Описание: "Накажешь меня позднее", - говорит Джейми Колуму, когда тот наводит разборки в компании родственников, вернувшихся из экспедиции по сбору дани. Джейми действительно провинился по всем статьям: женился без согласия лэрда, натворил переполоху в форте Уильям, тайно собирал дань для якобитов. Как тут не заслужить праведное наказание? Конечно, сложно представить, каким образом Колум собирался наказать великовозрастного племянника, но почему-то представляется традиционный способ, старый как мир...
Рейтинг: NC-17
Жанры: Романтика, Ангст, Драма, POV
Предупреждение: Насилие
Статус: закончен
От автора: Посвящается моему другу, который явился и до сих пор является для меня вдохновителем и неизменной поддержкой. Только благодаря ему, не побоюсь этого громкого слова, читатели увидели сии плоды моего нетрадиционного воображения.
Публикация на других ресурсах: уточнять у автора/переводчика
В ОТЧАЯННОЙ ПОПЫТКЕ СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ, Я взялась помогать мистрисс Фиц шинковать кабачковое рагу по старинному шотландскому рецепту, которому она любезно обещала меня обучить. Раз, два, три... Морковь – мелко, кубиками; кабачки – косточки убрать, почистить, кубики покрупнее; красный лук – колечками... томатов побольше... раз, два, три... корень сельдерея, порей, аккуратные ломтики дикой груши – одно за другим. Россыпь разноцветных кусочков постепенно наполняла таз. «Похоже на хаос в моих собственных мыслях», – подумала я, с удивлением отметив, что из-за крайнего огорчения настроена на философский лад. Размолвка с Джейми действовала на меня чересчур угнетающе. Единственный товарищ и защитник в этом недружественном мире – и тот нанес мне предательский удар в спину. Как мне после этого доверять кому-либо вообще? От ощущения безнадежности и обиды мне все время хотелось плакать, но мистрисс Фиц и ее душевное участие не давали мне окончательно раскиснуть. Размеренная работа и разговор с доброй женщиной успокаивали и приводили мою надсадившуюся голову в относительный порядок.
Я поведала ей о нашей свадьбе, о ее причинах и о кровавом капитане Рендолле, и мне очень хотелось рассказать ей о нашей размолвке с Джейми, но почему-то мне казалось, что ее симпатии будут не на моей стороне. Поэтому я промолчала. Она как-то странно поглядывала на меня, и мне вдруг показалось, что ей уже все известно и, мало того, хочется мне что-то сказать, но она никак не решится. – Сегодня Собрание, девица, – наконец проговорила она, посмотрев на меня довольно настороженно. – Собрание? Мне что? Надо там быть? – пробормотала я рассеяно, не слишком придавая значение этой новости. Хотя, если честно, я была совсем не в настроении простаивать добрых два часа, со смертной скукой наблюдая за распрями арендаторов и совершенно не понимая, о чем, собственно, речь.
Вдруг мне смутно показалось, что я уловила некоторое сочувствие в ее косом внимательном взгляде. – Нет, девочка. Сегодня не стоит, я думаю... Постарайся не приходить. Наверное, лучше сказаться больной. Я с подозрением посмотрела на нее, определенно почувствовав неладное всей своей кожей и корнями волос на моем затылке, по которому непроизвольно побежали мурашки. – Что? Что-то случилось, мистрисс Фиц? – Да... нет. Нечего, девочка... – опустив глаза, слишком уж тщательно она принялась перемешивать овощи широкими натруженными ладонями, явно что-то недоговаривая. Почему? Что вообще происходит? Объяснений у меня не было, и безотчетное чувство опасности заставило меня затосковать. Я смотрела на нее с нетерпеливым ожиданием. – Ну... хорошо... – наконец, вытирая руки полотенцем, проговорила она после долгих колебаний, и ее глаза светились отчетливым беспокойством. – Колум приказал.. Клэр, ты только не волнуйся, прошу... он велел... наказать молодого Джейми на Собрании.
Если бы она вылила на меня ушат ледяной воды, я бы не была так ошеломлена. Вмиг похолодев, все мои внутренности схлынули вниз, будто я на аэроплане попала в воздушную яму. Голова закружилась. – ЧТО?!! ПОЧЕМУ?? ЗА ЧТО?!! – За форт Уильям. – За форт Уильям? – Я задохнулась и ошарашено смотрела на нее. – Так он был там совсем не виноват!.. Он спасал меня! – Знаю, Клэр. Лэрду известно, какова причина. Но ты – жена Джейми, а за поступки своей жены мужчина отвечает перед кланом, как старший в семье. Колуму ведь тоже придется ответить перед англичанами за ту заварушку, которую парень и члены клана Маккензи устроили в форте, выручая тебя. Так что... – Но ведь это я одна виновата! – вся дрожа, я вперилась в мистрисс Фитц. Голос мой срывался от волнения и страха. – Да. Но теперь ты под защитой клана, – она терпеливо вздохнула, – и мы ни за что не отдадим тебя англичанам, как ты уже поняла. Кроме того, ты ведь уже понесла свое наказание, не так ли? – она с некоторым сочувствием хмыкнула. – Теперь очередь твоего мужа понести свое. А следующий по рангу – Колум. И он за весь клан отвечает головой, вообще-то... а это посерьезнее, чем порка по заднице, уж поверь. Такова справедливость, Клэр.
Я упрямо сжала челюсти. – Я пойду на Собрание и скажу всем и Колуму, что это я. Им придется наказать меня... На самом деле, я плохо себе представляла, как это все может у меня получиться. Мысли мои бесконтрольно скакали в разные стороны как офигевшие горошины. Но одно я осознавала прочно – моя справедливость не позволит мне подставить невиновного. - Клэр! Что ты говоришь? Не вздумай! Будет только еще хуже. Лучше просто не ходи туда, если не хочешь смотреть, как бедолагу будут стегать розгами... Наш Энгус хорошо знает свое дело. Не думаю, чтобы Джейми хотел... ну... чтобы ты это видела. – Роз-з-гами? Иисус твоюж Р-рузвельт!... – меня затрясло так, что губы еле повиновались, и от этого я стала заикаться – Но в-ведь он же может выбрать.. к-кулаки или порка. – Нет. В этот раз не может. Уже все решено. Проступок слишком серьезный, Клэр, и для клана может быть много нехороших последствий, если этим случаем займутся англичане, будь они неладны... – лицо ее выглядело крайне расстроенным, – Колум... он уже послал Мурту все подготовить. Нарезать надлежащих прутьев и замочить их в рассоле. Так что... вряд ли парень в этот раз так легко отделается.
Я закрыла глаза. Потом открыла их. Живот свело в спазме. Дыхания не хватало. Я чувствовала, что мое сознание гудит, как пустой котел, и дикий ужас вины поглощает меня изнутри, будто разверзшаяся ледяная пропасть. – ГДЕ? Где он? – Кто? Джейми? – Нет! Мурта? – Видимо пошел в низину, к озеру, резать прутья.. Ничего не видя перед собой, я во весь опор полетела к озеру. Мурта действительно был там. Он основательно, со знанием дела, выбирал ивовые прутья, и, срезав, не спеша укладывал их в толстый пучок у своих ног. Он как раз крутил в руках длиннющую лозину толщиной почти с его палец, внимательно рассматривая ее, видимо, на предмет сучков...
Я подошла вплотную и, ни слова не говоря, вцепилась в прут и рванула его на себя. От бешенства и негодования слова не складывались в предложения. Он сначала опешил, но розгу не выпустил. Так мы и стояли, молча дергая хворостину друг к другу. – Что? – наконец, прошипела я. – Прикидываешь, достаточно ли будет хороша для его задницы? – Клэр! – он сурово свел брови. – Тебе не нужно в это лезть, барышня. Ты уже сделала все, что могла. – То, что я сделала, было мое дело! – взвизгнула я, потрясая сжатым до белизны кулаком у его носа. – Я не просила вас соваться! Мурта навис надо мной свирепо сверкая глазами. – Ты – жена Джейми, и твои дела – теперь его дела, и еще его дело – защищать тебя и... отвечать за твои безумные проступки перед всем кланом. Ты у нас новичок. И не знаешь наших обычаев. Так что лучше сиди и не высовывайся. – Ваших обычаев? Ваших обычаев?! Что это за обычаи такие, которые позволяют тебе готовить розги для публичной порки своего лучшего друга?
Мурта отшатнулся, будто я ударила его наотмашь, но быстро взял себя в руки и перехватил мой сжатый кулак за запястье. – Клэр. Не суйся. Иди, скройся с глаз Колума. Джейми будет легче, если ты не будешь смотреть. – А может быть, ты лучше пойдешь и скажешь Колуму, что Джейми не виноват? Заступишься за него? – в бешенстве я пыталась выдернуть плененную руку, и из моих ушей буквально шел пар. Я чувствовала, что щеки мои пылают, а глаза – так и пепелят невозмутимого крестного яростным негодованием. – Джейми сам сказал Колуму, что он за все в ответе. Это справедливость Клэр. И от нее никуда не деться, – его тон был холодным и спокойным, как лед, который покрывал поверхность озера. – Да будьте вы прокляты с вашей долбаной справедливостью! – я подскочила к самому его носу и разъярённо топнула ногой, пытаясь попасть каблуком по носку его сапога. От неожиданности он, наконец, выпустил мою руку. Я изо всех сил пнула аккуратно сложенный пучок прутьев и, пыхча и подпрыгивая, побежала обратно к замку. Я очень надеялась, что этот ублюдок основательно пожалеет о своем предательстве!
В БЕШЕНСТВЕ Я ХОДИЛА ВЗАД-ВПЕРЕД по комнате, будто разъяренный тигр, попавший в западню, периодически останавливаясь и, сжав кулаки, топала ногами от крайнего бессилия, при этом еще рыча и завывая страшные проклятья, потом опять продолжала свои метания. Зрелище, очевидно, было не самое достойное, особенно, если учесть мои растрепанные во все стороны волосы и налившиеся кровью глаза, но на тот момент мне было наплевать... «Господи, боже мой! КАК? Мамочки! Господи, ты боже мой! ДЖЕЙМИ!» – то и дело панически вспыхивало в моем ошалевшем мозгу.
Я не знала, что тут можно сделать – страх и смятение заполонили мою душу. Если я приду на собрание и скажу при всех, что это я. Мне задерут юбку... и тогда... Боже! Не хватало мне еще публичной порки. Я просто не переживу такого позора. Я закрыла глаза, справляясь с паническим приступом. А если не скажу?.. То тогда на моем месте будет Джейми!.. И что? И как я могу это позволить? Меня прошиб холодный пот, потому что выбор мой был не велик. И если я себя хоть чуть-чуть уважаю, я должна пойти и заступиться за моего мужа, которому грозит несправедливое наказание. Но это означало быть самой позорно растянутой на скамье...
Боже! Дьявол! Мне стало так страшно, что живот мой бешено скрутило, и я еле успела добежать до горшка. Как я вляпалась в это? Как я могла? Я, уважаемая всеми, респектабельная леди из 20-го века... ветеран войны. Меня высекут по голой заднице, как маленькую девочку, на глазах полсотни знакомых и... не слишком знакомых мужчин и женщин. Я завыла... Но от того, что я спрячусь за спину Джейми... вернее, за его зад, меня так затошнило от самой себя, что я завыла по другому поводу.
Да... выбор невелик. Или моя задница или задница Джейми. Мой мозг трусливо подсовывал варианты «отмазки»: «он тебя уже выпорол, пусть поплатиться теперь за это, садист»; «ему не так позорно и не так... больно, он постоянно терпел порку с детства и уже привык...». «В конце концов, это его время и его справедливость. Пусть и разбирается с ней сам, просто я хотела вернуться в свое время», – мстительно подумала я, и мне эта мысль очень даже понравилась. Отгородившись ей от реальности, я немного успокоилась и решила на этом остановиться.
Джейми не приходил. И я была рада этому, потому что вообще не знала, что ему сказать. Время неумолимо приближалось к Собранию, я слышала, как люди стали сходиться внизу, и в голове у меня опять тоскливо зашумело. Обхватив голову руками, я старалась ни о чем не думать, зарывшись головой в подушки. Но все внутри меня сжималось, помимо моей воли. Я опять начала придумывать успокоительные мысли в свое оправдание, представлять, как он безжалостно порол меня ремнем, невзирая на мои крики и мольбы. Да, и как они все - Дугал и остальные, ехидно поддразнивали меня потом.. из-за него. Но тут же вспомнила, как он рассказал мне там, по дороге в Леох, как в детстве его отец был с ним довольно суров, и Джейми постоянно доставалось почем зря, конечно, по моим, современным мне меркам. И как мне... было жаль его тогда. Это было так. Я закусила губу. Червяк сомнения опять стал грызть мою растревоженную совесть. Он пришел в форт Уильям вооруженный лишь своей храбростью и решимостью спасти меня. А ведь я собиралась предать его, сбежала, чтобы бросить его, улизнуть обратно к Френку. Если бы его поймали там, в форте, ему точно грозила бы виселица после... страшных пыток, которыми Рендолл, несомненно, не отказался бы побаловать себя. Я опять завыла..
В результате моих метаний я была доведена до полного изнеможения. И решила: будь, что будет, пойду и... заступлюсь за него. Пусть меня даже проведут голой по всему замку, а потом, по всем деревням клана, стегая розгами на каждом шагу. Помниться так наказывали в старину неверных жен. В старину! А где я сейчас? Меня трясло, и я почти теряла сознание от усталости и страха. Глубоко вздохнув несколько раз, я зажмурила глаза и, будто прыгая в черный омут, на нетвердых ногах шагнула за тяжелую дубовую дверь.
КОГДА Я, ВСКЛОКОЧЕННАЯ И зарёванная, слетела по ступеням и вбежала в зал, Джейми уже стоял посредине, рядом с тяжелой разлапистой скамьей и, не слишком поторапливаясь, под глухое бормотание зрителей, задумчиво расстёгивал сюртук. Увидев меня, он вздрогнул от неожиданности, взгляд его сразу стал осмысленным, глаза расширились. От страха? От удивления? Я чиркнула по нему невидящим взором и, словно пьяная, нетвердой лихорадочной походкой, прошествовала в центр зала, по вполне понятной причине никого не замечая вокруг.
Колум традиционно уже восседал на троне вождя клана, не спуская равнодушного холодного взгляда с племянника. Дерзостно встав прямо перед ним, я загородила собой Джейми. Несколько мгновений, плохо соображая от крайней степени шока, я тупо смотрела на его высокомерную физиономию. Черт. Как же там положено называть лэрдов? Мистер Лэрд, господин Лэрд, месье Колум? В моих обескураженных мозгах все смешалось. Чертов, чертов вонючий ад! Ах, да. Мой Лэрд.
Я присела в неловком реверансе, чувствуя, как дрожащие колени вяло подгибаются, угрожая не удержать меня на ногах. – Мой Лэрд!.. – шершавый обруч коварно сдавил мне горло. Я откашлялась и сглотнула слюну, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно тверже, хотя губы выплясывали танец смерти, – В происшествии в форте Уильям виновата я одна. Мой муж... и остальные... пошли туда, чтобы спасти меня. Они ни в чем не виноваты. Это только моя вина, – втянув голову в плечи, я оглянулась на толпу вокруг, посмотрела на зловещую скамью и произнесла, упрямо сжимая челюсти и ощущая себя так, будто кончала жизнь самоубийством. – Меня и наказывайте.
Как в тумане, я посмотрела прямо в питоньи глаза Колума. В голове жужжала пустота. Единственная мысль, которую я еще хоть как-то мыслила, была: «Что ж, делайте что хотите, но от меня вы слабости не дождетесь!» И увидела довольное лицо Дугала рядом с ним. Его, похоже, очень забавляла эта ситуация, потому что чертов дядюшка откровенно посмеивался и шептал что-то язвительное на ухо брату... Джейми, наконец, пришел в себя от потрясения моим нахальным появлением и довольно грубо оттеснил меня в сторону. – Клер! – в бешенстве отчаяния зашипел он, больно хватая меня за плечо. – Ты сама не понимаешь, что делаешь! Уходи отсюда сейчас же! И беспомощно осмотрелся по сторонам, словно ища кого-то. Потом он оттолкнул меня к двери и поклонился Колуму, небрежно пожимая плечами. Мол, моя сумасшедшая женушка, сама не ведает, что творит. Но, в результате, он определенно вышел из оцепенения, продолжая расстегивать пуговицы с удвоенной скоростью.
Ну, нет! Ни на ту нарвались, чтобы от меня можно было так легко отмахнуться! Я вам тут не безобидная букашка! Я опять вылетела вперед, прямо-таки ощущая, как мой взгляд горит яростным пламенем. – Какая же справедливость позволяет наказывать невиновного, мой Лэрд? – взвизгнула я. – Да еще того, кто спас беззащитную женщину в сложной ситуации? Я опять топнула ногой, а Джейми зарычал от бессилия.
Наконец, Колум заговорил, и по его виду невозможно было догадаться, насколько он серьезен, хотя мое обостренное восприятие уловило легкую усмешку в уголке его сжатых губ. – Очень похвально, любезная мистрисс Фрейзер, что вы пытаетесь вступиться за вашего мужа. Но вы совсем не разбираетесь в наших правилах и законах. Хотя вам пока простительно, вы – сассенах, чужестранка и слишком мало живете среди нас. Справедливость такова, что вы уже понесли наказание за ваш проступок от вашего мужа. Это так? Он посмотрел на Джейми. – Да! – в отчаянии рыкнул тот. – А мужья отвечают перед кланом за проступки жен, которые навлекли серьезные беды на клан, – продолжал свою лекцию Колум, – Ваш Лэрд отвечает за клан и то, что в нем происходит, перед королем. Это и есть справедливость. Ваш муж, видимо, слишком плохо воспитывает вас, за что он и понесет свое, не беспокойтесь, вполне заслуженное наказание.
Я мысленно застонала и беспомощно глянула на Джейми. – Он очень хорошо меня воспитывает, мой Лэрд. Просто еще совсем мало времени прошло, с тех пор, как он взялся за мое воспитание. В зале раздался смех. Улыбнулся и Колум. Дугал отвернулся, пытаясь скрыть откровенный смешок. – Я уже говорила ему и скажу вам, что я буду слушать его и выполнять все, что он скажет. – Что-то не похоже, барышня, чтоб вы усвоили урок, судя по тому, что вы тут устраиваете. Несмотря на то, что ваш муж уже дважды приказал вам уйти, – ехидно проговорил Дугал, сверля меня нахальным взглядом. – Джейми, может тебе все-таки помочь в воспитании твоей безбашенной жены? Смотрю, ты совсем не справляешься с ее вздорным характером. Розги вон уже готовы, может и ей всыпать заодно дюжину-другую... – он показал взглядом на скамью.
Джейми побелел так, что, казалось, сейчас упадет в обморок. Потом он все-таки взял себя в руки и поклонился Дугалу с нервной улыбкой. – Благодарю тебя, дядя, но я справлюсь сам, – твердо проговорил он. Он еще раз огляделся по сторонам и, наконец, нашел глазами Мурту. Жестко схватив мою руку повыше локтя, он подтащил меня к своему крестному. – Мурта! Забери ее отсюда, ради Бога!. – Что ж, племянник... – Колум сощурил стальные глаза. – Думаю, придется добавить тебе полдюжины горячих, чтобы, в следующий раз, ты все-таки не забыл объяснить своей жене правила поведения на Собрании. – Нет! Не смейте! Черт вас всех раздери! – я рванулась к Колуму, готовая его задушить. – Мурта! Уведи же ее! – Джейми, похоже, сам готов был задушить меня.
Мурта, перехватив меня поперек живота, потащил вверх по лестнице. Вырываясь, я кричала всякие непристойности, брыкалась, царапалась и пыталась укусить его волосатое предплечье. Все в зале замерли в восхищении от редкостного спектакля. Затащив меня наверх, чертов ублюдок закинул мое трепыхающееся тело в комнату и с облегчением захлопнул дверь, закрыв ее на засов с внешней стороны. Вот так, нежданно-негаданно, я оказалась пленницей. Мне казалось, даже сквозь толстые стены я слышала леденящий свист розог в гробовой тишине зала, и хлесткие, зловещие удары по... голому телу. Меня трясло. Я зажмурила глаза, заткнула уши и закрылась с головой одеялом, чтобы не слышать этих раздирающих душу звуков. Но так и не смогла отделаться от наваждения, потому что они звучали где-то у меня глубоко внутри.
ВЕСТЬ О ТОМ, ЧТО СЕГОДНЯ будут пороть племянника Лэрда, известного своей стойкостью перед англичанами, разнеслась по всему замку и его окрестностям задолго до Собрания. Почти все, кто был свободен в этот день, захотели полюбоваться редким зрелищем. Поэтому, когда Джейми зашел в зал, он был битком набит народом. Он приостановился в замешательстве, но потом взял себя в руки и, учтиво склонившись перед Лэрдом, принял вид покорного безразличия.
Конечно, в перспективе заголять зад при всем честном народе не было ничего приятного, но он довольно спокойно относился к этому, понимая справедливость и неотвратимость наказания. Унижение и позор он воспринимал как его часть, поэтому публичность у него тоже не вызвала больших эмоций. Он не хотел тратить на это силы. Любой из мужчин или женщин клана мог бы оказаться на его месте, если бы совершил проступок, и в этом не было ничего необычного. Он был подготовлен всей своей жизнью в Нагорье, с детских лет включающую порку как элемент этой жизни, как ее незыблемую традицию, которая защищает от возможных неприятностей и направляет на праведную дорогу...
Дети должны беспрекословно слушаться родителей, воины должны уметь подчинятся старшему по званию или... они умрут – так гласит вековая мудрость суровой жизни Нагорья с ее постоянным рисками и опасностями. Это правило было впитано им с молоком матери и впечатано в задницу ремнем отца. Брайн любил цитировать ему места из Библии, где говорится о пользе наказания для таких упертых олухов как он. «Не оставляй юноши без наказания: если накажешь его розгою, он не умрет... и спасешь душу его от преисподней» Смиряя его бунтарский дух, научая внимать наставлениям и почитать заповеди, мистер Фрейзер усердно отхлестывал их на голом вихляющемся заду непутевого отпрыска: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его»... Джейми усмехнулся, вот уж воистину, неизвестно, что было бы с ним сейчас, если бы отец не тратил на него, не щадя, можно сказать, своей увесистой десницы, столько воспитательных усилий. Но уж точно, ничего хорошего, судя по тому, каким нахальным нечестивцем он был в детстве. «Наказывай сына своего, доколе есть надежда...» Надо полагать, отец никогда не страдал отсутствием веры в лучшее и, хвала Иисусу, не терял этой надежды. Да пребудет он в вечном благословении в Царствие Господа... Аминь. И сейчас Джейми ясно осознавал свою задачу и готов был терпеть. Потому что понимал, что люди пришли посмотреть на силу и выносливость наследника рода Маккензи. Уж дюжину-другую розог он как-нибудь да переживет... Джейми небрежно скривился – не такое приходилось выносить. Он вспомнил Рендолла и, поигрывая желваками, выдохнул, до хруста сжимая зубы.
Колум проговорил обычное в таких случаях слово и назначил количество ударов. Две дюжины... Сердце слегка вздрогнуло. Обычно было куда меньше. Ну ладно. Он опять почтительно склонился перед Колумом и начал обстоятельно раздеваться. Внушительная дубовая скамья ждала его посреди зала, как и пучок довольно толстых длинных розог, заботливо вымоченный в рассоле. Энгус уже перебирал их своими огромными ручищами. Джейми вспомнил, как тот порол его в прошлый раз, когда ему было 16, и сглотнул – под ложечкой у него нехорошо сжалось. Он старался держаться, как ни в чем не бывало – единственное, что ему позволяла в этой ситуации гордость – довольно медленно расстегивая свой сюртук. Незаметно пытаясь выровнять дыхание и успокоить безудержное сердцебиение, он молил Бога дать ему сил достойно выдержать порку. «Мой Боже, я всем сердцем скорблю о моих грехах, ибо, совершив грех, я заслужил Твоё наказание. Сокрушаюсь о них, ибо оскорбил Тебя... С Твоей помощью я обязуюсь впредь избегать соблазнов... Господи! Укрепи меня!»
И тут послышался шум – в зал влетела его жена, взъерошенная, сердитая и полная решимости. Ни на кого не глядя, она подскочила к Колуму и устроила настоящий скандал, требуя справедливости. Как будто она что-то в ней понимала! Треклятая женщина. Свалилась на его голову! Опять позорит и подставляет его! Он растерялся, и он по-настоящему испугался. Не за себя – за Клэр. Сам он, конечно, выдержит любую боль, но видеть ее боль и публичное унижение он был не в силах. Он прекрасно понимал, что Колум был в одном шаге от того, чтобы поменять его на Клэр. Особенно после вмешательства Дугала. Господи! Да где же Мурта? Пусть он заткнет ей рот и поскорее уведет ее отсюда, пока Колум не передумал. Наконец, визжащую и брыкающуюся Клэр утащили наверх. И он продолжил раздеваться с удвоенной скоростью – от шока всю его величавость как рукой сняло, и волосы на его теле прямо дыбом встали от мысли, что могло произойти с его безголовой женушкой. Христос! Верно придется выпороть ее еще раз. Почему она никак не образумиться, упрямая глупая чертовка?! Джейми от отчаяния даже забыл, что сам он стоит посреди толпы, которая дожидается экзекуции, назначенной для него самого.
Плохо осознавая происходящее, он, наконец, сдернул килт и, содрав с себя сюртук, разделся до рубашки, аккуратно свернув одежду, сложил ее на пол возле скамьи. Сапоги снимать не стал. Ладно. Чего тянуть. В полной прострации он подошел к скамье и, стянув бриджи до колен, молча вытянулся на ней, задрав рубаху повыше. И сжался. Голый зад неприятно захолодило вместе со всем его растерянным нутром. Он услышал, как зал загудел – люди старались подвинуться поближе. Черт. Выхода у него не было, и он постарался особо не думать о неприглядности ситуации, отрешившись от нее, как это не раз уже бывало - да, вроде как все это происходит не с ним. Энгус уже рассортировал розги и с мрачным спокойствием навис над ним всей своей громадой, сжимая в кулаке рабочее орудие внушительных размеров. Почему-то именно в этот момент Джейми почувствовал настоящий страх. В животе пронзительно резануло и сжалось, до боли перехватив дыхание. Он сосредоточенно впился пальцами в край скамьи и, сцепив зубы, заставил себя дышать ровнее. Вдох-выдох: леденящей спазм в груди невольно исторгал из него судорожные вздохи, скорее похожие на всхлипы.
Он сегодня долго готовился к этому моменту, и, все же – он не был готов. Глаза его широко распахнулись в судороге боли, когда прут обрушился на него со всей свирепой яростью, остро впившись в мгновенно сжавшуюся плоть. Иисус! Он уже и забыл, как это бывает. Мысленно охнув, он невольно дернулся и тут же спрятал лицо, исказившееся удивлением от пронзительности ожога. С невероятным усилием он заглотил назад вскрик, застывший в горле, незаметно втягивая воздух в беспомощно задохнувшуюся грудь. Тихий вздох в ответ прокатился по залу. Место удара запекло, будто к нему приложили раскаленный металл. Он тихонько выдохнул, чтобы никто не увидел, как спазм боли перехватил его дыхание, и упрямо поднял голову, обводя зал невидящим, но определенно мятежным взглядом.
Прости дядя, ты, конечно, хочешь чтобы все было по-твоему? Сощурив глаза, он бросил взгляд на Колума, и губы его дрогнули в упрямой усмешке. Не дождешься! Он отыскал глазами Мурту и кивнул ему чуть заметно. Потом ощерил рот во что-то, отдаленно напоминающее улыбку, которая, правда, больше походила на гримасу, и громко и отчетливо произнес: «Раз!», глядя в упор на Мурту. И, сузив глаза, еще раз кивнул, как бы подавая команду. Секунду Мурта соображал, чего же задумал этот изобретательный мошенник, но, наконец, вспыхнувший осмыслением взгляд крестного подал Джейми знак, что его идея понятна. Есть на свете люди, которые способны руководить собственным расстрелом и Джейми был из таких, разрази гром его упертую душу! Бородач тоже кивнул ему в ответ, слегка усмехаясь, и громко крикнул «Раз!», обводя взглядом стоявших соседей.
Энгус снова замахнулся, и второй удар окончательно разрушил надежды Джейми на не слишком болезненное протекание процедуры: его бросило в жар. Он понял, что весьма погорячился, понадеявшись на свое закаленное в боях терпение, но, тем не менее, совладав с оглушительной болью, снова поднял голову и, обведя зал налившимися кровью глазами, довольно бойко гаркнул: «Два!», в этот раз вместе с Муртой и еще несколькими жизнерадостными зрителями, с удовольствием вступившими в игру. После пятого удара уже весь зал с готовностью скандировал вместе с племянником Лэрда количество кровавых отметин на его заднице. И с благодушным удовольствием одобрял желание бедового парня сделать спектакль из своей экзекуции. Колум заметно хмурился и недовольно кривил губы после каждого всплеска криков, но напряженно молчал. Дугал усмехался в усы.
Энгус наносил удары редко и размеренно, но с основательным усердием. Он даже слегка поднимался на носках, чтобы вложить в удар как можно больше своей, и без того могучей, силы. Через каждые пять-семь ударов ему приходилось отбрасывать истрепанный прут и брать новый. Только бешеное упрямство да еще многолетний опыт не позволил Джейми откровенно застонать в голос. Он жмурился, тихонько пыхтел и ерзал на скамье, стараясь, чтобы не было слишком заметно. «Выдержать! Ты должен выдержать!» – как молитва крутилась в голове одна мысль. И... «Иисус милосердный! Когда уже все?» – Четырнадцать! – хрипло отсчитал его пересохший рот. «Только четырнадцать! Черт!» Тело его сотрясалось и, уже явно, дрожало, из последнего терпения принимая неминуемые удары. Он зажмурился. Толпа вокруг одобрительно гудела и с энтузиазмом выкрикивала счет, но он почти уже ничего не слышал из-за вспышек дикой обжигающей рези, выворачивающей наизнанку его мозг. И, после – тяжкой, свинцовой боли, растекавшейся в свитых мышцах ягодиц и наполнявших бедра до тугой ломоты в костях. Улыбаться! Черт возьми! Челюсти свело судорогой, и этот жуткий оскал напоминал зловещую ухмылку маньяка. – Шестнадцать! – он ошалелым взглядом уставился на кисти своих рук, впившиеся в край скамьи до белизны в костяшках пальцев, пытаясь собрать воедино остатки своей выдержки. Маленькая передышка... Энгус склонился за следующей хворостиной. Он специально возился подольше, сочувственно давая парню время отдышаться и восстановить самообладание.
Задница мучительно пламенела. Он чувствовал, как боль накатами плещется в мозгу, окончательно лишая его внятности восприятия. Розги были просоленные, и от их жалящего вторжения плоть разъедало и пекло. «Вонючий ад! Вот что значит сидеть на раскаленной сковородке, когда тебя медленно поджаривают черти!» - подумалось ему. Угораздило же ему жениться на этой ведь… Он не успел додумать, порка возобновилась с новой силой, заставив его непроизвольно увернуться, избегая следующего удара. Он сжался и закусил губу. «Нет! Не смей крутиться! Терпи, черт тебя задери!» Внезапно, представив с паникой, что сейчас на его месте могла бы легко оказаться Клэр, он опять весь взмок от горячего прилива пота, вызванного совсем не телесной болью. – Двадцать! – «Улыбайся! О Боже! Да чтоб тебя! Еще десять...» В голове гулко шумело, кровь стучала в висках от того, что он сдерживал дыхание и стоны. А ведь могло бы уже скоро закончиться, если бы не вмешалась эта чертова женщина. Он не мог понять, что он испытывает, ярость или удивление от ее безумного поступка. На что она надеялась? Неужели хотела.. чтобы вот т-А-А-А-к! Господи! Черт! Ему начало казаться, что оставшееся ему никак не вытерпеть, тело отказывалось повиноваться и непроизвольно само уворачивалось из-под удара. Он не был привязан и, чтобы сохранить лицо, обязан был держаться. – Двадцать три, – голос надсадно сипел, с трудом разлепляя спекшиеся губы. Сможет ли он сейчас не сдаться? Сможет ли досчитать до конца? Слава Богу, Мурта громко подхватывал его счет вместе с остальными зрителями, крайне увлеченными захватывающим действием. – Двадцать пять, – он почувствовал, что хворостина от души саданула по ногам, по тому месту, где ягодицы переходят в бедра и невольно выгнулся в мучительной судороге. ООО!.. Сколько же теперь он не сможет сидеть? Казалось, что прут снес всю плоть с его многострадальной задницы. Энгус перешел на бедра и хлестал по самым чувствительным местам. Последние пять ударов он ощутил так, будто они кровавыми отметинами навечно отпечатались в его мозгу. Наконец: – Тридцать! – отчаянно, с глухим утробным стоном, выдохнул он и, благословив Иисуса и всех Святых, расслабился с невероятным облегчением, без сил распластавшись на скамье. – Сделано, мой Лэрд! – это уже Энгус.
В зале одобрительно заулюлюкали и воодушевленно захлопали, будто после увлекательного представления. Он полежал еще немного, закрыв глаза и стараясь прийти в себя, собраться с силами и хоть как-то избавиться от этой отвратительной дрожи во всех мышцах. Еще надо поклониться Лэрду, будь он неладен, и поблагодарить за экзекуцию. Христос! Энгус протянул ему руку, помогая подняться. Джейми, кое-как уняв дрожь, медленно сполз с лавки и, слегка пошатнувшись, натянул бриджи. Жесткая ткань коснулась напоротого тела, и он незаметно расширил глаза и усиленно задышал. Рот совсем высох, и язык его был слишком шершавым и опухшим, чтобы можно было что-то сказать. Но он мужественно приложил руку к груди и поклонился Колуму, а потом – Энгусу, чувствуя, как струйки пота стекают по вискам и шее.
Колум знаком подозвал его и протянул чашу. В ней была рейнское вино. Стараясь, чтобы было не слишком заметно дрожание его рук, Джейми принял ее с поклоном и жадно выпил большими глотками, не обращая внимания, что жидкость стекает с края чаши к нему на грудь. Колум внимательно смотрел, как он пьет, и когда Джейми оторвался от чаши и, возвращая, процедил сквозь стиснутые зубы: «Благодарю, мой Лэрд!», опять осклабившись в натужной улыбке, это было принято как традиционный акт благодарности за порку.
Колум сухо кивнул племяннику, провозглашая обычное в таких случаях: «Дело решено!» и указал ему место слева от себя. По правилам, он должен был присутствовать до конца Собрания. Боже милосердный, хотя бы садиться его никто не заставлял! Энгус подал ему плед и сюртук. И пока Колум решал следующий вопрос своих арендаторов, отвлекший внимание народа от племянника, тот отошел в угол, подальше от любопытных взглядов, не спеша облачился в килт, надел сюртук, повязал галстук. После этой процедуры он хотя бы пришел в себя, и его не слишком болтало на ослабевших ногах. Зад палило немилосердно, но выпитое вино несколько снизило остроту от шока. Наконец, он смог занять место слева от дядьев и даже с вызовом оглядеть зал. Он ожидал увидеть насмешливые или злорадные лица, но к удивлению своему, когда люди встречались с ним взглядом, он замечал либо сочувствие, либо одобрительные и даже восторженные кивки. Только некоторые поспешно отводили глаза.
«Ладно», – подумал он. По крайне мере, он отвоевал свою территорию у дяди и не собирался так просто сдаваться. Он заставил себя надеть маску иронического безразличия, хотя ощущал, как внутри у него все катастрофически рушилось от беспомощности и унижения. Внезапно слезы, подступившие после очередного добродушного кивка из зала и вследствие схлынувшего вдруг многочасового напряжения, стиснули ему горло. Он испуганно заиграл желваками, и начал думать о лошадях, чтобы постыдно не расплакаться прямо перед всеми. «Надо не забыть их почистить и помочь завтра Алеку с выездом...» Собрание, наконец, закончилось, и начался традиционный ужин в доме Лэрда с крепкими напитками и разнообразной едой на столах, предназначенной для всех гостей. Он хотел потихоньку смыться из зала, хотя чувствовал, что зверски голоден. Он не мог сегодня есть с того самого момента, как Колум холодно и официально объявил ему утром, что намерен высечь его на Собрании – вполне ожидаемое и справедливое наказание за то, что он допустил возникновение опасной для клана ситуации.
Но его страх неожиданно вышел из под контроля... Слишком много на него свалилось за последнее время. И ссора с Клэр абсолютно изматывала его. Он знал, страх ожидания всегда был хуже самого наказания. Кишки его просто сворачивало от этого тягостного предвкушения вечернего позора, от которого тряслись поджилки, и мысли сносило напрочь, и он провел целый день, бродя по лесу и пытаясь охотится. Он молился, чтобы Бог укрепил его и дал ему силы. И он дал хрупкую иллюзию спокойствия, с которой Джейми смог прийти на Собрание и как-то выдержать экзекуцию. «Христос, благодарю!» – сказал он от души. И почувствовал облегчение, что терзающая боль уже действительно закончилось.
Он был удовлетворен собой, на самом деле. Он показал всем, и Колуму в том числе, что сломать его нелегко – так просто жертвой он не станет. Но позор – не боль – быстро не уйдет. Стыд от унижения еще долго будет преследовать его, заливая краской лицо при любом взгляде, показавшемся хотя бы чуть насмешливым. Хотя тогда, в 16 лет, как он до сих пор отчетливо помнил, это было гораздо острее. Видимо, он стал циничнее – усмехнулся он сам себе – и умел теперь отрешаться в неприглядной ситуации. На пороге из зала его поймал Нед Гоуэн. Посмеиваясь, стряпчий мягко взял его под руку и протянул бокал, произнося несколько одобрительных слов о его стойкости и отличном представлении, которое Джейми устроил. – Черт возьми, парень! Твой хребет, видимо, выкован из стали! – глаза его блестели дружеским восхищением. Адвокат от души посочувствовал той ситуации, в которую он попал конечно... незаслуженно. Джейми был действительно благодарен и выпил несколько глотков из кубка за свое благополучие и здоровье. – Думаю, это будет нелишне, мой друг! – Нед сокрушенно кивнул куда-то в направлении его седалища. – Должно быть, все-таки чертовски больно! – Да уж! – проговорил Джейми, с удивлением понимая, что ему приятна поддержка старика. – До сих пор горит как в аду, скажу я вам, – доверительно нагнувшись, сообщил он, чем заслужил поощрительное похлопывание по спине.
Он так и не смог сбежать. Люди потянулись к нему, выражая свою поддержку, сочувствие и восхищение. После двадцатого хлопка по спине и плечам, он уже не ощущал такой горечи от позорного эпизода. Тем более, каждый норовил выпить с ним хотя бы пару глотков, и в голове у Джейми уже приятно шумело. Даже Дугал подошел к нему и, слегка усмехаясь, сжал его плечо. – Молодцом! – только и сказал военачальник Маккензи и ободряюще кивнул. Видимо, он все-таки испытывал некоторую вину за участие в его сумасшедшей женитьбе на этой безмозглой английской чертовке, которая привела ни в чем не повинного племянника к такой, прямо скажем, незавидной ситуации...
Наконец, Джейми все же сумел потихоньку улизнуть, прихватив с собой кувшинчик, вполовину наполненный приятными всплесками виски, а так же сунув за пазуху лепешек и копченого мяса. Он решил, что сегодня не пойдет к Клэр... Зачем? Чтобы снова спать отвергнутым на коврике у камина? В его душе засаднило так, что даже боль от порки не смогла затмить эту мучительную рану. Он пойдет к лошадям, к его добрым лошадям. Только они его принимают... «Конечно, ты же их не бьешь!..» – шевельнулась червяком укоряющая мысль, вызвав волну раздраженного раскаяния. Он вспомнил Клэр, как она сегодня пыталась... Прикрыть его?.. Собой. На душе у него потеплело. «Моя храбрая девочка!» – вдруг с гордостью подумал он. И внутри у него все сжалось, от того, что ничего теперь уже не изменишь, и Клэр, вероятно, потеряна для него навсегда. Он страшно запутался и совершенно не знал, что теперь делать. А сумбурные, после всех событий и выпитого виски, мысли не слишком смогли приблизить его к верному решению.
Погладив Сарокха по теплой мягкой морде, он скормил ему пару лепешек и прижался к нему лбом. Тот сочувственно потерся об его щеку и ласково потрогал губами ладонь, обдав ее своим влажным дыханием. «Только ты меня жалеешь и понимаешь...» – опять закралась предательская мысль, от которой зажгло внутри. Джейми вдруг опять резко захотелось плакать от какой-то совсем детской беспомощной жалости к себе. Он почувствовал себя одиноким. Слезы полились, благо здесь в тишине и полумраке конюшни с ее уютными запахами конского пота, навоза и сена, его никто не мог увидеть. Он прислонился к столбу, спрятав лицо в изгиб локтя, и, наконец, дал волю чувствам. «Чертова английская стерва!» – крутилось у него в голове и «Что теперь делать?» – была вторая, полная глухого отчаяния, мысль. На которую он не мог найти никакого ответа. Сарокх участливо тыкался ему в плечо, будто пытаясь подбодрить.
Внезапно, Джейми почувствовал, что в конюшне еще кто-то есть. И этот кто-то нарочито громко покашливал. «Черт!» Рыдания мгновенно иссякли. Джейми быстро утерся пледом и, постаравшись придать себе беззаботный вид, вцепился Сарокху в морду, будто тихонько беседует с ним, в тщетной попытке спрятать зареванное лицо от нежданного посетителя. Скосив глаза, он с облегчением увидел, что это Мурта, который пришел устраиваться на ночлег. Крестный подошел и встал в нескольких шагах от него, опираясь о заграждение. Джейми шмыгнул носом и остервенело утер глаза рукавом рубахи. – Как ты, парень? – Мурта испытывающе посмотрел на него. Джейми коротко глянул ему в лицо, боясь встретиться взглядом, и смущенно процедил хриплым от рыданий шёпотом: – Я в порядке.
Мурты он не слишком стыдился, но все равно ему было не очень приятно, что тот стал невольным свидетелем его слабости. – Что-то ты последнее время ходишь какой-то смурной. Ты и... Клэр... У вас все в порядке? Джейми вздрогнул и бросил на крестного испуганный взгляд. Он совсем не хотел никого посвящать в свои проблемы. Это было не по-мужски обсуждать свою жену и их отношения с кем-то еще. Но он так отчаянно запутался, так нуждался в совете. Внезапно он пронзительно ощутил отсутствие отца, который точно мог бы посоветовать ему что-то дельное или... хотя бы выслушать его горести. Но рядом стоял Мурта и молча ждал. Джейми на секунду показалось, что он может ему открыться. – Надеюсь, это не из-за порки, парень, ты тут сырость разводишь? – крестный тихонько усмехнулся, ободряюще приобнял его за плечи и слегка встряхнул. – Хорошая розга еще ни одному шотландскому ублюдку не повредила... А?! Так любил говаривать Брайан Фрейзер из Ловата, твой отец... Его самого старый лорд Ловат драл так, что только клочки летели. – Я знаю... – Джейми кивнул, удивившись, что Мурта тоже вспомнил об его отце, и улыбнулся невольным воспоминаниям. – Он любил про это рассказывать, особенно после того, как выдерет меня.
Они помолчали. – Отец говорил, дед сек его безжалостно за малейшую провинность. Наверное, потому, что отец был... бастардом... – грустно добавил Джейми с каким-то щемящим чувством несправедливости и одиночества. Мурта взял соломину в рот и рассеяно пожевал ее. – Ты знаешь... мать Брайана... твоя бабка, была единственной женщиной, которую твой дед любил по-настоящему. Только не мог он жениться на ней, потому как уже был женат к тому времени. Она была у него кем-то вроде наложницы, как у тех ускоглазых варваров с Востока. Только рано она умерла – Брайану и трех не было.. Вот твой дед убивался... И говорят, до сих пор подолгу сидит на ее могиле. Джейми почувствовал, как мороз пошел по его коже от познания этаких семейных тайн. Он приподнял бровь, широко открыл заплывшие от слез глаза и повернулся к Мурте. – А ты откуда знаешь? – удивленно просипел он. – Моя двоюродная тетя была кормилицей у детей Ловата, и она была в курсе всех семейных дел. Он поэтому и лупцевал его почем зря. Очень его любил и хотел человеком сделать. Нанимал лучших учителей. Только Брайан был слишком упрямый. Как сталь. Если что решит, нипочем не согнуть, хоть убей, – Мурта искоса поглядел на крестника, спрятав ухмылку в бороде. – И в кого ты такой получился... чокнутый упрямый осел, не пойму. – Да... – пробормотал Джейми. – Мне это говорили.. – Ну... а когда он женился без спроса и ушел от отца, тот посчитал это страшным предательством. И перестал общаться с ним, как отрезал. – Понятно... почему он тогда так на меня смотрел... когда я уезжал в Париж.
Джейми вдруг кольнула искра раскаяния и жалости к деду, когда он представил, что это его сын, его и Клэр, единственное его сокровище, безвозвратно ушел от него, хлопнув дверью. И это его рыжеволосый внук не смотрит в его сторону, когда проезжает мимо. Он сглотнул при мысли о том, что так же может в любую минуту потерять Клэр, как дед потерял его бабку. Христос! А он так бестолково тратит время на разные глупые обиды и мелочные размолвки.
Он еще больше нахмурился, и в его взгляде, видимо, отразилась такая печаль, что Мурта тихо проговорил: – Ступай-ка домой, парень. Пусть твоя жена тебя утешит. – Она не хочет утешать меня... Она... не подпускает меня к себе, – вдруг с глухим отчаянием рыкнул он и испугался своей ошеломляющей откровенности. Глаза Мурты недоверчиво уставились на него. – Вы что? С ней вообще ни разу? Но... подожди... судя по твоему недавнему идиотскому виду... хмм... озабоченного щенка, у вас вроде все было в порядке? – Да было... – Джейми почувствовал, как от безысходности, его глаза снова наполняются слезами. Но он не дал им скатиться. Только зло шмыгнул носом. – Так что случилось? – Случилось то, что я выпорол ее, как ты помнишь. И она не может этого простить, – спазм перехватил ему горло и последние слова он договорил очень сипло. – О! Вот значит как... Мурта положил руку ему на плечо. – Сдается мне парень, сегодня все измениться. Я плохо разбираюсь в женщинах, конечно... Но, по-моему, она немного поняла, что к чему. Он улыбнулся, вспомнив, как вела себя Клэр на собрании. – Сегодня она была как... разъяренная фурия, готовая защищать свой выводок любой ценой. Меня чуть не покусала, когда я тащил ее наверх. Я даже боялся зажать ей рот, потому что думал, что могу остаться без пальца. Она здорово кусается, твоя женушка! Мурта с гордостью показал шрам от укуса, которым наградила его Клэр, в тот день, когда он нашел ее у камней в одной изодранной сорочке. Он ободряюще хлопнул Джейми по плечу и слегка потормошил его. – Иди домой, парень. И посмотри, что будет. Может она и покусает тебя, но сегодня ты не будешь спать один.
Джейми тяжело вздохнул, с надеждой долго смотрел на крестного, размышляя, потом направился к выходу... На пороге он обернулся. – Да... Мурта... и спасибо за розги... – рот его скривился в усмешке так, что верхние зубы слегка оскалились... – Ты всегда умел их выбирать. Он осторожно притронулся к своим палящим местам и болезненно сморщился. – О! Всегда, пожалуйста, парень. Обращайся, если что!.. – взгляд крестного блеснул свирепым огнем. Но в бороде он прятал ласковую усмешку.
ДЖЕЙМИ ТЩАТЕЛЬНО УМЫЛСЯ В лошадином корыте, для начала нырнув в воду головой. Прохлада освежила его лицо, заплывшее от слез, и он с трудом избежал искушения снять штаны и засунуть в ледяную воду свой пылающий зад. Но мимо проходили подвыпившие жители, и он не рискнул предстать пред ними в таком глупом виде. Вроде бы... на сегодня уже довольно... Он помотал головой, отряхиваясь, и расчесал волосы пятерней, чтобы придать себе более пристойный вид, потом медленно пошел по ступенькам, прихлебывая из бутылки и репетируя то, что скажет Клэр. Но дальше фразы: «Клэр. Давай поговорим!..» в голову ничего не приходило. Будет ли он умолять ее или обольет ледяной холодностью? Он метался от одного варианта к другому и долго стоял у двери, доказывая ей, почему она должна его простить.
«Ладно. Чего тянуть!» – пришла на ум фраза, которую он сегодня уже произносил. Дверь была закрыта на засов, и он минуту с огромным интересом разглядывал это явление, силясь понять причину, но потом до него дошло, что это Мурта принял меры предосторожности, пытаясь сладить с его беснующейся женушкой. Он осторожно отодвинул засов и заглянул в комнату. В полумраке догоравшего камина не было заметно никакого движения. На кровати возвышалась темная куча одеял. Похоже, Клэр спала. Он вдруг вздохнул с облегчением, осознав, что не в силах будет сейчас вести какие-либо переговоры. Тело ниже пояса изматывала саднящая боль, ноги подгибались от усталости и выпитого виски. В голове зияла пьяная пустота. «Утро вечера мудренее», – только смог подумать он и на цыпочках шагнул в комнату, боясь потревожить спящую жену. Но под ногами что-то смачно захрустело и загремело, и он подскочил от неожиданности, приглушенно выругавшись. Весь пол в районе дверей был усыпан осколками и какими-то предметами. Видимо Клэр в порыве ярости пыталась пробить себе путь к свободе. Он опять порадовался, что она спала. Стараясь больше не шуметь и морщась от каждого шага, он, переваливаясь, как утка, проковылял к своей лежанке у камина, где спал последнее время из-за ссоры.
Очень осторожно, кряхтя и тихо подскуливая, расстегнул ремень, стянул бриджи, которые причиняли ему немалую боль, задевая раны грубой колючей тканью, стащил сапоги и развязал шейный платок. Больше ничего из-за усталости снять не в состоянии, он повалился на одеяла и завернулся в плед. Ему ужасно захотелось спрятаться в кокон, отгородившись от всего мира и, наконец, спокойно выплакавшись наедине со своей болью, уснуть. – Джейми!.. – прозвучал хриплый со сна голос. Он показался таким громким в ночной тишине, что его передернуло от неожиданности. – Джейми...– снова повторила Клэр, очень мягко. – Иди в кровать... Сердце екнуло. Мурта оказался прав! Вопрос вдруг решился сам собой. Он почувствовал, как все в душе возликовало. Ночь превратилась в яркий день и бабочки запорхали у него в груди, разливая радужное тепло по всему телу. Он чуть не сорвался и не полетел к ней на зов, припадая к земле, как побитый щенок... – Ты... что? Простила меня, Клэр? – как будто со стороны услышал он свой холодный язвительный голос, сочащийся обидой и презрительным сарказмом. Все внутри замерло, и он зажмурил глаза от страха. «Нет! Что я делаю? Идиот! Наконец-то она первая протянула руку примирения!..» Но где-то глубоко, злобный червяк грыз его, напоминая, столько дней и ночей он изнемогал от душевной боли и тревоги, а она упивалась этим и мстила ему, лишая сладости своей плоти. И, да!.. Своего утешения. Ведь он чувствовал ее настолько родной, что, даже в ссоре с ней самой, ему хотелось ей же и пожаловаться, чтобы найти у нее поддержку и сочувствие. Он понимал, что попадет в ад из-за своей глупой гордости, но ничего не мог с собой поделать. Надежда вдруг оставила его, и ледяной ужас невозвращения сковал его душу, заставляя ее провалиться в зияющую пустоту...
Но его удивительная женушка в этот раз не дала ему возможности возвести между ними непробиваемую стену. Он почувствовал легкие, неуверенные в темноте, шаги, ее дыхание рядом, и тяжелая голова уперлась в его плечо. – Джейми... – пошептала она еле слышно. – Пожалуйста... это ты... прости меня... Я очень сожалею. Пока я не могу тебе ничего сказать... в свое оправдание. И может быть... никогда не смогу. Но, поверь, мне было это очень важно. Очень! То, что я ушла... Не бойся, я не шпионка, – она прикоснулась к его щеке, провела кончиками пальцев по виску. – Все что я сделала и делаю, касается только лично меня. Но... похоже, теперь это касается и тебя тоже. Поэтому, поверь мне, я больше никогда так не сделаю. – Клэр!.. – слово вырвалось, как стон. Да провались все пропадом! Все его обиды! Он развернулся рывком, в секунду выбросив из головы всё, что едко рушило его мозг, обнял ее бедра, судорожно вжимаясь всем телом в колени. Ему хотелось слиться с ней в единое целое и никогда больше не отпускать от себя. Она, склонившись, лихорадочно обнимала его плечи, шею, ерошила мокрую шевелюру. Цепляясь за нее, он поднялся на колени и дрожащими руками стиснул ее плечи, чуть встряхивая. – Клэр! Не смей так делать больше! Слышишь! Твоя холодность... Она сводит с ума! Лучше кричи, бей меня. Только не этот твой взгляд – ледяной равнодушный!
Она в ответ впилась пальцами в его уши и, притянув к груди, обвила его голову руками, прижимая так крепко, что он слышал, как бешено колотиться ее сердце. У него самого кровь стучала в висках до радужных пятен перед глазами, и он перестал осознавать действительность, чувствуя только тепло ее размякшего со сна тела и ее уютный запах, такой родной и желанный, что низ живота прошило острой судорогой. Он застонал. – Я так хочу тебя, милая... просто не могу... – прошептал он, и не смог договорить – дыхание сбилось и он резко, со всхлипом, втянул воздух. – Примешь ли ты меня? – О, да!.. Приму... Джейми! – он видел в свете тлеющего огня, как мокрые глаза ее туманились от желания и дикой тоски по их потерянной близости. Оба были полностью одеты, и времени на то, чтобы раздеться у них не было...
Я ПОЦЕЛОВАЛА ЕГО СЛЕГКА припухшие веки. – Ты плакал, Джейми? Было очень больно? Прости меня, милый... – Да. Очень,– он улыбнулся слегка смущенно и заправил прядь растрепанных волос мне за ухо. – Но я плакал вовсе не от телесной боли, просто... я не знал, как помириться с тобой, Клэр. И это было на самом деле еще больнее... – он пронзительно вздохнул.
Мы лежали, обнявшись, на груде одеял возле камина, и неяркие всполохи освещали мягким рыжеватым ореолом его волосы, всклокоченные от наших интенсивных ласк. – Что ты делаешь со мной, mo duinne? Я удобно устроилась на его плече. – Я тоже плакала, когда ты побил меня, – довольно едко проговорила я, все-таки упрямо пытаясь донести до него свою альтернативную точку зрения. – И, знаешь, я тоже плакала не от физической боли. Я почувствовала, как его сердце гулко забилось в груди. Он усиленно задышал. – Ты обещал защищать меня, а сам... унизил меня и... просто растоптал. – голос мой дрогнул. – В общем... прости, но мне было довольно гадко. – Клэр, – он приподнялся на локте, пытаясь разглядеть мои глаза, почти невидимые в его тени. – Ты все-таки не понимаешь... Мой отец. Он драл меня как сидорову козу. Правда. И его отец тоже так поступал. Если ты отрешишься от своего мелочного эгоизма, то увидишь, что это тоже защита и это... забота. Забота о том, чтобы ребенок сам себе не навредил, пока он еще плохо разбирается в жизни. И сильные всегда наказывают тех, кто у них под защитой, чтобы те не попали в неприятности. Это часть их ответственности, Клэр. – Ах вот как? – я тоже поднялась, и глаза мои сузились. – По-твоему, я последняя дура, да? И не понимаю слов? Джейми!.. Послушай меня внимательно. Я взрослая женщина, а не какой-нибудь неразумный ребенок. И достаточно будет сказать мне, чего ты хочешь. – Хм. Насчет твоей разумности я бы поспорил. Сказать-то, по-видимому, я могу, но послушаешь ли ты меня, вот вопрос!.. – в пылу дискуссии он сел на бедро, даже не сморщившись. – А это уж зависит от того, чего ты скажешь! И как скажешь... – я подскочила вслед за ним. Челюсти мои стиснулись, предчувствуя новую схватку за независимость. – И... лучше, я скажу тебе это прямо сейчас, чтобы между нами не было неясности! Учти... если ты еще раз поднимешь на меня руку, Джеймс Фрейзер, – прошипела я, ласково погладив его небритый подбородок, а потом вдруг вцепилась в него пальцами так, что он сморщился, – я просто порежу тебя на кусочки, пока ты спишь, и... скормлю собакам. Можешь даже не сомневаться! Это ясно?
Глаза его сверкнули. Видимо, ему было, что сказать. Но он не стал. Вместо этого он схватил поясной ремень, валявшийся неподалеку. Я поджала под себя ноги, готовая вскочить. Но он только ухмыльнулся, заметив мой испуг, и достал из ножен, крепившихся к ремню, свой дирк. Потом он глубоко вздохнул, взял кинжал за лезвие и, подняв, словно это был крест, что-то заговорил речитативом по-гэльски. Я различила некоторые слова, что уже звучали в зале замка Леох во время присяги, но Джейми тут же перевел свою речь на английский: – Я клянусь на кресте Господа моего Иисуса и клянусь священным железом, которое держу в руке, что вручаю тебе свою преданность и обещаю тебе свою верность. Если я когда-либо подниму на тебя руку в гневе или озлоблении, да поразит меня священное железо в самое сердце. Он поцеловал кинжал в том месте, где лезвие соединялось с рукояткой и посмотрел на меня довольно сурово. – Я не расточаю пустых угроз, Сассенах, – сказал он, подняв одну бровь, – и не даю ничего не стоящих обещаний. Но учти, девочка, в следующий раз тебе придется очень долго и понятно мне объяснять, почему ты меня не послушалась. И вложил дирк в ножны.
Минуту я сидела и смотрела, как теплые отблески огня играли в его взъерошенных волосах, потом протянула руку и мирно погладила его по щеке. Я устала от ссор и размолвок и, связанной с ними, тоски и боли. Мне хотелось прибежища и успокоения в его сильных объятиях – я хотела быть счастливой, а не правой. Мягко улыбнувшись, я пригладила его растрепанную гриву, провела пальцем по широкой нижней губе. – Я очень постараюсь... слушаться тебя, Джейми. Изо всех сил. Он прислонился головой к моему лбу и прикрыл глаза, а я потянулась к пуговицам на его сюртуке и начала расстегивать их. Медленно. Он тоже потянулся к завязкам моего платья. В прошлый раз мы даже не разделись, он, в безумном порыве многодневного желания, так и взял меня в килте и сюртуке, застегнутом на все пуговицы. А я только задрала подол своего платья.
Сейчас, не спеша, мы раздевали друг друга, нежно целуя те места на нашей коже, которые, обнажаясь, тускло трепетали в отсветах догорающих огоньков камина. Я стащила с Джейми рубашку, он развязал мои юбки и расшнуровал корсет. На мне оставалась только тонкая батистовая сорочка, просвечивающая на фоне огня. Я потянула за край его килта. Тяжелая ткань упала, и я с пьянящим удовольствием, нырнув рукой между его ног, сжала давно отвердевшую и такую бархатисто-нежную плоть. Он дрогнул и, сморщившись, словно от боли, втянул носом воздух... Точеное тело подалось ко мне, откликаясь на ласку, тяжелые шершавые руки обнимали и нежно гладили меня всю – от волос до ягодиц. Он присел на пятки и легко поднял мое, уже вовсю трепещущее тело, насаживая на свой член, налившийся такой упругой силой, что я, задохнувшись, судорожно сжала его бедра ногами, пытаясь ощутить его, насколько это возможно, до самой своей глубины. Он стал плавно покачивать меня. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, и я почувствовала, что голову заполоняет туман невыразимого, пульсирующего во всех уголках тела, удовольствия. – Да! Джейми! Да! Пожалуйста! – лихорадочные вспышки в моем мозгу, заставляли меня кричать и биться в беспамятстве в его руках.
Он тоже почти рычал низким горловым звуком, который уже не мог контролировать. Сквозь прикрытые ресницы я видела оскал его стиснутых, то ли от боли, то ли от наслаждения, зубов. Крепко ухватив меня сзади за шею, он будто пытался покорить меня, сделать своею, а я, в порыве страсти, то кусала и царапала, то нежно гладила его тело: плечи, шею, спину... то мягко запускала пальцы в его влажные волосы, и с силой стискивала их у корней, заставляя его остервенело врываться в меня еще и еще, позабыв обо всем на свете. Лед и пламень, перетекая от крайней нежности в бешеную раздирающую страсть, заставляли кружиться мой мир в пульсирующем водовороте. Забывшись, я ухватила его за пораненные ягодицы и почувствовала горячую влагу на ладонях, кожа на ощупь была пылающей, неровной и воспаленной. Он дернулся, зарычал еще сильнее и насадил мои бедра так, будто пытался разорвать меня своим членом. Оказавшаяся вдруг в поле моего затуманенного взора ладонь была в темных пятнах. Кровь? Я провела ногтями по его спине, добавив ему рубцов. Он выгнулся в хриплом крике, и я почувствовала, как все внутри меня содрогается от его бурных конвульсий, а его обезумевшие руки остервенело стискивают и мнут мое тело до синяков. Одновременно в моем животе что-то взорвалось, и мощный поток выстрелил сквозь мою голову к небесам, пульсируя искрящимися цветами. Я тоже закричала, не в силах сдержать в себе эту бескрайнюю энергию, и упала навзничь на одеяла, почти потеряв сознание, чувствуя лишь, как его ослабевшее тело, издав протяжный стон, тяжело и мягко придавило меня сверху.
– ИЗВЕРГ! – СКАЗАЛА Я В СЕРДЦАХ, внимательно изучая его весьма исхлестанную задницу, когда пыталась привести ее в божеский вид, смывая подсохшую кровь с вздувшихся рубцов. – Опять я что-то не так сделал, милая? – сонно пробурчал Джейми, покорно лежа на животе и уперевшись лбом в сложенные предплечья. Он кряхтел и напряженные мышцы его слегка подрагивали, когда я осторожно промокала сочившиеся воспаленные ранки мягкой влажной тканью.
– Да это я о Колуме! Никогда не пойму этой вашей справедливости, которая позволяет так унижать и калечить человека. – Хм.. унижение?.. Ох! это ведь часть наказания... Оу! разве нет? А насчет калечить... Ай! Это всего лишь несколько царапин. Ничего особенного, – он слегка увернулся от моего навязчивого прикосновения и укоризненно посмотрел на меня через плечо покрасневшими от напряжения глазами. – Не помню, чтобы я когда-нибудь придавал этому особое значение. Я ласково усмехнулась на его упрямую браваду. Эти «несколько царапин» довольно основательно рассекли кожу, и в разрывах между вздувшимися краями кое-где даже было видно потемневшую плоть, которая, правда, почти уже прекратила кровоточить. Я сочувственно поморщилась – выглядело достаточно ужасно, если посмотреть на картину в целом.
В кувшине для умывания вода стала почти ледяной и я, обильно смочив полотенце, покрыла им болезненно пылающее тело. – ООО! – это был чистый вздох удовольствия. – Боже! Как хорошо! Джейми ощутимо расслабился и затих, прикрыв глаза и распластавшись щекой по подушке. Потом вдруг хохотнул. – Если и есть в мире истинное блаженство, так это когда после крепкой порки добрые руки жены водружают что-нибудь холодное на твою горящую задницу... Я засмеялась и легла рядом с ним, ласково поглаживая его спину и плечи. – А так? Разве не лучше? – Да, наверное, придется взять свои слова обратно... Так неизмеримо лучше. Я перешла на его голову, мягко массируя затылок, шею, уши. – Ну так, все-таки, может объяснишь мне, Джейми, что это за справедливость у вас такая? – Что ты имеешь ввиду, Клэр? – Ну, хорошо, – я приподнялась на локте и заглянула в его приоткрывшийся глаз, настороженно высунувшийся из глубин подушки. – Что справедливого в том, что ты лежишь сейчас здесь с ободранной задницей, которую, в данный момент – не спорь! – ты совершенно не заслужил? А? – Ну... про данный конкретный момент, как ты понимаешь, утверждать не буду, но обычно, дома мне всегда доставалось по справедливости. Наш отец не всегда был ласков, но обычно он был справедлив, не помню, чтобы меня выпороли хоть раз не за дело. – Хммм... Ну, думаю, тут я тоже не буду спорить. Таких чертовых упрямцев, как некоторые, еще надо поискать. Представляю, каким же сокровищем ты был в детстве... Джейми захихикал. – Я был маленьким дьяволенком, полагаю.
Мы помолчали. Я наклонилась и тихонько поцеловала его в висок. – Видимо, мне надо себя поздравить – все это бесценное добро досталось мне... – Со всеми потрохами, дорогая, – Джейми ехидно осклабился. – Джейми, а в детстве ты сильно переживал это? – тихо спросила я, осторожно меняя ему компресс. – Я имею в виду, когда тебя пороли? Или относился к наказанию легко? Он прижал ладонь к полотенцу, чтобы холод посильнее проник в его плоть, и удовлетворенно выдохнул. – Ну... кажется, я сразу забывал. В большинстве случаев. За исключением последнего раза, да. Это было как раз на Собрании. Тут мне понадобилось время. – Почему? Что произошло? – Да как тебе сказать, девочка? С одной стороны, потому что мне было шестнадцать, и я считал себя взрослым. С другой... меня очень сурово наказали. Это было так же как сегодня – публично... перед всеми членами клана. И, скажу я тебе, сверкать голой задницей посреди злорадствующей толпы, – он болезненно сморщился, – это совсем не то, на что идешь с удовольствием. Особенно, когда тебе шестнадцать. – Можешь не рассказывать, если тебе не хочется, – проговорила я ласково, заметив его колебания. – Тяжело вспоминать? – Вспоминать совсем не так тяжело, как в этом участвовать, да уж... – засмеялся он. – Нет, я не прочь рассказать. Просто история довольно длинная, Сассенах. – Ну пока твоя попа остывает, – я положила руку на его зад, проверяя температуру ткани, – у нас есть время...
Он усмехнулся и прижался лбом к моему плечу, я обвила рукой его спину, поглаживая между лопаток. – Да... Верно. Тогда ладно. Я уже тебе рассказывал, что провел в замке Леох целый год, когда мне было шестнадцать. Такая была договоренность между Колумом и моим отцом – чтобы я получше познакомился с кланом моей матери. Я был рослый и здоровый тогда, для своего возраста, и уже тогда хорошо владел мечом и с лошадьми управлялся лучше многих. Джейми говорил не слишком внятно, потому что правая его щека расслабленно утопала в подушке. – К тому же, видимо, отличался невероятной скромностью, дорогой, – не удержалась я от ехидного замечания, чуть дернув его за ухо...
Он хмыкнул. – Да не сказать, чтобы слишком. Был самоуверен до чертиков и куда более скорый на язык, чем сейчас. Он сокрушенно вздохнул. – Я тогда заметил, что некоторые мои замечания смешат людей, и я стал делать их как можно чаще, не слишком заботясь о том, что я говорю и кому. Иной раз я бывал жесток, особенно со своими ровесниками, и не считал нужным сдерживаться, когда в голову приходило что-нибудь остроумное, как я считал. Кажется, сейчас мне невероятно стыдно за некоторые вещи, которые я тогда сделал. Теперь мне ужасно жаль, что меня, этакого балбеса, не остановили сразу. Может быть, мне бы не было так позорно все это вспоминать. И вот так я некоторое время изголялся над людьми... Но однажды, Сассенах, признаю, я зашел чересчур далеко. С двумя другими парнишками я шел по коридору и на другом его конце увидел мистрисс Фицгиббонс. Она несла большую корзину, размером чуть ли не с нее самое, и забавно переваливалась на ходу. Ты же знаешь, как она выглядит теперь, тогда она была ненамного меньше, – он заметно покраснел, в крайнем смущении, и сглотнул. – Черт, каким бестолковым олухом я был, даже не вериться. Ну, в общем, я и сделал несколько замечаний по поводу ее внешности, не слишком любезных, хоть и смешных. Во всяком случае, моих приятелей они развеселили. Я не сообразил, что их могла отлично услышать и мистрисс Фиц. – Ой-ей-ей, да... – я вспомнила внушительную хозяйку замка Леох. Мне доводилось видеть ее только в добром настроении, однако, она была не похожа на человека, который позволит себя задевать безнаказанно. – И что же ты такого сказанул? – мне стало интересно, за что же в Леохе справедливо получают по заднице. – Ой... ну... Мне бы не хотелось такое повторять, Сассенах. Это было... – он сморщился, – ужасно глупо. Мне, правда, так совестно до сих пор...
Он умоляюще посмотрел в мою сторону. Но я молчала, не стремясь ему помочь. Он вздохнул. – Ну... я сказал... что она... кажется, я назвал ее... толстозадой уткой. – Господи, Джейми... – Я посмотрела на него с величайшей укоризной. – Неужели ты мог сказать такое про мистрисс Фиц? Тогда ты и вправду был исключительным олухом. – Да, уж... И еще передразнил, как она переваливается на ходу... – голос его совсем стих от расстройства. – Наверное, было похоже. Потому что Гектор и Том, тоже два великовозрастных болвана, так и покатились со смеху. – Представляю, как смеются убогие шестнадцатилетние балбесы. Бр-р-р.. – я передернула плечами. – Тогда я могу понять Колума... Видимо, наказание и правда было заслуженным.
Джейми искоса посмотрел на меня и спрятал лицо в подушку. – Не могу сказать, что это не так, Сассенах, – донесся из ее недр еле слышный ответ. – И что же она сделала, мистрисс Фиц? – Тогда ничего. Я и не знал, что она услышала мою болтовню, пока на следующий день во время Собрания в зале она не рассказала об этом Колуму. – О Боже! – я уже понимала, что Джейми получил по-заслугам, но это не мешало мне посочувствовать ему, ведь понятно, что сейчас он как раз раскаивался. И еще я понимала, что ситуация сложилась незавидная, так как знала, что Колум высоко ценит свою домоправительницу, и не думала, что кому бы то ни было он мог спустить непочтительность по отношению к ней. Наказание действительно должно было быть жестоким. – Так что же произошло дальше? – Да, то же самое, что с Лири, помнишь? Или почти то же самое, – Джейми хмыкнул немного расстроено. – Я был ужасно какой смелый, встал и заявил, что выбираю наказание кулаками. Я старался держаться спокойно и по-взрослому, но сердце у меня колотилось, как кузнечный молот. Я почувствовал ужасную слабость, когда взглянул на ручищи Энгуса. Они у него точно каменные и огромные. В зале кое-кто рассмеялся. Я тогда не был такой высокий, как теперь, а весил вдвое меньше, – он с сомнением покачал головой, – Энгус мог бы мне голову снести одним ударом. Как бы то ни было, Колум и Дугал оба нахмурились, но мне показалось, им на самом деле приятно, что я смело выступил со своей просьбой. Сейчас-то я думаю, что тогда Колам просто решил сжалиться надо мной, потому что был риск, что Энгус может основательно покалечить или даже пришибить меня своим кулаком. А от ремня еще никто не умирал, пусть даже и очень сурового. Это я теперь понимаю, а тогда я был просто в шоке, так как Колум сказал, что нет, раз я вел себя как мальчишка, меня и наказать надо соответственно. «И он готов побиться об заклад», – Колум говорил это, буравя меня гневным взглядом, – «что кто-то здесь сейчас будет самым толстозадым из всех присутствующих», – Джейми криво усмехнулся и помотал головой. – Он кивнул Энгусу, и, прежде чем я смог рыпнуться, тот уложил меня себе поперек колена, задрал мне килт и... хммм... как следует отходил своим ремнем при всем честном народе. – О, Джейми! Боже!.. – я почувствовала серьезный укол жалости, когда представила всю ситуацию вживую. Беспомощность, стыд, боль и ужас шестнадцатилетнего мальчишки, крайне самолюбивого и гордого. – Да уж! Как ты понимаешь, не слишком приятное воспоминание. Ты, наверное, заметила, что Энгус здорово знает свое дело? Он дал мне пятнадцать горячих, и я до сих пор могу точно показать, по какому месту пришелся каждый удар, – при этом воспоминании, он поежился, передернув плечами. – Кровавые синяки я носил целую неделю. Но боль, конечно, была не самой основной частью наказания...
Он привстал на локтях и посмотрел на меня испытывающе, будто прикидывая, можно ли мне рассказывать дальше. Я внимательно смотрела на него, подперев голову рукой. Моя злость совсем испарилась, и я ощущала лишь щемящее сочувствие к тому бестолковому, и такому, совсем еще неприкаянному, подростку, которым был в свое время Джейми. – К сожалению, Сассенах, мне после этого не дали спокойно уйти зализывать свои раны, в том числе и душевные. Когда Энгус кончил порку, Дугал взял меня за шиворот и оттащил в дальний конец зала. Оттуда я должен был проползти обратно на коленях по каменному полу. Стоя на коленях возле кресла Колума, попросить прощения у мистрисс Фиц, у Колума, извиниться перед всеми собравшимися и, наконец, поблагодарить Энгуса за порку, – он жалобно взглянул на меня, потом сжал ладонью лицо и, кряхтя, немного потер его, – я чуть не разревелся, правда, пока делал это, но Энгус, надо отдать ему справедливость, отнесся ко мне благородно: подошел и помог встать на ноги. После этого мне приказали сесть на стул возле Колума и сидеть так, пока не кончится собрание.
Джейми понуро сжался и сокрушенно выдохнул. – Скажу тебе честно, девочка, это был худший час в моей жизни. Лицо у меня горело, и задница тоже, коленки все ободраны, и я мог смотреть только себе на ноги, но хуже всего было то, что мне ужасно хотелось писать. Да уж... Я чуть не умер тогда. Но я бы скорее лопнул, чем обмочился на глазах у всех, хотя, если быть честным, был совсем близок к тому. Прямо весь взмок от пота. Я сглотнула и ласково притянула его голову к своей груди. – Разве ты не мог сказать Колуму, что с тобой? – Думаю, он отлично знал, что происходит, – Джейми благостно вздохнул, уютно устроившись щекой на моем плече, – да и все в зале заметили, как я вертелся на стуле ужом. Люди заключили пари, выдержу я или нет. Колум отпустил бы меня, если бы я попросил, но на меня нашло упрямство, – я почувствовала его влажное горячее дыхание на своей коже, когда он улыбнулся, – я решил про себя, что, черт возьми, лучше умру, чем попрошу. Когда Колум сказал, что я могу идти, я проделал это не в самом холле, но сразу, как только из него вышел. Пристроился за какой-то дверью у стены и пустил струю, думал, она никогда не кончится.
Я немного посмеялась, рассеяно перебирая и поглаживая волосы на его затылке. – Чего ты заливаешься? – спросил он, слегка обиженно. – Это было совсем не смешно. Но взглянув на меня, сам не удержался от улыбки. Я покачала головой. – Конечно, не смешно, милый. История ужасная. Просто... я как будто вижу тебя: ты сидишь упрямый, зубы стиснуты, из ушей пар. Бедолага.. Джейми хмыкнул. – Не слишком-то легко быть шестнадцатилетним, верно? – Почему-то не думаю, что сейчас тебе было легче, хоть ты и хорохоришься, милый мой упрямец, – я мягко прикоснулась губами к его лбу. – Пожалуй, так, – сказал он, подумав. – Хотя, в двадцать три немного легче вытерпеть публичную порку, чем когда тебе шестнадцать. Наверное, шкура стала толще... Хотя раненая гордость, – он сглотнут, нахмурившись, – все равно причиняет бОльшие муки, чем физическая боль, а в том возрасте это было особенно заметно. Да. Тогда это была просто катастрофа. – Полагаю, ты прав. Ну а мистрисс Фиц? Она простила тебя, похоже... Сейчас она относится к тебе ласково. – Да... И тогда она была очень добра ко мне... на самом деле, – Джейми смущенно улыбнулся. – Я часа два рыдал как одержимый в своей комнате, зарывшись с головой в подушку. Даже не услышал, как кто-то вошел, только почувствовал, что меня гладят по голове и плечам. Выпростал лицо и, когда увидел, что это она, дернул головой в ярости, чтобы она не трогала меня. Я был очень зол на нее, на Колума, на Дугала, на весь свет и... очень хотел домой. Все мое мужское достоинство было разрушено, растоптано, унижено. (Я мстительно хмыкнула.) Тогда, ослепленный обидой, болью и позором я не хотел понять, что сам во всем виноват.
Она принесла мне молоко с печеньем, мистрисс Фицгиббонс, и сказала, что очень сожалеет... она не думала, что Колум будет так жесток со мной... Она надеялась лишь, что он сделает мне публичное внушение и отправит в качестве наказания помогать ей на кухне. – Хм... логично. – Да. Только она не знала, что это была уже не первая жалоба на мои выкрутасы, и чаша терпения Колума переполнилась... вот так внезапно и несчастливо для меня. Он решил проучить меня раз и навсегда. – Ну и как? Помогло? – А ты как думаешь, Сассенах? – он фыркнул сокрушенно. – Я после такого вообще боялся лишний раз рот открыть. Как ножом отрезало. – Ух ты!.. – я ехидно сощурилась, – Оказывается, довольно таки, действенный метод. Наверное, возьму свои слова назад... – А еще мистрисс Фиц... она сказала мне тогда, похлопывая меня по плечу, что мне не стоит никого винить, а нужно просто подумать, что иной раз, обижая людей, я могу принести им столько же боли и страдания, сколько испытываю сейчас. Так что все справедливо, и Бог, быть может, уберегает меня от каких-нибудь более серьезных проступков. Потому что она знала одного парня, который повесился от того, что его дразнили такие же головотяпы, как я. Тут я вообще затих и извинился перед ней, что был таким тупоголовым ослом. Как ни странно, Сассенах, раскаяние у меня наступило не сразу после порки, а после ее такого доброго разговора. – Вот видишь! Иногда слова что-нибудь да значат, – я с сарказмом приподняла бровь. – Да, вижу... Но пересмотреть свои взгляды меня заставила все-таки порка и тот ужас от унижения, который я пережил. Вряд ли бы меня уняли тогда простые увещевания. – Хмм... Ну и что же ты понял, дорогой? – Я тогда с удивлением уразумел, что, во-первых, другие люди тоже чувствуют, и им может быть также больно как и мне, а во-вторых, что люди, которых я обидел, могут быть очень хорошими людьми. В общем, мне тогда стало стыдно еще и от этого. Я готов был совсем провалиться сквозь землю. И даже решил больше никогда не выходить из своей комнаты.
Я недоверчиво хмыкнула. – Надолго же тебя хватило? Наверняка голод заставил тебя скоро выползти из своего убежища. – Да... вообще-то я не выдержал уже на следующее же утро. Правда, вечером, когда я выпил молока с печеньем, я уже почувствовал себя получше. Мистрисс Фиц еще принесла мне успокоительный отвар и добавила в него капельку виски. А потом она посидела со мной, напевая мне что-то доброе, и похлопывала меня по спине, пока я не заснул. После смерти мамы со мной никто так не поступал. Да, наверное, если бы не мои изрядно потрепанные чувства, я бы тогда в этом и не нуждался. Но она поступила со мной благородно. И это стало мне еще одним уроком. – Каким же это, интересно? – Что иногда можно отвечать добром на зло, которое тебе причинили... потому что вдруг этот человек поступил так по собственной глупости, а не со зла... Так что утром, Сассенах, я был готов выйти из своей берлоги, хотя я изо всех сил старался делать вид, что ничего особенного не произошло. Все немного похохмили, ну... почти как с тобой, прошлись насчет моих чресл, которым не дает покою моя дурная голова, и отстали от меня. Наверное, все-таки сжалились над остатками моей уязвленной гордости. Но, в итоге, все вышло не так уж и плохо, потому что с мистрисс Фиц мы подружились, как ты видишь. Я, наконец, стал тише воды, ниже травы, помогал ей по кухне, носил воду, рубил дрова, даже иногда чистил котлы и мыл полы. А у нее был всегда припасен самый лучший кусок для меня или, на худой конец, что-нибудь вкусное. В шестнадцать лет, когда постоянно ходишь голодным, это что-нибудь да значит. Наверное, она все-таки чувствовала себя виноватой из-за того, что случилось. Как и я, впрочем... А через три дня Дугал взял меня на охоту, и я сам убил кабана кинжалом. Так что мой позор был забыт. Всеми... Только не мной... Я еще много дней исподтишка внимательно посматривал на людей, мне все время казалось, что они смотрят в мою сторону слишком насмешливо. Хотя, может, так оно и было. Не знаю. Я не мог тогда быть слишком объективным. Вот так, – добавил он, и, скривившись, пошевелил своим наболевшим задом. – Теперь я тебе рассказал о самой позорной истории в моей жизни, милая. Хотя... – он буркнул, будто про себя, и вздохнул, – может быть, я уже пересмотрел бы первенство после сегодняшней... хмм... экзекуции. – Конечно, я могла бы поспорить насчет целесообразности такой справедливости... но сдается мне, в этом что-то есть. – Справедливость она одна, Сассенах, и спорить тут нечего. А, потом... через три года, – взгляд его вдруг помрачнел, – после той жестокой порки Рендолла, когда с меня слой за слоем сняли три шкуры и привезли в замок Леох еле живого, мистрисс Фиц выхаживала меня своими припарками и отварами, пока я, наконец, не смог встать и смыться во Францию, подальше от англичан и от Рендолла. Нанялся там в солдаты вместе с моим другом Йеном... Так что мы сейчас очень дружим с мистрисс Фиц, как ты справедливо заметила. Я ей за многое благодарен и за ее материнскую заботу обо мне, в том числе.
Я погладила его по руке. – Как ты себя чувствуешь, Джейми? – Н-не знаю... вроде гореть перестало, но теперь... все ноет. Он закряхтел, пытаясь улечься поудобнее. – Сейчас, давай, я посмотрю... Я аккуратно сняла мокрую ткань и удовлетворенно хмыкнула. Все выглядело гораздо лучше – кровь смылась, краснота чуть спала. Сейчас хорошо бы обработать антисептиком. Я нагнулась и поцеловала его в крестец, потом чуть пониже... Он закусил губу, и дрожь побежала по его телу от каждого моего прикосновения. – Продолжай... Ооо!.. Если так, мне становиться гораздо легче. – И вообще, – добавил он, помолчав, но блаженно щурясь. – Ты мне должна... тридцать... нет, пожалуй что... шестьдесят поцелуев, Сассенах... По два за каждый чертов удар, который впечатали в мой зад... по твоей милости. Да, по твоей, не спорь!.. И, сдается мне, цена не будет слишком велика!
Я рассмеялась. – Должна? Хм... Это новость. Что ж, ты всегда был очень практичным, паренек. Никогда не упустишь своей выгоды. А? Он тоже довольно хохотнул. – Компенсация. Кажется так это называется. Для моего, соглашусь, несколько предвзятого мнения, это выглядит в достаточной мере справедливым. – Ах, так вот какова твоя справедливость, милый мой! Ты предлагаешь теперь нацеловывать тебе задницу? – я немного сильнее надавила тряпицей, стирая кое-где подсохшую кровь так, что он дернулся и охнул... но все равно продолжал трястись от смеха. – Нет, девочка моя, ты можешь выбирать на свое усмотрение любые части моего тела. Тут не буду ставить тебе ограничений. Он немного поерзал от этой мысли. Я поцеловала его в расцарапанную между лопаток спину. – Ладно. Принимаю твои условия. Как только закончу с твоей задницей. Закуси что-нибудь, я намерена сделать тебе отличный компресс... из виски. Правда, думаю, он тебя слегка взбодрит. Но придется потерпеть.
Я густо смочила тряпицу оставшимся алкоголем и покрыла ей распухшее от побоев тело. На лбу у Джейми вздулись жилы. Он сжал ягодицы и жалобно задышал сквозь стиснутые зубы, лишь громадным усилием воли удерживая себя в неподвижном положении. Потом, не сдержавшись, беспомощно замотал пятками в воздухе... – Оуу! Ох! Нет... пожалуй... черт... я продешевил, – кряхтя, прошипел он, когда немного отпустило. – Надо было просить по три поцелуя. – Ладно уж, мой храбрый воин... – я стерла тканью пот с его лба, ласково поцеловав в висок, и погладила напряженные плечи. – Чего не сделаешь ради исцеления страждущего тела. Он запыхтел и уткнулся мне в колени. – Боже, печет, как в аду!.. – прерывисто вздыхая, прошептал он. Я погладила его по голове. – Потерпи немного, дорогой. Сейчас намажем тебя мазью, и все отпустит. У меня была отличная обезболивающая мазь в медицинском сундучке, который я всегда держала при себе, на случай если что-нибудь случиться. Как раз сейчас был такой случай. Я наложила толстый слой мази на его чресла, и через некоторое время он постепенно расслабился, обнимая мои колени и прижимаясь щекой к моим бедрам. – Болит? – Ох... уже довольно терпимо, Сассенах.
Он полежал немного, с облегчением чувствуя, что боль уходит и потом вдруг развернулся на бок и очень серьезно посмотрел на меня. – Знаешь, Клэр, мне кажется, я готов... вытерпеть всю эту боль и... унижение сколько угодно раз, лишь бы ты... простила меня. Правда. Поверь мне, цена не высока... Сердце мое сжалось, я опустила голову. – Дело в том... что за этой дверью, – он кивнул на закрытую дверь нашей комнаты, – может случится очень многое и... не всегда это бывает приятно. Но если, после всего этого, есть возможность преклонить голову на твои колени, Сассенах... По сравнению с этим уже ничего не имеет значения... Ничего. Что бы не произошло. Раньше я думал, что мой дом в Лаллиброхе... – он помолчал. Взгляд его прожигал насквозь. – Думаю, я ошибся. Мой дом – это ты. Ты и есть мое прибежище, девочка.
Я почувствовала, как глаза мои защипало и заволокло туманом. – Опять останутся шрамы... – сокрушенно покачала я головой, скрывая растерянность. Он усмехнулся: – Ты что, разлюбишь меня из-за этого, Сассенах? И вообще, где... обещанная награда несчастному израненному рыцарю от его прекрасной леди?.. – его щека опять расплющилась об мои колени и слова выходили из его рта довольно невнятно. Я рассмеялась сквозь набежавшие слезы и склонилась над его пострадавшими местами. – Возможно... и разлюблю... тебя... когда-нибудь... хитрый... ты жук... – я делала перерыв между словами на нежные поцелуи, которыми обходила каждую ранку. – Но точно не теперь... Потом я мягко поцеловала его в горячее ухо. – Теперь мой израненный рыцарь доволен? Он счастливо вздохнул и приподнял голову, устраиваясь поудобнее. – Ну... в некоторой степени, да... А теперь, пожалуйста, еще... семьдесят два... Мы прервались на 26 поцелуе. На время...
Я ПРОСНУЛАСЬ ОТ ТОГО, ЧТО Джейми ворочался и кряхтел рядом, стараясь найти подходящее положение. Я приподнялась на локте и положила руку ему на плечи, сочувственно поглаживая. – Что, милый? Сильно болит?.. Он подполз ко мне, жалобно постанывая. – Немного... – проговорил он невнятно, зарываясь носом в мою подмышку.
Чтобы шотландец, особенно, такой как Джейми, признавался, что у него что-то болит... Значит, болело довольно ощутимо. Я знала эту утреннюю боль, когда, просыпаясь, чувствуешь, что будто бы она одна заполоняет все твое существо. Гадко саднит и пульсирует, даже, если это небольшой порез. Что тут говорить о тридцати воспаленных рубцах, которые безжалостно искромсали его тело. Я повела ладонью вниз по его спине, легонько коснувшись горячего седалища. Он дернулся, охнул и шумно задышал. – Сейчас, милый, сделаю тебе компресс из отвара ивовой коры. И листьев капусты. Они обезболивают довольно хорошо. Только мне надо сходить за ним вниз, в подвал... Я двинулась к краю кровати. – Нет... Клэр, пожалуйста, не уходи!.. – Джейми обхватил меня руками и притянул к себе. – Ты для меня лучшее обезболивающее. Если тебе не слишком трудно... Просто полежи со мной рядом и... можешь чуть-чуть погладить меня. – Ах ты... мошенник... – я обняла его голову и запустила пальцы в его густую шевелюру, пропахшую костром и лошадьми. – Ты же прекрасно знаешь... что мне не трудно. Мне не капельки не трудно. – прошептала я нацеловывая его макушку и лоб. – Так лучше? Джейми счастливо выдохнул. – О! Да... Гораздо лучше!..
Я почувствовала, как его болезненная вялость начинает проходить, и напор его головы на мое тело становиться сильнее. Он шумно задышал уже не от боли, а руки жадно задвигались по моей коже. Я хохотнула... – Надо же! Еще минуту назад ты вроде как помирал, Джеймс Фрейзер... – О! Ты очень искусная целительница, Клэр, да, – его глаз, хитро скошенный на меня, радостно заблестел, – просто поднимаешь из мертвых... Каждое свое слово он перемежал настойчивыми поцелуями. – Боже, Джейми, – едва проговорила я, тая под его натиском. – Мне кажется, тебе нужно попросить у Колума порку на постоянной основе. Это тебя очень бодрит... – Ты полагаешь, то воздержание, которое ты мне устроила, не в счет? – он глубокомысленно вперился на меня. – Теперь, думаю, ты поплатишься за это, девочка... Очень... поплатишься... Уж я об этом позабочусь как следует! Он навис надо мной всем корпусом, громадный и мощный, как барс во время охоты. Тихонько целуя и покусывая меня в разных местах, он прошелся вниз по моему телу, превращая его в расплавленный воск. Если это была расплата, то я подумывала... чего бы мне еще такого натворить?..
– ММММ... – ПРОБОРМОТАЛ ОН, ПЫТАЯСЬ приоткрыть глаза в ответ на мой поцелуй в его плечо. – Я пошла вниз, поищу чего-нибудь лечебного для твоего зада. – Хмм... И что-нибудь от твоих когтей... у меня на спине. Знаешь, как саднит... Надеюсь, ты не ядовита... моя маленькая мегера. Я отвесила ему легкого тумака, и он блаженно хохотнул, не открывая глаз. – Ты что? Совсем не собираешься вставать? – Мммм... нет. Когда еще представиться случай поваляться с тобой в постели, Сассенах... – он радужно вздохнул, и его глаз заискрился из под прикрытых ресниц. – И чтобы ты так заботилась обо мне. – А поесть? – Знаешь, – голос его немного похолодел, – даже ради еды я не готов сейчас шататься по замку и ловить на себе сочувствующие взгляды домочадцев. (Хотя, надо признаться, что вообще-то я, конечно, очень голоден.) Если ты помнишь, вчера я сверкал голой задницей посреди целой толпы, и меня... отжучили хворостиной при всем честном народе как... – он сглотнул, – нашкодившего пацана.
Он пытался говорить беспечно, но легкая горечь в голосе и морщинка между бровями выдали его смятение. Видимо, вчерашнее событие имело для него гораздо большее значение, чем он пытался продемонстрировать мне. – Не очень бы хотелось появляться на людях, Сассенах, пока все это слегка не забудется. Я опять почувствовала жгучий угол вины. – Ох, Джейми... прости меня, – я в искреннем раскаянии погладила его по руке. – Прощу, конечно, дорогая... если ты принесешь мне немного поесть. И... выпить чего-нибудь. Можно чуток покрепче эля. Честно говоря, шататься по замку мне тоже не особо хотелось после моего вчерашнего скандального бенефиса. Но что не сделаешь ради того, чтобы хоть как-то искупить свою вину... – Ладно, пойду, поищу мистрисс Фиц. Возможно, она будет рада передать тебе что-нибудь повкуснее, мой храбрый солдат.
Когда я вернулась в комнату, груженая провизией, которую радушно надавала мне добрая женщина, виски, снадобьями и кипятком для заваривания, Джейми мирно посапывал на кровати. Это понятно – ночью он спал плохо, и с утра боль не дала ему наверстать упущенное, да и я тоже... Я не стала его будить, растолкла и заварила кору для припарки. Настойку болиголова получит внутрь, когда проснется... И листья капусты тоже пригодятся. Я порезала их помельче, чтобы она дала сок и смешала с вареным желтком. Подготовившись к лечению больного, я прилегла рядом с ним, любуясь его безмятежным лицом. Раздался настойчивый и даже требовательный стук в дверь. Я пошла открывать. На пороге стоял племянник Фицгиббонс. – Чего тебе, Томас? – прошипела я как можно тише, не желая нарушать сон Джейми. – Мистрисс Клэр, а мистер Фрейзер здесь? – Он болен... и спит. Брысь отсюда!..
Но упрямый мальчишка пытался заглянуть в комнату из-за моего плеча. – Чего тебе? – еще раз вопросила я его строго, пытаясь прикрыть дверь, в которую жестко уперлась рука паренька. – Мистер Алик велит ему прийти, – громко прокричал Томас, отчаявшись прорваться сквозь мой заслон. – Ему нужна помощь. – Передай мистеру Алику, что мистер Фрейзер прийти не может. У него другие дела!.. – отчеканила я и, оттолкнув его ладонь, быстро захлопнула дверь перед его носом.
Когда я обернулась к кровати, Джейми открыл глаза и смотрел на меня. Взгляд у него был ошалелый и чрезвычайно не выспавшийся. Он обескураженно вздохнул и стал подниматься. – Ты куда это собрался? – подозрительно процедила я. – Пойду... надо помочь Алику. Я обещал. – Что? Еще чего! – я вырвала у него бриджи, которые он намеревался натянуть. – У меня на тебя другие планы. Я приготовила отличные настои и компресс. Так что никуда ты не идешь! Ложись, давай, и попу кверху. – Клэр... ты не понимаешь, – он пытался выловить свои бриджи обратно из моих рук, но довольно безуспешно. Тогда он вздохнул и взялся за носок, который я тоже ловко у него выдернула. Он посмотрел на меня в прострации. – Ты не понимаешь... если сюда придет Алик, то никому мало не покажется. – Господи! Он же ниже тебя на голову, парень... Он посмотрел на меня как на полную дуру. – Да разве в этом дело? Я же не драться с ним собираюсь. – Надеюсь, со мной ты тоже драться не собираешься! – Я сгребла его одежду и сунула ее в шкаф, и, заперев дверцу, сунула ключ себе в карман. – Вот, – сказала я торжествующе, – только через мой труп!
Он некоторое время, нахохлившись, смотрел на меня, потом, медленно осознав, что спорить со мной бесполезно, вздохнул и безжизненно повалился на кровать. – Ладно. Но если Алик придет... можешь сама с ним про свой труп толковать. – Хорошо. Когда придет, тогда и будем волноваться, – я села рядом с его боком, и он непроизвольно прильнул ко мне. Я погладила его бедро. – Как ты себя чувствуешь? – Мммм... Черт. Если сейчас не съем чего-нибудь, то съем тебя. Я потянулась к корзинке с едой. – Молоко и хлеб с маслом и ветчиной тебя устроит? – О, Господи! Конечно, меня устроит что угодно! – он подполз и, как любопытный пес, засунул почти весь свой нос в корзину. – Отлично. Но сначала выпей вот это! – отчеканила я не терпящим возражения тоном и впихнула миску с отваром ему в руку.
Выражение его лица в один миг изменилось, от вожделения до полного отвращения, так потешно, что я, не выдержав, рассмеялась. – Боже, Джейми, как ты это делаешь? Пей, давай, и не вздумай возражать. А то не получишь ни крошки... такой прекрасной, сочной, зажаренной ветчины и нежного, мягкого хлеба с хрустящей корочкой. Говоря все это, я доставала части бутерброда и совмещала их в одно целое, помахивая перед голодными глазами и трепещущими ноздрями Джейми. Он прорычал нечто невразумительное и единым махом выпил настой, сморщившись так, будто это был отвар хинного дерева. Вид его при этом был очень несчастным. – Ну и как? Ничего же страшного? – проворковала я, забирая чашку из его рук и мягко целуя его заспанный глаз. – Молодчинка. Вот держи, закуси теперь, – Я вручила ему бутерброд и кружку с еще теплым, парным молоком, заботливо упакованным в корзинку мистрисс Фиц.
Аппетит Джейми, не смотря на вчерашние потрясения, совсем не уменьшился, а скорее наоборот. Он в мгновение ока смел все, что положила нам заботливая домоправительница. Исключая то, что я успела ухватить для себя. Но посмотрев, как он грустно уставился на мою часть, я со вздохом протянула ему свой кусок. – Ты, правда, не хочешь? – немного смущенно, но с надеждой, заглянул он мне в глаза, не в силах отказаться. – Правда. Если захочу, схожу еще за порцией. Ешь. Я, молча улыбаясь, наблюдала, как он, лежа на животе, с наслаждением уминает бутерброды, и по губам его течет молоко, которым он жадно запивает немудреный завтрак. – Что? – он на секунду замедлился и с удивлением посмотрел на меня. – Ничего... – я наклонилась и поцеловала его в уголок губ, с удовольствием слизывая молочные капли. – Люблю тебя!..
– НУ, ЧТО, НАДЕЮСЬ, ТЕПЕРЬ ТЫ сыт, мой храбрый солдат, и готов к процедурам? – елейно улыбаясь, я разматывала холщевые тряпицы, добытые из корзины... Он подозрительно смотрел на мои решительные действия, поеживаясь. – Господи, дорогая, не знаю, что такое эти твои «процедуры», но звучит зловеще... Если я скажу «не готов», это же ничего не изменит? – он с надеждой заглянул в мои глаза.
Ответом ему был мой непреклонный взгляд. – Да, так я и знал, – он жалобно вздохнул. – Ничего страшного не будет, милый, просто лежи и старайся не двигаться. Сделаю тебе пару компрессов. Он с тревогой следил, как я вытаскиваю затычку из бутыли с виски. – По-моему, это лишнее, Клэр, - сказал он с легкой истерикой, – если, конечно, ты не собираешься налить мне глоточек... Я щедро налила виски в кружку из-под молока. И, пока он задумчиво потягивал помутневший янтарный напиток, совершила небольшой осмотр пострадавших мест, стараясь касаться их как можно легче, чтобы не причинять лишней боли. Хотя видно было, что раны так наболели, что даже от незначительного прикосновения он вздрагивал и шумно втягивал носом воздух. Радовало то, что рассечения уже начали подживать – сказалось вчерашнее лечение – и темнели черными запекшимися полосками на его значительно распухших ягодицах, приобретших яркий бордово-фиолетовый оттенок. – Прости, милый, но придется немного потерпеть, – я надавила посильнее в нескольких местах, ощущая горячую упругость гематомы под моими пальцами. Он охнул и дернулся. Я взяла полотнище, вымоченное в виски, и аккуратно покрыла ему зад. Джейми отчаянно засопел, потом с жалобным оханьем вжался в мои колени, почти обернувшись вокруг меня. Мышцы его непроизвольно задрожали. – Больно? – я сочувственно провела по его виску, погладила вздрагивающие плечи. – Н-нееет... – упрямо выдохнул он сквозь зубы, весь сжавшись. – Хорошо. Компресс из виски самое лучшее средство для быстрого заживления. Так что пусть полежит немного. – Ооо... – наконец, не выдержал он, – дорогая, может, по твоему мнению, это и лучшее средство, но мне так не кажется... Уж лучше бы я сел в кипято-ООО-к!.. – пробормотал он и, тихонько взрыкивая, вибрировал бедрами, пытаясь унять основательно припекающее жжение. – Не могла бы ты... – Что?.. – Быть немного милосердной ко мне?.. По-твоему, я недостаточно пострадал вчера? – он поигрывал желваками, усиленно морщась. – Джейми, да, не слишком приятно, я понимаю, – он саркастически хмыкнул и стиснул мою ладонь своей вспотевшей рукой. – Но это в твоих же интересах, поверь мне. Ты забудешь о своих ранах через три дня. И они не будут так воспалены и болезненны. – Терпи... милый, все... все... уже все... – приговаривала я, ласково дуя на его вспотевший затылок. Жжение, видимо, немного отпустило, потому что он лежал, не двигаясь, только еле слышно пыхтел. – Клэр. – Да, дорогой? – Тебе кто-нибудь говорил, что ты самая жесткосердечная женщина из всех, кого я знаю? – процедил он сквозь зубы. – Хмм... Хочешь получить еще порцию? – я язвительно сощурилась. – Нееет, хватит... – он умоляюще посмотрел на меня, глаза его подозрительно блестели. – Не думаю, что такое лечение и сама порка в данный момент чем-то разительно отличаются. Если ты не против, – губы его дрогнули, – давай закончим уже, я готов... просить пощады... Оооохх...
Я рассмеялась и сняла компресс, почувствовав, как он расслабился с блаженным стоном. – И это говорит Джеймс Фрейзер? Упрямец, который не пикнул даже после двухсот плетей Джека Рендолла? Я немного подула ему на раны, чтобы быстрее убрать пары виски и снять раздражение. – Сассенах, – голос его приобрел нотку трагизма, – могу я хотя бы со своей женой быть обычным человеком, а не долбанным героем, и не пытаться делать чертов вид, что мне не больно и не страшно? – Он сердито уткнулся носом мне в колени и засопел в негодовании. – Конечно, Джейми, конечно... – я испуганно прижалась губами к его виску, и внутри у меня защемило так, что слезы навернулись на глаза. – Я и не жду от тебя никаких геройств... милый. Прости меня. – я охватила его голову руками, приглаживая его вздыбившиеся вихры. – Просто я всегда, всегда удивлялась.. как ты вытерпел все это... и... я так жалею... что не могла тебя защитить. – Ты? – он опешил. – Как ты, чертов ад, могла бы меня защитить, во имя Господа, девочка? Даже если бы ты была там... Даже Дугал и отец, – он горько сглотнул, – не смогли ничего тогда сделать. Да... ведь и ты меня даже не знала тогда.
Я молча нацеловывала его висок, прикидывая, как бы я действовала, если попала в то время. Но это были всего лишь неосуществимые мечты. Даже, если бы я и смогла вновь пройти через камни, вряд ли стоило так кардинально все менять. Вдруг получилось бы еще хуже... И... то его прошлое, каким бы оно не было ужасным, уже накрепко связано с настоящим и... со мной. Наверное, мы бы и не встретились, повернись все иначе. – Пожалуй, я бы зарезала эту скотину. Он недоверчиво посмотрел на меня и, увидев блеск решимости в моих глазах, слегка хохотнул. – Ну, да... точно. Это был бы лучший выход. Жаль... – он опять вздохнул, – что мы не можем менять своего прошлого. «Своего не можем, но можем изменить чужое. Или хотя бы попытаться»... – подумала я. Мы посидели немного, прижавшись друг к другу. Я чуть покачивала его в своих объятиях. – Думаю, Сассенах, – сказал вдруг Джейми, будто прочитав мои мысли, – если бы не Рендолл, то мы бы с тобой и не встретились... Я не был бы изгоем и спокойно жил бы в своем доме, в Лаллиброхе, а не мотался бы по свету. Вот такая странная цена... Но я готов ее заплатить, милая, – он посмотрел прямо в мои глаза. – Готов. Не сомневайся. – О, Джейми... – у меня перехватило дыхание. Он был такой... чистый, такой... искренний. Я почувствовала себя последней предательницей, щеки мои запылали. Боже, внутри у меня все захолонуло от мысли, как я обманываю его.
Я встала, вроде бы для того, чтобы приготовить ему компресс из отвара ивовой коры. А на самом деле мне хотелось скрыть охватившее меня смятение. – Что? Ты не веришь мне? Думаешь... я болтаю? – Что ты, конечно, верю... Просто... твой отец. Разве он стоит такой жертвы? Джейми глотнул, помрачнев. – Мой отец, думаю, рад за меня, Сассенах. И он теперь вместе с матерью. Там, на небе. И им там хорошо вместе. Тут я не выдержала, и слезы полились рекой. Джейми подскочил, обнял меня сзади, испуганно бормоча мне в ухо: – Что ты, любимая, не плачь, не надо...
Но я сотрясалась от рыданий и не могла остановиться. Плакала о потерянном Френке и о том, как он там без меня, о Джейми, о его безмятежной доверчивости и о том, как легко могу я предать то, во что он так свято верит, так же как предала Френка. И о моем страхе... да!.. потерять Джейми. Что я могла сказать ему? Люблю ли я его настолько, чтобы быть с ним... навсегда? Я чувствовала абсолютный страх и одиночество. Несмотря на то, что в данный момент пребывала в объятиях любимого мужчины. Но от себя не убежишь, не скроешься... Это то, что только я могу решить, и никто не сможет мне помочь в этом... Никто не в состоянии взять груз моей ответственности на себя.
Но Джейми развернул меня к себе, и я оказалась прижатой к его широкой груди. Он стоял абсолютно голый, баюкал и гладил меня по волосам, как маленького ребенка. – Чшш... Сассенах. Не плачь, девочка. Я с тобой. Все будет хорошо. Но я знала, что не будет. И он в этом не виноват. Я хотела бы уберечь его от себя и своих проблем. Но он оказался связан со мной столь неожиданно и столь крепко. Что придется ему испить эту чашу до дна, как бы опасна и горька она не была. И мне вместе с ним. – Ох, Джейми, – прохрипела я, с рыданиями цепляясь за него, – прости, прости меня.. – Ты что? За что? – он явно был напуган моей реакцией. – Я боюсь... что принесу тебе много проблем! – Что ты... нет.. нет, любимая.. Чшшш... Не думай об этом.. Если ты принесешь мне хотя бы каплю радости, взамен целой кучи проблем, то я согласен, черт возьми. Я согласен на такой обмен!.. Не плачь. Ну... Улыбнись сейчас же! – Он взял мое мокрое расквашенное лицо в свои ладони и начал тихонько целовать его в глаза, лоб, нос, щеки. Я судорожно всхлипывала, пытаясь улыбнуться сквозь потоки слез.
Он глянул на тряпки и приготовленный отвар и, видимо идея, как меня отвлечь пришла в его растерянную голову. – Да!.. Ты же, кажется, хотела сделать мне... компресс? – он вложил тряпку в мою руку и сунул ее в чашку с отваром. – О, пожалуйста, дорогая, давай, а то я прямо умираю от боли... Он растянулся ничком на кровати и, расчетливо подсунув подушку под бедра, лукаво на меня поглядывал. «Ах, ты ж, злодей!» – я почувствовала, как от этой его позы, крыша моя потихоньку съезжает с положенного места. Но если он на что-то и рассчитывал, то получил совсем противоположное – я от души втянула мокрым полотенцем по выставленной заднице. Он взвился и возмущенно охнул: – Что? За что? Я просто надеялся получить немного ласки от моей заботливой женушки. На всякий случай, он опасливо развернулся и даже загородился от меня подушкой. Я прищурила глаза: – Интересно, на какую ласку ты рассчитывал, подлый ты соблазнитель? Уж, конечно, не на отличный компресс из капусты? Он посмотрел на меня внимательно и, скорчив чертовски невинную физиономию, молча убрал подушку от своих бедер. Сразу стало ясно, что его тело стремиться вовсе не к компрессам и примочкам, и они, вероятно, могут немного подождать. Не сводя с меня многообещающего взгляда, он вдруг протянулся ко мне и, перехватив мою руку с полотенцем, мягко дернул на себя. Я не стала сопротивляться и нырнула прямиком в его теплые объятья...
Дата: Воскресенье, 11.06.2017, 00:29 | Сообщение # 12
Крестьянин
Сообщений: 3
Это просто магия какая то. Абсолютное ощущение, что читаешь Диану. Волшебство - потому, что книги имеют свойство прочитываться и заканчиваться. Или описанные события хочется увидеть по другому, или же хочется продолжения каких то событий. А уже все написано и издано. И тут подарок в виде фанфика, как абсолютное продолжение. Здорово
Дело было так: Я как всегда утром пробегаю по любимым ресурсам с телефона, нигде не отписываясь: такая вот зарядка на день:и на все возрасты свои игрушки. Зашла и сегодня. Тема этого фанфика на момент моего захода висела на самом верху Я тыкнула и... улетела в мир ЧС.... в общем, как вы поняли, я зачиталась. ( мне . не любителю даже Дианиных "дорожек". По одной я правда. прошлась, по Узнику)
Мне понравилась Очень. Если в предыдущем фанфике про то. как Джейми лежал и ждал Клэр у камней в ... лучшем виде линия как бы ответвляется, это был альтернативный вариант возвращения Клэр, то этот вполне мог бы занять достойное место в книге Дианы. Как-то она не прописала этот момент. Действительно, чем могло это закончится для Клана... и тема ответственности каждого... и ... и ... и...
Спасибо )) все. понесла в копилочку. У каждой женщины должно быть свое маленькое "ку-ку"
Ого, спасибо, Бонитоша, как это я пропустила Ваш отзыв. Очень меня порадовало, конечно. Надеюсь, Вы осилите и ВТОРУЮ часть... Она конечно, более объемная, но и более разноплановая, на мой взгляд.
Вторая часть по книге более поздней. ( судя по году) я ее еще не читала. потому сохранила к себе Но время для 2 части еще не пришло. У каждой женщины должно быть свое маленькое "ку-ку"
Сообщение отредактировалаБонитоша - Среда, 11.10.2017, 14:24
Вторая часть по книге, которой в природе не существует. И может даже не планируется.. Это чистая фантазия. Если Вы прочитали 6 -7 книг, и знаете, кто такой Джем, то читайте смело.
Сообщение отредактировалаAmanda_Roy - Среда, 11.10.2017, 19:25
Amanda_Roy, замечательный фанфик. Есть конечно местами ощущение, что не много выпадает из текста, допустим вот в любви они признались друг другу только в Лариброхе , но в целом это шедевр, и первый "про камни" мне очень понравился, я вообще ваш фанат
Так и быть, отпишусь в этой теме, раз все обсуждение идет здесь Amanda_Roy, у вас просто замечательно-увлекательный стиль написания, по ходу чтения так и рисуются картинки в голове прочитала все ваши фанфики, все очень понравились, но больше всех 2 часть Ибо, совершив грех..... местами просто ржала в голос но, не буду тут спойлерить Большое спасибо за такой позитив
Оutlander является собственностью телеканала Starz и Sony Entertainment Television. Все текстовые, графические и мультимедийные материалы,
размещённые на сайте, принадлежат их авторам и демонстрируются исключительно в ознакомительных целях.
Оригинальные материалы являются собственностью сайта, любое их использование за пределами сайта только с разрешения администрации.
Дизайн разработан Стефани, Darcy, Совёнок.
Запрещено копирование элементов дизайна!
Надеюсь, что прочитаете еще что нибудь у меня здесь 5 работ кажется выложено или 6.. 
но, не буду тут спойлерить 
