15:04 И шелест книг меня манит, в мир Чужестранки увлекая... Выпуск №25 | |
 Сага «Чужестранка» заслуживает того, чтобы Вы потратили своё время на её прочтение. Читать «Чужестранку» легко и вкусно до мурашек. И спасибо переводчикам, за их изумительно красивый и грамотный перевод. Было ли легко переводить не знаю, но читается на одном дыхании, хотя есть моменты, когда дыхание перестаёт быть ритмичным   . Так что присоединяйтесь   Как же я люблю их откровения   «Он удовлетворенно заурчал, когда я уложила его голову себе на колени и принялась поглаживать ее, потирая ему виски, убирая назад густую волнистую массу его волос. Его шея сзади была мокрой, и я убрала оттуда волосы, тихо подула и увидела, как по коже побежали пупырышки. — Ой, как приятно, — пробормотал он. Вопреки недавнему решению не прикасаться к нему иначе как в медицинских целях, пока между нами все не утрясется, я поймала себя на том, что мои руки сами собой поглаживают четкие рельефные изгибы его шеи и плеч, ища твердые узлы позвоночника и широкие плоские крылья лопаток. Мои ладони ощущали его крепкое тело, бедром я чувствовала теплое дыхание, и, когда пришло время переложить его обратно на подушку и взяться за ампулу с пенициллином, мне пришлось призвать на помощь всю силу воли. — Ладно, — сказала я, откинув простыню и потянувшись к подолу его рубашки. — Быстрый укольчик, и ты… Я задрала рубашку и охнула. — Джейми! — вырвалось у меня. — Ты с ума сошел! В твоем состоянии… — Наверное, ты права, — покладисто согласился он и свернулся на манер креветки, опустив темные ресницы. — Но ведь может же человек помечтать? …...... — А ты знаешь? — тихо сказал Джейми где–то уже в черные предрассветные часы. — Знаешь, каково это, иметь с кем–то дело таким образом? Делать все, что в твоих силах, и так и не понять, в чем твоя ошибка? — Да, — ответила я, вспомнив о Фрэнке. — Да, знаю. — Я так и думал, что ты знаешь. Он помолчал и легонько коснулся моих волос. — А потом… — прошептал он, — потом обрести снова полноту жизни. Стать свободным во всем — в словах, в поступках — и знать, что все это правильно. — Говорить «я люблю тебя» от всего сердца, — прошептала я в темноту. — Ага, — отозвался он едва слышно. — Говорить это. Его рука замерла, и я, сама не зная, как это получилось, прильнула к нему, удобно примостившись головой во впадине его плеча. — Столько лет, — сказал он, — так долго я был не самим собой, а столь разными людьми. — Он слегка шевельнулся, и крахмальное полотно его ночной рубашки захрустело. — Я был дядей детям Дженни, братом ей и Айену. Милордом для Фергюса и сэром для моих арендаторов. Макдью для каторжников Ардсмура и Маккензи для других слуг в Хэлуотере. Потом Малкольмом–печатником и Джейми Роем в доках. Он медленно провел рукой по моим волосам с шепчущим, как дуновение ветра снаружи, звуком. — Но здесь, — произнес он так тихо, что я едва услышала, — здесь, в темноте, с тобой… у меня нет никакого имени. Я подняла к нему лицо и поймала губами его теплое дыхание. — Я люблю тебя. Мне не требовалось добавлять, насколько искренни были эти слова.» («Путешественница», гл.37)    Клэр всегда помнит эти слова, которые Джейми сказал ей в их первую брачную ночь «— Есть вещи, которые ты, может быть, не сможешь мне рассказать, — сказал тогда он. — Я не стану расспрашивать тебя. Но если ты все-таки решишь рассказать, пусть это будет только правда. Между нами нет ничего, кроме уважения, а во взаимном уважении всегда найдется место для личных секретов, но не для лжи.» («Путешественница», гл.40)   «— Может быть, я уже больше не увижу родной земли, — хмуро сказал Джейми, когда я попыталась убедить его спуститься вниз и лечь, после того как его в очередной раз вырвало. Он тяжело опирался на поручень и с тоской смотрел на остававшуюся позади невзрачную береговую линию. — Нет, ты увидишь ее, — уверенно произнесла я. — Ты вернешься. Я не знаю когда, но знаю, что вернешься. Он озадаченно взглянул на меня, но потом едва заметно улыбнулся. — Ты видела мою могилу, — тихо сказал он. — Верно? Я заколебалась, но он не казался расстроенным, и я кивнула. — Все в порядке. — Он закрыл глаза, тяжело дыша. — Только не говори… не говори мне когда, если не против. — При всем желании не могу, — ответила я. — Там не было никаких дат. Только твое имя. И мое. — Твое? Он вытаращил глаза. Я снова кивнула, чувствуя, как при воспоминании о гранитной плите у меня встал ком в горле. То был так называемый брачный камень, высеченный таким образом, чтобы в сочетании с другим, парным, образовывать полную дугу. Я, конечно, видела только одну половину. — На нем значились все твои имена. Поэтому я поняла, что это ты. А ниже было высечено: «Любящий муж Клэр». В то время я не поняла, что это значит, но теперь понимаю. Он медленно кивнул, вбирая в себя услышанное. — Понятно. Ну что ж, если я все же вернусь в Шотландию, причем в качестве твоего мужа, то вопрос «когда», пожалуй, не имеет особого значения.» («Путешественница», гл.40)  Китайца помните? Вот как видит его Диана  «Мистер Уиллоби, как обычно, сидел на корточках перед дверью в каюту Джейми, словно маленькая голубая комнатная собачка.» («Путешественница», гл.40)  Брианна всега с ними  «— Ты нужна мне так, что иногда мне кажется, будто сердце лопнет от радости, потому что ты со мной. Просто… Брианна сейчас одна. Фрэнка нет, тебя тоже. Она не замужем и не имеет ни единого родственника мужского пола, который мог бы защитить ее и благополучно устроить ее брак. Разве до той поры она не нуждалась в тебе? Я в том смысле, что разве ты не могла немного подождать? Я помолчала, пытаясь взять чувства под контроль. — Не знаю, — сказала я наконец, и мой голос, несмотря на все усилия, дрогнул. — Понимаешь, то время, оно совсем не такое, как нынешнее. — Знаю! — Нет, не знаешь! Я вырвала руку и обожгла его взглядом. — Ты не знаешь, Джейми, и боюсь, у меня нет возможности объяснить это тебе, потому что ты просто мне не поверишь. Но Бри — взрослая женщина, она выйдет замуж тогда, когда захочет, и за того, кого полюбит, а не тогда, когда это кто-то ей «устроит». Не будет у нее такой надобности. Она получает хорошее образование и вполне сможет сама зарабатывать на жизнь. У женщин того времени так принято. Она не будет нуждаться в покровительстве мужчины… — Если нет нужды в том, чтобы мужчина защищал женщину и заботился о ней, то это несчастливое время! Его глаза тоже полыхнули яростным огнем. Чтобы успокоиться, мне пришлось сделать глубокий вдох. — Речь вовсе не о том, что в этом нет нужды, — промолвила я как можно мягче, положив руку на его плечо. — Речь о том, что она может выбирать. Ей не придется принимать мужчину по необходимости, ее выбор определит любовь. Его лицо начало расслабляться. — Ты вышла за меня, потому что тебя вынудила необходимость, — напомнил он. — Но к тому, чтобы вернуться, меня побудила любовь, — ответила я. — Или ты думаешь, что, когда я могла прокормить себя, ты был нужен мне хоть чуточку меньше? Черты его лица смягчились, плечо под моей рукой уже не ощущалось таким напряженным. — Нет, — тихо сказал Джейми. — Я так не думаю. Он обнял меня и привлек к себе. Я тоже обняла его за талию и положила голову ему на грудь, чувствуя под щекой плотный плоский квадратик — фотографии Брианны. — Перед расставанием я очень переживала, — прошептала я немного погодя. — Причем это она, можно сказать, заставила меня отправляться в путь: мы боялись, что если я промедлю, то вообще тебя не найду. Но я все равно переживала. — Понимаю. Я бы и слова сказать не смог. Он отвел мои локоны от своего подбородка и пригладил их. — Я оставила ей письмо, — призналась я. — Это все, что я смогла придумать, зная… зная, что больше ее не увижу. Я сжала губы, чтобы не расплакаться. Джейми нежно погладил меня по спине кончиками пальцев. — Вот как? Это здорово, англичаночка. И что было в этом письме? Я рассмеялась, правда, смех получился чуточку нервным. — Все, что только пришло мне на ум. Материнские советы, житейская мудрость в моем понимании. Сугубо практические сведения, касающиеся дома и необходимых бумаг. В общем, все, что я знала или думала насчет того, как жить. Наверное, она прекрасно проживет и без всего этого, но, по крайней мере, будет знать, что я о ней думала. Примерно неделя ушла у меня на то, чтобы, роясь по ящикам и полкам дома в Бостоне, собрать все деловые бумаги, банковские книжки, закладные и семейные реликвии.» («Путешественница», гл.42)  Итак, письмо, которое написала Клэр своей дочери Брианне  «Моя дорогая Бри! Не знаю, прочтешь ли ты это когда-нибудь, но раз такая возможность существует, излагаю здесь все, что мне известно о твоих дедушках и бабушках (настоящих), твоих прадедушках и прабабушках, и твою историю болезни. Ты мое дитя, это навсегда. Тебе не понять, что это значит, пока ты не родишь собственного ребенка, но говорю тебе: ты навсегда останешься частью меня, как и тогда, когда пребывала в моем теле и я чувствовала внутри твое шевеление. Навсегда. Я могу видеть тебя спящей и воображать, что всю ночь поправляю сбившееся одеяльце, прихожу в темноте услышать твое дыхание, прикоснуться к тебе ладонью, чтобы почувствовать, как поднимается и опускается твоя грудь, зная: что бы ни случилось, раз ты живешь, все в мире хорошо. Помню все до единого ласковые имена, какими я когда-либо тебя называла: мой цыпленочек, моя тыковка, драгоценная голубка, прелесть, чудо, крошка, солнышко… Мне понятно, почему у евреев и мусульман для обозначения Бога существует девятьсот имен: невозможно одним коротким словом обозначить любовь. Я помню о тебе все: от нежного золотого пушка на твоей головке, когда тебе и было-то несколько часов от роду, до ногтя на большом пальце ноги, сломанного в прошлом году, когда ты, разругавшись с Джереми, пнула дверь его пикапа. Боже, сердце разрывается при мысли о том, что сейчас все прекратится: возможность видеть тебя, следить за тобой, замечать все малейшие изменения. Я так и не узнаю, когда ты перестанешь обкусывать ногти (если вообще перестанешь), не увижу, как ты станешь выше меня ростом, как у тебя полностью сформируются черты лица. Я всегда буду помнить, Бри, всегда. Наверное, на земле нет больше никого, кто бы знал, как выглядели сзади твои уши, когда тебе было три года. Я обычно сидела рядом с тобой, читая стишки "Рыбка раз, рыбка два" или «Три сердитых козлика», и видела, как твои ушки розовеют от удовольствия. Твоя кожа была такой чистой и нежной, что при любом прикосновении на ней оставались отпечатки пальцев. Я говорила тебе, что ты похожа на Джейми. Конечно, что-то тебе досталось и с моей стороны — возьми в коробке фотографию моей мамы и маленькие черно-белые снимки бабушки и прабабушки. Сама увидишь: у тебя такой же чистый, широкий лоб, как у них; у меня такой же. Но от Фрэзеров тебе досталось немало. Думаю, ты надолго сохранишь привлекательность, если будешь заботиться о своей коже. Заботься обо всем, Бри. О, как мне хочется, как хотелось, чтобы я могла заботиться о тебе всю жизнь! Но я не могу, я должна или остаться, или уйти. Поэтому позаботься о себе сама — ради меня. Ты должна знать, Бри, я не жалею об этом. Несмотря ни на что, не жалею. Сейчас ты немного представляешь себе, как одинока я была столь долгое время без Джейми. Но если цена этой разлуки — твоя жизнь, то ни я, ни Джейми ни о чем не сожалеем. Уверена, он не против того, что я сказала это от его имени. Бри… ты моя радость. Ты замечательная, прекрасная… И я сейчас слышу, как ты в ответ на это раздраженно замечаешь: "Ну конечно, ты так говоришь, потому что ты — моя мама". Но я на самом деле так думаю. Бри, ты для меня ценнее всего на свете. В своей жизни я много чего повидала и понаделала, но важнее всего в ней была любовь к твоему отцу и к тебе. «Выбирай таких мужчин, как твой отец. Как оба твоих отца», — написала я и покачала головой, ибо трудно было представить себе двух менее похожих людей. Но, подумав о Роджере Уэйкфилде, я оставила эти слова. «Но уж если выбрала мужчину, не пытайся изменить его, — добавила я уже с большей уверенностью. — И что еще важнее, не позволяй ему пытаться изменить тебя. Он все равно не сможет, но мужчины всегда пытаются». Я прикусила кончик пера, ощутив горький привкус индийских чернил, и приписала под конец самый лучший совет, который сама усвоила, став взрослой: Держись прямо и постарайся не толстеть. Всегда любящая тебя мама.»f («Путешественница», гл.42)    Как это было. Каллоден. «Дело в том, англичаночка, что как раз смертельную рану человек обычно не чувствует. Я рассмеялась, но тут же замолчала, потому что смех отдался болью в руке. — С чего ты это взял? — осведомилась я, неловко наливая воду левой рукой. — Надо полагать, не из собственного опыта? — Не из собственного. Из опыта Мурты. Казалось, будто вода льется в чашку беззвучно: ее плеск терялся в шуме волн. Я поставила кувшин и подняла чашку: в лунном свете поверхность воды казалась черной. За все время, прошедшее с нашего воссоединения, Джейми ни разу не упоминал при мне Мурту. Я спрашивала Фергюса, но тому было известно лишь, что маленький сухопарый шотландец погиб при Куллодене. — Дело было при Куллодене. Голос Джейми едва пробивался сквозь скрип дерева да свист гнавшего нас вперед ветра. — Ты знаешь, что они там предавали мертвые тела огню? Слыша, как они это делают, я гадал, каково будет самому оказаться в огне, когда придет мой черед. Лунный свет сделал его лицо безжизненным, оно казалось черепом со светлыми плоскостями щек, белеющими зубами и пустыми, темными провалами глазниц. — Я прибыл к Куллодену с намерением умереть, — чуть громче произнес Джейми. — Но у всех остальных такого намерения не было. Я был бы счастлив поймать мушкетную пулю в самом начале, однако пересек все поле до вражеских позиций и проделал полпути обратно, в то время как людей рядом со мной разрывало в клочья. Он встал и воззрился на меня сверху. — Почему? Почему, Клэр? Почему я жив, а они нет? — Откуда мне знать? Может быть, из-за твоей сестры, твоих близких? Из-за меня? — У них тоже были близкие. Жены, возлюбленные, дети — о них было кому скорбеть. Но они ушли, а я до сих пор здесь. Почему? — Я не знаю, Джейми, — сказала я, прикасаясь к его щеке, уже успевшей обрасти колючей щетиной, неодолимым признаком жизни. Он вздохнул, на миг прижавшись щекой к моей ладони. — Я все равно не могу не задаваться вопросами, когда думаю о них, особенно о Мурте. Джейми беспокойно отвернулся, его взгляд затуманился, и я поняла, что мысленно он сейчас там, на вересковой пустоши, — марширует в одном строю с мертвецами. — Мы могли выступить раньше, но наши люди, голодные, замерзшие, стояли в строю не один час, дожидаясь, когда его высочество отдаст приказ атаковать. Только вот Карл Стюарт, командный пункт которого находился на скалах, в глубоком, безопасном тылу, и который впервые за всю кампанию принял на себя командование своими войсками в сражении, все колебался и откладывал решение. И тем самым дал англичанам время, чтобы выкатить вперед пушки, нацелить их прямой наводкой на неровные шеренги горцев и открыть огонь. — Думаю, для многих это стало облегчением, — тихо произнес Джейми. — Каждому бойцу на поле было уже ясно, что дело проиграно и все мы, в сущности, уже мертвы. Люди стояли и ждали конца, видя уставившиеся на них смертоносные черные жерла пушек. Стояли молча. Я слышал лишь свист ветра да крики английских солдат, доносившиеся с той стороны поля. А потом загрохотали пушки, люди попадали наземь, а немногие уцелевшие, хотя строй их и поредел, выхватили клинки и устремились на врага с гэльским боевым кличем, заглушаемым канонадой и уносимым ветром. — Все заволокло густым дымом, и видеть можно было только на несколько футов перед собой. Я сбросил обувь и, отчаянно крича, устремился туда. Его бескровные губы скривились. — В тот миг я был счастлив, — не без удивления сказал Джейми. — В конце концов, мной двигало желание умереть, и если мне и было чего бояться, так это того, что я буду ранен и умру не сразу. Но я все равно умру и, когда это произойдет, встречусь с тобой и все будет хорошо. ……………... — Мурта сидел посреди поля, привалившись к кочке. На нем было по меньшей мере двенадцать ран, самая страшная зияла на голове. Я решил, что он мертв. Однако это было не так: когда Джейми опустился на колени возле крестного отца и поднял его сухощавое тело на руки, Мурта открыл глаза. — Он видел меня. И улыбался. Мурта протянул руку и слегка коснулся его щеки. «Не бойся, bhalaich, — прошептал старик, используя ласковое обращение к детям, причем к любимым. — Чтобы я, с такими пустяшными ранами, взял да помер?» Я долго стояла молча, держа Джейми за руку. Наконец другая его рука осторожно, очень осторожно коснулась моей, раненой. — Англичаночка, столько добрых людей попали в беду, а то и умерли только из-за того, что знали меня! Я отдал бы всего себя за возможность на миг избавить тебя от боли и с трудом подавляю желание дотронуться до тебя прямо сейчас, чтобы услышать твой голос и точно знать, что я не убил и тебя тоже. Я наклонилась и прикоснулась губами к его груди — из-за жары Джейми спал обнаженным. — Ты не убил меня. Ты не убил Мурту. И мы найдем Айена. Пусти-ка меня обратно в постель, Джейми. Некоторое время спустя, когда меня уже одолевал сон, с пола рядом с моей кроватью донесся его голос. — Знаешь, мне редко хотелось возвращаться домой к Лаогере, — задумчиво сказал Джейми. — Но когда я все же делал это, то находил ее там, где оставил. Я повернула голову, прислушиваясь к его тихому дыханию. — А, так вот какая жена тебе нужна? Которую где положишь, там и возьмешь? Он то ли засмеялся, то ли закашлялся, но ничего не ответил, а спустя несколько мгновений раздался его равномерный храп.» («Путешественница», гл.54) В этом весь Джейми «— Я мужчина, англичаночка, — очень тихо сказал он. — Если бы я думал, что выбор есть… то, возможно, не сделал бы этого. Тут речь даже и не о храбрости, раз все равно ничего нельзя изменить. Он взглянул на меня с улыбкой. — Это как роды у женщины. Ты должна родить, и неважно, боишься ты или нет, — рожать все равно придется. Смелость требуется лишь в тех случаях, когда ты можешь сказать «да», а можешь и «нет».» («Путешественница», гл.56)  Ох уж эти Фрейзеры (разговор о Фергюсе) «— Думаю, парень женился надолго и успеет еще натешиться, — заявил он. — Ничего с ним не случится, если он проведет одну ночку, не снимая штанов. Говорят, что воздержание добавляет сердцу стойкости. — Вздор! — возразила я, уклоняясь от ложки. — Тщетная надежда. Если воздержание и добавляет чему-то стойкости, то вовсе не сердцу, а тому, чему и положено стоять. — Слова, совершенно неподобающие уважаемой замужней женщине, — с укором сказал Джейми, засовывая ложку мне в рот. — И добавлю, опрометчивые. — Опрометчивые? — удивилась я. — Это небольшое испытание моей стойкости, — спокойно пояснил он, зачерпывая из тарелки. — Сидишь тут, понимаешь, с распущенными волосами и торчащими сосками размером с вишни. Я непроизвольно посмотрела вниз, и следующая ложка угодила мне в нос. Джейми щелкнул языком и, подхватив тряпицу, быстро промокнул мне грудь. Вообще-то моя рубашка и вправду была из очень тонкого хлопка и, даже будучи сухой, ничего особенно не скрывала. — Можно подумать, будто ты их раньше не видел, — огрызнулась я. — Я пью воду каждый день с тех пор, как меня отняли от груди, — напомнил Джейми. — Однако из этого не следует, что я никогда не испытываю жажды. — Он взялся за ложку. — Хочешь еще немножко? — Нет, спасибо, — ответила я, увертываясь. — Чего мне хочется, так это услышать побольше о твоей стойкости. — Сейчас не время, ты ведь больна. — Мне гораздо лучше, — заверила я Джейми. — Можно взглянуть? На нем были просторные, похожие на подштанники холщовые матросские штаны, в которых запросто можно было спрятать три мертвые кефали без всякого вреда для мужской стойкости. — Нет, нельзя! — смущенно пробормотал он. — Ты что, сюда же в любой момент кто-то может войти. И потом, я не думаю, что от этих погляделок будет хоть какой-то толк. — Но ты не можешь утверждать это, пока я не поглядела. Кроме того, никто не мешает тебе закрыть дверь на засов. — Запереть дверь? Интересно, зачем? Неужто я похож на мужчину, способного воспользоваться беспомощностью женщины, которая мало того что ранена и горит в лихорадке, так еще и пьяна? — спросил он, но тем не менее встал.» («Путешественница», гл.56) Цитата Talia;50750 () а что дальше? Цитата Darcy;50774 () на самом интересном месте Ай да девчата ну раз публика приситЬ, просЮ последняя фраза отрывка: Цитата — Запереть дверь? Интересно, зачем? Неужто я похож на мужчину, способного воспользоваться беспомощностью женщины, которая мало того что ранена и горит в лихорадке, так еще и пьяна? — спросил он, но тем не менее встал. и дальше   «— Это кто это «пьяна»? — возмутилась я. — Ничего подобного! Где это видано, чтобы кто-нибудь напился пьян с черепахового супа? Правда, даже утверждая это, я чувствовала, что приятное тепло в животе распространяется куда-то вниз, в область между ног, а в голове появилась необычайная легкость, вроде бы не относящаяся к симптомам лихорадки. — Любой напьется, если отведает черепахового супа, состряпанного Алоизием О’Шонесси Мерфи. Судя по запаху, он влил туда самое меньшее бутылку шерри. Больно уж они падки на спиртное, эти ирландцы. — Я, во всяком случае, не пьяна, — заявила я, вытягиваясь на подушках, насколько могла себе позволить. — Помнится, ты сам говорил, что, если кто-то может стоять на ногах, он не пьян. — Но ты-то как раз стоять не можешь, — заметил Джейми. — Зато ты можешь. И я смогу, если понадобится. И нечего менять тему. Мы говорим о твоей стойкости. — Ну так ты можешь просто закончить этот разговор, потому что… Он осекся и даже слегка ойкнул, когда мне удалось удачно ухватить его левой рукой. — Значит, я беспомощная? Неуклюжая? — В моем голосе звучало удовлетворение. — Признайся, что проблема в первую очередь у тебя! — Слушай, отпусти меня сейчас же, — прошипел он сквозь зубы испуганно оглядываясь через плечо. — Каюта открыта, и сюда в любой момент может кто-то войти! — Так ведь я предлагала тебе запереть дверь, — отозвалась я, и не подумав разжимать хватку, потому как объект, оказавшийся в моей руке, демонстрировал весьма примечательную живость. Джейми смотрел на меня сузившимися глазами, дыша через нос. — У меня не в обычае применять силу против больных женщин, — процедил он сквозь зубы, — но для особы, изнемогающей от лихорадки, у тебя, англичаночка, на диво крепкая хватка. Если ты… — Да сказано же тебе, мне лучше, — перебила я. — Предлагаю сделку: закрой дверь на засов, и я докажу тебе, что не пьяна. Не без сожаления, но в доказательство искренности своих намерений, я отпустила его. Джейми постоял, глядя на меня и рассеянно почесывая место, подвергшееся неожиданной атаке, потом приподнял рыжую бровь и пошел закрывать дверь. Когда он вернулся, я уже поднялась с кровати и стояла, слегка пошатываясь, но довольно прямо, держась за спинку. Джейми окинул меня критическим взглядом. — Это не сработает, англичаночка, — сказал он с огорченным видом. — Стоя не получится. При такой качке нам на ногах не удержаться, а на этой койке, сама знаешь, я и один-то не помещусь, не то что мы вместе. Качка и впрямь была основательной: фонарь на своем шарнирном кронштейне висел ровно, но вот полка над ним заметно кренилась то взад, то вперед, по мере того как «Артемида» приподнималась и опускалась на волнах. Я ощущала легкое содрогание досок под босыми ногами и понимала, что Джейми прав. Но по крайней мере, тема заинтересовала его настолько, что заставила забыть о морской болезни. — Этим можно заняться и на полу, — с надеждой предложила я. Джейми посмотрел вниз, на ограниченное палубное пространство каюты, и нахмурился. — Ага, но здесь мы можем заняться этим разве что на змеиный манер. Как тебе эта мысль, англичаночка? Обвиться вокруг друг друга между ножками стола? — Я не против. — Нет, — пошел на понятную Джейми, сокрушенно качая головой. — Это может повредить твоей руке. Он задумчиво потер костяшками пальцев нижнюю губу. Его взгляд скользнул по моему телу до уровня бедер, вернулся и как-то затуманился. Я подумала, что чертова рубашонка, пожалуй, тоньше и прозрачнее, чем мне казалось. Приняв решение взять инициативу на себя, я отпустила спинку кровати и, шатаясь, преодолела расстояние в два шага, необходимое, чтобы добраться до мужа. Впрочем, очередная волна выбила палубу из-под ног и швырнула меня в объятия Джейми с такой силой, что он, схватив меня за талию, сам едва удержал равновесие. — Господи! — пробормотал он, пошатнувшись, наклонился и поцеловал меня. Ощущение было необычным: я привыкла к тому, что он заключал меня в жаркие объятия, но на сей раз горячим было мое тело, а его, наоборот, прохладным. Судя по его реакции, он наслаждался этой новизной так же, как и я. Легкомысленная и безрассудная, я стала покусывать его шею, чувствуя, как волны жара от моего лица прокатываются по его горлу. Он тоже это чувствовал. — Боже, да ты словно набита раскаленными угольями! Его руки опустились ниже, прижимая меня сильнее. — Ну что, пробрало? Как насчет стойкости? — пробормотала я. — Давай уберем эти никчемные тряпичные мешки. Соскользнув ниже по его телу, я опустилась на колени, нащупывая его пояс. Джейми рывком распустил завязки, и подштанники упали на пол, надувшись, как парус, налетевшим ветерком. Не дожидаясь, когда он снимет рубаху, я просто задрала ее и добралась до того, что искала. Он издал сдавленный стон и опустил руки на мою голову, словно ему хотелось сдержать меня, но не было сил. — О господи! — выдохнул он, и его руки напряглись в моих волосах, не делая, однако, попытки отстранить меня. — Наверное, это все равно что заниматься любовью в аду. Со жгучей дьяволицей. Я рассмеялась, а поскольку в подобных обстоятельствах это было весьма затруднительно, у меня перехватило дух и пришлось чуточку отстраниться, чтобы набрать воздуха. — Думаешь, именно этим занимаются суккубы? — Ни на миг бы в этом не усомнился, — ответил Джейми и попытался вернуть меня в прежнее положение. Кто-то постучал в дверь, и Джейми застыл. .» («Путешественница», гл.56) Не терпится узнать как у них там всё происходило? хотите продолжения?? да пожалуйста  просЮ  (чтоб было понятней: они на корабле, качка, шторм, Клэр слегка ранена. Вся команда корабля пытается ей помочь. Кстати в анонсе серий указано, что эпизод про черепаховый суп покажут, так что у вас есть возможность немного узнать чегоЙто ващЕ за вкуснятина такая) «— Да? Кто там? — спросил он с удивительным для человека, находящегося в подобном положении, спокойствием. — Фрэзер? — послышался из-за двери голос Лоренца Штерна. — Француз просил передать, что чернокожий спит, и спрашивает, может ли он сам отправиться в постель? — Нет! — отрезал Джейми. — Передайте ему, чтобы оставался на месте. Ненадолго: скоро я приду и сменю его. — О! — Голос Штерна звучал как-то нерешительно. — Дело в то, что… хм… кажется, его супруге не терпится, чтобы он пришел. Джейми тяжко вздохнул. — Скажите ей, — в его голосе прозвучало едва уловимое напряжение, — что он явится к ней… скоро. — Непременно передам. Похоже, Штерн сомневался насчет того, что эта новость будет воспринята Марсали с радостью, но в следующий миг его голос снова оживился. — А… миссис Фрэзер чувствует себя лучше? — Намного, — терпеливо ответил Джейми. — Ей понравился черепаховый суп? — Весьма. Большое вам спасибо. Его руки на моей голове дрогнули. — Вы сказали ей, что я сохранил для нее панцирь? Прекрасный образец. — Да. Да, я сказал. Джейми испустил тяжелый, протяжный и громкий вздох. — Спокойной ночи, мистер Штерн, — сказал он, приподнимая меня и подталкивая к койке. Мы ползли на четвереньках, стараясь не наткнуться на столы и стулья: палуба под нами поднималась и опадала. — О! — В голосе Лоренца слышалось легкое разочарование. — Полагаю, миссис Фрэзер уснула? — Попробуй только засмеяться, и я тебя задушу, — яростно шепнул Джейми мне на ухо. — Да, мистер Штерн, спит как младенец, — крикнул он, чтобы было слышно за дверью. — Утром я передам ей ваши учтивые пожелания. — Надеюсь, ей удастся выспаться. Правда, море сегодня вечером не совсем спокойно. — Я… заметил это, мистер Штерн. Поставив меня на колени перед кроватью, он встал в такую же позу позади и задрал подол моей рубашки. Из открытого окошка на ягодицы повеяло холодком, и дрожь пробежала вниз по задней стороне бедер. — Если вы или миссис Фрэзер почувствуете себя дурно из-за качки, у меня имеется надежное снадобье — смесь полыни, помета летучих мышей и плодов мангрового дерева. Только скажите, и вы его получите. Несколько мгновений Джейми не мог вымолвить ни слова. — О боже! — прошептал он. Чтобы не расхохотаться, я запихнула в рот изрядный кусок одеяла. — Мистер Фрэзер? — Я сказал «спасибо», мистер Штерн, — отозвался Джейми, повысив голос. — Тогда позвольте пожелать вам доброго вечера. Джейми застонал. — Мистер Фрэзер? — Доброго вам вечера, мистер Штерн! — проревел Джейми. — Э… всего хорошего. Шаги Штерна удалились по трапу и стихли, остался лишь громкий плеск ударяющихся о корпус волн. Я выплюнула уголок одеяла. — О… О боже! Его руки, большие, сильные и прохладные, уже шарили по моей разгоряченной плоти. — У тебя самые круглые ягодицы, какие мне доводилось видеть! «Артемида» качнулась на волне, и это придало его порыву такое дополнительное усилие, что я вскрикнула. — Тсс! Закрыв мне ладонью рот, Джейми согнулся надо мной, высоко задрал мою рубашку и придавил меня к кровати своим весом. Лихорадка делала кожу чувствительной к любому прикосновению. Я дрожала в его руках, и внутренний жар устремлялся наружу, а внутри я ощущала его движения. Его руки сжимали мои груди — это было то немногое, что я еще осознавала среди этой бури чувств и хаоса ощущений. Была еще теплая сырость скомканных одеял подо мной, холодный, несший влажный туман ветерок с моря, что обдувал нас, жаркое дыхание Джейми сзади, на моей шее, неожиданное покалывание и, наконец, прилив жара и холода, нахлынувший, когда он оросил мое лоно и на смену лихорадке пришло блаженное удовлетворение. Тело Джейми обмякло на моей спине, мне было приятно ощущать на себе его вес. Лишь по прошествии немалого времени его дыхание выровнялось и он поднялся. Моя тонкая хлопковая сорочка сделалась мокрой, и холодный ветер заставил меня поежиться. Джейми со стуком захлопнул окно, наклонился, подхватил меня, как тряпичную куклу, перевернул, уложил на койку и накрыл стеганым одеялом. — Как рука? — спросил он. — Какая рука? — вяло пробормотала я. Ощущение было такое, будто меня расплавили и залили в матрицу для придания формы. — Ага, значит, уже неплохо, — улыбнулся он. — Встать можешь? — Ни за что на свете!» («Путешественница», гл.56) | |
|
| |
Внимание!Запрещено копировать и распространять материал без ведома администрации сайта.
Похожие новости:
Всего комментариев: 3
0
какая жаркая сцена 
