– Вряд ли, – ответил Грей, пожимая плечами, – если этот человек выглядит вполне нормально. Скорее всего, никто из окружающих не догадывается о его безумии. Ты почистил ту пуговицу, которую я вчера тебе отдал?
– Конечно, милорд! – Сможешь скопировать рисунок и пройтись по мастерским или лавкам, где их продают? Возможно, мы узнаем, где её сделали, хотя ... – Грей подумал о том, сколько ювелиров или портных может быть в Лондоне, и решил, что вероятность обнаружить её изготовителя стремится к нулю.
– Ну, может, что-нибудь и получится, милорд, – задумчиво заметил Том, убирая со стола пустую чашку. – Рисунок уж очень необычный, похож на герб.
– Да, ты прав, – кивнул Грей. На пуговице с большим мастерством был выгравирован натянутый лук, а на месте стрелы находился горящий факел. С обратной стороны он рассмотрел несколько букв, но были ли они клеймом изготовителя, или инициалами владельца, понять было невозможно. Грей решил показать рисунок Гарри Кворри или леди Джоффри. Они знали практически все знатные семейства Лондона и, возможно, смогли бы назвать ему имя владельца – или нет. Но в том, что пуговица явно не случайно оказалась на месте убийства, Грей нисколько не сомневался.
Он поблагодарил Тома, встал из-за стола, подошел к камину и бросил письмо мистера Хантера в огонь – выучив содержание наизусть, лорд Джон не собирался его хранить.
Вернувшись в штаб, он уселся за стол в своём кабинете и погрузился в размышления. В здании царила тишина – немногочисленные клерки сидели в офисах, офицеры находились со своими отрядами в казармах или в городе, проверяя или организовывая пункты вербовки. Некоторые скоро поедут в провинцию для поиска новобранцев – к марту полк должен был восстановить свою численность, за что они – Грей и Гарри Кворри – лично отвечали перед Хэлом. Симмингтон в середине февраля отправится в Саксонию сменить Хэла, чтобы герцог смог ненадолго вернуться в Англию – повидаться с семьёй перед началом очередной военной кампании.
Грей думал о мёртвом капитане Оддли и о его убийце. Скорее всего, Оддли действительно был гомосексуалом – об этом свидетельствовала ссадина на макушке капитана. Её могли нанести сверху правой рукой – если жертва стояла перед убийцей на коленях. Это также объясняло, почему капитан в момент смерти был практически без одежды. Хотя, возможно, его могла ударить по голове и женщина – а её сообщник или ревнивый партнёр довершил дело. Надпись могли сделать для отвода глаз – и тогда убийц следовало искать среди знакомых покойного.
Но Грей сомневался, что женщина сумела бы нанести столь сильный и точный удар. Конечно, шлюхи нередко убивали своих клиентов – или отвергнутые любовницы убивали бросавших их мужчин. Но надругательство над телом злосчастного капитана говорило о том, что это сделал ненавидящий содомитов человек, достаточно сильный и ловкий, способный одним ударом отрубить голову взрослому мужчине.
Возможно, Оддли обманулся по поводу предпочтений своего убийцы – или попался в западню, нарочно устроенную безумцем. Или это была месть брошенного любовника – вариантов было несколько, но в любом случае, сумасшедшего убийцу следовало наказать – или просто остановить, чтобы он больше никому не навредил. Если, конечно, мистер Хантер не ошибся относительно...
В дверь громко постучали, и Грей вздрогнул от неожиданности.
– Да, войдите! – резко сказал он, машинально хватая в руки какой-то документ. В дверях возникла стройная фигура прапорщика Келли.
– Господин полковник, там прибыл майор Королевского артиллерийского полка с отрядом, и они срочно хотят вас видеть.

Грей встал из-за стола, одернул мундир, накинул на плечи плащ, надел шляпу и вышел из кабинета, внутренне готовясь к неприятному и тяжёлому разговору.
Майор оказался грубым и тупым солдафоном, еле цедившим слова сквозь зубы, и Грею, чтобы поставить его на место, пришлось вести себя с ним холодно и надменно – так он поступал лишь в исключительных случаях.
Пока Том открывал склад (Грей и сам мог это сделать, но передумал), они с майором не обменялись ни единым словом. Лорд Джон не собирался предупреждать майора о том, что тот увидит – хотя артиллерист наверняка и так всё знал.
Повозку с гробом, который привезли с собой люди майора, подогнали вплотную к складу. Едва Том распахнул дверь, а затем и створки ворот, гроб сняли с повозки и внесли внутрь. Свечи ещё не догорели, но погода была пасмурная, и в помещении царил густой полумрак. Солдаты поднесли гроб к столу, поставили его на пол и сняли крышку. Майор коротко взмахнул рукой, и, прежде чем Грей успел их предупредить, двое рядовых шагнули к телу, и один взял покойника за ноги, а второй – за плечи, чтобы положить в гроб, так и не сняв с него белого савана.
Голова покойного осталась на месте, и солдат, державший тело под мышки, задел её локтем и столкнул со стола. Она упала на край гроба и, ударившись о ребро, скатилась на пол.
Грей грубо выругался по-немецки; майор глухо охнул: «Вот дерьмо!»; солдат, задевший голову, завопил, разжал руки и отскочил назад. Второй артиллерист тоже выпустил свою ношу, и тело несчастного капитана упало в гроб боком, белая ткань сбилась, открыв ноги и бедра мертвеца. Кто-то из команды майора за спиной Грея беспрерывно повторял: «Господи, помилуй, Господи, помилуй», и лорд Джон, вне себя от бешенства, повернулся к растерянному майору и ледяным тоном спросил:
– Вы что, не читали мой рапорт вашему командиру, майор? Разве я не писал о состоянии тела вашего офицера?
Когда гроб, в который в конце концов уложили тело капитана Оддли, вынесли со склада, Грей облегченно вздохнул. Он привык иметь дело с разумными людьми, а не с тупыми исполнителями, понимающими только ругань и примитивные команды. Майор, придя в себя после пережитого потрясения, стал срывать зло на своих подчиненных, которые, испуганные видом отрубленной головы одного из своих офицеров, с трудом соображали, что от них требуется. Наконец, тело и голову несчастного капитана уложили в гроб, прикрыли белой тканью и заколотили крышку. После того, как гроб перенесли в повозку, Грей решил, что при сложившихся обстоятельствах ему лучше подстраховаться, и предложил майору подняться к нему в кабинет – написать расписку о том, что он получил тело и вещи своего сослуживца, и никаких претензий к подполковнику Джону Грею не имеет.
Майор, подрастерявший свою спесь, не посмел отказаться, и пошел за ним в штаб, а Том отправился в караулку за горячим чаем для продрогших и растерянных солдат. Пока майор корявым почерком писал расписку, Грей раздумывал, стоит ли предложить ему выпить. Лорду Джону очень хотелось узнать хоть что-нибудь о семье и личной жизни капитана, поэтому он, пересилив неприязнь, налил из своей фляжки немного бренди в маленький стаканчик, который поставил на стол перед майором. Майор бросил на Грея настороженный взгляд, но взял стопку и, буркнув:
– Благодарю, сэр, – одним глотком осушил её. Нос у него тут же покраснел, глаза осоловели, и Грей понял, что перед ним запойный пьяница. Через десять минут и две порции бренди он выяснил всё, что хотел.
Когда майор с трудом влез в седло и, покачиваясь из стороны в сторону, направил лошадь к воротам, Том Бёрд тихонько пробормотал:
– Может, ему лучше не ехать верхом, милорд?
Грей, провожая глазами скорбную процессию – повозка с гробом медленно двинулась следом за  всадником – лишь беспомощно пожал плечами. Колокола соседней церкви пробили три часа пополудни.

Девятнадцатого января Грей с Томом ещё до рассвета выехали в Вулвич. Лорд Джон хотел осмотреть квартиру капитана, прежде чем всё его имущество заберут наследники или кредиторы – если таковые имелись – или же упакуют и отправят родне покойного в Саффолк.
Артиллерийский майор назвал примерный адрес дома, где жил Ричард Оддли: «где-то на Роял-Кэннон-стрит». Грей помнил свой прошлый визит в Королевский Арсенал – окрестности его были не столь уж велики – и надеялся, что с помощью Тома он без труда отыщет квартиру капитана. Конечно, вероятность того, что оттуда уже вынесли всё ценное либо сослуживцы, либо нечистые на руку домовладельцы, была велика, но Грея интересовали не ценности, а письма, документы или иные мелочи, которые могли рассказать о личной жизни и связях капитана. Второй квартиры в Лондоне у него быть не могло: по словам майора, Оддли периодически уезжал туда на два или три дня – как и многие другие офицеры, которые во время своих увольнительных останавливались в дешевых гостиницах, у любовниц или коротали ночи напролет в публичных и игорных домах.
Грей решил ехать верхом на своем новом жеребце Халифе – подарке Хэла, которого окольными путями привезли из Испании в октябре минувшего года. Лорд Джон сразу влюбился в вороного красавца с лебединой шеей и стройными лодыжками в белых чулках. Они отлично поладили, и он никогда не упускал возможность проехаться на экзотическом красавце, вызывавшем у окружающих зависть и восхищение. Некоторые (в том числе и Том) считали, что привыкший к жаре родной страны скакун может зачахнуть в холодном английском климате, но Грей договорился с лордом Сазерлендом, который одолжил ему своего конюха, имевшего опыт ухода за такими лошадьми, пока сам лорд путешествовал по Европе. Иногда он думал, что сказал бы о Халифе другой знаток лошадей – Джейми Фрейзер. Вполне вероятно, что Грей всё же найдет время съездить в Хелуотер накануне очередного похода – в конце концов, он не видел членов семейства Дансени уже более двух лет.
Но сейчас, двигаясь медленной рысью по темным улицам Лондона, он размышлял совсем о другом. Когда они, миновав собор Святого Павла, выехали на Аппер-Темз-стрит, солнце ещё не выглянуло из-за низких свинцовых облаков, хотя колокола собора уже пробили восемь раз.
На Лондонском мосту движение было небольшим, и Том, ехавший позади Грея на низкорослом гнедом мерине, попытался поравняться со своим нанимателем, но Халиф повернул в сторону нахала узкую черную голову и коротко всхрапнул, оскалив свои крепкие белоснежные зубы. Том сразу же придержал своего мерина и отстал, пробормотав что-то вроде: «У, чертова зверюга».
Грей, чисто механически управлявший конём, вышел из своего задумчивого состояния, дернул повод, а затем с легким смешком обернулся к камердинеру:
– Прости, Том, но разговоры придется пока отложить – этот парень не любит соперников и ещё не привык ходить в строю.
– Ясно, милорд, – ответил Том, смещаясь чуть правее, чтобы Грей мог смотреть на него, не выворачивая себе шею, – только я ещё никогда не видел лошадь, которая огрызалась бы на своих собратьев.
– Видимо, он решил, что ты хочешь его обогнать – ему кажется, что мы едем слишком медленно.
– Да куда уж быстрее, милорд, по такой-то погоде, –- жалобно ответил Том, но всё же заставил своего конька прибавить скорость.Они прибыли в Вулвич к полудню, всего пару раз остановившись по дороге, чтобы справить нужду и перекусить в трактире в Гринвиче, дав полчаса отдыха разгорячённым лошадям.
Оставив своих скакунов в конюшне гостиницы «Гнездо жаворонка», Грей с Томом наскоро выпили чаю с устричным пирогом и отправились на Роял-Кэннон-стрит. Улочка оказалась чуть длиннее той самой королевской пушки, в честь которой получила своё название, и уже в третьем от угла домике они нашли что искали. Пожилая и довольно опрятная на вид хозяйка, очарованная ярко-красным мундиром и лондонским произношением Грея (а более всего несколькими монетами, сунутыми ей в руку), проводила их в комнату капитана. К счастью, домовладелица ещё не ничего знала о его смерти – лишь о том, что капитан вовремя не вернулся в полк и его ищут местные, а теперь уже и столичные друзья.
Комната с большим окном на втором этаже оказалась на удивление чистой, но абсолютно безликой. Кроме кровати, кресла у камина, умывальника и углового шкафа в ней ничего не было.
На подоконнике лежала пачка бумаг, но это оказались старые и новые счета из разных лавок и несколько лондонских газет десятидневной давности. На каминной полке стояло мутное зеркало, коробка с пудрой для парика, бронзовый подсвечник и початая бутылка портвейна.
На столбике кровати висела офицерская шпага – Грей осторожно прикоснулся к ней и почувствовал легкую грусть, вспомнив шпагу другого артиллерийского офицера – лейтенанта Листера. Под подушкой и матрасом тоже ничего интересного не оказалось.
На полке умывальника лежали обычные бритвенные принадлежности, дешевое мыло и флакон довольно дорогой туалетной воды, но это ничего не значило.
В шкафу стояла пара приличных кожаных туфель с оловянными пряжками и висел камзол из темно-бордового бархата со скромной отделкой из витого позолоченного шнура с обтянутыми тканью пуговицами, совершенно непохожими на ту, что нашел Грей. На полке среди чистых рубашек и чулок Том нашел несколько старых пожелтевших писем, подписанных «Твоя любящая матушка», и офицерский патент.
Никаких доказательств того, что Оддли имел противоестественные наклонности или врагов, желавших его смерти, им обнаружить не удалось. Расстроенный Том принялся осматривать пол и простукивать стены в поисках возможных тайников. Грей, стоявший возле открытого шкафа, понимал, что им пора уходить – в квартиру вот-вот могли явится однополчане капитана с известием о его смерти, а это могло поставить их с Томом в неловкое положение, или даже вызвать скандал.
Он машинально провел пальцами по рукаву камзола – ткань была качественная, но не новая – и на всякий случай сунул руку за левый манжет, куда военные обычно клали свои носовые платки. Платка там не оказалось, но кончиками пальцев он задел что-то тонкое и твердое – и вытащил наружу небольшой кусочек плотного картона – игральную карту. Мысль о том, что покойный капитан был шулером, поразила Грея в самое сердце, но тут же исчезла, едва он повнимательнее присмотрелся к карте. Это оказалась бубновая семёрка: её вид и размер не отличались от тех, что использовались в любой карточной игре, но цвет ... бриллиантовые ^[1] ромбики и цифры на лицевой стороне были не красного, а нежно-лилового цвета.
[1] В английском языке бубны называются «diamonds» (бриллианты).

Грей перевернул карту – на рубашке в сложном изысканном узоре сплелись лиловато-сиреневые веточки, в которых он сразу узнал цветки лаванды. Конечно, это не могло быть простым совпадением – прошлое вцепилось в него мертвой хваткой и не желало отпускать.
Грей с шумом втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы, и Том тотчас обернулся в его сторону.
– Вы что-то нашли, милорд?
– Да, возможно. Пойдем, Том, нам пора. Он быстро спрятал карту в карман, закрыл шкаф, и они поспешно покинули комнату капитана Оддли.Наскоро пообедав в «Гнезде жаворонка», они сели на своих отдохнувших и накормленных лошадей и к восьми часам вечера вернулись в Лондон на Кавендиш-сквер. У Грея замёрзли ноги и ныла поясница – он давно не проводил в седле столько времени. К тому же он переживал за своего вороного, однако тот с честью выдержал это многочасовое путешествие по морозу и не выглядел изможденным или усталым к моменту возвращения в родное стойло – в отличие от бедного Тома Бёрда, который с трудом сполз с седла, едва они въехали на плац. Грей чувствовал себя неловко – он предлагал камердинеру остаться на ночь в Гринвиче и вернуться домой утром, когда заметил, что Том устал и едва держится в седле, но тот наотрез отказался оставить своего господина.
Увидев, что Том способен передвигаться самостоятельно, Грей, с некоторым усилием переставляя затёкшие ноги, отвел обеих лошадей в полковую конюшню и, ласково потрепав Халифа по шее и длинной узкой морде, оставил его на попечение конюха.
После этого он заглянул на полковую кухню и попросил одного из помощников повара отнести к нему на квартиру какой-нибудь еды – большинство из офицеров уже закончили ужинать, но оставшееся жаркое, пироги и прочую снедь ещё не успели раздать в качестве дополнительного пайка капралам и сержантам.
Поужинав, он отправил Тома спать, а сам, сидя в спальне у камина с бокалом виски в руке, смотрел на веселые оранжевые языки пламени и пытался понять, как ему действовать дальше.
Лиловая карта за отворотом гражданского костюма капитана Оддли явно указывала на хорошо известный Грею клуб для особых джентльменов – Лавендэр-Хаус или Лавандовый дом. Он не забыл, что практически все его визиты в этот клуб имели весьма неожиданные и грустные последствия.
Почти все мужчины, с которыми он познакомился в Лавендэр-Хаус, и с кем у него позже возникали личные отношения, либо умерли, либо ... всё равно, что умерли. Джордж Эверетт, Чарльз Керратерс, Дырка Нейл и его собственный сводный братец ...
Грей резко тряхнул головой и залпом проглотил оставшееся в бокале виски. Горячая волна обожгла ему нёбо и прокатилась вниз по пищеводу, а затем растеклась по всему телу, вызвав чувство тяжести в суставах и слабое покалывание в затылке.
Он испытал легкое отвращение при мысли о том, что ему снова придется побывать в этом месте. Даже если люди, с которыми он шесть лет назад сталкивался в Лавандовом Доме мертвы или канули в Лету – включая настоящего владельца этого заведения Джозефа Тревельяна и его управляющего Ричарда Касуэлла, любителя чужих тайн и осведомителя небезызвестного мистера Боулза. Дикки Касуэлл уже тогда был неизлечимо болен, а о самóм беглом корнуоллском магнате в лондонском свете и думать забыли. Возможно, он тоже покинул этот мир – как и кузина Грея, Оливия, ради благополучия которой лорд Джон затевал то расследование.
Он взглянул в бокал – там было пусто. Графин с виски стоял на туалетном столике, но Грею не хотелось вылезать из уютного кресла – а кроме того, заглушать неприятные воспоминания алкоголем показалось ему слабостью, недостойной настоящего мужчины.
Теперь он окончательно убедился, что нападение на капитана Оддли было вызвано его «необычными пристрастиями», и убийство совершило лицо (Грей по-прежнему не желал называть его «человеком»), ненавидящее гомосексуалов. Однако, он не мог исключать того, что капитан каким-то образом сам спровоцировал это нападение – был слишком настойчив, или даже применил насилие по отношению к человеку, который не разделял его вкусов.
Это предположение живо напомнило ему собственное неосторожное поведение в Хелуотере несколько лет назад, и приступ сожаления и стыда заставил Грея стиснуть кулаки. Он зажмурился и несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Их отношения с Фрейзером наладились, однако он до сих пор испытывал неловкость, вспоминая тот эпизод.
Грей допускал, что Оддли, сделав подлость, заплатил жизнью за свой недостойный поступок. Однако подобное надругательство над его телом ничем нельзя было оправдать. Убийца вел себя как настоящий безумец – в этом мистер Хантер, безусловно, оказался прав.
Грей открыл глаза и, прищурившись, уставился в камин. Если его первоначальное предположение верно – убийств больше не будет, месть свершилась, виновный наказан. Но если нечто подобное повторится – значит, личная месть здесь ни при чем, и преступник просто ненавидит всех гомосексуалов – не важно, по какой причине. Если только эта причина существует в реальности, а не в воображении убийцы. В обоих случаях искать следы преступника в Лавандовом Доме не имело смысла: человек без «особых привычек» вряд ли мог посещать подобное заведение в поисках своих жертв. Придя к такому выводу, Грей почувствовал облегчение, поскольку отправляться в Лавендэр-Хаус ему совершенно не хотелось.
Единственным следом, ведущим к убийце, была серебряная пуговица, найденная Греем на дне замёрзшей лужицы. Тело капитана привезли на площадь на спине одной из принадлежавших преступнику – или арендованных им лошадей: значит, он был достаточно богат, чтобы позволить себе подобные траты или украшения. Пуговица оторвалась, когда убийца в темноте привязывал капитана к столбу. Возможно, в спешке он не заметил её отсутствия – а если и заметил, то не смог отыскать, поскольку она упала в лужу, которая к тому моменту ещё не успела полностью замёрзнуть.
Он отбросил вероятность того, что пуговица была потеряна днём или поздним вечером. Человеку в дорогом костюме нечего делать в подобных местах, а кроме того, обитатели трущоб не оставили бы подобную вещь без внимания. Мусорщики и старьевщики могли отыскать иголку в куче навоза, не говоря уж о серебряной пуговице в мелкой лужице.
Грей решил продолжить своё расследование (ему не нравилось это слово, но он привык называть вещи своими именами) именно в этом направлении. Отыскав владельца пуговицы, он попытается понять, что это за человек, доказать или опровергнуть его причастность к гибели капитана Оддли, а уж потом решать его судьбу.
Он пока не знал, как поступит с убийцей: отдаст властям, попытается сам разобраться с ним по законам чести ... или отпустит с миром – в зависимости от обстоятельств и мотивов данного преступления. Он не оправдывал убийств – во всяком случае, тех, что совершались в мирное время, а не на полях сражений, хотя признавал, что иногда жертва сама могла спровоцировать убийцу. Грей давно примирился с относительностью понятий добра и зла: очень часто дела, которые одни считали благом, другим казались ужасными злодеяниями – и наоборот.
Он выбрался из уютного кресла, поставил пустой стакан на каминную полку и лег в почти остывшую постель.

  

– Смотрите, милорд, там кто-то есть! – воскликнул Том, когда они подошли к калитке. В окнах первого этажа горел свет, слабо освещавший пожухлые растения и дорожку к входной двери. – У вас есть с собой оружие – вдруг это убийца вернулся на место преступления?
– Успокойся, Том, убийце здесь делать нечего. Наверняка это кто-то из слуг или родственников покойного остался в доме, чтобы уберечь имущество от грабителей. Возможно, они позволят нам осмотреть его вещи и записи – вдруг это выведет нас на след преступника.
На самом деле он испытал облегчение от того, что им не придется тайком вламываться в чужое жилище без ведома властей или наследников мистера Вильямса.
Грею пришлось дважды постучать в дверь, прежде чем она распахнулась. На пороге возник высокий плотный мужчина лет сорока в белоснежной рубашке и серебристом атласном жилете, без камзола и парика. Тёмные круги под глазами, глубокие складки по углам рта и торчащие во все стороны короткие пряди волос на его голове свидетельствовали о том, что он очень сильно расстроен. Том за спиной Грея тихонько охнул.
– Что вам угодно? – не слишком вежливо поинтересовался мужчина, окидывая визитеров неприязненным взглядом. Грей почувствовал запах алкоголя, исходившего от него.
— Это мистер Краун, милорд, – еле слышно прошептал Том.
Грей решил рискнуть: судя по всему, партнер покойного глубоко переживал смерть своего компаньона.
– Я – лорд Джон Грей, сэр, а это – мой камердинер мистер Бёрд, и нам нужна была консультация покойного мистера Вильямса по поводу одного из его изделий. Примите наши глубочайшие соболезнования по поводу кончины вашего партнера. – Грей слегка поклонился. – Вы позволите нам войти, сэр?
Мистер Краун слегка опешил, услышав титул Грея, вспомнил о светских приличиях и неловко поклонился в ответ.
– Простите, милорд, прошу вас, проходите, я немного не в себе, после ... после того, что случилось, – произнес он, провожая посетителей в небольшую, но довольно уютную гостиную. На столе, покрытом синей камчатой скатертью, стоял полупустой графин с золотистой жидкостью, тарелка с ломтиками лимона и пустой стакан. Мистер Краун взял с кушетки темно-лиловый камзол из шерстяного бархата, надел его, поправил манжеты, пригладил взлохмаченные волосы и повернулся к Грею.
– Так чем я могу вам помочь, милорд? Фредерик ... то есть, мистер Вильямс выполнял для вас какой-то заказ? Прошу вас, присядьте, сэр. Хотите чего-нибудь выпить?
– Нет, благодарю вас, – ответил Грей и, бросив шляпу и плащ на кушетку, уселся к столу. – Нет, к сожалению, я не был знаком с мистером Вильямсом, и ничего у него не заказывал, хотя, судя по всему, он был мастером своего дела, – польстил покойнику Грей. – Мне нужна была его консультация по поводу одной вещи. В вашем магазине сказали, что он мог выполнить подобный заказ для кого-то несколько лет тому назад.
Он кивнул Тому, и тот выложил на стол серебряную пуговицу, а затем деликатно отступил к двери.
Ювелир уставился на пуговицу, потом на Тома, после чего снова перевёл взгляд на Грея.
– Да, милорд, я припоминаю этого парня – он хотел, чтобы я сообщил ему адрес Фредерика – интересно, зачем?
– Потому что я его об этом попросил. Это мой камердинер, и он разыскивал ювелира, который мог изготовить эту пуговицу, – пояснил Грей, начиная терять терпение. – Мне необходимо найти владельца этой пуговицы, и я надеялся, что ваш партнер сможет мне помочь, конечно, если это он её изготовил.
– Прошу прощения, но обычно, мы не раскрываем имен своих заказчиков, милорд, – немного напыщенно произнес мистер Краун. – Тем более, что Фред ... вернее, мистер Вильямс... – ювелир неожиданно всхлипнул, вытащил из кармана широкий льняной носовой платок и шумно высморкался.
– Я сочувствую вашей утрате, – мягко произнес Грей, – но дело в том, что владелец этой пуговицы совершил ... э-э ... бесчестный поступок по отношению к одному из моих знакомых. Уверяю вас, в ином случае я не стал бы просить о подобной услуге – вот почему нам так важно знать, мог ли мистер Вильямс сделать эту вещь. И только вы, как его друг и партнер, можете точно это определить. Помогите нам, сэр – в память о вашем покойном друге.
Мистер Краун потер лоб, несколько раз глубоко вздохнул, но в конце концов достал из жилетного кармана маленькую складную лупу и внимательно исследовал пуговицу.
– Да, это очень похоже на работу Фре... – мистера Вильямса. Он раньше занимался подобными вещами – делал пуговицы, булавки, пряжки – ему нравилось работать с серебром, пока я не научил его работать с золотом. – Ювелир снова потянулся за платком своими пухлыми пальчиками с тщательно ухоженными ногтями.
– Вы не знаете, вёл ли он какие-нибудь записи – например, что и для кого он делал? Вид изделия, цена, имя заказчика? – спросил Грей.
Мистер Краун покачал головой.
– Все записи хранятся в магазине. У нас есть список клиентов, но туда вносят только постоянных заказчиков, или тех, кто делает крупные и дорогие покупки. Если человек заказывает какую-то мелочь, то после оплаты счёта и сведения баланса все бумаги уничтожаются – нам просто негде их хранить.
– Может, у мистера Вильямса были собственные списки – он ведь сначала работал с серебром и мог записывать имена своих первых заказчиков, – неожиданно произнес Том Бёрд. Ювелир вздрогнул и удивленно уставился на него – судя по всему, он совершенно забыл о присутствии в комнате третьего лица.
– Мне кажется, в этом есть доля здравого смысла, – быстро произнес Грей, предвосхищая резкий ответ мистера Крауна. – Возможно, он унес эти записи домой, а потом просто забыл о них. Вы не могли бы проверить его бумаги – возможно, там окажутся нужные нам сведения. Поверьте, это очень важно, я был бы вам за это безмерно благодарен.
Ювелир несколько опешил, но затем покачал головой.
– Простите, ваша милость, но я не могу рыться в вещах Фредерика, когда его тело еще не остыло. – Тут он снова всхлипнул. – Я ничем не могу вам помочь. Вам лучше уйти, милорд.
Грей повернулся к своему камердинеру:
– Том, пожалуйста, выйди и закрой дверь.
Когда они остались вдвоём, лорд Джон обратился к ювелиру:
– Скажите, мистер Краун, вы тоже живете в этом доме?
– Нет, это дом мистера Вильямса, но я не понимаю, милорд, какое это имеет отношение ...
– Прошу прощения, но я вынужден задать вам этот вопрос: вы знаете, в каком виде нашли тело вашего партнера? Не хочу бередить ваши раны, но на груди мистера Вильямса убийца вырезал надпись, намекающую на его непристойное поведение.
– Господи, спаси и помилуй, – прошептал позеленевший мистер Краун, откидываясь на спинку стула. Подумав, что он может упасть в обморок, Грей быстро схватил стоявший на столе бокал, плеснул в него щедрую порцию алкоголя из графина и, перегнувшись через стол, сунул бокал под нос ювелиру.
– Выпейте это, мистер Краун, прошу вас.
Ювелир дрожащей рукой схватил бокал с бренди, – а судя по запаху это был бренди, и довольно неплохой, – осушил его одним глотком,  закашлялся, почти уронил бокал на стол, после чего с ужасом взглянул на своего собеседника.
– Вам лучше, сэр? Хотите, я пошлю своего камердинера за доктором? Вы можете говорить?
– Д-да, м-милорд, – заикаясь, пробормотал испуганный ювелир, – благодарю вас, я в ... в порядке, не нужно звать доктора. – Мистер Краун немного пришел в себя, краски вернулись на его лицо, однако теперь он выглядел намного старше, чем пять минут назад.
– Конечно, убийце нельзя верить – продолжил Грей, – но коронер будет проводить расследование, в ходе которого могут изъять личные вещи и документы жертвы, чтобы выяснить, не был ли он знаком с убийцей. Эти бумаги могут затеряться – или стать всеобщим достоянием во время публичных слушаний. С вашего разрешения, я хотел бы прямо сейчас посмотреть документы покойного мистера Вильямса, чтобы найти – или не найти – нужное мне имя. Даю вам слово джентльмена, что никакие другие бумаги меня не интересуют – как и подробности личной жизни вашего делового партнера.
Мистер Краун несколько раз глубоко вздохнул и, опустив голову, тихо произнес:
– Как пожелаете, милорд.
– Кабинет и спальня мистера Вильямса наверху? – уточнил Грей, забирая со стола серебряную пуговицу. Он от души сочувствовал несчастному ювелиру и знал, что обошелся с ним довольно жестоко, но времени на уговоры и объяснения у него не было.
Оставив мистера Крауна приходить себя в гостиной, Грей с Томом поднялись наверх и решили сначала осмотреть кабинет покойного Фредерика Вильямса. Изящная мебель и дорогие безделушки, книги в золоченых сафьяновых переплетах говорили о достатке и утонченном вкусе их владельца. На рабочем столике у окна стояли маленькие весы, под бархатной тканью лежали разнообразные ювелирные инструменты: длинные и короткие щипцы, прямые и изогнутые металлические стержни, напильники с деревянными и костяными ручками – но, судя по всему, ими давно не пользовались. В секретере лежали пачки счетов и рисунки всевозможных ювелирных изделий – украшений, карманных часов, табакерок и столовых приборов, а в потайном отделении нашлось несколько любовных писем, которые достаточно ясно говорили о «противоестественных» вкусах мистера Вильямса, но ничего полезного, что могло бы вывести на след убийцы, они не обнаружили.
Осмотрев кабинет, они прошли в спальню – там царил беспорядок, простыни и одеяло на постели были сбиты, подушка валялись на полу. Очевидно, именно здесь убийца напал на свою жертву. На креслах у камина была разбросана одежда: рубашка, розовый жилет и золотисто-коричневый шелковый камзол. Рядом на коврике валялся кожаный ботинок с дорогой серебряной пряжкой. Стиснув зубы, Грей тщательно осмотрел карманы камзола – в одном из них оказалось несколько серебряных монет и батистовый носовой платок, в другом он обнаружил смятую шёлковую полумаску черного цвета. Он проверил манжеты камзола – там тоже ничего не было. Грей почувствовал разочарование, хотя знал, что вряд ли найдет там листок с именем убийцы.
– Этот парень был настоящим щёголем, – проворчал за его спиной Том Бёрд. – У него тут дюжина шёлковых рубашек и чулок со стрелками, не говоря уж о вышитых жилетах. Можно подумать, что он лорд, а не какой-то ювелир...
– Шёлковые рубашки и чулки далеко не самое важное в человеческой жизни, – вырвалось у Грея. В ответ Том громко фыркнул, демонстрируя полное несогласие с подобным отношением своего нанимателя к столь важным предметам мужского гардероба. Лорду Джону стало стыдно за своё легкомысленное поведение там, где всего сутки назад произошло убийство.
Однако он почувствовал, что нервное напряжение, которое он ощущал с того момента, как вошел в спальню совершенно чужого ему человека, постепенно спадает. Вздохнув, Грей взял с кресла розовый шелковый жилет, борта и клапаны которого украшали вышитые золотисто-коричневые дубовые веточки, чтобы на всякий случай проверить карманы и там. Левый был пуст, а в правом он нашел знакомую карту – лилового «Джека» – валета треф.
Грей вернулся в гостиную на первом этаже, чтобы попрощаться с мистером Крауном и забрать свой плащ и шляпу. Ювелир всё ещё сидел за столом, подперев голову руками. Графин перед ним был пуст. Взяв с кушетки свои вещи, Грей положил перед ювелиром пачку любовных писем, найденных им в секретере мистера Вильямса.
– Думаю, это принадлежит вам, – сказал он. – Я сожалею, мистер Краун.
Ювелир поднял на него свои воспалённые, окружённые темными кругами глаза.
– Вы нашли, что искали, – медленно произнес он и после паузы прибавил, – ваша милость?
Грей медленно покачал головой.
– К сожалению, нет. Простите, что потревожили вас. Прощайте. – Он шагнул к двери, но внезапно вспомнил одну деталь и повернулся к ювелиру.
– Скажите, каковы были ваши взаимоотношения с мистером Вильямсом в последнее время? Вы случайно не ссорились?
Ювелир дернулся и, вцепившись руками в край стола, попытался встать, но ему это не удалось.
– Вы думаете, это я? ... Что я мог ...?
– Ну что вы, конечно, нет. Просто моему камердинеру показалось, что вы ... были чем-то расстроены – или обижены на мистера Вильямса.
Ювелир опустил голову.
– Да, вы правы, я был на него обижен. В последние дни он … почти не появлялся в магазине. Он меня ... избегал. – Мистер Краун всхлипнул.
Грей ждал продолжения – но его не последовало. Он слегка поклонился сидевшему за столом пожилому человеку и почти вышел из комнаты, когда за его спиной раздался хриплый голос ювелира.
– Вы найдете его, милорд?
– Кого? – обернулся Грей.
– Убийцу Фредерика, лорд Джон. – Ювелир все-таки встал из-за стола и умоляющими глазами смотрел на Грея.
– Сделаю для этого всё возможное, сэр, – ответил лорд Джон и, коснувшись двумя пальцами шляпы, вышел в распахнутую Томом дверь.
Вернувшись домой, Грей долго раздумывал над тем, стоит ли ему сообщать о новом убийстве мистеру Хантеру. Взвесив все за и против, он всё же решил написать «любознательному» хирургу о новом убийстве и о том, что покойного увезли на Боу-стрит. Грей не сомневался, что Хантер немедленно отправится туда осматривать тело, а после поделится с ним своими выводами. Он решил, что ему самому в силу известных обстоятельств лучше держаться подальше от официального расследования, и сожалел лишь о том, что назвал бакалейщику своё имя и звание – ведь, если начнется громкий скандал, мистер Гиббонс может проболтаться о похожем убийстве борзописцам с Флит-стрит.
Однако Грей не собирался отказываться от поисков убийцы теперь уже двух человек – неважно, что он едва знал первую жертву, и никогда не видел вторую.
В течение следующих дней он размышлял о том, что послужило причиной второго убийства – их с Томом поиски пуговицы, или это было просто случайное совпадение? Если мистера Вильямса убил его бывший клиент, испугавшийся разоблачения, то как он узнал, что его ищут? Ведь Том побывал в магазине в субботу днем, а ювелир погиб спустя десять или двенадцать часов, в ночь с субботы на воскресенье. Или преступник решил убить мистера Вильямса тотчас же, как понял, что потерял пуговицу?
Грей невольно содрогнулся – откуда такая жестокость и предусмотрительность могла взяться у душевнобольного человека? Как ему удавалось обманывать всех, включая любителя роскошных нарядов Фредерика Вильямса? Ведь ювелир пригласил его к себе домой, а значит, полностью доверял ему и не сомневался в его желании переспать с ним. Или тот, кому он доверял, был лишь приманкой, действовавшей по принуждению, а убийство совершил совсем другой человек?
Грей не верил в заговоры, но его беспокоила одна вещь – карты странной лиловой масти с изображением изящных лавандовых веточек на рубашке. Возможно ли, чтобы жертвы неведомого убийцы случайно оказались членами одного и того же закрытого клуба?
Несмотря на слова мистера Крауна о том, что пуговица была изготовлена его компаньоном, Грей попросил Тома продолжить своё tournée (обход – франц.) по магазинам и ювелирным мастерским. Нельзя было исключать даже малейшей возможности того, что пуговицу сделал другой человек.
Однако, глядя по вечерам на своего усталого и продрогшего за день камердинера, который после дневных путешествий возвращался к своим прямым обязанностям, Грей в конце концов попросил его прекратить поиски. Том не мог смириться с неудачей и уговорил своего нанимателя дать ему ещё одну неделю. Лорд Джон согласился на это только при условии, что Том будет ходить по мастерским не больше трёх часов в день – и только до тех пор, пока не придет ответ от мистера Сэндза из Геральдической палаты.
Грею очень хотелось ещё раз съездить к архивариусу – убедиться, что он в добром здравии, поинтересоваться, как продвигаются поиски, или даже предложить ему дополнительное вознаграждение, чтобы ускорить дело. Однако он сдерживал себя, помня, что чайник, с которого не сводят глаз, никогда не закипит (watched pot never boils – англ.), и сосредоточился на текущих делах, включающих проверку и утверждение списков новобранцев, продление старых и заключение новых договоров с поставщиками продовольствия, оружия, обмундирования и т. д., и т. п. – в общем, вёл нудную, но необходимую работу по подготовке полка к очередной кампании.
Мистер Хантер прислал ему подробный отчёт о состоянии тела мистера Вильямса, пестревший множеством малопонятных медицинских терминов. Читая его, Грей подумал, что хирург вполне мог ограничиться всего одной фразой: «Травмы на теле мистера В. полностью совпадают с травмами на теле капитана О.».
Газетчики мёртвой хваткой вцепились в это скандальное дело – каждый день публиковались всё новые и новые подробности убийства, личной жизни и аморального поведения жертвы, зачастую не имеющие ничего общего с действительностью. Хотя полное имя убитого так и не было названо (в прессе его называли «мистер В.»), газеты сообщили не только название мастерской, где он работал, но и адрес дома, где он жил, так что весь Лондон в конце концов узнал, о ком идет речь.
Обсуждение противоестественных привычек жертвы постепенно приняло характер истерии – жестокость убийцы практически перестали осуждать, и, прочитав в очередной газетёнке утверждение о том, что «мистер В., безусловно, погиб от руки своего собрата-содомита», Грей грубо выругался, швырнул мерзкий листок в огонь и дал себе слово больше не читать всякую гадость.
Последняя неделя января выдалась ветреной и дождливой – ливни сменялись нудной ледяной моросью, улицы и площади напоминали то застойные болота, то бурные реки, тучи нескончаемым потоком неслись по небу, наводя на мысли о начале второго всемирного потопа.
Плохая погода и отсутствие хоть какого-либо намёка на личность убийцы вызывали у Грея неприятное чувство беспомощности. Ему начинало казаться, что удача от него отвернулась, и преступник так и останется безнаказанным, пока однажды утром он не получил письмо, запечатанное большой красной печатью Гербовой Палаты.
С замирающим сердцем лорд Джон торопливо вскрыл письмо и, пропустив многословное приветствие, написанное витиеватым почерком, принялся читать сообщение почтенного мистера Сэндза.
Оказалось, что рисунок на пуговице действительно являлся эмблемой одного не очень богатого, но очень древнего дворянского рода. Буквы на обратной стороне с XIV в. были девизом баронов Хейлсуэртов из Уэйвени в графстве Саффолк: «Ab Igne Ignem» – «От Огня Огонь».
«Ну наконец-то», – подумал Грей, но следующая фраза вернула его в прежнее состояние: девятнадцать лет назад последний барон Хэйлсуэрт скончался в возрасте шестидесяти пяти лет, не оставив после себя наследников мужского пола. Чувствуя ужасное разочарование, Грей с трудом дочитал до конца пространное послание мистера Сэндза, в котором тот сообщал о судьбе последних представителей угасшего рода уэйвенских баронов.
У сэра Хьюго Хэлсуэрта было пять дочерей, но к настоящему моменту всех их уже не было в живых. Одна девочка скончалась в десятилетнем возрасте, остальные четверо выросли, благополучно вышли замуж (архивариус скрупулезно перечислил фамилии их супругов), родили своим мужьям детей и уже покинули этот грешный мир.

«К сожалению, – писал мистер Сэндз, – ни один из их Супругов не унаследовал Титул покойного Барона, поскольку тот не скрывал своих якобитских взглядов, из-за чего попал в опалу, постепенно утратил былое Влияние и лишился Поддержки всех своих Друзей накануне второго восстания якобитов. Таким образом, этот древний Род, бывший некогда Гордостью Графства, теперь предан забвению, ибо не зря говорят, что «Factu scintillae fit saepe perustio villae» – часто маленькая искорка дотла сжигает Дом».

Грей со вздохом опустил письмо на стол. Том, внимательно наблюдавший за выражением лица своего работодателя, вопросительно поднял брови, и лорд Джон протянул ему бумаги.
– К сожалению, этот след тоже обрывается, – сказал он, допивая остывший кофе. – Ты можешь прекратить свои поиски, Том, – теперь в них нет смысла.
– Но ведь кто-то же носил камзол с этими пуговицами, милорд! – воскликнул Том, дочитав письмо. – Может, ваш старичок ошибся, и кто-то всё-таки унаследовал титул этого барона?
– Мистер Сэндз производит впечатление знающего и здравомыслящего человека, несмотря на свой возраст, – сухо произнёс Грей. – Мне кажется, он сделал даже больше, чем от него требовалось, и мы не можем сомневаться в результатах его изысканий.
– А вдруг у этого барона был ребенок на стороне, милорд? – не сдавался Том. – Вдруг он вырос и решил, что имеет право носить имя отца, поэтому и заказал себе пуговицы с гербом? Ведь в бумагах часто пишут одно, а на деле может быть совсем другое.
– Ты хочешь сказать, что у барона Хэлсуэрта мог быть внебрачный сын?
Эта мысль внезапно показалась лорду Джону довольно интересной: она многое объясняла в поведении владельца пуговиц, в частности его жестокость и стремление выместить на ком-то недовольство своим незавидным положением.
– А вдруг он на самом деле его законный сын – ведь мог же барон тайно жениться во второй раз после смерти жены? – продолжал развивать свою идею неугомонный Том. Он схватил письмо и отыскал нужный листок. – Вот, смотрите, милорд, баронесса умерла в 1729 году, а барон – в 1744-м, то есть через ... через ...
– Через пятнадцать лет, – подсказал Грей. Действительно, за это время лорд Хьюго Хэлсуэрт мог снова жениться – причем вполне официально, а не тайно – и зачать ребенка мужского пола. Возможно, он так и сделал, но скрывал свою вторую жену от общества и детей от первого брака из-за её низкого происхождения.
Грей вздохнул. Всё это очень походило на какой-то дешёвый роман – тайные браки, лишённые законного права наследники – но он должен был проверить и эту версию. Нужно было ещё раз навестить мистера Сэндза, или ...
– Может, стоит съездить в Уэ́йвени, чтобы на месте во всем разобраться, милорд? – словно прочитав его мысли, выпалил Том. – Люди подчас знают намного больше того, что написано в официальных бумагах.
Ехать за восемьдесят с лишним миль по раскисшим дорогам в Саффолк в это время года было чистым безумием. Но Грею надоело сидеть без дела в Лондоне в ожидании очередного убийства. В конце концов, в последнее время он достаточно усердно трудился, готовя полк к весенней кампании, и теперь настала очередь Гарри Кворри и полковника Симмингтона внести свой вклад в эту подготовку.
Но для начала он всё же решил ещё раз навестить мистера Сэндза – лично поблагодарить его за проделанную работу и убедится в том, что у барона Хэлсуэрта действительно не могло быть законных – или незаконных – наследников мужского пола.
Почтенный хранитель архива Гербовой палаты встретил Грея как дорогого гостя – вернее, как лучшего друга – то ли оттого что ему нравилось решать подобные головоломки, то ли ему просто не хватало живого человеческого общения. Когда лорд Джон поставил на стол перед мистером Сэндзэм бутылку выдержанного портвейна из своих личных запасов (Том выразил своё недовольство по поводу такого расточительства), старый джентльмен чуть не прослезился.
– Ах, милорд, вы так щедры! Что ещё я могу для вас сделать? Может, вам нужен личный герб? Поверьте, лорд Джон, вы имеете на это полное право, и я готов …
– Нет, нет, мистер Сэндз, благодарю, я просто хотел узнать – не мог ли покойный барон Хэлсуэрт после смерти супруги жениться во второй раз? Возможно, это был неравный брак: скажем, новая супруга не принадлежала к его кругу, и барон не афишировал свои взаимоотношения с этой женщиной? Мог ли у неё родиться сын, которого ... э-э ... после смерти барона не пожелали признать его законным наследником? В силу низкого происхождения его матери – или утраты каких-либо свидетельств или метрик?
Мистер Сэндз энергично пошевелил своими белыми кустистыми бровями.
– В нашем архиве подобных сведений нет, ваша милость. Но, исходя из того, что спустя полгода после смерти барона вспыхнул якобитский мятеж, после которого начались гонения на всех, кто подозревался в сочувствии делу Якова Стюарта… – Архивариус неодобрительно покачал головой. – Возможно, кто-то из властей графства был заинтересован в конфискации имения и передаче его Короне с целью дальнейшей перепродажи. Завещание потерялось, документы пропали, церковные книги сгорели – в жизни случалось и не такое, поверьте моему опыту, милорд…
После беседы с хранителем архива Грей принял решение как можно скорее ехать в Саффолк – повидаться с преподобным Робертом Грином, вдовцом третьей дочери барона, урожденной Дженнифер Хэлсуэрт, скончавшейся в прошлом году, или с кем-либо из её детей. Ректор местной церкви был единственным из родственников барона, кто прожил в этих местах всю свою жизнь, и наверняка знал всё, что в последние годы происходило в имении его тестя.

 

Барон Хьюго Хейлсуэрт, родился в 1679 г., в 1702 женился на Элизабет Харди (1686 – 1729), умер в июле1744 г. в возрасте 65 лет.
Их дети:
Джоанна (1703 – 1757), в 1720 г. вышла за барона Эндрю Дорсета из Корнуолла, родила 3-х дочерей.
Сьюзан (1705 – 1715), умерла в возрасте 10 лет.
Дженнифер (1708 – 1762), в 1725 г. вышла за преподобного Роберта Грина.
Их дети: Джонатан 36 л., викарий в Виргинии, Мери – 34 г., замужем за К. Ван Бергом, 3 детей; Роберт, 30 лет, торгует тканями в Ипсвиче с мужем сестры; женат, имеет сына Бенджамина 8 лет.
Элис (1712 – 1761), в 1728 г. вышла за сэра Джона Райли, офицера Ост-Индской компании, переехала с мужем в Индию. Дети – сын Хьюго и дочь Хелен, близнецы, родились в 1730 г.
Мелисса (1715 г. – декабрь 1744 г.), в 1731 г. вышла замуж за виконта Генри Уорвика (1702 – 1762), умерла в возрасте 29 лет.
Виконт Генри Уорвик, родился в 1702 г., в 1747 г. унаследовал титул 4 графа Бэрдфорда, умер 25 сентября 1762 г.
Их сын – Эдмунд Уорвик, род. в 1733 г., 31 год, женат, имеет сына Джорджа Хьюго Уорвика, родившегося в сентябре 1762 г.

Гарри Кворри появился в полку только после полудня, с покрасневшими глазами, но в отличном настроении, и сразу же предложил Грею и ещё двум капитанам 46-го, участвовавшим в битве при Крефельде, отметить окончание войны в «Бадле», где он заказал отдельный кабинет на восемь часов вечера. 
Грей согласился, несмотря на своё не слишком праздничное настроение. Он предпочел бы ужин в «Бифштексе», но раз Гарри его опередил, то так тому и быть. Правда, одному из капитанов, Джеку Уилмоту, придётся остаться на Кавендиш-сквер – Грей только что назначил его дежурным и не мог отменить своё решение.
Ужин начался на полчаса позже, поскольку Грей с капитаном Мэллори добирались до Пэлл-Мэлл-стрит вдвое дольше обычного. Улицы Лондона были забиты экипажами и толпами людей, направлявшихся в парки, на набережную Темзы и Вестминстерский мост, чтобы заранее занять самые удобные места для наблюдения за фейерверком – для себя, или для тех, кто явится позднее и сможет заплатить за эти места.
Трапеза началась с легких закусок – жареных голубей, фаршированных грибами и кусочками гусиной печёнки, филе палтуса в винном соусе и салата из маринованных мидий, раковых шеек и кусочков копченого угря с рубленными вареными яйцами и солёными каперсами, политыми лимонным соком, который чем-то напомнил Грею блюдо ямайской кухни из морских ежей и осьминогов, но оказался намного вкуснее.
Потом им подали протертый суп из каплунов с маленькими луковками, жареную форель с ломтиками лимона и зелеными оливками, баранью ногу с черносливом, запечённую в сливках, и кролика с гарниром из вареной моркови и цветной капусты. 
Всё это запивалось белым, красным, и снова белым вином в таком количестве, что к концу ужина Грей стал только делать вид, что пьёт из бокала, поскольку Гарри с капитаном Мэллори увлеклись разбором действий прусской кавалерии, атаковавшей французские резервы в битве при Крефельде. Грей не видел этой атаки, так как стрелял из «Тома Пилчарда» – или уже лежал без сознания возле каменного столбика девятой крестной станции. 
Когда лакей унес остатки кролика и баранью ногу, лорд Джон облегченно вздохнул – ну наконец-то, сейчас он получит чашку горячего ароматного кофе. Однако Гарри вытащил из жилетного кармана часы, откинул крышку и сощурился, пытаясь рассмотреть тонкие стрелки.
– Грей, ты можешь сказать, который теперь час, а то я забыл свои очки, – ворчливо начал он, затем внезапно хлопнул себя по лбу и расхохотался. — Вот черт, не помню, где я их забыл! 
– Четверть двенадцатого, – ответил Грей, взглянув на свой золотой хронометр. – Ты куда-то спешишь, Гарри? 
– Не я, а мы, – заявил Кворри, медленно поднимаясь из-за стола. – Нам нужно поторопиться, если мы хотим посмотреть на фейерверк хотя бы из Грин-парка.
– А нам обязательно идти на него смотреть? – спросил капитан Мэллори слегка заплетающимся языком. 
– Да, может нам лучше подняться на крышу клуба и посмотреть фейерверк оттуда? – поддержал его Грей. Он был не против выйти на свежий воздух, но ему очень хотелось кофе.
Однако Гарри продолжал настаивать: они прогуляются по парку, посмотрят огненное представление, а затем вернутся в «Бадл» и закончат ужин. В конце концов Грей согласился – они были гостями Гарри и отказывать ему было неприлично. 
Выйдя на ярко освещенную и необычайно многолюдную для такого позднего часа Пэлл-Мэлл, они направились в сторону Сент-Джеймского дворца, за которым начинались лужайки и рощи Грин-парка. По случаю праздника даже сейчас, в ночное время, парк был открыт для широкой публики и, несмотря на холодную погоду, его аллеи заполняли толпы гуляк всех возрастов, полов и сословий. На лужайках стояли светившиеся изнутри матерчатые шатры и палатки, в которых посетители могли поесть, потанцевать, посмотреть представление на любой вкус или просто согреться у переносного очага за небольшую плату. 
Вдоль дорожек и на открытых местах стояли высокие шесты с закрепленными наверху факелами. Несмотря на полное отсутствие ветра, пламя факелов постоянно колебалось, отбрасывая неровные алые отблески на голые древесные стволы, пожухлую траву лужаек, густые кроны тисов и заросли рододендронов. 
Кое-где были возведены сомнительной прочности высокие деревянные помосты с рядами сидений, откуда более-ли-менее состоятельные зрители могли полюбоваться фейерверком, не опасаясь, что шныряющие в толпе воришки обчистят карманы и срежут пуговицы у восторженных зевак, глазеющих на яркое зрелище в небесах.
Увидев эти помосты и вышки, чем-то напомнившие ему тайбернские трибуны, лорд Джон заявил, что не собирается туда лезть, поскольку не желает ломать себе кости, когда они рухнут, не выдержав веса даже минимального числа зрителей. Но Гарри расхохотался и потащил их с Мэллори в южную часть парка, чтобы с его окраины понаблюдать за фейерверком. Грей собрался достать часы и посмотреть, сколько времени осталось до начала представления, но тут Гарри неожиданно свернул с дорожки и с криком: 
– За мной, пехота! – словно разъярённый вепрь ринулся сквозь заросли напролом, да так, что только ветки затрещали. 
Грей опешил, но спустя мгновение пришёл в себя, схватил растерянного Мэллори за локоть и потащил его в кусты догонять Гарри. К счастью, заросли не были сплошными – на пути им то и дело попадались маленькие и большие полянки, а сквозь голые ветви деревьев просвечивали огни далёких факелов. Грею оставалось лишь надеяться, что никто из них не выколет себе глаза случайно отскочившей веткой и не сломает ногу, провалившись в кроличью нору. 
Но видимо, у пьяных всё же был какой-то тайный покровитель – древний языческий дух или полузабытый святой, который позволил им благополучно достигнуть окраины парка. За невысокой зелёной изгородью внизу перед ними лежало открытое полуосвещенное пространство, заполненное толпами движущихся людей. Чуть левее темнели высокие деревья Сент-Джеймского королевского парка, а справа тянулась заполненная экипажами дорога, отделявшая Грин-Парк от Квин-Гарденс.
– И что мы тут увидим? – спросил запыхавшийся Мэллори, вслед за Греем выбираясь из кустов.
– Всё! – ответил Кворри, широким жестом обводя окрестности. – Вон там и там, – он махнул рукой налево, в сторону Сент-Джеймского парка и Темзы, – установлены батареи ракет и римских сечей, которые скоро полетят в небо. А мы будем смотреть на них отсюда, в стороне от толпы и давки. Ну а сейчас, mille pardons (тысяча извинений – франц.), я должен отлить, пока это не произошло само – ... само–произвольно… 
И с этими словами он, распахнув плащ, двинулся к близлежащим кустам, торопливо расстегивая бриджи.
– С каких это пор ты заговорил по-французски, Гарри? – спросил Грей и тоже направился к зарослям, чтобы последовать его примеру.
– С тех самых, как мы утерли лягушатникам нос, – немного невпопад ответил Кворри, старательно поливая ветви и корни какого-то чахлого кустика.
Капитан Мэллори последовал примеру своих командиров, однако отошёл чуть подальше, явно стесняясь расстёгивать ширинку в присутствии старших по званию. 
Грей едва успел застегнуть бриджи, как за его спиной внезапно полыхнуло яркое зарево, и он быстро обернулся, чтобы увидеть, как в небе над ними расцвели три гигантских огненных цветка – алый в центре и два золотых – по бокам. Хлопки взрывов потонули в глухом гуле толпы, радостно приветствовавшей это феерическое зрелище. 
– Ура! – заорал Гарри, и Грей уже открыл рот, чтобы его поддержать, как справа от них прозвучал громкий возглас капитана Мэллори, вовсе не похожий на крик восторга:
– Эй! Ты что делаешь? 
Грей резко повернулся в его сторону и увидел, что капитан всё ещё стоит лицом к зарослям, пристально вглядываясь в темноту. Новая вспышка над деревьями парка ярко осветила окружавшее их пространство и Грей, шагнувший к Мэллори, увидел, как в глубине кустов напротив него что-то слабо блеснуло.
– Берегись! – крикнул он капитану и схватился за пояс, забыв, что при нём нет шпаги, а только неизменный кинжал, до которого ещё нужно было добраться.
Кусты громко затрещали, однако оттуда никто не выскочил. Но Мэллори, очевидно, хорошо видевший всё, что в них происходило, повернулся к Грею спиной и побежал вдоль кустов вправо, в сторону Кенсингтон-роуд.
В этот момент мир опять погрузился во тьму, но уже через секунду всё вокруг окрасились в ярко-алый цвет адского пламени. Гарри сзади что-то крикнул, но его голос потонул в треске взрывающихся ракет и возгласах зрителей. Грей уже бежал за капитаном Мэллори, лихорадочно расстёгивая жилет, чтобы достать свой клинок.
Когда в небе снова расцвели яркие золотистые шары, Грей перепрыгнул через невысокую ограду и следом за Мэллори выскочил на забитую экипажами и восторженными обывателями дорогу. Капитан тяжело дышал и растерянно оглядывался по сторонам, очевидно пытаясь отыскать в толпе того, за кем он так упорно гнался.
– Что случилось? Кто это был? – спросил Грей, сжимая в руке кинжал.
Капитан снял шляпу и вытер вспотевший лоб.
– Понимаете, господин полковник, я увидел ... что-то странное, – отрывисто произнес он, поправляя съехавший на бок парик и вновь надевая шляпу. – Там было двое ... – два человека, один лежал на земле, а второй ... он над ним наклонился, и я подумал ...
– Грей, в чем дело, куда вас черти понесли? – очередная огненная вспышка осветила плотную фигуру Гарри, стоявшего по другую сторону изгороди. 
– Сейчас я тебе все объясню, – ответил ему Грей и повернулся к Мэллори: – Пойдемте, капитан, покажете нам это место.
Грей с капитаном полезли обратно через изгородь. Следом за ними увязалось еще несколько человек, пожелавших забраться повыше и занять удобное свободное место, но, увидев кинжал в руке Грея и грозно подбоченившегося Кворри, они передумали и остались за оградой. 
Под периодически вспыхивающими в небесах огненными цветами офицеры вернулись к тому месту, откуда Меллори начал свою погоню за незнакомцем, и осторожно углубились в заросли. На небольшой полянке лежал человек – его рубашка и чулки казались то желтыми, то алыми, то оранжевыми – в зависимости от цвета огней, освещавших тело. Рядом темнела куча снятой с мужчины одежды – очевидно, грабитель уже начал раздевать свою жертву, когда его вспугнули. 
Они осторожно приблизились к телу – голова мужчины была повернута набок, Грей видел только его коротко стриженный затылок – судя по всему, парик и шляпа тоже стали добычей грабителя. 
– Кажется, он мертв, – сказал Гарри, наклоняясь и беря лежавшего на земле человека за руку. Спустя пару мгновений он разжал пальцы, и рука несчастного упала на землю, словно сломанная ветка. Грей подошел к убитому с другой стороны, чтобы при следующей вспышке попытаться рассмотреть его лицо. Поза лежащего на земле человека показалось ему какой-то неестественной и в то же время странно знакомой. 
Подхватив полы плаща, он опустился на одно колено и низко склонился над телом. В нос ему ударил тяжелый запах мочи и свежей крови – а уже в следующую секунду лорд Джон резко отпрянул назад, едва не сев на землю. То, что он принял за узкий шейный галстук темного цвета, вблизи оказалось глубокой кровавой раной полудюймовой ширины. Голова была отделена от тела – в момент удара она свалилась на бок, уткнувшись носом в землю, вот почему лицо убитого было почти невозможно разглядеть.
Резко выпрямившись, Грей отступил назад и взглянул вниз – очередная вспышка яркого, почти солнечного света, позволила ему ясно разглядеть белую батистовую рубашку, синие бриджи, бледно-розовые чулки убитого – и красную лужу под его головой, и кровавое пятно на своем колене.
– Что за грёбаное дерьмо! – воскликнул Гарри, отшатываясь назад. Мэллори высказался в том же духе, и лишь Грей не смог произнести ни слова – ему казалось, что он спит и видит какой-то кошмар. Яркие разноцветные вспышки и завывания толпы привели его в состояние транса, мешая сосредоточиться и трезво оценить происходящее. Он зажмурился и потряс головой, чтобы прийти в себя. Нужно было что-то делать – поэтому Грей со вздохом открыл глаза и посмотрел на Гарри и Мэллори. 
– Мы должны сообщить властям об убийстве. 
– Где их сейчас найдешь, эти власти, – фыркнув, произнес Кворри. Его помрачневшее лицо походило на грубую копию античной скульптуры, чьи идеальные пропорции портили глубокие складки и морщины, запавшие глаза и шрам на левой щеке.
– Нужно вернуться к парковым воротам – по дороге сюда я видел там пару сторожей, – подал голос капитан Мэллори. Выходит, он был вовсе не так пьян, как казалось, подумал про себя Грей, а вслух произнёс:
– Отлично, капитан, сходите и приведите их сюда. Фейерверк вот-вот закончится, и гуляки начнут покидать парк. Вам будет трудно отыскать обратную дорогу в полной темноте. 
– Хорошо, сэр, – Мэллори кивнул и двинулся в глубь зарослей, когда Грей окликнул его.
– Постойте, капитан. Вы помните, как выглядел убийца? Можете его описать?
Мэллори остановился. При очередной вспышке Грей увидел, как он задумчиво трёт свой подбородок.
– Этот тип был в темном плаще и блестящей маске – знаете, такой большой, с выступающей вперед нижней частью. Кажется, их носят итальянцы – я видел что-то похожее на одной вечеринке в ... – он неожиданно запнулся, очевидно, постеснявшись назвать место, где носили подобные маски.
– Спасибо, Мэллори. Простите, что задержал вас, – сказал Грей, протягивая капитану руку. В ответ тот крепко сжал ему ладонь, кивнул головой и быстро скрылся в чаще.
Лорд Джон вернулся к телу. Нужно было спешить – фейерверк вот-вот закончится, а в темноте он не сможет осмотреть тело. Он наклонился, осторожно подсунул ладонь под щёку жертвы и повернул голову лицом вверх. Левая половина лица покойного оказалась залита кровью, но Грей все же увидел, что убитому на вид не больше двадцати лет, у него светлые волосы и правильные, скорее даже утончённые черты лица. А ещё он был довольно сильно накрашен – часть белой пудры на правой щеке смазалась, темная подводка под глазом расплылась. С замирающим сердцем Грей взглянул на бриджи убитого – верхние пуговицы ширинки были расстегнуты. 
Он встал, сорвал с руки испачканную перчатку и хотел было отшвырнуть её в кусты – но передумал и, скомкав, сунул перчатку в карман. Быстро обойдя тело, лорд Джон принялся осматривать одежду убитого – проверил карманы лежавшего сверху жилета, а затем, не обращая внимания на недоумённые взгляды Гарри, поднял камзол и принялся лихорадочно его ощупывать в неожиданно наступившей темноте – видимо, фейерверк закончился. 
– Что ты делаешь, Грей? – в конце концов произнёс Кворри. Грей едва мог различить его плотную фигуру на фоне чуть менее темных зарослей.
– Помнишь капитана Оддли, Гарри? – в свою очередь спросил приятеля лорд Джон. Он наконец-то нашёл карманы камзола, и уже обыскал один, в котором не оказалось ничего, кроме небольшого кожаного кошелька, круглой плоской металлической коробочки и скомканного куска ткани – очевидно, носового платка. Путаясь в складках тяжелой бархатной материи, Грей полез в другой карман.
– При чём тут какой-то Оддли – постой, ты имеешь в виду того парня из Королевской артиллерии, которого ты нашел с ... – Кворри внезапно замолчал.
– Да, с отрубленной головой, – закончил его мысль Грей. – И мне кажется, что этому парню отрезал голову тот же ... тот же убийца. 
Он замолчал, наощупь перебирая предметы в кармане погибшего: небольшая квадратная коробочка, гладкий, судя по всему, стеклянный флакончик с металлической крышкой, какие-то скомканные листки, ещё один тонкий и твердый бумажный прямоугольник со скругленными концами... неужели нашёл? 
– Ты в этом уверен? – с сомнением в голосе спросил Гарри. – В конце концов, ты можешь мне объяснить, какого черта ты шаришь по карманам мертвеца?
– Чтобы убедиться, что его не обокрали, – ответил Грей, осторожно доставая найденную карту из камзола жертвы и быстро пряча её себе в карман. В том, что это была карта особой, лиловой масти, он ничуть не сомневался.
 – Вот, сам проверь. – Грей бросил камзол приятелю, который довольно ловко его поймал – очевидно, глаза Гарри тоже привыкли к полумраку.
Гарри проверил карманы бархатного камзола – в отличие от Грея, он вынимал каждую вещь наружу и внимательно её разглядывал, насколько это было возможно в почти полной темноте. Закончив осмотр, Кворри громко хмыкнул и вернул камзол Грею, который осторожно положил его на прежнее место.
– Да, ты прав, там куча всяких дорогих безделушек, не считая денег и пуговиц, – согласился Гарри, хотя в его голосе по-прежнему звучала нотка сомнения. – Может, грабитель решил сначала снять со своей жертвы всю одежду, а потом унести её подальше и вытащить оттуда всё ценное? 
– А ты видел когда-нибудь уличного грабителя в позолоченной итальянской маске? – спросил лорд Джон. – Чтобы ограбить человека, не нужно отрубать ему голову. Достаточно просто его оглушить, а потом свернуть шею – или воткнуть нож в сердце. Ты когда-нибудь пробовал срубить человеку голову одним ударом? Думаешь, это так легко?
– Может быть, он какой-нибудь дровосек ... – предположил Гарри.
– Поверь мне, он точно не дровосек и рубит головы не топором, а саблей, причем очень умело с нею обращается, – устало ответил Грей. В голове у него билась одна и та же мысль – убийца был здесь, рядом, но они его упустили.
– Можно подумать, что ты сам это делал, – не унимался Гарри. – Нет, подожди, ты что, правда снес кому-то голову, и ничего мне не сказал? И когда же это было? – В голосе Гарри прозвучала обида. Грей тяжело вздохнул. Кворри вовсе не был кровожадным циником, и его внезапный интерес к «подвигу» Грея был результатом шока, попыткой отгородится от нынешнего жестокого преступления воспоминаниями о далеком прошлом.
— Это было при Крефельде, Гарри. Ещё до начала битвы. Я случайно оказался среди французов и мне пришлось выбирать – либо сдаться в плен, либо ... – он пожал плечами. – У меня не было другого выхода.
Гарри ничего не сказал в ответ, а просто подошел к Грею и положил руку ему на плечо. Лорд Джон проделал то же самое, и они стояли так в темноте некоторое время, пока за деревьями не замелькали огни факелов – это капитан Мэллори возвращался обратно со стражниками.

Грей настоял, чтобы убитого отвезли на Боу-стрит. Его тело и голову завернули в кусок ткани, который принёс с собой один из стражников, а одежду – в том числе найденные неподалёку парик и шляпу – в широкий плащ жертвы. Но, прежде чем это сделать, Грей вновь осмотрел содержимое карманов погибшего – уже при свидетелях, чтобы ничего из его имущества не исчезло по дороге в морг. Однако, его заботили не материальные ценности, а бумаги в карманах погибшего. Он надеялся узнать имя убитого – и ему повезло. Одна из бумажек в кошельке оказалась векселем на сумму в пять фунтов, выписанным два дня назад неким мистером Сойером на имя Пола Эллиота, проживавшего на Деан-стрит в Чипсайде.
Выяснив имя жертвы, Грей испытал одновременно и облегчение, и разочарование – убитый явно не принадлежал к числу выходцев из Хейлсуэрта. А это означало, что преступник действительно был душевнобольным, преследовавшим гомосексуалов, причем членов одного и того же клуба. 
Грей почувствовал себя полным идиотом – почему такая мысль не пришла ему в голову раньше? Возможно, убийцу нужно искать среди посетителей Лавендэр-Хауса, а не среди протеже старого барона. Хотя одно не могло исключать другого. Он чувствовал, что окончательно запутался – последние события этой ночи и изрядное количество алкоголя мешали ему сосредоточиться. 
После того, как стражники увезли тело мистера Эллиота – Грей дал им денег, чтобы они смогли доплатить извозчику за необычного пассажира – вся компания по настоянию Гарри вернулась в «Бадл», чтобы в два часа ночи закончить свой затянувшийся ужин. Чашка кофе, о которой Грей так мечтал три часа назад, лишь слегка подбодрила его.
 Однако, он по-прежнему чувствовал себя отвратительно из-за того, что не успел рассмотреть убийцу, а пятно крови на колене причиняло ему почти физические неудобства. Он бросил окровавленную перчатку в камин и сделал бы то же самое со своими бриджами, будь у него возможность их сменить. Грей не мог смотреть ни на вино, ни на изысканные десерты, которые должны были завершить этот великолепный ужин.
Судя по всему, Кворри и Мэллори испытывали те же чувства. Через полчаса Грей извинился перед Гарри и, сославшись на усталость, попросил стюарда найти ему кэб, чтобы вернуться на Кавендиш-Сквер. В ответ Гарри проворчал, что лучше бы они посмотрели фейерверк с крыши.
– Успокойся, Гарри, tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes possible ^[1] – невесело усмехнувшись, заметил Грей.
Гарри вытаращил глаза и пару мгновений не мог произнести ни слова, но потом громко расхохотался и хлопнул Грея по плечу. 
– Ладно, туше. Поверю тебе на слово, приятель.
Капитан Мэллори тоже принужденно хохотнул – очевидно, он не знал французского, и лорд Джон ещё раз повторил – уже на родном языке – ироничное высказывание знаменитого французского писателя:
– Да, думаю, что всё к лучшему в этом лучшем из миров.
[1] Вольтер «Кандид, или Оптимизм» (1759 г.)
В ожидании наёмной кареты Грей попросил у стюарда бумагу и письменные принадлежности, чтобы сообщить мистеру Хантеру об очередном безголовом трупе. Он просил хирурга осмотреть рану убитого и сравнить её с ранами предыдущих жертв. Если они совпадут ... значит, Грею придется искать новые связи между всеми тремя убитыми. Он знал, куда могут привести такие поиски, и это его совсем не радовало.
Он вернулся в свою квартиру в пятом часу утра. Том, который практически всегда спал вполглаза в отсутствие своего нанимателя, сразу же обратил внимание на расстроенный вид Грея и на тёмное пятно на его коленке.
– Что случилось, милорд? – спросил он, помогая ему раздеться.
– Очередное убийство, – ответил лорд Джон, задирая жилет и пытаясь расстегнуть застежку на бриджах. – Скорее, помоги мне снять эти чёртовы штаны, Том.
— Это кровь, милорд? Вы ранены? – испуганно воскликнул камердинер и, быстро справившись с застежками на поясе и под коленями, в одно мгновение стянул с него бриджи. 
– Успокойся, Том, не моя кровь, – ответил Грей, сразу почувствовав себя лучше. Он прошлёпал в одних чулках через гостиную и со вздохом опустился в своё любимое кресло перед угасшим камином.
Пока Том разжигал камин в спальне и согревал хозяйскую постель, Грей кратко рассказал ему об очередном убийстве и о неудачной погоне за преступником. 
— Значит, вы с господином полковником и капитаном Мэллори помешали ему закончить своё грязное дело? – дрогнувшим голосом поинтересовался Том. – А если бы он напал на вас, милорд?
Грей категорически отверг такую возможность – вряд ли злодей смог бы справиться с тремя офицерами, не встретив ожесточённого сопротивления. Поэтому он предпочел бросить свою жертву и скрыться в толпе. Сняв маску, убийца мог спокойно раствориться среди гуляющих и даже наблюдать издалека за тем, что творилось на месте преступления.
– Что-то он слишком умный для сумасшедшего, – заметил Том, помогая Грею надеть ночную рубашку. – Постель готова, милорд. Принести вам теплого молока? 
– Нет, спасибо, Том, мне ничего не нужно. И не буди меня завтра, пока я сам не проснусь.
– Хорошо, милорд. – Том улыбнулся и вышел из спальни, унося с собой свечу.
Скользившие по стенам и потолку отблески полыхавшего в камине огня напомнили Грею вспышки фейерверков в ночном небе над Грин-парком. Он зажмурился, но разноцветные пятна продолжали мелькать перед его глазами. Откуда-то из темноты перед ним неожиданно выплыла носатая золотая маска, и Грей потянулся к ней, чтобы сорвать её и наконец-то увидеть лицо таинственного злодея, но, едва он дотронулся до маски, она мгновенно рассыпалась на сотни сверкающих осколков. Крошечные блестки медленно разлетелись во все стороны и растаяли во мраке, а сам Грей провалился в беспокойный сон.

На следующее утро за завтраком рядом с чашкой крепкого кофе Грей нашёл письмо мистера Хантера. На этот раз хирург был краток: небольшая ссадина на голове и повреждение шеи полностью совпадали с теми, что были у капитана Оддли и ювелира Вильямса. Несмотря на отсутствие других характерных травм, мистер Хантер считал, что Пол Эллиот погиб от руки того же убийцы. 
«Уверен, что этот маньяк продолжит своё чёрное дело – особенно сейчас, когда ему не удалось надругаться над телом своей последней жертвы, выставив её на всеобщее обозрение. В своем отчёте для коронера я указал на совпадение травм с теми, что были на теле мистера Вильямса, – надеюсь, что констебль и помощники магистрата серьезно отнесутся к поискам убийцы.
Если Вы, лорд Джон, продолжите своё расследование, то прошу Вас проявить крайнюю осторожность, поскольку Вы, скорее всего, столкнетесь с очень опасным и жестоким безумцем, для которого не существует никаких нравственных норм и ограничений», – писал в конце мистер Хантер.
Грей вздохнул. Он встречал немало людей, совершавших отвратительные поступки и жестокие убийства из мести, из корыстных побуждений или ради спасения своей или чужой жизни, но не понимал, как можно убивать без всякой цели, только ради собственного удовольствия. 
После минутного колебания – лорду Джону не хотелось, чтобы Том слишком серьёзно воспринял предупреждения хирурга – он всё же протянул письмо камердинеру. И действительно, Том озабоченно покачал головой, когда прочёл послание мистера Хантера.
– Может, вам стоит оставить это дело властям, милорд? Пусть им занимаются сыщики с Боу-стрит – вы и так сделали для этих несчастных всё, что могли.
– Нет, Том, я не могу отказаться от расследования. Убийством ювелира никто всерьёз не занимается – ты сам понимаешь, почему. Я не могу пойти к судье и рассказать ему о наших подозрениях – о связи предполагаемого убийцы с семейством барона Хэлсуэрта. Пуговица с гербом – слишком слабое доказательство. К тому же все уверены, что смерть капитана Оддли – это просто несчастный случай. Нет, Том, я должен непременно во всем разобраться. 
– Хорошо, милорд, – сдался Том. – Значит, вы пойдете на прием к леди Джоффри? Какой костюм вам приготовить – синий атласный или жемчужно-серый бархатный? Вы знаете, милорд, сейчас в моду опять вошли цветные чулки ... –
– Нет, Том, пожалуйста, никаких цветных чулок. Камзол и бриджи пусть будут бархатные, только темные, а жилет – что-нибудь посветлее. 
Том обиженно кивнул, взял поднос с остатками завтрака и удалился из комнаты. Грей встал и пошел в гардеробную – крошечную каморку, где хранилась вся его одежда. Внутри, сразу за дверью, Том сделал маленькую полочку, куда клал все мелочи, найденные в карманах Грея. 
Сейчас там лежало несколько монет, серебряный карандаш, пара небольших листков бумаги и лиловая карта – червовая дама. Грей взял её и, вернувшись в спальню, отпер секретер, открыл одно из потайных отделений и достал оттуда две другие карты – бубновую семёрку и трефового валета. 
Некоторое время он рассматривал карты: переворачивал и сравнивал рисунки – но и так было ясно, что они принадлежат к одной колоде. Однако Грею показалось, что бубновая семерка выглядит чуть более потертой, чем валет с дамой. Это ровным счётом ничего не значило – возможно, капитан Оддли просто не слишком бережно обращался со своей картой, в отличие от Вильямса и Эллиота.
Грей вздохнул, убрал карты и снова запер секретер. Сейчас у него не было времени заниматься этим – но, судя по всему, визита в Лавендэр-Хаус ему теперь не избежать.
Дверь спальни открылась, и на пороге появился Том – в одной руке у него был большой медный котелок, накрытый крышкой, в другой – ведро с водой. Том опустил ведро на пол возле туалетного столика, а котелок осторожно поставил в таз для умывания. Грей с интересом наблюдал за его манипуляциями.
– Я подумал, милорд, что вы захотите помыть голову перед приёмом у леди Джоффри, – сказал Том, снимая с котелка крышку. Из котелка повалил горячий пар. – Если вы не носите парик, милорд, то это не значит, что вы будете выглядеть хуже остальных модных джентльменов.
Грей от души расхохотался.
– Ну конечно нет, Том! Уверен, что ты, как всегда, об этом позаботишься. 

Ровно в восемь часов вечера тщательно причесанный, идеально выбритый, в темно-сером, отливающим синевой бархатном камзоле с перламутровыми пуговицами, в белоснежной, благоухающей бергамотом рубашке под жемчужно-серым, украшенным изящной серебряной вышивкой атласным жилетом, лорд Джон Грей вошел в парадную гостиную особняка семейства Джоффри. 
Несмотря на то, что часть гостей ещё не прибыла – являться на бал или прием с опозданием на час или два вовсе не считалось дурным тоном – в просторном зале с высоким расписным потолком, залитым теплым светом двух или трех сотен восковых свечей, уже толпилось немало разряженной по последней британской и континентальной моде светской публики. Шёлковые платья дам, напоминающие причудливые тропические цветы, то нежно переливались, то ярко вспыхивали в радужных отблесках хрустальных подвесок и многочисленных зеркал. Женские головки с высокими прическами, украшенными живыми цветами, перьями экзотических птиц, лентами, кружевами или драгоценностями – а иногда и тем и другим одновременно – покачивались из стороны в сторону на нежных шеях, словно бутоны неведомых растений на тонких стебельках. Блеск драгоценностей, шелест вееров и шёлковых оборок, запах духов и расплавленного воска, гул голосов и тихая музыка – всё это, сливаясь воедино, обрушивалось на входящего в зал подобно мощному тропическому шторму.
Мужчины почти не уступали дамам – хотя их прически были ниже, фалды камзолов ỳже и короче женских юбок, цвета не столь ярки, а драгоценности чуть менее заметны. Некоторые джентльмены, по мнению Грея, явно злоупотребляли косметикой – слишком белые лица, нарумяненные щеки, подведенные глаза и брови, безусловно, были данью последней континентальной моде, но выглядели не слишком эстетично. Однако, наряду с яркими атласными канареечно-желтыми, ядовито-зелеными и приторно-розовыми расклешенными камзолами с узкими бриджами и пестрыми жилетами попадались и настоящие произведения портновского искусства, чьи строгие силуэты с идеальным кроем из дорогой, но неброской ткани выгодно подчеркивали фигуры своих владельцев, свидетельствуя об их прекрасном вкусе.
Рассеянно улыбаясь незнакомым гостям и вежливо раскланиваясь со знакомыми, лорд Джон направился к хозяйке дома, окружённой близкими друзьями и почётными гостями, и остановился за их спинами, дожидаясь своей очереди поздороваться с ней. Но, едва заметив Грея, Люсинда тут же подозвала его к себе повелительным взмахом затянутой в атласную перчатку руки.
– Джон, дорогой, как же я рада вас видеть! 
– Люсинда, дорогая, вы, как всегда, великолепны, – ответил Грей, касаясь губами маленькой, но крепкой ручки. Он ожидал, что после обычного обмена любезностями Люсинда вернется в свой кружок, но вместо этого она подхватила его под руку и почти силой потащила в угол гостиной.
— Это правда, что вы вчера гонялись за жестоким убийцей, и едва не схватили его, Джон? – понизив голос, произнесла леди Джоффри, уставившись на Грея горящими от любопытства глазами. Лорду Джону понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя после столь неожиданной атаки.
– Э-э ... ну, это явное преувеличение, – промямлил он. Чертов Гарри проболтался об их ночном приключении своему сводному брату лорду Джоффри, и теперь он, Грей, наверняка станет объектом пристального внимания гостей и весь вечер будет отвечать на одни и те же вопросы. А что, если среди присутствующих окажется убийца? Вдруг он догадается, что Грей его ищет, и начнет буйствовать? Такого поворота событий лорд Джон никак не ожидал. Почему он не взял с Гарри и Мэллори клятву никому не говорить о произошедшем? Нужно было как-то выкручиваться.
– Люсинда, дорогая, мы и в самом деле случайно спугнули убийцу – но никто из нас, кроме капитана Мэллори его не рассмотрел. Да и сам капитан видел лишь темную фигуру в черном плаще и в итальянской маске. Грабитель прятался в кустах и прямо оттуда нырнул в густую толпу. 
– Но Гарри сказал, что это не было простым ограблением – убийца отсёк жертве голову одним ударом. Это больше походит на кровную месть – кажется, у итальянцев это называется vendetta? – продолжала допытываться Люсинда. 
Про себя Грей обругал болтливого приятеля самыми последними словами. 
– Возможно, но ведь итальянские маски носят не только итальянцы. Люсинда, дорогая, я был бы вам очень признателен, если бы вы сохранили в тайне наш ... м–м ... позор.
– Позор? – в голосе леди Джоффри прозвучали нотки изумления.
– Да, ведь мы были изрядно пьяны – иначе сразу бы заметили, что в кустах кто-то прячется. Представьте, что скажут в свете о трех боевых офицерах, которые не смогли схватить одного штатского – тем более, какого-то иностранца.
Люсинда несколько мгновений пристально смотрела на Грея прекрасными серо-голубыми глазами, потом лукаво улыбнулась и легонько хлопнула его по плечу своим роскошным веером.
– Ах, Джон, я никогда не могла понять, когда вы говорите серьёзно, а когда шутите. Но будь по-вашему – я ничего никому не скажу. По крайней мере, сегодня. – И, легко коснувшись щеки Грея кончиками пальцев, она поспешила навстречу новым гостям. Он облегчённо вздохнул и, оглянувшись по сторонам, жестом подозвал к себе лакея с подносом со спиртными напитками.
С бокалом шампанского в руке Грей двинулся по залу, обменялся ничего не значащими любезными фразами с лордом Джоффри и ещё десятком других гостей, в то же время незаметно присматриваясь к незнакомым мужчинам в надежде угадать среди них тех, ради кого он пришел на этот приём. 
Постепенно поток новых гостей иссяк, и лакеи распахнули двери в соседнее помещение, где стоял большой стол с легкими закусками. Часть публики устремилась туда, где полдюжины стюардов уже трудились в поте лица, раскладывая по тарелкам фаршированные яйца, горячие французские тартинки с копчёным угрём и сыром, итальянские тарталетки с паштетом из птицы, маринованными овощами, кусочками говядины и тушеными устрицами, пирожки со всевозможными начинками, вафельные трубочки с кремом, вареньем, засахаренными фруктами и орехами в меду, и прочие закуски и десерты.
Получив из рук стюарда тарелку с аппетитной снедью, Грей отошел от стола и оказался лицом к лицу с лордом Джоффри, который с радостной улыбкой подвёл его к невысокому худощавому джентльмену лет тридцати с живыми карими глазами, длинным прямым носом и вытянутым заостренным подбородком. 
– Лорд Джон, позвольте представить вам моего доброго друга, блестящего политика и большого любителя скаковых лошадей барона Ричарда Гросновера. – Сказав ещё несколько банальных фраз, лорд Джоффри отправился развлекать других гостей.
Новоиспеченный барон понравился Грею – он вёл себя с достоинством, был дорого и со вкусом одет, и, судя по всему, обладал острым умом и живым воображением – хотя последнее качество обычно вредило военной или политической карьере. Беседуя с ним об искусстве, в котором барон неплохо разбирался, Грей внимательно наблюдал за манерами своего собеседника, но лорд Гросновер вел себя безупречно и не проявил какого-либо необычного интереса к лицу одного с ним пола. 
Через несколько минут рядом с ними появился высокий молодой человек лет двадцати восьми в довольно приличном коричневом камзоле и двумя тарелками с закусками в руках. Барон представил его Грею как своего личного секретаря, мистера Майлза Холтона. Мистер Холтон вежливо склонил свою крупную, увенчанную темно-русым париком голову. У него были бледно-голубые, невыразительные глаза, густые, почти сросшиеся на переносице брови и большие сильные руки с узловатыми пальцами и широкими, почти квадратными ногтями. 
Секретарь вручил одну из тарелок своему патрону, и Грей, вежливо пожелав барону приятного аппетита, отошел в сторону. Он всё ещё держал в руках собственную тарелку с нетронутыми деликатесами – и наконец-то смог воздать им должное.
На первый взгляд Майлз Холтон мало походил на безумца – но вполне мог им быть.
Покончив с закусками, лорд Джон отправился в парадную гостиную, где маленький оркестр из двух скрипок, фортепиано и одной виолончели уже наигрывал популярные танцевальные мелодии. Пытаясь разобраться в собственных ощущениях, Грей задумался и едва не налетел на Люсинду Джоффри, беседовавшую с двумя юными леди напротив входа в зал. Извинившись перед дамами за свою неловкость, лорд Джон попытался ретироваться, но Люсинда со смехом схватила его за рукав и представила своим собеседницам.
– Милые дамы, этот неуклюжий увалень – мой старый друг лорд Джон Грей, младший брат герцога Пардлоу. А эти прекрасные леди – моя троюродная племянница достопочтенная Барбара Лэнгтон, и леди Элизабет Бэрдфорд, супруга графа Эдмунда Бэрдфорда. 
Грей грациозно раскланялся с дамами и, чтобы опровергнуть слова Люсинды о его неуклюжести, попросил их дать ему возможность загладить свою вину и по очереди потанцевать с ним – если, конечно, супруг леди Бэрдфорд не будет против. 
Юная графиня, которой на вид было не больше двадцати лет, немного поколебалась, но, не увидев поблизости своего мужа, приняла приглашение Грея. Они присоединились к группе танцующих, и лорд Джон, будучи неплохим танцором, постарался показать всё то лучшее, на что он был способен.
По известным причинам Грей стремился держаться на расстоянии от молодых дам, не желая, чтобы его вежливость и предупредительность сочли за попытку флирта, и делал всё, чтобы его воспринимали лишь как друга или приятного собеседника, а не как потенциального партнера – мужа или любовника. Однако сейчас ему нужно было произвести приятное впечатление на молодую леди – но только для того, чтобы, вызвав у неё искреннюю симпатию, поближе познакомиться с её супругом. В то же время он понимал, что должен действовать крайне осторожно: не хватало ещё, чтобы граф стал ревновать к нему свою жену. 
Леди Элизабет Бэрдфорд можно было назвать настоящей красавицей: её внешность истинно английской розы ^[1] – золотистые волосы, нежная белая кожа, небесно-голубые глаза и безупречные манеры, безусловно, вызывали у окружающих искреннее восхищение.
[1] Английская роза – характерный для английской культуры эпитет, описывающий внешность молодой светлокожей женщины или девушки, чья естественная красота сочетается с природной скромностью.

Во время танца они с юной графиней обменялись несколькими фразами – Грей шутливо извинялся за свои старомодные манеры, а леди Бэрдфорд также шутливо пыталась убедить его, что он ошибается насчет своих манер. Молодая женщина оказалась не только красивой, но и умной, и Грей получил от общения с ней истинное удовольствие. Он не сомневался, что завоевал симпатии юной графини, и что в будущем они смогут стать настоящими друзьями.
Когда танец закончился, Грей подвёл леди Бэрдфорд к Люсинде и её родственнице и увидел рядом с ними высокого и стройного мужчину лет тридцати в элегантном ансамбле, все элементы которого – habit ^[2], жилет и бриджи – были сшиты из одинаковой темно-синей шелковой ткани. 
[2] Habit (франц. – аби) – узкий однобортный кафтан с длинными полами, пришедший с начала 1760-х годов на смену более объемному и расклешенному внизу камзолу жюст-о-кору. Предшественник сюртука XIX в.
Леди Джоффри уже открыла рот, чтобы их познакомить, но юная леди Элизабет её опередила, и сама представила лорда Джона своему супругу, отрекомендовав его как «лучшего партнера по танцем, с кем ей когда-либо приходилось танцевать».
Эдмунд Уорвик, 5-й граф Бэрдфорд, любимый внук барона Хьюго Хейлсуэрта, оказался довольно симпатичным, точнее, даже красивым мужчиной, который чем-то напомнил Грею его сводного брата Эдгара ДеВейна. У графа были очень выразительные серо-синие глаза и длинные темные, тщательно уложенные волосы – он, как и лорд Джон, не носил парика. 
Они вежливо раскланялись друг с другом, обменялись парой фраз о политике и вспомнили общих знакомых, после чего Грей извинился перед собеседниками и пригласил на танец троюродную племянницу Люсинды Джоффри – нужно было держать данное дамам слово. Ведя по залу юную провинциалку, которая вовсю строила ему глазки, Грей пару раз ловил на себе взгляды графа и его супруги – очевидно, они обсуждали его внешность и манеры, поэтому лорд Джон решил, что произвел на них самое благоприятное впечатление, и может рассчитывать на дальнейшее продолжение знакомства. 
Несмотря на все попытки леди Джоффри навязать ему свою очередную родственницу, приём удался на славу. Грей достиг своей цели: познакомился с возможным убийцей и с человеком, который мог рассказать ему о связях и знакомствах покойного капитана Ричарда Оддли и ныне здравствующего Майлза Холтона. Граф Бэрдфорд совершенно не походил на заносчивого и самовлюблённого типа, который не пожелал бы общаться с друзьями своего детства.
Но знакомство с внуком барона Хейлсуэрта и его товарищем по детским играм, мистером Холтоном, не могло отменить визит Грея в Лавендэр-Хаус. Все жертвы были членами одного и того же клуба, и не исключено, что именно это стало причиной их гибели.