-геогр. продолговатая возвышенность, небольшая гора с пологими склонами, поросшая лесом
◆ Я торопился, выбегал на поляны, заваленные опавшим листом, выбирался из болот на сухие еловые гривы. Ю. И. Коваль, «Вода с закрытыми глазами», 1980—1993 г. (цитата из Национального корпуса русского языка, см. Список литературы)

-геогр. небольшой лес, роща, растущая на такой возвышенности
◆ Однажды в лесу за рекой далеко от дома я случайно набрел на гриву: посреди обыкновенного заросшего травой неинтересного заболоченного леса возвышался крутой холм и по его склонам стеной взбирались на кручу деревья. А. Н. Варламов, «Падчевары», 2002 г. // «Новый Мир» (цитата из Национального корпуса русского языка, см. Список литературы)

-геогр. прибрежная наносная гряда; продолговатая отмель; коса
◆ Весенние норы выхухоль роет в период разлива на незатопленных водой берегах водоемов, гривах и других возвышенных участках суши. Г. В. Хахин, «Русская выхухоль», 2003 г. // «Биология»

Как Вы думаете, жизнь - путь к осознанию себя или бесконечное блуждание в дебрях лживых «истин»? В моём случае скорей второе. Как я пришла к этому? В очередной раз уверенная в том, что нашла ответы на вопросы, задаваемые самой себе и другим, мне на голову падал «кирпичик» и разрушал выстроенный с таким трудом «замок». Вывод ошеломил: меня обманывают постоянно, и сам обманщик, не останавливаясь на достигнутом, всякий раз дает надежду, предлагая альтернативу, состоящую из очередных полуправды и полулжи. «Выбирай одно из двух!» - говорит он, тем самым отвлекая, уводя меня всё дальше и дальше от главного источника знаний. От самой себя. В ход идут любые известные с начала времен многоликие средства обольщения: чуждая человеку идеология животного эгоизма развращает личность и оправдывает зло в любом его проявлении; лживая история вычищает память каждого поколения от «ограничителей» мнимой свободы, например таких как совесть; пришедшее на смену миропониманию мировоззрение, расчлененное к тому же на «осколки» научных знаний, искажает представление о законах Вселенной и приближает к пропасти небытия. Возможно, так всё и задумано, и наше существование в материальном мире – это инициация, растянувшаяся во времени нескольких воплощений, но незнание или не желание знать правила игры ввергает нас в бесконечную спираль взлетов и падений. Да, это опыт, и у каждого он свой, всегда непредсказуемый, а порой и страшный.
***
С раннего утра под предлогом изучения окрестностей и местных достопримечательностей дядя с Бернаром прочесывали лес, пытаясь отыскать место, подходящее для ритуала. Вернувшись в дом, они допоздна шептались в кабинете, думая, что никто ничего не замечает. Планируя маршрут на следующий день, мужчины склонялись над старинными фолиантами с картинками, вызывающими у нормального человека ужас, или над картой, поля которой были сплошь испещрены цифрами и понятными только им значками. Когда идеи заканчивались, господин Монфор доставал шахматы и предлагал дяде разыграть этюд (от фр. étude, буквально — изучение, исследование) «Белые начинают и ставят мат в три хода», считая это лучшим способом отвлечься, перезагрузить мозг и поразмыслить над стратегией ведения «войны». Бабушка, наблюдая за ними, только улыбалась, я же старалась не встречаться даже взглядом, боясь выдать своим говорящим лицом тот факт, что мне случайно стали известны их планы. Сопоставляя услышанное с увиденным, я всё больше запутывалась в выводах, поэтому в какой-то момент решила остановиться и просто ждать.

Через день в наш коттедж приходили Фернан и его супруга. Оказалось, что шофер, нанятый на лето, был мастером на все руки: пока его жена прибиралась в доме, он ухаживал за цветами или что-нибудь ремонтировал, насвистывая себе под нос арию царицы ночи из «Волшебной флейты». Мы же, если позволяла погода, выходили на лужайку перед домом и, разослав в траве одеяло, лежали на нем и гадали, на кого похожи проплывающие в небе облака. Небо над Францией сильно отличалось от африканского: размытая васильковая синь проигрывала в яркости египетской лазури, а вот в отличие от палящего жара пустыни солнечные лучи этой широты мягко и ласково прогревали наши тела. К моему удивлению, бабушка тоже любила солнце, подставляла ему лицо и совсем не боялась испортить кожу загаром. Однажды она предложила прокатиться по деревенской дороге на велосипеде, и от такого приключения я не могла отказаться. Анжелика уверенно крутила педали, я же заняла место на багажнике за её спиной и перед остановкой по сигналу спрыгивала на землю.

Приколоченная к шесту дощечка с надписью «Fromagerie Renaud» («Сыроварня Рено») промелькнула мимо, и я предположила, что бабуля решила прикупить козьего сыра. Яркая черепичная крыша под нависающими «свечками» каштана стала заметна до того, как мы приблизились к окруженному зарослями шиповника скромному домику с «прищуренными» окошками (дом словно оценивал непрошеных гостей и раздумывал, стоит ли их впускать). Из открытой двери пахнуло кислым молоком. Хозяин, облачённый в кожаный фартук, нарукавники и больше похожий на мясника, чем на сыровара, стоял на пороге, комкая в ладонях холщовую шапочку. Его щёки горели то ли от жары, то ли от смущения. Он беседовал с симпатичной дамой за тридцать, у ног которой стояли две корзины, доверху наполненные пучками трав. Чуть в сторонке девочка-подросток перебирала полевые цветы, её огромные чистые глаза и брошенный в мою сторону озорной взгляд загипнотизировали и расположили к себе. Так случилось, что она стала единственной, кого за всю мою жизнь я могла, не раздумывая ни секунды, назвать близкой подругой. Наше знакомство было случайным (хотя сейчас я понимаю, что случайностей не бывает) и непродолжительным, но установленная ею планка была настолько высокой, что многократно появляющиеся в моем окружении девочки и девушки не выдерживали конкуренции и, по большому счету, становились просто приятельницами. По возрасту – старшая сестра, по интеллекту, рассудительности и житейской мудрости – взрослая женщина. Она обратилась ко мне первая, причем как к человеку, с которым рассталась только вчера.

- Знакомые французы зовут меня Вики, - сообщила она смеясь. – Долго же пришлось привыкать к этому имени. Только отец, матушка и бабушка зовут меня данным при крещении именем - Вера. Мне кажется, ты такая же француженка, как и я. Ошибаюсь? – засмеялась она и протянула мне веточки тысячелистника. – Я научу тебя плести венок. Хочешь? Садись рядом.

Узнав, что я англичанка, она перешла на мой родной язык, чем приятно удивила.

- Мой папа служит в посольстве. Мы часто переезжаем. Несколько лет жили в Вене, затем был Рим, теперь Париж. А ты как попала во Францию?

Рассказывая о себе и о том, что не была в Англии несколько лет, я поймала себя на мысли, что мне самой сложно поверить в те события, что произошли совсем недавно. Тому, кто меня не знает, рассказ мог показаться выдумкой ребёнка, но на лице Вики я не заметила недоверия к моим словам.

- А ты расскажешь мне про Египет? – спросила она.

- Для этого нам нужно встретиться ещё раз, - ответила я, очень надеясь на продолжение знакомства.

- Не волнуйся, это я беру на себя.

Выяснилось, что семья Вики на всё лето сняла фермерский дом по соседству с нашим. Судя по рассказу, деревенская жизнь была для неё не в новинку.

- У бабушки было поместье, и я жила там с ранней весны до поздней осени: перед домом сад, пруд с карпами, друзья. Вот только обстоятельства заставили её оставить всё и уехать. Я чувствую, как она скучает по родине, часто повторяет, что «природа спасет от тоски, вылечит тело и очистит душу». Иногда мы вместе гуляем, собираем травы, каждую в свое время. Иногда она остается дома, посылает меня и маму. Посмотри на корзины! Это наш очередной улов: пижма, ромашка, донник.

- Свое время? Вы готовите снадобье? Твоя бабушка доктор? – что-то шевельнулось в груди.

- У нас говорят травница. Мы сушим растения на чердаке дома, часть относим аптекарю в Компьене и немного увозим домой. Бабуля лечит ими всю семью. Ещё она знает старинные заговоры, – Вики перешла на шепот. – Она и меня учит, говорит, что во мне есть сила…

Я отлично понимала, о чем она говорит, но не спешила делиться своими секретами.

- Клэр, - раздался голос бабушки.

- Вера, нам пора, - мама позвала Вики.

Мы подошли, но дамы, довольные неожиданным знакомством, не спешили прощаться. Ни самодостаточность, ни счастливый брак никогда не заменят общение с себе подобными, видимо, именно поэтому бабушка, не раздумывая, пригласила мать Вики на чай.

На следующий день я сидела на ступеньках, ожидая гостей, но даже не предполагала, что они появятся со стороны леса. Принесенные подарки удивили и растрогали бабушку Анжелику, а меня привели в восторг. Корзинка, наскоро свернутая из бересты, была наполнена до самых краёв свежей земляникой. Из другой корзины, большей по размеру и сплетенной из лозы, были извлечены баночки с вареньем, пузатый горшок с медовыми сотами, пучки душистого тимьяна и мяты, наполнившие комнату стойким ароматом, несколько льняных мешочков, а также две бутылочки с неизвестной жидкостью.

- Настойки из старых запасов, - пояснила мама Вики, которую бабушка при встрече назвала Рина. – Та, что темнее – вишнёвка, нет ничего полезнее для женщин нашего возраста. Маленькая рюмочка творит чудеса, – она многозначительно посмотрела на Анжелику, и та, приподняв бровки, с пониманием намека восторженно произнесла: «Ахааа!». Такая эмоция была для меня в новинку, и я прыснула смехом.

– Во второй бутылке бальзам от простуды. Сделан по семейному рецепту, но, скажу честно, ингредиентов я не знаю. Моя мать посвящает в свои тайны только Веру. Думаю, это правильно, потому что мой интерес к лесу заканчивается варкой варенья и сушкой грибов, а вот знать целебные свойства растений, время сбора, совместимость трав – здесь я не сильна. У Веры память лучше. Так. А в этих мешочках чай лично для вас, Анжелика. Тонизирующий утренний и успокоительный вечерний, от бессонницы прекрасно помогает, и, уверяю, от вашей мигрени не останется и следа.

Рина принялась посвящать бабушку в тонкости заваривания травяных чаев: температура, доза, время приема. Я внимательно слушала, но из всего сказанного запомнила лишь то, что «ромашка успокаивает и улучшает пищеварение», а «листья малины в «дружбе» с дягилем продлевают молодость». Наконец бабушка вспомнила о законах гостеприимства и предложила угощение.

- Хочешь пойти со мной за земляникой? – спросила Вики, погружая печенье с марципаном в чашку с чаем. - Я знаю место. Если твоя бабушка не будет против, то завтра часов этак в девять я зайду за тобой. Там же растет волчий корень или борец. Очень ядовит, но за него аптекарь хорошо платит. Бабуля собирает деньги, вырученные от продажи трав, и передает их монахиням из православной общины Муазне-ле-Гран. Так что сделаем с тобой доброе дело.

На следующий день сразу после завтрака пришла Вики. Её невозможно было узнать: кроме брюк и рубахи с чужого плеча на ноги были обуты сапоги, а на голову надета соломенная шляпа. Она оглядела меня и сказала, покачивая головой:

- Так не годится. Тебя «съедят» мошки, искусают комары, и мне жаль твоё платье. Когда ты вернешься из леса, оно превратится в лохмотья.

Я с мольбой посмотрела на бабушку, и та, не сказав ни слова, направилась в кладовку. Через несколько минут она вернулась с ворохом одежды, в свисающем сбоку рукаве я узнала клетчатую рубашку Бернара. Бабушкины сапоги пришлись впору, а дядин рюкзак с фляжкой и сэндвичами примостился за плечами. Уверенная о том, что выгляжу смешно, я вопросительно посмотрела на бабушку. Она героически сдержала улыбку, но как только мы удалились на несколько метров, я услышала её заливистый смех.

Вики не спешила входить в лес. Она остановилась возле трухлявого пня, который когда-то был березой, и, закрыв глаза, зашептала, её губы едва шевелились. Затем она вынула из кармана булочку и кусочек сахара, положила их на пенек и двинулась вперед.

- Иди за мной. Духи леса предупреждены и не будут нам мешать, - говорила она, раздвигая руками ветки.

- Ты всегда так делаешь? - удивилась я.

- Да. Перед тем, как войти в чужой дом, нужно хотя бы постучать.

- Мой дядя отнес бы этот обычай к средневековым предрассудкам, - произнесла я, хотя самой мне этот ритуал показался интересным.

- Возможно, он прав, но бабушка настаивает на исполнении обряда. Говорит, что лесные феи позволят получить то, зачем пришла.

- Удивительно. А ты их видела? Фей?

- Нет, никогда. Но я слышала рассказы о том, что в день, когда солнце зависает над землей, наши миры соприкасаются, поэтому нужно быть осторожной. Феи могут похитить понравившуюся им девицу. Осторожно, здесь камень, не споткнись.

- Уф. Целая скала.

Под ногами оказался блок с неровными гранями и когда-то прямоугольными, а сейчас разрушенными ребрами. Наполовину вросший в землю, он порос мхами, лишайником, и только наметанный глаз мог отличить его от природных образований, в большом количестве встречающихся в округе.

- Скоро день летнего солнцестояния… - произнесла Вики и осеклась.

- А ещё солнечное затмение… - добавила я себе под нос, совсем не ожидая, что она услышит мои слова.

- Затмение? Постой-ка… Слышишь?

Вики остановилась и дала мне знак сделать то же самое. Я замерла на месте и только после этого услышала протяжное пение. Звук был долгий, назальный и определенно человеческий, он резонировал с моим телом, учащая пульс. Сложно было определить, где находился источник звука, но Вики, крутанувшись на месте, интуитивно сошла с тропы и направилась в чащу. Звук прекратился и после минутной паузы раздался вновь, но в другой тональности. Мне показалось, что его издавало животное. Вики двигалась осторожно. Несмотря на то, что лесная подстилка гасила шаги, девушка старательно обходила сухие ветки, коряги, переступала через стволы упавших деревьев. Пару раз обернувшись, она поднесла к губам руку, требуя от меня тишины. Я старалась и в какой-то момент заметила, что не слышу пения птиц, ни одно насекомое не пролетело мимо меня, даже вездесущие комары исчезли. Уши будто заложило, но это была иллюзия, попросту вокруг не было ни одной живой души. С каждым шагом просветы между деревьями, без листвы похожими на скелеты, становились шире, и наконец мы приблизились к абсолютно круглой ровной как стол поляне. На ней ничего не росло, кроме мелкой игольчатой травки, похожей на бархат.

В центре стоял человек. Длинный, доходивший до самой земли брезентовый плащ скрывал его внешность. Он мог нас заметить, и, чтобы этого не случилось, по сигналу Вики я легла в траву. Звуковая волна возникла снова, заставив меня съёжиться и вжаться в землю. Человек поднял правую руку, и я поняла, что это мужчина. Он вытянул её вперед ладонью вверх, будто приманивая кого-то. Послышалось тяжелое дыхание, и на край поляны медленно, словно сопротивляясь чужой воле, вышел олень. Он был молодой и сильный, но сейчас выглядел заторможенным, дезориентированным и поэтому слабым. Нехотя переставляя копыта, зверь, фыркая и стряхивая с головы морок, продвигался в центр. Когда до мужчины осталось чуть больше метра, животное остановилось, упало на передние колени и, преклонив ветвистые рога, замерло. Белая пена выступила на его губах, глаза закрылись. Мужчина вынул из-под полы меч, перебросил его с руки на руку и нанес удар. На мизинце палача сверкнуло кольцо с тёмным камнем. К нашему удивлению, ни одной капли крови не выступило на открытой ране, как будто олень был обескровлен ещё до того, как стал жертвой. Мужчина подхватил за рога отрубленную голову и направился в противоположную от нас сторону. Это была удача, потому что шок от увиденного парализовал нас и не позволил бы скрыться незамеченными. Первой пришла в себя Вики. Она достала термос и налила мне чай. Горячая терпкая жидкость вернула силы и способность думать.

- Черт, что это было? – выругалась я.

- Не знаю, нужно посмотреть поближе. Оставайся здесь, я не долго.

Я не хотела, чтобы меня считали трусихой, и поэтому сказала:

- Я с тобой.

Ровный срез рубленной раны был белым, бескровным, сухим. Туша зверя на глазах превращалась в мумию. Природа тратит годы на то, чтобы превратить живую материю в свет. Процесс увядания плоти, наблюдаемый нами тогда, не поддавался объяснению. Сначала я ничего не почувствовала, но через несколько минут появилась сонливость, легкая эйфория, а мышцы перестали слушаться. Рот Вики беззвучно открывался как у рыбы, выброшенной на берег, я ничего не слышала, мне хотелось только лечь прямо тут и уснуть…

Розовая полоска заката становилась всё уже. Темнота надвигалась неотвратимо, пожирая солнце и показывая свою власть над миром. Маленькая девочка стояла над обрывом, пыталась не поддаваться страху. Она понимала, что нужно выжить любой ценой. Хруст песка под ногами привлек её внимание. Оранжево-черное тельце саламандры, мерцающее как древесный уголь, раздуваемый ветром, превратилось в яркую вспышку, заставившую девочку зажмуриться. Когда она вновь открыла глаза, то увидела серое небо, испуганное лицо девушки.
Только после этого ко мне вернулась память.

- Что со мной? – спросила я и как вынырнувший из воды пловец глотнула ртом воздух.

- Всё хорошо. Лежи и дыши.

Вики достала из полотняной сумки бинт и, приложив к ранке лист подорожника, принялась профессионально бинтовать мой палец.

- Я боялась, что твоя кровь загустела. Это место, - она махнула головой в сторону поляны, - тёмное. До сих пор не могу прийти в себя.

Девушка помогла мне сеть и дала в руки чашку с водой.

- Скажи, когда будешь в порядке, нам надо идти, не хочу здесь больше оставаться.

- Уже вечер? – спросила я.

- Нет, но погода портится, будет дождь.

Возвращались молча, один раз присели отдохнуть и даже не проронили ни единого слова.
Наконец я не выдержала и спросила:

- Как ты думаешь, зачем он это сделал? Тот человек?

- Меня больше волнует, почему взял только голову? Это не было охотой. Жуть… Словно на казни побывала. Надеюсь, что смогу сегодня уснуть. Давай пока не будем говорить никому про то, что видели?

- Хорошо, - согласилась я, но не была уверена, что сдержу слово.

Перед тем как проститься, она обняла меня и сказала:

- Если бы с тобой что-то произошло, я не смогла бы себе этого простить.

- Ты не в чём не виновата, – постаралась я успокоить Вики. - Спасибо тебе, что вытащила меня. Интересно, почему на тебя «оно» не действовало?

- Этого я не знаю…

Мои оправдания относительно отсутствия лесных даров бабушка приняла спокойно, объяснив данный факт невезением. Мы сошлись на том, что в следующий раз я буду более удачливой. Купание и сытный ужин разморили меня окончательно, но сил на то, чтобы подняться в комнату, не было совсем. Я «доползла» до кушетки в гостиной и уснула.

- Я не понимаю. Мы обшарили каждый уголок, но ничего, ничего, что можно было бы отнести в разряд необычного… - слышала я сквозь сон слова дяди.

- Придется действовать по обстоятельствам. Мои люди следят за домами, в которых остановились аристократические семейства. Но этих действий может быть недостаточно. Под городом разветвленная сеть подземных ходов, они могут воспользоваться ими…

- Времени совсем мало…

- Да…

Я забыла об обещании и предстала перед удивленными следопытами со словами:

- Дядя, месье Монфор, выслушайте меня.

Мой рассказ, недолгий из-за опущенных подробностей, касающихся лично меня, но обстоятельный в отношении самого события, изменил настроение мужчин: у дяди был шок, а у Бернара взгляд стал жестким и уверенным. Недолго думая, он схватил куртку и со словами: «Похоже, охота началась! Я должен поговорить с Вики!» – ушел.

Дядя Лэмб взял в ладони мою руку и прощупал пульс.

- Ты ничего не скрываешь, светлячок? – спросил он, заглядывая в мои глаза. – Расскажи всё, что видела. То, о чём ты сегодня не хочешь говорить, завтра может стоить жизни одному из нас.

Я говорила медленно, стараясь подбирать слова, с наибольшей точностью описывающие мои ощущения. Дядя играл желваками, но внимательно слушал, не перебив ни разу.
Через полчаса в комнату вбежал Бернар, сообщив, что Вики пропала. Ушла в город к аптекарю и не вернулась. Обращаясь к дяде Лэмбу, он сказал:

- Я не планировал привлекать к этому делу Клэр, но, как ты понимаешь, она наша последняя надежда.

Смеркалось. Лес был влажным и первозданно чистым, как будто прошедший дождь смыл всё напряжение подходившего к концу дня. Зрительная память помогла восстановить путь к поляне, и мы трое замерли на кромке леса. Бернар запретил приближаться к оленю, останки которого едва виднелись на поверхности. По их состоянию было понятно, что идут процессы распада, пока неизвестные человечеству. Бернар обошел поляну по кругу и, вернувшись, сказал:

- Да. Это то, что мы искали. Возвращайтесь без меня. До завтра нужно многое сделать, увидимся утром.

Ночь закончилась быстро. Мне показалось, что между тем моментом, как я опустила голову на подушку, и минутой, когда меня разбудил голос бабушки, прошло не больше получаса. Ковыряя вилкой омлет, я слушала выдвигаемые ею версии исчезновения Вики.

- Не могу прийти в себя от этого кошмара. Что могло случиться с девочкой? Может, упала и лежит без сознания? Мужчины искали до темноты. Как рассвело, ушли снова. Ты плохо кушаешь, милая, - она с беспокойством смотрела на меня. - Понимаю. У меня тоже «пропал» аппетит, - сказала она, обводя пальцем розочку на салфетке. – Я собираюсь поехать к Рине, нужно поддержать подругу. Ты со мной?

У меня на свой счет был другой план, и я отказалась, сославшись на усталость после вчерашнего похода. Бабушка не возражала, только взяла с меня обещание, которое я собиралась нарушить сразу, как только она уйдет. Внутреннее чутье подсказывало, что все события предстоящего дня будут так или иначе происходить вокруг «чёртовой» поляны, и первое, что я хотела выяснить, это время предстоящего астрономического явления. Дверь в комнату Бернара была открыта. Беспорядок на столе говорил о том, что хозяин покинул кабинет в спешке, не успев убрать документы. В центре карты на «зелёнке» Компьенского леса красным карандашом был нанесен круг, а рядом цифры – 10, 44, 09. Тишину нарушил бой напольных часов, и, даже не глядя на циферблат, я знала, который час. Не имея права на ошибку, заставила себя остановиться и успокоиться. «Один, два, три – войти в лес гостем, четыре, пять, шесть – дорога мне известна, семь – сменить одежду нет времени…» - неслись в голове мысли. Схватив со стола печенье, я бросилась к лесу.

Мне не приходилось общаться с феями, поэтому, положив на уже знакомый пенек печенье, я закрыла глаза, представила образ Вики и попросила помочь мне найти её. Налетевший ветерок взъерошил волосы, поиграл с воротником платья и затих. Я спешила, но даже в этом состоянии контролировала себя, старалась не производить много шума. В движениях появилась кошачья грация, обострились зрение и слух, будто моя внутренняя сущность превратилась в зверя и сейчас выслеживала добычу. Солнце продолжало светить, но птицы затихли. Тревожность сменилась концентрацией. Я миновала бревно, на котором мы устроили привал, когда услышала уже знакомый звук «человеческого» воя. Пара десятков шагов, и ямка в земле на границе поляны приняла меня как родную. Олень исчез. В центре поляны, обращенный лицом к солнцу, стоял человек, его голову и плечи покрывал лиловый плащ. Он был сосредоточен на своем диком гортанном пении, старательно тянул гласные, которые складывались в призывные заклинания неизвестного мне языка.

Диск черной луны медленно наплывал на светило, и оно замерцало. В эту секунду из-за деревьев со стороны видимого сектора поляны шагнули ещё четверо в плащах и, раскрыв у груди руки будто в молитве, стали вторить главному жрецу. Справа от меня хрустнула ветка, и на рыжий бархатный ковер ступила Диана-охотница. Почти нагая, с длинными волосами, закрывающими ягодицы, в короне из оленьих рогов, в одной руке она несла арбалет, а в другой ритуальный нож. Остановившись по левую сторону от жреца, она выкрикнула приказ и стала ждать. Я бы не поверила своим глазам, если бы наблюдала этот «театр» впервые, мой пульс участился, а подвеска стала нагреваться и обжигать кожу. Воздух пришёл в движение, закручиваясь в спираль, он поднимался в небо. И тут я чуть не закричала, когда увидела Вики, безропотно приближающуюся к Диане. Затуманенный взгляд девочки не оставлял сомнения в том, что она находится под действием одурманивающих напитков. Время будто остановилось, когда же Луна окончательно «съела» Солнце, оставив вокруг себя багряную корону, мир погрузился во тьму, а в руках служителей культа, стоящих по кругу, вспыхнули факелы. Вики опустилась на колени, охотница передала жрецу клинок.

- Белое Солнце! Свети над миром, давая дневной свет и тепло. Чёрное Солнце! Озари наше внутреннее «Я» и дай нам божественный свет познания. Храбрые и достойные радуются с тобой в божественности. Господин! Прими чистую душу твоего врага…

Я не могла больше слушать, вскочила на ноги и понеслась к ним. Страшный крик, вырывающийся из моего горла, нарушил тишину и движение дьявольского вихря. Марево задрожало, Диана обернулась. В её глазах отразилась паника, она вскинула арбалет, и соскользнувшая стрела, блеснув наконечником, понеслась ко мне. Удар в грудь поднял тело над землей. Когда я упала, вернулся солнечный свет, но сознание меня покинуло.

«Тинасс… Тинасс… Тинасс». Когда я успокоилась от узнавания голоса Итри, мне захотелось открыть глаза, но ничего не получалось. Я слышала чей-то шепот, в нос проникал дым от горящих трав, образы людей, знакомых и незнакомых, проплывали в голове. Холодная рука коснулась лба, и женский голос произнес:

- Просыпайся.

Продолжение следует)))

 

Молодой человек лежал, вытянувшись в струнку и закрыв глаза. Если бы он мог, то обязательно отвернулся бы к стене, но поскольку его раскладушка стояла в центральном ряду палаты госпиталя Пемброк, он выбрал единственный доступный ему способ показать своё отношение к миру. Медсестра Шарлотта подошла к нему и о чём-то спросила, реакции не последовало, и она, взяв поднос с тарелкой остывшего супа, удалилась. Я несколько дней наблюдала за юношей и не могла понять причину такого поведения. Он был ранен в грудную область, и сестры шушукались о неудавшемся самостреле в сердце. Поверить в эту информацию было сложно, проигнорировать – невозможно. По соседству, через проход между рядами коек, выздоравливал «комиссованный по состоянию здоровья» старшина мотострелкового взвода. Самостоятельно стоять и передвигаться он не мог, так как наступил на мину союзников и лишился обеих ног. Его лицо и руки были обожжены, однако, к моему удивлению, раны быстро заживали. Тело ещё требовало внимания и больничного ухода, предстояли операции по извлечению застрявших в мягких тканях мелких осколков, но он был учтив к докторам, уважителен к медсестрам, кряхтел, получая очередную порцию антибиотика, терпеливо сносил боль от сдираемых при перевязке бинтов, хулиганил как большинство раненых, в общем, производил впечатление вполне здорового мужчины. Заметив озабоченность, отразившуюся на моем говорящем личике, он поманил меня рукой и пригласил сесть на кровать.

- Смело садись, Клер, места для твоей… ммм-ф-м, - осекся он на полуслове, предоставив бодрствующим товарищам повод для веселья, - хватит. С моим нынешним ростом я могу спать в ящике из-под снарядов, - пошутил он. – Я и раньше не отличался статностью, поэтому и жалеть не о чем…

Я покраснела и задержала взгляд на участке одеяла, где угадывались обрубки ног.

- Что тебя беспокоит, девочка? – спросил он по-отечески. – Мои «стройные» ноги или судьба того паренька?

- Да, его… За Вас я спокойна. А вот что с ним происходит? Доктор говорит, что он практически здоров. Пуля прошла навылет, не задев жизненно-важные сосуды. Но он всё равно угасает…

- Знаешь, милая, человек сам решает, сколько ему жить. Жизнь или смерть – это личное решение. И ранения тут ни причём. Посмотри на меня и посчитай, сколько раз мне можно было умереть, но я связан договором со своими товарищами и ещё кое с кем, - закатил он глаза к небу. - И пока не закончится война, я не имею право прервать эту цепь. Называй как хочешь, вера или самовнушение, но солдат выживает благодаря рефлексам и ослиной выносливости. Ты можешь строить тысячи схем, как поступить в той или иной ситуации, но когда начинается бой, всё вылетает из головы, и в тебе просыпается зверь, – сержант потер ладонью ампутированное бедро, поморщился и продолжил: - Но с этим малым случилось кое-что похуже, и это «похуже» подорвало его морально. Земля слухами полнится… Так вот, - солдат придвинулся ко мне и, обдав несвежим дыханием, продолжил. - Слышал я, что он присутствовал на «развлечении» офицеров под названием «гонять свинью». Не слыхала про такое? Нет? Расскажу… Выбирают «свинью» в лице вражеского солдата и начинают обстреливать его из засады, да так, чтобы не убить и даже не ранить, и чтобы пули ложились в аккурат рядом. Заставляют бедолагу бегать до изнеможения не один час, и когда он падает без сил… - мужчина сложил пальцы в форме пистолета и поднес к голове. - Короче, наш парнишка был не готов к спектаклю и посчитал, что такое поведение не достойно тех джентльменов. Вызвал всех на дуэль, чудак, так над ним только посмеялись. Дезертировать не мог, а служить рядом с этими нелюдями не хотел, поэтому, сказывают, и стрелялся. Только у Бога на его жизнь видать совсем другие планы.

Шаги за спиной заставили меня обернуться. Старшая медсестра, разносившая лекарство, остановилась возле паренька. Прикоснувшись к плечу, она потормошила его. Юноша скинул её руку и задел поднос. Фейерверк таблеток и стеклянных стаканчиков взмыл к сводам зала и застучал дождиком по мраморному полу.

- Эй-ей, парень, сбавь обороты! - закричал на него безногий.

- Да пошел ты, урод! – раздались в ответ обидные слова.

Произошедшее после этого инцидента действие меня ошеломило. Сержант сполз на пол и на руках, словно орангутан, зашагал к обидчику, ловко забрался на раскладушку и оседлал молодого, усевшись тому на грудь.

- А теперь, глядя мне в глаза, можешь повторить то, что сказал минуту назад? - спокойно произнес «всадник».

Парень не ожидал такого поворота и захлопал ресницами. Через секунду-другую его лицо исказила гримаса боли, а может стыда, и он зарыдал громко, совсем по-детски. Палата притихла, кто-то вышел покурить на веранду, несколько раненых подошли ближе и старались кто как мог поддержать парнишку.
Безногий сполз с него, но уходить не спешил, остался сидеть на краю.

-Ну, сынок… чего ты… извини… не хотел я… сынок… вот же ж, - смущенно повторял он.

Я подошла ближе и протянула кружку с водой. Юноша принял её из моих рук и залпом выпил.

- Я не смог. Почему я не смог помешать им? – спросил юноша.

- А ты пытался? – спросил сержант.

- Нет… Я думал, это игра, забава. После узнал, что это «традиция» такая и они всегда это делали, и в Индии, и в Индокитае… Но это же бесчеловечно… - произнес он с горечью в голосе, заглядывая в глаза старшины.

- Война, она така-а-а-я… - протянул сержант, почесывая затылок. - До того момента, как ты попадаешь в её жернова, жизненный опыт рисует героические картинки, не имеющие ничего общего с реальностью. В первом же бою твои представления рассыпаются в пепел… - брови солдата сомкнулись на переносице. - Эй! Так вот за что ты себя приговорил? Из-за этих подонков? Не надо, сынок. Ты получил урок, опыт, прививку – называй как хочешь… Впереди целая жизнь, и я уверен, что ты проживешь её достойно. И не важно, что о тебе будут думать или говорить другие, главное в том, какой в тебе после каждого прожитого дня будет оставаться «осадок». Вот достоинство – нерастворимый осадок. Понимаешь, о чем я говорю? И воля тоже…

Именно в эту минуту я вспомнила день, когда после солнечного затмения меня будил незнакомый голос, а я, притворяясь спящей, оттягивала момент узнавания плохих новостей. Так бывает. Не зная наверняка о том, что произошло, я представляла жуткие образы, страдала, изводила себя домыслами и предположениями. Но ведь что-то должно было заставить меня открыть глаза и жить дальше?

- Клер, просыпайся… - ворковал тихий женский голос.

Мою руку накрыла прохладная ладонь, и женщина обратилась к кому-то на чудном языке. Единственное слово, которое я поняла, было имя «Веруша». Сбегающие вниз по лестнице шаги и узнанный высокий голосок, требующий к себе внимания окружающих, вызвали поток ассоциаций: Веруша, Вера, Вики… Этого было достаточно, чтобы распахнуть глаза.

У моей кровати сидела дама преклонного возраста, но угадать, сколько ей лет - пятьдесят или семьдесят, было сложно: седые волосы туго собраны на затылке, подернутые мелкими морщинками губы, внимательные чистые глаза, сообщившие, что она знает обо мне больше, чем я сама.

- Не волнуйся, Вики жива, все живы… Вики моя внучка, можешь называть меня просто бабушка Мара. Ты помнишь, что случилось?

- Да, но только до того момента, как меня выбросило из круга.

- Как тебе удалось в него войти? – задумчиво спросила она, но вопрос звучал скорее риторически.

Я пожала плечами и почувствовала боль в ключицах.

- Через пару дней пройдет, - произнесла она, видимо заметив гримасу боли на моем лице.

Шаги на лестнице и возбужденные голоса известили, что к нам приближается толпа родственников. Первым вошел дядя и, «обшарив» меня обеспокоенным взглядом, опустился перед кроватью на колени. Мара уступила свое место бабуле, её заплаканные опухшие от слез веки говорили о многом. Бернар, пропустив вперед Вики, остался стоять в дверном проеме. Вики обняла свою бабушку, поцеловала её в щёку и улыбнулась мне.

- Дядя, что произошло? Может, мне всё приснилось? – спросила я, и мне захотелось разрыдаться.

- Сожалею, светлячок. Я сам многого не понимаю. Возможно, Бернар объяснит нам смысл произошедших событий, - произнес он и посмотрел на месье Монфора.

- Может спустимся в столовую? Всем пора подкрепиться, особенно нашей девочке.

Будто в подтверждение его слов у меня заурчало в желудке, и я поняла, что страшно голодна.

Ужин выглядел аппетитно, а на вкус был божественным. Оказалось, что те несколько дней, которые я провела в междумирье, мои близкие почти не ели, не спали, а только молились кто как умел. Междумирье. Так Мара назвала состояние моего тела, в котором я пребывала, пытаясь восполнить энергию, растраченную в тот день.

- Ну что, друг Бернар, готов ли ты открыть нам чужие тайны? – обратился дядя к Бернару, откинувшись на спинку стула.

- Для меня ещё многое закрыто, о многом не позволено рассказывать, но кое о чем поведаю. Хотя и открывать-то нечего, всё на виду… Один из законов Вселенной гласит, что ничего не может произойти без свободной воли и выбора. Шаг за шагом мы добровольно отдаем наш мир в руки «чудовищ», а они, не теряя времени, прибирают к рукам и наши души. На земле много мест, которые все религиозные культы используют в разных целях. Одна из них энергообмен. Есть солнечные религии, есть лунные. Хотя термин лунные указывает скорее на то, что они тёмные, чем на то, что имеют связь с Луной. Последние привнесены на Землю извне, посвящены разным богам, но, по сути своей, за маской многоликого существа прячется планетарный дух Сатурна. Энергообмен с этой планетой заключается в простом механизме: Сатурн получает «гаввах» - эмоции страданий, а именно, страх, печаль, безысходность… В солнечных культах люди славят богов и предков, и те в ответ даруют людям магическую силу природы, в лунных – просят у Божества милости и приносят клятву… на крови. Взамен оно дает своим последователям энергию власти, могущества, долголетия, преобразует хаос, но незаметно ослепляет человеческий разум, порабощает, разрушает личность.

- Жертвоприношение птиц или животных часто встречается среди простого люда, а вот человеческие жертвы? Египет, Америка? – задал вопрос дядя.

– Неважно где, это, мой друг, развлечение аристократии. Войны, в которые нас втягивают, это лишь одна сторона «воронки» в небо. Почему «люди, которые не знают друг друга, убивают ради славы и выгоды людей, которые знают друг друга и друг друга не убивают»? Это спросил не я, Поль Валери задал этот вопрос очень давно, но похожие мысли рождаются в голове каждого здравомыслящего человека. На протяжении сотен лет тёмные властители оберегают своё родословное древо от случайных потомков, пристально следят за «чистотой» своей «особенной крови», которая, по их мнению, дает право совершать эти страшные вещи. Кстати, своих они «не сдают», но если есть возможность создать вокруг жизни человека ореол мученика, чтобы и после смерти качать из нас энергию сострадания, смело делают это. Отличный пример - Жанна Орлеанская, известная больше как Жанна Д'Арк.

- Орлеанская Дева… - сказала Вики.

- Внебрачная дочь Изабеллы Баварской и герцога Орлеанского в результате созданных придворными историками легенд превратилась в освободительницу Франции. Вот только на костре сожгли неизвестную женщину, а сама Жанна осталась жива, имела мужа и детей.

- Как это мешает нам?

- Мы верим всему и вся. Не подвергая сомнению…

- Сложно сопротивляться лености ума, - подтвердила Анжелика.

- Солнечные культы сопротивляются как могут, но не каждому из них позволено убивать.

- Почему? – спросила Вики.

- Насилие меняет суть человека, - ответил дядя Лэмб. - Почему наши предки не убили титанов, а заточили их в Тартар? Когда-нибудь, надеюсь, мы и это поймем… Но почему Вики? – спросил он.

- Дети - великое чудо. Они невинны, но не способны управлять эмоциями, их реакции мгновенны, поэтому именно они главные поставщики энергии. Есть ещё важная причина. Моя внучка происходит из древнего жреческого рода. Нынешнее сороковое воплощение в материальном мире позволит ей встать в один ряд с теми, кто служит человечеству, черпая знания в тонких мирах, - вступила в беседу бабушка Мара.

- Тонкие миры? Хроники судеб, о которых написано в древних книгах? Я правильно понял? Если так, её опыт опасен для тёмных, – уточнил дядя.

- Ещё как! Тёмные заинтересованы в том, чтобы народ оставался неразумным, поэтому все знания вычищаются, так же, как и их носители. Кстати, Клер для них тоже стала опасна, но по другой причине. Девочка смогла разрушить планы ордена благодаря маленькому кусочку металла. Энергия подвески и энергия запредельного мира, в который там, на поляне, была открыта дверь, одной природы. Подобное притягивается подобным. Благодаря свойствам подвески Клер смогла преодолеть защитный купол, установленный Дианой. Чуть больше тридцати секунд длилось затмение, и этого времени вполне бы хватило на то, чтобы произнести нужные заклинания и принести жертву, но Клер им помешала, нарушила порядок, ритм и тем самым отсрочила реализацию планов на несколько лет. До следующего События.

Бернар налил в чашку чай и сделал несколько глотков.

- Мы были совсем рядом и ничего не могли сделать. Любая попытка проникновения заканчивалась обмороком или рвотой. Я чувствовал полное бессилие, но когда Клер с криком ворвалась в круг, я понял, что у нас есть шанс. Купол исчез, испарился. Точный выстрел обезоружил жреца и заставил всех участников сбежать. Но они никогда не откажутся от своей цели. Они спрячутся, как крысы забьются по углам и будут ждать подходящего случая, чтобы взять реванш.

- А бедный олень? Зачем ему отрезали голову? – спросила я.

- Олень - светлый символ, ассоциирующийся с Солнцем, чистотой, благородством и конечно духовностью. Его смерть стала ключом к вратам ада, приманкой. Вы никогда не задавались вопросом, почему аристократы так любят охоту на оленей или вепрей? Если подумать, то по количеству голов, выставленных на обозрение в охотничьих залах дворцов и замков, можно многое узнать об их владельцах.

- Я помню, в момент ритуала подвеска нагрелась и даже обожгла кожу… Ещё помню вихрь, который закручиваясь уходил в землю, а ещё миг, когда стрела замерла на месте, а потом сорвалась и ударила в грудь… Она неслась, будто её притягивал магнит… А больше ничего не помню…

- Ты отвлекла их. Когда я понял, что произошло, мои люди бросились спасать Вики, она одурманенная лежала в круге.

- Как случилось, что девочка оказалась в их руках? – спросила Анжелика.

- Её вычислили по ауре, есть видящие люди среди священников и мирян, вероятно, они следили за ней и, когда увидели в городе одну, просто выкрали.

- Я вошла в аптеку и через минуту потеряла сознание, там сильно пахло чем-то сладким… Бррр… - произнесла Вики, передернув плечами.

- А как же полиция? Нужно обратиться в полицию… - твердо сказала бабушка Анжелика.

- Нет, нет, нет, милая, они нам не поверят, ведь вся эта знать уважаемые люди. Занимаются благотворительностью, поддерживают католические приходы, монастыри. Единственное, что может сделать власть, так это признать массовое помешательство и поместить нас в психушку. Нужно быть осторожными, – успокаивал Бернар бабушку, взяв её руку в свои ладони.

- Дядя, подвеска у тебя?

Кулак опустился на стол передо мной. Когда он убрал руку, на белой скатерти осталась лежать цепочка и уже ставшая частью меня «белая птица». Подвеска не пострадала, только крыло окрасила синяя окалина, ярко переливающаяся при электрическом свете.

- Удивительно, металл легкий, но крепкий. Наконечник стрелы просто сгорел… Откуда у тебя эта вещь, Клер? – спросил Бернар, стараясь удержать мой взгляд.

В комнате повисла тишина. Я, ища поддержки, посмотрела на дядю, но почувствовала, что на меня смотрят все присутствующие, и выпалила:

- Мы купили её в Александрии у старьёвщика.

Мои усилия владеть голосом не смогли обмануть Мару. Она улыбнулась уголками рта и опустила глаза.

- Ну что ж, девочка здорова, уже поздно, и нам пора. Дочь будет волноваться, - произнесла женщина и посмотрела на внучку.

- Я провожу вас, мадам. Не волнуйтесь, ваши жизни в надежных руках, - без тени бравады произнес Бернар, тоже вставая из-за стола.

Долго прощались на крыльце. Крупные капли дождя задорно барабанили, оставляя следы на пыльной дорожке. Пока бабушка ходила за зонтом, а Бернар искал свой плащ, природа давала мне и Вики несколько лишних минут для прощания. Разве я могла предположить, что вижу этих женщин в последний раз. На протяжении многих лет мы обменивались письмами, не раз говорили по телефону, но все запланированные встречи срывались по независящим от нас причинам. Последней такой причиной стала война.

Передвижной полевой госпиталь 15-й Шотландской пехотной дивизии расположился недалеко от деревни Муазенэ-ле-Гран близ Парижа. Персонал работал круглосуточно, отдыхая и высыпаясь урывками только в те часы, когда неотложная помощь раненым была оказана, регистрационные книги приемного покоя заполнены, истории болезней написаны, живые эвакуированы в тыл, а судебные акты и списки умерших военнослужащих направлены в архив. Но иногда накатывала тоска по Фрэнку, или бессонница, или просто хотелось побыть одной, в тишине, вдали от человеческих стонов и окровавленных бинтов. Тогда я покидала расположение госпиталя, не глядя по сторонам двигалась по разбитой дороге к городу, каждый раз ускоряя шаг на высохших участках. Пришла весна. Одичавшие лошади тянулись к человеческому жилью, козы призывно мекали, но ни те, ни другие к себе не подпускали. Медовый запах от подернутых розовой дымкой крон, парящих вокруг заброшенных коттеджей, кружил голову. Дома были похожи на тот, в котором я гостила ребенком. В один из таких побегов я заметила утоптанную тропинку, ведущую к одиноко стоящему каменному зданию с полуразрушенной башенкой. Повинуясь внутреннему голосу, я зашагала по ней и, не доходя нескольких метров, поняла, что в доме живут люди. Под водостоками стояли бочки, наполненные дождевой водой, на растянутой между деревьями веревке сушилось белье, пахло навозом и свежевскопанной землей.

- Здравствуйте! Есть кто живой!

Мне ответила тишина, если не считать закудахтавшую в доме курицу. Я обогнула дом и увидела две женские фигуры в монашеской одежде, стоящие на коленях в грядках с молодой морковью.

- Здравствуйте! Меня зовут Клер, я медсестра. Наш госпиталь недалеко. Может, вы нуждаетесь в помощи? – повторила я свое приветствие.

Монахини поднялись и, перекинувшись парой слов, направились ко мне. Одна была постарше, у неё на груди висел деревянный крестик. Другую женщину я узнала бы в любой одежде, потому что с тех пор, как мы познакомились, она почти не изменилась. Ну разве что волосы, выбившиеся из-под платка, стали совсем седыми.

- Я настоятельница Евдокия, а это инокиня Бландина, - представила себя и подругу настоятельница.

- Рина, Вы не узнаете меня? - мой голос дрожал. - Я Клер, Клер Бошан.

Её глаза забегали по моему лицу, губы повторяли имя, а руки тянулись, чтобы обнять.

- Девочка моя. Это правда ты?

Бросив все дела, женщины проводили меня в дом, где в уцелевшей комнате был их приют. Здесь же в большой клетке сидела несушка. Настоятельница подбросила щепок в чугунную печку и поставила чайник.
Делиться плохими новостями не хотелось, но рассказать о гибели дяди всё же пришлось. Перекрестившись, она подошла к полке и, взяв книгу, вернулась и протянула мне.

- Это Верушина книжка. Обожаемый ею Поль Валери…

Я напряглась от нехорошего предчувствия, открыла книгу на странице с загнутым уголком, и первое, что выхватил взгляд, были строки:
Стань первой вновь, стань изначально чистой,
Узри себя!.. Но перед мраком выстой,
С которым власть над миром делит свет.

По коже побежали мурашки. На колени упала фотокарточка: взрослая, красивая, большеглазая Вики смотрела на меня.

- Она снялась перед самой войной. Не хотела, но я настояла… - минуту, может больше, монахиня покусывала губы, пытаясь сдержать слезы, а потом произнесла:

- Её нацисты арестовали… в сорок третьем… Она с мужем… Ты же знаешь, что она вышла замуж?

Я кивнула. Настоятельница встала и зашуршала травами, составляя сбор для чая, а Рина, придвинувшись ближе ко мне, зашептала:

- Они участвовали во французском сопротивлении. Всё шло хорошо, пока однажды Вики не узнала в одном из немецких офицеров человека с поляны. Она хорошо запомнила его по кольцу. Имя предателя мы не знаем. Их держали в Парижском гестапо, но потом Николя, мужа Вики, выпустили, а о моей девочке ничего не известно. Не знаю, могу ли я просить тебя… Может сможешь узнать, что с ней… Где она… Я молюсь о ней как о живой, но материнское сердце…

Я не дала ей договорить.

- Конечно, я постараюсь узнать всё, что смогу. Как вы здесь оказались? Почему Вы одна? – постаралась я перевести разговор на более приятную тему.

- Муж уехал ещё до войны в Америку. Через пару лет прислал письмо о том, что женился и у него другая семья. Содержать парижский дом стало затратно, и мы, я и мама, переехали в провинцию, подальше от городского шума. Вики вышла замуж и осталась в Париже.

Вернулась настоятельница, неся на подносе фарфоровые чашки, до краёв наполненные ароматным травяным настоем. Рина замолчала, а Евдокия завела разговор на общие темы, вроде рассуждений о том, когда наконец закончится «эта проклятая война».

Покидая скит, я решила, что как только появится свободное время, напишу письмо Фрэнку и попрошу его о помощи, но жизнь распорядилась иначе. Фрэнк ждал меня в госпитале. Несколько часов, проведенных вместе, усилили тоску по мирной жизни и дали надежду на скорое окончание войны. История о подруге детства, рассказанная мной без подробностей о ритуалах сатанистов, не оставила его равнодушным, и через месяц я получила письмо, ошеломившее меня.

«Дорогая моя Клер! Сведения, добытые мной, скудны, но надежны. Хоть я и не уверен, относится ли сея информация к твоей подруге, но женщина по имени Вера Оболенская, известная во французском сопротивлении под псевдонимом «Вики», была членом «Organisation Civile et Militaire». Эта группа собирала информацию о силах оккупантов, помогала с организацией побегов и вывозом за границу британских военнопленных, занималась разведывательной деятельностью. «Вики» отличалась феноменальной памятью, проницательностью, дальновидностью, которые не раз спасали подпольщиков от провала. Арестованная на конспиративной квартире в 1943 году, она долгое время вводила гестаповских следователей в заблуждение, потом вообще отказалась давать какие-либо показания. Её передали следователям главного управления СС«А». Это странно, потому что упомянутое управление Рейха занималось изучением «наследия предков» и оккультизмом. После высадки союзников в Нормандии «Вики» перевезли в Берлин и 04 августа 1944 года в 13 часов гильотинировали в тюрьме Плётцензее. Место захоронения тела неизвестно».

Конец письма я прочла несколько раз. Сомнений в том, что оно рассказывало о судьбе Вики, у меня не было. Гильотина в наше время? Почему не расстрел или повешение? Ответ я знала, и мне оставалось лишь рассказать Рине о судьбе её дочери.
Монахиня Бландина ждала меня у тропинки, будто чувствовала, что я приду именно сегодня. Ей не нужно было читать письмо, она уже знала правду. Пробежав глазами по листку, она закрыла глаза, из-под сомкнутых век ручьями потекли слезы. Мы обнялись и долго рыдали, наполняя «чашу дьявола» скорбью и печалью.

Продолжение следует))

Совсем немногие готовы заглянуть в Вечность, а только там прошлое, настоящее и будущее существуют в едином пространстве. Это даёт возможность узнать кто Мы, откуда Мы, зачем. Ответы ошеломляют, поскольку сложно осознать то, что не укладывается в твоё представление о Бытие. Но с того момента, как ты делаешь этот шаг, твоя жизнь меняется. Безвозвратно.

Бабушка предъявила Бернару ультиматум: она отказывалась находиться в гостиной, пока со стены не будет снят гобелен, в котором мастер хитросплетением цветных нитей изобразил сцену охоты на лесного оленя. Прихватив с собой томик «философских писем» Вольтера и бросив фразу: «Этот чёртов лес! Видеть не хочу Наполеона!» - Анжелика поднялась в спальню, оставив нас в замешательстве. Кто такой Наполеон я знала, но то, что на гобелене изображен именно этот исторический персонаж, стало для меня открытием. К тому же джентльменов на ковре было несколько, и который из них Бонапарт, так и осталось загадкой. Из кабинета принесли лестницу, а из кладовой гвоздодёр, после чего дядя с Бернаром дружно приступили к кропотливому процессу снятия со стены прибитого и безжалостно «побитого» во многих местах молью произведения ткацкого искусства. Как только первые гвоздики с медными шляпками покинули «насиженные» места, гостиная наполнилась пылью. Пылинки радостно кружили в лучах света, проникающего сквозь стекло, возносились невидимыми воздушными потоками к потолку или замирали в невесомости, пока новый поток не уносил их в неизвестность.

- Клэр! Открывай окна! - настаивал дядя. - Иначе мы задохнемся этой дря…, пчхи-и-и-и…, простите, древностью. Похоже, горничная сюда не заглядывала…

Это было риторическое отступление, после которого последовал такой же риторический вопрос:

- И что вдруг маме вздумалось избавиться от этого ковра? Пусть бы висел…

- Если честно, то сюжет называется «Наполеон на охоте в Компьенском лесу». Анжелика, приметив его на блошином рынке, торговалась как сумасшедшая. Бывший его владелец, торговец сомнительного вида, рассказал, что получил его во дворце в уплату за некую услугу, но внутреннее чутьё подсказывает мне, что он его просто украл. Так вот, он же и поведал ей, «кого» и «в каком месте» изобразил автор. Думаю, она как и прежде останется поклонницей императора, а вот лес… Ежедневные напоминания об известных вам событиях ни к чему. Жена права, - с решимостью произнес Бернар и, покончив с последним гвоздем, отошел от стены, чтобы полюбоваться работой.

Гобелен словно ненужная тряпка остался лежать у плинтуса. Дырки от гвоздей выстроились в правильную фигуру, продолжая напоминать, что на стене совсем недавно что-то висело. Бернар нахмурился и удалился, но ненадолго. Звук шагов осторожно спускающегося по лестнице человека заставил меня и дядю обернуться. Стараясь не зацепиться за косяк, держа в распростертых руках раму, небрежно завернутую в выцветшую штору, француз протискивался в дверь. Дядя помог избавиться от чехла и, когда хозяин приставил багет к стене, чертыхнулся в своей излюбленной манере. В этот момент я поняла, откуда у него любовь к крепким словечкам, интонация произнесенного «аккорда» была точь-в-точь как у моей любимой бабушки.

- Робер, - в ответ на восклицание, почти шепотом и даже с неким благоговением, произнес месье Монфор.

Сюжет картины втянул меня внутрь, навевая воспоминания об удивительных событиях. Превращенный в руины античный город на фоне неба, затянутого серыми облаками, выглядел грандиозно и величественно, а жизнь, пробуждающаяся у подножья руин - обыденной и размеренной. Каждой клеточкой я ощущала ту реальность: обоняние фиксировало запах моря и гниющих водорослей, слух улавливал то ли щебет птиц, то ли флирт стоящих на балконе влюбленных. Каменные львы, не замечая моего присутствия, надменно пялились в даль. Мраморные, устремленные ввысь колонны, разбитый саркофаг, статуи «белых богов» - всё возвращало в Александрию. Сердце заныло, а память стала «сдавать» из хранилищ мироздания образы тех, кого я буду помнить вечно.

- Мне нужно пройтись, - неожиданно произнес дядя и быстрым шагом направился к выходу.

- Хорошо… - согласился Бернар, с тревогой посмотрел на меня и пожал плечами.

- Дядя, а можно с тобой? – бросила я вслед, понимая, что мы чувствуем одно и то же.

Он на секунду остановился и, ответив «Жду тебя на крыльце…», исчез за дверью.

Шли молча. Я старалась подстроиться под скорый ритм его шагов, но у меня плохо получалось. Когда от бега засосало под ложечкой, и я почти сдалась, дядя остановился и, оглядевшись по сторонам, направился к пригорку, поросшему красным клевером. На медовый запах слетелись пчелы и шмели. Мы не собирались им мешать. Дядя снял свой пиджак, сел, вытянув ноги и подставил лицо солнцу, я рухнула рядом на колени.

- Мы вернемся туда? – спросила я, не уточняя пункт назначения и время.

- Хочется верить. Но не скоро. Может, через год или два… Азулей запретил возвращаться сейчас. Я дал слово и надеюсь его сдержать, – ответил дядя. - Ты должна мне помочь…

Глаза щипало от слез, голос не слушался, я что-то прохрипела и для большей убедительности кивнула. Спрашивать, почему мы не можем вернуться, не было нужды. Авторитет деда и полное доверие силе его предвидения блокировали мой эгоизм. Мелькнувшая тень привлекла наше внимание. Лебеди! Благородные птицы, призывно курлыча, приглашали следовать за собой. Три группы по четыре, всего двенадцать… Моё сердце вспыхнуло. Каждую секунду жар становился сильнее, растекаясь теплом по всему телу. Огонь вычищал тёмные уголки души, оставляя после себя состояние первозданной чистоты. Это ощущение невероятное и очень опасное, потому что, после осознания его величия, теряешь интерес к жизни. Но это случится со мной позже, а пока я оставалась маленькой девочкой, познающей, шаг за шагом, человеческий опыт.

Не желая скатываться в меланхолию, я попросила дядю рассказать что-нибудь интересное.

- Хорошо, - согласился он. – Мы совсем забыли про Имхотепа. Ты готова узнать о том, что ему открылось в подземельях Египта?

В предвкушении новых знаний я пристроилась рядом и приготовилась слушать.

- Джосер уверенно ориентировался в лабиринте подземных ходов. Он как вожак стаи, идущий по следу, безошибочно определял нужное направление. Сначала Имхотепа раздражала полная темнота, окружившая их плотной стеной, но скоро глаза привыкли, и страх, пульсирующий в животе, исчез. Время остановилось. Несколько раз они оказывались в тупиковых ветках, Джосер касался плит, преграждавших путь, они словно перышко взмывали вверх и, пропустив, беззвучно закрывались за вошедшими. Наконец, цель была достигнута. Имхотеп понял это по слюне, сменившей обычную солоноватость на металлический привкус. Была ли виновата в этом радиация или магнетизм, он не знал, но на уровне подсознания почувствовал важность момента. Однако в полной мере представить масштаб знаний, которые ему откроют, наш герой не мог. Подземная камера представляла собой отполированную до зеркального состояния полусферу, высеченную в монолите цвета мажорель (ультра синий). Она было огромной и абсолютно пустой. У Имхотепа, ожидавшего увидеть свитки или артефакты, сей факт вызвал недоумение, но Джосер не позволил ему говорить. Яркий свет, вспыхнувший в первые секунды, постепенно угас, оставив их снова в полной темноте, и только сильное тело Царя испускало мягкое золотистое сияние. «Не доверяй глазам… Зажги в сердце искру… Раскрепости сознание... Отправляйся к тому, на что резонирует душа… Не сворачивай с выбранного пути… Я рядом…» - наставлял голос. Сейчас такая способность называется телепатией. Ну а в то далекое время это был естественный способ общения не только среди посвящённых, но и просто среди обычных людей. Он не позволял лгать. Имхотеп подчинился и, закрыв глаза, сконцентрировал внимание на груди в области сердца. Его душа сжалась до микроскопической частицы, вспыхнули миллионы искр, от которых потянулись струны живительной энергии. Душа выбрала одну и обвила её светом подобно обмотке на гитарной струне. Искра открыла переход, который, ослепив вспышкой, втянул Имхотепа в иное пространство. За Предел проникло лишь изначальное. Он висел в окружении полевых структур, излучавших любовь и смирение. Он сам стал частью светоносной сети, окружившей Землю. Это были Сияющие, Высокие Светлые сущности, которые миллионы лет чистым намерением творили наш Мир. Имхотеп стал со-творцом. И это соучастие в процессе творения было беЗценным. Но однажды разверзлись глубины космоса, впустив в околоземное пространство рой Всяких. Он никогда не задумывался о том, каким безжалостным может быть рой. Его представления о взаимоотношениях между особями в пчелиных и муравьиных популяциях были поверхностными. Большая война заставила осознать, что между служением на общее благо и служением одной особи огромная пропасть. Настали тёмные времена. Тёмные не потому, что стало темно, а потому, что люди стали терять память, а вместе с этим и знания о себе. Сражаясь с разрушителями Мира, Сияющие жертвовали собой. Сгорая, они превращались в драгоценные камни и падали вниз, на Землю. Имхотеп, решив вступить в бой, не смог удержать свой дух в равновесии. Возвращение в реальность было неожиданным и грубым. Открыв глаза, он обнаружил, что лежит на каменном полу обессиленный, полуживой, но другой: к нему вернулись утраченные когда-то Смыслы.

Дядя на несколько секунд умолк, и я воспользовалась паузой, чтобы спросить:

- А Светлые это боги? Он общался с тем же Богом, что и Моисей?

- Нет. Имя его Бога – Любовь.

- А что не так с пчёлами?

- Систему управления роем навязали человечеству как единственно возможный способ существования. Но мы знаем другие примеры. Самый понятный и гармоничный - соборность или клановость. В Шотландии она просуществовала очень долго. Так долго, как смогла. А базировалась на законе развития каждого человека для общего блага. Однако мало осознать себя в этом чуждом мире, важнее не позволить закопать себя в мусоре ложных истин. Имхотепу повезло, Джосер был носителем истинных знаний. И первое, в чем он помог Имхотепу, так это объяснил, как через духовное развитие пробудить в себе звёздную память крови, разум сердца и по кирпичику восстановить изначальный порядок, задуманный Создателем. Это основа всего. Все мысли и дела, так или иначе связанные с материальным, дают горизонтальное развитие. Соединение духа, души и сознания - это путь развития по вертикали. И начали они с познания лучших качеств Души. Первым стало Различение. Это персональный контроль, некий баланс, позволяющий правильно относиться к себе и к окружающим.

- Дядя, как думаешь, у меня может быть звёздная память? – не удержалась я от вопроса. Многое из рассказа казалось сказочным, но учитывая тот факт, что со мной происходили всякие необъяснимые вещи, я отнеслась к его словам со всей серьезностью.

- Звёздная память есть у всех, милая. Только у большинства она спит…

- Как это?

- Нам нужно чаще смотреть на звёзды, - произнес он, улыбнулся и погладил меня по голове. Я думала, что дядя шутит.

- И всё?

- Ну, ещё принять решение, на чьей ты стороне: на светлой или на тёмной.

- А как это сделать?

- Как сделать? – задумался дядя. – Сформулировать намерение… И если решение осознанное, светлое притянется, а тёмное уйдет… или изменится под действием твоего «сияния». Как говорил твой дедушка - «Всем миром управляет алхимия крови».

- А почему Джосер посвятил в свою тайну только Имхотепа?

- Ты про жрецов? Различение, светлячок, различение. Он видел их корысть, а делиться с такими людьми знаниями преступно и наказуемо, ведь они, знания, должны быть использованы только на общее процветание. Непомерная гордыня останавливает развитие, вскрывает внутреннюю пустоту. Говорят, что Гермес Трисмегист попал в сети чувства собственной важности, не смог увидеть подмену и поделился знанием не с теми. Многочисленные Тайные Ордена возникли не на пустом месте…

- Всё так сложно… - в трёх словах я выразила своё мнение об услышанном.

- Сложно. Хм, странно, но почему-то только с тобой я могу говорить на такие серьезные темы! Дети воспринимают всё иначе. Может потому, что их звёздная память не совсем уснула? А…? – спросил дядя, закончив рассуждения, и чмокнул меня в висок.

- Ну что, пойдем? Нас скоро будут искать, - предложил он.

- Хорошо, только объясни последнее… Что значит «память крови»?

- В одной очень старой книге - я нашел её в библиотеке на известном тебе острове - говорится о том, что кровь высокоразвитых сущностей, населявших планету в допотопные времена, а затем покинувших её после известных событий, имела спиральность. Клетки крови, обмениваясь энергией со звездой, светились и вставали в трёхмерный узор. По нему можно было узнать, из какой звёздной системы пришла Душа. Когда нарушился баланс пространства, живительный поток иссяк, и людям пришлось искать другие способы восполнения энергией. Кровь угасла, «уснула» на тысячи лет. Но есть и хорошая новость. У многих сохранился звёздный код. Он действует как ключ к любым пространствам, в которых изначально был прописан звёздный рисунок. Активируя сознанием свой узор и совмещая его с изначальной спиралью, Джосер мог открывать любые двери, проникать в любые пространства, минуя видимые и невидимые преграды. Это что-то вроде оттиска охранного шифра «свой-чужой». Если кровь не соответствует первичной показателям, человек никогда не получит доступ. Так, Сияющие, обреченные, но не сломленные, постарались сохранить информацию об изначальном алгоритме. Как только кровь проснется, ничто не сможет помешать человечеству начать Новую Эру.

- В камне прописан рисунок? – спросила я.

- Да, энергетически. Не помню, рассказывал ли я тебе о дочери Рамзеса II, египетской принцессе Скоте. В тот год, когда израильтяне, поработив целые царства, перешли Красное море, она покинула Египет и тысячу лет блуждала в поисках собственной обетованной земли. Этой землей стала Шотландия, а народы скотты и пикты, населявшие эту страну - потомки Скоты и её мужа царя скифов Гателы. С собой она принесла камень, с помощью которого «общалась с ангелами». Во времена Древнего гэльского королевства Дал Риады, камень хранился в Дунадде. На коронации все управители Шотландией восседали на нём. Точно не знаю, но подозреваю, что ценность камня именно в том, что скрытый в нём код мог подтвердить рисунок чистой крови. Если претендент был недостоин трона, то есть в результате кровосмешения или пороков не сохранил чистоту, камень начинал пронзительно звенеть …

- А где этот камень сейчас?

- В Вестминстерском аббатстве, но поговаривают, что он не настоящий. Его подменили то ли тамплиеры, то ли розенкрейцеры, а цель могла быть одна - привести к власти новую династию правителей, послушных Магистру. В то время продолжалась охота за немногочисленными потомками Сияющих, которые жили жизнью обычных людей, но даже этим представляли опасность для Ордена. Уничтожали их по-разному. В ранние века - междоусобные войны, яды; начиная с десятого века всех, кто помнил о чистоте крови, объявляли колдунами, ведьмами и сжигали на кострах. Иногда целыми семьями.

- Думаешь, никто не спасся? – спросила я.

Дядя пожал плечами.

- Сложно сказать. Англичане давно обещают вернуть камень в Шотландию, но что-то их останавливает. Видимо ждут, когда умрут последние потомки истинного короля.

- Истинный король? Потомок Скотты?

- Народная память живет в предсказаниях и легендах, а ещё в них живёт надежда на то, что придет некто и спасет их, но чаще всего это только предлог для захвата власти. Последняя попытка якобитов вернуть престол была предпринята в XVIII веке, закончилась она печально - разгромом войск претендента и расправой над кланами Шотландии.

- Якобиты это…

- Приверженцы идеи о возвращении на трон короля Якова II из династии Стюартов в подавляющем большинстве - корыстные землевладельцы, желающие в обмен на «верность» получить земли и привилегии, но были и патриоты, они сражались за независимость по велению сердца.

- А чем можно «разбудить» кровь?

- Гм. Лучшие человеческие качества. Например… Безусловная любовь. Чистота помыслов. Доблесть.

- Я не знаю, что значит «безусловная»?

- Если говорить о человеке, то безусловная любовь означает принятие другого человека во всей его полноте, с хорошими качествами и не очень. Но в отношении некоторых представителей человечества мой внутренний посыл не работает, может ты станешь великодушней своего дядюшки и узнаешь секрет этого состояния.

С той поры я часто задавала себе вопрос о том, могу ли я испытывать любовь, не говоря уже о безусловной, к таким исчадиям ада как Блэк Джек. Отвечу – нет! Есть красная черта, переступив через которую человек перестает быть человеком.

- А камень был один? Если Скотта везла его из Египта, то возможно сохранились другие?

- Скорее всего. Но поскольку кровь сияющих не проявлена, для нас все камни одинаковые. Ты меня совсем разговорила! Ах, лиса. Идем домой, не желаю выслушивать нарекание от твоей бабушки.

- Идём, но ты же можешь продолжать, пока будем идти…

- Могу, - засмеялся дядя и взял меня за руку. - Слушай. Имхотеп был всё ещё обычным человеком, на многое откликался сразу, иногда его закостенелый ум не всегда понимал Джосера. Однако проходили месяцы упорных занятий, и новые знания капля за каплей сливались в целостную картину мира. Удовлетворенный тем, как продвигается обучение, Фараон пригласил Имхотепа на прогулку. Если раньше они уединялись, чтобы обсудить важные вопросы без посторонних слушателей, то в последнее время в этом не было нужды, телепатическое общение шло постоянно, даже во сне. Колесница остановилась на краю обрыва, с которого открывался завораживающий вид на равнину, занесенную розовым в лучах заходящего солнца песком.

- Друг мой, у нас мало времени, всего два круга, после чего я отправлюсь в новое служение. Но чтобы вознесение прошло гармонично, мне нужна пирамида, и доверить её возведение я могу только тебе. Место я укажу.

Джосер спустился в долину и шёл не оборачиваясь, пока дивная Радуга не раскинулась в небесах над самой его макушкой. Тогда он остановился, и его лицо озарила улыбка счастливого человека.

- Ого. Он решил умереть?

- Смерти нет, дорогая, - ответил дядя, - есть переход в новое качество, а какое – выбор за нами.

Бабушка в приподнятом настроении суетилась в гостиной у чайного столика. Приближалось время вечернего чаепития, пахло корицей и сливками, выпечка выглядела аппетитно.

- Я увидела вас из окна и поспешила накрыть на стол. Пить чай в одиночестве грустно. Кушайте, к Бернару прибыл посетитель, и сколько он будет занят известно одному Богу, - сокрушалась она.

Мне хотелось есть, поэтому кроме булочки с яблоком и корицей на тарелку «приземлился» сэндвич с ветчиной и сыром. Когда первый кусочек исчез во рту, и мой рот открылся, чтобы укусить следующий, движение в прихожей привлекло внимание. Лысый коротышка, которому даже не пришлось наклоняться, поцеловал левую руку Бернара и удалился, при этом на лице француза застыло выражение озабоченности. Дядя тоже видел это и, поперхнувшись чаем, закашлял. Моментально изменившись в лице, месье Монфор шагнул в гостиную и, как ни в чём не бывало, присоединился к нашей компании. Когда он протянул руку к чайнику, я обратила внимание, что на его мизинец надето кольцо, больше напоминающее печать. Широкая шинка, украшенная витиеватым орнаментом, на верхушке образовала многогранник с вставкой из граната, в центре которого раскинул крылья огнедышащий дракон. Само кольцо было чёрным, оплавленным, а дракон казался живым. Всего на секунду я задержала на нем взгляд, и в глубине камня затлел огонёк. Серебряная ложечка выпала из моих рук. Бернар не мог этого не заметить, улыбнулся, снял с мизинца кольцо и положил на середину стола.

- Не правда ли, красивое? – произнес он.

Мне хотелось схватить эту вещицу в руки, но внутренний голос подсказывал, что он только этого и ждет. Усилием воли я остановила свой порыв, угукнула и вцепилась зубами в булку.

- Коллекционный экземпляр, - произнес дядя.

В голосе чувствовалось волнение, он откинулся на спинку дивана и закинул ногу на ногу.

- Я видел похожие, но драконы на них были изображены задушенными собственным хвостом.

- А у нас есть что-нибудь посытнее? – обратился Бернар к Анжелике. – Я очень проголодался…

Бабушка стала перечислять возможные варианты, но после фразы «Я люблю всё, приготовленное твоими руками, дорогая» и поцелуя в центр ладони, улыбнулась, слегка покраснела и удалилась в кухню.

- Когда-то Драконы являлись защитниками Вселенной от сил Хаоса и Мрака, – начал Бернар, только бабушка вышла. - Магами равновесия пространства. Они жили с человеком бок о бок, но люди забыли об этом, а скорее всего им помогли забыть. Без Огня нет Света, а Свет без Тьмы не узнает, что он Свет.

- И… вы принадлежите… - остановился на полуслове дядя, давая возможность Бернару закончить фразу.

- Мы принадлежим к миру балансов, мы хранители первородного огня, мы зажигаем в сердцах людей Искры…

- Чёрт, вы Братство Драконов? Я читал о них, их предали, и они все погибли!

- Было бы непростительной глупостью разубеждать в этом наших недругов. Погибли многие, но древние предки нашли способ жить в человеческих телах.

Странным образом слова Бернара перекликались с рассказом об Имхотепе и с тем кладбищем драконов, которое показывал дедушка. Я сидела с открытым ртом и не понимала, где реальность, а где фантазия.

- Невероятно! – дядя встал, сел, потом снова встал и заходил по комнате. – Так вот почему Вы оказались в этом месте?!

- И поэтому тоже. Кью, не буду ходить вокруг да около, я предлагаю тебе присоединится к нашему Братству. Ты нам подходишь, - произнес Монфор.

- Я? Хмм. Это будет какой-то обряд? Как у масонов? – с издевкой ответил дядя.

- Нет, - засмеялся Бернар. – Достаточно надеть кольцо и сформулировать намерение стать Драконом.

Дядя сел и, уставившись на кольцо, медленно произнес:

- Я подумаю…

Яркий багровый всполох осветил сердцевину камня и потух.

- У меня есть ещё одно предложение, Кью. Я настаиваю, но это будет твой выбор. Королевская Академия организует экспедицию в Южную Америку. Отплывают через месяц. Ты мог бы не только утолить жажду знаний, но и помочь нам. Подробности расскажу позже…

- Заманчиво. Только я уверен, что штат экспедиции уже укомплектован. К тому же в этом году хочу отдать Клэр в школу, а без неё я никуда не поеду, - произнес дядя и посмотрел на меня.

На душе от этих слов потеплело, вот только в школу мне категорически не хотелось, а при мысли отправиться в путешествие зачесались уши. Бернар почувствовал мой интерес и пошел в наступление.

- Извини, но твоё представление о Британском образовании для леди ошибочно. Не думаю, что Клэр знает меньше, чем девочки её возраста, зубрящие отрывки из Гомера или Шекспира. Благодаря твоему участию в её судьбе, она обладает куда большим кругозором, чувственным восприятием и главное – миропониманием. Моё уважение, ты блестящий наставник, - сказал Бернар и склонил голову. - Что касается вашего обоюдного участия в экспедиции – это не проблема. Повторюсь, выбор за тобой.

Я три раза взбивала подушку, пока наконец дядя не пришёл пожелать мне спокойной ночи. Его щёки были бледны, но глаза горели. На мой немой вопрос он кивнул и показал левую руку.