Грей немного слукавил – он почти ничего не знал о мистере Эллиоте. За два дня, прошедших с его гибели, Том выяснил, что этот молодой человек недавно перебрался в Лондон из Ливерпуля, где прежде жил со своим дядей – торговцем скотом. Достигнув совершеннолетия, юноша получил небольшую ренту и отправился покорять столицу.
Бесцветные глазки мистера Боулза остро блеснули – и Грей понял, что коротышка не оставил без внимания его случайную оговорку.
– Вы сказали «предыдущих жертв», лорд Джон? Вы хотите сказать, что, помимо Вильямса и Эллиота, были ещё жертвы, о которых вы не изволили упомянуть? Те, о ком не знают ни власти, ни пресса? Какую игру вы затеяли, милорд? 
Грей ощутил легкое покалывание в затылке и проклял себя за то, что не сумел удержать язык за зубами.
– Да, действительно, убитых было не двое, а трое. Помимо Вильямса и Эллиота был ещё один пострадавший. Это я нашел первую жертву и, в силу определенных обстоятельств, сделал всё, чтобы сохранить в тайне его имя – ради его семьи и сослуживцев.
– Он принадлежал к числу ваших друзей? – Грею показалось, что Хьюберт Боулз облизнулся. – Вы можете назвать мне его имя, лорд Джон?
– Я познакомился с ним много лет назад, и с тех пор мы больше не виделись. Если я назову вам его имя, вы поможете, мне, сэр? Сообщите мне имена всех, с кем убитые общались в Лавендэр-Хаусе накануне своей смерти?
Коротышка поерзал в своем кресле, стараясь устроиться поудобнее. «Интересно, сколько он весит, – отрешённо подумал Грей, – стоунов ^[1] двадцать? Или больше? Когда на ягодицы давит такой груз, трудно долго оставаться на одном месте».
[1] 1 стоун = 14 фунтов = 6,35 кг. 20 стоунов = 127 кг.
– Вы действительно считаете, что я могу это сделать, лорд Джон? Я бываю здесь довольно редко, и не слежу за каждым шагом членов этого клуба, – холодно заметил Хьюберт Боулз, но его тусклые глазки слегка оживились.
Грей вновь почувствовал приступ отвращения к этому лицемерному и скользкому типу. 
– Вы хотите уверить меня, сэр, что не знаете, кто посещает ваше заведение? Любой управляющий клубом в Лондоне знает своих завсегдатаев и их гостей – а вы, в отличие от них, являетесь профессиональным ... – Грей чуть было не сказал «шпионом», но вовремя одумался. – Профессионалом по сбору информации.
– И чем вам поможет вам моя информация, лорд Джон? – хмыкнул мистер Боулз. – Вы хотите найти убийцу – и что вы с ним сделаете? Отдадите его властям или вызовете на дуэль? Или просто пристрелите, как бешеную собаку? Вы не думаете, что большинство добропорядочных граждан нашего общества разделяют отношение этого человека к ... гомосексуалам?
Грей пришел в ярость, но постарался держать себя в руках. Ему казалось, что этот мерзкий паук намеренно пытается вывести его из себя.
– Этот преступник – безумец, который испытывает удовольствие, калеча мертвые тела своих жертв. Разве вы не видите этого, сэр? А что, если ему захочется очистить улицы не только от "молли", но и от проституток, и он начнет нападать на уличных женщин, которые гораздо слабее и доступнее мужчин? Вы представляете, сколько жертв тогда будет? И что произойдет с нашим обществом и страной, если часть граждан станет оправдывать такие методы борьбы с человеческими пороками и, не дай Бог, последует его примеру? Что будет твориться на наших улицах? Вы готовы взять на себя ответственность за этот хаос, мистер Боулз?
Толстяк слегка наклонился вперед и принялся внимательно рассматривать Грея так, будто видел его впервые в жизни. Он наклонял голову то вправо, то влево, словно пытался получше рассмотреть его со всех сторон, затем откинулся назад и неожиданно рассмеялся клокочущим смехом – сначала тихо, а потом – всё громче и громче.
Грей с отвращением взглянул на обтянутый серым жилетом огромный колышущийся живот, испытывая страшную усталость и разочарование. В самом деле, на что он рассчитывал, когда взывал к совести этого бездушного типа, который, прикрываясь статусом государственного служащего, всегда действовал лишь в своих собственных интересах? Что можно было ожидать от человека, который относился к окружающим как к безвольным марионеткам или фигуркам на шахматной доске?
– Кажется, вы и в самом деле искренне верите в то, что говорите, лорд Джон, – неожиданно прервал свое бульканье мистер Боулз. – Удивительно, как вы, занимая такую должность и достаточно долго наблюдая за тем, что творится вокруг вас, продолжаете надеяться, что этот мир может измениться к лучшему. Прошу вас принять мои слова как комплимент, а не как осуждение, – серьёзным тоном прибавил толстяк, и Грею не удалось уловить в его голосе ни малейшего намёка на сарказм или иронию.
– А разве может человек чести думать иначе, – сквозь зубы произнес лорд Джон. – Но если общество перестанет жить по единому для всех закону и бороться со злом, то оно не стоит ни твоего уважения, ни защиты. – Сказав это, он тут же пожалел о своей откровенности. Очевидно, Боулз намеренно провоцировал его, чтобы обвинить в неуважении к закону – или даже к Короне. Но коротышка лишь несколько раз утвердительно кивнул головой, словно соглашаясь со своим собеседником.
– Жаль, что вы в свое время не приняли моего предложения, лорд Джон, – вкрадчиво произнес мистер Боулз, щуря свои бесцветные глазки. – Если бы вы были ближе к тем, кто управляет этим обществом, то могли бы многое изменить в этом мире и сделать еще больше для своей страны и Короны.
– Мне хорошо на своем месте, сэр, – покачал головой Грей, ещё до конца не осознавая, что выиграл этот поединок. – Так вы поделитесь со мной своими сведениями, мистер Боулз?
Коротышка достал из жилетного кармана маленький ключик, с трудом наклонился, открыл нижний ящик стола и достал оттуда толстую тетрадь в черном кожаном переплёте. 
– Назовите мне имя и дату смерти первой жертвы, лорд Джон, – прошелестел Хьюберт Боулз, ставя тетрадь на невысокую подставку перед собой. Он повернул подставку так, чтобы Грей не смог заглянуть в его журнал. Грей мысленно усмехнулся – Боулз явно судил о других по себе, полагая, что он, лорд Джон, станет тайком читать его записи.
– Ричард Оддли, убит в ночь с шестнадцатого на семнадцатое января, – вздохнув, произнёс Грей. – Он служил в Королевском Артиллерийском полку. Вам напомнить даты гибели мистера Вильямса и мистера Эллиота? 
Его подозрения подтвердились – все трое убитых накануне своей смерти приходили в «Лавандовый Дом» с гостем в маске. Грей был уверен, что это один и тот же человек, и попросил пригласить привратника, чтобы тот описал внешность подозреваемого. Мистер Боулз недовольно хрюкнул, но всё же вызвал к себе привратника с лакеем. В конце концов общими усилиями слуги вспомнили, что это был высокий широкоплечий мужчина в неброской, но дорогой одежде и в темном парике. Гость почти не разговаривал, и в последний раз они с мистером Эллиотом пробыли в клубе не более получаса, выпили по бокалу вина и быстро ушли, так как хотели посмотреть фейерверк.
 – Какая на нем была маска? – спросил у швейцара Грей.
– Они оба были в масках – мистер Эллиот и его гость, сэр, – ответил с поклоном испуганный привратник, – но мистер Эллиот снял её сразу, как только вошёл в клуб.
— Это были блестящие итальянские маски? – уточнил Грей. Привратник удивлённо взглянул на него.
– Да, сэр, но только у одного – у мистера Эллиота. Другой джентльмен был в черной шелковой полумаске, похожей на ... вашу, – привратник запнулся, с испугом взглянув на хозяина кабинета. Очевидно, он боялся наказания за то, что пропустил в клуб постороннего, да ещё и в маске, понял Грей. Оказывается, убийца надел в парке маску своей жертвы – возможно, из-за того, что потерял свою. 
– Вы смогли бы узнать этого джентльмена, если бы увидели его снова – в маске или без неё? – на всякий случай спросил лорд Джон. Оба слуги почти одновременно ответили отрицательно – вряд ли они заранее об этом договорились, разве что хозяин подал им какой-то тайный знак, который Грей не заметил.
После этого ему оставалось лишь поблагодарить мистера Боулза и уйти, – но перед тем, как покинуть кабинет, он вынул из кармана и положил на стол бубновую семерку, однако коротышка не дотронулся до неё. 
– Оставьте это у себя, лорд Джон, – прошелестел он. – Вдруг вам снова понадобится ... моя помощь, – его гигантский живот заколыхался в приступе беззвучного смеха.
– Нет, благодарю вас, сэр, – вежливо ответил Грей, коротко поклонился и поспешил покинуть логово этого мерзкого существа.
Оказавшись в холле, Грей увидел там Джордана. Все пуговицы на его рубашке были застёгнуты, более того, он успел облачиться в темно-синий жилет и серый камзол. При появлении лорда Джона он встал с узкой кушетки и впился восхищённым взглядом в его лицо. 
– Уже уходите, сэр? – тихо произнес он, останавливаясь в двух шагах от Грея. Тот молча кивнул и накинул плащ, который подал ему лакей.
– Вы позволите составить вам компанию, Дик? – спросил Джо, выхватывая у лакея шляпу Грея и протягивая её владельцу.
– Нет, сэр. – Грей взял шляпу и слегка поклонился Джордану. – Простите, но я спешу. Прощайте. – Он надел шляпу и, не оглядываясь, вышел за дверь. Ему понравился Джо, но это было не то место, не то время – и не те отношения, которых он искал.
Нужно было осмыслить всё, что он узнал в Лавендэр-Хаусе, поэтому он повернул направо и быстро пошёл по узкому проходу между особняками в сторону соседней улицы, чтобы взять там кэб и вернуться в свою квартиру на Кавендиш-сквер.

Грей вернулся в казармы за полночь. Во время поездки в наёмной карете ему пришлось приложить немало усилий, чтобы сосредоточиться на личности убийцы и способах его разоблачения.
Он решил, что внешность Майлза Холтона вполне соответствует описанию таинственного спутника всех трёх жертв. Однако, чтобы доказать его причастность к убийствам, требовалось нечто большее, чем показания слуг сомнительного заведения. Нужно было выяснить, где находился секретарь барона Гросновера во время гибели троих человек и установить причины, толкнувшие его на преступление. Очевидно, дело было в ненависти, которую маньяк испытывал к гомосексуалам, а не в том, что он считал себя наследником покойного сэра Хьюго.
 Однако Грей прекрасно понимал, что ни один судья не поверит в виновность мистера Холтона, даже если выясниться, что он заказывал пуговицы с гербом своего давнего покровителя и не ночевал дома в дни убийств ювелира и юного Пола Эллиота. К тому же, его нельзя было обвинить в смерти капитана Оддли, поскольку Грей сделал всё, чтобы скрыть это преступление.
Он мог обратиться к барону Гросноверу, но лишь в том случае, если вина его служащего будет полностью доказана. Пока таких доказательств у Грея не имелось. Но если бы ему удалось схватить убийцу на месте очередного преступления – или получить его признание при свидетелях ... 
Грей вздохнул. За месяц безумец убил трёх человек – и, как писал мистер Хантер, раз ему не удалось надругаться над телом своей последней жертвы, в ближайшее время он снова попытается на кого-нибудь напасть. Нужно было проследить за мистером Холтоном, когда тот в следующий раз в одиночку отправится в город – а для этого требовалось знать распорядок его дня. Грей собирался продолжить своё знакомство с бароном Гросновером, чтобы побольше разузнать о его подчиненном.
Проходя по плацу к зданию, где находились квартиры офицеров, Грей внезапно почувствовал дикий голод: он не успел пообедать перед посещением Лавендэр-Хауса, а, покидая это заведение, был слишком возбуждён, чтобы думать о еде. Но отправляться в «Бифштекс» или «Уайт» было поздно – в это время кухни клубов уже не работали, а тащиться в другой район Лондона под начавшимся дождём ради вчерашних холодных закусок не имело никакого смысла. 
Том удивился его появлению – очевидно, он решил, что лорд Джон отправился на свидание и вернется лишь утром – но тут же принялся радостно хлопотать вокруг своего хозяина: растопил камин и помог ему переодеться в домашнюю одежду. Услышав громкое урчание в животе Грея, он очень расстроился и, поставив на огонь чайник, стал торопливо надевать куртку и уличные ботинки.
– Прошу вас, подождите немного, милорд, сейчас я принесу вам что-нибудь поесть.
– Пожалуйста, Том, не нужно никуда ходить – мне вполне хватит чашки горячего чая.
Но Том Бёрд заявил, что не позволит своему нанимателю лечь в постель голодным, и быстро выскочил за дверь. Грей подумал, что он отправился на полковую кухню будить повара, чтобы тот достал для него из кладовой кусок сыра или холодного окорока. Но прошло почти полчаса, чайник давно закипел, а камердинер всё не возвращался. 
Грей забеспокоился и уже стал одеваться, чтобы отправиться на поиски Тома, когда тот вернулся – промокший с ног до головы, но с большим бумажным свертком под курткой. Грей, расстроенный состоянием своего камердинера, рассердился, поскольку такое усердие граничило с безумием. 
Однако Том заявил, что пробыл под дождем недолго, скинул промокшую куртку, наскоро вытерся, заварил чай и накрыл на стол. В бумажном пакете оказалось полдюжины тёплых ароматных корнуэльских пирогов (Cornish pasty - англ.), от запаха и вида которых рот Грея мгновенно наполнился слюной.
– Где ты достал это чудо, Том? – растрогавшись, поинтересовался у своего заботливого камердинера лорд Джон, уплетая за обе щёки нежное тесто с хрустящей корочкой и восхитительной начинкой. – Пожалуйста, садись и налей себе горячего чаю – по-моему, ты сильно продрог. 
Немного помедлив, Том всё же присел рядом с ним за стол, выпил чая с хорошей порцией бренди и рассказал, что купил пироги в маленькой пекарне на углу Портланд-роуд и Маргарет-стрит. Их пекли ночью, чтобы лоточники на рассвете могли продать свежую выпечку голодным фермерам и торговцам, везущим свои товары на лондонские рынки.
Утолив голод, Грей, не вдаваясь в подробности, рассказал Тому о подозрительном человеке в маске, которого видели в обществе всех трёх жертв накануне их гибели, и о том, что он подозревает мистера Холтона в совершении этих преступлений. Том согласился со своим нанимателем и полностью поддержал идею слежки за подозреваемым. Обсудив план действий на завтра, Грей ещё раз поблагодарил камердинера и пошёл спать. 
Утром Том Бёрд отправился в лондонский особняк лорда Гросновера, чтобы, под предлогом поиска работы, поговорить с прислугой и попытаться что-нибудь узнать о привычках и образе жизни секретаря барона. Грей с утра побывал в своём кабинете, просмотрел несколько отчётов, а к пяти вечера поехал в «Уайт» в надежде встретить там новоиспечённого барона и продолжить их знакомство. Лорд Джон был счастливым обладателем прекрасного андалузского жеребца, который не мог не заинтересовать барона, обожавшего лошадей и не пропускавшего ни одних скачек. 
Он редко бывал в «Уайте» – большинство тамошних завсегдатаев посещало клуб ради карт и ставок, а не ради отдыха или дружеского общения. Хотя некоторым людям азартные игры вполне могли заменить и то, и другое, подумал лорд Джон, входя в обширный вестибюль клуба, в котором не был с момента своего возвращения с Кубы.
 Грей заглянул в библиотеку, прошелся вдоль неё до курительной комнаты, исподволь разглядывая сидевших в креслах джентльменов, вдыхая запахи одеколона, табачного дыма, дорогого алкоголя, свежеотпечатанных газет – и Бог знает, чего ещё, делавшего атмосферу подобных мест необычайно привлекательной. Однако барона здесь не было, и он, взяв бокал портвейна, который подал ему стюард, отправился в игровой зал. 
Здесь тоже пахло дорогим вином и одеколоном – а еще мужским потом и большими деньгами – вопреки известному высказыванию одного не очень разборчивого римского императора. Тихий шелест карт, жужжание колеса «Чёт-Нечет»^[1], звон монет, возгласы игроков, сливаясь воедино, походили на рокот прибоя или завывание ветра в каминной трубе, но не успокаивали, а наоборот, будоражили кровь, погружая посетителя в атмосферу всеобщего волнения и азарта. 

[1] Even-Odd (англ.) или колесо Е-О – ранний вариант рулетки, которая сменила в Англии запрещенную в 1745 г. рулетку «Роли Поли». Представляла аналогичную рулетке конструкцию из вращающегося внутри чаши колеса с шариком, но вместо чисел в ней было всего 40 секций: 20 секций, отмеченных буквой «Е», т.е. «чет», и 20 секций «О» – нечет. Специальные секции заменяли современный «Ноль». В свою очередь, к 1875 году «Е-О» исчезла, уступив место возродившейся рулетке.

Грей прошёлся между столами, с любопытством разглядывая лица игроков. Он знал, что Хэл любил играть в карты и иногда играл сам, но не понимал тех, кто по собственной воле спускал за карточным столом целые состояния. Неожиданно за одним из столов, где играли в вист, он увидел знакомое лицо – но это был не Ричард Гросновер, а граф Эдмунд Бэрдфорд, счастливый отец семейства и любимый внук покойного барона Хьюго Хейлсуэрта. Грей приблизился и узнал ещё двух игроков: майора королевской гвардии Картфилда и лорда Уэтерби, приятеля лорда Джоффри. Третьим партнером графа был незнакомый Грею щёголь в сверхмодном высоком парике.
Очевидно, игра подходила к концу – майор, сбросивший свою последнюю карту, огляделся по сторонам, увидел Грея и вежливо кивнул ему. Грей поклонился в ответ и подошел ещё ближе. 
Игроки подсчитывали очки – щёголь играл в паре с лордом Уэтерби и, судя по всему, они оказались в проигрыше. Грей взглянул на графа Бэрдфорда – как обычно, тот был безукоризненно одет и причесан – и решил, что у него появилась прекрасная возможность поближе познакомиться с графом и поговорить с ним о покойном капитане Оддли и о его товарище по детским играм Майлзе Холтоне.
Щёголь с кислой миной поднялся из-за стола, распрощался со своими партнерами, и майор тут же пригласил Грея занять его место. Грей раскланялся с графом и лордом Уэтерби – последний, зная, что Грей играл редко, но осторожно, решил, что вреда от такого партнера или противника не будет. Граф несколько удивился его появлению, но затем вежливо поклонился и с улыбкой предложил продолжить игру «на тех же условиях». Ставка показалась Грею высоковатой – но он лишь спокойно кивнул и положил на стол пару гиней. Нужно было определить партнеров – и он вытащил из колоды бубновую семерку, майор – червового туза, лорд Уэтерби – пиковую даму, а граф – валета треф. Грей немного опешил – три карты из четырех почти точно совпали с теми, что он недавно отдал владельцу Лавендэр-Хауса, причем у него опять оказалась семерка. Однако он отбросил прочь глупые суеверия и начал сдавать карты. 
Грей играл осторожно, внимательно следя за действиями своего партнера, графа Бэрдфорда – похоже, тот любил рисковать, и по любому поводу поднимал ставки. Первый роббер они проиграли, но в следующем всё изменилось. Серо-синие глаза графа азартно блестели, но в этот раз он действовал умело и расчетливо – они с Греем словно читали мысли друг друга и не оставили своим противникам ни единого шанса на победу. 
Сгребая со стола кучку золотых и серебряных монет – половину их с графом общего выигрыша – Грей пригласил участников игры на ужин, чтобы укрепить столь неожиданно возникшую дружбу с графом и побеседовать с ним на интересующие его темы. Майор отказался, сославшись на дела, но лорд Уэтерби и граф согласились. 
Пока лакеи накрывали на стол, лорд Уэтерби заговорил о старом графе Бэрдфорде, который, по его словам, был «благороднейшим и достойнейшим членом нашего общества, верным слугой и защитником интересов Его Величества, воспитавшим прекрасного сына и достойного продолжателя своего рода». Грей заметил, что 5-й граф Бэрдфорд слегка помрачнел – и лорд Уэтерби тут же принялся извиняться.
– Простите, ваша светлость – я забыл, что, потеряв любимого отца менее полугода назад, вы всё ещё скорбите по нему... 
Грею так не показалось, однако он не стал ломать над этим голову, а постарался перевести разговор на другую тему – стал расспрашивать графа Бэрдфорда о леди Элизабет и их сыне. Граф сразу повеселел – по сиянию его глаз Грей понял, что он по-настоящему счастлив в браке.
К концу ужина лорд Джон немного устал от болтовни лорда Уэтерби и с завистью поглядывал на графа, который оставался невозмутимым, и, кажется, даже посмеивался над старым занудой. Когда лорд Уэтерби, извинившись, покинул их на несколько минут, Грей рискнул задать графу свой вопрос 
– Простите, граф, давно хотел вас спросить: вы случайно не знали капитана Ричарда Оддли? Я был немного знаком с ним – когда-то мы вместе обучались в Королевской академии в Вулвиче.
Красиво очерченные брови Эдмунда Бэрдфорда слегка сдвинулись, словно он пытался вспомнить, о ком идет речь.
– Капитана Оддли? Да, лорд Джон, припоминаю, Дик Оддли, он из Саффолка, не так ли? 
– Да, он там родился, неподалёку от поместья вашего покойного деда, – продолжил Грей. – Вы разве не встречали его в Лондоне? Говорят, он хотел перейти в королевскую гвардию и искал тех, кто мог ему в этом посодействовать.
Граф пожал плечами.
– Ну конечно, теперь я вспомнил: кажется, в конце сентября Ричард прислал мне письмо – вспоминал детство, общих друзей. Но потом он куда-то исчез, и я больше ничего о нем не слышал. Так он перевелся в гвардию или нет?
– Нет, не успел, – ответил Грей. Судя по поведению графа, тот ничего не знал о смерти друга своего детства. Грей хотел рассказать ему о гибели капитана Оддли, но в этот момент вернулся лорд Уэтерби, а стюард принес кофе. После кофе граф извинился, поблагодарил всех за приятный вечер и отправился домой к леди Элизабет и маленькому сыну. Грей тоже попрощался с другом лорда Джоффри, пообещав себе, что больше никогда не сядет с этим болтуном ни за карточный, ни за обеденный стол. 
Перед тем, как покинуть клуб, лорд Джон на всякий случай заглянул в библиотеку – и увидел там барона Гросновера с газетой и бокалом бренди. Ему снова повезло – он подошел поздороваться, и барон, как и ожидалось, пригласил составить ему компанию. Он оказался приятным собеседником, но, услышав о Халифе, забыл обо всём и принялся расспрашивать Грея о родословной жеребца, его самочувствии, питании, уходе – в общем, повёл себя, как человек, нашедший редкую драгоценность в куче старого хлама. Пообещав в самом ближайшем будущем показать барону своего красавца, Грей с трудом перевел разговор в нужное ему русло: упомянул о своем «давнем друге» капитане Оддли и о щедрости покойного барона Хьюго Хейлсуэрта, который завещал молодому человеку некую сумму денег лишь потому, что тот играл в детстве с его любимым внуком.
Едва Грей произнес имя сэра Хьюго, как Ричард Гросновер понимающе улыбнулся и даже несколько раз кивнул, словно подтверждая слова своего собеседника.
– О, я слышал эту историю, лорд Джон – причем уже не один раз. 
– В самом деле, барон? – Грей не мог сказать, что его удивление было наигранным. – От кого, могу я узнать?
– От моего собственного секретаря Майлза Холтона – он один из тех самых молодых людей, которые благодаря барону выбились из нищеты в приличное общество. Конечно, он всего лишь сын простого деревенского сквайра, но зато хорошо образован и достаточно умён – поэтому стал мне незаменимым помощником.
– Очень интересно. И где же вы с ним познакомились, сэр? – с неподдельным любопытством спросил Грей. Барон Гросновер усмехнулся.
– В своё время мой покойный отец решил привести в порядок наш семейный архив – и один из его приятелей, покровительствующих Уэдхем-колледжу, в котором обучался Холтон, порекомендовал его как умного и усердного помощника. Отец остался доволен работой вчерашнего студента и взял Майлза к себе на службу – а теперь он помогает мне. Главное качество таких людей, лорд Джон – это преданность своим покровителям. 
– Да, я понимаю вас, барон, – вежливо заметил Грей. – Очевидно, мистер Холтон был крайне признателен старому лорду Хьюго за те средства, которые позволили ему получить хорошее образование и приобрести себе новых покровителей. 
– Вы совершенно правы, лорд Джон, – не почувствовав иронии Грея, ответил Ричард Гросновер. – Он постоянно вспоминает покойного барона Хэлсуэрта – судя по всему, Майлз до сих пор его боготворит. 
– Наверное, о друзьях детства он тоже не забывает – и, раз он так почитает память старого барона, то должен с таким же уважением относиться к его внуку, графу Бэрдфорду, – заметил Грей.
– О, Майлз в прошлом году просил меня подписать какое-то прошение для одного из своих приятелей, но у меня пока мало знакомых в военном ведомстве, поэтому я посоветовал ему обратиться к внуку своего благодетеля, – усмехнувшись, сказал барон. – Вижу, вас почему-то заинтересовала эта давняя история, лорд Джон?
– Видите ли, барон, я всегда считал эту историю выдумкой, но буквально час назад я играл в карты с графом Бэрдфордом – и, представьте себе, он рассказал мне почти тоже самое.
– Вы любите играть, лорд Джон? – с некоторым удивлением спросил Ричард Гросновер. – Что вы предпочитаете – вист или пикет?
– Я редко играю в карты, барон – не люблю полагаться на волю случая, – ответил Грей. – Мне больше нравятся шахматы. Однако я допускаю, что многие получают удовольствие от самого процесса игры.
– О, я с вами абсолютно согласен – карты, кости или рулетка – это для тех, кто привык рассчитывать на удачу, а не на собственные силы, – рассудительно заметил барон. – Хотя некоторые, например, тот же Майлз, верят, что колесо фортуны можно повернуть в свою сторону – точнее, угадать, на какую карту или число выпадет выигрыш.
– Неужели такое возможно? – удивился Грей. – Кажется, вы говорили, барон, что ваш секретарь – очень здравомыслящий и образованный человек. 
Ричард Гросновер пожал плечами.
– О, нет, лорд Джон, он вовсе не игрок – иначе я бы немедленно его уволил. Просто он верит в теорию какого-то голландского математика, согласно которой можно угадать – вернее, рассчитать – куда в определенный момент попадет шарик – на чёт или нечет. Или когда выпадут шестерки при игре в кости. 
– Не знаю, к счастью, или к сожалению, – усмехнулся Грей, – но, будь в этой теории хоть капля здравого смысла, рулетка и кости давно прекратили бы своё существование.
– Полностью с вами согласен, лорд Джон, однако Майлз уверен, что, собрав достаточное количество данных, он сможет вывести некую формулу и угадать любую выигрышную комбинацию в рулетку или в кости. Понимаете, лорд Джон, – прибавил барон, – Майлз так долго рассказывал мне о своей теории, что я не только кое-что запомнил, но даже не стал возражать против того, чтобы он наблюдал за игрой здесь, в «Уайте». 
– Так он сейчас здесь, в игровом зале? – не мог скрыть своего удивления Грей. Барон усмехнулся.
– Да, я беру его с собой, когда отправляюсь в клуб. Он никому не мешает – просто наблюдает за игрой. Майлз надеется, что в конце концов сможет предсказать выигрышную комбинацию, – лорд Гросновер принужденно усмехнулся, – но я лично не верю, что такое возможно.
«Или веришь, поэтому и позволяешь ему следить за игрой», – подумал Грей. Если секретарь выведет заветную формулу, то наверняка поделится открытием со своим патроном. Прежде чем рулетка прекратит свое существование, обладатель такой формулы успеет сделать себе состояние – если не в Англии, то на континенте.
— Значит, мистер Холтон проводит много времени в… э-э… игровых клубах? – спросил Грей.
– О, Майлз прекрасно справляется со своими прямыми обязанностями – и может распоряжаться свободным временем по своему личному усмотрению, он ведь не просто слуга, а скорее мое доверенное лицо, – пояснил барон.
Грей предположил, что доверенное лицо со временем может стать настоящим другом – барон не стал этого отрицать, и они заговорили о политике. Лорд Гросновер теперь поддерживал партию власти, стремясь заслужить доверие нового Первого Лорда. Ещё через полчаса Грей попрощался с бароном и вновь отправился в игровой зал – посмотреть на мистера Холтона.
Тот стоял возле рулетки и внимательно наблюдал за вертящимся колесом. В руках он держал небольшой карандаш, которым что-то помечал в маленькой книжечке в коричневой обложке. Грей подошел поближе и стал следить за выражением лица мистера Холтона. Через несколько минут он решил прекратить это бесполезное занятие – лицо Майлза оставалось абсолютно бесстрастным, словно тот читал какой-то важный, но невероятно скучный документ, а не наблюдал за азартной игрой. Выдержке этого человека можно было лишь позавидовать. Как и убийце, который всегда действовал очень хладнокровно, – подумал про себя Грей.
Колесо остановилось, шарик замер в одной из ячеек, и сидящие за столом игроки зашумели. Грей быстро подошел к мистеру Холтону и поздоровался с ним так, словно только что его заметил. Мистер Холторн, нисколько не удивившись, вежливо ему поклонился.
– Не хотите сделать пару ставок, мистер Холторн? – спросил Грей. – Мне сегодня везёт – могу поставить за вас, если хотите, – прибавил он, внимательно глядя в светло-голубые глаза своего собеседника. Холтон вежливо улыбнулся одними губами и отрицательно покачал головой.
– Благодарю вас, милорд, но я никогда не играю в азартные игры – меня интересует лишь их математическая основа.
– Неужели у этих игр есть подобная основа? – с любопытством спросил Грей. – Мне кажется, что математика относится к точным наукам, а движение шарика или костей, – если они честные, конечно, – просто игра случая, который не подчиняется никаким законам.
Майлз Холтон снисходительно усмехнулся.
– Ещё со времен великого Галилея известно, что любой физический процесс или явление в природе может быть описано с помощью математических формул.
– И вы надеетесь решить подобную задачу? – недоверчиво поинтересовался Грей.
– О, если мне повезет, милорд, это будет замечательное открытие, – немного оживившись, ответил мистер Холтон. – Но до этого пока ещё очень и очень далеко.
– И часто вы наблюдаете за игрой? – поинтересовался Грей. Холтон пожал плечами.
– У меня не очень много свободного времени, лорд Джон, но иногда господин барон берёт меня сюда, чтобы я мог понаблюдать за игрой. К сожалению, в других местах необходимо делать ставки.
— Значит, математика – это ваше единственное увлечение? – рискнул Грей. – Неужели вам не хочется хоть иногда провести время в компании друзей – кажется, в Лондоне живет несколько выходцев из вашего родного графства? Я слышал о вашем благодетеле – бароне Хэлсуэрте от одного из наших общих знакомых, а сегодня встретил здесь его внука – графа Эдмунда Бэрдфорда. Жаль, что он не унаследовал титул и имя своего деда.
Майлз Холтон искоса взглянул на Грея, но лицо его осталось бесстрастным.
– Да, милорд, его светлость является достойным наследником своего благородного предка и не забывает друзей детства. Действительно, мы многим обязаны барону Хьюго. Мы чтим его память и всегда будем помнить то, что он для нас сделал.
– Наверное, у покойного барона были веские причины для такого щедрого подарка, – вырвалось у Грея. Секретарь остался бесстрастным, но Грей заметил, что его плечи дрогнули.
– Возможно, лорд Джон, но мы в то время были детьми и просто радовались возможности погостить в Лейк-Хаусе. Простите, милорд, но мне нужно продолжить свои наблюдения. – Он очень вежливо поклонился Грею и повернулся к игорному столу.
Грей понял, что больше ему в «Уайте» делать нечего, оделся и вышел на улицу под моросящий дождь. Но не успел он сделать и трех шагов, как из соседней подворотни ему навстречу выступила темная фигура. Грей потянулся за кинжалом, но с изумлением узнал своего камердинера.
– Что ты здесь делаешь в такое время, Том? Что-то случилось? – с тревогой спросил он.
– Всё в порядке, милорд, – откашлявшись, ответил Том. – Я решил проследить за этим мистером Холтоном – он приехал сюда со своим хозяином, лордом Гросновером больше часа назад. А вдруг он попробует убить и его?
– Ну это вряд ли, Том, – успокоил своего камердинера Грей. – Возможно, он и безумец, но не дурак. Убив своего покровителя, он лишится всего: жилья, средств к существованию, связей в обществе. Нет, Том барону пока ничего не грозит. Вернемся домой – наверное, ты устал и проголодался.
И лорд Джон помахал рукой, подзывая свободный кэб.

– Эй, вы, так нечестно: трое на одного! – послышался из темноты за спиной верзилы звонкий юношеский голос с незнакомым акцентом. Это было настолько неожиданно, что ирландец споткнулся и грязно выругался, а раненый верзила отступил назад и резко обернулся. Грей сделал выпад в сторону «шляпы», но тот оказался начеку и с неожиданным проворством отскочил назад. Грей не стал атаковать дальше – отогнав противника, он рискнул взглянуть влево. В тусклом лунном свете в дюжине ярдов от них стоял невысокий парнишка в коротком плаще по колена и в бесформенном вязаном берете. Он сделал несколько шагов вперед и остановился, по очереди осматривая участников схватки.
– Нужна помощь, мистер? – обратился он к Грею, словно не замечая трех бандитов с оружием в руках. Сердце Грея болезненно сжалось: паренек явно не понимал, что тут происходит, и не чувствовал грозящей ему опасности. Скорее всего, мальчишка погибнет, если задержится здесь хоть на минуту.
– А ну проваливай отсюда, щенок, пока я тебе уши не отрезал, – процедил ирландец, скорее удивленный, чем обозленный бесстрашием такого слабого существа.
– Сам проваливай, придурок, пока я тебе яйца не отрезал, – парировал парнишка, явно копируя акцент своего противника. Получилась такая нелепая смесь, что Грей невольно фыркнул, а «шляпа» хрипло расхохотался, чем привел «ирландца» в бешенство. Изрыгая проклятия на английском и ирландском языках, бандит поднял клинок словно дубинку и бросился на парнишку. 
– Беги, парень, – крикнул Грей, но мальчишка остался на месте, легким движением откинув полы короткого плаща себе за спину. В руках у него появилась слегка изогнутая неширокая черная трость около двух с половиной футов длины. Еще через секунду он вытянул руки вперед, одновременно разводя их в стороны, и лунный свет вспыхнул на узком лезвии странной короткой сабли с небольшой круглой гардой и простой черной рукоятью. 
Ножны остались у юноши в руке, и он неуловимым движением перехватил их, направляя тускло блеснувшее навершие в сторону нападавшего. Правая рука взлетела вверх, клинок описал в воздухе плавную дугу и застыл у парня над головой. Он отставил правую ногу назад и замер с занесённым над головой мечом, выставив вперед левую руку с ножнами. Слегка изогнутое лезвие клинка смотрело вверх, а скошенное остриё – влево. Грей никогда в жизни не видел ничего более нелепого и одновременно столь же красивого.
«Ирландец» увидел эти манипуляции и замедлил свой бег, но, видя, что парнишка, который не доставал ему даже до плеча, не шевелится, сделал выпад сверху вниз, направляя свою длинную шпагу прямо ему в грудь. Мальчишка плавным и даже каким-то ленивым движением отбил ножнами клинок противника и, сделав шаг вперед, опустил сверкающее лезвие на плечо бандита. Тот отпрянул назад, выронил шпагу и завопил, прижимая правую руку к рассеченной ключице.
 Грей понял, что у него внезапно появился шанс остаться в живых, бросился на «шляпу» и нанес удар ему в сердце, однако в последний миг негодяй успел повернуться, и клинок лишь распорол ему одежду и скользнул по груди. Бандит с проклятием отскочил в назад, а Грей отступил влево, в сторону парнишки, который с опущенным мечом шагнул ему навстречу, направив ножны на воющего «ирландца», словно отгоняя прочь бродячую собаку.
В это мгновение верзила в плаще, забыв про свою рану, с яростью бросился на Грея. Грей отбил его атаку, но бандит продолжал наступать и открылся, забыв про осторожность. Грей нанес ему укол чуть выше пояса, который оказался бы смертельным, если бы клинок не наткнулся на что-то твердое – очевидно, это был пистолет. Конец шпаги на миг застрял между рукоятью и спусковым крючком, и, прежде чем Грей успел его выдернуть, верзила, в свою очередь, нанес ему укол в верхнюю часть груди. Грей кинжалом парировал удар, нацеленный в сердце, и кончик шпаги противника, изменив направление, скользнул ему по ребрам. Откинувшись назад, Грей рванул шпагу на себя, клинок завибрировал, согнулся дугой и с треском освободился – и по этому треску он понял, что сломал кончик своей шпаги. В ярости Грей ударил клинком по руке противника, едва не перерубив ему запястье. Верзила выронил своё оружие и отскочил назад, зажимая рану и безбожно ругаясь, а Грей, переводя дыхание, прижался спиной к стене, чувствуя, как в его левом боку разгорается пламя. 
Он вывел из строя двух из трёх своих противников – верзила был серьёзно ранен, «шляпа» прижимал левую руку к порезу на груди, но ему тоже не повезло – он сломал свою шпагу, а боль в боку сковывала движения. 
– Эй, мистер, вы ранены? Обопритесь на меня, и убираемся отсюда, – раздался рядом с ним ломающийся юношеский голос. Паренек нырнул Грею под мышку, закинул его левую руку себе на плечо и, обхватив за талию, потащил за собой. Шипя от боли, Грей оперся на плечо мальчишки и двинулся по переулку, держа шпагу наготове и стараясь не выпускать из виду раненых, но всё ещё непобежденных противников. 
Через пару шагов они поравнялись с «ирландцем», который сидел у стены и пытался остановить кровь, зажимая рану на плече обеими руками – в лунном свете его пальцы казались черными. 
Увидев, что добыча ускользает, бандит попытался встать, но не смог.
– Будь ты проклят, грязный содомит, – с ненавистью прохрипел он Грею.
– Заткнись и сиди смирно, идиот, пока окончательно не истёк кровью, – посоветовал ему Грей. Но это только разозлило неудавшегося убийцу, который заскрипел зубами и хрипло заорал:
– Гейб, пристрели ублюдка и его мальчишку, они убили нас с Джеком! 
Потратив на это все свои силы, «ирландец» потерял сознание, уронил руки и свалился на левый бок.
– У них есть пистолет? – с тревогой спросил паренек, на этот раз почти без акцента.
– Есть, но стрелок ранен и вряд ли сможет стрелять, – успокоил его Грей, но на всякий случай обернулся – и как раз вовремя, поскольку «шляпа» забрал у верзилы пистолет и целился в них с расстояния не более дюжины ярдов.
– Берегись! – крикнул Грей и отпрянул вбок, одновременно прикрывая собой парнишку. Грохнул выстрел, и он почувствовал, как что-то пронеслось мимо его правой руки чуть повыше локтя. Он инстинктивно поднял руку – боли не было, но ткань на рукаве камзола разошлась, словно рассеченная бритвой, из дыры уже вываливалась белая рубашка.
– Verdammt noch mal^[2]! – выругался по-немецки Грей, словно испорченный камзол оказался самой большой неприятностью из всех, что обрушились на него сегодня вечером.
[2] Чтоб вас черти взяли (нем.)
– Что такое? Тебя подстрелили? – воскликнул мальчишка, пытаясь посмотреть, что случилось с рукой Грея. – Ты говорил, они не будут стрелять! 
– Ничего, всё в порядке, нужно спешить, пока они не перезарядили пистолет, – быстро ответил Грей, пытаясь прибавить шаг. Боль в боку усилилась от того, что парень то и дело задевал его плечом.
– Скорее, скорее, сейчас поворот, вон туда, направо, – парень торопился, отчего его акцент стал гораздо сильнее. Позади слышались ругательства, и Грей, с трудом обернувшись, увидел, что «шляпа» преследует их, на ходу пытаясь перезарядить пистолет. Но они успели повернуть за угол и оказались на такой же безлюдной и грязной улочке. В сотне ярдов впереди горел тусклый фонарь, а предательница-луна светила им в спину. Парень тащил его вперед, к фонарю, но Грей остановился, чтобы перевести дух и спрятать кинжал, который он по-прежнему сжимал в левой руке.
– Благодарю за помощь, но, чтобы двигаться быстрее, мне нужно кое-что сделать, так что прошу вас отпустить меня, – вежливо обратился он к парнишке. Тот сразу остановился, но, прежде чем убрать руку с талии Грея, поднял голову и взглянул ему в лицо. Глаза мальчишки блеснули, словно подсвеченные изнутри каким-то холодным зеленоватым светом.
– Вы не упадете, мистер? – спросил он, отступая в сторону. 
– Нет, мой мальчик, – ответил Грей, на всякий случай расставляя ноги пошире и упираясь сломанной шпагой в землю. Он попытался засунуть кинжал в ножны на поясе, но никак не мог попасть клинком в устье: боль в боку отдавалась в руке, и он попусту терял время, не решаясь расстаться со своим любимым оружием.
– Давайте я вам помогу, – предложил мальчик, подвигаясь ближе и трогая его за локоть. – Вы хотите убрать свой нож? 
— Это не нож, а офицерский кинжал, – автоматически поправил паренька Грей, не оставляя своих попыток. – Мне нужно ... спрятать его в ножны. Если можно, придержите их.
– Ясно, – ответил мальчишка и провёл рукой по бедру Грея, нащупывая ножны. – Вот, нашёл, я держу их. – Он подтащил ножны повыше и держал их до тех пор, пока кинжал не оказался внутри. Грею понадобилось несколько секунд, чтобы разжать застывшие пальцы. Всё это время он ждал, что из-за угла вот-вот появится «шляпа» с пистолетом, но пока всё было спокойно. 
– Идемте скорее, сэр, – словно читая его мысли, сказал мальчик. Грей не мог не обратить внимания на новое обращение: очевидно, этот юный иностранец понял, что перед ним не простой обыватель. 
– Спасибо, мой юный друг, – вежливо ответил лорд Джон, и сделал шаг вперед. Движение тут же отозвалось острой болью в боку: он почувствовал, как вниз по ребрам потекла горячая влага – он истекал кровью. 
– Обопритесь на меня, пожалуйста, я вам помогу, – быстро залопотал мальчишка, и Грей с удовольствием воспользовался его предложением. Теперь он мог двигаться быстрее, опираясь на гибкое плечо спутника и на свою поломанную шпагу, словно на простую трость. Прекрасный клинок был безнадежно испорчен, но его собственная жизнь того стоила.
Они дошли до перекрёстка, когда за их спинами снова грохнул выстрел. Пуля чиркнула по стене дома в ярде от головы Грея, и он, выругавшись по-испански, быстро обернулся – позади ковыляли две фигуры: верзила опирался на «шляпу», почти так же, как Грей на парнишку, и тем не менее, бандиты продолжали их преследовать.
– Дерьмо собачье, – выругался мальчик, слегка шокировав Грея. – Вот настырные ублюдки. Скорее, сэр, осталось немного. 
Они добрались до перекрестка с фонарём и повернули налево – переулок оказался настолько узким, что свет низкой луны уже не доставал до мостовой. Грей с трудом различал, куда ставить ногу: окна двухэтажных обшарпанных домов с высокими крышами оставались тёмными – здесь экономили на свечах и рано ложились спать. Лишь впереди, в дальнем конце переулка, мостовую освещал тусклый фонарь, висевший над входом в одно из зданий. Судя по долетавшим оттуда звукам, там находился трактир. 
Грею не хотелось туда идти – однако, это был единственный выход: он лишился своего оружия, но у него оставалось золото, которым он мог заплатить местным обитателям за свою защиту, пока мальчик не найдет ему наёмную карету или не приведёт стражников. 
Превозмогая боль, он ускорил шаг, однако, дойдя до середины улочки, парнишка потянул его направо, в абсолютно темный проход между двумя зданиями. Грей остановился, не решаясь шагнуть в узкую щель, откуда тянуло промозглой сыростью. 
– Ну же, сэр, не бойтесь, я вас спрячу, – паренек фамильярно похлопал Грея по руке. – Скорее, пока они нас не увидели. 
И Грей, желая доказать мальчишке, что ничего не боится, шагнул следом за ним в тесное и тёмное ущелье.
– Осторожнее, не поскользнитесь, тут доски шатаются, – предупредил паренёк. – Да и запах тоже мерзкий – внизу сточная канава. Зато чужие сюда не суются, – прибавил он с лёгким смешком. 
Да, пахло здесь отвратительно: нечистотами, плесенью и мокрой золой. Доски шатались и гнулись у него под ногами, однако здесь почти не было грязи – очевидно, дожди смывали её в щели между досками вниз, в канаву. Ширина прохода составляла не более четырех-пяти футов: стоя посередине, Грей мог спокойно положить ладони на противоположные стены, даже не выпрямляя рук. Он шел за мальчиком, по-прежнему опираясь на его плечо и прощупывая доски перед собой обломком шпаги. Левая стена с поперечными и крестообразными темными балками выглядела глухой, зато справа он увидел узкую дверь с высоким порогом, за ней – окно, закрытое плотными ставнями. Они миновали ещё несколько таких же дверей и окон. 
– Мы почти пришли, – понизив голос, сказал мальчишка и остановился. Проход заканчивался темной стеной. Пока Грей переводил дыхание, парнишка возился у стены, и через полминуты в ней с тихим скрипом открылась невысокая узкая дверь. Паренёк проскользнул внутрь и обернулся к Грею.
– Проходите, только осторожно, здесь высокий порог, – позвал он, и лорд Джон, наклонившись и высоко поднимая ноги, протиснулся в открытую калитку. Бок пронзила резкая боль, и, чтобы удержаться на ногах, он оперся правой рукой о стену, которая оказалась деревянным забором. Шпага выпала из его руки и с тихим звоном упала землю.
– Вам плохо, сэр? – испуганно прошептал паренек. – Не двигайтесь, сейчас я вам помогу.
– Не беспокойтесь, всё в порядке, я просто уронил шпагу, – борясь с головокружением пробормотал Грей. Однако он почувствовал, что не сможет удержаться на ногах, если наклонится за своим клинком.
– Подождите, сейчас я закрою калитку и найду ваш меч. – Повозившись у забора, парнишка повернулся к Грею. – Только не падайте, здесь ужасная грязь.
Он наклонился, поднял шпагу и протянул её владельцу.
– Ну всё, сэр, теперь можно идти нормально. Осталось всего два шага.
- Спасибо, я вам очень благодарен, – произнес Грей, отрываясь от забора и опираясь на шпагу. Он сделал несколько осторожных шагов и почувствовал под ногами твердую землю.
 – Простите, я не знаю вашего имени . . .
– Ничего, успеем познакомиться, – не дал ему закончить паренёк, двинувшись вперед по узкому переулку. Стало немного светлее – дома справа кончились, теперь они шли вдоль кирпичной ограды шести-семи футов высотой, хотя слева по-прежнему возвышалась глухие обшарпанные стены зданий соседнего квартала. 
– Мы на месте, – с облегченным вздохом произнёс паренёк, подводя Грея к калитке в кирпичной ограде. Звякнул ключ, дверца распахнулась, и они очутились в маленьком внутреннем дворике, заросшем высокими кустами и темной жёсткой травой. Грей глубоко вдохнул прохладный, пахнущий увядшими растениями и прелой листвой воздух – после вонючего переулка он показался ему слаще самых изысканных ароматов. Луна поднялась высоко, и её серебристый свет превратил скромный палисадник и заросшую диким плющом стену дома в таинственный сад заколдованного замка. 

Пройдя между разросшихся самшитовых кустов, они оказались у невысокого крыльца в правой части дома. Паренек открыл дверь с квадратным стеклянным окошком, и они, миновав крохотную прихожую, очутились в темной просторной комнате с невысоким потолком. Здесь было намного теплее, чем снаружи, и довольно странно пахло. Однако запах не вызвал у Грея неприятных ощущений и даже показался ему смутно знакомым. 
Мальчик быстро зажег свечу на туалетном столике, стоявшем справа от двери. На стене, над тазом и чайником на цепочке, висело небольшое потускневшее зеркало, в котором Грей увидел своё отражение: шляпы нет, пряди волос торчат во все стороны, глаза ввалились, щека и подбородок испачканы грязью, шейный платок потемнел от пота – неудивительно, что парнишка обращался к нему так фамильярно.
Пока Грей снимал перчатки и доставал носовой платок, паренёк поспешно снял плащ, стащил со спины плоскую квадратную сумку и странную кожаную портупею, к которой где-то на уровне подмышек крепилась его диковинная сабля. Повесив всё это на вешалку, он сбросил высокие кожаные ботинки и тронул гостя за локоть.
– Пойдемте скорее, я осмотрю вашу рану, сэр, – произнес он серьёзно, словно настоящий доктор. Удивленный и слегка тронутый такой заботой, Грей усмехнулся.
– Спасибо за беспокойство, молодой человек. Могу я узнать ваше имя и возраст? 
Нежная кожа парнишки порозовела, а глаза под длинными пушистыми ресницами ярко блеснули.
– Меня зовут Николас Сноу, и мне шестнадцать лет. Я обучался на врача и смогу оказать вам первую помощь гораздо лучше какого-нибудь местного шарлатана с университетским дипломом. 
Эта тирада, произнесенная с иностранным акцентом, но решительно и с достоинством, повергла Грея в лёгкий шок. Кем бы ни был этот юноша, он искренне хотел ему помочь, более того – он спас ему жизнь и не заслуживал такого снисходительного тона, который позволил себе лорд Джон.
– Прошу прощения, мистер Сноу, я – подполковник Джон Грей. Искренне рад нашему знакомству. Благодарю вас за моё спасение. 
– Ну что вы, сэр, любой на моем месте сделал бы то же самое: трое на одного – это подло. Вы красиво сражались, я просто чуть-чуть вам помог. Но пожалуйста, позвольте мне посмотреть вашу рану: последствия могут быть очень серьёзными.
– Хорошо, мистер Сноу, – согласился Грей, ставя свою шпагу в угол, словно простую трость. – Но сначала я хотел бы умыться.
– Конечно, сэр, вода в рукомойнике, мыло на полке. Я принесу вам чистое полотенце. И называйте меня Ником – меня все так зовут.
Парень сунул ноги в войлочные домашние туфли и направился вглубь комнаты. Проводив его взглядом, Грей опёрся на край туалетного столика: бок жгло как огнём. Он осторожно наклонился к чайнику и сделал большой глоток холодной воды прямо из носика, чтобы промочить пересохшее горло, потом налил немного воды в таз – но она тут же вытекла сквозь небольшое круглое отверстие в центре. Грей удивленно разглядывал умывальник, когда рядом появился Николас. 
– О, простите, забыл закрыть слив, – сказал он и ловко заткнул отверстие круглой деревянной пробкой. – Вода  холодная, но я уже поставил чайник. Давайте, я полью вам на руки.
Грей подтянул испачканные манжеты и вымыл руки; мыло оказалось дорогим, с приятным хвойным запахом. Он осторожно наклонился и хотел зачерпнуть воды из таза, но Ник поднес носик чайника прямо к его рукам, и лорд Джон, набрав полные ладони чистой воды, с огромным удовольствием умылся. Смыв грязь и пот со щек и подбородка, он вновь подставил руки под тонкую струйку, промыл глаза, протер лоб и виски. Холодная вода остудила горевшую кожу и даже как будто уменьшила боль в боку. Взяв полотенце, он резко повернулся – и к его ребрам словно прижали раскалённую кочергу. Грей невольно охнул и пошатнулся – Ник едва успел подхватить его под локоть.
– Идёмте, сэр, вам нужно лечь.
Грей не стал спорить – тяжело переставляя ноги, он последовал за юношей и почти рухнул на широкую деревянную скамью с высокой спинкой, покрытую отрезом толстого некрашеного сукна; очевидно, она заменяла Николасу диван. 
– Давайте, я помогу вам раздеться, сэр, – и юноша помог Грею снять камзол, почти не вызвав у него нового приступа боли. – Боже, да у вас весь бок в крови! Сейчас я зажгу свет и принесу всё, что нужно. 
 И парень, едва не налетев на стоящий посреди комнаты стол, метнулся к двери в соседнее помещение.
Грей осмотрелся: слева от него весело горел камин, на решётке грелся чайник. На каминной полке стоял массивный пятирожковый канделябр из белого металла и маленькие, очень простые настольные часы. Справа от камина находился кухонный столик, над которым висела полка с посудой – очевидно, парнишка сам готовил себе еду. У соседней стены, рядом с дверью в смежное помещение, стояла средних размеров дубовая бочка, накрытая деревянной крышкой. 
В центре комнаты находился круглый стол на четырех ножках, заваленный листами бумаги с какими-то чертежами и рисунками. Почти всю правую стену занимало большое окно, наполовину задёрнутое плотными шторами. За «диваном», на котором сидел Грей, на круглом деревянном карнизе висела длинная и широкая холщовая занавеска, скрывавшая четвёртую стену комнаты. Довершали обстановку два массивных стула: один, с высокой спинкой, широкими подлокотниками и парой подушек на сиденье, стоял у камина, по-видимому, заменяя хозяину кресло. Второй – тоже с пестрой подушкой, но без подлокотников, – был придвинут к столу. Ещё несколько подушек самых разных цветов и размеров валялись на «диване» рядом с Греем. 
Окончив осмотр комнаты, он взглянул на свой левый бок: жилет и бриджи ниже пояса пропитались кровью. Он принялся осторожно расстёгивать пуговицы жилета, когда за дверью послышался быстрый топот ног по ступенькам, и через мгновение юный Ник влетел в комнату. В руках он держал несколько кусков белой ткани и небольшой металлический сундучок с ручкой на крышке. 
– Как вы, сэр? – участливо спросил он, сдвигая бумаги на столе, чтобы освободить место для сундучка и ткани. 
– Спасибо, пока не умер, – усмехнувшись, пошутил Грей. Юноша бросил на него сердитый взгляд, от которого у лорда Джона перехватило дыхание. Глаза Ника вспыхнули, словно два изумруда, упавших в океанский прибой.
– Не стоит шутить такими вещами, сэр, – укоризненно произнес молодой человек, точь-в-точь как Том Бёрд. Грей закусил губу, чтобы не рассмеяться. К счастью, Ник этого не заметил – он быстро собрал со стола все бумаги и унес их за занавеску, потом снял с огня закипевший чайник и поставил его на кухонный столик.
– Хотите пить, сэр? – обратился он к Грею.
– Да, пожалуй, – ответил лорд Джон, внезапно почувствовав сильную жажду.
– Чаю, сэр? Ничего, если я налью вам утренней заварки – ждать, пока заварится новый, нет времени. Вам с молоком и сахаром или с ликёром? 
– Э-э . . . чай с ликёром? – удивился Грей.
– Да, у меня есть отличный апельсиновый ликер, – ответил юноша, гремя посудой. – Я знаю, что здесь пьют чай с бренди – но я его не люблю. – Он повернулся к Грею. – Ну что решили, сэр?
– А можно просто ликёр – без чая? – спросил Грей. В голове у него шумело, бок пульсировал – очевидно, напряжение спало, наступила реакция, и он начинал терять силы.
– Нет, не стоит, вдруг вам понадобиться лекарство, которое не сов-… сов-мес-тимо с алкоголем, – пояснил Ник. Он достал из шкафчика пузатую бутылку зелёного стекла, открыл пробку и налил немного густой ароматной жидкости в чашку с чаем. Поставив чашку с блюдцем и маленькую фаянсовую сахарницу на небольшой деревянный поднос, он отнес его на «диван» к Грею.
– Пейте скорее, сэр, а я всё приготовлю, пока вы окончательно не истекли кровью.
Юноша вернулся к кухонному столику и налил часть воды из чайника в большую миску. Затем он подвинул стол и стул поближе к дивану, снял с каминной полки канделябр, быстро зажег все пять свечей и, поставив светильник в центр стола, принялся рвать один из кусков ткани на узкие полосы.
 Грей осторожно отхлебнул из бело-голубой фаянсовой чашки горячую ароматную жидкость. Чай со вкусом апельсина был странным, но приятным, и чем-то напомнил ему сангрию, которую он привык пить на Кубе и Ямайке. Наслаждаясь необычным напитком, Грей осторожно разглядывал молодого человека; ему казалось, что тот несколько преувеличил свой возраст. 
Николас был почти на голову ниже лорда Джона ^[1], со стройными и длинными ногами в серых чулках, с узкими бедрами и выпуклыми ягодицами, плотно обтянутыми бриджами из приличной шерстяной ткани. Его рубашка с очень широкими рукавами была белоснежной, а жилет из тонкого сукна с резными костяными пуговицами плотно облегал по-юношески плоский торс с прямыми плечами. 
[1] В этой версии рост лорда Джона составляет 5 ф 10´´ или 178 см.

Сначала Грей решил, что юноша – брюнет, однако его длинные, стянутые на затылке простым ремешком волосы оказались намного светлее. Они были странного пепельно-серого цвета, но не выглядели тусклыми, – скорее, наоборот: поблёскивали на свету, словно покрытое патиной серебро.
Тем временем молодой человек открыл свой сундучок и повернулся к Грею, который едва успел отвести глаза в сторону.
– Ну, вы готовы, сэр? Позвольте, я заберу вашу чашку. 
Он быстро унес поднос с посудой и вернулся с большой миской и чайником, поставил их на стол, затем, засучив рукава выше локтя, тщательно вымыл руки над умывальником и приблизился к Грею.
– Снимайте обувь и ложитесь на правый бок, – скомандовал он, подсовывая несколько подушек под голову лорда Джона. – Если почувствуете тошноту – сразу говорите. Да, и ремень с кинжалом лучше снять – или хотя бы расстегнуть, чтобы они не мешали, – прибавил юноша. 
Помедлив, Грей кивнул и сам расстегнул пряжку; концы ремня соскользнули на сиденье рядом с ним.
Ник опустился на колени рядом с «диваном», чтобы осмотреть рану вблизи. Грей вздрогнул, когда юноша осторожно коснулся его тела.
– Тут больно? Как сильно – по шкале от одного до десяти? 
– Что? – не понял Грей.
– Я спрашиваю – насколько вам больно? Десять – это очень больно, один – почти не больно.
– А-а, понятно. Ну, приблизительно, на три. 
На самом деле прикосновение Ника вызвало в нем не боль, а совсем иное чувство.
– Нужно очистить рану, а для этого мне придется разрезать вашу одежду, – сказал юноша, вынимая из сундучка блестящие ножницы с закруглёнными концами. Он осторожно приподнял полу жилета, и Грей почувствовал прикосновение холодного металла к горящему телу – это было приятно и даже немного приглушило жжение в боку.
– Сейчас будет больно, – предупредил Ник. – Ткань прилипла к ране и нужно её удалить.
Он отложил ножницы, намочил кусок полотна в миске и глубоко вздохнул. Грею показалось, что юноша медлит из-за того, что боится причинить боль своему пациенту.
– Всё в порядке, Николас, это просто царапина, – сказал Грей и на всякий случай прикусил зубами край мягкой подушки. Резкая боль пронзила бок, в висках застучало, к горлу подступила тошнота. Он разжал зубы и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Боль отступила, и Грей ощутил прикосновение чего-то влажного к своему боку и животу. Он приподнял голову: Ник обмывал ему рану, время от времени окуная ткань в миску с водой, которую он поставил рядом с собой на пол. Вода в миске покраснела от крови.
– Все в порядке, сэр, рана не очень серьёзная, – сказал юноша, поймав взгляд Грея. Несмотря на бодрый тон, на лбу у него блестели капельки пота. – Лезвие скользнуло по ребру и рассекло мышцы. Крови много, но лёгкое не задето. Нужно продез… – обеззаразить и зашить рану, чтобы она заживала быстрее.
– Что значить – «обеззаразить»? – спросил Грей. – И зачем её нужно зашивать, раз она не очень серьёзная?
Николас глубоко вздохнул. 
– На шпаге того бандита могла быть грязь или старая, сгнившая кровь. Даже крошечной частички этой дряни достаточно, чтобы вызвать у здорового человека заражение крови. Если вы воевали, то вы должны знать, сэр, сколько раненых умерло от воспалившихся ран и лихорадки.
Грей вспомнил Стефана фон Намцена – тот потерял руку из-за пустяковой царапины, которую не смогли вовремя вылечить.
– Вы хотите прижечь рану? – спросил он, стараясь не выдать своего волнения.
– Боже всемогущий, конечно, нет! Я просто промою рану спиртом – точнее, настойкой на спирту, которая убьёт – эм-м, – всю заразу, а потом зашью края раны, чтобы ткани быстрее срослись. Сначала будет больно, но дней через десять вы будете абсолютно здоровы, обещаю вам, сэр!
– Хорошо, – согласился Грей. В конце концов, одна рана – это не тридцать семь осколков бронзовой пушки и не сабельный удар Эдварда Твельветриса. 
Ник кивнул, встал и унес миску с кровавой водой к умывальнику. Грей слышал, как он выливает из неё воду и снова моет руки. Ему понравилась такая чистоплотность, хотя ни один из врачей, к которым он когда-либо обращался, никогда не мыл руки перед тем, как прикоснуться к своему пациенту. Полевые хирурги, включая мистера Хантера, мыли руки только после операций или вскрытий.
Вернувшись, юноша поставил миску на стол, долил в неё воды из чайника, бедром подтолкнул стол почти вплотную к дивану, а канделябр передвинул на самый край стола. 
– Света маловато, – с виноватой улыбкой обратился он к Грею, который, повернув голову, пытался рассмотреть свою рану. Она оказалась широким, но не слишком глубоким порезом с довольно ровными краями, дюймов шести в длину, из которого продолжала сочиться кровь.
— Вот, выпейте это. – Ник протянул ему крошечную прозрачную стопку, на треть заполненную странно пахнущей белой жидкостью. 
– Я не стану пить опиум, – заявил Грей.
– Честное слово, сэр, это не опиум, а всего лишь противовоспалительное средство, – на этот раз Николас без запинки выпалил труднопроизносимое слово. – Оно успокаивает и снимает жар.
Грей вздохнул и проглотил горьковатую жижу. Николас тут же подал ему чашку с теплой водой – запить странное лекарство. Грей почти не видел, что он делает: яркие свечи на краю стола слепили ему глаза, поэтому он опустил веки, различая лишь отливающую серебром голову юноши и белое пятно его рубашки. Тот снова обмыл его рану водой, а потом брызнул на неё чем-то очень холодным.
 Грей вздрогнул, кожа как будто онемела, но боль стала намного слабее. Ник склонился над его телом, и лорду Джону очень захотелось коснуться блестящих, серебристо-серых волос, но внезапно у него закружилась голова, и он провалился в темноту.

Грей пришел в себя в полумраке и не сразу понял, где находится. Он взглянул на темные балки, идущие поперек светлого потолка – они вызвали у него смутные воспоминание о чем-то очень приятном – и невероятно болезненном. Он снова в мансарде у Перси? Нет, он давно избавился от этого наваждения, подумал Грей, и внезапно вспомнил сверкающие в лунном свете клинки, треск ломающейся стали и мерцание зелёных глаз. 
«Нет, у Джейми Фрейзера синие глаза», – поправил он себя, но тут же понял, что думает вовсе не о Фрейзере, а о Нике, странном молодом человеке, о котором он совершенно ничего не знал – и который уже столько для него сделал. 
Грей приподнялся на локтях: он лежал на спине на жесткой деревянной скамейке под толстым домотканым покрывалом, ощущая легкое покалывание в боку и сухость во рту. 
– Как вы себя чувствуете, сэр? – раздался из полумрака приятный юношеский голос со знакомым акцентом.
– Спасибо, у меня всё отлично, мистер Сноу, – прокашлявшись, ответил Грей. – Кажется, я немного вздремнул. Вы не скажете, который теперь час? 
 Он попробовал сесть и ощутил тянущую боль в боку.
– Без четверти одиннадцать, сэр, – ответил Николас, поднимаясь из-за стола. – Пожалуйста, не вставайте, а то повязка сползёт. Нужно перевязать вас как следует. Хотите пить? 
– Да, спасибо, хочу, – ответил Грей, и внезапно понял, что ему необходимо сделать нечто совершенно противоположное. Это было вполне естественно, но он почему-то стеснялся попросить у молодого человека горшок. Возможно, во дворе есть уборная, куда он сможет дойти самостоятельно. Грей спустил ноги со своего ложа и попытался встать, но Николас тут же подскочил к нему.
– Я же говорил, сэр, вам ещё рано вставать, – решительно произнес он, кладя руки на плечи Грея и не позволяя ему подняться. – Подождите, пока я вас не перевяжу.
– Прошу прощения, но мне нужно... выйти, – пробормотал Грей, борясь с желанием схватить юношу за ягодицы и прижать к себе. – Мне необходимо... э-э ... справить нужду.
– О, – смущенно произнес Николас, отступая назад. – Вам вовсе не обязательно выходить наружу. Сейчас я принесу вам всё, что нужно. 
 Он быстро подошел к туалетному столику, вытащил из-под него небольшую оловянную посудину с помятой крышкой и поставил её у ног Грея.
 – Вот, только постарайтесь не вставать и не делать резких движений. Я пойду поищу для вас чистую рубашку: кажется, у меня есть одна большого размера. – И Ник поспешно вышел из комнаты: очевидно, за дверью в правой стене была лестница, ведущая на второй этаж.
Грей использовал посудину по назначению, не вставая с лежанки, хотя почти не испытывал боли после того, как юный доктор обработал его рану. Задвинув горшок поглубже под скамью, он осторожно распахнул изрезанную рубашку и принялся рассматривать свой бок: широкий кусок белой ткани непонятным образом держался на его теле, словно приклеенный. 
Появление Ника с рубашкой в руках прервало исследования Грея. 
— Вот, кажется, эта вам подойдет, – сказал юноша, кладя рубашку на спинку лежанки. – А где ... моя ночная ваза? 
– Ваша ночная ваза под моей защитой, мистер Сноу, – подхватив его шутливый тон, ответил Грей, указывая под скамейку. – Боюсь, и там нельзя укрыть алмаз, приманчивый для самых честных глаз ^[2]…

[2] 48 сонет Шекспира, перевод С. Маршака.

Пару мгновений Николас удивленно смотрел на Грея, а затем коротко хихикнул. 
– Кажется, такому алмазу лучше подыскать другое место, – заметил он, наклоняясь и вытаскивая горшок из-под скамьи. – Надеюсь, Шекспир на нас за это не обидится. 
 И с этими словами парень быстро вышел с горшком в прихожую. 
Грей закрыл глаза и сделал несколько глубоких вздохов. 
Видит Бог, он не хотел влюбляться в абсолютно неизвестного ему человека: мальчишку, который был вдвое младше его самого и, скорее всего, не разделял его пристрастий. Грей всё ещё надеялся встретить мужчину, который стал бы для него верным другом и любовником не на пару ночей или недель, а на более длительный срок. 
Неужели он, лорд Джон Грей, не мог ни в ком вызвать тех же чувств, которые он на протяжении стольких лет испытывал к Джейми Фрейзеру? И сможет ли этот юноша дать ему то, что он всегда мечтал получить от Фрейзера? Или, выбравшись из одной ловушки, он попадет в другую и вновь будет жить с разбитым сердцем, если парень с презрением отвергнет его? 
Хлопнула входная дверь – юноша вернулся и, судя по звукам, снова мыл руки. Усилием воли Грей отбросил прочь мучившие его мысли и взялся за рубашку, но в это время Николас подошел к нему с тазом с водой. 
– Можете сполоснуть руки, сэр, – сказал он, ставя таз рядом с ним на стул. – Сейчас я принесу вам мыло и полотенце.
Грей немного опешил, но решил, что юноша привык заботиться не только о собственной чистоте, но и о чистоте своих пациентов, поэтому вымыл руки и с помощью Николаса осторожно снял свой изрезанный жилет и пропахшую пóтом рубашку. Николас вновь зажег канделябр, взял со стола ворох льняных бинтов, повернулся к Грею и, охнув, застыл на месте. 
– Что с вами, мистер Сноу? – спросил лорд Джон, испытывая самые разнообразные ощущения под взглядом полных изумления зелёных глаз.
– Простите, сэр, но ваши шрамы… – пробормотал юноша, смущенно опуская голову. – Просто кошмар. Что это было – картечь или граната? 
– Нет, взрыв пушки, – ответил Грей, немало удивленный познаниями молодого человека. – Вы бывали на поле боя?
– Нет, просто я ... видел нечто подобное – но вот пушка? И давно это случилось? – спросил Ник, подвигая стул и садясь напротив Грея. – Давайте, я перебинтую вас как следует. Наклонитесь вперед и приподнимите руки, сэр. 
Когда молодой человек обхватил его руками и почти уткнулся носом ему в грудь, чтобы обернуть длинной полоской ткани его торс, Грей понял, что не сможет долго себя сдерживать.
– Давайте, я лучше встану – или сяду на стул, чтобы вам было удобнее, – сказал он, легонько отстраняя от себя юношу. – Уверяю вас, я прекрасно себя чувствую, потому что вы лучший доктор из всех, когда-либо лечивших меня.
Такая грубая лесть заставила Николаса покраснеть.
– Благодарю вас, сэр, но вы явно преувеличиваете мои способности и свои силы, – сказал он, но всё же помог Грею пересесть на трехногий табурет, извлеченный из-за занавеса. 
Пока его бинтовали, Грей рассказал Нику о гибели «Тома Пилчарда» – разумеется, без всяких кровавых подробностей и последующих разоблачений. 
– Вот так я получил звание подполковника, – закончил он свой рассказ, давая понять, что эта история была лишь кратким и незначительным эпизодом его военной карьеры, а иссечённая осколками грудь и перебитая рука казались не опаснее простых царапин. 
– Вам просто невероятно повезло, сэр, – заметил Николас, окончив свое дело. – Вы могли остаться инвалидом, если хотя бы один из осколков проткнул вам легкое, или погибнуть от потери крови, если бы вам перебило подключичную или хотя бы лучевую артерию. К тому же вы могли умереть от сепсиса после операции, – добавил он, закрепляя бинт на груди Грея небольшой заколкой. – Держу пари, что ваши врачи даже не моют свои инструменты перед операцией, не говоря о том, чтобы ... – он запнулся. – Простите, сэр, я должен извиниться перед вашим хирургом: похоже, он спас вам руку – а может быть, и саму жизнь. 
– Да, вы правы: мне действительно повезло, хотя за своё спасение я должен благодарить скорее родного брата, нежели хирурга, – сказал Грей, пересаживаясь на лежанку. Он взял рубашку Ника и с некоторым трудом надел её. Она оказалась очень приличного качества, хотя едва прикрывала ему бедра, рукава дюйма на три не доставали до запястий, а концы воротничка и края манжет не сходились.
– Спасибо за рубашку, мистер Сноу, – сказал лорд Джон, пытаясь запихнуть её подол в бриджи, не расстегивая их и не вставая с места. – Как только я вернусь к себе, я немедленно пришлю её вам.
Он оглянулся по сторонам в поисках своего камзола, шейного платка и ремня с кинжалом: на лежанке их не было.
– У вас есть брат, сэр? Старший или младший? – спросил Николас и, сняв с вешалки у входной двери камзол и ремень с ножнами, передал их Грею.
– Благодарю вас, – сказал Грей, принимая свои вещи. – У меня три старших брата: два сводных и один – родной. – Он встал, чтобы застегнуть ремень и надеть камзол, но почувствовал легкое головокружение и присел на стул, стоящий у стола. – А у вас есть братья или сёстры? Вы приехали в Англию вместе со своими родными?
– Нет, я здесь один, – отводя взгляд, ответил юноша. – Хотите чаю, сэр? Я заварил свежий, – прибавил он, направляясь к кухонному столику. 
Проводив его взглядом, Грей взглянул на стол – там лежала картонная папка формата «потт»^[3] и несколько остро заточенных карандашей. 

[3] Pott (англ) – название формата стандартного неразрезного листа писчей и художественной бумаги, использовавшийся в Британии и её колониях. Размер «pott» равен 12,5×15 дюймов, или 317,5×381 мм.

Внезапно он понял, чем пахло в комнате – это был запах красок, которыми художники рисовали свои картины. Иногда так пахло от ...  Грей тряхнул головой, прогоняя непрошенные ассоциации, и решительно открыл папку. 
Внутри находился один-единственный карандашный рисунок: портрет спящего мужчины. Его портрет. Он был выполнен довольно небрежно: штрихи казались резкими и даже грубыми, но сходство было очевидным, несмотря на преувеличенно глубокие морщины и складки, придававшие его лицу суровый и какой-то брутальный вид.
Грей словно смотрел на себя чужими глазами и понимал, что человек с такой внешностью вряд ли сможет завоевать симпатии юного Ника. Он всегда считал себя привлекательным, но не зря же поэт говорил: «And Time that gave doth now his gift confound – время рушит то, что созидало».

Услышав звяканье посуды, Грей поднял глаза: Ник ставил на стол поднос с чайником и чашками.
– Вы прекрасно рисуете, – сказал лорд Джон, захлопывая папку и откладывая её в сторону.
– Спасибо, сэр, – ответил Николас, расстилая перед Греем большую квадратную салфетку из неотбеленной льняной ткани и ставя на неё уже знакомую бело-голубую чашку на блюдце.
–Кажется, вам не понравился мой набросок?
– Нет, почему же, – застигнутый врасплох, пробормотал лорд Джон. – Сходство есть, конечно. Просто ... сейчас я немного не в форме и выгляжу далеко не лучшим образом.
– О, нет, сэр, вы ошибаетесь, – горячо возразил Николас, переставляя на стол тарелку с несколькими тонкими ломтиками сыра и плетёную хлебницу с двумя маленькими булочками. – У вас необычайно... правильные, я бы даже сказал – классические черты лица, очень привлекательные для каждого художника.
– Вы художник, мистер Сноу? Мне казалось, вы говорили, что обучались на врача, – спросил Грей, радуясь тому, что юноша всё же оценил его внешность.
– Да, сэр, я действительно сначала учился на врача, но потом передумал и решил заняться живописью. Рисовать мне нравится больше, чем лечить людей – хотя, конечно, это очень благородная и нужная профессия, – сказал Николас с улыбкой. У него был красиво очерченный рот и удивительно ровные и необычайно белые зубы.
Грей не стал спорить с Ником по поводу сущности врачебной профессии, хотя придерживался на этот счет иного мнения.
– И тем не менее, вы меня вылечили, мистер Сноу, за что я вам очень благодарен, – с улыбкой сказал он. – Могу я узнать, где вы учились на врача, и давно ли вы занимаетесь рисованием?
– Я просто оказал вам первую помощь и немного заштопал, – ответил Николас. – Мой дедушка был прекрасным хирургом и хотел, чтобы я продолжил его дело. Но после его смерти я решил, что не смогу этим заниматься. Вам покрепче, сэр? – он поднес носик маленького заварочного чайника к чашке Грея.
– Да, пожалуйста, – ответил Грей, глядя, как темно-коричневая ароматная жидкость льется в его чашку. – А ваши родители одобрили ваш выбор?
– Мои родители умерли семь лет назад, – сдержанно произнес Николас, доливая в чашку Грея кипяток из большого железного чайника. – Хотите молока? У меня осталось немного. А здесь сахар, – он снял крышку с маленькой фаянсовой вазочки, наполненной мелким желтоватыми кристалликами, похожими на крупный песок. – Я не люблю кусковой сахар. И не предлагаю вам ликера; из-за того лекарства, что вы приняли, вам нельзя пить крепкий алкоголь в течение суток.
– Сочувствую вашей утрате, мистер Сноу, – сказал Грей, насыпая оловянной ложкой сахарный «песок» себе в чашку. — Благодарю вас. Значит, вы сирота?
– Да, сэр, – ответил Николас, наливая в высокую глиняную кружку немного заварки и разбавляя её кипятком. Потом он добавил в чай сахар и молоко из высокой стеклянной бутылки.
– После смерти дедушки полтора года назад я приехал в Англию к своему дяде-художнику – сводному брату моей матери, – медленно произнёс Николас, и Грею показалось, что юноша тщательно обдумывает каждое своё слово.
– Моя бабушка, в отличие от деда, хотела, чтобы я занимался живописью. Её первый муж был англичанином, поэтому она научила меня говорить по-английски. Бабушка не возражала против моего переезда в Англию. К сожалению, мой дядя умер, и теперь я живу один и сам зарабатываю себе на жизнь.
– А ваша бабушка жива? – спросил Грей, наслаждаясь крепким и душистым напитком: юноша умел выбирать и заваривать чай.
– Сейчас она в лучшем мире, сэр, – сдержанно ответил Николас, отрезая кусок булочки и кладя на него ломтик сыра. –Угощайтесь, вам нужно восстановить свои силы.
Он подвинул к Грею тарелку со скромным угощением.
– Скажите, если это не секрет – почему эти бандиты хотели вас убить?
– Сначала они попытались меня ограбить, – медленно произнес Грей, надкусывая булочку. – Я убил одного из них, а остальные погнались за мной, желая отомстить за своего подельника.
– Грабители, вооруженные шпагами и пистолетами? – спросил Николас, бросая на Грея любопытный взгляд. – Это очень похоже на заказное убийство ... – впрочем, прошу прощения, сэр, это не моё дело.
– Заказное убийство? – повторил Грей странное словосочетание. Да, бандитов наняли его убить – но кто им за это заплатил? Какова роль в этом деле мистера Крауна? И где сейчас находится Майлз Холтон? Видимо, его лицо изменилось, потому что юный Николас потянувшись, осторожно прикоснулся к его руке.
– Не беспокойтесь, сэр, эти подонки сюда не проберутся. Даже если они обыщут переулок, они никогда не поймут, куда мы делись.
– Вы ошибаетесь, мистер Сноу, эти негодяи – последнее, что меня сейчас беспокоит, – бросил Грей, но тут же спохватился:
– Простите за резкость, Николас, но это довольно длинная и запутанная история, и сейчас я не могу вам всего рассказать. Благодарю за помощь и гостеприимство, но я вынужден вас покинуть: мне необходимо вернуться в полк.
Лицо Николаса слегка вытянулось.
– Но, сэр, вы только что пришли в себя. К тому же, вы потеряли много крови, и вам нужен отдых. Вы можете остаться здесь до утра – я принесу вам одеяло и подушки, чтобы вам было удобно лежать.
Подобная перспектива показалась Грею очень заманчивой, но он не мог себе этого позволить.
– Благодарю вас, мистер Сноу, но у меня есть обязательства перед подчиненными, к тому же завтра утром я должен быть на службе.
– Но вы же ранены, сэр, – возразил юноша. – Мы в Сохо, а здесь даже днем полно всякого отребья. А если вы упадете без сознания, когда на вас нападут?
– А что, если я попрошу вас проводить меня до места, где я смогу сесть в наёмный экипаж? – спросил Грей. – Хотя нет, я не могу позволить вам возвращаться обратно в одиночку, мистер Сноу. Вы поедете вместе со мной в полк, переночуете там, а утром вернётесь к себе.
– Думаю, мы поступим по-другому, сэр, раз уж вы так хотите уйти. Я тоже привык спать в своей постели. Я поеду в полк вместе с вами, провожу вас до лазарета, а потом вернусь домой в той же карете.
– Хорошо, согласен, – кивнул Грей, усмехнувшись про себя. У юноши было довольно своеобразное представление об армейском лазарете. Интересно, что скажет Том, когда Грей явится домой в таком виде – и что он скажет о методах лечения мистера Сноу? И что скажет сам мистер Сноу по поводу болезни Тома?
– Тогда не будем терять времени, сэр, сейчас я уберу со стола и возьму для вас лекарство, – сказал Николас, быстро поднимаясь со своего места и собирая посуду.
– Какое лекарство? То, что вы мне дали перед тем, как я заснул?
– Нет, сэр, это мазь, которую нужно наносить на рану, – он убрал остатки еды в шкаф, и со словами:
– Сейчас я вам её принесу, – быстро вышел из комнаты.
Грей проводил его глазами, а затем открыл лежащую на краю стола папку. Некоторое время он рассматривал свой портрет, который уже не казался ему столь неприятным. Поколебавшись, он взял рисунок, дважды сложил его пополам и спрятал себе в карман, потом достал из кошелька золотую гинею и положил её в папку. Брать рисунок без разрешения было неприлично – однако, Николас не спрашивал у Грея разрешения, чтобы его нарисовать. К тому же, он оставил за портрет очень щедрое вознаграждение – вряд ли юноша будет на него в обиде. Если только Ник не рассчитывал оставить рисунок себе на память.
Грей встал и осторожно прошелся по комнате: он всё еще чувствовал небольшую слабость и боль в боку, но был уверен, что сможет передвигаться самостоятельно. Он хотел заглянуть за занавес, но в это время в комнату вернулся Николас, одетый в длинную куртку из плотной шерстяной ткани.
— Вот, возьмите, сэр, – он протянул Грею маленький тряпичный свёрток, перевязанный тонкой бечевкой. – Там баночка с мазью и рекомендации по уходу за раной: когда её смазывать, как менять повязку – ну и прочее.
Грей поблагодарил Ника, убрал сверток в карман и достал свой кошелёк.
– Сколько я вам должен, мистер Сноу? – мягко спросил он, беря юношу за руку. Тот смутился и осторожно высвободил руку.
– Вообще-то я помогал вам не ради вознаграждения, сэр, я же не практикующий врач. Но, если хотите, можете заплатить мне шиллинг за лекарство и бинты – надеюсь, это вас не разорит?
– Конечно, не разорит, – усмехнулся Грей, доставая из кошелька серебряную монету. – Более того – я остаюсь вашим должником, мистер Сноу, до тех пор, пока не окажу вам равноценную услугу.
Николас улыбнулся ему в ответ, пожал плечами и спрятал монету во внутренний карман куртки.
– Спасибо, сэр. Теперь нужно найти одежду для вас: не можете же вы в середине февраля выйти на улицу в одном камзоле?

Спустя полчаса они сели в наемную карету на углу Кэпфил- и Дин-стрит. Однако кучер сначала потребовал показать ему деньги и тронулся с места лишь после того, как Грей бросил ему полпенни.
– Похоже, мы отлично замаскировались, сэр, – со смехом заметил Николас, усаживаясь на потертое сиденье кэба.
– Да, в самом деле, – согласился Грей, садясь рядом и откидывая с головы капюшон широкого плаща, который одолжил ему Ник. Плащ, сшитый из недорогой, но прочной ткани, был ему немного коротковат, зато плотно застегивался и отлично защищал от ночного холода. Шпагу Грея обмотали куском толстого сукна: её ножны остались в переулке вместе с его плащом и шляпой.
Николас тоже переоделся: вместо прежнего короткого плаща с пряжками он набросил на себя прямоугольный кусок грубой шерстяной материи с отверстием для головы посередине. Шляпа с обвисшими полями и вязаный шарф с бахромой довершили преображение стройного юноши в низкорослого оборванца. Однако странная сабля в черных лакированных ножнах по-прежнему висела у него под мышкой.
– Где вы научились так фехтовать? – поинтересовался Грей.
– У моего отца был ... слуга, с которым он познакомился во время поездки на Восток, – после некоторой паузы ответил Николас. – Этот человек поклялся защищать моего отца и стал его телохранителем. У себя на родине он был учителем ... фехтования. Поэтому по просьбе отца он начал учить меня всему, что знал сам. После смерти родителей он ещё несколько лет охранял нас с дедом, а потом вернулся к себе на родину.
– Почему вы не носите свой меч на поясе? – спросил лорд Джон. История с восточным учителем фехтования казалась невероятной, но факт оставался фактом: юноша сражался в совершенно необычной манере.
– Не хочу привлекать к себе излишнего внимания, – пожав плечами, неопределенно ответил Николас. – К тому же некоторые из моих заказчиков не очень доверяют вооруженным людям.
– Ваши заказчики? – переспросил Грей. – Могу я полюбопытствовать, что это за заказы?
– О, самые разные: от портретов лавочников и членов их семей до вывесок и росписей на стенах, – тут Николас тряхнул головой и усмехнулся. – Так, всякая ерунда, которая не имеет ничего общего с настоящим искусством, но позволяет сводить концы с концами, а в свободное время рисовать то, что мне нравится.
Сначала Грей подумал, что Николас живет в доме, который принадлежал его покойному дяде, но оказалось, что юноша снял эту квартиру чуть больше года назад. В маленький садик можно было попасть с двух сторон: переулок соединял между собой две параллельные улицы, и в этот раз они вышли с его противоположного конца, через ворота, ведущие на рыночную площадь. В этом районе Сохо жили эмигранты из разных стран Европы, по тем или иным причинам покинувшие свою родину. Грей понял, почему юный мистер Сноу решил здесь поселиться: окружающие не обращал внимания на его акцент и относились к нему, как к равному – в отличие от коренных обитателей Лондона.
– У вашего дяди были другие родственники, кроме вас? – спросил Грей. Николас покачал головой. После смерти дяди, который жил в Ламбете, неподалеку от Вестминстерского моста, юноша продал его имущество и перебрался в Сохо. Сначала он рисовал посетителей кофеен и трактиров, которые иногда покупали у него свои портреты за пару монет, потом владелец одного из заведений предложил подновить его вывеску.
– Теперь у меня достаточно заказов, и я могу позволить себе выбрать не только самые выгодные, но и самые интересные, – с некоторой гордостью пояснил Ник. – Правда, иногда приходится уступать некоторым чересчур напористым особам.
– Кому именно? – спросил Грей. – Если вам кто-то угрожает ...
– Нет, что вы, сэр, – со смехом прервал его Николас. – Я просто не мог отказать даме, вот и всё.
– Дама была молода и хороша собой? – поинтересовался Грей.
– Ну, скажем, она была таковой лет пятнадцать тому назад, хотя отлично сохранилась для своего возраста и профессии.
– Понятно, – хмыкнул Грей.
У него на языке вертелась целая куча вопросов, но в этот момент карета остановилась у ворот на плац.
– Приехали! – крикнул кучер. Николас выскочил из кэба первым и подал руку Грею. Тот опёрся на неё – не потому, что это было необходимо, а потому, что ему давно хотелось дотронуться до Ника.
– Жди здесь, – сказал Грей кучеру, бросил ему ещё одну монетку и, опираясь на руку спутника, подошёл к воротам. Часовой выглянул из караулки и, заметив двух странных личностей, двинулся вперёд с мушкетом наизготовку.
– Стой, кто ... – начал он, но Грей прервал его.
– Я – подполковник Грей. Вы из отряда лейтенанта Хикса, рядовой? Впустите нас.
– Так точно, сэр! Сию минуту! – солдат отдал честь и бросился отпирать калитку. Грей шагнул вперед, но Николас отпустил его руку и остался на месте.
– Спокойной ночи, сэр, – сказал он с лёгким поклоном. – Пожалуйста, выполняйте мои рекомендации, и, если всё будет нормально, дней через десять можно будет снять швы.
– Но вы обещали проводить меня до лазарета, мистер Сноу, – возразил разочарованный Грей.
– Думаю, вас проводят ваши подчинённые, – юноша снова поклонился. – Извините, но уже очень поздно. До свиданья, сэр Джон.
– Доброй ночи, мистер Сноу, – сказал Грей. – Спасибо за всё, что вы для меня сделали.
Юноша помахал ему рукой и сел в кэб, который с грохотом укатил прочь, а Грей остался в одиночестве на залитом лунным светом плацу.

Кое-кто похож на путешественника во времени.