Я пережил войну и многое потерял. Я знаю, за что стоит бороться, а за что - нет. Честь и храбрость - сущность мужчины. И если мужчина убивает ради чего-то, он должен быть готов умереть за это. Вот потому, сородич, у женщины широкие бедра; здесь она укрывает и дитя, и мужчину. Жизнь мужчины происходит отсюда, и в ее крови закаляется его честь. Только ради любви я готов снова пройти сквозь огонь.
Автор: Диана Гэблдон Перевод: Надежда Сергеевна Носова
Я с энтузиазмом кивнула, и он стал рыться в багаже, чтобы найти чашку. Поскольку все комнаты были забиты людьми и их багажом, все наши седельные сумки, плюс свертки и коробки, с приобретенными на сборе вещами были принесены в нашу спальню. Горбатые тени от них, пляшущие на стенах, делали комнату похожей на грот с валунами.
Джейми сам был такой же губкой, как его внук, думала я, наблюдая, как он роется в вещах, полностью голый и совершенно не стесняющийся своей наготы. Он принимал все и, казалось, мог справиться со всем, с чем сталкивался на своем пути, неважно, насколько это было знакомо или чуждо ему. С безумными жеребцами, похищенными священниками, служанками, достигшими брачного возраста, упрямыми дочерьми и зятьями-еретиками. То, что он не мог одолеть или изменить, он просто поглощал, как губка раковину.
Следуя этой аналогии, я подумала, что раковиной была я. Выхваченная из моей жизненной ниши неожиданным быстрым потоком, поглощенная и окруженная Джейми и его жизнью. Пойманная навсегда среди чужих потоков, струящихся через чужую среду.
Эта мысль вызвала во мне странное чувство. Раковина неподвижно лежала на дне тазика, красивая ... но пустая. Очень медленно, я поднесла губку к затылку и сжала ее, чувствуя щекотку от потока теплой воды на моей спине.
Большей частью, я ни о чем не жалела. Я сама сделала выбор, и я хотела быть здесь. И все же иногда какие-то мелочи, как, например, наша беседа об иммунитете, заставляли меня осознать, как много было потеряно из того, что я имела, и кем я была. Несомненно, какая-то часть меня исчезла, была переварена, и от этой мысли я ощущала в себе пустоту.
Джейми, нагнувшись, рылся в одной из седельных сумок, и вид его голых ягодиц, в невинном бесстыдстве повернутых ко мне, рассеял мои тревожные мысли. Ягодицы были изящной формы с округлыми мышцами и красиво покрыты золотисто-красным пушком, блестящим в свете камина и свечи. Длинные бледные колонны ног затеняли его мошонку, темную и едва видимую между ними
Он, наконец, нашел чашку и наполовину наполнил ее. Повернувшись, чтобы вручить ее мне, и подняв глаза, он удивился, увидев, что я уставилась на него.
- Нет, - произнесла я, но, по-видимому, довольно неуверенно, потому что его брови на мгновение сошлись.
- Нет, - повторила я более уверенно и взяла чашку, с улыбкой приподняв ее в знак благодарности. - Просто думала.
Ответная улыбка коснулась его губ.
- Да? Ты не должна много думать вечером, сассенах. Будут сниться кошмары.
- Полагаю, ты прав, - я отпила из чашки, и к моему удивлению это оказалось вино - и притом очень хорошее. - Где ты раздобыл его?
- Отец Кеннет дал. Это вино для причастия, но не освященное. Он сказал, что люди шерифа все равно отберут его, пусть уж лучше оно достанется мне.
Небольшая тень набежала на его лицо при упоминании о священнике.
- Ты думаешь, с ним все будет в порядке? - спросила я. Люди шерифа не показались мне цивилизованными стражами порядка, а скорее головорезами, остановить которых мог только страх - страх перед Джейми.
- Я надеюсь, что так, - Джейми беспокойно отвернулся. - Я сказал шерифу, если святого отца обидят, то он и его люди ответят за это.
Я тихо кивнула, потягивая вино. Если Джейми узнает о том, что отцу Донахью был причинен какой-либо вред, то он действительно заставит шерифа ответить. Мысль немного встревожила меня, сейчас было не время наживать врагов, а шериф графства Оранж был бы серьезным врагом.
Я подняла голову и увидела, что Джейми смотрит на меня с видом глубокого удовлетворения.
- Ты в хорошем теле сейчас, сассенах, - заметил он, склонив голову набок.
- Льстец, - сказал я, кинув на него холодный взгляд, и снова взяла губку.
- Ты, должно быть, набрала целый стоун с весны, - с одобрением произнес он, игнорируя мой взгляд, и обошел вокруг меня, разглядывая. - Хорошее лето было для нагула, да?
Я повернулась и бросила губку ему в голову.
Он ловко поймал ее, усмехаясь.
- Я и не подозревал, как хорошо ты поправилась, сассенах, ты была такая закутанная все эти недели. Я не видел тебя голой, по крайней мере, целый месяц.
Он все еще осматривал меня, как если бы я была главным участником на Шропширской выставке свиней.
- Наслаждайся этим, - посоветовала я ему, вспыхнув от раздражения. - Ты не увидишь такого еще долгое время!
Я потянула сорочку, закрывая свои - бесспорно полноватые - груди.
Его брови приподнялись с удивлением от моего тона.
- Ты же не сердишься на меня, сассенах?
- Конечно, нет, - сказала я. - С чего ты так решил?
Он улыбнулся, рассеяно потирая губкой свою грудь и глядя на меня. Его соски сжались от холода и торчали среди рыжих вьющихся волос, влага мерцала на его коже.
- Мне нравится, когда ты полная, сассенах, - сказал он мягко. - Полная и сочная, как маленькая курочка. Мне действительно очень нравится.
Я могла бы подумать, что он пытается загладить свои неосторожные слова, если бы голые мужчины не были снабжены идеальными детекторами лжи. Ему действительно нравилось - очень.
- О, - сказала я и медленно спустила сорочку. - Хорошо, тогда.
Он приподнял подбородок, указывая на кровать. Я колебалась мгновение, потом встала и позволила сорочке упасть на пол рядом с его брюками. Протянув руку, я забрала у него губку.
- Я ... хм ... только закончу мыться, да? - пробормотала я и, повернувшись к нему спиной, поставила ногу на стул, услышав одобрительный рокот за своей спиной. Я улыбнулась про себя, но не стала торопиться. В комнате значительно потеплело, и к тому времени, когда я закончила мыться, моя кожа была розовой и гладкой, и только пальцы рук и ног еще немного мерзли.
Я, наконец, обернулась и обнаружила, что Джейми все еще наблюдает за мной, потирая запястье с немного хмурым видом.
- Ты мылся? - спросила я. - Даже если тебе ядовитый плющ не повредит, его яд может попасть на вещи, которых ты касаешься, а у меня нет к нему иммунитета.
- Я вымыл руки щелоком, - уверил он меня, положив их на мои плечи для иллюстрации. Он сильно пах едким жидким мылом, которое мы делали из нутряного сала и древесного пепла. Оно было не ароматизировано и хорошо подходило для таких вещей, как мытье полов или чистка закопченных кастрюль. Неудивительно, что он чесался, мыло довольно сильно раздражало кожу, а его руки были в царапинах и трещинах.
Я нагнула голову и поцеловала суставы его пальцев, потом взяла небольшую коробочку, где держала всякую личную мелочь и вынула баночку с бальзамом для кожи. Бальзам был сделан из масла грецкого ореха, воска и очищенного ланолина, вываренного из шерсти овец, имел приятный зеленый цвет и был ароматизирован эссенцией из цветков ромашки, окопника, тысячелистника и бузины. Он хорошо успокаивал раздраженную кожу.
Я зачерпнула немного бальзама и растерла его между ладонями, твердая сначала масса расплавилась и стала приятно теплой.
- Вот, - сказала я и взяла одну его руку между своими ладонями, втирая мазь в складки суставов и массажируя мозолистые ладони. Медленно он расслабился, позволив мне растянуть каждый палец, когда я втирала мазь в маленькие царапины и трещинки. На руках его также были следы от поводьев, которые он накручивал на них.
- Красивый букет, Джейми, - сказала я, кивая на букетик в стакане. - Однако что заставило тебя сделать это?
В то время как Джейми был весьма романтичен на свой лад, он также был довольно практичным человеком, и я не помнила, чтобы он когда-либо делал мне подарки, совершенно не имеющие практической пользы. Кроме того, он был человеком, который не видел никакой ценности в растительности, которую нельзя было съесть, использовать в лечебных целях или для варки пива.
Он слегка пошевелился, выглядя явно смущенным.
- Ну, в общем, - начал он, отводя взгляд. - Я только ... я имею в виду ... ну, у меня была маленькая вещь, которую я хотел подарить тебе, только я ее потерял. И когда тебе понравился букетик, который Роджер собрал для Брианны, я ... - он прервался, пробормотав тихо что-то вроде "ффрры".
Мне страшно хотелось рассмеяться, но вместо этого я взяла его руку и нежно поцеловала ее. Он выглядел смущенным, но ему понравилось. Его большой палец наткнулся на полузаживший ожог на моей руке, оставленный горячим чайником.
- О, сассенах, тебе тоже нужна мазь. Позволь мне, - сказал он и наклонился, что взять зеленой массы. Он обхватил мою руку своими ладонями, теплыми и скользкими от масла и воска.
Я мгновение сопротивлялась, но потом позволила ему взять мою руку. Он делал пальцами медленные сильные круги на моей ладони, отчего мне захотелось закрыть глаза и растаять. Я тихо вздохнула от удовольствия и, должно быть, все-таки закрыла глаза, потому что не видела, как он подошел ближе, и только почувствовала краткое касание его мягких губ.
Я лениво подняла вторую руку, и он взял ее. Наши пальцы переплелись, ладони соединились. Он стоял так близко, что я чувствовала его тепло и мягкое прикосновение отбеленных солнцем волос на его руке, когда он потянулся за мазью.
Он остановился, еще раз коротко поцеловав меня. Огонь в камине шипел, как поднимающийся прибой, а его свет мерцал на побеленных стенах, как будто над нами поблескивала вода. Мы вдвоем были одни, словно на дне море.
- Вообще говоря, Роджер был не совсем романтичным, - сказала я. - Или был, смотря как посмотреть на это.
Джейми выглядел недоумевающим, когда снова взял мою руку. Наши пальцы снова переплелись, медленно потирая друг друга, и я вздохнула от удовольствия.
- Да?
- Бри спрашивала меня о контроле за рождаемостью, и я рассказала о способах, которые здесь доступны, хотя, честно говоря, они не совсем действенны, но все же лучше, чем ничего. А старая бабушка Бэкон дала мне немного семян, которые, как она говорит, индейцы используют для предохранения, и они могут быть очень эффективными.
Лицо Джейми неожиданно и смешно изменилось от расслабленного сонного удовольствия до глубокого удивления.
- Контроле против чего? Она ... ты имеешь в виду ... эти грязные сорняки ...
- Ну, да. Или я, по крайней мере, думаю, что они могут помочь предотвратить беременность.
- Ммфм.
Движение его пальцев замедлилось, и брови нахмурились скорее от беспокойства, чем от неодобрения. Потом он вернулся к работе, массажируя мои руки сильными быстрыми движениями. Он молчал некоторое время, деловито втирая крем, словно натирал упряжь седельным мылом, и совсем не походил на мужа, ласкающего нежные руки любимой жены. Я немного пошевелилась, и он, казалось, осознал, что сделал мне больно. Он остановился, нахмурившись, потом мягко пожал мои руки, и его лицо расслабилось. Подняв мою руку к своим губам, он поцеловал ее и возобновил массаж теперь уже медленными мягкими движениями.
- Ты думаешь ... - начал он и замолчал.
- Что?
- Ммфм. Тебе не кажется это странным, сассенах? Что молодая женщина, только что вышедшая замуж, думает о таких вещах?
- Нет, не кажется, - сказала я довольно резко. - Мне кажется это довольно разумно. И они не только что поженились ... то есть, я имею в виду, у них уже есть ребенок.
Его ноздри раздулись в беззвучном несогласии.
- Это у нее есть ребенок, - сказал он. - Мне кажется, что молодая женщина, нашедшая подходящего мужчину, вряд ли должна думать в первую очередь о том, чтобы не забеременеть. Ты уверена, что между ними все хорошо, сассенах?
Я помолчала, раздумывая над его словами.
- Я думаю, все хорошо, - начала я, наконец, медленно. - Понимаешь, Джейми, Бри из времени, где женщины могут сами решать иметь или не иметь им детей. Она считает, что это ее право.
Широкий рот задвигался и сжался, пока он думал. Я могла видеть, что он пытался освоить эту мысль, совершенно не согласующуюся с его опытом.
- Значит, вот как? - спросил он, наконец. - Женщина может сказать, я буду или не буду рожать ребенка, а у мужчины нет права голоса, да?
Я рассмеялась.
- Ну, не совсем так. Или не всегда. Думаю, есть случайность, или невежество и глупость, многие женщины не задумываются об этом. И большинству женщин, безусловно, не все равно, что их мужчины думают об этом. Но, да ... полагаю, что, в главном, ты прав.
Он кашлянул.
- Но МакКензи тоже из того времени. Значит, он не считает это странным?
- Он собирал эти сорняки для нее, - указала я.
- Да, - морщинка между его бровями осталась, но хмурый взгляд слегка прояснился.
Становилось поздно, и приглушенный ропот разговоров и смех в доме затихали. В наступающей тишине внезапно раздался крик ребенка. Мы оба замолчали, прислушиваясь, потом успокоились, когда негромкий голос его матери донесся из-за закрытой двери.
- Кроме того, совсем не странно для молодой женщины думать о таких вещах. Марсали спрашивала меня об этом перед свадьбой с Фергюсом.
- О, вот как? - он приподнял одну бровь. - Разве ты ей не рассказала?
- Конечно, рассказала!
- Чтобы ты не сказала, это не работает, не так ли? - один уголок его рта приподнялся в циничной усмешке. Герман родился приблизительно через десять месяцев после свадьбы его родителей, и Марсали забеременела Джоан в течение нескольких дней, как отняла его от груди.
Я почувствовала, что щеки мои раскраснелись.
- Ничто не работает постоянно, даже современные методы. И что касается Марсали - ничто вообще не работает, если это не использовать.
Фактически, Марсали не желала беременеть не потому, что не хотела ребенка, а потому, что боялась, что мысль о беременности может помешать ее близости с Фрегюсом. "Когда мы ляжем в постель, я хочу, чтобы мне это понравилось", вспомнила я ее слова тогда и улыбнулась воспоминанию.
Я цинично подумала, что ей это понравилось, и она решила, что беременность вряд ли уменьшит ее наслаждение Фергюсом. Но что касается страхов Джейми насчет Брианны, то, конечно, между ней и Роджером существует тесная близость. Однако, это вряд ли ...
Одна из рук Джейми осталась сплетенной с моими пальцами, другая тихо скользнула вниз вдоль моего тела.
- О, - произнесла я, начиная терять ход моих мыслей.
- Таблетки, ты говоришь? - его лицо было очень близко, глаза прикрыты, пока он работал руками. - Значит, так это делается?
- Хм ... о, да.
- Ты не взяла их с собой, - спросил он, - когда вернулась?
Я сделала глубокий вдох и выдохнула, чувствуя, что начала таять.
- Нет, - ответила я слабым голосом.
Он сделал паузу, слегка сжав ладонью внизу.
- Почему нет? - спросил он тихо.
- Я ... ну ... я действительно ... я думала ... их нужно принимать постоянно. Я не могла принести много. Есть более радикальное средство, небольшая операция. Это просто, и навсегда делает человека бесплодным.
Я сглотнула. Готовясь к возвращению в прошлое, я серьезно раздумывала о возможной беременности и рисках, связанных с ней. Я знала, что вероятность была очень маленькой, учитывая мой возраст и предыдущий опыт, но все же ...
Джейми стоял неподвижно, смотря вниз.
- Ради бога, Клэр, - сказал он, наконец, низким голосом. - Скажи, что ты сделала это.
Я глубоко вздохнула и сжала его пальцы.
- Джейми, - сказала я мягко, - если бы я сделала это, то я сказала бы тебе, - я снова сглотнула. - Ты хотел бы, чтобы я сделала?
Он все еще держал мою руку. Его другая рука оставила мое укромное место и легла на мою спину, прижимая меня к его телу. Кожа его была теплой, почти горячей.
Мы стояли близко друг к другу, прижимаясь телами, несколько минут. Потом он вздохнул, и его грудь приподнялась под моим ухом.
- У меня достаточно детей, - сказал он спокойно. - У меня только одна жизнь, и она твоя, mo chridhe.
Я потянулась и коснулась его лица. Оно было изборождено морщинами от усталости и поросло щетиной, он не брился несколько дней.
Я думала об этом. И почти решилась попросить знакомого хирурга сделать мне стерилизацию. Здравый смысл говорил в пользу этого, нет смысла рисковать. И все же ... не было никакой гарантии, что я переживу переход, попаду в нужное время и место, или найду его снова. И еще меньше был шанс, что я забеременею в моем возрасте.
И все же, расставшись с ним на долгое время, не зная, смогу ли я вообще найти его, я не смогла заставить себя лишить нас этой возможности. Я не хотела больше детей. Но если я найду его, и он захочет ... тогда я бы рискнула ради него.
Я потрогала его, и он сделал тихий горловой звук, тесно прижав меня к себе и зарывшись лицом в мои волосы. Наша любовь всегда была риском и обещанием - ибо если он держал мое тело, ложась со мной, то я держала его душу и знала это.
- Я думала, что ты никогда не увидишь Брианну. И я не знала о Вилли. Было бы неправильно, если бы я лишила тебя шанса иметь другого ребенка, не сказав тебе.
Ты кровь от моей крови, сказала я ему, кость от моей кости. Это было так и будет всегда, независимо от того, будут у нас дети или нет.
- Я не хочу другого ребенка, - прошептал он. - Я хочу тебя.
Его рука поднялась, как бы сама по себе, и коснулась моей груди кончиками пальцев, оставив на коже прохладу душистого зеленого крема. Я обняла его талию рукой и шагнула назад, ведя его к кровати. У меня едва хватило времени загасить свечу.
- Не беспокойся о Брианне, - сказала я, дотрагиваясь до него, когда он поднялся надо мной, вырисовываясь темным силуэтом в свете камина. - Роджер собирал траву для нее. Он знает, чего она хочет.
Он издал глубокий смешок, который прервался, когда он скользнул между моих ног, где все было готово и хорошо смазано, и который превратился в тихий стон удовольствия и слияния, когда он вошел в меня.
- Я тоже знаю, чего я хочу, - сказал он приглушенно в мои волосы. - Я подарю тебе завтра еще один букет.
Полубесчувственная от усталости, ослабевшая от любви и убаюканная комфортом мягкой кровати и чистого белья, я спала, как мертвая.
Где-то ближе к рассвету мне стали сниться приятные бесформенные сны о прикосновениях и цвете. Маленькие руки коснулись моих волос, погладили мое лицо, я повернулась на бок, воображая во сне, что кормлю грудью маленького ребенка. Крошечные нежные пальчики мяли мне грудь, и я подняла руку, пытаясь коснуться головы ребенка. И он укусил меня.
Я завопила и села в постели, увидев, как серая фигурка скользнула по одеялу и исчезла в ногах кровати. Я завопила еще громче.
Джейми слетел с кровати, перекатился по полу и вскочил на ноги, набычившись и сжав кулаки.
- Что? - спросил он, дико оглядываясь вокруг в поисках мародеров. - Кто? Что?
-Крыса! - сказала я, указывая дрожащим пальцем на место, где серая фигурка исчезла между головкой кровати и стеной.
- О, - его плечи расслабились, и он, моргая, провел руками по лицу и волосам. - Крыса?
- Крыса в нашей кровати, - сказала я, совсем не расположенная рассматривать этот факт спокойно. - Она укусила меня!
Я стала придирчиво рассматривать мою раненную грудь. Крови не было, только несколько крошечных следов уколов, которые немного саднили. Тем не менее, я подумала о бешенстве, и моя кровь похолодела.
- Не беспокойся, сассенах. Я разберусь с ней.
Расправив плечи, Джейми взял кочергу возле камина и целеустремленно двинулся к изножью кровати. Головка была из цельного дерева, и между нею и стеной оставалось только несколько дюймов свободного пространства. Крыса была поймана в ловушку, если она не успела убежать за секунду между моим криком и прыжком Джейми из-под одеяла.
Я встала на колени, готовая спрыгнуть с кровати в случае необходимости. Сосредоточено хмурясь, Джейми сжал кочергу и свободной рукой откинул одеяло.
Он с силой ткнул кочергой ... и внезапно отдернул, ударив ею по стене.
- Что? - спросила я.
- Что-о-о? - эхом отозвался он изумленным тоном. Он согнулся ближе, прищурившись в тусклом свете, потом начал смяться. Он положил кочергу, сел на корточки и медленно потянулся рукой к щели между головкой кровати и стеной, издавая сквозь зубы тихие щебечущие звуки, словно далеко в кустарнике кормились птички.
- Ты разговариваешь с крысой? - я поползла в ноги кровати, но он показал мне кивком головы вернуться назад, продолжая щебетать.
Я нетерпеливо ждала. Через минуту он схватил что-то и издал тихое довольное восклицание. Он встал, улыбаясь, серое пушистое тельце, которое он держал за шкирку, свисало словно маленький кошелек.
- Вот твой маленький разбойник, сассенах, - сказал он и мягко положил шарик серого меха на одеяло. Огромные глаза бледно-зеленого цвета уставились на меня, не мигая.
- О, Боже, - сказала я. - Откуда ты появился?
Я очень медленно протянула палец. Котенок не двигался. Я коснулась края крошечной шелковистой челюсти, и большие глаза зажмурились, превратившись в узкие щелочки, когда он стал тереться о мой палец. Удивительно глубокое для такого миниатюрного тельца мурлыканье наполнило спальню.
- Вот, - сказал Джейми с огромным удовлетворением, - подарок, который я хотел подарить тебе, сассенах. Он будет защищать твой медицинский кабинет от вредителей.
- Ну, наверное, от очень маленьких вредителей, - произнесла я, с сомнением разглядывая подарок. - Я думаю, большой таракан может утащить его в свою нору, не говоря уже о мыши. И это действительно он?
- Он вырастет, - уверил меня Джейми. - Посмотри на его лапы.
Он - а это действительно был он - перекатился на спинку, притворяясь мертвым жуком, и задрал лапы кверху. Каждая лапка была примерно размером с большой медный пенни, огромная по сравнению с маленьким телом. Я коснулась крохотных подушечек, нежно-розовых среди серой шерсти, и котенок стал извиваться в экстазе.
Раздался осторожный стук в дверь, и я поспешно натянула простынь, прикрывая грудь. Дверь приоткрылась и лохматая голова мистера Вемисса с волосами, словно копна соломы, высунулась из коридора.
- Э-э ... я надеюсь, все хорошо, сэр? - спросил он, близоруко щурясь. - Моя дочка разбудила меня и сказала, что где-то шумят, а потом мы услышали удар, и ...
Он торопливо перевел взгляд с меня на выбоину в стене, оставленную кочергой.
- Да, все хорошо, Джозеф, - уверил его Джейми. - Просто маленький котенок.
- О, да? - мистер Вемисс украдкой бросил взгляд на кровать, и его худое лицо расцвело улыбкой, когда он увидел пятно серого меха. - Котеночек, да? Думаю, он станет прекрасным помощником на кухне.
- Да, кстати, насчет кухни, Джозеф будь добр отправь свою девочку, чтобы она принесла блюдечко сливок для котенка, хорошо?
Мистер Вемисс кивнул и исчез, послав еще одну улыбку котенку.
Джейми потянулся, зевая, и энергично почесал голову обеими руками, отчего его волосы стали торчать еще более дико. Я смотрела на него с чисто эстетическим удовольствием.
- Ты похож на мамонта, - сказала я.
- О? И какой он из себя, кроме того, что большой?
- Это своего рода доисторический слон. Такие животные с длинными хоботами.
Он, прищурившись, поглядел вниз вдоль своего тела.
- Ну что ж, благодарю за комплимент, сассенах, - сказал он, - мамонт, значит, да?
Он снова вскинул руки вверх и потянулся, небрежно выгибая спину, от чего - совершенно непреднамеренно, я думаю - увеличил сходство, которое можно найти между полу-возбужденной частью утренней анатомии мужчины и лицевым украшением животного семейства толстокожих.
Я рассмеялась.
- Это не совсем то, что я имела в виду, - сказала я. - Хватит тянуться, Лиззи может прийти в любую минуты. Надень рубашку или залезай в кровать.
Звук шагов в коридоре, заставил его нырнуть под одеяло, отчего котенок испуганно бросился прочь, цепляясь коготками за простыню. Это был снова мистер Вемисс, который решил сам принести молоко, чтобы не подвергать свою дочь возможному риску увидеть Самого обнаженным.
Погода была великолепной. Вчера ночью мы оставили ставни открытыми, и теперь в окна было видно небо цвета свежих устриц, влажное и жемчужно-серое. Мистер Вемисс поглядел на него, кивнул головой в ответ на благодарность Джейми, и поковылял назад в свою кровать, довольный, что может еще полчаса подремать до рассвета.
Я выпутала котенка, нашедшего убежище в моих волосах, и поставила его рядом с блюдцем. Я не думала, что он когда-либо в жизни видел сливки, но запаха было достаточно, и через мгновение он уже измазал свои усы, лакая изо всех сил.
- Здорово уплетает, - заметил Джейми с одобрением. - Я могу слышать его отсюда.
- Он такой милый, где ты его взял? - я устроилась в изгибе тела Джейми, наслаждаясь его теплом. Огонь почти прогорел за ночь, и воздухе в спальне был холодный с кисловатым запахом пепла.
- Нашел в лесу, - Джейми широко зевнул и положил голову на мое плечо, наблюдая за котенком, который предавался греху чревоугодия. - Я думал, что я его потерял, когда Гидеон понесся. Наверное, он заполз в одну из седельных сумок и приехал сюда вместе с остальными вещами.
Сонно прижавшись друг к другу в теплом гнезде нашей кровати, мы лежали в блаженном оцепенение, пока небо за окнами не посветлело, а воздух не наполнился голосами проснувшихся птиц. Дом также просыпался, снизу донесся плач ребенка, сопровождаемый ропотом голосом и звуками движения. Нужно было подниматься - предстояло многое сделать - но ни один из нас не двигался, никто не желал нарушать ощущение мирного убежища. Джейми тихо вздохнул, обдав теплом мое плечо.
- Неделя, я думаю, - сказал он спокойно.
- До твоего отъезда?
- Да. Этого времени хватит, чтобы наладить дела здесь и поговорить с мужчинами Риджа. Потом неделя, чтобы проехать от Линии соглашения до Пьяного ручья и объявить сбор, потом я приведу их сюда для обучения. Если Трайон призовет милицию ...
Некоторое время я лежала тихо, обвив руки Джейми, его ладонь лежала на моей груди.
- Если он призовет, то я пойду с вами.
Он поцеловал меня сзади в шею.
- Ты хочешь этого? - спросил он. - Я не думаю, что это необходимо. nbsp;
&Ни ты, ни Бри не знаете, что здесь в это время были какие-то сражения.
- Это лишь означает, что если сражение было, то было не большим, и потом это разные места, - сказала я. - Эти Колонии огромны, Джейми. А через двести лет мелкие конфликты просто забудутся. Что касается Бостона ... - я вздохнула и сжала его руку.
Сама я мало что знала о событиях в Бостоне, но Бри, которая росла там, изучала в школе местную историю и историю США. Я слышала, как она рассказывала Роджеру о бостонской резне - небольшой конфронтации между местными жителями и британскими войсками, которая имела место в прошлом марте.
- Да, наверное, ты права, - сказал он. - Однако мне не кажется, что все это выльется во что-нибудь серьезное. Думаю, Трайон только хочет припугнуть регуляторов и призвать их к порядку.
Это было весьма вероятно. Однако я хорошо знала старую пословицу "Человек предполагает, а Бог располагает" - и зависит ли это от Бога или от Уильяма Трайона, но только небеса знают, что может случиться.
- Ты так думаешь? - спросила я. - Или только надеешься?
Он вздохнул и вытянул ноги, его рука на моей талии напряглась.
- И так, и так, - сказал он. - Главным образом я надеюсь. И я молюсь. Но я действительно так думаю.
Котенок полностью вылакал блюдце. Он с тихим шлепком сел на свой маленький зад и облизал остатки сливок с мордочки, потом медленно направился к кровати с заметно раздувшимися боками. Он запрыгнул на одеяло рядом со мной и, растянувшись, быстро заснул.
Возможно, не совсем, потому что я чувствовала тихую дрожь его урчания через одеяло.
- Как мне его назвать, как ты думаешь? - вслух размышляла я, поглаживая кончик мягкого тонкого хвостика. - Пятнышко? Пушок? Облачко?
- Дурацкие имена, - сказал Джейми с ленивой терпимостью. - Вы так называли своих кошечек в Бостоне? Или в Англии?
- Нет. У меня никогда раньше не было кошек, - сообщила я ему. - У Фрэнка была аллергия на них, они заставляли его чихать. А какое подходящее шотландское имя для кота - Диармуид? МакДжилливрей?
Он фыркнул и рассмеялся.
- Адсо, - сказал он уверенно, - назови его Адсо.
- Что это за имя? - спросила, повернувшись к нему в удивлении. - Я слышала много странных шотландских имен, но не это.
Он оперся подбородком на мое плечо, наблюдая за котенком.
- У моей матери был котенок по имени Адсо, - сказал он удивленно. - Серый котенок, совсем такой же как этот.
- Да? - я положила руку на его ногу. Он редко говорил о своей матери, которая умерла, когда ему было восемь лет.
- Да. Редкостный мышелов и очень любил мою мать, хотя нас, детей, не любил, - он улыбнулся воспоминанию. - Возможно потому, что Дженни одевала его в кукольное платье и кормила сухарями, а я как-то бросил его в запруду возле мельницы, чтобы посмотреть умеет ли он плавать. Между прочим, он умел, - сообщил он мне, - но ему страшно не понравилось.
- Не могу сказать, что обвиняю его, - сказала я. - Но почему Адсо? Это имя какого-то святого?
Я привыкла к специфическим именам кельтских святых, начиная от Эя до Дерворгиллы, но о святом Адсо еще не слышала. Может быть, это святой заступник мышей.
- Не святого, - поправил он меня. - Монаха. Моя мать была очень образована, она обучалась в Леохе вместе с Коллумом и Дугалом, и могла читать на греческом, латинском и немного на еврейском, знала также французский и немецкий языки. У нее, конечно, не было большой возможности читать в Лаллиброхе, но мой отец старался из всех сил и заказывал ей книги из Эдинбурга и Парижа.
Он потянулся через меня и погладил шелковистое прозрачное ушко, котенок, продолжая урчать, дернул усами и сморщил мордочку, словно собрался чихнуть, но глаза не открыл.
- Одна из ее любимых книг была написана австрийцем Адсо из Мелька, и она посчитала, что это подходящее название для котенка.
- Подходящее?
- Да, - сказал он, кивнув на пустое блюдце с совершенно серьезным лицом. - Адсо Молочный.
На миг появилась зеленая щелочка, когда один глаз приоткрылся, словно в ответ на это имя, потом снова исчезла, и урчание возобновилось.
- Ну что ж, если он не возражает, то я тем более, - сказала я. - Значит Адсо.
(1)Сын дьявола (гэльск.)
(2)Мера длины, прим. равна 4 дюймам, применяется для измерения роста лошадей
Неделю спустя мы, то есть женщины, занимались изнурительной стиркой, когда Кларенс громко затрубил, извещая о чьем-то прибытие. Маленькая миссис Аберфельд подскочила, словно ее ужалила пчела, и уронила охапку мокрых рубашек на землю. Миссис Баг и миссис Чизхолм раскрыли рты, собираясь отчитать молодую женщину, а я, воспользовавшись моментом, вытерла руки о передник и поспешила к лесу встретить любого, кто бы там не приехал.
Из-за деревьев показался гнедой мул, за которым следовала толстая коричневая кобыла, привязанная за поводья к седлу. Мул запрядал ушами и с энтузиазмом ответил на приветствие Кларенса. Я заткнула уши от дикого шума и, прищурившись против слепящего солнца, попыталась рассмотреть наездника.
- Мистер Хасбанд! - вытащив пальцы из ушей, поспешила я приветствовать его.
- Миссис Фрейзер, доброго дня вам!
Хермон Хасбанд снял свою черную фетровую шляпу и коротко поклонился мне, потом со стоном слез с мула, что говорило о долгих часах, проведенных им в седле. Когда он распрямился, его губы, окруженные бородой, беззвучно задвигались, он был квакером и не использовал сильных выражений. Не вслух, по крайней мере.
- Ваш муж дома, миссис Фрейзер?
- Я видела, как он только что пошел к хлеву, я пойду и найду его! - закричала я, пытаясь перекрыть рев мулов. Я взяла его шляпу и показала ему на дом. - Я позабочусь о ваших животных!
Он кивнул, поблагодарив меня, и медленно захромал вокруг дома к кухонной двери. Со спины я могла видеть, как трудно ему было идти, он с трудом мог опираться на левую ногу. Шляпа в моей руке была покрыта слоем пыли и грязи, и я учуяла запах грязной одежды и немытого тела, когда он стоял возле меня. "Очевидно, что он ехал в течение длительного времени - неделю или больше, - подумала я, - и спал, в основном, на открытом воздухе".
Я расседлала мула и сняла две поношенные седельные сумки с брошюрами, скверно напечатанными и плохо иллюстрированными. Я с интересом рассмотрела одну такую иллюстрацию. Это была гравюра на дереве, изображающая нескольких горящих праведных гневом регуляторов, которые противостояли кучке чиновников, среди которых я без труда опознала приземистую фигуру Дэвида Анструтера. В подписи под рисунком его имя не упоминалось, но художник с замечательной точностью передал его сходство с ядовитой жабой. Неужели, подумала я, Хасбанд взялся развозить эти проклятые брошюры из дома в дом.
Я загнала животных в загон, сложила седельные сумки и шляпу у порога дома, потом поднялась вверх по холму к хлеву - маленькой пещере, которую Джейми обнес частоколом. Брианна называла его родильным отделением, так как там обычно размещали ожидающих роды кобыл, коров и свиней.
Я задавалась вопросом, что привело сюда Хермона Хасбанда, и не преследовали ли его. Ему принадлежали ферма и небольшая мельница, находящиеся в двух днях пути от Риджа, и вряд ли эту поездку он предпринял ради удовольствия лицезреть нас.
Хасбанд был одним из лидеров регуляторов, и его не раз заключали в тюрьму за подстрекательские брошюры, которые он печатал и распространял. Последние новости, которые я о нем слышала, гласили, что он был исключен из местной общины квакеров, которые посчитали его деятельность призывом к насилию. Я думаю, у них были основания для такого вывода, судя по брошюрам, которые я читала.
Дверь хлева была открыта, и из нее струились богатые запахи соломы, теплых животных и удобрения, вместе с богатым потоком слов Джейми. Джейми, не будучи квакером, верил в сильные выражения и с удовольствием использовал их, хотя, в основном, на гэльском языке, отчего они звучали скорее поэтически, чем вульгарно.
Звучащие сейчас излияния я перевела примерно так. "Пусть твои кишки спутаются, как змеи, пусть твое брюхо лопнет, и кишки вывалятся наружу! Пусть проклятие ворона падет на тебя, незаконнорожденное отродье навозных мух!" Или что-то подобное.
- С кем ты разговариваешь? - поинтересовалась я, просовывая голову в ворота. - И что такое проклятие ворона?
Я моргала, всматриваясь в полумрак, и различила только высокую тень напротив копны соломы, сложенной у стены. Он повернулся, услышав меня, и шагнул в свет, льющийся от дверей, потом провел рукой по голове. В волосах была солома и несколько выбившихся прядок волос стояли торчком.
- Tha nighean na galladh torrach! - сказал он свирепо и ткнул пальцем позади себя.
- Белая сукина дочь? О! Ты имеешь в виду, что чертова свинья снова сбежала?
Большая белая свинья, обладая замечательной упитанностью и удивительной репродуктивной способностью, была в тоже время существом хитрым и коварным, а также терпеть не могла ограничений своей свободы. Она уже дважды сбегала из родильного отделения - один раз, она целеустремленно кинулась на Лиззи, которая, вскрикнув, разумно нырнула в сторону, когда свинья бросилась в открытые ворота, а второй раз, она усердно вырыла яму возле стены хлева, куда залегла в засаде, и, дождавшись, когда ворота откроются, сбила меня с ног, вырвавшись на широкий простор.
На сей раз свинья не обеспокоилась выработкой стратегии, она просто сломала доску своей загородки и прокопала под частоколом туннель, достойный британских военнопленных, совершивших побег из нацистского лагеря.
- Да, сбежала, - сказал Джейми, переходя на английский язык теперь, когда его ярость немного спала. - Что касается проклятия ворона, это означает, что вы желаете кому-нибудь, чтобы вороны налетели на его посевы и съели все зерно. В данном случае, я желаю, чтобы вороны выклевали глаза этой твари.
- Полагаю, в таком случае ее легче будет поймать, - сказала я, вздыхая. - Как скоро она должна опороситься?
Он пожал плечами и провел рукой по волосам.
- День, два или, возможно, три. Поделом ей, если она опоросится в лесу, и ее вместе с поросятами съедят волки, - он раздраженно пнул по куче сырой земли, оставшейся от рытья тоннеля, послав комки грязи в дыру. - Кто приехал? Я слышал рев Кларенса.
- Хермон Хасбанд.
Он резко повернулся ко мне, тотчас же забыв про свинью.
- Да, неужели? - сказал он тихо, как бы про себя. - Как интересно.
- Мне тоже. Он уже давно в дороге, вероятно, развозит свои памфлеты.
Мне пришлось почти бежать за Джейми, когда он широкими шагами направился к дому, приводя в порядок волосы. Я нагнала его как раз вовремя, чтобы успеть смахнуть соломинки с его плеч, прежде чем он вошел во двор.
Джейми небрежно кивнул миссис Чизхолм и миссис МакЛеод, которые палками вытаскивали белье из большого исходящего паром котла и расстилали его на кустах для просушки. Я пошла вместе с Джейми, игнорируя обвиняющие взгляды женщин и пытаясь выглядеть так, как будто у меня есть более важные дела, чем заниматься стиркой.
Кто-то дал Хасбанду перекусить, на столе лежал ломоть объеденного хлеба с маслом и наполовину пустая кружка с пахтой. Там же лежала голова Хасбанда, которую он положил на согнутую руку. Адсо сидел на столе, зачарованно наблюдая за серыми торчащими усами, которые от храпа квакера дрожали, как антенны. Котенок только что протянул лапку к открытому рту Хасбанда, когда Джейми взял его за загривок и аккуратно опустил в мои руки.
- Мистер Хасбанд? - произнес он спокойно, наклоняясь над столом. - Ваш слуга, сэр.
Хасбанд фыркнул, моргнул, потом резко сел, чуть не опрокинув кружку. Он мгновение таращился на меня и Адсо, очевидно, пытаясь вспомнить, где он находится, потом встряхнулся и приподнялся, кивая Джейми.
- Друг Фрейзер, - сказал он хрипло. - Я ... прошу прощения ... я был ...
Джейми, не обращая внимания на его извинения, сел напротив, небрежно взяв с тарелки кусок хлеба с маслом.
- Я могу быть полезным вам, мистер Хасбанд?
Хасбанд потер лицо, что вовсе не улучшило его внешний вид, но хотя бы окончательно пробудило его. В ясном полуденном свете, заливавшем кухню, он выглядел еще хуже, чем снаружи. Его глаза с мешками под ними были налиты кровью, седые волосы и борода сбились в колтуны. Ему было только пятьдесят пять лет, но он выглядел, по крайней мере, лет на десять старше. Он сделал попытку одернуть сюртук и кивнул мне, потом Джейми.
- Я благодарю вас за гостеприимство, миссис Фрейзер. И вас также, мистер Фрейзер. Я приехал попросить вас об услуге, если можно.
- Вы можете попросить, конечно, - сказал Джейми вежливо. Он откусил хлеб, вопросительно приподняв брови.
- Вы купите мою лошадь?
Брови Джейми остались поднятыми. Он медленно жевал, раздумывая, потом проглотил.
- Почему?
Действительно, почему. Хасбанду было выгоднее и легче продать лошадь в Салеме или Хай-Пойнте, если он не хотел ехать до Кросс-Крика. Никто в здравом уме не станет забираться в такую глушь, как Ридж, чтобы продать лошадь. Я поставила Адсо на пол и села рядом с Джейми, который ждал ответа.
Хасбанд посмотрел на него ясным и прямым взглядом.
- Вас назначили полковником милиции, я слышал.
- За мои грехи, - сказал Джейми, не донеся кусок хлеба до рта. - Вы думаете, что губернатор дал мне денег на содержание полка?
Он откусил и криво улыбнулся.
Уголок рта Хасбанда тоже приподнялся, показывая, что шутка была оценена. Полковник милиции сам обеспечивает свой полк, рассчитывая на возможную компенсацию от Ассамблеи - одна из причин, почему только богатые люди назначались на этот пост, и главная - почему такое назначение не считалось почетом.
- Если бы губернатор снабдил меня деньгами, то я счел бы за честь, купить вашу лошадь.
В ответ на приглашающий жест Джейми, Хасбанд потянулся и взял кусок хлеба, который он стал громко жевать, глядя на Джейми из-под широких бровей цвета соли с перцем. Наконец, он покачал головой.
- Нет, друг Джеймс. Я должен продать свою скотину, чтобы заплатить штрафы, наложенные на меня судом. Если я не смогу продать их, то их отберут. И в таком случае, мне остается только покинуть колонию и перевезти семью в другое место, а если я уеду, то мне нужно избавиться от всего, что не смогу забрать с собой, за любую цену.
Маленькая морщинка образовалась между бровей Джейми.
- Понятно, - медленно проговорил он. - Я бы помог вам, Хермон, как только возможно. Вы, надеюсь, понимаете это. Но у меня наличными не больше двух шиллингов, нет даже провозглашенных денег(1), не говоря уже о стерлингах. Если я могу быть полезен вам еще как-нибудь, то ...
Хасбанд слегка улыбнулся, и его резкие черты смягчились.
- Да, друг Джеймс. Ваша дружба и ваша честь много значат для меня. Что же до остального ...
Он откинулся на стуле, роясь в маленькой сумке на длинном ремне, которая стояла рядом с ним. Вытащив тоненький конверт с красной восковой печатью, которую со стеснением в груди я узнала, он протянул его Джейми.
- Я встретил посыльного в Памкин-Тауне, - сказал Хасбанд, наблюдая, как Джейми взял письмо и поддел большой палец под сгиб бумаги. - Я предложил отвезти письмо вам, так как все равно сбирался сюда.
Джейми приподнял брови, но его внимание было сосредоточено на листке бумаги, который он держал в руках. Я пододвинулась ближе, чтобы смотреть из-за его плеча.
"22 ноября 1770 г.
Полковнику Джеймсу Фрейзеру.
Поскольку я был информирован, что те, кто называют себя регуляторами, собрали определенные силы возле Солсбери, я направил распоряжение генералу Уодделлу направиться туда вместе с предоставленными в его распоряжение полками милиции в надежде разогнать это незаконное сборище. Вам приказывается собрать мужчин, которых вы посчитаете годными служить в полку милиции, и направиться с ними к Солсбери, как можно быстрее, чтобы присоединиться к войсками генерала до 15 декабря там, где он будет на пути к Солсбери. С собой необходимо иметь запас муки и провианта, достаточного, чтобы содержать ваших людей в течение двух недель.
Ваш покорный слуга,
Уильям Трайон."
В комнате было бы тихо, если бы не шипение котла на углях. Я могла слышать, как снаружи коротко переговаривались женщины, и запах щелочного мыла заплывал в окно, смешиваясь с ароматами тушеного мяса и поднимающегося теста.
Джейми посмотрел на Хасбанда.
- Вы знаете, о чем здесь написано?
Квакер кивнул, и его лицо выразило внезапную усталость.
- Посыльный сказал мне. Губернатор, по-видимому, не собирается держать свои намерения в секрете.
Джейми что-то проворчал в знак согласия и поглядел на меня. Нет, губернатор не хотел делать тайны из этого. Наоборот, Трайон был заинтересован, чтобы как можно больше людей узнали, что Уодделл направляется к Солсбери с большими силами милиции. Отсюда и установка определенной даты. Мудрый воин предпочитает запугать врага, а не драться с ним, и, учитывая, что у Трайона не было никаких официальных войск, осмотрительность была лучшей доблестью.
- А что регуляторы? - спросила я Хасбанда. - Что они планируют делать?
Он выглядел удивленным.
- ...?
- Если ваши люди собираются, значит, у них есть какая-то цель, - указал Джейми немного сардоническим тоном. Хасбанд услышал его, но не возразил.
- Конечно, цель есть, - сказал он, с достоинством выпрямившись. - Хотя вы ошибаетесь, говоря, что это мои люди, если не считать того, что все люди - братья. А цель заключается в том, чтобы выразить протест против злоупотреблений властей, которые стали обычны в эти дни - установление незаконных налогов, несанкционированный захват ...
Джейми нетерпеливым жестом прервал его.
- Да, Хермон, я понял это. Более того, я читал, что вы написали об этом. И если это цель регуляторов, то какова же ваша?
Квакер уставился на него, широкие брови подняты, рот приоткрыт.
- У Трайона нет никакого желания держать его намерения в секрете, - уточнил Джейми, - но у вас есть. И они не служат интересам регуляторов.
Он уставился на мужчину, медленно потирая пальцем по своему длинному прямому носу.
Хасбанд поцарапал подбородок.
- Вы имеете в виду, почему я привез это, - он кивнул на письмо, лежащее на столе, - когда я должен был придержать его?
Джейми терпеливо кивнул.
- Да.
Хасбанд глубоко вздохнул и потянулся, треща суставами. Маленькие облачка пыли поднялись от его кафтана и рассеялись, как дым. Потом он сел назад, моргая и выглядя более спокойным.
- Не принимая во внимание мое отношение к такому поведению, друг Джеймс ... Я ведь говорил, что ваша дружба очень много значит для меня.
- Да, вы говорили, - намек на улыбку коснулся уголка рта Джейми.
- Предположим, что генерал Уодделл идет на регуляторов, - сказал Хасбанд. - Думаете для регуляторов лучше оказаться перед людьми, которые не знают их и настроены совсем не дружественно, или лучше стоять перед своими соседями, которые знают их и, возможно, находятся с ними в дружественных отношениях?
- Лучше дьявол, которого вы знаете, чем дьявол, которого вы не знаете, да? - предположил Джейми. - И я - это дьявол, которого вы знаете. Понятно.
Медленная улыбка расцвела на лице Хасбанда в ответ на улыбку Джейми.
- Один из них, друг Джеймс. Я провел в седле десять дней, распродавая свою скотину, и посетил множество домов в западной части колонии. Регуляторство не представляет угрозы и не стремится к разрушению собственности, мы только хотим, чтобы наши справедливые жалобы были услышаны. В Солбсери собираются те, кто пострадал от несправедливости, и кто хочет привлечь внимание к проблемам, которые касаются всех. Хотя я не ожидаю симпатий со стороны тех, кто мало знает об этих нарушениях.
Улыбка исчезла с лица Джейми.
- Мои симпатии на вашей стороне, Хермон. Но проблема в том, что я полковник милиции. У меня обязанность, которую я должен исполнить, симпатична мне она или нет.
Хасбанд махнул рукой, прекращая этот разговор.
- Я не прошу вас пренебречь своими обязанностями, если дело до дойдет до них, молюсь, чтобы не дошло, - он наклонился через стол. - Я хотел бы просить вас. Моя жена, моя дети ... если мне придется срочно уехать ...
- Отправьте их сюда. Они будет в безопасности здесь.
Хасбанд откинулся, резко опустив плечи. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, потом открыл их и положил руки на стол, словно собираясь вставать.
- Благодарю вас. Относительно кобылы - оставьте ее у себя. Если у моей семьи будет потребность в ней. Если же нет ... то я предпочту, чтобы ею пользовались вы, а не какой-нибудь продажный шериф.
Я почувствовала движение Джейми, который собирался возразить, и положила руку на его ногу, чтобы остановить его. Хермон Хасбанд нуждался в гарантии гораздо больше, чем в лошади, которую он все равно не мог бы удержать.
- Мы будем хорошо заботиться о ней, - сказала я, с улыбкой глядя ему в глаза. - И о вашей семье, если они приедут. Как ее зовут, кстати?
- Кобылу? - Хермон встал на ноги, и внезапная улыбка расколола его лицо, которое удивительно просветлело. - Ее зовут Джеруша, хотя моя жена называет ее мистрис Хрюша, боюсь, у нее очень большой аппетит, - добавил он извиняющимся тоном, обращаясь к Джейми, который довольно ощутимо напрягся при слове "хрюша".
- Ничего страшного, - сказал Джейми, с некоторым трудом выбрасывая из головы мысли о свинье. Он поднялся, глядя в окно; лучи послеполуденного солнца, падающие из него, окрасили золотом сосновые доски подоконника и пола. - Становится поздно, Хермон. Надеюсь, вы поужинаете с нами и останетесь на ночь.
Хасбанд покачал головой и взял свою сумку со стула.
- Нет, друг Джеймс, благодарю вас. Мне еще нужно посетить много мест.
Я, тем не менее, настояла на том, чтобы он подождал, пока я соберу для него еды в дорогу, и он вышел вместе с Джейми, чтобы заседлать мула. Я слышала, как они переговаривались вполголоса, возвращаясь из загона, да так тихо, что я не могла разобрать их слова. Когда я вышла из задней двери со свертком бутербродов и пивом, я услышала, как Джейми сказал ему с некоторой настойчивостью.
- Вы действительно уверены, что ваши действия обязательны или разумны?
Хасбанд не ответил сразу, но взял у меня пакет с благодарным поклоном. Потом повернулся к Джейми, держа поводья мула в одной руке.
- Я вспомнил, - сказал он, переводя взгляд с Джейми на меня, - о Джеймсе Нейлере. Вы слышали о нем?
Джейми не знал, я тоже, и Хермон улыбнулся в бороду.
- Он был одним из первых членов Общества друзей, один из тех, кто присоединился к Джорджу Фоксу(2), когда он основал общество в Англии. Джеймс Нейлер был человеком твердой веры, хотя ... был несколько оригинален в ее выражении. Однажды он прошел голым по снегу, крича о падении города Бристоля. Джордж Фокс спросил его тогда: "Ты уверен, что Бог хочет, чтобы ты так поступил?"
Улыбка расплылась на его лице, и он тщательно надел шляпу на голову.
- Он сказал, что уверен. И я тоже, друг Джеймс. Бог да поможет вам и вашей семье.
(1)Деньги, выпускаемые в соответствии с декретом королевы Анны в 1704 г. Действовали до 1775 г.
(2)Джордж Фокс (1624-1691) - основатель религиозного общества друзей (квакеров).
Брианна, чувствуя себя виноватой, оглянулась назад. Дом внизу исчез в желтом море каштановых листьев, но вопли ребенка все еще звенели в ее ушах.
Роджер увидел ее взгляд и немного нахмурился, хотя голос его был легок, когда он произнес.
- С ним все будет хорошо, женушка. Ты же знаешь, что твоя мать и Лиззи позаботятся о нем.
- Лиззи избалует его, - согласилась она, и при этом ее сердце почему-то сжалось. Она могла представить, как Лиззи целый день таскает Джемми туда и сюда, играет с ним, строит ему гримасы, кормит его рисовой кашей с патокой ... Джемми понравится это, как только он оправится от ее ухода. Она внезапно почувствовала собственническое чувство к маленьким пальчикам на ногах Джемми и возненавидела саму мысль о том, что Лиззи могла играть с ним в десять маленьких розовых поросят.
Ей не хотелось оставлять его даже на время. Его панические вопли, когда она оторвала его руки от своей рубашки и передала матери, все еще звучали в ее ушах, усиленные воображением, а его заплаканное лицо, разгневанное предательством, стояло перед ее глазами.
В то же время она испытывала настоятельную потребность уйти. Она не могла дождаться, когда оторвет липкие ручонки Джемми от своего тела и умчится в утро, свободная, как одна из перелетных гусей, которые гоготали в вышине, направляясь на юг через горные перевалы.
Она неохотно признала, что не чувствовала бы себя настолько виноватой, если бы так сильно не стремилась сбежать.
- Я уверена, с ним все будет хорошо, - заверила она скорее себя, чем Роджера. - Просто ... Я не оставляла его раньше надолго.
- Ммфм, - Роджер произвел неопределенный звук, который можно было расценить, как знак симпатии. Однако выражение его лица выдавало, что он в действительности думал: прошло достаточно времени, как она оставила ребенка.
Мгновенный всплеск гнева окрасил ее лицо, но она прикусила язык. В конец концов, он ничего не сказал, и совершенно ясно, что он прилагал усилия, чтобы промолчать, поэтому она решила, что не совсем справедливо ссорится из-за того, что он, по ее мнению, подумал.
Она проглотила резкую фразу и вместо этого улыбнулась ему.
- Хороший день, да?
Настороженный взгляд исчез, и он улыбнулся в ответ, отчего его глаза стали насыщенного зеленого цвета, как мох, который толстым ковром лежал у подножия деревьев.
- Великолепный день, - согласился он. - Хорошо быть на воздухе, да?
Она стрельнула в него взглядом, но фраза казалась простой констатацией факта, без всякого скрытого смысла за ней.
Она не ответила, но согласно кивнула головой, поднимая лицо навстречу блуждающему ветерку. Вихрь ржавых осиновых листьев на мгновение зацепился за домотканую ткань их бриджей и тонкую шерсть чулок.
- Подожди минутку.
Повинуясь импульсу, она остановилась и, сняв кожаные башмаки и чулки, небрежно сунула их в рюкзак. Она стояла, блаженно закрыв глаза и шевеля голыми пальцами во влажном мху.
- О, Роджер, попробуй! Это замечательно!
Он поднял одну бровь, но послушно положил на землю ружье, которое она позволила ему нести, несмотря на собственническое чувство, разул ноги и осторожно встал на мох рядом с ней. Его глаза непроизвольно закрылись, а рот его округлился в беззвучном "Ух!"
Под воздействием момента, она наклонилась и поцеловала его. Он удивленно раскрыл глаза, но быстро среагировал. Обхватив своей длинной рукой ее талию, он крепко поцеловал ее в ответ. Это был необычайно теплый день для конца осени, и на нем была только охотничья рубаха. Его грудь казалась такой близкой под шерстяной тканью, и она могла ощущать под своей ладонью горошину его соска.
Бог знает, что могло бы произойти потом, но ветер сменил направление. Слабый звук донесся до них со стороны моря желтой листвы. Возможно, это был плач ребенка, или крик далекой вороны, но ее голова развернулась в том направлении, словно стрелка компаса.
Это нарушило настрой, и он отпустил ее, отстраняясь.
- Ты хочешь возвратиться? - спросил он.
Она сжала губы и покачала головой.
- Нет. Давай отойдем подальше от дома. Мы ведь не хотим побеспокоить их шумом. Стрельбой, я имею в виду.
Он усмехнулся, и она почувствовала, как горячая кровь бросилась ей в лицо. Нет, она не могла притворяться, что не понимала, что для их экспедиции было больше причин, чем только стрельба.
- Да, и это тоже, - сказал он, наклонившись за своими чулками и башмаками. - Идем.
Она отказалась обуться, но воспользовалась возможностью и захватила ружье. Не то чтобы она не доверяла ему, хотя нужно признать, что он никогда не стрелял из такого ружья. Просто ей нравилось ощущать его сбалансированный вес на своем плече и чувствовать себя в безопасности, даже если оно не было заряжено. Это был пехотный мушкет более пяти футов длиной и весил добрых десять фунтов, но торец приклада из полированного ореха уютно помещался в ее ладони, а стальной ствол удобно лежал на ее плече, направив дуло к небу.
- Ты собираешься идти босиком? - Роджер бросил заинтересованный взгляд на ее ноги, потом вперед на склон горы, где тропинка заросла кустами ежевики и была усеяна упавшими ветвями.
- Совсем немного, - уверила она его. - Я часто ходила босиком, когда была маленькой. Папа - Фрэнк - водил нас в горы каждое лето, в Уайт-Маунтинс или Адирондак. После недели путешествий мои подошвы так грубели, что я могла ходить по раскаленным углям.
- Я тоже, - сказал он и снял башмаки. - Хотя, - продолжил он с кивком на заросшую тропинку, которая пролегала через кустарник и выступающие скальные образования, - ходить по берегу Несса или по гальке залива Ферта намного легче, чем здесь.
- Да, это проблема, - сказал она, смотря на свои ноги с несколько хмурым видом. - Как давно ты прививался против столбняка? На тот случай, если ты наступишь на что-то острое.
Он уже поднимался по тропинке впереди нее, осторожно ставя ноги.
- Я сделал прививки от всего, что только было возможно, прежде чем пройти через камни, - уверил он, оглядываясь через плечо. - Тиф, холера, тропическая лихорадка и другие. Я думаю, в том числе и от столбняка.
- Тропическая лихорадка? Думаю, я тоже сделала прививки против всего, но про тропическую лихорадку даже не вспомнила.
Зарываясь длинными пальцами в ворохи высохшей травы, она сделала несколько длинных шагов и догнала его.
- Здесь эта прививка не понадобится.
Тропа шла вдоль крутого склона, поросшего желтыми растениями, и ныряла под нависающие ветви черно-зеленой тсуги. Он приподнял тяжелые ветви, и она, предусмотрительно спустив ружье с плеча, нырнула под них в ароматный полусумрак.
- Я не знал, куда мне придется отправиться, - раздался сзади его голос, приглушенный во влажной темноте. - Если бы пришлось попасть в прибрежные города или Вест-Индию, то там водились ... водятся, - автоматически поправил он себя, - африканские болезни, завезенные рабами. Решил, что лучше быть готовым.
Она использовала неровности почвы, чтобы не отвечать, но была немного встревожена и в то же время приятно обрадована узнать, до какой степени он был готов искать ее.
Земля была покрыта коричневыми иглами тсуги, так пропитанными влагой, что под ее ногами они не издавали треска и не кололись. Они были прохладными и слегка пружинили - слой игл на земле был, по крайней мере, в фут толщиной - давая ее подошвам приятное ощущение..
- Оу!
Роджер, не столь удачливый, как она, наступил на гнилую хурму и, поскользнувшись, схватился за куст падуба, который уколол его иголками, расположенными на концах листьев.
- Дерьмо, - сказал он и пососал раненный палец. - Хорошо иметь прививку против столбняка, да?
Она согласно рассмеялась, но тревога поселилась в ее сердце. А как же Джемми, когда он начнет лазить босиком по горам? Она видела, что маленькие МакЛеоды и Чизхолмы, не говоря уже о Германе, постоянно были в синяках и царапинах, и почти еженедельно получали какие-нибудь травмы. Она и Роджер были защищены от таких болезней, как дифтерия и тиф, но у Джемми такой защиты не было.
Она сглотнула, вспомнив предыдущую ночь. Этот кровожадный конь укусил отца за руку, и Клэр, посадив его без рубашки перед огнем, обрабатывала и перевязывала рану. Джемми высунул любопытную голову из кроватки, и дед, улыбаясь, вытащил его и усадил к себе на колени.
- Скачем-поскачем, - приговаривал он, подкидывая восхищенного Джемми вверх и вниз. - Этот проклятый конь! Скачем-поскачем. К черту его и в огонь!
Но не эта очаровательная сценка, когда две рыжеволосые головы весело хихикали, довольные друг другом, пришла ей на ум, а свет очага, мерцающий на чистой нежной коже ее сына, яркое серебро паутины шрамов на спине отца, и темно-красная рана на его руке. Время сейчас было опасное для мужчин.
Она не могла уберечь Джемми от вреда, она знала это. Но мысль о нем - или Роджере - заболевших или травмированных, заставила ее желудок сжаться, и холодный пот выступил на ее лице.
- Как твой палец? - она повернулась к удивленному Роджеру, который совершенно забыл о нем.
- Что? - он озадаченно взглянул на нее. - Ах-да, хорошо.
Она взяла его руку и поцеловала уколотый палец.
- Будь осторожен, - сказала она яростно.
Он рассмеялся немного удивленно под ее пристальным взглядом.
- Хорошо, - сказал он и кивнул на ружье в ее руках. - Не волнуйся, хотя я не стрелял из такого ружья, я немного знаю о них, и я не отстрелю себе пальцы. Как ты думаешь, вот это место подойдет для небольшой практики?
Они вышли на свободное пространство, высокогорный луг, покрытый травой и рододендронами. На его дальней стороне росли осины, трепещущие остатками золотых и темно-красных листьев на фоне синего неба. Где-то булькал невидимый ручей, и краснохвостый ястреб кружился вверху. Солнце поднялось уже довольно высоко, согревая теплом его плечи.
- Подходит, - сказала она и спустила ружье с плеча.
Это было красивое оружие больше пяти футов длиной, но так отлично сбалансированное, что из него можно стрелять, положив дуло на вытянутую руку, и оно не дрогнет, что Брианна и продемонстрировала.
- Видишь? - сказала она, одним плавным движением вскидывая ружье. - Кладешь левую руку так, правую на курок, приклад упираешь в плечо. Аккуратно, помни об отдаче.
Она слегка ударила ореховым прикладом в свое плечо для иллюстрации, потом вручила ружье Роджеру, выказав при этом больше нежности, чем тогда, когда вручала ему дитя, с насмешкой отметил он. С другой стороны, насколько он мог сказать, Джемми был более крепким, чем ружье.
Она показала ему порядок действий. Он, закусив губу, тщательно имитировал ее движения - откусить зубами бумажную закрутку на пуле, забить ее в дуло, утрамбовать и проверить - раздраженный своей неловкостью, и в тайне очарованный - и более того возбужденный - естественной, свирепой грацией ее движений.
Ее руки были почти такой же длины, как и его собственные, хотя с более тонкими костями, и она обращалась с огромным ружьем с такой же легкостью, как другие женщины с иглой или метлой. На ней были полотняные бриджи, и ее длинные мускулы вырисовались под ними, когда она присела возле него на корточки, роясь в кожаной сумке.
- Что? Ты взяла с собой обед? - пошутил он. - Я думал, мы кого-нибудь пристрелим и приготовим обед из него.
Она, проигнорировав шутку, вытащила рваный белый платок, чтобы использовать его в качестве мишени, и встряхнула, критически рассматривая. Когда-то он считал, что она пахнет жасмином и травой, теперь же она пахла порохом, кожей и потом. Он вдохнул запах, поглаживая деревянный приклад.
- Готов? - спросила она, глядя на него с улыбкой.
- О, да, - ответил он.
- Проверь кремень и запал, - сказала она, поднимаясь, - а я приколю мишень.
Со спины, с рыжими тесно перевязанными волосами, одетая в свободную охотничью рубаху из оленьей кожи, которая достигала ее бедер, она потрясающе походила на своего отца. Хотя перепутать их невозможно, подумал он. В брюках или нет у Джейми Фрейзера никогда в жизни не было такой задницы. Он наблюдал, как она шла, и поздравлял себя с выбором учителя.
Его тесть мог охотно дать ему урок стрельбы. Джейми был прекрасным стрелком и терпеливым учителем. Роджер видел, как он выводил после ужина мальчиков Чизхолмов и учил их стрелять в горах и в чистом поле. Но одна вещь понимать, что Джейми знает о неопытности Роджера в стрельбе, другая - переносить унижение под бесстрастным синим взглядом.
Кроме вопроса гордости, у него был скрытый мотив, чтобы просить Брианну пойти с ним пострелять. Хотя вряд ли его можно назвать скрытым. Услышав про их намерение, Клэр поглядела на него и на дочь с таким знающим видом, что Брианна нахмурилась и сказала с упреком: "Мама!"
После кратких часов их брачной ночи во время сбора, сегодня был первый раз, когда Брианна, свободная от ненасытных требований своего потомства, полностью принадлежала ему.
Он уловил солнечный зайчик, когда она опустила руку. С глубоким чувством удовлетворения он понял, что она носила его браслет. Он подарил его Брианне, когда просил ее выйти за него замуж, давно - целую жизнь назад - в холодных туманах зимней ночи в Инвернессе. Это был простой серебряный обруч с выгравированными на нем фразами на французском языке. Je t'aime. Я тебя люблю. Un peu, beaucoup, passionnément, pas du tout. Немного, очень, страстно, нисколько.
- Страстно, - пробормотал он, воображая ее без всякой одежды, только браслет и обручальное кольцо.
"Но прежде всего дело", - сказал он себе и взял новый патрон. В конце концов у них есть время.
Удовлетворенная тем, что зарядка ружья хорошо освоена, хотя движения и не достаточно быстры, Брианна позволила ему прицеливаться, а потом и стрелять.
Он сделал почти дюжину попыток прежде, чем смог поразить белый квадрат. Чувство ликования, которое он испытал, когда на краю платка внезапно появилось черное пятно, заставило его потянуться за новым патроном прежде, чем рассеялся дым от выстрела. Чувство возбуждения не отпускало его еще дюжину выстрелов, он едва замечал что-нибудь кроме толчка ружья, грома выстрела и вспышки пороха, прерывая дыхание всякий раз, когда случайный выстрел попадал в цель.
Платок теперь превратился в лохмотья, и облачка дыма плавали по лугу. Ястреб снялся и улетел с первым выстрелом, так же как и все находящиеся поблизости птицы, хотя звон в его ушах напоминал ему гомон синиц.
Он опустил ружье и посмотрел на Брианну, ухмыляясь, и она рассмеялась в ответ.
- Ты похож на негра из менестрель-шоу(1), - сказала она, и кончик ее носа порозовел от смеха. - Вот вытрись, и мы продолжим дальше.
Она взяла ружье и вручила ему взамен чистый носовой платок. Он вытер сажу с лица, наблюдая, как она прочистила дуло шомполом и перезарядила ружье. Потом она выпрямилась и, услышав что-то, вскинула голову, не спуская глаз с дуба на другом краю луга.
Из-за шума в заложенных ушах Роджер ничего не услышал. Но тем не менее он развернулся и уловил быстрое движение, темно-серая белка перелетела на ветку сосны, по крайней мере, в тридцати футах над землей.
Без малейших колебаний Брианна подняла ружье, прижала приклад к плечу и выстрелила, проделав все это одним плавным движением. Ветка под белкой взорвалась облаком щепок, и сбитый зверек полетел на землю, подпрыгивая на пружинящих вечнозеленых ветвях.
Роджер бросился к дереву, но спешить не было необходимости, белка была мертва и лежала неподвижно, как кусочек меха.
- Хороший выстрел, - сказал он одобрительно, протягивая трупик Брианне, когда она подошла. - Но на ней нет раны, ты, должно быть, испугала ее до смерти.
Брианна кинула на него взгляд из-под бровей.
- Если бы я хотела попасть в нее, то я бы попала, - сказала она с легким раздражением. - И если бы я это сделала, ты бы сейчас держал горстку месива, а не белку. Ты не целишься прямо в существо такого маленького размера, ты целишься ниже, чтобы сбить его. Это называется драть кору, - объяснила она, как терпеливый воспитатель детского сада медленно соображающему ребенку.
- О, да? - он подавил небольшое чувство раздражения. - Это тебя научил отец?
Прежде чем ответить, она кинула на него странный взгляд.
- Нет, Иэн.
Он издал неразборчивый звук. Иэн был трудным вопросом в семье. Кузена Брианны очень сильно любили, и он знал, что все в семье скучали по нему, но из чувства деликатности никогда не говорили про него при Роджере.
Это не вина Роджера, что Иэн Мюррей остался у могавков, но, без сомнения, он был замешан в этом. Если бы он не убил индейца ...
Не в первый раз он отодвинул прочь воспоминания о той ночи в Шейктауне, но физическая память о ней ожила в нем - быстрое, как ртуть, чувство страха в животе и короткая дрожь в мускулах предплечья, когда он со всей силы ткнул концом сломанного шеста в тень, которая вдруг возникла перед ним. Очень плотная тень.
Брианна вернулась назад и сделала другую мишень, три чурбачка разных размеров на большом пне. Не говоря ничего, он вытер вспотевшие руки и стал готовить выстрел, но Иэн Мюррей не оставлял его. Он мало видел его, но хорошо помнил едва вошедшего в мужской возраст юношу, высокого и неуклюжего, с простым, но привлекательным лицом.
Он помнил лицо Мюррея так, как видел его в последний раз, покрытое корочкой от сделанной только что татуировки, которая в виде линии из точек образовывала узоры на его щеках и переносице. Его лицо было коричневым от загара, но кожа на его только что побритой голове была удивительно розовой, как попка у ребенка, и была покрыта красными пятнами раздражения от бритья.
- В чем дело?
Голос Брианны заставил его вздрогнуть, и ствол дернулся, когда он сделал выстрел и промахнулся. Ему не удалось попасть в чурки ни разу из дюжины выстрелов.
Он опустил ружье и повернулся к ней. Она хмурилась, но не выглядела сердитой, скорее озадаченной и заинтересованной.
- Что случилось? - снова спросила она.
Он глубоко вздохнул и провел рукавом по лицу, размазывая копоть.
- Твой кузен, - сказал он внезапно, - я сожалею о нем, Бри.
Ее лицо немного смягчилось, и хмурый беспокойный взгляд немного просветлел.
- О, - сказала она и, взяв его за руку, подошла к нему так близко, что он чувствовал тепло ее тела. Она вздохнула и прижалась лбом к его плечу.
- Хорошо, - сказала она, наконец, - я сожалею тоже. Но это не твоя вина, не больше чем моя или папы, - она фыркнула, что можно было принять за смешок. - Если это чья-то вина, то Лиззи ... но ее никто не обвиняет.
Он улыбнулся несколько кривовато.
- Да, понятно, - ответил он и обхватил ладонью ее прохладную гладкую косу. - Ты права. И все же я убил человека, Бри.
Она не вздрогнула, не отстранилась, но замерла совершенно неподвижно. Он также замер, это была последняя вещь, которую он хотел бы сказать ей.
- Ты никогда не говорил мне об этом, - сказала она, наконец, поднимая голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Она выглядела неуверенной, не зная, стоит ли продолжать этот разговор. Ветерок бросил прядь волос на ее лицо, но она не стала убирать их.
- Я ... сказать по правде, я не думал об этом.
Он опустил руку, и оцепенение прошло. Она встряхнулась и отступила от него.
- Это кажется ужасным, не так ли? Но ... - он трудом искал слова. Он не хотел говорить об этом, но теперь, когда он начал, ему казалось необходимым рассказать все.
- Это было ночью, во время битвы в деревне. Я убежал ... у меня был обломок шеста в руке, когда кто-то внезапно выпрыгнул на меня из темноты, я ...
Его плечи внезапно поникли, потому что он понял, что нет слов, чтобы объяснить это. Никаких. Он смотрел вниз на ружье, которое держал в руках.
- Я не знал, что убил его, - сказал он тихо, не сводя глаз с кремня. - Я даже не видел его лица. Я все еще не знаю, кто это был ... хотя это, должен быть, кто-то, кого я знал. Шейктаун был маленькой деревней, я знал всех ne rononkwe.
Да, ведь действительно, он никогда не пытался выяснить, кого он убил. Совершенно очевидно, он не спрашивал, потому что не хотел знать.
- Ne rononkwe? - повторила она вопросительно.
- Мужчины ... воины ... храбрецы. Они так называют себя, Kahnyen'kehaka.
Слова индейцев могавков звучали странно для него, чуждые и в тоже время знакомые. Он увидел на ее лице настороженность и понял, что его говор звучит странно для нее - не так, когда кто-нибудь неловко использует иностранное слово, а так, как иногда делает ее отец, небрежно смешивая гэльские и шотландские языки в поисках нужного слова.
Роджер глядел вниз на ружье, как если бы не видел его прежде. Он не смотрел на нее, но чувствовал, что она подошла ближе, все еще нерешительная, но готовая понять его.
- Ты ... жалеешь об этом?
- Нет, - сказал он и посмотрел на нее. - То есть, я сожалею, что так получилось. Но не жалею, что сделал это, нет.
Он заговорил, не останавливаясь в поисках слов, и был удивлен и почувствовал облегчение от того, как верны они были. Он сожалел, как и сказал ей, но его сожаление не имело никого отношения к смерти. Он был рабом в Шейктауне и не испытывал большой любви к могавкам, хотя среди них были и порядочные люди. Он не собирался убивать, он только защищался. Он сделал бы это снова при тех же обстоятельствах.
Все же язвочка вины жила в нем - понимание того, как легко он забыл про эту смерть. Kahnyen'kehaka пели и рассказывали истории о своих мертвых и, сидя вокруг огня в большом доме, вспоминали предков в нескольких поколениях, перечисляя их деяния. Внезапно он подумал о Джейми Фрейзере, когда с лицом, освещенным светом большого костра сбора, он перечислял людей по имени и месту их происхождения. "Стань рядом со мной, Роджер, певец, сын Джеремии МакКензи". Так что, может быть, Иэну Мюррею жизнь среди могавков не показалась совершенно чуждой.
И все же он смутно чувствовал, будто лишил неизвестного мертвеца не только жизни, но и имени, стремясь погрузить его в забвение, притворяясь, что убийства никогда не было, спасая себя от этого знания. "И вот это, - подумал он, - неправильно".
Ее лицо было спокойным, но не застывшим, ее глаза смотрели на него с состраданием. Однако он отвел взгляд на ружье, ствол которого он держал, и увидел, что его грязные пальцы оставили черные жирные пятна на металле. Она потянулась и забрала ружье, протерев пятна подолом рубашки.
Он позволил забрать его и теперь стоял, вытирая грязные пальцы о свои бриджи.
- Просто ... не кажется ли тебе, что если ты должен убить человека, то это должно быть сделано с какой-то целью? Намеренно?
Она не ответила, но ее губы сжались на мгновение.
- Если ты застрелишь кого-нибудь из этого ружья - на это будет причина, - сказала она спокойно и поглядела на него внимательными синими глазами, и он увидел, что выражение, которое он принял за сострадание, было фактически яростным спокойствием, как маленькие язычки голубого пламени на прогоревших поленьях.
- И если ты должен застрелить кого-то, Роджер, я хочу, чтобы ты сделал это осознано.
Сделав две дюжины выстрелов, он смог попасть в деревянные чурбачки, по крайней мере, дважды. Он продолжал бы упорно стрелять, но она видела, что руки его стали дрожать, когда он прицеливался. От усталости он начал чаще промахиваться, и это было плохо для него.
Или для нее. Ее груди начали болеть, переполнившись молоком. Она должна что-то с этим сделать.
- Пойдем, поедим, - сказала она с улыбкой, забрав у него мушкет. - Я голодна.
Стрельба, перезарядка, установка мишеней не давали им замерзнуть, но была почти зима, и воздух был холодный. "Слишком холодный, - подумала она с сожалением, - чтобы можно было голыми лечь в папоротники". Но солнце еще грело, и она предусмотрительно упаковала в рюкзак вместе с обедом два старых одеяла.
Он молчал, но это было уютное молчание. Она наблюдала, как он нарезал ломтики твердого сыра, опустив темные ресницы, и восхищалась его длинноногой фигурой, быстрыми ловкими пальцами, нежным ртом, немного поджатым, когда он сконцентрировался на своей работе. Пот скатывался по его загорелой скуле.
Она не знала, как реагировать на то, что он рассказал. Однако она понимала, что он должен был рассказать ей об этом, даже если ей не нравилось слышать или даже думать о времени, которое он провел с могавками. Это были тягостные времена для нее - одинокой, беременной, неуверенной, что снова увидит его или своих родителей - и также для него. Она потянулась и взяла кусочек сыра, коснувшись его пальцев, потом наклонилась вперед, подставляя губы для поцелуя.
Он поцеловал их, потом сел прямо, его глаза прояснились и сияли мягким чистым светом; тени, преследующие его, исчезли из них.
- Пицца, - сказал он.
Она моргнула и рассмеялась. Это была одна из их игр, когда они по очереди вспоминали о вещах, которых им не хватало, вещах из того времени - прошлого или будущего, как посмотреть.
- Кока-кола, - сказала она быстро. - Я думаю, я могу сделать пиццу, но что хорошего в пицце без колы.
- Пицца с пивом вполне пойдет, - уверил он ее. - И у нас может быть хорошее пиво, хотя самодельное варево Лиззи - далеко не пара Лагеру МакЭвана(2). Но ты действительно можешь сделать пиццу?
- Не вижу, почему нет, - она откусила сыр, сморщившись. - Этот не подойдет, - она потрясла желтым кусочком и отправила его в рот. - Слишком резкий вкус. Но думаю ...
Она сделала паузу, прожевывая и глотая сыр, потом запила большим глотком сидра.
- Сидр, думаю, хорошо пойдет с пиццей, - она опустила кожаную фляжку и слизнула сладкую каплю с губы. - Но сыр нужен другой, может быть, овечий. Па привозил такой из Салема, когда ездил туда в последний раз. Я попрошу его привезти еще этого сыра и посмотрю, как он тает.
Она раздумывала, прищурившись от яркого солнца.
- У мамы много сушенных помидоров и тонны чеснока. Я знаю у нее есть базилик - не знаю насчет орегано, но думаю, могу обойтись без него. А лепешка, - она махнула освободившейся рукой. - Мука, вода и жир, больше ничего.
Он рассмеялся и вручил ей булочку с пикули и ветчиной.
- И таким образом пицца появилась в Колониях, - произнес он и поднял фляжку с сидром в знак приветствия. - Людям всегда интересно откуда появляются большие изобретения, теперь мы знаем!
Он говорил легко, но его голосе звучал странно, и он не сводил с нее взгляда.
- Возможно, мы действительно знаем, - спустя мгновение мягко сказала она. - Ты когда-нибудь думал об этом - почему мы здесь?
- Конечно, - его зеленые глаза потемнели, но все еще были ясными. - Ты тоже?
Она кивнула и откусила булочку с ветчиной, маринад оставил во рту острый привкус лука. Конечно, они думали об этом. Она, Роджер и ее мать. Конечно, этот проход сквозь камни был не зря. Должен. И все же ... хотя ее родители редко говорили о войне и сражениях, но из того немногого, что они говорили - и больше из того, что она читала - она знала, как случайно и бессмысленно иногда происходят события. Иногда тени встают, и в них прячется безымянная смерть.
Роджер раскрошил пальцами последний кусочек хлеба и бросил крошки в сторону. С дерева слетела синица и стала клевать их, через несколько секунд к ней присоединилась целая стая, подчищая крошки, словно пылесосом, и весело щебеча. Он потянулся, вздыхая, и лег на одеяло.
- Хорошо, - сказал он, - если ты поймешь, ты скажешь мне, не так ли?
Ее сердце стучало о грудину, маленькие разряды электричества щипали соски. Она не смела думать о Джемми, даже самый маленький намек на него, и молоко полилось бы потоком.
Не позволяя себе думать об этом слишком много, она через голову сняла рубашку.
Роджер смотрел на нее мягкими блестящими глазами, похожими на мох под деревьями. Она развязала льняную полосу на груди и ощутила холодное прикосновение воздуха. Взяв груди в ладони, она почувствовала, как они тяжелеют и покалывают, наливаясь молоком.
- Иди сюда, - сказал она мягко. - Скорее. Ты мне нужен.
Они лежали полуодетые, запутавшись в порванном одеяле, сонные и липкие от подсохшего молока, и тепло окружало их соединенных тела.
Солнечные лучи, проникающее через переплетения голых ветвей, создавали красно-черную рябь под ее прикрытыми веками, как если бы она смотрела вниз сквозь кровавую воду, видя движение черного вулканического песка на дне у ее ног.
Он спит? Она не повернулась и не открыла глаза, чтобы посмотреть, но попыталась послать ему безмолвное сообщение, вопрос, медленным биением пульса передающийся от крови к крови. "Ты здесь?" - спросила она молчаливо. Она почувствовала, как вопрос двинулся от ее сердца к руке. Она вообразила бледную кожу на внутренней стороне руки и голубую вену вдоль нее, и словно увидела некий импульс, который двинулся по кровотоку вниз по ее руке к ладони и слабо толкнулся в кончики пальцев.
Ничего не случилось. Она могла слышать его дыхание, медленное и регулярное, вторящее шороху ветерка в траве и деревьях, словно прибой, набегающий на песчаный берег.
Она вообразила, что они медузы. Она ясно видела два прозрачных тела, светлых, как луна. Усики бахромы покачивалась в гипнотическом ритме, влекомые потоком друг к другу. И, наконец, очень медленно они соприкоснулись.
Его палец коснулся ее ладони легко, словно пером.
"Я здесь, - сказало это касание. - А ты?"
Ее ладонь сомкнулась на его пальце, и он повернулся к ней.
В конце осени свет угасал рано. До зимнего солнцестояния оставалось еще около месяца, но к полудню солнце почти касалось склона Черной горы, и их тени неимоверно вытянулись, когда они направились на восток к дому.
Ружье несла она, обучение на этот день закончилось, и хотя они не охотились, она не хотела упустить возможность, если им попадется какая-нибудь дичь. Белка, которую она убила ранее, была выпотрошена и засунута в ее рюкзак, но это было только приправой к гарниру. "Хорошо бы еще несколько белок. Или опоссума", - думала она мечтательно.
Она не знала привычек опоссумов, но возможно зимой они впадали в спячку, и в таком случае они уже спали. Медведи все еще были активны, она видела полувысохший помет и свежие царапины на сосне, все еще исходящие смолой. Медведь был хорошей добычей, но она не рискнула бы стрелять в него, если только он не напал бы на них первым - что было мало вероятно. "Оставь медведя в покое, и он тебя не тронет", - говорили ей оба ее отца, и она считала это хорошим советом.
Выводок куропаток вылетел из ближайшего кустарника, как шрапнель, и она испуганно дернулась.
- Они хороши, как еда, не так ли? - Роджер кивнул на последнюю исчезающую серо-белую каплю. Он также вздрогнул, но не испугался в отличие от нее, заметила она с раздражением.
- Да, - сказала она, сердясь, что была поймана врасплох. - Но в них не стреляют из мушкета, если не нужны перья для подушки. Для них используются ружья с мелкой дробью. Такие как дробовик.
- Я знаю, - сказал он коротко.
Ей не хотелось говорить и нарушать их мирное настроение. Ее груди разбухли и снова стали болеть. Пришло время идти домой к Джемми.
Она невольно ускорила шаги, хотя все еще была свежа память об остром запахе сухого папоротника, о жаре солнечного света на голых загорелых плечах Роджера над ней, о шипение молока, ударяющего в его грудь и оседающего на коже прекрасными капельками, теплыми и потом холодными между их трущимися телами.
Она глубоко вздохнула и услышала, как он издал низкий смешок.
- Ммм? - она повернула к нему голову, и он указал на землю перед ними. Они шли рядом, не замечая, как некая сила, сродни гравитации, притягивала их друг другу. Теперь их тени почти слились в плечах, так что перед ними шагало странное паукообразное существо с головами, склоненными одна к другой.
Он обнял ее за талию, и одна голова на тени наклонилась, слившись с другой в одно округлое пятно.
- Это был хороший день, - сказал он мягко.
- Да, - согласилась она и улыбнулась. Она, возможно, сказала бы что-нибудь еще, но над ними раздался треск ветвей, и она резко отстранилась от него.
- Что ... - начал он, но она приложила палец к губам, чтобы он молчал, и позвала жестом за собой к зарослям красного дуба.
Это была стая индюков, которые дружно рылись в земле под большим красным дубом, выискивая личинки под слоем опавших листьев и желудей. Последние солнечные лучи ложились косо, заставляя темно-серые перья на их грудках переливаться маленькими вспышками радуги.
Ружье было заряжено, но запал не был вставлен. Она нащупала пороховницу на поясе и насыпала порох на полку, не спуская глаз с птиц. Роджер присел рядом с ней, напряженный и внимательный, как гончая, взявшая след. Она подтолкнула его и протянула ему ружье, приподняв одну бровь. Индюки были не больше, чем на расстоянии в двадцать ярдов, и даже самый маленький из них, был размером с футбольный мяч.
Он колебался, но она видела в его глазах желание попробовать. Она решительно сунула ружье ему в руки и кивнула на промежуток в кустарнике.
Он осторожно сместился, ища лучший угол зрения. Она не учила стрелять его с колена, и он мудро решил не пытаться, вместо этого он встал прямо, хотя это означало, что стрелять нужно будет вниз. Он колебался, длинный ствол ружья слегка дрожал, когда он переводил мушку от одной птицы к другой, пытаясь найти лучшую цель для выстрела. Ее пальцы инстинктивно сжимались, пытаясь исправить его прицел и нажать на курок.
Она почувствовала, как он вдохнул и задержал дыхание. Потом три вещи произошли так быстро друг за другом, что казались одновременными. Оружие выстрелило с громким бумом, фонтан высохших дубовых листьев поднялся с земли, и пятнадцать индюков в панике бросились прямо на них, истерично кулдыкая.
Индюки добежали до кустарника, увидели Роджера и взлетели в воздух, отчаянно хлопая крыльями. Роджер нырнул, чтобы избежать столкновения с индюком, пролетевшим в дюйме над его головой, и столкнулся грудью с другим. Он отклонился назад, и индюк, воспользовавшись ситуацией, ловко взобрался на его плечо, цепляясь за рубашку, и взлетел, расцарапав его шею когтями.
Ружье взлетело в воздух, Брианна поймала его на лету, выдернула патрон из коробки на ее поясе и стала заряжать ружье. А в это время на них мчался последний индюк, увидев Роджера, он бросился в другую сторону, чуть не налетев на Брианну, снова сменил направление и бросился между ними, взлетев с паническим кулдыканьем.
Она развернулась, увидела его взлет, поймала черную каплю на фоне светлого неба и выстрелила. Индюк свалился с неба, как мешок с углем, и упал в сорока ярдах от них с ощутимым стуком.
Она стояла мгновение, потом медленно опустила ружье. Роджер, прижимая рубашку к кровавым царапинам на шее, уставился на нее с открытым ртом. Она слабо улыбнулась ему, чувствуя свои потные руки на деревянном прикладе и бешенный запоздалый стук сердца.
- Святой Боже, - сказал потрясенный Роджер. - Это ведь не просто удача, не так ли?
- Ну ... до некоторой степени, - сказала она, изображая скромность, но потерпела неудачу и почувствовала, как ее губы расползаются в улыбке. - Возможно половина.
Роджер пошел подобрать добычу, пока она снова заряжала ружье, и вернулся с десятифунтовой птицей, из ее прострелянной шеи текла кровь, как из проколотого бурдюка.
- Вот это да, - сказал он, держа ее на вытянутой руке, чтобы дать стечь крови, восхищаясь ярко-красным цветом головы и свисающей бороды. - Я не думаю, что мне приходилось раньше видеть индейку, кроме как в жареном виде на блюде с каштанами и картошкой.
Он с большим уважением перевел взгляд с индюка на нее и кивнул на ружье.
- Прекрасный выстрел, Бри.
Она почувствовала, что ее щеки вспыхнули от удовольствия, и подавила сильное желание сказать "А, это ерунда", и вместо этого ограничилась простым "спасибо".
Они снова повернули к дому, Роджер нес мертвую птицу, держа ее на отлете.
- И ты ведь не так долго стреляешь, - проговорил Роджер, все еще находясь под впечатлением. - Около шести месяцев, не так ли?
Ей не хотелось понижать его оценку своего мастерства, но она рассмеялась и все-таки сказала правду.
- Скорее шесть лет, точнее больше десяти.
- А?
- Па - Фрэнк - учил меня стрелять с одиннадцати или двенадцати лет. Он дал мне ружье двадцать второго калибра, когда мне было тринадцать, а когда мне было пятнадцать он брал меня стрелять голубей и перепелов по уикендам.
Роджер поглядел на нее с интересом.
- Я думал, тебя учил Джейми, я понятия не имел, что Фрэнк Рэндалл был спортивным человеком.
- Ну, - медленно проговорила она. - Я не думаю, что он был спортивным.
Черная бровь вопросительно приподнялась.
- О, он умел стрелять, - уверила она его. - Он был в армии во время Второй мировой войны. Но он никогда не стрелял сам, он показывал мне, а потом наблюдал за моей стрельбой. Фактически у него даже не было ружья.
- Это странно
- Да? - она пододвинулась к нему ближе, подталкивая его плечом, так что тени их снова слились, и они теперь они походили на двухголового людоеда, который нес на плече ружье, а в руке держал третью голову. - Я тоже думала об этом, - сказала она с нарочитой легкостью. - После того, как ты рассказал мне на сборе о его письме.
Он кинул на нее быстрый взгляд.
- О чем?
Она глубоко вздохнула, почувствовав, как льняная полоса врезается в ее грудь.
- Я думала о том, почему человек, который сам не ездил верхом и не увлекался охотой, тратил столько сил, чтобы научить свою дочь ездить на коне и стрелять. Обычно девочек этому не учат, - она попыталась рассмеяться. - Не в Бостоне, по крайней мере.
Некоторое время не было слышно ничего, кроме шуршания сухих листьев под их ногами.
- Христос, - наконец, тихо выдохнул Роджер. - Он искал Джейми Фрейзера. Он написал об этом в письме.
- И он нашел его. Он это тоже написал. Мы только не знаем, был ли это тот Джейми Фрейзер.
Она не сводила глаз с тропинки, опасаясь змей. В лесу водились мокассиновые змеи и гремучки, она видела иногда, как они грелись на солнце на скалах или стволах упавших деревьев.
Роджер вздохнул и поднял голову.
- Да. И ты сейчас думаешь, что еще он мог найти?
Она кивнула, не глядя на него.
- Может быть, он нашел меня, - сказала она тихо, чувствуя, как напряглось ее горло. - Может быть, он знал, что я попаду сюда, пройдя сквозь камни. Но он ничего не говорил мне.
Он остановился и положил свою руку на ее, поворачивая к себе лицом.
- И, возможно, он вообще ничего не знал, - твердо сказал он. - Он мог просто подумать, что ты можешь решиться на это, если вы что-нибудь узнаете о Фрейзере. И если бы ты действительно узнала и решила пройти сквозь камни ... то он хотел бы, чтобы ты была готова. Я скажу так - неважно, что он узнал, он точно хотел, чтобы ты была в безопасности.
Она глубоко вздохнула, ощущая, как уютное чувство покоя заполнило ее после этих слов. Она никогда не сомневалась, когда росла, что Фрэнк Рэндалл любил ее. И она не хотела сомневаться в этом сейчас.
- Да, - произнесла она и приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его.
- Ну что ж, все хорошо, - сказал он и нежно коснулся ее груди там, где на рубашке появилось небольшое влажное пятно. - Джемми хочет есть. Время идти домой.
Они повернулись и, обнявшись, стали спускаться с горы в золотое море каштановых листьев, смотря на тени, бегущие впереди них.
- Ты думаешь ... - начала она и заколебалась. Одна голова не тени наклонилась к другой, слушая.
- Ты думаешь, Иэн счастлив?
- Я надеюсь на это, - ответил он, сжимая ее руку. - Если у него такая жена, как у меня, тогда я уверен в этом.
(1)Форма американского народного театра XIX века, в котором загримированные под негров белые актёры разыгрывали комические сцены из жизни негров, а также исполняли стилизованную музыку и танцы африканских невольников.
- Теперь приложи ее к правому глазу и прочти самую нижнюю строку, из тех что можешь видеть.
Со страдальческим видом Роджер приложил деревянную ложку к правому глазу и прищурил левый, концентрируясь на листке бумаги, который я прикрепила к кухонной двери. Он стоял в дверях холла, поскольку этот коридор единственный имел длину в двадцать футов.
- Et tu Brute?(1) - прочитал он. Он опустил ложку и посмотрел на меня, приподняв одну темную бровь. - Я никогда прежде не видел литературную таблицу для проверки зрения.
- Я всегда считала, что буквы на обычных таблицах довольно скучная вещь, - сказала я, открепляя листок и переворачивая его. - Другой глаз, пожалуйста. Какую последнюю строку ты можешь легко прочитать?
Он приложил ложку к другому глазу и, прищурившись, всмотрелся в пять линий, написанных от руки печатными буквами и с такой точностью уменьшения размера, который я смогла выдержать.
- Не ешьте лука. Откуда это?
- Шекспир, конечно, - ответила я, делая пометку. - "... не ешьте ни лука, ни чеснока. Мы должны испускать сладостное благоуханье"(2). Это самые маленькие буквы, которые ты можешь прочитать, не так ли?
Я видела, как выражение лица Джейми слегка изменилось. Он и Брианна стояли позади Роджера за порогом, наблюдая за процедурой с большим интересом. Брианна стояла, слегка склонившись к нему, с немного напряженным видом, словно пытаясь заставить его увидеть буквы.
Лицо Джейми выражало легкое удивление, слабую жалость и несомненное самодовольство. Он, очевидно, мог прочесть пятую строку без проблем. "Я чествую его". Из "Юлия Цезаря". "Так как он был отважен, я чествую его; так как он был властолюбив, я убил его"(3).
Он почувствовал мой пристальный взгляд, и это выражение исчезло; лицо тотчас приняло обычный вид вежливой непроницаемости. Я сузила глаза, глядя на него с "ты-не-одурачишь-меня" видом, и он отвел глаза, дернув уголком рта.
- Ты не можешь разобрать ни одну из строк ниже? - Бри переместилась ближе к Роджеру, словно притянутая вакуумом. Она посмотрела на бумагу, потом на него. Очевидно, она также без труда могла видеть две последние строки.
- Нет, - коротко ответил Роджер. Он согласился проверить зрение по ее просьбе, но не испытывал от этого удовольствие. Он слегка стукнул ложкой по ладони, желая поскорее закончить с этим. - Что еще?
- Только несколько маленьких упражнений, - успокоила я его, как могла. - Пойдем сюда, здесь свет лучше, - я взяла его за руку и повлекла в направлении своего хирургического кабинета, послав при этом Джейми и Бри твердый взгляд. - Брианна, почему бы тебе не пойти и не накрыть стол к ужину? Мы не задержимся надолго.
Она колебалась мгновение, но Джейми коснулся ее руки и сказал что-то тихим голосом. Она кивнула, взглянула еще раз на Роджера с немного беспокойным видом и ушла. Джейми с извиняющимся видом пожал плечами, глядя на меня, и последовал за ней.
Роджер стоял посредине беспорядка в моем кабинете, похожий на медведя, который слышит в отдалении лай гончих, с видом одновременно раздраженным и настороженным.
- В этом нет никакой надобности, - сказал он, когда я закрыла дверь. - Я вижу прекрасно. Я просто еще не очень хорошо стреляю. С моими глазами все в порядке.
Однако он не сделал ни движения, чтобы уйти, и я уловила намек на сомнение в его голосе.
- Разумеется, - легко сказала я. - Позволь мне только быстро взглянуть ... просто из чисто медицинского любопытства ...
Я заставила его сесть и из-за отсутствия маленького фонарика зажгла свечу.
Я поднесла ее поближе, чтобы исследовать его расширенные зрачки, и подумала, что его глаза имели самый прекрасный цвет, который я когда-либо видела, совсем не ореховый, а ясный темно-зеленый. Цвет достаточно темный, чтобы выглядеть в тени, как черный, но потрясающе изумрудный, если смотреть в его глаза при ярком свете. Тревожащий цвет для тех, кто знал Джейли Дункан и видел смех безумия в глубине ее ясных зеленых глаз. Я надеялась, что Роджер ничего, кроме глаз, не унаследовал от нее.
Он моргнул, длинные черные ресницы на мгновение закрыли глаза, и воспоминание исчезло. Эти глаза были прекрасны, но спокойны и, прежде всего, нормальны. Я улыбнулась ему, и он рефлекторно улыбнулся в ответ, не понимая моего настроения.
Я попросила его не сводить глаз со свечи и провела ею перед его лицом вверх, вниз, направо, налево, наблюдая за движением глазного яблока. Так как не нужно было ничего отвечать, он расслабился, и его кулаки на коленях постепенно разжались.
- Очень хорошо, - сказала я, сохраняя тихий успокаивающий голос. - Да, хорошо ... поглдяи вверх, пожалуйста. А теперь вниз, на угол окна. Хмм, да ... Теперь посмотри на меня снова. Видишь мой палец? Хорошо, теперь закрой левый глаз и скажи, палец сместился? Мм-хмм ...
Наконец, я задула свечу и выпрямилась, со стоном распрямляя спину.
- Итак, - сказал Роджер беззаботным тоном, - каков приговор, доктор? Должен ли я пойти и начать делать себе белую трость?
Он отмахнулся от плавающих струек свечного дыма, но его беззаботности противоречили немного напряженные плечи.
Я рассмеялась.
- Нет. Тебе еще долго не понадобится собака-поводырь или даже очки. Кстати, ты сказал, что никогда не видел литературной таблицы для проверки зрения, значит, ты их видел раньше? Ты носил очки в детстве?
Он нахмурился, вспоминая.
- Да, носил, - медленно проговорил он. - Или скорее, - слабая усмешка появилась на его лице, - у меня была пара очков. Или две, или три. Когда мне было семь или восемь лет. Я ненавидел их, от них у меня болела голова. Так что я постоянно забывал их в школе, в автобусе, на камнях у реки ... Я не помню, чтобы я носил их больше часа, и когда я потерял третью пару, отец сдался.
Он пожал плечами.
- Я никогда не ощущал, что они мне нужны.
- Да. И теперь они не нужны.
Он уловил тон моего голоса и озадаченно посмотрел на меня.
- Что?
- Ты немного близорук на левый глаз, но не так, чтобы это стало проблемой, - я потерла переносицу, словно приподнимала очки. - Предполагаю, что в школе ты хорошо играл в хоккей и футбол, но не в теннис.
Он рассмеялся, и лучики разбежались от уголков его глаз.
- Теннис? В средней школе Инвернесса? Спорт изнеженных южан; мы называли его игрой для педиков. Вы правы, я хорошо играл в футбол, но плохо в лапту. А в чем дело?
- У тебя отсутствует бинокулярное зрение, - сказала я. - Возможно, кто-то заметил это, когда ты был ребенком, и пытался исправить с помощью призматических линз, но к тому времени, вероятно, было уже поздно, - поспешно добавила я, заметив, что его лицо приняло недоумевающий вид. - Чтобы это сработало, нужно было начинать раньше - до пяти лет.
- У меня нет ... бинокулярного зрения? Но оба моих глаза работают, не так ли?
Он выглядел немного удивленным и стал рассматривать свою ладонь, закрывая то один глаз, то другой, словно надеясь найти ответ в линиях руки.
- С твоими глазами все в порядке, - уверила я его. - Только они работают вразнобой. Это довольно часто встречается, по какой-то причине мозг не может слить изображения, приходящие от обоих глаз, чтобы сформировать трехмерное изображение.
- Я не вижу в трех измерениях? - он теперь смотрел на меня, сильно прищурившись, словно ожидал, что я превращусь в плоскую картину на стене.
- Ну, у меня нет инструментов профессионального окулиста, - я махнула рукой на погашенную свечу, деревянную ложку и нарисованные таблицы, - у меня нет также практики окулиста. Но я уверена, да.
Он спокойно слушал, что я объясняла ему в меру своих сил. Его зрение можно было считать вполне нормальным с точки зрения его остроты. Но поскольку его мозг не сливал изображения обоих глаз, ему приходится оценивать расстояние до объекта, исходя из сравнения относительных размеров объектов, а не формируя объемную картинку. Что означает ...
- Ты можешь отлично видеть, и это не мешает для большинства дел, - уверила я его. - И ты, вероятно, сможешь научиться хорошо стрелять. Но может быть проблема со стрельбой по движущимся объектам. Без бинокулярного зрения ты не сможешь точно определить, где этот объект находится, чтобы попасть в него.
- Понятно, - сказал он. - Если дело дойдет до драки, то мне лучше положиться на кулаки, да?
- По моему скромному опыту, - сказала я, - большинство шотландских конфликтов решаются, так или иначе, кулаками. Так вернее, как говорит Джейми.
Он весело хмыкнул, но ничего не сказал. Он сидел спокойно, раздумывая над моими словами, пока я приводила в порядок свой кабинет. Я слышала шумы со стороны кухни: лязг железной посуды, шипение и скворчание жира, вместе с доносящимся оттуда ароматом жаренного лука и бекона.
Ужин обещал быть незамысловатым; миссис Баг была занята весь день приготовлениями к походу. Однако даже простейшие блюда миссис Баг представляли собой приличную еду.
Приглушенные голоса из кухни были прерваны воплем Джемми, раздалось краткое восклицание Брианны, другое Лиззи и потом глубокий голос Джейми, очевидно, успокаивающего ребенка.
Роджер тоже услышал их, он повернул голову на звук.
- Настоящая женщина, - сказал он с медленной улыбкой. - Она может убить дичь и может приготовить ее. Что при данных обстоятельствах довольно хорошо, - добавил он грустно. - Очевидно, я не могу добывать достаточно мяса к столу.
- Ха, - сказала я быстро, желая предупредить любые проявления его жалости к себе самому. - Я не застрелила ни одно животное, но я добываю пищу каждый день. Если ты действительно хочешь кого-то убить, то у нас много цыплят, гусей и свиней. А если ты сможешь поймать это проклятую белую свинью, пока она не срыла фундамент дома, то станешь местным героем.
Это заставило его улыбнуться, хотя и кривовато, но тем не менее ...
- Думаю, мое чувство собственного достоинства со временем восстановиться со свиньями или без, - сказал он. - Но хуже всего будет сказать нашим снайперам, - он дернул головой к кухне, откуда доносились голоса Брианни и Джейми, которые о чем-то говорили, - в чем проблема. Они, разумеется, будут добры ко мне, как к какому-то калеке.
Я рассмеялась, заканчивая мыть ступу и убирая ее в буфет.
- Бри беспокоится о тебе из-за этих регуляторов, но Джейми считает, что в походе вряд ли придется стрелять. Кроме того, бинокулярного зрения нет и у хищных птиц, - добавила я машинально, - за исключением сов. Ястребы и орлы не могут его иметь, так как глаза у них по обеим сторонам головы. Так что можешь сообщить Бри и Джейми, что я сказала, что у тебя глаза, как у ястреба.
Он рассмеялся на этот раз открыто и встал, отряхиваю полы сюртука.
- Право, я скажу так.
Он подождал меня, держа дверь в холл для меня.
- Эта бинокулярная вещь, - сказал он, указывая на свои глаза. - Я с ней родился, как я полагаю?
Я кивнула.
- Да, скорее всего.
Он колебался, не зная, как выразить то, что хотел сказать.
- Тогда она ... наследуется, да? Мой отец служил в королевских ВВС, и у него не должно было быть такого дефекта, но моя мать, она носила очки. Они висели у нее на груди на цепочки, и я помню, как я играл с ними. Возможно, я унаследовал это от нее.
Я сжала губы, пытаясь вспомнить, что я когда-либо читала о наследственных заболеваниях глаз, но ничего конкретного на ум не приходило.
- Я не знаю, - сказала я, наконец. - Наверное, так могло быть, но могло и нет. Я действительно не знаю. Ты беспокоишься о Джемми?
- О, - слабое разочарованное выражение мелькнуло в его лице, но он сразу же подавил его. Он смущенно улыбнулся мне и открыл передо мной дверь. - Нет, не беспокоюсь. Я только подумал, если оно наследуется, и если у парня оно есть, то ... тогда я бы знал.
Коридор был заполнен ароматами тушеного беличьего мяса и свежего хлеба, и мне страшно хотелось есть, но я остановилась и уставилась на него.
- Я, конечно, не хочу, чтобы у него был этот дефект, - торопливо произнес Роджер, увидев мое выражение. - Нисколько! Только если это будет так ... - он отвел глаза и глотнул. - Послушайте, не говорите ничего Бри о том, что я сказал, пожалуйста.
Я слегка коснулся его руки.
- Я думаю, что она поняла бы тебя. Твое желание знать наверняка.
Он поглядел на кухонную дверь, за которой Брианна громко запела "Клементину" к шумному удовольствию Джемми.
- Она может понять, - сказал он. - Но это не значит, что она захочет это слышать.
Мужчины ушли. Джейми, Роджер, мистер Чизхолм и его сыновья, братья МакЛеоды ... все они исчезли перед рассветом, не оставив следа, кроме остатков поспешного завтрака и грязных следов на пороге.
Джейми двигался настолько бесшумно, что редко будил меня, когда вставал с постели и одевался в предрассветной темноте. Но он обычно целовал меня и шептал в ухо несколько ласковых слов перед уходом, и его прикосновение и запах вплетались в мои сны.
Этим утром он не разбудил меня.
Эта задача была предоставлена маленьким Чизхолмам и МакЛеодам, которые затеяли генеральное сражение под моим окном уже после рассвета.
Я мгновенно проснулась, испытав короткий испуг от криков и воплей, и автоматически протянула руки в поисках шприца, ватных тампонов, кислородной маски и спирта, живо представляя себе палату неотложной помощи в больнице. Потом я сделала вдох и учуяла запах древесного дыма, а не этанола. Я покачала головой, моргая при виде смятого сине-желтого одеяла, мирного ряда одежды, висящей на колышках, и бледного света, вливающегося сквозь приоткрытые ставни. Дома. Я была дома в Ридже.
Внизу стукнула дверь, и шум резко прекратился, затем раздались звуки убегающих ног и хихиканье.
- Ммфм! - произнес голос миссис Баг с мрачным удовлетворением. Дверь закрылась, и скрип дерева и лязг железа внизу объявили, что новый день начался.
Спустившись в кухню через некоторое время, я обнаружила, что добрая женщина одновременно поджаривала хлеб, варила кофе и кашу и жаловалась, убирая остатки завтрака на столе. Нет, не на грязь - что еще можно ожидать от мужчин? - а на то, что Джейми не разбудил ее, чтобы она могла приготовить им настоящий завтрак.
- И как же Сам будет голодным? - с упреком спрашивала она меня, размахивая лопаточкой для жарки. - Красивый большой мужчина, и уехал, не наполнив свой живот ничем, кроме маленького глотка молока и куска несвежей лепешки.
Бросив сонный взгляд на остатки еды и грязную посуду, я подумала, что Сам и его товарищи сжевали, по крайней мере, две дюжины лепешек и целую буханку хлеба с фунтом свежего масла, банкой меда, миской изюма и всем молоком от утреннего удоя.
- Я не думаю, что он будет голодать, - пробормотала я, подцепляя крошку обслюнявленным пальцем. - Кофе готов?
Старшие дети, в основном, Чизхолмы и МакЛеоды, спали у кухонного очага, завернувшись в одеяла. Сейчас они уже встали и бегали на улице, а одеяла были свалены за скамьями. Как только запах еды начал распространяться по дому, раздались разнообразные звуки, свидетельствующие о пробуждении его обитателей - женщины одевались и занимались своими младенцами. Маленькие жадные лица высунулись из дверей.
- Вымыли ваши грязные лапы, маленькие язычники? - сердито спросила миссис Баг, увидев их. Она махнула ложкой, которой мешала овсянку, на скамьи вдоль стола. - Если вымыли, то заходите и садитесь. Смотрите, вытирайте свои грязные ноги!
В мгновение ока скамьи и табуретки были заполнены, миссис Чизхолм, миссис МакЛеод и миссис Аберфельд зевали и мигали посреди своего потомства, кивая и бормоча "Доброе утро" мне и друг другу, поправляя платок здесь, подол рубашки там, и, послюнявив большой палец, приглаживали торчащий вихор у маленького мальчика или стирали пятно со щеки у маленькой девочки.
Миссис Баг была в своей стихии, прыгая между очагом и столом, стараясь накормить дюжину голодных ртов. Наблюдая ее метания туда и сюда, я подумала, что, вероятно, в прежней жизни она была синичкой.
- Вы видели Джейми, когда он уезжал? - спросила я, когда она сделала паузу, чтобы заново наполнить чашки кофе, держа большую сырую сосиску в одной руке.
- Нет, - сказала она, тряся головой в чистом белом керче. - Я ничего не знала. Я слышала, как мой старик встал до рассвета, но только подумала, что он встал, чтобы сходить до ветра, он не любит ходить в горшок, чтобы не беспокоить меня. Однако он не вернулся, а когда я встала сама, они уже уехали. Эй! Не трогай!
Уловив движение краем глаза, она ловко стукнула шестилетнего МакЛеода сосиской по голове, заставляя его убрать руку от банки с джемом.
- Может быть, они отправились на охоту, - робко предположила миссис Аберфельд, кормя овсянкой маленькую девочку, которую держала на коленях. Ей было только девятнадцать лет, и она редко разговаривала, стесняясь старших женщин.
- Лучше бы они занимались фермами и лесом для домов, - сказала миссис МакЛеод, прижав ребенка к груди и поглаживая его спину. Она убрала прядь волос с лица и криво улыбнулась мне. - Я не намекаю на ваше гостеприимство, миссис Фрейзер, но мне не хотелось бы всю зиму мешать вам. Джорди! Оставь косы сестры в покое или ты сильно пожалеешь!
Не в лучшем настроении в начале дня, я только улыбнулась и пробормотала что-то неопределенно вежливое. Вряд ли мне хотелось иметь зимой в доме дополнительно пять или десять человек, но я не была уверена, что этого можно избежать.
Письмо губернатора весьма недвусмысленно приказывало собрать всех здоровых мужчина в нашем районе и привести их к Солсбери к середине декабря, так что для строительства домов оставалось слишком мало времени. Однако я надеялась, что у Джейми есть план по разрежению населения в нашем доме. Котенок Адсо при такой скученности перебрался на постоянное местожительство в ящик буфета в моем хирургическом кабинете, а кухня стала походить на одну из картин Иеронима Босха.
По крайней мере, в ней уже не было так холодно по утрам, со множеством набившихся там тел она была теперь блаженно теплой, хотя и шумной.
- Что ты здесь делаешь? - спросила я, удивившись при виде дочери, которая сидела, съежившись под какой-то тряпкой, на углу скамьи.
Бри сонно моргнула и поправила Джемми, который сосал грудь, не обращая внимания на толпу.
- Мюллеры явились среди ночи и постучали к нам, - сказала она, зевая. - Восемь человек. Они плохо говорят по-английски, но как я поняла, па отправлял за ними.
- Действительно? - я потянулась за кусочком кекса с изюмом, чуть не столкнувшись с юным Чизхолмом. - Они еще у вас?
- Угу. Спасибо, ма, - она взяла кусочек кекса, который я протянула ей. - Па пришел и увел Роджера, когда было еще темно, но, кажется, Мюллеры ему пока не нужны. Когда Роджер ушел, старый Мюллер встал с пола, сказал "Bitte, Maedle"(1) и лег рядом со мной, - краска залила ее лицо. - И я подумала, что лучше встать и пойти сюда.
- О, - сказала я, подавляя улыбку. - Это, должно быть, Герхард.
Чрезвычайно практичный старый фермер не видел причины, почему его старые кости должны лежать на твердых досках пола, если было свободное место на кровати.
- Я полагаю, это он, - сказала она неразборчиво с набитым ртом. - Я думаю, он безопасен, но все же ...
- Ну, что ж, он действительно не представлял для тебя никакой опасности, - согласилась я. Герхард Мюллер был патриархом большой немецкой семьи, которая жила между Риджем и моравским поселением. Ему был далеко за семьдесят лет, но он ни в коей мере не был безобидным.
Я медленно жевала, вспоминая, как Джейми рассказал мне про скальпы, прибитые к дверям амбара Мюллеров. Женские скальпы с длинными черными волосами, развивающимися по ветру. "Как живые, - сказал он с тревожным лицом, - словно птицы, приколотые к дереву". И белый скальп, который Герхард привез мне, завернутый в льняную окровавленную тряпку. Нет, не безобидный. Я сглотнула кекс, чувствуя, как у меня пересохло в горле.
- Безопасный или нет, но они захотят есть, - сказала миссис Чизхолм практично. Она держала соломенную куколку, мокрый подгузник и непоседливое дитя, ухитряясь при этом освободить одну руку для кружки с кофе. - Лучше все здесь убрать, пока немцы не учуяли еду и не явились сюда.
- У нас есть чем накормить их? - спросила я с тревогой, пытаясь вспомнить, сколько ветчины еще осталось в коптильне. В течение двух недель гостеприимства наши запасы уменьшались с ужасающей быстротой.
- Конечно, есть, - сказала миссис Баг, быстро нарезая сосиску и бросая ломтики на шипящую сковородку. - Вот только сейчас поджарю, и можно звать их на завтрак. Дорогая, - она постучала лопаточкой по голове девочки лет восьми, - сбегай в подвал и принеси полный передник картошки. Немцы любят картошку.
К тому времени, когда я закончила свою кашу и начала собирать тарелки для мытья, миссис Баг с метлой в руке с безжалостной деловитостью выметала детей и мусор в заднюю дверь, выдавая при этом поток указаний Лиззи и миссис Аберфельд - которую, кстати, звали Рут - очевидно, рекрутировав их в свои помощники.
- Я помогу ... - начала я скорее неуверенно, но миссис Баг покачала головой и махнула метлой на дверь.
- Даже не думайте, миссис Фрейзер! - сказала она. - Уверена, что у вас достаточно своих дел, и ... Эй, вы не войдете в мою чистую кухню с грязными ногами! Вытрите их, прежде чем входить!
Герхард Мюллер со своими сыновьями за спиной в замешательстве стоял в дверном проеме. Миссис Баг, совсем не впечатленная тем фактом, что он возвышался над ней больше, чем на фут, и что он почти не говорил по-английски, повернулась к нему лицом и сильно ткнула метлой в его ботинки.
Я кивнула Мюллерам в знак приветствия и, воспользовавшись моментом, сбежала.
Я помылась возле колодца во дворе и отправилась в хозяйственные постройки провести инвентаризацию наших запасов. Ситуация оказалась не так плоха, как я боялась. У нас было достаточно провизии, чтобы при разумно расходовании продержаться зиму, хотя щедрую руку миссис Баг придется несколько ограничить.
Помимо шести окороков в коптильне были четыре копченых бока, плюс полка с сушеной олениной и половинка свежей туши. Взглянув вверх, я увидела балки низкой крыши, почерневшие от сажи и увешанные копченой и сушеной рыбой. Рыбины были разрезаны вдоль хребта и связаны за хвосты в пучки, так что они походили на лепестки огромных уродливых цветов. Также здесь были десять бочек соленой рыбы и четыре бочки соленой свинины. Большой кувшин с салом, поменьше с внутренним жиром, другой с зельцем ... Относительно последнего у меня были сомнения.
Я сделала его, следуя инструкции одной из женщин Мюллеров - в переводе Джейми - но я раньше никогда не видела зельца и не была уверена, как он должен выглядеть. Я сняла крышку и осторожно понюхала, он пах довольно приятно с мягким пряным ароматом чеснока и черного перца, никаких запахов порчи. Возможно, мы не умрем от отравления трупным ядом, но я намеревалась пригласить Герхарда Мюллера испробовать его первым.
- Как вы можете принимать этого старого злодея в вашем доме? - спросила Марсали с негодованием, когда Герхард с одним из своих сыновей явились в Ридж несколькими месяцами ранее. Она слышала историю про индейских женщин от Фергюса и смотрела на немцев с испуганным отвращением.
- И что, по-твоему, я должен делать? - спросил Джейми в ответ, не донеся ложку до рта. - Убить всех Мюллеров - ибо если я убью Герхарда, то должен буду убить их всех - и прибить их скальпы к дверям хлева? - его рот немного дернулся. - Думаю, от этого корова останется без молока, по крайней мере, я пить молоко точно не смогу.
Марсали нахмурила брови, она была не тем человеком, от которого можно было отшутиться.
- Ничего подобного, - сказала она. - Но вы привечаете их в своем доме и обращаетесь с ними, как со своими друзьями! - она посмотрела на Джейми, хмурясь. - Женщины, которых он убил, были вашими знакомыми, нет?
Я обменялась взглядами с Джейми и пожала плечами. Он сделал паузу, раздумывая и медленно помешивая суп в тарелке. Потом он положил ложку и взглянул на нее.
- Герхард сделал ужасную вещь, - просто сказал он. - Но для него это был вопрос мести; по его мнению, он не мог поступить иначе. Будет лучше, если я стану мстить ему?
- Нет, - сказал Фергюс с убеждением. Он взял руку Марсали, прекратив, таким образом, ее возможные возражения, и улыбнулся ей. - Конечно же, французы не верят в месть.
- Ну, возможно, некоторые французы, - пробормотала я, вспомнив о графе Сен-Жермене.
Однако Марсали не так легко было отвлечь.
- Хмм, - сказала она. - Вы так говорите, потому что они не были вашими, не так ли? - увидев, что брови Джейми удивленно приподнялись, она пояснила. - Женщины, которых убили. Но что, если бы это была ваша семья? Если бы это были я, Лиззи и Брианна?
- Тогда, - сказал Джейми ровным голосом, - это было бы мое дело. А то была семья Герхарда, - он встал изо стола, оставив суп в тарелке. - Ты поел, Фергюс?
Фергюс поглядел на него, поднял свою миску и выпил суп до дна.
- Oui, - сказал он, вытирая рот рукавом. Он встал и погладил Марсали по голове, потом дернул прядь светлых, как солома, волос, выбившуюся из-под керча. - Не волнуйся, chéri(2). Даже если я не верю в месть, я сделаю кисет для табака из мошонки того, кто попробует охотиться за твоими волосами. А твой па выпустит ему кишки.
Марсали сказала "пфф!" с веселым раздражением и хлопнула его по руке, и про Герхарда Мюллера больше не говорили.
Я сняла с полки тяжелый кувшин с зельцем и поставила возле двери, чтобы не забыть, когда буду возвращаться в дом. Я подумала, приехал ли сын Герхарда, Фредерик, вместе с ним? Скорее всего, да; юноше было не более двадцати лет, и это не тот возраст, когда парень может отказаться от приключений. Именно жена Фредерика, Петронелла, и ее ребенок умерли от кори, а Герхарад посчитал инфекцию проклятием, которое наслали на них индейцы-тускарора.
"Нашел ли Фредерик новую жену?" - задалась я вопросом. Очень вероятно. А если нет, то среди новых арендаторов были две девушки. Возможно, Джейми планировал найти им мужей? И потом была Лиззи ...
Ларь с кукурузой был полон на три четверти, хотя большое количество мышиных катышков на полу возле него было тревожным фактом. Адсо рос быстро, но, возможно, не достаточно быстро, он был пока размером со среднюю крысу. Муки было маловато, только восемь мешков. Но она могла быть еще на мельнице, надо спросить Джейми.
Мешки с рисом и бобами, бушели орехов гикори, серого и грецкого ореха. Кучи сушеной тыквы, мешок овсянки и кукурузной муки, галлоны яблочного сидра и уксуса. Кувшин соленого масла, другой несоленого, корзина с круглыми сырами из козьего молока, которые я обменяла на бушель ежевики и дикой смородины. Остальная часть ягод была высушена вместе с диким виноградом, или сварена и спрятана в кладовой, подальше - я надеялась - от набегов детей.
Мед. Я остановилась, морща губы. У меня было почти двадцать галлонов чистого меда и четыре фляги с сотами, собранными в моих ульях, которые ждали своей очереди превратиться в воск для свечей. Они хранились в пещере, окруженной стеной из камней, чтобы обезопасить их от медведей. Хотя не от детей, которые бывали здесь, чтобы накормить коров и свиней в хлеве. Я еще не видела подозрительно липких рук и мордашек, но лучше все же предпринять профилактические меры.
Инвентаризация мяса, зерна и маленькой маслодельни показала, что, пожалуй, голодать этой зимой не придется. Мое беспокойство уменьшилось, но все еще оставалась угроза дефицита витаминов. Я посмотрела на каштановую рощу с совершенно голыми ветвями. Еще добрых три месяца мы не увидим зелени, хотя на грядках у меня еще оставались репа и капуста.
Погреб под домом был хорошо заполнен, в нем плавали земляные запахи картофеля, сильный запах лука и чеснока и здоровый аромат репы. Две большие бочки с яблоками стояли возле задней стены, и я увидела, что к ним вели детские следы.
Я поглядела вверх. На стропилах были развешаны большие кисти винограда, медленно превращающегося в изюм. Они все еще были там, но нижние кисти были оголены, оставшись почти без ягод. Возможно, мне не стоит волноваться о вспышке цинги.
Я отправилась назад к дому, пытаясь подсчитать, сколько провизии нужно послать с Джейми и милицией, сколько оставить для жен и детей. Это было трудно, все зависит от того, сколько мужчин он сможет привести с собой. Он был назначен полковником, и ответственность за снабжение отряда была на нем, что позже могло компенсироваться - а может и нет - выплатами от ассамблеи.
Не в первый раз я пожалела, что не знала больше. Как долго ассамблея функционировала в колонии?
Брианна была возле колодца, расхаживая вокруг него и задумчиво хмуря брови.
- Труба, - сказала она без предисловий. - Люди делали в это время водопроводы из металлических труб? Римляне делали, но ...
- Я видела металлические трубы в Париже и Эдинбурге для отвода воды с крыш во время дождя, - предположила я. - Значит, водопровод есть. Хотя я не уверена, что видела что-нибудь подобное в колониях. Если даже есть, это ужасно дорого.
Кроме самых простых вещей, таких, например, как подковы, все скобяные товары завозились их Англии, также как и металлы: медь, латунь и свинец.
- Хмм, по крайней мере, они знают, что это такое, - она прищурила глаза, вычисляя наклон между колодцем и домом, потом покачала головой и вздохнула. - Я могу сделать насос, я думаю. Но провести воду в дом проблематично, - она внезапно зевнула и моргнула, отчего на глазах у нее появилась влага. - Боже, я так устала, что не могу думать. Джемми всю ночь проплакал, и когда он, наконец, заснул, заявились Мюллеры. Я думаю, я вообще не спала этой ночью.
- Мне это знакомо, - сказала я с сочувственной улыбкой.
- Я была беспокойным ребенком? - спросила она и улыбнулась мне в ответ.
- Очень, - ответила я и повернулась к дому. - А где ребенок?
- Он с ...
Брианна внезапно застыла, схватив мою руку.
- Что ... - произнесла она. - Что это, ради Бога?
Я обернулась и почувствовала судорогу потрясения под ложечкой.
- Совершенно очевидно, что это такое, - сказала я, медленно направляясь к нему. - Вопрос в том, зачем?
Это был крест. Точнее большой крест, сделанный из сухих сосновых стволов, очищенных от ветвей и связанных веревкой. Он был установлен в ограде возле большой голубой ели, охраняющей дом.
Он были примерно семи футов высотой с тонкими, но прочными стволами. Он не бросался в глаза, но его тихое присутствие, казалось, доминировало во дворе, подобно дарохранительнице в церкви. В то же время, было очевидно, что он был поставлен здесь не в знак почитания или для защиты. На самом деле, он выглядел зловещим.
- У нас будет собрание секты? - Брианна дернула ртом, пытаясь обернуть все в шутку. Крест заставил ее почувствовать тревогу так же, как и меня.
- Не то, чтобы я об этом слышала.
Я медленно обошла его, осматривая сверху донизу. Его сделал Джейми, насколько я могла судить по качеству исполнения. Стволы были выбраны прямые и симметричные, тщательно очищенные от веток, концы заужены. На перекрестье стволов были сделаны аккуратные выемки, и в этом месте они были перевязаны веревкой с искусностью моряка.
- Возможно, па решил основать свою собственную религию, - Брианна приподняла бровь, она также признала мастерство.
Из-за угла дома внезапно появилась миссис Баг с миской корма для цыплят. Она резко остановилась, увидев нас, и ее рот тут же раскрылся. Я инстинктивно приготовилась к нападению и услышала тихое хихиканье Брианны.
- О, вот вы где, мэм! Я сказала Лиззи, что это позор, совершеннейший позор, что эти отродья перерыли весь дому сверху донизу, и их грязные объедки разбросаны по всему дому, даже в кабинете у Самой, и Лиззи сказала мне, да, она сказала ...
- В моем хирургическом кабинете? Что? Где? Что они наделали? - забыв про крест, я поспешила к дому, преследуемая по пятам миссис Баг, которая все еще продолжала говорить.
- Я сама поймала двух маленьких дьяволят, которые играли с вашими прекрасными синими бутылками, и будьте уверены, я надрала им уши так, что думаю, у них все еще в них звенит, противные дети. И еще они разбросали у вас испорченную пищу.
- Мой хлеб! - я уже вошла в передний холл и распахнула двери кабинета, чтобы увидеть, что все было идеально прибрано, включая столешницу, где я держала мои новые образцы для экспериментов с пенициллином. Теперь дубовая столешница была совершенно пуста и влажно блестела от уборки.
- Отвратительно, это было совершенно отвратительно, - сказала миссис Баг позади меня. Она сжала губы с чопорным достоинством. - Покрытый плесенью, весь покрытый, и синий весь, и ...
Я глубоко вздохнула, сжав опущенные руки в кулаки, чтобы не наброситься и не задушить ее. Я закрыла дверь в кабинет, пряча пустую столешницу, и повернулась к маленькой шотландке.
- Миссис Баг, - произнесла я, с большим усилием удерживая голос спокойным. - Вы знаете, как я ценю вашу помощь, но я бы просила вас ...
Входная дверь распахнулась и врезалась в стену возле меня.
- Ты проклятая старая метла! Как смеешь ты поднимать руки на моих детей!
Я обернулась и оказалась нос к носу с миссис Чизхолм с пылающим от ярости лицом и метлой в руке, два раскрасневшихся малыша со следами слез на мордашках цеплялись за ее юбки. Она полностью проигнорировала меня, сосредоточив все свое внимание на миссис Баг, которая стояла рядом со мной, ощетинившись, как маленький ежик.
- Ты и твои драгоценные дети! - закричала миссис Баг с негодованием. - Да ведь если бы ты заботилась о них, ты бы воспитала их надлежащим образом и научила отличать плохое от хорошего, а не бросила бы их носиться по дому, как диких обезьян, ломая все от чердака до порога и хватая своими грязными ручонками все, что плохо лежит!
- Ну, ну, миссис Баг, я уверена, что они не хотели ...
Моя попытка установления мира была заглушена воплями всех трех Чизхолмов, сама миссис Чизхолм безусловно вопила громче всех.
- Кто ты такая, чтобы обвинять моих детей в воровстве, ты старая болтливая паучиха!
Разгневанная мамаша угрожающе замахнулась метлой, пытаясь достать миссис Баг. Я быстро вклинилась между воюющими сторонами.
- Миссис Чизхолм, - сказала я поднимая руку в умиротворяющем жесте. - Маргарет. Я уверена, что ...
- Кто я? - миссис Баг, казалось, расширилась, как поднимающееся тесто. - Кто я? Да я ведь честная женщина и христианская душа! Кто ты такая, чтобы разговаривать таким образом с теми, кто старше и лучше тебя? Ты и твое проклятое племя шлялись по горам в лохмотьях и тряпках без всего, кроме горшка для мочи!
- Миссис Баг! - воскликнула я, поворачиваясь к ней. - Вы не должны ...
Миссис Чизхолм не озаботилась поисками возражений, вместо этого она двинулась на нас, взяв метлу наизготовку. Я протянула руки, чтобы схватить метлу. Обнаружив, что я мешаю ей ударить миссис Баг, она вместо этого стала дико тыкать метлой поверх моего плеча, пытаясь достать старую женщину.
Миссис Баг, очевидно чувствуя себя в безопасности за моей спиной, подпрыгивала, как шарик для пинг-понга, с лицом, раскрасневшимся от ярости и триумфа.
- Нищие! - орала она во всю силу своих легких. - Голытьба! Цыгане!
- Миссис Чизхолм! Миссис Баг! - умоляла я их, но они совершенно не обращали на меня внимания.
- Проститутка! Неуч! - ревела миссис Чизхолм, бешено тыкая метлой. Дети вопили и плакали, и миссис Чизхолм, которая была довольно грузной женщиной, наступила мне на ногу.
Я, потеряв терпение, шагнула к миссис Чизхолм с горящими глазами. Он отступила назад, опустив метлу.
- Ха, ты грубая дура! Ты и ... - пронзительные крики миссис Баг внезапно прекратились, и я снова развернулась, чтобы увидеть, что Брианна, которая, по-видимому, обошла вокруг дома и зашла через кухню, подняла сразу уменьшившуюся в размерах миссис Баг над полом, обхватив ее за талию, а другой рукой зажав ей рот. Маленькие ноги миссис Баг бешено пинались, ее глаза пучились над рукой Брианны. Бри закатила глаза, взглянув на меня, и отступила к кухонной двери, унося пленницу с собой.
Я повернулась, чтобы разобраться с миссис Чизхолм, но увидела только серую юбку, которая мелькнула, исчезая за углом. Вопль ребенка звучал, как удаляющаяся сирена. Метла лежала возле моих ног. Я подняла ее и вошла в свой кабинет, закрыв за собой дверь.
Я закрыла глаза, схватившись за пустую столешницу. Внезапное иррациональное желание стукнуть кого-нибудь, разбить что-нибудь овладело мной. Я стукнула кулаком по столешнице и ударяла снова и снова, но она была сделано солидно и крепко, так что мои удары даже не производили громкого стука, и я остановилась, задыхаясь.
Что же, спрашивается, происходит со мной? Каким бы раздражающим не было вмешательство миссис Баг, оно не могло так сильно вывести меня из себя. Как не могла и материнская скандальность миссис Чизхолм, она и ее маленькие разбойники все равно рано или поздно покинут дом. Лучше рано, конечно.
Мое сердце замедлило свой бешеный стук, но колючки раздражения еще щипали мою кожу, как крапивная сыпь. Я попыталась избавиться от них, открыв большой буфет, чтобы удостовериться, что ни миссис Баг, ни детские набеги не испортили действительно важных вещей.
Нет, все было в порядке. Все стеклянные банки были протерты и влажно поблескивали в солнечном свете синими и зелеными кристаллами, но все были на своих местах, с аккуратными ярлычками, повернутыми вперед. Пучки высушенных трав были тщательно вытряхнуты от пыли, но висели на своих гвоздях.
Вид собранных лекарств успокаивал. Я коснулась банки с мазью против вшей, чувствуя в себе благодарность скупца при виде большого количества и разнообразия мешочков, банок и бутылок.
Спиртовая лампа, бутылка спирта, микроскоп, большая пила для ампутации, банка с шовным материалом, пакет с паутиной - все было аккуратно расставлено по полкам, подобно новичкам-новобранцам самого разного роста перед сержантом-инструктором по строевой подготовке. Миссис Баг могла слишком много о себе воображать, но я не могла не признать ее достоинств, как домоправительницы.
Единственной вещью в кабинете, к которой не прикоснулась ее рука, была маленьким кожаным мешочком, в котором лежал амулет. Амулет мне дала Найавене из племени тускарора, и он лежал отдельно от других вещей. "Как интересно, что миссис Баг не прикоснулась к нему", - подумала я. Я никогда не говорила ей, что это такое, хотя мешочек несомненно выглядел индейским с перьями ворона и дятла, воткнутыми в узел. Находясь менее года в колониях и меньше месяца в Ридже, миссис Баг относилась к индейским вещам с глубоким недоверием.
Аромат щелочного мыла висел в воздухе, как укоризненный призрак домоправительницы. Я полагаю, что я не могла ее обвинять - заплесневелый хлеб, гнилая мякоть дыни и яблока могли быть для меня частью эксперимента, но для миссис Баг они могли быть только вопиющим оскорблением бога чистоты.
Я вздохнула и закрыла буфет, добавив слабый аромат лаванды и едкий запах щелочи к призрачному запаху гнилого яблока. Я теряла материалы моих опытов много раз прежде, а данный эксперимент не был сложным для повторения и не находился на успешной стадии. Потребовалось бы не больше получаса, чтобы разложить новые кусочки хлеба и другие образцы. Но я не стану делать этого, нет времени. Джейми определенно начал собирать своих милиционеров, и через несколько дней они должны будут отправиться к Солсбери по приказу губернатора Трайона. То есть, мы должны будем ... потому что я намеревалась отправиться вместе с ними.
Мне внезапно пришло в голову, что времени уже не было, когда я начинала предыдущий эксперимент. Я знала, что мы скоро уедем, и даже если бы появились какие-то обнадеживающие результаты, я не успела бы собрать, высушить и очистить плесень. Я знала это, и все же я начала его, упрямо следуя своим планам, как если бы жизнь все еще была спокойна и предсказуема, как если бы ничто не угрожало течению наших дней. Как если бы мои действия могли сделать это правдой.
- Ты действительно дура, Бьючемп, - пробормотала я, устало убирая завиток за ухо. Я вышла и закрыла дверь кабинета, отправившись наводить мир между миссис Баг и миссис Чизхолм.
На первый взгляд мир в доме был восстановлен, но тревожная атмосфера сохранялась. Женщины принялись за свою работу, хмурясь и тесно сжимая губы, даже Лиззи, терпеливая душа, недовольно цыкнула, когда один из детей пролил горшок с пахтой на ступеньки.
Даже воздух снаружи, казалось, потрескивал, как если бы рядом бушевала гроза. Когда я ходила от навесов к дому и обратно, я продолжала посматривать на небо над Чалой горой, почти ожидая грозовых туч, но небо было бледно-голубым, как бывает в конце осени, и не омраченным ничем, кроме легких перистых облаков.
Я не могла сосредоточиться ни на чем. Я перескакивала от одной задачи к другой, не доплетя косичку лука в кладовой, оставив миску с неошелушенными бобами на крыльце и порванные брюки на скамье с ниткой, свисающей из воткнутой в них иголки. Снова и снова я пересекала двор, направляясь неизвестно куда и не имея определенной цели.
Я поднимала глаза всякий раз, когда проходила мимо креста, как если бы надеялась, что он исчез со времени моего последнего прохождения, или на нем появилась некоторая, объясняющая все записка, аккуратно пришпиленная к дереву. Если не "Iesus Nazarenus Rex Iudaeorum"(3), то хоть что-нибудь. Но нет. Крест оставался на месте, два сосновых ствола, перевязанных веревкой. Ничего более. Если не считать того, что сам крест знаменует собой нечто большое. Просто я пока не знаю что.
Все остальные, казалось, разделяли мое рассеянное состояние. Миссис Баг, будучи не в духе от ссоры с миссис Чизхолм, не стала готовить обед и удалилась в свою комнату, сославшись на головную боль, хотя отказалась от моей медицинской помощи. Лиззи, обычно хорошо готовящая, сожгла мясо, и столб черного дыма запятнал дубовые балки над очагом.
По крайней мер, Мюллеры не болтались под ногами. Они привезли с собой бочонок пива и после завтрака удалились в хижину Брианны, приятно проводя время.
Тесто для хлеба отказалось подниматься. У Джемми лез новый зуб, и он плакал, плакал и плакал. Непрерывные крики натянули нервы всех окружающих - включая мои - до опасной точки. Мне хотелось предложить Бри убрать его за пределы слышимости, но я видела темные круги усталости под ее глазами и не решилась. Однако миссис Чизхолм, уставшая от постоянной битвы со своими детьми, не была столь деликатна.
- Ради Бога, девушка, почему бы тебе не унести его в свою хижину? - рявкнула она. - Если он такой голосистый, нет никакой необходимости всем это слышать!
Глаза Бри сердито сузились.
- Потому что, - прошипела она, - два ваших старших сына пьют в моей хижине вместе с немцами. Я не хочу мешать им!
Лицо миссис Чизхолм сильно покраснело. Прежде чем, она могла что-либо сказать, я подошла и взяла ребенка у Бри.
- Мы с ним немножко погуляем, хорошо? - сказала я, прижимая его к груди. - Нам нужен свежий воздух. Почему бы тебе не подняться и не лечь в мою кровать, дорогая? - сказала я Бри. - Ты, наверное, сильно устала?.
- Угу, - сказала она, дернув уголком рта. - И римский папа немного католик.(4) Спасибо, ма.
Она поцеловала горячую мокрую щечку Джемми и исчезла на лестничной площадке.
Миссис Чизхолм бросила ей вслед сердитый взгляд, но увидев, что я смотрю на нее, закашлялась и позвала своих трехлетних близнецов, которые деловито ломали мою корзинку для шитья.
Холодный ветер снаружи стал большим облегчением после дымной кухни, и Джемми немного успокоился, хотя не прекратил корчиться и скулить. Он уткнулся горячим мокрым лицом мне в шею и, пуская слюни, яростно грыз платок.
Я медленно ходила туда и сюда по двору, поглаживая его и напевая тихо "Лиллибуллеро"(5). Я нашла прогулку успокаивающей, несмотря на капризы Джемми. Он был один, в конце концов, и не мог говорить.
- Ты мужчина, - сказала я ему, натягивая чепчик на яркую поросль, украшавшую его голову. - И как у мужчины, у тебя есть свои недостатки, но женская драка не входит в их перечень.
Я любила отдельных женщин - Бри, Марсали, Лиззи и даже миссис Баг, но должна признать, что в общей массе я предпочитала иметь дело с мужчинами. Было ли это недостатками моего воспитания - я, в основном, росла под наблюдением моего дяди Лэмба и его персидского слуги, Фироуза - моего участия в войне или собственной индивидуальности, но я считала мужчин успокоительно логичными и, за небольшим исключением, прямодушными.
Я оглянулась посмотреть на дом. Он безмятежно стоял среди элегантных каштанов, изящно пропорциональный и крепко построенный. В окне торчало лицо с высунутым языком и скошенными глазами над приплюснутыми к стеклу носом. Через холодный воздух до меня слабо донеслись высокие женские голоса и стук.
- Хмм, - произнесла я.
Не горя желанием отправляться в поход и содрогаясь при мысли о вовлечении Джейми в вооруженное столкновение любого рода, я, тем не менее, стала находить мысль о нахождении в компании двадцати или тридцати бородатых вонючих мужчин в течение недели или даже двух весьма привлекательной. Если же это означало спать на земле ...
- И в жизни дождь бывает иногда,(6) - сказала я Джемми со вздохом. - Но я полагаю, что ты только что узнал об этом, не так ли, бедняжка?
- Гых! - ответил он и согнулся от боли в деснах, сильно пнув коленями в мой бок. Я приспособила его удобнее у себя на бедре и дала пожевать ему свой указательный палец. Его десны были крепкие с твердыми узлами, и я почувствовала мягкое горячее пятно там, где собирался вылезть новый зуб. Пронзительный вопль донесся из дома, сопровождаемый криками и топотом бегущих ног.
- Ты знаешь, - сказала я, - я думаю, что немного виски здесь не помешало бы, не правда ли?
Вытащив свой палец изо рта Джемми, я прижала его к груди и мимо креста нырнула под большую красную ель, как раз вовремя, поскольку двери дома распахнулись, и пронзительный голос миссис Баг зазвучал, как труба, в холодном воздухе.
До поляны с виски был длинный путь, но я не возражала. В лесу стояла благословенная тишина, и Джемми, укачанный движением, наконец, задремал, привалившись ко мне, как тяжелый мешочек с песком.
Деревья уже потеряли свою листву, и мои ноги по лодыжки погружались в золотисто-коричневый ковер. Семена кленов летали по ветру, задевая мою одежду, словно крылья. Вверху пролетал ворон. Он издал неистовый хриплый крик, и ребенок дернулся в моих руках.
- Тсс, - сказала я, прижимая его к себе. - Ничего страшного, милый, это только птица.
Однако я посмотрела ему вслед и прислушалась, нет ли второго ворона. Они были птицами предзнаменования, или так утверждало горское поверье. Один ворон означал изменения, два - удачу, а три - несчастье. Я попыталась не обращать внимания на это, но Найавене когда-то говорила, что ворон был моим проводником и моим тотемом, и я никогда не могла видеть большие черные тени наверху без некоторого содрогания.
Джемми пошевелился, издал пронзительный крик и замолчал. Я погладила его и возобновила подъем, задаваясь вопросом, какое животное было его тотемом?
"Духи животных выбирают вас, - сказала мне Найавене, - не наоборот. Вы должны внимательно следить за признаками и предзнаменованиями и ждать, когда к вам придет ваше животное". У Иэна был волк, у Джейми - медведь, так, по крайней мере, говорили тускарора. Я тогда подумала, что делать тем, у кого таким животным будет нечто унизительное, например, землеройка или навозный жук, но была слишком вежлива, чтобы спросить.
Только один ворон. Я все еще могла слышать его карканье, хотя он уже исчез из вида, но никаких криков не раздалось из ельника позади меня. Предзнаменование изменений.
- Ты мог бы не беспокоиться, - сказала я птице тихо, чтобы не разбудить ребенка. - Вряд ли мне нужно твое предсказание, не так ли? Я и так знаю.
Я медленно поднималась, слушая дуновения ветра и более глубокий звук собственного дыхания. Изменения были в самом воздухе, запахи зрелости и смерти разносились по ветру, и дыхание зимы ощущалось в прохладе дня. Ритмы вращающейся земли приносили изменения, которые ожидались, и которые ум и тело принимали со осознанием - и в целом - с миром. Но наступающие сейчас изменения имели другую природу и потому тревожили душу
- Нет смысла прятать его, - сказал Джейми, объясняя свой выбор, - когда любой человек с носом может найти его вслепую.
Что было достаточно верно, даже сейчас, когда здесь не было никакого зерна, которое активно бродило под навесом или поджаривалось на токе, слегка жирноватый дымный запах витал в воздухе. Когда же зерно "работало", заплесневелый острый аромат брожения ощущался на большом расстоянии, а когда проросший ячмень расстилали на току над небольшим огнем, дымный туман висел над поляной, и запах был так силен, что при попутном ветре достигал хижины Фергюса.
Сейчас на солодильном токе никого не было. Когда закладывалась новая партия, Марсали или Фергюс присматривали за ней, но в настоящий момент крытый ток с его гладкими досками, посеревшими от использования и погоды, был пуст. Однако рядом была сложена аккуратная кучка поленьев.
Я подошла ближе, чтобы посмотреть, какие это дрова. Фергюсу нравились дрова гикори, как из-за того, что легко кололись, так и из-за сладковатого привкуса, которое они придавали солоду. Джейми с его традиционным подходом к виски предпочитал дуб. Я коснулась расколотого полена, широкие волокна, легкая древесина, тонкая кора. Я улыбнулась, значит, Джейми недавно был здесь.
Обычно на солодильном току хранился маленький бочонок с виски, как для гостеприимства, так и в качестве меры предосторожности. "Если кто-то наткнется на девушку, когда она будет одна, лучше, чтобы у нее было что отдать им, - сказал Джейми. - Все знают, что мы здесь делаем, и лучше, чтобы никто не выпытывал у Марсали, где хранится виски". Это не был лучший виски - обычно незрелый, еще неочищенный алкоголь - но, конечно, достаточно хороший и для незваных посетителей, и для ребенка с прорезывающимися зубами.
- У тебя еще нет вкусовых рецепторов, так что никакой разницы, да? - прошептала я Джемми, который пошевелился во сне и почмокал губами, недовольно скривив свое маленькое личико.
Я осмотрелась, но никаких признаков бочонка на его обычном месте - за мешками ячменя и поленницей дров - не было. Возможно его забрали, чтобы наполнить, возможно украли. Совсем не проблема в любом случае.
Я повернула на север мимо солодильного тока, сделала десять шагов и повернула направо. Здесь было скальное образование, огромный гранитный блок, возвышающийся среди деревьев ниссы и кустов цефалянтуса. Однако, несмотря на солидный внешний вид, он не был цельным. Он состоял из двух плит, наклоненных друг к другу, так что внизу между ними была расселина, замаскированная кустами падуба. Я накинула свой платок на лицо Джемми, чтобы защитить от колючих листьев, и, наклонившись, осторожно пробралась между ними.
На выходе из расселины скала разбивалась на множество валунов, между которыми росли молодые деревца. Снизу место выглядело непроходимым, но сверху можно было увидеть еле заметную тропинку, ведущую к маленькой полянке, представляющую собой не больше чем промежуток между деревьями. На ней журчал маленький чистый ручей, который вытекал из скалы и исчезал в земле неподалеку. Летом полянку, закрытую листвой, не было видно даже сверху.
Теперь на подходе зимы белый камень возле ручья был хорошо заметен между безлистными деревьями ольхи и рябины. Джейми нашел этот валун и прикатил к истоку, нацарапав на нем крест и произнеся молитву, посвятив этот ручей виски. Я было подумала пошутить о единстве святой воды и виски - вспомнив об отце Кеннете и крещение - но поразмыслив, сдержалась, полагая, что Джейми не поймет шутку.
Я медленно пробиралась вниз по тропинке, вьющейся между валунами, обошла скалу и вышла на полянку с ручьем. Я разогрелась от ходьбы, но пальцы, которыми я держала концы платка, застыли в холодном воздухе. И там, на берегу ручья стоял Джейми в одной рубашке.
Я резко остановилась, скрытая редкой порослью вечнозеленых растений.
Меня остановило не его полураздетое состояние, а нечто в его осанке и выражении лица. Он выглядел усталым, и это было не удивительно, учитывая, что ему пришлось рано встать.
Старые брюки, которые он одевал для верховой езды, лежали на земле поблизости, рядом с ними лежал аккуратно свернутый пояс со всеми атрибутами, которые он носил на нем. Я уловила также пятно сине-коричневой ткани его охотничьего килта. Пока я смотрела, он стащил рубашку через голову и бросил ее на землю, потом совершенно голый встал на колени и стал плескать воду на лицо и руки.
Его одежда загрязнилась в дороге, но сам он был достаточно чистый. "Простого мытья рук и лица было бы достаточно, - подумала я, - и, возможно, оно было бы более комфортным у кухонного очага".
Тем временем он встал, взял маленькое ведро на берегу ручья, набрал воду и облился, закрыв глаза и сжав зубы, когда вода побежала по его груди и ногам. Я могла видеть, как его яички сжались, прижимаясь к телу, когда ледяная вода потекла по темно-рыжим зарослям лобковых волос и закапала с конца члена.
- Твой дедушка сошел с ума, - прошептала я Джемми, который пошевелился, гримасничая во сне, но не обратил никакого внимания на причуду своего предка.
Я знала, что Джейми не был совсем нечувствительным к холоду, я видела, как он втянул воздух и задрожал, и я, сочувствуя, задрожала вместе с ним. Рожденный и выращенный горцем, он не рассматривал холод, голод и подобные неудобства, как достойные внимания. Но даже при этом, его теперешняя чистоплотность была чрезмерной.
Он судорожно вздохнул и вылил воду на себя во второй раз. Когда он облился в третий раз, я начала понимать, что он делает.
Хирург моет руки перед операцией, конечно, для того, чтобы они были чистыми но это еще не все. Ритуал, когда он намыливает руки, вычищает под ногтями, трет кожу рук щеткой, повторяемый снова и снова на грани боли, является не только физической деятельностью. Это так же умственная и душевная деятельность. Акт мытья рук этим несколько маниакальным способом служит для того, чтобы сосредоточить свой ум, подготовить свой дух. Таким образом он смывает все внешние заботы, убирает все мелочи, отвлекающие его внимание, и, разумеется, смывает микробы и клетки омертвевшей кожи.
Я совершала его достаточно часто, чтобы, увидев этот особый ритуал, узнать его. Джейми не просто мылся, он очищал себя, используя холодную воду не только, как растворитель, но и как средство для приведения себя в необходимое состояние. Он готовился к чему-то, и от этого понимания по моей спине пробежала струя, холодная, как ключевая вода.
После третьего раза он поставил ведро и отряхнулся, разбрызгивая капли, слетающие с кончиков его волос на сухую траву. Все еще мокрый, он натянул рубашку и повернулся лицом к западу, где солнце уже низко висело между горами. Он стоял совершенно неподвижно некоторое время.
Свет, струящийся между безлистными деревьями был довольно ярок, и с того места, где я стояла, я могла видеть только его силуэт. Солнечные лучи просвечивали сквозь рубашку, и его тело темнело внутри нее. Он стоял, подняв голову, и прислушивался.
К чему? Я старалась дышать бесшумно и мягко прижала голову ребенка к своему плечу, чтобы он не проснулся. Я тоже вслушивалась.
Я слышала звук леса, постоянный мягкий шорох иголок и веток. Ветер был легкий, и можно было слышать воду в ручье, приглушенные звуки ее движения среди камней и корней. Я слышала очень ясно биение своего сердца и дыхание Джемми возле моей шеи, и вдруг я почувствовала испуг, словно эти звуки были слишком громкие и могли привлечь внимание чего-то опасного.
Я замерла, не двигаясь и стараясь не дышать, как кролик под кустом, пытаясь стать частью леса вокруг меня. Пульс Джемми бился в нежно-голубой вене на виске, и я склонила над ним голову, пытаясь закрыть его.
Джейми что-то громко крикнул по-гэльски. Это походило на вызов или, может быть, на приветствие. Слова казались смутно знакомыми, но здесь никого не было, полянка была пуста. Воздух внезапно похолодел и свет словно потускнел. "Облако закрыло солнце", - подумала я, но небо было чистое. Потревоженный Джемми зашевелился в моих руках, и я прижала его сильнее, чтобы он молчал.
Потом воздух шевельнулся, холод исчез, и ощущение опасности исчезло. Джейми не двигался. Напряженность оставила его, и плечи расслабились. Он слегка пошевелился, и спускающееся солнце залило его рубашку золотистым светом, а волосы вспыхнули ярким огнем.
Он вытащил кинжал из ножен и без колебаний провел лезвием по пальцам правой руки. Я увидела темную линию на концах его пальцев и закусила губу. Он подождал мгновение, чтобы кровь хорошо выступила, потом резким взмахом кисти брызнул капельками крови на камень возле истока ручья.
Положив кинжал на землю, он перекрестился окровавленными пальцами, потом медленно встал на колени и замер, склонив голову над сложенными ладонями.
Я видела время от времени, как он молился, но всегда в присутствии других людей, или, по крайней мере, при мне. Теперь он полагал, что находится один, и наблюдая, как он всей душой предается молитве, я чувствовала, что подглядываю за актом, более интимным, чем любая близость тел. Прервать его, казалось, святотатством. Я оставалась тихой и неподвижной, но уже была не просто зрителем, в моей душе тоже звучала молитва.
"Господи, - сами собой возникали в ней слова, - вверяю тебе душу слуги твоего Джейми. Помоги ему, пожалуйста". И смутно подумала: "В чем ему помочь?"
Он перекрестился и поднялся, и время снова пошло, хотя я не осознавала, что оно останавливалось. Я стала спускаться вниз, не помня, как сделала первый шаг. Я не видела, когда Джейми стал подниматься навстречу, но он шел ко мне и не выглядел удивленным, его лицо сияло при виде нас.
- Mo chridhe,(7) - произнес он нежно и наклонился поцеловать меня. Щетина на его лице была грубой, и его кожа была все еще холодной от воды.
- Надень брюки, - сказала я. - Ты замерзнешь.
- Сейчас надену. Ciamar a tha thu, an gille ruaidh?(8)
К моему удивлению Джемми бодрствовал и пускал слюни, синие глаза на разрумянившемся лице были широко открыты, и все его капризы исчезли без следа. Он стал извиваться и тянуться к Джейми, который мягко взял его из моих рук и прижал к груди, натягивая вязаный чепчик ему на уши.
- У нас лезет зуб, - сказала я Джейми. - Он плохо себя чувствовал, и я решила, что, может быть, поможет немного виски, но его в доме не было.
- О, да. Я думаю, мы с этим справимся. У меня есть немного виски во фляжке.
Он подошел к своей одежде, нагнулся и стал одной рукой снимать с ремня плоскую оловянную фляжку.
Потом он сел на камень с Джемми на коленях и вручил мне фляжку.
- Я была на солодильном токе, - сказала я, с легким хлопком вытащив из горлышка пробку, - но бочки там не было.
- Да, ее забрал Фергюс. Давай я сам сделаю, руки у меня чистые.
Он протянул левый указательный палец, и я налила на него немного спирта.
- Что Фергюс с ней делает? - спросила я, садясь на камень рядом с ним.
- Хранит, - сказал он неопределенно. Он засунул палец в рот Джемми, мягко потирая раздутую десну. - Вот так. Болит, да? Ай!
Он освободил волосы на своей груди из цепких рук Джемми.
- Кстати ... - произнесла я и потянулась, чтобы взять его правую руку. Переместив Джемми, чтобы держать его другой рукой, он позволил мне взять ее и перевернуть вверх ладонью.
Порез был не глубоким и проходил через кончики трех пальцев - тех, которыми он крестился. Кровь уже загустела, но я налила немного виски на порез и вытерла пальцы моим носовым платком.
Он, молча, позволял мне заботиться о нем, но когда я закончила и поглядела на него, он встретил мой взгляд со слабой улыбкой.
- Все в порядке, сассенах, - сказал он.
- Да? - сказала я, глядя в его лицо, он выглядел усталым, но спокойным. Небольшая морщинка между его бровей, которую я наблюдала несколько дней, исчезла. Чтобы он не собирался делать, он начал действовать.
- Значит, ты видела? - спросил он спокойно, глядя мне в глаза.
- Да. Это имеет какое-то отношение к кресту во дворе, не так ли?
- В некотором смысле.
- Для чего он? - прямо спросила я.
Он сжал губы, продолжая протирать воспаленные десны Джемми. Наконец, он произнес.
- Ты никогда не видела, как Дугал МакКензи созывал свой клан, да?
Я была страшно удивлена, но осторожно ответила.
- Нет. Я видела, как Колум собирал клан в Леохе для принятия присяги.
Он кивнул, память о далекой ночи факелов светилась в его глазах.
- Да, - сказал он мягко, - я помню это. Колум был вождем, и люди приходили на его призыв. Но на войну их вел Дугал.
Он на мгновение замолчал, собираясь с мыслями.
- Время от времени мы совершали набеги. Это были мелкие стычки, и зачастую рейдерские отряды собирались только потому, что люди были разгорячены выпивкой или утомлены скукой, или даже просто по прихоти Дугала или Руперта. Мы делали набеги как ради забавы, так и ради скота и зерна. Но собирать весь клан, всех способных мужчин для войны, нет, это случалось гораздо реже. Я видел это только один раз, но это не то, что можно когда-нибудь забыть.
Крест из сосны был во дворе замка, когда он проснулся однажды утром. Обитатели Леоха занимались своими обычными делами, никто не глядел на крест и не говорил о нем. Однако в замке ощущалось скрытое возбуждение.
Мужчины стояли группками тут и там, разговаривая вполголоса, но когда он подходил к ним, разговоры превращались в простую болтовню.
- Я был племянником Колума, но прибыл в замок недавно, и они знали, кто были мой отец и дед.
Дедом Джейми был Саймон Ловат - вождь Фрейзеров из Ловата, и большой недоброжелатель МакКензи из Леоха.
- Я не понимал, что затевается, но волосы на моих руках вставали дыбом всякий раз, когда я ловил чей-то взгляд.
Наконец, он явился в конюшню и нашел там старого Алека, главного конюха Колума. Старик любил Эллен МакКензи и был добр к ее сыну, как ради нее, так и ради него самого.
- Это огненный крест, парень, - сказал он Джейми, бросая ему скребницу и кивая головой на стойла. - Ты не видел его прежде?
Он сказал, что это старый обычай, один из тех, которым несколько сотен лет; никто не знает, где он появился, кто его придумал и зачем.
- Когда горский вождь созывает мужчин на войну, - сказал старик, ловко распутывая скрюченной рукой лошадиную гриву, - он устанавливает крест и поджигает его. Огонь тут же тушат, заметь, кровью или водой, но крест все равно называется огненным, и его несут через долины и горы, и люди знают, что это призыв к мужчинам клана вооружиться и явиться на место сбора, готовыми к сражению.
- Да? - сказал Джейми, чувствуя пустоту в желудке. - И с кем мы сражаемся сейчас? Куда мы едем?
Седая бровь старика одобрительно изогнулась при слове "мы".
- Ты едешь туда, куда ведет вождь, парень. Этой ночью мы идем против Грантов.
- Да, это было так, - сказал Джейми. - Хотя не той ночью. Когда наступила темнота, Дугал зажег крест и призвал клан. Он облил горящее дерево овечьей кровью, и двое мужчин выехали с крестом из замка. Четыре дня спустя, во дворе замка было триста мужчин, вооруженных мечами, пистолетами и кинжалами, а на рассвете пятого дня мы выехали на войну с Грантами.
Его палец был все еще во рту ребенка, но глаза смотрели вдаль, вспоминая.
- Тогда я в первый раз поднял меч на человека, - сказал он. - Я помню это очень хорошо.
- Надо думать, - пробормотала я. Джемми стал кряхтеть и ерзать, и я взяла его к себе на колени, действительно его пеленка оказалась мокрой. К счастью, я взяла с собой запасную, которую для удобства заткнула за свой пояс. Я положила его на колени, чтобы переодеть.
- А этот крест во дворе ... - сказал я тактично, не поднимая глаза от пеленок. - Он имеет отношение к милиции?
Джейми вздохнул, я подняла глаза и увидела тень памяти в его глазах.
- Да, - сказал он. - Когда-то я мог позвать, и мужчины пришли бы ко мне без вопросов, потому что они были моими. Мужчины одной со мной крови, одной земли.
Взор его полуприкрытых глаз был направлен на склон горы, возвышающейся над нами. Однако я подозревала, что он видел не лесистые склоны Каролины, а скорее голые скалы и каменистые поля Лаллиброха. Я положила свободную руку на его запястье, кожа была прохладной, но под ней я могла чувствовать жар, подобный начинающейся лихорадке.
- Они пришли к тебе, а ты к ним, Джейми. Ты пришел к ним в Каллодене. Ты взял их там, и ты вернул их домой.
"Какая ирония, - думала я, - что мужчины, явившиеся на его призыв, по большей части были сейчас в безопасности дома в Шотландии". Практически ни одно место в Высокогорье не осталось не затронутым войной, но Лаллиброх и его люди, в основном, сохранились - благодаря Джейми.
- Да, это так, - он повернулся, чтобы посмотреть на меня, и грустная улыбка коснулась его лица. Его рука на мгновение сжалась на моей, потом расслабилась, и морщина снова появилась между его бровей. Он махнул рукой на горы вокруг нас.
- Но мужчины здесь ... между нами нет долга крови. Они не Фрейзеры, я не рожден их лэрдом и вождем. Если они придут драться по моему зову, это будет их выбор.
- Да, - сказала я сухо, - и губернатора Трайона.
Он отрицательно покачал головой.
- Нет. Разве губернатор живет рядом с этими мужчинами, разве он имеет представление, кто явится на его призыв? - он немного сморщился. - Он знает только меня, и этого ему достаточно.
Я должна была согласиться с ним. Трайон не знал, и его не волновало, кого приведет Джейми, будучи заинтересованным только в том, чтобы Джейми явился и привел с собой достаточно мужчин, готовых сделать для него грязную работу.
Я размышляла некоторое время, вытирая Джемми подолом своей юбки. Все, что я знала об американской революции, я узнала из школьных учебников Брианны, и я, быть может, лучше многих людей знала, насколько написанное отличается от действительности.
Кроме того, мы жили в Бостоне, и естественно учебники по большей части отражали местную историю. При чтении о сражениях при Лексингтоне и Конкорде создавалось общее впечатление, что в милиции служили все здоровые мужчины колонии, которые вступали в нее при первом же намеке на опасность, горя желанием выполнить свой гражданский долг. Может быть, они горели, может быть, нет, но дикие места Каролины отнюдь не были Бостоном.
- ... Коня бы я в бешеной скачке погнал, - произнесла я вполголоса, - народ Миддлсекса к оружью призвал.(9)
- Что? - брови Джейми подпрыгнули. - Где этот Миддлсекс?
- Ну, где-то на полпути между мужчиной и женщиной,(10) - сказала я, - но на самом деле это область вокруг Бостона. Хотя названа в честь Миддлесекса в Англии.
- Да? - произнес он с удивленным видом. - Ну что ж, если ты так говоришь, сассенах. Но ...
- Насчет милиции ...
Я подняла Джемми, который с протестующими звуками брыкался и извивался, как рыба на крючке, не желая надевать подгузник. Он пнул меня в живот.
- О, прекрати сейчас же.
Джейми потянулся и забрал его у меня.
- Давай я возьму его. Может ему нужно еще виски?
- Не знаю, но он точно будет меньше кричать с твоим пальцем по рту.
Я с облегчением отдала ему Джемми, вернувшись к ходу своих мыслей.
- Бостон основан более ста лет назад, - сказала я. - Вокруг него много деревень и ферм, причем фермы не далеко от деревень, люди живут там давно, и все знают друг друга.
Джейми терпеливо кивал головой на каждое из этих "потрясающих" откровений, полагая, что, в конечном счете, я приду к какому-либо выводу. Что я и сделала только для того, чтобы обнаружить, что это был тот же вывод, о котором говорил он.
- И если там собирают милицию, - сказала я, внезапно поняв, что он пытался мне сказать, - они являются все, потому что привыкли вместе защищать свои города, и потому что ни один человек не хочет, чтобы соседи посчитали его трусом. Но здесь ... - я закусила губу, глядя на высокие горы вокруг нас.
- Да, - сказал он и кивнул головой, увидев осознание на моем лице. - Здесь по-другому.
На сто миль в округе не было достаточно большого поселения, который мог бы называться городом, кроме, наверное, Салема, города немцев-лютеран. Кроме него в этой удаленной местности не было ничего, только разбросанные фермы, иногда расположенные относительно близко друг другу, когда там селились родственники, братья или кузены. Крошечные поселения и отдельные хижины, некоторые так запрятанные между горами, что там месяцами- или годами - не видели белых лиц.
Солнце уже опустилось за склон горы, но его свет еще задерживался, пятная деревья и скалы вокруг нас золотом и окрашивая далекие пики в синий и фиолетовый цвета. Я знала, где-то среди этого холодного и блестящего пейзажа есть жилье, и теплые тела, но в пределах моего поля зрения ничего не двигалось.
Здешние поселенцы, без сомнения, придут на помощь соседу, потому что в любой момент помощь может понадобиться им самим. Здесь просто не к кому больше обращаться.
Но они никогда не боролись за общую цель, не имели ничего общего, что нужно было защищать. А оставить без защиты свои фермы и семьи ради прихоти далекого губернатора? Неопределенное чувство долга могло подвигнуть некоторых, другие отправились бы из любопытства, от любви к приключениям или в надежде на выгоду, но большинство могло пойти, если только их позовет человек, которого они уважают и которому они доверяют.
"Я не рожден их лэрдом и вождем", - сказал он. Не рожден для них, нет, но рожден для этого. Он мог стать вождем, если бы захотел.
- Зачем? - спросила я тихо. - Зачем ты сделал это?
Тени от гор удлинялись, медленно поглощая свет.
- Разве ты не понимаешь? - он приподнял одну бровь, повернувшись ко мне. - Ты рассказала мне, что случится в Каллодене, и я поверил тебе, сассенх. Люди Лаллиброха смогли вернуться домой благодаря тебе и мне.
Это было не совсем верно, любой человек, который маршировал с горской армией от Нэрна, знал, что впереди лежит бедствие. Но все же ... Я смогла хотя бы немного помочь подготовить Лаллиброх не только для сражения, но и для его последствий. Небольшое чувство вины, которое я всегда испытывала, когда думала о восстании, слегка ослабло.
- Хорошо, возможно. Но что ...
- Ты рассказала мне, что произойдет здесь, сассенах. Ты, Брианна и МакКензи, все трое. Восстание, война и на сей раз ... победа.
Победа. Я беспомощно кивнула, помня, что я знала о войнах и цене победы. И все-таки это было лучше, чем поражение.
- Ну, вот, - он наклонился, поднял свой кинжал и махнул им на горы вокруг нас, - я поклялся Короне. Если я нарушу клятву, я предатель. Мою землю отберут, и, возможно, мою жизнь, а те, кто последуют за мной, разделят мою судьбу. Верно?
- Верно, - я сглотнула и обхватила себя руками, желая, чтобы Джемми все еще был у меня в руках. Джейми повернулся ко мне, взгляд его был твердым и ясным.
- Но на сей раз корона не победит. Ты сказала это. И если король будет свергнут здесь, в колониях, что станет с моей клятвой? Если я сдержу ее, то я буду предателем для мятежников.
- О, - произнесла я довольно слабым голосом.
- Понимаешь? В какой-то момент Трайон и король потеряют власть надо мной, но я не знаю когда. В какой-то момент власть захватят мятежники, но я не знаю когда. А между ними ...
Он опустил кинжал острием вниз.
- Я понимаю. Безвыходная ситуация, - сказал я, ощущая внутри себя пустоту от осознания того, насколько сомнительным было наше положение.
Следовать приказам Трайона на данный момент было единственным выходом. Однако позже на ранней стадии революции ... если Джейми продолжит действовать, как человек губернатора, то объявит себя роялистом, что, в конечном счете, станет для него фатальным. Однако разрыв с Трайоном раньше времени и отказ от клятвы королю ... может стоить ему земли и, весьма возможно, жизни.
Он пожал плечами, слегка скривив рот, и откинулся назад, усадив Джемми на колени.
- Не в первый раз я хожу между двух огней, сассенах. Я могу выйти оттуда немного подпаленный по краям, но, думаю, я не сгорю, - он слабо фыркнул, что можно было принять за смешок. - Это у меня в крови, да?
Я тоже коротко хохотнула.
- Если ты имеешь в виду своего дедушку, - сказала я, - то признаю, он был способен на это. Однако и он попался в конце концов, не так ли?
Джейми с неопределенным выражением на лице наклонил голову набок.
- Может быть. Но тебе не приходило в голову, что все произошло, как он хотел?
Покойный лорд Ловат был печально известен странной изворотливостью своего ума, но я не могла видеть, какую он получил выгоду, позволив отрубить себе голову, и сказала Джейми об этом.
Джейми улыбнулся, несмотря на серьезный предмет разговора.
- Ну, возможно, казнь не была тем, что он планировал, но все же ... Ты же видела, что он сделал; он отправил молодого Саймона к Чарльзу, а сам остался дома. Но кто из них заплатил на Тауэр Хилл(11)?
Я медленно кивнула, начиная понимать его мысль. Молодой Саймон, почти такого же возраста, что и Джейми, не понес наказание за участие в восстании. Его не заключили в тюрьму, не изгнали из Шотландии, как большинство якобитов, и хотя он потерял значительную часть своих земель, он смог вернуть себе достаточно собственности, благодаря упорным судебным процессам против короны.
- Если бы старый Саймон не прикрыл своего сына, то тот закончил бы жизнь на эшафоте, но он не сделал этого. Я думаю, даже такая старая гадюка, как он, не решился подставить своего собственного сына и наследника под топор.
Джейми кивнул.
- Ты позволишь отрубить себе голову, сассенах, если выбор станет между тобой и Брианной?
- Да, - ответила я без колебаний. Я отказывалась признавать, что старый Саймон обладал каким-либо чувством семейной привязанности, но, может быть, даже гадюки заботятся о благополучие своего потомства.
Джемми сменил палец деда на его же кинжал и теперь яростно грыз рукоятку дирка, который Джейми предусмотрительно держал за лезвие, чтобы ребенок не поранился.
- Я тоже, - сказал Джейми с легкой улыбкой. - Хотя я надеюсь, что этого не потребуется.
- Я не думаю, что обе армии отрубали людям головы - или будут отрубать, - сказала я. Но оставалось еще множество других неприятных вариантов, и Джейми знал это так же, как и я.
Внезапно у меня возникло страстное желание убедить его бросить все это и отойти в сторону. Отдать Трайону его землю, сказать арендатором, чтобы они делали, что хотели, бросали Ридж и уходили. Война надвигалась, но она не должна поглотить нас. Не на этот раз. Мы можем уйти на юг во Флориду или к индейцам. На запад к чероки. Или даже назад в Шотландию. Колонии восстанут, но есть места, где можно скрыться от войны.
Он наблюдал за моим лицом.
- Это, - произнес он, отметая жестом руки мысли о Трайоне, милиции и регуляторах, - это небольшое происшествие, возможно, само по себе ничего не значащее. Но это начало, я думаю.
Свет исчезал, тень закрыла его ноги, но последние лучи солнца еще касались его лица. На лбу было пятно крови, и я подумала, что должна вытереть его, но не двинулась с места.
- Если я спасу этих мужчин, когда они пройдут вместе со мной между двух огней, тогда они и дальше будут идти за мной без вопросов. Лучше начать сейчас, сассенах, пока еще не так много стоит на кону.
- Я знаю, - сказала я и задрожала.
- Ты замерзла, сассенах? На, возьми ребенка и идите домой, я пойду за вами, как только оденусь.
Он вручил мне Джемми и кинжал, так как в данный момент эти двое были не разделимы, и встал. Он поднял килт и отряхнул его, но я не двигалась. Лезвие дирка было теплым от его руки, когда я взяла его.
Он вопросительно посмотрел на меня, и я потрясла головой.
- Мы подождем тебя.
Он одевался быстро, но тщательно. Несмотря на плохие предчувствия, я не могла не восхититься точностью его инстинктов. Не его обычный черно-малиновый килт, а охотничий. Никакого желания удивить их богатством одежды, но привлечь ее самобытностью, предназначенной показать горцам, что он один из них, и притянуть взгляды немцев. Плед, скрепленный брошкой в виде бегущего оленя, его пояс и ножны, чистые шерстяные чулки. Он молчал, поглощенный тем, что делал, одеваясь со спокойной сосредоточенностью, что удручающе походило на процесс одевания священника.
Значит, это будет сегодня ночью. Совершенно ясно, что Роджер и другие отправились собирать мужчин, проживающих на расстоянии дня пути, и сегодня ночью Джейми зажжет свой крест и призовет своих первых людей, скрепив клятву виски.
- Значит, Бри была права, - сказал я, нарушив тишину на поляне. - Она сказала, что ты, вероятно, основал новую религию. Когда она увидела крест.
Он удивленно взглянул на меня, потом в направлении дома, и его рот искривился в улыбке.
- Полагаю, что так, - сказал он. - Бог да поможет мне.
Он мягко забрал нож у Джемми, вытер его о плед и вложил в ножны быстрым движением. Он был готов.
Я стояла, готовая последовать за ним. Слова, которые я не могла произнести - и никогда не скажу - застряли в горле. Боясь, что они сами выскользнут из моего горла, я быстро произнесла.
- Ты призывал бога помочь тебе? Немного раньше.
- Ох, нет, - сказал он и на мгновения отвел глаза, потом внезапно посмотрел на меня странным взглядом. - Я призывал Дугала МакКензи.
Я почувствовала внезапный приступ растерянности. Дугал был давно мертв, он погиб от руки Джейми накануне Каллодена, умер с кинжалом Джейми в горле. Я сглотнула, и мой взгляд непроизвольно метнулся к дирку на его поясе.
- Я давно помирился с Дугалом, - сказал он мягко, увидев направление моего взгляда. Он коснулся рукоятки кинжала с золотым навершием, который когда-то принадлежал Гектору Камерону. - Он был вождем, Дугал. Он понимает, что тогда я сделал, потому что был должен ... ради моих мужчин и тебя, и я сделаю это снова, если будет нужно.
Я теперь вспомнила, что он крикнул, стоя лицом к западу - в направлении, куда улетают мертвые души. Это была не молитва и не призыв. Я знала эти слова, хотя прошло много лет, когда я последний раз слышала их. Он крикнул "Tulach Ard!", военный клич клана МакКензи.
Я тяжело сглотнула.
- И он ... поможет тебе, как ты думаешь?
Джейми серьезно кивнул.
- Если сможет, - сказал он. - Мы много дрались вместе, Дугал и я; рука к руке, спина к спине. И в конце концов, сассенах, кровь - это кровь.
Я механически кивнула в ответ, и прижала Джемми к груди. Небо по-зимнему выцвело, и тени заполнили поляну. Камень у истока ручья белел бледной призрачной формой над черной водой.
- Идем, - сказал я. - Скоро стемнеет
(1)Пожалуйста, девушка (нем.)
(2)Да (фр.) ... Дорогая (фр.)
(3)Иисус из Назарета, Царь Иудейский (лат.)
(4)Ссылка на англ. идиому "Is the pope a Catholic?". Так отвечают на вопрос, ответ на который очевиден.
(5), написанный в 1689 г. Генри Перселлом, крупнейшим англ. композитором ирл. происхождения.
(6)Г. Лонгфелло "Дождливый день", пер. Р. Митина.
(7)Мое сердце (гэльск.)
(8)Как ты, рыжий парень? (гэльск.)
(9)Генри Лонгфелло "Скачка Пола Ривера"
(10)Игра слов. Миддлсекс (Middlesex) состоит из 2-х слов middle - середина и sex - пол.
Было довольно темно, когда Роджер подошел к дверям своего дома, его окна приветливо сияли, и искры летели из трубы, обещая тепло и пищу. Он устал, замерз и страшно проголодался, и сейчас ощущал глубокое чувство благодарности к дому, особенно обострившееся при мысли о том, что завтра он покинет его.
- Брианна? - он вошел внутрь и прищурился в тусклом свете, ища свою жену.
- А вот и ты! Ты поздно! Где ты был?
Она высунулась из задней комнатки, держа ребенка на бедре и прижимая отрез тартана к груди. Она коротко поцеловала его, оставив на его губах дразнящий привкус сливового джема.
- Последние десять часов я ездил вверх и вниз по горам, - сказал он, забирая у нее тартан и бросая его на кровать. - Искал мифическую семью голландцев. Подойди и поцелуй меня по-настоящему, хорошо?
Она послушно обняла его за талию свободной рукой и подарила ему длительный с запахом сливы поцелуй, который заставил его подумать, что ужин, возможно, может подождать, каким бы голодным он не был. Однако ребенок думал иначе, он издал громкий вопль, отчего Брианна, немного поморщившись, сделала шаг назад.
- Все еще режутся зубы? - спросил Роджер, рассматривая красное лицо своего отпрыска, покрытое соплями, слюнями и слезами.
- Как ты догадался? - сказала она язвительно. - На, подержи его минутку.
Оно толкнула извивающегося Джемми в руки отца и потянула лиф платья, помятый и покрытый белыми пятнами от молока. Одна из ее грудей выскользнула из лифа, и она, взяв Джемми, уселась на стул возле очага.
- Он беспокоился весь день, - сказала она, покачав головой, а ребенок продолжал плакать и брыкаться, ударяя рукой по предложенной груди. - Он не сосет больше нескольких минут, а потом все выплевывает. Он плачет, когда его держишь на руках, и орет, когда кладешь, - она устало провела по своим волосам. - У меня такое чувство, что я целый день дралась с аллигаторами.
- О, мм. Очень жаль, - Роджер потер ноющую поясницу, пытаясь сделать это незаметно. Он указал подбородком на кровать. - А что это за тартан?
- О, я забыла. Это твое, - отвлекшись на мгновение от беспокойного ребенка, она поглядела на него, впервые заметив его взъерошенный вид. - Па принес его, чтобы ты надел его сегодня вечером. Кстати, у тебя грязь на лице, ты упал с коня?
- Несколько раз.
Он двинулся к умывальнику, немного прихрамывая. Рукав его пальто и бриджи на одном колене были измазаны грязью, и он потирал свою грудь, пытаясь избавится от кусочков сухих листьев, попавших под рубашку.
- Да? Очень жаль. Ш-ш-ш, - напевала она ребенку, покачивая его. - Ты поранился?
- Нет. Все в порядке.
Он скинул пальто и отвернулся, наливая воду из кувшина в тазик. Он плескал холодную воду на лицо, слушая визг Джемми, и думал о возможности заняться с Брианной любовью, прежде чем уедет следующим утром. Учитывая зубы Джемми и планы его дедушки, возможность казалась мизерной, но надежда умирает последней.
Он вытер лицо полотенцем, оглядевшись в тайной надежде на еду. И стол, и очаг были пусты, хотя в воздухе стоял сильный кислый запах.
- Квашеная капуста? - предположил он, громко фыркая. - Мюллеры?
- Они привезли с собой две большие фляги, - сказала Брианна, показывая на угол, где стоял кувшин. - Это нам. Ты что-нибудь ел в дороге?
- Нет.
Его живот громко заурчал, очевидно, решив попробовать квашеной капусты, если больше ничего не предлагалось. Но, скорее всего, еда была в большом доме. Ободренный этой мыслью, он подтянул бриджи, и начал неуклюже складывать тартан, чтобы сделать из него плед.
Джемми немного успокоился, лишь время от времени производя всхлипы.
- И что насчет этих мифических голландцев? - спросила Брианна, продолжая укачивать ребенка.
- Джейми послал меня на северо-восток, чтобы разыскать семью голландцев, которые, как он слышал, поселились возле Кипящего ручья, и призвать их в милицию, если они согласятся, - он, нахмурившись, глядел на ткань. До этого раза он лишь дважды надевал плед, и оба раза ему помогали. - Ты думаешь, мне обязательно нужно его надевать?
Брианна сзади него весело фыркнула.
- Думаю, что-то ты должен надеть. Ты же не пойдешь в большой дом в одной рубашке? Кстати, ты нашел голландцев?
- Ничего кроме деревянных башмаков.
Он нашел ручей, который он посчитал Кипящим ручьем, и ехал мили по его берегу, ныряя - если во время замечал - под нависающие ветви, пробираясь через заросли ежевики и орешника, но не нашел ничего, кроме лисы, которая однажды перебежала ему дорогу, исчезнув в кустах, как внезапно погашенное пламя.
- Возможно, они откочевали дальше, в Вирджинию или Пенсильванию, - сочувственно произнесла Брианна. Это был ужасный долгий день и неудачный, то есть не совсем удачный. Джейми сказал: "Найди их, если сможешь". И даже если бы он нашел их, вряд ли они поняли бы его примитивный голландский язык, который он немного изучил в свой короткий отпуск в Амстердаме в 1960-х годах. Или не согласились бы последовать за ним. Однако чувство неудачи преследовало его, как камешек в ботинке.
Он взглянул на Брианну, которая с широкой улыбкой смотрела на него.
- Хорошо, - сказал он покорно. - Смейся, если хочешь.
Надевание пледа не было действием, повышающим чувство собственного достоинства, особенно с учетом того, что самый эффективный способ заключался в том, чтобы лечь на сложенный плед и заворачиваться в него, крутясь, как сосиска на гриле. Джейми мог надевать его, стоя, но у него была большая практика.
Его борьба с пледом, может быть, намеренно преувеличенная, была вознаграждена хихиканьем Брианны, которое в свою очередь произвело успокаивающее действие на ребенка. К тому времени, когда Роджер, наконец, уложил все складки и петли, оба выглядели раскрасневшимися, но счастливыми.
Роджер поклонился им, взмахнув рукой, и Бри похлопала себя по бедру, аплодируя одной рукой.
Она повернула Джемми лицом к нему, и тот смотрел с открытым ртом на это воплощение мужской славы, потом медленная улыбка расцвела на его лице со свисающими струйками слюны на выпяченных губах.
Роджер все еще был голодным и усталым, но это казалось ему не столь важным. Он усмехнулся и протянул руки к ребенку.
- Хочешь переодеться? Если он наелся и сухой, я могу взять его в большой дом, а ты приведешь себя в порядок.
- Ты думаешь, мне нужно переодеться? - Брианна кинула на него сердитый взгляд. Ее волосы растрепались, платье выглядело так, словно она спала в нем в течение многих дней, и на одной груди было темное пятно.
- Ты выглядишь великолепно, - сказал он, нагибаясь и ловко подхватывая Джемми. - Тише, bhalaich(1). Ты был достаточно с мамой, и она должна немного отдохнуть от тебя. Пойдем со мной.
- Не забудь свою гитару, - крикнула Бри ему вслед, когда он подошел к двери. Он удивленно оглянулся не нее.
- Что?
- Па, хочет, чтобы ты пел сегодня. Подожди, он продиктовал мне список.
- Список? Какой?
Он хорошо знал, что Джейми Фрейзер не понимал музыку, и его немного задевало, что его самое большое мастерство было тем, что Фрейзер не ценил.
- Песен, конечно, - она нахмурила брови, вспоминая список. - Он хочет, чтобы ты пел "Ho Ro!", "Birnie bouzle" и "Большой тюлень"(2). Ты можешь петь другие песни между ними, сказал он, но он хочет именно эти, а потом ты должен перейти к милитаристским песням. Он не называл их так, конечно, но ты поймешь меня - "Килликранки", "Холмы Кромдейла" и "Битва при Шерифсмуире"(3). Только старые песни, сказал он, никаких песен 45-ого года, кроме "Джонни Коупа"(4), он хочет, чтобы ты обязательно спел ее в конце. И ...
Роджер уставился на нее, выпутывая ногу Джемми из складок пледа.
- Я даже не думал, что твой отец знает названия песен, не говоря уже о том, что имеет какие-то предпочтения среди них.
Брианна встала и вытащила длинную деревянную заколку, держащую ее волосы. Густые рыжие волосы упали каскадом на ее лицо и плечи. Она обеими руками откинула их назад и покачала головой.
- Вряд ли. Имеет предпочтения, я имею в виду. У па полностью нет слуха. Мама говорит, что у него хорошее чувство ритма, но он не может отличить одну ноту от другой.
- Я думаю также, но почему ...
- Он, возможно, не слышит музыку, но он слушает, - она смотрела на него, проводя гребенкой по спутанным волосам. - И он наблюдает. Он знает, как люди реагируют, и что они чувствуют, слушая твои песни.
- Да? - пробормотал Роджер. Он почувствовал искру удовольствия при мысли, что Фрейзер заметил воздействие его музыки, даже если лично не ценил ее. - Он хочет, чтобы я подготовил их? Привел в нужное настроение прежде, чем он возьмется за них?
- Вот именно, - кивнула она, развязывая шнурки на лифе. Внезапно освободившиеся груди качнулись под тонким муслином ее рубашки.
Роджер переступил с ноги на ногу. Она уловила это движение и посмотрела на него. Медленно, она взяла груди в ладони и приподняла их, глядя в его глаза с легкой улыбкой на губах. На мгновение ему показалось, что он перестал дышать, хотя его грудь продолжала подниматься и опускаться.
Она первая прервала момент, опустив руки и повернувшись, чтобы найти свою одежду а сундуке.
- Ты знаешь, что он задумал? - спросила она, приглушенным голосом из недр сундука. - Он поставил этот крест перед вашим отъездом?
- Да, - Джемми раздраженно пыхтел, как игрушечный паровоз, взбирающийся на холм. Роджер сунул его под руку, придерживая маленький толстый животик ладонью. - Это огненный крест. Ты знаешь, что это?
Она распрямилась над сундуком, прижимая к груди чистую рубашку и выглядя немного встревоженной.
- Огненный крест? Ты имеешь в виду, он будет жечь его во дворе?
- Ну, не до конца, нет, - свободной рукой он снял со стены бойран(5) и щелкнул по нему, проверяя натянутость кожи, в то же время кратко объясняя про традицию огненного креста. - Это делается очень редко, - закончил он, убирая бойран подальше от цепких ручонок Джемми. - Я не думаю, что это делалось в Высокогорье после восстания. Твой отец говорил мне, что видел этот обычай однажды. Будет интересно посмотреть его здесь.
Полный исторического энтузиазма, он не замечал, что Брианна не была так восторженна.
- Может быть, - сказала она с тревогой в голосе. - Я не знаю ... но у меня мурашки от этого.
- А? - Роджер с удивлением поглядел на нее. - Почему?
Она пожала плечами, и сняла грязную рубашку через голову.
- Не знаю. Возможно, потому что я видела горящие кресты в вечерних новостях телевидения. Ты знаешь про ку-клукс-клан? Может быть, на британском телевидение не сообщают - не сообщали - о таких вещах?
- О ку-клукс-клане? - Роджера фанатики интересовали меньше, чем голые груди Брианны, но он приложил усилия и сосредоточился на разговоре. - О, да, я слышал о них. Как ты думаешь, откуда у них это название?
- Что? Ты имеешь в виду ...
- Несомненно, - сказал он бодро. - Они получили его от горских иммигрантов, от которых они, кстати, и произошли. Клан, да? Может быть даже, - добавил он, озаренный мыслью, - все началось сегодня вечером. Традиция, которая перешла из Старого света в Новый. Ведь может же быть так?
- Так, - слабым эхом откликнулась Брианна. Она натянула чистую рубашку и сейчас отряхивала сине платье, выглядя встревоженной.
- Все когда-нибудь и где-нибудь начинается, Бри, - сказал он мягко. - Чаще всего мы не знаем где и как, и какое это имеет значение, даже если сейчас мы знаем? А ку-клукс-клан возникнет только через сто лет, - он приподнял Джемми немного на бедре. - Мы не увидим его, и не маленький Джеремия и даже, возможно, не его сын.
- Большое, - сказал она сухо, затягивая шнурки на лифе платья. - Ведь наш правнук может стать Великим драконом.
Роджер засмеялся.
- Да, возможно. Но сегодня вечером им будет твой отец.
(1)Парень (гэльск.)
(2)Горские любовные песни.
(3)Шотландские военные песни.
(4)Песня о битве при Престонпансе, в которой англичане, возглавляемые генералом Джоном Коупом, потерпели поражение.
(5)Музыкальный инструмент в виде бубна диаметром около 18 дюймов (50 см.)
Он не был уверен, чего он ожидал. Возможно, что-то похожее на спектакль у большого костра на сборе этой осенью. По крайней мере, подготовка была такая же, включая огромное количество еды и напитков. Большой бочонок пива и поменьше с виски стояли на досках возле палисадника, а огромная свинья медленно вращалась на вертеле над углями из гикори, распространяя в холодном воздухе волны дыма и аппетитного аромата.
Он усмехнулся, оглядев лица, раскрасневшиеся от огня и выпивки и блестящие от жира, и ударил в свой бойран. Его живот громко урчал, но этот звук потонул в дружном реве хриплых голосов, выводящих "Килликранки"(1).
- О, я встретил Дьявола и Данди
На перевале Килликранки!
Он давно заработал свой ужин, так как играл и пел больше часа, и над Черной горой уже поднялась луна. Пока мужчины орали припев, он сделал короткую паузу, которой хватило только на то, чтобы промочить горло элем из кружки, стоящей под его табуретом, и затем начал новый куплет свежим и сильным голосом.
- Я воевал на земле и море,
Я воевал в своей стране,
Но встретил Дьявола и Данди
На перевале Килликранки!
Во время пения он профессионально улыбался, встречая взгляд тут, сосредотачиваясь на лице там и оценивая прогресс краешком ума. Сейчас он достаточно разогрел их - с небольшой помощью крепких напитков - и привел, что Бри называла, в милитаристское настроение.
Он мог чувствовать крест, который стоял за его спиной, почти скрытый темнотой. Все уже видели его, и он слышал удивленные вопросы и предположения.
Джейми Фрейзер стоял в стороне, далеко от огня. Роджер мог видеть силуэт его высокой фигуры в тени большой красной ели, растущей возле дома. Фрейзер весь вечер периодически обходил людей, останавливаясь тут и там, чтобы обменяться приветствиями, произнести шутку, выслушать историю или проблему. Теперь он стоял один, выжидая. Время почти наступило для того, что он собирался сделать.
Роджер дал им время для аплодисментов и собственного отдыха, затем начал "Джона Коупа", быструю, жесткую и забавную песню.
Он пел ее несколько раз на сборе и в значительной мере предвидел, как они воспримут ее. Момент молчания, неуверенность, потом голоса начнут присоединяться к нему, и к концу второго куплета люди сзади начнут выкрикивать оскорбительные для англичан слова.
Некоторые из этих мужчин воевали при Престонпансе, и даже если они были побеждены в Каллодене, сначала они разбили войска Джонни Коупа и любили вспомнить об этой победе. А те горцы, которые не воевали, слышали об этом. Мюллеры, которые, скорее всего, ничего не знали о Чарльзе Стюарте и, вероятно, понимали только одно слово из дюжины, импровизировали, подпевая йодлем и размахивая кружками. В общем, пока они хорошо проводили время.
Толпа почти кричала последний куплет, заглушая его.
- Эй, Джонни Коуп, ты идешь?
В большие барабаны бьешь?
Коль ты идешь -- я подожду,
До завтра дома посижу!
Он сделал заключительный удар и поклонился под громкие аплодисменты. Разогрев закончился, наступило время для главного действия. Кланяясь и улыбаясь, он поднялся с табурета и исчез в тенях возле растерзанного корпуса свиньи.
Бри ждала его здесь с Джемми на руках, который не спал, по-совиному хлопая глазами. Она поцеловала его и вручила ему ребенка, забрав взамен бойран.
- Ты был великолепен! - сказала она. - Подержи его, я принесу тебе еды и пива.
Джемми, который обычно не хотел расставаться с матерью, был слишком ошеломлен шумом и криками, чтобы протестовать против передачи. Он прижался в груди Роджера, с серьезным видом посасывая большой палец.
Роджер вспотел во время выступления, его сердце билось от прилива адреналина, и холодный воздух здесь вдали от огня и толпы охлаждал его разгоревшееся лицо. Вес спеленатого ребенка, теплый и тяжелый, приятно ощущался на его руках. Он преуспел в своей задаче, и знал это. Остается надеяться, что это то, чего хотел Фрейзер.
К тому времени, когда Бри появилась с пивом и оловянным блюдом, загроможденным кусками свинины, яблочными оладьями и жареным картофелем, Джейми вошел в круг света, заняв прежнее место Роджера перед крестом.
Он стоял высокий и широкоплечий в своем лучшем сером сюртуке и в синем клетчатом килте, его волосы были распущены, падая на плечи блестящей волной, только с одного бока была заплетена тоненькая военная косичка с единственным пером в ней. Свет от костра вспыхивал на золотой рукоятке его дирка и на броши, которой был застегнут обернутый вокруг него плед. Он выглядел довольно приятно, и его манеры были серьезны и полны решимости. Он делал хорошее шоу и знал это.
Толпа быстро успокоилась, мужчины подталкивали наиболее говорливых соседей локтями, призывая их к тишине.
- Вы хорошо знаете, зачем мы здесь собрались, да? - спросил он без предисловий и поднял руку, в которой держал смятое послание губернатора, красное пятно официальной печати было хорошо видно в мерцающем свете костра. Толпа, все еще веселая от виски, бегущего по жилам вместе с кровью, громко согласилась.
- Нас призывает долг, и мы пришли с честью послужить закону и губернатору.
Роджер видел, как старый Герхард Мюллер наклонил голову набок, чтобы услышать перевод, который бормотал ему на ухо зять. Он одобрительно кивнул и крикнул.
- Ja! Lang lebe Governor!(2)
Раздался смех, сопровождаемый аналогичными криками на английском и гэльском языках.
Джейми улыбался, пережидая, пока шум утихнет. Когда все затихли, он стал медленно переводить взгляд от одного человека к другому, кивая каждому в знак признания. Потом он повернулся и показал на крест, абсолютно черный за его спиной.
- В горах Шотландии, когда вождь собирался на войну, - начал он спокойным, но немного форсированным голосом, чтобы всем было слышно, - он зажигал огненный крест и отправлял его, как знак, по землям своего клана. Это был знак мужчинам, носящим его имя, взять свое оружие и прибыть на место встречи готовыми для битвы.
По толпе прошло движение, люди подталкивали друг друга и издавали крики одобрения. Немногие мужчины видели это или, по крайней мере, понимали, о чем он говорит. Остальные с открытыми ртами с любопытством вытягивали шеи.
- Но это новая земля, и в то время, как мы являемся друзьями, - он улыбнулся Герхарду Мюллеру. - Ja, Freunde(3), соседями и соотечественниками, - взгляд на братьев Линдсеев, - и будем товарищами по оружию, мы не клан. И хотя я ваш командир, я не ваш вождь.
"Черт побери, если ты не вождь, - подумал Роджер. - Или ты на полпути к этому, в любом случае". Он выпил глоток холодного пива и поставил на землю кружку и блюдо. Еда могла подождать еще немного. Бри забрала у него ребенка и держала бойран под рукой. Он потянулся к инструменту, и она отдала его, коротко взглянув на него с улыбкой, но большая часть ее внимания была сосредоточена на отце.
Джейми нагнулся, вытащил горящую ветвь из огня и держал ее в руке; свет от импровизированного факела освещал широкие грани и острые углы его лица.
- Пусть Бог станет свидетелем нашей готовности, и пусть Бог укрепит наши руки ... - он замолчал, давая время немцам для перевода. - Пусть этот огненный крест стоит здесь, как свидетельство нашей чести, призывая Божью защиту на наши семьи, пока мы благополучно не вернемся домой.
Он повернулся и коснулся факелом вертикальной перекладины креста, держа его до тех пор, пока сухая кора не загорелась, и маленькое пламя не замерцало на темном дереве.
Все стояли тихо, наблюдая. Не было никаких звуков, кроме дыхания толпы, повторяющего шорох ветра. Это был крошечный язычок огня, колеблющийся от ветра и готовый вот-вот погаснуть. Никакого подпитанного бензином рева, никакого полыхающего пожарища. Роджер услышал вздох Брианны рядом с собой и почувствовал, что частично напряжение оставило ее.
Пламя разгоралось. Неровные края сосновой коры пламенели темно-красным цветом, потом становились белыми и превращались в пепел по мере того, как пламя поднималось вверх. Крест был большим и солидным, он будет гореть медленно, почти до середины ночи освещая двор, где мужчины будут разговаривать, есть и пить, становясь теми, кем Джейми Фрейзер хотел их видеть - друзьями, соседями, товарищами по оружию. Под его командой.
Фрейзер стоял некоторое время, убеждаясь, что огонь разгорелся. Потом он повернулся к мужчинам и бросил факел в огонь.
- Мы не можем сказать, что может случиться с нами. Бог дарует нам храбрость, - сказал он очень просто. - Бог дарует нам мудрость. И если такова будет его воля, он дарует нам мир. Мы едем утром.
Он повернулся и отошел от креста, ища глазами Роджера. Роджер кивнул ему в ответ, откашлялся и начал из темноты мягкое вступление к песне, которой Джейми хотел закончить свое действие - "Цветок Шотландии"(4).
- Цветок Шотландии, когда
Увидим мы твой цвет?
Боролся отважно ты и погиб
За свои холмы и долины рек.
Не одна из тех песен, которые Бри назвала милитаристскими. Это была торжественная песня и немного меланхоличная. Но не горестная песня, отнюдь нет, песня памяти, гордости и решимости. Она не была старинной песней, Роджер даже знал человека, который написал ее в его собственное время, но Джейми услышал ее и, зная историю Стерлинга и Бэннокберна, одобрил чувства, которые она вызывала.
- И выставил против него
Армию гордый Эдвард,
Чтобы духа лишить его
И передумать драться.
Он пропел один только первый куплет, потом шотландцы сначала тихо, потом громче стали подпевать рефрен.
- Чтобы духа лишить его
И передумать драться!
Он вспомнил то, что Бри прошлой ночью сказала ему, пока они еще оба не спали. Они разговаривали о знаменитых людях, размышляя, могли ли они встретиться лицом к лицу с такими людьми, как Джефферсон или Вашингтон. Это была возбуждающая перспектива и вполне возможная. Она упомянула Джона Адамса, сказав, что читала его фразу, которую он произнес - или произнесет - во время революции.
"Я воин, чтобы мой сын мог быть торговцем, а его сын - поэтом!.
- Холмы оголились сейчас,
Там мертвые листья лежат
На земле, утраченной для нас,
За которую жизнь мы отдали.
И выставил против него
Армию гордый Эдвард,
Чтобы духа лишить его
И передумать драться.
Уже не армия Эдварда, а армия Георга. И все-таки та же самая гордая армия. Он мельком увидел Клэр, стоящую вместе с другими женщинами на границе освещенного круга. На ее лице было отстраненное выражение, она стояла очень тихо, и волосы ее плавно реяли вокруг головы, ее золотые глаза, в которых таилась тень, не отрывались от Джейми, который, молча, стоял рядом с ней.
Та же самая гордая армия, с которой она однажды воевала, гордая армия, с которой погиб его отец. Он почувствовал спазм в горле и с силой сглотнул воздух, продолжая отчаянно петь. Я буду воином, чтобы мой сын был торговцем, а его сын - поэтом. Ни Адамс, ни Джефферсон не воевали, у Джефферсона вообще не было никакого сына. Он был поэтом, слова которого эхом отозвались в веках, подняли армии, горели в сердцах тех, кто умер за них и за страну, которую они основали.
"Возможно, это из-за волос, - с иронией подумал Роджер, увидев, как ярко блеснула рыжая голова Джейми, когда тот пошел среди мужчин, молчаливо наблюдая, как продвигается начатое им дело. - Некоторый ген викинга в крови, который дал высоким рыжеволосым мужчинам дар поднимать мужчин на войну".
- Боролся отважно ты и погиб
За свои холмы и долины рек.
Итак, они боролись и будут бороться снова. Именно за это, мужчины всегда боролись, не так ли? За дом и семью. Другая вспышка от рыжих волос возле вертела со свиньей. Бри с Джемми на руках. И если сейчас Роджер оказался чем-то вроде барда при бывшем горском вожде, он, тем не менее, должен попытаться стать воином, когда придет время, ради его сына и тех, кто придет потом.
- Чтобы духа лишить его
И передумать драться
И передумать драться ...
(1)Перевал, возле которого якобиты под командованием Данди разбили английские войска 27 июня 1689 г.
(2)Да! Да здравствует губернатор! (нем.)
(3)Да, друзья (нем.)
(4)Неофициальный гимн Шотландии, написанный в 1967 г. Роем Уильямсоном. Повествует о победе Роберта Брюса над королем Англии Эдурдом II в 1314 г.
Поздно ночью мы в молчаливом согласии занимались любовью, стремясь найти убежище и утешение друг в друге. Одни в нашей спальне за плотно закрытыми ставнями, защищающими нас от голосов во дворе - бедный Роджер все еще пел по требованию народа - мы могли на время забыть о трудностях и проблемах дня.
Потом он крепко держал меня, уткнувшись лицом в мои волосы и цепляясь за меня, как за талисман.
- Все будет хорошо, - сказала я и погладила его влажные волосы, потом стала сильно мять ему плечи возле шеи, где мускулы были тверды, как дерево.
- Да, я знаю.
Он некоторое лежал неподвижно, позволив моим пальцам работать, пока напряжение в его шее и плечах не ослабло, и его обмякшее тело на мне не стало тяжелым. Он почувствовал, что я стала задыхаться под ним, и скатился в сторону.
Его живот громко заурчал, и мы рассмеялись.
- Не было времени поесть? - спросила я.
- Я не могу есть перед этим, - ответил он. - У меня начинаются колики. А после не было времени. Здесь есть чем-нибудь перекусить?
- Нет, - сказала я с сожалением. - У меня было несколько яблок, но Чизхолмы их съели. Мне жаль, я должна была подумать об этом.
Я действительно знала, что он почти никогда не ел "перед" - перед сражением, конфронтацией или перед любой социально напряженной ситуацией, но не подумала, что у него не будет шанса поесть потом со всеми этими людьми, желающими "сказать только несколько слов, сэр".
- У тебя было много других дел, сассенах, - ответил он просто. - Не беспокойся, я дотерплю до завтрака.
- Ты уверен? - я вытащила ногу из-под одеяла, собираясь встать. - Еды осталось много, и если ты не хочешь спуститься, я могу пойти и ...
Он остановил меня, взяв за руку, и решительно потянул назад под одеяло, тесно прижав к своему телу и обхватив руками, чтобы быть уверенным, что я останусь на месте.
- Нет, - сказал он твердо. - Это может быть последняя ночь в ближайшие несколько недель, которую я смогу провести в постели, и я хочу провести ее с тобой.
- Хорошо, - я послушно прижалась к нему и расслабилась, поскольку тоже была рада остаться. Я понимала, что никто не войдет в нашу спальню, если не будет срочной необходимости, но стоит нам только появиться внизу, как люди бросятся с вопросами, советами и просьбами ... много лучше остаться здесь наедине в тихой мирной обстановке.
Я погасила свечу. Огонь в камине догорал, и я мельком подумала, что нужно встать и добавить в него дрова, но отказалась от этой мысли. Пусть прогорит до тлеющих угольков, все равно мы уезжаем на рассвете.
Несмотря на усталость и предстоящее тяжелое путешествие, я с нетерпением ожидала его. Помимо новизны и возможности приключений, меня привлекала восхитительная перспектива сбежать от прачечной, готовки пищи и женской войны. Однако Джейми был прав, сегодняшняя ночь последняя, которую мы можем провести в комфорте и уединении.
Я потянулась, наслаждаясь мягкими объятиями перины и гладкими чистыми простынями со слабым ароматом розмарина и бузины. Кстати, я упаковала постельные принадлежности?
Голос Роджера доносился сквозь ставни все еще сильный, но с заметной от усталости.
- Дрозду лучше пойти в постель, - сказал Джейми с некоторым неодобрением, - если он хочет проститься с женой должным образом.
- Боже, Бри и Джемми легли спать несколько часов назад! - сказала я.
- Ребенок, возможно, но девушка еще там. Я слышал ее голос только что.
- Да? - я прислушалась, но не разобрала ничего, кроме шума аплодисментов; Роджер только что закончил песню. - Думаю, она хочет быть рядом с ним, как можно дольше. Эти мужчины к утру останутся без сил, не говоря о том, что будут болеть с похмелья.
- Пока они смогут сидеть на лошадях, я не стану возражать, если они время от времени будут бегать в кусты, - уверил меня Джейми.
Я немного сползла вниз, укрывая плечи одеялом. Я слышала глубокий голос Роджера, который со смехом, но твердо отказывался петь дальше. Постепенно шум во дворе затих, хотя я могла слышать стук и грохот, когда подняли и трясли бочонок с пивом, выжимая из него последние капли. Потом приглушенный стук, когда бочонок поставили на землю.
В доме тоже раздавались звуки, плач проснувшегося ребенка, шаги на кухне, сонное хныканье малышей, потревоженных вернувшимися мужчинами, сердитый голос женщины.
У меня болели плечи и шея, и мои ноги гудели от длительной прогулки к ручью с Джемми на руках. Однако я не могла уснуть, не могла поставить заслон внешним шумам, как ставни перекрыли вид во двор.
- Ты можешь вспомнить все, что делал сегодня?
Это была наша маленькая игра, в которую мы иногда играли по вечерам. Каждый пытался вспомнить в мельчайших подробностях все, что было сделано, услышано, съедено в этот день от подъема до отбоя. Это был своеобразный дневник; пытаясь вспомнить, мы как бы очищали разум от событий дня, и вообще нам было просто интересно то, что произошло с другим. Я любила слушать ежедневные отчеты Джейми, как обыденные, так и волнующие, но сегодня он был не в настроении.
- Я не могу вспомнить ничего, что произошло до того, как мы закрыли дверь в спальню, - сказал он, слегка сжимая мои ягодицы. - После этого, я думаю, могу вспомнить деталь или две.
- Это еще свежо в моей памяти, - уверила я его и погладила его ступни пальцами ног.
Мы перестали разговаривать и устраивались удобнее, готовясь ко сну; звуки внизу начали сменятся разнообразными храпами. Я пыталась уснуть, но, несмотря на позднее время и усталость, мой мозг отказывался отключаться. Фрагменты дня мелькали перед моими закрытыми глазами - миссис Баг с щеткой, грязные башмаки Герхарда Мюллера, обобранные кисти винограда, белесые ленточки квашеной капусты, круглые половинки розовой попки Джемми, десятки юных Чизхолмов, носящихся, как берсерки ... Я попыталась привести свои мысли в порядок, обратившись к списку моих приготовлений к отъезду.
Однако это оказалось еще хуже, через несколько секунд сон полностью покинул меня, когда я вообразила, что мой хирургический кабинет разрушен, Брианна, Марсали или дети подхватили ужасную инфекцию, а миссис Баг явилась зачинщицей кровавого бунта в Ридже.
Я повернулась на бок, глядя на Джейми. Он, как обычно, лежал на спине, сложив руки на животе, как скульптура на саркофаге, с чистым и строгим профилем, освещенным светом от гаснущего огня в камине. Его глаза были закрыты, но на лице было немного хмурое выражение, и его губы время от времени подергивались, как если бы он спорил сам с собой.
- Ты так громко думаешь, что я могу тебя слышать, - сказала я. - Или ты считаешь овец?
Его глаза тотчас открылись, и он обернулся ко мне с грустной улыбкой.
- Я считал свиней, - сообщил он. - Пытался, по крайней мере. Только я замечал уголком глаза белую тварь, как она начинала скакать туда и сюда, насмехаясь надо мной.
Я рассмеялась и подкатилась к нему ближе. Прижавшись лбом к его плечу, я глубоко вздохнула.
- Мы действительно должны уснуть, Джейми. Я чувствую себя так, словно кости мои расплавились, а ты встал гораздо раньше меня.
- Ммм.
Он обнял меня, притягивая ближе.
- Этот крест ... от него дом не загорится, да? - спросила я через некоторое время.
- Нет, - он казался немного сонным. - Он уже давно прогорел.
Огонь в камине догорел, оставив кучку пылающих углей. Я повернулась и лежала, глядя на них в попытке очистить свой мозг от мыслей.
- Когда Фрэнк и я поженились, - сказала я, - мы пошли к священнику, чтобы получить от него советы и рекомендации. Он посоветовал нам начинать нашу семейную жизнь с того, чтобы каждую ночь брать с собой в постель четки. Фрэнк сказал, что не понял, это способ помочь нам уснуть или санкционированный церковью способ регулирования рождаемости.
Грудь Джейми тряслась от тихого смеха за моей спиной.
- Ну, что ж, мы могли бы попробовать, если тебе хочется, сассенах, - сказал он. - Только количество "Аве Марий" будешь считать ты. Ты лежишь на моей левой руке.
Я немного сместилась, позволив ему вытащить руку из-под моего бедра.
- Нет, не "Аве Мария", я думаю, - сказала я. - Может быть, другая молитва. Ты знаешь какую-нибудь молитву, чтобы помочь уснуть?
- Да, много, - ответил он, медленно сгибая и разгибая пальцы, чтобы восстановить в них кровообращение. В полумраке комнаты, эти медленные движения напомнили мне, как он выманивал форель из-под камней. - Сейчас вспомню.
Дом совсем затих, слышалось только поскрипывание ветвей от ветра.
- Вот одна, - сказал Джейми, наконец. - Я почти забыл ее. Отец научил меня ей незадолго до своей смерти. Он сказал, что когда-нибудь она мне пригодится.
Он устроился удобнее, положив голову так, чтобы подбородком упереться в мое плечо, и начал говорить тихим теплым голосом мне в ухо.
- Благослови для меня, о Боже, луну, которая надо мной,
Благослови для меня, о Боже, землю, которая подо мной,
Благослови для меня, о Боже, мою жену и детей моих,
И благослови меня, о Боже, чтоб заботиться мог о них.
Он начал, немного смущаясь и останавливаясь время от времени в поисках слов, но потом неловкость оставила его. Теперь он говорил мягко и уверенно, и больше не мне, хотя его теплая рука лежала у меня на талии.
- Благослови, о Боже, мой скот - отраду для глаз,
Благослови, о Боже, мой дом - надежду для нас,
Благослови, о Боже, мой разум и замыслы мои,
Благослови их щедрой рукой, ибо Бог жизни ты.
Его рука погладила мое бедро, потом поднялась выше, чтобы погладить мои волосы.
- Благослови, о Боже, мою подругу в постели любви,
Благослови, о Боже, искусность моей руки,
Благослови, о Боже, защиты моей мощь,
И даруй мне, о Боже, сна моего покой.
Благослови, о Боже, защиты моей мощь,
И даруй мне, о Боже, сна моего покой.(1)
Его рука лежала неподвижно под моим подбородком, я обхватила ее и глубоко вздохнула.
- Мне нравится эта молитва. Особенно "сна моего покой". Когда Бри была маленькой, мы укладывали ее спать с такой молитвой: "Пусть архангел Михаил будет справа от меня, Гавриил слева от меня, Уриэль позади меня, Рафаил передо мной, а над моей головой пусть будет Бог".
Он не ответил, но сжал мои пальцы в ответ. Тлеющая головня в камине развалилась со слабым шипением и искрами, на мгновение осветившими комнату.
Позже я проснулась, почувствовав, что он выскользнул из-под одеяла.
- Что? - сказала я сонно.
- Ничего, - прошептал он. - Спи, nighean donn(2). Я проснусь рядом с тобой.
"Фрейзерс-Ридж, 1 декабря 1770 г.
Джеймс Фрейзер, эсквайр, лорду Грэю.
Плантация "Гора Джошуа"
Милорд,
Я пишу в надежде, что с вашим имением и всеми его жителями все хорошо. Мое особое приветствие вашему сыну.
Все хорошо в моем доме, а также в Речном потоке, насколько мне известно. Бракосочетания моей дочери и моей тети, о которых я писал вам, неожиданно столкнулось с препятствием (в особенности с препятствием по имени Рэндалл Лилливайт, имя которого я упоминаю, если вам придется встретиться с ним), но моих внуков, к счастью, мне удалось крестить, и в то время, как свадьба моей тети была отложена, союз между моей дочерью и мистером МакКензи был любезно скреплен преподобным мистером Колдуэллом, достойным джентльменом, хотя и пресвитерианином.
Юный Джеремия Александер Иэн Фрейзер МакКензи (имя Иэн - это шотландская форма имени Джон и дано дочерью, как в честь своего друга, так и в честь кузена) перенес и крещение, и поездку домой очень хорошо. Его мать сказала мне, написать вам, что у вашего тезки уже четыре зуба, которые представляют большую опасность для ничего подозревающих душ, очарованных его внешней невинностью. Ребенок кусается, как крокодил.
Наше население в последнее время значительно увеличилось, примерно на двадцать семей с моего последнего письма. Бог вознаградил наши усилия этим летом, благословив нас обильным зерном, сеном и скотиной. Где-то около сорока кабанов бегают в моем лесу, две коровы принесли телят, и я купил нового коня. Характер у этого животного, как у черта, но дыхание сильное.
Такие мои хорошие новости.
Перехожу к плохим. Меня сделали полковником милиции с приказом собрать так много мужчин, сколько смогу, на службу губернатору к середине месяца и участвовать с ними в подавлении местных волнений.
Вы, возможно, слышали во время последнего посещения Северной Каролины о группах мужчин, которые называют себя регуляторами, или не слышали, будучи заняты другими делами (моя жена рада услышать о вашем хорошем здравие и отправляет вам лекарство с инструкцией по его применению, если вас все еще мучают головные боли).
Эти регуляторы - не больше чем недисциплинированная толпа, не такая организованная, как мятежники, которые, как мы слышали, повесили куклу губернатора Ричардсона в Бостоне. Я не говорю, что для их жалоб нет оснований, однако способы их выражения вряд ли приведут к положительным откликам со стороны короны, скорее спровоцируют дальнейшее обострение с обеих сторон, которое может закончиться кровопролитием.
В Хиллсборо была серьезная вспышка насилия 24 сентября, в которой была разрушена частная собственность, и были избиты - частично справедливо, частично нет - чиновники короны. Один человек, судья, был ранен, многие регуляторы были арестованы. С тех пор мы слышали не больше, чем тихий ропот. Зима глушит недовольство, которое тлеет возле очагов в домах и кабаках, но освободится вместе с весной, как плохой воздух выходит из дома при весеннем проветривании, загрязняя воздух.
Трайон - умный человек, но не фермер. Если бы он был, то не стал бы затевать войну зимой. Однако, может быть статься так, что он надеется продемонстрировать силу сейчас, чтобы запугать негодяев и устранить необходимость в ней позже. Он солдат.
Эти события привели меня к истинной причине моего письма. Я не ожидаю никаких плохих последствий в этом предприятии, но вы солдат, также как и я. Вы знаете непредсказуемость зла, и какая катастрофа может произойти из самого тривиального повода.
Никто не знает, когда наступит его конец, кроме того, что он наступит. И потому я предпринял некоторые шаги, чтобы обеспечить благосостояние моей семьи.
Я перечисляю их здесь, чтобы вы знали всех: Клэр Фрейзер, моя любимая жена, моя дочь Брианна и ее муж Роджер МакКензи, и их ребенок Джеремия МакКензи. Также моя дочь Марсали и ее муж Фергюс Фрейзер (он мой приемный сын), их двое детей Герман и Джоан. Маленькая Джоан названа в честь сестры Марсали, Джоан МакКензи, которая сейчас пребывает в Шотландии. У меня нет времени, чтобы ознакомить вас с создавшейся ситуацией, но я серьезно намерен рассматривать эту молодую женщину, как мою дочь, и считаю себя обязанным обеспечить ее, а также ее мать, некую Лаогеру МакКензи.
Я прошу вас ради нашей долгой дружбы и ради вашего отношения к моей жене и дочери, если неудача постигнет меня в этом предприятии, сделать все, что сможете, чтобы обеспечить их безопасность.
Я отбываю на рассвете следующего дня, до которого совсем недалеко.
Ваш покорный слуга,
Джеймс Александер Малкольм МакКензи Фрейзер.
P.S. Мое спасибо за сведения, которые вы разузнали в ответ на мой вопрос относительно Стивена Боннета. Я глубоко ценю ваш совет, которым вы сопроводили письмо, однако, как вы справедливо подозреваете, я непоколебим в своем намерении.
P.P.S. Копии моего завещания и бумаги, касающиеся моей собственности и дел здесь и в Шотландии будут у Фаркарда Кэмпбелла из Гриноукс, что возле Кросс-крика.
(1)Из книги 'Кармина Гаделика', собрание молитв, гимнов, заклинаний, благословений, собранных А. Кармайклом в 19 в.
Погода нам благоприятствовала - холодная, но ясная. Вместе с Мюллерами и мужчинами с ближайших ферм из Фрейзерс-Риджа выехали почти сорок мужчин и я.
Фергюс, не будучи членом отряда, ехал вместе с нами, чтобы помочь собрать мужчин, он, как никто другой, был знаком с хуторами и поселениями в округе. Когда мы подошли к Линии соглашения и, значит, к самому удаленному пункту нашего вояжа по набору рекрутов, у нас собралась вполне приличная компания по количеству, если не по опыту. Некоторые мужчины когда-то воевали, пусть и не были опытными солдатами, либо в Шотландии, либо в войнах с французами или индейцами. Многие нет, и каждый вечер Джейми муштровал их, заставляя выполнять упражнения, хотя и самого неортодоксального вида.
- У нас нет времени тренировать их должным образом, - сказал он Роджеру возле первого вечернего костра. - Требуются недели, чтобы выучить мужчин не побежать под огнем.
Роджер просто кивнул в ответ, хотя я уловила слабый промельк беспокойства на его лице. По-видимому, у него были определенные сомнения относительно собственной нехватки опыта и того, как он сам будет действовать под огнем. В свое время я знала много молодых солдат.
Я стояла на коленях возле огня и жарила кукурузные лепешки на сковородке с ручкой. Подняв глаза на Джейми, я увидела, что он смотрит на меня с еле заметной улыбкой в уголках рта. Джейми тоже знал молодых солдат, он сам когда-то был им. Кашлянув, он нагнулся и стал ворошить палкой угли в поисках перепелов, которых я запекала там, обмазав глиной.
- Это естественная вещь бежать от опасности, да? Задача муштры приучить их к голосу офицера так, чтобы они могли распознать его за ревом орудия и повиновались ему, не думая об опасности.
- Похоже на то, как дрессируют лошадей не бояться шума, - прервал его Роджер сардоническим тоном.
- Да, это так, - очень серьезно согласился Джейми. - Разница лишь в том, что вы должны заставить лошадь признать ваше право командовать, а офицеру нужно быть лишь громче.
Роджер засмеялся, и Джейми продолжил с полуулыбкой.
- Когда я пошел служить солдатом во Франции, я днями маршировал взад и вперед и сносил до дыр пару башмаков, прежде чем мне дали порох для ружья. Я так уставал за день муштры, что выстрели пушка возле моего лежака, я бы и ухом не повел.
Он покачал головой, и улыбка исчезла с его лица.
- Но у нас нет для этого времени. Половина наших мужчин имеет понятие о военной службе, будем надеяться, что они выстоят, когда дело дойдет до драки, и поддержат смелость в других.
Он махнул в сторону далеких гор.
- Это не похоже на поле сражения, не так ли? Я не могу сказать, где оно произойдет - если вообще произойдет - но думаю нужно планировать его так, чтобы там было укрытие. Мы научим их драться, как дерутся горцы, собираться и рассеиваться по моему слову, а между тем делать то, что могут. Только половина мужчин были когда-то солдатами, но все они умеют охотиться.
Он указал подбородком на рекрутов, многие из которых уже наполнили свои седельные мешки добычей во время дневного рейда. Братья Линдсей настреляли перепелов, которых мы сейчас ели.
Роджер кивнул головой и наклонился, откапывая своей палкой почерневший глиняный шар и пряча лицо. Почти все. Он ходил стрелять каждый день, начиная с нашего возвращения в Ридж, и не убил даже опоссума. Джейми, который однажды ходил с ним, по секрету поделился со мной мнением, что Роджер добьется большего успеха, стукнув зверя мушкетом по голове, чем застрелив его.
Я нахмурила брови, глядя на Джейми, он поднял свои, возвращая мне взгляд. Роджер сам может позаботиться о своих чувствах - читалось в его глазах. Я расширила глаза и встала с колен.
- Но это не то же самое, что охота, не так ли? - я села возле Джейми и вручила ему горячую лепешку. - Особенно теперь.
- Что ты имеешь в виду, сассенах? - Джейми разломил лепешку и прикрыл глаза от наслаждения, вдыхая горячий ароматный пар.
- Во-первых, вы не уверены, будет ли вообще сражение, - указала я. - Во-вторых, если это произойдет, вы окажетесь не перед обученным войском. Регуляторы - не больше солдаты, чем ваши мужчины. В-третьих, вы вряд ли будете стремиться убить регуляторов, только напугать их, чтобы они отступили или сдались. И, в-четвертых, - я улыбнулась Роджеру, - задача охоты - убить, задача войны - вернуться домой живым.
Джейми подавился куском лепешки. Я услужливо стукнула его по спине, и он повернулся ко мне с горящими глазами. Он выкашлял крошки, глотнул и встал, взмахнув пледом.
- Послушайте меня, - сказал он немного хрипло. - Ты права, сассенах, и ты не права. Это не похоже на охоту, да. Потому что добыча, как правило, не стремится убить вас. Понимаешь меня ... - он повернулся к Роджеру с мрачным лицом. - Она не права во всем остальном. Война - это убийство, и это самое главное. Будешь считать ее чем-то менее ужасным, отнесешься к ней несерьезно, испугаешься и более того станешь дрожать за свою шкуру - и ей-богу, человек, ты будешь мертв к сумеркам первого дня.
Он бросил остатки лепешки в огонь и ушел.
Я сидела, застыв, пока жар от лепешки не просочился сквозь ткань и не обжог мои пальцы. Я положила ее на бревно с приглушенным "ай!", и Роджер зашевелился.
- Все в порядке? - спросил он, не глядя на меня. Его взгляд был направлен в сторону лошадей, куда удалился Джейми.
- Все прекрасно, - я приложила обожженные кончики пальцев к прохладной коре бревна. После обмена любезностями, неловкая тишина была нарушена, и я решила вернуться к вопросу.
- Разумеется, - сказала я, - у Джейми есть опыт, чтобы так говорить ... И все-таки я думаю, что его реакция чрезмерна.
- Да?
Роджер не казался расстроенным или озадаченным высказываниями Джейми.
- Конечно. Независимо от того, во что выльется это дело с регуляторами, мы отлично знаем, что это не будет настоящей войной. Вероятно, из этого вообще ничего не выйдет!
- О, да, - Роджер все еще смотрел в темноту, озабоченно сжав рот. - Только я думаю, он говорил не об этом.
Я подняла бровь, и он с кривой полуулыбкой перевел пристальный взгляд на меня.
- Когда он ходил охотиться со мной, он спрашивал, что произойдет. Я рассказал ему. Бри сказала, что он и ее спрашивал. И она рассказала ему также.
- Что произойдет? Ты имеешь в виду революцию?
Он кивнул, не сводя глаз с лепешки, которую он крошил длинными пальцами.
- Я рассказал ему все, что знал. О сражениях, политике. Не все детали, конечно, но про основные битвы, про которые я помню, и каким длительным и кровавым будет дело.
Он мгновение помолчал, потом взглянул на меня с зелеными искорками в глазах.
- Полагаю, это то, что вы назовете "око за око". Трудно сказать, но я думаю, что я тогда напугал его. А теперь он просто отплатил мне тем же.
Я насмешливо фыркнула и встала, стряхивая крошки с юбки.
- День, когда ты напугаешь Джейми Фрейзера, парень, - сказала я, - будет днем, когда ад замерзнет.
Он рассмеялся, нисколько не расстроенный.
- Может быть, не напугал его, хотя он стал довольно тихим. Но надо сказать, - он немного посерьезнел, хотя искорки оставались в его глазах, - что сейчас он действительно напугал меня.
Я взглянула в направлении лошадей. Луна еще не взошла, и я не могла видеть ничего, кроме беспорядочно движущихся теней, и лишь временами в свете от костра мелькали круп или блестящий глаз. Джейми не было видно, но я знала, что он был там, лошади преступали ногами и тихо пофыркивали, как всегда делали, когда среди них был кто-то знакомый им.
- Он был не просто солдатом, - наконец, произнесла я тихим голосом, хотя была уверена, что Джейми слишком далеко, чтобы услышать меня. - Он был офицером.
Я села на бревно и взяла лепешку, она уже остыла, но я не стала ее есть.
- Я была медсестрой, ты знаешь. В полевом госпитале во Франции.
Он кивнул, заинтересованно подняв темную голову. Огонь набросил глубокие тени на его лицо, подчеркнув контраст между тяжелыми бровями, широкими скулами и мягким изгибом его губ.
- Я выхаживала солдат. Они все были напуганы, - я немного печально улыбнулась. - Те, кто были под огнем, помнили страх, а те, которые не были, воображали. Но только офицеры не могли спать ночами.
Я провела пальцем по лепешке, ее ноздреватая поверхность был слегка жирной от сала.
- Я сидела рядом с Джейми однажды после Престона, когда он держал на руках умирающего товарища, и плакал. Он помнит это. Он не помнит Каллодена, потому что он не может перенести память о нем.
Я смотрела на кусок лепешки в моей руке и машинально отколупывала ногтем подгоревшие кусочки.
- Да, ты напугал его. Он не хочет оплакивать тебя, и я тоже, - добавила я мягко. - Возможно, не сейчас, но когда настанет время, ты будешь осторожен, да?
Наступило долгое молчание. Потом он тихо сказал.
- Да, я буду.
Он встал и ушел, звуки его шагов быстро затихли на влажной земле.
Походные костры разгорались все ярче, по мере углубления темноты. Мужчины все еще держались своих маленьких компаний, располагаясь возле костров маленькими группами из родственников и знакомых. Со временем они объединятся. Через несколько дней будет один большой костер, и все соберутся в одном круге света.
Джейми был напуган не тем, что сказал Роджер, а тем, что он знал сам. Для хорошего офицера существует две возможности - позволить ответственности разрушить себя, или стать твердым, как камень, от необходимости. Он знал это.
Что касается меня ... Я тоже знала. Я была замужем за двумя солдатами - и офицерами, ибо Фрэнк тоже был им. Я была медсестрой и врачевательницей на полях двух войн.
Я знала имена и даты сражений. Я знала запах крови, рвоты и опорожнения кишечника. В полевом госпитале я видела раздробленные конечности, вывалившиеся кишки, торчащие обломки костей, но там я видела и мужчин, которые не произвели ни одного выстрела, но все же умерли от лихорадки, болезни, грязи и отчаянья.
Я знала, что тысячи умерли от ран на полях сражений двух мировых войн, но сотни тысяч умерли от инфекций и болезней. И сейчас - через четыре года - будет также.
И это действительно меня пугало.
Следующей ночью мы встали лагерем в лесу на Бальзамной горе, приблизительно в миле от поселения Лаклоу. Некоторые мужчины настаивали на спешке, стремясь скорее достичь деревушки Браунсвилл. Она была крайним пунктом нашего вояжа, после которого мы должны были повернуть назад к Солсбери, и означала посиделки в кабаке или, по крайней мере, сон под крышей, но Джейми решил не торопиться.
- Я не хочу перепугать там народ, - объяснил он Роджеру, - явившись с вооруженных отрядом среди ночи. Лучше объявить о нашем деле днем, дать мужчинам сутки, чтобы приготовиться к отъезду.
Он остановился и тяжело закашлял, мучительно сотрясаясь всем телом.
Мне не нравился ни вид Джейми, ни эти звуки. На его лице горели пятна, и когда он подошел к костру, чтобы взять миску с едой, я могла слышать слабые шипящие хрипы в его дыхании. Большинство мужчин находились в подобном состоянии, красные носы и кашель были обычны, и частенько огонь трещал и шипел, когда кто-нибудь откашливался и плевал в него.
Мне хотелось бы уложить Джейми в кровать с горячим камнем, приложенным к его ступням, с горчичником на груди и отваром мяты с листьями эфедры для питья. Поскольку потребовались бы пара пушек, ножные кандалы и несколько вооруженных мужчин, чтобы уложить и удержать его там, я удовольствовалась тем, что выловила ковшом побольше тушеного мяса и плюхнула в его миску.
- Эвальд, - хрипло позвал Джейми одного из Мюллеров, потом остановился и закашлялся с таким звуком, словно разрывали фланелевую ткань. - Эвальд, возьми Пола и принесите побольше дров для костра. Ночь будет холодной.
Она уже была холодной. Мужчины стояли так близко к огню, что полы их пальто начинали тлеть, а носки башмаков воняли горелой кожей. На моих коленях и бедрах почти образовались пузыри, потому что мне пришлось стоять возле самого огня, раздавая тушеное мясо. Моя задняя сторона, наоборот, заледенела, несмотря на старые брюки, которые я надела под юбки - как для тепла, так и для предотвращения натирания от седла. Дикая местность Каролины не годилась для дамских седел.
Наполнив последнюю миску, я развернулась спиной к костру, чтобы съесть свою порцию, с благодарностью подставляя огню мою замороженную задницу.
- Не плохо, да, мэм? - Джимми Робертсон, который приготовил тушеное мясо, поглядел на меня, напрашиваясь на комплимент.
- Прекрасно, - уверила я его. - Восхитительно!
Действительно еда была горячей, а я был голодна. Этот факт и плюс то, что я не готовила сама, придали моим словам искренности, и он, удовлетворенный, удалился.
Я ела медленно, наслаждаясь теплом деревянной миски в моих замерзших руках, так же как и уютной теплотой пищи в моем желудке. Какофония отхаркиваний и плевков сзади, нисколько не ослабило временного чувства удовольствия, порожденного горячей едой и перспективой отдыха после долгого дня, проведенного в седле. Даже вид леса вокруг меня, холодного и черного под светом звезд, не смог испортить мне настроения.
Из моего носа довольно сильно побежало, но я надеялась, что это явилось результатом поедания горячей пищи. Я сглотнула, пробуя - нет, никаких признаков ангины не было, так же как и шумов в груди. Вот Джейми дышал шумно, он закончил есть и стоял рядом со мной, грея спину.
- Все в порядке, сассенах? - хрипло спросил он.
- Только вазомоторный ринит, - сказала я, сморкаясь в платочек.
- Где? - он бросил подозрительный взгляд на деревья.
- Что ... О, я имела в виду, что у меня бежит из носа, но гриппа нет.
- О, да? Это хорошо. У меня тоже, - добавил он и чихнул три раза подряд. Он вручил мне свою пустую миску и использовал обе руки, чтобы высморкаться с ужасным звуком. Я немного вздрогнула, увидев его мокрые пламенеющие ноздри. В седельной сумке у меня было немного медвежьего жира с камфорным маслом, но я была уверена, он не позволит мне натирать его на глазах у всех.
- Ты уверен, что нам не нужно спешить? - спросила я, наблюдая за ним. - Джорди говорит, что деревня недалеко, и есть что-то вроде дороги.
Я знала его ответ, он не был тем, кто станет менять стратегию ради личного комфорта. Кроме того, лагерь уже разбит, и горит хороший костер. Однако, не считая моей тоски по теплой чистой постели - скажем, любой постели - мне было все равно, я только беспокоилась за Джейми. Теперь, когда он стоял рядом со мной, я слышала в его дыхании сильные хрипящие звуки, и это беспокоило меня.
Он хорошо понимал, о чем я беспокоюсь. Улыбнувшись, он убрал промокший платок назад в рукав.
- Со мной все в порядке, сассенах, - сказал он. - Это просто небольшая простуда. Я был в гораздо худшем состоянии много раз.
Пол Мюллер положил в костер другое бревно, большие головни в огне разломились и взметнули шумное пламя, заставив нас отступить, спасаясь от снопа искр. Хорошо подогретая к этому времени сзади, я повернулась лицом к костру. Джейми остался стоять спиной к огню, с немного хмурым видом рассматривая лесные тени.
Потом его хмурый взгляд исчез, и я повернулась, чтобы увидеть двух мужчин, вышедших из леса и отряхивающих иглы и кусочки коры с одежды. Джек Паркер и новый мужчина - я еще не знала его имени, но он явно иммигрировал совсем недавно откуда-то из-под Глазго, судя по его акценту.
- Все спокойно, сэр, - сказал Паркер, касаясь шляпы в кратком салюте. - Хотя холодно, как в богадельне.
- Да. Я не чувствую свой член с самого обеда, - вмешался глазговчанин, гримасничая и потирая руки, когда подошел к костру. - Может его уже нет!
- Я понимаю тебя, человек, - сказал Джейми, усмехаясь. - Я пошел помочиться недавно и не мог найти его.
Он развернулся, не обращая внимания на смех, и пошел проверить лошадей, держа миску со второй порцией тушеного мяса.
Другие мужчины уже расстилали свои одеяла, обсуждая, как лучше спать головой к огню или ногами.
- Вы сожжете подошвы, - спорил Эван Линдсей. - Видите? Сжег деревянные гвозди, и что получилось!
Он выставил большую ногу, показывая башмак, обвязанный бечевкой, чтобы держать подошву. Кожаные подошвы и каблуки иногда пришивались к верху обуви, но чаще крепились с помощью маленьких деревянных колышек или кусочков кожи, которые склеивались сосновой смолой. Смола был особенно огнеопасна, мне приходилось видеть, как сноп искр вылетал из подошв мужчин, которые спали ногами к огню, когда смола воспламенялась от жара.
- Лучше, чем сжечь волосы! - спорил Ронни Синклер.
- Не думаю, что Линдсеям нужно об этом беспокоиться, - Кенни усмехнулся старшему брату и стащил вязаную шапку с лысеющей головы.
- Да, головой к огню, - согласился Мурдо. - Если заморозишь свой скальп, то это перейдет на печень, и тогда ты мертвец.
Мурдо трепетно относился к своему скальпу и никогда не оставлял его обнаженным, всегда надевая на голову или вязанный ночной колпак, или необычную шапку из меха опоссума, причудливо украшенную мехом скунса. Он с завистью поглядел на Роджера, густые черные волосы которого были связаны кожаным шнурком.
- МакКензи нет нужды беспокоиться, он покрыт мехом, как медведь.
Роджер ухмыльнулся в ответ. Как и все остальные он перестал бриться, как только мы покинули Ридж, и теперь восемь дней спустя, густая черная поросль на его лице придавала ему свирепый медвежий вид. Мне пришло в голову, что густая борода, несомненно, держала лицо в тепле холодными ночами, как эта, и я спрятала свой голый и уязвимый подбородок в складки шали.
Вернувшись от лошадей как раз вовремя, чтобы услышать это, Джейми также рассмеялся, закончив смех кашлем. Эван подождал, когда кашель прекратится.
- Что скажешь, Мак Дубх? Головы или хвосты?
Джейми вытер рот рукавом и улыбнулся. Заросший, как и остальные, он походил на настоящего викинга, огонь мерцал красным, золотым и серебряным цветом в его бороде и распущенных волосах.
- Не проблема, парни, - сказал он. - Мне будет достаточно жарко, независимо, как я лягу.
Он кивнул головой в мою сторону, и раздался всеобщий смех, разбавленный слегка грубоватыми замечаниями на шотландском и гэльском языках.
Один или два новичка посмотрели на меня с инстинктивным интересом, который быстро пропал при взгляде на высоту и ширину Джейми и его свирепый вид. Я встретила взгляд одного мужчины и улыбнулась ему, он выглядел смущенным, но улыбнулся в ответ, застенчиво наклонив голову.
Как, черт возьми, Джейми делал это? Одно замечание, грубая шутка, и он заявил при всех свои права на меня, освободил меня от проявлений нежелательного интереса и утвердил свое положение лидера.
- Проклятый отряд бабуинов, - пробормотала я себе под нос. - И я сплю с главным бабуином!
- Бабуины - это обезьяны без хвоста? - повернулся Фергюс ко мне, оторвавшись от обсуждения лошадей с Эвальдом.
- Ты хорошо знаешь, что да.
Я поймала взгляд Джейми, и он криво ухмыльнулся. Я знала, о чем он подумал, и он понимал это. Его улыбка стала шире.
Людовик Французский держал зоопарк в Версале, среди обитателей которого был маленький отряд бабуинов. Одним из популярных развлечений двора весной после полудня было посещение клеток мандрилов, чтобы восхищаться сексуальным мастерством самцом и их ярким задом.
Некто маркиз да Рювель - в моем присутствии - предложил сделать такую же татуировку на своем заду, если это будет благоприятно воспринято дамами двора. Однако мадам де ла Турель твердо сообщила ему, что его причиндалы значительно уступают токовым у мандрилов, так что татуировка вряд ли улучшить ситуацию.
В свете костра трудно было сказать, но я была уверена, что ярким цветом лица Джейми был обязан столько же подавленному веселью, сколько и жару от огня.
- Насчет хвостов, - прошептал он мне на ухо. - Ты надела эти адские брюки?
- Да.
- Сними их.
- Что, здесь? - я кинула на него взгляд оскорбленной невинности. - Ты хочешь, чтобы я отморозила задницу?
Его глаза немного сузились с синим кошачьим блеском в их глубине.
- О, она не замерзнет, - сказал он тихо. - Я гарантирую это.
Он встал позади меня, и агрессивный жар от пламени на моей плоти заменился прохладной твердостью его тела. Не менее агрессивной, как я обнаружила, когда он обхватил меня за талию и прижал к себе.
- О, ты нашел его, - сказала я. - Как хорошо.
- Что нашел? Вы что-то потеряли? - спросил Роджер, пришедший от лошадей со скатанным одеялом под мышкой и бойраном в другой руке.
- О, только старые брюки, - вежливо ответил Джейми. Под прикрытием моей шали его рука скользнула за пояс юбки. - Значит, ты собрался петь?
- Если кому-то понравится, конечно, - Роджер улыбнулся, - Но в действительности я хочу выучить новые песни. Эван обещал спеть мне тюленью песню, которую он узнал от своей бабушки.
Джейми рассмеялся.
- О, я думаю, что знаю ее.
Одна бровь Роджера дернулась, и я развернулась, с удивлением глядя на Джейми.
- Ну, я не могу ее спеть, - сказал он мягко, видя наше изумление. - Но все же я знаю слова. Эван часто пел ее в Ардсмуире. Она немного непристойна, - добавил он с несколько чопорным видом, который часто принимают горцы, когда собираются сказать что-то действительно шокирующее.
Роджер понял это и рассмеялся.
- Тогда я, скорее всего, запишу ее, - сказал он. - Для пользы будущих поколений.
Пальцы Джейми работали ловко, и в этот момент брюки, который принадлежали ему - и значит, на шесть размеров были больше, чем нужно - были развязаны и тихо опустились на землю. Холодный воздух ворвался под мои юбки и ударил по моей только что обнаженной нижней части. Я потянула ртом воздух, слегка задыхаясь.
- Да, действительно, - сказала я. - Отморозит яйца у голого обезьяна, не так ли?
Джейми и Роджер одновременно раскашлялись.
Расставив часовых и устроив лошадей на ночлег, мы удалились к нашему месту отдыха, немного в стороне от костра. Я убрала палки и камни с земли, нарезала лапник и расстелила на него наши одеяла, когда Джейми возвратился из своего последнего обхода лагеря. Тепло от огня и пищи улетучилось, но я не начала по-настоящему дрожать, пока он не коснулся меня.
Я хотела сразу забраться под одеяла, но Джейми не отпускал меня. Его первоначальное намерение, казалось, не изменилось, но его внимание было на мгновение отвлечено. Его руки все еще обнимали меня, но он стоял очень тихо, подняв голову, как бы прислушиваясь, и взглядом обшаривал лес вокруг. Стояла полная тьма, и леса не было видно, кроме одиночных стволов, выхваченных из темноты светом костра, а за ними стояла абсолютная чернота.
- Что? - я немного отодвинулась, и его руки сильнее сжались вокруг меня.
- Я не знаю. Но я что-то чувствую, сассенах, - он немного шевельнулся, вопросительно поднимая голову, как волк, принюхивающийся к запахам ветра, но никаких звуков не долетало до нас, кроме приглушенного шелеста ветвей.
- Там есть что-то, - сказал он тихо, и тревожный шепот заставил мои волосы на шее шевельнуться. - Момент, милая.
Он оставил меня и пошел поговорить с мужчинами. Холодный ветер внезапно набросился не меня, лишенную его теплого тела.
Что он мог почувствовать там в темноте? Я относилась с большим уважением к развитому чувству опасности Джейми. Он слишком долго жил, как охотник, и как дичь, чтобы не ощущать ее - видимую или нет.
Он вернулся через некоторое время и сел на корточки возле меня, когда я, дрожа, лежала под одеялами.
- Все в порядке, - сказал он. - Я распорядился, чтобы у нас было по два охранника сегодня ночью, и чтобы они держали ружья заряженными. Но я думаю, все будет хорошо.
Он посмотрел в сторону леса, но теперь его лицо было просто задумчивым.
- Все в порядке, - повторил он, более уверено.
- Это ушло?
Он повернул ко мне голову, слегка приподняв уголки губ в улыбке. Его рот выглядел мягким, нежным и уязвимым среди жестких рыжих волос отрастающей бороды.
- Я не знаю, было ли вообще что-то там, сассенах, - сказал он. - Мне показалась, что я почувствовал на себе чей-то взгляд, но это мог быть волк или сова, или беспокойный дух. Но да, сейчас этого нет.
Он улыбнулся мне, свет от костра окружил его голову и плечи мерцающим ореолом. Оттуда до меня донесся голос Роджера, вторящий хриплому голосу Эвана в тюленьей песне. Джейми скользнул под одеяла, и я повернулась к нему, возясь замерзшими пальцами, чтобы указать ему услугу, которую он раньше оказал мне.
Мы оба дрожали, стремясь согреться друг о друга. Он развернул меня, убрав слои ткани между нами, и теперь лежал за моей спиной, обняв меня рукой, и обнаженные участки наших тел соприкасались под одеялами. Я лежала, смотря на темноту леса, наблюдая танец света среди деревьев, когда Джейми двигался позади меня - позади, между и внутри - теплый и большой, так медленно, что ветви под нами едва шелестели. Голос Роджера, сильный и красивый, стал громче, и дрожь, наконец, прошла.
Я проснулась немного позже под иссиня-черным небом с пересохшим ртом и хриплым дыханием Джейми возле моего уха. Я видела сон, один из тех бессмысленных снов с тревожными повторениями, которые исчезают с пробуждением, но оставляют противный привкус во рту и в уме. Нуждаясь в воде и облегчении моего мочевого пузыря, я осторожно выползла из-под руки Джейми, он шевельнулся и слегка застонал, но не проснулся.
Я помедлила, чтобы проверить его лоб. Прохладный, никакого жара. Возможно, он был прав, просто сильный насморк. Я встала, с неохотой оставляя наше теплое гнездо, но я не смогла бы дотерпеть до утра.
Песни прекратились, огонь горел не так сильно, но все еще горел, поддерживаемый часовым на посту. Это был Мурдо Линдсей, я могла видеть его белую шапку из меха опоссума, взгроможденную на фигуру, укутанную в груду одеял. Глазговчанин с неизвестным мне именем сидел с другой стороны костра с мушкетом на коленях. Он кивнул мне головой в фетровой шляпе. Белая шапка тоже повернулась в мою сторону, я махнула рукой, и Мурдо, также кивнув мне головой, снова повернулся лицом к лесу.
Мужчины лежали вокруг костра, укрывшись одеялами с головой. Проходя между ними, я почувствовала внезапный приступ страха. В темной ночи, с воспоминанием о тревожном сне, я задрожала при виде форм, тихо лежащих рядами. Именно так клали тела в Амьене. В Престоне. Ряды неподвижных тел с закрытыми лицами. Анонимных, война редко смотрит в лица мертвых.
"Почему я должна была проснуться из объятий любви, думая о войне и мертвецах?" - пришла мне в голову мысль, пока я шла мимо спящих тел. Хотя все было просто, учитывая нашу задачу. Мы направлялись воевать, если не теперь, то скоро.
Одна из фигур, завернутая в одеяло, раскашлялась и перевернулась, испугав меня. Из-под одеяла показалась большая нога с подвязанной веревкой подошвой, показывая, что это был Эван Линдсей. Я почувствовала облегчение от этого признака жизни и от того, что тела больше не были безымянными.
Именно анонимность войны делает убийство возможным. Когда мертвые снова получают свои имена на надгробных камнях и плитах, тогда они возвращают свою личность, которую потеряли в солдатах, и занимают свое место в памяти любящих их. Возможно, наше путешествие закончится миром. Но война надвигается ... большая война, и я прошла мимо последнего из спящих мужчин, словно идя по тревожному сну, от которого еще проснулась.
Я взяла фляжку возле седельных сумок и сделала большой глоток, потом, задохнувшись от пронизывающего холода воды, остановилась и вытерла рот. Мои мрачные мысли стали рассеиваться, смытые сладким чистым вкусом ледяной воды.
Надо взять воду для Джейми. Если он не проснулся, когда я встала, то обязательно проснется при моем возвращении, и я знала, что рот у него тоже будет пересохшим, так как он совершенно не мог дышать носом. Я набросила ремень фляжки на плечо и вступила в лес.
Под деревьями было холодно, но воздух был тих и прозрачен. Тени, которые представлялись зловещими от костра, здесь под сенью леса казались странно успокаивающими. Вдалеке от жара и треска огня мои глаза и уши стали приспосабливаться к темноте. Я услышала шелест какого-то маленького существа в сухой траве и неожиданный далекий крик совы.
Закончив, я стояла некоторое время, наслаждаясь временным одиночеством. Было очень холодно, но мирно. Джейми был прав, подумала я, если кто-то был или не был здесь ранее, сейчас в лесу не было ничего опасного.
Как если бы моя мысль о нем вызвала его, я услышала осторожные шаги и тихий хрипящий звук его дыхания. Он приглушенно закашлялся с подавленным звуком, который мне совсем не понравился.
- Я здесь, - сказала я тихо. - Как грудь?
Кашель внезапно оборвался паническим хрипом, и листья сильно зашуршали. Я увидела, как Мурдо у костра вскочил, держа мушкет в руках, и мимо меня пронеслась черная тень.
- Эй! - крикнула я, вздрогнув от неожиданности, но совершенно не испугавшись. Темная фигура споткнулась, я рефлекторно сорвала фляжку с плеча и раскрутила ее за ремень. Фляжка ударила фигуру по спине с приглушенным "цанк!", и она - кто бы это не был, но конечно не Джейми - упала на колени с надрывным кашлем.
Потом последовал короткий период хаоса, мужчины выпрыгнули из одеял, как чертики из табакерки, с шумом и топотом. Глазговчанин перескочил через несколько тел и бросился с ревом в лес, размахивая мушкетом. В темноте он налетел на первую фигуру на своем пути, которой оказалась я. Я пропахала головой листья и неизящно растянулась на земле, потеряв дыхание, так как мужчина надавил коленом на мой желудок.
Я, должно быть, смогла закряхтеть по-женски, потому что он успел удержать руку, которой собирался стукнуть меня по голове.
- А? - он опустил руку и наткнулся на мою грудь. Он тут же отдернул ее, словно обжегшись, и слез с меня. - Ээ ... хм! - сказал он.
- Ух, - только смогла сказать я в ответ, как можно дружелюбней. Звезды вращались вверху, ярко сияя сквозь голые ветви. Мужчина исчез со смущенным звуком. Слева от меня раздался громкий крик и треск, но мне не было до него дела, я изо всех сил пыталась восстановить дыхание.
К тому времени, когда я поднялась на ноги, злоумышленник был захвачен и вытащен в свет костра.
Если бы он не закашлялся, когда я стукнула его, он, скорее всего, ушел бы. Но сейчас он надрывался и хрипел от кашля так страшно, что едва мог стоять вертикально Его лицо потемнело от попыток вдохнуть воздух, вены на лбу вздулись, словно черви, и он производил ужасный свистящий звук.
- Что, черт побери, ты здесь делаешь? - хрипло спросил Джейми и сделал паузу, чтобы в свою очередь откашляться.
Это был риторический вопрос, так как мальчик все равно не мог говорить. Это был Джосайя Бердсли, мой предполагаемый пациент на тонзилэктомию(1), и чем бы он не занимался после сбора, здоровье его явно не улучшилось.
Я поспешила к костру, где на тлеющих углях стоял кофейник. Я подхватила его уголком шали и потрясла. Прекрасно, там еще оставалось немного кофе, и поскольку он стоял там с ужина, то вероятно стал крепким, как ад.
- Усадите его, расстегните одежду и принесите мне холодную воду! - я протолкалась в круг мужчин, вынуждая их посторониться перед горячим кофейником.
Я поднесла к его рту кружку с крепким кофе, черным и горьким, и лишь немного разбавленным холодной водой, чтобы не обжечь его рот.
- Выдохни медленно на счет до четырех раз, сделай вдох на счет до двух раз, сделай выдох и глотни это, - приказала я. Глаза его выпучились от натуги, так что стали видны белки, а в уголках его губ собралась слюна. Я твердо схватила его за плечо, принуждая дышать, считать, дышать ... и приступ кашля немного ослабел.
Один глоток, один выдох, один глоток, один вдох, и к тому времени, когда кружка опустела, его лицо утратило тревожный темно-красный цвет, став белесым, как живот рыбы. Воздух все еще свистел в его легких, но он дышал.
Мужчины стояли вокруг, с интересом наблюдая за происходящим, но было уже поздно и холодно, и они начали позевывать. Это всего на всего был мальчишка, и при том худой и больной. Они охотно ушли, когда Джейми отправил их спать, оставив Роджера и меня позаботиться о нашем неожиданном госте.
Я накинула на него свободные одеяла, натерла медвежьим жиром с камфарой и вручила еще одну кружку кофе, прежде чем позволила Джейми расспрашивать его. Мальчик казался сильно смущенным моей заботой и, сгорбив плечи, не поднимал глаз с земли, но я не знала, стеснялся ли он с непривычки, или его подавляло присутствие Джейми, который ждал, скрестив руки.
Он был слишком маленьким для четырнадцати лет и худым до истощения, я могла пересчитать все его ребра, когда распахнула рубашку, чтобы послушать его легкие. Совсем не красивый, с коротко обрезанными волосами, торчащими сосульками от грязи, жира и пота, всем своим видом он напоминал измученную блохами обезьянку с большими темными глазами, полными тревоги и подозрения.
Наконец, сделав все возможное, я была более или менее удовлетворена его состоянием. По моему кивку Джейми опустился рядом с мальчиком на землю.
- Итак, мистер Бердсли, - сказал он приятным голосом, - вы пришли присоединиться к отряду милиции?
- А ... нет, - Джосайя катал в руках кружку, не поднимая глаз. - Я ... мм ... у меня дело, я случайно наткнулся на вас.
Он говорил так хрипло, что я невольно вздрогнула, вообразив, как болит его воспаленное горло.
- Понятно, - голос Джейми был негромким и дружественным. - Ты увидел наш костер и решил подойти, чтобы найти пристанище и еду?
- Да, - он с трудом сглотнул.
- Ммфм. Но ты был здесь раньше. В лесу сразу после заката. Зачем было ждать восхода луны, чтобы объявиться?
- Нет ... я не был ...
- О, нет, ты был, - голос Джейми был все еще дружественным, но твердым. Он схватил мальчика за отвороты, вынуждая того смотреть на него.
- Послушай, парень. Между нами заключена сделка. Ты мой арендатор. Это означает, что ты имеешь право на мою защиту. Это также означает, что я имею право услышать правду.
Джосайя ответил ему прямым взглядом, и хотя в его глазах были страх и опасение, он вполне владел собой, что делало его старше четырнадцати лет. Он не пытался отвести взгляд, и в его умных черных глазах было такое выражение, словно он что-то рассчитывал.
Этот ребенок - если его можно было считать таковым, а Джейми явно так не считал - привык полагаться только на самого себя.
- Я сказал вам, сэр, что приду к вам к Новому году, и я собирался прийти. Что я делаю до того времени - это мое дело.
Брови Джейми поднялись, но он медленно кивнул и отпустил его.
- Верно. Однако согласись, что кому-нибудь может быть интересно.
Мальчик открыл рот, как бы собираясь заговорить, но передумал и уткнулся носом в кружку с кофе.
Джейми попробовали еще раз.
- Мы можем предложить помощь в твоем деле? Или ты хотя бы пройдешь с нами часть пути?
Джосайя покачал головой.
- Нет. Я благодарен вам, сэр, но с делом я управлюсь один.
Роджер не пошел спать, он сидел немного позади Джейми и молча наблюдал за раговором. Сейчас он наклонился вперед, уставившись зелеными глазами на мальчика.
- Это твое дело, - сказал он, - никак не связано с меткой на твоем большом пальце?
Кружка упала на землю, забрызгав кофе мое лицо и платье. Мальчик выпрыгнул из одеял и был уже на полпути с поляны, когда я смогла проморгаться, а Джейми преследовал его. Джосайя обежал костер, Джейми перепрыгнул через него. Они исчезли в лесу, как лиса и собака, оставив Роджера смотреть им вслед с открытым ртом.
Второй раз в течение ночи мужчины сорвались со своих импровизированных постелей, хватаясь за оружие. Я начала думать, что губернатор будет рад такой милиции, они были готовы к действиям по первому зову.
- Что, черт побери ...? - сказала я Роджеру, вытирая кофе с моих бровей.
- Возможно, мне не следовало упоминать об этой метке так внезапно, - сказал он.
- Что? Что? Что случилось? - проревел Мурдо Линдсей, сверкая глазами и направив мушкет в сторону деревьев.
- На нас напали? Где эти ублюдки? - Кенни возник рядом со мной на руках и коленях, всматриваясь из-под своей вязаной шапки, как жаба из-под лейки.
- Ничего не случилось! Все в порядке!
Мои усилия успокоить их и объяснить ситуацию прошли незамеченными во всеобщем хаосе. Роджер, однако, будучи значительно больше и громче меня, смог всех успокоить и дать пояснения - насколько это было возможно. С сердитым ворчанием мужчины еще раз устроились спать, оставив нас с Роджером сидеть, уставившись друг на друга и на кофейник.
- Что же это было? - спросила я с небольшим раздражением в голосе.
- Метка? Я вполне уверен, что это была буква "В". Я увидел ее, когда он взял кружку кофе.
У меня напрягся живот. Я знала, что она означала, я видела такие метки прежде.
- Вор, - сказал Роджер, глядя мне в лицо. - Он был заклеймен.
- Да, - сказала я несчастным голосом. - О, Боже.
- Люди в Ридже не примут его, если узнают? - спросил Роджер.
- Сомневаюсь, что это будет кого-то волновать, - сказала я. - Но вопрос в том, почему он убежал, когда ты заметил клеймо. Боюсь, что он не только заклеймен вором, но он еще и в бегах. А Джейми признал его своим арендатором на сборе.
- А, - Роджер рассеяно поцарапал в бороде. - Earbsachd(2). Джейми будет считать себя ответственным за него, да?
- Нечто подобное.
Роджер был шотландцем, и отчасти даже горцем, но он родился, когда кланов уже давно не было, и не знал силы древней связи между лэрдом и членом его клана. Скорее всего и Джосайя не имел понятия о важности этой связи - того, что было обещано и принято с обеих сторон. Но Джейми знал.
- Думаете, Джейми поймает его? - спросил Роджер.
- Думаю, уже поймал. Он не может долго преследовать мальчика в темноте, и если он потерял его, он бы уже вернулся.
Хотя существовали и другие возможности - Джейми мог упасть в овраг, споткнуться о камень и сломать ногу, или встретиться с пумой или медведем - но я предпочла не думать о них.
Я поднялась, потягиваясь застывшими конечностями, и стала всматриваться в лес в том направлении, где исчезли Джейми и беглец. Джосайя мог быть хорошим охотником и неплохо знать лес, но у Джейми было больше опыта, Джосайя был маленький и быстрый, а также его подгонял страх, но у Джейми было явное преимущество в размерах, силе и настойчивости.
Роджер встал рядом со мной. Его худое лицо имело несколько обеспокоенный вид, когда он всматривался в окружающие деревья.
- Прошло много времени. Если он поймал парня, что он с ним делает?
- Пытается добиться правды, я думаю, - сказала я. - Джейми не любит, когда ему лгут.
Роджер шокировано поглядел на меня.
- Каким образом?
Я пожала плечами.
- Как может.
Я видела, как он это делал - хитростью, очарованием, угрозами и, при случае, грубой силой. Я наделялась, что ему не придется использовать силу, и больше ради него самого, чем Джосайи.
- Понятно, - сказал Роджер тихо.
Кофейник был пуст, я завернулась в плащ и спустилась к ручью, чтобы ополоснуть его и наполнить водой. Потом повесила его над огнем и села ждать.
- Тебе нужно поспать, - сказала я Роджеру через несколько минут. Он только улыбнулся в ответ, вытер нос и закутался сильнее в плащ.
- Вам тоже, - сказал он.
Ветра не было, но холодной воздух стек вниз, лежа на земле влажным тяжелым слоем. На одеялах мужчин сконденсировалась влага, и я чувствовала, как холод с земли проникает сквозь слои моих юбок. Я подумала снова надеть брюки, но не было сил встать и пойти искать их. Возбуждение от появления Джосайи исчезло, и я медленно впадала в летаргию от холода и усталости.
Роджер разворошил огонь и положил в него еще несколько поленьев. Я подвернула под себя еще один слой юбок и поплотнее закуталась в плащ, спрятав руки в складках ткани. Кофейник парил, шипение периодически падающих в костер капель вторило храпу спящих мужчин.
Однако я не видела завернутых в одеяла фигур, не слышала шороха темных сосен. Я слышала потрескивание сухих листьев в шотландском дубовом лесу на холме над Карриарриком. Мы расположились там за два дня до Престонпанса с тридцатью мужчинами из Лаллиброха, двигаясь на соединение с армией Чарльза Стюарта. И из леса внезапно вышел мальчик с ножом, блестящим в свете костра.
Другое место, другое время. Я встряхнулась, пытаясь прогнать внезапные воспоминания, тонкое белое лицо и огромные глаза мальчика, полные шока и боли. Лезвие дирка, темного на пламенеющих углях. Запах пороха, пота и горящей плоти.
"Я собираюсь застрелить вас, - сказал он Джону Грэю. - В голову или в сердце?"
Угрозами, хитростью, грубой силой.
"Тогда было тогда, а сейчас - это сейчас", - сказала я себе. Но Джейми сделал бы все, что считал нужным.
Роджер сидел спокойно, наблюдая за танцующими языками пламени. Его глаза были полузакрыты, и я задалась вопросом, о чем он думал.
- Вы тревожитесь за него? - спросил он мягко, взглянув на меня.
- Сейчас? Или вообще? - я улыбнулась, хотя и без особого веселья. - Если бы это было так, то я бы не знала покоя.
Он слегка улыбнулся мне.
- А сейчас вы отдыхаете?
Я улыбнулась в ответ, по-настоящему в этот раз.
- Я не мечусь туда-сюда, - ответила я, - не заламываю рук.
Одна темная бровь дернулась.
- Могли бы согреть их таким образом.
Один из мужчин зашевелился, что-то бормоча, и мы на некоторое время замолчали. Кофейник кипел, я могла слышать приглушенный гул воды в нем.
Что же могло так задержать его? Он не мог так долго допрашивать Джосайю Бердсли, он или получит ответы сразу, или позволит мальчику уйти. Что бы мальчик не украл, Джейми это не интересует, только обещание earbsachd.
Огонь гипнотизировал, я смотрела в танцующее пламя и мысленным взором видела большой костре сбора, темные фигуры вокруг него и слышала отдаленный звуки скрипки ...
- Я должен пойти и поискать его? - внезапно спросил Роджер тихо.
Я дернулась, пробудившись от сонного оцепенения, и потерла лицо рукой.
- Нет, - покачала я головой. - Опасно входить ночью в незнакомый лес. Ты все равно не сможешь найти его. Если он не вернется к утру, тогда.
По мере того, как время бежало, я начала думать, что рассвет наступит прежде, чем Джейми вернется. Я волновалась за Джейми, но до утра ничего нельзя было сделать. Беспокойные мысли пытались лезть мне в голову. Был ли у Джосайи нож? Конечно, был. Но даже если мальчик был настолько отчаянным, чтобы напасть с ним на Джейми, мог бы он захватить Джейми врасплох? Я отодвинула эти мысли, сосредоточившись на подсчете числа кашляющих мужчин.
Восьмым был Роджер, глубокий сильный кашель которого сотрясал его плечи. Он беспокоился о Бри и Джемми? Или думал о том, беспокоиться ли Бри о нем? Я могла бы сказать ему, но это знание не поможет ему. Мужчины, собирающиеся на битву, нуждаются в уверенности, что дом - это совершенно безопасное место; она позволяет им сохранять присутствие духа и переносить тяготы войны.
"Это чертовски важная часть воинской жизни", - произнес голос Джейми в моей голове.
Я начала постепенно засыпать, просыпаясь каждый раз, когда моя голова дергалась на шее. В последний раз меня разбудили руки на моих плечах. Роджер положил меня на землю, подложив свернутую шаль под голову, и аккуратно укутал мои плечи. Я мельком увидела его черный силуэт на фоне огня, похожий на медведя, и провалилась в сон.
Не знаю, как долго я спала, но проснулась внезапно от громкого чихания поблизости. Джейми сидел в нескольких футах от меня, держа запястье Джосайи Бердсли в одной руке и кинжал в другой. Он чихнул еще два раза, нетерпеливо вытер нос рукавом, потом положил кинжал лезвием на угли.
Я уловила запах нагретого металла и резко приподнялась на локте. Прежде чем я что-то смогла сказать или сделать, возле меня что-то зашевелилось. Я поглядела вниз с удивлением, потом вверх, потом снова вниз, решив, что я все еще сплю.
Под моим плащом, прижавшись ко мне, крепко спал мальчик. Я видела темные волосы и бледную кожу всю в грязи и царапинах. Потом от огня раздалось громкое шипение, и я перевела сой взгляд туда, увидев, как Джейми прижал раскаленное лезвие к большому пальцу Джосайи.
Джейми поглядел на меня, услышав мое резкое движение, и слегка сдвинул брови, молчаливо заклиная меня молчать. Лицо Джосайи кривилось, рот был оскален от боли, но он не издал ни звука. На той стороне костра сидел Кенни Линдсей и наблюдал, молчаливый, как камень.
Все еще уверенная, что я сплю, я положила руку на мальчика. Он зашевелился, и ощущение твердой плоти под моими руками разбудило меня полностью. Я сжала его плечо, и его глаза испуганно раскрылись.
Он резко приподнялся, собираясь вскочить на ноги. Потом он увидел своего брата - а Джосайя совершенно очевидно был его братом - и резко остановился, дико оглядывая поляну, лежащих мужчин, Джейми и меня.
Игнорируя боль в сожженной руке, Джосайя поднялся со своего места и быстро подошел к брату, взяв его за руку.
Я медленно, чтобы не испугать их, встала на ноги. Они наблюдали за мной одинаковыми опасливыми глазами на худых белых лицах. Одинаковые. Да, те же самые узкие лица, хотя волосы второго брата были длиннее, и одет он был только в рваную рубашку, и к тому же был босоног. Джосайя сжал руку брата, ободряя, и я начала подозревать, что он на самом деле украл. Я улыбнулась им обоим и протянула руку к Джосайе.
- Дай, я посмотрю твою руку, - прошептала я.
Он колебался мгновение, потом протянул правую руку. Это была хорошая аккуратная работа, настолько аккуратная, что мне стало немного плохо. Кожа на возвышении большого пальца была срезана напрочь, и открытая рана прижжена и иссушена металлом. Рана была овальной формы красно-черного цвета и полностью скрывала клеймо.
Позади раздались тихие шаги, Роджер принес мою аптечку и поставил ее у моих ног.
Ничего нельзя было сделать, только смазать ее мазью горечавки и перевязать чистой сухой тканью. Я видела, пока работала, что Джейми вложил кинжал в ножны и, поднявшись, пошел рыться среди мешков и седельных сумок. Когда я закончила перевязку, он вернулся с едой, завернутой в платок, и свернутым рулоном одеяла. В его руках были брюки, снятые мною ранее.
Он вручил их мальчику, одеяло и пищу дал Джосайе, потом положил руку на его плечо и сильно сжал. Второй рукой он мягко повернул другого мальчика лицом к лесу и подтолкнул в спину. Потом кивнул головой в направлении деревьев, и Джосайя кивнул в ответ. Он повернулся ко мне, прикоснувшись перевязанной рукой ко лбу, и прошептал: "Спасибо, мэм".
Оба мальчика тихо и быстро исчезли в лесу, босые ноги второго близнеца сверкали из-под низа брюк, когда он шел следом за братом.
Джейми кивнул Кенни и снова сел возле огня, в изнеможении опустив плечи. Я налила ему кофе, он взял его, пытаясь улыбнуться в знак благодарности, но тут его скрутил приступ сильнейшего кашля.
Я успела подхватить кружку, чтобы кофе не пролился, и через плечо Джейми поймала взгляд Роджера. Он кивнул на восток и приложил палец к губам, пожав плечами с гримасой покорности на лице. Он так же, как и я, хотел бы знать, что произошло - и почему. Однако он был прав, ночь заканчивалась. Скоро наступит рассвет, и мужчины, привыкшие просыпаться при первых лучах солнца, начнут вставать.
Джейми прекратил кашлять, но издавал ужасные булькающие звуки, пытаясь почистить горло, словно свинья, утонувшая в грязи.
- Вот, - прошептала я, подавая ему кружку. - Выпей и ложись. Ты должен немного поспать.
Он покачал головой и сделал глоток, скривившись от горечи кофе.
- Не имеет смысла, - прокаркал он и кивнул головой в сторону востока, где на фоне светлеющего неба стали вырисоваться силуэты сосен. - И кроме того я должен подумать, что же, черт побери, делать сейчас.
Я едва сдерживала нетерпение, пока мужчины встали, поели, свернули лагерь - все раздражающе медленно - и оседлали лошадей. Наконец, я снова ехала верхом, и утро было таким холодным, что, казалось, воздух потрескивал, когда я его вдыхала.
- Хорошо, - сказала я без предисловий, когда, наконец, пробилась к Джейми. - Говори.
Он оглянулся на меня и улыбнулся. От усталости его лицо было изборождено морщинами, но бодрящий морозец - и много очень крепкого кофе - придали ему энергии. Я тоже, несмотря на бессонную ночь, чувствовала себя живой и бодрой; кровь быстро бежала по моим жилам, румяня щеки.
- Ты не хочешь подождать маленького Роджера?
- Я могу рассказать ему позже, или ты расскажешь ему сам.
Ехать в ряд втроем не представлялось возможным, и только благодаря впадине в склоне горы, мы с Джейми могли пока ехать бок о бок. Я подвела свою кобылу поближе, так что пар из ноздрей его коня обдавал мои колена.
Джейми протер лицо и встряхнулся, как если бы хотел сбросить усталость.
- Да, хорошо, - сказал он. - Ты заметила, что они братья?
- Разумеется. Откуда, черт побери, появился второй?
- Оттуда, - он указал подбородком на запад. Через промоину внизу была хорошо видна небольшая поляна - один из тех естественных участков леса, где деревья уступают место лугу и ручью. Возле деревьев на краю полянки, словно указующий перст в неподвижном холодном воздухе, поднималось тонкий столбик дыма.
Прищурившись, я смогла разглядеть небольшой деревенский домик с парой шатких построек рядом. Пока я смотрела, маленькая фигура появилась из дома и направилась к одному из навесов.
- Сейчас они обнаружат, что он сбежал, - сказал Джейми немного хмуро. - Хотя, если повезет, они могут решить, что он пошел в уборную или доить коз.
Я не стала спрашивать, как он узнал, что у них есть козы.
- Это их дом? Джосайи и его брата?
- Что-то вроде того, сассенах. Они были слугами по контракту.
- Были? - скептически произнесла я. Я сомневалась, что срок контракта братьев истек прошлой ночью.
Джейми пожал одним плечом и вытер нос рукавом.
- Если их не поймают, то да.
- Ты же поймал Джосайю, - указала я. - Что он тебе рассказал?
- Правду, - ответил он, приподняв уголки губ. - Или я так думаю.
Он преследовал мальчика в темноте, руководствуясь его отчаянным хрипом, и загнал в ловушку в расщелине среди скал. Там он схватил его, завернул в свой плед и, усадив на камень, с помощью терпения и разумной твердости - дополненными глотками виски из фляжки - смог вытянуть из мальчика его историю.
- Они были иммигрантами, вся семья - отец, мать и шестеро детей. Из семьи только близнецы перенесли плавание, остальные умерли в море от болезни. Здесь у них не было никаких родственников - по крайней мере, их никто не встретил на берегу - и владелец судна продал братьев. Цена не покрывала стоимости проезда всей семьи, так что парни были проданы на тридцать лет, а их заработная плата должна была идти на погашение долга.
Его голос был сух и спокоен, такие вещи случались повсеместно. Я знала об этом, но не была склонна принимать рассказ без комментариев.
- Тридцать лет! Боже, сколько же им было в то время?
- Два или три года, - ответил он.
Я была поражена. Не принимая во внимание произошедшую трагедию, я бы сочла, что это до некоторой степени хорошо - если, конечно, их покупатель смог обеспечить мальчикам приличную жизнь ... но я помнила худые ребра и искривленные ноги Джосайи. Они не выглядели детьми, о которых хорошо заботятся.
- Джосайя понятия не имеет, кем были его родители, откуда они прибыли, и как их фамилия, - объяснил Джейми. Он коротко кашлянул.
- Он знал собственное имя и имя брата - его зовут Кезайя - но больше ничего. Бердсли - это тот человек, который их купил. Сами мальчики не знают, кто они - шотландцы, англичане, ирландцы, но с такими именами они вряд ли могут быть немцами или поляками, хотя и это не исключается.
- Хмм, - я задумчиво выпустила облачко пара, которое на время закрыло от меня вид на домик внизу. - Значит, Джосайя убежал. Полагаю, что побег имел некоторое отношение к клейму на большом пальце?
Джейми кивнул, не поднимая глаз с земли, следя, как лошадь осторожно выбирает путь вниз по склону горы. Земля с обеих сторон от дороги была мягкой, и грязь просачивалась между камнями, словно черные грибы.
- Он украл сыр, он честно в этом признался, - его рот немного раздвинулся в улыбке. - Взял его в молочной в Браунсвилле, это видела доярка. В действительности она сказала, что сыр взял другой брат, но ...
Рыжие брови Джейми на мгновение сошлись.
- Возможно, Джосайя не был так честен, как я думал. Во всяком случае сыр украл один из них. Бердсли вызвал шерифа, Джосайя принял на себя вину и наказание.
После этого случая, который имел место два года назад, мальчик сбежал с хутора Бердсли. Как сказал Джейми, Джосайя намеревался вернуться и забрать брата, как только найдет место для житья. Предложение Джейми стало для него счастливым шансом, и после сбора он пешком отправился за братом.
- Вообрази его удивление, когда он увидел нас на склоне горы, - сказал Джейми и чихнул. Он вытер нос, глаза его немного слезились. - Он скрывался рядом и решал, что делать - ждать ли, пока мы уйдем, или посмотреть, может быть, мы завернем на хутор, и тогда он под шумок сможет незаметно увести брата.
- И значит, ты решил помочь ему украсть брата? - у меня тоже бежало из носа. Я достала носовой платок и доверила миссис Хрюше нашу безопасность на то время, пока сморкалась. Я посмотрела на Джейми поверх носового платка. У него все еще был красный нос, но его высокие скулы раскраснелись от утреннего солнца, и он выглядел довольно бодрым для человека, который всю ночь провел в холодном лесу. - Повеселился, да?
- О, да, было забавно. Я годами не делал ничего подобного, - от усмешки глаза Джейми превратились в синие треугольники. - Это напомнило мне о набегах на земли Грантов с Дугалом, когда я был молодым. Пробираться в темноте, без звука залезть в сарай. Христос, мне пришлось удерживать себя, чтобы не украсть корову. Или я бы украл, если бы она у них была.
Я фыркнула и рассмеялась.
- Ты настоящий бандит, Джейми, - сказала я.
- Бандит? - сказал он немного оскорблено. - Я честный человек, сассенах. Или, по крайней мере, я бываю честным, когда могу позволить себе это, - добавил он, кинув быстрый взгляд назад, чтобы убедиться, что никто нас не слышит.
- О, ты совершенно честный, - уверила я его. - Даже чересчур, что тебе вовсе не на пользу. Просто ты не очень законопослушный.
Это замечание, казалось, смутило его, потому что он нахмурился и произвел горлом хриплый звук, который, возможно, был шотландским несогласием или просто попыткой освободить горло от мокроты. Он кашлянул, натянул поводья и, привстав на стременах, помахал шляпой Роджеру. Тот махнул ему в ответ и повернул лошадь в нашем направлении.
Я подвела лошадь ближе к Джейми и опустила поводья на ее шею.
- Скажу Роджеру, чтобы он вел мужчина в Браунсвилл, - объяснил Джейми, откинувшись в седле, - а я один поеду к Бердсли. Ты поедешь со мной или с маленьким Роджером?
- Конечно, с тобой, - ответила я без колебаний. - Я хочу посмотреть, что из себя представляют эти Бердсли.
Он улыбнулся и пригладил волосы назад, прежде чем надеть шляпу. Он носил волосы распущенными, чтобы закрывать шею и уши от холода, и они сияли на солнце, как литая медь.
- Думаю, что ты можешь. Только следи за свои лицом, - сказал он с предупреждающей усмешкой. - Не открывай рот и не красней, как крыжовник, если они упомянут о пропавшем слуге.
- Следи за своим лицом, - сказала я раздраженно. Крыжовник, действительно! - Джосайя говорил, что с ними плохо обращались?
Мне пришло в голову, что его побег был скорее обусловлен этим фактом, чем случаем с сыром.
Джейми покачал головой.
- Я не спрашивал, а он не говорил, но спроси себя, сассенах: ты убежала бы из уютного дома, чтобы жить в лесу, спать на холодных листьях, питаться личинками и жуками, пока не научишься охотиться?
Он двинул лошадь, направляясь навстречу Роджеру, оставив меня обдумывать его вопрос. Спустя некоторое время он вернулся, и я снова пристроилась сбоку, обдумывая другой вопрос.
- Если у Бердсли было так плохо, почему брат не убежал вместе с ним?
Джейми посмотрел на меня, потом немного мрачно улыбнулся.
- Кезайя плохо слышит, сассенах.
Он не был рожден с дефектом слуха, как сказал Джосайя, он потерял слух в результате болезни в возрасте пяти лет. Поэтому Кезайя мог говорить, но слышал только громкие шумы. Он не мог слышать шороха листьев и звуки шагов, значит, не мог охотиться и скрываться.
- Он говорит, что Кезайя понимает его, и это действительно так. Когда мы проникли в сарай, я стоял на страже, а парень поднялся на чердак к брату. Я не слышал ни звука, но через минуту они оба были внизу. Я не думал, что парни могли быть близнецами, и, увидев их вместе, страшно удивился.
- Интересно, почему Кезайя не надел бриджи, - сказала я, затрагивая факт, озадачивший меня.
Джейми рассмеялся.
- Я спрашивал. Он снял бриджи вечером и оставил на сене, а одна из кошек окотилась на них. Он не хотел тревожить котят.
Я тоже рассмеялась, хотя с содроганием вспоминала босые ноги с синеватой кожей, казавшейся почти фиолетовой в свете костра.
- Добрый мальчик. А его обувь?
- Ее у него никогда не было.
Мы уже достигли низа. Лошади медленно ходили кругами вокруг Джейми, пока он делал указания, назначал рандеву и прощался. Потом Роджер со слегка озабоченным видом свистнул и махнул шляпой, призывая мужчин двигаться. Я наблюдала за его отъездом и заметила, как он сначала полуобернулся назад, потом отвернулся, глядя вперед.
- Он не был уверен, что за ним последуют, - заметил Джейми. Он покачал головой и пожал плечами. - Ладно. Он справится или нет.
- Он справится, - сказала я, думая о прошлой ночи.
- Я рад, что ты так думаешь, сассенах. Ну что ж, едем.
Он щелкнул языком и развернул коня.
- Если ты не уверен, почему отправил его одного? - спросила я его спину, покачивающуюся в седле, пока мы пробирались через рощицу, скрывающую от нас хутор. - Почему не поехать к Бердсли всем вместе, а потом самому привести мужчин в Браунсвилл.
- С одной стороны, он ничему не научится, если я не дам ему шанса. С другой ... - он сделал паузу, поворачиваясь, чтобы поглядеть на меня. - С другой стороны я не хочу приводить туда всех, они могут услышать о пропавшем слуге. Весь лагерь видел вчера Джосайю, да? Если у вас сбежал слуга, и вы услышите, что ночью на наш лагерь выскочил какой-то парень, то можно сделать однозначный вывод, не правда ли?
Он отвернулся, и я последовала за ним через узкий проход между соснами. Роса, словно алмазы, мерцала на коре и иголках, и маленькие ледяные капельки падали с веток на мою кожу, заставляя меня вздрагивать.
- Если этот Бердсли не стар и не болен, разве он не присоединится к нам? - возразила я. - Кто-нибудь все равно упомянет о Джосайе при нем.
Он, не оборачиваясь, покачал головой.
- И что они скажут ему? Они видели, как мы поймали парня, и видели, как он убежал в лес. Насколько они знают, он просто сбежал.
- Кенни Линдсей видел их обоих, когда вы вернулись.
Он пожал плечами.
- Да, но я переговорил с Кенни, когда мы седлали лошадей. Он ничего не скажет.
Я знала, что он был прав. Кенни был одним из ардсмуирских мужчин и, без сомнения, он выполнит указания Джейми.
- Нет, - продолжал Джейми, умело направляя лошадь в обход валуна. - Бердсли вовсе не стар. Джосайя сказал, что он торгует с индейцами-чероки, возя товары через Линию соглашения. Я только не знаю, дома ли он сейчас. Если да, то ... - он вдохнул воздух и сделал паузу, чтобы откашляться, когда холодный воздух коснулся его легких.
- Это другая причина, отослать мужчин вперед, - продолжил он немного хриплым голосом. - Мы не присоединимся к ним до завтра. К тому времени у них будет ночь, чтобы выпить и завести компанию в Браунсвилле, так что вряд ли они вспомнят о мальчике и станут говорить о нем при Бердсли. Если повезет, мы будем далеко отсюда, когда о нем кто-нибудь проболтается, но тогда Бердсли не сможет оставить нас и отправиться за парнем.
Значит, он рассчитывал, что Бердсли будут достаточно гостеприимны, чтобы приютить нас на ночь. Слушая, как он снова кашляет, я решила сегодня вечером усесться ему на грудь, если будет такая необходимость, но хорошенько намазать его медвежьим жиром с камфарой, все равно, понравится ему это или нет.
Мы выехали из-за деревьев, и я с сомнением стала рассматривать домик перед нами. Он оказался меньше, чем я думала, и выглядел довольно обветшалым, со сломанными ступеньками, провисшим навесом над крыльцом и с отсутствующей дранкой во многих местах на ветхой крыше. Ну что ж, мне приходилось спать в худших условиях и, вероятно, еще придется.
Дверь в маленький сарайчик стояла открытая, но никаких признаков живых существ не было. Все место казалось не жилым, если бы не струйка дыма из трубы.
Я верила в то, что сказала Джейми, хотя была не совсем точна. Он был честен и подчинялся законам, но только тем, которые уважал. Простой факт, что закон установлен короной, не являлся достаточным основанием, чтобы быть законом в его глазах. За другие, не писаные законы он мог умереть.
И хотя для бывшего горского налетчика закон частной собственности значил меньше, чем для других людей, все же от моего внимания - и конечно от его - не ускользнул тот факт, что он претендовал на гостеприимство человека, собственности которого помог скрыться. Я знала также, что у Джейми не было укоренившегося предубеждения против контрактной системы как таковой, и обычно он уважал такие отношения. Если только в действие не вступал высший - по его мнению - закон, будь это дружба, жалость, клятва лэрда или что-то еще, чего я не знаю.
Он остановился, поджидая меня.
- Почему ты решил помочь Джосайе? - прямо спросила я, когда мы ехали через поляну перед домом. Сухие стебли трещали под копытами лошадей, и ледяные кристаллики блестели на опавших листьях.
Джейми снял шляпу и положил ее перед собой на седло, пока завязывал волосы, готовясь к встрече.
- Я сказал ему, что если его намерение твердо, то пусть будет так. Но если он хочет прийти в Ридж, один или с братом, мы должны избавить его от клейма на большом пальце, потому что оно вызовет разговоры, которые могут дойти до Бердсли.
Он глубоко вздохнул, окутав паром свою голову, и повернулся ко мне с серьезным лицом.
- Парень не колебался ни секунды, хотя однажды уже был заклеймен. И я скажу тебе, сассенах, человек может сделать отчаянную вещь один раз из любви или от храбрости ... но нужно нечто большее, чтобы сделать это повторно.
Он отвернулся, не ожидая моего ответа, и заехал во двор, вспугнув стаю кормящихся голубей. Он сидел на лошади прямо, расправив широкие плечи. Не было никакого намека, что его спину под домотканым плащом усеивала паутина глубоких шрамов.
"Значит, вот что это было", - подумала я. Как в воде одно лицо повторяет другое, так сердце одного человека отвечает сердцу другого человека. И закон храбрости был тем законом, по которому он жил всю свою жизнь.
Несколько цыплят, нахохлившись, сидели на крыльце. Они злобно забормотали, посверкивая желтыми глазами, когда мы спешились, но слишком замерзли, чтобы оставить солнечное место, и просто потеснились, пропуская нас. Несколько досок крыльца были сломаны, рядом валялись не полностью обструганные пиломатериалы и гвозди, как если бы кто-то собирался починить крыльцо, но еще не нашел времени. Отсрочка, по-видимому, длилась довольно долго, так как гвозди уже заржавели, а древесина покоробилась и потрескалась от влажности.
- Эй! В доме! - крикнул Джейми, остановившись в центре палисадника. Таков был этикет при приближении к чужому дому. Хотя большинство людей в горах были гостеприимны, многие относились к незнакомцам с подозрением и могли держать визитеров под прицелом, пока не убедятся в их честных намерениях.
Имея это в виду, я благоразумно держалась позади Джейми, но так, чтобы меня было видно, и старательно расправляла юбки, демонстрируя мой пол, как доказательство нашего миролюбия.
Проклятие, на коричневой шерсти юбки была маленькая дырка, без сомнения, от искры походного костра. Я скрыла ее складкой ткани, раздумывая над тем, насколько неправильно то, что женщин всегда рассматривают, как неопасных по самой их сути. Если бы я захотела, я могла легко грабить дома и убивать несчастные семьи по всему Риджу.
К счастью, я не имела такой склонности, хотя иногда мне приходило в голову, что клятва Гиппократа и ее запрет "Не навреди" может относиться не только к медицинским вопросам. У меня не раз возникало желание стукнуть палкой по голове какого-либо упрямого пациента, но пока я контролировала свои импульсы.
Конечно, большинство людей не обладают циничным взглядом врача на человечество. Также верно, что женщины почти никогда не участвуют в развлекательных мордобоях, которые так любят мужчины - я редко видела, чтобы женщины избивали друг друга ради забавы. Но только дайте им хорошую причину, и тогда ...
Джейми пошел к сараю, время от времени зовя хозяев, но без очевидного эффекта. Я огляделась, в палисаднике не было никаких конских следов, кроме наших. Лошадиные "яблоки" возле досок были оставлены несколько дней назад, и хотя были влажными от росы, успели уже рассыпаться.
Никто не приезжал, никто не уезжал. Бердсли, сколько бы их там не было, вероятно, находились в доме.
Однако старались держаться тихо. Было рано, но не настолько, чтобы люди на хуторе еще не были заняты хозяйственными делами. Я отступила назад и, прикрыв от поднимающегося солнца глаза рукой, стала высматривать какие-либо признаки жизни. Меня очень интересовали эти Бредсли, и мне не хотелось - в свете последних событий - чтобы кто-то из мужчин Бердсли отправился с нами.
Я повернулась к двери и заметила странный ряд зарубок на ее косяке. Они были небольшими, но полностью заполняли один косяк и почти половину второго. Я пригляделась внимательнее, они были сгруппированы по семь зарубок с небольшим расстоянием между группами, словно заключенный вел счет неделям.
Джейми, сопровождаемый блеянием, появился из сарая. Козы, конечно же, он упоминал о них. Если доение коз было обязанностью Кезайи, то его отсутствие уже должно быть замечено.
Джейми сделал несколько шагов к дому и, приложив ладони рупором ко рту, снова крикнул. Никакого ответа. Он подождал несколько мгновений, потом пожал плечами и поднялся на крыльцо, где стал стучать в дверь рукояткой кинжала. Шума было достаточно, чтобы разбудить мертвого и заставить цыплят с паническим кудахтаньем броситься прочь с крыльца, но никто не объявился.
Джейми оглянулся на меня с приподнятой бровью. Обычно люди не уезжали и не оставляли дом без присмотра, особенно если у них есть домашний скот.
- Кто-то здесь есть, - сказал он в ответ на мою невысказанную мысль. - Козы недавно подоены, на сосках остались капли молока.
- Ты не думаешь, что все они ищут ... э ... сам знаешь кого? - прошептала я, придвинувшись ближе к нему.
- Возможно.
Он сместился в сторону, нагнувшись, чтобы посмотреть в окно. Оно было застеклено, но большинство стекол было сломано или вообще отсутствовало, и дыры были затянуты грязными тряпками. Я видела, как Джейми, нахмурившись, с презрением мастера смотрел на никудышный ремонт.
Потом внезапно повернул голову и посмотрел на меня.
- Ты слышишь, сассенах?
- Да, я подумала, что это козы, но ...
Блеяние раздалось снова - на этот раз явно из дома. Джейми потянул дверь, но она не открылась.
- Заперто, - коротко сказал он и вернулся к окну, где осторожно потянул за угол тряпки.
- Уф, - выдохнула я, сморщив нос от хлынувшего запаха. Я привыкла к запечатанным на зиму домам, где запахи пота, грязной одежды, влажных ног, немытых волос и ведер с помоями смешивались с ароматами выпекающегося хлеба и тушеного мяса, но запах из дома Бердсли перекрывал все нормы.
- Или в доме держат свиней, - сказала я, взглянув на сарай, - или там живет дюжина мужчин, которые не выходили из дома с самой весны.
- Да, настоявшийся аромат, - согласился Джейми. Он приблизил лицо к окну, гримасничая от вони, и крикнул: - Thig a mach!(!) Выходи, Бердсли, или я вхожу!
Я заглянула через его плечо посмотреть, возымеет ли эффект его призыв. По видимой в окно части помещения мне стало понятно, что комната была большой и столь заставленной всякими вещами, что между ними был еле виден грязный деревянный пол. Осторожно принюхиваясь, я пришла к заключению, что - кроме всего прочего - в бочках содержалась соленая рыба, смола, яблоки, пиво и квашеная капуста. Связки шерстяных одеял, крашенных кошенилью и индиго, бочонки с порохом и полукопченные окорока, издающие резкий запах собачьего дерьма, добавляли свою специфику в общее зловоние. "Товары для торговли с индейцами", - предположила я.
Еще одно окно тоже было завешано, на этот раз изодранной волчьей шкурой, так что внутри царил полусумрак, и со всем этим нагромождением комната напоминала нищенскую версию пещеры Али-бабы.
Из глубины дома снова раздался звук, теперь немного громче, что-то среднее между воем и рычанием. Я сделала шаг назад, звуки и резкий запах породили в моем воображении яркую картину темного меха и злобы.
- Медведи, - предположила я, полусерьезно. - Люди ушли, а внутри медведь.
- Ага, и Златовласка(2), - сказал Джейми довольно мрачно. - Без сомнения. Медведи или нет, но что-то здесь не так. Принеси пистолеты и коробку с патронами из моей седельной сумки.
Я кивнула и развернулась, но не успела сойти с крыльца, как внутри раздались звуки шагов, и я быстро вернулась назад. Джейми сжал рукоятку кинжала, но увидев, что было внутри, отпустил ее. Его брови удивленно приподнялись, и я вытянула шею, чтобы посмотреть что там.
Из прохода между двумя грудами товаров выглядывала женщина, подозрительно вертя головой, как крыса, выглядывающая из мусорной кучи. Нет, внешне она не походила на крысу, будучи крепкой женщиной с волнистыми волосами, но она помаргивала глазами, глядя на нас, как делают эти паразиты, оценивая угрозу.
- Уходите, - сказала она, очевидно, придя к заключению, что мы не были авангардом вторжения.
- Доброе утро вам, мэм, - начал Джейми. - Я Джеймс Фрейзер ...
- Мне нет дела, кто вы, - ответила она. - Уходите.
- Нет, я не уйду, - сказал он твердо. - Я должен поговорить с хозяином.
Очень странное выражение мелькнула на ее пухлом лице, тревога, расчет и что-то похожее на насмешку.
- Должны? - сказала она. - И кто сказал, что вы должны?
Она немного шепелявила, и получилось "шкажал" вместо "сказал".
Уши Джейми понемногу стали наливаться кровью, но он ответил вполне спокойно.
- Губернатор, мэм. Я полковник Джеймс Фрейзер, - повторил он с ударением. - Уполномочен собрать отряд милиции. В отряд зачисляются все мужчины от шестнадцати до шестидесяти лет. Будьте добры, позовите мистера Бердсли.
- Ми-ли-шия, да? - сказала она, с трудом произнося слово. - Да ш кем же вы будете воевать?
- Если повезет, то не с кем. Но приказ есть приказ, и я должен его исполнить, также как и все здоровые мужчины до Линии соглашения.
Джейми сжал руку на крестовине окна и осторожно потряс ее. Рама была сделана из хлипких сосновых дощечек, ссохшихся и растрескавшихся от непогоды. Если бы он захотел, то мог легко вырвать ее из стены и войти в окно. Он пристально поглядел в глаза женщины и мило улыбнулся.
Она в ответ сузила глаза и поджала губы, раздумывая.
- Ждоровые мужчины, - сказала она, наконец. - Хмм. Но у наш их нет. Парень шлуга убежал, но даже ешли бы он был, он вам не подходит, он глухой, как пень, и почти немой. Но ешли вы его поймаете, можете оштавить шебе.
Не похоже, что побег Кезайи вызовет здесь много шума. Я с облегчением вдохнула воздух, но тут же быстро выдохнула.
Джейми не сдавался легко.
- Мистер Бердсли в доме? - спросил он. - Я желаю видеть его.
Он снова потряс раму, и сухое дерево треснуло с пистолетным выстрелом.
- Он вряд ли подойдет вам, - сказала она, и странный тон вернулся в ее голос, осторожный, но в то же время наполненный каким-то возбуждением.
- Он болен? - спросила я, наклоняясь через плечо Джейми. - Я могу помочь ему, я доктор.
Она сделала шаг или два вперед и хмуро уставилась на меня из-под густой массы волнистых каштановых волос. Она была моложе, чем я сначала подумала, в более ярком свете на ее пухлом лице не было видно ни морщин, ни увядшей кожи.
- Доктор?
- Моя жена известна, как хорошая целительница, - сказал Джейми. - Индейцы называют ее Белым Вороном.
- Колдунья? - ее глаза тревожно распахнулись, и она отступила назад.
Что-то показалось мне странным в облике женщины, и приглядевшись внимательно, я поняла. Несмотря на страшную вонь в доме, и сама женщина, и ее одежда были чистыми, а волосы мягкими и пушистыми, что было совершенно необычно в этих местах и для этого времени года, когда люди не мылись месяцами из-за холодов.
- Кто вы? - прямо спросила я. - Вы миссис Бердсли? Или мисс Бердсли?
"Не более двадцати пяти лет", - подумала я, рассматривая большие габариты ее укутанной фигуры. Ее плечи под платком были полными, а широкие бедра касались бочек, между которыми она стояла. Очевидно, торговля с чероки была достаточно выгодна, чтобы хорошо кормить семью Бердсли, если не их слуг. Я посмотрела на нее с некоторой неприязнью, но она встретила мой взгляд с холодным спокойствием.
- Я мишиш Бердшли.
Тревога ее исчезла, она смотрела на меня с задумчивым видом, вытягивая и втягивая губы. Джейми согнул руку, и рама громко затрещала.
- Жаходите тогда.
Странный тон был все еще в ее голосе, полувызов, полувозбуждение. Джейми уловил его и нахмурился, но убрал руку с рамы.
Она вышла из прохода и направилась к двери. Я уловила лишь начало ее движения, но его было достаточно, чтобы увидеть, что она была хромой; одна ее нога волочилась по полу.
Кряхтя, она стала возиться с перекладиной, издававший при движении скрежещущий звук, потом раздался глухой стук, когда она положила ее на пол. Дверь перекосило, и она застряла в колоде. Джейми нажал на нее плечом, и она распахнулась, покачиваясь и дрожа. "Когда же ее открывали в последний раз?" - подумала я.
Довольно давно, очевидно. Я услышала, как Джейми фыркнул и закашлялся, когда вошел в дом, я постаралась дышать через рот, входя следом. Даже в этом случае смрад был таков, что даже хорек не выдержал бы. Кроме сильного запаха испорченных товаров, был тяжелый дух уборной - застоявшейся мочи и фекалий. Кром того, запах гниющей пищи, и еще что-то. Мои ноздри слегка трепетали, пока я пыталась осторожно вдохнуть воздух - всего несколько молекул для анализа.
- Как долго мистер Бердсли болеет? - спросила я.
Я четко различала зловоние болезни среди этой какофонии смрада. Не только намек на засохшую рвоту, но и сладковатую вонь гнойных нарывов и неопределенный заплесневелый, дрожжевой запах, казалось, принадлежащий самой болезни.
- О ... некоторое время.
Она закрыла дверь за нами, и я почувствовала внезапный приступ клаустрофобии. Воздух внутри казался густым от вони и нехватки света. Я испытывала большое желание сорвать тряпки с обоих окон и впустить немного свежего воздуха, мне пришлось сжать руки в кулаки под плащом, чтобы удержаться.
Миссис Бердсли повернула налево и боком, словно краб, стала пробираться по узкому проходу между кучами товаров. Джейми взглянул на меня, издал шотландский звук, выражающий в данном случае отвращение, и нырнул под выступающие связки шестов для палатки, следуя за ней. Я осторожно пробиралась за ним, пытаясь не обращать внимания на неприятно мягкие предметы, иногда попадающиеся под моими ногами. Гнилые яблоки? Дохлые крысы? Я зажала нос и старалась не смотреть вниз.
Дом был прост по конструкции - одна большая комната впереди, и вторая позади.
Задняя комната представляла собой разительный контраст с захламленной гостиной. В ней не было никаких украшений и излишеств, комната была проста и аккуратна, как квакерская прихожая. Все было голо и чисто, деревянный стол и каменный очаг были выскоблены, оловянная посуда тускло поблескивала на полке. Одно окно с целыми стеклами было оставлено открытым, и утреннее солнце заливало комнату чистым белым светом. В комнате было тихо, и создавалось впечатление, что из хаоса гостиной мы вошли в некое святилище.
Мирное впечатление было нарушено громким шумом сверху. Это был звук, который мы слышали раньше, громкий, полный отчаяния визг, словно резали борова. Джейми вздрогнул от звука и повернулся к лестнице возле дальней стены, которая вела на чердак.
- Он там наверху, - без всякой необходимости сказала миссис Бердсли, когда Джейми был уже на полпути к лестнице. Визг стал громче, и я решила пока не ходить за моей аптечкой.
Голова Джейми появилась в чердачной двери, когда я начала подниматься наверх.
- Принеси свет, сассенах, - сказал он коротко, и голова его исчезла.
Миссис Бердсли стояла неподвижно, сложив руки под шалью, не делая никаких попыток найти свечу. Ее губы были тесно сжаты, на пухлых щеках алели пятна. Я протиснулась мимо нее, взяла подсвечник с полки и зажгла свечу от очага.
- Джейми? - я высунула голову из отверстия, держа свечу над головой.
- Здесь, сассенах.
Он стоял в дальнем углу чердака, где тени были гуще всего. Я вылезла и пошла к нему, осторожно ставя ноги.
Вонь здесь была намного сильнее. Я уловила слабое белое пятно и поднесла свечу ближе.
Джейми потрясенно вздохнул, но быстро справился со своими эмоциями.
- Мистер Бердсли, я полагаю? - сказал он.
Человек был огромен, или когда был таковым. Большая выпуклость его живота еще возвышалась в темноте, подобно киту, а в ладони, неподвижно лежащей на полу возле моей ноги, могло легко поместиться пушечное ядро. Но плоть руки была обвисшая и дряблой, а массивная грудь запала, под спутанными волосами, падающими на лицо, безумным светом мерцал единственный глаз.
Глаз расширился, и мужчина снова стал издавать звуки, пытаясь изо всех сил приподнять голову. Я почувствовала, как дрожь прошла по телу Джейми, и от этого мне стало еще страшнее, но я, превозмогая страх, сунула подсвечник в руки Джейми.
- Посвети мне.
Я опустилась на колени и слишком поздно почувствовала, как жидкая грязь просочилась сквозь ткань моих юбок. Человек лежал в собственном дерьме, и лежал довольно долгое время, пол был густо покрыт слизью. Он был гол и прикрыт только льняной простынею, а когда я откинула ее, то среди грязи увидела изъявленные раны.
Совершенно ясно, что случилось с мистером Бердсли. Одна сторона его лица сползла вниз, придавая лицу гротескный вид, веко обвисло, закрывая глаз, рука и нога на ближней ко мне стороне распластались вяло и неподвижно на полу, омертвевшие мускулы уже не скрывали узловатые суставы на его конечностях. Он пыхтел и блеял, высовывая язык и пуская слюну изо рта, в отчаянной попытке заговорить.
- Тише, - сказала я ему. - Не разговаривайте, все будет хорошо.
Я взяла его запястье, чтобы проверить пульс, плоть свободно двигалась на его кости, никак не реагируя на мое прикосновение.
- Апоплексия, - сказала я тихо Джейми. - Вы называете это ударом.
Я положила руку на грудь Бердсли, пытаясь успокоить его.
- Не волнуйтесь, - сказала я ему. - Мы приехали помочь вам.
Я говорила уверено, но после этих слов задумалась, какую же помощь мы можем оказать ему. Обеспечить, по крайней мере, чистоту и тепло. На чердаке было холодно почти также, как и на улице, и его кожа под густыми волосами была покрыта пупырышками.
Лестница тяжело заскрипела, я развернулась и увидела, что над полом чердака возникли пушистые волосы и тяжелые плечи миссис Бердсли.
- Как долго он находится в таком состоянии? - резко спросила я.
- Вожможно, мешац, - сказала она после паузы. - Я не могла шдвинуть его, - сказала она, защищаясь, - он шлишком тяжелый.
Это было верно, как бы там ни было ...
- Почему он здесь? - потребовал ответа Джейми. - Если вы не могли сдвинуть его, как он оказался здесь?
Он повернулся, освещая свечой чердак. Здесь было неуютно, старый соломенный матрац, несколько разбросанных инструментов и какой-то ненужный хлам. Свет попал на лицо миссис Бердсли, превращая ее светло-голубые глаза в прозрачные льдинки.
- Он ... гналша жа мной, - сказала она слабо.
- Что? - Джейми шагнул к отверстию, наклонившись, схватил ее за руку и вытащил на чердак скорее против ее желания.
- Что значит, гнался за вами? - спросил он. Она сгорбила плечи, выглядя круглой и домашней в перевязанной накрест шали, как горшок для готовки пищи.
- Он ударил меня, - сказала она просто. - Я побежала по лештнице на чердак, чтобы там шпрятатьша, но он побежал жа мной ... и потом он упал. И он ... не мог вштать, - она снова пожала плечами.
Джейми держал подсвечник возле ее лица. Она слегка улыбалась, быстро переводя взгляд между нами, и я увидела, что ее шепелявость была вызвана тем, что ее передние зубы были сломаны и торчали из десен косыми обломками. Маленький шрам пересекал ее верхнюю губу, другой белой полосой проходил через одну бровь.
Мужчина на полу издал ужасный шум - что-то вроде разъяренного визга протеста - и она вздрогнула, закрыв глаза в инстинктивном страхе.
- Ммфм, - произнес Джейми, переводя взгляд с нее на мужа. - Да, понятно. Принесите воды, мэм. Еще света и чистые тряпки, - крикнул он ей вслед, когда она поспешила к лестнице, обрадованная возможностью уйти отсюда.
- Джейми, посвети мне, пожалуйста.
Джейми подошел и встал возле меня, держа свечу так, чтобы она освещала тело. Кинув на Бердсли мрачный взгляд со смесью жалости и неприязни, он медленно покачал головой.
- Божья кара, да, сассенах?
- Не совсем, я думаю, - ответила я, понижая голос, чтобы не было слышно внизу в кухне. Я взяла у него подсвечник. - Посмотри.
Фляга с водой и кусок хлеба, засохший и покрытый плесенью, стояли возле головы Бердсли, кусочки липкого полупережеванного хлеба валялись рядом на полу. Она кормила его достаточно, чтобы он не умер от голода. Однако в гостиной я видела множество разнообразной пищи: подвешенные к потолку окорока, бочонки с соленой рыбой, сухофруктами и квашеной капустой.
Также там были связки мехов, кувшины масла, груды шерстяных одеял, а владелец этих товаров лежал здесь в темноте, голодный и дрожащий от холода под тонкой простыней.
- Интересно, почему она не позволила ему умереть? - тихо спросил Джейми, не спуская глаз с заплесневелого хлеба. Бердсли забулькал и зарычал, сердито вращая открытым глазом; слезы катились по его лицу, а в носу пузырились сопли. Он попытался подняться, выгибая тело, и без сил упал на пол с глухим мясистым стуком, который потряс пол чердака.
- Я думаю, он понимает тебя. Вы нас понимаете? - обратилась я к больному, который стал интенсивнее булькать и пускать слюну, ясно показывая, что понимает, о чем мы говорим.
- Относительно того - почему ...
Я указала на ноги Бердсли, переместив свечу ближе к ним. Некоторые раны были просто пролежнями, вызванными долгим неподвижным лежанием. Но были и другие. Ярко-красные параллельные разрезы с почерневшими краями, явно сделанные ножом, были нанесены на одно из массивных бедер. А также загноившиеся ожоги.
Джейми немного крякнул при виде их и повернул голову к лестнице. Раздался звук открываемой двери, и холодный сквозняк ворвался на чердак, заставив пламя свечи дергаться. Потом дверь закрылась, и пламя успокоилось.
- Думаю, что я могу спустить его вниз, - Джейми поднял свечу, рассматривая потолок вверху. - Можно перебросить веревку с петлей через ту балку. Но можно ли его вообще перемещать?
- Да, - сказала я отстраненно. Склонившись над ногами больного, я уловила запах, который не чувствовала довольно давно, очень плохой зловещий запах.
Я не часто сталкивалась с газовой гангреной, но ее острый запах незабываем, даже если столкнешься с ним только один раз. Я не стала ничего говорить, чтобы не напугать Бердсли, если он был в своем уме. Вместо этого я успокаивающе похлопала его и встала, чтобы взять у Джейми свечу и лучше разглядеть ноги мужчины.
Он отдал ее и наклонился к моему уху, прошептав:
- Ты можешь что-нибудь сделать для него, сассенах?
- Нет, - ответила я таким же шепотом. - Я могу только перевязать раны и дать трав от лихорадки. Это все.
Он мгновение стоял, глядя на массивное тело, теперь неподвижно лежащее в тени, потом покачал головой, перекрестился и быстро пошел к лестнице, отправившись за веревкой.
Я медленно пошла назад к больному, который приветствовал меня глухим "Хэхх" и беспокойным стуком одной ноги, словно кролик стучал лапой. Я встала на колени возле его ноги, говоря успокаивающие слова и держа ближе свечу. Все пальцы на его омертвевшей ноге были обожжены, некоторые были покрыты пузырями, некоторые были сожжены до черноты. Особенно два первых пальца, от которых вверх по стопе распространялся зеленоватый оттенок.
Я была так потрясена мыслью о том, что могло вызвать такие раны, что мои руки вместе со свечой задрожали. Меня пугало не только то, что здесь произошло, но и ближайшее будущее. Что, спрашивается, мы можем сделать для этих несчастных людей?
Мы не могли взять Бердсли с собой, но также не могли оставить его здесь на попечении жены. У них также не было близких соседей, которые могли помочь им. Я подумала, что, может быть, нам удастся транспортировать его в Браунсвилл, в их сарае я видела фургон. Но даже если мы преуспеем в этом, что потом?
Не было больницы, где о нем могли позаботиться. И если даже в Браунсвилле найдется семья, готовая из милосердия принять его, я не была уверена, что его состояние может значительно улучшиться. А это означало, что о нем нужно будет заботиться днями и ночами до конца его дней.
Хотя остаток его жизни мог быть очень коротким. Это зависело от того, насколько я могу справиться с гангреной. Поставив перед собой конкретную задачу, я успокоилась. Мне нужно ампутировать ему ногу, другого выхода нет. Отрезать пальцы на ноге было легко, но я боялась, что одними пальцами здесь не обойдешься. И кроме того мы рисковали тем, что в процессе операции может развиться шок, а затем инфекция.
Мог ли он чувствовать ногу? Иногда жертвы удара могли ощущать парализованные конечности, иногда нет, но никогда не могли двигать ими. Я осторожно коснулась омертвелого пальца, не спуская глаз с его лица.
Его здоровый глаз был открыт, уставившись на балки вверху. Он не взглянул на меня и не издал ни звука. Вот и ответ на мой вопрос - его нога полностью омертвела. Это было облегчением - по крайней мере, он не почувствует боль от ампутации. Мне вдруг пришло в голову, что он вообще не подозревает, что произошло с его ногой. Почему она резала его парализованную ногу? Она боялась, что здоровой ногой он мог дать ей отпор?
Сзади раздался тихий шорох, это вернулась миссис Бердсли. Она поставила рядом со мной ведро и положила кучку тряпок, потом встала рядом, наблюдая, как я смываю губкой грязь.
- Вы можете вылечить его? - спросила она спокойным отстраненным голосом, словно говорила о незнакомце.
Голова пациента внезапно повернулась, и его здоровый глаз уставился на меня.
- Я думаю, что смогу немного помочь, - осторожно ответила я, страстно желая, чтобы Джейми скорее возвратился. Кроме того, что мне был нужен мой медицинский сундучок, компания обоих Бердсли меня нервировала.
Еще больше, когда мистер Бердсли непроизвольно испустил некоторое количество мочи. Миссис Бердсли засмеялась, а он взвизгнул, и от этого звука у меня на руках образовалась гусиная кожа. Стараясь не обращать внимания, я вытерла жидкость с его бедра.
- У вас или у мистера Бердсли поблизости есть родные? - спросила я спокойно, насколько было возможно. - Кто-нибудь, кто мог приехать и помочь вам?
- Никого, - ответила она. - Он вжял меня иж дома отца в Мериленде. В это мешто.
Она произнесла последние слова так, как если бы это место был пятым кругом ада. И насколько я могла видеть, дом действительно напоминал его.
Внизу открылась дверь, и долгожданный сквозняк объявил о возвращении Джейми. Раздался глухой стук, когда он поставил мой сундучок на стол, и я торопливо поднялась, желая сбежать вниз, хотя бы на время.
- Мой муж пришел с лекарствами. Я только ... э ... схожу ...
Я обошла массивную фигуру миссис Бердсли и спустилась вниз по лестнице, вся потная, несмотря на холод в доме.
Джейми, нахмурясь, стоял возле стола и вертел в руках веревку. Он поднял голову, когда услышал мои шаги, и лицо его немного расслабилось.
- Как там, сассенах? - спросил он тихо, дернув подбородком в сторону чердака.
- Очень плохо, - прошептала я, подходя к нему. - Два пальца у него омертвели, и я должна удалить их. И она говорит, что поблизости нет никаких родственников, который могли помочь им.
- Ммфм, - его губы напряглись, и он согнул голову к петле, которую он завязывал.
Я потянулась к медицинскому сундучку и остановилась, увидев, что на столе также лежали пистолеты Джейми с рожком для пороха и ящичек с патронами. Я коснулась его руки и кивнула на них головой, произнеся ртом: "Что?"
Морщина между его бровями стала глубже, но прежде чем он смог ответить, ужасный рев, полный шока и ужаса, раздался сверху, за ним последовали громкие булькающие звуки, словно в трясине тонул слон.
Джейми бросил веревку и метнулся к лестнице, я следовала за ним по пятам. Он крикнул, просунув голову в чердачное отверстие, и исчез вверху. Когда я следом за ним вылезла на чердак, он боролся с миссис Бердсли.
Она стукнула его локтем по лицу, разбив нос. Это освободило его от любых запретов насчет грубого обращения с женщинами, он дернул ее, повернув к себе лицом, и ударил коротким резким апперкотом в подбородок. Челюсти ее щелкнули, и она зашаталась с остекленевшими глазами. Я бросилась вперед, чтобы подхватить свечу, когда она шлепнулась на задницу, взметнув многочисленными юбками.
- Боже ... проклятая женщина, - голос Джейми из-под рукава, прижатого к его носу, звучал глухо, но с большим чувством.
Мистер Бердсли бился, как пойманная рыба, хрипя и булькая. Я поднесла свечу ближе и увидела, что он хватается рукой за шею, на которой был затянут свернутый жгутом льняной платок; его лицо стало темно-багровым, а единственный глаз вылез из орбиты. Я торопливо убрала платок, и он со свистом выдохнул зловонный воздух.
- Если бы она была быстрее, она бы его убила, - Джейми отнял от лица запачканную кровью руку и осторожно потрогал свой нос. - Христос, я думаю, она сломала его.
- Почему? Почему вы оштановили меня? - миссис Бердсли пришла в себя, хотя все еще пошатывалась. - Он должен умереть. Я хочу, чтобы он умер, он должен умереть!
- A nighean na galladh(3), ты могла убить его в любое время за этот месяц, - сказал Джейми раздраженно. - Зачем, ради Бога, ждать свидетелей, чтобы сделать это?
Она посмотрела на него неожиданно ясным и острым взглядом.
- Я не хотела, чтобы он умер, - сказала она. - Я хотела, чтобы он умирал, - она улыбнулась, показывая обломанные зубы, - медленно.
- О, Боже, - произнесла я и провела рукой по лицу. Еще было утро, но мне показалось, что день длится уже несколько недель. - Это моя вина. Я сказала ей, что смогу помочь ему. Она решила, что я спасу его и, возможно, вообще вылечу.
В воздухе расплылось свежая вонь, и миссис Бердсли повернула голову в сторону мужа с гневным криком.
- Гряжная шкотина! - она встала на колени, схватила засохший кусок хлеба с тарелки и швырнула в него. Кусок отскочил от его головы. - Проклятый жлобный вонючка ...
Джейми схватил вопящую женщину за волосы, когда она бросилась на распростертое тело, потом за руку отдернул ее в сторону.
- Проклятие, - сказал он, перекрывая шум. - Принеси мне веревку, сассенах, пока я не убил их обоих.
После спуска мистера Бердсли с чердака, мы с Джейми были мокрыми от пота и насквозь пропитались грязью и зловонием, кроме того, что у меня от слабости тряслись колени. Миссис Бердсли, нахохлившись, сидела на стуле в углу, молчаливая и злобная, как жаба, не делая никаких попыток помочь.
Она издала возмущенный звук, когда мы положили большое неподвижное тело на чистый стол, но Джейми кинул на нее мрачный взгляд, и она замолчала, сжав рот в тонкую линию.
Джейми вытер лоб запачканным кровью рукавом и покачал головой, глядя на Бердсли. Я понимала его, даже вымытый, укрытый теплым одеялом и накормленный теплой кашицей, мужчина был в ужасном состоянии. Я тщательно осмотрела его еще раз при свете, льющемся из окна. Без сомнения, запах гангрены был ярко выражен, и кожа на ступне имела зеленоватый оттенок.
Придется удалять не только пальцы ног. Я хмурилась, ощупывая ногу вокруг разлагающейся плоти и задаваясь вопросом, можно ли ограничиться частично ампутацией пясти или отрезать ногу в лодыжке. Иссечение лодыжки будет проще и быстрее, однако в других условиях я выбрала бы частичную ампутацию стопы. В данном же случае лучше первый вариант, так как парализованный Бердсли все равно не сможет ходить.
Я в задумчивости покусывала нижнюю губу. Операция имела сомнительные шансы на успех, он был в лихорадке, и раны на ногах и ягодицах сочились гноем. Какова возможность, что он восстановится после ампутации и не умрет от инфекции?
Я не услышала, как миссис Бердсли подошла ко мне сзади, для такой крупной женщины она двигалась удивительно бесшумно.
- Что вы хотите делать? - спросила она равнодушным голосом.
- Пальцы на ногах вашего мужа отмерли, - сказала я. Нет никакого смысла скрывать это от Бердсли теперь. - Я должна ампутировать ему ступню.
Выбора действительно не было, и я с ужасом подумала, что мне придется провести здесь несколько дней, а то и недель, выхаживая Бердсли. Вряд ли я могла оставить его на попечение жены!
Она медленно обошла стол, остановившись у него в ногах. Ее лицо было неподвижно, и только легкая улыбка появилась и исчезла в уголках ее рта, словно против ее воли. Она долго смотрела на его почерневшие пальцы, потом покачала головой.
- Нет, - сказала она мягко. - Пушть он гниет.
Вопрос, понимает ли Бердсли, о чем мы говорим, был решен однозначно. Его открытый глаз выпучился, и он издал гневный вопль, дергаясь и извиваясь, чтобы достать ее. В своих отчаянных попытках он был близок к тому, чтобы свалиться на пол, и Джейми с трудом оттолкнул его тяжелую тушу от края стола. Когда Бердсли, наконец, успокоился, задыхаясь и мыча, Джейми выпрямился и взглянул на миссис Бердсли с видом чрезвычайной неприязни.
Она подняла плечи, натянув на них платок, но не отступила и не отвела глаз. Она вызывающе подняла подбородок.
- Я его жена, - сказала она. - Я не пожволю вам режать его. Это опашно для его жижни.
- Но он точно умрет, если я не сделаю этого, - сказала я коротко. - И ужасной смертью. Вы ...
Я не смогла закончить. Джейми положил руку на мое плечо, сильно сжав его.
- Выведи ее на улицу, Клэр, - сказал он спокойно.
- Но ...
- На улицу, - его рука снова сжала мое плечо, почти причиняя боль. - Не возвращайтесь, пока я не позову вас.
Его лицо было мрачно, но именно выражение в его глазах заставило меня похолодеть. Я поглядела на буфет, где возле моей аптечки лежали пистолеты, потом перевела потрясенный взгляд на него.
- Ты не можешь, - сказала я.
Он смотрел на Бердсли с застывшим лицом.
- В подобных обстоятельствах я убил бы собаку, не колеблясь ни секунды, - сказал он тихо. - Могу ли я сделать меньше для него?
- Он не собака!
- Нет, не собака, - он опустил мое плечо и обошел стол, встав сбоку от Бердсли.
- Если вы понимаете меня, закройте глаз, - сказал он спокойно. Мгновение стояла тишина, в налитом кровью глазе Бердсли, уставленном на Джейми, ясно светилось понимание. Потом веко медленно закрылось и поднялось снова.
Джейми повернулся ко мне.
- Идите, - сказал он. - Пусть это будет его выбором. Да или нет, но я позову вас.
Мои колени дрожала, и я сжала руки в складках моей юбки.
- Нет, - сказала я. Я поглядела на Бердсли, с трудом сглотнула и покачала головой. - Нет, - повторила я снова. - Я ... если ... у тебя должен быть свидетель.
Он колебался мгновение, потом кивнул головой.
- Да, ты права.
Он поглядел на миссис Бердсли. Она стояла неподвижно, сложив руки под передником, и переводила взгляд от меня к Джейми, от него к мужу и обратно. Джейми коротко покачал головой, потом, расправив плечи, повернулся к лежащему мужчине.
- Моргните один раз, если "да", и два раза, если "нет", - сказал он. - Вы понимаете меня?
Веко без колебаний опустилось.
- Тогда слушайте, - Джейми глубоко вздохнул и начал говорить плоским бесстрастным голосом, не спуская взгляда с лица мужчины.
- Вы знаете, что с вами произошло?
Моргание.
- Вы знаете, что моя жена - врач, целительница?
Глаз повернулся в моем направлении, потом снова на Джейми. Моргание.
- Она говорит, что вы перенесли удар, что излечение невозможно. Вы понимаете?
Раздраженный звук раздался из перекошенного рта. Это не стало для него новостью. Моргание.
- Ваша нога загнила. Если ее не отрезать, она будет гнить дальше, и вы умрете. Вы понимаете?
Никакого ответа. Ноздри его расширились и затрепетали, принюхиваясь, потом он с фырканьем выдохнул. Он чувствовал гнилостный запах, возможно, подозревал что-то подобное, но не знал наверняка. До этого времени. Медленное моргание.
Тихая мрачная литания(4) продолжалась - вопросы и ответы, каждый, словно лопата земли из могилы. Каждая фраза, заканчивающаяся неумолимыми словами: "Вы понимаете?"
Мои руки, ноги, лицо онемели. У меня появилось странное ощущение, что комната превратилась в подобие церкви, в место, где проводится некий ритуал, ведущий к мрачному неизбежному концу.
Все было предопределено, поняла я. Бердсли сделал свой выбор давно, возможно, даже до того, как приехали мы. У него был месяц в чистилище, когда он находился в холодной темноте между небом и землей и имел время, чтобы примириться со смертью.
Он понимал?
Да, очень хорошо.
Джейми склонился над столом, держа ладонь на руке Бердсли, священник в запятнанной кровью рубашке, предлагающий прощение и спасение. Миссис Бердсли стояла неподвижно в свете, падающем из окна, словно бесстрастный ангел обвинения.
Вопросы и ответы закончились.
- Хотите ли вы, чтобы моя жена отрезала вам ногу и перевязала раны?
Одно мигание, потом два сильных моргания.
Дыхание Джейми было хорошо слышимым, каждое слово выходило с тяжелым вздохом.
- Вы просите меня лишить вас жизни?
Хотя половина лица мужчины была неподвижна, а другая испещрена бороздами от страданий и измождения, все же оно смогло выразить отношение Бердсли к вопросу. Один уголок его рта приподнялся в циничной усмешке. "Что еще мне остается?" - сказало его молчание. Веко упало и осталось закрытым.
Джейми тоже прикрыл глаза. Небольшая дрожь пробежала по его телу. Потом он передернулся, как человек, отряхивающий холодную воду, и повернулся к буфету, где лежали его пистолеты.
Я подошла к нему, положив ладонь на его руку. Он не взглянул на меня, не сводя взгляда с пистолета, который заряжал. Его лицо было белым, но руки были тверды.
- Идите, - сказал он. - Выведи ее.
Я оглянулась на Бердсли, но он больше не был моим пациентом, его тело было вне моей ответственности. Я подошла к женщине и взяла ее за руку, поворачивая к двери. Она механически двинулась за мной, не оглядываясь назад.
Двор казался нереальным, мирный и весь залитый солнцем. Миссис Бердсли вырвала свою руку и быстрым шагом направилась к сараю. Она оглянулась на дом через плечо, потом побежала и скрылась в дверях сарая, словно за ней гнались разбойники.
Я тоже почувствовала панику и чуть не помчалась следом за ней. Но удержалась, остановившись на краю двора, и стала ждать. Я чувствовала, как тяжело и медленно билось мое сердце, ударяя в барабанные перепонки.
Наконец, раздался выстрел, негромкий однотонный звук, неуместный среди мягкого блеяния коз в сарае и шороха цыплят, копающихся поблизости в земле. "В голову, - внезапно задалась я вопросом, - или в сердце?" И задрожала.
Давно перевалило за полдень, спокойствие холодного утреннего воздуха исчезло, и через двор проносился прохладный ветерок, поднимая пыль и пучки сена. Я стояла и ждала. "Он задержался, чтобы произнести молитву о душе Бердсли", - подумала я. Прошла минута, две, потом черный ход открылся, и вышел Джейми. Он сделал несколько шагов, потом остановился, наклонился и его вырвало.
Я шагнула к нему на случай, если ему была нужна моя помощь, но нет. Он выпрямился, вытер рот и, развернувшись, пошел прочь от меня к лесу.
Внезапно я почувствовала себя лишней и немного оскорбленной. Я много работала сегодня, отдавая все силы врачеванию. Я была связана с плотью, телом и духом, изучая симптомы, пульс и дыхание, ловя признаки жизни. Мне совсем не нравился Бердсли, но я была полностью поглощена борьбой за сохранение его жизни и пыталась ослабить его страдания. Я все еще могла ощущать прикосновение его вялой теплой плоти на моей руке.
Теперь мой пациент был мертв, и я чувствовала себя так, словно лишилась маленькой части своего тела. Возможно, я находилась в состоянии небольшого шока.
Я поглядела на дом, почувствовав сильное отвращение к нему и неожиданное для меня чувство страха. Тело нужно вымыть для похорон и прилично одеть. Я делала такие вещи прежде - без приступов тошноты и без энтузиазма - и все же сейчас мне не хотелось заходить туда.
Я видела насильственные смерти, и, наверное, более отвратительные, чем эта. Смерть есть смерть. Как бы она не приходила - как переход, как разлука или как долгожданное освобождение ... Джейми освободил Бердсли из тюрьмы его разрушенного тела внезапно, и его дух, возможно, еще задержался в доме, не осознавая своей свободы.
- Ты суеверна, Бьючемп, - строго сказала я сама себе. - Прекрати сейчас же.
Но все еще оставалась во дворе, нерешительно топчась на месте.
Если Бердсли был недоступен для моей помощи, а Джейми не нуждался в ней, оставалась женщина, которой она может потребоваться. Я повернулась спиной к дому и пошла в сарай.
Сарай был скорее навесом с сеновалом, он был полон ароматным сеном и движущимися формами. Я стояла в дверном проеме, привыкая к полусумраку. В углу размещалось стойло, но лошади в нем не было. В другом углу хлипкий забор отделял загон для коз. В нем на охапке соломы сидела миссис Бердсли. Полдюжины коз толкались вокруг нее, меланхолично обжевывая края ее платка. Она выглядела, как бесформенная груда тряпья, но я уловила настороженный блеск ее глаз.
- Жакончилошь? - спросила она тихим голосом, едва слышимым среди блеяния коз.
- Да, - я колебалась, но она не выглядела нуждающейся в моей помощи. Мои глаза уже приспособились, и я увидела, что на ее коленях лежал маленький козленок, которого она гладила по шелковистой голове. - С вами все в порядке, миссис Бердсли?
Молчание, потом фигура приподняла и опустила плечи, напряженность немного оставила ее.
- Я не жнаю, - сказала она тихо. Я ждала, но она не двигалась и не говорила больше. Мирное общество коз, казалось, было для нее комфортным, я повернулась и вышла, завидуя ее теплой и благодушной компании.
Мы оставили лошадей в палисаднике оседланными, привязав их к молодой ольхе. Джейми ослабил подпруги и снял седельные сумки, когда приходил за моей аптечкой, но не расседлал их. Теперь это сделала я, все равно нам придется остаться здесь на некоторое время. Я также сняла с них уздечки, стреножила и пустила пастись на пожухлой зимней траве.
С западной стороны дома располагалась половина выдолбленного дерева, очевидно, служащая поилкой для лошадей, сейчас в ней было пусто. Радуясь хозяйственной работе, которая позволила мне задержаться во дворе, я наполнила поилку водой.
Вытерев мокрые руки об юбку, я огляделась в надежде найти еще какую-нибудь работу, но ничего не было. Что ж, выбора нет. Я собралась с духом, достала воды из колодца, налила в большую тыкву для питья, стоящую рядом, и понесла ее в дом, концентрируясь на усилии не пролить воду, чтобы не думать о том, что ожидает меня внутри.
Подняв глаза, я с удивлением увидела, что черный вход стоял открытый. Я была уверена, что раньше он был закрыт. Кто внутри? Джейми или миссис Бердсли?
Не заходя на кухню, я осторожно вытянула шею, чтобы заглянуть в окно. Но тут я услышала равномерный чавкающий звук лопаты, вгрызающейся в землю. Я обошла дальний угол дома и увидела Джейми, который копал землю возле одинокой рябины, стоящей на некотором расстоянии от дома. Он все еще был в одной рубашке; ветер прижимал ее белое запятнанное полотно к его телу и бросал красные пряди волос на его лицо.
Он откинул их назад запястьем, и я с потрясением поняла, что он плакал. Он плакал, молча, и свирепо орудовал лопатой, словно нападал на врага. Уловив мое появление из-за угла, он остановился, быстро проведя рукавом по лицу, как будто отирая пот.
Он дышал хрипло и громко, и его дыхание было слышно издалека. Я тихо подошла и предложила ему тыкву с водой и чистый носовой платок. Он не смотрел мне в лицо, но отпил глоток, раскашлялся и отпил снова, потом вернул мне тыкву и осторожно высморкался. Нос был раздут, но кровь больше не шла.
- Мы не будем здесь ночевать, да? - рискнула спросить я, усаживаясь на колоду для рубки мяса.
Он покачал головой.
- Боже, нет, - произнес он хрипло. Его лицо было покрыто пятнами, а глаза покраснели, но он держался твердо. - Мы позаботимся, чтобы он был прилично похоронен, и уедем. Я не возражаю, даже если нам придется переночевать в лесу, но только не здесь.
Я искренне согласилась с ним, но нужно было прояснить еще одну вещь.
- А ... она? - спросила я осторожно. - Она в доме? Черный ход открыт.
Он крякнул и воткнул лопату в землю.
- Нет, это я. Я забыл оставить дверь открытой, чтобы душа вылетела, когда выходил, - объяснил он мне, увидев мою поднятую бровь.
Он предоставил объяснение с серьезным видом, подтвердив мои прежние страхи, и я почувствовала, как холод пробежал по моей шее.
- Понятно, - сказала я слабым голосом.
Джейми копал некоторое время, глубоко вгоняя лопату в землю. Почва была суглинистая, покрытая слоем листьев, и копать ее было легко. Наконец, не прекращая рытья, он произнес:
- Брианна как-то рассказывала историю, которую она читала. Я не совсем помню детали, но там было убийство, и убитый был злодеем, который вынудил кого-то сделать это. И в конце, когда рассказчика спросили, что нужно было сделать, он сказал: "Пусть свершится правосудие Божие".
Я кивнула, соглашаясь. Хотя быть инструментом такого правосудия человеку совсем нелегко.
- Ты полагаешь, так оно и было в этом случае? Правосудие?
Он покачал головой не в отрицание, а в замешательстве, и продолжил копать. Я наблюдала за ним некоторое время, успокоенная его близостью и гипнотическим ритмом его движений. Однако вскоре я зашевелилась, вспомнив о задаче, которая стояла передо мной.
- Думаю, мне нужно пойти обмыть тело и убрать на чердаке, - сказала я с неохотой, подбирая ноги, чтобы встать. - Мы не можем оставить женщину в таком бардаке, независимо от того, что она сделала.
- Нет, подожди, сассенах, - сказал Джейми, делая перерыв. Он немного настороженно посмотрел на дом. - Я пойду с тобой через некоторое время. А пока, - он кивнул в сторону леса, - не могла бы ты набрать камней для могилы?
Пирамида из камней? Я была сильно удивлена, это казалось излишним усложнением церемонии. Однако, без сомнения, в лесу были волки, я видела их помет на дороге два дня назад. Мне также пришло в голову, что Джейми мог изобрести предлог, чтобы мне не пришлось одной входить в дом. В таком случае таскание камней казалось вполне желательной альтернативой.
К счастью, нехватки в камнях не было. Я притащила из седельной сумки холстяной передник, который надевала для хирургических операций, и начала сновать туда-сюда, как трудолюбивый муравей, собирающий крошки. Через полчаса такой работы мысль войти в дом уже не стала казаться мне такой ужасной. Джейми, однако, продолжал копать, так что я продолжала таскать камни.
Наконец, я остановилась, задыхаясь, и вывалила последний груз на землю возле глубокой могилы. Тени протянулись от палисадника, и воздух стал холодным, так что мои пальцы оцепенели - что, имея в виду многочисленные царапины и ссадины на них, было даже хорощо.
- Ты выглядишь ужасно, - заметила я, отбрасываяnbsp; - Вожможно, мешац, - сказала она после паузы. - Я не могла шдвинуть его, - сказала она, защищаясь, - он шлишком тяжелый.
растрепанные волосы от лица. - Миссис Бердсли вышла?
Он покачал головой, но заговорить смог только через несколько секунд.
- Нет, - сказал он таким хриплым голосом, что я едва услышала его. - Она все еще с козами. Думаю, там ей теплее.
Я с тревогой следила за ним. Рытье могилы - тяжелая работа. Его рубашка прилипла к телу от пота, несмотря на холодный день, а лицо раскраснелось - от работы, надеялась я, а не от лихорадки. Его пальцы побелели и оцепенели, также как мои, и ему пришлось приложить усилие, чтобы отцепить их ручки лопаты.
- Она достаточно глубокая, - сказала я, рассматривая его работу. Сама я согласилась бы и на более мелкую яму, но Джейми никогда ничего не делал небрежно. - Хватит, Джейми, остановись и переодень рубашку. Ты весь мокрый, ты простынешь.
Он не стал спорить, но взял лопату и стал ровнять края ямы, чтобы она не обвалилась внутрь.
Тени под соснами становились все гуще, и цыплята отправились устраиваться на ночь, пушистые капли взгромоздились на насест, как шарики коричневой омелы. Лесные птицы затихли, и тень дома накрыла могилу. Я обхватила себя руками и тихонько дрожала.
Джейми бросил лопату на землю с тяжелым стуком, испугавшим меня. Он вылез наверх и стоял некоторое время, закрыв глаза и шатаясь от усталости. Потом он открыл глаза и улыбнулся мне.
- Ну что ж, давай, заканчивать, - сказал он.
Позволила ли открытая дверь духу покойного вылететь, или из-за присутствия Джейми, но я уже не колебалась, входя в дом. Огонь погас, и кухня была холодной и мрачной, и все же в ней не ощущалось присутствия зла. Она была просто ... пустой.
Бренные останки мистера Бредсли мирно покоились под одним из его одеял для торговли.
Миссис Бердсли отказалась помогать с похоронами, или даже просто войти в дом, пока тело ее мужа оставалось внутри. Я вымела очаг и разожгла новый огонь, Джейми в это время убирался на чердаке. К тому времени, когда он закончил уборку, я приступила к своей главной обязанности.
Мертвый Бердсли казался гораздо менее гротескным, чем при жизни. Искривленные конечности расслабились, и исчез вид безумной борьбы. Джейми закрыл его голову полотенцем, но когда я подняла его, под ним не было никакого кровавого месива, как я ожидала. Джейми стрелял прямо в ослепший глаз, и пуля не разворотила череп. Здоровый глаз был закрыт, черная дыра второго глаза была направлена вверх. Я положила полотенце назад на лицо, симметрия которого восстановилась в смерти.
Джейми спустился вниз по лестнице и тихо подошел ко мне, коротко коснувшись моего плеча.
- Иди умойся, - сказала я, показывая на маленький чайник с водой, который я повесила над огнем, чтобы согреть воду. - Я здесь справлюсь сама.
Он кивнул, снял свою промокшую грязную рубаху и бросил ее в очаг. Я прислушивалась к негромким домашним шумам, которые он производил, когда мылся. Время от времени он кашлял, но его дыхание стало легче, чем было снаружи.
- Я не знал, что может быть так, - сказал он сзади. - Я думал удар убивает человека сразу.
- Иногда это так, - ответила я, немного рассеяно, сконцентрировавшись не своей работе. - Фактически, чаще бывает именно так.
- Да? Мне никогда не приходило в голову спросить Дугала, или Руперта. Или Дженни. Как мой отец ... - он резко замолчал, словно проглотил слова.
Ах. Мне показалось, что меня ударили в солнечное сплетение. Вот что это было. Я не вспомнила о том, что он говорил мне годы назад вскоре после того, как мы поженились. Его отец присутствовал на его экзекуции в Форте Уильямс, от потрясения с ним случился удар, и он умер. Джейми, раненный и больной, был похищен из форта и отправился в изгнание. Ему не говорили о смерти отца, пока не прошло несколько недель, когда уже не было возможности ни попрощаться с ним, ни похоронить его.
- Дженни знала, - сказала я мягко. - Она сказала бы тебе, если ...
Если Бриан Фрейзер принял смерть в таком же жалком состоянии, похудевший и бессильный, не способный защитить свою семью.
Сказала бы она? Если она ухаживала за отцом во время его беспомощности, его неспособности двигаться? Если она ждала дни, недели, лишившись в одночасье и отца, и брата, ждала одна медленного приближения смерти ... И все же Дженни Фрейзер была сильной женщиной и нежно любила своего брата. Возможно, она стремилась оградить его от чувства вины и от этого знания.
Я повернулась к нему лицом. Он был раздет до пояса, чистый и со свежей рубашкой в руках. Он смотрел в мою сторону, но я видела, что его глаза с тревожной завороженностью были направлены мимо меня на труп.
Он кивнул, сделал еще один глубокий вдох и выдохнул, более легко. Я поняла, что не только этот дом преследуют призраки. Но только Дженни держала ключ от двери, которая может открыться для Джейми.
Я поняла теперь, почему он плакал и так тщательно рыл могилу. Не от потрясения или сострадания, уже не говоря о хорошем отношении к мертвецу, но ради Бриана Фрейзера - отца, которого он не хоронил, и по которому не носил траура.
Я повернулась и натянула края простыни, накрывая ими умытые и приведенные в порядок останки, потом связала веревкой ноги и голову, сделав опрятный безымянный сверток. Джейми сейчас было сорок девять лет, он был в том же возраст, в котором умер его отец. Я украдкой бросила на него взгляд, пока он одевался. Если его отец был таким, как он ... Я внезапно почувствовала острую боль потери. Боль исчезнувшей силы, утраченной любви, боль потери человека, который, я знаю, был великим, судя по отражению, которое я видела в его сыне.
Одетый Джейми обошел стол, чтобы помочь мне снять тело. Но вместо того, чтобы взяться за него, он потянулся и взял обе мои ладони в свои руки.
- Поклянись мне, Клэр, - произнес он. Его хриплый голос был почти не слышен, так что я должна было наклониться к нему. - Если в один день мне выпадет жребий, такой же как моему отцу ... поклянись, что ты окажешь мне такое же милосердие, которое я оказал этому несчастному ублюдку.
На его ладонях от лопаты образовались пузыри, и я ощущала, как мягко колышется в них жидкость, когда он держал мои руки.
Я сделаю то, что должно быть сделано, - прошептала я, наконец. - Как сделал ты, - я сжала его руки и отпустила. - Давай похороним его. Все закончилось.
(1)Выходи (гэльск.)
(2)Английская народная сказка "Златовласка и три медведя".
(3)Сучка (гэльск.)
(4)Литания - в христианстве молитва, состоящая из повторяющихся коротких молебных воззваний.
Было уже за полдень, когда Роджер, Фергюс и отряд милиции достигли Браунсвилла, предварительно потеряв дорогу и поблуждав между холмами, пока им не указали путь два индейца-чероки.
Браунсвилл состоял из полудюжины ветхих хижин, рассыпанных среди пожухлых кустов на склоне холма, словно горстка мусора, брошенная в сорняки. Возле дороги - если узкую колею черной грязи можно было удостоить таким именем - по обеим сторонам более солидного здания притулились две хижины, подобно двум алкоголикам, повиснувшим на своем трезвом товарище. И довольно иронично, что именно в этом большом здании располагались браунсвиллский магазин и пивная, если судить по бочонкам с пивом и порохом, а также штабелям мокрых шкур, которые располагались на грязном дворе рядом с ним. "Хотя назвать его и тем, и другим значит оказать ему незаслуженную честь", - подумал Роджер.
Однако начинать надо именно с этого места, хотя бы ради мужчин, которых, словно железные опилки к магниту, притягивал аромат пенистого пива в бочонках. Он сам не отказался бы от пинты этого напитка, подумал он, подавая взмахом руки сигнал к остановке. Это был холодный промозглый день, и с завтрака прошло довольно много времени. Вероятно, они не получат здесь ничего, кроме хлеба и тушеного мяса, но пока оно будет горячим, и его можно запить алкоголем, никто не станет жаловаться.
Он соскользнул с лошади и только повернулся, чтобы позвать других, как его руку сжали.
- Attendez(1), - тихо произнес Фергюс, едва шевеля губами. Он стоял возле Роджера, глядя куда-то мимом него. - Не двигайтесь.
Роджер не шевелился, мужчины на лошадях тоже. Чтобы не видел Фергюс, они тоже видели это.
- Что такое? - спросил Роджер таким же тихим голосом.
- Там двое наставили на нас ружья через окно.
- А-а.
Роджер отметил здравый смысл решения Джейми не въезжать в Браунсвилл по темноте. Очевидно, он знал кое-что о подозрительности жителей в этих местах.
Двигаясь очень медленно, он поднял обе руки вверх, дернув подбородком Фергюсу сделать тоже самое, тот неохотно подчинился, и его железный крюк засверкал на солнце. Все еще держа руки вверх, Роджер медленно повернулся. Даже зная, чего ожидать, он ощутил холод в животе при виде двух длинных стволов, высовывающихся из промасленной кожи, закрывающей окно.
- Эй, дома! - крикнул он, насколько мог твердо и властно. - Я капитан Роджер МакКензи с отрядом милиции под командованием полковника Джеймса Фрейзера из Фрейзерс-Риджа!
Единственным эффектом его речи стал поворот одного ствола, который сейчас был нацелен прямо на него, так что он мог заглянуть в его маленькое темное отверстие. Однако это неприятное зрелище не помешало ему заметить, что второе ружье было направлено правее на группу мужчин, которые все еще сидели в седлах, шевелясь и тревожно переговариваясь.
Прекрасно. И что теперь? Мужчины ждали, что он что-нибудь предпримет. Двигаясь медленно, он опустил руки и вдохнул воздух, чтобы крикнуть снова, но прежде раздался хриплый голос из окна.
- Я вижу тебя, Мортон, ты, ублюдок!
Эта ругань сопровождалась движением ствола, который резко сместился с Роджера на мужчину в отряде, возможно, Исайю Мортона, милиционера из Гранитных водопадов.
Среди мужчин произошло движение, раздались удивленные крики, и разразился ад, когда оба ружья выстрелили. Лошади встали на дыбы, мужчины орали и ругались, облака белого дыма поплыли от окна.
Роджер бросился на землю при первом выстреле. Когда эхо замерло, он вскочил, утер грязь с глаз и бросился в дверь головой вперед. К его собственному удивлению его ум был ясен. Брианне требовалось двадцать секунд, чтобы перезарядить ружье, вряд ли эти ублюдки были намного быстрее ее. Он полагал, что у него было десять секунд, и он хотел воспользоваться ими.
Он налег на дверь плечом, и она распахнулась внутрь, ударившись о стену, Роджер влетел в комнату и, не удержавшись, врезался в противоположную стену. Он ударился плечом о каминную полку, отскочил, но смог удержаться на ногах, шатаясь, как пьяный.
Несколько человек в комнате повернулись к нему, разинув рты. Его зрение очистилось достаточно, чтоб он смог увидеть, что ружья были только у двоих. Он глубоко вдохнул и, бросившись на ближайшего к нему худого мужчину с растрепанной бородой, схватил его за грудки, подражая одному злобному учителю в третьем классе средней школы, где он когда-то учился.
- Что вы думаете, вы делаете, вы, ничтожный человечек! - взревел он, вздергивая мужчину на цыпочки. Мистер Сандерсон был бы рад узнать, что его пример был настолько незабываем. Кроме того, он был эффективен, и хотя человек в его руках не обмочился от страха и не расплакался, как это бывало делали ученики первого класса, тем не менее он растерялся и, делая глотательные звуки, слабо пытался отодрать руку Роджера от своей рубашки.
- Сэр! Отпустите моего брата!
Жертва Роджера уронил свое ружье и рожок, порох из которого рассыпался по всему полу. Однако другой бандит успел перезарядить ружье, и теперь пытался наставить его на Роджера. В этом ему мешали три женщины, две из которых, крича, хватались за его руки, третья, накинув на голову фартук, издавала громкие истерические вопли.
В этот момент в дом вошел Фергюс с огромным седельным пистолетом в руке. Он небрежно наставил его на мужчину с ружьем.
- Пожалуйста, будьте добры положите ружье на пол, - сказал он, повышая голос, чтобы его было слышно за ужасным шумом. - И, мадам, не могли ли вы вылить немного воды на эту молодую женщину? Или дайте ей крепкую пощечину, - он указал крюком на вопящую молодую женщину.
Словно загипнотизированная, одна из женщин медленно подошла к визжащей девушке и сильно потрясла ее за плечо, потом начала что-то говорить ей в ухо, не сводя глаз с Фергюса. Вопли прекратились, девушка только время от времени глотала воздух и испускала рыдающие звуки.
Роджер почувствовал огромное облегчение. Чистый гнев, паника и настоятельная необходимость что-то сделать завели его так далеко, но он должен признать, что не имел понятия, что делать дальше. Он глубоко вздохнул, почувствовав, как задрожали его ноги, и медленно отпустил свою жертву, убрав руки со смущенным поклоном. Мужчина сделал несколько быстрых шагов назад и остановился, поправляя рубашку и не спуская с Роджера негодующего взгляда.
- И кто вы такой, черт побери? - второй мужчина все-таки положил ружье и растеряно уставился на Фергюса.
Фергюс пренебрежительно махнул своим крюком, Роджер заметил, что этот крюк буквально заворожил присутствующих женщин.
- Это неважно, - высокомерно произнес Фергюс, поднимая свой аристократически длинный нос на дюйм. - Я требую ... то есть мы требуем, - поправился он с вежливым поклоном в сторону Роджера, - чтобы вы представились.
Жители хижины обменялись удивленными взглядами, словно им самим было интересно узнать, кто же они такие. После момента колебания старший из двух мужчин драчливо задрал подбородок.
- Я Браун, сэр. Ричард Браун. Это мой брат Лайонел, моя жена Мэг, дочь моего брата Алисия (она оказалась девушкой с передником, который она теперь сняла с головы и стояла с заплаканным видом), и моя сестра Томасина.
- Ваш слуга, мадемуазели, - Фергюс сделал леди чрезвычайно изящный поклон, однако старался держать пистолет нацеленным на лоб Ричарда Брауна. - Мои извинения за причиненное беспокойство.
Миссис Браун кивнула в ответ с несколько остекленевшими глазами. Мисс Томасина Браун, высокая серьезная женщина, переводила взгляд с Роджера на Фергюса и обратно с таким выражением, словно решала, кого растоптать первым - таракана или мокрицу.
Фергюс, превратив атмосферу конфронтации в воздух парижского салона, выглядел очень довольным собой. Он поглядел на Роджера и наклонил голову, передавая управление ситуацией ему.
- Ладно, - шерстяная охотничья рубаха Роджера казалась ему смирительной рубашкой. Он попытался сделать глубокий вдох. - Хорошо. Как я уже сказал, я ... э ... капитан МакКензи. Мы уполномочены губернатором Трайоном собрать отряд милиции и явились уведомить вас, что вы обязаны предоставить в отряд мужчин и продовольствие.
Ричард Браун смотрел с удивлением, его брат - с негодованием. Прежде чем они выступили с возражениями, Фергюс пододвинулся к Роджеру и сказал вполголоса:
- Возможно, нам следует выяснить, не убили ли они Мортона, mon capitaine(2), прежде чем принимать их в свой отряд?
- О, ммфм, - Роджер уставился на Браунов, изобразив как можно более суровое выражение на лице. - Мистер Фрейзер, выясните насчет Мортона. Я останусь здесь.
Не спуская глаз с Браунов, он протянул руку за пистолетом Фергюса.
- О, энтот Мортон еще живой, кэп. Только его тутошки нету, он сиганул в кусты, как котяра с подпаленным хвостом, но он был на своих двоих, когда я видемши его, - раздался носовой говор глазговчанина от дверного проема. Роджер взглянул в направлении двери, в нее просовывались головы заинтересованных мужчин, среди них выделялась щетинистая башка Генри Галлегера. Оттуда же торчали ружья, и Роджер почувствовал, что ему стало легче дышать.
Брауны потеряли интерес к Роджеру и в замешательстве уставились на Галлегера.
- Что он сказал? - прошептала миссис Браун своей невестке. Старшая леди покачала головой, сжав губы в ниточку.
- Мистер Мортон жив и здоров, - перевел для них Роджер. Он кашлянул. - К счастью для вас, - сказал он мужчинам Браунам с угрозой в голосе, которую изобразил, как мог. Он повернулся в Галлегеру, который теперь вошел в комнату и прислонился к косяку, явно развлекаясь.
- Все остальные в порядке, Генри?
Галлегер пожал плечами.
- Эти мешки с дерьмом не попамши ни в кого, только дырки наделали в вашей седельной сумке мелкой дробью. Сэр, - добавил он, блеснув зубами в бороде.
- Сумка с виски? - спросил Роджер.
- Боже, сохрани! - Галлегер закатил глаза в ужасе, потом заверил: - Не-а, другая.
- Ох, хорошо, - Роджер с облегчением махнул рукой. - Там только мои запасные брюки.
Этот ответ вызвал смех и подбадривающие крики от мужчин возле двери, так что Роджер набрался смелости и повернулся к младшему из Браунов.
- Что вы имеете против Исайи Мортона?- спросил он твердо.
- Он опозорил мою дочь, - быстро ответил мистер Браун. Он впился глазами в Роджера, разгневанно поддергивая бородой. - Я сказал ему, что он умрет, если осмелится показать свою морду в десяти милях от Браунсвилла, и, прокляни мои глаза, если эта змея не приползла прямо к моей двери!
Мистер Ричард Браун повернулся к Галлегеру.
- Ты хочешь сказать, что мы оба не попали в ублюдка?
- Галлегер пожал плечами с извиняющимся видом.
- Да, уж извините.
Младшая мисс Браун с открытым ртом следила за их разговором.
- Они промахнулись? - спросила она, и надежда засияла в ее покрасневших глазах. - Исайя живой?
- Ненадолго, - уверил ее дядя мрачно. Он наклонился поднять ружье, все женщины Брауны тут же принялись вопить в унисон, а ружья милиционеров одновременно поднялись, нацелившись на Брауна. Он очень медленно положил ружье на пол и отступил.
Роджер поглядел на Фергюса, который приподнял бровь и слегка пожал плечами. Не его дело.
Оба Брауна впились в него глазами, за ними сгрудились женщины, шмыгая носом и что-то бормоча. Милиционеры с любопытством заглядывали в окна, и все уставились на Роджера, ожидая его указаний.
И что же он должен сказать им? Мортон был членом отряда, и потому был под его защитой. Роджер не мог отдать его на милость Браунам, независимо от того, что тот натворил. С другой стороны Роджер был обязан завербовать Браунов и других здоровых мужчин Браунсвилла в милицию, а также заставить их обеспечить отряд продовольствием, по крайней мере, на неделю, и совершенно очевидно, что этот пункт не вызовет у жителей энтузиазма.
Он с раздражением подумал, что Джейми Фрейзер знал бы точно, как разрешить этот дипломатический кризис. Лично он не имел никакого понятия.
По крайней мере, он может прибегнуть к тактике промедлений. Вздыхая, он опустил пистолет и потянулся к кошельку на поясе.
- Генри, принеси сумку с виски, хорошо? И мистер Браун, могу я купить у вас еды и бочонок пива для мужчин?
Если повезет, пока все будет съедено и выпито, Джейми Фрейзер объявится.
Наконец, все было закончено. На улице уже темнело, когда мы упаковали седельные сумки и оседлали лошадей. Я подумала предложить перекусить перед отъездом - мы не ели с самого завтрака - но атмосфера места была такова, что ни у меня, ни у Джейми не было аппетита.
- Мы погодим, - сказал он, пристраивая седельные сумки на спине кобылы. Он взглянул на дом через плечо. - Мой желудок пуст, как тыква, но я не смогу и куска проглотить в этом доме.
- Я понимаю тебя, - я тоже с тревогой оглянулась, дом стоял тихий и пустой. - Не могу дождаться, когда уедем отсюда.
Солнце скрылось за деревьями, и холодные синие тени легли на поляну. Сырая земля на могиле Бердсли темнела под голыми ветвями рябины. Невозможно было смотреть на нее и не думать о тяжести влажной земли, неподвижности, гниение и распаде.
"Вы будете гнить и умрете", - сказал ему Джейми. Я надеялась, что Бердсли выгадал, избежав этой судьбы. Я закуталась теснее в платок и сильно выдохнула, надеясь, что холодный чистый аромат сосен уничтожит призрачный смрад мертвой плоти, который, казалось, въелся в мои руки и одежду, и застрял в ноздрях.
Лошади нетерпеливо топтались и трясли гривами. Я понимала их. Не удержавшись, я еще раз оглянулась назад. Более унылый вид трудно было и представить. Еще труднее было вообразить остаться здесь одному.
Очевидно, миссис Бердсли пришла к такому же заключению. Она появилась из сарая с козленком на руках и объявила, что отправляется с нами. Очевидно, козы тоже, поскольку она вручила мне козленка и исчезла в сарае.
Полусонный козленок с подогнутыми ногами лег в мои руки тяжелым удобным грузом. Он дохнул теплым воздухом на мою руку, попробовал губами, из чего я сделана, потом издал удовлетворенное "ме-е" и впал в инертное состояние, прижавшись к моим ребрам. Более громкое "ме-е" и толчок в бедро объявили о присутствии его матери, бдительно охраняющей своего ребенка.
- Ну, она не может оставить их здесь, - пробормотала я Джейми, который раздраженно фыркал позади меня. - Их нужно доить. Кроме того, здесь не так уж далеко, да?
- Ты знаешь, как быстро идет коза, сассенах?
- Мне не приходилось замерять скорость коз, - ответила я довольно раздраженно, перемещая волосатую ношу в моих руках. - Но думаю, не намного медленнее лошадей в темноте.
Он издал гортанный шотландский звук, еще более выразительный от мокроты в горле, и закашлялся.
- У тебя ужасный кашель, - сказала я. - Когда мы доберемся до места, я натру тебя гусиным жиром, парень.
Он ничего не возразил на мою фразу, что встревожило меня, как признак ухудшения его самочувствия, но я не успела продолжить расспросы, меня прервало появление миссис Бердсли, которая вела шесть коз, связанных веревкой, словно группу веселых и пьяных арестантов.
Джейми с сомнением разглядывал процессию, потом покорно вздохнул и обратился к насущным проблемам логистики(1). Вопрос о том, чтобы посадить миссис Бердсли на Гидеона-людоеда, не рассматривался. Джейми перевел взгляд с меня на существенно более объемную фигуру миссис Бердсли, потом на мою маленькую кобылу, немного больше пони размером, и кашлянул.
После краткого раздумья он усадил миссис Бердсли на миссис Хрюшу, поместив сонного козленка ей на колени. Я должна была ехать с ним на гидеоновом закривке, что теоретически должно было помешать тому сбросить меня в кусты, если бы мне пришлось сидеть на крупе. Он обвязал веревку вокруг шеи козла и прикрепил ее к седлу кобылы, но коз оставил несвязанными.
- Мать не оставит козленка, а другие последуют за козлом, - сказал он мне. - Козы - стадные животные, они будут держаться вместе. Особенно ночью. Кшш, - пробормотал он, отодвигая любознательный нос от своего лица, когда он наклонился, чтобы проверить подпругу. - Полагаю, что свиньи были бы хуже. Они бродят сами по себе.
Он распрямился, рассеяно поглаживая козлиную голову.
- Если что-нибудь произойдет, сразу же дерните петлю, - сказал он миссис Бердсли, показывая ей кончик веревки, привязанной к седлу возле ее руки. - Если лошадь понесет, то ваш маленький товарищ будет удушен.
Она кивнула, сутулой глыбой возвышаясь на лошади, потом подняла голову и посмотрела на дом.
- Мы должны уехать, пока луна не вжошла, - сказала она тихо. - Тогда появитша она.
Ледяная рябь прошла по моей спине, и Джейми дернулся, повернув голову в направлении темного дома. Огонь в очаге погас, и никому не пришло в голову закрыть дверь, так что она зияла как пустая глазница.
- Кто она? - спросил Джейми с сильным раздражением в голосе.
В ее голосе не было никакого выражения, и сама она походила на лунатика.
- Последняя кто? - спросила я.
- Пошледняя жена, - ответила она, беря в руки поводья. - Она штоит под деревом, когда луна.
Джейми повернул голову ко мне. Было темно, чтобы видеть его выражение, но я не нуждалась в этом. Я прочистила горло.
- Может быть, нам следует ... закрыть дверь? - предложила я. Дух мистера Бердсли, вероятно, уже покинул дом, и была ли заинтересована или нет в его содержимом миссис Бердсли, казалось, неправильным оставить его на разграбление енотам и белкам, не говоря о зверях покрупнее, которые могли быть привлечены запахом последнего прибежища мистера Бердсли. Но с другой стороны, у меня не было большого желания приближаться к дому.
- Садись на коня, сассенах.
Джейми прошел через двор, захлопнул дверь, несколько сильнее, чем необходимо, и быстро пришел назад, вскочив в седло позади меня.
- Но-о! - резко сказал он, и мы отбыли при свете поднимающегося полумесяца, который только начал появляться над деревьями.
До дороги было примерно четверть мили по участку земли, постепенно поднимающегося от поляны, где стоял дом Бердсли. Мы двигались медленно из-за коз, и я, глядя на траву и кусты, через которые мы пробирались, задавалась вопросом - были ли они видны, потому что мое зрение адаптировалось к темноте, или потому что поднялась луна.
Я чувствовала себя в безопасности на спине большого коня, с веселым меканьем коз вокруг нас, и надежным присутствием Джейми за моей спиной, обхватившего меня одной рукой. Хотя недостаточно, чтобы набраться смелости и еще раз оглянуться на дом. В то же самое время, желание оглянуться было столь непреодолимым, что почти побеждало чувство страха. Почти.
- Это ведь не рябина в действительности, да? - тихий голос Джейми раздался за моей спиной.
- Нет, - сказала я, набираясь храбрости от твердой руки вокруг меня. - Это американская рябина, но очень похожа на нашу.
Я часто встречала американскую рябину раньше, горцы садили ее возле своих хижин, потому что кистями оранжевых ягод и перистыми листьями она действительно была похожа на шотландскую рябину, ее ближайшую ботаническую родственницу. Я подумала, что замечание Джейми происходило не от дотошности ученого-классификатора, а от сомнения, обладала ли американская рябина свойствами отпугивать злых духов. Он похоронил Бердсли под этим деревом не из-за удобства или эстетического чувства.
Я сжала его руку в пузыристых мозолях, и он мягко поцеловал меня в макушку.
При въезде на дорогу я действительно оглянулась, но увидела лишь слабый мерцающий свет от кровельной дранки. Рябина - и то, что могло быть возле нее - была скрыта в темноте.
Гидеон вел себя необычно хорошо, лишь символически запротестовав вначале против двойной нагрузки. Я была почти уверена, что он тоже был рад оставить эту ферму. Я сказала об этом Джейми, но он чихнул и выразил мнение, что сволочь просто выжидал, планируя будущую выходку.
Козы, казалось, были склонны рассматривать эту ночную экскурсию, как забаву, и весело трусили, на ходу хватая пучки засохшей травы, стукаясь боками друг о друга и о лошадей, и вообще создавали впечатление стада слонов в подлеске.
Я почувствовала большое облегчение, когда, наконец, хутор Бердсли исчез из вида, и когда сосны полностью закрыли это место, я сосредоточилась на том, что ожидало нас в Браунсвилле.
- Я надеюсь, что Роджер справился хорошо, - сказала я, с легким вздохом прислоняясь к груди Джейми.
- Ммфм.
Из своего большого опыта я диагностировала этот специфический катаральный звук, как намек на выражение вежливого согласия, наложенного на полное безразличие к вопросу. Или он не видел причин для беспокойства, или полагал, что это проблемы Роджера.
- Я надеюсь, что он нашел какую-нибудь гостиницу, - предположила я, решив, что такая перспектива будет встречена с несколько большим энтузиазмом. - Горячая еда и чистая постель, это было бы прекрасно.
- Ммфм, - звук выражал легкое веселье, смешанное с врожденным скептицизмом, укрепленным большим жизненным опытом, относительно возможности существования таких вещей, как горячая еда и чистая постель, на задворках Каролины.
- Козы, кажется, ведут себя хорошо, - произнесла я и замолчала в ожидании.
Я тщательно формулировала следующее замечание, в надежде заставить его разговориться, когда Гидеон внезапно оправдал первоначальное недоверие Джейми, он вскинул голову с громким фырканьем и встал на дыбы.
Я сильно стукнулась головой о ключицу Джейми, и из глаз посыпались искры. Он крепко сжал меня, почти лишив возможности дышать, а другой рукой с криком натягивал узду.
Я не понимала ни слова, даже не могла сказать, на каком языке он кричал - английском или гэльском. Конь ржал, встав на дыбы, и бил передними копытами; я хваталась за все, за что могла - гриву, седло, узду ... По лицу хлестнула ветка, на мгновение ослепив меня. Настоящее столпотворение, визг, отчаянное блеяние и звук, похожий на звучание рвущейся ткани, потом меня что-то ударило и отправило в полет в темноту.
Я не потеряла сознание, но это мало могло мне помочь. Я растянулась среди густого кустарника, пытаясь отдышаться, неспособная двигаться, неспособная видеть ничего, кроме нескольких звездочек над головой.
Невообразимый шум раздавался на небольшом расстоянии от меня, в нем паническое блеяние коз подчеркивалось, как я решила, женскими криками. Точнее, криками двух женщин.
Я ошеломленно покачала головой. Потом я рывком перевернулась и начала ползти, наконец-то, сообразив, кто вызвал весь этот переполох. Я слышала крик пантеры довольно часто, но всегда на благополучно удаленном расстоянии. Этот крик был совсем недалеко, и звук разрываемой ткани, который я слышала, был кашлем большой кошки.
Я врезалась в огромное поваленное дерево и быстро подкатилась под него, втискиваясь в маленький зазор между бревном и землей так далеко, насколько возможно. Это не было лучшим укрытием, которое я когда-либо видела, но, по крайней мере, могло защитить меня от прыжка сверху.
Я все еще могла слышать хриплую крики Джейми, их тон выражал теперь неистовую ярость. Козы, в основном, перестали орать, конечно, кошка не могла убить их всех? Я не слышала также миссис Бердсли, но лошади создавали ужасный шум своим ржанием и топотом.
Мое сердце стучало в груди, прижатой к покрытой листвой земле, и холодный пот, покалывая, сбегал по скулам. Мало что может сравниться с примитивным страхом быть съеденным, и я хорошо понимала бедных животных. Рядом раздался треск кустов и голос Джейми, зовущий меня по имени.
- Здесь, - каркнула я, не собираясь вылезать из моего убежища, пока не буду уверена наверняка, что пантеры поблизости нет. Лошади прекратили ржать, хотя все еще фыркали и брыкались, показывая, что ни одна из них не стала жертвой нашего незваного гостя или убежала прочь.
- Здесь! - крикнула я немного громче.
Треск раздавался еще сильнее, еще ближе. Джейми вынырнул из темноты, присел и стал шарить под бревном, пока его рука не столкнулась с моей рукой, которую он тут же схватил.
- Ты в порядке, сассенах?
- Я не знаю, но думаю, все хорошо, - ответила я. Я осторожно выползла из-под дерева и ощупала себя. Ушибы тут и там, стертые локти и горящая щека, куда ударила меня ветка. В основном, все в порядке.
- Хорошо. Идем быстрей, он ранен.
Он поднял меня на ноги и начал толкать в спину.
- Кто?
- Козел.
Мои глаза к этому времени хорошо приспособились к темноте, и я разобрала большие формы Гидеона и кобылы, которые стояли под облетевшим тополем, возбужденно размахивая гривами и хвостами. Меньшая форма, как я полагаю, была миссис Бердсли, которая склонилась над чем-то на земле.
Я чувствовала запах крови и сильный козлиный запах. Я присела и коснулась грубых волос на теплой шкуре. Козел дернулся с громким "Ме-е-е!", что несколько успокоило меня. Он, может быть, и ранен, но еще не умирал, по крайней мере, тело под моими руками было полно жизни.
- Где кошка? - спросила я, нащупав рога и двигаясь назад вдоль спинного хребта и вниз по бокам и ребрам. Козел возмущался и дико брыкался под моими руками.
- Ушла, - ответил Джейми. Он также присел и положил свою руку на голову козла. - Ну-ну, bhalaich(2). Все в порядке. Seas, mo charaid.(3)
Я не могла нащупать открытую рану на теле животного, но я ощущала запах крови, горячий металлический аромат, нарушавший чистоту лесного воздуха. Лошади тоже его чувствовали, они ржали и тревожно топтались в темноте.
- Ты действительно уверен, что она ушла? - спросила я, стараясь игнорировать ощущение пристального взгляда на своем затылке. - Я чувствую запах крови.
- Да, кошка утащила одну из коз, - сообщил Джейми. Он стал на колени рядом со мной, положив большую ладонь на шею козла.
- Миссис Бердсли отвязала этого храброго малого, и он набросился на кошку с рогами. Я не видел всего, но думаю, что тварь стукнула его лапой, потому что слышал, как она визжала и фыркала, и в то же время Билли стал громко орать. Я думаю, она переломила ему ногу.
Да, это было так. Теперь я легко нашла перелом на плечевой кости правой передней ноги. Кожа не была прорвана, но я ощущала острые обломки кости под ней. Козел приподнялся и ткнул меня рогами, когда я щупала его ногу. Его выпученные глаза дико вращались, странные квадратные зрачки были видны в бесцветном лунном свете.
- Ты можешь вылечить его, сассенах? - спросил Джейми.
- Я не знаю.
Козел все еще дергался, но движения становились ощутимо слабее. Я закусила губу, нащупывая пульс между ногой и телом. Саму рану, вероятно, можно излечить, но у него развивалось шоковое состояние, представляющее большую опасность. Я видела много животных - и даже людей - которые умирали от шока, раны которые сами по себе не были фатальными.
- Я не знаю, - повторила я. Мои пальцы, наконец, нащупали пульс, он был быстрый и нитевидный. - Он может умереть, даже если я перевяжу ему ногу. Тебе не кажется, что его лучше забить. Легче будет транспортировать.
Джейми ласково погладил шею козла.
- Ужасно досадно, он такое храброе существо.
Миссис Бердсли издала возбужденное мелкое хихиканье в ответ на его слова, выходя из темноты за большой фигурой Джейми.
- Его жовут Хирам, - сказала она. - Он хороший мальчик.
- Хирам, - повторил Джейми, продолжая поглаживать животное. - Хорошо, Хирам. Ты смелый парень. У тебя яйца большие, как дыни.
- Ну, скорее, как хурма, - сказала я, нечаянно коснувшись яичек в своем обследовании. - Хотя довольно представительные, - добавила я, задерживая дыхание. Мускусные железы Хирама работали во всю, перебивая даже резкий железистый запах крови.
- Я выразился фигурально, - довольно сухо сообщил Джейми. - Что нужно для лечения, сассенах?
Очевидно, решение было принято, и он стал подниматься на ноги.
- Ладно, - сказала я, убирая запястьем волосы с лица. - Найди пару прямых крепких веток приблизительно в один фут длиной и кусок веревки из седельной сумки. Потом поможешь мне, - добавила я, пытаясь удержать брыкающегося пациента. - Кажется, ты нравишься Хираму. Признал родственную душу.
Джейми рассмеялся низким утешительным смехом рядом с моим локтем. Он встал, напоследок почесав ухо Хирама, и бесшумно ушел прочь, чтобы вернуться через короткое время с требуемыми предметами.
- Хорошо, - сказала я, убирая одну руку с шеи козла, чтобы взять палки. - Я наложу шину ему на ногу. Он не сможет идти сам, и нам придется его нести, но так он не повредить ногу еще больше. Помоги положить его на бок.
Хирам из-за мужской ли гордости или из-за врожденного козлиного упрямства - если считать, что это разные вещи - пытался встать, несмотря на сломанную ногу. Однако его голова сильно затряслась, когда мускулы шеи ослабли, и тело накренилось. Он поскреб копытами по земле и затих, тяжело дыша.
Миссис Бердсли топталась рядом со мной, все еще держа на руках козленка. Тот издал слабое блеяние, словно внезапно пробудился от кошмара, и Хирам громко ответил "Ме-е".
- Есть мысль, - произнес Джейми. Он внезапно поднялся и взял козленка из рук миссис Бердсли. Потом встал на колени и подложил маленькое существо под бок Хирама. Козел тут же перестал брыкаться и наклонил голову, обнюхивая свое потомство. Козленок блеял, тычась носом в бок козла, а тот высунул длинный мокрый язык, облизывая его голову.
- Работай быстро, сассенах, - предложил Джейми.
Я не нуждалась в указаниях, в течение нескольких минут я сложила кость, наложила шину, воспользовавшись одним их многочисленных платков миссис Бердсли. Хирам вел себя хорошо, только время от времени издавая блеяние. Однако козленок кричал, не переставая.
- Где его мать? - спросила я, хотя уже предвидела ответ. Я не слишком много знала о козах, но знала достаточно о материях и младенцах, чтобы понять, что только смерть может заставить мать покинуть плачущего ребенка. Остальные козы подошли ближе, притянутые любопытством или напуганные темнотой, или просто из желания быть вместе, но матери козленка не было.
Темные фигуры толпились, налетая друг на друга. Горячая волна воздуха коснулась моего уха, когда одна из коз принялась жевать мои волосы, другая коза наступила на козленка, и он заорал еще громче. Я не прогоняла коз, потому что присутствие его гарема, казалось, успокаивало Хирама.
Сделав тесную повязку на ноге Хирама, я нащупала пульс у него за ухом и некоторое время наблюдала за ним, держа голову козла на своих коленях. Поскольку козы продолжали тыкать и обнюхивать его, издавая жалобное блеяние, он внезапно поднял голову и перевернулся на брюхо, неуклюже выставив сломанную ногу перед собой.
Он покачался туда-сюда, как пьяный человек, потом произнес громкое воинственное "Меее!" и встал на три ноги. Он быстро упал, но это действие всех ободрило. Даже миссис Бердсли издала тихий довольный звук.
- Хорошо, - Джейми встал и провел по своим волосам с глубоким вздохом. - А теперь.
- Что теперь?- спросила я.
- Теперь мне надо решить, что делать, - сказал он немного раздраженно.
- Разве мы не поедем в Браунсвилл?
- Мы могли бы, - сказал он, - если миссис Бердсли хорошо знает дорогу, чтобы найти ее при свете звезд.
Он с надеждой повернулся в ее сторону, но даже в темноту я могла увидеть, как она отрицательно покачала головой.
Тут до меня дошло, что мы уже не были на дороге, которая представляла собой лишь небольшую оленью тропу, петляющую по лесу.
- Мы не можем быть очень далеко от нее, да? - я огляделась, безуспешно всматриваясь в темноту, как если бы какой-то признак может указать нам на дорогу. На самом деле я даже не имела представление, в какой стороне от нас она находится.
- Да, - согласился Джейми. - И один я смог бы найти ее рано или поздно. Но у меня нет желания бродить по лесу с такой компанией.
Он огляделся вокруг очевидно, считая головы. Две очень своенравные лошади, две женщины, одна из которых довольно странная и возможно опасная, и шесть коз, двое из которых не способны к самостоятельной ходьбе. Я его понимала.
Он расправил плечи, дернув ими, словно поправляя тесную рубашку.
- Я пойду, оглянусь вокруг. Если я найду дорогу сразу, то хорошо. Если нет, то мы станем на ночевку, - сказал он. - Дорогу легче искать днем. Будь осторожна, сассенах.
И, чихнув напоследок, он исчез в лесу, оставив меня ответственной за гражданских лиц и раненных.
Осиротевший козленок кричал все громче и жалобнее, что тревожило мои уши и мое сердце. Однако, миссис Бердсли стала немного более оживленной в отсутствии Джейми, я думаю, она его просто боялась. Сейчас она пыталась заставить одну из коз покормить детеныша. Козленок отказывался, но голод и потребность в тепле и утешении были сильны, и через несколько минут, он уже деловито питался, подрагивая хвостиком.
Я была счастлива видеть это, но ощущала небольшое чувство зависти. Я внезапно осознала, что не ела целый день, что мне было холодно, я отчаянно устала, у меня были синяки по всему телу, и что не будь миссис Бердсли с ее компанией, я бы уже давно благополучно была в Браунсвилле, накормленная, и в тепле возле дружеского очага. Я потрогала живот козленка, который стал круглым и упругим от молока, и подумала, что мне хотелось бы, чтобы кто-то позаботился обо мне. Однако в настоящий момент я была пастырем, и помощи ждать не приходилось.
- Вы думаете, она может вернутьша? - миссис Бердсли присела рядом со мной, туго завернув плечи в платок. Она говорила тихо, как бы боясь, что ее услышат.
- Кто, пантера? Нет, не думаю. Зачем? - тем не менее небольшая дрожь прошла по моему телу, когда я подумала о Джейми, который был один в темноте. Хирам, тяжело привалившийся плечом к моему бедру, фыркнул и с длинным вздохом опустил голову ко мне не колени.
- Некоторые люди говорят, что они охотятша парами.
- Действительно? - я приглушила зевок - не от скуки, от усталости. Я моргала, глядя в темноту, и мной постепенно овладевала летаргия. - О, я думаю, что козы хватит им на двоих. Кроме того, - я широко зевнула, выворачивая челюсть, - наши лошади их учуют.
Гидеон и миссис Хрюша дружески носом к хвосту стояли под тополем, не показывая никаких следов испуга. Это, казалось, успокоило миссис Бердсли, которая внезапно вся осела, и плечи ее опустились, словно из нее спустили воздух.
- Как вы себя чувствуете? - спросила я просто, чтобы поддержать разговор.
- Я рада уйти оттуда, - сказала она.
Я совершенно разделяла это чувство, наша ситуация здесь была лучше, чем на хуторе Бердсли, несмотря на нападении пантеры. Однако это не означало, что мне хотелось задержаться здесь надолго.
- Вы кого-нибудь знаете в Браунсвилле? - спросила я. Я не знала, каким большим было поселение, но из разговора мужчин пришла к выводу, что это большая деревня.
- Нет, - она на мгновение замолчала, и я почувствовала, не увидела, что она запрокинула голову, глядя на звезды и мирную луну.
- Я ... никогда не была в Брауншвилле, - добавила она почти застенчиво.
Или вообще где-нибудь. Она стала рассказывать свою историю, сначала нерешительно, но потом все оживленнее, не нуждаясь в подталкивании с моей стороны.
Бердсли, по существу, купил девушку у ее отца и привез ее вместе с другими товарами, приобретенными в Балтиморе, в его дом, где он держал ее, как пленницу, запрещая покидать хутор и показываться на глаза людям. Когда Бердсли уезжал торговать с чероки, она оставалась одна, не считая слуги по контракту, который был не лучшей компанией, будучи глухим и немым.
- Неужели? - сказала я. За всеми этими событиями я совсем забыла про Джосайю и его брата. Мне стало интересно, знала ли она только про обоих братьев, или только про Кезайю.
- Как давно вы приехали в Северную Каролину? - спросила я.
- Два года нажад, - сказала он мягко. - Два года три мешаца и пять дней.
Я вспомнила черточки на косяках и подумала, когда она начала считать дни. С самого начала? Я потянулась, потревожив Хирама, которые недовольно зафыркал.
- Понятно. Кстати, как вас зовут? - спросила я запоздало, вдруг поняв, что не имею об этом понятия.
- Фрэншиш, - произнесла она, потом попыталась снова. - Фрэн ... шиш, - последний слог прошипел сквозь ее поломанные зубы. Она пожала плечами и застенчиво хохотнула. - Фанни, - сказала она, - моя мама назвала меня Фанни.
- Фанни, - сказала я ободряющим тоном. - Мне нравится это имя. Могу я вас так называть?
- Ш удовольштвием, - сказала она. Она втянула воздух, но не произнесла ни слова, очевидно, стесняясь сказать, что хотела. После смерти мужа она, казалось, впала в пассивное состояние, лишившись сил, которые оживляли ее ранее.
- Ну, хотя бы в нем нет никаких "с", - сказала я, не подумав. - О, прошу прощения.
Она тихо произнесла: "пфф", отметая мои извинения. Поощренная темнотой, чувством близости, возникшим от обмена именами, или просто от желания выговориться, она рассказала мне о матери, которая умерла, когда ей было двенадцать лет, об отце, краболове, о ее жизни в Балтиморе, где она бродила по берегу во время отлива, собирая устриц и мидии, наблюдая за рыбацкими лодками и военными кораблями, идущими мимо форта Ховард вверх по Потаско.
- Было так мирно, - произнесла она задумчиво. - Ничего кроме воды и неба.
Она снова откинула голову, глядя в небо, проглядывающее между ветвями деревьев. Я подумала, что в то время как покрытые лесом горы Северной Каролины стали приютом и утешением для горца Джейми, они могли показаться чуждыми и вызывающими клаустрофобию для человека, привыкшего к водному простору Чесапикского залива.
- Вы вернетесь туда? - спросила я.
- Туда? - она казалась немного удивленной. - О, я ... я не думала ...
- Нет? - я прислонилась к стволу дерева, давая отдых спине. - Вы же видели, что ваш ... что мистер Бердсли скоро умрет. Разве вы ничего не планировали?
Кроме того, чтобы медленно мучить его. Мне пришло в голову, что я слишком расслабилась, находясь в темноте с этой женщиной. Возможно, она действительно была жертвой Бердсли, или она могла говорить так, чтобы заручится нашей помощью. Мне не следует забывать сожженные пальцы на ноге Бердсли и ужасную сцену на чердаке. Я немного выпрямилась и нащупала маленький нож, который я на всякий случай носила за поясом.
- Нет, - она казалась немного ошеломленной, и неудивительно. Я сама чувствовала себя не в своей тарелке от эмоций и усталости. И я пропустила то, что она сказала.
- Что вы сказали?
- Я шкажала ... Мэри Энн не говорила мне что делать ... дальше.
- Мэри Энн, - начала я осторожно. - Это ... должно быть первая жена мистера Бердсли, да?
Она рассмеялась, и волосы у меня на затылке неприятно шевельнулись.
- О, нет. Мэри Энн четвертая жена.
- ... четвертая, - слабым голосом повторила я.
- Она единственная, которую он похоронил под рябиной, - сообщила она мне. - Это его ошибка, оштальные похоронены в лешу. Я думаю, он поленилша далеко идти.
- О, - произнесла я из-за отсутствия лучшего ответа.
- Я говорила вам, что она штоит под деревом, когда вштает луна. Когда я увидела ее там в первый раж, я подумала, она живая женщина. Я ишпугалась, что он может шделать, увидев ее одну, и подошла предупредить ее.
- Понятно, - в моем голосе, очевидно, прозвучало недоверие, и ее голова резко повернулась ко мне. Я крепче схватилась за рукоятку ножа.
- Вы мне не верите?
- Конечно, верю! - уверила я ее, пытаясь столкнуть голову Хирама с моих колен. Моя левая нога под его весом потеряла всякую чувствительность.
- Я могу покажать вам, - сказала она спокойным уверенным голосом. - Мэри Энн шкажала, где они похоронены - другие жены - и я нашла их. Я могу покажать вам их могилы.
- Я уверена, в этом нет необходимости, - сказала я, шевеля пальцами ноги, чтобы восстановить кровообращение. "Если она подойдет ко мне, - решила я, - я толкну козла ей под ноги, откачусь в сторону и на всех четверых конечностях брошусь прочь, громко призывая Джейми. И кстати, где, черт побери, Джейми?"
- Так ... хм ... Фанни. Вы говорите, что мистер Бердсли, - мне вдруг пришло в голову, что я не знаю его имени, но решила, что лучше сохранить наше знакомство формальным, - что ваш муж убил четырех жен? И никто об этом не знал?
"Хотя ничего удивительного", - подумала я. Хутор Бердсли стоял изолировано, и женщины Бердсли могли умереть от чего угодно - от несчастного случая, родов или непосильной работы. Возможно, кто-то знал, что Бердсли потерял четырех жен, но никого это не волновало.
- Да, - голос ее звучал спокойно, по крайней мере, она не проявляла признаков опасного возбуждения. - Он и меня бы убил, но Мэри Энн оштановила его.
- Как она сделала это?
Она длинно вздохнула, устраиваясь на земле. С ее коленей раздалось слабое блеяние, и я поняла, что она снова держала козленка. Я ослабила хватку на ноже, вряд ли она смогла напасть на меня с козленком в подоле.
Она выходила поговорить с Мэри Энн всякий раз, когда поднималась луна, призрак женщины появлялся под рябиной только между первой и последней четвертью луны, но никогда в новолунием и при молодом или старом месяце.
- Как странно, - пробормотала я, но она, поглощенная рассказом, не заметила.
Это продолжалось несколько месяцев. Мэри Энн рассказала Фанни о судьбе ее предшественниц, и как она умерла сама.
- Он жадушил ее, - поведала мен Фани. - Я видела шиняки у нее на шее. Она шкажала, что однажды он шделает тоже шамое шо мной.
Однажды ночью несколько недель спустя Фанни поняла, что настал ее черед.
- Он шлишком много выпил рому, - объяснила она. - Вшегда было плохо, когда он пил, но на этот раж ...
Дрожа от испуга, она уронила поднос с его ужином, вывалив на него еду. Он с ревом вскочил на ноги и бросился на нее. Она повернулась и побежала.
- Он был между мной и дверью, - сказала она. - Тогда я побежала на чердак. Я надеялашь, что он шлишком пьян, чтобы поднятьша по лештнице.
Бердсли схватился за лестницу, но пошатнулся и уронил ее. Пока он с проклятием устанавливал ее на место, раздался стук в дверь.
Бердсли закричал, спрашивая "кто там?", но никто не ответил, только раздался еще один стук в дверь. Фанни подползла к краю отверстия и посмотрела вниз, лицо мужа ярко алело в кухне. Потом стук повторился в третий раз. Его язык стал непослушным от выпивки, поэтому он не мог говорить членораздельно; он только что-то проворчал, грозя ей пальцем, и пошел к двери. Он распахнул ее, выглянул наружу ... и закричал.
- Я никогда не шлышала такого жвука, - сказала она тихо. - Никогда.
Бердсли повернулся и побежал. Налетев на табурет, он растянулся на полу, потом вскочил на ноги, бросился к лестнице и стал подниматься по ней, пропуская ступеньки и чуть не падая с нее. При этом он не переставал кричать.
- Он кричал, чтобы я помогла ему, - в ее голосе был слышен странный оттенок, словно она удивлялась, как такой человек может просить ее о помощи, но в тоже время испытывая глубоко глубокое запрятанное удовольствие от воспоминания.
Бердсли достиг вершины лестницы, но не смог выбраться на чердак. Внезапно его лицо из красного превратилось в белое, его глаза закатились, и он без сознания упал лицом вперед на доски пола, нелепо свесив ноги с чердака.
- Я не могла шпуштить его, я могла только втащить его на чердак, - она вздохнула. - А оштальное ... вы шами жнаете.
- Не совсем, - голос Джейми раздался из темноты рядом с моим плечом, заставив меня подскочить от неожиданности. Потревоженный Хирам недовольно заворчал.
- Как давно ты находишься здесь? - спросила я сердито.
- Достаточно долго, - он подошел ко мне и встал на колени, положив ладонь на мою руку. - И кто же стучал в двери? - спросил он миссис Бердсли. Его голос выражал лишь легкий интерес, но рука его была напряжена. Небольшая дрожь пробежала по моему телу. Действительно, кто?
- Никого, - сказала она просто. - Там никого не было, нашколько я могла видеть. Но иж двери видно рябину, и луна вжошла.
На некоторое время наступила тишина. Потом Джейми сильно провел рукой по лицу, вздохнул и встал на ноги.
- Ладно. Я нашел место, где мы сможем провести ночь. Помоги мне поднять козла, сассенах.
Мы находились на холмистой местности с многочисленными скальными выходами, пространство между деревьями полностью заросло низкорослым каликантом и сассапарелью, так что движение в темноте было довольно опасным. Я упала два раза, только по чистой случайности не сломав себе шею. Даже днем двигаться здесь было трудно, а ночью совершенно невозможно. К счастью место, которое нашел Джейми, находилось недалеко.
Место было неглубокой ямой в обвалившемся глинистом берегу с вьющимися стеблями виноградной лозы по стенам и с покрытым сухой травой дном. Когда-то здесь был ручей, вода подмыла берег, оставив нависающий козырек. Несколько лет назад что-то отвело поток в сторону, и на бывшем ложе ручья остались полупогруженные в мох округлые камни. Я раскатилась на одном из таких камней и упала на колено, ударившись им о другой проклятый камень.
- Все в порядке, сассенах? - Джейми услышал мое ругательство и остановился, повернувшись ко мне. Он стоял на склоне выше меня с Хирамом на плечах. Снизу его силуэт, вырисовывающийся на блеклом фоне неба, выглядел гротескным и немного пугающим - высокая рогатая фигура с сутулыми огромными плечами.
- Прекрасно, - сказала я, пытаясь восстановить дыхание. - Это здесь, да?
- Да. Поможешь мне ...? - он, казалось, задыхался сильнее, чем я. Он с трудом встал на колени, и я поспешила помочь ему снять Хирама с плеч. Джейми остался стоять на коленях, упершись одной рукой в землю.
- Надеюсь, утром мы найдем дорогу без труда, - сказала я, с тревогой наблюдая за ним. Его голова бессильно повисла, воздух влажным хрипом вырывался из груди при каждом вздохе. Мы должны скорее встать на ночь, развести огонь и поесть что-нибудь.
Он покачал головой и откашлялся.
- Я знаю, где она, - сказал он и снова закашлял. - Просто ... - кашель снова потряс его, и я могла видеть, как напряглись его плечи. Когда он остановился, я мягко положила руку на его спину и ощутила мелкую постоянную дрожь, пробегающую по его телу - дрожь мускулов от непомерной усталости.
- Я не могу идти дальше, Клэр, - сказал он тихо, как если бы стыдясь этого признания. - У меня нет сил.
- Ложись, - сказала я также тихо. - Я позабочусь обо всем.
Приблизительно через полчаса суматохи и беспорядка все было более или менее улажено, лошади были спутаны, и разложен маленький костер.
Я встала на колени, чтобы осмотреть моего главного пациента, который лежал на брюхе, вытянув перед собой ногу с наложенной шиной. Он встретил меня воинственным "Ме-е!" и угрожающе наставил на меня рога.
- Неблагодарная сволочь, - сказала я, отступая.
Джейми рассмеялся, потом закашлялся, и его плечи судорожно затряслись. Он лежал, свернувшись, возле стенки ямы с пальто, подложенным под его головой.
- Что касается тебя, - сказала я, поглядев на него, - я не шутила, когда говорила про гусиный жир. Распахни плащ и сними рубашку.
Он сузил глаза, поглядев на меня, потом бросил короткий взгляд в направлении миссис Бердсли. Я спрятала улыбку при виде его скромности, но дала миссис Бердсли маленький чайник и отправила принести воды и больше дров, потом вытащила тыкву с ментоловой мазью.
Вид Джейми меня встревожил, теперь когда я могла хорошенько рассмотреть его. Он был бледен с белыми губами, красными ноздрями и глазами, обведенными темными кругами усталости. Он выглядел очень больным, а звучал еще хуже, воздух вылетал из груди с хриплым свистом при каждом вздохе.
- Полагаю, если Хирам не собирается умирать перед своими козами, ты тоже не собираешься умирать передо мной, - с сомнением сказала я, зачерпывая пальцем ароматной мази.
- Я вовсе не собираюсь умирать, - сказал он немного раздраженно. - Я только немного устал. К утру я буду в порядке ... О, Христос, мне это не нравится!
Его грудь была горячей, но не думаю, что от жара, хотя точно сказать было трудно, мои пальцы были очень холодными.
Он дернулся, издал высокий звук "иии" и попытался отодвинуться. Я твердо схватила его за шею, поставила колено ему на живот и продолжила свое дело, несмотря на его протесты. Наконец, он прекратил бороться и подчинился, только периодически хихикал, чихал и изредка взвизгивал, когда я дотрагивалась до особенно щекотного места. Козы нашли это очень интересным.
Через несколько минут он был хорошо смазан, кожа на груди и горле была красная от растирания, блестела от жира, и сильный аромат мяты и камфары стоял в воздухе. Я положила ему на грудь толстую фланелевую пеленку, спустила рубашку вниз и обернула его полами плаща, напоследок я прикрыла его одеялом, натянув его до подбородка.
- Вот так, - удовлетворено произнесла я, вытирая тряпкой руки. - Как только будет горячая вода, мы выпьем чай из шандры.
Он с подозрением приоткрыл один глаз.
- Мы?
- Точнее, ты. Я лучше выпью конскую мочу.
- Я тоже.
- Увы, конская моча не обладает терапевтическим эффектом.
Он застонал и закрыл глаз. Он тяжело дышал некоторое время, словно проколотые меха. Потом приподнял голову на несколько дюймов и открыл оба глаза.
- Эта женщина еще не вернулась?
- Нет. Думаю, найти воду в темноте нелегко, - я мгновение поколебалась. - Ты все слышал, что она мне рассказала.
- Нет, но вполне достаточно. Мэри Энн и все такое.
- Да, все такое.
Он крякнул.
- Ты веришь ей, сассенах?
Я не ответила сразу, неторопливо выскребая гусиный жир из-под ногтей.
- Иногда верю, - сказала я, наконец. - Сейчас - не уверена.
Он крякнул, на этот раз одобрительно.
- Я не думаю, что она опасна, - сказал он. - Но держи свой ножичек при себе, сассенах, и не поворачивайся к ней спиной. Мы будем сторожить по часу.
Он закрыл глаза, откашлялся и мгновенно уснул.
Через луну проплывали облака, холодный ветер шевелил сухую траву на козырьке, нависающем над нами.
- Разбудить тебя через час, - пробормотала я, пытаясь устроиться удобнее на каменистой земле. - Три ха-ха, черт побери.
Я наклонилась и положила голову Джейми себе на колени. Он немного застонал, но не шевельнулся.
- Простуда, - сказала я ему обвиняющим голосом. - Ха!
Я передернула плечами и откинулась назад, прислонившись к скошенной стене нашего убежища. Несмотря на наказ Джейми следить за миссис Бердсли, я не считала это обязательным. Она любезно развела костер, потом свернулась среди коз, и будучи человеком из плоти и крови, и потому устав от дневных событий, сразу же заснула. Я могла слышать ее мирный храп с противоположной стороны костра, смешивающийся с фырканьем и хрипом ее компаньонов.
- И вообще что ты о себе возомнил? - спросила я у тяжелой головы, лежащей на моем бедре. - Резиновый, да?
Мои пальцы ненамеренно коснулись его волос и ласково их погладили. Уголок его рта неожиданно приподнялся в удивительно приятной улыбке.
Улыбка исчезла также быстро, как и появилась, и я потрясенно уставилась на него. Нет, он крепко спал, дыхание его все также было хриплым, и его длинные двухцветные ресницы мирно лежали на щеках. Очень мягко я снова погладила его голову.
Точно, улыбка снова мелькнула на его лице и исчезла. Он очень глубоко вздохнул, зарылся носом в мои колени, и тело его полностью расслабилось.
- О, Боже, Джейми, - нежно произнесла я, чувствуя, как слезы собираются в глазах.
Годы я не видела, чтобы он улыбался во сне таким образом. С первых дней нашего брака, в Лаллиброхе.
"Он всегда делал так, когда был маленьким, - сказала мне тогда его сестра Дженни. - Я думаю, это значит, что он счастлив".
Мои пальцы погрузились в мягкие густые волосы на его затылке, ощущая твердую выпуклость его черепа, теплую кожу и тонкую линию давнего шрама.
- Я тоже, - прошептала я ему.
(1)Логистика - часть экономической науки, предмет которой заключается в организации рационального процесса продвижения товаров и услуг от поставщиков сырья к потребителям, функционирования сферы обращения продукции, товаров, услуг.
Миссис МакЛеод с двумя детьми поселилась у жены Эвана Линдсея, и с отъездом братьев МакЛеодов, Джорди Чизхолма и его двух старших сыновей в доме стало просторнее. "Хотя не совсем, - подумала Брианна, - учитывая, что осталась миссис Чизхолм".
Проблема была не в самой миссис Чизхолм, как таковой, а в ее пятерых сыновьях, которых миссис Баг скопом называла отродьем сатаны. Миссис Чизхолм сильно возражала против такой терминологии. И хотя другие обитатели дома были не так откровенны в выражении своего мнения, по данному вопросу существовало редкое единодушие. "Самые отъявленные хулиганы - это трехлетние близнецы Чизхолмы", - думала Брианна, с некоторым трепетом следя за Джемми и воображая его ближайшее будущее.
В данный момент он не показывал никаких задатков хулиганства и мирно дремал на тряпичном коврике в кабинете Джейми, куда Брианна удалилась в слабой надежде на относительное уединение. Страх, внушаемый Джейми, позволял держать несносных детей подальше от этой комнаты.
Миссис Баг сообщила восьмилетнему Томасу, шестилетнему Энтони и пятилетнему Тоби Чизхолмам, что миссис Фрейзер была известной колдуньей, белой женщиной, которая, несомненно, превратит их всех в жаб ("И это будет лучше для всех"), если они что-нибудь натворят в хирургическом кабинете. Однако это не помогло, наоборот, они страшно заинтересовались кабинетом, но пока ничего там не сломали.
Чернильница Джейми - полая маленькая тыква, аккуратно закупоренная пробкой из желудя - стояла на столе вместе с глиняным стаканчиком с остро оточенными перьями индейки. Пользуясь одним из свободных моментов, которые Брианна научилась ценить с материнством, она взяла перо, открыла маленький дневник и стала писать.
"Этой ночью мне приснилось, что я делаю мыло. Я еще никогда не делала его самостоятельно, но я вчера мыла полы, и мои руки пахли мылом, когда я легла спать. Такой противный запах, что-то среднее между кислотой и пеплом, со слабым, но ужасным запахом сала хряка, чего-то такого, что давно сдохло.
Я наливала воду в чайник с древесным пеплом, чтобы приготовить щелок; облака ядовитого дыма поднимались от чайника, и они были желтого цвета.
Па принес мне большой ком внутреннего жира, который я должна была смешать с щелоком, и в нем были детские пальчики. Я не думала в тот момент, что в этом было что-нибудь странное".
Брианна попыталась не обращать внимания на грохот сверху, звучащий так, словно несколько человек прыгали на кровати. Грохот резко прекратился, и раздался пронзительный крик, за которым последовали громкие звуки шлепков и несколько воплей различной высоты.
Она вздрогнула и крепко зажмурила глаза, откинувшись назад; звуки конфликта тем временем нарастали. Через мгновение они звучали уже внизу. Быстро взглянув на Джемми, который проснулся, но не выглядел испуганным ("Мой Бог, он привык к этому", - подумала она); она отложила перо и со вздохом встала.
Мистер Баг занимался фермой и домашним скотом, а также возможной угрозой со стороны, мистер Вемисс должен был колоть дрова, носить воду и вообще заниматься домом. Но мистер Баг был молчалив, мистер Вемисс робок, а Джейми оставил Брианну формальной главой Риджа. Поэтому она была апелляционным судом и судьей во всех конфликтах. "Самой", если хотите.
Сама распахнула дверь кабинета и с негодованием посмотрела на толпу. Миссис Баг, как обычно, с красным лицом и обвиняющим выражением на нем. Миссис Чизхолм с точно таким же красным лицом, переполненным материнским гневом. Маленькая миссис Аберфельд с лицом цвета баклажана, прижимающая к груди свою двухлетнюю дочь Рут. Тони и Тоби Чизхолмы с лицами, покрытыми слезами и соплями. У Тоби красный отпечаток ладони на лице, тоненькие волосы Рут с одной стороны сильно короче, чем с другой. Они начали говорить все сразу.
- ... краснокожие дикари!
- ... красивые волосы моего ребенка!
- ... посмела ударить моего сына!
- Мы только играли в скальпы, мэм ..
- ... ИИИИИИИИИИ!
- ... м порвали мою перину, маленькие отродья!
- Смотрите, что она сделала, эта старая метла!
- Послушайте, мэм, это ...
- ААААААААААА!
Брианна вышла в коридор и захлопнула дверь за собой. Это была тяжелая дверь, и ее грохот временно приостановил все разговоры. Внутри кабинета заплакал Джемми, но она проигнорировала его плач.
Она потянула воздух, собираясь начать разборки, но передумала. Мысль, вступить в бесконечные пререкания со всеми этими людьми, ее не прельщала. Разделяй и властвуй - вот единственный путь в данном случае.
- Я пишу, - объявила она и, сузив глаза, обвела всех взглядом, - очень важное письмо.
Она открыла дверь, вошла внутрь и закрыла ее перед ними, оставив трех женщин с вытаращенными глазами, потом прислонилась к двери спиной, закрыла глаза и выдохнула.
За дверьми стояла тишина, потом послышался отчетливый "Хм!" миссис Чизхолм и шаги, одни вверх по лестнице, другие к кухне, а третьи тяжело к хирургическому кабинету. Стук маленьких ног к передней двери известил о том, что Тони и Тоби спасаются бегством.
Джемми, увидев ее, перестал орать и засунул в рот большой палец.
- Надеюсь, что миссис Чизхолм ничего не знает о травах, - сказала она ему шепотом. - Я уверена твоя бабушка держит там яды.
Хорошо, что мать забрала с собой ящик со скальпелями и пилами.
Она замолчала, прислушиваясь. Никаких звуков бьющегося стекла. Возможно, миссис Чизхолм зашла в кабинет, чтобы избежать общества миссис Аберфельд и миссис Баг. Бриана упала на стул возле маленького стола, который отец использовал в качестве письменного. Или, возможно, миссис Чизхолм засела там, чтобы подловить Брианну наедине и высказать ей все свои обиды.
Джемми лежал на спине с ногами в воздухе и счастливо мусолил непонятно где подобранный сухарь. Ее дневник валялся на полу. Заслышав шаги миссис Чизхолм, выходящей их кабинета, она схватила перо и одну из бухгалтерских книг из стопки на столе.
Дверь приоткрылась на дюйм или два. Наступила тишина, во время которой она, сосредоточенно хмурясь, царапала в книге сухим пером. Дверь закрылась.
- Сука, - произнесла она вполголоса. Джемми произвел вопросительный звук, и она взглянула на него вниз. - Ты ничего не слышал, хорошо?
Джемми согласно забормотал, пытаясь затолкать обмусоленный кусок хлеба в левую ноздрю. Она сделала инстинктивное движение, забрать сухарь, но остановилась. У нее не было настроения конфликтовать этим утром. И вообще весь день.
Она задумчиво постукивала пером по странице бухгалтерской книги. Она должна что-то сделать и сделать быстро. Миссис Чизхолм, возможно, уже нашла ядовитый паслен, а у миссис Баг был топор.
Миссис Чизхолм имела преимущество в весе, росте и длине рук, но Брианна поставила бы все свои деньги на миссис Баг, когда дело касалось хитрости и вероломства. Что касается госпожи Аберфельд, то она попала под перекрестный огонь словесных пуль. А маленькая Рут, вероятно, к концу недели станет лысой.
Ее отец запросто уладил бы конфликт, используя свое очарование и авторитет мужчины. Она тихонько фыркнула, забавляясь от этой мысли. "Подойдите", - говорит он одной, и она сворачивается у его ног, мурлыча, как котенок Адсо. "Уходите", - говорит он другой, и она быстро отправляется в кухню и печет ему сдобные булочки.
Ее мать воспользовалась бы первой возможностью, чтобы ускользнуть из дома - лечить больных или собирать лекарственные травы - оставив их разбираться между собой, и вернулась бы только тогда, когда установится состояние вооруженного нейтралитета. Брианна не могла не заметить облегчение на лице матери, когда та садилась на лошадь, и немного виноватый взгляд, который она послала дочери. Но, увы, эта стратегия не для нее, хотя желание, схватить Джемми и убежать с ним в горы, было довольно сильным.
В сотый раз с тех пор, как уехали мужчины, она пожалела, что не отправилась с ними. Она могла представить покачивающуюся спину лошади под собой, чистый холодный воздух, вливающийся в легкие, и Роджера с солнцем, сияющим на его черных волосах, едущего рядом с ней к ожидающим их приключениям.
Она скучала по нему до боли в костях. Как он поведет себя, если дело дойдет до битвы? Она отогнала эту мысль, не желая думать о том, что существует вероятность - пусть даже маленькая - что он может вернуться раненым или не вернуться вообще.
- Это никогда не случится, - громко произнесла она уверенным голосом. - Они вернуться через неделю или две.
Порыв ледяного дождя ударил в окно. На улице сильно похолодало, и к ночи этот дождь превратится в снег. Она, задрожав, натянула платок на плечи и поглядела на Джемми, убедится, что он не замерз. Его рубашка задралась на животе, подгузник был мокрый и один носок слетел, оголив маленькую розовую ножку. Однако его это мало волновало, он, задрав ноги вверх, весело гулил и пускал пузыри.
Она некоторое время с сомнением смотрела на него, но он казался вполне довольным, и жаровня в углу давала достаточно тепла.
- Хорошо, - произнесла она, вздохнув. У нее есть Джем, это так. Но крайне необходимо найти способ утихомирить трех фурий, пока они не свели ее с ума и не поубивали друг друга скалками и вязальными спицами.
- Логика, - сказала она Джемми, садясь прямо на стуле и указывая на него пером. - Это похоже на загадку, когда нужно перевести через реку волка, козу и капусту. Давай подумаем.
Джем весьма нелогично попытался засунуть пальцы ноги в свой рот вместе с сухарем.
- Ты, должно быть, уродился в папу, - сказала она терпеливо. Она затолкала перо в стаканчик и начала закрывать бухгалтерскую книгу, когда ее внимание привлекли корявые буквы. Характерный неуклюжий почерк Джейми напомнил ей время, когда она впервые увидела его на древней дарственной с выцветшими бледно-коричневыми буквами.
Эти же записи с самого начала были бледно-коричневого цвета, но после одного или двух дней на воздухе железисто-желчная смесь чернил потемнела, и буквы приобрели обычный иссиня-черный цвет.
Оказалась, это была не бухгалтерская книга, а что-то вроде журнала, содержащего записи об ежедневных хозяйственных событиях.
"16 июля - Поменял шестерых молочных поросят у пастора Готфрида на две бутылки мускатного вина и топор. Поместил их в хлев, пока не вырастут для забоя.
17 июля - Один из ульев начал роиться в конюшне. Моя жена, к счастью, смогла загнать рой в маслобойку и говорит, что Рони Синклер должен сделать ей новую маслобойку.
18 июля - Получил письмо от тети. Спрашивает совета относительно лесопилки на Мельничном ручье. Ответил, что в течение месяца приеду и посмотрю. Письмо отправил с Рони Синклером, который отправился в Кросс-крик с 22 бочонками, от которых я должен получить половину прибыли. Договорился вычесть отсюда стоимость новой маслобойки".
Записи навевали покой, такой же теплый и мирный, как те летние дни, когда они были сделаны. Она почувствовала, что напряжение в спине начало ослабевать, и ее ум стал искать пути решения сегодняшних проблем.
"20 июля - Ячмень в низких местах достигает до моих колен. Красная корова принесла здорового теленка вскоре после полуночи. Все хорошо. Прекрасный день.
21 июля - Ездил к Мюллерам. Обменял флягу сотов на кожаную узду, немного порванную, но можно починить. Домой возвращался по темноте, так как остановился у ямы возле ущелья Холлис и поймал десять прекрасных форелей. Шесть съели на ужин, остальные оставили на завтрак.
22 июля - У моего внука сыпь, но жена говорит, что ничего страшного. Белая свинья сломала загородку и убежала в лес. Думаю, то ли ловить ее, то ли посочувствовать незадачливому хищнику, который на нее наткнется. У нее характер, как сейчас у моей дочери, она мало спала несколько последних ночей ..."
Брианна наклонилась вперед, хмуро уставившись на страницу.
" ... потому что ребенок плакал все время, как говорит жена, из-за колик, которые должны пройти. Я думаю, она права. Тем временем я перевел Брианну с ребенком в старый дом, что для нас стало облегчением, если не для моей бедной дочери. Белая свинья съела четырех поросят из последнего помета, прежде чем я смог помешать ей".
- Вот проклятый ублюдок, - сказала она. Сравнение с печально известной белой свиньей ей вовсе не понравилось. Джемми, услышав ее сердитый голос, прекратил гулить и уронил сухарь, его рот обиженно задрожал.
- Нет, нет, все в порядке, милый, - она встала и подхватила его на руки, покачивая, чтобы успокоить. - Шшш, все хорошо. Мама сказала это дедушке. Ты ничего не слышал, хорошо? Шшш.
Джемми успокоился и, хныкая, потянулся за коркой хлеба на полу. Брианна наклонилась и подняла обгрызенный сухарь, рассматривая его с отвращением. Сухарь был обмусолен и к тому же покрыт кошачьими волосами.
- Фу. Ты действительно хочешь его?
Очевидно, он хотел, и ей пришлось достать с полки большое железное кольцо, которое использовалось, чтобы водить быка за нос. Укусив его, Джемми пришел к выводу, что оно ему нравится, так что он забыл про сухарь и стал сосредоточенно грызть кольцо, спокойно сидя на ее коленях и позволив ей перечитать оскорбительную запись в журнале.
- Хм, - она откинулась назад, удобнее устаивая Джемми. Он теперь мог сидеть без посторонней помощи, хотя ей все еще казалось невероятным, что такая тоненькая шейка может держать крупную круглую голову. Она задумчиво рассматривала журнал.
- Это идея, - сказала она Джемми. - Если я переведу старую суч... то есть миссис Чизхолм в нашу хижину, это избавит всех от нее и ее ужасных маленьких монстров. Потом ... хмм. Миссис Аберфельд с Рут могут прекрасно ужиться с Лиззи и ее отцом, если мы перетащим к ним раскладушку из комнаты мамы и папы. Баги получат свою комнату назад, и миссис Баг не будет такой злой старой су ... э ... а мы с тобой будем спать в спальне мамы и папы, пока они не приедут.
Ей не хотелось переезжать из хижины. Она была ее домом, домом ее семьи. Она могла пойти туда и закрыть за собой дверь, оставив все волнения и проблемы позади. Там были ее вещи: недостроенный ткацкий станок, оловянные тарелки, глиняные разрисованные ею кувшины, и множество мелочей, с помощью которых она сделала хижину домом.
Кроме того она испытывала странное чувство, похожее на суеверие. Здесь они жили с Роджером, и оставить ее - даже на время - казалось признанием возможности, что он мог туда не вернуться.
Она крепче обняла Джемми, тот не обратил внимания, увлекшись игрушкой, которую мусолил, зажав пухлыми кулачками.
Нет, ей не хотелось покидать свою хижину, но это было решением проблемы, и решением довольно хорошим. Согласится ли миссис Чизхолм? Хижина была старая и лишена многих удобств большого дома.
Однако она была совершенно уверена, что миссис Чизхолм согласится. Если она кого-то и знала, кто жил под девизом "Лучше быть первым в деревне, чем последним в городе", то это была миссис Чизхолм. Несмотря на плохое настроение, Брианна почувствовала, что ее грудь под корсетом заколыхалась от тихого смеха.
Она протянула руку и, закрыв журнал, попыталась положить его на место. Но управляясь одной рукой с Джемми на коленях, она не дотянулась до стопки, и журнал слетел обратно на стол.
- Крысы, - пробормотала она и потянулась за ним. На стол выпали несколько листов, и она аккуратно, как могла одной рукой, стала заталкивать их назад.
На одном листе сохранились остатки восковой печати. Ее глаза уловили улыбающийся полумесяц, и она остановилась. Это была печать лорда Грэя. А бумажка была, по-видимому, письмом, которое он отправил в сентябре, и в котором он описывал свои приключения на оленьей охоте в болотах. Отец читал это письмо семейству несколько раз. Лорд Джон выказал замечательное чувство юмора, описывая охоту, во время которой произошел ряд злоключений, неприятных, когда они случаются, но от которых потом остаются живописные воспоминания.
Улыбнувшись воспоминанию, она развернула лист, предвкушая новую встречу с охотничьей историей, и увидела, что это было совсем другое письмо.
"13 октября, год от рождества Христова 1770
Мистеру Джеймсу Фрейзеру
Фрейзерс-Ридж, Северная Каролина
Мой дорогой Джейми.
Я проснулся под шум дождя, который лил всю прошлую неделю, и тихое кудахтанье цыплят, которые сделали насест из изголовья моей кровати. Выбравшись из-под одеяла под пристальными взглядами их глаз-бусинок, я отправился выяснить обстоятельства их появления в моей спальне, и мне сообщили, что река разлилась из-за прошедших дождей и затопила отхожее место и курятник. Жители последнего были спасены Уильямом (это мой сын, вы должны его помнить) и двумя рабами, которые успели выгнать домашнюю птицу из курятника метлами. Я не знаю, кому принадлежит блестящая идея, разместить несчастных жертв наводнения в моей спальне, но у меня есть определенные подозрения на этот счет.
Воспользовавшись своим ночным горшком (я мог только желать, чтобы им также могли пользоваться цыплята, эти страдающие недержанием существа), я оделся и отправился разведать, что еще можно было спасти. От курятника остались несколько досок и крыша, но моя уборная, увы, стала собственностью царства Нептуна, или любого другого водного божества, осуществляющего контроль над нашей скромной речушкой.
Однако прошу не беспокоиться о нас. Дом наш находится на некотором расстоянии от реки и на достаточном возвышении, так что вполне безопасен. (Уборная была построена возле старого дома, и мы все никак не могли собраться и построить новую, так что можно считать, что случившиеся было даже благословением)".
Брианна закатила глаза, прочитав это, но, тем не менее, улыбнулась. Джемми уронил кольцо и расплакался. Она стала наклоняться, чтобы поднять его, но остановилась в согнутом положении, привлеченная словами в начале следующего абзаца.
"Ты спрашивал в письме о Стивене Боннете, знаю ли я его и есть ли у меня о нем какие-нибудь новости. Я встречался с ним, но, к сожалению, совсем не помню обстоятельств встречи и его внешний вид; единственным напоминанием об этом случае, как ты знаешь, осталась маленькая дырка у меня в голове. (Ты можешь передать своей леди жене, что я вполне излечился, и лишь иногда меня мучают головные боли. Кроме того, серебряная пластинка, закрывающая дырку в черепе, сильно охлаждается в холодную погоду, и от того у меня слезится левый глаз, и обильно текут сопли, но это неважно).
Поскольку я разделяю твой интерес к мистеру Боннету и его перемещениям, я давно разослал запросы моим знакомым вдоль побережья, так как деятельность этого человека заставляет меня полагать, что, скорее всего, его можно найти там (что довольно утешительно, учитывая большое расстояние между побережьем и твоим орлиным гнездом). Поскольку река наша впадает в море, у меня появилась мысль, что речные капитаны и разные речные бездельники, которые время от времени украшают мой обеденный стол, могут знать об этом человеке.
Я не слишком рад сообщить тебе, что Боннет все еще числится среди живущих, но дружба и долг заставляют меня дать отчет о всех сведениях, полученных мною. Их мало, негодяй, кажется, осознает свое трудное положение и до недавнего времени был очень осторожен".
Джемми пинался и пронзительно вопил. Словно в трансе, она наклонилась и подняла кольцо с пола, не спуская глаз с письма.
- "Я ничего не слышал о нем, кроме того, что он отправился во Францию - хорошая новость. Однако две недели назад у меня гостил человек, некто капитан Листон. "Капитан" - это просто дань вежливости, поскольку он утверждает, что служил на королевском флоте, но я ставлю бочку моего лучшего табака (мешок которого я отправил тебе вместе с письмом, и если ты его не получишь, то сообщи, так как я не совсем доверяю рабу, с которым отправил его), что он даже не нюхал чернила на офицерском патенте, не говоря уже о вони трюмов. Так вот, сей капитан поведал мне свежую и довольно неприятную историю о Боннете.
Находясь в порту Чарльстона, рассказал Листон, он свел знакомство с людьми довольно низкого пошиба, которые пригласили его на петушиные бои, которые проводились во дворе гостиницы "Стакан дьявола".
Среди толпы выделялся один мужчина, как своей прекрасной одеждой, так и щедрой тратой денег. Листон слышал, как к нему обращались по имени Боннет, и хозяин гостиницы сообщил ему, что этот Боннет занимался контрабандой на внешнем берегу и имел связи с торговцами на побережье Северной Каролины, и хотя власти не поддерживали его, они были бессильны пресечь его деятельность, так как города Вилмингтон, Эдентон и Нью-Берн зависели от его торговли.
Листон не стал особенно интересоваться Боннетом, пока не произошла ссора из-за пари насчет боя петухов. Были произнесены взаимные оскорбления, и уже ничего, кроме крови, не могло смыть бесчестие. Зрители охотно переключились на человеческий бой и стали делать ставки.
Одной из сторон конфликта был Боннет, другой - капитан Марсден, армейский капитан на полставки, известный, как хороший фехтовальщик. Этот Марсден, считая себя оскорбленным, проклял глаза Боннета и вызвал его на дуэль. Вызов был принят. Ставки делали, в основном, на Марсдена, хорошо зная его репутацию, но вскоре стало ясно, что в лице Боннета он встретил равного соперника. Через короткое время Боннет разоружил оппонента и серьезно ранил его в бедро. Марсден упал на колени и, не имея иного выхода, заявил о своем поражении.
Однако Боннет не принял его капитуляцию, но вместо этого совершил такую жестокость, которая потрясла всех очевидцев произошедшего. Холодно заявив, что будут прокляты не его глаза, Боннет выткнул шпагой глаза Марсдена, не только ослепив его, но и порезав лицо так, что он теперь будет вызывать ужас и жалость у всех, кому придется его лицезреть.
Оставив своего врага, истекающего кровью, на песке, Боннет вытер лезвие о манишку Марсдена, вложил шпагу в ножны и ушел, забрав сначала у того кошелек, объявив это выигрышем в пари. Ни у кого не хватило смелости остановить злодея, имея перед глазами убедительный пример его искусности в фехтовании.
Я пересказываю тебе эту историю, чтобы познакомить с последним местом нахождения Боннета и предупредить тебя относительно его характера и способностей. Я знаю, что ты уже знаком с первым (его характером), но я привлекаю твое внимание к последним (его способностям), так как беспокоюсь о твоем благополучии. Я не ожидаю, что мой совет, данный из лучших побуждений, найдет отклик в твоем сердце, переполненном отрицательными чувствами по отношению к этому человеку, но я умоляю тебя хотя бы запомнить, что сказал Листон о связях Боннета.
Когда я повстречал этого человека, он был осужденным на смерть уголовником, и я не думаю, что с тех пор он оказал такие услуги короне, что заслужил официальное прощение. И если он так открыто гуляет по Чарльстону, где несколько лет назад едва избежал петли, то очевидно, что он нисколько не боится за свою безопасность, а это означает, что он находится под защитой очень сильных людей. Ты должен обнаружить, кто они, и остерегаться их, если хочешь отомстить Боннету.
Я буду продолжать мои расспросы и уведомлять тебя о полученных сведениях. Тем временем будь здоров и иногда думай о твоем промокшем и продрогшем знакомце из Вирджинии. Остаюсь с наилучшими пожеланиями твоей жене, дочери и семье.
Твой покорный слуга,
Грэй Джон Уильям, эсквайр.
Плантация "Гора Джошуа",
Вирджиния.
Postscriptum: Я искал астролябию по твоей просьбе, но пока не нашел ничего подходящего. Нынче я отправляю в Лондон заказ на мебель и буду рад заказать астролябию в лавке Холлбартона на Зеленой улице, их инструменты славятся высоким качеством".
Очень медленно Брианна откинулась на спинку стула. Она мягко, но решительно закрыла уши сына руками и выругалась.
Я заснула, прислонившись к откосу и положив голову Джейми на колени. Я видела тревожные сны, которые обычно снятся людям, когда они спят в холоде в неудобном положении. Мне снились деревья, бесконечные леса, угнетающие своим однообразием, и каждый ствол, листок, иголка как будто были вырезаны на внутренней стороне моих век, острые, как льдинки. Желтые козьи глаза плавали в воздухе между стволами, в лесу слышалось рычание пантеры и раздавался плач брошенных детей.
Я внезапно проснулась, все еще слыша эхо этого плача. Я лежала в мешанине из одеял и плащей, конечности Джейми переплелись с моими, и редкий холодный снег падал между соснами.
Лед покрыл тонкой корочкой мои брови и ресницы, а мое лицо было холодным и мокрым от растаявшего снега. Не понимая ничего со сна, я инстинктивно протянула руку к Джейми, он пошевелился, закашлялся, и его плечо затряслось под моей рукой. Этот кашель вернул мне память о событиях дня - Джосайя и его брат-близнец, хутор Бердсли, призраки Фанни, ужасный запах гангрены и чистые сильные запахи пороха и земли. И блеяние коз, все еще звучащее в моих ушах.
Тонкий плач раздался за снежной пеленой, и я резко села, отбросив одеяло с россыпью льдистого снега. Не коза. Совсем нет.
Резко разбуженный, Джейми дернулся и мгновенно откатился в сторону от груды одеял и плащей, встав на четвереньки и бросая вокруг быстрые взгляды в поисках угрозы.
- Что? - прохрипел он и потянулся за ножом, который лежал на земле в чехле. Я подняла руку, призывая его не двигаться.
- Не знаю. Звук. Слушай!
Он поднял голову, прислушиваясь, и я увидела движение его горла, когда он мучительно сглотнул. Я не слышала ничего, кроме хруста снега, и не видела ничего, кроме сосен, но Джейми что-то услышал или увидел, его лицо внезапно изменилось.
- Там, - сказал он тихо, кивая мне за спину. Я встала на колени и увидела какую-то кучку тряпья на расстоянии десяти футов от прогоревшего костра. Плач раздался снова, на этот раз отчетливо.
- Иисус Рузвельт Христос, - я едва понимала, что говорю, подбираясь к свертку. Я подняла его с земли и стала ковыряться в слоях ткани. Там было что-то живое, я слышала его плач, но в то же время оно было неподвижным и почти невесомым на моих руках.
Крошечное лицо и лысый череп были синевато-белого цвета, глаза закрыты и кожа сморщена, словно у высохшего фрукта. Я приложила ладонь к носу и рту ребенка и почувствовала слабое влажное дыхание. Почувствовав мою руку, он открыл рот в мяукающем плаче и сильнее сжал веки, словно не желая видеть этот ужасный мир.
- Святый Боже, - Джейми коротко перекрестился, его голос был не громче, чем хрип в бронхах. Он откашлялся, оглядываясь, и попробовал еще раз. - Где женщина?
Потрясенная видом ребенка, я не подумала, откуда он мог появиться, да и теперь не было времени думать об этом. Ребенок немного зашевелился в тряпках, но маленькие ручки были холодны, как лед, а кожа была в синих и фиолетовых пятнах от холода.
- Сейчас это неважно. Дай мой платок, Джейми, будь добр. Бедняжка, совсем замерз.
Я одной рукой расшнуровывала лиф моего платья, который, к счастью, завязывался впереди для удобства одевания во время путешествия. Я развязала корсет и завязки моей рубашки и прижала маленькое существо к моим голым грудям, еще теплым от сна. Порыв ветра ударил холодным снегом по моей голой шее и оголенным плечам. Я торопливо натянула рубашку на ребенка и сгорбилась, дрожа. Джейми обернул мои плечи платком и обхватил нас руками, крепко прижимая к себе, как если бы хотел передать жар своего тела ребенку.
Жар у него были сильный, он весь горел от лихорадки.
- Боже мой, с тобой все в порядке? - я кинула взгляд на его бледное лицо с покрасневшими глазами, но с довольно решительным выражением на нем.
- Да, прекрасно. Где она? - снова спросил он хриплым голосом. - Женщина.
Очевидно, она ушла. Козы лежали, сгрудившись, под прикрытием нависающего берега, и я видела среди них торчащие рога Хирама. Полдюжины пар желтых глаз с любопытством следили за нами, напоминая мне о моем кошмарном сне.
Место, где лежала миссис Бердсли, было пусто, только участок помятой травы указывал, что она вообще была там. Она, должно быть, отошла на значительное расстояние, чтобы родить, потому что возле костра не было никаких следов.
- Это ее ребенок? - спросил Джейми. Я все еще могла слышать звуки мокроты, но хрип в его груди, к моему облегчению, уменьшился.
- Думаю, да. Откуда он может еще появиться?
Все мое внимание принадлежало Джейми и ребенку, который начал шевелиться у меня под грудью, но я все же смогла быстро осмотреть лагерь. Сосны, черные и молчаливые, стояли под тихо падающим снегом. Если Фанни Бердсли ушла в лес, то на густом матраце из сосновых иголок следов не осталось. Снег покрыл инеем стволы деревьев, но на земле его было слишком мало, чтобы следы стали заметны.
- Она не могла уйти далеко, - сказала я, вытягивая шею, чтобы осмотреться из-за плеча Джейми. - Она не взяла лошадь.
Гидеон и миссис Хрюша рядком стояли под елью, грустно прижав уши и выпуская облака пара при дыхании. Увидев, что мы встали, Гидеон топнул ногой и, обнажив большие желтые зубы, заржал, требуя корма.
- Да, старый ублюдок, я иду, - Джейми опустил руки и отстранился, утирая под носом согнутым пальцем.
- Она не могла взять лошадь, если хотела уйти тайно. Если бы она попыталась, то кони подняли бы шум и разбудили меня, - он мягко положил руку на выпуклость под платком. - Я должен пойти и накормить их. С ним все в порядке, сассенах?
- Он согревается, - успокоила я его. - Но он - или она - тоже хочет есть.
Ребенок стал шевелиться сильнее, словно холодный червяк, слепо тычась ртом в поисках груди. Ощущение было ошеломляюще знакомым, и когда рот нашел мою грудь, оба моих соска тут же затвердели, электрические импульсы, покалывая, пробежали по груди.
Я издала тихий потрясенный визг, и Джейми приподнял бровь.
- Он ... хм ... хочет есть, - сказала я, поправляя сверток.
- Я вижу, сассенах, - произнес он, и поглядел на коз, которые уже начали шевелиться и тихонько сонно блеять. - Не он один голодный. Подожди, да?
Мы взяли собой с хутора Бердсли несколько снопов сена, он развязал одну охапку и рассыпал сено возле лошадей и коз, потом вернулся ко мне. Наклонившись, он вытащил один плащ из груды тряпок на земле, который он обернул вокруг моих плеч, потом порывшись в сумках, достал деревянную чашку и целеустремленно направился к козам.
Ребенок сосал мою грудь, со всей силы вцепившись ротиком в сосок. Я решила, что в отношении его здоровья все в порядке, но ощущения были довольно неуютные.
- Не то, чтобы я возражаю, - сказала я, пытаясь отвлечься от них, - но боюсь, что я не твоя мама. Очень жаль.
И где же, черт побери, была его мать? Я медленно обернулась кругом, осматриваясь более внимательно, но не могла различить никаких следов Фанни Бердсли, не говоря уже о том, чтобы понять причину ее молчаливого исчезновения.
Что же, спрашивается, могло случиться? Миссис Бердсли могла иметь причины - и очевидно, имела - скрывать свою беременность под складками многочисленных одежд, но почему она ушла?
- Интересно, почему она не сказала нам? - пробормотала я, глядя на макушку ребенка. Он начал беспокоиться, и я стала покачиваться, чтобы успокоить его. Быть может, она боялась, что Джейми не возьмет ее с нами, если узнает, что она беременна. Я хорошо понимала ее нежелание остаться в этом доме, какие бы не были у нее причины.
Но все-таки, почему она оставила ребенка? Она его оставила? Я мгновение рассматривала возможность того, что кто-то - по моей спине пробежал холод при мысли о пантере - подкрался и утащил ее, но здравый смысл отверг эту версию.
Пантера или медведь, возможно, могли прокрасться в лагерь, не разбудив меня или Джейми, поскольку мы сильно устали, но вряд ли дикие животные могли не напугать коз и лошадей. И потом, зверь, скорее всего, предпочтет нежную лакомую плоть ребенка, а не жесткое мясо миссис Бердсли.
Но если за исчезновение Фанни Бердсли был ответственен человек, почему оставили ребенка?
Или вернули его назад?
Я сильно фыркнула, прочищая нос, потом, поворачивая голову, понюхала воздух в четырех направлениях. Роды - грязное дело, и я хорошо знала его запахи. От ребенка пахло ими, но в воздухе не было ни запаха крови, ни запаха околоплодных вод. Экскременты коз, лошадиный навоз, сено, горьковатый запах пепла и сильная струя от гусиного жира с камфарой на одежде Джейми, но ничего больше.
- Ладно, - сказала я, покачивая сверток, который все больше беспокоился. - Она ушла от костра, чтобы родить. Или она ушла сама, или кто-то заставил ее. Но если кто-то забрал ее, зачем вернул тебя? Тебя могли взять с собой, могли убить или оставить умирать в лесу. О, извини. Не хотела расстраивать тебя. Ш-ш-ш, милый. Тихо, тихо.
Ребенок согрелся достаточно, чтобы начать обращать внимание на другие несовершенства этого мира. Он сердито выплюнул мою пустую грудь и стал барахтаться и вопить довольно громко к тому времени, когда Джейми вернулся с чашкой козьего молока и относительно чистым носовым платком. Скрутив платок в подобие соски, он окунул его в молоко и сунул в открытый рот младенца. Хныканье сразу же прекратилось, и мы с облегчением вздохнули.
- Ага, так то лучше, да? Спокойно, малыш, спокойно, - бормотал Джейми, снова опуская платок в молоко. Я всматривалась в крошечное лицо, все еще бледное и восковое от vernix caseosa(1), но уже не меловое.
- Как она могла оставить его? - озвучила я мучающую меня мысль. - И почему?
Лучшим объяснением было бы похищение. Что еще могло заставить мать оставить своего ребенка? Не говоря уже о том, чтобы сразу после родов уйти в лес, истекая кровью. Я поморщилась от этой мысли, и моя матка сжалась от сочувствия к состоянию женщины.
Джейми покачал головой, не отрываясь от своей задачи.
- У нее были какие-то причины, но только Христос и святые знают о них. Но она не испытывает ненависти к ребенку, иначе она просто оставила бы его в лесу.
Это было правдой, она - или кто-то - тщательно завернула новорожденного и оставила, как можно ближе к костру. Она хотела, чтобы дитя выжило, но без нее.
- Значит, ты думаешь, что она ушла добровольно?
Он кивнул, взглянув на меня.
- Мы рядом с Линией соглашения. Это могли быть индейцы, но если они забрали ее, почему оставили нас? Или не убили? - задал он логичный вопрос. - И индейцы уж точно не оставили бы лошадей. Нет, думаю, она ушла сама. Но почему ... - он покачал головой и снова опустил платок в молоко.
Снег стал падать быстрее, он все еще был сухой и легкий, но уже начал слипаться в крупные хлопья. "Нам нужно скорее ехать, - подумала я, - прежде чем разыграется настоящая буря". Хотя казалось неправильным уехать, не попытавшись узнать что-нибудь о судьбе Фанни Бердсли.
Вся эта ситуация казалась нереальной. Словно женщина исчезла в результате какого-то колдовства, оставив после себя ребенка. Это напомнило мне о шотландских историях о подмененных детях, когда человеческие дети заменялись на отпрысков эльфов. Хотя трудно было вообразить, что могло понадобиться маленькому народцу от Фанни Бердсли.
Понимая, что это бесполезно, я медленно повернулась, оглядываясь вокруг. Ничего. Над нами нависал глиняный обрыв берега, украшенный засохшей, покрытой снегом травой. Тоненькая струйка ручья пробегала по дну недалеко от нас, и деревья шелестели и вздыхали от ветра. Никаких следов ног или копыт на влажном пружинящем слое из игл.
- "И миль немало впереди до сна"(2), - процитировала я, со вздохом поворачиваясь к Джейми.
- А? Нет, до Браунсвилла не больше часа, - уверил он меня. - Или, может быть, два, - поправился он, глядя на белесое от снега небо. - Теперь я знаю, где мы находимся.
Он закашлялся, мучительно сотрясаясь всем телом, потом выпрямился и отдал мне чашку и импровизированную соску.
- На, сассенах. Покорми бедного подменыша, пока я занимаюсь животными.
Подменыш. Подмененный ребенок. Значит, он тоже ощутил сверхъестественную странность этого происшествия. Женщина уверяла, что видела призраков, быть может, один из них пришел за ней? Я вздрогнула и теснее прижала к себе сверток.
- Есть ли поселения ближе, чем Браунсвилл? Куда миссис Бердсли могла уйти?
Джейми, нахмурив брови, покачал головой. Снег, касаясь его горячей кожи, таял и стекал по лицу маленькими струйками.
- Никаких, насколько я знаю, - ответил он.
Он быстро подоил остальных коз, пока я кормила ребенка, и вернулся с ведром теплого молока для нашего завтрака. Я бы хотела чашку горячего чая - мои пальцы замерзли и онемели от макания соски - но белая густая субстанция козьего молока была восхитительна и принесла уют нашим замерзшим и пустым желудкам, также как и малышу.
Ребенок прекратил сосать и обильно намочил пеленки, хороший признак здоровья вообще и не ко времени сейчас, так как перед моего лифа тоже промок.
Джейми торопливо порылся в мешках, на сей раз в поисках сухой одежды. К счастью, на миссис Хрюше была сумка с полосами ткани и хлопковой корпией, которые я использовала для очищения ран и перевязки. Он взял комок тряпок и ребенка, пока я неуклюже пыталась поменять рубашку и корсаж, не снимая юбок и плаща.
- Н-надень свой плащ, - произнесла я, стуча зубами - Ты умрешь от п-проклятой пневмонии.
Он улыбнулся, сосредоточившись на своей работе, кончик его нос пламенел на бледном лице.
- Все хорошо, - прокаркал он, потом нетерпеливо откашлялся с таким звуком, словно рвалась ткань. - Прекрасно, - повторил он твердо, потом замолчал, удивленно расширив глаза.
- О, - сказал он мягко. - Смотри, это девочка.
- Да? - я встала на колени рядом с ним, чтобы посмотреть.
- Довольно некрасивая, - сказал он, критически рассматривая маленькое существо. - Хорошо, что у нее будет порядочное приданное.
- Не думаю, что ты был большим красавцем, когда родился, - сказала я укоризненно. - Ее даже не помыли, бедняжку. А что ты говоришь о ее приданном?
Он пожал плечами, умудряясь держать ребенка под платком, пока подсовывал свернутый кусок ткани под его попку.
- Ее отец умер, мать исчезла. У нее нет братьев и сестер, с кем нужно делиться, и я не нашел никакого завещания в доме Бердсли. Но есть приличный дом, много товаров для торговли, не говоря уже о козах, - он поглядел на Хирама и его семейство и улыбнулся. - Так что, думаю, все это будет принадлежать ей.
- Наверное, это так, - медленно произнесла я. - Значит, она будет довольно богатой маленькой девочкой, не так ли?
- Да, и она только что обкакалась. Ты не могла сделать это, пока я не поменял тебе подгузник? - спросил он раздраженно у ребенка. Ни мало не беспокоясь о выговоре, девочка сонно мигнула и мягко рыгнула.
- О, ладно, - сказал он покорно и, подвинувшись, чтобы закрыть ее от ветра, быстро снял платок и ловко вытер черноватую слизь между ее ног.
Ребенок казался здоровым, хотя довольно маленьким, словно большая кукла с выпирающим от молока животом. Это представляло опасность, с маленьким телом, не имея прослойки жира для термоизоляции, девочка умрет от охлаждения за очень короткое время, если не согревать ее и хорошо не кормить.
- Ее нельзя охлаждать, - я затолкала руки в подмышки, чтобы согреть их, перед тем как взять девочку.
- Не беспокойся, сассенах, я только вытру ей попку, - он замолчал, нахмурившись.
- Что это, сассенах? У нее синяки? Возможно, глупая женщина уронила ее?
Я наклонилась, вглядываясь. Он держал ноги ребенка одной рукой, в другой руке был комок корпии. Немного выше маленьких ягодиц были темные синеватые пятна, словно от ушиба.
Это были не синяки. Это была, своего рода, причина.
- Она не ушиблена, - уверила я его, натягивая один из платков миссис Бердсли на лысую голову ее дочери. - Это монгольские пятна.
- Что?
- Они означают, что ребенок черный, - объяснила я. - Африканец, я имею в виду, или, по крайней мере, наполовину.
Джейми пораженно моргнул, потом наклонился, вглядываясь под платок.
- Нет, она такая же светлая, как ты, сассенах.
Действительно, ребенок был так бледен, словно лишился всей крови.
- Черные дети, обычно, не выглядят черными при рождении, - пояснила я ему. - На самом деле, часто они очень светлые. Пигментация кожи начинает развиваться несколько недель спустя. Но очень часто они рождаются с темными пятнами в основании спинного хребта. Они называются монгольским пятнами.
Он провел рукой по лицу, смахивая снежинки, которые таяли на его ресницах.
- Понятно, - медленно проговорил он. - Это многое объясняет, не так ли?
Да. Мистер Бердсли, конечно же, не был черным. Но отец ребенка был. И Фанни Бердсли, зная - или боясь - что ребенок выдаст ее, как неверную жену, решила сбежать. Я подумала, не имел ли предполагаемый отец какое-то отношение к ее исчезновению.
- Интересно, она была уверена, что отцом ее ребенка был негр? - Джейми мягко коснулся одним пальцем нижней губки девочки, теперь розовой. - Она ведь ее не видела, да? Она рожала в темноте. Если бы она увидела, что девочка белая, она, возможно, отрицала бы свою измену.
- Возможно, но она не стала. Кто мог быть ее отцом, как ты думаешь?
Учитывая жизнь на отдаленном хуторе, у Фанни было мало шансов встретить мужчину, за исключением индейцев, с которыми Бердсли торговал. "У индейских детей могут быть монгольские пятна?" - задумалась я.
Джейми оглянулся на пустынный лес и забрал ребенка.
- Я не знаю, но вряд ли мы что-нибудь сможем выяснить, пока не попадем в Браунсвилл. Едем, сассенах.
Джейми с неохотой решил оставить коз, чтобы как можно быстрее оказаться с ребенком в безопасности.
- Пока им здесь будет хорошо, - сказал он, разбрасывая остатки сена перед ними. - Козы не оставят своего старого друга, а ты пока не сможешь двигаться, да, парень?
Он почесал Хирама между рогами, и мы уехали под недовольное меканье коз, привыкших у нашему обществу.
К этому времени погода ухудшилась, при повышении температуры сухой снег слипся во влажные хлопья, которые покрывали сплошным слоем землю и гривы лошадей.
Закутанная в толстый плащ с множеством платков, поддерживающих ребенка на моем животе, я не мерзла, несмотря на снег, который таял на моем лице и ресницах. Джейми кашлял время от времени, но в целом выглядел более здоровым, чем был с утра; потребность взять на себя ответственность в чрезвычайных обстоятельствах приободрила его.
Он ехал позади меня, бдительно следя за возможным появлением пантеры или другой угрозы. Сама же я полагала, что любая кошка, обладающая чувством собственного достоинства - особенно, набившая желудок козлиным мясом - скорее всего свернулась бы клубком в каком-нибудь уютном убежище, а не бродила бы по снегу. Однако его присутствие за моей спиной давало чувство безопасности, ведь я была довольно уязвима, правя лошадью одной рукой, а другой поддерживая сверток под плащом.
Ребенок спал, но беспокойно, он подергивался, делая медленные вялые движения, словно все еще находился в жидкой среде матки.
- Ты смотришься так, словно носишь ребенка, сассенах.
Я оглянулась через плечо и увидела, что Джейми с веселой усмешкой смотрит на меня из-под полей фетровой шляпы, хотя мне показалось, что в его взгляде было еще что-то, какая-то легкая тоска.
- Вероятно, потому, что я несу - точнее везу - ребенка, - ответила я, устраиваясь в седле удобнее. - Только чужого.
Давление маленьких коленей, головы и локтей, прикасающихся к моему телу, создавало тревожное ощущение беременности, и то, что движения были снаружи живота, не играло никакой роли.
Как если бы притянутый вздутием на моем животе, Джейми подвел Гидеона ко мне. Конь фыркал и задирал голову, пытаясь вырваться вперед, но Джейми сдержал его тихим "Seas!"(3), и Гидеон сдался, пуская пар из ноздрей.
- Ты беспокоишься о ней? - спросил Джейми, кивая на окружающий лес.
Не были необходимости спрашивать, кого он имел в виду. Я кивнула, поддерживая рукой согнутую спинку ребенка, все еще соответствующую форме матки, из которой он появился. Что делала Фанни одна в лесу? Заползла куда-нибудь, чтобы умереть, как раненное животное, или бредет вслепую к какому-то ей одной известному приюту - возможно, к Чесапикскому заливу, притягивающему ее памятью об открытом небе, обширных водах и об ощущении счастья?
Джейми наклонился и положил руку на мою, обвившуюся вокруг спящего ребенка; я чувствовала холод его пальцев без перчаток сквозь ткань плаща.
- Она сделала свой выбор, сассенах, - сказал он. - И она доверила нам ребенка. Мы позаботимся о безопасности девочки, это все, что мы сможем сделать для этой женщины.
Я не могла взять его за руку, но кивнула головой. Он пожал мою руку и отпустил, и я посмотрела вперед, мигая мокрыми слипшимися ресницами.
К тому времени, когда Браунсвилл появился в поле нашего зрения, большая часть моего беспокойства относилась не к Фанни Бердсли, а к ее дочери. Ребенок проснулся и плакал, молотя по моей печени крошечными кулачками в поисках пищи.
Я приподнялась на стременах, всматриваясь в завесу падающего снега. Насколько большим был Браунсвилл? Я видела только несколько крыш сквозь вечнозеленые сосны и лавры. Один мужчина из Гранитных водопадов говорил, что это большое поселение. Но что может означать "большое" здесь в удаленной местности? Какова может быть вероятность, что в Барунсвилле окажется женщина с грудным ребенком?
Джейми опустошил флягу и заполнил ее козьим молоком, но я решила, что лучше достигнуть жилья, где можно покормить ребенка. Еще лучше, если найдется женщина с грудным ребенком, которая могла бы покормить девочку. В противном случае молоко нужно согреть, так как кормить ребенка холодным молоком слишком опасно.
Миссис Хрюша выдохнула облако пара и резво рванула вперед. Она почувствовала жилье и, подняв голову, заржала. Гидеон присоединился к ней, и когда они замолчали, я услышала ответ от многих лошадей впереди.
- Они здесь! - выдохнула я с облегчением. - Милиция! Они дошли!
- Надо было думать, сассенах, - произнес Джейми, твердо натягивая узду, чтобы придержать Гидеона. - Если бы маленький Роджер не смог обнаружить деревню в конце прямого пути, то я стал бы сомневаться не только в остроте его зрения, но и в его уме.
Тем не менее, он тоже улыбался.
Когда мы проехали поворот дороги, я увидела, что Браунсвилл был действительно деревней. Дым серыми струйками поднимался из труб дюжины хижин, рассеянных по склону горы справа от нас, несколько хижин толпились возле дороги и, очевидно, предназначались для торговли, если судить по грудам разбитых бочонков, битого стекла и другого мусора возле них.
Через дорогу от таверны был устроен загон для лошадей с навесом, устланным сосновыми ветками, одна его стена также была обложена ветвями, чтобы дать защиту от ветра. Лошади милиционеров были собраны здесь, фыркая и перебирая ногами в окружающем их облаке смешанного дыхания.
Учуяв прибежище, наши лошади резво потрусили вперед, и мне пришлось натягивать поводья одной рукой, чтобы не позволить миссис Хрюше сорваться на бег, что могло сильно растрясти моего пассажира. Пока я боролась со своей лошадью, невысокая фигура вышла из загона на дорогу перед нами и замахала руками.
- Милорд, - приветствовал Фергюс Джейми, когда возмущенный Гидеон был остановлен. Он всматривался в Джейми из-под вязанной синей шапки, которую он носил надвинутой на брови. - У вас все в порядке? Думаю, вы столкнулись с небольшими трудностями.
- Ох, - неопределенно произнес Джейми, махнув рукой на выпуклость под моим плащом. - Нет, никаких проблем, только ...
Фергюс из-за плеча Гидоена с удивлением посмотрел на выпуклость.
- Quelle virilité, monsieur,(4) - сказал он Джейми тоном глубокого уважения. - Мои поздравления.
Джейми кинул на него уничтожающий взгляд и произвел шотландский звук, как катящиеся под водой валуны. Ребенок снова начал плакать.
- Прежде всего, - сказала я, - здесь есть женщины с младенцами? Этот ребенок нуждается в молоке и очень срочно.
Фергюс кивнул с широко открытыми от любопытства глазами.
- Да, миледи. Я видел, по крайней мере, двух.
- Хорошо, отведи меня к ним.
Он снова кивнул и, взяв повод миссис Хрюши, повел ее к поселению.
- Что случилось? - спросил Джейми и откашлялся. Беспокоясь о ребенке, я не подумала о причине появления Фергюса. Джейми был прав, простое беспокойство о нашем благополучии вряд ли вывело бы Фергюса на дорогу в такую погоду.
- Ах, у нас небольшая проблема, милорд, - он описал события предыдущего дня, закончив с галльским пожатием плеч и выдохом пара. - ... и таким образом мистер Мортон нашел убежище с лошадями, - он кивнул головой на навес, - тогда как мы наслаждаемся гостеприимством Браунсвилла.
Джейми выглядел несколько мрачно, без сомнения, подумав о том, сколько будет стоить ему гостеприимство для сорока мужчин.
- Ммфм. Надо думать, что Брауны не знают, что Мортон здесь?
Фергюс покачал головой.
- Почему Мортон здесь? - спросила я, временно успокоив ребенка, приложив его к груди. - Мне кажется, он уже должен быть далеко на пути к Гранитным водопадам и радоваться, что остался живой.
- Он не уйдет, миледи. Он сказал, что не может отказаться от премии.
Как раз перед нашим отъездом из Риджа пришло письмо от губернатора, где он предлагал сорок шиллингов на человека, чтобы стимулировать вступление мужчин в милицию - значительная сумма, особенно, для новых поселенцев таких, как Мортон, перед холодной зимой.
Джейми медленно провел рукой по лицу. Это была дилемма, отряд нуждался в мужчинах и продовольствии из Браунсвилла, но Джейми не мог зачислить на службу Браунов, которые немедленно попытались бы убить Мортона. Также он не мог заплатить Мортону премию из своих денег. Джейми выглядел так, словно хотел собственноручно убить Мортона, но я не думала, что это было бы разумным решением.
- Возможно, Мортон должен жениться на девушке, - предложила я деликатно.
- Я думал об этом, - сказал Фергус. - К сожалению мистер Мортон имеет жену в Гранитных водопадах.
Он покачал головой, которая в вязанной шапке походила на снежную кочку.
- Почему Брауны не стали преследовать Мортона? - спросил Джейми, следуя своим мыслям. - Если враг угрожал вашей земле и вашей семье, вы не позволяете ему убежать, вы преследуете его и убиваете.
Фергюс кивнул головой, явно знакомый с этим образцом горской логики.
- Я полагаю, они намеревались, - сказал он, - но им помешал маленький Роджер.
Я могла услышать в его голосе скрытое веселье, как и Джейми.
- Что он сделал? - спросил он настороженно.
- Пел им, - сказал Фергюс, развлечение в его голосе стало очевидным. - Он пел почти всю ночь и играл на своем барабане. Все деревня собралась его послушать, там есть шесть мужчин подходящего возраста и две женщины avec lait(5), как я уже говорил миледи.
Джейми кашлянул, вытер рукой под носом и кивнул Фергюсу, махнув рукой в мою сторону.
- Хорошо. Малышку надо накормить, и я не могу остаться здесь, иначе Брауны заподозрят, что Мортон не убежал. Иди и скажи ему, что поговорю с ним позже, как только смогу.
Он направил коня к таверне, и я пнула миссис Хрюшу по бокам, заставляя следовать за ними.
- Что ты собираешься делать с Браунами? - спросила я.
- Христос, - сказал Джейми больше себе, чем отвечая на мой вопрос. - Как, черт побери, я могу знать, - и снова закашлял.
(1)Первородная смазка (лат.), белая сыровидная или восковая субстанция, покрывающая кожу новорожденных.
(2)Роберт Фрост "Снежным вечером в лесу", перевод Б.Зверева.
Наше прибытие с ребенком произвело сенсацию в Браунсвилле. Выражение интенсивного облегчения, возникшее на лице Роджера при виде Джейми, быстро сменилось бесстрастным видом. Я наклонила голову, скрывая улыбку, и искоса взглянула на Джейми - заметил ли он эту быструю смену выражений. Он старательно отвел взгляд в сторону - значит, заметил.
- Ты хорошо справился, - сказал он дружеским тоном, хлопнув Роджера по плечу, прежде чем поздороваться с другими мужчинами и познакомиться с нашими невольными хозяевами.
Роджер кивнул слегка небрежно, но его лицо слабо засветилось, словно кто-то зажег внутри него свечу.
Юная мисс Бердсли вызвала настоящий переполох, одна из кормящих матерей тотчас забрала ее и приложила к груди, вручив мне взамен своего ребенка. Трехмесячный мальчик имел спокойный характер и не возражал против обмена, задумчиво пуская пузыри у меня на руках.
История с мистером и миссис Бердсли вызвала активное обсуждение и предположения, но Джейми, изложив существенно урезанную версию произошедшего, положил конец гвалту. Даже девушка с красными от слез глазами, которую я, руководствуясь рассказом Фергюса, признала, как возлюбленную Исайи Мортона, слушала с открытым ртом, забыв о своем горе.
- Бедное маленькое существо, - сказала она, всматриваясь в ребенка, который отчаянно сосал грудь ее кузины. - Значит, у тебя совсем нет родителей.
При последних словах мисс Браун бросила на отца сердитый взгляд, очевидно, считая, что сиротство имеет свои преимущества.
- Что с ней будет? - спросила практичная миссис Браун.
- О, мы позаботимся о ней, дорогая. Ей будет хорошо с нами, - заверил ее муж, положив ладонь на ее руку и переглядываясь с братом. Заметив эту сцену, Джейми слегка дернул ртом, словно хотел что-то сказать, но потом пожал плечами и повернулся к Генри Галлегеру и Фергюсу. Два его негнущихся пальца тихо постукивали по бедру.
Старшая мисс Браун наклонилась ко мне, собираясь задать очередной вопрос, но внезапный порыв студеного ветра пронесся по комнате и прервал ее. Ветер сорвал промасленные кожи с окон и насыпал в комнату снег, похожий на замороженную дробь. Мисс Браун вскрикнула и бросилась закреплять кожи, все остальные, прекратив обсуждать Бердсли, стали помогать ей.
Пока мисс Бердсли боролась с окнами, я мельком выглянула наружу. Буря разыгралась всерьез. Снег падал сплошной стеной, черная колея дороги скрылась под толстым белым покрывалом, и было совершенно очевидно, что в ближайшее время отряд Фрейзера никуда не может двинуться. Мистер Ричард Браун с несколько недовольным видом предложил нам приют на вторую ночь, и милиционеры были распределены на ночевку в хижины и сараи деревни.
Джейми вышел, чтобы занести наши постельные принадлежности и присмотреть за устройством и кормом для лошадей. По-видимому, он также мог воспользоваться шансом поговорить с Исайей Мортоном, если тот все еще скрывался поблизости.
Я время от времени задавалась вопросом, что Джейми собирался делать с этим горским Ромео, но у меня не было времени для предположений. Наступали сумерки, и я была вовлечена в работу возле очага, так как женщинам предстояло накормить ужином сорок незваных гостей.
Джульетта, то есть младшая мисс Браун, с угрюмым видом забилась в угол и категорически отказалась помогать нам. Но, тем не менее, она взяла на себя заботу о малышке Бердсли, покачивая ее и напевая, даже когда стало совершенно ясно, что девочка уснула.
Фергюс и Галлегер были посланы за козами и вернулись как раз перед ужином, мокрые до колен, и с забитыми снегом бородами и бровями. Козы также были покрыты обледеневшим снегом, с красными от холода и раздутыми от молока выменем. Однако они были рады вернуться к цивилизации и весело блеяли.
Миссис Браун и ее невестка отвели коз к маленькому сараю на дойку, оставив меня ответственной за кастрюлю с тушеным мясом и Хирама, которого поместили возле очага в самодельном загоне, сделанном из перевернутого стола, двух табуретов и сундука с постельным бельем.
Хижина по существу представляла собой одну большую комнату с чердаком наверху и небольшой пристройкой в качестве кладовой. Вся комната была заставлена вещами: столы, скамьи, стулья, бочонки с пивом, связки шкур, маленький ткацкий станок в одном углу комод с часами, неуместно украшенными купидонами, в другом, кровать возле стены, две скамьи с ящиками под сиденьями возле очага, мушкет над камином, и куча одежды, висящей на колышках возле двери - так что присутствие здесь козла было практически не заметно.
Я попыталась осмотреть своего бывшего пациента, который неблагодарно мекнул на меня, высунув синий язык и наставив рога, почерневшие от растаявшего снега.
- Вот твоя благодарность, - сказала я с упреком. - Если бы не Джейми, ты сейчас варился бы в кастрюле на огне, вместо того, чтобы лежать рядом с ним в тепле, ты злобная старая сволочь.
- Ме, - ответил он коротко.
Однако он устал, хотел есть, и рядом не было его гарема, так что он позволил мне почесать ему голову и уши, покормить его пучком сена и, в конце концов, зайти в импровизированный загон, чтобы проверить шину на сломанной ноге. Я сама больше, чем устала, и была очень голодна, поскольку вся моя еда за день состояла из кружки козьего молока, которую я выпила на рассвете. От запаха тушеного мяса и мерцающих теней в комнате я чувствовала пустоту в голове и во всем теле, словно я плавала в футе или двух над полом.
- Ты хороший парень, не так ли? - бормотала, осматривая его ногу. После дня, проведенного с детьми на разных стадиях мокроты и плача, компания раздраженного козла была даже успокоительной.
- Он умрет?
Я удивленно подняла голову; я совершенно забыла о младшей мисс Браун, спрятавшейся в тени. Сейчас она стояла возле очага все еще с ребенком Бердсли на руках и, нахмурившись, смотрела на Хирама, который жевал край моего фартука.
- Нет, - ответила я, выдергивая фартук у него изо рта. - Я не думаю.
"Как же ее зовут? - я рылась в памяти, вспоминая имена и лица людей, представленных нам по прибытии. - Алисия, кажется". Хотя я не могла думать о ней иначе, как о Джульетте.
Она была ненамного старше Джульетты, пятнадцать лет не больше, и была еще совсем ребенком с круглым пухлым лицом, узкая в плечах и широкая в бедрах. Да уж, конечно, не жемчужина в ухе мавра.(1) Она молчала, и я, чтобы поддержать разговор, кивнула на ребенка у нее на руках:
- Как младенец?
- Хорошо, - вяло ответила она, уставившись на козла, потом внезапно из глаз ее хлынули слезы.
Я сильно протерла лицо, пытаясь собраться с силами, чтобы иметь дело еще с одной проблемой. Где мать этой гадкой девчонки? Я бросила быстрый взгляд на дверь, но ничего не было видно и слышно. В данное время мы были одни, женщины доили коз или готовили ужин, мужчины занимались животными.
Я вышла из хирамова загона и взяла ее за руку.
- Послушай, - сказала я тихим голосом. - Исайя Мортон не стоит этого. Он женат. Ты не знала об этом?
Глаза ее широко открылись от потрясения, потом сильно сжались, и из них снова брызнули слезы. Нет, очевидно, не знала.
Слезы лились вниз по ее щекам и капали на головку ребенка. Я мягко забрала его, подталкивая ее одной рукой к скамейке возле очага.
- К-как вы ...? К-кто ...? - она задыхалась от рыданий, пытаясь одновременно задать вопрос и успокоиться. Снаружи что-то крикнул мужчина, и она отчаянно вытерла щеки рукавом.
Этот жест напомнил мне о том, что если для меня ситуация казалась мелодраматичной, даже немного комичной - то для вовлеченных в нее людей она была вопросом большой важности. В конце концов, ее родственники пытались убить Мортона и, конечно, будут пытаться еще, если он попадется им на глаза. Я застыла при звуке шагов, и ребенок у меня на руках зашевелился и захныкал. Но шаги прошли мимо и исчезли в шуме ветра.
Я села возле Алисии Браун, с облегчением давая отдых ногам. Каждый мускул и сустав в моем теле болели после прошедших дня и ночи. Джейми и мне, без сомнения, придется провести ночь на полу, завернувшись в одеяла, и я со страстным желанием смотрела на грязные доски возле очага.
В этой большой комнате было на удивление мирно - снег шелестел снаружи, кастрюля булькала на огне, заполняя воздух соблазнительными ароматами лука, оленины и репы. Ребенок спал на моей груди, излучая мирную доверчивость. Мне хотелось просто сидеть и держать его на руках, не думая ни о чем, но долг звал.
- Как я узнала? Мортон сказал одному из мужчин в отряде моего мужа, - сказала я. - Я не знаю, кто его жена, кроме того, что она живет в Гранитных водопадах.
Я погладила маленькую спинку, ребенок слабо рыгнул и расслабился, обдавая теплым дыханием мою шею. Женщины вымыли и смазали девочку маслом, и она пахла сейчас, как свежий блин. Одним глазом я бдительно следила за дверью, другим за Алисией Браун на случай дальнейшей истерики.
Она плакала и фыркала, временами икала, потом замолчала, уставившись в пол.
- Жалко, что я не умерла, - прошептала она снова тоном такого сильного отчаяния, что я пораженно повернулась к ней. Она сидела, сгорбившись, волосы ее свисали из-под чепца, а руки были сложены на животе охранительным жестом.
- О, дорогая, - сказала я. С учетом ее бледности и ее отношения к ребенку Бердсли, этот жест позволил мне легко прийти к определенному выводу. - Твои родители знают?
Она быстро взглянула на меня, но не стала спрашивать, как я узнала.
- Мама и тетя знают.
Она дышала через рот, хлюпая носом.
- Я думала ... думала, папа позволит нам пожениться, если я ...
Я никогда не считала, что шантаж был подходящим основанием для успешного брака, но сейчас было не время говорить об этом.
- Ммм, - сказала я вместо этого. - А мистер Мортон знает об этом?
Она отрицательно покачала головой.
- Он ... у его жены есть дети, вы знаете?
- Не имею понятия.
Я повернула голову и прислушалась. Ветер снаружи доносил мужские голоса. Она тоже их слышала; с неожиданной силой схватив мою руку, она с мольбой уставилась на меня своими мокрыми карими глазами со слипшимися ресницами.
- Я слышала, как мистер МакКензи и мужчины разговаривали вчера. Они сказали, что вы целительница, миссис Фрейзер. Один из них сказал, что вы колдунья, вы можете ... насчет младенцев. Вы знаете как ...
- Кто-то идет, - прервала я ее. - Вот, подержи девочку, мне нужно помешать мясо.
Я бесцеремонно толкнула ребенка в ее руки и поднялась. Когда дверь открылась, впустив ветер и снег вместе с мужчинами, я стояла возле очага с ложкой в руке и смотрела на кастрюлю, и мысли мои кипели, как тушеное мясо в ней.
У нее не было времени, чтобы спросить прямо, но я поняла, что она собиралась сказать. "Колдунья", - назвала она меня. Она хотела, чтобы я помогла ей избавиться от ребенка. Как? Как женщина могла думать о таком, держа на руках только что рожденное дитя?
Но она была очень молода. Очень молода и потрясена от того, что ее возлюбленный оказался с ней нечестным. И еще далеко до того, когда беременность станет заметной, и ребенок зашевелится в животе. Сейчас она еще не воспринимает его, как реальное живое существо. Сначала она видела его, как средство давления на отца, а сейчас он кажется ей ловушкой, в которую она попала.
Неудивительно, что она обезумела, отчаянно ища выхода. "Ей нужно дать немного времени, чтобы оправиться, - думала я, глядя на скамью, где она сидела в тени. - Мне нужно поговорить с ее матерью, тетей ..."
Внезапно рядом со мной появился Джейми и стал потирать над огнем покрасневшие руки; на сгибах его одежды таял снег. Он выглядел чрезвычайно веселым, несмотря на простуду, осложнения с любовной жизнью Исайи Мортона и бурю, продолжающуюся снаружи.
- Как дела, сассенах? - спросил он хрипло и, не дожидаясь ответа, забрал у меня ложку, крепко обхватил за талию холодной рукой и, приподняв, подарил сердечный поцелуй, тем более ошеломляющий, что его отрастающая борода была забита снегом.
Немного оправившись от такого энергичного объятия, я поняла, что общее настроение в комнате было таким же радостным. Мужчины весело хлопали друг друга по спинам, топали ногами, отряхивали плащи под аккомпанемент крика и смеха.
- В чем дело? - спросила я, оглядываясь вокруг. К моему удивлению, в центре толпы стоял Джозеф Вемисс. Кончик его носа был красным от холода, и он едва держался на ногах от дружеских ударов по спине. - Что случилось?
Джейми ослепительно улыбнулся, зубы засияли среди заросшего обледеневшего лица, и сунул мне в руки помятый лист бумаги, на котором все еще оставались куски красного воска.
Чернила расплылись, но я смогла разобрать слова. Услышав о намечающемся походе генерала Уоделла регуляторы решили, что осторожность - лучшая доблесть, и разошлись по домам. И в соответствии с приказом губернатора Трайона милиция распускалась.
- О, хорошо! - сказала я и, обхватив Джейми обеими руками, вернула ему поцелуй, несмотря на снег и лед в его бороде.
Взволнованные новостью милиционеры решили воспользоваться плохой погодой и отпраздновать окончание миссии. Брауны, обрадованные тем, что не обязаны теперь вступать в милицию, присоединились к празднованию, вынеся три больших бочонка лучшего пива, сваренного Томасиной Браун, и шесть галлонов сидра - за полцены.
К тому времени, когда ужин был закончен, я сидела в углу с ребенком Бердсли на руках в полуобморочном состоянии от усталости и держалась в вертикальном положении только потому, что не было места, куда можно было лечь. Воздух был тусклый от дыма и гудел от голосов; я выпила крепкого сидра за ужином, и все лица теперь сливались в одно размытое пятно, что несколько сбивало с толку.
У Алисии Браун не было никакой возможности поговорить со мной, а я не имела возможности поговорить с ее матерью или тетей. Девушка с выражением угрюмого страдания на лице сидела возле импровизированного загона Хирама и периодически скармливала ему корки кукурузного хлеба.
Роджер по просьбе большинства пел французские баллады мягким проникновенным голосом. Лицо молодой женщины появилось передо мной, как размытое бледное пятно с вопросительно приподнятыми бровями. Она произнесла что-то, утонувшее в гуле голосов, и мягко забрала у меня ребенка.
Да, конечно, ее звали Джемайма, мать с грудным ребенком, которая взяла на себе заботу о малышке. Я встала, уступая ей место, и она, усевшись, тут же приложила девочку к груди.
Я прислонилась к каминной полке, с отстраненным чувством одобрения наблюдая, как она, придерживая ладонью голову ребенка, направила его рот к соску, что-то ласково бормоча. Она была нежной и деловитой - хорошее сочетание. Ее собственный ребенок, мальчик по имени Кристофер, мирно посапывал на руках бабушки, курившей глиняную трубку.
Я вглядывалась в Джемайму и испытывала странное чувство дежавю. Я мигнула, пытаясь опознать мимолетное ощущение, и поняла, что это были чувства всеобъемлющей близости, теплоты и чрезвычайного покоя. На мгновение мне показалось, что они исходят от кормящей матери, но потом с удивлением поняла, что это чувства не матери, а ребенка. Я ясно помнила - если это была память - тепло материнского тела и уверенность в абсолютной любви.
Я закрыла глаза и прижалась сильнее к стене у камина, чувствуя, что комната начала медленное ленивое вращение вокруг меня.
"Бьючемп, - пробормотала я, - ты напилась".
И не только я. Довольные перспективой скорого возвращения домой, милиционеры поглотили почти все количество горячительных напитков в Браунсвилле. Тем не менее, вечеринка начинала затихать, мужчины постепенно расходились к местам своих ночевок, одни к холодным постелям под навесами и сараями, другие к одеялам возле теплых очагов.
Я открыла глаза и увидела, что Джейми, откинув голову, широко зевает, словно бабуин. Он моргнул и поднялся, стряхивая оцепенение от еды и пива, потом поглядел в направлении очага и увидел меня. Он устал также, как я, но голова, очевидно, у него не кружилась, судя по тому с какой легкой непринужденностью он потянулся и встал.
- Я собираюсь пойти посмотреть лошадей, - сказал он мне голосом, хриплым от гриппа и разговоров. - Не возражаешь против прогулки при лунном свете, сассенах?
Снег прекратился, и лунный свет лился сквозь истончившиеся облака. Холодный воздух, в котором еще ощущался призрак прошедшей бури, тек в легкие и значительно способствовал прекращению головокружения.
Я испытывала детское восхищение от того, что первой иду по свежему снегу, и шагала, старательно ставя ноги, а потом оглядывалась, чтобы полюбоваться моими следами. Цепочка следов была не очень прямой, но ведь никто не проверял меня на трезвость.
- Ты можешь произнести алфавит задом наперед? - спросила я Джейми, цепочка следов которого дружно повторяла изгибы моей.
- Думаю, да, - ответил он. - Какой? Английский, греческий или иврит?
- Неважно, - я сильнее уцепилась за его руку. - Если ты помнишь их в прямом порядке, ты в лучшем состоянии, чем я.
Он тихо рассмеялся, потом закашлялся.
- Ты никогда не напивалась, сассенах. Не от трех кружек сидра.
- Должно быть, это усталость, - сказала я сонно. - Я чувствую себя так, словно моя голова, как воздушный шарик, покачивается на ниточке. И откуда ты знаешь, сколько я выпила? Ты считал?
Он снова рассмеялся и обхватил мою ладонь там, где она держалась за его руку.
- Мне нравится наблюдать за тобой, сассенах. Особенно в компании. Твои зубы так красиво сверкают, когда ты смеешься.
- Льстец, - сказала я, чувствуя себя немного польщенной. Учитывая, что я не мылась уже несколько дней и не меняла одежду, мои зубы были, вероятно, единственным во мне, чем можно было восхищаться. Однако от знаков его внимания становилось теплее.
Снег был сухой, и снежная корка сминалась под нашими ногами с тихим хрустом. Я могла слышать дыхание Джейми, все еще сиплое и тяжелое, но хрип в его груди прошел, и его кожа уже не горела.
- К утру разъяснит, - сказал он, глядя на туманную луну. - Ты видишь кольцо?
Огромный круг туманного света, окружающий луну и занимающий почти всю восточную половину неба, трудно было не увидеть. Сквозь него слабо светили звезды, но примерно через час они засияют чисто и ярко.
- Да. Мы можем завтра отправиться домой?
- Конечно. Однако думаю, дорога будет грязной. Чувствуешь, воздух изменяется, он сейчас холодный, но завтра, как только солнце поднимется достаточно высоко, снег станет таять.
Возможно, так и будет, но сейчас было довольно холодно. Навес для лошадей был укреплен ветками сосны и тсуги и походил на маленький пушистый пригорок, засыпанный снегом. Теплое дыхание лошадей растаяло снег на отдельных участках, и от них поднимались едва видимые струи пара. Все было спокойно с почти осязаемым ощущением сонливости.
- Мортону уютно, если он здесь, - заметила я.
- Не думаю, что он здесь. Я отправил Фергюса, сказать ему, что милиция распущена, как только Вемисс прибыл.
- Да, но если бы я была Мортоном, я бы не рискнула отправиться домой в бурю, - произнесла я с сомнением.
- Вероятно, рискнула, если бы за тобой охотились Брауны с ружьями, - сказал он. Тем не менее, он остановился и, немного повысив хриплый голос, позвал: - Исайя!
Из кустарной конюшни не было никакого ответа, и, снова взяв мою руку, он повернул к дому. Снег уже не был девственным, его пересекали не только наши следы, но и следы мужчин, которые расходились по своим местам ночлега. Роджер уже не пел, но из дома еще раздавались голоса оставшихся гуляк.
Не желая возвращаться в атмосферу дыма и шума, мы по молчаливому согласию отправились вокруг дома, наслаждаясь тишиной снежного леса и близостью друг друга. Завернув за угол, я увидела, что открытая дверь пристройки скрипела на ветру, и указала на нее Джейми.
Он сунул голову внутрь, чтобы посмотреть, что там, и потом вместо того, чтобы закрыть дверь, взял меня за руку и затащил в нее.
- Я хотел кое-что спросить у тебя, сассенах, - сказал он. Он оставил дверь открытой, и лунный свет тек внутрь, освещая призрачным светом висящие окорока и большие бочки и мешки, загромождавшие пристройку.
Внутри было холодно, но из-за отсутствия ветра мне стала тепло, и я сняла капюшон с головы.
- В чем дело? - спросила я с любопытством. Свежий ветер прочистил мне голову, и хотя я знала, что усну, как мертвая, как только прилягу, в настоящей момент я не чувствовала усталости, а только приятное чувство завершенности и исполненного долга. Это были трудные день и ночь, и ужасный день до этого, но теперь все закончилось, и мы были свободны.
- Ты хочешь его, сассенах? - спросил он мягко. Его лицо было бледным овалом с облачками дыхания перед ним.
- Кого? - удивленно спросила я. Он весело фыркнул.
- Ребенка. Кого еще?
Кого еще, действительно.
- Хочу ли я взять ее себе, ты это имеешь в виду? - спросила я осторожно. - Удочерить ее?
Эта мысль не приходила мне в голову, но, должно быть, скрывалась где-то в моем подсознании, так как его вопрос меня не удивил.
С утра я ощущала, что мои груди налились и стали чувствительными, и я сохранила в памяти ощущение требовательного ротика девочки на моем соске. Я не могла кормить ребенка грудью, но могли Брианна или Марсали. Или она могла питаться козьим или коровьим молоком.
Я внезапно осознала, что обхватила одну грудь ладонью, слегка сжимая ее. Я сразу же убрала руку, но Джейми увидел, он пододвинулся ближе и обнял меня одной рукой. Я положила голову на его грудь, ощущая холод и грубую вязку его охотничьей рубашки на моей щеке.
- Ты хочешь ее? - спросила я, не уверенная, надеюсь ли на его положительный ответ или боюсь его. Ответом стало легкое пожатие плеч.
- У нас большой дом, сассенах, - сказал он. - Достаточно большой.
- Хм, - произнесла я. Это не было прямым заявлением, но было принятием обязательства, как бы завуалировано оно не было выражено. Он взял Фергюса из парижского борделя через три минуты после знакомства. Если он возьмет это дитя, он будет обращаться с ней, как с дочерью. Но станет ли он любить ее? Никто не мог обещать ей любовь - не он ... и не я.
Он понял сомнение в моем голосе.
- Я видел, как ты ехала с ребенком, сассенах. У тебя всегда такой нежный вид, но когда я увидел тебя с ребенком под плащом ... я вспомнил, как ты выглядела, когда носила Фейт.
Я задохнулась. Услышать, как просто он произносит имя нашей первой дочери, было потрясением. Мы редко говорили о ней, ее смерть была так давно в прошлом, что иногда казалась нереальной, и все же боль от той потери ощущалась нами обоими. Фейт никогда не была для нас нереальной.
Она была рядом со мной всякий раз, когда я прикасалась к ребенку. И эта девочка, эта безымянная сирота, такая маленькая и хилая, с такой тонкой кожей, что на ней четко выделялись синие нити вен ... Да, напоминание о Фейт было сильным. Однако она не была моим ребенком. Хотя могла быть, об этом говорил Джейми.
Возможно, она была для нас подарком судьбы? Или, по крайней мере, нашей ответственностью?
- Ты думаешь, мы должны забрать ее? - спросила я осторожно. - Я имею в виде, что с ней произойдет, если мы не возьмем ее?
Джейми слабо фыркнул, опуская свою руку и прислоняясь к стене. Он вытер рукавом нос и наклонил голову в сторону слабого шума голосов, проникающего сквозь бревна.
- О ней будут хорошо заботиться, сассенах. Она ведь наследница, знаешь ли.
Этот аспект вопроса, как-то вообще выпал из моего внимания.
- Ты уверен? - спросила я с сомнением. - Я имею в виду, что она незаконнорожденная ...
Он покачал головой, прерывая меня.
- Нет, она законнорожденная.
- Но этого не может быть. Никто кроме нас двоих пока не знает этого, но ее отец ...
- Ее отцом был Аарон Бердсли, насколько это касается закона, - сообщил он мне. - Согласно английскому законодательству, ребенок, рожденный в браке, юридически является ребенком мужа - и наследником - даже если известно, что его мать прелюбодействовала. Ведь эта женщина говорила, что Бердсли женился на ней, да?
Я неожиданно поняла, почему он слишком упорно настаивает именно на этом английском законе, и, слава Богу, поняла причину прежде, чем ответить ему.
Уильям. Его сын, зачатый в Англии, и - насколько все полагали в Англии, за исключением лорда Грэя - девятый граф Элсмир. Очевидно, что юридически он был девятым графом, согласно тому, что мне говорил Джейми, независимо от того, был ли восьмой граф его отцом или нет. "Да, закон, что дышло", - подумала я.
- Понятно, - медленно произнесла я. - Значит эта малышка унаследует всю собственность Бердсли, даже если они обнаружат, что он никак не мог быть ее отцом. Это ... ободряет.
Взгляды наши на мгновение встретились, потом он опустил глаза.
- Да, - сказал он спокойным голосом, - ободряет.
Возможно, в его голосе был намек на горечь, но он исчез без следа, когда Джейми откашлялся.
- Таким образом, - продолжил он твердо, - ей нечего опасаться пренебрежения. Сиротский суд передаст всю собственность Бердсли - коз и все прочее, - добавил он со слабой усмешкой - ее опекуну, чтобы тот использовал имущество для блага девочки.
- И самого опекуна, - сказала я, внезапно вспомнив взгляд, которым Ричард Браун обменялся с братом, говоря о том, что о девочке позаботятся. Я потерла замерзший кончик носа. - Значит, Брауны возьмут ее с охотой?
- О, да, - согласился он. - Они знали Бердсли и понимают, какую ценность она представляет. Забрать ее у них будет не простым делом, но если ты захочешь, сассенах, то ты ее получишь. Я тебе обещаю.
От всего этого обсуждения у меня возникло странное чувство. Что-то, похожее на панику, словно невидимая рука подталкивала меня к краю пропасти. Было ли это краем опасного утеса или возвышением, с которого открывается еще большая перспектива, не известно.
Я видела мысленным взором изгиб черепа ребенка и уши, словно из тонкой бумаги, маленькие и прекрасные раковины, розовые завитушки с легким оттенком синего цвета.
Чтобы дать себе время привести в порядок мысли, я спросила:
- Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что дело будет не простым? Ведь у Браунов нет никаких оснований требовать ее себе, не так ли?
Он покачал головой.
- Нет, но ведь они не стреляли в ее отца.
- Что ... о ...
Эту ловушку я не предвидела - возможность того, что Джейми могли обвинить в убийстве Бердсли с целью завладеть его домом и товарами посредством удочерения сироты. Я сглотнула, ощущая в горле слабый привкус желчи.
- Но никто, кроме нас, не знает, как умер Аарон Бердсли, - указала я. Джейми сказал всем, что торговец умер в следствие апоплексического удара, не упомянув о своей роли ангела-избавителя.
- Нас и миссис Бердсли, - сказал он со слабой иронией в голосе. - Что, если она возвратится и обвинит меня в убийстве ее мужа? Трудно будет оправдаться, особенно, если я заберу девочку.
Я не стала спрашивать, зачем она могла бы сделать это. В свете того, что мы о ней знали, Фанни Бердсли могла сделать что угодно.
- Она не вернется, - сказала я. Насколько я не была уверена во всем остальном, в этом отношении я говорила правду. Куда бы Фанни Бердсли не отправилась - и почему - она ушла навсегда.
- Даже если она обвинит тебя, - продолжила я, отодвигая воспоминания о заснеженном лесе и свертке возле потухшего костра, - я тоже была там. Я могу рассказать, что случилось.
- Если тебе позволят, - согласился Джейми. - Но, скорее всего, тебе не разрешат. Ты замужняя женщина, сассенах. Ты не можешь свидетельствовать в суде, даже если бы ты не была моей женой.
Это замечание заставило меня внезапно задуматься. Живя в глухой местности, я редко сталкивалась лично с возмутительными образцами юридической несправедливости, но слышала о некоторых из них. Он был прав. Как замужняя женщина, я не имела никаких юридических прав. Довольно иронично, но Фанни Бердсли, будучи вдовой, их имела. Она могла свидетельствовать в суде, если бы захотела.
- Проклятие! - с чувством произнесла я, и Джейми тихо рассмеялся, потом закашлялся.
Я фыркнула, выпустив довольно большое облако белого пара. На мгновение мне стало жаль, что я не дракон, было бы чрезвычайно приятно выдохнуть огонь и серу на некоторых людей, начиная с Фанни Бердсли. Вместо этого я вздохнула, и мое белое бессильное дыхание исчезло в полусумраке пристройки.
- Понятно, почему ты назвал дело "не простым", - сказала я.
- Да, но я не сказал, что оно невозможно.
Он поднял мое лицо, обхватив мой подбородок своей большей холодной рукой. Его глаза, темные и напряженные, смотрели в мои.
- Если ты хочешь ребенка, Клэр, то я возьму его и справлюсь со всем, что за этим последует.
Если я хочу ее. Внезапно я ощутила вес ребенка, спящего под моей грудью. Я забыла лихорадку материнства, отодвинула память о восторге, панике, усталости, возбуждении. Но появление Германа, Джемми и Джоан ярко напомнили мне об этих чувствах.
- Один последний вопрос, - сказала я, беря его руку и переплетаясь с ней пальцами. - Отец ребенка не был белым. Что это может значить для нее?
Я знала, что это будет значить в Бостоне 1960-х годов, но это было другое место и другое время, и хотя здесь и сейчас общество было более суровым и менее просвещенным, чем там, откуда я прибыла, оно было значительно более терпимым.
Джейми задумался, выбивая негнущимися пальцами правой руки тихий ритм по бочонку с соленой свининой.
- Я думаю, все будет в порядке, - сказал он, наконец. - Нет никакой опасности, что ее обратят в рабство. Даже если можно будет доказать, что ее отец был рабом - а таких доказательств нет - ребенок приобретает статус матери. Ребенок, рожденный свободной матерью, свободен, ребенок, рожденный рабыней - раб. И какой бы не была эта женщина, она не была рабыней.
- Официально, по крайней мере, - сказала я, вспомнив об отметках на косяке двери. - Но не касаясь вопроса рабства ...?
Джейми вздохнул и выпрямился.
- Я думаю, нет, - сказал он. - Не здесь. В Чарльстоне, да, это имело бы значение, по крайней мере, если бы ей пришлось вращаться в обществе. Но не в этой глуши.
Он пожал плечами. Действительно, возле Линии соглашения было много детей от смешанных браков. Для поселенцев было обычным делом брать жен из племен чероки. Более редко встречались дети от связи между белыми и черными людьми, но их было много в прибрежных областях. Большинство из них были рабами, но тем не менее.
Маленькой мисс Бердсли не придется вращаться в обществе, по крайней мере, если мы оставим ее Браунам. Здесь ее состояние имело бы гораздо большее значение, чем цвет ее кожи. С нами ей в этом плане будет труднее, поскольку Джейми был - и всегда будет - несмотря на нехватку средств, светским человеком, джентльменом.
- Вообще-то это не последний вопрос, - сказала я, приложив его холодную руку к моей щеке. - Последний вопрос - почему ты предложил мне это?
- О, я просто подумал ... - он опустил руку и отвел взгляд, - о том, что ты говорила, когда мы вернулись домой со сбора. Что ты могла выбрать бесплодие, но не сделала это из-за меня. Я подумал ... - он снова замолчал и сильно потер согнутым пальцем вдоль носа. Он глубоко вздохнул и начал снова.
- Я не хочу, - сказал он твердо, обращаясь к воздуху перед собой, как если бы стоял перед судом, - чтобы ты рожала ребенка ради меня. Я не могу рисковать тобой, сассенах, - его голос внезапно стал хриплым, - даже ради дюжины детей. У меня есть дочери и сыновья, племянники и племянницы, внуки, у меня достаточно детей.
Теперь он взглянул на меня и мягко произнес:
- Но у меня нет жизни, кроме тебя, Клэр.
Он громко сглотнул и продолжил, не спуская с меня глаз.
- Но я подумал ... если ты хочешь еще одного ребенка, возможно, я смогу дать его тебе.
Слезы навернулись мне на глаза. В пристройке было холодно, и наши пальцы занемели от стужи. Я сильно сжала его руку.
Пока мы разговаривали, мой мозг работал, просчитывая возможности, оценивая трудности и мечтая о счастье. Но мне уже не нужно было думать об этом - решение было принято. Ребенок был искушением, как для плоти, так и для духа, я знала блаженство неограниченного единения, так же как и сладостно-горькую радость от осознания того, что это единение исчезает, когда ребенок познает себя и отдаляется, становясь личностью.
Но я уже пересекла некую тонкую грань. Было ли это от того, что мой лимит материнства, данный природой, исчерпан, или от того, что я знала, что мои обязательства лежат в иной сфере ... но мое материнское чувство было удовлетворено, мой материнский долг исполнен.
Я уткнулась лбом в его грудь и произнесла в ткань, закрывающую его сердце:
- Нет. Но Джейми ... я так тебя люблю.
Мы какое-то время стояли, обнявшись и слушая шум голосов в доме за стеной, и молчали, ощущая покой и удовлетворение. Мы были совершенно измотаны, но нам не хотелось покидать мирную атмосферу нашего простого убежища.
- Нам нужно пойти в дом, - пробормотала я, наконец, - а то мы упадем прямо здесь, и нас найдут утром вместе с окороками.
Слабый хрип смеха сотряс его грудь, но прежде чем он мог ответить, на нас упала тень. В дверях пристройки кто-то стоял, перекрывая лунный свет.
Джейми резко поднял голову, руки на моих плечах напряглись, но потом ослабли, позволив мне отстраниться и обернуться.
- Мортон, - произнес Джейми многострадальным голосом, - что, во имя Христа, ты здесь делаешь?
Исайя Мортон вовсе не походил на записного соблазнителя, но полагаю, что вкусы различаются. Он был ниже меня ростом, но шире в плечах с бочкообразным туловищем и слегка кривыми ногами. Правда, у него были довольно приятные глаза и красивые волнистые волосы, хотя я не могла сказать какого они цвета. Я прикинула, что ему было немногим более двадцати лет.
- Полковник, сэр, - произнес он шепотом. - Мэм, - он коротко поклонился, - не хотел вас пугать. Но я услышал голос полковника и решил воспользоваться шансом, так сказать.
Джейми рассматривал Мортона, сузив глаза.
- Воспользоваться шансом? - повторил он.
- Да, сэр. Я никак не мог придумать, как мне вызвать Эли, и все кружил вокруг дома, и услышал, как вы с леди разговариваете.
Он снова поклонился мне, словно по рефлексу.
- Мортон, - произнес Джейми тихо, но со стальными нотками в голосе, - почему ты не уехал? Разве Фергюс не сказала тебе, что милиция распущена?
- О, да, сэр, сказал, - не сей раз он поклонился Джейми. - Но я не мог уехать, сэр, не увидев Эли.
Я откашлялась и взглянула на Джейми, который вздохнул и кивнул мне.
- Э ... боюсь, что мисс Браун услышала о ваших прежних обязательствах, - сказала я деликатно.
- А? - Исайя выглядел непонимающим, и Джейми раздраженно фыркнул.
- Она имеет в виду, что девушка знает, что у тебя есть жена, - сказал он жестко, - и если ее отец не пристрелит тебя при встрече, то она сама проткнет тебе сердце. А если они не смогут, - он выпрямился, достигнув угрожающей высоты, - то это сделаю я голыми руками. Что за мужчина может соблазнить девушку и наградить ее ребенком, не имея права дать ему свое имя?
Исайя Мортон побледнел заметно даже в лунном свете.
- Ребенком?
- Да, - сказала я холодным тоном.
- Да, - подтвердил Джейми, - и теперь тебе, ничтожный двоеженец, лучше убраться отсюда, иначе ...
Он резко замолчал, поскольку рука Исайи вынырнула из-под плаща с пистолетом. Стоя рядом, я увидела, что он был заряжен, и курок был взведен.
- Мне жаль, сэр, - сказал он извиняющимся тоном и облизал губы, переводя взгляд с Джейми на меня и обратно. - Я не причиню вам вреда, тем более вашей леди, но поймите, мне очень нужно увидеть Эли.
Его довольно пухлые черты лица затвердели, но губы слегка дрожали, хотя пистолет он держал довольно твердо.
- Мэм, - сказал он мне, - не будете ли вы так добры, чтобы пойти в дом и позвать Эли? Мы будем ждать здесь ... полковник и я.
Сначала у меня не было времени испугаться, но теперь я действительно не боялась, только была безмерно удивлена.
Джейми на мгновение закрыл глаза, словно молил бога дать ему терпения. Потом открыл их и вздохнул, испустив белое облака пара.
- Опусти пистолет, идиот, - сказал он почти любезно. - Ты прекрасно знаешь, что не выстрелишь в меня, и я тоже это знаю.
Исайя теснее сжал губы и палец на курке, и я задержала дыхание. Джейми продолжал смотреть на него со смесью раздражения и жалости во взгляде. Наконец, палец на курке расслабился и ствол пистолета опустился, так же как и глаза Исайи.
- Мне только нужно увидеть Эли, полковник, - сказал он тихо, глядя в пол.
Я медленно выдохнула и взглянула на Джейми, тот поколебался, потом кивнул.
- Ладно, сассенах. Иди, только будь осторожна, хорошо?
Я кивнула и пошла к дому, слыша, как сзади Джейми бормотал себе под нос по-гэльски что-то о свихнувшемся Мортоне.
Я не была уверена, что он действительно не сошел с ума, но я также чувствовала силу его страстной мольбы. Если кто-нибудь из Браунов узнает про это свидание, разразится настоящий ад - и заплатит за это не только один Мортон.
Пол внутри дома был устлан спящими телами, завернутыми в одеяла, хотя несколько мужчин еще сидели возле очага, болтая и передавая по кругу кувшин с пивом. Я пригляделась, к счастью, Ричарда Брауна среди них не было.
Я осторожно пробиралась по комнате, скользя между телами, иногда переступая через них. По дороге я взглянула на кровать, стоящую возле стены. Ричард Браун и его жена крепко спали на ней, надвинув респектабельные ночные колпаки на самые уши, хотя в доме было очень тепло от множества тел.
Было только одно место, где могла спать Алисия Браун, и я, как можно тихо и осторожно, открыла дверь, ведущую на чердак. Хотя это не имело никакого значения, так как никто у огня не обратил на меня внимания. Они с увлечением наблюдали, как один из мужчин без особого успеха пытался напоить пивом Хирама.
В отличие от комнаты внизу на чердаке было весьма холодно. Маленькое окно было открыто настежь, и студеный ветер надул в него снег. Алисия Браун лежала на нанесенном сугробе совершенно голая.
Я подошла к ней и встала, глядя на нее. Она лежала, вытянувшись и сложив руки на груди. Она дрожала, и веки ее были решительно сжаты. Очевидно она не слышала моих шагов.
- Что, ради Бога, вы делаете? - спросила я вежливо.
Ее глаза резко открылись, и она издала тихий вскрик. Потом она зажал рот рукой и резко села, уставившись на меня.
- Я слышала о многих способах вызвать выкидыш, - сказала я, беря одеяло с лежака и накидывая ей на плечи, - но замерзнуть до смерти не относится к ним.
- Если я умру, то н-не нужен н-н-никакой выкидыш, - сказала она логично. Тем не менее, она укуталась в одеяло, стуча зубами от холода.
- Едва ли это лучший способ совершить самоубийство, - сказала я, - но я не хочу критиковать вас. Хотя полагаю, вы пока можете отложить это. Мистер Мортон ждет вас в пристройке и уверяет, что не уйдет, пока не поговорит с вами. Так что думаю, вам лучше встать и одеться.
Ее глаза широко распахнулись, и она резво вскочила на ноги, но мускулы ее оцепенели от холода, она споткнулась и упала бы, если бы я не схватила ее за руку. Она больше не разговаривала, только быстро - как могла с занемевшими пальцами - оделась и завернулась в теплый плащ.
Помня о просьбе Джейми "быть острожной", я позволила ей пойти одной. Увидев ее одну, выходящую на улицу, всякий мог решить, что она пошла в уборную. Вдвоем мы вызвали бы удивление и ненужные вопросы.
Оставшись одна на темном чердаке, я завернулась в свой плащ и подошла к оконцу, чтобы подождать несколько минут, прежде чем спуститься вниз. Я услышала тихий стук закрываемой внизу двери, но с моего поста увидеть Алисию не могла. Судя по ее реакции на зов Мортона, удар ножом в сердце тому не грозил, но только небеса знают, что задумал каждый из них.
Облака полностью рассеялись, и морозный пейзаж, блестящий и призрачный под луной, протянулся передо мной. Через дорогу снежной копной стоял навес с лошадьми. Воздух изменился, как говорил Джейми, и снег от дыхания лошадей подтаял, глыбы снега скатывались с навеса и падали на землю.
Несмотря на раздражение на молодых любовников и налет комической нелепости во всей этой ситуации, я не могла не чувствовать к ним некоторую симпатию. Они были серьезны и полны друг другом.
А неизвестная жена Исайи?
Я сгорбилась, дрожа от холода даже в плаще. Мне не следует одобрять их - и я не одобряла - но кто может знать истинную жизнь в браке, кроме самих супругов. Я сама жила в стеклянном доме, чтобы бросать камни. Почти неосознанно я погладила гладкий металл золотого обручального кольца.
Прелюбодеяние. Внебрачная связь. Предательство. Позор. Слова падали в моей памяти, словно глыбы падающего снега, оставляющие маленькие темные ямы в лунном свете.
Можно, конечно, оправдываться. Я не стремилась к тому, что со мной произошло, я боролось с этим, у меня просто не было выбора. Но все равно в конце у каждого есть выбор. Я сделала мой, и приняла все, что последовало за ним.
Бри, Роджер, Джемми. Все дети, которые могут родиться у них в будущем. Все они оказались здесь из-за того, что я сделала свой выбор в тот день на Крейг-на-Дун.
"Ты слишком много берешь на себя", - говорил мне Фрэнк много раз. Почти всегда тоном неодобрения, подразумевая, что я делаю то, чего, по его мнению, я не должна была делать. Но время от времени с добротой, желая уменьшить бремя моих забот.
Именно о доброте думала я сейчас - была ли она настоящей, или просто мой ум пытался найти утешение в этих словах. Все делают тот или иной выбор, и никто не знает, к чему он может привести в конце. Даже если мой выбор был виноват во многом произошедшем потом, но не все зависело от него. И из него произошел не только вред.
Пока смерть не разлучит нас. Множество людей повторяли эти слова только для того, чтобы нарушить и предать их. Но я уверена, что ни смерть и никакой сознательный выбор не смогут уничтожить некоторые узы. К худу ли, к добру ли я любила двух мужчин, и некоторая их часть всегда будет со мной.
Самое ужасное в этой ситуации было то, что как бы искренне я не сожалела о том, что сделала, я никогда не чувствовала себя виноватой. Теперь же, когда сделанный выбор остался далеко позади, я испытала чувство вины.
Я извинялась перед Фрэнком тысячу раз, но ни разу не попросила прощения. И сейчас мне пришло в голову, что он все-таки простил меня. На чердаке было темно, единственный свет просачивался в него снизу сквозь доски пола, но он больше не казался пустым.
Я резко дернулась, отвлеченная от моих размышлений движением внизу. Две фигуры, взявшись за руки, в плащах, развивающихся за их спинами, бежали по снегу бесшумно, словно летящие олени. Они на мгновение задержались возле лошадиного загона, потом исчезли внутри.
Я высунулась в окно, опершись на подоконник и не обращая внимания на кристаллики льда под моими ладонями. Я услышала шум пробудившихся лошадей, их топот и фырканье ясно донеслись до меня по холодному воздуху. Звуки внизу в доме были более слабые, хотя "ме-е" Хирама стало громче, когда тот почувствовал волнение лошадей.
Внутри снова раздался смех, на время перекрыв звуки через дорогу. Где Джейми? Я высунулась дальше, и ветер сорвал капюшон, бросая брызги ледяной влаги мне в лицо.
Он был там. Высокая темная фигура медленно брела к загону, поднимая облака белого снега. Что ... но тут я поняла, что он шел следом за любовниками, специально шаркая ногами, чтобы стереть их следы.
Внезапно в загоне появилась дыра, когда часть стены из ветвей упала. В нее хлынуло облако пара, а потом появилась лошадь с двумя наездниками и отправилась на запад, сначала рысью, потом галопом. Снег был не глубок, три или четыре дюйма, и копыта лошади оставляли четкий след.
В загоне громко заржала лошадь, потом другая. Внизу раздались звуки тревоги - стуки, крики, бегущие шаги - когда мужчины стали вскакивать со своих постелей. Джейми исчез из вида.
Внезапно из загона стали выскакивать лошади, свалив стену и растаптывая упавшие ветви. Фыркая и взбрыкивая, они с ржанием бросились прочь, вращая глазами и размахивая гривами. Последний конь выскочил из навеса, подняв хвост от удара хлыстом по его крупу.
Джейми отбросил хлыст и нырнул обратно под навес как раз, когда двери дома распахнулись, осветив сцену бледно-желтым светом.
Я воспользовалась шансом сбежать вниз незамеченной. Все были снаружи, даже миссис Браун выбежала, как была в ночном колпаке. Хирам, сильно пахнущий пивом, пьяно замекал на меня, когда я проходила мимо.
Снаружи вся дорога была полна полуодетых мужчин, бегающих туда-сюда и суматошно размахивающих руками. Я заметила в середине толпы Джейми, который также размахивал руками. Среди взволнованных вопросов и комментариев я уловила отдельные слова - "напугали", "пантера?", "проклятие!" и так далее.
После некоторого периода метаний и несвязных высказываний, было единодушно решено, что лошади, скорее всего, вернуться сами. Ветер сдувал снег с деревьев сплошной вуалью и залезал ледяными пальцами под одежду.
- Вы останетесь на улице в такую погоду? - довольно разумно спросил Роджер. И все, единодушно решив, что никакой нормальный человек не останется - а лошади, хотя и неразумные, но вполне понимающие твари - стали постепенно расходиться по домам, ворча и дрожа от холода.
Среди последних был Джейми, он повернулся к дому и увидел меня, стоящую на пороге. Его волосы растрепались и в свете от открытой двери горели, словно факел. Он поймал мой взгляд, закатил к небу глаза и приподнял плечи в слабом пожатии.
Я поднесла холодные пальцы к своим губам и послала ему замороженный воздушный поцелуй.
(1)Шекспир "Ромео и Джульетта", акт 1, сц.5: "Как в ухе мавра жемчуг несравненный", пер. Т.Л. Щепкиной-Куперник.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ "Я не слышу музыки, Но звук барабанов"
ДОМА НА РОЖДЕСТВО
- А что бы сделал ты? - спросила Брианна, осторожно поворачиваясь на узкой кровати Вемиссов и утыкаясь подбородком в выемку плеча Роджера.
- С чем?
Находясь в тепле впервые за несколько недель, наполненный до предела обедом миссис Баг и, наконец, достигнув нирваны в постели с женой, Роджер чувствовал себя приятно расслабленным и сонным.
- С Исайей Мортоном и Алисией Браун?
Роджер зевнул, выворачивая челюсть, и глубже закопался в матрац, громко зашелестевший набитой в нем шелухой. Он подумал, что весь дом слышал, чем они занимались, но его это совсем не волновало. Она вымыла голову в честь их возвращения, и теперь волосы волнами лежали на его груди, распространяя глубокий шелковистый свет в тусклом свете очага. Было только за полдень, но ставни в комнате были закрыты, давая приятную иллюзию, что они находятся в маленькой уединенной пещере.
- Я не знаю. Полагаю то же самое, что сделал твой отец, что еще? Твои волосы великолепно пахнут, - он завил ее локон вокруг своего пальца, восхищаясь его мерцанием.
- Спасибо. Я мыла их шампунем, который мама сделала из масла грецкого ореха и ноготков. Но как же бедная жена Исайи из Гранитных водопадов?
- А-а, она? Не мог же Джейми заставить Мортона вернуться к ней, если даже она этого хотела, - сказал он резонно. - И твой отец не стал бы устраивать суматоху с лошадьми, когда они убежали, если бы хотел, чтобы этого человека убили. А Брауны точно убили бы Мортона, а его шкуру прибили бы на двери сарая.
Роджер говорил убежденно, помня, как его встретили с оружием в Браунсвилле. Он убрал ее волосы за ухо и, подняв голову, поцеловал ее между бровей. Он мечтал об этом много дней - поцеловать это бледное гладкое место между густыми бровями. Оно походило на крошечный оазис спокойствия среди яркого вызова ее лица. Блеск ее глаз и прямая линия носа были более очаровательны, не говоря уже о подвижных бровях и широком рте, который говорил об ее уме, но они не были мирными. А он после прошедших трех недель был настроен на покой.
Он опустил голову назад на подушку, прослеживая пальцем изгиб ее рыжей брови.
- Я думаю, лучшее, что он мог сделать, это дать молодым любовникам время, чтобы оказаться в безопасности, - сказал он. - И они смогли. К утру снег превратился в грязь, и невозможно было сказать, прошел ли здесь полк медведей, не говоря уже о том, чтобы определить, куда они направились.
Он знал, что говорил - погода внезапно потеплела, снег растаял, и милиционеры вернулись домой в хорошем настроении, но грязные по уши.
Брианна вздохнула, от ее дыхания кожа на его груди приятно покрылась пупырышками. Она подняла голову, всматриваясь в него.
- Что? Я все еще грязный?
Он вымылся, но слишком поспешно, стремясь скорее поесть, но еще больше оказаться с ней в постели.
- Нет. Мне просто нравится, когда у тебя появляется гусиная кожа. Волосы на твоей груди встают, и соски тоже, - она щелкнула пальцем по одному из них, и новая волна пупырышек пробежала по его груди. Он слегка выгнул спину, потом расслабился. Нет, ему нужно спуститься вниз, заняться вечерними хозяйственными делами, он слышал, что Джейми уже вышел.
Время поменять предмет разговора. Он глубоко вздохнул, потом поднял голову от подушки, принюхиваясь к богатому аромату, просачивающемуся сквозь половицы с кухни.
- Что там готовят?
- Гуся. Точнее гусей, дюжину.
Ему показалось, что он уловил слабый оттенок сожаления в ее голосе.
- Это прекрасно, - произнес он, лениво проводя рукой по ее спине. Бледно-золотистый цвет покрывал ее спину и плечи там, где на них падал свет от свечи. - По какому случаю? В честь нашего возвращения?
Она подняла голову с его груди и кинула на него взгляд, или как он называл его "Взгляд". С большой буквы.
- В честь рождества, - сказал она.
- Что? - он безуспешно пытался вспомнить сегодняшнее число, но события последних трех недель совершенно стерли его ментальный календарь. - Когда?
- Завтра, идиот, - произнесла она с преувеличенной терпеливостью и, наклонившись, сделала что-то невероятно эротичное с его соском, потом поднялась с шелестящей постели и оставила его без своего блаженного тепла.
- Разве ты не видел зеленые украшения внизу, когда приехал? Лиззи и я заставили этих маленьких монстров Чизхолмов пойти с нами, чтобы нарвать еловые ветки; мы три дня делали венки и гирлянды.
Слова были несколько приглушены, поскольку она натягивала в это время рубашку, но он решил, что они звучат скорее иронически, чем сердито. Он, по крайней мере, надеялся на это.
Он сел и спустил ноги вниз, поджав пальцы, когда они соприкоснулись с холодными половицами. В их хижине возле кровати лежал плетеный коврик, но сейчас, как ему сказали, она была набита Чизхолмами. Он провел рукой по волосам, ища вдохновение, и нашел его.
- Я ничего и никого не видел, кроме тебя.
Это было правдой, а, как говорится, честность - лучшая политика. Она высунула голову в ворот рубашки и, сузив глаза, посмотрела на него, потом на ее лице расцвела медленная улыбка, когда она увидела искренность, отпечатанную во всех его чертах.
Она подошла к кровати и обняла его, окутав его голову ароматом ноготков, душистого белья и ... молока. А, да, ребенок скоро захочет есть. Он обхватил ее бедра руками и прислонил на некоторое время голову между ее грудей.
- Извини, - сказал он приглушенным голосом. - Я совсем забыл. Я бы привез тебе и Джему подарки, если бы помнил.
-Какие? Половинку шкуры Исайи Мортона? - она рассмеялась и отступила, приглаживая волосы. Она носила фигурный браслет, который он подарил ей в один из прошлых сочельников, и свет очага вспыхнул на серебре, когда она подняла руку.
- Да. Ты могла бы сделать из нее переплет для книги или пару башмачков для Джема.
Поездка домой была длинной, мужчины и лошади преодолевали усталость, стремясь домой. Он чувствовал себя бескостным, и ему был не нужен иной подарок, чем снова залезть с нею в кровать, крепко обняться и скользнуть в приятные глубины забытья и любовных снов. Однако долг звал, он зевнул, проморгался и с усилием встал.
- Значит, на ужин гуси? - спросил он, присаживаясь на корточки и роясь в груде затвердевшей от грязи одежды, которую он сбросил на пол, торопясь в постель. У него должна быть где-то чистая рубашка, но он не имел понятия, где ее сейчас искать, когда в их хижине поселились Чизхолмы, а Брианна и Джем жили в комнате Вемиссов. Хотя нет никакого смысла одеваться в чистое только для того, чтобы пойти чистить коровник и кормить лошадей. Он побреется и переоденется перед ужином.
- Угу. Для завтрашнего рождественского обеда миссис Баг жарит половину борова в яме на улице. Я вчера настреляла гусей, и она захотела использовать их сегодня. Мы надеялись, что вы будете дома вовремя.
Он взглянул на нее, уловив тот же самый странный оттенок в ее голосе.
- Тебе не нравится гусятина? - спросил он. Она посмотрела вниз на него со странным выражением.
- Я никогда не ела гусятину, - ответила она. - Роджер?
- Да?
- Я просто подумала, знаешь ли ты ...
- Я знаю что?
Он двигался в замедленном темпе, все еще обернутый в приятный туман усталости и любовных ласк. Она надела платье, причесала волосы и собрала их в аккуратный калач на шее, за это время он только вырыл из кучи свои чулки и бриджи. Он рассеяно встряхнул бриджи, и град высохших комочков грязи застучал по полу.
- Что ты делаешь? Что с тобой? - вспыхнув от внезапного раздражения, она выхватила у него бриджи. Толкнув ставни, она высунулась наружу и стала яростно выбивать их о подоконник, потом, закончив, бросила штаны в его направлении. Он нырнул, чтобы поймать их.
- Эй! В чем дело? Что с тобой?
- В чем дело? Ты раскидал грязь по всему полу, и говоришь, что со мной?
- Извини, я не подумал ...
Она издала звук глубоко в горле, не очень громкий, но угрожающий. Подчиняясь исконному мужскому инстинкту, Роджер быстро сунул ногу в гачу. Независимо от того, что могло произойти, ему лучше встретить это с надетыми брюками. Он вздернул их, быстро говоря:
- Послушай, я сожалею, что не подумал о наступающем рождестве. Но было столько серьезных дел, я забыл. Я все исправлю. Возможно, когда мы поедем в Кросс-Крик на свадьбу твоей тети ...
- К черту рождество!
- Что? - он остановился, не застегнув до конца бриджи. Наступали зимние сумерки, и в комнате было темно, но даже при свечах он мог видеть, как лицо ее покраснело.
- К черту рождество! К черту Кросс-Крик, и черт побери тебя! - она придала вес последним словам, запустив в него деревянной мыльницей, которая пролетела мимо его левого уха и врезалась в стену позади него.
- Ты с ума сошла!
- Не говори так со мной!
- Но ты ...
- Ты и твои серьезные дела! - ее рука ухватила большой фарфоровой кувшин, и он напрягся, готовясь нырнуть, но она передумала и опустила руку.
- Я провела весь прошлый месяц, по уши в стирке и детском дерьме, среди визжащих женщин и ужасных детей, в то время как ты занимался "серьезными делами". А потом появляешься ты в грязной одежде и топчешь грязными ногами чистый пол, даже не заметив этого! Ты хотя бы представляешь, как трудно выскоблить этот сосновый пол, ползая на четвереньках? С щелоком! - она махнула перед ним своими руками, но слишком быстро, чтобы он смог заметить, покрыты ли они зияющими ранами, стерты ли до самых запястий или просто покраснели.
- И ты даже не захотел посмотреть на своего сына и не поинтересовался, как он. А он научился ползать, я хотела показать тебе, но ты думал только про постель и даже не побрился ...
Роджер чувствовал себя так, словно его засасывало в лопасти гигантского вентилятора. Он поцарапал свою короткую бородку, чувствуя себя виноватым.
- Я ... э ... подумал, что ты хотела ...
- Я хотела! - она топнула ногой, поднимая облачко пыли от раскрошившейся грязи. - Но дело совсем не в этом!
- Хорошо, - он нагнулся, чтобы поднять рубаху, бдительно следя за ней. - Ты сердишься, что я не заметил вымытые полы, да?
- Нет!
- Нет, - повторил он, глубоко вздохнул и попробовал еще раз. - Значит, потому что я забыл про рождество?
- Нет!
- Ты сердишься от того, что я хотел заняться с тобой любовью, даже если сама хотела этого?
- Нет! Заткнись сейчас же!
Роджеру страшно хотелось последовать ее совету, но необходимость добраться до сути проблемы заставила его продолжать.
- Но я не понимаю, почему ...
- Я знаю, что ты не понимаешь! В этом-то и дело!
Она развернулась на голых пятках и промаршировала к сундуку возле окна. Откинув крышку с громким стуком, она начала рыться в нем, фыркая и ворча.
Роджер открыл рот и снова закрыл, натягивая грязную рубаху через голову. Он чувствовал себя одновременно и раздраженным, и виноватым. Плохая комбинация ощущений. Он закончил одеваться в атмосфере напряженной тишины, рассматривая - и отклоняя - возможные замечания и вопросы, которые, как ему казалось, могли только вызвать дальнейшее обострение ситуации.
Она нашла чулки, натянула их на ноги короткими резкими движениями и сунула ноги в разбитые сабо. Теперь она стояла возле открытого окна, глубоко вдыхая воздух, как если бы собиралась выполнять дыхательные упражнения.
Ему хотелось сбежать, пока она смотрит в другую сторону, но он не мог просто так оставить эту ситуацию - в чем бы, черт побери, она не заключалась. Он все еще ощущал чувство близости, которое они разделяли меньше четверти часа назад, и не мог поверить, что оно просто испарилось в никуда.
Он медленно приблизился к ней и положил руки на ее плечи. Она не развернулась и не пнула коленом ему между ног, и потому он рискнул поцеловать ее в шею.
- Ты собиралась спросить у меня что-то о гусях.
Она глубоко вздохнула и слегка прислонилась к нему. Ее гнев исчез также быстро, как и появился, и Роджер остался ошеломленным, но с чувством большого облегчения. Он обнял ее за талию и притянул ближе к себе.
- Миссис Баг обвинила ее в том, что она больше уделяла внимания ленточкам своей дочери, чем тому, что делала. И вообще о чем она думала - сказала миссис Баг - положив чернику в тесто?
- Почему нельзя класть чернику в тесто?
- Я понятия не имею. Но миссис Баг считает, что не нужно. А потом Билли МакЛеод упал с лестницы, и мы не могли найти его мать. Она пошла в уборную и застряла в ...
- Что?
Миссис МакЛеод была низенькой, но довольно упитанной женщиной, и обладала внушительной задней частью - словно два пушечных ядра в мешковине - так что представить этот несчастный случай было легко. В груди у Роджера забулькал смех. Он мужественно попытался задушить его, но тот вышел через нос в виде болезненного фырканья.
- Мы не должны смеяться над ней, у нее были занозы.
Несмотря на упрек, сама Брианна дрожала от смеха, и голос ее прерывался.
- Христос! И что потом?
- Ну, Билли вопил, он ничего не сломал, но довольно сильно стукнулся головой, а миссис Баг с криками выскочила из кухни, размахивая метлой, потому что подумала, что на нас напали индейцы. Миссис Чизхолм пошла искать миссис МакЛеод и тоже стала орать из уборной ... и тут послушался гогот гусей. Миссис Баг поглядела на потолок, выпучила глаза и как заорет: "Гуси!", все сразу перестали вопить, а она побежала в папин кабинет и вернулась с дробовиком, который сунула мне.
Высказав это, Брианна немного расслабилась, она шмыгнула носом и прислонилась к нему.
- Я была так рассержена, что мне действительно хотелось убить кого-нибудь. Гусей было много. Ты видел, как они летят в небе?
Роджер видел их. Темный клин, слегка колеблющийся в верховом ветре, прокладывал путь через зимнее небо. Он слышал их зов, порождающий странное чувство одиночества в сердце, и жалел, что ее не было рядом с ним.
Все выскочили на улицу. Дикие дети Чизхолмов и несколько полудиких собак Чизхолмов бегали среди деревьев с криками и лаем, подбирая упавших птиц, пока Брианна стреляла и перезаряжала ружье так быстро, как могла.
- Одна из собак схватила гуся, а Тоби попытался отобрать его, но собака укусила его, и он стал бегать по двору и кричать, что ему откусили палец. Никто не мог остановить его, чтобы посмотреть, но кровь текла сильно. И мамы не было, а миссис Чизхолм ушла на ручей вместе с близнецами.
Она снова напряглась, и он увидел, что краска залила ее шею. Он обнял ее сильнее.
- И что, палец у него был откушен?
Она глубоко вздохнула, потом оглянулась на него через плечо, краска немного спала с ее лица.
- Нет. Даже кожа на пальце не была прокушена. Это была гусиная кровь.
- Ладно, но ты справилась, не так ли? Кладовая полна мяса, палец на месте, и дом все еще стоит.
Он говорил это в шутку и удивился, почувствовав, как она издала серию глубоких вздохов, когда напряжение выходило из нее.
- Да, - сказала она, и в ее голосе ясно звучало чувство удовлетворения. - Я справилась. Всё на месте и все сыты. С минимальным количеством крови, - добавила она.
- Ну, как говорится, нельзя приготовить омлет, не разбив яйца, да? - он рассмеялся и нагнул голову, собираясь поцеловать ее, но вспомнил про свою бороду. - О, извини. Мне нужно пойти и побриться, да?
- Нет, - она повернулась к нему, когда он освободил ее, и провела кончиком пальца по его челюсти. - Мне даже нравится твоя борода. И ты можешь побриться позже, не так ли?
- Да, конечно, - он нагнул голову и поцеловал ее мягко, но основательно. Значит, дело было в этом? Она только хотела, чтобы он оценил ее управление домом? Если так, то она заслужила признание. Он и так знал, что она в их отсутствие не сидела у колыбели, напевая песни Джемми, но он не ожидал никакого кровопролития.
Запах ее волос и мускусный аромат ее тела окружали его, но глубоко вдохнув воздух, он понял, что в комнате также пахло можжевельником и бальзамом, а также свечным воском. Не одна, а целых три свечи горели в подсвечнике. Обычно она экономила дорогие свечи и использовала масляную лампаду, но сейчас вся комната пылала мягким золотистым светом. И он осознал, что этот свет сопровождал их занятие любовью, оставив в памяти ее кожу цвета слоновой кости и золота на открытых местах и темно-красную и пурпурную в затененных, а также его собственную темную кожу по контрасту с ее бледностью.
Пол блестел чистотой - или когда-то блестел - сосновые доски были выскоблены, в углах лежали веточки засушенного розмарина. Он уголком глаза заметил кровать и увидел, что она была застелена свежими простынями и новым одеялом. Она готовилась к его возвращению домой, а он ворвался сюда переполненный своими приключениями, ожидая похвал за то, что вернулся живой, и не видя ничего, ослепленный желанием почувствовать ее тело под собой.
- Эй, - мягко произнес он ей в ухо. - Я, может быть, дурак, но я люблю тебя.
Она вздохнула, скользнув по его грудной клетке своими грудями, теплыми даже сквозь ткань рубашки и платья. Они были наполнены молоком, но еще не разбухли.
- Да, ты дурак - сказала она, - но я тоже люблю тебя. И я рада, что ты дома.
Он засмеялся и отступил. Над окном была прикреплена ветвь можжевельника с сине-зелеными ягодами. Он оторвал от нее веточку, поцеловал и вставил в вырез ее платья, как знак примирения и извинения.
- Счастливого рождества. А теперь, что насчет гусей?
Она с легкой улыбкой положила ладонь на веточку, потом улыбка ее исчезла.
- О, ну, это не важно. Просто ...
Он, проследив ее взгляд, обернулся и увидел листок бумаги на умывальнике.
Это был рисунок, сделанный древесным углем - на фоне бурного неба дикие гуси боролись с ветром над согнутыми непогодой деревьями. Рисунок был замечательный и порождал в сердце то же самое чувство, которое он ощущал, когда слушал крики гусей - полу-радость, полу-грусть.
- Счастливого рождества, - сказала Брианна мягко сзади него. Она подошла и стояла рядом, обняв его руку.
- Спасибо. Это ... Боже, Бри, ты прелесть.
Конечно, она прелесть. Он нагнулся и глубоко поцеловал ее, стремясь избавиться от чувства тоски, навеваемой рисунком.
- Погляди на другой, - она немного отстранилась от него, не отпуская его руки, и кивнула на умывальник.
Он не понял, что рисунков была два. Второй рисунок стоял позади первого.
Он был великолепен, великолепен настолько, что кровь в его сердце застыла. Он был также нарисован древесным углем, в тех же черно-бело-серых тонах. В первом рисунке она показала бурное небо и выразила стремление и смелость, борьбу и надежду среди пустоты воздуха и шторма. Во втором она показала неподвижность.
Это был мертвый гусь, подвешенный за ноги, с распростертыми крыльями. Шея вытянута, и клюв открыт, словно и в смерти он стремился в полет и звал своих товарищей. Линии тела были изящны, перья, клюв и пустые глаза тщательно прорисованы. Он никогда в жизни не видел ничего красивее и безрадостнее.
- Я нарисовала его вчера ночью, - сказала она тихо. - Все спали, а я не могла.
Она взяла подсвечник со свечой и беспокойно бродила по переполненному дому, потом, несмотря на холод, вышла наружу в поисках уединения - если не спокойствия - в холодной темноте двора. В коптильне она увидела висящих гусей, освещенных светом тлеющих угольков, ее поразила их красота с их ясным черно-белым оперением на фоне закопченной стены.
- Я пошла и проверила, что Джемми крепко спит, потом принесла мой этюдник вниз и рисовала, пока мои пальцы не занемели от холода так, что не смогли держать уголь. Это лучший рисунок из всех, - она кивнула на картину, думая о чем-то своем.
Впервые он увидел голубые тени на ее лице и вообразил ее совершенно одну поздно ночью, рисующую мертвых гусей при свечах. Он потянулся обнять ее, но она отвернулась, направившись к окну.
Теплая погода кончилась, сменившись ледяным ветром, который лишил деревья остатков листьев, а срываемые им желуди и каштаны стучали по крыше, словно картечь. Он последовал за ней и, потянувшись мимо ее плеча, закрыл ставни, оставляя пронизывающий ветер снаружи.
- Па рассказывал мне истории, когда я была ... когда я ждала Джемми. Я не особо обращала внимания, - уголок ее рта дернулся, - но кое-что запомнила.
Она повернулась к нему, прислонившись к ставням и схватившись руками за подоконник за спиной.
- Он сказал, что когда охотник убивает серого гуся, он должен подождать над его телом, потому что серые гуси образуют пару на всю жизнь, и если вы убьете одного, другой будет оплакивать его до смерти. Нужно подождать немного, и когда появится вторая половина, убить его тоже.
Ее глаза были темны, но огонь от свечи вспыхивал синими искрами в их глубине.
- Я думаю, это так со всеми гусями? Не только с серыми? - она кивнула на рисунок.
Он дотронулся до нее и кашлянул. Ему хотелось успокоить ее, но не ценой простой лжи.
- Возможно. Я не знаю наверняка. Ты беспокоишься о парах гусей, которых застрелила?
Мягкие бледные губы сжались, потом расслабились.
- Не беспокоюсь. Только ... я не могла не думать об этом. О них, летящих в одиночестве. Тебя не было, и я не могла не думать ... то есть я знала, что ты в порядке, но в следующий раз все может пройти не так хорошо. В общем, не обращай внимания. Это так глупо с моей стороны.
Она двинулась мимо него, но он обнял ее и крепко прижал к себе, так чтобы она не могла видеть его лица.
Он знал, что он абсолютно не нужен ей в повседневной жизни - не для того, чтобы косить сено, пахать землю или охотиться. Если нужно, она все могла сделать сама или найти другого человека. И все же ... эта история с дикими гусями показала, что она нуждается в нем, и она оплакивала бы его потерю. Возможно всю жизнь. В его теперешнем настроении это знание показалось ему самым большим подарком.
- Гуси, - произнес он приглушенным голосом, уткнувшись в ее волосы. - Наши соседи держали гусей, когда я был маленьким. Большие белые ублюдки. Их было шестеро в банде, и они терроризировали всех собак и весь народ в округе.
- И тебя тоже? - ее дыхание щекотало кожу на его ключице.
- О, да. Все время. Когда мы играли на улице, они набрасывались на нас с гоготом, клевали и били крыльями. Когда мне хотелось выйти поиграть с товарищами в сад, миссис Грэхем приходилось прогонять гусей в их двор метлой.
- Однажды утром, когда приехал молочник, они набросились на него и напугали своим шумом и криком его лошадь, она рванула и растоптала двоих гусей в лепешку. Такое это было событие для все детей на улице.
Она рассмеялась ему в плечо, немного потрясенно, но весело.
- Что произошло потом?
- Миссис Грэхем подобрала их, ощипала, и у нас всю неделю был пирог с гусятиной, - легко сказал он, потом выпрямился и улыбнулся ей. Она подняла голову и улыбнулась ему в ответ. - Это все, что я знаю о гусях. Они злые ублюдки, но у них вкусное мясо.
Он повернулся и подобрал грязное пальто с пола.
- Ну, ладно. Давай я помогу твоему па с хозяйственными работами, а потом я хочу посмотреть, как ты научила моего сына ползать.
Я коснулась кончиком пальца белой мерцающей поверхности, потом потерла пальцы, пробуя консистенцию.
- Ничего нет на свете жирнее, чем гусиный жир, - сказала я с одобрением, вытерла пальцы о передник и взяла большую ложку.
- Ничего нет лучше для поджаристой корочки у выпечки, - согласилась миссис Баг. Она привстала на цыпочки, ревниво следя, как я разливаю жир из кастрюли в два больших глиняных кувшина - один для кухни, второй для моей хирургии.
- На Хогманай(1) у нас будет прекрасный пирог из оленины, - сказала она, прикрыв глаза от предвкушения. - И хаггис, и суп из оленьей голени, и овсянка ... и большой пирог с изюмом, джемом и взбитыми сливками на сладкое!
- Замечательно, - пробормотала я. Мои собственные планы относительно гусиного жира включали мазь из сарсапарели и паслена для ожогов и потертостей, ментоловые мази от заложенного носа и воспаления бронхов, и что-нибудь успокаивающее и приятно пахнущее против детской сыпи - лучше с лавандой и растертыми листьями бальзамина.
Я мельком оглянулась в поисках Джемми, он стал ползать всего несколько дней назад, но уже мог развивать удивительно большую скорость, особенно если никто не смотрел. Однако сейчас он мирно сидел в углу, с увлечением грызя деревянную лошадку, которую ему в качестве рождественского подарка вырезал Джейми.
Будучи христианами, а многие из них католиками, горные шотландцы, тем не менее, рассматривали рождество как религиозный обряд, а не как основной праздник. Имея очень мало священников любого толка, они проводили его как обычное воскресение, хотя с обильной едой и с обменом маленькими подарками. Моим подарком от Джейми была большая деревянная ложка, которой я сейчас пользовалась, с ручкой, вырезанной в виде листа мяты. Я подарила ему новую рубашку с кружевами под горловиной для торжественных случаев, его старая рубашка износилась почти до дыр.
Проявив предусмотрительность, миссис Баг, Брианна, Марсали, Лиззи и я изготовили огромное количество ирисок, которые мы распределили в качестве рождественских подарков все детям, находящимся в пределах слышимости. Как бы конфеты не повлияли на их зубы, они имели одно благоприятное для нас воздействие - рты детей были склеены на долгий период, и взрослые насладились довольно мирным рождеством. Даже разговорчивый Герман издавал только мелодичное бульканье.
Хогманай был совершенно другим делом. Бог знает, из каких языческих глубин возник этот шотландский новогодний праздник, но он отмечался с большим размахом, и потому я спешила приготовить как можно больше лекарственных средств, а Джейми отправился к ручью виски, решая, в каких бочонках виски достаточно настоялся, чтобы не отравить им людей.
После того, как жир был выбран, на дне кастрюли осталось достаточно темного бульона с кусочками кожи и мяса. Я видела, как миссис Баг смотрела на него, воображая в уме соус, который сделает из этого бульона.
- Половина, - сказала я сурово и потянулась за очередным кувшином.
Она не стала спорить, просто пожала круглыми плечами и откинулась на стуле.
- Что вы собираетесь с ним делать? - спросила она с любопытством, наблюдая, как я обвязываю горло кувшина куском марли. - Жир, да, он нужен для мазей. А бульон полезен для тела с лихорадкой или для живота, это конечно, но он долго не хранится, вы же знаете, - она с предупреждением приподняла редкую бровь на тот случай, если я не знала. - Оставьте его больше, чем на два дня, и он станет синим от плесени.
- Надеюсь, что это так, - сказала я, выливая бульон на марлю. - Я только что заложила с этой целью партию хлеба и хочу посмотреть, будет ли плесень расти на бульоне.
По выражению ее лица я могла видеть - она опасается, что моя мания к гнилой пище расширяется и вскоре может захватить всю кухню. Ее глаза, темные от подозрений, метнулись к ящику для продуктов, потом назад ко мне.
Я опустила голову, скрывая улыбку, и увидела Адсо, который стоял на скамье на задних лапах, положив передние на край стола, и зачаровано следил за моей ложкой.
- О, ты тоже хочешь бульона? - я достала блюдце с полки и заполнила его жидкостью с кусочками гусиного мяса.
- Это из моей половины, - успокоила я миссис Баг, но она энергично затрясла головой.
- Ничего подобного, миссис Фрейзер, - сказала она. - Маленький красавчик поймал за два дня шесть мышей, - она нежно улыбнулась Адсо, который спрыгнул вниз и уничтожал бульон так быстро, как позволял его маленький розовый язычок. - Этот котенок получит все, что захочет у моего очага.
- О, вот как? Великолепно. Может он поохотится в моем хирургическом кабинете?
Нас буквально атаковали полчища мышей; которые с холодами перебрались в помещения; они носились вдоль плинтусов не только ночью, но и средь бела дня, выпрыгивали внезапно из буфетов, являясь причиной кратковременных остановок сердца и разбитых тарелок.
- Вообще-то, трудно винить мышей, - заметила миссис Баг, бросив на меня быстрый взгляд. - Они идут туда, где есть пища.
Бульон просочился сквозь марлю, оставив гущу, которую я соскоблила и положила в блюдце Адсо, потом зачерпнула новую порцию бульона.
- Да, - сказала я спокойным голосом, - но мне нужен плесневой грибок. Это лекарство, и я...
- О, да, конечно, - поспешно перебила она меня. - Я знаю это.
В ее голосе не было и оттенка сарказма, что меня удивило. Она поколебалась, потом полезла в просторный карман в своей юбке.
- В Отчерлони был один человек; там у нас был дом, у Арча и меня, в деревне. Он был колдуном, этот Джонни Хоулат, и народ боялся его, но ходил к нему. Некоторые днем за травами и другими лечебными средствами, а некоторые по ночам, чтобы купить различные заговоры. Вы знаете, такого сорта людей? - она бросила на меня осторожный взгляд, и я несколько неопределенно кивнула головой.
Я знала подобных людей. Некоторые горские лекари имели дело не только с лечебными средствами, но и с ворожбой, продавая приворотные зелья, средства от бесплодия ... заговоры для сглаза. Холодная струйка прокатилась по моей спине, оставив слабое неуютное чувство, будто там проползла улитка.
Я сглотнула, вспомнив маленький пучок тернистых растений, тщательно перевязанный красной и черной нитями. Положенный под мою подушку ревнивой девочкой по имени Лаогера и купленный у ведьмы по имени Джейлис Дункан. Ведьмы, как и я.
Не на это ли намекала миссис Баг? Она задумчиво наблюдала за мной, ее обычная говорливость совершенно исчезла.
- Он был маленьким грязным человечком, этот Джонни Хоулат. У него не было женщин, чтобы ухаживать за ним, и в его избушке страшно воняло, и от него тоже, - она внезапно задрожала, несмотря на очаг за ее спиной.
- Люди видели иногда, как он бродил по лесу или на пустоши и ковырялся там в земле. Он находил сдохших животных и забирал домой их кожу, копыта, кости и зубы, чтобы делать из них амулеты. Он носил старую рубаху, и иногда, когда он спускался вниз, люди видели, что под рубахой что-то вздувалось, при этом сквозь ткань сочилась кровь или что-то еще.
- Звучит не очень приятно, - произнесла я, не отрываясь от работы, пока очищала марлю и снова наливала бульон. - Но люди шли к нему, тем не менее?
- А никого больше и не было, - сказала она просто, и я взглянула на нее. Ее темные глаза, не мигая, смотрели в мои, а рука что-то перебирала в кармане.
- Я не знала сначала, - сказала она, - что Джонни используют землю с кладбищ, растертые в пыль кости и куриную кровь, и все такое прочее. Но вы, - она глубокомысленно кивнула мне головой в безупречно белом керче, - вы другая.
- Спасибо, - сказала я, немного позабавленная и растроганная. Это было большим комплиментом от миссис Баг.
- Но заплесневелый хлеб, - добавила она, поджав губы, - и этот языческий амулет в вашем кабинете. Это так, да? Вы колдунья, как Джонни?
Я колебалась, не зная, что сказать. Память о Крейнсмуире была ярка в моей памяти, словно с тех пор не прошло много лет. Меньше всего мне хотелось, чтобы миссис Баг распространяла слухи, что я ведьма. Меня итак иногда называли колдуньей. Я не особо беспокоилась о судебном преследовании в качестве ведьмы - не здесь и не теперь. Но иметь репутацию целительницы - одно, а когда люди приходят к тебе, чтобы просить заговоры ...
- Не совсем, - сказала я сдержанно. - Просто я знаю немного о растениях. И о хирургии. Но я ничего не знаю о заговорах и заклинаниях.
Она удовлетворенно кинула, словно я подтвердила ее подозрения вместо того, чтобы их развеять.
Прежде чем я смогла продолжить, с пола раздался звук, похожий на шипение раскаленной сковородки, облитой водой, за которым последовал громкий визг. Джемми, устав от игрушки, бросил ее и подполз к блюдцу Адсо. Котенок, не желающий делиться едой, зашипел на ребенка и испугал его. В свою очередь вопль Джемми напугал Адсо, и тот нырнул под скамейку, из-под которой виднелся только кончик его розового носа и торчащие усы.
Я взяла Джемми на руки и вытерла ему слезы, миссис Баг порылась на тарелке, где лежали остатки гусятины, и вытащила кость ноги с белым блестящим хрящом на конце.
- Вот, малец, - она соблазнительно помахала костью перед носом Джемми. Он сразу же прекратил орать и, схватив кость, затолкал ее в рот. Миссис Баг взяла другую кость поменьше от крыла, на которой все еще были остатки мяса, и положила ее в блюдце.
- А это для тебя, парень, - сказала она в темноту под лавкой. - Но не набивай живот слишком сильно, оставь место для маленьких мышек, да?
Она возвратилась к столу и начала складывать кости в мелкую кастрюлю.
- Я поджарю их для супа, - сказала она, потом, не меняя тона и не поднимая глаз, произнесла: - Я ходила к нему однажды, к Джонни Хоулату.
- Вы? - я села, усадив Джемми на колени. - Вы болели?
- Я хотела ребенка.
Я не знала, что сказать, и сидела, не двигаясь, слыша, как капает бульон сквозь марлю, пока она не сложила кости и не понесла кастрюльку к очагу.
- Я выкинула четыре раза за год, - сказала она, поворачиваясь ко мне. - Вы не поверите, глядя на меня сейчас, но я была только кожа и кости, лицо, как сыворотка, а мои груди висели, как тряпки.
Она поставила кастрюльку на огонь и закрыла ее.
- И я взяла деньги, все, какие у нас были, и пошла к Джонни Хоулату. Он взял деньги и налил воду в горшок. Он посадил меня по одну сторону от горшка, сам сел по другую, и так мы сидели долгое время, он глядел на воду, а я на него.
- Наконец, он встал и пошел вглубь хижины. Было темно, и я не видела, что он делал, но он рылся там и что-то бормотал себе под нос, и наконец, вернулся назад и вручил мне амулет.
Миссис Баг вернулась к столу и очень мягко погладила шелковистую голову Джемми.
- Он сказал мне, Джонни Хоулат, что этот амулет закроет мою матку и сохранит ребенка внутри, пока не настанет время родов. Но он видел одну вещь в воде и должен мне сказать. Если я рожу живого ребенка, мой муж умрет, так он сказал. То есть, значит, он дает мне амулет и заклинание, а дальше мой выбор. И кто может сказать, что это не справедливо, а?
Ее короткий, распухший от работы палец скользнул по щеке Джемми, тот, занятый новой игрушкой, не обратил на это никакого внимания.
- Я носила амулет в кармане целый месяц, а потом убрала его.
Я положила ладонь на руку женщины и сжала ее. Не было никаких звуков, кроме сопения ребенка и скворчания костей в кастрюле. Она стояла неподвижно некоторое время, потом убрала свою руку и затолкала ее в карман. Оттуда она вытащила маленький предмет и положила на стол рядом со мной.
- Я не смогла заставить себя выбросить его, - сказала она, без выражения глядя на амулет. - В конце концов, он стоил мне трех серебряных пени. И он достаточно маленький и легкий, чтобы можно было забрать его с собой, когда мы уезжали из Шотландии.
Это был маленький камень бледно-розового цвета, от времени испещренный серыми прожилками. Он был вырезан в стилизованной форме беременной женщины, ничего кроме огромного живота, объемных грудей и ягодиц, с парой коротких ног без ступней. Я видела такие фигурки прежде в музеях. Сделал ли ее Джонни Хоулат сам? Или нашел во время своих рысканий в лесах и пустоши изделие гораздо более древних времен?
Я мягко коснулась фигурки, думая о том, что независимо от того кем Джонни Хоулат был, или что он видел в горшке с водой, без сомнения, он был достаточно проницательным, чтобы увидеть любовь между Арчем и Мурдиной. Действительно было ли легче для этой женщины отказаться от надежды иметь ребенка, считая это благородной жертвой во имя любимого мужа, чем страдать и винить себя за постоянные выкидыши? Возможно, Джонни Хоулат был колдуном, но психологом он был точно.
- Возможно, - сказала миссис Баг просто, - вы найдете девушку, которой он понадобится. Жалко, если он пропадет впустую, да?
Год заканчивался ясной холодной ночью, украшенной бриллиантовой луной, которая высоко поднялась на фиолетово-черном своде неба и затопила своим ясным светом долины и склоны гор. Это было хорошо, учитывая то, что люди со всего Риджа - а некоторые из еще более отдаленных мест - явились отметить Хогманай в "Большом доме".
Мужчины вынесли все что можно из большого сарая и вымели мусор граблями, подготовив пол для танцев. Джиги, рилы, стратспеи и многие другие танцы, названия которых я не знала, но очень веселые, сменяли друг друга под светом ламп, заправленных медвежьим жиром, под звуки визгливой скрипки Эвана Линдсея, завывания деревянной флейты его брата Мурдо и ритмичные удары бойрана Кенни.
Старый отец Турло Гатри принес небольшую локтевую волынку, которая выглядела такой же ветхой, как он сам, но производила приятное басовитое гудение. Мелодия, издаваемая ею, иногда совпадала с интерпретацией Линдсеев, иногда нет, но общий эффект был вполне удовлетворительный, а виски и пива к этому времени было выпито достаточно, чтобы этот небольшой диссонанс кого-либо волновал.
После двух часов танцев я решила, что теперь поняла, почему слово "рил" означает также шататься от опьянения. Даже без всякого алкоголя танец мог вызвать головокружение, а после выпитого виски я чувствовала, что кровь в моей голове вращалась, как вода в стиральной машинке. После одного из танцев я, шатаясь, прислонилась к одной из подпорок сарая и закрыла один глаз в надежде избавиться от головокружения.
Со стороны закрытого глаза я почувствовала подталкивание локтем и, открыв глаз, увидела Джейми с двумя кружками. Разгоряченная и измученная жаждой, я не имела ничего против того, чтобы чего-нибудь выпить. К счастью, это оказался сидр, и я с радостью проглотила его.
- Если ты будешь пить такими темпами, то скоро свалишься, сассенах, - сказал он, расправляясь со своим сидром таким же образом. Он раскраснелся и вспотел от танцев, но его глаза искрились, когда он смотрел на меня.
- Чепуха, - ответила я. С сидром в качестве балласта сарай перестал кружиться передо мной, и я почувствовала себя бодрой. - Сколько здесь человек, как ты думаешь?
- Шестьдесят восемь, когда я считал в последний раз, - он прислонился к столбу рядом со мной, рассматривая бурлящую толпу с чувством глубокого удовлетворения. - Хотя они постоянно входят и выходят, так что я не могу быть совершенно уверенным. И я не считал маленьких детей, - добавил он, сдвинувшись немного, чтобы пропустить трех мальчишек, которые с хихиканьем промчались мимо нас.
Охапки сена были сложены вдоль стен сарая, где, свернувшись, словно многочисленные котята, лежали дети, слишком маленькие, чтобы бодрствовать в это время. В свете фонаря я уловила шелковистый блеск красного золота; завернутый в одеяло, Джемми крепко спал, блаженно игнорируя шум. Я видела, как Брианна вышла из круга танцующих, чтобы проверить его, и быстро вернулась назад. Роджер, темный и улыбающийся, протянул ей руку, она взяла ее, смеясь, и они нырнули в толпу танцоров.
Люди входили и выходили, особенно группы молодых людей и пары влюбленных. Подмораживало, снаружи стоял бодрящий морозец, но холод делал прикосновения теплых тел еще более привлекательными. Один из старших мальчиков МакЛеодов прошел мимо нас в обнимку с совсем еще юной девочкой, по-видимому, одной из внучек старого мистера Гатри; их у него было трое, и все похожие друг на друга. Джейми сказал им что-то на гэльском, от чего уши парня покраснели, а розовое от танца лицо девушки стало бордовым.
- Что ты сказал им?
- Это непереводимо, - сказал он и положил руку на мою поясницу. Он горел от жара и виски и светился от радости, глядеть на него доставляло радость моему сердцу. Он увидел это и улыбнулся мне, его рука жгла мою кожу даже сквозь одежду.
- Ты не хочешь выйти на улицу, сассенах? - спросил он низким и полным намека голосом.
- Ну, если ты хочешь ... да, - ответила я. - Но не прямо сейчас.
Я кивком головы указала ему за плечо. Он повернулся к группе пожилых леди, сидящих на скамье возле противоположной стены и рассматривающих нас с пристальным любопытством ворон. Джейми махнул им и улыбнулся, заставив их покраснеть и захихикать, потом повернулся ко мне со вздохом.
- Хорошо. Немного погодя, может быть, после первого гостя(1).
Последний танец закончился, и волна людей хлынула к бочонку с сидром в дальнем углу сарая, где властвовал мистер Вемисс. Танцоры собрались вокруг него, как рой измученных жаждой ос, так что видна была только его макушка с почти белыми под светом фонарей волосами.
Я оглянулась в поисках Лиззи - убедиться, что она наслаждается праздником. Да, праздник, явно, доставлял ей удовольствие, она сидела на копне сена, окруженная четырьмя или пятью неуклюжими молодыми людьми, которые вели себя также, как танцоры вокруг бочонка с сидром.
- Кто вон тот большой парень? - спросила я Джейми, указывая кивком головы. - Я его не узнаю.
Он осмотрелся, слегка прищурив глаза.
- О, - сказал он, расслабляясь, - это Джейкоб Шнелл. Он из Салема и явился сюда с Мюллерами.
- Действительно.
Путешествие из Салема было довольно длительным - почти тридцать миль. Я задалась вопросом, только ли праздник привлек его. Я поискала взглядом Тома Мюллера, которого про себя наметила, как возможного жениха для Лиззи, но не увидела его.
- Ты знаешь что-нибудь об этом Шнелле? - спросила я, критически рассматривая парня. Он был на год или два старше других юношей, крутившихся возле Лиззи, и весьма высокий. "Некрасивый, но выглядит приятно", - подумала я. С крупными костями и намечающимся утолщением в середине, которое в среднем возрасте разовьется в солидное брюшко.
- Я не знаю самого парня, но я встречал его дядю. Думаю, это приличная семья, его отец - сапожник.
Мы автоматически посмотрели на его ботинки, не новые, но очень хорошего качества с оловянными пряжками, большими и квадратными согласно германской моде.
Молодой Шнелл, казалось, имел преимущество перед другими, он близко наклонился к Лиззи и что-то говорил ей. Она сосредоточено смотрела на него, слегка нахмурив светлые брови, пытаясь разобрать, что он говорит. Наконец, она поняла его, и ее лицо расслабилось, осветившись улыбкой.
- Вряд ли, - Джейми покачал головой, наблюдая за ними с немного хмурым видом. - Лютеранская семья. Они не позволят парню жениться на католичке. И потом, сердце бедного Джозефа будет разбито, если он отпустит девушку так далеко.
Отец Лиззи был глубоко привязан к ней и, испытав однажды расставание, вряд ли согласится отдать ее замуж далеко от себя. Однако, я считала, что Джозеф Вемисс сделает все, чтобы обеспечить счастье своей дочери.
- Он может поехать жить с нею.
Выражение лица Джейми ясно говорило, что он не приветствовал эту мысль, но он неохотно кивнул.
- Полагаю, что так. Я не хотел бы терять его, хотя Арчи Баг мог бы ...
Крики "Мак Дубх!" прервали его.
- Выходи, Sheumais ruaidh(2), покажи ему, как нужно это делать! - закричал Эван из дальнего угла сарая.
В танцах был перерыв, чтобы музыканты могли поесть и отдохнуть, а тем временем некоторые мужчины пробовали свои силы в танце меча, который обычно сопровождали волынка или барабан.
Я не обращала особого внимания на подбадривающие и язвительные выкрики, доносившиеся с того конца сарая. Очевидно, танцующие были невеликими мастерами в этом деле, последний джентльмен споткнулся об один из мечей и полетел на пол, откуда его с красным лицом и смущенной улыбкой подняли друзья, отряхивая сено и землю с его одежды и беззлобно поддразнивая.
- Мак Дубх, Мак Дубх! - закричали Кенни и Мурдо, приглашая его, но Джейми со смехом отмахнулся от них.
- Нет, я уже давно не делал этого ...
- Мак Дубх! Мак Дубх! Мак Дубх! - ударял Кенни в свой бойран, напевая в ритм. К нему присоединилась группа мужчин. - Мак Дубх! Мак Дубх! Мак Дубх!
Джейми бросил на меня короткий взгляд с мольбой о помощи, но Ронни Синклер и Бобби Сазерленд уже направлялись к нам. Я, смеясь, отступила в сторону, и они, схватив его под руки, потащили в центр сарая, перекрывая его протесты хриплыми криками.
Зазвучали аплодисменты и крики одобрения, когда они вывели его на чистое место, где солома была втоптана во влажную землю, образовав утрамбованную площадку. Видя, что у него нет выбора, Джейми распрямился и поправил свой килт. Он поймал мой взгляд, закатил глаза с шутливой покорностью и начал снимать пальто, жилет и ботинки, в это время Ронни уложил два скрещенных палаша возле его ног.
Кенни Линдсей начал негромко бить по бойрану, делая остановки между ударами. Толпа бормотала и шевелилась в ожидании. Джейми, одетый только в рубашку, килт и носки, усердно поклонился, поворачиваясь по часовой стрелке и наклоняя голову во всех четырех направлениях горизонта, потом выпрямился и занял место над скрещенными мечами.
Его руки поднялись над головой, толпа разразилась аплодисментами, а Брианна, затолкав в рот два пальца, издала оглушительный свист к явному потрясению людей, стоящих возле нее.
Я увидела, как Джейми поглядел на Брианну со слабой улыбкой, потом его взгляд снова нашел меня. Улыбка осталась на его губах, но в его глазах мелькнула какая-то грусть. Удары бойрана стали ускоряться.
Горский танец меча исполняется по одной из трех причин. Как демонстрация ловкости и развлечение, что и собирался сделать сейчас Джейми. Как соревнование, обычно, между молодыми людьми на сборе. И как оно было предназначено изначально, как предсказание. Исполненный накануне сражения, этот танец предсказывал успех или поражение в зависимости от мастерства танцора. Молодые горцы танцевали над скрещенными мечами в ночь перед Престонпансом, перед Фолкерком. Но не перед Каллоденом. Не было походных костров в ночь перед этим последним сражением, не было времени для бардов и военных песен. Не было нужды в предсказаниях.
Джейми на мгновение прикрыл глаза и склонил голову, удары барабаны стали громче и быстрее.
Он рассказывал мне, что исполнял танец мечей сначала на соревнованиях, а потом и перед сражениями в горах Шотландии и во Франции. Старые солдаты просили его танцевать, поскольку его ловкость и сноровка дарили им надежду, что они выживут и одержат победу. Он, должно быть, танцевал в Ардсмуире, так как Линдсей знал о его умении. Но все это было в Старом свете, в его старой жизни.
Он знал - для этого не нужны были рассказы Роджера - что старые пути изменились и продолжают меняться. Это был новый мир, и танец мечей никогда не будет исполняться в качестве предсказания, в поисках благосклонности богов войны и крови.
Он открыл глаза и вскинул голову. Барабан издал громкое "Цанк!", и под крики толпы танец начался. Его ноги быстро ударили землю между мечами с севера на юг, потом с востока на запад.
Удары ног были беззвучные и уверенные, и его тень плясала позади него на стене, высокая с поднятыми длинными руками. Его глаза еще смотрели в мою сторону, но я была уверена, он больше не видел меня.
Мускулы его ног под килтом были сильны и упруги, как у прыгающего оленя, и он танцевал со всем мастерством воина, которым был и все еще оставался. Но думаю, сейчас он танцевал ради памяти, чтобы те, кто видели танец, не могли забыть его. Пот летел с его лба, и выражение невыразимой отдаленности стыло в глазах.
Люди все еще возбужденно обсуждали танец, когда перед полуночью мы отправились к дому, чтобы перекусить рагу и выпить пива и сидра перед приходом первого гостя.
Миссис Баг достала корзину яблок и собрала молоденьких незамужних девушек в углу кухни, где они, хихикая и кидая взгляды на молодых людей, очищали яблоки, снимая кожуру одной лентой. Каждая девушка бросала счищенную кожицу за плечо, и вся группа бросалась со смехом и восклицаниями посмотреть, какую букву образовала упавшая полоска.
Очищенная кожица имела тенденцию к скручиванию, и потому было очень много букв "О" и "С". Большое обсуждение вызвал вопрос, следует ли считать, что буква "О" указывает на Ангуса Ога. Молодой Ангус Ог из МакЛеодов был веселым симпатичным парнем, тогда как единственным мужчиной на "О" был Оуэн, пожилой вдовец пяти футов ростом с большим жировиком на лице.
Я унесла Джемми наверх и уложила его в кроватку, расслабленного и посапывающего во сне. Когда я спустилась вниз, Лиззи бросала свою кожуру.
- "С"! - хором пропели две девочки Гатри, почти стукнувшись головами, когда наклонились посмотреть образовавшуюся букву.
- Нет, нет, это "Д"!
Привлеченная в качестве эксперта, миссис Баг наклонилась, рассматривая полоску красной кожицы со склоненной набок головой, как малиновка, рассматривающая червяка.
- "Д", точно, - постановила она, распрямляясь, и все девушки захихикали, как одна повернувшись к Джону Лоури, молодому фермеру с вуломской мельницы, который ответил им полным замешательства взглядом.
Уголком глаза я уловила красную вспышку и повернулась, чтобы в дверном проеме зала увидеть Брианну. Она кивнула головой, подзывая меня, и я поторопилась подойти к ней.
- Роджер готов выйти, но мы не могли найти молотую соль, ее нет в кладовой. Может, она у тебя в хирургии?
- О! Да, там, - сказала я виновато. - Я засыпала ею змеиный корень и забыла вернуть на место.
Гости оккупировали оба крыльца и прихожую, набились в кухню и кабинет Джейми, разговаривая, наслаждаясь едой и напитками. Мне пришлось прокладывать путь к моему кабинету в настоящей давке, обмениваясь пожеланиями, ныряя под кружки с сидром в размахивающих руках и поскальзываясь на кусочках рагу.
Сам хирургический кабинет был почти пуст, люди избегали его из-за суеверия, болезненных воспоминаний или простой осторожности, и я не поощряла посещений, оставив комнату без всякого огня. Сейчас в ней горела единственная свеча и единственным визитером в ней был Роджер, который рылся среди вещей на стойке.
Он поднял голову, когда мы вошли и улыбнулся. Все еще немного красный после танцев, он снял сюртук и обмотал шею шарфом, его плащ лежал рядом на табурете. Согласно обычаю, считалось, что наступивший год будет удачным, если первым гостем после полуночи на Хогманай будет высокий красивый темноволосый мужчина.
Роджер, бесспорно, являлся самым высоким и весьма хорошо выглядящим темноволосым мужчиной в ближайшем окружении, поэтому он был выбран в качестве первого гостя не только для "большого дома", но и для всех домов поблизости. Фергюс, Марсали и другие соседи уже умчались домой, чтобы подготовиться к встрече первого гостя.
Рыжеволосый мужчина в качестве первого гостя, наоборот, считался ужасной неудачей, и потому Джейми был отправлен в свой кабинет под охраной веселых братьев Линдсеев, которые должны были держать его там после полуночи. Во всей окрестности до Кросс-Крика больших часов не было, но у мистера Гатри были карманные часы, еще более старые, чем он сам, и этот инструмент должен был объявить тот мистический момент, когда один год сменялся другим. Учитывая тенденцию этих часов останавливаться, я сомневалась, что время полуночи будет определено точно, но вряд ли это имело какое-либо значение.
- Одиннадцать-пятьдесят, - объявила Брианна, заглядывая в кабинет, с плащом в руках. - Я только что посмотрела на часах Гатри.
- Времени много. Ты идешь со мной? - Роджер улыбнулся Брианне, увидев плащ в ее руках.
- Шутишь? Я давно не гуляла после полуночи, - она усмехнулась ему в ответ, заворачиваясь в плащ. - Все взял?
- Все, кроме соли, - Роджер кивнул на парусиновый мешок на стойке. Первый гость должен принести подарки: яйцо, полено, немного соли и виски, гарантируя таким образом изобилие в домашнем хозяйстве в предстоящем году.
- Ах, да. Куда же я ... О, Боже!
Распахнув двери буфета в поисках соли, я наткнулась на пару горящих в темноте глаз.
- О, Господи, - я приложила руки к груди, удерживая прыгающее сердце, и слабо махнула рукой Роджеру, который бросился на мой крик, готовый защищать меня. - Не волнуйтесь, это только котенок.
Адсо нашел убежище в буфете в компании с пойманной мышью. Он заворчал на меня, очевидно, решив, что я претендую на его добычу, но я раздраженно сдвинула его в сторону и вытащила мешочек с солью из-за его пушистой задней части.
Я закрыла дверь буфета, оставив Адсо пировать, и вручила соль Роджеру. Он взял ее, положив на стойку предмет, который держал в руках.
- Где вы раздобыли эту старинную статуэтку? - спросил он, кивнув на предмет и убирая соль в сумку. Я поглядела на стойку и увидела небольшую розовую фигурку, которую мне дала миссис Баг.
- У миссис Баг, - ответила я. - Она говорит, что это амулет для плодовитости, и выглядит он очень даже соответствующе. Значит, фигурка старинная?
Я тоже так думала, и интерес Роджера подтвердил это.
Он кивнул, не сводя глаз со статуэтки.
- Очень старинная. Подобные фигурки, которые я видел в музеях, имеют возраст несколько тысяч лет.
Он почтительно провел по выпуклостям камня указательным пальцем.
Брианна высунулась вперед, чтобы посмотреть статуэтку, и я без размышлений схватила ее за руку.
- Что? - спросила она, поворачивая ко мне голову. - Мне нельзя ее касаться? Амулет работает?
- Нет, конечно, нет.
Я со смешком убрала руку, но чувствовала себя довольно смущенной. Я поняла, что мне не хочется, чтобы она прикасалась к фигурке, и почувствовала облегчение, когда она просто наклонилась над стойкой, рассматривая ее. Роджер также смотрел на нее, точнее на Брианну, уставившись в ее затылок со странной интенсивностью в глазах. Я могла предположить, что он желал, чтобы она коснулась вещицы, также страстно, как я не хотела.
"Бьючемп, - сказала я про себя, - ты слишком много выпила сегодня".
Но, тем не менее, я импульсивно схватила фигурку и сунула ее в свой карман.
- Ладно! Вам нужно идти!
Странное настроение этого момента было сломано, и Брианна, выпрямившись, повернулась к Роджеру.
- Да, правда. Идем.
Он забросил сумку на плечо и улыбнулся мне, потом взял ее за руку, и они исчезли, закрыв за собой дверь кабинета.
Я взяла свечу и собралась последовать за ними, но потом остановилась, внезапно охваченная нежеланием возвращаться в хаос праздника.
Я чувствовала звуки дома, пульсирующие вокруг меня, под дверь кабинета тек свет из зала. И только в этом месте было относительно тихо. Я ощутила вес маленького идола в моем кармане и прижала твердый шероховатый камень к ноге.
Нет ничего особенного в этой дате, первое января, кроме того значения, которое мы сами придаем ему. Древние народы праздновали новый год в разные даты - в начале февраля, когда зима идет на убыль, и день начинает прибывать, или в день весеннего равноденствия, когда мир находится в равновесии между темным и светлым временем суток. И тем не менее я, стоя в темноте и слушая чавканье котенка в буфете, ощущала биение земли под моими ногами, когда год - или что-то еще - менялся. Шум и присутствие толпы не мешали мне чувствовать свое уединение, и чувство нового года пело в моей крови.
Самым удивительным было то, что все это не казалось странным. Это не пришло ко мне извне, это уже было во мне, хотя я понятия не имела, как оно называется. Но полночь быстро приближалась. Все еще раздумывая, я открыла дверь и вступила в шум и свет зала.
Крики со всех сторон указывали на приближение волшебного часа, объявленного часами Гатри. Из кабинета Джейми вышли мужчины, шутя и подталкивая друг друга, и все лица были с надеждой повернуты к входной двери.
Ничего не произошло. Роджер решил войти через черный вход, учитывая скопление народа на кухне? Я повернулась, чтобы посмотреть в том направлении, но из кухонной двери торчали любопытные лица, с ожиданием вглядывающиеся в прихожую.
Все еще никакого стука в двери; люди в прихожей нетерпеливо шевелились. В разговоре наступило затишье - одно из тех неловких молчаний, когда никто не хочет заговорить, опасаясь быть неожиданно прерванным.
Потом на крыльце раздался звук шагов и короткий стук в двери, один, два, три. Джейми, как хозяин вышел вперед, чтобы открыть дверь и приветствовать первого гостя. Я была недалеко от него и, увидев удивление в его лице, выглянула посмотреть, чем оно было вызвано.
Вместо Роджера и Брианны на крыльце стояли две невысокие фигуры. Повинуясь жесту Джейми, в прихожую застенчиво вступили близнецы Бердсли, тощие и потрепанные, но определенно темноволосые,.
- С новым годом вас, мистер Фрейзер, - прокаркал Джосайя голосом лягушки-быка. Он вежливо поклонился мне, не отпуская руки брата. - Мы пришли.
Все согласились, что темноволосые близнецы явились счастливым предзнаменованием, принеся двойную удачу первого гостя. Роджер и Брианна, которые встретили колеблющихся мальчиков во дворе и отправили их в дом, ушли к другим домам Риджа. При этом Брианна была строго предупреждена, чтобы не входила в дом прежде Роджера.
Счастливое или нет, появление братьев Бердсли вызвало много разговоров. Все слышали о смерти Аарона Бердсли - ту версию, где он умер от апоплексического удара - и таинственном исчезновении его жены, но появление близнецов снова вызвало активное обсуждение. Никто не знал, где были и что делали мальчики между походом милиции и новым годом. Джосайя на этот вопрос произнес "бродили" свои каркающим голосом, а Кезайя не сказал ничего, и разговоры вертелись вокруг торговца и его жены, пока не исчерпали себя.
Миссис Баг взяла Бердсли под свое крыло и повела их на кухню помыться и поесть. Половина празднующих разошлась по домам, встречать первых гостей, остающиеся до утра разбились на несколько групп. Молодые вернулись в сарай, чтобы продолжить танцы или поискать немного личной жизни среди снопов сена, старшие сели возле очага, предаваясь воспоминаниям, а те, кто перетанцевали или перепили виски, свернулись в удобных местах - и довольно много в неудобных - погрузившись в сон.
Я нашла Джейми в его кабинете, он откинулся на стуле, прикрыв глаза, пред ним лежал какой-то рисунок. Он не спал и открыл глаза, как только услышал мои шаги.
- С новым годом, - сказала я мягко и поцеловала его.
- Доброго нового года тебе, nighean donn.
От него веяло теплом и слабым запахом пива и высохшего пота.
- Все еще хочешь выйти на улицу? - спросила я, указывая взглядом на окно. Луна давно села, и звезды холодно сияли на небе. Двор снаружи был холодным и черным.
- Нет, - честно сказал он, протирая лицо руками. - Я хочу лечь спать, - он зевнул и, мигая, пытался пригладить торчащие на макушке волосы. - Но я хочу, чтобы ты легла со мной, - добавил он великодушно.
- Ничего не хочу больше этого, - уверила я его. - Что это?
Я обошла его, заглядывая сзади через плечо на рисунок, который казался своего рода чертежом с цифрами по краям.
Он выпрямился, выглядя немного взбодрившимся.
- А. Это подарок маленького Роджера Брианне на Хогманай.
- Он строит ей дом? Но они ...
- Не ей, - он усмехнулся мне, положив ладони по обе стороны рисунка. - Чизхолмам.
Роджер, проявив склонность к махинациям, достойную Джейми, изобрел соглашение между Ронни Синклером и Джорди Чизхолмом.
У Рони была просторная хижина рядом с его бондарной мастерской. Соглашение заключалось в том, что Рони перебирается на житье в мастерскую, а Чизхолмы перемещаются в хижину Рони, к которой они добавляют две комнаты, согласно чертежу на столе Джейми. Кроме того миссис Чизхолм была обязана готовить для Рони и стирать его одежду. Весной, когда Чизхолмы переберутся на свой надел, Рони вернется в расширенную хижину и может надеяться, что улучшения в ней станут стимулом для какой-либо молодой женщины принять его предложение руки и сердца.
- Тем временем Роджер и Бри возвращаются в свою хижину, Лиззи и ее отец освобождают мой хирургический кабинет, и все будет в порядке, - я радостно сжала его плечи. - Какая замечательная договоренность! Ты делал план дома?
- Да. Джорди - ведь не плотник, и я не хочу, чтобы крыша свалился ему на голову.
Он, прищурившись, посмотрел на рисунок, потом взял перо, открыл чернильницу и исправил какую-то цифру.
- Вот, - сказал он, кладя перо. - Все готово. Роджер хочет показать его Бри, когда они вернуться. Я сказал, что оставлю рисунок на столе.
- Она будет рада.
Я прислонилась к спинке стула, массажируя его плечи. Он откинулся назад, прислонившись тяжелой теплой головой к моему животу, закрыл глаза и удовлетворенно вздохнул.
- Болит голова? - спросила я с сочувствием, увидев вертикальную складку между бровями.
- Да, немного. О, да, так хорошо.
Я стала мягко тереть его виски.
Дом успокоился, хотя я все еще могла слышать гул голосов в кухне. Снаружи высокий сладкозвучный звук скрипки Эвана плыл через холодный неподвижный воздух.
- "Девушка с каштановыми волосами", - сказала я, вздыхая ностальгически. - Мне ужасно нравится эта песня.
Я дернула ленточку и расплела его косичку, наслаждаясь ощущением мягких шелковистых волос, когда проводила по ним пальцами.
- Удивительно, что у тебя нет музыкального слуха, - сказала я, просто чтобы отвлечь его, пока нажимала пальцами под его рыжими бровями как раз над глазницей. - Я не знаю почему, но способность к математике всегда сопровождается способностью к музыке. У Бри, например, так.
- У меня тоже было, - сказал он рассеяно.
- Что было?
- Обе способности, - он вздохнул и наклонился вперед, вытягивая шею и опираясь на локти. - О, Христос. Хорошо. О, да. Ах!
- Да? - я массажировала его шею и плечи, сильно разминая напряженные мускулы. - Ты имеешь в виду, что ты умел петь?
Обладая прекрасным ораторским голосом, Джейми совсем не имел слуха, так что любая песня в его исполнении была монотонна и лишена мелодии. По этому поводу в семье шутили, что если Джейми поет колыбельную, дети пугаются вместо того, чтобы успокоиться и уснуть.
- Ну, не то чтобы очень хорошо.
Я могла слышать улыбку в его голосе, приглушенном волосами, упавшими на его лицо.
- По крайней мере, я мог отличить одну мелодию от другой, или оценить хорошо или плохо спета песня. Теперь это просто шум и визг, - он пожал плечами, прекращая разговор.
- Что случилось? - спросила я. - И когда?
- О, это случилось до того, как я встретил тебя, сассенах. Фактически, совсем незадолго до встречи с тобой, - он дотронулся рукой до своего затылка. - Ты помнишь, я был во Франции? Я как раз возвращался оттуда с Дугалом МакКензи и его людьми, когда Муртаг наткнулся на тебя, когда ты бродила по горам в одной рубашке ...
Он говорил легким тоном, но мои пальцы нашли старый шрам под его волосами. Сейчас он был не толще нити, но когда-то это была глубокая рана восьми дюймов длиной, нанесенная топором. Я знала, что она чуть не убила его, он лежал при смерти во французском аббатстве четыре месяца, и долгие годы страдал от ужасных головных болей.
- То есть ты ... перестал слышать музыку после этого, когда получил травму?
Он коротко пожал плечами.
- Я слышу не музыку, но стук барабанов, - сказал он. - Я все еще чувствую ритм, но мелодия мне недоступна.
Я остановилась, не убирая рук с его плеч, и он обернулся с улыбкой, пытаясь превратить все в шутку.
- Не беспокойся, сассенах, это не так важно. Я пел не очень хорошо, даже когда слышал мелодию. А Дугал все равно не смог убить меня.
- Дугал? Ты действительно думаешь, что это был Дугал?
Меня удивила уверенность в его голосе. Одно время он подозревал, что Дугал мог быть тем человеком, который нанес ему смертельную рану, а потом, когда их застали его люди, он притворился, что нашел Джейми раненным. Но не было никаких доказательств, чтобы можно было сказать наверняка.
- О, да, - он тоже выглядел удивленным, но потом выражение его лица изменилось.
- О, да, - повторил он более медленно. - Я не думал ... ты не поняла, что он сказал, да? Когда он умирал, я имею в виду.
Мои руки все еще были на его плечах, и я почувствовала, что невольная дрожь пробежала по его телу. Она передалась моим рукам и, поднявшись по ним вверх, приподняла мои волосы на затылке.
Ясно, словно в данный момент происходила передо мной, в моей памяти возникла сцена в мансарде каллоденского дома. Обломки мебели, разбросанные вещи, и на полу у моих ног Джейми, стоя на коленях, держит в объятиях выгнутое дергающееся тело Дугала, кровь и воздух пузырями выходят у того из раны в горле, сделанной кинжалом Джейми. Лицо Дугала, бледнеющее по мере того, как жизнь уходила из его тела вместе с вытекающей кровью, его жестокие черные глаза, уставившиеся на Джейми, его губы, говорящие что-то почти беззвучно по-гэльски ... И Джейми с лицом, столь же белым, как лицо Дугала, уставившийся на губы умирающего человека, читая последние слова.
- Что он сказал?
Он склонил голову, когда мои руки поднялись, отыскивая старый шрам под его волосами.
- "Сын сестры или нет, но я должен был убить тебя там на холме. Потому что я всегда знал, что одному из нас не жить", - Джейми повторял слова Дугала спокойным тихим голосом, и бесстрастность его речи снова породила волну дрожи, на этот раз от меня к нему.
В кабинете наступила тишина. Звук голосов в кухне свелся к еле слышимому ропоту, как если бы призраки прошлого собрались там, выпить и вспомнить былое.
- Вот что ты имел в виду, - произнесла я тихо, - когда сказал, что примирился с Дугалом.
- Да, - он откинулся назад и, протянув руки, обхватил мои запястья. - Ты знаешь, он был прав. Рано или поздно, должен был остаться только один из нас.
Я вздохнула, и бремя моей вины уменьшилось. Джейми дрался и убил его, чтобы защитить меня, и я всегда чувствовала, что смерть Дугала лежит на моей совести. Но Дугал был прав, слишком многое было между ними, и если бы заключительный конфликт не произошел тогда, накануне Каллодена, он все равно случился бы в другое время.
Джейми сжал мои запястья и повернулся на стуле, все еще не отпуская их.
- Пусть мертвые хоронят мертвых, сассенах, - сказал он мягко. - Прошлое исчезло, будущее не наступило. А мы здесь вместе, ты и я.
(2)Шотландский обычай встречи первого гостя в новом году, который должен принести достаток и счастье в дом.
В доме никого не было — прекрасная возможность для моих экспериментов. Мистер Баг с близнецами Бердсли отправились на мельницу Вулама; Лиззи и мистер Вемисс пошли помогать Марсали с новым суслом, а миссис Баг, оставив на кухне горшок овсянки и блюдо с тостами, прочесывала лес в поисках полудиких кур, которых отлавливала по одной и за ноги волочила в новый курятник, построенный ее мужем. Бри и Роджер иногда приходили на завтрак в большой дом, но предпочитали завтракать у себя, как и было на этот раз.
Наслаждаясь тишиной пустого дома, я поставила на поднос чайник с чашкой, сливками и сахаром и утащила его в мой хирургический кабинет. Утренний свет лился в окна золотым потоком. Оставив чай настояться, я взяла несколько стеклянных бутылочек и вышла на улицу.
День был прохладный, но ясный с чистым бледным небом, которое обещало потепление к концу утра. В настоящее время, однако, было холодно, и я радовалась теплому платку, накинутому на плечи. Вода в поилке для лошадей покрылась тонким ледком, но я решила, что она недостаточно холодна, чтобы убить микробы. Разбив лед каблуком, я увидела колеблющиеся длинные пряди зеленых водорослей, прикрепленные к стенкам корыта. Проведя по слизистой стенке горлышком одной из бутылок, я наполнила ее и отправилась дальше.
Другие образцы жидкости я взяла в леднике над ручьем и в грязной луже возле уборной, затем заторопилась домой, чтобы провести испытания, пока света было достаточно.
Микроскоп стоял на окне, где я установила его вчера, и сиял медью и зеркалами. Быстро капнув жидкости на подготовленные стеклянные пластинки, я наклонилась к окуляру с нетерпеливым предвкушением.
Овальное пятно света появилось в поле зрения и исчезло; я прищурилась и медленно, очень медленно покрутила винт… Ура! Зеркало стабилизировалось, и свет образовал прекрасный бледный круг, словно окно в другой мир.
Я зачаровано наблюдала, как инфузория туфелька, отчаянно бьющая ресничками, неслась в погоне за невидимой добычей. Поле зрения медленно смещалось по мере того, как капелька воды колебалась под действием микроскопических потоков. Я подождала еще некоторое время в надежде увидеть одну из быстрых изящных эвглен или даже гидру, но ничего не было кроме таинственных черно-зеленых остатков каких-то клеток и зеленых водорослей.
Я подвинула стеклышко туда и сюда, но не нашла ничего интересного. Что ж, у меня есть много других интересных вещей. Я ополоснула стеклянный прямоугольник в чашке со спиртом, позволила ему подсохнуть, потом опустила стеклянную трубочку в одну из мензурок, выстроенных перед микроскопом, и капнула жидкость на чистую пластинку.
Потребовалось немного поэкспериментировать, чтобы собрать микроскоп. Он хранился в ящике доктора Роулинга в разобранном виде, и его конструкция мало походила на современную мне версию. Однако линзы и зеркала были узнаваемы, и, отталкиваясь от них, мне без особых проблем удалось приспособить все части на свои места. Большей проблемой в это время года оказалось получение достаточного количества света, и я была взволнована, наконец, получив возможность проверить микроскоп.
— Что ты делаешь, сассенах? — Джейми с куском тоста в руке стоял в дверном проеме.
— Смотрю, — сказала я, регулируя наводку.
— О, да? Что? — он вошел в комнату, улыбаясь. — Надеюсь, не духов. С меня их достаточно.
— Подойди и посмотри, — сказала я, отстраняясь от микроскопа. Слегка озадаченный, он нагнулся и посмотрел в окуляр, прищурив один глаз.
Он вглядывался несколько мгновений, потом издал восклицание довольного удивления.
— Я вижу их! Крошечные существа с хвостиками плавают повсюду!
Он посмотрел на меня с восхищенным видом и снова склонился к окуляру.
Я почувствовала жар от гордости за мою новую игрушку.
— Разве это не изумительно?
— Да, изумительно, — сказал он, поглощенный видением. — Только посмотри на них. Такие маленькие быстрые существа, как они носятся и толкаются, и как их много!
Он наблюдал некоторое время, восклицая вполголоса, потом выпрямился и с изумлением покачал головой.
— Я никогда не видел ничего подобного, сассенах. Ты говорила мне о микробах, но я ни за что не вообразил бы их такими! Я думал — у них маленькие зубы, и они не… Но я никогда бы не подумал, что у них такие красивые быстрые хвостики, и что их так много.
— Ну, у некоторых микроорганизмов они есть, — сказала я, пододвигаясь, чтобы взглянуть в окуляр. — Но эти существа — не микробы, это сперма.
— Что? — он выглядел совершенно непонимающим.
— Сперма, — терпеливо повторила я. — Мужские репродуктивные клетки. Сперматозоиды. Ты знаешь, как получается младенцы?
Я подумала, что он может задохнуться. Рот его был открыт, и нежно-розовый цвет залил лицо.
— Ты имеешь в виду семя? — прокаркал он. — Мужскую жидкость?
— Ну, да.
Внимательно наблюдая за ним, я налила чая в чистую мензурку и вручила ему, как укрепляющее средство. Он проигнорировал его, не спуская глаз с микроскопа, словно боялся, что существа смогут выпрыгнуть из окуляра в любой момент.
— Сперма, — бормотал он себе под нос. — Сперма.
Он покачал головой и повернулся ко мне, когда ему в голову пришла страшная мысль.
— Чья она? — спросил он тоном мрачного подозрения.
— Э… ну, конечно же, твоя, — я смущенно откашлялась. — Чья она еще может быть?
Он вздрогнул и охранительным жестом положил руку между ног.
— Как, черт возьми, ты получила ее?
— А как ты думаешь? — холодно спросила я. — Я сегодня утром с ней проснулась.
Его рука расслабилась, но цвет его лица стал темно-красным.
— Понятно, — сказал он и кашлянул.
На мгновение наступила тишина.
— Я… хм… не знал, что они могли остаться в живых, — сказал он, наконец. — Э-э… снаружи, я имею в виду.
— Ну, если бы ты оставил их на простыне, сперма высохла бы, а сперматозоиды погибли, — сказала я легким тоном, — но если не дать ей высохнуть, — я махнула рукой на мензурку с беловатой жидкостью, — они могут жить несколько часов. В их естественной среде обитания они могут жить неделю после… э… выпуска.
— В естественной среде обитания, — повторил он задумчиво и бросил быстрый взгляд на меня. — Ты имеешь в виду…
— Да, — сказала я, несколько раздраженно.
— Ммфм.
Здесь он вспомнил про тост, который все еще держал в руке, и откусил кусочек, задумчиво прожевывая его.
— Люди знают об этом? Сейчас, я имею в виду?
— Знают что? На что похожа сперма? Наверняка. Микроскопы известны уже сто лет, и первое, что делает работающий с ним — это смотрит все, что находится в пределах досягаемости. А учитывая, что изобретателем микроскопа был мужчина, я думаю, что да… Не так ли?
Он посмотрел на меня и откусил еще от тоста, продолжая жевать все в той же манере.
— Мне не очень нравится, что ты говоришь о нахождении в пределах досягаемости, сассенах, — произнес он с набитым ртом и сглотнул, — но я тебя понял.
И словно притянутый непреодолимой силой, он подошел к микроскопу и еще раз заглянул в окуляр.
— Они кажутся очень проворными, — заметил он после нескольких секунд наблюдения.
— Ну, им приходится быть проворными, — сказала я, подавляя улыбку при виде его смущенной гордости от удали своих гамет. — Это длительное и трудное путешествие для них и в конце их ждет упорная борьба. Только один удостаивается чести, знаешь ли.
Он взглянул на меня с удивленным видом. До меня дошло, что он ничего не знал об этом. Он изучал языки, математику, греческую и латинскую философии в Париже, но не медицину. И даже если ученые того времени знали, что сперма состоит из отдельных частиц, а не является гомогенной субстанцией, они понятия не имели, как она работала.
— Как ты думаешь, откуда появляются дети? — спросила я после небольшой лекции о сперме, яичках, зиготах и тому подобное, которая сделала глаза Джейми круглыми. Он взглянул на меня довольно холодно.
— Спрашиваешь меня, который был фермером всю жизнь? Я точно знаю, откуда они появляются, — сообщил он мне. — Я только не знал… э… как эта штука происходит. Я думал… ну, что мужчина сеет свое семя в живот женщины, и оно… там растет, — он неопределенно махнул в направлении моего живота. — Ты знаешь, как… семена. Репа, зерно, дыни… Я не думал, что они плавают, как головастики.
— Понятно, — я потерла пальцем под носом, пытаясь не рассмеяться. — Значит, по земледельческим понятиям женщина может быть плодородной или бесплодной.
— Ммфм, — он махнул рукой, игнорируя мое замечание, и глубокомысленно нахмурился, глядя на стеклянную пластинку. — Неделя, ты говоришь. Тогда, может быть, малец действительно от Дрозда?
Хотя было только начала дня, мне потребовалось почти секунда, чтобы понять его.
— О, ты имеешь в виду Джемми? Да весьма, возможно, — сказала я, вспомнив, что Роджер и Боннет были с Брианной через два дня друг от друга. — Я говорила об этом тебе и Бри.
Он рассеяно кивнул, затем, вспомнив про тост, затолкал в рот остаток. Не переставая жевать, он нагнулся, чтобы еще раз посмотреть в окуляр.
— Они действительно различаются? У разных мужчин, я имею в виду?
— Э… не по внешнему виду, — я взяла чашку с чаем и сделала глоток, наслаждаясь тонким ароматом. — Хотя они, конечно, различаются, так как несут в себе свойства, которые мужчина передает потомству… — Я решила, что сейчас объяснения насчет генов и хромосом будут излишни, учитывая в какой шок повергло его описание процесса оплодотворения. — Но в микроскоп различий не увидишь.
Он что-то проворчал на это, проглотил тост и выпрямился.
— Зачем ты тогда смотришь?
— Из любопытства, — я указала на коллекцию бутылок и мензурок на стойке. — Я хотела посмотреть, каково разрешение микроскопа, какие микроорганизмы я смогу в него увидеть.
— О, да? И что тогда? Какова цель всего этого?
— Ну, это поможет мне ставить диагноз. Если я смогу увидеть в образце стула паразитов, то смогу назначить лучшее лечение.
Джейми выглядел так, словно предпочел бы не слышать такие вещи сразу после завтрака, но кивнул головой.
— Да, это разумно. Тогда я оставляю тебя продолжать.
Он нагнулся и коротко поцеловал меня, потом направился к двери. Однако, не дойдя до нее, он обернулся.
— Гм, насчет этих живчиков в сперме… — сказал он неловко.
— Да?
— Ты можешь не выбрасывать их, а сделать приличные похороны или что-то в этом роде?
Я скрыла улыбку за чайной чашкой.
— Я хорошо позабочусь о них, — пообещала я. — Я всегда о них забочусь, не так ли?
Они были здесь, темные стебли с утолщением спор на вершине, плотные заросли в светлом пятне поля зрения микроскопа. Подтверждение.
— Получила.
Я распрямилась, медленно потирая поясницу и рассматривая мои препараты.
Серия стеклянных пластинок аккуратным веером лежала возле микроскопа, каждая с темным пятном посредине с оцифровкой по краю, сделанной свечным воском. Образцы плесени, выращенной на размоченном хлебе, на испорченной булочке и на корочке от новогоднего пирога с олениной. На корочке была самая лучшая культура, без сомнения, из-за гусиного жира.
Из различных субстратов, которые я использовала в эксперименте, только эти три основания дали плесень со значительным содержанием пеницилла — или того, что, как я верила, было пенициллом. На влажном хлебе растет ужасающее разнообразие плесневых грибков в дополнение к группе из дюжины пенициллов, но образцы, которые я выбрала, наилучшим образом подходили к виду Penicillium sporophytes, как я запомнила их по картинкам из учебника в моей другой жизни.
Я могла только надеяться, что память не подвела меня, и что штаммы плесени были именно той разновидности, которая производит пенициллин, и что я не внесла никаких смертельных бактерий в мясной бульон, и что… в общем, я могла надеяться на многие вещи, но иногда наступает такой момент, когда остается лишь уповать на милосердие судьбы.
Линия заполненных бульоном чашек выстроилась на столешнице, каждая покрытая кусочком марли, чтобы в нее не попали насекомые, пылинки, мышиные катышки, не говоря уже о самих мышах. Я процедила бульон, вскипятила его, ополоснула каждую чашку кипятком, и потом заполнила их коричневой жидкостью. Это были все доступные мне меры стерильной медицины.
Я кончиком ножа соскоблила плесень от каждого из моих лучших образцов плесени и аккуратно рассеяла голубые кусочки на охлажденный бульон, потом закрыла чашки кусочками марли и оставила на несколько дней.
Некоторые из культур погибли, некоторые дали прекрасные результаты. В нескольких чашках были темно-зеленые волосатые комки, которые плавали под поверхностью, как зловещие морские животные. Какая-нибудь посторонняя плесень, бактерии, или зеленые водоросли, но не драгоценные пенициллы.
Неизвестный ребенок пролил одну чашку, Адсо, раздраженный ароматом бульона, уронил на пол вторую и с видимым удовольствием слизал все, включая плесень. Очевидно, в ней не было ничего ядовитого, так как котенок благополучно задремал, свернувшись в круге солнечного света на полу.
В трех оставшихся чашках, однако, поверхность была покрыта бархатным одеялом голубого цвета, и, взяв образцы для проверки, я пришла к выводу, что это как раз то, что я искала.
Я сообщила об этом Джейми, который сидел на табурете, наблюдая, как я выливаю бульон с живой культурой на марлю, чтобы процедить его.
— Значит, то, что получилось у тебя — это бульон, в которую написала плесень, правильно?
— Ну, если ты настаиваешь на этом выражении, то да, — я кинула на него строгий взгляд, потом стала разливать процеженную жидкость по нескольким керамическим бутылочкам.
Он кивнул, радуясь, что правильно понял.
— И эта моча плесени лечит болезни, да? Что ж, это разумно.
— Да?
— Ну, ты ведь используешь разные виды мочи для лечения, почему не эту?
Он поднял большой черный журнал. Я оставила его открытым на столешнице после регистрации последней партии экспериментов, и он забавлялся, читая некоторые записи, оставленные предыдущем владельцем журнала доктором Даниэлем Роулингом.
— Возможно, Даниэль Роулинг использовал мочу, но я нет, — с занятыми руками я указала подбородком на открытую страницу. — Для чего он ее использовал?
— Средство от цинги, — прочитал он, следя пальцем за ровными линиями записей Роулинга. — Две головки чеснока растолочь с шестью редьками, добавить перуанский бальзам и десять капель мирра, смешать полученную смесь с мочой мальчика и пить.
— Боже, звучит как довольно экзотическая приправа, — сказала я, забавляясь. — К чему она лучше всего подойдет? Тушеный заяц? Рагу из телятины?
— Нет, телятина не подходит для редьки, слишком пресная. Рагу из баранины, может быть, — ответил он. — Баранина выдержит все.
Он трогал языком верхнюю губу, раздумывая.
— Почему моча мальчика, как ты думаешь, сассенах? Я встречал упоминание о ней и в других рецептах, например, у Аристотеля и у некоторых других древних философов.
Я взглянула на него, оторвавшись от пластинок, которые я убирала.
— Ну, во-первых, взять мочу у мальчика легче, чем у девочки. И довольно странно, но моча мальчиков очень чистая, почти стерильная. Вероятно, древние философы заметили, что используя ее в своих рецептах, они получают лучшие результаты, чем с обычной питьевой водой, если учесть, что они брали ее из общественных акведуков и колодцев.
— Стерильная означает, что в ней нет микробов, да? Это не имеет никакого отношения к размножению?
Он кинул на микроскоп довольно осторожный взгляд.
— Да. Или точнее, в ней не размножаются микробы, потому что их там нет.
Убрав все со столешницы, кроме микроскопа и бутылочек, содержащих, как я надеялась пенициллин, я стала готовиться к операции, вытащив маленький ящичек с хирургическими инструментами и принеся большую бутыль зернового спирта из буфета.
Я вручила ее Джейми вместе с маленькой спиртовой горелкой, которую сконструировала сама из пузырька из-под чернил, вставив вощенный льняной фитиль в горлышко.
— Наполни его, хорошо? Где мальчики?
— В кухне, напиваются, — он слегка нахмурился, тщательно наливая спирт. — Значит моча девочек не чистая, да? Или ее только труднее взять?
— Нет, она действительно не такая чистая, как у мальчиков.
Я развернула на столешнице чистую ткань и вынула два скальпеля, пару длинных щипцов и связку каутеров — железных прутиков, расплющенных на концах, которые я использовала для прижигания. Порывшись в буфете, я вытащила пригоршню ватных тампонов. Хлопок был очень дорог, но мне повезло, я смогла обменять у миссис Кэмпбелл мешок необработанных коробочек хлопка на флягу меда.
— …Гм… путь наружу не такой прямой, скажем так. Таким образом, моча собирает микробы и отмершие кусочки кожи, — я посмотрела на него через плечо и улыбнулась. — Но ты не должен чувствовать себя выше из-за этого.
— Я и не мечтаю об этом, — уверил он меня. — Ты готова, сассенах?
— Да, веди их. О, и принеси тазик!
Он вышел, и я повернулась к восточному окну. Вчера шел густой снег, но сегодня был великолепный ясный день, солнце сияло чистым холодным светом, отражавшимся от заснеженных деревьев. Пожалуй, я не могла желать лучших условий в плане освещенности.
Я положила каутеры в жаровню для накаливания. Потом надела мой лечебный амулет, спрятав его за лиф платья, и сняла тяжелый холстяной передник с крюка возле двери. Надев его, я подошла к окну и стала смотреть на белоснежный пейзаж снаружи, освобождая ум, укрепляя дух для предстоящей операции. Она не была трудной, я делала такие операции прежде, но никогда без использования наркоза, а это имело большое значение.
Кроме того, я не делала ничего подобного уже несколько лет. Я прикрыла глаза, мысленно прослеживая шаги, которые должна была предпринять, и ощутила, как мускулы моей руки подергиваются в такт моим мыслям в ожидании движений, которые я сделаю.
— Бог, да, поможет мне, — прошептала я и перекрестилась.
Из прихожей раздались спотыкающиеся шаги, хихиканье и рокот голоса Джейми, и я обернулась с улыбкой, чтобы приветствовать своих пациентов.
Месяц с хорошей пищей, чистой одеждой и в теплых кроватях значительно улучшили как здоровье обоих Бердсли, так и их внешний вид. Они все еще были низкорослыми, тощими и кривоногими, но впалые щеки немного округлились, темные чистые волосы уже не торчали космами, а вид настороженной затравленности исчез из глаз.
В настоящее время обе пары темных глаз имели остекленевший вид, и Лиззи пришлось схватить Кезайю за руку, чтобы он не свалился, споткнувшись о табурет. Джейми твердо взял Джосайю за плечо и направил мальчика ко мне, потом поставил на стол тазик, который нес, прижимая к боку другой рукой.
— Все в порядке, да? — я улыбнулась Джосайе, внимательно вглядываясь в его лицо, и сжала его руку, подбадривая. Он глотнул и улыбнулся мне довольно испуганно; по-видимому, он выпил не достаточно, чтобы не бояться.
Я усадила его на стул, бормоча что-то успокаивающее, обернула полотенце вокруг его шеи и поставила тазик на колени. Я надеялась, что он не уронит его — тазик был у нас единственным большим фарфоровым сосудом. К моему удивлению, Лиззи подошла и положила свои маленькие руки ему на плечи.
— Ты уверена, что хочешь остаться, Лиззи? — спросила я с сомнением. — Я думаю, мы справимся без тебя.
Джейми был приучен к виду крови и ран, но я не думала, что Лиззи видела что-нибудь подобное, хотя и присутствовала во время двух родов.
— О, нет, мэм, я останусь, — она тоже сглотнула, но смело выпятила челюсть. — Я обещала Джо и Кези, что буду с ними до конца.
Я взглянула на Джейми, который еле заметно приподнял одно плечо.
— Хорошо.
Я взяла одну из бутылок с раствором пенициллина, разлила его в две чашки и дала каждому из близнецов.
Желудочная кислота, вероятно, нейтрализует большую часть пенициллина, но я надеялась, что он убьет бактерии в горле. После операции они выпьют следующую дозу раствора, чтобы предотвратить инфекцию.
Не было никакой возможности точно определить содержание пенициллина в растворе, и доза могла быть, как слишком большой, так и слишком маленькой. По крайней мере, я была достаточно уверена, что это был активный пенициллин. У меня не было способа стабилизировать антибиотик, и я не имела никакого понятия, как долго он будет сохранять свое действие, но поскольку раствор был свежим, он должен быть терапевтически активным, и я надеялась, что он останется таким в течение следующих нескольких дней.
Я сделаю новые культуры, как только операция закончится, и при удаче смогу регулярно поить близнецов антибиотиком три или четыре дня, а при еще большей удаче смогу избежать инфекции.
— О, значит, это лекарство можно пить? — Джейми подозрительно уставился на меня поверх головы Джосайи. Несколько лет назад после огнестрельного ранения я делала ему инъекции пенициллина, и теперь он, очевидно, полагал, что я делала это лишь из садистских побуждений.
Я уставилась на него в ответ.
— Можно. Однако пенициллин, вводимый уколами, намного более эффективен, особенно, при активной инфекции. К тому же сейчас у меня нет никаких средств для впрыскивания. И вообще, в данном случае раствор предназначен для предотвращения инфекции, а не для ее лечения. Теперь, если мы готовы…
Я предполагала, что пациента будет держать Джейми, но и Лиззи, и Джосайя настаивали, что в этом нет необходимости, Джосайя будет сидеть смирно, даже если Лиззи не станет держать его плечи. Лицо девушки было бледнее, чем у оперируемого, а острые маленькие суставы рук были белее снега.
Я провела тщательный осмотр обоих мальчиков за день до операции, но еще раз бегло осмотрела горло, используя депрессор языка, сделанный из ясеня. Я показала Джейми, как держать его, прижимая язык, потом взяла скальпель и щипцы и длинно выдохнула.
Я взглянула в темные глаза Джосайи и улыбнулась, в них я увидела два моих крошечных отражения, выглядящих вполне уверенно и компетентно.
— Все в порядке? — спросила я.
Он не мог говорить с депрессором языка во рту и просто издал какое-то ворчание, которое я расценила, как согласие.
Я должна быть быстрой, и я была. Приготовления заняли несколько часов, операция — не более нескольких минут. Я захватила щипцами одну красную рыхлую миндалину, потянула к себе и быстро сделала несколько маленьких надрезов, ловко отделив слой ткани. Струйка крови потекла изо рта мальчика по подбородку, но ничего серьезного.
Я вытянула комок и бросила его в тазик, потом взялась за другую миндалину, повторив процедуру, только немного медленнее из-за того, что пришлось работать обратным хватом.
Все это заняло не больше тридцати секунд на каждую миндалину. Я вытащила инструменты изо рта Джосайи, и он удивленно вытаращился на меня. Потом он закашлялся и, наклонившись, выблевал в тазик маленький кусочек плоти со струйкой яркой красной крови.
Я схватила юношу за нос и, запрокинув его голову назад, затолкала ему в рот тампон. Когд а в него впиталось достаточно крови, чтобы я могла видеть места разрезов, я взяла каутер и прижала раскаленную лопаточку к большому кровеносному сосуду, кровь в меньших сосудах сгустится сама и закупорит их.
Слезы обильно потекли из его глаз, и его руки вцепились мертвой хваткой в края тазика, но он не дернулся и не издал ни звука. Я не удивилась, учитывая то, что я видела, когда Джейми удалил метку на его большом пальце. Лиззи все еще держала его плечи, крепко зажмурив глаза. Джейми похлопал ее по руке, и она резко открыла глаза.
— Ну, девчушка, с ним все закончено. Уведи его и уложи в кровать, хорошо?
Однако Джосайя отказался уходить. Немой, как и его брат, он яростно замотал головой и уселся на табурет. Он улыбнулся брату, на его бледном лице с окровавленными зубами улыбка выглядела ужасно.
Лиззи топталась между братьями, переводя взгляд от одного к другому. Джосайя поймал ее взгляд и указал кивком головы на Кезайю, который занял стул пациента и выставил подбородок, демонстрируя силу духа. Она ласково погладила Джосайю по голове и, подойдя к его брату, положила руки ему на плечи. Он повернулся и нежно улыбнулся ей, потом склонил голову и поцеловал ее руку. Повернувшись затем ко мне, он закрыл глаза и открыл рот, выглядя словно птенец, выпрашивающий червяка.
Эта операция была более сложной, так как его миндалины были сильно увеличены и травмированы хронической инфекцией. Это было к тому же кровавое дело; полотенце и мой передник к концу операции были обильно забрызганы кровью. Я закончила прижигание и внимательно посмотрела на пациента, лицо которого было белее снега, а глаза остекленели.
— Все в порядке? — спросила я. Он не мог слышать меня, но мой вопросительный вид был достаточно красноречив. Его рот дернулся в попытке улыбнуться; он кивнул головой, потом его глаза закрылись и он свалился со стула, скорчившись у моих ног. Джейми ловко подхватил выскользнувший тазик.
Я подумала, что Лиззи тоже упадет в обморок от вида крови. Она действительно пошатывалась, но когда я сказала ей, она послушно подошла к Джосайе и села рядом с ним. Тот отчаянно сжал руки Лиззи и смотрел, как мы с Джейми приводили все в порядок.
Джейми поднял Кезайю, и мальчик лежал на его руках весь в крови, словно убитый ребенок. Джосайя встал на ноги, не сводя встревоженного взгляда с тела своего брата.
— Все будет хорошо, — сказал Джейми тоном абсолютной уверенности. — Я говорил вам, что моя жена — великая целительница.
Они все повернулись и с улыбками поглядели на меня — Джейми, Лиззи и Джосайя. Я почувствовала желание поклониться, но ограничилась ответной улыбкой.
— Все будет хорошо, — сказала я, повторяя Джейми. — Идите и отдохните.
Маленькая притихшая процессия вышла из комнаты, а я осталась убрать инструменты и прибраться.
Я чувствовала себя очень счастливой, во мне пылало чувство удовлетворения, которое следует за успешно выполненной работой. Я давно не делала подобные операции; условия восемнадцатого столетия не позволяли проводить множество хирургических вмешательств, за исключением вызванных чрезвычайными обстоятельствами. Без анестезии и антибиотиков серьезная хирургия была слишком трудной и очень опасной.
Но, по крайней мере, теперь у меня был пенициллин. «И все будет в порядке», — думала я, напевая под нос и гася спиртовку. Я чувствовала это в плоти мальчиков, к которой прикасалась во время работы. Им не угрожали никакие микробы, никакая инфекция не сведет на нет результаты моей работы. В медицинской практике всегда существовал фактор удачи, но сегодня весы качнулись в мою пользу.
— «И все благо, — процитировала я Адсо, который материализовался на столешнице, деловито облизывая одну из чашек, — и всяк взыскующий обрящет».
Большой черный журнал лежал на столешнице, где его оставил Джейми. Я пролистала его до последних страниц, где записывала результаты моих экспериментов, и взяла перо. Позже после ужина я запишу детали операции. А сейчас… Я помедлила и написала «Эврика!» внизу страницы.
Оutlander является собственностью телеканала Starz и Sony Entertainment Television. Все текстовые, графические и мультимедийные материалы,
размещённые на сайте, принадлежат их авторам и демонстрируются исключительно в ознакомительных целях.
Оригинальные материалы являются собственностью сайта, любое их использование за пределами сайта только с разрешения администрации.
Дизайн разработан Стефани, Darcy, Совёнок.
Запрещено копирование элементов дизайна!