалу. Не понимая, что делаю, схватила его за одежду.

— Дугал, я вас умоляю, я не могу здесь остаться! Мне нужно обратно, пожалуйста! Ну помогите же мне, я хочу домой…

Слезы уже душили меня, а он стоял, как истукан, и только смотрел на меня с жалостью. И в тот момент я окончательно поняла, что не смогу вернуться. Отпустила Дугала, тихонько опустилась на стул и, спрятав лицо в ладонях, заплакала.

— На какое-то время вам придется остаться здесь, — услышала голос Колума. — Еду и все необходимое вам будут приносить.

Прозвучали удаляющиеся шаги, хлопнула дверь и повернулся в замке ключ. Я осталась одна — хоть и не в темнице, но все равно в тюрьме.

Дав волю слезам, я не услышала, как дверь снова отворилась. И только когда нежная рука коснулась моего плеча, подняла голову и увидела молодую хозяйку.

— Летиция, — я потянулась к ней, словно к близкому человеку, и она сразу присела рядом и обняла меня.

Мне так хотелось ей довериться, и я зарыдала на ее плече. А она гладила меня по голове и только повторяла:

— Клэр, дорогая, успокойтесь.

Когда я наконец перестала всхлипывать, она осторожно высвободилась из моих объятий, вытащила из рукава тонкий платок и протянула мне:

— Вот, держите.

Я взяла его, вдохнула исходящий от платка приятный запах цветочных духов, и промокнула глаза.

— Спасибо вам, — пробормотала. — И простите мою слабость.

Мне было неловко смотреть на Летицию — что она думает сейчас обо мне? За кого принимает?

Она взяла меня за подбородок и заглянула в глаза.

— Послушайте, Клэр. Я пока не знаю, что с вами произошло, но вижу, что вам страшно. Поверьте, здесь никто вас не обидит. Конечно, Колум недоверчив, — при этих словах она улыбнулась и смущено опустила глаза, — но он добрый и справедливый. Я уверена, что скоро все разъяснится, и вам нечего бояться.

Она не могла знать, как сильно заблуждается, а я вовсе не желала ее обманывать. Но снова все вспоминать и рассказывать сейчас просто не было сил. Я валилась с ног от усталости и нервного напряжения, и Летиция, заметив это, не стала меня расспрашивать.

— Вам нужно привести себя в порядок и хорошенько отдохнуть, — она ободряюще улыбнулась. — Я обо всем распоряжусь, а вы пока прилягте.

Летиция проводила меня до кровати, помогла лечь и подложила большую подушку. Я была совершенно разбита и просто делала то, что она говорила. Коснувшись мягкой подушки, прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Запах, исходящий от накрахмаленной наволочки, показался смутно знакомым, но припомнить его я не смогла. Да и не хотелось думать ни о чем, хотелось провалиться в сон и забыть хоть ненадолго этот кошмарный день. Где-то в глубине души еще теплилась надежда, что все это неправда, что стоит только заснуть, и наутро все будет по прежнему. Но я знала, что не будет. Знала, что теперь мне волей-неволей придется учиться жить здесь, в совершенно чужом мире. Надо только продержаться. Всего один год. Боже мой, целый год!

Дверь распахнулась, и ход моих мыслей прервался. В комнату стремительно вошла невысокая дородная женщина средних лет. Судя по одежде, она была прислугой в этом замке. Остановившись посередине, женщина уперла руки в бока и прикрикнула на двух мужчин, тащивших следом большую деревянную лохань:

— А ну, поживей, бездельники! Ставьте ее здесь и быстро принесите воды.

Мужчины поставили лохань и вышли, а служанка повернулась ко мне.

— Сейчас мы вас искупаем, милая, — она улыбнулась, и от этого ее и так небольшие глаза превратились в две узкие щелочки. — Идемте, я помогу вам раздеться.

Сильной рукой она стянула меня с постели и отвела в одну из смежных комнат. Я видела, как женщина смотрит на меня — ее прямо распирало от любопытства, но расспрашивать меня она не посмела. Конечно, ее должна была удивить моя одежда — легкое летнее платье, перепачканное грязью, наверное, казалось верхом неприличия. Никакого корсета, никаких нижних юбок.

— Да вы, милая, почти голая, — все-таки не удержалась она, — кто ж вас так…

Но в это время в комнате послышались шаги, и служанка поспешно прикусила язык.

— Миссис Фиц, вы здесь? — донесся из комнаты голос Летиции.

— Здесь, здесь, миледи! — громко ответила женщина и принялась стягивать с меня платье.

Бросив его на пол, взялась за подол сорочки, но тут в комнате что-то громыхнуло и послышалась мужская брань.

— Прошу вас, осторожнее, — строго сказала Летиция, — вы так весь ковер зальете.

— Ах, бездельники, ничего нормально сделать не могут! — миссис Фиц всплеснула руками. — Я пойду прослежу — негоже хозяйке такими вещами заниматься. А вы пока раздевайтесь, сейчас ванна будет готова.

Она проворно вышла, и, через неплотно прикрытую дверь, я услышала, как она отчитывает незадачливых помощников и извиняется перед хозяйкой. Стянув сорочку и белье, я стояла нагишом и чувствовала себя очень неловко. За дверью ходили и разговаривали и, опасаясь, что кто-нибудь вдруг зайдет, я схватила сорочку и кое-как прикрылась. Я слышала, как командует миссис Фиц, и в ожидании стала осматривать комнату, в которой находилась. У стены стояло несколько массивных сундуков, напротив висело небольшое зеркало в золоченой раме, в углу несколько пар мужских сапог; и много оружия, развешанного по стенам: сабли, мушкеты, ножи. Это была гардеробная, причем, явно мужская. Лицо мое обдало жаром — я только успела понадеяться, что самого хозяина здесь не будет.

Миссис Фиц распахнула дверь и, увидев меня, сочувственно покачала головой.

— Боженьки мои, да вас ветром переломит! — она протянула мне руку: — Ну идемте скорее, а то вода остынет.

Я выглянула осторожно — нет ли кого в комнате, и миссис Фиц усмехнулась:

— Все уже ушли, не волнуйтесь. А даже если и нет, на что тут любоваться — кожа да кости, — она весело рассмеялась, довольная своей шуткой, и добродушно добавила: — Ну ничего, это мы вмиг поправим, вот попробуете моих пирожков…

В ответ на ее излияния я не могла не улыбнуться — миссис Фиц была интересной особой. Скорее всего, очень любила поговорить и посплетничать. Так что, скоро обо мне будет знать весь замок.

Миссис Фиц подставила к лохани низенькую скамеечку и помогла мне забраться в воду. Я опустилась на колени и оказалась в приятно горячей воде по самый подбородок. Какое это было блаженство! Вода расслабляла и снимала напряжение, и я откинулась назад, закрыла глаза и с наслаждением вздохнула. Я чувствовала, как миссис Фиц перебирает мои волосы, вытаскивает застрявший в них мусор и слышала, как она вздыхает и бормочет что-то себе под нос.

Намылив, миссис Фиц хорошенько помассировала мне голову и тщательно смыла чистой водой из кувшина. Она действовала очень умело, и ее прикосновения были мне приятны.

— Давайте-ка, милая, я вас натру, — она подхватила меня под руку и заставила подняться.

Тут снова открылась дверь, и я, испугавшись, резко села обратно. В комнату вошла Летиция в сопровождении молоденькой служанки — в руках у девушки была стопка белья. Положив белье на стул, девушка быстро прибрала на столе. Сменила испачканную скатерть и принялась перестилать постель. Потом положила на покрывало платье, поклонилась и спешно вышла из комнаты.

— Вот, Клэр, — Летиция снова улыбнулась, — наденете пока это, а там подберем что-нибудь еще.

— Благодарю вас, — мне было очень неловко разговаривать с хозяйкой, сидя в лохани, но Летицию это ничуть не смутило.

— Не стоит, дорогая, это пустяк, — махнула она рукой.

— Давайте, милая, поднимайтесь, — миссис Фиц снова потянула меня наверх.

Я встала и прикрылась руками, но, похоже, моя нагота никого, кроме меня, не волновала. Миссис Фиц стала натирать меня мочалкой и вдруг воскликнула:

— Господи милостивый, да вы вся в синяках!

— Миссис Фиц! — резко оборвала ее Летиция, и женщина тут же замолчала.

Только поджала губы и продолжала свое дело, иногда поглядывая на меня с жалостью. А Летиция, еще раз строго посмотрев на миссис Фиц, сказала уже мягче:

— Прошу вас, не забывайте, о чем мы с вами договаривались.

Миссис Фиц молча закивала, виновато глядя на хозяйку, а Летиция повернулась ко мне:

— Сейчас мне нужно идти, но я обязательно вскоре навещу вас.

Она повернулась и пошла к двери, а я, ужаснувшись тому, что скоро останусь одна неизвестно в чьей комнате, попыталась задержать ее:

— Летиция, подождите! Я хотела спросить…

Она обернулась и, выразительно посмотрев на миссис Фиц, которая старательно делала вид, что ничего не замечает, покачала головой.

— Вы очень скоро все узнаете. Доброй ночи.

— Доброй ночи, — пробормотала я, глядя, как за Летицией закрывается дверь.

Закончив, миссис Фиц помогла мне выбраться из лохани и завернула в большое полотенце.

— Ну вот, сейчас мы оденемся.

Она быстро обтерла меня, похлопывая по бокам и спине, и ловко натянула через голову тонкую полупрозрачную сорочку. Потом помогла надеть нижние юбки, а сверху платье из плотной ткани светло-серого цвета. Туго затянув шнуровку на корсаже, она отступила назад, заправляя под чепчик выбившиеся волосы, и кивнула.

— Вот так! Сейчас еще приберем волосы и будет полный порядок. Садитесь сюда, — она пододвинула стул, и я села, повернувшись к миссис Фиц спиной.

Служанка аккуратно расчесала мои волосы, забрала пряди наверх и заколола шпильками. Потом обошла меня, встала напротив и критически оценила мою внешность.

— Волосы не успели просушить, ну да ладно — сейчас тепло, только будете ложиться, распустите.

— Конечно, миссис Фиц, — я кивнула и улыбнулась ей — эта женщина начинала мне нравиться, — спасибо вам.

— Прямо настоящая леди! — женщина раскраснелась и улыбалась, довольная, глядя на плоды своего труда. — Вот только чуток подкормить, уж больно вы тоненькая.

Она продолжала любоваться, заставив меня смутиться, и вдруг спохватилась:

— Ах ты, батюшки, чуть не забыла! Сейчас, сейчас, милая…

Миссис Фиц заторопилась к двери, потом вдруг вернулась, прошла в гардеробную и через мгновение вышла оттуда, держа в руках мою грязную одежду. Обернулась на пороге:

— Сейчас принесу вам поесть, — и скрылась за дверью.

Щелкнувший в замке ключ напомнил о моем положении. Но после ванны и ухаживаний миссис Фиц я чувствовала себя немного лучше, и только вздохнула, вспомнив, что в этом замке я пленница. Мне по-прежнему было страшно, я не знала, что ждет впереди, но уже понимала, что сейчас не смогу ничего изменить. У меня не было выбора, нужно было просто подчиниться обстоятельствам…

Мне было любопытно, в чьих покоях меня поселили. Я подошла и толкнула дверь в комнату, которую еще не видела. Здесь оказался кабинет. Такая же типично мужская обстановка: большой деревянный стол, на нем прибор для письма и какие-то бумаги; стул с высокой спинкой, у противоположной стены диван, рядом камин. А еще большой шкаф с книгами. Я подошла поближе и залюбовалась старинными переплетами. Наверняка в замке собрана прекрасная библиотека. Протянула руку к одной из книг и вдруг услышала покашливание. От неожиданности резко обернулась и увидела у двери Дугала. Он хмуро смотрел на меня, и я сразу поняла, кто здесь хозяин.

— Простите, мне стало любопытно… — я замялась, а Дугал молчал и продолжал сверлить меня взглядом.

Смутившись, я поспешила выйти из комнаты, но он преградил мне путь, заслонив рукой дверной проем.

— Я буду наблюдать за вами, Клэр, — низкий голос прозвучал так близко, что я почувствовала на щеке его дыхание. Но не посмела посмотреть Дугалу в глаза.

— Простите, — повторила я, по-прежнему не глядя на него. — Мне просто хотелось узнать, чьи это покои.

— Узнали? — казалось, он насмехается надо мной.

— Догадалась. Позвольте мне пройти.

Но Дугал не спешил убрать руку, и я все-таки осмелилась посмотреть на него. Нет, он не насмехался — сейчас в его серых глазах читалась угроза.

— Вот ваш ужин, мисс Клэр… — миссис Фиц с подносом в руках замерла на пороге и растерянно смотрела на хозяина.

— Миссис Фиц, — обратился он к онемевшей прислуге, — принесите ужин и для меня, я составлю компанию нашей гостье.

— Конечно, конечно, сэр, — заторопилась миссис Фиц. Почти бегом прошла к столу и поставила поднос. — Сейчас все будет готово.

Женщина поспешила уйти, но не утерпела и оглянулась на пороге, и я успела заметить, как она покраснела. Вот уж будет о чем кумушкам посудачить вечерком. Теперь меня наверняка будут считать любовницей Дугала.

— Пропустите меня наконец, — сказала я, — миссис Фиц и так уже Бог знает, о чем подумала.

Он посмотрел на меня и ухмыльнулся, но руку убрал. Я отошла к столу, а Дугал принялся зажигать свечи — за окном уже темнело. Потом развел огонь в камине, и в комнате сразу стало намного уютнее. В дверь постучали, и вошла миссис Фиц, неся в руках еще один поднос. Она ловко расставила на столе приборы, откупорила бутылку вина и сняла крышки с больших фарфоровых тарелок, от которых сразу поплыли аппетитные ароматы. Я не ела весь день, и сейчас пустой желудок буквально скрутило от голода. Я уже не могла отвести взгляда от накрытого стола, а миссис Фиц все хлопотала.

— Ммм, как вкусно пахнет, — поглощенная созерцанием вожделенной еды, я не заметила, как сзади подошел Дугал. — Вы, должно быть, умираете с голоду, Клэр?

Я обернулась и только молча кивнула. Миссис Фиц стояла рядом и краснела все больше — это было заметно даже в неярком свете свечей. Я видела, какими большими стали ее глаза, и представляла, что сейчас творится в голове бедной женщины.

— Идите, миссис Фиц, прислуживать нам не надо.

Торопливо поклонившись, она поспешила на выход и только у самой двери тяжко вздохнула:

— Ох-хо-хо…

Дугал проводил служанку взглядом, и когда за ней закрылась дверь, выдвинул стул:

— Прошу вас, Клэр.

Я присела, а Дугал налил в бокалы вина и сел напротив.

— Ешьте, не стесняйтесь, — он пододвинул к себе ближайшую тарелку и взял в руку ложку, — миссис Фиц прекрасно готовит.

Рядом со мной стояла тарелка с тушеной фасолью и источала просто невероятный аромат. Я бы с радостью опустошила ее, но присутствие Дугала меня смущало и тяготило. Я отломила кусочек хлеба и положила в рот, а потом взяла бокал и залпом выпила вино.

— Клэр! — Дугал, чуть не опрокинув свою тарелку, выхватил бокал у меня из рук. — Вы же опьянеете! Сначала нужно поесть.

И сунул мне в руку ложку:

— Ешьте!

Вино все-таки сделало свое дело — в голове приятно зашумело, в животе разлилось тепло, и даже нахмурившийся Дугал показался мне приятным. Теперь я с удовольствием ела потрясающе вкусную фасоль, улыбалась хозяину, который почему-то удивленно смотрел на меня, и чувствовала, что жизнь постепенно налаживается.

— Налейте мне еще, — попросила я.

Дугал посмотрел на мою опустевшую тарелку, потом, с сомнением, на меня, но все же плеснул немного в бокал. Вина хватило на один глоток, и я протянула руку за новой порцией.

— Хватит, Клэр! — Дугал отнял у меня бокал. — Давайте лучше поговорим.

— Не хочу я говорить! — я резко встала и покачнулась — голова кружилась, и предметы вокруг плясали. — Хорошее вино!

Дугал поднялся следом и подхватил меня под руку, но я вырвалась и пошла к камину. Села прямо на пол и уставилась на огонь. Веселое пламя играло, разлетаясь колючими искрами, плясало и отражалось на почерневших камнях. Еще совсем недавно мы также вечерами сидели у камина с Фрэнком. А теперь я смотрю на огонь одна. Хотя нет, не одна — Дугал подошел и сел рядом, все-таки протянул мне наполненный бокал.

— Спасибо.

— Думаю, сейчас вам это необходимо, — сказал он, и я посмотрела ему в глаза.

Сейчас он не угрожал, не насмехался. Смотрел пристально и серьезно. Видимо, вино придало мне смелости, и я смогла посмотреть Дугалу в глаза — сейчас они казались теплыми и добрыми и придавали суровым чертам дополнительное благородство. Он был очень мужествен, наверняка справедлив… Про таких говорят — настоящий мужчина…

— Я вас так сильно заинтересовал?

Очнувшись, я увидела, что Дугал улыбается.

— Простите, — я отвернулась и отпила немного вина.

Дугал поднялся, подбросил в камин несколько поленьев и снова сел рядом.

— Расскажите мне о себе, Клэр.

Что я могла ему рассказать? Что я из будущего? Что у нас недавно закончилась вторая мировая война? Что я приехала в Шотландию в надежде устроить личную жизнь?

— Все это сложно, — я вновь посмотрела ему в глаза, — боюсь, вы мне не поверите.

— Почему же? — Дугал отпил вина, все так же не отводя от меня взгляда.

— Потому, что я сама до сих пор не верю, что такое возможно.

— Расскажите мне все, а там посмотрим, — он изучал меня, следил за реакцией — это было видно в его взгляде.

Я твердо знала с самого детства, что правда всегда лучше, даже самая невероятная. Во лжи легко запутаться, и оправдаться потом не удастся. Да и что тут можно придумать? Нет, лучше в омут с головой.

— Налейте мне еще, — я вновь протянула Дугалу почти опустевший бокал.

Он взял его, отошел к столу и откупорил новую бутылку. Вернулся, налил и подал мне бокал.

— Не тяните, Клэр, вам все равно придется все рассказать.

— Хорошо, — я отпила еще немного. Была не была. — Я действительно из Англии, только совсем из другого времени.

— Из какого?

— Из двадцатого столетия.

— Как такое может быть? — он смотрел на меня и улыбался. Не верил, конечно, но я не могла его в этом упрекать — на его месте никто бы не поверил.

От выпитого мысли путались, в голове шумело, но зато не было противного, сжимающего сердце, страха.

— Не знаю, — я посмотрела на него с вызовом, — ведь это ваши камни, и ваши легенды. Может быть, вы мне объясните, как такое может быть?

— Я бы рад, — его глаза были совсем близко. Очень близко, и я слишком поздно это поняла.

Только когда оказалась в его объятиях и почувствовала горячие губы, осознала, что происходит. Голова предательски кружилась, я почти потерялась в пространстве, но остатками уплывающего сознания понимала, что не хочу этого. Непослушными руками изо всех сил уперлась Дугалу в грудь:

— Пустите меня! — сердце колотилось, вновь нахлынул страх. Я и трезвая ни за что бы не справилась с ним, а уж сейчас…

— Ну что вы, Клэр, — Дугал сильнее притянул меня к себе, и я почувствовала его губы на шее. Он прерывисто дышал и опускался к моей декольтированной груди, затрещала шнуровка платья…

Мое сознание меркло, но в голове билась единственная мысль: «Нельзя!»

— Отпустите! — я собрала остатки сил и попыталась оттолкнуть его, но руки уже не слушались.

И вдруг он резко отстранился, и я, не удержавшись, упала на ковер.

— Дугал! Ты что делаешь? — сквозь застилающую глаза пелену, я увидела подошедших Колума и Летицию.

Колум оттащил брата в сторону, а Летиция наклонилась ко мне.

— Вставайте, дорогая, — она подхватила меня под руку и помогла подняться. — Вот так. Пойдемте, я помогу вам лечь.

— Ты опять за свое? — голос Колума звучал глухо.

Дугал что-то пробормотал в ответ, но я не расслышала. Летиция усадила меня на кровать, достала уже знакомый флакончик, открыла и протянула мне.

— Держите, Клэр, это нюхательные соли. Сейчас вам будет лучше, — должно быть, она не поняла, что мое состояние вызвано опьянением.

Неверной рукой я взяла флакончик и поднесла к лицу — в нос ударил резкий запах, и я тут же отдернула руку. Но в голове и правда немного посветлело, а предметы обрели четкие очертания.

— Спасибо, — я протянула флакончик Летиции. — Мне уже лучше.

Колум и Дугал продолжали о чем-то говорить, но разобрать слов я не могла. И только когда Колум немного повысил голос, до меня донеслось:

— Дай мне слово!

Дугал что-то ответил, и брат хлопнул его по спине:

— Вот и хорошо. Иди, проспись.

Стукнула дверь кабинета, и Колум подошел к кровати.

— Позвольте мне извиниться за моего брата, мисс Бичем. Он, должно быть, выпил лишнего. Больше такое не повторится.

Я только молча кивнула — лишнего выпил не только Дугал, впредь нужно быть осторожнее.

— Отдыхайте, Клэр. Больше вас никто не побеспокоит. Идем, дорогая, — он подал сидящей рядом со мной Летиции руку, и она поднялась.

— Доброй ночи, Клэр! — Летиция снова улыбнулась и поспешила за мужем. — Я загляну к вам утром.

— Доброй ночи, — пробормотала я им вслед.

Ключ снова повернулся в замке — видимо, хозяин Леоха ничего не оставлял на волю случая. И я тоже не могла. Хоть и слышала, что Дугал дал брату слово. Но откуда мне знать, что он его сдержит? Я не могла спать здесь — что, если ему вздумается прийти среди ночи?

Я лихорадочно размышляла и вдруг меня осенило. Я вскочила с кровати и чуть не упала — хоть в голове и прояснилось, ноги по-прежнему держали плохо. Стараясь сохранять равновесие, стала стаскивать с кровати белье. Три больших подушки, покрывало, толстое одеяло — все полетело на пол. Добравшись до матраса, я потянула и его, но ничего не вышло — он оказался жутко тяжелым. Ладно, обойдусь и так.

Я перетаскала все, что скинула, в гардеробную и свалила в кучу на ковре. Закрыла дверь и стала искать, чем бы ее подпереть. Ничего подходящего не было, разве что… Я вытащила из ближайшего к двери сундука всю одежду, понимая, что назавтра у миссис Фиц прибавится работы, но тогда меня это не волновало. Сундук тоже был тяжелым, но мне удалось дотолкать его до двери и перегородить проем. Вот теперь я могла быть спокойна — даже если у Дугала хватит сил открыть дверь, это наделает много шума, и я хотя бы успею проснуться.

Я расстелила на ковре покрывало, потом сложенное вдвое одеяло, две подушки положила по бокам, а одну оставила под голову. Развязала шнуровку корсажа и с трудом стянула платье, сняла тяжелые юбки и почувствовала невероятное облегчение — все-таки нелегко приходилось женщинам в прежние времена. Вспомнив наставление миссис Фиц, вытащила шпильки и распустила волосы. И наконец залезла под одеяло и почувствовала себя довольно уютно в своем гнездышке. В голове еще немного шумело, и пол начал потихоньку кружиться — стоило только закрыть глаза. Но это мне не мешало, я закуталась поплотнее и не заметила, как уснула.

Наутро я проснулась от громкого стука в дверь.

— Клэр! Открывайте!

Открыв глаза, сначала никак не могла понять, где нахожусь: странная темная комната, кровать жесткая, холодно. А в это время в дверь продолжали стучать.

— Клэр! Откройте, черт вас подери!

При звуках этого голоса воспоминания навалились резко, заставив упасть сердце. Дугал, Леох… Боже мой!

— Клэр!!! — судя по голосу, Дугал уже зверел.

Я вскочила на ноги, и они подкосились от испуга.

— Сейчас! — крикнула в ответ.

Нужно во что-то одеться. Но пока я буду натягивать платье, Дугал, не дождавшись, разнесет дверь в щепки. Я торопливо выдернула из-под своей постели покрывало и накинула на плечи. Стучать Дугал перестал, но я слышала, как часто и шумно он дышит прямо за дверью, и совсем не хотела злить его еще больше. Теперь нужно отодвинуть от двери сундук. Я навалилась на него и толкнула изо всех сил. Какой же он все-таки тяжелый! С трудом отодвинув его наполовину, перехватилась поудобнее и толкнула сильнее.

— Да что вы там делаете? — Дугал с силой пнул дверь. — Скорее, мне нужно переодеться!

— Да имейте же вы немного терпения! — я наконец дотолкала сундук до края проема и торопливо отошла в сторону. — Можете войти.

Дугал толкнул створку и вперился в меня взглядом.

— Вы что вытворяете?

Я поплотнее закуталась в покрывало и отступила назад — запнулась обо что-то и чуть не упала. Увидев на полу одеяло и подушки, Дугал посмотрел на меня с нескрываемым удивлением:

— Вы что, здесь спали? — его ярость словно испарилась, и показалось, что он сейчас рассмеется.

— А что вас удивляет? После того, что вы вчера себе позволили?

Он стремительно шагнул вперед и схватил меня за плечи. А я только сильнее вцепилась в покрывало, словно оно могло меня защитить, и отвернулась от горящих глаз Дугала.

— Я не стану отрицать, что желаю вас, — я почувствовала его дыхание, и сердце заколотилось от страха.

— Дугал, вы дали слово, — сказала я, пытаясь вывернуться из его рук.

— Я знаю, — он прижался к моей щеке и вдруг отпустил. — Уйдите, Клэр.

Я слышала, как он трудно сглотнул, и продолжала стоять — ноги словно приросли к полу.

— Уйдите, или я за себя не ручаюсь! — рявкнул он, и я выскочила из комнаты.

Оказавшись в спальне, растерялась — и куда теперь? Дверь наверняка заперта, да и нечего думать выйти отсюда завернутой в покрывало. Я залезла на кровать, сжалась, обхватив колени, и услышала, как Дугал выругался — видимо, нашел на полу свою одежду. Я ждала, что он закричит, но услышала только несколько слов на непонятном мне гэльском. А через пару минут Дугал вышел из гардеробной и, даже не взглянув на меня, покинул покои.

Я продолжала сидеть на кровати и смотреть на закрытую дверь. Что же мне теперь делать? Так и сидеть весь день, глядя в потолок? Я встала и подошла к окну. Без вчерашней суеты во дворе было тихо и спокойно. Только далекий крик петухов, да редкие голоса нарушали тишину раннего утра. Солнце еще не поднялось, и в воздухе висел легкий белесый туман.

Я зябко поежилась — несмотря на лето, в замке было холодно. Камин уже остыл, и я присела, собираясь развести огонь, но не успела — щелкнул замок, и в комнату вошла Летиция.

— Доброе утро! — она была в комнатном платье из темно-синей ткани, расшитой белым цветочным узором. Широкие рукава опускались чуть ниже локтей, а из глубокого выреза на груди виднелась тонкая кружевная сорочка.

— Доброе утро, Летиция! — я поднялась и поспешила ей навстречу.

— Как вы спали, дорогая? — она коснулась моей руки и удивленно вскинула брови. — А почему вы в покрывале?

— Я…

Я растерялась, не зная, что ответить, но Летиция меня опередила:

— Ну конечно, у вас же нет подходящей одежды, а платье без прислуги не надеть. Сейчас мы что-нибудь подберем, — она пошла было к двери, но вдруг нахмурилась и спросила: — А Дугал, случайно, не видел вас в таком виде?

Видимо, ответ был написан на моем лице, потому что Летиция вдруг звонко рассмеялась.

— Вот почему он был так зол, когда я столкнулась с ним в коридоре. Клэр, вы не должны его провоцировать.

— Я и не собиралась, поверьте, — смех Летиции был так заразителен, что я тоже рассмеялась, забыв на миг свои тревоги, — я даже спала в другой комнате!

— В какой еще другой? — Летиция даже осмотрелась, словно была здесь впервые.

— В гардеробной, — со смехом ответила я, а Летиция ахнула и прижала ладошку к губам.

— Как в гардеробной? — от удивления ее глаза стали огромными, и выглядела хозяйка замка сейчас совсем юной и очень красивой. — На чем?

Она бросилась в гардеробную, и через мгновение оттуда снова раздался ее серебристый смех.

— Клэр, вам влетит от миссис Фиц! — продолжая хохотать, она вышла из комнаты и присела на кровать. — И как вам такое в голову пришло?

— Я испугалась, что Дугал попытается снова… — мне было неловко перед Летицией за прошлый вечер, а она, увидев мое смущение, сразу перестала смеяться и протянула мне руку.

— Сядьте, Клэр, прошу вас, — она усадила меня рядом с собой и посмотрела в глаза. — Я думаю, вам не стоит его бояться. Поверьте, Дугал лучше, чем кажется, просто он горяч и несдержан. И еще… мне кажется, вы ему очень нравитесь. Я видела, как он…

— Мама! Миссис Фиц сказала, что ты здесь! — оборвав Летицию на полуслове, в комнату влетел мальчик лет семи и, увидев меня, резко остановился. — Кто это?

— Хэмиш, ты неучтив! — Летиция постаралась придать голосу строгость, но в нем все равно проскальзывали веселые нотки. Она поднялась и потянула меня за собой. — Это мисс Клэр Бичем, наша гостья. Поздоровайся, как подобает воспитанному молодому человеку.

— Доброе утро, мисс Бичем! — мальчик слегка поклонился. — Я рад приветствовать вас в нашем доме.

— Доброе утро, Хэмиш, — я с улыбкой поклонилась в ответ.

Темноволосый и сероглазый, мальчик был очень похож на Летицию, и на его живом веселом лице было заметно сильное любопытство. Наверняка он уже что-то слышал о некой таинственной гостье, поселившейся в покоях его дяди, и вот — пришел проверить.

— Что ты хотел, сынок? — Летиция ласково погладила мальчика по голове.

— Мурта вчера обещал свозить меня в деревню. Можно я поеду верхом?

— Можно, только пообещай мне, что будешь осторожен, — Летиция слегка наклонилась и заглянула Хэмишу в глаза, ожидая ответа.

Мальчик кивнул с самым серьезным видом, и только сияющие глаза выдавали его радость и нетерпение.

— Обещаю, мам, — он обхватил Летицию за шею и поцеловал в щеку. — Я пойду?

Летиция прижала к себе сына и поцеловала в ответ.

— Иди, дорогой.

Хэмиш, уже не скрывая радости, широко улыбнулся и помчался было к двери, но вдруг обернулся:

— Доброго дня, мисс Бичем! — коротко кивнул и, не дождавшись моего ответа, выскочил из комнаты.

Летиция тепло улыбалась, глядя вслед сыну, и я на миг позавидовала ей — прекрасный любящий муж, чудесный ребенок — о чем еще может мечтать женщина? Я тоже очень хотела семью, уже давно. Мечтала, что у нас с Фрэнком будет много детей, большой дом и кошка с колокольчиком на шее. Вот только сбыться моим совсем простым мечтам никак не удавалось.

— Клэр, вы хотите есть? — голос Летиции вывел меня из задумчивости.

— Есть? Да, пожалуй…

— Прекрасно! Я сейчас распоряжусь. Вы не против, если я позавтракаю вместе с вами?

— Что вы, Летиция! Мне будет очень приятно, я не люблю есть в одиночестве.

— Хорошо. Я попрошу миссис Фиц подать завтрак сюда, а пока нужно найти вам что-нибудь из одежды.

Летиция вышла, и я услышала, как она с кем-то заговорила в коридоре. Потом голоса смолкли, и в комнату, держа в руках большой кувшин, вошла миссис Фиц. Увидев меня, она просияла:

— Доброе утро, мисс Клэр! Как вам спалось на новом месте?

— Доброе утро, миссис Фиц. Все хорошо, спасибо.

Она еще пуще заулыбалась и, поставив кувшин на стол, сказала:

— Сейчас я помогу вам умыться, а потом оденемся.

Служанка прошла в гардеробную и через секунду громко охнула:

— Мисс Клэр! Что у вас тут произошло?

За разговором с Летицией я совсем забыла прибрать в гардеробной и сейчас кинулась вслед за миссис Фиц.

— Миссис Фиц, простите, я сейчас все уберу!

Я принялась собирать подушки, но миссис Фиц меня остановила:

— Не надо, милая, я сама.

Она нахмурилась и, поджав губы, посмотрела на меня. Было видно, что ей очень хочется что-то сказать, но она не решается. Женщина охала и пыхтела, собирая разбросанную одежду, косилась на меня и все-таки не выдержала:

— Мисс Клэр, — виновато посмотрела на меня и заломила руки. Продолжая бороться с собой, миссис Фиц кусала губы, но все же решилась и выпалила: — Негоже молодой незамужней женщине жить в одних покоях с мужчиной. Тем более с таким!

Я молчала, сознавая ее правоту, и не знала, что ответить. А миссис Фиц, видимо, желая убедить меня, скосила глаза и, залившись краской, добавила:

— Он слишком любит женщин!

Я только кивнула, и, чтобы скрыть смущение, нагнулась за подушкой. Мне было неизвестно, насколько миссис Фиц посвящена в мою историю, поэтому я решила промолчать. Несмотря на протесты служанки, все же собрала и унесла в комнату подушки и одеяло и, пока миссис Фиц заканчивала складывать одежду, застелила постель.

Вскоре миссис Фиц вышла в спальню с большим умывальным тазом в руках и, поставив его на стул, потрогала кувшин и вздохнула:

— Ну вот, вода почти остыла. Я принесу горячей.

— Нет, нет, миссис Фиц, не нужно! Такая вполне подойдет.

Я подошла к стулу и протянула руки. Миссис Фиц внимательно посмотрела на меня и слегка прищурилась:

— Вы очень странная, мисс Клэр.

— Странная? — переспросила я. — Отчего же?

Служанка покосилась на дверь — видимо опасалась, что хозяйка застанет ее за разговорами, но все же ответила:

— Выглядите, как знатная дама: и стать, и манеры, и волосы у вас ухожены — поверьте, уж я-то в таких вещах разбираюсь. А появились здесь, словно бродяжка. И неприхотливая очень, на все соглашаетесь и со мной говорите на равных. Господа такими не бывают. Вот потому и странно.

Она смотрела на меня, пытаясь разгадать непонятную тайну. Возможно, ждала, что я сама ей откроюсь, но я не могла. Я молчала, и миссис Фиц поняла все правильно. Она кивнула со вздохом и взялась за кувшин:

— Давайте, милая, умоемся. А потом я разведу огонь, что-то зябко сегодня…

Спустя полчаса мы с Летицией сидели за столом и ели теплые, только испеченные, лепешки с сыром. Мисис Фиц также подала холодное копченое мясо, свежие овощи и зелень. И разбавленное по случаю раннего времени вино в небольшом глиняном кувшине. Еда была очень свежей, по-настоящему деревенской, и мне казалось, что я никогда не ела ничего лучше. Утолив первый голод, Летиция выпила вина и попросила:

— Расскажите мне вашу историю, Клэр. Мне безумно хочется узнать, что же с вами приключилось!

Я посмотрела ей в глаза, и мне самой захотелось все рассказать. К чему таиться? Рано или поздно все равно все станет известно. И казалось, что Летиция поверит мне легче, чем остальные. Она была такой искренней, такой доброй. И, я надеялась, не слишком суеверной.

— Хорошо, — я вздохнула, не зная, с чего начать. — Это трудно… и невероятно.

Глаза у Летиции мигом загорелись.

— С вами случилось что-то страшное? — прошептала она.

— Можно сказать и так. Я попала в другое время, Летиция.

На мгновение она онемела и только смотрела на меня широко открытыми глазами. Потом справилась с собой и спросила:

— Как это, в другое время?

Я видела, что в ее глазах появился страх, и испугалась, что она мне не поверит. Потому заторопилась:

— Летиция, прошу вас, выслушайте меня. Поверьте, я не буду вам лгать, но в то, что со мной случилось, поверить очень сложно.

Не сразу, но Летиция кивнула. Налила нам обеим вина и задумчиво отпила из своего бокала.

— Хорошо, Клэр, — сейчас она смотрела на меня испытующе, — раскажите мне все.

Все еще не решаясь, я тоже выпила вина и покачала головой. Невероятно, немыслимо. Никто в здравом уме никогда мне не поверит. Хотя, братья говорили, что знают легенду о камнях, но ведь все равно, скорее всего, сочли мои откровения выдумкой…

— Клэр?

— Да, да, простите, — я вновь посмотрела в глаза Летиции и наконец решилась: — Я из двадцатого столетия, совсем из другого мира. Я попала сюда через камни на холме Крэг-на-Дун. И не знаю, как вернуться обратно.

Брови Летиции поползли вверх, в глазах отразилось изумление.

— Крэг-на-Дун? — переспросила она, и я кивнула.

Летиция резко поднялась и заходила по комнате, сцепив руки. Потом обернулась ко мне:

— Как это было?

Сейчас она как-то странно смотрела на меня: страха во взгляде уже не было, как и недоверия. Ее глаза лихорадочно блестели и выдавали немалое возбуждение. Я рассказала про обряд, про голоса, которым я не могла противиться, и наконец про то, как оказалась здесь. Все это время Летиция ходила по комнате, а стоило мне закончить, в мгновение оказалась рядом и опустилась на стул.

— Я знаю эту легенду, Клэр! — глаза ее горели огнем и, от расширившихся от возбуждения зрачков, казались почти черными. — Моя бабушка рассказывала, что в давние времена люди могли уходить в другие миры через эти камни. Во времена язычества эту тайну хранили друиды, и открывали проход, когда народу грозила опасность. Так спасали женщин и детей от лютой смерти и позорного рабства. А раз в год, в день летнего солнцестояния, проход открывался сам, чтобы те, кто хотел, могли вернуться обратно.

Летиция схватила мою руку и с силой сжала пальцы.

— Вот только есть одна загвоздка, — Летиция вцепилась в меня взглядом.

— Какая? — от того, как она смотрела на меня, мне стало не по себе.

— День летнего солнцестояния сегодня…

— Что вы хотите сказать, Летиция? — по коже поползли мурашки, какая-то смутная догадка шевельнулась во мне, но додумать мысль не удалось, потому что в коридоре раздались крики, и Летиция вскочила и бросилась к двери.

И чуть не столкнулась с вбежавшей в комнату плачущей миссис Фиц.

— Миледи, миледи! Там Хэмиш, упал…

Летиция бросилась за дверь, миссис Фиц побежала следом, и еще минуту я растерянно слушала ее удаляющиеся причитания. Увлеченная разговором, я не сразу сообразила, что произошло, а когда до меня наконец дошло, что что-то случилось с мальчиком, я, не раздумывая, выскочила из комнаты.

Оказавшись в коридоре, растерялась, не зная в какую сторону бежать. Но раздумывать было некогда и я, подхватив тяжелые юбки, побежала направо. Увидев, что коридор поворачивает, устремилась туда и прямо за углом налетела на Дугала.

— Что за… Клэр? — он резко схватил меня за локоть, и от рывка я чуть не упала и, чтобы удержаться, схватилась за его одежду.

— Дугал, пустите! Там что-то с Хэмишем, возможно, я смогу помочь!

— Вот, значит, как. Ну-ка идите сюда, — он размашисто зашагал по коридору, и мне пришлось почти бежать за ним, потому, что мою руку он не отпустил.

— Дугал, вы не понимаете, — пыталась упираться я, — нужно его осмотреть!

Но он словно не слышал. И только когда втолкнул меня обратно в комнату и закрыл дверь, спросил:

— Как вы вышли?

— Дугал, я все объясню потом, пожалуйста, позвольте мне осмотреть мальчика!

— Да с какой стати?

Он смотрел на меня, совершенно не понимая. Ну конечно, ведь он же не знал…

— Дугал, я врач. Вдруг что-то серьезное?

— Врач? — он все еще не понимал.

— Ну лекарь, целитель. Я умею лечить.

На миг в его глазах появились удивление и интерес.

— Оставайтесь здесь, — коротко ответил он, вышел за дверь и снова запер ее на ключ.

Минуты тянулись бесконечно, и, не зная, чем себя занять, я ходила из угла в угол. Мысли беспорядочно крутились в голове: после разговора с Летицией на душе было тревожно, но я думала о другом. Мысли о бедном Хэмише не давали мне покоя, время шло, и мальчик, вероятно, страдал. Почему Дугал меня не пустил? Неужели решил, что я хочу навредить?

Услышав, как в замке поворачивается ключ, я обернулась.

— Ну как он?

Дугал молча смотрел на меня. Смотрел с недоверием. Потом вдруг кивнул, видимо, каким-то своим мыслям.

— Пойдемте со мной.

Я не заставила просить себя дважды, и Дугал посторонился, чтобы я могла пройти.

Мы прошли по коридору, минуя поворот, почти до конца. Дугал без стука толкнул дверь, и я услышала женские голоса. Летиция и миссис Фиц хлопотали над Хэмишем, который старательно сдерживал слезы и только кривился от боли.

При моем появлении Летиция замерла и вопросительно посмотрела на Дугала.

— Мисс Бичем утверждает, что она лекарь. Пусть осмотрит Хэмиша.

Летиция промолчала, и я заметила, что глаза у нее покраснели. Было видно, что она очень переживает и, возможно, боится доверить мне своего сына. Настала моя очередь ее подбодрить.

— Летиция, не волнуйтесь, я в этом разбираюсь. Я не сделаю мальчику плохо, поверьте. Можно?

Она чуть заметно кивнула, и я подошла и присела рядом с Хэмишем.

— Не слишком удачная получилась поездка, да? — я улыбнулась мальчику, и его губы тоже дрогнули в улыбке. — Расскажешь мне, что случилось?

Хэмиш кивнул.

— Я упал с лошади, — он бросил быстрый взгляд на стоящего у двери Дугала — видимо, мальчику было неудобно перед дядей за свою оплошность.

Я покачала головой.

— Ну ничего, с кем не бывает. Что-то болит?

— Рука, — он прижимал левую руку к телу, прикрывая ее другой, словно баюкал.

— Понятно, сейчас мы ее посмотрим. А пока посмотри на меня.

Я осмотрела его зрачки, ощупала голову, но здесь все было в порядке — сотрясения мозга не наблюдалось, гематом на голове не было.

— Хорошо, теперь покажи мне свою руку. Только сначала нужно снять одежду, потерпишь немного?

Хэмиш кивнул, и я осторожно сняла с него куртку и рубашку. Рука уже довольно сильно отекла — скорее всего перелом.

— Хэмиш, мне нужно прощупать ее, тебе может быть немного больно. Но ты ведь храбрый мальчик?

Он вновь улыбнулся и кивнул.

— Я так и думала, — сказала я и заговорщицки подмигнула ему, отчего улыбка Хэмиша стала гораздо шире.

Я начала с плеча и потихоньку спускалась вниз. Плечо и локоть были целы, запястье тоже, и пальцы двигались свободно. Видимо, от удара треснула лучевая кость. Это не страшно.

— Все хорошо, не волнуйтесь, — я обернулась к побледневшей Летиции. — Ничего опасного нет.

Я видела, с каким облегчением она вздохнула, как порозовели ее щеки и заблестели от слез глаза.

— Но руку нужно зафиксировать недели на три, — я вновь посмотрела на мальчика: — Так что с верховой ездой придется немного повременить. Летиция, мне нужно что-нибудь, чем можно перевязать руку, и небольшая дощечка, примерно вот такой длины, — я показала пальцами рук расстояние сантиметров в двадцать.

— Конечно, Клэр, сейчас, — Летиция обернулась к замершей в стороне служанке, взирающей на меня с каким-то благоговейным трепетом. — Миссис Фиц, пожалуйста, принесите все, что нужно.

Женщина кивнула и спешно вышла из комнаты, а я наткнулась на взгляд Дугала, который, судя по всему, следил за каждым моим движением. Конечно, я не могла его ни в чем обвинять, но эта подозрительность начинала раздражать.

— Летиция, если вы позволите, я бы понаблюдала за Хэмишем несколько дней, мало ли что…

— Это не вам решать, Клэр, — подал голос Дугал, и Летиция растерянно посмотрела на него. — Если вы решили, что теперь вам будет позволено свободно разгуливать по замку, то вы сильно ошиблись. Вы по-прежнему будете сидеть под замком.

Мне очень захотелось послать Дугала ко всем чертям, но совсем рядом, не понимая, о чем идет речь, хлопал глазами Хэмиш, и я только прикусила губу, не желая ругаться при ребенке.

Впрочем, появившаяся в этот момент миссис Фиц отвлекла внимание на себя, и я принялась накладывать мальчику шину.

— Ну вот, — я сделала перевязь и положила в нее перебинтованную руку Хэмиша, — побереги ее, хорошо?

— Хорошо, — он кивнул, довольный, — спасибо, мисс Бичем.

— Не за что, Хэмиш. Поправляйся скорее.

— Идемте, Клэр, вам уже пора, — Дугал открыл дверь, и я увидела, каким озадаченным стало лицо миссис Фиц.

Видимо не понимая, отчего Дугал так ведет себя со мной, она переводила растерянный взгляд с хозяйки на меня, словно ожидала ответа на свой немой вопрос. Но отвечать ей сейчас никто не собирался. Я поднялась и, коротко попрощавшись, вышла из комнаты.

Дугал шел позади, и казалось, что меня ведут под конвоем. Учитывая мое невероятное появление здесь, я никак не могла осуждать Дугала за недоверие. Напротив, я прекрасно его понимала. Но в душе зрела обида, ведь я не сделала ничего плохого. Я накручивала себя по пути к покоям Дугала, и едва за нами закрылась дверь, обернулась к нему.

— Почему вы ведете себя со мной, как с преступницей?

Видимо, мой вопрос застал его врасплох, потому что Дугал удивленно поднял брови.

— С чего вы это взяли, Клэр?

— А разве нет? Вы же сами сказали, что я буду сидеть под замком! Так вот, пока моя вина в шпионаже или чем-то еще не доказана, будьте так добры, ведите себя вежливо!

Я видела, как хмурится Дугал, как темнеют его глаза. Понимала, что он начинает злиться, но обида рвалась наружу.

— Я ничего вам не сделала, и не нужен мне ваш чертов замок! Единственное, чего я хочу — это вернуться домой и больше никогда вас не видеть!

Дугал схватил меня за локоть и приблизился почти вплотную.

— Так вы еще и недовольны? — он говорил тихо, но это пугало даже больше, чем если бы он на меня заорал. — Знаете, где бы вы были, если бы вас считали преступницей?

— В тюрьме, вероятно? — мне было страшно, но я не хотела сдаваться.

— Вот именно, мисс Бичем. Хорошо, что вы это понимаете, — он отпустил меня и отошел к камину. — Вам не на что жаловаться, вас устроили гораздо лучше многих в этом замке.

— Ну конечно, — не удержалась я, — и очень удобно для вас. Вот только ничего у вас не выйдет.

Он посмотрел на меня как-то устало и отвернулся.

— Я вас не трону, если вы об этом.

После этих слов у меня пропало всякое желание спорить. Дугал стоял, опершись на каминную полку, и задумчиво смотрел в одну точку. В этот момент он совсем не выглядел суровым. Напротив, сейчас в нем было что-то такое, от чего хотелось подойти, коснуться его руки, посмотреть в глаза. Возможно, сказалось волнение за племянника, и потому он был таким. Мне даже стало неловко за свои слова, сказанные в порыве, и я сделала шаг к нему, намереваясь извиниться.

— Дугал…

Но он вдруг резко отстранился от камина и, пройдя мимо меня, бросил на ходу:

— Скоро подадут обед, а пока отдохните.

Остаток дня я провела в одиночестве, только миссис Фиц принесла обед. Но на этот раз она почти не разговаривала и старалась даже не смотреть на меня. Видимо, ей дали определенные наставления, и, видя, что женщина избегает общения, я не стала ее мучить. Спросила только про Хэмиша.

— Все хорошо, мисс, все хорошо, — миссис Фиц старательно закивала, — отдыхает он сейчас, а миледи с ним.

— Хорошо, спасибо вам, миссис Фиц.

— Вы поешьте, — не глядя на меня, она кивнула на стол. — А то худенькая такая…

Но есть в одиночестве совсем не хотелось. Я подошла к окну и выглянула во двор. Все та же суета, со вчерашнего дня ничего не изменилось. Те же люди занимаются теми же делами, бегают с криками дети, распугивая разгуливающих по лужайке кур. Очередной день привычной для всех жизни. Для всех, кроме меня. Почему это случилось со мной? Почему сейчас, когда жизнь только-только начала налаживаться? Вместо того, чтобы наслаждаться обществом Фрэнка, я здесь, в мрачном холодном замке, из которого нет выхода. И хоть Дугал и дал мне понять, что никто меня ни в чем не обвиняет, кто знает, чем все это закончится. Возможно в один прекрасный день хозяевам попросту надоест кормить лишний рот, и меня вежливо попросят убраться. И куда я пойду, что буду делать?

Мысли вернулись к камням на холме Крэг-на-Дун и утреннему разговору с Летицией. Что-то в ее словах никак не давало покоя. Камни открываются в день летнего солнцестояния, и этот день сегодня. Тогда, как я смогла пройти на день раньше? Конечно, проводился обряд, но я сомневалась, что среди танцующих на холме девушек кто-то мог обладать такой магической силой, которую имели древние друиды. Скорее всего, обряд был просто данью старым традициям, а день попросту перепутали. Но это не объясняло того, почему камни все-таки открылись в неурочное время. Что-то здесь не вязалось, вот только что? Этого я не знала.

Но как же мне захотелось сейчас очутиться на том холме! Возможно, я смогла бы вернуться обратно. Но дверь заперта, а прыгать из окна второго этажа во двор, полный народу, совершенная глупость. Я понимала, что при всем желании не могу ничего изменить, и на меня стало накатывать отчаяние. Я чувствовала себя птицей, запертой в клетке. Вот она свобода - так близко, только руку протяни. Но сколько не тянись, сидя взаперти кроме пустоты ничего не ухватишь.

А что сейчас чувствует Фрэнк? Я даже боялась представить. Наверняка места себе не находит. Но ведь он должен был видеть, как я прошла через камни? Вдруг он попытается узнать эту тайну? Шальная, безумная мысль пронзила меня, заставив подскочить на месте: что если Фрэнк придет за мной?! Ведь если день, в который камни открываются сами, сегодня, то есть большая вероятность того, что он тоже услышит голоса и пойдет на их зов! Эта возможность показалась мне такой реальной, такой естественной, что я не понимала, что просто сама себя убеждаю в невозможном. Я в возбуждении ходила по комнате и то и дело с замиранием сердца выглядывала в окно — вдруг сейчас я увижу его…

Я поняла, что никто не придет, когда солнце опустилось за горизонт, двор опустел, и туман начал затягивать подножия недалеких холмов. Чуда не случилось. Опустошенная, я села на ковер и прислонилась спиной к холодным камням камина. Все, больше надеяться не на что. Оборвалась последняя ниточка, связывающая меня с прошлым. Теперь у меня ничего не осталось: ни любви, ни надежд, ни даже собственной жизни. Все вокруг чужое: время, замок, люди. И сама жизнь чужая, не моя. Я не должна здесь быть, не должна! Слезы душили меня, безысходность накрыла с головой и, стиснув руками согнутые в коленях ноги, я зарыдала в голос, оплакивая то, что осталось по ту сторону камней...

Я выла и почти не понимала, что кто-то трясет меня за плечи и повторяет мое имя.

— Клэр, Клэр, успокойтесь, — повторяет мужской голос, и на мгновение сквозь мутную пелену перед глазами появляется образ Дугала.

Он пытается поднять меня, но я не хочу. Отталкиваю его руки и колочу в грудь. Ненавистный! Это ты во всем виноват! Ты привез меня сюда, отняв мою прежнюю жизнь! Я не хочу здесь быть, не хочу! Пусти, я хочу домой! Вдруг в голове взрывается огненный шар, сразу становится хорошо и спокойно. И очень тихо. Только приятный тонкий звон потихоньку удаляется, гаснет, а вместе с ним гаснет свет, уступая место мягкой бархатной черноте…

— По-моему, ты перестарался, — мужской голос разрезает черноту и каждое слово больно отдается в висках. — Она даже сознание потеряла.

Чернота постепенно становится серой, начинает давить на глаза. Невыносимо, до тошноты болит голова.

— Клэр! — кто-то шлепает меня по щекам, вызывая в голове настоящие взрывы.

— Не надо, больно… — я пытаюсь оттолкнуть от себя эти руки, но собственные не слушаются и бессильно падают вниз.

— Клэр, посмотрите на меня!

Ну что им нужно? Пусть оставят меня в покое. Я ничего не хочу, ничего…

— Клэр, вы слышите меня?

— Да. Прошу, оставьте меня, очень болит голова.

— Дугал, ей надо отдохнуть, отойди.

Меня наконец перестали тормошить, и я вздохнула с облегчением и прикрыла глаза в надежде хоть немного унять пульсирующую в висках боль.

— Дорогой, я спущусь вниз и попрошу миссис Фиц приготовить снотворный отвар. И, возможно, не стоит больше держать бедняжку взаперти?

— Мы это решим, милая, иди.

Я слышала, как зашуршали юбки, и негромко стукнула дверь - должно быть Летиция вышла из комнаты.

— Колум, ты правда думаешь, что можно позволить ей выходить?

— А почему нет? Но, разумеется, под присмотром. Приставь к ней кого-нибудь из своих людей.

— А что мы скажем? Как объясним ее появление здесь?

— Скажем, что она француженка, дальняя родственница Летиции.

— Но кое-кто видел, как я привез ее сюда. Слуги уже болтают вовсю.

— Поболтают и перестанут. Главное, глаз с нее не спускать. Я попрошу Летицию бывать с ней почаще.

— Ладно, брат, как скажешь. Завтра поговорю с Рупертом, я ему доверяю.

— Кстати, думаю нужно переселить ее в отдельные покои, иначе болтать будут гораздо больше.

— Почему? Чем плохи мои?

— Ну ты же видишь, Дугал, барышня очень впечатлительная, не нужно пугать ее еще больше.

— Не доверяешь мне? Я же сказал, что не трону ее, то была минутная слабость.

— Не обманывай себя, я вижу, как ты на нее смотришь. Тебе самому будет легче, если она будет подальше. Она чужая, Дугал, пойми это. Она тебе не нужна.

— Ладно, я понял. Пойду спать.

— Иди.

На некоторое время в комнате стало очень тихо. Но вскоре я вновь услышала голоса:

— Как она, дорогой?

— Не знаю, Летиция. Думаю, все также.

— Бедняжка, — я слышала, как Летиция вздохнула. — Дугал уже лег?

— Да. Он сильно переживает.

— Бедный. Ну ничего, все образуется. Иди проведай Хэмиша, я скоро.

Летиция подошла к кровати и легко коснулась моей руки.

— Клэр, дорогая, вы не спите?

— Нет, Летиция.

— Миссис Фиц сделала отвар. Выпейте — вам сразу полегчает. А потом поспите, нужно хорошенько отдохнуть.

Она помогла мне подняться повыше и придержала чашку. Я выпила теплый напиток, приятно пахнущий цветами и подслащенный медом, и вновь опустилась на подушки.

— Вот и славно. Не думайте о плохом, все наладится, вот увидите.

— Спасибо, Летиция. Вы очень добры…

Не знаю, что было в этом отваре, но действовал он довольно быстро. Боль постепенно отступала и по телу разливалось тепло. Я почувствовала, что засыпаю. Но мысли еще были достаточно ясными, и я прокручивала в голове разговор братьев и думала, как легко и просто решилась моя судьба и положение в замке. Что ж, ничего другого не остается. Нужно смириться и понять, что с этого дня для меня начинается другая жизнь.

Стук двери вырвал меня из ватного кокона сна, и я приподнялась и глянула в сторону кабинета, опасаясь появления Дугала. Прислушалась… но в покоях было тихо и пусто — должно быть, младший МакКензи уже ушел. Разлепив пересохшие губы, я облегченно перевела дыхание: несмотря на все заверения, чувствовать себя спокойно, пока Дугал был рядом, не получалось. От этого мужчины исходила неясная опасность, впрочем, пугал меня не только он. Разум успел принять невероятную и безжалостную правду, и теперь мне нужно было подумать о том, как я буду жить здесь. Справедливости ради, я и правда оказалась не в таком уж ужасном положении — все могло повернуться куда хуже, окажись я в руках того ненормального офицера, например. Но страха перед будущим это не умаляло. Одна надежда была у меня — Летиция. Лишь рядом с ней я чувствовала себя более-менее спокойно. Но сможет ли она, по сути, еще совсем девочка, хоть как-то повлиять на мою судьбу? Вряд ли. Поэтому, нужно как-то самой. Вот только как — представить я пока не могла. Конечно, у меня была профессия, знания, которые могли бы помочь, но не было лекарств и других необходимых в медицине нашего времени вещей, а травы я знала плохо. Да и, наверняка, здесь уже есть свой травник, и без моих услуг вполне обойдутся…

Продолжая размышлять, я поднялась с постели, чтобы выпить воды — в горле совсем пересохло. Корсаж платья пополз с плеча, и только тут я заметила, что шуровка распущена. Первая мысль бросила в дрожь: Дугал!.. пока я спала… Но, лихорадочно осмотрев платье, поняла, что ошиблась и облегченно прижала ладони к лицу. Дугал меня не трогал. Должно быть, Летиция вернулась и распустила шнуровку, когда я заснула. Господи, пусть это будет она! Потому что иначе… Все, хватит. Нужно успокоиться и не накручивать себя ненужными мыслями. Возможно, уже сегодня мне отведут отдельную комнату, определят какое-то занятие — нужно просто подождать. Скоро мы будем разделены хотя бы несколькими стенами, и я буду чувствовать себя спокойнее. Насколько вообще можно чувствовать себя спокойно в подобном положении. Оправив помятое платье, я мысленно ужаснулась своему виду: пожалуй, зря я волнуюсь — увидев меня такой, Дугал скорее испугается, чем вновь испытает желание. Но, вместо ожидаемого облегчения, я почувствовала неприятный укол самолюбия и, выпив наконец воды, поспешила в гардеробную, где висело зеркало.

Облик мой и правда оставлял желать лучшего — потому, я торопливо прибрала волосы и сполоснула лицо. Глаза после вчерашней истерики горели, и я ненадолго приложила к ним смоченный платок. Платье, за неимением другого, как смогла, разгладила руками, хотя и понимала, что это мало что исправит. Но все же эти действия придали мне уверенности.

Я вернулась в комнату, собираясь вновь предаться размышлениям, ибо, ничего другого мне не оставалось, но тут мое внимание привлек шум во дворе — какой-то тревожный, непохожий на обычный утренний гомон. Я выглянула в окно и увидела, что у ворот замка стоит группа всадников в красных мундирах. Тот, что был во главе этого небольшого отряда, спешился, и тут я его узнала: тот самый офицер! В ужасе отшатнулась и привалилась к стене, прижимая руку к заколотившемуся сердцу — отчего-то я была уверена, что капитан прибыл именно за мной. Руки мигом похолодели, ноги сделались ватными, и, чтобы не упасть, я схватилась за подоконник. Что ему нужно от меня? Ледяной страх, во сто крат превышающий тот, что я испытывала совсем недавно, сковал все тело: этот офицер не просто таил в себе угрозу, в нем было что-то такое, что вызывало настоящий ужас. Я видела его всего несколько мгновений, но их было достаточно, чтобы понять, что этот человек либо безумен, либо до крайности фанатичен — что, по существу, одно и то же. Господи, спаси и сохрани! Я не была сильно набожной, но сейчас мне было не у кого больше искать защиты, и я перекрестилась занемевшей рукой и заставила себя вновь посмотреть в окно — всегда лучше знать, что тебя ждет. Но успела лишь увидеть рядом с капитаном высокую темную фигуру Дугала, потому как в следующее мгновение дверь распахнулась, и в комнату влетела перепуганная Летиция.

— Клэр! — подбежав, она схватила мои руки и оттянула от окна. — Там Черный Джек! — зашептала громко, и я прочла в ее глазах тот же ужас, что испытывала сама. — Он за тобой. Говорит какие-то невероятные вещи: что ты французская шпионка, что давно за тобой следит…

Меня словно окатило ледяной водой.

— Летиция, это неправда! Я клянусь…

— Клэр, я верю, верю! — взволнованно перебила она. — Я просто боюсь за тебя! Этот Джек… он… — она сжала кулачки и глянула на меня так, словно я была уже на дороге к эшафоту. — Он славен своей жестокостью. Он палач, Клэр, убежденный и безжалостный!

— Господи… — ноги подкосились, и я осела на пол. Грудь сдавило, а мысли понеслись неистовой путаной каруселью: что делать? что же теперь делать? Я чувствовала себя в настоящей клетке — некуда бежать, и выхода нет. А в коридоре уже звучали, приближаясь, шаги. Еще мгновение, и все будет кончено…

Дверь отворилась, и я с криком подскочила и метнулась к стене.

— Клэр, — Дугал прикрыл створку и, не сводя с меня тяжелого взгляда, пошел навстречу.

— Дугал! — Летиция шагнула к нему. — Дугал, ты же не отдашь ее Джеку?

— С чего бы? — он удивленно глянул на невестку и вновь перевел взгляд на меня.

Ноги все еще держали плохо, а сердце колотилось так, что в груди было больно, но этих слов хватило, чтобы вновь обрести дыхание. Значит, не выдаст. Я вцепилась взглядом в его глаза, боясь поверить, но взгляд Дугала был решительным и твердым, когда он подошел ко мне. Еще мгновение смотрел на меня, потом сказал:

— Нам нужно поговорить.

Я кивнула, не в состоянии ответить, и Дугал обернулся к жене брата:

— Летиция, оставь нас ненадолго.

— Конечно, — отозвалась она и пошла к дверям.

— Давайте присядем, — Дугал предложил мне руку, и я с благодарностью схватилась за нее, испытывая неодолимую потребность в сильном плече. Этот мужчина, при всех недостатках, совсем недавно уже спас меня от ужасного Черного Джека, и вот — сделал это во второй раз. Или только отсрочил? Но сейчас мне было достаточно даже этого.

Я покорно позволила подвести себя к столу, опустилась на выдвинутый Дугалом стул и сцепила руки в ожидании разговора.

— Летиция уже все вам рассказала, верно? — спросил он, садясь напротив. Я вновь кивнула. — Надеюсь, вы понимаете, насколько серьезны подобные обвинения?

— Дугал, поверьте, это ложь… — начала было я, но Дугал жестом прервал меня, и я замолчала.

— Срок у нас до завтрашнего вечера. И, если вы не сможете доказать свою непричастность к шпионажу, лэрду придется выдать вас англичанам.

— Боже мой! — не в силах удержаться, я вскочила со стула и заметалась по комнате. — Как я могу доказать? — с отчаянием обернулась к мужчине, но он промолчал — лишь смотрел на меня выжидательно. Я чувствовала всю безысходность сложившейся ситуации: ну кто мне поверит, кто? — Дугал! — я молитвенно сложила руки, понимая, что больше мне надеяться не на кого. Страх, отпустивший было, навалился вновь и я почувствовала, как дрожат губы. — Дугал, пожалуйста, я ни в чем не виновата… — и, не выдержав напряжения, рухнула на колени и разревелась.

Спрятав лицо в ладонях, я не видела, как он подошел — лишь почувствовав его тепло, поняла, что Дугал рядом.

— Клэр, — его голос прозвучал неожиданно мягко, и во мне вновь шевельнулась надежда. С трудом взяв себя в руки, я вытерла глаза и с минуту дышала, успокаиваясь. Наконец, почувствовала в себе достаточно сил, чтобы хотя бы выслушать то, что он скажет. И смогла поднять на Дугала взгляд. Показалось, что в серых глазах мужчины появился необычный блеск, но я приписала это собственным слезам. Меж тем, он продолжил: — Я вижу лишь один выход, Клэр. Вы должны стать шотландской подданной — тогда ни Джек, ни кто-то еще не сможет вас ни в чем обвинить.

— Но как? — его предложение показалось мне невероятным и неосуществимым, тем более, в такой короткий срок.

Дугал на миг опустил глаза, словно хотел что-то спрятать, но тут же вновь посмотрел на меня.

— Выйти замуж за шотландца, — сказал ровно, но во взгляде по-прежнему было что-то странное.

От абсурдности того, о чем он сейчас говорил, захотелось схватиться за голову и закричать.

— Дугал, вы издеваетесь? — я чувствовала, как дрожит голос, но сдерживалась уже с трудом. Может, они тут все сумасшедшие? Резко поднялась и отвернулась к окну, пряча боль и обиду. Боже! Вот бы сигануть сейчас вниз и разом избавиться от этого кошмара!

— Вы не поняли, Клэр, — Дугал поднялся следом, но остался на месте, и я обернулась к нему.

— Чего не поняла? Что вы решили меня помучить напоследок?

Недоумение на его лице было таким искренним, что я совсем растерялась. Дугал кашлянул, и мне показалось, что этим он скрывает неловкость.

— Я предлагаю вам стать моей… — он чуть запнулся, — женой.

И, сказав это, мгновенно стал самим собой — таким, каким я уже привыкла его видеть.

Если бы было куда, я бы попятилась, но сзади была холодная каменная стена. Сердце, показалось, остановилось, зато на лицо кинулась жгучая краска.

— Что вы говорите такое?

Дугал чуть повел головой, и тут до меня дошло, что он говорит всерьез.

— Да перестаньте, — нервно отмахнулась я и пошла, было, прочь, но Дугал схватил меня за руку и резко притянул к себе — лицо его оказалось совсем рядом, и сейчас от мимолетной неловкости не осталось и следа, напротив, теперь он явно злился.

— Не будьте дурочкой, — процедил сквозь сжатые зубы, и глаза его недобро сверкнули. — Хотите рискнуть и попробовать, каково это — оказаться во власти безумца? Я могу рассказать, примерно, что он сделает с вами, но, уверяю, это не передаст и десятой доли того, на что он способен, потому, что никакая жестокость не сравнится с Черным Джеком в изощренности.

Во рту мгновенно стало сухо, и я зажмурилась, оказавшись в плену ужасных видений, что рисовало воображение.

— Подумайте, Клэр, пока еще есть время, — продолжал Дугал, не отрывая от меня горящего взгляда, — о том, что я вам предлагаю. Клянусь, если вы станете моей, никто не посмеет даже косо взглянуть в вашу сторону. Решайте.

Он внезапно отпустил меня, и я едва не упала и сама схватилась за его руку, чтобы удержаться. Слова Дугала совершенно не укладывались в голове, а в душе вообще творилось что-то невообразимое. Сердце рвалось на части, стоило мне только представить себя его женой, ведь я любила совсем другого человека и не оставляла надежд вернуться, пусть и через год. Но будет ли у меня этот год, если я откажусь? И что важнее, сохранить жизнь или честь? Наверное, будь я лучше, чем есть, я бы выбрала честь и, гордо вскинув голову, пошла навстречу обещанным мукам, но тогда я была вынуждена признаться самой себе, что на подобное у меня просто не хватит духу. Я не смогу. Мне жутко страшно. И Фрэнк, он сможет понять и простить меня, когда я вернусь. Я хотела надеяться, что сможет. И оправдывала свое малодушие, потому что боялась, как никогда в жизни.

Дугал молча ждал, не отнимая руки и, даже не поднимая головы, я чувствовала его взгляд. Посмотреть ему в лицо сил уже не хватило, и я лишь кивнула, надеясь, что он поймет. По щекам вновь побежали слезы, и я отступила и сжалась возле стены, ожидая, что сейчас он уйдет, и я смогу оплакать свою жизнь. Но Дугал подошел, развернул меня к себе и, взяв за подбородок, посмотрел в глаза — пристально, словно искал ответ в них. Потом шумно вздохнул и отпустил.

— У вас час на сборы.

Едва за ним закрылась дверь, я сползла по стене и уронила голову на руки. Всего одну ночь назад я примирилась со своим положением и даже начала готовиться к новой жизни — вернее, к новому этапу, который имел в моем представлении четко очерченные временные рамки. Я говорила себе, что нужно просто потерпеть, переждать этот год, раз уж изменить хоть что-то не в моих силах; покориться судьбе — на время. И вот, в одно мгновение все изменилось. Теперь моя жизнь будет связана с мужчиной, которого я совсем не знаю. Что толкнуло Дугала на подобный поступок, я в тот момент не думала — мысли мои занимал совсем другой человек. Лицо Фрэнка стояло перед глазами, он улыбался мне — как когда-то давно, еще до проклятой войны. На безымянном пальце все еще было кольцо, что он подарил мне в день нашей помолвки, и сейчас я вдруг явственно ощутила его тяжесть — словно не имела права носить его. Я чувствовала себя предательницей, чувствовала, что, несмотря на все попытки убедить себя в том, что Фрэнк поймет и простит, я больше никогда не увижу его. Отдав себя другому, пусть и против воли, я переступала невидимую черту, из-за которой не было возврата. Значит, осталось только проститься… Слезы душили меня, размывали любимые черты, и казалось, облик Фрэнка тает, отдаляется. Прости, прости меня… Я сорвала кольцо и швырнула его в открытое окно…

Я так и просидела все оставшееся время на полу, тупо уставившись в противоположную стену. «Час на сборы»… Какие сборы? Что мне собирать? Единственная вещь, которая была в этом мире моей, теперь лежала на земле под окном. Больше у меня нет ничего.

— Клэр, вы готовы? — раздалось от двери, и я повернула голову. — Черт возьми, вас что, на казнь ведут? — загремел Дугал и двинулся ко мне. — Вставайте! — рывком поставил на ноги и с силой сдавил плечи: — Давайте, Клэр, придите уже в себя, время не ждет. Вы ездите верхом?

Я покачала головой.

— Я так и думал. Идемте.

Он взял меня под руку и потянул за собой. За его широкими шагами поспеть было трудно, и я почти бежала, пока мы миновали коридор и широкий лестничный пролет. Внизу он чуть умерил шаг, и во двор мы вышли уже степенно — должно быть, Дугал не хотел привлекать лишнего внимания. Впрочем, немногочисленные слуги были заняты своими делами и едва ли заметили наше появление.

— Прошу вас, — Дугал подвел меня к черной коляске, запряженной парой гнедых лошадей, и помог забраться внутрь. Хлопнул по плечу стоящего рядом Руперта: — Давай, — и пошел к воротам.

Руперт широко улыбнулся:

— Доброе утро, барышня, — ловко взобрался на козлы и тронул лошадей: — Пошли!

Коляска качнулась, и я обернулась на замок. В душе была пустота, и перед новым рубежом мне не с чем было прощаться. И все же Леох, неприступный и величественный, казался неким якорем посреди неизвестности. И, покидая его пределы, я вдруг отчетливо почувствовала связь, что соединяла меня со старинным замком, словно сейчас я оставляла за спиной давнего друга.

Проводив нас взглядом, Дугал вскочил в седло и махнул кому-то рукой.

— Живее! — поторопил Руперта, пуская вороного коня вскачь, и вырвался вперед.

Возница стегнул лошадей и, обернувшись ко мне, хохотнул:

— Торопится.

Я не нашлась, что ответить — похоже, Руперт знал, куда мы едем и забавлялся. Но мне было не до смеха. Не желая поддерживать возможный разговор, я отвернулась и стала смотреть на дорогу. Местность вокруг замка поражала первозданной красотой, и в другое время у меня бы дух захватило от проплывавших мимо зеленых равнин, от синевы высокого неба — такой яркой и глубокой в эту пору; от заснеженных вершин, что тянулись в бесконечную высь, и там их кристальная белизна терялась в шлейфе косматых облаков.

Кони бежали споро, и на неровной, размытой дождями дороге коляску немилосердно трясло. Солнце уже поднялось в зенит и било в глаза, и я откинулась на спинку сиденья, пытаясь отрешиться от происходящего. Но мысли упорно вертелись вокруг предстоящего события, нагоняя глухую, безысходную тоску. Лошадь Дугала летела впереди и была похожа на черную стрелу, пущенную уверенной и сильной рукой. И всадник на ее спине представлялся хищником, настигающим жертву… Я прикрыла глаза, подавляя в себе желание выпрыгнуть из коляски и бежать, куда глаза глядят. Сердце рвалось на свободу, протестуя, но разум холодно возражал: некуда бежать… Казалось, что судьба расставила силки, не оставив мне выбора — так или иначе, здесь я пленница. Пленница мира, в котором оказалась. И нужно либо принять его законы, либо погибнуть — а погибнуть я была не готова… Должно быть, это сама моя молодость, рвавшаяся к свету подобно весеннему ростку, отвергала даже мысль о пределе жизни. После ужасов войны, после бесконечной череды смертей, так хотелось надышаться, напитаться солнцем и небом, наполниться яркими красками созданного Творцом мира. И, несмотря на давящую тяжесть в груди, я чувствовала, что оживаю…

Через пару часов тряски, дорога неожиданно вильнула, и солнце вновь мазнуло по лицу, но теперь, когда сковавший меня холод начал отступать, я ощутила его ласковое тепло. Руперт, будто забывший о моем присутствии, беспечно насвистывал и когда чуть поворачивал голову, я видела его веселый прищур. Лошади умерили шаг — дорога пошла вверх, и, невольно подавшись вперед, я не смогла сдержать восхищенного вздоха: впереди расстелилась необъятная зеленая равнина. Словно стражи, окружали ее каменные великаны; их пологие склоны, казалось, приглашали совершить прогулку, и мне немедленно захотелось выбраться из коляски, скинуть тесные туфли и пройтись босиком по мягкой траве, побежать навстречу солнцу, раскинув руки, до самой реки, что, искрясь, уносила свои воды за далекие изумрудные холмы… На душе потеплело, и, все еще под впечатлением, я ответила на бесхитростную улыбку обернувшегося ко мне возницы… и тут же осеклась, устыдившись своих мыслей. Словно ножом резанула вернувшаяся реальность, и душа, едва успевшая расправить крылья, снова горько заплакала. Как было не сетовать на судьбу, что предлагала мне земной рай, наслаждаться которым было невозможно. Как была бы я счастлива, скачи впереди моей коляски тот, чье имя я мечтала носить, если бы вот сейчас он осадил коня и обернулся ко мне… Но, удерживая разгоряченную, танцующую на месте лошадь, на меня из-под бровей смотрел Дугал. Смотрел странно, так, что сердце сжималось, и по спине в разгар летнего дня бежал колючий холод.

Я ожидала, что он что-то скажет и внутренне подобралась, но он лишь дождался нас и пустил коня шагом вровень с тянущими коляску гнедыми. Теперь я видела его совсем рядом, и взгляд сам собой притягивался к его фигуре, отмечая разворот широких плеч, гордую посадку головы и мощную шею в раскрытом вороте белоснежной рубашки; красоту аристократичных кистей, сжимающих поводья, и не скрытые клетчатым килтом сильные ноги в высоких кожаных сапогах. Я поглядывала украдкой, боясь, что Дугал обернется и застанет меня врасплох, но отвернуться и не смотреть вовсе отчего-то не могла. Словно он услышал мои недавние мысли и нарочно оказался рядом, вытесняя того, кто был мне мил. Почувствовав укол совести, я все-таки отвернулась, досадуя на себя. Помимо недавнего страха, Дугал вызывал во мне интерес, и сейчас, когда немного успокоились нервы, я явственно это чувствовала. В голове все смешалось. Будь у меня возможность спокойно подумать, я, возможно, поняла бы что-то важное — то, что сейчас ускользало, но тогда мне было не до того, и я лишь злилась и ругала себя за то, что Дугал меня волнует.

Наш путь потянулся берегом реки, и я хмуро уставилась на пляшущие на воде солнечные блики. Теперь, когда Дугал был так близко, красоты природы не вызывали восторга — словно этот мужчина заслонил собой все и нарушил гармонию. Он ехал, не оборачиваясь, но меня тяготило само его присутствие — невидимая тяжесть опустилась на плечи, сковала руки. И в тот момент я отчетливо поняла, что больше никогда не буду свободной.

Тоска вновь сдавила сердце, но завладеть мной не успела — дорога вновь повернула, побежала к подножию высокого холма и, обогнув его, открыла спрятанную в уютной долине усадьбу. Невысокий особняк из белого камня расползся вширь многочисленными пристройками и удивительно напоминал наседку с цыплятами, укрывшихся в гнезде. Дугал пришпорил лошадь и сорвался с места, и, показалось, детская радость, чистая, словно горный ручей, плеснулась в его серых глазах, когда, всего на миг, он обернулся.

Руперт хмыкнул и с улыбкой повернулся ко мне:

— Приехали, барышня.

— Руперт, что это? — не удержалась я.

— Беаннахт. Поместье Дугала, — ответил он и весело мотнул головой на удаляющегося всадника: — Ишь, помчался…

Он отвернулся и тоже пустил коней порезвее, но, когда мы подъехали, Дугал уже спешился. Я видела, как он отдал поводья невысокому мужчине, хлопнул его по плечу, приветствуя, и широко шагая, пошел к дому. Руперт остановил лошадей, спрыгнул на землю и подал мне руку, но в этот момент из дверей дома навстречу Дугалу, плача и охая, выбежала пожилая женщина.

— Дугал! Сынок! — она протянула к нему руки, и я замерла на месте.

— Это его мама? — шепотом спросила я Руперта.

— Нет, — ответил мужчина, — это экономка.

Меж тем, Дугал склонился и обнял женщину, а она ласково погладила его по щеке.

— Надо же, — удивилась я, — какие теплые у них отношения.

Руперт снова хмыкнул:

— Она была их нянькой, и когда Колум стал лэрдом, Дугал перевез ее сюда. Ну, идемте, барышня, — нетерпеливо добавил он, и я наконец приняла протянутую руку и выбралась из коляски.

Дугал обернулся и, кажется, впервые за все это время, на лице его была улыбка. «Ему хорошо здесь…» — успела подумать, прежде, чем Дугал, взяв женщину за руку, подвел ее ко мне.

— Знакомьтесь, Клэр. Это миссис Бьюкен, моя экономка.

Я протянула руку:

— Здравствуйте. Мне очень приятно.

Миссис Бьюкен посмотрела на меня с интересом, скользнула взглядом по платью и чуть заметно нахмурилась. Глянула снизу на Дугала, но он смотрел на меня и не увидел вопроса в выцветших голубых глазах экономки.

— И мне, — наконец ответила женщина и, быстро пожав мои пальцы, добавила: — Прошу в дом.

Она пошла вперед и, глядя ей в спину, я не могла отделаться от ощущения, что своим появлением омрачила ее радость. Миссис Бьюкен ничем не выдала этого, но я успела заметить, как погас огонек в ее светлых глазах. И сейчас, ее походка, сжатые руки и прямая спина словно говорили о напряжении и натянутости экономки. О чем подумала она, наверняка, хорошо зная своего воспитанника? О чем думала сейчас, ведя меня в его дом? Скорее всего о том же, о чем подумал бы каждый на ее месте, о чем шептались слуги в Леохе — что я его любовница. Но правда была еще хуже, и как воспримет ее эта бедная женщина, мне оставалось лишь догадываться. Я не могла не понимать, что ничего хорошего брак со мной Дугалу не сулит: англичанка, не понятно откуда взялась и что из себя представляет. Бесприданница, помимо всего прочего… И впервые задала себе вопрос: почему Дугал делает это? Зачем это ему? Он шел рядом, я машинально подняла голову и вновь встретилась с его тяжелым взглядом. Прочел ли он вопрос в моих глазах — не знаю, но густые брови недовольно сошлись к переносице.

— Прошу вас, Клэр, — не дав мне раскрыть рта, Дугал крепко взял меня за локоть, делая вид, что помогает переступить низкий порог. Значит, понял мои мысли, но отвечать уж конечно не собирался.

В молчании мы миновали просторный холл, и я успела заметить лишь убегающий направо длинный коридор и по центру — ведущую наверх массивную деревянную лестницу. Дальше, за распахнутыми двойными дверьми, оказалась гостиная, и здесь миссис Бьюкен остановилась.

— Располагайтесь, — указала на кресла возле камина, но Дугал покачал головой и подвел меня к экономке.

— Не сейчас, миссис Бьюкен, — сказал, продолжая удерживать мою руку. — Прошу вас, накормите мою… э-э, Клэр и помогите ей привести себя в порядок. Мне нужно кое с кем переговорить.

Он развернулся и пошел обратно. Женщина проводила его удивленным взглядом, но, видимо, привычная не задавать вопросов, ничего не сказала. А, когда обернулась ко мне, удивление в ее глазах сменилось подозрительностью. Но и тут с тонких губ ее упало лишь:

— Что ж. Пойдемте.

Она направилась было дальше, но обернулась на донесшийся из холла голос:

— Миссис Бьюкен, вот вещи.

Я обернулась тоже и увидела Руперта с объемной сумой в руках.

— Отнеси наверх, — ответила экономка и махнула рукой в сторону лестницы. И повторила, обращаясь уже ко мне: — Пойдемте.

Гостиная соседствовала со столовой, и эта комната, должно быть, по причине небольшого пространства, показалась самой уютной. Это был дом для большой семьи, и мне представилось, как за длинным столом, накрытым белоснежной скатертью, эта семья собирается в обеденную пору. Вот стул с высокой спинкой — здесь будет сидеть муж и отец. Напротив — его супруга. Рядом с ними старшие дети рассядутся, пряча детское нетерпение под маской хорошего воспитания. И лишь непоседы младшие, еще не знающие правил и ограничений, будут бегать вокруг со смехом, и старая экономка нахмурится притворно, тая улыбку в добрых глазах…

— Присядьте, — прервала мои мысли миссис Бьюкен, — я распоряжусь об обеде. А потом… — она вновь посмотрела на мое мятое платье, — примете ванну и отдохнете с дороги.

— Благодарю вас, — пробормотала я, ощущая себя замарашкой, и опустилась на ближайший стул.

Мне было ужасно неловко перед миссис Бьюкен за мой неопрятный вид и положение просительницы. Я привыкла зависеть только от себя, и сейчас чувствовала унижение и обиду. Отчаянно хотелось оправдаться, объяснить, что тут нет ни моей воли, ни моей вины, что я с радостью сбежала бы из этого славного дома, если бы мне было куда бежать… Но я знала, что не скажу ни слова и буду терпеть колючие взгляды и поджатые губы до тех пор, пока сам Дугал не откроет экономке правды.

Я думала, что не смогу проглотить и кусочка, но стоило миссис Бьюкен с подносом в руках войти в столовую, поняла, что сильно ошиблась. От аромата тушеного мяса и свежих овощей в животе голодно заурчало и, едва дождавшись, когда экономка расставит тарелки, я принялась за еду. И лишь пыталась заставить себя есть не слишком быстро. Миссис Бьюкен стояла за спиной и наверняка не сводила с меня глаз, но в тот момент мне было все равно. Бокал замечательного вина тоже пришелся кстати, но я с сожалением ограничилась половиной, дабы не ухудшать и без того не слишком хорошее впечатление о себе. Отставив бокал, я вытерла губы салфеткой и обернулась к экономке:

— Благодарю вас, миссис Бьюкен, все было очень вкусно.

Вместо ответа она обошла меня и опустилась на стоящий рядом стул:

— Что случилось с вами? — спросила сочувственно, и в глазах ее теперь читалась только жалость.

Я не сразу нашлась с ответом, и уже хотела сказать, что лучше ей спросить об этом Дугала, но тут он сам вошел в столовую, избавив меня от объяснений с экономкой.

— Миссис Бьюкен, найдется что-нибудь и для меня? — спросил он и вновь улыбнулся.

Женщина всплеснула руками и живо поднялась с места:

— Ну конечно, мальчик мой, конечно! Сейчас…

Она торопливо вышла, а Дугал сел напротив и положил подбородок на сцепленные пальцы:

— Как вы, Клэр? — спросил и посмотрел пытливо.

Я взяла бокал и сделала глоток.

— А вы как думаете? — ответила, с трудом выдерживая его взгляд.

Дугал неопределенно поднял брови и пожал плечами. И вдруг я решилась:

— Зачем вы делаете это?

Только что благодушный, Дугал вновь посуровел лицом и выпрямился. Правая ладонь сжалась в кулак. Мне показалось, что, несмотря на нежелание, он все же ответит, но за дверью послышались шаги, и едва начавшийся разговор оборвался.

Миссис Бьюкен внесла второй поднос, на этот раз счастливо улыбаясь. Ее худое лицо, обрамленное рюшами белого чепца, буквально светилось, и в каждом взгляде, обращенном на Дугала, читалась материнская любовь.

— Ну вот, — проговорила она, опустив поднос на стол, и заботливо разложила перед мужчиной приборы. Подала салфетку и вздохнула с легким укором: — Как же давно вы не приезжали, мой мальчик.

Дугал, словно провинившийся подросток, опустил голову и кивнул, но тут же вновь посмотрел на свою няньку с удивительной теплотой.

— Давно, миссис Бьюкен.

— Поешьте, — ласково сказала экономка, взяла с подноса десертную тарелку с пышной булкой, залитой белой сахарной глазурью и неожиданно поставила ее передо мной. Из лучших побуждений, разумеется, но эта булка — такая аппетитная, уязвила меня больше всего остального. Я не нищенка! Едва сдержавшись, чтобы не броситься вон, я с силой сжала бокал, который все еще держала в руке.

— Благодарю, миссис Бьюкен. Я сыта.

И краем глаза заметила, как усмехнулся Дугал.

В столовой повисло молчание — только звякали о фарфор приборы. Я не смотрела на Дугала, по капле цедила остатки вина и смотрела в одну точку на стене, гадая, узнаю ли до свадьбы ответ на свой вопрос. Впрочем, долго гадать не пришлось. Расправившись с едой еще быстрее моего, Дугал, ничуть не смущаясь, подвинул к себе тарелку с предназначавшейся мне булкой и отломил приличный кусок. Прожевал, залпом выпил вино, утер усы и поднялся:

— Чудесно! Спасибо, миссис Бьюкен!

Экономка расцвела и даже зарделась, хотела что-то сказать, но, глянув на Дугала, направляющегося ко мне, передумала и тут же захлопотала — принялась собирать на поднос пустые тарелки.

— Идемте, Клэр, — он предложил мне руку и я приняла ее. У дверей он обернулся к экономке: — Миссис Бьюкен, прикажите приготовить ванну.

Женщина кивнула, провожая нас взглядом, но теперь румянец на ее морщинистых щеках был вызван отнюдь не радостью.

Мы прошли через гостиную, в которой теперь уютно горел камин, и по-прежнему пустой холл, поднялись по лестнице и свернули направо. Дугал толкнул тяжелую дубовую дверь, и взгляду моему предстала малая гостиная — удивительно женская. Отделанные светлыми, кремового цвета, панелями стены, исключая лишь ту, в которой было окно, были увешаны картинами с изображениями различных пейзажей. Большие и маленькие, убранные в простые деревянные рамки, они были повсюду. Над камином, отделанным белой плиткой с цветочным рисунком, висела картина лепная — что было на ней, я разобрать не смогла, а подойти ближе не решилась.

— Матушка любила рисовать, — отпустив мою руку, проговорил Дугал, и я не поняла, обращался он ко мне или то были просто мысли вслух. Поняла одно: он привел меня в покои своей матери. И почувствовала, как задрожали руки.

— Дугал, — позвала я, надеясь, что теперь мы сможем наконец поговорить.

Но он не услышал, должно быть, погруженный в воспоминания. Прошел вперед по толстому ковру, и взгляд его заскользил по развешанным на стенах полотнам. Плотно сжатых губ вновь коснулась улыбка, и мне подумалось вдруг, что здесь, в этом доме живет совсем другой Дугал. Вернее, только здесь он и живет. Неожиданно, он открылся совсем с другой стороны, и я растерялась, уже успев привыкнуть к иному. В Леохе, будто проникнувшись суровостью замка, Дугал казался надменным и жестким, здесь же… он как будто оживал. В чем была причина, я не знала, возможно, он просто любил этот дом, или свою мать — и здесь хранил память о ней, или в этом чудесном уголке он отрешался от будних проблем и отдыхал, или просто в том, что дом этот был его, и здесь он чувствовал себя настоящим хозяином? Как бы ни было, но дом этот, в отличие от величественного Леоха, подходил ему гораздо больше. Возможно, потому, что Леох был мужчиной, а Беаннахт — истинной женщиной…

— Что означает Беаннахт? — спросила я, когда Дугал оторвался от картин и подошел к оббитому темно-зеленым креслу возле камина.

Он поднял голову и мгновение смотрел на меня, словно не узнавая, потом ответил:

— Счастье.

Я непонимающе подняла брови, а Дугал, оставив кресло, пошел ко мне.

— Счастье, — повторил, подойдя вплотную, и руки его легли мне на плечи. Я дернулась было, но он лишь крепче сжал пальцы и, притянув меня к себе, склонился и горячо зашептал возле уха: — Я бы хотел привезти тебя сюда, прожить… здесь…

Это напугало меня, и я оттолкнула Дугала и отступила к двери.

— Перестаньте! Что за вздор вы несете?

Он криво усмехнулся и покачал головой.

— Отчего же вздор? Я желаю вас, так, как не желал ни одну женщину прежде.

— И в этом причина?

Он кивнул, и я едва не задохнулась:

— Дугал, вы хоть понимаете, что говорите? Вы решаете мою судьбу в угоду своей… — я хотела сказать: похоти, но сдержалась и выпалила другое: — Своим желаниям! Так нельзя! Это… это бесчестно!

Но он лишь пожал плечами и отошел к камину.

— Дугал! — мне невольно пришлось идти следом, чтобы не разговаривать с его спиной. — Дугал, послушайте!

Облокотившись о каминную полку, он, вновь будто не слыша меня, задумчиво созерцал стоящий на ней тяжелый бронзовый подсвечник с тремя оплывшими свечами, потом все же обернулся и, натолкнувшись на его взгляд, я смешалась и опустила ресницы. Но тут же вскинулась, ведомая проснувшейся вдруг надеждой все исправить, уговорить…

— Прошу вас, не губите ни свою жизнь, ни мою. Еще есть время, отвезите меня к тем камням, я уверена…

— Нет, — оборвал он меня, и серые глаза его вновь захолодели. Всего на миг, впрочем, потому, что в следующую секунду в них полыхнул огонь: — Неужели вы думаете, что я отступлюсь?

Он вновь пошел на меня, и тут до меня дошло, что это ловушка. Он просто воспользовался моим положением, моим страхом, чтобы добиться своего.

— Негодяй, — зло выплюнула я ему в лицо, когда он подошел.

На мгновение взгляд его стал задумчивым, потом Дугал качнул головой и хищно улыбнулся:

— Так и есть.

И в этот миг страх перед ним растаял, уступив место жгучей ненависти. И я дала ей выход:

— Вы сумасшедший! Кто еще может жениться на женщине, которую знает всего несколько дней? Неужели вам мало ваших крестьянок? Или приелось, захотелось чего-то новенького?

— Не кричите, Клэр, — сказал он невозмутимо, — нас могут услышать.

Но его бесстрастность лишь подогрела мой гнев:

— Плевать мне, кто нас услышит! Пусть все знают, какой вы…

Тут он схватил меня и крепко зажал рот ладонью:

— Тихо, я сказал. Если хочется покричать, покричите вечером в постели, — и, усмехнувшись на мою попытку лягнуть его, продолжил: — Сумасшедший, да, — он склонился к моему лицу, и огонь в серых глазах превратился в адское пламя, — потому, что ты ведьма! Свалилась мне в руки, околдовала… Теперь не сбежишь, Клэр… будешь моей…

Он вдруг резко убрал руку и, обхватив мой затылок, прижался к губам. Я заколотила по его плечам, но, крепко прижатая к его телу, не могла даже толком замахнуться. Но тут Дугал сам меня отпустил, и я покачнулась, потеряв равновесие.

— Как сладко, — сказал с ехидцей и улыбнулся криво: — Но это мы оставим на потом.

Он потянулся к моей щеке, но тут же получил по руке, а я отбежала к камину и схватила подсвечник.

— Не трогай меня!

Дугал вновь хищно осклабился:

— Злись, кошка, мне это нравится, но клянусь: ночью ты будешь мурлыкать от удовольствия.

Он вышел быстрее, чем до меня дошел смысл его слов. В груди вскипело, и я со всей силы запустила подсвечником в дверь. Разлетелись в стороны свечи, бронзовое литье гулко зазвенело и тяжело грохнулось на ковер, а я схватилась за спинку кресла. В руках был холод, ноги мелко дрожали и хотелось кричать. Но меня хватило лишь на одно слово:

— Скотина!

Мне было все равно, услышал он или нет — я уже устала бояться и лишь искала выход для своей злобы. Правда, легче мне от этого не стало. Я опустилась в кресло, поджала ноги и, чувствуя, как меня колотит, с тоской взглянула на холодный камин. Как хорошо было бы разжечь его — так, чтобы пламя яростно полыхало — подобно тому, что сейчас горело в моей груди!

— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!.. — бессильно и зло шептала я, мечтая вцепиться ногтями в самодовольное лицо Дугала. Исцарапать — вправду, подобно дикой кошке, сделать ему так же больно, как он сделал мне.

Но в итоге кончила тем, что опять разрыдалась.

Как отворилась дверь, я не слышала — лишь тихий горестный вздох, долетевший до меня, заставил поднять голову. Миссис Бьюкен, согнувшись пополам, подняла подсвечник с пола, выпрямилась и обернулась на дверь — должно быть, чтобы оценить оставленные на ней царапины и вмятины. Снова вздохнула и повернулась ко мне:

— Похоже, вы не слишком рады, — с грустью проговорила она, и я поняла, что Дугал уже объяснил экономке мое присутствие здесь.

— Он принуждает меня, — ответила я, ожидая от женщины удивления или даже возмущения. Но экономка лишь обронила задумчиво:

— Хьярти… — но тут же покачала головой и печально улыбнулась: — Милая девочка, в нынешние времена у женщин редко спрашивают согласия.

— Я не хочу… — прошептала я.

— Мисс… — миссис Бьюкен нерешительно шагнула ко мне, но сдержала порыв и остановилась. — Вам не стоит страдать, — я глянула исподлобья и экономка заторопилась: — Он очень добрый и хороший, поверьте, я вырастила его. И так рада, что мой мальчик наконец влюблен… — на этих словах лицо ее расцвело.

— Влюблен? — переспросила я, уверенная, что ослышалась. — Да что вы, миссис Бьюкен!

Но женщина ничуть не смутилась.

— Видели бы вы его глаза, когда он говорит о вас.

«Знаю я, что у него в глазах» — подумала я, но, глядя на счастливое лицо миссис Бьюкен, промолчала — все равно она скоро сама поймет, как сильно заблуждается.

Должно быть, решив, что успокоила меня, экономка прошла к камину и поставила подсвечник на место. Потом собрала поломанные свечи и сунула их в карман белоснежного передника. Улыбнулась:

— Я принесу новые. Ванну прикажете подать сюда?

Я сделала было круглые глаза — прикажу, я? Но тут же вспомнила о статусе Дугала и, в ближайшее время, моем, и в замешательстве опустила ресницы.

— Как вам удобнее, миссис Бьюкен.

Женщина кивнула и вышла, а я вновь сжалась в кресле. Слез не осталось и, чувствуя себя опустошенной и почти безразличной, я смотрела в окно, забранное прозрачной ажурной занавеской...

В коридоре послышались голоса, и дверь вновь распахнулась, пропуская в комнату экономку, а за ней несущих лохань мужчин. Я отвернулась, будто меня это не касается, успев заметить, что одного из них я знаю — именно он забирал лошадь Дугала, когда мы приехали, — а второй курчав и очень молод. Вслед за ними, судя по голосам, вошли две женщины, тут же звякнули ведра, и в лохань полилась вода…

— Все готово, мисс, — негромко позвала миссис Бьюкен, когда слуги покинули комнату, и я, чуть помедлив, поднялась из кресла и подошла к ней. Молча, она помогла мне раздеться, и я отчего-то вспомнила миссис Фиц, хотя здешняя экономка отличалась от нее разительно. Очень сдержанная, помогая мне забраться в воду, она не сокрушалась по поводу моей худобы — должно быть, потому, что сама была очень стройной. Но возраста с миссис Фиц они были приблизительно одного, обе седовласые — возможно, это и делало их похожими для меня. И еще — забота и нежность в глазах. Миссис Бьюкен переменилась ко мне, это ясно читалось в ее прямом и честном взгляде. И в ответ на ее доброту, душа сама потянулась к ней, и подумалось, что теперь у меня есть еще один человек в этом мире, кроме нежной Летиции, которого я смогу полюбить. Потому что, кроме Фрэнка, у меня не осталось никого: папа погиб в первый же год войны, а мама — во время бомбежки, как раз накануне моего призыва…

Руки миссис Бьюкен, несмотря на сухость, были нежными и умелыми, вода — приятно горячей, и, устав от переживаний и напряжения, я позволила себе расслабиться и хоть сейчас не думать о предстоящем. Впрочем, покой и расслабленность длились не так долго, как хотелось бы — закончив, миссис Бьюкен потянула меня из воды и, едва я переступила бортик лохани, накинула на плечи большое полотенце и энергично растерла. Кровь побежала быстрее, и сознание вырвалось из прострации, в которую я погрузилась, вместе с этим вернулась и прежняя тяжесть безысходности. Вновь отдавшись своим мыслям, я уже не замечала ловкости экономки, и лишь послушно поднимала руки и ноги, поворачивала голову, пока она меня одевала и причесывала. Она еще что-то говорила, но я не слушала.

Пока, глядя на меня, экономка не вздохнула умильно:

— Боже мой, какая красота…

Она вдруг торопливо прошла к противоположной стене и открыла сливающуюся с драпировкой стен дверь в смежную комнату. И через несколько мгновений выволокла большое — почти в мой рост — зеркало. Поставила его передо мной и с нежностью заглянула в глаза:

— Взгляните, мисс.

Должно быть, она считала, что я, так же как и она, приду в восхищение, но для меня это означало лишь одно: пора. В висках застучало, но, не желая обижать добрую женщину, я глянула на свое отражение, безразлично отметив высоко забранные волосы, открытые шею и плечи, бледно-голубое платье с пышной юбкой и молочного цвета отделкой по линии декольте и рукавам, что облегали руки до локтей, а ниже раскрывались, подобно бутонам белых цветов. Платье и правда было очень красивым, и при других обстоятельствах я бы, конечно, восхитилась, но не теперь. И все же, я нашла в себе силы улыбнуться:

— Благодарю вас, миссис Бьюкен, мне очень нравится.

Сразу же после моих слов в дверь постучали. Миссис Бьюкен, прислонив зеркало к стене, поспешила открыть, и в комнату вошел вечно улыбающийся Руперт. Он был гладко причесан, и полное лицо его, обрамленное короткой каштановой бородой, сияло благодушием, но сейчас его радостная безмятежность вызвала во мне раздражение.

— Готовы, барышня? — улыбнулся он еще шире и протянул мне руку.

Но я проигнорировала предложение и пошла вперед одна. Должно быть, Руперт несколько растерялся, потому что я успела дойти до середины лестницы прежде, чем он нагнал меня и, схватив мою руку, перекинул ее через свою и крепко прижал к боку.

— Вы же не знаете, куда идти, — пояснил с усмешкой, и я поняла, что Дугал все-таки опасался, что я попытаюсь сбежать, и потому приставил ко мне надзирателя.

Рука заныла в его хватке, и я дернулась, пытаясь освободиться — безрезультатно, Руперт, казалось, даже не почувствовал.

— Отпустите, — со злостью сказала я и дернулась снова, — я не убегу.

— Как знать, барышня, — невозмутимо ответил он, но руку все же ослабил.

Мы вышли во двор, и Руперт повел меня в обход дома. Я обернулась, и увидела, что миссис Бьюкен, без фартука и чепца, но в легкой белой шали поверх серого платья, спешит за нами.

Задний двор был окружен высокими деревьями, меж толстых стволов которых рос пушистый кустарник, и все вместе это образовывало густую зеленую стену. В лучах заходящего солнца яркая листва золотилась, и выглядела живая изгородь очень красиво, но мне показалась лишь еще одним препятствием, символом моей несвободы.

Маленькая часовня была выложена из такого же белого камня, как дом и видневшиеся за деревьями сада постройки. Высокие двери были распахнуты, приглашая в таинственный полумрак, наполненный запахом ладана и оплавившегося воска, но чем ближе мы подходили, тем сложнее мне становилось переставлять ноги. Уютная часовенка казалась склепом, в котором меня замуруют заживо, и в какой-то момент я в панике уперлась каблуками туфель в утоптанный дерн тропинки и выдернула руку у не ожидавшего этого Руперта. Оказавшись свободной, я, позабыв свои недавние слова, кинулась было назад к дому, но мужчина, несмотря на дородность, оказался очень прытким и настиг меня в один прыжок — я лишь успела увидеть, как ахнула и побледнела миссис Бьюкен.

— Куда же вы? — ласково проговорил Руперт, но впервые за время нашего знакомства улыбка сбежала с его лица, а в карих глазах мелькнуло что-то, похожее на испуг. Рука вновь оказалась крепко прижатой к его телу, но, поскольку я продолжала упираться, мужчина обхватил меня за талию и бесцеремонно подтолкнул вперед — через истертые каменные ступени в маленький зал, освещенный, казалось, тысячью свечей.

Густой солнечный луч врывался в помещение через узкое боковое окно и падал в аккурат на большой деревянный крест над алтарем, как-то по-особенному высвечивая фигуру распятого Христа — сын Божий казался почти живым, и взирал на меня с бесконечной грустью в пронзительных глазах. Меня обуял суеверный ужас, и Руперту пришлось вновь подтолкнуть меня вперед. Дугал выступил из тени и остановился в ожидании — неподвижная темная фигура на фоне золотого луча. Мой сопровождающий наконец подвел меня к нему и, когда передал Дугалу мою руку, вздохнул с облегчением и отошел в сторону. Серые глаза, сейчас казавшиеся черными, впились в мои, и ноги стали ватными. Я вцепилась в его руку в последней отчаянной надежде:

— Дугал, пожалуйста, не надо…

Но ответом мне были лишь грозно сдвинутые брови.

Священник вышел из алтаря и Дугал, не отпуская моей руки, повернулся к нему, вынуждая меня сделать то же самое. Одетый в черное, святой отец казался тенью — лишь благородное лицо с высоким лбом и кисти рук, держащих толстую книгу в кожаном переплете, белели пятнами и казались отделенными от тела. Он был молод — не старше тридцати, — но на лице его уже лежала печать мудрости. Глаза, полные прощения и понимания, задержались на мне, но вот он раскрыл свою книгу, нашел нужную страницу и церемония началась…

Глубокий приятный голос лился, заполняя пространство, и лишь потрескивание свечей дополняло его. Солнечный луч медленно полз вниз, и вскоре распятие за спиной священника потускнело и ощущение мрачности и таинственности усилилось. Я опустила голову и, под монотонный гул голоса священника, мысленно твердила свое: « Это неправда, неправда, это все не по-настоящему…» И пропустила его вопрос. Лишь когда на руке с силой сжались пальцы Дугала, подняла на него непонимающий взгляд и услышала повисшую в часовне тишину. Дугал смотрел на меня. Священник смотрел на меня. И тут я догадалась, чего они ждут. Тишина стала напряженной, тяжелой, почти ощутимой. Я вновь посмотрела на Дугала и, отметив, что лицо его побледнело, испытала невольное наслаждение. «Что будешь делать ты, если я скажу „нет“?» — безмолвно спрашивала я, а тишину уже можно было резать ножом. Глаза Дугала нехорошо заблестели. Он поднял руку, и мне показалось, что сейчас он ударит меня, но он сделал другое: обхватил меня за затылок и резко нажал, вынуждая кивнуть.

— Она согласна, святой отец.

И тишина разбилась вдребезги. В ушах зазвенело, и я вскинулась, сжав зубы.

— Так-то лучше, — довольно ухмыльнулся Дугал, и мне нестерпимо захотелось ударить его.

Священник сказал что-то еще, но у меня так шумело в голове, что я ничего не поняла. Дугал вдруг резко развернул меня к себе, вытянул руку, которую продолжал удерживать, и вывернул ее ладонью кверху. В следующий миг в другой его руке блеснуло лезвие кинжала, и сердце ухнуло вниз. В ужасе, я дернулась, но Дугал едва заметным движением чиркнул мне по запястью, и вслед за лезвием на руке проступила тонкая темная полоса. Порез почти не причинил боли, лишь легко защипало. Капелька крови стекла по руке и сорвалась вниз, и я лишь смотрела ошалело на испачканный рукав. В этот момент Дугал отпустил меня, откинул складчатую белоснежную манжету и полоснул по собственному запястью. Вновь схватил мою руку и приложил к своей — рана к ране. Это привело меня в чувство, и я яростно задергалась, но Дугал лишь скрипнул зубами и сильней стиснул пальцы.

— Что за варварство? — зашипела я, но тут рядом возник священник, и, в уважении к его сану, я умолкла.

Святой отец накинул белую шелковую ленту на наши соединенные руки, обернул и завязал простым узелком.

— Дети мои, — прозвучало совсем рядом, — именем Господа нашего, объявляю вас…

Всё! — стукнуло в голове. Всё…

Свободной рукой Дугал обхватил меня за затылок и, притянув к себе, поцеловал, не обращая внимания ни на священника, ни на стоящих где-то позади Руперта и миссис Бьюкен. Снова блеснул клинок, и символическая ленточка, соскользнув с наших рук, упала на пол — тем не менее, оставляя меня привязанной гораздо крепче.

Святой отец едва заметно улыбнулся, закрыл книгу и исчез в алтаре — лишь дрогнули язычки свечей, когда он прошел мимо.

— Прошу, миледи, — Дугал развернулся к выходу, но смотреть продолжал на меня, и теперь в его взгляде не было насмешки — была незнакомая и непонятная мне глубина. Я ждала очередной издевки, хотя бы по поводу его нового обращения ко мне, но ничего похожего в выражении сурового лица не нашла. — Прошу, — повторил он с оттенком нетерпения, и я наконец протянула ему руку.

Миссис Бьюкен и Руперт уже покинули часовню, но шли неторопливо, переговариваясь, и вскоре мы нагнали их. Взгляд экономки на миг задержался на моем лице, и я не могла не заметить, как светятся ее глаза. Едва заметно, она кивнула мне и с сияющей улыбкой обратилась к Дугалу:

— Мальчик мой, я думаю, нужно устроить торжественный ужин и отпраздновать. Пусть в узком кругу, но ведь такое событие!..

— Нет, миссис Бьюкен, — Дугал ответил резковато, и я покосилась на него, но в этот раз он сосредоточенно смотрел вперед. Экономка сразу сникла и умолкла. — Накормите Руперта, а нам приготовьте что-нибудь легкое и бутылку вина — подадите в покои позже.

Руперт хохотнул, а нам с миссис Бьюкен от подобной прямоты кровь бросилась в лицо. Мы встретились взглядами, и одновременно опустили глаза, без слов поняв друг друга. В груди защемило от осознания, что вот сейчас, уже совсем скоро мне придется отдаться в его руки, покориться и стерпеть поцелуи, прикосновения… И потом, сколько нам отведено судьбой, делить с Дугалом постель, при этом испытывая лишь отвращение и презрение к нему и к себе самой. Он был чужим, и даже в мыслях я не могла назвать его своим мужем, что-то во мне отчаянно противилось, не принимало свершившихся перемен, отвергало мужчину, с которым я шла об руку. Должно быть, то противилось сердце, все еще отданное тому, кто остался с той стороны зачарованных камней, но мысли о Фрэнке я гнала отчаянно. Мне казалось, своим поступком я осквернила его светлый образ, и не могла без стыда вспоминать любимое лицо…

Солнце уже опустилось за горы, и в доме горели свечи. Миссис Бьюкен, пройдя через холл, остановилась возле лестницы — должно быть, с намерением помочь мне переодеться, — но Дугал, проигнорировав ее растерянный взгляд, сам повел меня наверх. Придержал дверь, ожидая, когда я войду в покои, и вошел следом. От звука повернувшегося в скважине ключа по спине пробежал мороз, и подумалось, что Дугал не оставляет мне пути к отступлению. Он обернулся, пряча ключ в карман, и я невольно попятилась под его жадным взглядом. Расстегнул камзол, стянул его и бросил на ковер. Шагнул ко мне, и, обхватив за талию, прижался к губам. Не совладав с собой, я дернулась из его рук, но он даже не заметил. Губы стали настойчивее, надавили, понуждая открыться, и тут же влажный язык коснулся моего. Я уперлась Дугалу в грудь и разорвала поцелуй, но он прижал меня еще крепче.

— Клэр… — выговорил тяжело, глядя в глаза, — я не хочу брать тебя силой.

Я сглотнула подступивший к горлу ком — с него станется. Представила, как он заламывает мне руки, и ощутила противную дрожь под коленями. Я знала, что Дугал в своем праве, знала, что нужно покориться и стерпеть, но оказалась неготовой. Он ждал, гипнотизируя меня взглядом, и я сдалась. Ослабила руки, и ладони скользнули по белому батисту его рубашки. Пусть делает, что хочет. Он запер в клетку мою душу, какая разница теперь, что будет с телом. Я закрыла глаза, пытаясь успокоить скачущее сердце, но тут Дугал резко развернул меня к себе спиной, и я услышала как в тишине комнаты лязгнуло лезвие. Сердце забилось еще сильнее, когда я почувствовала острие между лопаток — но это длилось лишь мгновение. Секунду спустя шнуровка корсажа затрещала, и платье поползло с плеч. Нетерпеливо сдернув его, Дугал вновь развернул меня к себе. Взгляд его прилип к груди, прикрытой лишь тонкой сорочкой, которая не могла скрыть тайн моего тела, и я обхватила себя за плечи и опустила взгляд.

— Не нужно, — Дугал отвел мои руки, поднял меня и понес в другую комнату, что так же скрывалась за драпировкой стен.

Небо за окном давно сделалось серым, но света в комнате было достаточно, чтобы разглядеть стоящую по центру большую кровать. Тем не менее, опустив меня на покрывало, Дугал потянулся в изголовье и зажег свечи в таком же подсвечнике, что стоял на камине в гостиной. В комнате сразу сделалось темнее, словно весь свет притянулся сюда, образовав круг, в центре которого были лишь я и Дугал.

— Дугал, погаси свечи, — попросила я. Казалось, так мне будет легче.

Но он лишь покачал головой:

— Я хочу видеть тебя.

Один за другим он снял сапоги, расстегнул рубашку, обнажая широкую, почти безволосую грудь, и взялся за пояс темно-зеленого килта. Я отвернулась. И вздрогнула, ощутив его руку на лодыжке. Дугал сбросил на пол мои туфли и в следующий миг опрокинул меня на постель. Надвинулся, подобно темной горе, и по телу пробежала дрожь. Крутые плечи медно блеснули в свете свечей, и тут же лицо его оказалось так близко, что я зажмурилась. Дугал вновь коснулся губ, и я сжала их, не желая глубокого поцелуя, но мужчина без лишних сомнений помог себе рукой — просто надавил мне на щеки, и губы раскрылись сами. Я едва сдержалась, чтобы не вцепиться зубами в наглый рот, но Дугал, то ли угадав, то ли почувствовав, чуть отстранился и тихо рассмеялся.

— Мне нравится, когда ты злишься, — сказал и слегка прихватил меня за шею, — тогда ты горишь.

Я оттолкнула его руку и уже хотела влепить по физиономии, но Дугал ловко поймал мои ладони, сгреб одной своей и прижал над головой. Уселся сверху, прижав и ноги, и я едва не взвыла, оказавшись обездвиженной.

— Ненавижу!

Снова тихий смех и полыхающие огнем серые глаза совсем рядом.

— Сколько угодно, моя дорогая.

— Пусти!

Я задергалась, но он лишь с улыбкой покачал головой и свободной рукой потянул завязки сорочки. По открытой груди пробежал холодок, соски сжались, и Дугал легко обвел один кончиками пальцев. Еще раз — теперь будто бы случайно задев его — и еще, касаясь уже нарочито, и я, сгорая от стыда, ощутила, как отзываются эти прикосновения внизу. Сжала зубы, злясь уже на себя: я не хотела ничего чувствовать, хотела лишь позволить Дугалу удовлетворить его желание — но никак не рассчитывала, что желание может проснуться и во мне самой. Это казалось бесстыдным и отвратительным, и я зажмурилась и до боли закусила губу, не придумав другого способа отвлечься. И мысленно заторопила Дугала — пусть уже сделает то, что нужно и оставит меня в покое! Но он не унимался. Его пальцы продолжали играть — то нежно, почти невесомо оглаживая, то сжимали, удерживаясь на той границе, когда легкая боль лишь добавляет остроты. Порой он приостанавливался, и я чувствовала, что он смотрит на меня, хоть сама сквозь сжатые веки видела лишь пляшущие блики свечей. Дугал следил за реакцией, видел, что именно вызывает отклик — я поняла это очень скоро, когда даже боль в прикушенной губе перестала помогать. Он по-прежнему удерживал мои руки, и я с ужасом поняла, что это тоже меня возбуждает — странное, смешанное чувство страха и желания одновременно. «Шлюха ты, Клэр!» Злые слезы сбежали по вискам, и я сжала зубы и замотала головой: не хочу! не хочу!

Дугал придвинулся ближе и вновь занял собой все пространство. Я почувствовала его дыхание на лице.

— Отпусти себя, Клэр, — сказал он тихо и легко коснулся губ.

Но я вновь упрямо мотнула головой и сжалась сильнее. Дугал хмыкнул:

— Что ж, это даже интереснее…

Он вдруг отпустил мои руки, взялся за вырез сорочки и с треском разорвал ее до самого подола — я только ахнуть успела. Опять придвинулся к лицу и пригрозил:

— Вздумаешь драться — свяжу!

Глаза его потемнели, и подумалось в тот момент, что дернись я, и он сделает это с большим удовольствием: опутает, словно паук попавшую в сети жертву, обездвижит, подчинит, и будет упиваться своей властью…

По телу пробежала колючая дрожь. Я сглотнула и облизнула пересохшие губы:

— Не вздумаю.

— Умница.

Он взял меня за подбородок, и его губы вновь прижались к моим. Язык, не встретив сопротивления, вторгся решительно и властно. Дугал словно утверждал свое право, целовал жестко, жадно, почти не оставляя дыхания…

Насытившись, двинулся к груди. Обхватил губами сосок, обвел языком, поиграл — по телу против воли побежали токи. Не отрываясь, сжал пальцами другой, и я сгребла покрывало и едва удержала стон. Дугал наверняка заметил — ласки стали настойчивее, и отозвались во мне еще острее. Как легко и быстро он проник в мои тайны, нашел невидимые струны и сейчас перебирал их, разжигая в теле огонь. Я кляла себя, противилась, но чувствовала, что ослабеваю, поддаюсь постыдному желанию. Хотелось раскрыться, отдаться и не думать больше ни о чем, и Дугал уловил момент. Рука его скользнула по животу вниз, пальцы мигом нашли чувствительную точку, и я не выдержала…

То ли стон, то ли всхлип — откуда-то из глубин разбуженного естества, срывающееся дыхание и жар под его пальцами. Густая пелена закрыла глаза, и не осталось ничего, кроме тягучей и сладкой, словно патока, пытки, и пряного запаха мужчины, нависшего надо мной.

— Обними меня, — просит он, и я кладу руки ему на плечи.

Он тоже обнимает меня, сжимает крепко и касается дыханием губ. Сейчас мне хочется этого, и нет даже мысли отстраниться. Ладонь скользит по его шее и замирает на мягкости бороды.

— Клэр… — вновь слышу я его голос и отвечаю в теплое дыхание:

— Да…

Кружится голова, или это мир вокруг пустился в неистовый пляс. Что-то шепчут губы, тело горит, выгибается, покоряется и просит…

И вдруг огненная вспышка в голове:

— Ай!

Резкая боль, и пелена мгновенно истаяла, проявив реальность. По телу прошла горячая волна, одним махом уничтожив желание. Я вцепилась в плечи Дугала и поймала его недоуменный взгляд.

— Дьявол… — пробормотал он. — Ты… что?..

— Что — что? — зашипела я, разочарованная столь неприятным возвращением в действительность, и попыталась отстраниться. — Пусти, не хочу больше.

— Ну нет, Клэр…

Сжав еще сильнее, Дугал двинулся во мне, и я вновь закусила стон — в этот раз совсем не желания. Волнующее тепло сменилось саднящей болью, тело одеревенело, а руки намертво впились в безжалостные плечи, что ходили надо мной. Дугал дышал прерывисто, тяжело, движения становились быстрее, и с каждым новым толчком я сильней ощущала боль. В какой-то момент, не выдержав, вскрикнула и тут же услышала раздраженное:

— Расслабься же!

Но я лишь стиснула зубы в немой мольбе: пожалуйста, скорее! Пусть это закончится скорее!.. Словно в ответ, Дугал ускорил темп, и внутри зажгло огнем. Боль отдавалась в животе, переполняла, подводя меня к грани терпения. Из глаз потекли слезы — я уже едва держалась, но тут Дугал глухо застонал, толкнулся еще раз, обмякая, и завалился на бок. По ягодицам потекло тепло, а я, прижав ладони к лицу, всхлипнула и разревелась…

Будто испугавшись, Дугал вскочил с кровати, оставив меня изливать свое горе бессловесной подушке. И все ходил туда-сюда — даже сквозь плач я слышала его нервные шаги. Я и сама не понимала толком, отчего эти слезы — они хлынули сами по себе, и вовсе не боль была тому причиной. Должно быть, напряжение этого безумного, невероятного дня что-то сломало во мне. Лопнула натянутая до предела струна, и уже не свяжется, не зазвучит как когда-то. И все же, они несли и облегчение: вымывалось все горькое и страшное, уходило болезнью из раны, оставляя пустоту. Пустоту и усталость…

— Почему ты ничего не сказала?! — загремел Дугал, как только я затихла.

Я вздрогнула и подняла лицо от подушки:

— О чем? — спросила, не понимая.

— О том, что прежде не была с мужчиной!

В первый момент, ошеломленная, я не нашлась, что ответить, но вскоре пришла в себя и со злостью сжала кулаки.

— Так ты меня еще и обвиняешь? — ярость придала сил, а страха во мне уже не было. Я села на постели и кое-как прикрылась разорванной сорочкой — так я ощущала хоть небольшое преимущество перед голым Дугалом.

Но он ничуть не смутился. Подался вперед и, склонившись, оперся ладонями о кровать. Лицо с раздувшимися ноздрями оказалось на уровне моего, но теперь я не отвела глаз — лишь сильнее сжала на груди руки.

— Если бы я знал, вел бы себя по-другому, — сказал уже тише, но голос его был натянут. — Я думал, ты опытна.

Он отвернулся к темному окну, а у меня забухало в ушах. Показалось ли, что Дугал разочарован?

— Не думала, что девственность здесь совсем не ценится, — сказала я с сарказмом, и Дугал резко развернулся и ударил кулаком по постели. Схватил и сжал мою руку:

— Ценится, Клэр, ценится! В шестнадцать лет, когда девочка выходит замуж! Но в твоем возрасте обычно все иначе…

— В каком моем возрасте? Я едва ли старше Летиции! — признаться, слова его меня задели.

— Да! — прорычал Дугал. — Только Летиция замужем уже восемь лет и знает, что к чему!

Так он и вправду недоволен! Вот же скотина!

— Ты мерзкий… червяк! — я выдернула руку и оттолкнула его. — Тебе мало того, что ты вынудил меня стать твоей женой. Мало, что я терпела твои прикосновения, твои поцелуи! — я вытерла рот ладонью. Дугал потемнел лицом, и я кинулась на другую сторону кровати и соскочила на пол. — Мало! Теперь ты недоволен тем, что оказался первым!

Дугал, уже двинувшийся было ко мне, остановился. Повисло молчание, и показалось, он борется сам с собой. Но быстро справился, и лицо его вновь сделалось надменным.

— Не пытайся обмануть меня, Клэр. Ты дрожала от желания, и если бы не…

— Замолчи! — оборвала я его. Сейчас, при напоминании об этом, я испытала лишь жгучий стыд. — Будь моя воля, я бы на милю к тебе не подошла!

— Но воля не твоя, — отрезал Дугал. Сдернул покрывало, и только тут я увидела, что оно испачкано кровью. — Приведи себя в порядок и ложись, — добавил холодно, чем взбесил меня еще больше.

Я схватила с пола туфлю, и запустила в него, но Дугал увернулся, бросил покрывало и одним махом перепрыгнул разделявшую нас кровать. Я бросилась было вон, но он настиг, схватил меня и сжал так, что я едва не задохнулась.

— Не дразни меня, Клэр, — зарычал сквозь зубы, — иначе я забуду, что тебе больно, и сделаю это еще раз.

Я прикусила язык — повторения совсем не хотелось. И он тут же ослабил хватку и подтолкнул меня к двери:

— В гардеробной есть все, что нужно.

Я вышла в гостиную, и тут же ослепла от темноты. Ощупью нашла камин, сняла с полки подсвечник. Скривилась от необходимости возвращаться в спальню и вновь смотреть на Дугала, но лишь вздохнула: теперь так будет всегда…

Он лежал на кровати, закинув руки за голову, и я понадеялась, что он уже спит. Но, когда подошла ближе, увидела, что глаза его открыты. Он молча повернулся, и я выставила подсвечник перед собой:

— Там темно.

Дугал кивнул и вновь вперил взгляд в потолок. Я вынула одну из трех новеньких свечей, протянула к огню, и, едва она с потрескиванием занялась, зажгла остальные и пошла к двери.

На стенах заплясали тени, и пейзажи, такие красочные и яркие при дневном свете, показались темными и мрачными, и я спешно прошла в гардеробную. Три колышущихся огонька отразились в зеркале, высветили фигуру в белой сорочке. Я подошла ближе, и вгляделась в свое лицо, словно передо мной стояла незнакомка. Бледная кожа, темные глаза — словно два потухших угля, растрепанные волосы.

— Господи, ну и привидение…

Поставив подсвечник на стоящий рядом сундук, я вытащила шпильки и взъерошила волосы. Сняла сорочку и вновь замерла перед отражением. Когда-то я с волнующим интересом думала о том дне, когда стану женщиной. Я была помолвлена, любила, и ждала, когда же он наступит. И была уверена, что это что-то изменит во мне, откроет какие-то тайны… Фрэнк… Почему так случилось? Почему это был не ты? Почему не твои, а чужие руки заставили меня трепетать? Я закрыла лицо и затрясла головой, пытаясь прогнать коварные воспоминания. Словно змеи, они поползли по телу, возвращая недавние ощущения, и вызывая омерзение, будто и впрямь кожи коснулась холодная шершавая чешуя. Гадко! Как гадко!.. Почему не смогла сохранить холодность и невозмутимость? Почему поддалась? Можно было выставляться перед Дугалом, разыгрывая оскорбленную невинность, но себя не обманешь. Я хотела этого мужчину, и если бы не боль, стонала бы под ним от наслаждения — как кошка, как он и говорил…

Я мазнула пальцами по стеклу — словно по отражению в воде. Чтобы побежало рябью, размыло это белое тело… Порочное, грязное… Не в силах больше смотреть на себя, отвернулась и подбежала к невысокому столику у стены. Схватила стоявший на нем кувшин и принялась яростно смывать кровь и следы, оставленные Дугалом…

На этот раз он спал. В той же позе — руки за головой, только теперь до пояса укрыт одеялом. Даже во сне Дугал не выглядел мирным — суровая складка меж бровей, плотно сжатые губы. Я отвела взгляд. Поставила на столик в изголовье свой подсвечник и задула свечи. Поддернула сорочку, найденную в одном из сундуков, и забралась под одеяло — на самый край, подальше от Дугала. И наконец вздохнула почти с облегчением. Спать хотелось невероятно, и ресницы начали слипаться, едва голова коснулась подушки, но тут Дугал зашевелился, повернулся и, обхватив меня поперек живота, притянул к себе. Сон тут же слетел, и я сжалась, боясь, что за этим последует что-то еще. Но за спиной раздавалось лишь мерное дыхание — должно быть, Дугал сделал это бессознательно, во сне. Тогда можно попробовать… потихоньку… Я взяла его руку и осторожно приподняла. Стала медленно выбираться…

— Не дергайся, Клэр, — сонно пробормотал он мне в затылок и опять прижал к себе.

Я затихла, решив подождать еще немного. Все равно выберусь — вот только уснет покрепче…

Он был теплый. И большой. Его тепло согревало в прохладе комнаты, дыхание мягко щекотало шею — и мне пришлось признать, что в объятиях Дугала довольно уютно. Но я все равно выберусь. Только чуть-чуть полежу… погреюсь… Совсем… чуть-чуть…

Меня разбудили мягкие губы на шее. Они спускались к плечу и были удивительно нежными. Поползла вниз ткань сорочки. Теплые пальцы легко пробежались по коже, скользнули на грудь, обласкали через тонкую ткань, и я сладко выдохнула.

— Клэр, — теплый шепот над ухом…

И тут я проснулась окончательно.

— Нет! — вырвалось прежде, чем подумалось, и я вывернулась из рук Дугала и соскочила с кровати. — Не надо, не хочу!

Он подпер голову рукой, глянул расслабленно и лениво — словно сытый кот. И даже улыбнулся:

— Не кричи, Клэр. Еще рано, иди сюда, — похлопал другой рукой по месту возле себя, — я тебя не трону.

— Ну да, — съязвила я, — как же.

Он чуть заметно дернул плечом и откинулся на подушки. Потянулся всем телом, и опять закинул руки за голову. А я стояла и смотрела, чувствуя себя совершенно по-дурацки. Утренняя прохлада забралась под сорочку, и так захотелось снова юркнуть под теплое одеяло — но теперь мне бы не позволила гордость. Но и стоять столбом рядом с кроватью я не могла, потому повернулась и пошла из комнаты.

Сон успокоил, вернул силы — так со мной бывало всегда. Даже короткий, он дарил отдохновение и успокаивал разум. Я всегда спала глубоко — будто отключалась, проваливалась в мягкий безопасный кокон — и очень редко видела сны. Природная особенность, должно быть, но именно это помогло мне выжить во время войны — выжить и не сломаться.

А может, это новый день, ворвавшийся в окна утренним солнцем и криком петухов, рассеял мрак и вернул жизни яркие краски? Так или иначе, но я определенно чувствовала себя лучше. Ушло гнетущее накануне ощущение неизбежности, оставив после себя лишь легкую тоску по тому, чего уже не вернуть.

— Фрэнк… — имя легко упало с губ, и в груди все же защемило. Но даже он был уже далеко. И не только пространство и время разделяли нас — нечто незримое, но гораздо более существенное. То, что не позволит вернуться назад даже по открытой тропе, не отпустит — до тех пор, пока бестелесый дух не вырвется из плоти, обрывая все прежние нити…

Я вновь замерла перед зеркалом. На меня смотрела та же женщина, что и всегда. Та же… и все же другая. Взглядом разницу было не уловить — должно быть, что-то новое сокрылось глубоко внутри, под привычной оболочкой. И лишь в глазах, что при свете дня вернули обычный цвет, отражалось то, чему пока не было определения.

Другая.

Женщина, у которой не осталось прошлого…

В дверь постучали. Я затихла и прислушалась — не выйдет ли Дугал. Но в покоях было тихо, и стук повторился. Как была в одной сорочке, я прошла к двери, но, прежде, чем открыть, спросила:

— Кто там?

— Миссис МакКензи, это я, — послышался с той стороны голос экономки, и от этого «миссис МакКензи» в груди неприятно кольнуло. — Откройте, я принесла завтрак.

— Да-да, конечно, — я дернула ручку, но дверь не поддалась. Тут я вспомнила, что она заперта, и оглянулась на валяющийся на ковре черный камзол. — Одну минуту, миссис Бьюкен, я только возьму ключ.

Я вновь посмотрела на камзол, но лезть в карман не решилась и пошла в спальню, чтобы попросить ключ у Дугала.

Развалившись посередине кровати, он уткнулся в мою подушку и негромко храпел. Одеяло сползло, открыв крепкие ягодицы, и я смущенно отвела взгляд. Осторожно коснулась плеча, потрясла:

— Дугал…

Он промычал что-то непонятное, и я потрясла сильнее:

— Дугал, проснись.

— Что? — недовольно протянул он, и единственный видный серый глаз глянул на меня волком.

— Пришла миссис Бьюкен, нужно открыть дверь.

Дугал поднял голову и уставился на меня в оба глаза, явно не понимая, чего я хочу.

— Так открой.

— Она заперта, — как можно спокойнее ответила я.

— А, черт… — выругался он и сделал было движение подняться, но тут вновь посмотрел на меня, чуть помедлил и махнул рукой в сторону гостиной: — Ключ в кармане, возьми, — и снова ткнулся в подушку.

— Нет, — быстро ответила я, — я не привыкла шарить по чужим карманам.

Дугал зарычал и стиснул в кулаке край одеяла.

— Дьявол тебя забери, Клэр! Возьми ключ и открой дверь!

Я с трудом подавила желание выдернуть из-под него подушку и от души надавать по сонной физиономии, но лишь сжала зубы и пошла в гостиную. Подняла камзол, и пальцы не без удовольствия пробежались по дорогой ткани. Едва различимый запах коснулся ноздрей — запах Дугала, который теперь я узнаю всегда… Я взяла пиджак за полы и сильно тряхнула — ключ блеснул, выскочив из кармана, и почти неслышно упал на ковер. Нагнувшись, я взяла его и хотела отнести камзол на кресло, но из вредности передумала и бросила на то же место, где он пролежал всю ночь. В двух шагах от него валялось мое подвенечное платье с обрывками шнурков в петлях корсажа, и вместе они составляли странную пару — словно два существа, лишенные формы, обмякшие, как фигурки из глины, неосмотрительно оставленные под дождем.

За дверью что-то зашуршало, и я спохватилась и поспешила открыть. Миссис Бьюкен, должно быть, оттянула все руки, удерживая большой нагруженный поднос, прикрытый чистым полотенцем, и я потянулась перенять его, но наткнулась на укоризненный взгляд экономки.

— Ну что вы, миссис МакКензи, я подам, как полагается, — сказала она и тут же тепло улыбнулась: — Доброе утро!

— Доброе утро, — ответила я, вновь ощутив, как царапнуло что-то внутри.

Миссис Бьюкен двинулась к спальне, прошла мимо валяющейся на ковре одежды, но ни единым движением не выдала своего отношения. Я пошла было следом, но тут же остановилась: Дугал был совершенно голый, и вряд ли потрудился прикрыться, когда я вышла. И сейчас миссис Бьюкен увидит… Господи, какой стыд! Я отошла к камину, ожидая возгласа или даже грохота упавшего подноса, но ничего подобного не случилось. Через мгновение после того, как экономка вошла в спальню, голос ее неразборчиво, но привычно-ласково зажурчал, а вслед за ним — голос Дугала, спокойный и довольный, и ни единой нотки неловкости. Значит, обоим это привычно. Многих ли женщин привозил он сюда до меня? Нет сомнений, миссис Бьюкен поначалу приняла меня за одну из таких, очередную… Представилось, что так же как и я сейчас, какая-то другая стояла возле этого камина, смотрела на картины его матери, брала в руки тяжелый подсвечник; любовалась своим отражением в гардеробной, а потом ложилась на белые простыни, улыбалась, завлекая, протягивала руки и бесстыдно подставляла губы поцелуям… Лицо вдруг обожгло, и непонятное чувство огнем растеклось в груди, причинив боль. Что это было, тогда я понять не успела — миссис Бьюкен вышла из спальни, уже налегке, удивленно глянула на меня, прислонившуюся к холодному камину, и тут же лицо ее смягчилось пониманием. Экономка взяла меня за руку, должно быть, полагая, что после прошедшей ночи мне страшно приближаться к Дугалу, и подвела к двери:

— Не бойтесь, милая моя, — проворковала ласково, подтверждая мои мысли, — это только в первый раз так… — и пока я соображала, что ей ответить, экономка легко подтолкнула меня в спальню: — Идите, поешьте, я вернусь позже.

Когда я вошла, Дугал потягивался, стоя лицом к окну — по-прежнему голый. Нетронутый поднос возвышался посреди разоренной кровати. Дразнящий аромат свежей выпечки тянулся из-под белого полотенца, и рот немедленно наполнился слюной.

— Дугал, — позвала я, отведя взгляд, — пожалуйста, надень хоть что-нибудь.

Он обернулся — я видела это, хоть и не поднимала глаз, — обернулся и наверняка ухмыльнулся. Замер, должно быть, раздумывая, как отреагировать на мою просьбу, потом повернулся всем корпусом, и я еще ниже опустила голову. Он наверняка забавлялся в этот момент, потешался над моей неловкостью — ему-то, похоже, стыд был неведом. А я стояла с горящими щеками, понимая, что если Дугалу вздумается меня подразнить, я не смогу проглотить и крошки.

Ничего не сказав, он двинулся ко мне. Подошел близко, поднял за подбородок лицо, и в глазах его я вновь увидела желание.

— Скромница, — сказал тихо и, склонившись, коснулся губ.

Я сжалась и отступила, но в этот раз Дугал не стал меня удерживать, повернулся и вышел. А я кинулась заправлять постель — сбитые простыни слишком живо напоминали о прошедшей ночи, и мне отчаянно хотелось стереть ее из памяти, как и собственное бесстыдство. Поднос и вправду оказался очень увесистым, когда я взяла его в руки, и я мысленно извинилась перед миссис Бьюкен за то, что из-за нас ей пришлось так долго дожидаться. Поставила его на столик, потеснив подсвечники, и не удержалась, откинула край полотенца и с наслаждением вдохнула теплый хлебный аромат. И закружилась голова: то был запах любви и уюта, запах добрых заботливых рук и родной земли — запах дома… Что-то здесь, в этом поместье, невыразимо влекло меня, несмотря на все, что произошло. Будто уже жила здесь когда-то, будто любила прежде этот райский уголок, и вот теперь все вспомнилось и вернулось… Я покачала головой: нет, конечно, быть такого не может. Это просто тишина и покой окутали меня, согрели испуганную и озябшую душу, укрыли от холодных ветров. А у меня так давно не было дома… Я опустилась на постель, забыв о смятых простынях, забыв в этот миг обо всем. Беаннахт… счастье… И поняла, что хочу здесь остаться.

— Дугал! — я поднялась ему навстречу, взбудораженная последней мыслью, и едва отметила белые подштанники, которыми Дугал прикрыл наготу — теперь меня волновало другое.

Глянув на меня, он задержал шаг и пытливо вгляделся в лицо — должно быть, мысли мои, не понятные ему, отразились в глазах.

— Что? — спросил он и чуть прищурился, пытаясь разгадать их.

— Оставь меня здесь! — выпалила я, и почувствовала, как от волнения вспотели ладони.

Такого он не ожидал, и густые седые брови взлетели на лоб.

— Что значит — оставь? — переспросил озадаченно.

В этот миг я поняла, что такому не бывать, и понурилась. Но все же ответила:

— Я хотела бы жить здесь…

Дугал подошел и взял меня за руку, усадил обратно на постель и сам опустился рядом. Вздохнул — и во вздохе его мне послышалась боль.

— И я хотел бы, — ответил. — Я уже говорил, помнишь?..

Сейчас его голос был таким, что по телу побежали мурашки. Я кивнула и прикусила губу, на глаза навернулись слезы.

— Но я не могу, Клэр, — продолжил Дугал. — Я нужен брату, — я подняла взгляд, готовясь возразить, что я-то не нужна, и потому могла бы остаться, но Дугал упредил мой порыв: — А ты нужна мне.

Сердце стукнуло в грудь и остановилось. А я продолжала смотреть в серые глаза, не спрашивая, зачем — ответ уже был очевиден. Сейчас, когда схлынули эмоции, когда отступил страх, я не могла не понимать, что лишь одно чувство могло толкнуть мужчину на поступок, который совершил Дугал. Я помнила те его слова: «Я хотел бы остаться здесь…», помнила светлую тихую радость миссис Бьюкен, когда она говорила, что Дугал влюблен. Я не поверила тогда, отмахнулась, а теперь видела это чувство в глазах Дугала, слышала в его голосе, который впервые с момента нашей встречи звучал нежно. И, хоть сама не могла ответить тем же, все же на душе стало спокойно и тепло.

Дугал продолжал смотреть, не отрываясь, и я видела, как загорается его взгляд. Вот он дотронулся до моего лица, провел большим пальцем по щеке, и глаза его оказались совсем близко. Ладонь скользнула на шею, притягивая, и губы показали, что умеют ласкать. Я почувствовала, что меня затягивает, и что, если позволю сейчас, Дугал не остановится, а значит, все повторится. И вцепилась в его руку:

— Не надо, Дугал, прошу тебя, — прошептала, увернувшись от его губ, но не оттолкнула — не хватило сил.

Он выдохнул шумно, помедлил мгновение и отодвинулся. Прочистил горло, но голос все равно прозвучал хрипло:

— Давай поедим.

Я кивнула благодарно и тихонько перевела дух, а Дугал поднялся, взял со столика поднос и, забравшись вместе с ним на постель, уселся, по-турецки скрестив ноги. Поставил поднос между нами, сдернул полотенце и бросил рядом. Взглядом приглашающе указал на еду и разломил лепешку — судя по легкому пару, еще теплую. Живот уже подвело, и я не стала ломаться: так же как Дугал залезла с ногами, но уселась на пятки. И тоже взяла в руки хлеб.

Дугал уже собрался намазать лепешку маслом, но передумал, положил ее обратно и принялся откупоривать вино. Белое, и, судя по тонкому фруктовому аромату, молодое, оно заискрилось в прозрачных бокалах, и Дугал отдал один мне.

— Надо отпраздновать, — сказал без улыбки и протянул руку, в которой держал вино. Складка меж бровей прорезалась глубже, и я подумала, что мой отказ его все-таки задел.

— Надо, — ровно ответила я и прикоснулась к его бокалу своим.

Дугал выпил вино залпом, я же чуть пригубила, боясь опьянеть. Он налил себе еще и выпил, уже не чокаясь. Поставил пустой бокал на поднос и отвернулся к окну.

Я вдруг почувствовала себя ужасно неловко. Отчего-то захотелось коснуться его, может быть объяснить, но станет ли он слушать? И смогу ли я найти нужные слова?

— Дугал… — я все же решила попытаться. Он медленно повернулся, и меня придавило тяжестью его взгляда. Я тут же смешалась и растеряла все слова. Опустила глаза и смогла выговорить только: — Дай мне время… привыкнуть.

Мне казалось, он поймет, что таким образом я выражаю свое согласие, что мне просто нужна отсрочка. Поймет, как мне трудно сейчас, и согласится подождать.

— Сколько? — спросил он резко, и я вскинула на него взгляд. Он нетерпеливо забарабанил пальцами по краю подноса и повторил: — Сколько, Клэр?

— Я не знаю, — честно ответила я, — быть может, месяц-два, чтобы я успела свыкнуться…

— Сколько? — он насмешливо изогнул брови, и я тут же пожалела, что завела этот разговор.

Но отступать было поздно.

— А чего ты хотел? — спросила с досадой и поднялась с постели. Он проследил за мной взглядом, но остался на месте. Я не хотела снова ссориться, потому выдохнула и постаралась продолжить спокойно: — Я лишь прошу у тебя немного времени. Я уже твоя жена…

— Вот именно! — Дугал оттолкнул поднос, и посуда, столкнувшись, зазвенела. Поднялся следом и навис надо мной. — Ты уже моя жена, — сказал с расстановкой, — и с этим не нужно свыкаться!

Он уже кипел, но пока мог себя держать. И я не стала его провоцировать, отвернулась от горящих глаз и отступила. Понял ли он это как согласие — не знаю, но больше Дугал ничего не сказал, собрал с пола свою одежду и вышел. Я со вздохом опустилась обратно на кровать, не понимая, что чувствую. Закрыла глаза и услышала, как хлопнула входная дверь.

Аппетит пропал. Вместе с волнующим ощущением дома. И почему-то казалось, что в этот раз я сама все разрушила. Но ведь я напротив хотела прийти к пониманию, откуда же это чувство вины?

Взгляд упал на поднос, почти нетронутый, и я вздохнула: жаль трудов миссис Бьюкен. Она так радовалась, искренне, по-матерински, а теперь наверняка будет переживать.

Словно в подтверждение моих мыслей, дверь снова стукнула, и через пару мгновений экономка заглянула в спальню:

— Вы закончили, миссис МакКензи?

Я поморщилась и ничего не ответила, а миссис Бьюкен, подойдя ближе, всплеснула руками:

— Да вы ничего не съели! — и укоризненно покачала головой.

— Не хочется, — промямлила я, и экономка сделалась строгой:

— Ну нет, так не годится, миссис Клэр! — она склонилась над подносом, сняла крышечку с небольшой пиалы и, подцепив ножом кусочек масла, уронила в нее. Взяла завернутую в салфетку ложку, развернула, перемешала и подала пиалу мне: — Вот, возьмите-ка.

Я не смогла не улыбнуться в ответ на эту заботу и, протянув руки, взяла предложенное. В пиале оказалась овсяная каша — густая и приятно пахнущая свежим маслом, и пустой желудок вновь напомнил о себе.

Первая ложка показалась невероятно вкусной.

— Ммм, — простонала я и немедленно отправила в рот вторую, а миссис Бьюкен счастливо улыбнулась.

— Так-то лучше.

Она ничего не спросила о Дугале, о том, что у нас тут произошло, и почему он не поел. Быть может, не считала правильным вмешиваться, но, скорее всего, просто очень хорошо его знала, чтобы чему-то удивляться. Наверняка, вздумай я расспросить ее, миссис Бьюкен рассказала бы о нем — разумеется, тактично умолчав о том, что могло бы опорочить Дугала в моих глазах, — но тогда это не пришло мне в голову. Дугал вызывал у меня странные чувства, противоречивые и, большей частью, не слишком теплые, потому, если и возникал интерес, то быстро терялся среди других ощущений. К тому же, стоило мне закончить с кашей, миссис Бьюкен подала мне намазанную маслом лепешку, два ломтика молодого, чуть желтоватого сыра и сказала довольно:

— Ну вот. Доедайте, и я помогу вам собраться — прогуляемся немного, покажу вам поместье.

Она улыбнулась с легкой хитринкой в глазах, а у меня сердце забилось быстрее, и я разом забыла обо всем. Угадала ли она, что мне здесь очень понравилось, или сама любила Беаннахт так, что и у других не допускала иного? Не знаю. Но, заметив мое нетерпение, экономка просияла и подала мне салфетку.

Торопливо прожевав остатки хлеба, я с чистой совестью выпила вино и вытерла губы:

— Спасибо, миссис Бьюкен, — улыбнулась, и экономка ласково похлопала меня по руке.

Потом подняла поднос и, прежде, чем выйти, сказала:

— Подождите минуту, миссис МакКензи, я сейчас вернусь.

Я посмотрела ей вслед уже с совсем другим чувством. Миссис Бьюкен одним своим присутствием сумела развеять мою хандру. Ее голос успокаивал, даже если говорила она о чем-то совершенно отвлеченном, ненарочитая забота окружала теплом и уютом, и я вдруг с болью осознала, как трудно будет с ней прощаться. С ней, и с домом, в котором поселилось Счастье…

Я вновь подумала о Дугале, вспомнила, как он переменился, оказавшись здесь. Он тоже любил этот дом. И страдал, разлученный с ним. Прежде мне казалось, что мужчины не слишком привязываются к месту — особенно такие. Дугал представлялся ветром, который гуляет, где хочет, любит свободу и простор — усади такого в мягкое кресло, и он тут же почувствует себя заключенным, взъярится и разнесет в щепки стены удерживающей его клетки. Но, видимо, было здесь что-то, что успокаивало беспокойную душу — я и сама это чувствовала. И в этот миг неожиданно поняла: мы с Дугалом похожи! В первую секунду мое естество воспротивилось этому — но то была обида, все еще горящая во мне. Разум же бесстрастно стоял на своем, и, поразмыслив, я вынуждена была согласиться: нам нравилось одно и то же — насколько можно было судить об этом сейчас. Я тоже была ветром, но, в силу воспитания и обстоятельств, сама запирала себя в крепких стенах благоразумия и так привыкла, что и не желала иного. Пока не оказалась под замком в действительности. И странное дело: Дугал, привезший меня в Леох, Дугал, вынудивший меня к браку — неожиданно показался освободителем…

Отчего-то вспомнились мои давние мысли: «Оказаться в другом месте, в другое время…», и я нервно рассмеялась: «Бойтесь своих желаний…». Я не была фаталисткой, но в тот момент во мне возникло стойкое ощущение, что все это не зря. Что будто кто-то ведет меня, легко убирая преграды с пути… Вот только куда?

Ответить себе на этот вопрос я не успела — вернулась миссис Бьюкен и позвала меня из гостиной:

— Миссис МакКензи, я пришла. Идите сюда.

Я вновь невольно скривилась — новое имя неприятно царапало слух, и это раздражало. Я вышла в гостиную и, успев заметить мелькнувший серый подол в двери гардеробной, прошла туда.

Экономка наливала воду в таз из большого кувшина, и легкий пар поднимался к ее тонким рукам.

— Миссис Бьюкен, — я решила действовать без обиняков, — прошу вас, не зовите меня пока именем мужа… — на последнем слове я будто споткнулась, не только впервые произнеся его, но и впервые пустив в сознание саму мысль, и стало как-то нехорошо.

Миссис Бьюкен подняла кувшин, оборвав плеск воды, и обернулась ко мне с таким искренним удивлением, что оно показалось даже несколько чрезмерным.

— А как же мне вас звать, миссис МакКензи?

— Можно просто миссис или по имени, — начала я. — Понимаете, мисисс Бьюкен…

Но экономка поставила кувшин на столик и в ужасе замахала руками:

— Ну что вы, миссис МакКензи, это недопустимо! — и тут же опровергла собственные слова: — Девочка моя, — она подошла ближе, взяла мои руки в свои и ласково заглянула в глаза, — поверьте, чем скорее вы привыкнете, тем лучше.

Я насупилась, теперь понимая ее настойчивость, и вынуждена была признать ее правоту. И вновь заметила в голубых глазах экономки лукавые искры. Миссис Бьюкен подалась вперед и добавила шепотом:

— Я хорошо знаю Дугала, милая. Он вас не отпустит.

Это я уже поняла и сама: этот хищник не выпустит добычу из лап. Вот только быть жертвой совсем не хотелось, и про себя я решила, что еще посмотрим кто кого.

Миссис Бьюкен помогла мне умыться и надеть платье — то самое светло-серое, в котором я приехала сюда, только вычищенное и тщательно отглаженное. Усадила перед зеркалом, расчесала и забрала волосы в высокий пучок. Закончив, улыбнулась моему отражению, подхватила одной рукой таз с водой, а другой пустой кувшин и, попросив подождать еще немного, скрылась за дверью.

Оставшись в одиночестве, я поднялась и подошла к зеркалу ближе. Вновь всмотрелась в свой облик — на сей раз с интересом. Что во мне могло привлечь Дугала, думала я, рассматривая свое лицо. Я никогда не считала себя красавицей — такой, при виде которой у мужчин останавливаются сердца. Но нравиться — нравилась. Вот только разве достаточно одной внешней привлекательности, чтобы вот так, как Дугал — в омут с головой? Нет. Здесь было что-то другое, что-то, что зацепило его за живое. Вот только что?

— Интересно, — со вздохом сказала я своему отражению. — Сплошные загадки…

Тут меня позвала вернувшаяся миссис Бьюкен и, махнув на прощание Клэр из зазеркалья, я покинула гардеробную.

Миссис Бьюкен придержала дверь, пропуская меня вперед, и я пошла было к лестнице, но голос экономки заставил обернуться:

— Одну минуту, миссис МакКензи.

Она пересекла широкий коридор и толкнула дверь на противоположной стороне — такую же, как та, что только что закрылась за мной.

— Прошу вас, — пригласила. Я подошла ближе и заглянула через порог. — Здесь покои вашего мужа, — пояснила миссис Бьюкен, но это было понятно и так.

Отделанные темно-зеленым, покои Дугала напоминали те, которыми он владел в Леохе. Разве что, чуть больше роскоши, чем в замке. Глубокая зелень панелей, тяжелые шторы того же цвета, массивная дубовая кровать — все выглядело строгим и основательным. Как и большая, изображающая сцену охоты, картина в золоченой раме, и перекрещенные, чуть изогнутые сабли на одной из стен, и камин из грубого черного камня. Все здесь дышало мужским присутствием, и первое, что подумалось: это логово. Логово сильного и опасного зверя.

Миссис Бьюкен повела меня дальше, открыла дверь в кабинет, но я лишь глянула бегло, а заходить отказалась:

— Не стоит, миссис Бьюкен, как-нибудь потом Дугал сам мне покажет.

Экономка чуть заметно нахмурилась, но спорить не стала. Прошла в другой конец комнаты и открыла еще одну дверь — в гардеробную, но больше для проформы. Я прекрасно понимала ее желание помочь мне скорее привыкнуть — правда, старалась миссис Бьюкен, скорее всего, не столько для меня, сколько для Дугала, но я все равно была ей очень благодарна. Просто для меня тогда это все было слишком быстро, казалось, что я лечу куда-то на огромной скорости, словно вагон, сорвавшийся под откос. А так хотелось остановиться, отдышаться и привести в порядок мысли. Немного одиночества или отвлеченного приятного общения — вот, в чем я больше всего нуждалась в тот миг, и потому комната, пропитанная Дугалом настолько, что, казалось, сам он тоже здесь, словно сдавливала, грозясь не выпустить из удушающих объятий.

Похоже, экономка тоже заметила это, потому что на мои слова: «Давайте лучше прогуляемся, миссис Бьюкен» закивала с беспокойством во взгляде и поспешила открыть дверь.

Ступив во двор, я на миг прикрыла глаза и полной грудью вдохнула сладкий вольный воздух. Солнце, путаясь в кронах деревьев, играло яркими бликами, разгоняло остатки утреннего тумана, и он таял в звенящем воздухе, обнажая его кристальную чистоту. В ветвях весело гомонили птицы.

— Как же здесь хорошо! — не удержалась я и, обернувшись, увидела грусть на лице миссис Бьюкен.

Экономка подошла, взяла мою руку и сжала в своих ладонях:

— Пообещайте, что будете приезжать, миссис Клэр.

— Я обещаю! — пылко и совершенно искренне ответила я и пожала ее руки в ответ.

Как хотелось мне в тот момент сказать ей о своих чувствах, о том, с какой радостью я осталась бы здесь насовсем, но я промолчала, не желая бередить ни ее, ни свою душу. Бедная женщина, разлученная с теми, кого вырастила и любит как собственных детей, наверняка тосковала — быть может, еще и поэтому она была так щедра со мной на тепло и заботу.

Миссис Бьюкен часто заморгала и опустила ресницы, чтобы скрыть повлажневшие глаза. Но тут же справилась с собой и взяла меня под руку:

— Ну идемте скорее…

Так же, как вчера, мы пошли в обход дома, пересекли внутренний двор и миновали часовню. Сейчас двери ее были закрыты, и от недавней таинственности не осталось и следа — казалось, она мирно дремлет, согретая теплыми лучами. Но мои ощущения были еще слишком свежи и, проходя мимо, я невольно ускорила шаг, не желая переживать все заново хотя бы мысленно. Впрочем, миссис Бьюкен тут же меня отвлекла. Она указала рукой на постройки с другой стороны и повела меня к ним. Это были флигели, поставленные близко к друг другу — домики прислуги. В одном из них, двухкомнатном, жила сама экономка, другие занимали работники поместья и слуги. Внутрь мы не заходили, но миссис Бьюкен показывала на каждый, и объясняла, кто где живет, на случай, если кто-то из слуг понадобится мне в неурочное время. Я кивала с улыбкой, хоть и понимала, что еще не скоро приеду сюда снова, но миссис Бьюкен так старательно вводила меня в роль хозяйки, что обидеть ее невниманием я просто не могла.

Экономка провела меня по кругу: от флигелей прислуги через сад к хозяйственным постройкам, показала место для стирки, загоны для коз и овец — на тот момент пустые, поскольку их обитатели были на выпасе, только любопытные куры, отгороженные сеткой из прутьев, вытягивали шеи и беспокойно кудахтали, провожая нас круглыми глазами. Чуть дальше, открытый солнцу, был разбит аккураный огород, и миссис Бьюкен с гордостью показывала мне невысокие грядки, сплошь покрытые зеленью растений…

За все время прогулки, мы не встретили никого из слуг, и миссис Бьюкен объяснила, вздыхая, что сейчас в поместье совсем мало народу, поскольку хозяин здесь не живет. Кроме нее, только четверо: старый конюх Грэг с женой и сыном, и сестра Грэга, бездетная вдова.

Так, за неспешным разговором, мы подошли к конюшне. Не слишком большая, она выглядела самой добротной из всех построек для животных, и мне подумалось, что лошади занимают в жизни Дугала особое место. Обнесенная забором, она имела сквозной широкий проход, по обе стороны которого располагалось по три свободных загона, тоже пустых. Здесь пахло деревом, сухой травой и конским навозом — приятный деревенский запах. Сквозь открытые в торцах окна было слышно негромкое ржание, и миссис Бьюкен повела меня к дальней двери, что выводила прямиком на пастбище. Но, едва мы дошли до середины, сзади глухо затопало и, обернувшись, я увидела, как Дугал, верхом на своем вороном, вихрем влетел во двор.

Дугал спрыгнул на землю, перекинул повод через голову лошади и, похлопав ее по морде, быстрым шагом направился к нам. Полы килта при каждом шаге разлетались, открывая взгляду крепкие колени, и я, поймав себя, поспешно подняла глаза — и тут же уперлась в блестящую от пота грудь в распущенном вороте рубашки. Да что же это… Лучше уж в глаза.

Но и в глазах — такое, что мурашки по спине…

С трудом подавив желание зажмуриться, я все же выдержала его взгляд. Даже когда подошел близко, и губы дернулись в привычной усмешке — не отвернулась.

— Осваиваешься? — с издевкой спросил Дугал и чуть склонил голову.

Тут же захотелось уйти, скрыться от его насмешек. Я ничего не просила, не хотела, и, если гуляю сейчас здесь, то лишь потому, что мне очень нравится Беаннахт. А не потому, что на что-то претендую. Я подобралась и уже открыла было рот, чтобы сказать это вслух, но меня опередила миссис Бьюкен:

— Да, мой мальчик, ввожу хозяйку в курс дела.

Это прозвучало так естественно, что заготовленные слова застряли в горле, и я промолчала. Ладно, еще успею. Дугал перевел взгляд на экономку, и серые глаза сразу потеплели, а усмешка превратилась в улыбку.

— Благодарю, миссис Бьюкен, вы, как всегда, правы.

Миссис Бьюкен сжала мою руку, повернулась ко мне с улыбкой и сияющими радостью глазами, и легко кивнула. Мне бы тоже хотелось радоваться — и я радовалась, всего пару минут назад… Но теперь, присутствие Дугала, а больше — его колкий ироничный тон, вызывали лишь желание уколоть в ответ.

Дугал, продолжая улыбаться, вновь посмотрел на меня и протянул руку:

— Что ж, пойдем, если тебе интересно.

Миссис Бьюкен просияла и поспешила передать меня Дугалу:

— Конечно, мальчик мой! Кто, лучше вас… Покажите миссис МакКензи своих красавиц.

Она пошла к дверям, а Дугал сжал мою ладонь:

— Прошу, миссис МакКензи, — вновь съязвил он и поклонился с показной учтивостью.

Я поджала губы и метнула на него злобный взгляд, но Дугал лишь вздернул бровь и вдруг совершенно фамильярно щелкнул меня по носу. От неожиданности я вытаращила глаза, но в следующий миг задергала руку из его хватки, намереваясь освободиться — на что он только в голос расхохотался и, не обращая внимания на сопротивление, повлек меня следом за экономкой.

— Мерзавец! — прошипела я и пихнула Дугала локтем в бок, пользуясь тем, что миссис Бьюкен отошла достаточно далеко, чтобы не расслышать.

В ответ он лишь крепче прижал мою руку и склонился к самому уху:

— Такая же горячая, как мои кобылки, да, Клэр?

Я задохнулась от возмущения, но ответить не успела: миссис Бьюкен распахнула высокую двустворчатую дверь, и яркое солнце ударило по глазам.

Я ослепла и зажмурилась, на миг потерявшись в пространстве.

— Грэг! — раздалось сверху. — Яру сюда. Миледи желает лошадь.

В момент забыв обо всем, я в страхе уставилась на Дугала:

— Ты что, какую лошадь?

Я растерянно оглянулась на миссис Бьюкен, ища поддержки, но ее уже не было рядом.

— Вот эту, — не глядя на меня, он выставил подбородок, указывая на темно-рыжую кобылу с черной гривой, что мирно щипала траву в нескольких метрах от нас.

Конюх Грэг, сидящий неподалеку на траве, согласно махнул рукой и поднялся. Пихнул в плечо развалившегося рядом Руперта — тот лишь отмахнулся лениво — и пошел к указанной Дугалом лошади.

Кроме Яры, на пастбище паслись еще три лошадки и маленький жеребенок. Малыш нежного песочного окраса щипал травку рядом с мамой той же масти и почти белые гривы обоих в солнечном свете ореолом окружали склоненные к земле головы. Рядом с ними отмахивалась от мух длинным хвостом жемчужно-серая красавица, а вот в стороне… Я глянула и в невольном восхищении задержала дыхание: белая как снег кобыла рвала поводья из рук темноволосого юноши. Она взбрыкивала, танцевала на месте, пытаясь вывернуться, но парень, похоже, дело свое знал хорошо и держал строптивицу крепко, гладил свободной рукой, что-то говорил, бесстрашно приблизив лицо к ее морде, и лошадь лишь беспокойно переступала ногами да мела землю хвостом.

— Какая красивая! — наконец смогла выговорить я, не в силах оторвать глаз от белоснежного чуда.

— Красивая, — согласился кто-то незнакомый, и, обернувшись, я увидела Грэга, держащего за повод рыжую Яру. Мужчина улыбался, и от теплых карих глаз его бежали лучики морщин — белые на загорелой обветренной коже. Свободной рукой он снял с головы кепку и поклонился: — Доброе утро, миледи.

— Доброе утро, Грэг, — ответила я и тоже улыбнулась, а в голове промелькнуло, что даже люди здесь какие-то особенные, спокойные и безмятежные, словно зараженные Счастьем…

— Снежинка еще не объезжена, — сказал Грэг, кивнув на белую кобылу. — Если миледи хочет ее, придется подождать.

Я замотала головой, и конюх окинул меня быстрым взглядом. Должно быть, сразу понял, что я не умею ездить верхом, потому как сощурился и, посмотрев на Дугала, спросил:

— Может, лучше Дымку?

Но Дугал покачал головой:

— Нет. Она слишком спокойна, — и, глядя на меня, добавил: — А нам нужна погорячее, верно? — и снова конюху: — Давай, Грэг, не мешкай.

Мужчина кивнул и развернул лошадь так, что левый бок ее оказался рядом с нами. Огромная, она скосила карий глаз, но, слушая Грэга, стояла спокойно.

— Возьми поводья, — сказал мне Дугал, и я облизнула пересохшие губы. — Возьми, не бойся.

Я протянула руки и сжала в ладонях толстую кожу повода.

— Вот так. Теперь ставь левую ногу мне на руки, — Дугал склонился и сложил ладони: — Давай.

Я наступила, и тут же его пальцы крепко сжали ступню. Оп! — сильный толчок подбросил меня вверх, взметнулась юбка, и я оказалась на спине Яры. Со стороны это, должно быть, выглядело эффектно — этакая лихая амазонка, но, едва земля оказалась внизу, я струсила еще больше, вцепилась в поводья и что было силы сжала коленями бока лошади. Яра дернулась, и Дугал тоже схватился за повод, потрепал лошадку по морде:

— Тихо, девочка, — и кивнул Грэгу: — Иди, я сам.

Не сводя глаз с рыжих настороженных ушей, я все же видела, как Грэг отошел к тому месту, где сидел, когда мы пришли. Что-то сказал Руперту, и тот приподнялся на локте и глянул в нашу сторону с интересом.

— Поднимись, Клэр, — это уже мне. И на мой непонимающий взгляд: — Сядь ровно, выпрями спину.

Я и сама не заметила, как пригнулась почти к самой шее Яры. Сглотнула и осторожно распрямилась.

— Хорошо, — Дугал одобрительно кивнул. — Расслабь зад, — тут он крепко похлопал меня по бедру, и я закусила губу, разрываясь между желанием лягнуть наглеца и страхом свалиться к его ногам. Но он и не заметил: — Колени чуть сведи, — и тут же шлепнул меня по ноге: — Несильно.

Я постаралась сделать все, как он сказал, и вскоре смогла найти более-менее удобное положение. Дугал критично осмотрел меня и, кажется, остался доволен.

— Готова? — спросил. И я, собравшись с духом, кивнула. — Тогда вперед.

Он повел Яру шагом, давая мне возможность привыкнуть, и вскоре я уже могла время от времени поглядывать на блестящую на солнце макушку Дугала. Порой он сам оборачивался, взгляды наши сталкивались, и я краснела, но Дугал ограничивался либо кивком, либо коротким замечанием. Так мы прошли один круг и закончили его под одобрительные возгласы Грэга и Руперта.

— Теперь можно и поживее, — сказал Дугал, когда мы поравнялись с дверьми в конюшню. И обернулся к конюху: — Грэг, помоги!

Я тоже обернулась, не понимая, чего хочет Дугал, и увидела, как Грэг поднялся. Вот он подошел, так же, как Дугал недавно, сложил ладони, чтобы хозяин мог опереться. Я едва успела подумать, как Грэг, довольно щуплый сложением, сможет вскинуть здоровенного Дугала, как тот, едва коснувшись носком сапога предложенной опоры, взлетел на спину Яры. Кивнул конюху и прижал меня к себе, другой рукой взялся за повод рядом с моей.

— Вперед! — ударил пятками, и Яра взяла в галоп.

Страх ушел, едва Дугал оказался за моей спиной, и теперь, не боясь сорваться на землю, я могла отдаться завораживающему танцу. Услышать, почувствовать ритм лошади, слиться с ней в единый организм. Будь я одна, опасения и неуверенность победили бы меня, но сейчас, ощущая поддержку и твердую руку Дугала, я охотно подчинялась его воле и чувствовала, как увлекает меня эта стихия.

Уже хотелось лететь вперед, наперегонки с вольным ветром по простору бескрайних зеленых лугов, мчаться — так, чтобы кружилась голова, чтобы хмельной воздух в лицо… Чьи это были мысли — мои или лошади, несущей меня на своей спине, я тогда не понимала. Словно опьянев, я чувствовала лишь теснящую грудь радость. Она будоражила, наэлектризовывала тело до покалывания в пальцах, зажигала кровь, заставляя сердца биться в едином ритме. В тот момент я забыла о том, где я и что со мной произошло, забыла о Дугале, что сидел позади — осталось лишь одно: чарующая свобода полета…

Токи пронизали все тело, разлились по венам — до жгучего жара внутри, и сердце рвалось, стучало в ушах, подобно копытам выстукивая дробь. Зеленая трава неслась навстречу, мелькали редкие деревья, и яркая голубизна неба расстилалась впереди, словно приглашая оттолкнуться от земли и взлететь на самом деле, умчаться в далекую безбрежную синь. Я чувствовала, как горит лицо, как бьет по щеке выбившаяся из прически прядь, чувствовала огонь и волнующую тяжесть в животе — и прикрыла глаза, наслаждаясь новыми ощущениями.

И вдруг все кончилось. Поводья натянулись, умеряя лошадиный бег, и я услышала за спиной хриплое:

— Хватит на сегодня, пожалуй.

Яра, разгоряченная, неохотно пошла шагом. Вскидывала голову, фыркала шумно, вздрагивала и пританцовывала, готовая вновь сорваться по первому сигналу, но вынужденная сдерживать настойчивый порыв под властной рукой. И показалось в тот миг, я знаю, что она чувствует. Слегка разочарованная, я уже не помнила недавнего страха, осталось лишь нетерпение и возбуждение, что заставляло дрожать руки.

И ноги тоже — но это чуть позже, когда мы подъехали к конюшне, и Дугал, спрыгнув на землю, протянул руки и помог спуститься мне. Кровь будто разом хлынула вниз, заставив ноги отяжелеть, в животе заныло — но вовсе не от боли, и я едва удержалась, чтобы не прижаться к Дугалу, когда он придержал меня за талию. Подошел Грэг, и я отвернулась и выдохнула, пытаясь совладать с неожиданно накатившим возбуждением. Сердце все также колотилось в ушах, и я не расслышала слов мужчин — да и вряд ли они обращались ко мне, но заставила себя повернуться и поблагодарить. Грэг глянул на мое лицо, улыбнулся многозначительно и кивнул. В его открытом взгляде не было ничего, что должно было смутить меня, но я, тем не менее, смутилась — казалось, чувства мои видны и ему, и всем остальным, и, когда Дугал повернул меня к дверям, испытала несказанное облегчение.

Но, едва мы оказались в полумраке конюшни, Дугал резко развернул меня, прижал к столбу ближайшего стойла и с силой впился в губы. Я не ожидала, и в первое мгновение лишь беспомощно взмахнула руками, но тут же сгребла рубашку на груди Дугала с привычным уже намерением оттолкнуть… И вдруг поняла, что отталкивать его мне вовсе не хочется, а хочется другого. Хочется прильнуть к мощному телу, отдаться жестким рукам и губам, что сейчас терзают мои… Пальцы разжались, ладони скользнули по плечам вверх, обняли шею, и губы сами раскрылись навстречу.

Примечания:
Уважаемые читатели! Мы решили обойти тему якобитского восстания, поскольку, это ведет к концовке, которая нас не устраивает. Будет просто история мужчины и женщины в декорациях Шотландии 18-го века, все упоминания о восстании из текста уберем. Если вдруг обманываем чьи-то ожидания, простите))

Дугал вдруг отпустил меня, схватил за локоть и повлек к противоположной двери. Не дойдя, свернул вбок и ловко взобрался по приставленной к стене лестнице. Откинул деревянный люк. Из большого квадратного проема посыпалась сухая трава, но Дугал лишь мотнул головой и обернулся ко мне:

— Давай руку.

Будто во сне, я повиновалась без слов, и через миг оказалась на сеновале. Быстро вернув люк на место, Дугал сорвал с себя рубашку и толкнул меня на сено. Сам тут же оказался сверху, обхватил меня за талию и прижался к губам — с тем же неистовством, что и минуту назад. Свободная рука зашарила по корсажу, и через миг завязки ослабли.

Не отпуская губ, Дугал потянул вниз лиф платья. Сорочка поползла следом, обнажая грудь, и тут же теплая ладонь накрыла ее — мягко, но повелительно, не оставляя возможности возражений. Да я и не пыталась возражать. Забыв недавние боль и страх, я сама подставлялась ласкающим рукам, повиновалась желанию тела, спорить с которым сделалось невозможным. Я чувствовала бегущую в венах огненную дрожь, вздрагивала от прикосновений — вновь натянутая, но теперь не от страха, а от судорожного желания, что давило своей мощью остатки стыда и разума, накатывало, накрывало, подобно огромной волне…

Руки мои обнимали крутые плечи, тянули Дугала ближе — хотя я была и без того притиснута к его торсу так, что едва могла дышать. Но этого было мало… Если бы я была в себе тогда, я устыдилась бы своих мыслей и желаний, того, что готова была даже вновь испытать боль, лишь бы снова почувствовать, как Дугал овладевает мной. Но я была не в себе, и потому не стыдилась. Все, чем я была в тот момент — горячий поток, сгусток энергии, лишенный оболочки плоти и разума. Лишь на краткий миг что-то всколыхнулось во мне, и я почувствовала краску на щеках — когда рука Дугала оказалась под юбкой, и пальцы, скользнув между ног, проникли внутрь. «Тихо, тихо…» — прошептал он, почувствовав мое напряжение — точь в точь, как Яре, когда кобыла вздумала взбрыкнуть. И я, даже не подумав возмутиться, так же как и она, послушалась.

Дугал был осторожен — должно быть, щадил меня, не желая причинять боли, но эти мысли пришли гораздо позднее. А тогда, не в силах сдерживать себя, я нетерпеливо открывалась его рукам, теряла дыхание от неизведанных ощущений, которых хотелось еще и еще… Они лишь дразнили, распаляли, мучали — но не могли погасить бушующего внутри огня, не могли заполнить странной ноющей пустоты в животе, и это было невыносимо.

— Дугал… прошу тебя…

Договорить он не дал — жадно впился в губы и прижал меня еще крепче, словно хотел поглотить, втиснуть в собственную плоть. Или удержать, быть может, если вдруг опять начну брыкаться. Но я и не думала об этом — тело жгло изнутри, природа требовала своего, и прекрати он вдруг, я бы скорей возмутилась. И, не в силах больше ждать, сама подалась навстречу, едва почувствовала его плоть.

— Клэр… — Дугал оторвался от губ и сглотнул. — Не спеши…

— Но я хочу, — шепотом возразила я.

Взгляд Дугала сделался таким, что, показалось, он сейчас зарычит. Но ответил лишь:

— Знаю…

Он чуть подался вперед, и я все же охнула от боли.

— Потерпи…

Дугал сдерживал себя, продвигался медленно — и лишь бухающее в мою грудь сердце говорило о том, каких усилий ему это стоит. Невольно превратившись в наблюдение, я слышала его прерывистое дыхание, чувствовала легкую дрожь в руках — и одновременно прислушивалась к собственным ощущениям. Мы словно зависли в пространстве на те несколько мгновений, пока наши тела соединялись. Волна, возмутившая разум, отхлынула, замерла, позволив прочувствовать момент, когда боль, потеряв свою остроту, тает, становится едва ощутимой горькой ноткой.

Теперь она не могла заглушить желания — и лишь подогревала и без того распаленное тело.

— Дугал… — я уже изнывала, ждать еще хоть мгновение казалось немыслимым.

— Дьявол тебя забери, Клэр! — прорычал он.

И наконец сорвался. Врубился в тело всей мощью, и я не смогла сдержать стона. И как в недавней скачке, отдалась на волю стихии, подчинилась довлеющей надо мной силе и растворилась, соединилась с другим потоком, чтобы уже вдвоем превратиться в бурлящую реку. Потерять себя, слиться в единый огонь и забыть обо всем…

Не знаю, сколько длилось наше безумие — время и мир перестали существовать. Я почти ничего не запомнила, кроме ощущений, полностью поглотивших меня. Да еще — торжествующий взгляд Дугала, и его же тихий смех, когда он перевернул меня, и я, не удержавшись, ткнулась лицом в колючую траву. И как смотрел потом, когда все закончилось и я, обессиленная, наконец открыла глаза — как ребенок, получивший дорогой и долгожданный подарок…

Помню, как екнуло сердце в тот миг, как шевельнулось в груди что-то сладко-больное, и так захотелось протянуть руку, коснуться лица Дугала, такого незнакомого, но отчего-то очень близкого. Но мой порыв оборвали:

— Дугал! — раздался снизу голос Руперта. — Ты здесь?

От неожиданности я дернулась в его руках и почувствовала, как румянец стыда заливает лицо. Дугал же лишь поморщился, с неохотой отпустил меня и, обернувшись на голос, ответил:

— Здесь. Иду, — и, вновь повернувшись ко мне, добавил тихо: — Останься.

Я кивнула, и Дугал поднялся. Стряхнул прилипшую к телу траву, резко провел ладонью по голове — и в пробивающихся сквозь доски солнечных лучах закружилась мелкая пыль. Застегнул килт и, открыв люк, спрыгнул вниз.

— Чего тебе? — услышала я.

На что Руперт по обыкновению хмыкнул и, понизив голос, спросил:

— Оседлал кобылку, герой? Ну и как она, горяча?

И тут же стена дрогнула от припечатанного к ней тяжелого тела, а Руперт сдавленно охнул.

— Вот дурной, — выговорил с трудом, но тут же рассмеялся: — Пусти.

— Еще раз скажешь что-то подобное, я тебе все зубы выбью, — пригрозил Дугал, и я невольно улыбнулась. — Понял?

— Понял, понял, — примирительно ответил Руперт, — пусти уже.

Зашуршала одежда, и я поняла, что Дугал отступил.

— Зачем пришел?

— Дак, ехать пора, а то не поспеем.

— Да… — голос Дугала сделался тяжелым. — Сейчас.

При этих словах тяжестью придавило и меня. Вернулось все то, о чем я удивительным образом успела забыть — неотвратимое и неизбежное. Липкий холодный страх пополз по венам, подбираясь к сердцу, но вернувшийся в этот момент Дугал коротко глянул на меня и крепко прижал к себе.

— Не бойся ничего, — сказал твердо, и страх отступил. — Помни о том, что я говорил…

И эти слова, словно молитву, я твердила про себя всю дорогу до замка. Пугающие мысли лезли в голову, и избавиться от них я была не в силах, но все же слова эти и сам Дугал, ехавший теперь лишь немного впереди коляски, обещали защиту, и это успокаивало. При всем, что так трудно было принять, теперь я была не одна. И верила тому, что он говорил — возможно, потому, что ничего другого не оставалось, а может, где-то в глубине души уже тогда знала, что Дугал говорит правду.

Как бы ни было, порой я даже отвлекалась и уходила в воспоминания. Не давние, а те, что были совсем свежи: как улыбалась миссис Бьюкен, помогая мне привести в порядок прическу и одежду, а я смущалась и краснела от того, что она прекрасно понимала, откуда мы с Дугалом явились и чем там занимались; и как дрожали ее губы, когда прощались, и едва слышный шепот: « Приезжайте!.. »; и мои слова: « Обязательно, миссис Бьюкен! », и искренние заверения, что совсем скоро мы увидимся снова. Разумеется, наверняка я этого знать не могла, но отчего-то была уверена, что в поездках в Беаннахт, пусть и не слишком частых, Дугал мне не откажет.

И конечно, вспоминала то, от чего дрожь пробегала по телу. Я еще чувствовала руки Дугала, его поцелуи, и сердце колотилось, вновь разжигая кровь. Как же так получилось, что за столь короткое время он вытеснил собой все, всю прежнюю жизнь... и Фрэнка, которого я любила много лет? И что я чувствую теперь?

Не любовь, конечно, в этом я была уверена. Тогда я считала, что знаю, что такое любовь, что к Фрэнку я испытывала именно это чувство — вот только в том, что после пары часов, проведенных с Дугалом, оно как-то потускнело, я себе не призналась. Я просто спрятала его глубоко-глубоко… Должно быть, я оправдывала себя, потому что думать так было легче. А Дугал… К нему меня всего лишь влечет. Но когда вновь возвращались мысли о скорой встрече с Черным Джеком, именно Дугала искала я взглядом.

Он ехал впереди и переговаривался со священником, что отправился в Леох вместе с нами. Святой отец преобразился: сутана сменилась белой рубашкой и темными брюками, заправленными в высокие сапоги, улыбка осветила лицо, прогнав с него смиренную задумчивость. А когда он, еще в Беаннахте, как заправский гусар взлетел на спину лошади, я на миг усомнилась, действительно ли это тот же человек, что венчал нас вчера. Кажется, и Дугал в тот момент подумал о чем-то подобном, потому что рассмеялся в голос и что-то сказал святому отцу, на что тот ответил смущенной улыбкой. Должно быть, и ему, несмотря на сан, были не чужды мирские радости и воздух свободы пьянил так же, как и не связанных обетом мужчин…

Замок приближался. И вместе с тем росло напряжение. Дугал помрачнел, но взгляд его, когда он оборачивался, был спокоен и тверд. Сделался серьезным святой отец, и даже Руперт, несмотря на свежую ссадину на щеке скаливший зубы всю дорогу, умолк, едва коляска повернула и впереди показались башенные шпили.

Я почувствовала, как холодеют руки, и сцепила пальцы. Уже привычно посмотрела на Дугала, но он не отрывал взгляда от дороги. Обернулся лишь у самых ворот, придержал коня, и, вровень, мы въехали в Леох.

Они были уже во дворе — солдаты. Стояли плотным полукругом, закрывая собой еще одного — того, при виде которого упало сердце. А перед ним, у самых дверей замка, — Колум. С заложенными за спину руками, он едва повернул голову в нашу сторону. Черный Джек же обернулся резко — выражения его лица я разобрать не смогла, но даже на расстоянии ощутила, что капитан в бешенстве.

Коляска остановилась. И Дугал натянул поводья. Спрыгнул на землю, не отрывая взгляда от солдат, так же не глядя подал руку мне — но, едва я вложила в его свою ладонь, пальцы сжались так крепко, что показалось, невидимые путы сковали наши руки так, что не разорвать. Тут же с козел проворно соскочил Руперт, большая ладонь его легла на рукоять кинжала. Быстро обернувшись, он глянул на Дугала, и я увидела хищный блеск в его совсем еще недавно веселых глазах. На шаг впереди, прикрывая меня, он неторопливо двинулся к замку. Священник, тоже уже спешившийся, достал из седельного мешка объемную книгу в затертом переплете, повременил, пропуская нас вперед, и пошел сзади — так же, отставая примерно на шаг.

Я чувствовала себя в плотном кольце, и, хотя в голове был туман, ощущала себя удивительно спокойно. Нет, страх перед человеком, сейчас сверлившим меня черными глазами, никуда не делся, но стойкая уверенность, что теперь мне ничего не грозит, окутала, сделала недосягаемой для его притязаний.

Когда мы поравнялись с отрядом, Черный Джек уже взял себя в руки — по крайней мере, выражение бешенства с его скуластого худого лица исчезло. Даже тень улыбки мелькнула в чертах, когда он чуть поклонился в знак приветствия. Дугал этот жест проигнорировал, провел меня по ступеням. И, проходя мимо Колума, я поймала взгляд, от которого бросило в дрожь — словно стальные клинки полоснули по лицу и вонзились в сердце. Всего лишь мгновение, и взгляд лэрда вновь обратился к Черному Джеку, а мне нестерпимо захотелось спрятаться за спину Дугала — но не от капитана, который под взглядом Колума как-то сжался и выглядел скорее жалким, нежели страшным, а от хозяина грозного Леоха.

Колум был спокоен, сдержан — ни одного лишнего движения. Примерно одного роста с капитаном, он, тем не менее, возвышался. И тон его голоса, ровный и уверенный, тоже придавал лэрду значимости — он был хозяином положения, и это понимали все. От волнения, в ушах у меня шумело, и того, что он говорил, я почти не разбирала, лишь ловила на себе бегающий взгляд Черного Джека — он явно досадовал, злился, когда ему показывали документы и записи, подтверждающие законность нашего с Дугалом брака, но сделать ничего не мог. И лишь сплюнул на землю, прежде чем повернулся, вскочил на коня и скомандовал своим солдатам возвращаться в гарнизон.

Повисла тишина. Капитана и его отряд молча проводили взглядами, и когда последний всадник миновал ворота, Руперт склонился к Колуму и что-то тихо спросил — на что лэрд только покачал головой. И обернулся к нам.

— Миссис МакКензи! — Колум улыбнулся, и по спине пробежали мурашки. — Стало быть, я должен поздравить вас? — я лишь сглотнула, а Колум повернулся к Дугалу: — И моего брата, разумеется.

Дугал коротко кивнул, но ничего не ответил — лишь смотрел исподлобья, да сильней сжал мою руку. Колум помедлил, быть может, ожидая от брата ответа, но тот продолжал молчать.

— Что ж, — вздохнул он и вновь улыбнулся, но волчий холод в стальных глазах не мог обмануть. — Прошу, — лэрд повел рукой, приглашая нас в замок, развернулся и, не дожидаясь никого, первым шагнул через порог и стремительно пошел вперед.

Дугал глянул хмуро — быть может, ожидал другого? Но мысли свои как всегда оставил при себе, обронил лишь: «Идем, » — и, кивнув священнику, повел меня следом за братом. Я оглянулась на Руперта, но он куда-то исчез.

По-прежнему в молчании, мы миновали холл, прошли в распахнутые высокие двери и оказались в центральном зале, полном народу. Сразу стало очень шумно, словно мы попали в огромный гудящий улей, и столь же неуютно. Многие замолкали, когда мы проходили мимо, и смотрели с нескрываемым любопытством, особенно женщины. Я чувствовала спиной множество взглядов, и это только добавляло дискомфорта, а я и без того чувствовала себя ужасно — так, что единственным желанием было немедленно развернуться и бежать без оглядки. Но стальная хватка Дугала не оставляла надежды. Твердо глядя перед собой, он вел меня через толпу, мимо накрытых к ужину столов, и, казалось, не замечал ни взглядов, ни шепотков, ни недвусмысленных жестов мужчин.

Колум уже сидел за столом у самой дальней стены, по правую руку от него — Летиция, а рядом Хэмиш. За их спинами жарко горел огонь в огромном камине, но, несмотря на это, Летиция показалась мне очень бледной, а мальчик растерянным или даже напуганным. Левая рука его по-прежнему была на перевязи, и я, спохватившись о том, что нужно осмотреть его как можно скорее, на несколько благодатных мгновений забыла об остальном.

Впрочем, Дугал уже подвел меня к хозяйскому столу, и сердце вновь сжалось. Лицо Колума было непроницаемым, но неприязнь, исходившая от лэрда, казалось, заполнила собой все пространство, и я мысленно взмолилась, чтобы ужин этот не затянулся слишком надолго. Я поймала взгляд Летиции — похоже, и она думала о том же, и все же, едва заметно, улыбнулась, и волна исходящего от нее душевного тепла согрела меня. Я кивнула благодарно, но заговорить под взглядом Колума не осмелилась. Да и он сам, указав на свободные стулья слева от себя, не дал мне такой возможности.

Дугал усадил меня, опустился на стул сам, разделив собой нас с Колумом, и я вздохнула с некоторым облегчением. Но, как оказалось, напрасно — едва расселись за столами остальные присутствующие, лэрд подался вперед и громко спросил:

— Что ж, Клэр, расскажите, как вам удалось склонить моего брата к женитьбе? Вы что-то пообещали ему, что-то, ммм… особенное? Ведь до сих пор он бегал от этого, будто черт от ладана, — тон его был язвительным, глаза безжалостно впились в мои. — Скольких любовниц разослал я по деревням, вы знаете?

— Колум, — Дугал повернулся к брату, но тот словно не услышал.

— И каких средств мне это стоило? — продолжил, не отрывая взгляда, явно стараясь подавить меня, и я не выдержала и опустила глаза. — Откуда вы вообще взялись, именно сейчас, когда все было почти улажено?

— Прекрати, Колум! — не выдержал Дугал. — Ничего не было улажено, я бы ни за что не женился на той толстухе!..

Я посмотрела на мужа, не понимая, о чем речь — хотя, что я вообще знала о нем и его жизни? Колум, словно этого и ждал, тут же накинулся на брата:

— Земли клана МакТаггертов примыкают к нашим, и за Мэри давали приличный кусок! Если бы ты послушал меня и дал ей свое имя, мы бы здорово упрочили положение…

— Я только это и слышу! — взорвался Дугал, и в зале мигом стало тихо. Я почти физически ощутила, как повисло в воздухе нетерпеливое ожидание, как навострили уши все до единого — а собралось за ужином минимум человек пятьдесят. И каждый ждал продолжения. Но Дугала это не озаботило: — Я всю жизнь жил по твоей указке, смирился с тем, что я второй и всегда им буду. И никогда не претендовал на власть и не перечил. Но, черт побери, жизнь свою хочу устроить сам!

— Да кто мешал тебе и дальше развлекаться по-прежнему? Женился бы на Мэри МакТаггерт и продолжал обхаживать своих шлюх. Толстуха принесла бы тебе новые владения и дополнительную власть, а что дала она? — Колум пренебрежительно указал на меня. — Ты хоть знаешь, кто она такая?!

— Она моя жена! — Дугал грохнул кулаком по столу — так, что столкнулись и зазвенели серебряные кубки, и вперился взглядом в брата. Я не видела выражения его глаз, но могла представить, какой огонь в них полыхает. Колум ответил тем же, и, показалось, сейчас посыпятся искры. Но тут Дугал отвернулся и оглядел притихших обитателей замка. — И я заткну любого, кто посмеет сказать против хоть слово!

Брови Колума взлетели на лоб, лэрд откинулся на спинку стула и громко зааплодировал:

— Браво, братец! У тебя всегда была склонность к театральным эффектам! — но тут же вновь подался вперед и перевел взгляд на меня: — Признаться, дорогая Клэр, я несколько удивлен, — в подтверждение своих слов он даже развел руки и в задумчивости опустил глаза. — Хотя… — он побарабанил пальцами по столу и вновь уставился на меня: — Знаете, я, кажется, понимаю, в чем тут дело. Вы так… — он помедлил, выискивая подходящее слово, и дикая радость отразилась в серых зрачках, когда нашел: — Необычны. Диковинная игрушка. Да еще и недоступная. А мой брат привык получать все, что захочет, — тут он понизил голос: — Вот только, что будет, когда он наиграется? Вы не думали об этом? Что будет с вами, когда моему брату наскучит? — он развел руки в стороны и добавил: — Вам я откуп платить не стану.

— Прекрати, Колум! — встрял Дугал, но в этот раз и я не обратила внимания на его слова.

Внутри заклокотало, и я дернулась было, но Дугал сжал мою руку, удерживая на месте. Только рот мне закрыть он не мог, и я, хоть и хотелось сорваться на крик, ответила Колуму так же тихо:

— Мне ничего от вас не нужно. Я не просила вашего покровительства, и свадьбы этой…

Прервав меня жестом, Колум договорил сам:

— Не хотели, не так ли?.. Я почти верю. Вот только глупо отрицать, что устроились вы прекрасно, правда?

Я не нашлась, что ответить. Все было не так, и о том, чтобы хорошо устроиться, как выразился Колум, я не думала вообще. Да только что толку убеждать того, кто ничего не хочет слышать.

— Я хочу уйти, — попросила Дугала, но Колум опередил его с ответом:

— Куда же вы уйдете, дорогая? — елейно спросил он. — Это мой дом, надеюсь, вы понимаете?

Я опустила голову, чувствуя бессилие. И правда, было бы куда — уже бежала бы со всех ног. Колум знал мое положение, и бессовестно этим пользовался, и что ответить ему, я не знала. Лэрд же, похоже, наконец удовлетворился, откинулся на спинку стула и холодно бросил брату:

— Ты разочаровал меня.

Дугал смолчал, только ладонь его сжалась в кулак так, что побелели пальцы. Сидя вплотную, я чувствовала как он напряжен — будто натянутая до предела тетива лука. И тем не менее, он держался. Колум тоже молчал — поднял кубок и, глядя перед собой, потягивал вино, к еде за нашим столом так никто и не притронулся. Я подумала, что теперь мы сможем наконец уйти, но ошиблась. Утолив жажду, Колум отставил кубок и теперь повернулся к жене:

— Ну, а ты, милая? — спросил почти ласково. — Ты тоже предала меня.

Летиция вскинула на мужа взгляд, и столько муки было в ее глазах, что у меня сжалось сердце.

— Ты всегда потакала моему брату, во всех его капризах. Всегда была с ним заодно, защищала, словно он все еще подросток. Помогла провернуть и эту авантюру. И смотри, к чему это привело.

Летиция продолжала смотреть на мужа, и последние краски уходили с ее и без того бескровного лица. И каждое слово, падавшее с губ ее мужа, должно быть, ощущалось как удар. Каждое, несомненно выверенное и рассчитанное, слово.

— Да, — вымолвила она тихо, — как твоя жена я не права. Но Дугал и правда имеет право решать сам.

Лэрд посмотрел на жену снисходительно, будто на несмышленого ребенка.

— Ты ничего не понимаешь, замолчи.

Колум был жесток и расчетлив — в тот момент я отчетливо это поняла. И он знал, куда направить удар — все взгляды присутствующих сейчас жадно обратились на хозяйку Леоха. Должно быть, не часто случаются здесь подобные представления. Лэрд умолк, видимо, наслаждаясь произведенным эффектом, а в глазах Летиции задрожали слезы. Она уже едва держалась, бедняжка, но ее бессердечный муж лишь холодно отвернулся. И я не выдержала:

— Прекратите! Если вам нужно отыграться, отыграйтесь на нас, Летиция здесь не при чем. Она самый чудесный человек из всех…

— О! — воскликнул Колум и театрально воздел кубок. — Ну конечно! Вы здесь всего пару дней, но уже знаете мою жену лучше меня.

— Нет, — возразила я. — Но Летиция была добра ко мне с самого начала и…

— Моя жена просто глупа и потому до крайности доверчива, — вновь перебил меня Колум, и Летиция за его спиной всхлипнула и торопливо утерла побежавшие слезы.

Хэмиш, такой же бледный как мать, огромными глазами смотрел на отца и вдруг вскочил. Уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Летиция подскочила следом, схватила сына и прижала к себе.

— Тихо, сынок, — склонившись, шепнула едва слышно и со страхом глянула на мужа. Выпрямилась и сказала уже громче, обращаясь ко всем: — Простите, я чувствую себя нездоровой. Мы вас оставим, с вашего позволения, — и, вместе с Хэмишем, они вышли из-за стола и спешно пошли к дверям.

— И у кого же тут склонность к театральным эффектам? — проводив их взглядом, съязвила я. — Не ее ли ради вы и устроили эту публичную порку?

— Порку?!

И тут Колума прорвало. Резко поднявшись с места, он сжал кулаки и заорал брату:

— Уведи отсюда свою шлюху!

Дугал взвился молниеносно.

— Заткнись, Колум! — прорычал. — Здесь все слышали мои слова, а я не даю пустых обещаний.

— Да неужели? — Колум не дрогнул — несомненно, сознавал свою мощь и власть, в том числе, и над братом. Хоть тот и навис над ним с побелевшим от гнева лицом. — А как же твои девки? Им ты тоже много чего обещал…

— Что ты тычешь мне этим? Будто у самого было мало! Я своих давно отработал, а во сколько обошлись твои? — Дугал сказал это тихо, видимо, даже в гневе осознавая, что подобные речи не для чужих ушей, но я была рядом и слышала каждое слово.

Колум скрипнул зубами, но, вместо ответа, ткнул пальцем в меня:

— Уведи свою жену! Или я и впрямь велю выпороть ее при всех!

Дугал выдохнул резко, отступил, и, схватив меня за руку, потащил к дверям.

— Не смей разговаривать с лэрдом подобным образом, никогда! Поняла? — накинулся на меня Дугал, едва мы миновали двери зала.

Полная обиды, я глянула на него, но возразить не рискнула, хоть праведный гнев так и рвался наружу. Зная устои времени, в котором оказалась, я вполне понимала недовольство Колума, но все же считала, что лэрд перегнул. Сказать об этом очень хотелось, но Дугал и без того кипел, поэтому пришлось промолчать. Но, видимо, глаза выдали мои мысли, потому что Дугал подался вперед и продолжил:

— Я поклялся защищать тебя, Клэр. Но Колум мой брат. Драться с ним — значит, разрушить все, что мы создали. Ты будешь слушаться, иначе, мне придется наказать тебя.

— Наказать? — задохнулась я. — И как же? Сам выпорешь меня?

Глаза Дугала нехорошо заблестели. Он чуть нагнулся, вытащил из-за голенища сапога свернутую плеть и погрозил мне:

— Именно.

— Ты не посмеешь!

Он дернул меня к себе, и лицо его оказалось совсем близко:

— Хочешь проверить?

Сглотнув, я замотала головой. Посмеет, еще как — дай только повод. А мне на сегодня впечатлений было достаточно.

Дугал кивнул и добавил:

— И забудь все, что слышала за столом. Летиция не должна знать, ясно?

— Ясно, — ответила я. — Об этом ты мог бы и не просить.

На миг сквозь гнев на его лице явственно проступило удивление, но Дугал ничего не сказал. И, видимо, на этот раз удовлетворенный ответом, вновь потянул меня за собой.

— Руперт! — заорал, едва мы оказались во дворе.

Не понимая, я посмотрела на него, и, поймав мой взгляд, Дугал рыкнул:

— Мы возвращаемся в Беаннахт.

— Господи! — после всего, я решила, что ослышалась. — Неужели?

Едва не бросилась ему на шею в порыве, но Дугал лишь с досадой отвернулся и, оглядевшись, крикнул опять:

— Руперт! И куда подевался, черт…

Уже смеркалось, и двор был пуст и тих — лишь птицы, не ведающие людских забот, пересвистывались где-то в ветвях. Дугал нетерпеливо пнул попавший под ноги камень и хмуро посмотрел на меня:

— Придется ехать верхом. Пошли…

Но тут из дверей выбежала Летиция:

— Дугал!

Она сбежала по ступеням, и Дугал, отпустив меня, пошел ей навстречу.

— Дугал! — она схватила его руки, подняла полные слез глаза: — Прошу, не уезжай… Не оставляй меня сейчас.

Я замерла, ожидая, что он ответит, и радость, вспыхнувшая было в груди, погасла. Мы не уедем. Не можем уехать — я не могу. Летиция так много сделала для меня — ее присутствие, поддержка и доброта тогда, когда было труднее всего, помогли не сойти с ума, дали спасительную уверенность, что здесь у меня есть человек, которому я могу довериться. Она поверила мне — и вовсе не потому, что глупа, как во всеуслышание заявил Колум, а потому что чиста, словно ангел. И не увидеть этого не мог даже слепец. Лишь лэрд, замкнувшийся в своей гордыне, не хотел ничего замечать, и кто знает, не обратится ли весь его гнев на бедняжку Летицию, если мы покинем Леох.

Дугал вздохнул тяжело:

— Прости, сестренка…

Я испугалась, что сейчас он скажет «нет», шагнула к нему и уже почти коснулась плеча — попробовать уговорить, — но тут он подался вперед, обнял Летицию и прижал к себе. Она не сдержалась, заплакала, и Дугал торопливо зашептал:

— Я останусь, останусь, не плачь… Это я во всем виноват.

Я опустила руку и отступила, чувствуя себя лишней. Сердце сжалось, я вдруг так явственно ощутила, насколько сильно не вписываюсь в их жизнь, и в их мир. Я чужая здесь, Колум прав. Чужая…

Вдруг стало так зябко, так страшно — словно оказалась совсем одна посреди целого мира. Летиция что-то тихо говорила сквозь слезы, Дугал гладил ее по голове, утешая — до меня им не было дела, как и до моего одиночества. В голову полезли нехорошие мысли: а вдруг Колум прав и я и правда лишь игрушка для избалованного аристократа? Вдруг все, что Дугал мне обещал, окажется лишь пустотой, фальшивой монетой? Господи! Еще несколько минут назад я чувствовала уверенность, чувствовала себя защищенной — а теперь по коже бежал холод. Что, если все обман?

Не в силах больше видеть их, я отвернулась. И вдруг, не отдавая себе отчета, бросилась прочь. Прочь от этого замка! От его жестокого хозяина! И от Дугала!..

Небо уже потемнело — лишь тонкая розоватая полоска уходящего дня медленно гасла над горизонтом, делая далекие горы едва различимыми, но именно туда я стремилась. Я доберусь до этих проклятых камней! А если нет, пусть лучше погибну, чем жить здесь, вот так!..

— Клэр! — раздалось сзади, но я лишь припустила сильнее.

Прочь, прочь отсюда!

— Клэр!!!

Он все же догнал меня, схватил за плечи и хорошенько встряхнул.

— Пусти! — закричала я и принялась выкручиваться из хватки Дугала. — Пусти меня!

Он перехватил мои руки и вновь прижал к себе:

— Да что с тобой?

— Что со мной?! О, со мной все в порядке! — я снова задергалась, но Дугал лишь сильнее прижал меня.

— Ну тихо, тихо, девочка… — склонившись, прошептал вдруг так ласково и ладонь его коснулась моей щеки. — Ты не должна винить себя.

«Ну нет, это ты во всем виноват!» — хотелось крикнуть. Но вместо этого я лишь уткнулась в его грудь, благодарная за то, что он снова рядом.

— Знаю, тебе хотелось бы уехать, но мы должны остаться. Ты понимаешь?

Молча, я кивнула. Минуту назад я и сама думала о том же, а потом…

— Почему не ты женился на Летиции? — вырвалось у меня вдруг, и я посмотрела Дугалу в глаза.

Уже совсем стемнело, но я заметила растерянность на его лице.

— Я никогда не думал… — Дугал пожал плечами. — Колум и отец Летиции сговорились о браке, когда она была совсем девочкой, и иначе как о сестре, я никогда о ней… — тут он умолк и, показалось, посмотрел на меня как-то странно. — А почему ты об этом спросила?

А я и сама не знала, почему. Как-то само собой словами вырвалось то, от чего в груди было больно, чему я тогда не могла дать определения.

— Не знаю. Быть может, оттого, что вы подходите друг другу — с ней ты такой… — я стушевалась и замолчала.

— Какой? — переспросил Дугал, и ладони его заскользили по моей спине.

— Дугал, не надо, — я уперлась ему в грудь, понимая, что за этим последует, а мне в тот момент было совсем не до того. Попыталась вывернуться, но через миг оказалась на земле.

В этот раз не было долгих затейливых ласк и поцелуев. Перевернув меня на живот, Дугал попросту задрал мне юбки и сразу вошел — жестко, почти грубо. И тело, еще помнившее первую ночь, тут же отозвалось болью.

— Дугал!.. — я дернулась, но он в ответ лишь надавил мне на плечи, сильнее вжимая в мокрую от ночной росы траву. — Дугал, мне больно!

Он не остановился, даже не сбавил темпа — словно и не услышал. Напротив, в ответ на мое сопротивление словно взъярился, и я сжала зубы, подчиняясь, ибо иного не оставалось.

Быть может, так он выплескивал ярость и негодование, что кипели в душе, но и я была на пределе сил. И, едва все закончилось, ткнулась лицом в траву, не в силах сдержать подступивших слез.

— Клэр, Клэр… — Дугал тут же развернул меня, прижал к себе, и я разревелась от боли и обиды.

— Ненавижу! Ненавижу!.. — заколотила его по плечам.

Но в ответ услышала лишь:

— Прости…

Он обнял меня крепче, прижался горячими губами к виску, а потом поднял на руки и понес к горящему ночными огнями замку.