Когда я вижу предметы, которые окружают меня в эту минуту, то четко понимаю, чьи они и для чего предназначены. Некоторые могут принадлежать не только мне. Например, дом и сад на хребте Фрейзера принадлежат всем членам нашей семьи. Есть вещи, которые я считаю личными, они имеют значение исключительно для меня и только в малой толике для других людей, но совсем косвенно. Как же объяснить приход в нашу жизнь предметов-странников, которые появляются ниоткуда и, выполнив свою миссию, уходят в никуда? Они блуждают по свету, кочуя из сумки в карман, из кармана в шкатулку, усиливая или ослабляя качества человека, которыми он был наделен при рождении. У нас нет над ними власти, они сами решают, когда появиться в вашей ладони, а когда «уйти», чтобы помочь кому-то ещё.

Неделя перед отъездом была просто сумасшедшей. Сборы велись без моего участия, если не считать того, что я старалась не путаться под ногами. Дядя Лэмб, в отличие от меня, был спокоен и собран, что логично, потому что это была не первая экспедиция, в которую он отправлялся. Все наши вещи в соответствии с заранее составленным списком были сложены в ящики. Они на время плаванья отправятся в трюм корабля. С собой только пара чемоданов с самым необходимым.

Я и дядя стояли на перроне вокзала Ватерлоо, когда увидели Анну, спешащую к нам. Милое личико девушки раскраснелось от быстрой ходьбы, но румянец ей несомненно шёл. Обняв меня и чмокнув в щёку, она выразительно посмотрела на дядю и сказала, что будет ждать нашего возвращения. Он лишь поцеловал её руку, но ничего не ответил. Никаких обещаний, никакой надежды. В тот момент каким-то внутренним чутьем я начала понимать, что дружба и доброе отношение - это не то чувство, что заставляет человека взять тебя за руку и никогда не отпускать.

Джуд провожал нас на поезде до Портсмута, чтобы в порту помочь с погрузкой багажа. Этот человек стал для меня не просто другом, а «счастливым амулетом», рядом с которым я чувствовала себя уверенно в любой обстановке. Дядя не предлагал ему отправиться с нами, но было заметно, что если бы не климатические и этнические особенности страны, в которой нам предстояло жить, он не был бы против его общества. Стоя на верхней палубе военного корабля «Уорспайт» и крепко ухватившись за поручень, я смотрела вниз, на причал, где одиноко маячила фигура Джуда. Иногда он, запрокинув голову, махал нам рукой, кричал, но я не могла разобрать ни слова. Дядя находился рядом и беседовал с уоррент-офицером с красной нашивкой на рукаве. Это был корабельный хирург.
Увидев, как к Джуду подошел другой офицер, я напряглась. В голове рождались предположения одно фантастичней другого.

- Они не могут взять его на борт, это запрещено Уставом, - совсем рядом прозвучал голос дяди. Он тоже наблюдал за происходящим внизу и, похоже, читал мои мысли.

Несколько минут мужчины разговаривали и, наконец, на лице у мистера Фаулера засверкала улыбка, и он стал подниматься на корабль.

- Что за чёрт! Клэр, не двигайся с места! Прошу, никуда не уходи. Пойду и узнаю, что происходит, - сказал он и быстрым шагом направился к трапу.

Вернувшись через десять минут, он победным тоном произнес:

- Джуд экзаменуется на вакансию помощника кока.

- Он едет с нами? Ура-а-а! – завизжала я, чем привлекла внимание личного состава корабля и ответный хохот. Видимо я кого-то испугала.

- Плывет. Надеюсь, что так. Просто какое-то сумасшествие! Зачем он это делает? Ну, ладно, узнаем в подробностях позже! Известно только, что помощник заболел. Искать нового нет времени. Джуду дали полчаса, чтобы он смог продемонстрировать свое умение готовить. Ты не замерзла? – поинтересовался он, внимательно изучая моё лицо и трогая руки.

Морской бриз пытался пробраться под пальто, играя с его полами, но я была тепло одета, и адреналин, из которого сейчас состояла моя кровь, прогревал всё тело изнутри. Мы не спешили уходить в каюту: я - потому что первый раз покидала Англию.

- Аврал! Отдать швартовы! – раздалась команда офицера. - Приготовиться к буксировке!

К кораблю приблизился катер и стал ювелирно, упираясь в железный борт, отталкивать его нос от причала. Матросы сновали по палубе, как муравьи, поднимались на мачты, тянули канаты, и вот на одной из трёх мачт развернувшийся парус наполнился ветром и сдвинул корабль с места. Один из офицеров попросил нас всё же спуститься в каюту, до того момента, как судно покинет порт и встанет на рейд. Мы подчинились.

Каюта была небольшая, но уютная, и в ней был иллюминатор. Первым делом я забралась на тумбу и прилипла носом к стеклу. Всегда любила смотреть из окон, ведь каждое окно - это новый мир, загадочный и зовущий. Вот и сейчас я увидела берег острова Айл-оф Уайт и сквозь плотную дымку облаков размытые очертания солнца, опускающегося к горизонту. Нам предстояло провести в этом маленьком пространстве несколько дней и ночей, прежде чем мы достигнем цели нашего путешествия.

Джуд появился в каюте примерно через час. Был взволнован, говорил быстро:

- Боже, мистер Кью, я не верю в то, что плыву с вами! – восторженно тараторил он.

- Как тебя угораздило додуматься до такого? Это очень рискованно! Ты же понимаешь, как местное население будет относиться к тебе? – ворчал дядя. – Твоя кожа, твои глаза, нужно будет подумать, как защитить их.

- Вы считаете, что ваше с Клэр нахождение в той стране менее опасно, чем моё?

- Мы под защитой королевского флота, хотя в случае мятежа это вряд ли поможет, но от палящего солнца – спасенья нет!

- Мистер Бичем, это моё решение! – твердо сказал Джуд. – Я с вами!

Я улыбалась счастливой улыбкой, потому что была уверена – пока он с нами, всё будет хорошо.

- Мне пора на камбуз, скоро ужин. Я сразил кока наповал, - смеялся он, - приготовив за полчаса три блюда, включая десерт. Он сказал, что я буду готовить для офицерского состава.

Повернувшись ко мне и коснувшись указательным пальцем кончика моего носа, он произнес:

- Сегодня на ужин будет пастуший пирог, мисс Клэр!

Ужинали мы в кают-компании для командного состава, но офицеров было немного. Часть заступила на вахту, часть отдыхала в каютах. К нам подсел старший офицер, и между ним и дядей завязался разговор, из которого стало понятно, почему мы плывем на военном, а не на торговом или пассажирском судне.

Египет уже несколько лет как перестал быть колонией, страна приобрела формальную независимость и своего короля, но Англия оставалась «дружественной» страной с контролем над четырьмя регионами. Военные охраняли жизнь и собственность европейцев, инвестировавших средства в Суэцкий канал и хлопковые плантации. Торговые суда-одиночки подвергались нападениям мелких шхун пиратов-революционеров, французских и турецких кораблей. Восстания на суше жестоко подавлялись армией либо затухали сами после того, как главарей подкупали «богатыми подарками». Археология оставалась бизнесом, и в том, чтобы этот бизнес приносил прибыль, были заинтересованы не только англичане. Процент получали и вожди, на чьих землях шли раскопки. Экспедиционные лагеря охранялись круглые сутки. Нам предстояло примкнуть к одной из групп, ведущих раскопки в окрестностях Каира. Но дядя планировал несколько дней провести в Александрии, а уже потом отправиться вглубь страны.

Море было для меня неизвестной стихией, а неизвестность, как правило, страшит, поэтому скажу честно, мне было не по себе, когда я представляла глубину, которая могла быть под кораблем. Как только я представляла свое погружение в пучину, у меня перехватывало дыхание и шумело в ушах. Но постепенно я стала привыкать к качке, «дыханию» судна и на третий день смело выходила на палубу, правда крепко держась за руку дяди Лэмба или Джуда. Хоть по календарю стоял ноябрь, на этой широте было тепло: солнце припекало, а моё тело расслаблялось. Я увидела в небе птиц, паривших в воздушных потоках над океаном, и показала на них рукой:

- Альбатросы, - дядя приложил руку ко лбу, - скоро мы пройдем по Гибралтарскому проливу мимо Геркулесовых столбов. Там, кстати говоря, нет никаких столбов. А если когда то и были, то нам доподлинно об этом не узнать. Скорее, это очередной символизм, что-то вроде условного знака на древней карте. Два столба как ворота из Атлантического океана в Средиземное море, или как путь в неизведанное, к тайным знаниям. Я часто встречал этот символ в разных культурах. По обе стороны пролива отвесные скалы: крепость Гибралтар в Европе и гора Абила в Северной Африке. Потрясающее зрелище. Как англичанам удалось закрепиться на этом клочке суши в тысяче миль от родины, остается загадкой.

- Шевели задницей, твою мать! – услышала я за спиной и, обернувшись, увидела, как старший матрос толкнул мальчишку в морской форме, и тот скатился с верхней палубы по трапу к нашим ногам. Следом полетели ведро с водой и тряпка. Дядя помог ему подняться, но матрос оказался рядом и продолжил бранить юнгу:

- Сколько можно тереть одно место! Показать тебе другое?! - приближался он к парню.

Неожиданно рядом оказался офицер, которого я видела раньше, в первый день.

- Отставить! Матрос Браун! Вам нечем заняться?! Я доложу о Вас капитану!

Матрос отступил, отдал честь и вразвалочку отправился восвояси.

- Юнга, соберите инвентарь и отправляйтесь в хирургию, я обработаю ссадины, - сказал офицер, и парень подчинился. Малец чуть не плакал. Рот был крепко сжат, но в глазах стояли слёзы. Когда он отошел на некоторое расстояние, офицер продолжил:

- Ублюдки! Совсем затравили парня! Роберт Харви, хирург, - представился он. – Приходится присматривать за ним, чтобы не вышло чего. Содомиты проклятые…

Дядя тоже представился и удивленно спросил:

- Неужели? Так уже двадцатый век на дворе…

- Дааа, - протянул мистер Харви, - но почему-то ничего не меняется…

Тогда я не понимала, о чем они говорили, но мальчишка выглядел несчастным, и мне было его жаль. Ещё несколько раз я видела его, то карабкающегося по снастям, то натирающего до блеска поручни и крышки, но никогда не говорила с ним. И вот однажды представился случай узнать его ближе. Дядя остался в каюте, не мог оторваться от чтения дневника, и на прогулку я пошла с Джудом. Моряки – народ суеверный и немного сторонились нас. Проходя мимо группы матросов, мы услышали звуки, напоминающие удары по чему-то мягкому. Джуд остановился, повернулся к ним и, обратившись к старшему, спросил:

- Вам нужна помощь, сэр?

Матрос растерялся и промычал:

- Нет, сэр…

- Тогда она нужна кому-то другому.

Когда он растолкал мужчин в стороны, мы увидели мальчика, который стоял в бойцовской позе. Матросов «сдуло ветром». Пацан опустил руки, расслабился и сполз по стене на пол. По щекам текли слёзы.

- Ну, ну, ты молодец, - говорил Джуд, прижимая мальчика к себе, - не давай им сломать тебя. Они только этого и ждут. Довести человека до отчаяния и… Как зовут?

- Том, сэр. Томас Вуд.

- Расскажи мне о себе, Томас. Как ты оказался в команде судна?

Немного успокоившись, он рассказал, что его отец был морским офицером, но погиб в первую мировую войну. Он его совсем не помнит. Ему сейчас десять, и он только родился, когда отец ушел в море. На берегу остались мать и сестра. Мама воспользовалась возможностью, предоставляемой адмиралтейством вдовам офицеров, и отдала сына в юнги. Его приняли в команду, и он был не против, хотелось путешествовать, увидеть разные страны. Но на деле всё оказалось не так романтично. Его частенько избивают. А ещё он очень боится утонуть. Когда начинается шторм, на него нападает паралич и ноги не слушаются.

- Но ведь ты можешь вернуться домой. Разве нет?

- Мама получает мое жалование, другого дохода нет. Я, должен справиться, - тихим голосом, глядя на свои ботинки, сказал Том.

Я молча слушала и понимала его чувства и слёзы, потому что тоже была ребёнком, и мне очень хотелось ему помочь. Когда Томас закончил, Джуд сказал:

- Эй, выше нос! Ты смелый парень, а это главное. Окрепнешь физически, тебе будет легче окрепнуть морально. Я расскажу тебе, что нужно делать и как себя вести со всем этим сбродом. Покажу несколько приемов. А дальше всё зависит от тебя. Договорились? По рукам?

Том поднял глаза – в них читались удивление и надежда.
Каждую свободную минуту Джуд использовал, чтобы поговорить с парнем, показать упражнения на физическую выносливость, приемы самозащиты. Объяснял, как важен внутренний настрой человека на лучшее. Ведь он сам прошел школу жизни, и не менее суровую, чем этот мальчик. Томас впитывал каждое слово, записывал и зарисовывал наставления Джуда и стал выглядеть более уверенным. Ходил спокойно с высоко поднятой головой. Когда не мог избежать драки, смело ввязывался, ну а если превосходство в силе и количестве противников было очевидным, просто убегал и прятался в «щели» корабля, до той поры пока матросы не успокоятся. Парочка мужчин уже ходили с синяками на лице, видимо других это останавливало. Я рассказала дяде про Тома, про его страхи, но о том, что его страхи созвучны с моими, я умолчала. Но дядя был очень проницательным человеком, и уверена, понимал, что меня волнуют не только переживания маленького матроса. Он не отмахивался от меня, как от назойливой мушки, а всегда старался объяснить проблему так, как понимал сам. Вот и в этот раз он отложил книгу, сел рядом со мной и заговорил:

- Всё это очень сложно, милая. Порой «наши» страхи - это навязанные нам страхи других людей. Родителей, например. Их желание оградить детей от всевозможных опасностей выражается в запугивании: «не бегай - упадешь», «не лазай - разобьешься», «не ходи – маньяки». Дети всё равно нарушают установленные запреты, но очень боятся наказания. А вот страх перед природными стихиями, это скорее признание могущества этих стихий. И в этом случае изучение явлений помогает нам быть осторожными и использовать накопленные знания для своей безопасности. Я подарю Тому книгу «Робинзон Крузо». Может, она поможет ему поверить в себя?

- Так значит, моря бояться не стоит? – спросила я. - А зачем тогда люди вырезают фигурки всякие? Помнишь кита-нэцкэ, амулет для морских путешественников?

- О! Японские мудрецы, понимая несовершенство человеческой личности, использовали фигурки, чтобы вселить в человека веру в собственные силы. Ведь когда он спокоен, не боится, защищен обожествляемой вещью, он может трезво мыслить. Поступки становятся осознанными.

- Понятно. Ты только не забудь про книгу, дядя. Ведь мы скоро прибудем в Александрию?

- Уже скоро! Я попрошу Джуда, чтобы достал книгу из наших вещей и передал парню. А пока пойдем на палубу, прогуляемся.

Меня осенила мысль:

- Пусть и китёнка достанет из моей шкатулки. Для Томаса.

- Ты уверена?

- Да, - твердо сказала я.

- Тогда отдашь ему сама.

За час до прихода в гавань Александрии мы стояли на палубе и любовались проплывающей мимо береговой линией. Мистер Харви принес мне подарок от команды: кепку, рубашку и брюки мужского кроя. Всё новенькое, оливкового цвета, идеально подошло мне по размеру. Чем была продиктована такая любезность я не догадывалась, но если бы не эта одежда, я бы вскипела от жары. Джуд стоял в окружении офицеров, пытавшихся уговорить его остаться. Он шутил, хвалил кока, превознося до небес его готовку, и присоединился к нашей компании только тогда, когда заметил подошедшего Тома. Дядя вручил мальчику книгу и крепко по-мужски пожал руку.

Я нащупала в кармане камень, вырезанный в форме кита, и ощутила, как он становится тёплым и в местах соприкосновения с кожей возникает покалывание, будто тысяча мельчайших иголочек поочередно пытаются проникнуть внутрь моего тела. Протянув мальчику свой кулак и разжав его, я увидела, как вместе с камнем, словно волна, в его ладонь перекатилось голубое свечение. От покалывания не осталось и следа. А в душе была легкость, радость и удовлетворение от осознания того, что я выполнила какую-то важную миссию. И для меня этот момент, пожалуй, был важнее, чем для Тома. Разбудить в человеке веру в собственные силы, пусть даже через подарок материального объекта или как-то ещё – это ли не чудо! Может кому-то покажется смешным, но я и сейчас часто использую всякую мелочь, чтобы настроить своих пациентов на выздоровление. Это может быть что угодно: речная галька с дырочкой для шнурка, или цветные камешки, птичьи перья яркой окраски, корни растений замысловатой формы. И что самое удивительное, что они «работают». В тысячный раз задаю себе один и тот же вопрос «Как?» - и не нахожу ответа.

- С-спасибо, м-мисс Клэр, - заикаясь произнес Том. - Я слышал рассказы матросов о таких фигурках.

- Она твоя, потому нужна тебе! Но будь готов к тому, что в один из дней тебе придется расстаться с камнем, потому что он понадобиться другому человеку. Когда это произойдет? Думаю, ты поймешь это сам, – дядя Лэмб улыбнулся мальчику.

- Кажется, я понял вас, сэр.

- Отлично, парень! Ну, давай прощаться?

Сколько расставаний было в моей жизни! Но это я помню до мельчайших подробностей. Рукопожатия, пожелания удачи, спуск по трапу и первые шаги по раскаленной солнцем пристани, многоязычный гомон людей, суетящихся рядом, запахи кахвы** и нечистот. И конечно, предвкушение новых приключений в стране сапфировых небес.

*Нэцкэ Кит — является символом счастья, силы, доброты и сострадания. По легенде, считалось, что земля покоится на трех огромных китах, которые несут в мир мудрость, надежность и благополучие. Изображение кита является оберегом во время морских путешествий. Существует поверье: встретить кита в море — необыкновенно счастливый знак.
**кахва – так на Ближнем Востоке называют кофе.

Продолжение следует)))

Впившись пальцами в столешницу, я внимательно наблюдала за тем, как топорик, сжимаемый рукой Джуда, отрубал курице лапы. Затем настала очередь ножа. Им мужчина вспорол мягкие ткани птицы, проделав отверстие в животе такого размера, чтобы внутрь могла пролезть рука. Засунув в дыру свои огромные пальцы, он вытянул на свет божий разноцветные, с вкраплениями жира, кусочки плоти и разложил их на столе. Посмотрев в мою сторону, он вскинул брови, тем самым выразив удивление моему вниманию к процессу, и с некоторой иронией стал объяснять происходящее:

- Вот печень, а вот селезёнка, видишь, зелёная. Их нужно вместе, очень аккуратно, отделить от тушки, иначе селезенка растечётся желчью и придаст мясу горечь. Печень и желудок – съедобные, а селезёнка и кишечник – не съедобные, их отделяем и выбрасываем, - выполнив ножом манипуляцию по отсечению лишнего, он продолжал: - Желудок обязательно чистим. В нём остатки пищи, мелкие камешки, которые помогают перетирать в кашу всё, что попало в желудок.

Теперь я знала, как выглядят печень и желудок птицы. Джуд снова запустил свою руку внутрь и достал мокрый коричневатый камушек, из которого торчали белые и черные отростки.

- Это сердце, - сказал он и положил его на стол.

При этих словах мои глаза расширились, а рот открылся. Я непроизвольно выдохнула и задержала дыхание. Непременно захотелось всё рассмотреть поближе, и я осторожно стала приближаться к той части стола, где в ряд лежали внутренности. Джуда забавлял мой интерес, он прервал разделку и, облокотившись на стол локтями, стал показывать на блестящие органы кончиком ножа, объясняя нюансы:

- Эти трубочки называются артерии, по ним движется кровь. А вот, обрати внимание, какая плотная ткань выстилает внутреннюю камеру желудка, её необходимо удалить, - он ткнул ножом в белую плёнку. Желудок переливался всеми цветами радуги и напоминал мне диковинный камень.

- А у человека такое же сердце? – спросила я. – Ты видел?

- Нет… Нет, Клэр, боже упаси! Не видел, и тебе не желаю! – он пришёл в замешательство от самой мысли увидеть человеческое сердце, и чтобы избавиться от мыслей как от наваждения, он замотал головой, сказал «бррр» и перекрестился.

Как Джуд разделывает курицу, я наблюдала впервые. В Лондоне у мясника он покупал ощипанных и выпотрошенных цыплят. Видимо наслушавшись ещё на корабле нелестных отзывов о местных поварах и способах готовки, он решил с самого первого дня отнестись к процессу приготовления пищи с ответственностью и предельным вниманием. Мы остановились в гостинице для европейцев, в которой после беглого осмотра Джуд обнаружил маленькую кухонку, которой пользовался персонал. Оставив нас с дядей отдыхать, он отправился в город и вернулся через полчаса в тёмно-синем халате, тюрбане из тонкой белой ткани, с сумкой продуктов и живой курицей. Он был похож на визиря из восточной сказки. Не хватало только башмаков с загнутыми вверх носами. Процесс убиения и оголения бедной птички я не застала, а вот всё остальное вызвало во мне живой интерес. Джуд закончил разделку, тщательно вымыл мясо, овощи, фрукты, зелень, смешные пузатые корешки и принялся готовить обед, сопровождая весь процесс комментариями:

- Боже, Клэр, ты только понюхай, какой аромат у этих томатов! Имбирь великолепен! Никогда не забывай тщательно мыть все овощи и кипятить воду, - наставлял он строго. - Мне повезло наткнутся неподалеку на повозку торговца, направляющегося на базар. Попробуй финик, какой сахарный! М-м-м! А ты пробовала инжир? Держи! Заварю-ка я чай…

Передо мной оказалась тарелка с фруктами, и я приступила к дегустации. Если бы кто-то посмотрел на нас со стороны, то, думаю, не смог бы удержаться от улыбки. Я брала в рот кусочек фрукта и закрывала глаза, наслаждаясь сладостью или кислотой, а Джуд в это время, помешивая в кастрюле соус или нарезая луковицу, продолжал петь дифирамбы:

- Если бы такое солнце, да в Лондон, эх, как думаешь, выросли бы у нас апельсины? А что ты скажешь о персике? По-моему, очень сочный.

Я поддакивала ему, проглатывая очередную порцию мякоти.

- Ах, вот вы где! - услышала я голос дяди. - Если, честно, я шёл на запах! Пахнет замечательно, и я очень голоден!

Пот стекал по его лицу. Он снял шляпу, обнажив макушку со слипшимися волосами, и стал обмахиваться ею. «Вот почему арабы бреют голову», - подумала я. Пока мы с Джудом готовили ужин, он ходил в город на встречу с военным атташе, и по его настроению можно было сделать вывод, что встреча удалась.

- Уверен, на вкус будет не хуже, мистер Кью, - сказал Джуд, улыбаясь.

И он оказался прав. Вкус овощей и фруктов отличался от тех, что мы ели дома. Джуд постарался отнестись к процессу обработки продуктов очень деликатно, и теперь сидел с довольным видом и слушал мои и дядины причмокивания. Тарелки блестели, так как последние капли соуса были собраны кусочками лепёшки.

Отужинав, мы сидели втроем за маленьким столом всё в той же кухне, окна были открыты, слабый ветерок охлаждал помещение и нашу кожу. Несколько раз в кухню входил управляющий гостиницы, но увидев, что гости не спешат уходить, извинялся и исчезал. Физическое и моральное напряжение этого дня сменилось расслабленностью и ленью. Дядя вертел в руках сигару, но закуривать не спешил, просто подносил к носу втягивая табачный запах. Джуд потягивал маленькими глотками кофе. Я же почти засыпала, облокотившись головой на свой кулак.

- Как тебе город? – спросил дядя Джуда. – Ты ведь первый раз в этой стране, хочу услышать твое мнение, - произнес он, хлопнув себя по коленке.

- Странное ощущение. Такое смешение стилей в архитектуре. Мощные крепостные стены, выбеленные солнцем храмы и церкви с каллиграфическими письменами на фасадах, мечети с мальтийскими крестами и минареты, похожие на обелиски, античные развалины, современные дворцы, и тут же, примостившиеся к ним как улитки, хибары арабов-ремесленников… Словно калейдоскоп какой-то. Но не это удивительно. Я обратил внимание на то, что большинство жителей словно чужие в этом городе. Их облик не вяжется со всеми там амфитеатрами, гигантскими колоннами, остатками былой роскоши. Они будто въехали в чужой дом и живут, не считая нужным заботится о нём. По-моему, к жилищу, построенному своими руками или руками твоих предков, так не относятся.

- Согласен. Историки пишут, что когда флотилия Александра Македонского пристала к берегу, на этом месте было несколько рыбацких деревень. Строительство города заняло не одно столетие. Когда-то он был центром эллинистического мира в Средиземноморье. В нём жили лучшие математики, астрономы, философы, механики, искусные медики. Разные народы, разные религии сосуществовали рядом, уважая представление каждого о мире и роли человека в нём. Но что-то произошло, и наступил раскол. В первую очередь пострадали ученые, не успевшие уехать. С ними расправлялись с особой жестокостью. Ты читал историю Гепатии Александрийской? - дядя посмотрел вопросительно на Джуда.

- Да, читал о ней. Женщина–ученый, сказавшая, что “Самое страшное — это преподносить суеверие как истину”. Но можно ли верить тому, что было написано о ней в те века? Ведь то, как с ней обошлись!… Неужели люди могли такое совершить, а потом не хотели забыть об этом? – было заметно, что Джуд волновался. Я не знала, что произошло с этой женщиной, но не стала вмешиваться в разговор мужчин и задавать свои вопросы. У меня ещё будет на это время.

- Страшно то, что если это и выдумка, то кому-то очень выгодно использовать эти сведения о показательной казни как урок! Вот что будет с противниками «истинной веры», особенно если противники — женщины. Сколько людей было уничтожено по обвинению в язычестве и колдовстве! – дядя сел удобнее на стуле. – Я считаю, что такой персонаж всё же был в истории, иначе зачем цитировать её крамольные высказывания. Город древний, и моя интуиция и некоторые находки коллег подсказывают, что не всё так просто с ним. Может, Александр приехал на готовое? Возможно город, пусть разрушенный или опустевший, но стоял уже на этом месте? Я хочу показать вам кое-что. Завтра… А послезавтра мы выезжаем на поезде в Каир. Пехотный полк отправляется в тот регион, и военные не против, если мы присоединимся к ним как попутчики. Нам выделили купе. Поздно уже, давайте спать. Вон, Клэр уже клюет носом, а он у неё очень даже симпатичный, и мы не хотим, чтобы он пострадал.

Проснувшись от крика, который проникал с улицы и протяжным эхом наполнял всё вокруг, я увидела, что мужчины всё ещё спали на своих тюфяках. Сквозь окно, закрытое деревянными ставнями с решётками из тонких реек, пересекавшихся под разными углами, проникал свет и рисовал на полу замысловатый узор из квадратов и треугольников. Я поднялась с лежанки и на одной ноге проскакала к окну, стараясь не наступать на тень. Настроение было прекрасное, моё тело отдохнуло, я была готова к новым впечатлениям. Своими прыжками я разбудила дядю:

- О, кузнечик проснулся! – прохрипел он. – Хоть и очень рано, но, пожалуй, нужно вставать и посетить подземный город с утра. Джуд! Ты с нами?

- Конечно, мистер Кью… Сейчас, ещё маленькую минуточку, и я с вами…

Завтрак был приготовлен на скорую руку и состоял из глазуньи, помидоров, домашнего сыра, инжира, свежих лепёшек. Всё это Джуд предусмотрительно заказал с вечера, и когда пришел в кухню, корзина с продуктами ждала его на столе. Чай заваривался из запасов, привезённых из Англии.

Яркое солнце безжалостно палило. Дядя не расставался с широкополой шляпой, а Джуд с халатом и белым платком, обёрнутым вокруг головы и одним концом закрывавшим лицо до самых глаз. Мне на голову одели кепку, спрятав под нее все мои волосы. Кожа чесалась, хотелось снять её и забросить подальше. Однако дядя запретил это делать и несколько минут потратил, объясняя, что такое «солнечный удар».

Подземелье состояло из нескольких ярусов, самые нижние были затоплены водой. Я спускалась в катакомбы вслед за дядей по лестнице, высеченной в скале. За мной шёл Джуд, освещая путь фонариком и придерживая меня за локоть. Коридоры в каменной породе были похожи на лабиринт, и без проводника мы не смогли бы найти то место, к которому нас вел пожилой египтянин по имени Убэйд. Дядя остановился, и я уткнулась в его спину. Чиркнула спичка, и несколько факелов один за другим осветили небольшой грот и проем, ведущий в погребальную камеру. По обе стороны от проема стояли классические римские колонны с завитушками в верхней части. Справа и слева от столбов на стенах были высечены барельефы, изображающие больших змей и переплетённых змей поменьше (нечто похожее я видела в часовне аббатства Англси), над проёмом – диск с крыльями. Джуд посветил на стену погребальной камеры, и мы увидели фигуры египетских богов Гора и Анубиса, высеченные в камне. Один из них держал в руках, подняв высоко над распростертым телом человека, сердце. На других стенах были отчетливо различимы изображения жрецов, склоненных над раскрытой книгой.

- Ух ты! -не удержалась я от восклицания. – А что они делают, дядя?

- Есть версия, что готовят тело умершего к переходу в мир мёртвых. Но я думаю, что здесь изображен древний мистический ритуал. Обратили внимание на переплетенных змей?

- А зачем им сердце? – спросила я.

- Возможно, чтобы овладеть бессмертной душой, - говорил дядя, не отводя глаз от стены. – Когда-то верили, что вместилище души — это сердце. А может, всё более прозаично, и эти катакомбы – обычная лаборатория по изучению человеческого организма. Здесь достаточно сухо, прохладно, хорошая вентиляция, да и от чужих глаз далеко. Обратите внимание на колодец, уходящий вглубь земли. Он позволяет поддерживать нужную температуру.

Только сейчас я почувствовала движение прохладного воздуха, да и свет от зажженных факелов слегка мерцал, играя на стенах тенями.

- А почему люди в масках?

- Клэр! Ты делаешь успехи! Эти люди скрыли лица потому, что не хотят, чтобы их узнали.

- Как-то тут жутковато, вам не кажется? – Джуд поёжился. - Может пойдём обратно?

Поворота головы в сторону проводника, тихо сидевшего на камне, было достаточно, чтобы он встал и направился к выходу. Мы пошли за ним, и как только последний из нас покинул грот, все факелы разом потухли. Дядя поблагодарил Убейда и сунул ему в руку несколько монет, после чего лицо египтянина осветила улыбка почти беззубого рта.

Домой возвращались пешком, прячась в тени высоких каменных заборов, возведённых когда-то вокруг домов. По орнаменту, вырезанному на воротах, можно было судить о достатке семьи. Некоторые были очень красивы и представляли собой произведение искусства местных резчиков, другие были сколочены из ничем непримечательных досок. Редкие деревья, растущие на улицах, окружали скамейки, на которых сейчас никто не сидел. На всём пути нам встречались разносчики воды, но мне запретили пить эту воду, прочитав целую лекцию об опасности кишечной инфекции. Не было никакой гарантии, что эта вода была добыта из источника, а не из речки. Только добравшись в гостиницу, мы с наслаждением напились воды, которую доставали из расположенного во дворе двадцатиметрового колодца. Джуд выдавил в неё лимон, апельсин и бросил несколько стружек имбиря. Напиток был вкусным и освежал. Я плюхнулась на тюфяк и вытянула ноги. Дядя сменил рубаху и сел, смешно сложив ноги калачиком, из планшета достал книгу в кожаной обложке и, раскрыв, стал перелистывать страницы.

- Дядя, это тот самый дневник? Ты нашел то, что искал? – спросила я, перекатившись на живот и повернувшись к нему.

- Да, это он, но пока ничего интересного, – не отрывая глаз от страниц, сказал он.

- А когда ты расскажешь мне про дедушку?

Дядя поднял на меня глаза, закрыл дневник и, отложив в сторону, начал рассказывать.

- Его звали Дэвид Жудер Бичем. Твой дед был военным доктором. Уж не знаю, что заставило его приобрести лицензию полкового врача, твою бабушку вопросы на эту тему, мягко говоря, раздражали, но он это сделал и оказался в Египте. Отец пропал без вести, направляясь к больному в одно из селений близ Карнака. С ним был переводчик, которого тоже не нашли. Мертвыми их никто не видел. Они ведь могли заблудиться или попасть в плен к берберам. Я до сих пор верю в то, что он жив, и не успокоюсь, пока не найду хоть какую-то информацию о нём.

Ничего не говоря я подошла к дяде, села с ним рядом, положив голову на плечо, и так, молча мы сидели, думая каждый о своём. Я - о том, как сильно нужно любить человека, чтобы посвятить большую часть своей жизни его поиску. Он обнял меня и сказал:

- Ничего, светлячок, всё будет хорошо. Я в это верю!

- Я тоже!

Продолжение следует)))

Я часто думаю о том, что такое Время, и зачем оно нам. Время течёт, как река, ускоряется, направляя нас в нужное место, не давая отвлекаться на незначительные события и встречи. И, напротив, замедляется, тянется и даже останавливается, желая отметить и запечатлеть в памяти важные знакомства или периоды нашей жизни. Похоже на то, как я ставлю в тексте отметку красным карандашом. И каждая такая марка - известные данные в условии задачи, которую необходимо решить… Память вернет к ним как к подсказкам спустя неделю, месяц, а может через годы, воскресив тот самый миг во всех подробностях.

Поезд остановился, и я рванула к выходу, ни секунды больше не желая оставаться в этой раскаленной солнцем железной коробке. На перроне, который представлял собой утрамбованную земляную площадку, а не выложенную гранитом платформу (как на вокзале Виктория в Лондоне), уже стояли военные. Кто группами, кто в одиночку, они жадно вдыхали пыльный воздух, некоторые курили и в блаженстве, поднимая лицо к небу, выпускали кольца табачного дыма. Один из них подхватил меня за талию и поставил на землю. К моему удивлению, совсем не было жарко, но воздух казался липким и пах дождём. Дядя и Джуд за моей спиной выгружали вещи. Сняв кепку и отпустив на волю свои непослушные волосы, я присела на один из ящиков и стала осматриваться вокруг. Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, посмотрела вправо и увидела его. Я пишу посмотрела, как будто между осознанием, что за тобой наблюдают, и визуальным контактом с наблюдающим прошла всего лишь секунда. Может так и было. Но в тот момент я видела всё как в замедленном кино: вот солдат с вещмешком через плечо, медленно шагающий мимо меня, носильщики с сосредоточенными лицами, ожидающие условного знака от бригадира, повозка с деревянными колесами, запряженная облезлым мулом, и наконец стоящий в стороне от всех высокий мужчина в халате цвета индиго и черном платке, обернутом вокруг головы. Один конец платка закрывал лицо до самых глаз, и эти глаза смотрели на меня. Синие, в обрамлении черных ресниц, они не давали мне отвести взгляд, и я будто погружалась в их глубину как в море.

- Клэр! Ты в порядке? – услышала я голос дяди Лэмба. – Можешь мне помочь?

Я подошла к дяде, но продолжала чувствовать взгляд незнакомца.

- Подержи вот тут. Ты такая бледная. Тебе нехорошо? – заволновался он.

- Нет, я в порядке, влажно очень, кажется, будет дождь…

- Дождь?! – удивленно, в два голоса, произнесли дядя и Джуд. — Это явление в данной местности очень редкое, поэтому я буду очень удивлен, если выпадет хоть капля осадков, ну, а местное население будет просто счастливо, потому что это благословение случается раз в десять, а то и пятнадцать лет, – говорил он, завязывая узлом веревку, скрепляющую вместе свернутые в рулон одеяла.

Но стоило ему замолчать, как первые капли дождя упали на землю и следом за ними обрушились потоки воды. За секунды земля под ногами раскисла и превратилась в жижу, дядя пытался прикрыть руками чемодан с бумагами, а Джуд смешно суетился вокруг вещей, переставляя их с места на место, но все его манипуляции были бесполезны. Мы промокли до нитки. Я хохотала и кружилась на месте, раскинув руки. Местные жители возносили молитвы небу, падали на колени и мокрыми руками растирали грязь по лицу. Мул заорал, видимо решив внести свой вклад в благодарность небесам. Когда моя голова окончательно закружилась, я остановилась и чуть не упала, но меня придержали чьи-то руки и, подхватив, усадили на ящик. Дождь прекратился так же неожиданно, как и начался. Рядом стоял незнакомец. Дядя обменялся с ним приветствием и спросил, чем он может помочь, но тот ничего не ответил, поклонился мне и ушёл. Его поклон вызвал наше общее недоумение, Джуд сдвинул брови.

- Нужно быть осторожней. Местные - могут быть опасны, - произнес он вслед удаляющемуся мужчине. — Это бербер. Точнее не скажу. У каждого племени свои отличительные татуировки на теле. Но думаю, что он не хотел нам зла.

- Мистер Бичем! Ас-СалЯм МуалЕйкум! – раздался рядом мягкий мужской голос. – Меня зовут Адджо. Я переводчик мистера Эмери. Он распорядился встретить вас и проводить в его резиденцию.

Перед нами стоял средних лет египтянин, хорошо говоривший по-английски, с несколько напыщенной интонацией и смешным акцентом, но это нисколько не мешало понимать его. Дядя пожал его руку и представил нас. Как и ожидалось, на Джуда переводчик посмотрел с опаской, а мне показал свои белые зубы и назвал «шерити». Мне не понравилось, как это прозвучало, хотя позже я узнала, что в переводе с египетского слово означало «маленькая девочка». Вполне безобидно. Переводчик взмахнул рукой в направлении носильщиков и зычно крикнул на арабском. Несколько человек подбежали к нам и стали грузить ящики на повозку, запряженную мулом, которая должна была сразу отправиться в лагерь археологов в предместье Каира. Джуд выразил желание отправиться на ней к месту назначения, объяснив это тем, что постарается обустроить наше новое место жительства, но мне показалось, что он просто боялся оставлять вещи без присмотра. Перекинувшись несколькими фразами с дядей, он сел рядом с возницей, и повозка медленно тронулась с места. Джуд обернулся и скорчил рожу, которая могла означать «мне это снится» или «я думал, что мулы двигаются быстрее». Я засмеялась и помахала ему рукой.

Нас же мистер Адджо повел за постройку непонятной архитектуры, выполнявшую роль вокзала, к фаэтону, запряженному парой лошадей. Вокруг коляски собралась толпа зевак. Но ехали мы по городу ничуть не быстрее груженной повозки, потому что вокруг сновали торговцы с тюками и с лотками на голове, ничего не видящие, кроме своих ног. Вонь, кучи мусора, антисанитария царили повсюду. Сложилось чёткое ощущение, что город был когда-то засыпан песком и его только частично откопали. Контрасты городской жизни шокировали. Начиная с того, с каким мастерством были выполнены изящные решетки на окнах многоэтажных домов, и заканчивая тем, как на стены тех же домов «мочились» и мальчишки с раздутыми животами, и взрослые мужчины. Я спрятала свой нос в дядин рукав, и пока коляска не остановилась, вдыхала мускусный запах его пота.

Резиденция, о которой говорил Адджо, была настоящим маленьким дворцом. Он стоял на берегу Нила и принадлежал богатому торговцу хлопком. Торговец был англичанином. Снаружи дом, построенный в колониальном стиле, казался небольшим, внутри же оказался просторным и чистым. Муслиновые занавески нежного розового цвета развевались в окнах, паря в потоках свежего ветерка, дующего с Нила. Вокруг дома росли неизвестные мне деревья, роскошно цветущие и с плодами на самых верхушках, большую территорию занимали раскидистые пальмы, дающие спасительную тень. Человек с черной, отливающей синевой кожей, ходил между растениями и поливал их из большого черпака.

У входа в дом нас встретил довольно молодой мужчина, которого дядя, пожав ему крепко руку, представил мне как Уолтера Брайана Эмери. Он был назначен руководителем экспедиции, и дядя был приглашен в качестве начальника одной из партий. Мистер Эмери очень удивился, увидев меня, но, справившись с первыми эмоциями, спросил:

- Кью, ты уверен, что поступил правильно, взяв с собой в этот «чертов ад» ребёнка? Наши соотечественники напротив отправляют всех своих близких на родину. Хозяин виллы перевез всю свою семью в Лондон, продать недвижимость пока не может и оставлять без присмотра боится. Пригласил нас пожить у него, видимо надеясь, что из-за договоренности с правительством нас не тронут и его собственности ничто не будет угрожать.

Затем, понизив голос, произнес:

- Ты знаешь, что детей просто воруют? Их гаремы, это нечто! Жёны любого возраста! От старух - до маленьких девочек!

Дядя посмотрел на меня и, уже глядя прямо в глаза мистеру Эмери, лаконично ответил:

- Да, уверен, мы сумеем за себя постоять, - и, переключившись на другую тему, спросил: - Ну, что, расскажешь мне о своих успехах?

Мужчины сидели на низких топчанах в гостиной, декорированной в восточном стиле, и делились новостями, «строили планы» дальнейших раскопок, а я, напившись вдоволь холодного лимонада из хрустального стакана, прогуливалась вдоль стен, рассматривая картины с изображениями обнаженных людей. Одна особенно привлекла моё внимание, потому что на ней были изображены анатомические «детали» мужского тела, о которых я раньше не подозревала. Нет, я знала, что мужчины отличаются от женщин, но чтобы так… Решив при случае подумать, можно ли спросить об этом у дяди, я направилась к столу, на котором лежала стопка аккуратно сложенных и придавленных обломком мраморного барельефа рисунков. Оглянувшись на мужчин и увидев, что они всё ещё увлечены разговором, я отложила камень в сторону и стала перелистывать картинки. Они были выполнены черным и серым карандашами и настолько детализированы, что казались фотографиями. Мне понравились «ночные» изображения пирамиды на фоне луны, загадочного сфинкса под звёздным небом, человеческого силуэта, протягивающего руки к молодому месяцу и звёздам, сияющим в небе. Это было так необычно и загадочно, что мне непременно захотелось как-нибудь ночью увидеть всё собственными глазами. Неожиданно несколько рисунков были подхвачены со стола ветерком и вылетели в окно.

- Чёрт! – выругалась я громко и, подбежав к окну, увидела, что листки бумаги перекатываются по дорожке в направлении ворот. Искать выход было долго, и я выпрыгнула в окно, благо оно находилось на первом этаже. Успев подхватить два рисунка, я бросилась за третьим, который прилип к решетке ворот и трепыхался кончиками, норовя вот-вот улететь. Но я успела вовремя, расправила помятые края и, подняв глаза, увидела того самого незнакомца с синими глазами. Он протягивал мне ещё один рисунок. И снова странное ощущение замедленного кадра, как будто моя рука движется в тягучем веществе, касается листа бумаги, но через неё в мой мозг проникает послание. Я пока не знаю - о чем оно, не понимаю, на каком языке, но это послание не вызывает страх. Стараясь не смотреть ему в глаза, бегу к дому и уже на крыльце оборачиваюсь и вижу, что за воротами никого нет.

Мистер Эмери ждал меня у входа с улыбкой:

- О, быстро же ты бегаешь, малышка! Спасибо, что догнала беглецов, пора запирать их в шкаф…

- Тогда их никто не увидит, а рисунки такие красивые, их нужно выставлять в музее, - тихо сказала я.

Эмери поднял брови:

-Ты так считаешь? А что тебе понравилось? - воодушевился он.

Я показала на «ночные пейзажи» и на тот рисунок, который был в руках бербера. Только сейчас я увидела, что на рисунке был изображен обелиск, сверху донизу его украшали иероглифы. Мужчина смутился от похвалы и сказал:

- Дарю тебе! Подожди, сейчас подпишу, - выхватив из кожаного планшета, лежащего на столе, остро отточенный карандаш, он поставил на рисунках крючочки и протянул мне. Но через секунду замер, что-то вспоминая и сказал: - Покажи-ка мне вот этот… Странно, но я его не рисовал. Кью, посмотри, этот тот обелиск, о котором я тебе говорил! Где ты его взяла, милая?

Я рассказала им про бербера, и дядя сказал:

- Я помню его. Он был на вокзале. Гм… Странное стечение обстоятельств. Не находишь? - он посмотрел на меня. - При случае, если встретимся вновь, нужно будет расспросить его об этом месте. Берберы кочевой народ, великая пустыня - их дом, арабы никогда не заходят вглубь песков. Возможно, он подскажет, где найти тот монолит, о котором так много разговоров, но вопрос в другом. Кто нарисовал этот рисунок?

Дядя всматривался в листок, на лице поочередно отражались удивление, восхищение, растерянность. Наконец он сказал:

- Есть что-то знакомое в технике, но,.. нет, не помню… Где мог видеть? Уолтер, я возьму рисунок себе. Вдруг повстречаю того скитальца.

- Да, конечно! Надеюсь, тебе повезет. Ну, друзья, у меня предложение, – сказал мистер Эмери, потирая ладонями. - Сегодня вы мои гости, а завтра вместе отправимся на раскоп. До ужина ещё есть время, отдыхайте.

- Знаешь? Ты гостеприимный хозяин! – дядя, сдерживая улыбку, похлопал по плечу Уолтера. – Благодарю. Где наши апартаменты?

- За мной, - он рукой показал на лестницу.

Мы поднялись на второй этаж, который представлял собой открытую веранду. Огромное пространство с окнами на все четыре стороны позволяло увидеть всю округу с высоты. Вид был потрясающий. Река медленно несла свои мутные воды, образуя над поверхностью дрожащие переливы и блики, голубое безоблачное небо с солнечным диском, застывшим в вышине, тростниковые заросли и поля, простирающиеся вдоль реки и меняющие оттенок зеленого в зависимости от вида растений, посаженных на участке, городские кварталы, будто детские кубики, вылепленные из глины и сложенные в хаотичном порядке. Я продвигалась по кругу внутри веранды и не могла оторваться от этой живописной картины, выглядевшей как диорама: реалистичные предметы на переднем плане и размытая маревом или туманом далёкая перспектива. Пол веранды был застелен мягкими коврами, по периметру стояли низкие лежанки с круглыми подушками. Я прилегла на одну из них и не заметила, как заснула. Я не видела сна, но я слышала голос, зовущий кого-то на незнакомом мне языке. Сперва тихо, почти шепотом, но затем всё громче, настойчивее, будто зовущий хотел разбудить меня. «TinAss, TinАss»! Почувствовала прикосновение руки и открыла глаза. Дядя звал меня по имени и тряс за плечо, стараясь разбудить.

- Клэр…Клэр, девочка, вставай! Нас зовут ужинать, – мягким голосом, но настойчиво звал он.

Мне понадобилась секунда, чтобы оценить ситуацию и понять, где я нахожусь. На то, чтобы привести себя в порядок, ушло пять минут, и вот я сижу за столом, накрытым яркой шелковой скатертью, уставленной такими же яркими блюдами. Запах специй смешивается с запахом дымящихся углей и запеченного мяса.

Солнце быстро «закатилось» за горизонт, освободив место молодому месяцу, а чернокожий слуга зажег вокруг нас несколько фонарей. Арабская ночь пришла на смену оранжевым сумеркам. Мужчины обсудили работу, поговорили о политике, бренди развязал им языки, и разговор повернул к обсуждению женщин. Говорил в основном мистер Уолтер, а дядя лишь посмеивался и иногда соглашался с ним.

- Египтянки красивы и безупречно сложены, но только молодые, с четырнадцати лет и, пожалуй, до двадцати, - рассуждал со знанием дела Уолтер. – Затем они быстро увядают. Грудь теряет упругость и становится плоской, прекрасные лица дурнеют, и к сорока годам красотки становятся уродинами. Единственное, что остается неизменным – глаза. Миндалевидные, открытые, с черными длинными ресницами, обведенные сурьмой – это их главное оружие в битве за сердце мужчины. Почему так происходит - не знаю, может климат или генетические особенности нации? Как думаешь? У европейцев всё иначе. Женщина к тридцати годам лишь… расцветает, - он посматривал на меня и подбирал слова, стараясь не оскорбить мой слух грубым словом.

Я делала вид, что увлечена поеданием сладостей, но его рассуждения по какой-то причине интересовали меня.

- Я слышал, что среди берберов есть племя белокожих людей. Их женщины славятся не только красотой, но и воинственностью. В их жизненном укладе царит матриархат. А в отличие от египтянок они сами выбирают себе мужей, не закрывают лица, большинство имеют серые или синие глаза, длинные кудрявые волосы и на лбу и щеках делают тату в форме креста. Как думаешь, Кью, откуда это племя? Генотип ведь совсем другой! Ох, хотел бы я побывать у них в селении!

- Клэр, может пойдёшь наверх? Я скоро приду, - дядя поднял одну бровь, тем самым давая понять, что предстоит мужской разговор.

- Конечно, уже ухожу, - ответила я и, пожелав мистеру Эмери спокойной ночи, поднялась на веранду. Сев на подушку, любовалась ночным небом, усыпанным звездами, до которых можно достать рукой, и вспоминала события прошедшего дня. Спустя некоторое время вернулся дядя Лэмб.

- Устала? Может, пора тебе спать? – спросил он.

- Расскажи мне о том целителе, Имхотепе, - попросила я. – Он жил в этой стране?

- Да. Только очень давно.

- А он познакомился с фараоном?

- Думаю, что не только познакомился, а возможно они стали друзьями, - дядя улыбнулся.

- А откуда ты это знаешь?

- Точно не знаю. Но мне хочется так думать.

- Так значит его история выдумка?

- Отчасти. Он один из немногих людей прошлого, о ком продолжают говорить в нашем времени.
«Имхотеп пришел во дворец, но жрецы повели его не в покои правителя, а в каменную беседку, построенную в саду по повелению Солнцеподобного. В полу зияла дыра, открывающая винтовую лестницу, вырубленную в скальных породах. Один из жрецов объяснил, что Имхотеп, спустившись вниз, должен ждать, пока его не пригласят войти в зал, где наимудрейший встречается с подданными. Но когда целитель спустился на два пролета вниз по лестнице, верхняя плита задвинулась, и всё вокруг поглотила тьма. Как любого здравомыслящего человека, в первое мгновение его сковал страх, желудок свело спазмом, но, постояв несколько минут и дождавшись, когда глаза привыкнут к темноте, он продолжил спуск. Колодец уходил вглубь каменных пород метров на тридцать. Имхотеп заметил, что не испытывал недостатка воздуха, дышалось легко. Животный страх за свою жизнь уступил место любопытству исследователя или первопроходца. Переступив последнюю ступеньку и пройдя несколько шагов по узкому коридору, он оказался в замкнутом пространстве, границы которого не видел из-за темноты. Пытаясь оценить размеры комнаты, стал поднимать руки вверх и в стороны, подал голос, который эхом отразился от стен и ушел в пустоту. Интуиция подсказала, что за спиной кто-то приближается к нему, и выбрав единственно правильное решение, он замер, постарался успокоится и стал ждать. Кто-то коснулся его ног. С обеих сторон от себя Имхотеп услышал урчание и, опустив руки, нащупал короткую шерсть и горячие тела огромных кошек. Помассировав загривки, он осмелел и, опустившись на колени, стал гладить их, приговаривая «санера» (котёнок, египт.), всё больше осознавая, что находится в опасности. Яркий свет вспыхнул неожиданно и ослепил, хотя больше ошеломил догадкой, что природа этого света ему знакома. Открыв глаза и привыкнув к освещению, он увидел, что стоит в пустой овальной пещере в окружении пантер, трущихся о его ноги. Беззвучно открылась потайная дверь, и внутрь вошёл мужчина, заставивший Имхотепа удивиться ещё больше. Светлокожий и светловолосый, ростом более двух метров и телом атланта, он был красив как бог: мягкий приветливый взгляд голубых глаз, прямой нос, высокий лоб, волевой подбородок. Пантеры поспешили к нему и легли по обе стороны. Минуту он изучал Имхотепа и затем спросил: «Как тебе это удалось?» Причем губы говорившего не шелохнулись, а вопрос просто возник в голове Имхотепа, и так же мысленно возник ответ «Я не знаю».

- Дядя, а о чём они говорят? О том, что Имхотеп вылечил больное животное, или о том, что смог «договориться» с пантерами?
- Нет, не то и не другое. В следующий раз ты узнаешь больше, а сейчас пора отдыхать. На сегодня хватит чудес.

Продолжение следует)))

Конечно, я "молодой" автор, допускаю ошибки в тексте, поэтому всегда благодарна моим редакторам. Люблю вас 

Что, спросите вы, происходило со мной в тот момент, когда я впервые смогла помочь человеку?  Я чувствовала его боль и эмоциональное состояние, но не испытывала ни жалости к нему, ни сострадания. Изнутри меня наполняла сила, подобная океану, мощная и неизведанная, а снаружи окружала словно стеклянная сфера другая сила, не дающая этому океану расплескаться и вырваться наружу. Она же не позволяла мне войти в резонанс с эмоциями пострадавшего, то есть давала возможность оставаться нейтральным и осознанным. Многие врачи приобретают это качество с годами практики, со мной же было иначе. Я получила эту способность при рождении. Оставалось только «поджечь фитиль», чтобы она проявилась во мне.

Утром следующего дня мы были готовы отправиться в путь, но как только я села в экипаж, посыльный принес мистеру Эвери письмо. Оно было вложено в конверт из полупрозрачной белой бумаги с жемчужным отливом. По центру конверта кроваво-красная надпись «Приглашение» выглядела необычно. Её переплетала паутина линий и штрихов: прямых и закрученных под разными углами, толстых и тонких, нанесенных сверху и под буквами. Такого количества палочек, крючочков и завитков я не видела больше нигде за всю свою жизнь. Произведение искусства, да и только! Маленькая, размером с пенни, восковая печать с резным краем и оттиском незнакомого иероглифа венчала всё это великолепие. Эвери извлек из конверта плотный лист бумаги черного цвета, на котором золотыми чернилами каллиграфическим почерком было выведено несколько десятков слов, одно витиеватее другого.

— Вот оно как! – удивился дядя. – Неужели сам Султан решил оказать тебе такую честь?

- Да уж, это он умеет, пустить золотую пыль в глаза. Но что у него на уме - не узнаешь, пока тебе не воткнут нож в спину.

От этих слов мне стало не по себе.

- Извини, друг, но вам придется ехать без меня, останусь ещё на пару дней. Если не появлюсь на приёме, моё отсутствие воспримут как неуважение к их светлейшей особе. Приходится быть дипломатичным… и прагматичным, - засмеялся Эвери, - не хочу, чтобы такая мелочь помешала моим планам.

- Да, не позавидуешь, не хотел бы я оказаться на твоем месте, - дядя грустно улыбнулся. - Мы доберемся сами, удачи тебе.

- Коляска с лошадьми в вашем распоряжении, увидимся в лагере, приеду сразу, как смогу.

Мистер Эвери направился в дом, а дядя перекинулся парой фраз с возницей и сел рядом со мной.

- Сначала заедем в одно интересное место, Клэр, а затем уже отправимся в лагерь. Как думаешь, с Джудом всё в порядке? – спросил он меня.

Я прислушалась к своим ощущениям и ответила:

- Да, всё в порядке, только мне кажется, что он скучает без нас.

- Не думаю. У него столько дел, что нет времени скучать. Он просил сделать несколько покупок. И раз нам предоставилась такая возможность, мы с тобой посетим лавку одного занятного старика, у которого можно всё это купить.

«Занятный старик» был обладателем невысокой фигуры, с горой мышц и татуировками на предплечьях, заметных под рубахой из хлопковой ткани, с прекрасной осанкой, что почти всегда наблюдается у людей маленького роста, которые не позволяют себе сутулится, а наоборот, всё делают для того, чтобы выглядеть выше. Волосы на голове были полностью седые и коротко стриженые, а на скулах и подбородке длинные, ухоженные и завитые в мелкие колечки. Зелёные глаза смотрели с прищуром, будто говорили: «А кто тут у нас?» Определить его национальность по лицу или внешнему виду было сложно, впрочем, как и его возраст.

Как только мы вошли в лавку, я осознала, что нахожусь в «пещере сокровищ». Только в отличие от Алибабы, мне не пришлось произносить заклинание «Сезам! Откройся!» Хозяин сам впустил нас и в данную минуту радушно здоровался с моим дядей. Они общались на французском, как старые знакомые, а я в это время решила оглядеться. Предметы стояли, лежали, висели и, казалось, даже парили в воздухе. Плетенные корзины, разных размеров сундуки и ящики, шкуры, старые и совсем новые книги, массивная плита из известняка с нанесенными на поверхность пиктограммами, и мелкие, доведенные шлифовкой до идеальной округлой формы, цветные камни. Собранные в одну деревянную чашу, они напоминали яйца сказочных птиц, лежащих в одном гнезде. На нижней полке стояли стеклянные ёмкости, в одной из которых плавали пиявки, а в другой лежала высохшая кисть руки с длинными ногтями. Непроизвольно передернув плечами, я двинулась дальше.

Протиснувшись мимо холщовых мешочков, свисающих гирляндой с потолочной балки и наполненных чем-то неизвестным, но жутко пахучим, я оказалась в глубине комнаты, освещенной несколькими свечами. Одна из стен была завешана ковром, похожим на тот, что лежал на полу в дядином кабинете, другая - оружием. Я не знала, как назывались и для чего предназначались все эти ножи и мечи, но они могли многое рассказать о своих прежних владельцах. Немногочисленные драгоценные камушки, оставшиеся на рукоятках клинков и на ножнах, бликовали на потолке всеми цветами радуги, добавляя к моим впечатлениям ощущение нереальности происходящего. Некоторые экземпляры были на первый взгляд просты, без украшений и надписей, но от них исходила энергия силы. Оружие, которого стоило бояться. Я дотронулась до рукояти одного меча. Она была отполирована рукой война, на лезвии, которое давно не правили, отчетливо виднелись сколы и царапины. Тихое пощёлкивание подобно пульсу, исходившее из тёмного угла комнаты, привлекло моё внимание. Я подошла ближе и протянула руку.

- Клэр, ты где? – позвал дядя, и, повернувшись на голос, я увидела, как старик пристально смотрит на меня.

- Извините, - сказала я, опустив руку, и это было единственное, что пришло мне на ум в этой ситуации.

- Клэр?! – старик вопросительно посмотрел на дядю. - Свет! Ну, конечно! Тин-Асс! Я буду звать тебя этим именем! Ты не против, дитя? – заговорил он уже на английском языке. Озабоченность на лице хозяина лавки исчезла, уступив место искреннему интересу.

- Не против, – ответила я.

Не чувствуя напряжения или стеснения при общении с седобородым и вспомнив свой сон, в котором кто-то звал меня таким же именем, я смело спросила:

- Так звучит моё имя на арабском?

- На одном из диалектов берберского языка. Так звали таминзу, первую мать в племени туарегов. Когда-то, очень давно, белая женщина пришла из пустыни в их деревню и стала матерью первых детей, родившихся после страшных времен. Хорошо бы, если они сами расскажут вам эту историю. Я не знаю подробностей. Возможно, это всего лишь легенда, но очень похожая на правду. Уверен в одном, точно не сказка. Ни о чём подобном я не слышал раньше, и даже не читал, - при этих словах он рукой показал на книги.

- Внушительная библиотека! Ты все их прочёл, Джабир? – спросил дядя Лэмб хозяина лавки.

- Все, - подтвердил он. – Знаешь, что важно для моего дела? Информация! Благодаря ей я могу найти общий язык с любым покупателем или помочь пациенту и дать ему то, в чем он нуждается. И не важно, араб он или испанец. Вот позволь спросить тебя, о прекрасная Тин-Асс, что так заинтересовало тебя в том углу? Не эта ли вещица?

Джабир прошел в угол комнаты и, сняв со стены, протянул мне цепочку с подвеской. В мою ладонь легла пластинка из легкого белого металла, отлитая в форме летящей птицы. Я провела большим пальцем по насечкам и узорам, сжала в кулаке, но подвеска оставалась холодной как кусочек льда.

- Прими от меня в подарок, - сказал Джабир очень серьезным тоном.

Я взглянула на дядю. Он слегка качнул головой, разрешив мне принять этот дар.

- Когда я стал владельцем этой лавки, а было это лет двадцать назад, эта вещица уже висела на том гвозде. Поэтому рассказать о ней ничего не могу, кроме того что ценности она не имеет. Ни золото, ни серебро. Может железо, хотя не ржавеет. И ты, Тин-Асс, первая, кто вообще посмотрел в ту сторону. Ведь её и не видно в темноте.

- А кто же был хозяином до тебя? - поинтересовался дядя.

- Бог! Или Дьявол… – шепотом произнес Джабир. – Во плоти…

Я и дядя переглянулись, а Джабир продолжил:

- Он знал обо всём и обо всех. Лечил всех. Имел друзей и врагов, но друзей, конечно же, было больше. Я стал его учеником и многому научился, но мои навыки – капля в океане его знаний. Имя, которое ношу сейчас я, это ведь его имя. Оно означает костоправ, целитель. Однажды он собрал небольшой мешок и просто ушел, ничего не объяснив. Больше его никто не видел и никто о нём не слышал. Народ продолжал приходить в эту лавку и спрашивать Джабира. Мне ничего не оставалось, как стать им. Я не могу лечить серьезные увечья или болезни, знаний не хватает. Но приготовить порошки, микстуры, вправить вывих или сложить перелом – могу. Этому он меня научил. А ещё мне помогают его книги. В них рисунки, пометки всякие. Я читаю, многое узнаю.

- Интересно. А куда он мог уйти? Как он выглядел? Опиши его.

- Ушёл туда, где был нужнее. Он всегда знал, где может разразиться чума или какая-то другая напасть. Старый, но немощным назвать нельзя. Высокий. С сильными руками. Лица никогда не видел, только глаза. Учитель закрывал лицо до самых глаз платком. Клянусь своей бородой, он не был ни аль-масриином*, ни аль-магрибом**, хоть и говорил на любом из этих языков.

- Откуда ты знаешь? Ведь и ты не выглядишь как аль-масриин! – продолжал расспрашивать его дядя с улыбкой.

- О! Я не знаю, кто мой отец, но я знаю свою мать, да пошлет Всевидящий ей долгий век! ИншаАллах! — сказал Джабир, поняв намек дяди на его почти европейские черты лица. – Иди за мной.

Старик подошел к стене и, откинув ковер, «нырнул» в открывшийся проём. Дядя последовал за ним. Мне тоже было любопытно, что там, за ковром, и я проскользнула внутрь. Просторная комната была освещена солнцем. В центре стоял длинный стол из массива дерева, у стены невысокий шкаф с полками. Вместо дверок в шкафу висела занавеска из неотбеленного хлопка, прикрывая внутреннее пространство. В дальнем углу, за ширмой стояли умывальник и лежанка, покрытая матрацем. Дядя Лэмб огляделся вокруг и сказал:

- Пахнет камфорой и чем-то ещё, - он коснулся пальцами стола. - Похоже, что дерево пропитано каким-то маслом, - дядя подошел ближе и принюхался. – Лимонное? Чёрт! Да это же операционная!

- Да, он так и называл эту комнату. Что Вы теперь скажете? Я уверен, что он не местный, - сказал старик, прищелкнув языком.

- Джабир, покажи его книги, - дядя явно волновался.

- Конечно! Они в той комнате.

Дядя Лэмб вглядывался в буквы на полях страниц, перелистывал и снова смотрел, надеясь на свою память и удачу.

- Вам просто интересно или это личное? – Джабир был слегка озадачен.

- Личный интерес, - ответив, дядя посмотрел прямо в глаза мужчине и продолжил: - Я ищу своего отца, который пропал в этих местах много лет назад.

Джабир стал вглядываться в лицо дяди Лэмба, и произнес:

- Глаза похожи на твои. Может, цвет у него был бледнее, но у стариков они выцветают с годами. Но ростом он был определенно выше тебя.

- Ростом я пошел в мать, - усмехнулся дядя с некоторым разочарованием, поставил книгу на полку и, вынув из кармана листок, протянул Джабиру: – Что ж, нам нужно ехать. Найдется у тебя что-нибудь из списка? Мы ещё не раз навестим тебя, будет время поговорить.

Джабир всё собрал быстро и без суеты в холщовый мешок и, передавая его дяде, напутствовал:

- Да поможет вам Аллах!

В лагерь мы прибыли поздним вечером, я устала и в буквальном смысле сползала с коляски. Меня подхватили сильные руки и отнесли в палатку. Это был Джумо. Уложив на плетённую лежанку и дав мне в руки кружку тёплого молока, он побежал помогать дяде и вознице, которые распрягали лошадей, чтобы дать животным воду и корм. Утром им предстояло отправиться в обратный путь. От тёплого и сладкого молока мне захотелось спать, и, устроившись поудобнее, я провалилась в сон.

Первый луч солнца вырвался из-за горизонта, и в мгновение ока ночь превратилась в день. Дядя и Джумо ещё спали. Я прислушалась к звукам, доносившимся снаружи. Стараясь не шуметь, вышла из палатки и огляделась. Основной лагерь располагался на краю небольшой деревни, состоящей из десятка глинобитных лачуг. Наша палатка была разбита в стороне от него, на возвышении, с которого открывался прекрасный обзор. Октябрьский паводок отступил, оставив после себя слой ила, мелкие лужицы и наполненные доверху водой рукотворные бассейны. Коровы стояли по колено в жиже и жевали сочную траву, иногда издавая протяжное мычание. Им в ответ заревел осел, и вся деревня наполнилась гомоном животных и птиц. Из деревни вышла женщина в черной одежде и направилась к коровам. Полог нашей палатки открылся, и из неё шагнул Джумо. Потянувшись и похлопав себя по лицу, он сел рядом со мной.

- Привет, светлячок! Как ты? Я скучал, а прошли-то всего пара дней! – он легонько щелкнул меня по носу и взъерошил и без того лохматые волосы.

- Я знаю! И дяде сказала, что Джумо скучает, а он ответил, что у тебя очень много дел и скучать некогда.

— Это правда. Сейчас всё расскажу. А пока давай умоемся и приготовим завтрак. Доктор Кью хочет пораньше отправиться на раскопки, не будем его задерживать. Видишь забор из камыша? Там туалет. Умываемся у той бочки. Едим за этим столом. Я растапливаю печь, а ты накрываешь на стол. Идет?

Внутри меня возникло ощущение, что я начинаю новую игру. События нескольких дней сменяли друг друга с огромной скоростью, и даже не было времени насладиться воспоминаниями о них, потому что каждый день приносил новые впечатления и эмоции. Правила всегда придумывал кто-то другой, но мне очень нравилась любая роль. Умывшись и даже «укротив» волосы, я принялась расставлять на столе тарелки, жестяные кружки и раскладывать столовые приборы. Дядя проснулся с хорошим настроением и в данный момент занимался тем, что расправлялся острейшей бритвой с щетиной на щеках. Я услышала, что Джумо с кем-то здоровается, и, повернув голову, увидела женщину из деревни, в руках которой была корзина. В ней оказался кувшин парного молока, несколько яиц вытянутой формы, огурцы, вяленые финики и с десяток плодов инжира. Через полчаса мы сидели за столом, в котором роль столешницы исполнял один из привезённых нами ящиков, и поглощали омлет из утиных яиц, а также тонкие лепешки, начиненные сыром, огурцом и мелкорубленной зеленью.

- Боже, Джумо, как тебе удалось за такой короткий срок создать вполне приличные условия для жизни в этой пустыне? – удивлялся мой дядя.

- Так ведь ничего нового, доктор Кью. Во все времена только подарки помогали наладить отношения с местным населением. Я всего ночь провел в основном лагере и понял, что такая жизнь нам не подходит. На утро пошел в деревню, но не один. Взял с собой египтянина по имени Фарук - я понимал его, он понимал меня. Видимо парень давно работает с иностранцами, знает слова из других языков. Просто находка! Привёл он меня к кузнецу. Стучим в дверь. Открывает его жена и, увидев меня, голосит так, будто я привидение. Успокоили её с трудом. Долго отказывалась продавать свежее молоко, пока не увидела в моих руках мешочек с солью. Такая же картина во втором доме. Как не уговаривал стариков, продавать мне яйца и овощи, не соглашались, но когда бабушка увидела иголку с широким ушком да большую катушку ниток, перестала слушать мужа и замахала головой в согласии. Мой переводчик смеялся до слёз. Кузнец помог выбрать место для палатки, чтобы змей не было и скорпионов. Мы вместе очистили его от камней и из них же сложили печь. Дед показал, где взять сухой травы для тюфяков и топливо для печи. А ещё сообщил, по секрету, откуда лучше брать воду.

Мы внимательно слушали: дядя пил маленькими глотками кофе, я макала ароматную лепешку в мёд и отправляла её в рот, стараясь не уронить ни капли.

- Конечно, не всё идеально, кое-что ещё нужно сделать, но вместе мы справимся, - закончил Джуд с довольным видом.

- Не идеально?! Если бы ты видел, в каких условиях я жил прежде, ты бы так не говорил. Поверь, дружище, мне есть с чем сравнивать. И я благодарен тебе… мы благодарны…

Дядя посмотрел на меня, на Джуда и продолжил, обращаясь к нему:

- Всё, спасибо, ухожу. До вечера не ждите. Клэр сегодня остается с тобой, а вот завтра… - он снова посмотрел на меня. - Завтра и решим, пойдёшь со мной или останешься в лагере.

Именно с этого момента у меня началась «взрослая» жизнь. Если раньше меня ограждали от любой работы, то в этих тяжелых условиях я почувствовала, что в моей помощи нуждаются, и сама стала проявлять инициативу. Пока Джуд носил воду, я прибиралась в палатке или вокруг неё: выметала пол, раскладывала по местам вещи, мыла посуду. Правда после такой уборки я выглядела как землекоп, с ног до головы покрытый песком и пылью. Иногда Джуд просил, пока он готовит, почитать ему книгу или записать вдруг пришедший в голову рецепт, и я с удовольствием делала это для него, а в итоге и для себя тоже. Спустя три месяца жизни в палатке, я могла растопить печь, вымыть и нарезать овощи, выкопать яму для мусора и снова закопать её, самостоятельно искупаться (мужчины соорудили вокруг деревянной бочки ширму из камыша), а ещё бегло читать и писать под диктовку.

И вот однажды случилось то, что определило всю мою дальнейшую жизнь. Дядю ужалила пчела. После завтрака Джуд ушел с Фаруком на охоту на уток, я писала письмо бабушке во Францию, а дядя в который раз перелистывал дневник Бельцони, периодически вставая и заглядывая мне через плечо. Он настоял, чтобы я писала по-французски, объясняя тем, что бабушке будет очень приятно узнать, что её внучка не превратилась в неандертальца, а успешно осваивает новый для себя язык. Письмо состояло всего из нескольких слов, но я гордилась собой, потому что сделала всего одну ошибку. Отложив перо, я услышала хлопок и любимое дядино ругательство «Чёрт!»

- Чёрт! Как больно! Ухх!

Дядя Лэмб держался за шею, гримаса боли застыла на лице.

- Ты должна мне помочь, девочка… Нужно удалить жало, иначе будет ещё хуже…

Я подбежала к дяде и, когда он убрал с шеи ладонь, увидела то, что он назвал жалом. Крохотная черная иголочка с желтой капелькой на конце торчала в коже.

- Возьми бутылку с виски и смочи чистый платок. Постарайся вытащить жало и обработай ранку. Я бы сам, но не вижу место укуса. Ухх! Мммм!

Я сделала всё, как он сказал. Ткани вокруг ранки стали опухать, но внутрь организма попало небольшое количество яда, поэтому и опухоль была небольшая.

- Теперь нужно заварить тысячелистник. Посмотри в ящике с травами, там пузырёк подписан. Отлично. Надо приложить что-то холодное. Хотя… Ладно, обойдусь…

- Дядя, подвеска! Она всегда холодная! Попробуй!

- Удивительно, словно лёд! Приложи, а то я не вижу! – сказал он с облегчением.

Я приложила «ледышку» к опухоли и накрыла чистым платком. Было заметно, что дяде полегчало. Он выдохнул напряжение и расслабился. Отвар остыл, я смочила им ткань и накрыла место укуса, хотя от него почти не осталось следа. Всё происшествие заняло минут десять, я действовала на автомате, просто выполняла без страха и суеты то, что говорил дядя.

- Тебе больно? – спросила я его.

Он сидел, откинувшись на спинку стула и казалось спал.

- О, нет, родная! Я чувствую себя хорошо, почти не болит! Иди, я тебя обниму. Ты молодец, очень мне помогла, - он обнял меня рукой и поцеловал в макушку. Его рубашка пахла виски и горьким мёдом. Сейчас, спустя много лет после того случая, я знаю, что так пахнет пчелиный яд.

Продолжение следует)))
аль-масриин*- коренное население Каира (Маср)
аль-магрибин** - коренное население Морокко, Алжира (стран Магриба)