12:10 И шелест книг меня манит, в мир Чужестранки увлекая... Выпуск №23 | |
 Сага «Чужестранка» заслуживает того, чтобы Вы потратили своё время на её прочтение. Читать «Чужестранку» легко и вкусно до мурашек. И спасибо переводчикам, за их изумительно красивый и грамотный перевод. Было ли легко переводить не знаю, но читается на одном дыхании, хотя есть моменты, когда дыхание перестаёт быть ритмичным   . Так что присоединяйтесь    «Нога распухла, рана воняла, а потом стала чернеть и гнить, и, чтобы сохранить жизнь, мне уже собирались отнять ногу. …..... — Ну так вот, после этого Дженни велела трем арендаторам держать меня покрепче, кухонным ножом срезала с ноги все гнилое мясо, до кости, и промыла рану кипятком. …..... — Когда я смог вставать, она велела Айену, как стемнеет, выводить меня из дому и заставлять ходить. Господи, какое зрелище мы, должно быть, представляли! Он со своей деревянной ногой и я с палкой ковыляли по дороге, как пара хромых журавлей!» («Путешественница», гл.26)   «Мне всегда казалось, что описания того безумного ужаса, который испытывают люди при встрече с призраками, сильно грешат преувеличениями, но в свете того, как реагировали не самые, в общем–то трусливые мужчины, впервые столкнувшись с фактом моего возвращения, это мнение пришлось подкорректировать. Джейми грохнулся в обморок, а у Айена только что волосы не встали дыбом. Выглядел он перепуганным насмерть. Вылупив глаза, бедняга открывал и закрывал рот, издавая негромкий, дрожащий звук, который, похоже, изрядно забавлял Джейми. — Ага, надеюсь, это научит тебя впредь не думать и не говорить обо мне дурно, — с явным удовлетворением заявил он, но, сжалившись над дрожавшим зятем, щедро плеснул ему бренди и протянул стакан. — Не судите да не судимы будете, а? Мне показалось, что Айен расплескал часть напитка на штаны, но поднести стакан к губам и проглотить содержимое ему все же удалось. — Что… — Он смотрел на меня, тяжело дыша, расширенными глазами. — Как…» («Путешественница», гл.26)  Айен Муррей глазами Клэр  «Подобно улитке, высовывающей рожки из раковины после града, в образовавшуюся щель просунулась голова. Она была увенчана плохо подстриженной копной темно–каштановых волос, таких густых, что они выступом нависали над парой больших ушей. Правда, лицо под этим «гнездом» оказалось довольно симпатичным, а карие, нежные и огромные, как у оленя, глаза, взгляд которых остановился на мне с выражением интереса и робости, и вовсе чарующе прекрасными.» («Путешественница», гл.26) «— Тебе нет нужды беспокоиться за меня. — Разве? Он опустил руку и воззрился на меня не без суровости. — Мне не нужно беспокоиться о тебе? Это ты сказала? Господи! Я оставляю тебя мирно лежащей в постели дожидаться завтрака, а меньше чем час спустя нахожу внизу, в рубашке девицы из веселого дома, с трупом на коленях! И сейчас ты стоишь передо мной, голая, как яйцо, а пятнадцать человек вон там гадают, кто ты вообще такая.» («Путешественница», гл.26) « — Когда я сказал тебе, что не спал со здешними девушками, я не соврал, — осторожно ответил Джейми. — Но не припоминаю, чтоб я утверждал, будто не смотрел на них. Он хотел подмигнуть, но, поскольку какой–то врожденный тик не позволял ему делать это одним глазом, моргнул обоими. Это сделало его похожим на большую взъерошенную рыжую сову, и я рассмеялась.» («Путешественница», гл.26)  «— Ты моя жена, англичаночка, вот и весь сказ. Всегда и везде. Независимо от того, кем могу быть я, ты — моя жена. …...... Я почувствовала, как мое лицо зарделось от удовольствия, и увидела, что воспоминания о прошлой ночи отразились и на Джейми: кончики его ушей слегка порозовели. — Значит, я миссис Малкольм, — сказала я, пробуя это имя на языке. Само слово «миссис» вызывало у меня нелепое волнение, словно у юной невесты, впервые идущей под венец. Мой взгляд машинально скользнул по серебряному кольцу на безымянном пальце правой руки. Джейми заметил это и поднял свою кружку. — За миссис Малкольм, — тихо произнес он, и у меня снова перехватило дыхание. Потом Джейми поставил кружку и взял мою руку в свою, такую большую и теплую, что ее жар быстро распространился по моим пальцам. Серебряное кольцо, ощущавшееся отдельно от моей плоти, согрелось еще быстрее. — Сохранять и беречь, — сказал он с улыбкой. — Отныне и навеки, — отозвалась я, не обращая внимания на то, что мы привлекаем к себе заинтересованные взгляды других посетителей. Джейми наклонил голову и прижал губы к тыльной стороне моей ладони, что уже не просто заинтересовало зевак, а заставило их вытаращиться.» («Путешественница», гл.27)  «— Джейми, — прошептала я, нежно поглаживая его затылок, — думаю, я никогда не была так счастлива. Он перекатился на бок, осторожно переместив свой вес так, чтобы не придавить меня, и повернулся ко мне. — Так же, как и я, моя англичаночка, — произнес он и припал к моим губам долгим поцелуем. Через некоторое время Джейми чуть отстранился. — Это ведь не просто постельное удовольствие, понимаешь? Его глаза смотрели на меня, нежно–голубые, как теплое тропическое море. — Понимаю, — ответила я, коснувшись его щеки. — Не просто. — Снова быть с тобой, говорить с тобой, знать, что я могу говорить, что думаю, не опасаясь за свои слова, не скрывая своих мыслей! Господи, англичаночка, Всевышнему ведомо, что я одержимый страстью юноша и не могу оторвать от тебя руки… или что–то другое, — добавил он, усмехнувшись, — но даже этого мне было бы мало, не имей я еще и счастья делить с тобой все, что у меня на душе и сердце. — Без тебя было одиноко, — прошептала я. — Так одиноко. — И мне. — Джейми посмотрел вниз, опустив длинные темные ресницы, и продолжил: — Хотя врать не буду, монашеской жизни я не вел. Бывало, когда становилось совсем невмоготу, когда просто сходил с ума… Я прижала пальцы к его губам, чтобы остановить его. — Так ведь и я не без греха. Фрэнк… Его рука мягко прижалась к моим губам. Мы молча смотрели друг на друга, и я чувствовала, как под моей рукой расцветает его улыбка, а под его рукой — моя. Я убрала палец с его губ. — Это не имеет значения, — сказал Джейми и тоже убрал свою руку.» («Путешественница», гл.27)  «— Я достаточно здоров, — сказал он. — И если повезет, пробуду таковым еще долго — но не вечно, англичаночка. Мне много раз доводилось орудовать палашом и кинжалом, но для каждого воина приходит день, когда силы его покидают.» («Путешественница», гл.27) Как сказал французский философ Блез Паскаль «: «Будь нос у Клеопатры короче, весь мир был бы иным».» («Путешественница», гл.26) Это тоже было написано Дианой. Ох и Джейми, ох и выдумщик Когда Айен увидел Клэр «— Но ты же умерла, — ляпнул он. — Пока нет, — заверила я его. — И еще поживу, если не подхвачу горячку, оттого что сижу здесь в мокром платье. Мальчик уставился на меня округлившимися глазами, в которых промелькнуло восхищение. — Старухи в Лаллиброхе поговаривали, будто ты ведьма, Белая Дама, а может быть, даже фея. Когда дядя Джейми вернулся домой после Куллодена без тебя, пошли слухи, что, возможно, ты вернулась обратно к феям, откуда и явилась. Это правда? Ты живешь в сумраке? Мы с Джейми переглянулись, и он закатил глаза к потолку. — Нет, — сказала я. — Я… э–э… я… — После Куллодена она сбежала во Францию, — неожиданно и весьма уверенно заявил Айен. — Она думала, что твой дядя Джейми убит в сражении, поэтому и уехала к своим родственникам во Францию. А поскольку принадлежала к числу близких друзей принца, то не могла вернуться в Шотландию, не подвергая себя серьезной опасности. Но как только она узнала, что ее муж вовсе не умер, она тут же села на корабль и приехала, чтобы найти его. Айена–младшего отвисла челюсть. У меня тоже. — Д–да, — подтвердила я, опомнившись. — Именно так все и было. Парнишка переводил большие сияющие глаза с меня на дядю. — Значит, ты вернулась к нему! — счастливо воскликнул он. — Господи, как это романтично!» («Путешественница», гл.27) Вот видно, что Диана зоолог, как напридумывает, а ты поди разбери «— Это дело наживное, англичаночка, тут главное практика. Вот поживешь со мной некоторое время и сама убедишься, что выпускать из задницы шелковую нить да плести паутину — дело вовсе немудреное. Я прыснула. — Хотела бы я посмотреть, как ты это делаешь. — Ты уже видела.» («Путешественница», гл.29) 20 лет, это много или мало?   «— Ты не забыла, что ты уже семикратно двоюродная тетушка? — Семикратно двоюродная? — переспросила я, пошатнувшись. — Ну да, а я такой же дядюшка, — добродушно пояснил он» («Путешественница», гл.29) За очередную оплошность Джейми отхлестал Айена по заднице, а тот в свою очередь отхлестал Джейми. (Джейми ж хлебом не корми, то спину, то задницу ли ж бы отхлестали) «— Ты похож на бабуина, — заметила я. — Вот как? А кто это такой? — Бабуин, — сказала я, наслаждаясь созерцанием игры мышц на его мускулистой спине, — это очень большая обезьяна с красным задом. Джейми фыркнул от смеха, чуть не поперхнувшись ивовым прутиком. — Что ж, — сказал он, вынув его изо рта, — с твоими замечаниями не поспоришь. Он ухмыльнулся мне, показав великолепные белые зубы, и отбросил прутик в сторону. — Надо же, я уже добрых тридцать лет плетки не нюхал и совсем забыл, — он осторожно прикоснулся к своей все еще горевшей заднице, — каково это. — А вот Айен–младший говорил, что твоя задница, наверное, задубела от езды верхом, как седельная кожа, — весело сказала я. — Это пошло на пользу, как думаешь? — Определенно, — ответил Джейми и улегся в постель рядом со мной.» («Путешественница», гл.33)  «Я пробежала рукой по плоскому животу, по гладкому выступу тазовой кости и мускулистой выпуклости бедра. Отблески догорающего огня упали на ярко–золотистый пушок на руках и ногах и заиграли в каштановой гуще между его бедрами. — Господи, ты чудесное волосатое создание, — сказала я. — Даже там. Моя рука скользнула вниз, и он послушно развел ноги, позволяя прикасаться к густым пружинистым кудряшкам в складке ягодиц.» («Путешественница», гл.33)  Клэр узнала о женитьбе Джейми на Лаогере (Лири)… от самой Лири.  Результат....… прошу дамы под спойлер отрывок длинный, но интрестный    «Он побрился. Это было первое, что я заметила. Подобно Айену–младшему днем раньше, он наспех побрился, зачесал волосы назад и привел себя в порядок перед неприятным разговором. Видимо, эти мысли нашли отражение на моем лице, потому что Джейми едва заметно улыбнулся, потер свежевыбритый подбородок и спросил: — Как думаешь, это поможет? Я облизала сухие губы, но не ответила. Джейми вздохнул и ответил сам: — Наверное, нет. Он вошел в комнату, закрыл дверь, неловко постоял и двинулся к кровати, протянув ко мне руку. — Клэр… — Не прикасайся ко мне! Я вскочила на ноги и постаралась обогнуть его, чтобы пройти к двери. Руку Джейми опустил, но, шагнув, встал передо мной, загородив мне дорогу. — Неужели ты не позволишь мне объяснить, Клэр? — Сдается мне, что объяснения запоздали, — произнесла я, стараясь, чтобы мои слова прозвучали холодно и презрительно. К сожалению, мой голос дрогнул. Джейми захлопнул позади себя дверь. — Ты никогда раньше не была неразумной, — тихо сказал он. — Не говори мне, какой я была раньше! Слезы слишком близко подступили к глазам, и я закусила губу, чтобы не заплакать. — Ладно. Его лицо было очень бледным, отчего царапины, нанесенные Лаогерой, выделялись особенно отчетливо, тремя красными линиями. — Я не хотел жить с ней, — сказал он. — Она и девочки живут в Балриггане, близ Брох–Мордхи. Джейми пристально наблюдал за мной, но я ничего не сказала. Он слегка пожал плечами, поправляя рубашку, и продолжил: — Наш брак был большой ошибкой. — Ага, но чтобы понять, что это ошибка, тебе потребовалось некоторое время, достаточное, чтобы прижить двоих детей! — не сдержалась я. Он плотно сжал губы. — Девочки не мои. Лаогера была вдовой с двумя детьми, когда я на ней женился. — Вот как? Вообще–то особой разницы тут не было, но я все равно почувствовала облегчение: выходит, Брианна — единственный ребенок Джейми. Истинное дитя его сердца, даже если… — Я давно живу отдельно от них, в Эдинбурге, а им только высылаю деньги, но… — Тебе нет нужды мне рассказывать, — перебила я. — Можно подумать, будто это так важно. Пропусти меня, пожалуйста, я ухожу. Густые рыжие брови взметнулись. — Куда уходишь? — Обратно. Прочь. Я не знаю. Пропусти меня! — Ты никуда не уйдешь, — решительно сказал он. — Ты не можешь остановить меня! Он потянулся и схватил меня за руки. — Могу, — сказал он. Он и вправду мог: я яростно задергалась, но хватка у него была железной. — Отпусти меня сейчас же! — Нет, не отпущу! Джейми хмуро взглянул на меня, и я вдруг поняла, что, несмотря на внешнее спокойствие, он расстроен так же сильно, как и я. Он с трудом сглотнул, пытаясь контролировать свой голос. — Я не отпущу тебя, пока не объясню, почему… — Да что там объяснять? — гневно заявила я. — Ты снова женился! Чего еще? Краска залила его лицо. Кончики ушей покраснели — верный признак надвигающегося гнева. — А разве ты жила как монахиня эти двадцать лет? — требовательно спросил он, слегка тряхнув меня. — Нет! — бросила я ему в лицо, и он слегка вздрогнул. — Нет, черт тебя побери! И думаю, ты тоже не был монахом. — Тогда… — начал он, но я слишком разозлилась, чтобы слушать дальше. — Ты солгал мне! — Я никогда тебе не лгал! У него заходили желваки на щеках, как бывало, когда он злился по–настоящему. — Ты лгал, мерзавец! Ты знаешь это! Отпусти! Я пнула его по голени так сильно, что у меня онемели пальцы ног. Он охнул от боли, но не отпустил меня, а, наоборот, сжал еще крепче, отчего я вскрикнула. — Я никогда не говорил тебе… — Да, не говорил! Но все равно лгал! Ты дал мне понять, что не женат, что не было никого, что ты… что ты… Я задыхалась от ярости, и мне через слово приходилось переводить дух. — Ты должен был сказать мне, как только я вернулась! Почему не сказал? Его хватка ослабла, и мне удалось вырваться. Он сделал шаг в мою сторону, его глаза сверкали от гнева, но я, ничуть не испугавшись, замахнулась кулаком и ударила его в грудь. — Почему? — закричала я, ударяя его снова и снова. — Почему, почему, почему? — Потому что я боялся! Он схватил меня за запястья, швырнул на кровать и встал надо мной, сжав кулаки и тяжело дыша. — Потому что я трус! Я не мог сказать тебе, потому что боялся, что ты бросишь меня. И пусть это не по–мужски, но я подумал, что мне этого не вынести! — Не по–мужски? С двумя женами? Ха! На миг мне показалось, что он даст мне пощечину — рука уже поднялась, — но потом он сжал открытую ладонь в кулак. — По–мужски ли это — хотеть тебя так сильно, что ничто другое не имеет значения? Видеть тебя и знать, что я готов пожертвовать честью, семьей, самой жизнью, чтобы быть с тобой, хотя ты и оставила меня! — И ты имеешь наглость говорить мне такие вещи? — От злости мой голос превратился в свистящий шепот. — Ты винишь меня? Джейми замер, лишь грудь его бурно вздымалась, словно ему не хватало воздуху. — Нет. Нет, я не могу винить тебя. — Он отвернулся и невидящим взглядом уставился в сторону. — Как это могло быть твоей виной? Ты хотела остаться со мной, умереть со мной. — Да, вот такая я была дура! Ты отослал меня, ты заставил меня уйти! И теперь пытаешься меня в этом обвинить! Он снова повернулся ко мне с почерневшими от отчаяния глазами. — Я был вынужден отослать тебя! У меня не было другого выхода. Ради ребенка! Его взгляд непроизвольно переместился на крючок, на котором висел его плащ с фотографиями Брианны в кармане. Джейми судорожно вздохнул и с видимым усилием взял себя в руки. — Нет, — сказал он гораздо более спокойно. — Я не могу сожалеть об этом, невзирая на цену. Я бы отдал свою жизнь за нее и за тебя, даже если бы это стоило мне сердца и души… — Опять прерывистый вздох и попытка совладать с эмоциями, — Нет, я не могу винить тебя за то, что ты ушла. — Однако ты винишь меня за то, что я вернулась. Джейми потряс головой, как будто чтобы прояснить мысли. — Нет, господи! — Он так сжал обе мои руки, что кости хрустнули. — Ты понимаешь, каково это — двадцать лет жить без сердца? Жить получеловеком и приучать себя довольствоваться теми крохами, которые остались, заполняя трещины тем строительным раствором, который оказался под рукой? — Понимаю ли? — эхом отозвалась я, пытаясь высвободиться, но без особого успеха. — Да, мерзавец, прекрасно понимаю! А ты думал, что я вернулась к Фрэнку и с тех пор жила счастливо? Я пнула его изо всех сил. Он вздрогнул, но не выпустил меня. — Порой я надеялся на это, — процедил Джейми сквозь зубы. — А порой я видел его с тобой, днем и ночью, лежащего рядом с тобой, пользующегося твоим телом, берущего твоего ребенка. Моего ребенка! И, господи, я готов был убить тебя за это! Неожиданно он выпустил мои руки, развернулся и с силой ударил кулаком в стенку дубового шкафа, пробив дыру. Это был впечатляющий удар: мебель была очень прочной. Надо полагать, он основательно сбил костяшки, но без колебаний саданул по дубовым доскам другим кулаком, словно это было лицо Фрэнка. Или мое. — Ага, вот, значит, что ты воображал, — холодно сказала я, когда он отступил, тяжело дыша. — Ну а мне и воображать не нужно: Лаогера сама ко мне заявилась. — Мне нет дела до Лаогеры и никогда не было! — Негодяй! — вырвалось у меня. — Значит, ты берешь в жены ненужную тебе женщину и готов избавиться от нее, как только… — Заткнись! Придержи язык! — взревел Джейми, обрушивая удар на умывальник. Глаза его метали молнии. — Я чувствовал кое–что по отношению к ней. Да, может быть, я ветреный ловелас, но если бы ничего не чувствовал, был бы бессердечным зверем. — Ты должен был сказать мне! — А если бы сказал? Он схватил меня за руку и рывком поставил перед собой, глаза в глаза. — Ты бы развернулась и ушла, молча. А после того, как я снова увидел тебя, говорю тебе, я был готов даже на гораздо худшее, чем ложь, лишь бы только удержать тебя! Он крепко прижал меня к себе и поцеловал долго и сильно. Мои колени обмякли, и я попыталась укрепить их, вызвав в памяти гневные глаза Лаогеры и визгливый звук ее голоса, эхом отдававшийся в моих ушах: «Он мой!» — Это бессмысленно, — отрезала я и отстранилась. Ярость была подобна опьянению, но отрезвление — черный, головокружительный водоворот — наступило быстро. У меня закружилась голова, и я с трудом сохранила равновесие. — Ничего не соображаю. Я ухожу. Нетвердым шагом я двинулась к двери, но Джейми схватил меня за талию и оттащил обратно. Он развернул меня к себе и поцеловал снова, так сильно, что я ощутила во рту ртутный привкус крови. Это была не любовь, даже не желание, но слепая страсть, твердая решимость обладать мной. Он покончил с разговорами. Я тоже. Я откинулась назад и ударила его по лицу, причем не ладонью, а изогнутыми пальцами, чтобы как следует расцарапать физиономию. Джейми отпрянул, но тут же схватил меня за волосы и снова впился в мои губы, не обращая внимания на все мои лихорадочные пинки и удары. Он закусил мою нижнюю губу, а когда я, задыхаясь, открыла рот, всунул язык, крадя и дыхание, и слова. После чего бросил меня на кровать, где часом раньше мы лежали и смеялись, и придавил меня всей тяжестью своего тела. Он был очень возбужден. Я тоже. «Моя, — сказал он, не произнеся ни слова. — Моя!» Я отбивалась от него с безграничной яростью и не без навыков, но мое тело вторило в ответ: «Твоя. И будь ты проклят за это!» Я не почувствовала, как он сорвал мое платье, но почувствовала жар его тела на моей обнаженной груди сквозь тонкое полотно его рубашки, длинный, твердый мускул его бедра, напрягшийся, прижавшись к моему. Чтобы спустить штаны, ему пришлось выпустить мою руку, и я полоснула его ногтями — розовые отметины протянулись от уха до груди. В своем безумии мы были готовы убить друг друга, подпитываемые яростью проведенных в разлуке лет: моей — за то, что он отослал меня, его — за то, что я ушла; моей — за Лаогеру, его — за Фрэнка. — Мерзавка! — задыхаясь, шипел он. — Развратница! — Будь ты проклят! Я запустила руку в его длинные волосы и дернула изо всех сил. Мы скатились на пол, сцепившись, выкрикивая или выдыхая бессвязные слова и ругательства. Я не слышала, как открылась дверь. Я ничего не слышала, хотя нас, должно быть, окликали, и не раз. Слепая и глухая, я не ощущала ничего, кроме Джейми, пока нас не окатили ледяной водой. Результат был как от удара электрическим током. Джейми замер.» («Путешественница», гл.34) | |
|
| |
Внимание!Запрещено копировать и распространять материал без ведома администрации сайта.
Похожие новости:
Всего комментариев: 0
