Мёртаг был отправлен должным образом следить за передвижениями графа Сен–Жермена, но, кроме сведений о том, что граф принимал в своём доме немалое количество людей – обоих полов и всех сословий, – ничего особенно таинственного не обнаружил. Хотя один примечательный посетитель у графа был – Карл Стюарт, который явился как-то днём, пробыл с час и уехал.
Карл всё чаще нуждался в обществе Джейми во время своих вылазок по тавернам и злачным местам города. Лично я считала, что это было скорее связано с приёмом Жюля де Латур де Рогана, устроенным в честь объявления о беременности его жены, нежели с каким-либо дурным влиянием графа.
Иногда эти вылазки затягивались далеко за полночь, и я привыкла ложиться спать без Джейми, просыпаясь, когда он забирался ко мне: от прогулки в вечернем тумане его тело отдавало холодом, а волосы и кожу пропитывал запах табачного дыма и спиртного.
– Он так обезумел из-за этой женщины, что, по-моему, даже не помнит, что он наследник тронов Шотландии и Англии, – заметил Джейми, вернувшись после одного из таких загулов.
– Бог мой, он, должно быть, так расстроен, – саркастически заметила я. – Будем надеяться, что так всё и останется.
Однако неделю спустя я проснулась в свете холодного серого утра и обнаружила, что кровать рядом со мной по-прежнему пуста, а покрывало расправлено и нетронуто.
– Милорд Брох-Туарах у себя в кабинете?
В ночной рубашке я перегнулась через перила, напугав Магнуса, который проходил через холл нижнего этажа. Возможно, Джейми решил переночевать на диване в кабинете, чтобы не беспокоить меня.
– Нет, миледи, – ответил он, уставившись на меня снизу. – Я пошёл, чтобы отпереть входную дверь, и обнаружил, что её и не запирали. Прошлой ночью милорд домой не вернулся.
Я тяжело осела на верхнюю ступеньку. Вид у меня, похоже, был довольно пугающий, потому что пожилой дворецкий практически бегом бросился ко мне вверх по лестнице.
– Мадам! – позвал он, озабоченно растирая одну из моих рук. – Мадам, с вами всё хорошо?
– Бывало и лучше, но это неважно. Магнус, немедленно отправьте одного из лакеев в дом принца Карла на Монмартре. Пусть проверит, там ли мой муж.
– Немедленно, миледи. А ещё я пришлю Маргариту, чтобы она позаботилась о вас.
Он развернулся и заторопился вниз по лестнице, мягкие войлочные тапочки, которые он надевал в утренние часы, тихо шуршали по полированному дереву.
– И Мёртага! – крикнула я вслед удаляющемуся Магнусу. – Родственника моего мужа. Отправьте его ко мне, пожалуйста!
Первой мыслью, пришедшей в голову, было, что Джейми, возможно, остался на ночь на вилле Карла; второй – что с ним что-то случилось: то ли случайно, то ли по чьему-то тщательно спланированному умыслу.
– Где он? – у подножия лестницы раздался надтреснутый голос Мёртага.
Очевидно, он только что проснулся: на лице виднелись следы того, на чём он лежал, а в складках неопрятной рубашки застряли частички соломы.
– Откуда мне знать? – огрызнулась я.
Мёртаг всегда выглядел так, словно всех в чём-то подозревал, и то, что его бесцеремонно разбудили, не улучшило его обычно угрюмого вида. Тем не менее, его присутствие вселяло уверенность; если и предвиделось что-то неприятное, Мёртаг казался тем, кто со всем справится.
– Прошлой ночью он ушёл с принцем Карлом и не вернулся. Это всё, что мне известно.
Держась за перила, я подтянулась и расправила шёлковые складки ночной сорочки. Камины разожгли, но прогреть дом они ещё не успели, и я дрожала.
Мёртаг потёр лицо ладонью, чтобы собраться с мыслями.
– Мфм… Кто-нибудь отправился на Монмартр?
– Да.
– Тогда я подожду, пока они не вернутся с новостями. Если Джейми там, что ж, ну и прекрасно. Если нет, возможно, они узнают, когда он расстался с его высочеством и где.
– А что, если нет их обоих? Что, если принц тоже не вернулся домой? – спросила я.
Раз в Париже были якобиты, значит, были и те, кто выступал против восстановления династии Стюартов. И хотя убийство Карла Стюарта, возможно, и не гарантировало провал предполагаемого шотландского восстания – в конце концов, у него был младший брат Генри, – это могло в какой–то мере ослабить рвение Джеймса к подобному начинанию… «Прежде всего, если оно вообще у него было», – рассеянно подумала я.
Я отчётливо вспомнила историю, которую рассказал мне Джейми: о покушении на его жизнь, во время которого он встретил Фергюса. Уличные убийства случались не так уж редко, и существовали банды головорезов, которые с наступлением темноты промышляли на парижских улицах.
– Вам бы лучше одеться, девочка, – заметил Мёртаг. – Я мурашки отсюда вижу.
– Ой! Да, разумеется.
Я глянула вниз на свои руки; пока в моей голове проносились предположения, я крепко себя обхватила, но без особого результата, зубы уже начали стучать.
– Мадам! Вы же наверняка простудитесь!
Маргарита, тяжело ступая, взбежала по лестнице, и я позволила ей выпроводить себя в спальню, но оглянувшись, увидела внизу Мёртага, внимательно изучающего остриё дирка, прежде чем вложить его в ножны.
– Вам следует быть в постели, мадам! – ворчала Маргарита. – Это вредно и для ребенка, и для вас, позволять себе так мёрзнуть. Сейчас принесу грелку, где ваш домашний халат? Немедленно влезайте, ага, вот так…
Я натянула на плечи поверх тонкого шёлка тяжёлый шерстяной халат и, не обращая внимания на кудахтанье Маргариты, подошла к окну и открыла ставни.
Дорожки за окном начинали светлеть, лучи восходящего солнца коснулись верхней части фасадов каменных домов вдоль улицы Тремулен. Несмотря на ранний час, на улице кипела жизнь: горничные и лакеи драили ступени или полировали медные петли и задвижки на воротах, лоточники, торговавшие фруктами, овощами и свежими морепродуктами, по всей улице зазывали покупателей, а повара из больших домов выскакивали из подвальных дверей как полчища джиннов, вызванных криками людей с тележками. По улице медленно прогрохотала повозка, гружённая углём, которую тащила престарелая лошадь, выглядевшая так, словно она предпочла бы оказаться в своей конюшне. И никакого намёка на Джейми.
Наконец я позволила встревоженной Маргарите уговорить меня лечь в постель, чтобы согреться, но снова заснуть так и не смогла. Каждый звук снизу заставлял меня насторожиться, вселяя надежду, что вслед за шагами по тротуару на улице раздастся голос Джейми в холле на первом этаже. Лицо графа Сен-Жермена всё время маячило между мной и сном. Он единственный среди французской знати был как-то связан с Карлом Стюартом. Именно он, по всей вероятности, стоял за предыдущим покушением на жизнь Джейми… и на мою. Известно, что у него имелись сомнительные связи. Возможно ли, что он договорился о том, чтобы избавиться и от Карла, и от Джейми? Были его намерения политическими или личными, на данный момент большого значения не имело.
Когда, наконец, внизу послышались шаги, я была так поглощена видениями о Джейми, лежащем в канаве с перерезанным горлом, что не поняла, что он дома, пока не открылась дверь спальни.
– Джейми! – с радостным криком я села в постели.
Он улыбнулся, а затем широко зевнул, даже не попытавшись прикрыть рот. Мне было хорошо видно его горло, и я с облегчением отметила, что оно не перерезано. С другой стороны, вид у него был явно измотанный. Он улёгся на кровать со мной рядом и потянулся, медленно и мучительно, после чего с более-менее довольным стоном устроился удобнее.
– Что, – потребовала я объяснений, – с тобой случилось?
Он приоткрыл один налитый кровью глаз.
– Мне нужно принять ванну, – заявил он и снова его закрыл.
Я нагнулась к нему и осторожно принюхалась. Нос уловил обычный дымный душок замкнутого пространства и влажной шерсти, перекрываемый поистине поразительным сочетанием алкогольного амбре – эля, вина, виски и бренди, – что соответствовало разнообразию пятен на рубашке. И придающий смеси характерную нотку – ужасный дешёвый одеколон с особенно резкой и неприятной острото́й.
– Нужно, – согласилась я.
Я выбралась из постели и, высунувшись в коридор, позвала Маргариту, сразу по прибытии отправив её за поясной ванной и достаточным количеством воды, чтобы её наполнить. У меня было несколько кусков тонко нарезанного твёрдого мыла, изготовленного с добавлением розового масла (прощальный подарок от брата Амвросия), и я велела принести и его.
Пока горничная занималась утомительным делом – таскала огромные медные котелки для ванны, я переключила своё внимание на тушу на кровати.
Я сняла с него туфли и чулки, затем, расстегнув пряжку, распахнула килт. Его руки машинально потянулись к промежности, но взгляд мой был прикован к другому месту.
– Что, – спросила я снова, – с тобой случилось?
Несколько длинных царапин украшали бёдра – зловещие красные рубцы на бледной коже. А выше, на внутренней стороне одного бедра виднелось то, что могло быть только укусом: следы зубов были хорошо заметны.
Горничная, наливавшая горячую воду, бросила заинтересованный взгляд на улику и сочла нужным вставить свои пять копеек в сей щекотливый момент.
– Un petit chien? – спросила она.
«Маленькая собачка»? Или что-то другое. Хотя я отнюдь не в совершенстве владела оборотами речи того времени, я уже знала, что les petits chiens частенько разгуливали по улице на двух ногах с размалёванными лицами.
– Вон, – коротко сказала я по-французски с интонацией старшей медсестры.
Горничная подхватила котелки и вышла из комнаты, чуть надув губы. Я развернулась к Джейми, который открыл один глаз, но, едва глянув на моё лицо, снова его закрыл.
– Ну? – вопросила я.
Вместо ответа он поёжился. Через минуту сел и растёр лицо руками, так что щетина заскрипела. Его рыжеватая бровь вопросительно приподнялась.
– Не думаю, что такой воспитанной юной леди, как ты, знакомо ещё одно значение выражения soixante-neuf²³⁵?
– Слышала я такое выражение, – сообщила я, скрещивая руки на груди и глядя на него с некоторым подозрением. – И могу я спросить, где именно ты столкнулся с этим интересным числом?
– Его мне предложили – чуть ли не силой – как пользующееся спросом занятие… одна дама, с которой я случайно познакомился прошлой ночью.
– Это, случайно, не та дама, которая укусила тебя за ляжку?
Он опустил взгляд и задумчиво потёр отметину.
– Хм, нет. На самом деле, всё было не так. Та дама, кажется, была занята гораздо меньшими цифрами. Думаю, она собиралась ограничиться шестёркой, а девятку послать к чёрту.
– Джейми, – сказала я, демонстративно притопывая ногой, – где ты был всю ночь?
Он зачерпнул пригоршню воды из ванны и плеснул себе на лицо, отчего среди тёмно-рыжих волосков на груди побежали ручейки.
– Ммм, – протянул он, сморгнув капли с густых ресниц, – так, дай-ка вспомнить. Сначала ужин в таверне. Там мы встретили Гленгарри и Мильфлёра.
Месье Мильфлёр был парижским банкиром, а Гленгарри – одним из молодых якобитов, главой одной из септ клана Макдонелл. По словам Джейми, в Париже он был скорее гостем, нежели постоянным жителем, но в последнее время часто бывал в обществе Карла.
– А после ужина мы отправились к герцогу ди Кастеллотти, играть в карты.
– И что потом? – спросила я.
Таверна, вроде бы. А потом ещё одна таверна. А затем заведение, которое, по-видимому, имело некие общие черты с таверной, но было украшено несколькими дамами интересной внешности и ещё более интересными талантами.
– Талантами, да? – переспросила я, бросив взгляд на отметины на ноге.
– Бог мой, они делали это на людях, – сказал он, содрогнувшись при воспоминании. – Двое, на столе. Прямо между седлом барашка и отварным картофелем. С айвовым желе.
– Mon dieu²³⁶, – выпалила только что вернувшаяся горничная, ставя котелок со свежевскипяченной водой на пол только для того, чтобы перекреститься.
– А ты помолчи, – бросила я, сердито на неё глянув. И снова переключила внимание на мужа: – И что дальше?
Дальше, по-видимому, действо стало чуть ли не коллективным, хотя по-прежнему совершалось очень даже публично. Учитывая впечатлительность Маргариты, Джейми подождал, пока она уйдёт за очередной порцией воды, прежде чем продолжить.
– …а потом Кастеллотти увёл толстушку с рыжими волосами и миниатюрную блондинку в угол, и…
– А ты что делал всё это время? – прервала я завораживающий речитатив.
– Наблюдал, – ответил он, будто удивлённый. – Это выглядело неприлично, но особого выбора не было… в сложившихся обстоятельствах.
Пока он рассказывал, я рылась в его спорране и теперь выудила оттуда не только маленький кошелёк, но и широкое металлическое кольцо, украшенное гербом. С любопытством я примерила его на палец – оно было намного больше любого обычного кольца и болталось, как метательный обруч на колышке.
– Чьё это? – спросила я, протягивая ему. – Похоже на герб герцога ди Кастеллотти, но у его владельца пальцы должны быть, как колбаски.
Кастеллотти был анемичным итальянцем с измождённым лицом человека, страдающего хроническим расстройством пищеварения, – и неудивительно, судя по рассказу Джейми. Айвовое желе, ну в самом деле!
Я подняла глаза и увидела, что Джейми покраснел от пупка до корней волос.
– Э-э-э, – пробормотал он, проявляя преувеличенный интерес к пятну грязи на колене, – оно… надевается не на палец.
– Тогда для… О!.. – я посмотрела на круглый предмет с удвоенным интересом. – Бог ты мой… Я слышала о них до этого…
– Слышала? – спросил Джейми, совершенно ошарашенный.
– Но ни разу не видела. А тебе оно подходит?
Я протянула руку, чтобы примерить. Он машинально прижал ладони к причинному месту.
Маргарита, появившаяся с очередной порцией воды, заверила его:
– Ne vous en faîtes pas, Monsieur. J’en ai déjà vu un²³⁷.
Переводя сердитый взгляд с меня на горничную, он натянул одеяло на колени.
– Стоило провести всю ночь, защищая свою добродетель, – заметил он с раздражением, – так, чтобы утром это стало объектом для комментариев.
– Защищая свою добродетель? – я рассеянно перебрасывала кольцо из руки в руку, подхватывая указательными пальцами. – Это ведь подарок? – поинтересовалась я. – Или ссуда?
– Подарок. Не делай так, Сассенах, – поморщившись, попросил он. – Навевает воспоминания.
– Вот как, – протянула я, не спуская с него глаз. – К слову, об этих воспоминаниях…
– Не обо мне! – запротестовал он. – Неужели ты думаешь, что я стал бы заниматься подобными вещами? Я женатый мужчина!
– Месье Мильфлёр не женат?
– Не только женат, имеет двух любовниц, – ответил Джейми. – Но он француз – это всё меняет.
– Герцог ди Кастеллотти не француз – он итальянец.
– Но он герцог. Это тоже всё меняет.
– Да неужели? Интересно, так ли думает герцогиня.
– Учитывая кое-что из того, чему, по утверждению герцога, его научила герцогиня, я бы предположил, что да. А что, ванна ещё не готова?
Кутаясь в одеяло, он неуклюже проковылял от кровати к исходящей паром ванне и шагнул в неё. Он отбросил одеяло и быстро присел, но всё же недостаточно быстро.
– Enorme!²³⁸ – воскликнула горничная и перекрестилась.
– C’est tout²³⁹, – строго заметила я. – Merci bien²⁴⁰.
Она опустила глаза, покраснела и поспешно удалилась.
Как только дверь за горничной закрылась, Джейми расслабился: высокие бортики ванны позволяли в ней развалиться; похоже, в те времена считалось, что, потрудившись заполнить ванну, можно так же ею и насладиться. По мере того, как он постепенно погружался всё ниже в исходящую паром воду, его заросшее щетиной лицо принимало блаженное выражение, а светлая кожа от жара краснела. Глаза его были закрыты, и мелкие капельки влаги мерцали на высоких широких скулах и блестели во впадинах под глазницами.
– Мыло? – с надеждой спросил он, открывая глаза.
– Да, конечно.
Я взяла кусок и протянула ему, после чего села на табурет рядом с ванной. После того как принесла ему тряпочку и пемзу, которыми он старательно натирал подошвы ног и локти, я какое-то время наблюдала, как он усердно скребётся.
– Джейми… – вымолвила я наконец.
– А?
– Я не собираюсь оспаривать твои методы, – начала я, – ведь мы договорились, что тебе, вероятно, придется пойти на некоторые крайности, но… тебе действительно пришлось…
– Что, Сассенах?
Он перестал мыться и внимательно разглядывал на меня, склонив голову набок.
– Ну… это…
К моей досаде, я покраснела так же сильно, как и он, хотя горячая вода была здесь ни при чём.
Из воды высунулась большая рука (с неё так и закапало) и легла мне на плечо. Влажный жар обжигал сквозь тонкую ткань рукава.
– Сассенах, – произнёс он, – чем, по-твоему, я занимался?
– Э-э-э, ну-у, – пробормотала я, безуспешно пытаясь отвести взгляд от отметин на его бедре.
Он рассмеялся, хоть звучало это совсем не весело.
– Маловерная!²⁴¹ – язвительно заметил он.
Я отодвинулась, избегая его прикосновения.
– Да уж, – сказала я, – когда чей-то муж является домой весь покусанный и исцарапанный, дурно пахнущий парфюмом, и признаётся, что провёл ночь в публичном доме, и…
– И напрямик говорит, что провёл ночь, наблюдая, но ничего не делая?
– Эти отметины у тебя на ноге появились не от созерцания! – вдруг огрызнулась я и тут же плотно сжала губы.
Я чувствовала себя ревнивой тёткой, но мне было наплевать. Я поклялась относиться ко всему спокойно, как мудрая женщина, убеждая себя, что полностью доверяю Джейми и – на всякий случай – что нельзя приготовить омлет, не разбив яиц. Даже если бы что-то на самом деле произошло…
Я разгладила мокрое пятно на рукаве, ощущая, как прохладный воздух проникает сквозь остывающий шёлк. И изо всех сил постаралась вернуть прежние беспечные нотки.
– Или это шрамы после честной схватки, полученные при защите добродетели?
Почему-то беспечный тон совсем не получился. Прислушавшись к себе, я вынуждена был признать, что в целом тон на самом деле был очень язвительным. Меня это перестало волновать очень быстро.
Без труда разобравшись в интонациях, Джейми прищурился, глядя на меня, и, похоже, собрался ответить. Он втянул в себя воздух, затем, очевидно, раздумал говорить, что собирался, и снова выдохнул.
– Да, – спокойно заявил он.
Он пошарил в ванне между ногами и наконец выудил кусок мыла – небрежно слепленный белый скользкий шарик. И протянул его на ладони.
– Не поможешь помыть мне голову? Его высочество вырвало на меня в карете по дороге домой и от меня немного воняет, вдобавок ко всему.
Секунду я колебалась, но приняла оливковую ветвь, по крайней мере на время.
Я ощущала твёрдый изгиб черепа под густыми, намыленными волосами и след зажившего шрама в районе затылка. Я сильно надавила большими пальцами на мышцы шеи, и он немного расслабился от прикосновений.
Мыльные пузырьки стекали по влажным, блестящим изгибам плеч, и руки мои следовали за ними, распределяя скользящую плёнку так, что пальцы, казалось, плыли по поверхности кожи.
«Он такой большой», – подумала я. Находясь с ним рядом практически всё время, я, как правило, забывала о его размерах, пока внезапно не видела его издали, возвышающегося среди мужчин пониже, и меня снова поражали его ловкость и красота тела. Но сейчас он сидел, подтянув колени почти к подбородку, и его плечи заполняли ванну от края до края. Он слегка наклонился вперёд, чтобы помочь мне, выставив напоказ отвратительные шрамы на спине. Толстые красные рубцы рождественского подарка Джека Рэндалла тяжким грузом лежали поверх тонких белых линий от предыдущих порок.
Я нежно касалась шрамов, и сердце моё сжималось от этого зрелища. Я видела эти раны, когда они были свежими, видела, как пытки и издевательства довели его почти до безумия. Но я исцелила его, и со всей силой своего отважного сердца он боролся, чтобы снова стать нормальным, вернуться ко мне. Движимая нежностью, я убрала в сторону обвисшие пряди волос и потянулась, чтобы поцеловать шею сзади.
И резко выпрямилась. Он почувствовал моё движение и чуть повернул голову.
– Что такое, Сассенах? – спросил он вялым от дремотного удовлетворения голосом.
– Ничего, – ответила я, не сводя глаз с тёмно-красных пятен у него на шее.
Медсёстры в казармах в Пембруке обычно прятали их под яркими шарфами, повязанными вокруг шеи, наутро после свиданий с солдатами с базы неподалёку. Мне всегда казалось, что шарфы на самом деле предназначались для привлечения внимания, а не для маскировки.
– Нет, ничего, – повторила я, потянувшись за кувшином на тумбе. Стоявший у окна, на ощупь он был ледяным. Я встала у Джейми за спиной и опрокинула содержимое ему на голову.
Чтобы защититься от внезапной волны, перелившейся через бортик ванны, я задрала шёлковый подол ночной рубашки. Джейми шипел от холода, но был слишком потрясён, чтобы вымолвить хоть одно из слов, которые (как я видела) готовы были вот-вот сорваться с губ. Я его опередила.
– Просто наблюдал, так? – холодно спросила я. – Смею предположить, тебе это ни капельки не понравилось, не так ли, бедняжка?
Он снова погрузился в ванну с такой силой, что вода плеснула через бортики, забрызгав каменный пол, и развернулся, глядя на меня снизу вверх.
– Что ты хочешь, чтобы я сказал? – вопросил он. – Хотел ли я сношаться с ними? Да, хотел! Так, что у меня ныли яйца от того, что я этого не делал. И так, что меня тошнило при мысли о том, чтобы коснуться одной из шлюх.
Он откинул мокрую копну волос с глаз, злобно глядя на меня.
– Это ты хотела знать? Теперь ты довольна?
– Не совсем, – ответила я.
Лицо у меня горело, и я прижалась щекой к ледяному оконному стеклу, вцепившись в подоконник.
– Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём?²⁴² Так ты это себе представляешь?
– А ты так это представляешь?
– Нет, – коротко ответил он. – Не так. А что бы ты сделала, если бы я в самом деле переспал со шлюхой, Сассенах? Влепила бы мне пощечину? Велела бы убраться из комнаты? Не пускала бы меня к себе в постель?
Я обернулась и посмотрела на него.
– Я бы тебя убила, – процедила я сквозь зубы.
Обе его брови взлетели вверх, а рот недоверчиво приоткрылся.
– Убила бы меня? Господи, если бы я застал тебя с другим мужчиной, я бы убил его.
Он замолчал, и уголок его губ насмешливо изогнулся.
– Заметь, – продолжил он, – был бы ещё и очень разочарован в тебе, но всё-таки убил бы именно его.
– Настоящий мужчина, – заметила я. – Всегда упускаешь главное.
Он с горечью усмехнулся.
– Так вот какой я? Значит, ты мне не веришь. Хочешь, докажу тебе, Сассенах, что за последние несколько часов я ни с кем не спал?
Он выпрямился, вода ручьями потекла по его длинным ногам. Свет из окна подсвечивал рыжевато-золотистые волоски на теле, и от кожи струйками поднимался пар. Он был похож на статую из только что расплавленного золота. Я мельком глянула вниз.
– Ха, – выказалась я со всем презрением, какое только смогла вложить в этот единственный звук.
– Вода горячая, – быстро отозвался он, выбираясь из ванны. – Не волнуйся, долго ждать не придётся.
– Это, – возразила я с необычайной чёткостью, – ты так думаешь.
Его лицо покраснело ещё сильнее, а руки непроизвольно сжались в кулаки.
– Тебя не переубедить, так ведь? – напирал он. – Боже, я провёл ночь, разрываясь между омерзением и сильнейшей болью, в то время как мои спутники издевались надо мной из-за того, что я веду себя не по-мужски, после чего вернулся домой, чтобы надо мной издевались потому, что я вёл себя развратно! Mallaichte bàs!²⁴³
Дико озираясь по сторонам, он заметил на полу возле кровати свою брошенную одежду и рванулся к ней.
– Так давай! – крикнул он, нащупывая ремень. – Давай! Раз вожделение – это измена, а за измену ты меня убьёшь, то лучше бы тебе это сделать, ну?
Он достал дирк – десятидюймовым кусок тёмной стали, и ткнул им в меня рукоятью вперёд. Демонстрируя мне широкую грудь, он расправил плечи и воинственно сверкнул глазами.
– Действуй, – настаивал он. – Ты же не собираешься отказаться от своих слов, я надеюсь? Раз ты так щепетильно относишься к своей супружеской чести и остальному?
Искушение было нешуточным. Мои сжатые в кулаки руки дрожали у боков от страстного желания выхватить кинжал и глубоко всадить ему между рёбер. Лишь понимание, что, несмотря на сгущаемые краски, он определённо не позволит себя ударить, остановило меня. Я понимала, что и так выгляжу довольно-таки нелепо, чтобы не унижаться ещё больше. В вихре шёлка я резко от него отвернулась.
Секунду спустя я услышала звяканье кинжала о плитки пола. Я стояла не двигаясь, глядя в окно на задний двор внизу. За спиной послышался слабый шорох, и я вгляделась в неясные отражения в окне. Моё лицо в ореоле спутанных со сна каштановых волос виделось на стекле размытым овалом. Обнаженная фигура Джейми смутно двигалась в отражении, как будто кто-то под водой искал полотенце.
– Полотенце на нижней полке подставки для рукомойника, – сказал я, оборачиваясь.
– Спасибо.
Он отбросил грязную рубашку, которой начал осторожно вытираться, и потянулся за полотенцем, стараясь на меня не смотреть.
Вытер лицо, а потом, похоже, принял какое-то решение. Опустив полотенце, он посмотрел прямо на меня. Я видела, как на его лице чувства борются за власть, и мне казалось, что я всё ещё смотрю на отражение в окне. Благоразумие восторжествовало в нас обоих одновременно.
– Прости меня, – сказали мы в один голос.
И рассмеялись.
Влага с его кожи пропитала тонкий шёлк, но мне было всё равно.
Несколько минут спустя он что-то пробормотал мне в волосы.
– Что?
– Так близко, – повторил он, чуть отодвигаясь. – Оно было так, чёрт возьми, близко, Сассенах, и это меня испугало.
Я глянула на дирк, позабытый на полу.
– Испугало? Никогда в жизни не видела кого-то менее испуганного. Ты точно знал, что я этого не сделаю.
– Ах это… – он усмехнулся. – Нет, я и не думал, что ты меня убьёшь, как бы тебе этого ни хотелось, – он моментально стал серьёзным. – Нет, дело… ну, в тех женщинах. Что я чувствовал с ними рядом. Я не хотел их, правда, не…
– Да, я знаю, – сказала я, потянувшись к нему, но он на этом не остановился.
– Но… вожделение, наверное, так бы ты это назвала… было… так близко к тому, что я иногда испытываю к тебе, и… ну, мне кажется это неправильным.
Вытирая волосы льняным полотенцем, он отвернулся, и его голос звучал приглушённо.
– Я всегда думал, что любить женщину будет просто, – тихо сказал он. – А теперь… я хочу пасть ниц к твоим ногам и поклоняться тебе, – он уронил полотенце и, потянувшись ко мне, взял за плечи, – а ещё я хочу заставить тебя опуститься передо мной на колени и держать тебя, пока руки путаются в твоих волосах, а твой рот ублажает меня… и хочу я и того, и другого одновременно, Сассенах.
Он запустил пальцы мне в волосы, сильно сжал моё лицо ладонями.
– Я сам себя совершенно не понимаю, Сассенах! Или всё-таки понимаю.
Он отпустил меня и отшатнулся. Его лицо давно высохло, но он поднял упавшее полотенце и вытирал им кожу на подбородке, снова и снова. Щетина слабо шуршала по тонкому льну. Голос его по-прежнему звучал тихо, едва слышно с расстояния в несколько футов.
– Подобное – в смысле, знание – открылось мне вскоре после… после Уэнтуорта.
Уэнтуорт. Где он отдал свою душу, чтобы спасти мне жизнь, и вытерпел адские муки, чтобы её вернуть.
– Поначалу я думал, что Джек Рэндалл овладел какой-то частью моей души, а потом понял, что всё гораздо хуже. Оно было во мне, и было там всегда, просто он показал мне всё это и вынудил осознать. За то, что он сделал, я не могу его простить, и пусть душа его сгниёт за это!
Он опустил полотенце и посмотрел на меня: после напряжённой ночи лицо выглядело усталым, но в глазах светилось нетерпение.
– Клэр! Чувствовать эти хрупкие шейные косточки под своими пальцами и эту прекрасную, тонкую кожу на твоих грудях и руках… Господи, ты жена моя, которую я уважаю и буду любить всю свою жизнь, но при этом я хочу целовать тебя так крепко, чтобы на твоих нежных губах оставались синяки, и видеть следы моих пальцев на твоей коже.
Он отбросил полотенце. Воздел руки, задержал их дрожащими в воздухе перед лицом, а потом очень медленно опустил мне на голову, как бы благословляя.
– Мне хочется прижимать тебя к себе, как котёнка за пазухой, mo nighean donn, и тут же хочется раздвинуть бёдра и трахать, как бык во время гона, – его пальцы вцепились мне в волосы. – Я сам себя не понимаю!
Высвобождаясь, я откинула голову и отступила на полшага. Казалось, вся кровь прилила к поверхности кожи, и в то же время озноб пробежал по телу от этой короткой разлуки.
– Думаешь, со мной иначе? Думаешь, я не чувствую того же? – стала наступать я. – Что мне иногда не хочется укусить тебя так сильно, чтобы почувствовать вкус крови, или царапать тебя, пока ты не закричишь?
Я медленно протянула руку, чтобы дотронуться до него. Кожа на груди была влажной и тёплой. Её коснулся только ноготь моего указательного пальца, чуть ниже соска. Легко, едва касаясь, я провела ногтем вверх, вниз, по кругу, наблюдая, как среди курчавых рыжих волосков резко увеличивается крошечная шишечка.
Ноготь надавил чуть сильнее, скользнув вниз, оставив на светлой коже груди едва заметную красную полоску. К этому времени я уже вся дрожала, но не отстранялась.
– Иногда мне хочется оседлать тебя, как необъезженного жеребца, и заставить быть послушным… Ты знал об этом? Я могу, ты знаешь, что могу. Измучить тебя до предела и иссушить, чтобы ты задыхался и хрипел. Я могу довести тебя до полного изнеможения, и иногда получаю от этого удовольствие, Джейми, да! Но всё-таки чаще мне хочется… – мой голос вдруг сорвался, и прежде чем продолжить, я с трудом сглотнула, – хочется… прижать твою голову к груди, баюкать тебя, точно ребёнка, и утешать, пока ты не уснёшь.
Глаза мои наполнились слезами, так что я не могла чётко видеть его лицо, не могла понять, плакал ли он тоже. Его руки крепко обхватили меня, а исходящий от него влажный жар окутал, словно дуновение муссона²⁴⁴.
– Клэр, ты меня без ножа режешь, – прошептал он, зарывшись лицом в мои волосы.
Он наклонился, поднял меня и отнёс на кровать. Уложив меня на смятые одеяла, он опустился на колени.
– А теперь ты ляжешь со мной, – сказал он тихо. – И я буду обращаться с тобой, как до́лжно. И если захочешь отомстить, не отказывай себе ни в чём, ведь моя душа принадлежит тебе со всеми её тёмными уголками.
Кожа у него на плечах была тёплой после горячей ванны, но когда мои руки добрались до его шеи, и я потянула его на себя, он задрожал, будто от холода.
А когда наконец я отомстила в последний раз, я всё-таки убаюкала его, поглаживая по спутанным, высохшим лишь наполовину прядям.
– А иногда, – шепнула я ему, – мне бы хотелось, чтобы внутри меня был ты. Чтобы я могла вобрать тебя в себя и оберегать всегда.
Рука, большая и тёплая, медленно поднялась с кровати и накрыла ладонью маленькую выпуклость живота, укрывая и лаская.
– Я там, родная, – отозвался он. – Я там.





Впервые я почувствовала это на следующее утро, лёжа в постели и наблюдая, как Джейми одевается для дневных трудов. Лёгкое трепещущее ощущение, одновременно и совершенно знакомое, и абсолютно новое. Джейми стоял ко мне спиной, пытаясь влезть в рубашку длиной до колен и вытягивая руки, чтобы расправить складки белого полотна на широких плечах.
Я лежала совершенно неподвижно, ожидая, надеясь, что это повторится. И оно повторилось: на этот раз как микроскопические быстрые движения, похожие на лопающиеся пузырьки, что поднимаются на поверхность газированной жидкости.
Мне вдруг вспомнилась кока-кола – этот странный, тёмный, шипучий американский напиток. Я пробовала его однажды за ужином с американским полковником, который подавал его как деликатес – каким она и была в военное время. Выпускалась она в зеленоватых бутылках из толстого стекла с гладкими гранями: остроносых, сужающихся посередине, так что по форме бутылка чем-то напоминала женщину, с округлым выступом ниже горлышка и ещё одним, чуть шире, над донышком.
Я вспомнила, что когда бутылку открыли, миллионы крошечных пузырьков, меньше и гуще, чем пузырьки шампанского, устремились в узкое горлышко, весело лопаясь от воздуха. Я очень осторожно положила ладонь на живот, чуть выше матки.
Вот оно. Я не чувствовала его или её, как я себе это представляла, но определенно чувствовала присутствие Кого-то. Интересно, возможно ли, что у младенцев нет половой принадлежности – если не считать физической – до рождения, когда контакт с внешним миром навсегда определял их как одно из двух.
– Джейми, – окликнула я.
Он завязывал волосы сзади, собрав густые пряди в пригоршню у основания шеи и обматывая их кожаным шнурком. Склонив голову в процессе, он посмотрел на меня исподлобья и улыбнулся.
– Проснулась, да? Ещё рано, mo nighean donn. Поспи ещё немного.
Я уже хотела сказать ему, но что-то меня остановило. Естественно, он не мог этого почувствовать, по крайней мере пока. И дело не в том, что я думала, будто ему будет всё равно, просто в этом раннем знании было что-то такое, что вдруг показалось личным; вторая общая тайна между мной и ребёнком – первая связана с нашим понимаем, что он существует, моим осмысленным знанием, что эмбрион – живое создание. Совместное знание сближало нас так же, как кровь, что текла в нас обоих.
– Хочешь, я заплету тебе волосы? – спросила я.
Отправляясь в доки, он иногда просил меня заплести его рыжую гриву в тугую косу, чтобы защитить от порывистого ветра на палубе и причале. И постоянно поддразнивал, что обмакнет её в деготь, как это делают моряки, чтобы навсегда решить проблему.
Он покачал головой и потянулся за килтом.
– Нет, сегодня я собираюсь нанести визит его высочеству принцу Карлу. И хоть его дом продувает насквозь, не думаю, что волосы будут лезть мне в глаза.
Подойдя и остановившись у кровати, он улыбнулся. Увидел, что рука моя лежит на животе, и осторожно положил поверх свою.
– Ты хорошо себя чувствуешь, Сассенах? Тошнит поменьше?
– Намного.
Утренняя тошнота действительно прошла, хотя приступы дурноты всё ещё накатывали на меня в неподходящие моменты. Я обнаружила, что не могу выносить запаха жареного рубца с луком, и мне пришлось исключить это популярное блюдо из меню прислуги, поскольку запах, словно призрак, прокрадывался по чёрной лестнице из кухни в цокольном этаже, чтобы неожиданно выскочить на меня, едва я открывала дверь гостиной.
– Вот и славно, – он взял меня за руку и, наклонившись, поцеловал на прощание костяшки пальцев. – Поспи ещё немного, mo nighean donn, – повторил он.
Он осторожно, как будто я уже спала, прикрыл за собой дверь, оставив меня в рассветной тишине комнаты, надёжно отгороженной дубовыми панелями от негромких звуков домашней возни.
Квадраты бледного солнечного света, падавшего из створчатого окна, яркими пятнами ложились на противоположную стену. Я сразу поняла, что день будет прекрасным: весенний воздух напоён теплом, а в садах Версаля распускаются розовые и белые цветы сливы, среди которых копошатся пчёлы. Придворные сегодня будут гулять в садах, радуясь погоде не меньше, чем лавочники, которые развозят свой товар по улицам.
Я тоже радовалась, одна и не одна, в своём безмятежном коконе из тепла и тишины.
– Привет, – тихо сказала я, прижимая руку к трепещущим внутри меня крылышкам бабочки.

===

235. Жаргонное обозначение одной из сексуальных позиций.
236. Боже (фр.).
237. Не беспокойтесь, месье. Я уже видела его раньше (фр.).
238. Какая громадина! (фр.).
239. Довольно (фр.).
240. Большое спасибо (фр.).
241. Матфей, 8:26.
242. Матфей, 5:28.
243. Чтоб мне сдохнуть! (гэльск.).
244. Муссоны – ветра, идущие из тропиков к экватору (летом дуют с океана, зимой – с материка).

Потеряла "Стрекозу", нашла чуть ли не на 3-й странице.))) Думаю, дай-ка подниму повыше, напомню, что с удовольствием читаю и благодарю за перевод!