19:04 И шелест книг меня манит, в мир Чужестранки увлекая... Выпуск №15 | |
 Сага «Чужестранка» заслуживает того, чтобы Вы потратили своё время на её прочтение. Читать «Чужестранку» легко и вкусно до мурашек. И спасибо переводчикам, за их изумительно красивый и грамотный перевод. Было ли легко переводить не знаю, но читается на одном дыхании, хотя есть моменты, когда дыхание перестаёт быть ритмичным   . Так что присоединяйтесь   «— Что это? — спросил он, подозрительно принюхиваясь, когда я достала и открыла еще одну банку. — Надеюсь, что ты не собираешься поить меня этим? Пахнет дохлой уткой. — Ты почти угадал. Это утиный жир, смешанный с камфорой. Я хочу натереть тебе грудь. — Нет, только не это! — Джейми натянул одеяло до подбородка. — Фу! — Он размахивал подолом рубашки, чтобы рассеять едкий аромат, и беспомощно взглянул на меня: — Как удалить с меня эту гадость? Не могу же я появиться в обществе, воняя словно дохлый гусь, Англичаночка? После некоторых моих усиленных стараний и Фергюс вскоре тоже лежал на соломенном тюфяке у камина, напившись чаю и так же, как Джейми, благоухая моими целебными мазями. Когда, вернувшись домой, я заглянула в спальню, то увидела на кровати под ворохом одеял две неподвижные фигуры. Тюфяк Фергюса был пуст. Проснувшись от холода, он забрался в постель Джейми. Сейчас их головы — черная и рыжая — покоились рядом на подушке. Они крепко спали, мирно похрапывая. Я не могла удержаться от улыбки, глядя на них, но спать на полу я не собиралась. — Ложись на свое место, — бормотала я, подтянув Фергюса к краю кровати и беря на руки. Он был слишком щуплым и худым для десятилетнего мальчика, но, несмотря на это, ужасно тяжелым. Он и не почувствовал, как я перенесла его к камину, уложила на тюфяк и как следует укрыла» («Стрекоза в янтаре», гл. 38)   В доме у Старого Лиса, деда Джейми  «— Ты не шоглашен? Тебе непонятна эта шделка? — Он бросил на меня быстрый взгляд, усмотрев во мне еще одного возможного участника игры. — Это клятва во имя чести твоей жены. Джейми рассмеялся, все еще сжимая зубы в руке. — Вот как? Ты что, собираешься изнасиловать ее здесь, у меня на глазах, а дед? Джейми презрительно откинулся назад, придерживаясь рукой за стол. — Давай попробуй, а когда она разделается с тобой, я пришлю тетю Фрэнсис подмести то, что от тебя останется. Дед спокойно взглянул на Джейми. — Не я, парень. — Он повернул голову в мою сторону и криво усмехнулся беззубым ртом. — Хотя я сделал бы это с удовольствием. Я увидела жадный блеск его глаз, и мне захотелось покрепче запахнуть на груди плащ, но, к сожалению, его на мне не было. — Ты знаешь, сколько мужчин здесь, в Биафорте, Джейми? И сколько таких, кто не откажется от твоей английской ведьмы? Ты не можешь охранять ее днем и ночью. Джейми медленно выпрямился. Его большая тень на стене повторила его движение. Он бесстрастно уставился на старого Саймона. — О, тут мне беспокоиться не о чем, дед, — мягко сказал он. — Моя жена не обычная женщина. Ты ведь знаешь, она умная. И она Белая Дама, как Дэйм Элизет. Я никогда не слышала о Дэйм Элизет, но лорд Ловат явно слышал. Его голова дернулась, глаза широко раскрылись от ужаса. Он открыл рот, но прежде чем успел что-то сказать, Джейми продолжил, на этот раз с нескрываемой злобой: — У мужчины, который заключит ее в свои нечестивые объятия, половые органы отпадут, как обмороженное яблоко, а его душа будет вечно гореть в аду. Джейми оскалил зубы и резко выбросил руку вперед: — Вот так. Буковая челюсть со стуком упала в самую середину огня и зашипела.» («Стрекоза в янтаре», гл. 40)  «— Англичаночка, начиная с самого ужина, который мне не дали завершить, меня преследуют напасти: то мне пытаются перерезать горло, то кусают и порют ремнем. И это еще не все. Я не люблю пугать детей и не люблю пороть взрослых, но мне пришлось сделать это. В трех милях отсюда двести английских солдат разбили лагерь, и я не знаю, что с этим делать. Я устал, я голоден и ужасно расстроен. Если в тебе осталось хоть немного женского тепла, не могу ли я рассчитывать на маленькую толику его? Его голос звучал так жалобно, что я невольно засмеялась, встала и подошла к нему: — Думаю, на это рассчитывать ты можешь. Подойди сюда, посмотрим, что я смогу для тебя сделать. Он накинул рубашку на плечи, не потрудившись застегнуть ее. Я просунула руку под рубашку и ощутила его горячую, нежную спину.» («Стрекоза в янтаре», гл. 36)  «Я надела ночную рубашку и нырнула в постель, прижавшись к горячей спине Джейми. Он шевельнулся, закашлявшись, и я положила руку ему на бедро, желая успокоить. Он придвинулся ко мне и, ощутив спиной мое присутствие, облегченно вздохнул. Я протянула руку к его яичкам и стала нежно массировать их. Я знала, что мне ничего не стоило разбудить его спящий мертвецким сном член, — достаточно было бы нескольких энергичных движений моих пальцев. Но я не хотела нарушать его сон, поэтому лишь легонько погладила его по животу. Он протянул свою огромную ладонь и тоже погладил меня по бедрам. Наполовину проснувшись, он пробормотал: — Я люблю тебя. — Я знаю, — ответила я и, обняв его за талию, тут же уснула.» («Стрекоза в янтаре», гл. 38)  «— Джейми, — начала я, — ты действительно думаешь, что когда-нибудь мы… — Обязательно, — с уверенностью произнес он, не дав мне договорить, склонился ко мне и поцеловал в лоб. — Я знаю это, Англичаночка, и ты тоже знаешь. Ты рождена, чтобы быть матерью, и я не собираюсь позволить кому-нибудь еще стать отцом твоих детей. — Очень хорошо, — сказала я. — Меня это тоже устраивает. Он засмеялся и, приподняв мой подбородок, поцеловал меня в губы » («Стрекоза в янтаре», гл. 40)  «— В чем дело, любимый? — прошептала я. — Джейми, я правда очень люблю тебя. — Знаю, — тихо сказал он. — И пока ты спишь, позволь мне рассказать тебе о моей любви. Потому что, когда ты просыпаешься, я ничего не могу сказать — мне кажется, все мои слова кажутся тебе пустыми и глупыми. Но когда ты засыпаешь в моих объятиях, твои сновидения скажут тебе, что я говорю правду. Спи, моя любимая.» («Стрекоза в янтаре», гл. 45)  «— Будь он проклят, этот Фрэнк! — с яростью произнес он. — Будь прокляты все Рэндоллы! Джек Рэндолл, Мэри Хоукинс Рэндолл и Алекс Рэндолл — гм, я имел в виду, Господи, спаси его душу, — торопливо добавил он, перекрестившись. — Ты ведь никогда не ревновал… — начала было я, но он с возмущением посмотрел на меня. — Я притворялся. Джейми схватил меня за плечи и слегка встряхнул. — Будь проклята и ты, Клэр Рэндолл Фрэзер, — сказал он. — Да, я ревную, черт побери! Ревную к каждому воспоминанию, которое не принадлежит мне, к каждой слезинке, которая пролита не надо мной, к каждой секунде, которую ты провела в постели другого! Будь ты проклята! — Он вышиб стакан у меня из рук — я думаю, случайно, — прижал меня к себе и крепко поцеловал. Потом слегка отстранил и снова встряхнул. — Ты моя, черт тебя побери, Клэр! Моя, и до тех пор, пока мы живы, я не собираюсь делить тебя ни с человеком, ни с памятью, ни с чем-либо еще. И ты никогда не будешь упоминать при мне имя этого человека. Слышишь? — В подтверждение своих слов он снова с яростной силой поцеловал меня. — Ты меня слышала? — повторил он. — Да, — несколько запинаясь, сказала я. — Если ты… перестанешь меня трясти, я, может быть… даже отвечу тебе.»  («Стрекоза в янтаре», гл. 45) «– Если бы он умер… сейчас. Сегодня. Или завтра. Джейми, без Карла не за что сражаться. Некому посылать людей в Куллоден. Без него не будет битвы. – Я могу подмешать ему это в лекарство. Думаю, мне удастся убедить его выпить. – А если он выпьет твое лекарство и сразу умрет? Боже, Клэр! Они убьют тебя на месте! – У тебя мужество львицы, моя дорогая, – шептал он мне на ухо. – Или медведицы, или волчицы! Но ты же знаешь: я не позволю тебе сделать это. – Я не могу, – еле слышно выговорил он. Его рука коснулась моего лица, погладила по щеке. – Видит бог, англичаночка, не могу. Я почувствовала такое облегчение, что на мгновение потеряла дар речи, но он понял, что я чувствую, и сжал мои руки. – Слава богу, Джейми, я так рада, – прошептала я. Он склонился над моими руками. Я прижалась щекой к его голове и замерла. В дверях с выражением крайнего отвращения на лице стоял и смотрел на меня Дугал Маккензи.» («Стрекоза в янтаре», гл. 46) «– За Карлом Стюартом охотятся только англичане. За мной будут охотиться и англичане, и кланы. Я – дважды предатель, бунтовщик и убийца. Клэр… – Он замолчал, потер рукой затылок и мягко сказал: – Клэр, я покойник. Слезы замерзали у меня на щеках, оставляя ледяные дорожки, прожигающие кожу. – Нет, – снова повторила я, но ответа не последовало. – Ты знаешь, мне трудно остаться незамеченным, – попытался пошутить он, проведя рукой по своим рыжим кудрям. – Мне кажется, Рыжему Джейми далеко не уйти. Но ты… – Он коснулся моего рта, прослеживая пальцем линию губ. – Тебя я могу спасти – и спасу. Это самое главное. Но потом я вернусь обратно – к своим людям. – Джейми, – сказала я, уткнувшись лицом в складки пледа, – я иду с тобой. Он откачнулся назад, во все глаза глядя на меня. – Черта с два! – отозвался он. – Да, я иду, – ответила я и почувствовала глубокое спокойствие. Во мне не осталось ни тени сомнения. – Из моей накидки я сделаю килт. В армии полно молоденьких мальчиков, я сойду за одного из них. Ты же сказал, что там жуткая неразбериха, никто и не заметит. – Нет! – отрубил он. – Нет, Клэр! Челюсти его были крепко сжаты, в глазах застыло выражение гнева и ужаса.» («Стрекоза в янтаре», гл. 46) «– Джейми, я не смогу… черт возьми, я не смогу жить без тебя! Он безмолвно открыл рот, закрыл его, потряс головой. Свет на вершинах гор догорал, заливая облака ровным красным сиянием. Джейми притянул меня к себе. – Ты думаешь, я не знаю? – тихо спросил он. – Мне сейчас куда легче, чем тебе. Потому что, если ты чувствуешь ко мне то же, что я к тебе, значит, я прошу тебя вырвать свое сердце и жить без него. Он погладил мои волосы, огрубевшие костяшки пальцев запутались в растрепавшихся прядях. – Но ты должна выстоять, моя любимая, моя храбрая львица. Ты должна. – Почему? – спросила я, слегка отстранившись, чтобы лучше видеть его лицо. – Когда ты увел меня с суда над ведьмами в Крэйнсмуире, ты сказал, что погиб бы со мною, пошел бы со мной на плаху, если бы дело дошло до этого! Он взял мои руки в свои, голубые глаза смотрели на меня. – Да, я бы сделал это, – сказал он, – но ведь я не носил твоего ребенка. Я вся похолодела. Это от холодного ветра, убеждала я себя. Холод заставил меня задохнуться. – Ты не знаешь наверняка, – наконец произнесла я. – Прошло слишком мало времени. Он фыркнул, в глазах появились смешинки. – Англичаночка, я ведь еще и фермер! С тех пор как ты пустила меня в свою постель, у тебя ни разу ни на один день не было задержки. А сейчас уже идет сорок шестой день. – Ты негодяй! – в ярости закричала я. – Ты считал! В разгар жестокой войны ты считал! – Кроме того, – сказала я, продолжая отрицать такую возможность, – это совершенно ничего не значит. Так часто случается и при недоедании. Он поднял бровь и осторожно положил большую ладонь мне на грудь. – Да, ты сильно похудела, но, несмотря на это, у тебя полные груди, а соски стали цвета черного винограда. Ты забываешь, что я видел их до этого. У меня нет никаких сомнений, и у тебя тоже. – Клэр, – спокойно сказал он, – завтра я умру. Ребенок… это все, что останется от меня – навеки. Я прошу тебя, Клэр, я тебя умоляю, спаси его. Я молчала, все плыло у меня перед глазами, и в этот момент я почувствовала, как дрогнуло мое сердце. Это был слабый, чистый звук, с каким ломается стебель цветка. Я склонилась к Джейми; ветер печально шумел в ушах. – Хорошо, – прошептала я. – Я уйду. – Я тебя найду, – шепнул он мне на ухо. – Обещаю тебе. Если мне придется провести двести лет в чистилище, двести лет без тебя – это и будет мое наказание, которое я заслужил за все свои преступления, потому что мне приходилось лгать и убивать, воровать, предавать и нарушать клятву. Но есть одна вещь, которую я положу на другую чашу весов. Когда я предстану перед Богом, я скажу ему то, что перевесит все остальное. Голос его дрогнул, упал до шепота, руки крепко обвились вокруг меня. – Боже, скажу я ему: ты дал мне удивительную женщину, и, о Боже, я очень ее любил.»  («Стрекоза в янтаре», гл. 46) «Он не торопился и был очень осторожен, так же как и я. Каждое прикосновение, каждое движение должно было быть особенным, запоминающимся – драгоценный талисман перед пустотой будущего. Я нежно касалась каждой впадинки, всех потаенных местечек его тела. Ощущала изящество и силу каждой кости, изумительную крепость мускулов, их гибкость на плечах, упругость и гладкость длинной спины, твердость ягодиц, словно выточенных из мореного дуба. Ощущала солоноватый пот в углублении у него на шее, мускусное тепло волос меж его ногами, сладость большого нежного рта, пахнущего сухими яблоками и горчащими можжевеловыми ягодами. – Ты так прекрасна, любимая, – шептал он мне, касаясь нежной влажной кожи между моими ногами. Его голова была всего лишь темным пятном на белом пятне моей груди. Дыры на потолке пропускали только слабый свет хмурого неба; мягкие раскаты весеннего грома бормотали что-то за хрупкими стенами нашего временного пристанища. Он будто одеревенел в моих руках, его желание было так велико, что каждое мое прикосновение заставляло его стонать в страстном желании еще большей близости. И он вошел в меня, как нож в ножны, мы сливались в едином движении, ища полного слияния и страшась его, потому что знали, что за ним – вечная разлука. Он снова и снова заставлял меня подниматься на вершину, а сам отступал, задыхаясь, содрогаясь, останавливаясь на самом краю бездны. Так длилось и длилось. Наконец я коснулась его лица, вплела свои пальцы в его волосы, крепко прижала к себе, прогнулась в спине и бедрах… – Иди ко мне, – тихо сказала я. – Иди. Вот сейчас! Он уступил мне, я – ему; мы отчаянно избывали свою страсть, наши крики медленно стихали вдали, гулко отдаваясь в темноте холодной каменной хижины. Так мы и лежали под самодельным укрытием из плаща и пледа, на ложе из нашей одежды, переплетясь друг с другом. Затем он отпустил меня, повернул спиной к себе и прикрыл мой живот своей рукой, дыша мне в затылок. – A теперь немного поспи, любимая, – прошептал он. – Я тоже посплю, вот так – держа в руках тебя и ребенка.» («Стрекоза в янтаре», гл. 46) Как оказалось это был не самый прощальный после него был ещё и такой «– Беги! – сказал он. – Это англичане! Уходи, Клэр! Я побежала к проему в стене, сердце колотилось у самого горла, а Джейми, держа руку на эфесе меча, повернулся ко входу. На мгновение я задержалась, чтобы в последний раз взглянуть на него. Джейми тоже повернул голову, заметил мое движение и неожиданно оказался рядом. Он яростно сжал меня и подтолкнул к стене. Его набухшая плоть прижалась к моему животу, рукоять кинжала впилась в бок. – Еще раз! Я должен. Он прижал меня к стене; я подобрала свои юбки, он поднял килт. Это не был любовный акт. Он взял меня быстро и властно, все закончилось в считаные секунды.» («Стрекоза в янтаре», гл. 46) | |
|
| |
Внимание!Запрещено копировать и распространять материал без ведома администрации сайта.
Похожие новости:
Всего комментариев: 2
0
какие моменты 
