После окончания второй мировой войны медсестра Клэр Рэндалл отправляется с мужем в Шотландию – восстановить былую любовь после долгой разлуки, а заодно и найти информацию о родственниках мужа. Случайно прикоснувшись к каменному кругу, в котором накануне проводили странный языческий ритуал местные жительницы, Клэр проваливается в прошлое – в кровавый для Шотландии 1743 год. Спасенная шотландцем Джейми Фрейзером, она начинает разрываться между верностью к оставшемуся в 1945-м мужу и пылкой страстью к своему защитнику.
Первая книга из серии «Чужестранка», 1991 год Перевод: white_soft Художественное оформление: Darcy
Дата: Воскресенье, 13.03.2022, 13:24 | Сообщение # 26
Виконт
Сообщений: 409
Глава 14. Бракосочетание свершается
Когда я проснулась, то увидела над головой низкий балочный потолок, а толстое стеганое одеяло было аккуратно подоткнуто под подбородок. Из одежды на мне, похоже, осталась только сорочка. Я начала садиться, чтобы поискать одежду, но на полпути передумала. Очень осторожно я опустилась обратно, закрыла глаза и схватилась за голову, в противном случае она скатилась бы с подушки и запрыгала по полу. Через некоторое время я снова пробудилась оттого, что дверь в комнату открылась. Я осторожно приоткрыла один глаз. Размытые очертания превратились в суровую фигуру Мёртага, неодобрительно взиравшего на меня сверху вниз у изножья кровати. Я закрыла глаз. Послышался приглушенный шотландский звук, вероятно, обозначающий ужасное отвращение, но когда я посмотрела еще раз, его уже не было. С чувством облегчения я только погрузилась обратно в беспамятство, когда дверь снова открылась, на этот раз, чтобы явить женщину средних лет с кувшином и тазом, которую я приняла за жену хозяина постоялого двора. Она бодро ворвалась в комнату и распахнула ставни с грохотом, который отозвался в моей голове, напоминая столкновение танков. Наступая на кровать, как танковая дивизия213, она вырвала из моей ослабевшей хватки одеяло и отбросила его в сторону, оставив меня дрожащей и незащищенной. – Поторапливайтесь, дорогуша моя, – сказала она. – Мы уже должны вас подготовить. Она подсунула крепкую руку мне под плечи и заставила сесть. Я схватилась одной рукой за голову, другой – за живот. – Подготовить? – произнес мой рот, будто наполненный гнилым мхом. Женщина принялась энергично мыть мне лицо. – Ну да, – сказала она. – Вы же не хотите пропустить собственную свадьбу, правда? – Хочу, – отозвалась я, но она, не обращая на это внимания, бесцеремонно сняла с меня сорочку и поставила на середину комнаты для дальнейших интимных процедур. Чуть позже я сидела на кровати полностью одетая, чувствуя себя растерянной и агрессивной, но благодаря стакану портвейна, принесенному женой хозяина, по крайне мере, дееспособной. Я осторожно потягивала второй стакан, пока женщина с усилием водила расческой по моим спутанным волосам. Я подскочила и вздрогнула, расплескав портвейн, когда дверь в очередной раз с грохотом распахнулась. «Час от часу не легче», – со злостью подумала я. На этот раз пришли двое, Мёртаг и Нед Гоуэн, с одинаковым неодобрительным выражением на лицах. Мы с Недом обменялись сердитыми взглядами, Мёртаг же, зайдя в комнату, медленно обошел вокруг кровати, рассматривая меня со всех сторон. Вернувшись к Неду, он пробормотал ему что-то так тихо, что я не смогла расслышать. Бросив последний разочарованный взгляд в мою сторону, он захлопнул за собой и Недом дверь. Наконец, к удовольствию женщины, мои волосы были уложены, зачесаны назад и собраны в высокий узел на макушке так, что сзади локоны свободно падали на шею, а возле ушей закручивались в колечки. Мне казалось, что кожа у меня на голове вот-вот с треском лопнет от давления стянутых назад волос, но впечатление при взгляде в зеркало, протянутое женщиной, складывалось, несомненно, благоприятное. Я почувствовала себя почти что человеком и даже заставила себя поблагодарить ее за старания. Она оставила мне зеркало и ушла, заметив, что мне «так повезло выходить замуж летом, – правда? – ведь столько цветов можно вплести в волосы». – Идущие на смерть214, – произнесла я своему отражению, изобразив в зеркале приветственный жест. Рухнула на кровать, накрыла лицо влажной тканью и снова уснула. Мне снился довольно приятный сон, что-то связанное с поросшими травой лугами и полевыми цветами, когда осознала: то, что я принимала за игривый ветерок, подергивающий меня за рукава, – пара чьих-то не слишком нежных рук. Я рывком села, вслепую размахивая руками. Когда я открыла глаза, то увидела, что моя небольшая комната теперь напоминала станцию метро, до отказа забитую лицами: Нед Гоуэн, Мёртаг, хозяин постоялого двора, жена хозяина и долговязый юнец, оказавшийся сыном хозяина с охапкой разнообразных цветов в руках, что объясняло запахи в моем сне. Была тут и вооруженная круглой плетеной корзинкой молодая женщина, которая приветливо улыбнулась мне, продемонстрировав отсутствие нескольких очень важных зубов. Как выяснилось, эта особа была деревенской портнихой, нанятой, чтобы исправить недостатки моего гардероба, подогнав по фигуре платье, которое хозяин постоялого двора в срочном порядке раздобыл у какой-то местной родственницы. Вышеупомянутое платье, свисавшее с его руки, как мертвое животное, держал Нед. Разложенное на кровати, оно оказалось вечерним нарядом из тяжелого кремового атласа с глубоким вырезом и отдельным корсажем, застегивающимся на десятки обтянутых материей крошечных пуговиц, на каждой из которых была вышита золотая геральдическая лилия215. Вырез и колокольчатые рукава, так же как и расшитая верхняя юбка из шоколадно-коричневого бархата, были роскошно отделаны кружевными рюшами. Хозяин постоялого двора был наполовину погребен под нижними юбками, которые он держал, его щетинистые бакенбарды едва виднелись над пенными слоями. Я взглянула на пятно от портвейна на своей серой саржевой юбке, и тщеславие победило. Если я и в самом деле собиралась выйти замуж, то не хотела выглядеть при этом словно деревенская батрачка. После короткого периода лихорадочной деятельности, когда я стояла, как портновский манекен, а остальные носились вокруг, подавая, придерживая, критикуя и натыкаясь друг на друга, конечный продукт был готов, в полном комплекте с белыми астрами и желтыми розами, приколотыми к волосам, и сердцем, бешено колотившимся под кружевным корсажем. Посадка была не совсем идеальной, и платье хранило достаточно сильный запах предыдущей владелицы, но атлас был тяжелым и, прикрывая слои нижних юбок, очаровательно шуршал вокруг моих ног. Я чувствовала себя вполне величественной и даже очень привлекательной. – Вы не сможете заставить меня сделать это, так и знайте, – угрожающе прошипела я в спину Мёртага, спускаясь следом за ним, хотя мы оба знали, что мои слова – всего лишь пустая бравада. Если во мне когда-нибудь и присутствовала сила духа, способная не поддаться Дугалу и попытать счастья с англичанами, то она улетучилась вместе с виски. Дугал, Нед и остальные сидели в главном пабе возле лестницы, выпивая и обмениваясь любезностями с несколькими местными жителями, которые днем, казалось, не нашли занятия получше, чем слоняться без дела и напиваться. Дугал заметил, как я медленно спускаюсь, и внезапно замолчал. Остальные тоже умолкли, и я приплыла вниз в приятнейшем облаке почтительного восхищения. Глубоко посаженные глаза Дугала неспешно осмотрели меня с головы до ног, а когда вернулись к лицу, он кивнул мне в знак доне́льзя великодушного одобрения. Принимая во внимание все обстоятельства, прошло немало времени с тех пор, как мужчина смотрел на меня подобным образом, и я довольно любезно кивнула в ответ. После первоначального молчания остальные собравшиеся в пабе стали громко выражать свое восхищение, и даже Мёртаг позволил себе еле заметную улыбку, удовлетворенно кивая результатам своих усилий. «А тебя-то кто назначил редактором журнала мод?» – неприязненно подумала я. Тем не менее, я вынуждена была признать, что именно благодаря ему не выхожу замуж в серой сарже. Выхожу замуж. О, Боже. Временно воодушевленная портвейном и кремовыми кружевами, я на мгновение умудрилась оставить без внимания важность этого события. Внезапное осознание обрушилось на меня, как удар в живот, и я ухватилась за перила. У меня есть муж. У меня есть Фрэнк. Я не могу выйти замуж за другого мужчину!216 Впрочем, окинув толпу взглядом, я заметила одно вопиющее упущение. Моего жениха нигде не было видно. Обнадеженная мыслью, что ему, возможно, удалось сбежать через окно и он уже за много миль отсюда, я приняла из рук хозяина постоялого двора напутственную чашу вина, прежде чем последовать за Дугалом на улицу. Нед и Руперт отправились за лошадьми. Мёртаг куда-то исчез, возможно, пытаясь найти следы Джейми. Дугал придерживал меня за руку, якобы для того, чтобы помочь мне, дабы я не оступилась в своих атласных туфлях, а на самом деле, чтобы предотвратить любые попытки вырваться на свободу в последнюю минуту. Стоял «теплый» шотландский день, а это означало, что туман был не настолько густым, чтобы называться моросью, но близок к этому. Внезапно дверь постоялого двора открылась, и явилось солнце, в лице Джеймса. Если я и выглядела ослепительной невестой, то жених был просто великолепен. Я разинула рот, да так и застыла. Шотландский горец при полных регалиях представляет собой впечатляющее зрелище; любой горец, неважно, насколько он стар, некрасив или нескладен на вид. От высокого, стройного, отнюдь не безобразного молодого горца вблизи захватывает дух. Густые золотисто-рыжие волосы, расчесанные до ровного блеска, спадали на воротник тонкой батистовой рубашки с широкими рукавами, заправленной спереди и отделанной на запястьях кружевными оборками, которые соответствовали каскаду накрахмаленного жабо, украшенного рубиновой булавкой у горловины. Его тартан – ярко-малиновый с черным – вспыхивал на фоне более спокойных зелено-белых у Маккензи. Пламенеющая шерсть, скрепленная круглой серебряной брошью, изящной драпировкой ниспадала с его правого плеча и, перехваченная поясом для меча с серебряными шипами, спускалась вдоль стройных голеней, облаченных в шерстяные хосы, немного не доходя до черных кожаных башмаков с серебряными пряжками. Палаш, дирк и спорран из барсучьей шкуры завершали ансамбль. Ростом более шести футов217, соответственно широкоплечий и с выразительными чертами лица, он был далек от того неопрятного объездчика лошадей, к которому я привыкла, – и он это знал. Отставив ногу на придворный манер, он отвесил мне безупречно-грациозный поклон и тихо сказал: – К вашим услугам, мэм, – глаза блестели озорством. – О, – еле выдохнула я. До сих пор я нечасто видела, чтобы не слишком разговорчивый Дугал вообще потерял дар речи. Густые брови сошлись на покрасневшем лице, он, казалось, по-своему был захвачен врасплох этим явлением, собственно как и я. – Ты спятил, приятель? – наконец выговорил он. – Что если кто-нибудь тебя увидит? Джейми насмешливо приподнял бровь, глядя на старшего мужчину. – Вот как, дядя, – сказал он. – Оскорбления? Да еще в день моей свадьбы. Ты же не хочешь, чтобы я опозорил свою жену, верно? Кроме того, – добавил он, со злорадным огоньком, – не думаю, что брак признают законным, если я женюсь не под своим именем. А ведь ты хочешь, чтобы все было законно, не правда ли? С видимым усилием Дугал взял себя в руки. – Если ты закончил, Джейми, давай продолжим начатое, – отозвался он. Но, как оказалось, Джейми еще не совсем закончил. Не обращая внимания на негодование Дугала, он вытащил из своего споррана короткую нитку белых бусин. Шагнув ко мне, он застегнул ожерелье на моей шее. Опустив глаза, я увидела ряд мелкого барочного жемчуга218 – эти порождения пресноводных моллюсков неправильной формы, – перемежающегося крохотными золотыми кругляшами с ажурной резьбой. С золотых бусин свисали жемчужины поменьше. – Это всего лишь шотландский жемчуг, – извиняющимся тоном произнес он, – но на вас он смотрится красиво. Его пальцы на мгновенье задержались на моей шее. – Это жемчуг твоей матери! – воскликнул Дугал, недовольно глядя на ожерелье. – Да, – спокойно согласился Джейми, – а теперь он принадлежит моей жене. Ну что, идем?
***
Куда бы мы ни направлялись, это место находилось чуть поодаль от деревни. Мы являли собой довольно мрачный свадебный кортеж, остальные окружали жениха и невесту, словно арестантов, которых сопровождают в какую-то отдаленную тюрьму. Единственными произнесенными словами стали приглушенные извинения Джейми по поводу опоздания, объясняющие, что возникли некоторые трудности с поиском чистой рубашки и камзола подходящего для него размера. – Думаю, что они принадлежат сыну местного сквайра219, – сказал он, приподнимая кружевное жабо. – Он вроде как щеголь, судя по всему. Мы спешились и оставили лошадей у подножия невысокого холма. Тропинка вела вверх сквозь вереск. – Вы обо всем договорились? – услышала я, как Дугал вполголоса спросил Руперта, когда они привязывали животных. – О, да, – сквозь черную бороду сверкнули зубы. – Было немного трудно убедить священника, но мы показали ему особое разрешение. Он похлопал по своему споррану, который музыкально звякнул, давая мне некоторое представление о происхождении особого разрешения. Сквозь морось и туман я разглядела часовню, выступающую над вереском. С чувством полного неверия, увидела я покатую крышу и странные маленькие многостворчатые окна, которые в последний раз лицезрела ярким солнечным утром в день моей свадьбы с Фрэнком Рэндаллом. – Нет! – воскликнула я. – Только не здесь! Я не могу! – Ш-ш-ш, ну же, ш-ш-ш. Успокойтесь, девушка, успокойтесь. Все будет в порядке. Дугал положил мне на плечо большую лапу, издавая успокаивающие шотландские звуки, будто я была норовистой лошадью. – Немного нервничать – это вполне естественно, – заявил он, обращаясь сразу ко всем. Твердая рука на пояснице подтолкнула меня вверх по тропинке. Мои туфли с чавкающим звуком утопали во влажном слое опавшей листвы. Джейми и Дугал шли вплотную по обе стороны от меня, чтобы предотвратить побег. Их неясно вырисовывающееся клетчатое соседство нервировало, и я ощущала чувство близкое к истерике. Примерно двести лет «тому вперед» я венчалась в этой часовне, завороженная тогда ее древней живописностью. Сейчас часовня поскрипывала новизной, ее доски еще не обрели очарования, а я собиралась выйти замуж за двадцатитрехлетнего шотландского девственника-католика, за голову которого объявлено вознаграждение, который… Внезапно запаниковав, я повернулась к Джейми: – Я не могу выйти за вас замуж! Я даже не знаю вашу фамилию! Он поглядел на меня сверху вниз и приподнял красноватую бровь. – Ох, Фрейзер. Джеймс Александр Малкольм Маккензи Фрейзер, – произнес он официально, каждое имя медленно и отчетливо. В крайнем возбуждении я произнесла: – Клэр Элизабет Бичем, – и по-идиотски протянула руку. Видимо, приняв это за просьбу о поддержке, он взял руку и крепко зажал ее в сгибе локтя. Неотвратимо удерживаемая таким способом, я зашлепала вверх по тропинке на свою свадьбу. В прошлый раз – в будущий раз? – я выходила замуж в белом льняном костюме и лодочках из крокодиловой кожи. Фрэнк надел серый костюм из шотландского твида220. Я поймала себя на том, что исступленно думаю о дяде Лэмбе, который был свидетелем на той свадьбе. – Жаль портить окружение этой современной дребеденью, – сказал он, небрежно похлопав Фрэнка по твидовому рукаву. – Это, знаете ли, настоящая шотландская часовня восемнадцатого века. Вам нужно было одеться соответствующим образом: килты, дирки, длинные платья и все такое. Подняв глаза на шикарный облик моего нареченного жениха, я в смятении представила себе одобрительно кивающего дядю Лэмба. «Намного лучше, – произнес он в моем воображении. – То, что надо».221 Руперт и Мёртаг ждали нас в церкви, взяв под стражу плененное духовное лицо – тщедушного молодого священника с красным носом и вполне обоснованно испуганным выражением лица. Руперт лениво строгал большим ножом ивовый прутик, и хотя, войдя в церковь, он отложил в сторону пистолеты с роговыми рукоятками, они оставались в пределах легкой досягаемости на краю купели для крещения. Остальные мужчины, как и подобает в доме Бога, тоже разоружились, побросав на задней скамье внушительно ощетинившуюся груду орудий смерти. Только Джейми оставил при себе кинжал и палаш, должно быть, как церемониальную деталь своего наряда. Мы преклонили колени перед деревянным алтарем, Мёртаг и Дугал заняли свои места как свидетели, и церемония началась. За несколько сотен лет форма католического венчания существенно не изменилась и обещания, связывающие меня с рыжеволосым молодым незнакомцем рядом со мной, были почти такими же, как те, что освятили мой брак с Фрэнком. Я чувствовала себя холодной, пустой оболочкой. Слова, что, запинаясь, произносил молодой священник, отдавались эхом где-то в пустоте у меня под ложечкой. Когда пришло время для клятв, я машинально встала, с каким-то оцепенелым восхищением наблюдая, как мои холодные пальцы исчезают в крепкой хватке жениха. Его пальцы были такими же холодными, как и мои, и мне впервые пришло в голову, что, несмотря на внешне невозмутимое поведение, он может нервничать не меньше моего. До сих пор я старалась отводить от него взгляд, но теперь подняла глаза и обнаружила, что он пристально смотрит на меня сверху вниз. Его лицо было бледным и нарочито бесстрастным: он выглядел так же, как в то время, когда я перевязывала рану на его плече. Я попыталась ему улыбнуться, но уголки рта угрожающе дрогнули. Давление его пальцев на мои усилилось. У меня создалось впечатление, что мы поддерживаем друг друга: если кто-нибудь из нас отпустит или отвернется, мы оба упадем. Как ни странно, это чувство немного успокаивало. Что бы с нами ни происходило – нас хотя бы было двое. – Я беру тебя, Клэр, в жены… Его голос не дрожал, но рука – да. Я усилила хватку. Наши негнущиеся пальцы тесно сжались, как доски в тисках. – …любить, почитать и защищать… и в радости, и в горе… Слова доносились откуда-то издалека. Кровь отлила от головы. Корсаж на косточках был чертовски тесен, и хотя мне было холодно, пот струился у меня по бокам под атласом. Я надеялась, что не упаду в обморок. Высоко в стене, сбоку от алтарной части, было небольшое витражное окно с грубым изображением Иоанна Крестителя в медвежьей шкуре222. Зеленые и синие тени струились по моему рукаву, напоминая общий зал в таверне, и мне отчаянно захотелось выпить. Моя очередь. К собственному негодованию я заговорила, заикаясь: – Я б-беру тебя, Джеймс… Я распрямила спину. Джейми справился со своей частью вполне достойно, я могу постараться сделать не хуже. – … чтобы быть рядом и заботиться о тебе с этого дня… Теперь мой голос окреп. – Пока смерть не разлучит нас. Эти слова прозвучали в тихой часовне с пугающей законченностью. Все замерло, словно в анабиозе223. А потом священник попросил кольцо. Внезапно поднялось возбужденное шевеление, и я мельком увидела ошеломленное лицо Мёртага. Едва я успела осознать тот факт, что кто-то забыл позаботиться о кольце, как Джейми отпустил мою руку ровно настолько, чтобы скрутить кольцо со своего пальца. На левой руке я все еще носила кольцо Фрэнка. Пальцы правой в пятне голубоватого отсвета казались замерзшими, бледными и негнущимися, когда большой металлический обруч переместился на безымянный палец. Он свободно болтался на нем и соскользнул бы, если бы Джейми не согнул мои пальцы и снова не обхватил ладонью мой кулак. Священник еще что-то пробормотал, и Джейми наклонился поцеловать меня. Было ясно, что он собирался лишь коротко и церемонно коснуться губ, но его рот оказался нежным и теплым, и я инстинктивно потянулась к нему. Я смутно улавливала гул, шотландские вопли восторга и ободрения со стороны очевидцев, но по-настоящему не замечала ничего, кроме обволакивающей, согревающей цельности. Прибежище. Мы отстранились друг от друга, почувствовав чуть большую уверенность, и нервно улыбнулись. Я увидела, как Дугал выхватил дирк Джейми из ножен, недоумевая зачем. Продолжая смотреть на меня, Джейми протянул правую руку ладонью вверх. Я ахнула, когда острие дирка глубоко надрезало его запястье, оставив темную полосу наполняющуюся кровью. Времени отпрянуть не оставалось, когда меня схватили за руку, и я ощутила обжигающий разрез лезвием. Не мешкая, Дугал прижал мое запястье к запястью Джейми и связал их вместе полоской белого полотна. Должно быть, я слегка пошатнулась, потому что Джейми подхватил меня под локоть свободной левой рукой. – Потерпи, девочка, – мягко, но настойчиво попросил он. – Теперь уже осталось совсем немного. Повторяй за мной. То был короткий фрагмент на гэльском, два или три предложения. Для меня эти слова ничего не значили, но я послушно повторила их за Джейми, запинаясь на нечетких гласных. Полотно развязали, ранки начисто промокнули, и мы стали мужем и женой. На обратном пути по тропинке чувствовались общее облегчение и приятное возбуждение. Такой могла быть любая веселая свадебная процессия, пусть небольшая и состоящая исключительно из мужчин, не считая новобрачной. Мы были почти у подножия холма, когда отсутствие еды, остатки похмелья и общее напряжение этого дня дали о себе знать. Очнулась я, лежа на влажных листьях, головой на коленях у моего новоиспеченного мужа. Он убрал влажную тряпицу, которой вытирал мне лицо. – Неужели все так плохо? Он широко мне улыбнулся, но в его взгляде застыло выражение неуверенности, которое, несмотря ни на что, меня весьма тронуло. Я робко улыбнулась в ответ. – Дело не в тебе, – заверила я его. – Просто… По-моему, я вообще ничего не ела со вчерашнего завтрака… и боюсь, что слишком много выпила. Его губы дернулись. – Я слышал. Ну, это я могу исправить. Как я уже говорил, мне почти нечего предложить жене, но обещаю, что сытой ты будешь. Он улыбнулся и указательным пальцем несмело убрал выбившийся локон с моего лица. Я попыталась сесть и поморщилась от легкого жжения в одном запястье. Я совсем забыла об этой заключительной части церемонии. Рана разошлась, наверняка в результате моего падения. Я забрала у Джейми тряпицу и неуклюже обернула ею запястье. – Я подумал, что, возможно, именно из-за этого ты и упала в обморок, – сказал он, наблюдая. – Кажется, мне стоило предупредить тебя об этом, но я не предполагал, что ты такого не ожидала, пока не увидел твое лицо. – А что, собственно, это было? – спросила я, пытаясь заправить концы ткани. – Это немного по-язычески, но в здешних краях принято давать клятву на крови наряду с обычным венчанием. Некоторые священники не допускают такое, но не думаю, что этот стал бы возражать против чего-либо. Он выглядел почти таким же испуганным, как я сам, – улыбаясь, сказал он. – Клятва на крови? Что означают эти слова? Джейми взял мою правую руку и аккуратно заправил оставшийся конец импровизированной повязки. – Они более-менее рифмуются, если произносить на английском. Звучит так: Ты кровь от крови моей и плоть от плоти моей, Я отдаю тебе свое тело, чтобы мы двое стали едины, Я отдаю тебе свою душу до конца наших дней. Он пожал плечами. – Примерно то же, что и обычные обеты, только несколько… а-а… примитивнее. Я уставилась на свое перевязанное запястье. – Да, можно и так сказать. Я огляделась: мы были одни на тропинке, под осиной. Круглые опавшие листья лежали на земле, влажно поблескивая, словно ржавые монеты. Было совсем тихо, разве что изредка с деревьев со шлепком срывались капли воды. – Где остальные? Вернулись на постоялый двор? Джейми поморщился. – Нет. Я заставил их уйти, чтобы можно было позаботиться о тебе, но они подождут нас вон там, – он указал направление подбородком на манер деревенского жителя. – Они не станут полагаться только на нас, пока все не произойдет официально. – А разве это не так? – непонимающе спросила я. – Мы женаты, так ведь? Он выглядел смущенным, отвернувшись от меня и нарочито стряхивая опавшие листья со своего килта. – Мммфм. Да, мы женаты, все верно. Но, понимаешь, брак не имеет юридической силы, пока не будет консуммирован224. Жаркий румянец медленно разгорелся над кружевным жабо. – Мммфм, – протянула я. – Давай пойдем и поищем чего-нибудь поесть.
===
213. Танковая дивизия (нем. Panzer-Division) – комбинированное тактическое соединение вермахта (вооружённые силы нацистской Германии в 1935-1945 гг.), включавшее танковые части и мотопехоту, а также артиллерию, ПВО, связь и другие вспомогательные подразделения. 214. «Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя» (англ. Hail, Emperor, those who are about to die salute you) – латинское крылатое выражение, которым, согласно произведению римского историка Гая Светония Транквилла, при императоре Клавдии приветствовали императора гладиаторы, отправляющиеся на арену. 215. Геральдическая лилия, она же лилия святых и флёр-де-лис – довольно распространённый в геральдике символ, который часто встречается на гербах и эмблемах разных стран. Часто рассматриваемая как символ Девы Марии, лилия к концу средних веков стала во Франции эмблемой королевской власти. 216. Фрагмент взят из британского издания. 217. Более 183 см. 218. Барочный жемчуг – природный или культивированный жемчуг, который имеет неправильную, т.е. несферическую, форму. Говорят, что название произошло от французского слова «baroque», что означает причудливый, незаурядный, вычурный. Однако применимо к такому виду жемчуга больше подходит перевод слова «барокко» с португальского, что значит «неотшлифованный», «не прошедший обработку». 219. Сквайр – мелкий помещик, из числа джентри (английское нетитулованное мелкопоместное дворянство), чаще всего владеющий землёй какой-либо деревни, сдавая её внаём жителям, и таким образом играющий доминирующую роль в жизни деревни, в том числе и через попутное занятие административных должностей, например, ректора местной церкви. 220. Харрис Твид (англ. Harris Tweed) – твидовая ткань, которую жители Внешних Гебридских островов Шотландии изготавливают вручную, традиционными методами, которые передавались через поколения. На этих же островах ее обрабатывают, красят и прядут пряжу для неё. Для достижения нужного цвета, предварительно окрашенную разными цветами чистую шерсть с шевиотских овец смешивают в нужных пропорциях по специальным рецептам, а не красят готовую пряжу. 221. Фрагмент взят из британского издания. 222. Согласно библейским текстам один из атрибутов Иоанна Крестителя – одежда из верблюжьей шерсти. 223. Анабиоз – приостановка жизнедеятельности с последующим её восстановлением при благоприятных условиях. При этом дыхание, сердцебиение и другие жизненные процессы замедленны настолько, что могут быть обнаружены только с помощью специальной аппаратуры. 224. Консумма́ция (лат. consummatio, «довершение») – термин, употребляемый иногда для одной из составляющих брака, а именно первого осуществления брачных отношений. Отсутствие фактических брачных отношений в Европе традиционно учитывалось церковью как уважительная причина для признания брака недействительным.
На постоялом дворе найти еду удалось легко – в виде скромного свадебного угощения, включающего вино, свежий хлеб и ростбиф. Когда я направилась к лестнице, чтобы освежиться перед едой, Дугал удержал меня за руку. – Я хочу, чтобы этот брак был узаконен без малейшей недостоверности, – твердо напутствовал меня Дугал вполголоса. – Не должно остаться никаких сомнений в том, что это законный союз, и ни единой возможности признать его недействительным, иначе мы все рискуем своими головами. – Мне кажется, вы в любом случае это делаете, – сердито заметила я. – Особенно, моей. Дугал крепко шлепнул меня по заду. – Не беспокойтесь об этом, просто делайте свое дело. Он окинул меня критическим взглядом, будто оценивая мою способность достойно исполнить свою роль. – Я знал отца Джейми. Если парень пошел в него, у вас вообще не будет никаких проблем. Эй, Джейми, дружище! – он поспешил через комнату к Джейми, который появился после того, как поставил лошадей в стойло. Судя по выражению лица Джейми, он тоже получал указания.
***
Как, во имя Господа, это случилось? Спрашивала я себя чуть позже. Шесть недель назад я невинным образом собирала полевые цветы на шотландском холме, чтобы отнести домой к мужу. Теперь я заперта в комнате деревенского постоялого двора, ожидая совершенно другого, едва знакомого мне мужа, со строгими указаниями исполнить супружеский долг в этом вынужденном браке из-за угрозы своей жизни и свободе. А как же мой прежний муж? Мой желудок скрутило узлом от тоски и страха. О чем бы сейчас думал Фрэнк? Что бы он чувствовал? Я отсутствовала больше месяца; он, должно быть, искал меня, вызвал полицию, когда его беспокойство переросло в страх, перевернул вверх дном шотландскую глубинку. Но недостаточно далеко; ему бы никогда не пришло в голову заглянуть внутрь холма фейри225, даже если бы такое было возможно.226 Я уселась на кровать, одеревеневшая и испуганная в своем заимствованном пышном наряде. Послышался слабый шум, когда тяжелая комнатная дверь распахнулась, а потом закрылась. Джейми прислонился к двери, наблюдая за мной. Чувство взаимного смущения усилилось. Наконец именно Джейми нарушил молчание. – Ты не должна меня бояться, – мягко произнес он. – Я не собираюсь на тебя набрасываться. Я непроизвольно рассмеялась. – Ну, я и не думала, что ты это сделаешь. На самом деле, я не думала, что он прикоснется ко мне, пока и если сама его не попрошу, но факт оставался фактом: мне придется попросить его сделать гораздо большее, и в ближайшее время. Я с сомнением посмотрела на него. Мне казалось, что было бы труднее, если бы я находила его непривлекательным; на деле все оказалось наоборот. И все же я больше восьми лет не спала ни с одним мужчиной, кроме Фрэнка. Мало того, этот молодой человек, по его собственному признанию, был совершенно неопытен. Я еще никогда никого не лишала девственности. Даже если отбросить мои возражения по поводу этой затеи и рассматривать ситуацию с чисто практической точки зрения, с чего, черт возьми, нам следовало начать? При таких темпах мы пробудем здесь еще дня три-четыре, уставившись друг на друга. Я прочистила горло и похлопала по кровати рядом с собой. – А-а-а, присесть не хочешь? – Хочу. Он пересек комнату, двигаясь как большой кот. Однако вместо того, чтобы сесть рядом со мной, он придвинул табурет и уселся напротив меня. Несколько неуверенно он протянул руки и взял мои ладони в свои. Они были большими - с короткими, скругленными ногтями на пальцах - и очень теплыми, чуть опушенными рыжеватыми волосками с тыльной стороны. Я ощутила легкое замешательство от прикосновения и вспомнила отрывок из Ветхого Завета: «ибо кожа Иакова была гладкая, а брат его Исав был человек косматый»227. У Фрэнка ладони были длинными и узкими, почти безволосыми и аристократическими на вид. Мне всегда нравилось наблюдать за ними, когда он читал лекции. – Расскажи мне о твоем муже, – словно прочитав мои мысли, попросил Джейми. Пораженная, я едва не выдернула руки. – Что? – Послушай, девочка. Мы проведем здесь три или четыре дня вместе. Не стану притворяться, будто знаю все, что нужно знать, но я провел большую часть своей жизни на ферме, и, если люди не сильно отличаются от остальных животных, в таком случае то, что мы должны сделать, много времени не займет. У нас еще есть время, чтобы поговорить и перестать бояться друг друга. Столь прямолинейная оценка нашей ситуации немного меня успокоила. – Ты меня боишься? По его виду и не скажешь. Хотя, возможно, он нервничал. И пусть он не был робким шестнадцатилетним юношей, с ним это должно произойти впервые. Он посмотрел мне в глаза и улыбнулся. – Да. Думаю, я напуган больше, чем ты. Вот почему я держу тебя за руки – чтобы мои не дрожали. Я этому не поверила, но крепко сжала его ладони в знак признательности. – Это хорошая мысль. Мне кажется, разговаривать немного легче, когда мы касаемся друг друга. Но почему ты спросил о моем муже? Мне стало крайне любопытно, не хочет ли он, чтобы я рассказала ему о моей сексуальной жизни с Фрэнком, чтобы узнать, чего я от него жду. – Ну, я понял, что ты, должно быть, думаешь о нем. Не можешь не думать, учитывая обстоятельства. Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь почувствовала, что не можешь говорить о нем со мной. И хотя теперь я твой муж – как-то странно это произносить – будет неправильным, если ты забудешь его или даже постараешься сделать это. Если ты любила его, значит, он был хорошим человеком. – Да, он… был. Голос мой задрожал, и Джейми большими пальцами погладил тыльную сторону моих ладоней. – Тогда я сделаю все возможное, чтобы почтить его дух, служа его жене. Он поднял мои руки и церемонно поцеловал каждую. Я прочистила горло. – Это очень смелые слова, Джейми. Он неожиданно усмехнулся. – Да. Я придумал их, пока Дугал произносил внизу тосты. Я сделала глубокий вдох. – У меня есть вопросы, – сообщила я. Он опустил глаза, пряча улыбку. – Я так и предполагал, – подтвердил он. – Думаю, в такой ситуации ты имеешь право на некоторое любопытство. Что же ты хочешь узнать? Внезапно он поднял голову, и в свете лампы в голубых глазах сверкнуло озорство. – Почему я до сих пор девственник? – Э-э… я бы сказала, что это в общем-то твое личное дело, – пробормотала я. Мне вдруг показалось, что стало чересчур тепло, и я высвободила одну руку, чтобы отыскать свой носовой платок. И в этот момент нащупала что-то твердое в кармане платья. – Ой, я забыла! У меня до сих пор твое кольцо. Я достала его и вернула Джейми. То был толстый золотой обруч, украшенный рубином-кабошоном228. Вместо того чтобы надеть его на палец, он раскрыл спорран и положил его внутрь. – Это обручальное кольцо моего отца, – объяснил он. – Обычно я его не ношу, но сегодня я… ну, я хотел оказать тебе честь и выглядеть как можно лучше. От этого признания он слегка покраснел и принялся возиться с застежкой споррана. – Ты оказал мне большую честь, – невольно улыбаясь, заверила я. Добавлять рубиновое кольцо к сверкающему великолепию его костюма было все равно что везти уголь в Ньюкасл229, но я была тронута скрывавшимся за этим волнением. – Я достану тебе подходящее, как только смогу, – пообещал он. – Это не важно, – сказала я, испытывая некоторую неловкость. Ведь вскоре я собиралась исчезнуть. – Э-э… у меня есть один главный вопрос, – сказала я, объявляя заседание открытым. – Если ты не против рассказать мне. Почему ты согласился на мне жениться? – А-а… Он отпустил мои руки и устроился чуть поудобнее. Прежде чем ответить, он помолчал немного, разглаживая шерстяную ткань на бедрах. Мне была видна длинная линия напряженных мускулов под складками тяжелой ткани. – Ну, во-первых, мне бы не хватало общения с тобой, – улыбнувшись, произнес он. – Нет, я не шучу, – настаивала я. – Почему? Тут он стал серьезным. – Прежде чем расскажу тебе, Клэр, есть кое-что, о чем я хочу тебя попросить, – медленно произнес он. – О чем? – О честности. Должно быть, я тревожно дернулась, потому что он, положив руки на колени, сосредоточенно подался вперед. – Я знаю, есть то, о чем ты не хочешь говорить мне, Клэр. Возможно, то, о чем ты не можешь мне сказать. «Даже не представляешь, насколько ты прав», – подумала я. – Я никогда не буду давить на тебя или настаивать на том, чтобы узнать о вещах, касающихся только тебя, – серьезно сказал он. Он опустил глаза на свои руки, теперь сжатые вместе, ладонь к ладони. – Есть вещи, которые я не могу рассказать тебе, по крайней мере пока. И я не попрошу ни о чем таком, чего ты мне дать не можешь. Но я прошу вот о чем: если ты что-то скажешь, пусть это будет правдой. И я обещаю тебе то же самое. Сейчас между нами нет ничего – кроме уважения, быть может. И я думаю, что в уважении, пожалуй, есть место для тайн, но не для лжи. Ты согласна? Словно приглашая меня, он протянул руки ладонями вверх. Я увидела темную линию клятвы на крови у него на запястье. И легко положила свои руки ему на ладони. – Да, я согласна. Обещаю быть честной. Его пальцы мягко сомкнулись вокруг моих. – И я обещаю тебе то же. Итак, – он глубоко вздохнул, – ты спрашивала, почему я на тебе женился. – Мне просто немного любопытно, – пояснила я. Он улыбнулся, и широкий рот отразил озорство, что таилось в его глазах. – Ну, не скажу, что осуждаю тебя. У меня было несколько причин. На самом деле, одну – или даже две – я не могу пока тебе озвучить, хотя в свое время и расскажу. Но, думаю, главная причина та же, по которой и ты вышла за меня замуж, – уберечь тебя от рук Джека Рэндалла. Я слегка вздрогнула при воспоминании о капитане, и руки Джейми крепче сжали мои. – Ты в безопасности, – уверенно произнес он. – У тебя – мое имя и моя семья, мой клан, и если понадобится, я буду защищать тебя своим телом. Пока я жив, этот человек больше не поднимет на тебя руку. – Спасибо, – сказала я. Глядя на это серьезное, молодое, решительное лицо с широкими скулами и твердым подбородком, я впервые почувствовала, что этот нелепый замысел Дугала и впрямь мог быть разумным предложением. «Защищать тебя своим телом». Эти слова производили особое впечатление при взгляде на него: решительный разворот широких плеч и воспоминание о его грациозной дикости, когда он «хвастался» владением мечом при лунном свете. Он не шутил – как бы молод он ни был, он знал, что говорит, и доказательством этого служили его шрамы. Он был не старше многих пилотов и пехотинцев, за которыми я ухаживала, и так же хорошо, как они, знал цену обязательствам. Он давал мне не романтический обет, а прямое обещание обеспечить мою безопасность ценой своей собственной. Мне оставалось надеяться только на то, что я смогу предложить ему что-то взамен. – Это очень благородно с твоей стороны, – абсолютно искренне заметила я. – Но стоило ли… ну, стоило ли это брака? – Стоило,– кивнув, подтвердил он. И снова улыбнулся, на этот раз чуть мрачнее. – Ты же знаешь, что я не понаслышке знаком с этим человеком. И если бы я мог, то не позволил бы отдать ему даже собаку, не говоря уже о беспомощной женщине. – Весьма лестно, – иронично заметила я, и он рассмеялся. Он встал и подошел к столу у окна. Кто-то – должно быть, хозяйка – принес букет полевых цветов и поставил его в воду в стакане для виски. За ним стояли два бокала для вина и бутылка. Джейми налил оба бокала, вернулся и, протянув один мне, снова занял свое место. – Не такое хорошее, как из личных запасов Колума, – сказал он с улыбкой, – но и не такое уж плохое. Он ненадолго приподнял свой бокал. – За мистрис Фрейзер, – тихо произнес он, и я снова почувствовала приступ паники. Решительно подавив ее, я подняла свой бокал. – За честность, – сказала я, и мы оба выпили. – Хорошо, это – одна из причин, – продолжила я, опуская бокал. – А есть другие, о которых ты можешь мне сказать? Он старательно изучал свой бокал с вином. – Может быть, дело просто в том, что я хочу спать с тобой, – он резко поднял глаза. – Ты думала об этом? Если он хотел смутить меня, то вполне преуспел, но я решила этого не показывать. – Ну, а ты? – смело спросила я. – Если быть честным, то да, думал. Голубые глаза пристально смотрели поверх кромки бокала. – Для этого тебе вовсе не обязательно было на мне жениться, – возразила я. По-видимому, он был искренне возмущен. – Неужели ты думаешь, что я стал бы спать с тобой, не предложив тебе выйти замуж?! – Многие мужчины так бы и сделали, – сказала я, забавляясь его наивностью. На мгновение растерявшись, он забормотал что-то невнятное. Затем, вернув самообладание, с церемонным достоинством произнес: – Возможно, мои слова прозвучат высокопарно, но предпочитаю думать, что я не «многие мужчины» и не считаю необходимым вести себя в соответствии с наиболее низким общественным знаменателем. Глубоко тронутая этой речью, я заверила его, что до сих пор нахожу его поведение и почтительным, и достойным, и попросила прощения за любые сомнения в его намерениях, которые могли у меня неумышленно возникнуть. На этой сомнительной дипломатической ноте мы прервали разговор, пока он вновь наполнял наши пустые бокалы.
***
Какое-то время мы молча потягивали вино, оба несколько смущенные откровенностью этого последнего обмена репликами. Итак, судя по всему, я могла ему кое-что предложить. Справедливости ради, не скажу, что эта мысль не приходила мне в голову еще до того, как возникла та нелепая ситуация, в которой мы оказались. Он был весьма привлекательным молодым человеком. И тот самый момент, сразу после моего прибытия в замок, когда он держал меня на коленях, и… Я запрокинула свой бокал и осушила содержимое. И снова похлопала по кровати рядом с собой. – Садись рядом со мной, – предложила я. – И… – мне надо было найти какую-то нейтральную тему для беседы, чтобы сгладить неловкость перед предстоящей близостью, – …и расскажи мне о своей семье. Где ты рос? Кровать заметно просела под его весом, и я напряглась, чтобы не повалиться на него. Он сел так близко, что рукав его рубашки задевал мою руку. Расслабившись, я положила ладонь на бедро. Усевшись, он непринужденно взял ее, и мы прислонились к стене; ни один из нас не опустил глаз, но все же чувствовал связь, как будто мы были спаяны воедино. – Ну, так с чего же мне начать? Он положил на табурет свои отнюдь не маленькие ноги и скрестил их в лодыжках. Не без удовольствия я узнала шотландского горца, который устроился поудобнее, чтобы неторопливо разобраться в том сплетении семейных и клановых взаимоотношений, которые составляют подноготную любого значительного события в Шотландском нагорье. Мы с Фрэнком провели один из вечеров в деревенском пабе, увлеченные разговором двух старых чудаков, в котором ответственность за недавнее разрушение древнего сарая восходила к хитросплетениям местной вражды, датируемой, как я поняла, примерно 1790 годом. С легким потрясением, к которому уже начала привыкать, я осознала, что та самая вражда, истоки которой, по моим представлениям, были окутаны туманом времени, еще не началась. Подавив душевное смятение, вызванное этой мыслью, я заставила себя сосредоточиться на том, что говорил Джейми. – Мой отец, разумеется, был Фрейзер – младший сводный брат нынешнего мастера230 Ловата. Однако моя мать была Маккензи. Ты знаешь, что Колум и Дугал мои дяди? Я кивнула. Сходство было достаточно очевидным, несмотря на различие цвета волос и глаз. Широкие скулы и длинный, прямой, острый, словно лезвие ножа, нос были, несомненно, унаследованы от Маккензи. – Ну, так вот, моя мать приходилась им сестрой, а кроме нее были еще две сестры. Моя тетушка Джанет умерла, как и моя мать, а тетушка Джокаста замужем за двоюродным братом Руперта и живет на берегу озера Лох-Эйлен. У тети Джанет шестеро детей: четыре сына и две дочери, у тети Джокасты – трое, все девочки, у Дугала – четыре дочери, у Колума – только маленький Хэмиш, а у моих родителей – я и моя сестра, которую назвали в честь моей тетушки Джанет, но мы всегда звали ее Дженни. – Руперт тоже Маккензи? – спросила я, изо всех сил стараясь удержать всех в памяти. – Да. Он… – Джейми на мгновение замолчал, размышляя, – он двоюродный брат Дугала, Колума и Джокасты, значит, мне он – троюродный брат. Отец Руперта и мой дед Джейкоб были братьями, так же как и… – Подожди минутку. Давай не будем углубляться дальше, чем нужно, иначе я безнадежно запутаюсь. Мы еще даже не добрались до Фрейзеров, а я уже потеряла счет твоим кузенам. Что-то прикидывая, он потер подбородок. – Хмм… Ну, со стороны Фрейзеров все несколько сложнее, потому что мой дед Саймон был женат трижды, так что у моего отца два комплекта сводных братьев и сестер. Давай пока остановимся на том, что у меня шестеро живых дядьев Фрейзеров и три тетки, а учитывать всех двоюродных братьев и сестер не будем. – Да уж, давай, – я наклонилась и налила нам обоим еще по бокалу вина. Как выяснилось, земли кланов Маккензи и Фрейзер примыкали другу к другу вдоль внутренних границ на определенном отрезке, пролегавшем от морского побережья до нижнего края озера Лох-Несс. Эта общая граница, как это обычно бывает с границами, представляла собой не нанесенную на карту и весьма неопределенную линию, перемещаемую туда и обратно в зависимости от времени, обычая и союзнических отношений. Вдоль этой границы, в южной части земель клана Фрейзер, располагалось небольшое земельное владение Брох-Туарах – собственность Брайана Фрейзера, отца Джейми. – Там довольно богатый кусок земли, и неплохие рыбные места и приличный участок леса для охоты. Он обеспечивает, пожалуй, шестьдесят крофтов и маленькую деревушку – Брох-Морэ, так она называется. И, конечно же, есть усадебный дом, современный, – не без гордости произнес он, – и старый брох231, который теперь используют для скотины и зерна. Дугал и Колум были совсем не рады, что их сестра вышла замуж за Фрейзера, и они настояли на том, чтобы она не арендовала землю у Фрейзеров, а жила во владениях, полноправно принадлежащих ей232. Так что Лаллиброх – так его называют местные жители – был передан моему отцу, но в акте была оговорка, согласно которой земля должна переходить только к потомкам моей матери, Эллен. Если бы она умерла бездетной, земля после смерти моего отца вернулась бы к лорду Ловату, независимо от того были ли у отца дети от другой жены или нет. Но он больше не женился, а я – сын своей матери. Значит, Лаллиброх принадлежит мне, так или иначе. – Кажется, вчера ты говорил мне, что у тебя нет никакой собственности. Я потягивала вино, посчитав его довольно неплохим; похоже, чем больше я его пила, тем лучше оно становилось. Я прикинула, что, пожалуй, стоит поскорее остановиться. Джейми замотал головой из стороны в сторону. – Ну, она принадлежит мне, совершено точно. Однако, дело в том, что теперь мне нет от этого никакой пользы, ведь мне туда нельзя, – он выглядел виноватым. – И то, что за мою голову назначена награда, видишь ли, вопрос второстепенный. После побега из Форт-Уильяма его отвезли в имение Дугала Бианахк (что означает «благословенный», объяснил он), чтобы оправиться от ран и вызванной ими лихорадки. Оттуда он отправился во Францию, где провел два года, сражаясь в рядах французской армии у испанской границы. – Ты провел два года во французской армии и остался девственником? – выпалила я недоверчиво. На моем попечении было немало французов, и я очень сомневалась, что отношение галлов233 к женщинам за двести лет заметно изменилось. Уголок рта у Джейми дернулся, и он искоса посмотрел на меня. – Если бы ты видела, какие шлюхи обслуживали французскую армию, Сассенах, ты бы удивилась, как у меня хватает духу даже прикоснуться к женщине, не говоря уже о том, чтобы лечь с ней в постель. Я поперхнулась, захлебнувшись вином и кашляя, пока он не был вынужден похлопать меня по спине. Успокоившись, я, запыхавшаяся и покрасневшая, упросила его продолжить свой рассказ. Он вернулся в Шотландию около года назад и провел шесть месяцев один или с бандой «сломленных»234 – людей без кланов, – живя впроголодь в лесу или совершая набеги на скот в приграничных землях. – А потом кто-то ударил меня по голове топором или чем-то в этом роде, – сообщил он, пожимая плечами. – Что происходило в следующие два месяца, я знаю со слов Дугала, так как сам почти ни на что не реагировал. Во время нападения Дугал находился в соседнем поместье. Вызванный друзьями Джейми, он каким-то образом сумел переправить племянника во Францию. – Почему во Францию? – спросила я. – Уверена, было ужасно рискованно перевозить тебя так далеко. – Еще более рискованно – оставлять меня там, где я находился. По всей округе разъезжали английские патрули – видишь ли, мы с парнями вели себя там довольно активно – и, предполагаю, Дугал не хотел, чтобы они нашли меня, лежащего без сознания, в хижине какого-нибудь коттера. – Или в его собственном доме? – несколько цинично заметила я. – Думаю, что он перевез бы меня туда, если бы не два обстоятельства, – ответил Джейми. – Во-первых, в это время у него гостил какой-то англичанин. Во-вторых, он по моему виду решил, что я все равно умру, поэтому и отправил меня в аббатство. Аббатство Святой Анны де Бопре на французском побережье было вотчиной, как оказалось, в прошлом Александра Фрейзера, ныне настоятеля этой обители учености и богослужения. Одного из шести дядюшек Джейми со стороны Фрейзеров. – Они с Дугалом не особенно ладят, – объяснил Джейми, – но Дугал понимал, что здесь почти ничего для меня сделать нельзя, и если был способ оказать мне помощь, то найти его возможно только там. Так оно и вышло. Благодаря медицинским знаниям монахов и собственному крепкому сложению Джейми выжил и постепенно поправлялся под присмотром праведных братьев бенедиктинцев235. – Как только я оправился, то вернулся, – объяснил он. – Дугал и его люди встретили меня на побережье, и мы направлялись в земли Маккензи, когда… э-э… столкнулись с тобой. – Капитан Рэндалл сказал, что вы угнали скот, – сказала я. Он улыбнулся, нисколько не задетый обвинением. – Что ж, Дугал не тот человек, который упустит возможность немного поживиться, – подметил он. – Мы наткнулись на славное стадо, пасущееся в поле, а вокруг ни души. Так что… – он пожал плечами, фаталистически принимая неизбежности бытия. По-видимому, я появилась в конце стычки между людьми Дугала и драгунами Рэндалла. Заметив приближающихся к ним англичан, Дугал отправил половину людей, погоняющих перед собой скот, в обход зарослей, в то время как остальные шотландцы спрятались среди молодых деревьев, готовые напасть из засады на англичан, когда те пройдут мимо. – Сработало очень неплохо, – с одобрением произнес Джейми. – Мы выскочили перед ними и с воплями проскакали прямо сквозь них. Они, конечно, погнались за нами, а мы устроили им веселые скачки вверх по холму, через речушки, по камням и все такое, а тем временем остальные люди Дугала удирали через границу вместе с коровами. Тогда мы оторвались от красномундирников и, дожидаясь темноты, чтобы улизнуть, укрылись в коттедже, где я впервые тебя и увидел. – Понятно, – сказала я. – Но почему ты вообще вернулся в Шотландию? Я бы решила, что во Франции тебе было бы намного безопаснее. Он открыл рот, собираясь ответить, но передумал и отпил вина. Судя по всему, я слишком близко подобралась к границе его зоны секретности. – Ну, это долгая история, Сассенах, – произнес он, уклоняясь от этой темы. – Я потом расскажу тебе об этом, а сейчас, что насчет тебя? Ты расскажешь мне о своей семье? Если, конечно, считаешь это возможным, – поспешно добавил он. Я ненадолго задумалась, но мне показалось, что рассказывать ему о моих родителях и дяде Лэмбе, по сути, было не так уж рискованно. В конце концов, в выборе профессии дядюшки Лэмба имелось некоторое преимущество. Исследование древностей имело столько же – или так же мало – смысла в восемнадцатом столетии, как и в двадцатом. И я рассказала ему, опуская лишь такие «незначительные» детали, как автомобили и самолеты и, конечно же, война. Пока я говорила, он внимательно слушал, время от времени задавая вопросы, выразив сочувствие по поводу смерти моих родителей и проявляя интерес к дяде Лэмбу и его открытиям. – А потом я встретила Фрэнка, – закончила я. И замолчала, не уверенная, сколько еще могу сказать, не ступая на опасную территорию. К счастью, Джейми спас меня. – Но ты предпочла бы не говорить о нем прямо сейчас, – понимающе произнес он. Я безмолвно кивнула, мой взгляд чуть затуманился. Джейми отпустил руку, которую держал, обнял меня и бережно опустил мою голову себе на плечо. – Все хорошо, – сказал он, нежно поглаживая мои волосы. – Ты устала, девочка? Может, дать тебе поспать? На секунду у меня возникло искушение сказать «да», но я почувствовала, что это будет и нечестно, и трусливо. Я прочистила горло и села, замотав головой. – Нет, – сказала я, делая глубокий вдох. От него слегка пахло мылом и вином. – Со мной все в порядке. Расскажи мне… расскажи мне, в какие игры ты играл, когда был ребенком.
Комнату украшала толстая двенадцатичасовая свеча, кольца темного воска отмечали каждый час. Мы проговорили целых три кольца, разжимая руки только затем, чтобы налить вина или подняться, чтобы посетить потайной стульчак в углу за занавеской. Вернувшись после одного из таких посещений, Джейми зевнул и потянулся. – Уже ужасно поздно, – тоже вставая, заметила я. – Может, нам пора в постель? – Хорошо, – согласился он, потирая затылок. – В постель? Или спать? Он лукаво приподнял бровь, и уголок его рта дернулся. По правде говоря, мне с ним было так комфортно, что я почти забыла, зачем мы здесь. После его слов меня вдруг охватила ничем не обоснованная паника. – Ну-у… – еле-еле протянула я. – В любом случае ты ведь не собираешься спать в платье, верно? – спросил он в обычной для него практичной манере. – Ну, нет, думаю, что нет. В действительности, в круговерти событий я даже не подумала об одежде для сна, – которой в любом случае у меня не было. Я спала в сорочке или нагишом, в зависимости от погоды. У Джейми не было ничего, кроме того, что на нем надето, и спать он явно собирался в рубашке или голым, и такое положение вещей, вероятно, вскоре приведет к развязке. – Что ж, тогда иди сюда, и я помогу тебе со шнуровкой и всем остальным. На деле, когда он начал меня раздевать, у него слегка дрожали руки. Однако, сражаясь с дюжинами крошечных крючков, что скрепляли корсаж, он отчасти избавился от чувства смущения. – Ха! – торжествующе воскликнул он, как только высвободил последний, и мы одновременно рассмеялись. – Теперь позволь мне заняться тобой, – предложила я, решив, что откладывать дальше не имеет смысла. Я потянулась и расстегнула его рубашку, скользнув руками внутрь, а затем по его плечам. Медленно провела ладонями по его груди, ощутив упругие волоски и мягкие отметины вокруг сосков. Он стоял неподвижно, почти не дыша, когда я опустилась на колени, чтобы расстегнуть ремень с шипами на его бедрах. «Если это и должно когда-нибудь произойти, то почему не сейчас», – подумала я и намеренно провела руками по всей длине его бедер, крепких и худощавых под килтом. Хотя к этому времени я прекрасно знала, что большинство шотландцев носят под килтами, – ничего – все равно испытала нечто вроде шока, обнаружив исключительно Джейми. Тут он поднял меня на ноги и наклонился, чтобы поцеловать. Поцелуй длился долго, и его руки блуждали внизу, нащупывая завязки моей нижней юбки. Волной накрахмаленных оборок она опустилась на пол, оставив меня в одной сорочке. – Где ты научился так целоваться? – слегка задыхаясь, спросила я. Он усмехнулся и снова привлек меня к себе. – Я говорил, что я девственник, а не монах, – ответил он, снова меня целуя. – Если пойму, что мне нужна подсказка, я спрошу. Он крепко прижал меня к себе, и я почувствовала, что он более чем готов приступить непосредственно к делу. С некоторым удивлением я поняла, что тоже готова. Не знаю, было ли это вызвано поздним временем, вином, его привлекательностью или просто воздержанием, но я очень сильно его хотела. Я высвободила его рубашку у пояса и провела руками вверх по его грудной клетке, обводя соски большими пальцами. Они мгновенно затвердели, и он вдруг тесно прижал меня к своей груди. – Уф! – выдохнула я, с трудом переводя дыхание. Извинившись, он отпустил меня. – Нет, не волнуйся, поцелуй меня еще раз. Он так и сделал, на этот раз спустив с моих плеч завязки сорочки. Слегка отстранившись, он обхватил мои груди и потер соски так же, как я делала это раньше. Я возилась с пряжкой, которая удерживала килт: его пальцы пришли мне на помощь, и застежка освободилась. Неожиданно он подхватил меня на руки и сел на кровать, удерживая меня на коленях. Заговорил он немного хрипло: – Скажи мне, если я слишком груб, или скажи, чтобы я вообще остановился, если хочешь. В любую минуту, пока мы еще не стали едины, не думаю, что после этого смогу прерваться. В ответ я обхватила его руками за шею и опрокинула на себя. И направила к скользкой щели между моими ногами. – Святый Боже, – выдохнул Джеймс Фрейзер, никогда не произносивший имя Господа своего всуе. – Теперь не останавливайся, – сказала я.
***
Позже, когда мы лежали рядом, казалось бы, естественным для него движением, он положил мою голову себе на грудь. Мы хорошо подошли друг другу, и большая часть нашей первоначальной скованности исчезла, растворившись в обоюдном возбуждении и новизне взаимного познания. – Все было так, как ты себе представлял? – с любопытством спросила я. Он фыркнул, издав глубокий рокочущий звук у меня над ухом. – Почти, я думал… Нет, неважно. – Нет, скажи мне. Что ты думал? – Я не собираюсь тебе рассказывать, ты будешь надо мной смеяться. – Обещаю не смеяться. Скажи. Он пригладил мои волосы, заправив локоны мне за ухо. – Ох, ладно. Я не знал, что это делается лицом к лицу. Я думал, что следует делать это сзади, как… ну понимаешь, как лошади. Сдержать обещание было трудно, но я не рассмеялась. – Я знаю, это звучит глупо, – защищаясь, сказал он. – Просто… ну, знаешь, если в молодости что взбредет в голову, то потом почему-то так там и засядет. – Ты никогда не видел, как люди занимаются любовью? Я была этим удивлена, уже повидав коттеджи крофтеров, где вся семья обитала в одной единственной комнате. Конечно, Джейми рос не в семье крофтеров, и все же, он, должно быть, был тем редким шотландским ребенком, который, просыпаясь, ни разу не видел, что его родители совокупляются поблизости. – Конечно, видел, но в основном, знаешь ли, под одеялом. Я ничего не мог утверждать, кроме того, что мужчина был сверху. Это – все, что я знал. – Ммм. Я заметила. – Я тебя придавил? – чуть обеспокоенно спросил он. – Немного. Но, правда, это было так, как ты думал? Я не смеялась, но не смогла сдержать широкую ухмылку. У него слегка порозовели уши. – Так да. Однажды я видел, как мужчина запросто овладел женщиной, у всех на виду. Но это… ну, это было изнасилование, вот что это было, и он овладел ею сзади. Это произвело на меня сильное впечатление, и, как я уже говорил, засело у меня в голове. Он продолжал обнимать меня, снова пользуясь своими приемами укрощения лошадей. Которые, впрочем, постепенно сменились более решительными изысканиями. – Я хочу спросить тебя кое о чем, – сказал он, проведя рукой сверху вниз по моей спине. – О чем? – Тебе понравилось? – слегка смущаясь, спросил он. – Да, – ответила я совершенно честно. – Правда? Я так и подумал, хотя Мёртаг уверял меня, что женщины обычно к этому безразличны, поэтому я должен кончить как можно скорее. – Что Мёртаг может знать об этом? – возмущенно выпалила я. – Чем дольше, тем лучше, так считает большинство женщин. Джейми снова фыркнул. – Что ж, тебе лучше знать, чем Мёртагу. Вчера вечером Мёртаг, Руперт и Нед надавали мне немало полезных советов на этот счет. Хотя многие из них показались мне маловероятными, поэтому я решил, что лучше полагаться на собственное суждение. – И оно тебя пока не подвело, – отозвалась я, накручивая на палец волосок на его груди. – Какие еще мудрые советы они тебе давали? В свете свечей его кожа казалась золотисто-красной; меня позабавило, что от смущения она покраснела еще больше. – Большую часть из них я не могу повторить. И как я уже сказал, мне все равно кажется, что, скорее всего, это не так. Я видел, как спариваются между собой разные виды животных, и большинство, похоже, справляются с этим вообще без каких-либо советов. Предполагаю, что люди способны на то же самое. В глубине души меня позабавила мысль о том, что кто-то может почерпнуть советы по технике секса на скотном дворе и в лесу, а не в раздевалках и непотребных журналах. – И каких же животных ты видел спаривающимися? – О, всяких. Знаешь, наша ферма рядом с лесом, и я проводил там много времени: охотился или разыскивал отбившихся коров и тому подобное. Я видел лошадей и коров, конечно же, свиней, кур, голубей, собак, кошек, оленей, белок, кроликов, диких кабанов, а однажды даже пару змей. – Змей!? – Да. Ты знала, что у змеи два члена? Я имею в виду самцов. – Нет, не знала. Ты в этом уверен? – Да, и они оба раздвоены, вот так. Он растопырил указательный и средний палец в качестве иллюстрации. – Должно быть, для самки это ужасно неудобно, – хихикнув, заметила я. – Ну, мне показалось, что она получала удовольствие, – заявил Джейми. – Насколько я могу судить, ведь у змей не слишком выразительные физиономии. Прыснув от смеха, я уткнулась лицом ему в грудь. Его приятный мускусный запах смешивался с терпким запахом белья. – Сними рубашку, – попросила я, садясь и оттягивая край одеяния. – Зачем? – спросил он, но выпрямился и повиновался. Я уселась перед ним на колени, любуясь его обнаженным телом. – Потому что я хочу на тебя посмотреть, – ответила я. Он был прекрасно сложен: длинные изящные кости и гладкие мышцы плавно перетекали от изгибов груди и плеч к небольшим впадинам живота и бедер. Он поднял брови. – Ну что ж, все по-честному. Тогда и ты сними свою. Он потянулся и помог мне выпутаться из мятой сорочки, спустив ее вниз через бедра. Как только та была сброшена, он обнял меня за талию, изучая с чрезвычайным интересом. Пока он меня разглядывал, я даже смутилась. – Разве ты никогда раньше не видел обнаженной женщины? – спросила я. – Видел, но не так близко, – по его лицу расплылась широкая улыбка. – И ни одна из них не была моей. Обеими руками он погладил мои бедра. – У тебя хорошие широкие бедра, думаю, тебе будет легко производить потомство. – Что?! Я с негодованием отпрянула, но он потянул меня назад и рухнул на кровать, повалив меня сверху. Он удерживал меня, пока я не перестала сопротивляться, а затем приподнял так, чтобы наши губы снова соприкоснулись. – Я знаю, что одного раза достаточно, чтобы все было законным, но… – он смущенно умолк. – Ты хочешь повторить? – А ты не слишком против? И в этот раз я удержалась от смеха, но почувствовала, как ребра затрещали от напряжения. – Нет, – серьезно ответила я. – Я не против.
***
– Ты голоден? – тихо спросила я через некоторое время. – Умираю от голода, – он наклонил голову и нежно прикусил мою грудь, а затем, усмехнувшись, поднял глаза. – Но от еды тоже не откажусь. Он перекатился на край кровати. – Надеюсь, на кухне найдется холодная говядина и хлеб, а еще, скорее всего, вино. Пойду и принесу нам что-нибудь на ужин. – Нет, не вставай. Я принесу. Я соскочила с кровати и направилась к двери, натягивая поверх сорочки шаль, чтобы не замерзнуть в коридоре. – Подожди, Клэр! – окликнул Джейми. – Лучше позволь мне… Но я уже открыла дверь. Мое появление в дверях было встречено хриплыми одобрительными возгласами почти пятнадцати мужчин, которые бездельничали у камина в главной зале внизу, выпивая, наедаясь и кидая кости. На мгновение я оторопело застыла на верней галерее, а пятнадцать ухмыляющихся физиономий, мельтешащих среди освещенных пламенем теней, пялились на меня. – Эй, девушка! – крикнул Руперт, один из этих бездельников. – Вы еще в состоянии ходить! Значит, Джейми не справляется со своими обязанностями? Эта остроумная реплика была встречена взрывами смеха и несколькими еще более грубыми замечаниями относительно удали Джейми. – Если вы уже уморили Джейми, я буду рад занять его место! – предложил невысокий темноволосый юноша. – Нет-нет, девушка, он не годится, возьмите меня! – крикнул другой. – Ей не нужен никто из вас, парни! – завопил Мёртаг, пьяный до одури. – Чтобы удовлетворить ее после Джейми, ей понадобится что-то вроде этого! Он взмахнул над головой огромной бараньей костью, отчего помещение сотряслось от смеха. Я влетела обратно в комнату, захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, испепеляя взглядом Джейми, который лежал голым на постели, трясясь от смеха. – Я пытался тебя предупредить, – выдавил он, задыхаясь. – Видела бы ты свое лицо! – И что же, – прошипела я, – там делают все эти люди? Джейми грациозно соскользнул с нашего свадебного ложа и на коленях начал рыться в разбросанной на полу груде одежды. – Свидетели, – кратко ответил он. – Дугал не собирается рисковать тем, из-за чего этот брак могут признать недействительным. Он выпрямился с килтом в руках и, ухмыляясь мне, обернул им свои чресла. – Боюсь, твоя репутация безнадежно испорчена, Сассенах. Голый по пояс он направился к двери. – Не ходи туда! – воскликнула я, охваченная внезапной паникой. Он обернулся, ободряюще улыбаясь, и взялся за щеколду. – Не волнуйся, девочка. Раз они свидетели, должны же они тоже хоть что-то увидеть. Кроме того, я не собираюсь голодать следующие три дня из страха перед какими-то подшучиваниями. Он вышел из комнаты под хор непристойных оваций, оставив дверь чуть приоткрытой. Я слышала, как он продвигается к кухне, сопровождаемый громкими поздравлениями, скабрезными вопросами и советами. – Как прошел твой первый раз, Джейми? Кровь у тебя текла? – крикнул Руперт, легко узнаваемым грудным раскатистым голосом. – Нет, но у тебя пойдет, старый сукин сын, если не захлопнешь свой рот, – последовал колкий ответ Джейми с резким шотландским акцентом. Восторженные вопли приветствовали эту остроту, но подшучивания продолжились, сопровождая Джейми по коридору на кухню и обратно по лестнице. Я слегка приоткрыла дверь, чтобы впустить Джейми, лицо которого было красным, как пламя внизу, а руки – переполнены едой и напитками. Он бочком протиснулся внутрь, сопровождаемый заключительной вспышкой веселья снизу. Я заглушила её, решительно захлопнув дверь и задвинув засов. – Я принес достаточно, чтобы нам какое-то время не нужно было снова выходить, – произнес Джейми, расставляя тарелки на столе и старательно отводя глаза. – Хочешь перекусить? Я потянулась мимо него за бутылкой вина. – Пока еще нет. Что мне нужно, так это выпить.
***
Несмотря на стеснительность от него исходила мощнейшая напористость, которая пробудила во мне ответную реакцию. Не желая ни поучать его, ни подчеркивать собственный опыт, я позволила ему делать то, что он хотел, лишь иногда давая советы, например, перенести вес с моей груди на локти. Все еще не насытившийся и слишком неуклюжий для нежности, он при этом занимался любовью с почти неослабевающей радостью, которая натолкнула меня на мысль, что мужская девственность, возможно, очень недооцененное качество. Вместе с тем он проявлял заботу о моем благополучии, что одновременно и умиляло меня, и раздражало. Во время нашей третьей близости я изогнулась, плотно прижавшись к нему, и вскрикнула. Он тут же отпрянул, испуганно извиняясь. – Прости, – сказал он. – Я не хотел сделать тебе больно. – Ты и не сделал, – я томно потянулась, ощущая себя фантастически прекрасно. – Ты уверена? – спросил он, осматривая меня на предмет повреждений. Меня вдруг осенило, что во время его поспешного обучения со стороны Мёртага и Руперта некоторые тонкости, вероятно, были упущены. – И так бывает каждый раз? – спросил он восхищенно, как только я его просветила. Я чувствовала себя почти как Батская ткачиха236 или японская гейша237. Никогда не представляла себя наставницей в искусстве любви, хотя, должна признаться, что в этой роли имелись свои привлекательные стороны. – Нет, не каждый раз, – развеселившись, отозвалась я. – Только если мужчина – хороший любовник. – О… – у него чуть порозовели уши. Я слегка насторожилась, заметив, как выражение искреннего интереса сменяется возрастающей решимостью. – В следующий раз ты скажешь мне, что я должен делать? – спросил он. – Тебе и не нужно делать ничего особенного, – заверила я его. – Просто двигайся медленнее и будь внимателен. Но зачем ждать? Ты все еще готов. Он удивился. – А тебе не нужно подождать? Я не могу еще раз сразу после… – Ну, у женщин все по-другому. – Да, я заметил, – пробормотал он. Он обхватил мое запястье большим и указательным пальцами. – Просто… ты такая маленькая, я боюсь сделать тебе больно. – Ты не сделаешь мне больно, – нетерпеливо отозвалась я. – А если и сделаешь, я бы не возражала. Увидев на его лице растерянное непонимание, я решила показать, что имела в виду. – Что ты делаешь? – ошеломленно спросил он. – Только то, на что это похоже. Не дергайся. Спустя несколько секунд я пустила в ход зубы, сжимая их все сильнее, пока он с резким шипением не втянул в себя воздух. Я остановилась. – Я сделала тебе больно? – спросила я. – Да. Немного, – его голос звучал полузадушенно. – Ты хочешь, чтобы я перестала? – Нет! Я продолжила нарочито грубо, пока он вдруг не содрогнулся и не застонал так, словно я вырвала у него сердце под корень. Он лежал на спине, вздрагивая и тяжело дыша. С закрытыми глазами он пробормотал что-то на гэльском. – Что ты сказал? – Я сказал, – открыв глаза, ответил он, – что думал, будто мое сердце вот-вот разорвется. Я усмехнулась, довольная собой. – О, Мёртаг и компания об этом тебе тоже не рассказывали? – Нет, они рассказали. Это была одна из тех вещей, которым я не поверил. Я рассмеялась. – В таком случае, наверное, лучше не говори мне, о чем еще они тебе поведали. Ты понимаешь, что я имела в виду, когда сказала, что не стану возражать, если ты будешь груб? – Да, – он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. – Если бы я проделал такое с тобой, ты бы почувствовала то же самое? – Ну, видишь ли, – произнесла я медленно, – я толком не знаю. Я изо всех сил старалась отогнать мысли о Фрэнке, понимая, что на супружеском ложе, как ни крути, должны быть только двое, независимо от того, как они там оказались. Джейми сильно отличался от Фрэнка как телом, так и душой, но по сути существовало лишь ограниченное число способов соединения двух тел, и мы еще не достигли той области интимности, при которой акт любви приобретает бесконечное разнообразие. Подражания плоти были неизбежны, но оставалось еще несколько неизведанных территорий. Джейми изогнул брови с выражением притворной угрозы. – О, так есть что-то, чего ты не знаешь? Что ж, тогда мы это выясним, верно? Как только я сил наберусь, – он снова закрыл глаза. – На следующей неделе, как-нибудь.
***
Проснулась я за несколько часов до рассвета, дрожащая и оцепеневшая от ужаса. Я не могла вспомнить сон, от которого пробудилась, но резкое возвращение в реальность было не менее пугающим. Прошлой ночью мне удалось на время забыть о моем положении, отдаваясь радостям новообретенной интимности. Теперь я вновь осталась одна, рядом со спящим незнакомцем, с которым неразрывно связана моя жизнь, брошенная на произвол судьбы в месте, наполненном невидимой угрозой. Должно быть, я издала какой-то страдальческий звук, поскольку одеяло неожиданно вспучилось, когда незнакомец в моей постели спрыгнул на пол с душераздирающей внезапностью фазана, вспорхнувшего из-под самых ног. Он замер на корточках у двери в комнату, едва различимый в предутреннем свете. Задержавшись возле двери, чтобы чутко прислушаться, он быстро осмотрел комнату, беззвучно скользя от двери к окну до кровати. По положению его руки я поняла, что он держит какое-то оружие, хотя в темноте не смогла рассмотреть какое именно. Усевшись рядом со мной, удовлетворенный тем, что все спокойно, он сунул нож или что там у него было обратно в тайник над изголовьем кровати. – С тобой все хорошо? – прошептал он. Его пальцы коснулись моей влажной щеки. – Да. Прости, что тебя разбудила. Мне приснился кошмар. Что, черт возьми… – хотела я спросить, что же заставило его так резко вскочить и насторожиться. Большая теплая ладонь пробежала вниз по моей обнаженной руке, прерывая вопрос. – Ничего удивительного, ты же замерзла, – рука подтолкнула меня под груду стеганых одеял на недавно освободившееся, еще теплое место. – Это я виноват, – пробормотал он. – Забрал все одеяла. Боюсь, что еще не привык делить с кем-нибудь постель. Он уютно обернул одеяла вокруг нас обоих и улегся рядом со мной. Спустя мгновение он снова потянулся и прикоснулся к моему лицу. – Это из-за меня? – тихо спросил он. – Неужели ты меня не выносишь? Я издала короткий икающий смешок, чуть ли не всхлип. – Нет, ты здесь ни при чем. Я протянула в темноте руку, нащупывая ладонь, чтобы ободряюще ее сжать. Мои пальцы натыкались на сплетение одеял и теплую плоть, но я все же нашла руку, которую искала. Мы лежали рядом, глядя на низкий балочный потолок. – А если бы я сказала, что не выношу тебя? – вдруг спросила я. – Что именно ты мог бы сделать? Кровать скрипнула, когда он пожал плечами. – Наверное, сказал бы Дугалу, что ты хочешь расторгнуть брак из-за невыполнения брачных отношений. На этот раз я откровенно расхохоталась. – Невыполнение брачных отношений! Со всеми этими свидетелями? В комнате уже стало достаточно светло, чтобы разглядеть улыбку на повернутом ко мне лице. – Да, но есть свидетели или нет, только мы с тобой можем сказать наверняка, так ведь? Я бы предпочел опозориться, чем жениться на той, которая меня ненавидит. Я повернулась к нему. – Я не испытываю к тебе ненависти. – Я тоже не испытываю к тебе ненависти. Многие удачные браки начинались и с меньшего. Он бережно развернул меня на бок и устроился у меня за спиной так, что мы лежали, тесно прижавшись друг к другу. Его рука обхватила мою грудь, не предлагая или требуя, а потому что там, казалось, было ее место. – Не бойся, – прошептал он мне в волосы. – Нас теперь двое. Впервые за много дней я почувствовала тепло, умиротворение и защищенность. Только погружаясь в сон с первыми лучами дневного света, я вспомнила про нож над изголовьем и снова задалась вопросом: какая угроза может заставить мужчину спать с оружием и быть настороже в своей брачной комнате?
===
225. Фейри – волшебный народец. В кельтской мифологии к ним относили практически всю нечисть от местных домовых брауни до эльфов и гоблинов. Но часто под фейри имеются в виду именно феи – человекоподобные существа прекрасной наружности, умеющие колдовать и далеко не всегда благосклонные к человеку. 226. Фрагмент взят из британского издания. 227. «Иаков сказал Ревекке, матери своей: Исав, брат мой, человек косматый, а я человек гладкий» (Бытие 27:11). 228. Кабошон (от фр. caboche – голова) – способ обработки драгоценного или полудрагоценного камня, при котором он приобретает гладкую выпуклую отполированную поверхность без граней. Как правило, форма отшлифованного кабошона овальная или шаровидная, но одна его сторона – плоская. 229. Ньюкасл – центр угледобычи в Англии, главный город графства Тайн-энд-Уир. «Возить уголь в Ньюкасл», т.е. возить что-либо туда, где этого и так достаточно, делать что-то ненужное (все равно что ехать в Тулу со своим самоваром). 230. Мастер – наследник титула графа или лорда (XV-XVI в.), пэра (с XVII в.). 231. Брох – круглая башня сухой кладки 45-70 футов (13,7-21,3 м) в диаметре, использовалась как укрепленное жилище. Пустотелые стены 12-15 футов (3,7-4,6 м) толщиной содержат помещения и лестницу на верхний этаж или на крышу. Внутренний двор, достигавший 35 футов (10,7 м) в поперечнике, был окружен бревенчатыми пристройками к стене, высота которой могла составлять 40 футов (12,2 м). 232. Фригольд или фрихолд (англ. freehold, от free – «свободный» и hold – «держание», «владение») – эквивалент обычного права собственности на недвижимость, которое существует в большинстве стран. Здание вместе с участком земли, на котором оно расположено, полностью принадлежит владельцу, срок владения не ограничен, и хозяин несёт полную ответственность за содержание и ремонт недвижимости. 233. Галлы – племена кельтской группы, жившие на территории Галлии (нынешней Франции, Бельгии, части Швейцарии, Германии и Северной Италии) с начала V века до н. э. до римского периода. Они говорили на одном из континентальных кельтских языков – галльском. Часть французской историографии считает галлов предками современных французов. 234. В Ирландии и Шотландии «сломленными людьми» называли воров, бродяг, скотокрадов; людей без клана, потерявших свои земли, возможно, из-за того, что более крупный клан захватил их. Эти люди, не имея защиты вождя и никакого источника доходов, полагались на свой ум, совершая преступления. 235. Бенедикти́нцы, Орден св. Бенедикта – старейший католический монашеский орден, основанный святым Бенедиктом Нурсийским около 530 года. В оригинале – Орден Святого Доминика, но в главе 38 аббатство Святой Анны де Бопре оказывается бенедиктинским. 236. Пролог и рассказ Батской ткачихи (англ. The Wife of Bath's Prologue and Tale), один из «Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосера, основанный на древнем мотиве заколдованной невесты. Пролог самого рассказа представляет собой «исповедь» женщины, которая не только пять раз сочеталась церковным браком, но и имела многочисленных дружков в девичестве, т.е. вела образ жизни, весьма далекий от требований христианской морали. 236. Вопреки распространённому заблуждению проститутками или куртизанками гейши не были. Само слово гейша буквально означает «человек искусства». Эти женщины занимались тем, что развлекали гостей на банкетах о-дзасики у знатных господ японским танцем, пением, ведением чайной церемонии, беседой на любую тему.
Дата: Воскресенье, 03.04.2022, 21:56 | Сообщение # 29
Виконт
Сообщений: 409
Глава 16. Один прекрасный день
С таким трудом достигнутая ночью близость, казалось, испарилась вместе с росой, и утром между нами возникла заметная скованность. После завтрака в нашей комнате, по большей части проведенного в молчании, мы поднялись на небольшой пригорок позади постоялого двора, время от времени обмениваясь довольно натянутыми любезностями. На вершине я присела на бревно, чтобы отдохнуть, в то время как Джейми устроился на земле, прислонившись спиной к сосновому деревцу, от меня в нескольких футах. Какая-то птица возилась в кустах позади меня, чиж, как я предположила, или возможно, дрозд. Я прислушивалась к ее неспешным шорохам, разглядывала проплывающие маленькие пушистые облака и размышляла о правилах приличия в сложившейся ситуации. Молчание становилось поистине невыносимым, когда Джейми неожиданно произнес: – Я надеюсь… – но запнулся и покраснел. И хотя я чувствовала, что краснеть следовало бы мне, была рада, что по крайней мере один из нас на это способен. – Что? – спросила я как можно более ободряюще. Все еще залитый краской, он покачал головой. – Это не имеет значения. – Давай продолжай, – я вытянула ногу и осторожно ткнула его ступню мыском. – Честность, помнишь? Это было несправедливо, но я просто не в силах была дольше выносить нервное покашливание и подергивание глаз. Его сжатые руки крепче обхватили колени, и он слегка откинулся назад, но неотрывно смотрел прямо на меня. – Я собирался сказать, – тихо произнес он, – что надеюсь, тот мужчина, которому выпала честь стать у тебя первым, был так же великодушен, как и ты со мной. Он улыбнулся чуть смущенно. – Но, если подумать, это звучит не совсем верно. Я имел в виду… словом, я всего лишь хотел поблагодарить тебя. – Великодушие здесь совершенно ни при чем! – огрызнулась я, опустив глаза и энергично счищая несуществующее пятно со своего платья. Огромный башмак втиснулся в поле зрения моего потупленного взгляда и толкнул меня в лодыжку. – Честность, не так ли? – эхом повторил он, и я подняла глаза, встретив насмешливо приподнятые брови над широкой ухмылкой. – Ну, – защищаясь, отозвалась я, – во всяком случае, не после первого раза. Он рассмеялся, и я, к своему ужасу, обнаружила, что все-таки не разучилась краснеть. Прохладная тень упала на мое разгоряченное лицо, и пара больших рук крепко подхватила меня и подняла на ноги. Джейми занял мое место на бревне и призывно похлопал себя по колену. – Садись, – предложил он. Я неохотно подчинилась, стараясь смотреть в сторону. Он удобно устроил меня поближе к груди и обвил руками мою талию. Спиной я ощущала ровное биение его сердца. – Так вот, – сказал он. – Если мы пока не можем свободно разговаривать, не касаясь друг друга, давай какое-то время будем касаться. Скажи, когда ты снова ко мне привыкнешь. Он откинулся назад, так что мы оказались в тени дуба, и прижал меня к себе, не говоря ни слова, просто медленно вдыхая и выдыхая, и я ощущала, как поднимается и опускается его грудь, а его дыхание шевелит мои волосы. – Все нормально, – спустя какое-то время отозвалась я. – Хорошо, – он ослабил хватку и повернул меня лицом к себе. Вблизи я увидела рыжеватую щетину на щеках и подбородке. Я провела по ней пальцами: она была похожа на плюш на старомодном диване, жесткая и мягкая одновременно. – Прости, – сказал он, – я не смог побриться сегодня утром. Вчера перед свадьбой Дугал дал мне бритву, но потом отобрал – думаю, на случай, чтобы я не перерезал себе глотку после первой брачной ночи. Он усмехнулся мне, и я ответила улыбкой. Упоминание о Дугале напомнило мне наш вчерашний разговор. – Я подумала… – начала я. – Прошлой ночью ты сказал, что Дугал и его люди встретили тебя на побережье, когда ты вернулся из Франции. Почему ты поехал с ним вместо того, чтобы отправиться к себе домой или на земли Фрейзеров? Хочу сказать, то, как Дугал обращался с тобой… Я нерешительно замолчала. – А-а… – протянул он, переставляя ноги, чтобы более равномерно распределить мой вес. Я практически слышала, как он размышляет про себя. Решение он принял довольно быстро. – Что ж, думаю, ты должна знать об этом, – от своих мыслей он нахмурился. – Я рассказал тебе, почему объявлен вне закона. Так вот какое-то время после… после того, как я покинул форт, мне было наплевать… на все. Мой отец умер примерно в то же время, а моя сестра… Он снова замолчал, и я почувствовала, что внутри него идет какая-то борьба. Я обернулась и посмотрела на него. Обычно жизнерадостное лицо омрачилось какими-то сильными переживаниями. – Дугал сказал мне… – медленно продолжил он, – Дугал сказал мне, что… что моя сестра ждет ребенка. От Рэндалла. – Да ты что?! Он искоса поглядел на меня и снова отвел взгляд. Его глаза сверкнули, как сапфиры, и он торопливо моргнул пару раз. – Я… Я не смог заставить себя вернуться, – произнес он вполголоса. – Увидеть ее снова после того, что произошло… И еще… – он вздохнул, после чего плотно сжал губы, – Дугал сказал мне, что она… что после рождения ребенка она… ну, конечно, она ничего не могла поделать: она была одна… черт возьми, я оставил ее одну! Он сказал, что она связалась с другим английским солдатом, с кем-то из гарнизона, он не знал с кем именно. Он с трудом сглотнул, затем заговорил уже тверже: – Конечно, я отправил деньги, сколько было, но не смог… в общем, не смог заставить себя написать ей. Что я мог написать? Он беспомощно пожал плечами. – Так или иначе, через какое-то время я устал от военной службы во Франции. К тому же я узнал от дяди Алекса, что он слышал об английском дезертире по фамилии Хоррокс. Этот человек оставил армию и поступил на службу к Фрэнсису Маклейну из Дунвери. Однажды он напился и проговорился, что служил в гарнизоне Форт-Уильяма, когда я сбежал. И он видел человека, который в тот день застрелил сержант-майора. – Так он может доказать, что это был не ты! Это казалось хорошей новостью, и я так и сказала. Джейми кивнул. – Ну да. Хотя слово дезертира, скорее всего, немногого стоит. И все же есть с чего начать. По крайней мере, я бы сам знал, кто это был. А пока я…. ну, не представляю, как смогу вернуться в Лаллиброх, но все же было бы лучше, если бы я мог ходить по шотландской земле, не рискуя быть повешенным. – Да, мысль вроде неплохая, – сухо заметила я. – Но при чем здесь Маккензи? Дальше последовал довольно сложный разбор семейных отношений и клановых союзов, но после того, как дым рассеялся, выяснилось, что Фрэнсис Маклейн каким-то образом связан с родней Маккензи и он сообщил о Хорроксе Колуму, который и послал Дугала связаться с Джейми. – Вот почему он оказался неподалеку, когда меня ранили, – закончил Джейми. Он помолчал, щурясь на солнце. – Знаешь, позднее я подумал, не он ли это сделал. – Ударил тебя топором? Твой родной дядя? Чего ради?! Он нахмурился, как бы взвешивая, сколько мне рассказать, потом пожал плечами. – Я не знаю, что именно тебе известно о клане Маккензи, – произнес он, – но думаю, вряд ли ты могла целыми днями ехать рядом с Недом Гоуэном и ничего об этом не услышать. Он не способен долго избегать этой темы. Он кивнул в ответ на мою встречную улыбку. – Ну, ты сама видела Колума. Любому понятно, что до глубокой старости он не доживет. А маленькому Хэмишу едва исполнилось восемь, он не сможет возглавить клан еще лет десять. Так что произойдет, если Колум умрет раньше, чем Хэмиш будет готов? Он посмотрел на меня, наводя на размышления. – Ну, я полагаю, Дугал станет лэрдом, – неторопливо ответила я, – по крайней мере, пока Хэмиш не подрастет. – Да, так и есть, – кивнул Джейми. – Только Дугал не такой человек, как Колум, и не все члены клана с радостью последовали бы за ним – если есть другая возможность. – Понятно, – медленно проговорила я, – и эта возможность – ты. Я внимательно оглядела его и вынуждена была признать, что такая доля вероятности определенно имелась. Он – внук старого Джейкоба, Маккензи по крови, пусть и по материнской линии. Крупный, симпатичный, хорошо сложенный парень, явно смышленый и наделенный фамильным умением управлять людьми. Он воевал во Франции и доказал, что может повести людей в бой – существенное соображение. Даже вознаграждение за его голову не стало бы непреодолимым препятствием – если бы он был лэрдом. У англичан достаточно хлопот в Хайленде из-за постоянных небольших бунтов, приграничных набегов и враждующих кланов, чтобы создавать угрозу крупного восстания, обвинив вождя крупного клана в убийстве, которое клансмены вообще не посчитали бы за убийство. Повесить незначительного члена клана Фрейзеров – это одно дело, штурмовать замок Леох и вытащить лэрда клана Маккензи на суд английского правосудия – совсем другое. – Ты собираешься стать лэрдом, если Колум умрет? В конце концов, для него это был единственный выход из затруднительного положения, хотя я подозревала, что этот выход преграждали свои собственные существенные препятствия. От этой мысли он мимолетно улыбнулся. – Нет. Даже если бы я чувствовал, что имею на это право, – а я не чувствую, – это раскололо бы клан на людей Дугала и тех, кто мог бы последовать за мной. Я не стремлюсь к власти ценой чьей-то крови. Но Дугал и Колум не могут быть в этом уверены, согласна? Так что они могут решить, что безопаснее просто убить меня, чем рисковать. Я хмурила брови, обдумывая все это. – Но ты ведь мог сказать Дугалу и Колуму, что не собираешься… ой… – я посмотрела на него с глубоким уважением. – Да ты же сделал это. Во время принесения клятвы. Я уже думала о том, как хорошо он тогда справился с опасной ситуацией; теперь я поняла, насколько она была опасной. Клансмены безусловно хотели, чтобы он дал клятву, безусловно как и то, что Колум этого не хотел. Дать подобную клятву означало объявить себя членом клана Маккензи, и по сути возможным претендентом на место вождя клана. Ему грозило неприкрытое насилие или смерть за отказ, и грозило то же – без свидетелей – за согласие. Осознавая опасность, он принял благоразумное решение держаться подальше от церемонии. И когда я своей неудачной попыткой побега подвела его прямо к краю пропасти, он твердо и уверенно ступил на очень узкий канат и перешел по нему на другую сторону. Действительно, Je suis prest. Он кивнул, уловив отразившиеся на моем лице мысли. – Вот-вот. Если бы в ту ночь я дал клятву, скорее всего, не увидел бы рассвета. Я ощутила легкую дрожь от этой мысли, а также от осознания того, что невольно подвергла его такой опасности. Нож в изголовье постели внезапно показался мне более чем разумной предосторожностью. Интересно, сколько же ночей в Леохе он спал вооруженным, ожидая, что смерть придет в гости? – Я всегда сплю с оружием, Сассенах, – сказал он, хотя я не произнесла ни слова. – Если не считать монастырь, прошлой ночью я впервые за много месяцев не спал с дирком в руке. Он усмехнулся, очевидно вспомнив, что было у него в руке вместо дирка. – Откуда, черт побери, ты узнал, о чем я думаю? – потребовала я объяснений, не обращая внимания на усмешку. Он добродушно покачал головой. – Из тебя вышел бы очень плохой шпион, Сассенах. Все, о чем ты думаешь, ясно как божий день отражается на твоем лице. Ты посмотрела на мой дирк и сразу покраснела, – склонив яркую голову набок, он оценивающе изучал меня. – Прошлой ночью я просил тебя быть честной, но в этом не было никакой необходимости: ты не в состоянии лгать. – Тем лучше, раз уж у меня, оказывается, это так плохо получается, – несколько резко заметила я. – Правильно ли я поняла, что, по крайней мере ты не считаешь меня шпионкой? Он не ответил. Он смотрел поверх моего плеча в сторону постоялого двора, его тело вдруг напряглось, как тетива лука. На мгновение я удивилась, но затем услышала звуки, которые привлекли его внимание. Стук копыт и позвякивание сбруи: большой отряд всадников спускался по дороге к постоялому двору. Двигаясь осторожно, Джейми присел под прикрытием кустов, в том месте, откуда хорошо просматривалась дорога. Я подобрала юбки и подползла к нему так тихо, как только могла. Возле каменного выступа дорога резко поворачивала, а затем более плавно спускалась к низине, где находился постоялый двор. Утренний ветерок доносил в нашу сторону звуки приближающегося отряда, но прошла минута или две, прежде чем морда первой лошади появилась в поле зрения. Отряд состоял из двадцати-тридцати мужчин в основном одетых в кожаные трюзы и тартаны, но разного цвета и узора. Все без исключения были хорошо вооружены. К седлу каждой лошади был приторочен по меньшей мере один мушкет, а множество пистолетов, дирков и палашей выставлены на обозрение, вдобавок к остальному оружию, которое могло быть спрятано в объемистых седельных сумках четырех вьючных лошадей. Шестеро мужчин вели по лишнему скакуну, без поклажи и сёдел. Несмотря на их боевое снаряжение, мужчины казались расслабленными: они болтали и смеялись, разбившись по дороге на небольшие группки, хотя то здесь, то там поднималась голова, бдительно осматривая окрестности. Я сдержала желание пригнуться, когда взгляд одного из мужчин скользнул над местом, где мы притаились; казалось, что этот испытующий взгляд обязательно должен обнаружить какое-то случайное движение или отблеск солнца на волосах Джейми. При этой мысли я подняла глаза и поняла, что ему пришло в голову то же самое: он натянул на голову и плечи отворот своего пледа, так что тусклая охотничья расцветка фактически сделала его неотличимым от кустарника. Когда последний из мужчин завернул к постоялому двору, Джейми сбросил плед и махнул рукой в сторону тропинки, ведущей вверх по склону холма. – Ты знаешь, кто они? – задыхаясь, спросила я, пока поднималась за ним сквозь вереск. – О, конечно, – Джейми взбирался по крутой тропинке, словно горный козел, не нарушая дыхания или спокойствия. Оглянувшись, он заметил мое затрудненное продвижение и остановился, протянув руку, чтобы мне помочь. – Это Стража, – объяснил он, кивнув в сторону постоялого двора. – Мы в безопасности, но я подумал, что нам лучше держаться подальше. Я уже слышала о знаменитой Черной страже238, этом неофициальном, обеспечивающем дисциплину отряде, который поддерживал порядок в Хайленде, а еще слышала, что существуют другие Стражи, каждая из которых патрулирует свою территорию, собирая с клиентуры «взносы» на охрану скота и имущества. Клиенты с непогашенной задолженностью, проснувшись однажды утром, могли обнаружить, что ночью их поголовье скота исчезло, и никто не скажет, куда оно делось, – и уж тем более Стража. Меня охватил внезапный, ничем не обоснованный страх. – Они ведь не тебя ищут, правда? Вздрогнув, он оглянулся, словно ожидая увидеть преследователей, карабкающихся вверх по склону, но там никого не было, и, облегченно улыбнувшись, он снова посмотрел на меня и обнял за талию, помогая мне идти. – Нет, сомневаюсь. Десяти фунтов стерлингов маловато, чтобы за мной охотилась такая свора. И если бы они знали, что я на постоялом дворе, то не подъехали бы прямо так, притащившись к двери всем отрядом, – он решительно замотал головой.– Нет, если бы они на кого-то охотились, то послали бы людей охранять заднюю дверь и окна, прежде чем войти в главный вход. Скорее всего, они просто остановились там, чтобы перекусить. Мы продолжали подниматься, миновав то место, где неровная тропинка обрывалась в зарослях дрока и вереска. Очутились мы среди предгорий, и гранитные скалы поднимались выше головы Джейми, неприятно напоминая мне о стоячих камнях Крейг-на-Дуна. Между тем мы выбрались на вершину небольшого дуна, и холмы со всех сторон отлого спускались захватывающим дух водопадом камней и зелени. Многие места в Шотландском нагорье вызывали у меня ощущение, что я окружена деревьями, скалами и вершинами, но здесь мы были открыты свежему дуновению ветра и лучам солнца, которое выглянуло, будто бы по случаю нашего неординарного брака. Я испытывала пьянящее чувство свободы, избавившись от влияния Дугала и замкнутого общества стольких мужчин. Меня так и подмывало убедить Джейми сбежать и взять меня с собой, но здравый смысл возобладал. Ни у одного из нас не было ни денег, ни еды, кроме того перекуса, что он прихватил с собой в спорране. Если к закату мы не вернемся на постоялый двор, наверняка за нами бросятся в погоню. И если Джейми мог запросто целый день лазить по скалам, не потея и не задыхаясь, я к такому была не подготовлена. Заметив мое покрасневшее лицо, он подвел меня к скале и сел рядом со мной, с удовлетворенным видом глядя на холмы и ожидая, когда у меня восстановится дыхание. Определенно, здесь мы были в безопасности. Подумав о Страже, я порывисто положила руку на плечо Джейми. – Я ужасно рада, что ты не стоишь слишком много, – сказала я. Он с минуту внимательно разглядывал меня, потирая нос, который уже начал краснеть. – Вообще-то, я мог бы истолковать твои слова по-разному, Сассенах, но в данных обстоятельствах, – заключил он, – спасибо. – Это я должна благодарить тебя, – отозвалась я, – за то, что ты на мне женился. Должна сказать, что предпочитаю быть здесь, чем в Форт-Уильяме. – Спасибо за комплимент, леди, – произнес он с легким поклоном. – Как и я. И раз уж мы принялись благодарить друг друга, – добавил он, – я тоже должен поблагодарить тебя за то, что ты вышла за меня замуж. – Э-э, ну-у… Я в очередной раз покраснела. – И не только за это, Сассенах, – сказал он, его ухмылка стала шире. – Хотя, конечно, и за это тоже. Но я полагаю, что ты к тому же спасла мне жизнь, по крайней мере в том, что касается Маккензи. – Что ты имеешь в виду? – Быть наполовину Маккензи – это одно, – объяснил он. – Быть наполовину Маккензи с женой-англичанкой – совсем другое. Маловероятно, что девушка-сассенах когда-нибудь станет леди Леоха, что бы обо мне самом ни думали члены клана. Вот почему Дугал выбрал меня, чтобы жениться на тебе, понимаешь? Он приподнял одну бровь, красновато-золотистую от утреннего солнца. – Надеюсь, ты все-таки не предпочла бы Руперта? – Нет, ни за что, – ответила я с расстановкой. Он рассмеялся и встал, стряхивая с килта сосновые иголки. – Вот, говорила мне мама, что в один прекрасный день выберет меня какая-нибудь девушка. Он протянул руку и помог мне подняться. – А я ей ответил, – продолжил он, – что, по-моему, выбор – дело мужское. – И что же она на это сказала? – поинтересовалась я. – Она закатила глаза и сказала: «Вот увидишь, мой хороший маленький петушок, вот увидишь», – он рассмеялся. – Так и вышло. Он посмотрел вверх, туда, где сквозь сосновые иголки нитями лимонного цвета просачивалось солнце. – К тому же сегодня прекрасный день. Идем, Сассенах. Я возьму тебя на рыбалку. Мы отправились дальше по холмам. На этот раз Джейми повернул на север, через нагромождение камней и сквозь расщелину, к входу в крошечную долину, окруженную скалами и густолиственную, наполненную журчанием воды в ручье, который разливался из дюжины маленьких водопадов среди скал и с шумом устремлялся вдоль ущелья, разделяясь дальше на многочисленные ручейки и заводи. Мы болтали ногами в воде, переходя от тени к солнцу и обратно в тень, когда становилось слишком жарко, разговаривая о том о сем, и ни о чем особенном, единодушно замечая малейшее движение друг друга, единодушно довольствуясь ожиданием, пока случай не приблизил нас к тому моменту, когда взгляд задержится, а прикосновение скажет о большем. Возле одного темного, испещренного пятнами пруда Джейми показал мне, как щекотать форель239. Присев на корточки, чтобы не задеть низко растущие над головой ветви, он пошел «утиной походкой»240 по нависающему каменному выступу, раскинув для равновесия руки. На полпути он осторожно повернулся на скале и протянул руку, призывая меня следовать за ним. Мои юбки уже были подобраны, чтобы идти по неровной местности, так что я весьма неплохо справилась. Мы растянулись во весь рост на прохладном камне, голова к голове, всматриваясь в воду, ветви ивы задевали наши спины. – Все, что нужно, – сказал он, – это найти подходящее место, а потом ждать. Он опустил одну руку под воду плавно, без всплеска, и положил на песчаное дно совсем рядом с границей тени, которую отбрасывал скалистый выступ. Длинные пальцы легонько пригнулись к ладони, искаженные водой так, что казалось будто они в унисон тихонько покачиваются туда-сюда, как листья водяного растения, хотя по неподвижным мускулам предплечья я видела, что он вообще не двигает рукой. Вертикаль его верхней конечности резко изогнулась на поверхности, словно вышла из сустава, как и тогда, когда я встретила его чуть больше месяца – Господи, всего лишь месяц?241 – назад. Встретились месяц назад, поженились день назад. Связаны обетами и кровью. А еще дружбой. Я надеялась, что не причиню ему слишком сильную боль, когда придет время уйти. Я почувствовала радость оттого, что сейчас не нужно об этом думать: мы были далеко от Крейг-на-Дуна, и пока у нас не было ни единой возможности сбежать от Дугала. – Вот она, – голос Джейми был тихим, едва ли громче дыхания; он говорил мне, что у форели чувствительный слух. С моей точки зрения форель казалась не более чем взбаламученным крапчатым песком. Глубоко в тени скалы не было никакого предательского проблеска чешуи. Крапинки двигались на крапинках, перемещаемые веером прозрачных плавников, невидимых, если бы не их движение. Мелкая рыбешка, собравшаяся, чтобы с любопытством пощипать волоски на запястье Джейми, скрылась в освещенной части пруда. Один палец медленно согнулся, так медленно, что заметить движение было трудно. Я поняла, что он двигался, только по его изменившемуся положению относительно других пальцев. Еще один палец, медленно согнутый. И после долгого, долгого времени – еще один. Я едва осмеливалась дышать, а мое сердце билось о холодный камень в ритме более быстром, чем дыхание рыбы. Пальцы медленно разогнулись, распрямившись один за другим, и неспешное гипнотизирующее колебание началось снова – один палец, еще один, еще, плавное пульсирующее движение, напоминающее край рыбьего плавника. Словно притягиваемая замедленным манящим движением, наружу вытянулась носовая часть форели, судорожно разевая рот, и в такт дыханию приоткрывались жабры, розоватая линия которых то показывалась, то исчезала, снова показывалась и исчезала под жаберными крышками, пульсирующими как сердце. Жующий рот хватал и заглатывал воду. Теперь большая часть тела показалась из-под камня, невесомо зависнув в воде, все еще в тени. Мне был виден один глаз, подергивающийся туда-сюда с пустым, отсутствующим взглядом. Еще дюйм и похлопывающие жаберные крышки окажутся прямо над предательски манящими пальцами. Я осознала, что вцепилась в скалу обеими руками, крепко прижавшись щекой к граниту, как будто так могла сделаться еще незаметнее. И внезапно – взрыв движения. Все случилось так стремительно, что я не успела разглядеть, что же на самом деле произошло. Мощный всплеск воды, обрушившейся на скалу в дюйме от моего лица, взмах пледа, когда Джейми перекатился надо мной по камню, и тяжелый шлепок, после того как тело рыбы пролетело по воздуху и упало на усыпанный листьями берег. Джейми соскочил с уступа на мелководье соседнего водоема, прошлепав по нему, чтобы забрать свою добычу, прежде чем оглушенная рыба успеет ускользнуть назад в убежище под водой. Ухватив за хвост, он умертвил ее одним ловким ударом о камень и побрел назад, чтобы показать мне. – Довольно крупная, – с гордостью произнес он, удерживая внушительную четырнадцатидюймовую242 рыбину. – Отлично подойдет на завтрак. Он усмехнулся мне, мокрый до бедер, со свисающими на лицо волосами, в заляпанной водой и опавшими листьями рубашке. – Я же говорил, что не дам тебе голодать. Он завернул форель в несколько слоев из листьев лопуха и прохладной тины. Затем ополоснул пальцы в холодной воде ручья и, взобравшись на скалу, вручил мне аккуратно упакованный сверток. – Может это и странный свадебный подарок, – он кивнул на форель, – но не беспрецедентный, как сказал бы Нед Гоуэн. – Бывали случаи, когда молодой жене дарили рыбу? – развеселившись, спросила я. Он снял чулки, чтобы высушить, и разложил их на камне греться под солнцем. Его длинные босые пальцы шевелились, наслаждаясь теплом. – Это старинная любовная песня, с Островов243. Хочешь ее послушать? – Да, конечно. Э-э… на английском, если можно, – добавила я. – О, хорошо. Голос у меня не музыкальный, поэтому перескажу тебе словами. И откинув назад волосы с глаз, он продекламировал: Ты, о дочь короля из пресветлых чертогов, В ту ночь, когда нашу свадьбу сыграют, Коль жив я останусь в Дунталме, То пред тобою явлюсь я с дарами: Станут твоими сто барсуков, живущих на побережье, Сто бурых выдр, обитающих в быстрых ручьях, Сто серебристых форелей, поднявшихся со дна водоемов… И далее по недюжинному списку флоры и фауны Островов. Наблюдая, как он декламирует, у меня было время поразмыслить о том, как все это странно: сидеть на камне у шотландского водоема, слушать гэльские любовные песни, с большой дохлой рыбой на коленях. А главная странность в том, что мне действительно это доставляло огромное удовольствие. Когда он закончил, я зааплодировала, зажав форель между колен, чтобы удержать. – Ой, вот это мне нравится! Особенно: «То пред тобою явлюсь я с дарами». Похоже, он был весьма пылким влюбленным. Прикрыв глаза от солнца, Джейми рассмеялся. – Пожалуй, я мог бы добавить строчку от себя: «Ради тебя я нырну в водоемы». Мы рассмеялись оба, а потом на какое-то время замолчали, греясь на теплом солнышке раннего лета. Здесь было так мирно, не раздавалось ни звука, кроме журчания воды по ту сторону нашего неподвижного пруда. Дыхание Джейми выровнялось. Я отчетливо ощущала, как медленно поднимается и опускается его грудь, как мерно бьется пульс на его шее. У самого основания горла у него имелся небольшой треугольный шрам. Я почувствовала, как робость и скованность начинают снова овладевать мной. Протянула руку и крепко обхватила его, надеясь, что прикосновение восстановит непринужденность между нами, как это было раньше. Он скользнул рукой по моим плечам, но это лишь заставило меня почувствовать твердые линии его тела под тонкой рубашкой. Я отстранилась под предлогом, что хочу сорвать букетик розовых цветков аистника, выросших из трещины в камне. – Помогает от головной боли, – объяснила я, засовывая их за пояс. – Тебя это беспокоит, – отозвался он, наклонив голову и пристально глядя на меня. – Я говорю не о головной боли. О Фрэнке. Ты думаешь о нем, и поэтому тебе неспокойно, когда я дотрагиваюсь до тебя, потому что ты не можешь держать в голове нас обоих. Верно? – Ты чересчур догадлив, – удивленно ответила я. Он улыбнулся, но даже не шевельнулся, чтобы снова прикоснуться ко мне. – Не такая уж сложная задачка, чтобы в ней разобраться, девочка. Когда мы поженились, я понял, что ты невольно часто думаешь о нем, хочешь ты этого или нет. Сейчас таких мыслей не было, но он не ошибся: я ничего не могла с этим поделать. – Я сильно похож на него? – вдруг спросил он. – Нет. На самом деле трудно было представить себе большую противоположность. Фрэнк был стройным, гибким и темноволосым, а Джейми – крупным, крепким и светлым, точно румяный солнечный луч. И хотя оба обладали плотной атлетической грацией, у Фрэнка было телосложение теннисиста, а у Джейми – тело воина, сформированное – и потрепанное – воздействием настоящих физических испытаний. Фрэнк был на какие-то четыре дюйма выше моего роста в пять футов шесть дюймов. Стоя лицом к лицу с Джейми, я уютно утыкалась носом в маленькую впадинку посредине его груди, и он с легкостью мог положить свой подбородок мне на макушку. Но эти двое мужчин отличались не только в физическом плане. Прежде всего, разница в их возрасте составляла почти пятнадцать лет, что, вероятно, объясняло определенное различие между вежливой сдержанностью Фрэнка и искренней прямотой Джейми. Как любовник Фрэнк был безупречным, изощренным, чутким и искусным. Не имея опыта и не скрывая этого, Джейми просто отдавал мне всего себя – без утайки. И глубина моего отклика на это совершенно выбивала меня из колеи. Джейми наблюдал за моими усилиями не без сочувствия. – Что ж, тогда, похоже, у меня есть два выхода из данной ситуации, – сказал он. – Я могу позволить тебе с тоской размышлять над этим или… Он наклонился и нежно накрыл мой рот своим. Мне приходилось целовать немало мужчин, особенно в годы войны, когда флирт и мимолетный роман были легкомысленными спутниками смерти и неопределенности. Джейми, однако, был немного другим. Его безграничная нежность никоим образом не подразумевала робость, скорее это было заверение в силе, осознанной, но сдерживающей себя; вызовом и побуждением тем более примечательными, что в них не заключалось требования. Я твой, говорила она. И, если ты меня примешь, тогда… Я так и сделала, губы мои открылись навстречу его губам, принимая от всего сердца и заверение, и вызов, не посоветовавшись со мной. Спустя довольно долгое время он поднял голову и улыбнулся мне сверху. – …или я могу попытаться отвлечь тебя от твоих мыслей, – закончил он. Он прижал мою голову к своему плечу, поглаживая по волосам и заправляя за ухо выбивающиеся кудряшки. – Не знаю, поможет ли это, – тихо произнес он, – но скажу тебе вот что: для меня это дар и чудо – знать, что я могу доставить тебе удовольствие, что твое тело разжигается от моего. Я не думал о таких вещах – заранее. Прежде чем ответить, я глубоко вдохнула. – Да, – отозвалась я. – Это помогает. По-моему. Мы снова замолчали, как мне показалось, надолго. Наконец Джейми отстранился и с улыбкой посмотрел на меня. – Я говорил тебе, что у меня нет ни денег, ни собственности, Сассенах? Я кивнула, недоумевая, к чему он клонит. – Я заранее должен был предупредить тебя, что мы, скорее всего, в конечном итоге будем спать в стогах сена, а из еды у нас будет только вересковый эль и драммах244. – Я не против, – ответила я. Не сводя с меня глаз, он кивнул в сторону просвета между деревьями. – Стога сена у меня нет рядом, но вон там есть приличная прогалина с молодым папоротником. Если ты хочешь попрактиковаться, просто чтобы понять что к чему…?
Дата: Воскресенье, 03.04.2022, 22:03 | Сообщение # 30
Виконт
Сообщений: 409
***
Чуть позже я погладила его по спине, влажной от напряжения и сока раздавленных листьев папоротника. – Если ты еще раз скажешь спасибо, я тебя стукну, – сказала я. Вместо ответа раздался легкий храп. Нависающий папоротник касался его щеки, а по руке полз любознательный муравей, отчего длинные пальцы подергивались во сне. Я стряхнула муравья и приподнялась на локте, разглядывая его. Ресницы у него были длинные, что стало заметно при закрытых глазах, и густые. Однако необычного цвета: темно-рыжеватые на кончиках, они были светлыми, почти белыми у корней. Твердая линия его рта во сне смягчилась. И хотя уголок губ сохранил чуть насмешливый изгиб, его нижняя губа теперь превратилась в полноценную дугу, отчего казалась одновременно и чувственной, и невинной. – Черт, – тихонько выругалась я про себя. Вот уже некоторое время я с этим боролась. Еще до этого нелепого брака, я прекрасно осознавала, что меня к нему влечет. Такое случалось и раньше, что, безусловно, случается почти со всеми. Внезапно возникшая чувствительность к присутствию, внешнему виду определенного мужчины – или женщины, так полагаю. Потребность следить за ним глазами, устраивать короткие «неумышленные» встречи, незаметно наблюдать за ним, когда он занят работой, восхитительная восприимчивость к мельчайшим деталям его тела: лопаткам под тканью рубашки, выступающим косточкам его запястий, нежному месту под челюстью, где начинают появляться первые щетинки его бороды. Увлечение… Оно стало обычным явлением среди медсестер и врачей, медсестер и пациентов, среди любого скопления людей, надолго оказавшихся в обществе друг друга. Некоторые поддавались ему, так что короткие, бурные романы завязывались часто. Если везло, роман вспыхивал на несколько месяцев без каких-либо последствий. А если нет… что ж… Беременность, развод, иногда нетипичный случай вроде венерического заболевания. Опасная штука – увлечение. Я испытала такое несколько раз, но мне хватало здравого смысла не реагировать на это. И, как всегда бывает, через какое-то время влечение ослабевало, мужчина терял свою золотую ауру и занимал привычное место в моей жизни, не причинив вреда ни себе, ни мне, ни Фрэнку. А теперь… Теперь я была вынуждена уступить. И только Богу известно, какие беды может принести этот поступок. Но с этого момента пути назад уже не было. Он лежал спокойно, растянувшись на животе. Солнце вспыхивало в его рыжей гриве и высвечивало крошечные мягкие волоски, покрывавшие позвоночник, спускаясь к красновато-золотистому пушку, припорошившему его ягодицы и бедра, и углубляясь в заросли мягких темно-рыжих завитков, чуть выглядывающих между раскинутыми ногами. Я уселась, любуясь его длинными ногами с плавной линией мускулов, выступающей от бедра до колена, и другой, сбегающей от колена к длинной, изящной ступне. Подошвы ног были гладкими и розовыми, слегка мозолистыми от ходьбы босиком. У меня заныли пальцы от желания провести по контуру его маленького аккуратного уха и резкому углу челюсти. Что ж, подумала я, решение уже принято, и время для сдержанности давно прошло. Что бы я сейчас ни сделала, никому из нас хуже не станет. Я протянула руку и нежно коснулась его. Он спал очень чутко. Внезапно, так, что я подпрыгнула, он перевернулся, опираясь на локти, словно собирался вскочить на ноги. Увидев меня, он расслабился и улыбнулся. – Мадам, вы выставили меня в невыгодном свете. Он отвесил поклон, весьма похвальный и изысканный для человека, растянувшегося во весь рост в гуще папоротника и не прикрытого ничем, кроме нескольких пестрых солнечных пятен, и я рассмеялась. Улыбка не сходила с его лица, но изменилась, едва он взглянул на меня, обнаженную среди папоротников. Его голос внезапно сделался хриплым. – К тому же, мадам, я в вашей власти. – В моей, значит? – тихо спросила я. Он не шевельнулся, когда я снова протянула руку и медленно провела по его щеке и шее, по лоснящемуся изгибу плеча и ниже. Он не шевельнулся, но закрыл глаза. – Милостивый боже, – проговорил он. И резко втянул в себя воздух. – Не беспокойся, – сказала я. – Не обязательно всё должно быть грубо. – Слава Богу за его маленькие милости. – Помолчи. Его пальцы глубоко погрузились в комковатую землю, но он повиновался. – Пожалуйста, – произнес он спустя некоторое время. Взглянув на него, я увидела, что глаза у него уже открыты. – Нет, – получая удовольствие, ответила я. Он снова закрыл глаза. – Ты за это заплатишь, – чуть позже сказал он. Бисеринка пота сверкнула на его ровной переносице. – Неужели? – отозвалась я. – И что же ты собираешься сделать? Он так прижимал ладони к земле, что на его предплечьях проступили сухожилия, и говорил он с усилием, словно сквозь сжатые зубы. – Не знаю, но… клянусь Христом и Святой Агнессой245… я… п-придумаю… ч-что-нибудь! Боже! Пожалуйста! – Хорошо, – согласилась я, отпуская его. И слабо вскрикнула, когда он перекатился на меня, прижимая к папоротникам. – Твоя очередь, – заявил он с откровенным удовлетворением.
***
Мы вернулись на постоялый двор на закате, остановившись на вершине холма, чтобы убедиться, что во дворе уже нет стреноженных лошадей Стражи. Постоялый двор выглядел приветливо, свет уже просачивался сквозь маленькие окна и щели в стенах. Последние лучи солнца светили и нам в спину, отчего все на склоне холма отбрасывало двойную тень. С уходом тепла к концу дня поднялся легкий ветерок, и от трепещущей листвы деревьев на траве затанцевали разнообразные тени. Я с легкостью могла представить, что это фейри танцуют на холме среди теней, прокладывая себе путь между стройными стволами, чтобы раствориться в глубине леса. – Дугал тоже еще не вернулся, – заметила я, когда мы спускались по склону. Крупного вороного мерина, на котором он обычно ездил, не было в небольшом паддоке постоялого двора. Отсутствовало еще несколько животных, к примеру, Неда Гоуэна. – Да, он и не должен вернуться, по крайней мере еще один день – может быть, два. Джейми протянул мне руку, и мы медленно спустились с холма, осторожно обходя многочисленные камни, торчащие из невысокой травы. – И куда же он подевался? Захваченная суетой недавних событий, я и не подумала поинтересоваться его отсутствием, – или хотя бы заметить его. Джейми помог мне перебраться через перелаз246 позади постоялого двора. – Заканчивает дела с коттерами поблизости. У него, как ты помнишь, остался всего день или два, прежде чем он должен будет доставить тебя в Форт, – он успокаивающе сжал мне руку. – Вряд ли капитан Рэндалл обрадуется, когда Дугал скажет ему, что он тебя не получит, так что после этого Дугалу здесь особо задерживаться не стоит. – Разумно с его стороны, – заметила я. – И в то же время очень любезно оставить нас здесь, чтобы… э-э… присмотреться друг к другу. Джейми фыркнул. – Никакой любезности. Это было одним из условий, которые я поставил перед нашей женитьбой. Сказал, что женюсь, если нужно, но будь я проклят, если стану осуществлять брачные отношения под кустом на глазах у двадцати членов клана, дающих советы. Я остановилась, уставившись на него. Так вот из-за чего были те крики. – Одним из условий? – медленно произнесла я. – А были и другие? Уже слишком стемнело, чтобы хорошо разглядеть его лицо, но мне показалось, что он выглядел смущенным. – Еще только два, – наконец проронил он. – Какие именно? – Ну, – сказал он, неуверенно отшвырнув камешек в сторону, – я сказал, что ты должна выйти за меня замуж, как положено: в церкви, в присутствии священника. Не только по контракту. Что касается еще одного – он должен был найти для тебя подходящее платье для свадьбы. Он отвернулся, избегая моего взгляда, и его голос был таким тихим, что я едва его слышала. – Я… я знал, что ты не хочешь выходить замуж. И хотел сделать… так, чтобы тебе было по возможности приятнее. Подумал, ты будешь чувствовать себя не такой… в общем, я хотел, чтобы у тебя было приличное платье, вот и все. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но он повернул к постоялому двору. – Идем, Сассенах, – угрюмо бросил он. – Я голоден.
***
Платой за еду оказалась компания, что стало очевидным, едва мы показались в дверях главного зала постоялого двора. Нас встретили хриплыми возгласами и сразу же усадили за стол, где уже вовсю обильно ужинали. На этот раз я была в некотором смысле подготовленной и не обращала внимания на грубоватые шуточки и оскорбительные замечания в наш адрес. В виде исключения, я предпочла скромно держаться в тени, забившись подальше в угол и предоставив Джейми разбираться с грубым поддразниванием и похабными предположениями насчет того, чем мы занимались весь день. – Спали, – заявил Джейми, отвечая на один из подобных вопросов. – Прошлой ночью я глаз не сомкнул. Рев смеха, сопровождавший эти слова, сменился еще более оглушительным, когда он доверительным тоном добавил: – Она, знаете ли, храпит. Я вынужденно шлепнула его по уху, а он привлек меня к себе и крепко поцеловал под всеобщее одобрение. После ужина были танцы под аккомпанемент скрипки хозяина дома. Я никогда не танцевала хорошо, поскольку от волнения имела склонность спотыкаться о собственные ноги. И даже не надеялась, что справлюсь лучше, обряженная в длинную юбку и неуклюжую обувь. Однако, сразу же сбросив клоги, я с удивлением обнаружила, что танцую легко и с большим удовольствием. Женщин явно не хватало, так что мы с женой хозяина постоялого двора, подобрав юбки, без остановки танцевали джигу, рил и стратспей247, пока мне не пришлось остановиться, и я повалилась на скамью, раскрасневшись и тяжело дыша. Мужчины были совершенно неутомимы, кружась, словно клетчатые волчки2348, поодиночке или друг с другом. Наконец они выстроились у стены и, подбадривая и хлопая, наблюдали, как Джейми взял меня за руки и повел под нечто быстрое и неистовое под названием «Петух севера»249. Обхватив меня за талию, он завершил вращение, предусмотрительно оказавшись возле лестницы. Здесь мы остановились, и он произнес короткую речь, мешая гэльский с английским, что вызвало новые рукоплескания, особенно после того, как он запустил руку в спорран и бросил хозяину небольшой замшевый мешочек, наказав этому достойному человеку подавать виски до тех пор, пока тот не опустеет. Я узнала в нем его долю от ставок за драку в Туннаге. Похоже, все деньги, что у него вообще были; на мой взгляд, он распорядился ими наилучшим образом. Мы поднимались на галерею, сопровождаемые потоком нескромных добрых пожеланий, когда голос, перекрывший все остальные, окликнул Джейми. Обернувшись, я увидела внизу широкое лицо Руперта, покрасневшее больше чем обычно над густой черной бородой и ухмыляющееся. – Бесполезно, Руперт, – отозвался Джейми. – Она моя. – Зря тратит на тебя время, парень, – произнес Руперт, вытирая лицо рукавом. – Через час ты на ногах держаться не будешь. Никакой выносливости у этих молодых парней, – обратился он ко мне. – Захотите мужчину, который не тратит время на сон, девушка, дайте мне знать. А пока… Он подбросил что-то наверх. Пузатый, маленький мешочек звякнул об пол у моих ног. – Свадебный подарок, – оповестил он. – Знак внимания от мужчин из Стражи Шими Богила. – Вот как? – Джейми наклонился, чтобы его поднять. – Некоторые из нас не проводят целый день, бездельничая на травянистых бережках, парень, – укоризненно сказал он, переводя на меня похотливый взгляд. – Эти деньги заработаны тяжелым трудом. – О, да, – ухмыляясь, протянул Джейми. – Кости или карты? – И то и другое, – вульгарная ухмылка рассекла черную бороду. – Обчистил их до нитки, парень. До нитки! Джейми открыл было рот, но Руперт поднял широкую мозолистую ладонь. – Нет, парень, не благодари. Просто подари ей что-нибудь хорошее от меня, а? Я прижала пальцы к губам и послала ему воздушный поцелуй. Хлопнув себя ладонью по лицу, словно его ударили, он с воплем отшатнулся и, раскачиваясь как пьяный, поплелся в паб, хотя пьяным и не был. После всего этого шумного веселья внизу комната казалась приютом тишины и покоя. Джейми, все еще тихо посмеиваясь себе под нос, растянулся на кровати, чтобы перевести дух. Я ослабила неприятно тесный корсаж и села расчесывать клубок растрепанных во время танцев волос. – У тебя такие чудесные волосы, – наблюдая за мной, произнес Джейми. – Что? Эти? – я смущенно подняла руку к завитушкам, которые обычно только из вежливости можно было описать как «полнейший беспорядок». Он рассмеялся. – Ну, другие мне нравятся тоже, – заявил он с нарочито серьезным видом, – но да, я имею в виду именно эти. – Но они такие… кудрявые, – слегка покраснев, проронила я. – Да, конечно, – он выглядел удивленным. – Я слышал, как одна из дочек Дугала говорила подружке в замке, что ей приходится три часа возиться с нагретыми щипцами, чтобы они так выглядели. Сказала, что с удовольствием выцарапала бы тебе глаза за то, что они такие, а ты для этого и пальцем не пошевелишь. Он сел и осторожно потянул за один завиток, расправив его так, что, распрямившись, он достал почти до моей груди. – У моей сестры Дженни волосы тоже кудрявые, но не такие как твои. – У твоей сестры волосы рыжие, как у тебя? – спросила я, пытаясь представить, как может выглядеть эта таинственная Дженни. Похоже, Джейми часто вспоминал о ней. Он покачал головой, все еще скручивая локоны между пальцами. – Нет. У Дженни волосы черные. Черные, как ночь. Я рыжий, как и моя мать, а Дженни пошла в отца. Брайан Ду250, так его называли, Черный Брайан, из-за волос и бороды. – Я слышала, что капитана Рэндалла называют Черным Джеком, – осмелилась заметить я. Джейми невесело рассмеялся. – О, да. Но это относится к цвету его души, а не волос. Его взгляд стал пронзительным, когда он посмотрел на меня сверху вниз. – Ты ведь не волнуешься из-за него, так ведь, девочка? Ты не должна волноваться. Его руки отпустили мои волосы и властно сжали плечи. – Я не шучу, ты знаешь, – мягко сказал он. – Я буду защищать тебя. От него и от кого угодно. До последней капли крови, mo nighean donn251. – Mo nighean donn? – переспросила я, немного обеспокоенная пылом его слов. Я не хотела нести ответственность за любую пролитую им кровь, первая то капля или последняя. – Это означает «моя каштанововолосая девочка». Он поднес к губам прядь волос и улыбнулся с таким выражением в глазах, от которого все капельки моей собственной крови пустились друг за другом по венам. – Mo nighean donn, – нежно повторил он. – Я давно хотел тебе это сказать. – Довольно невзрачный цвет, каштановый, как мне всегда казалось, – прагматично заметила я, пытаясь отсрочить события. Меня не покидало ощущение, что они закручиваются быстрее, чем мне бы хотелось. Все еще улыбаясь, Джейми замотал головой. – Нет, я бы так не сказал, Сассенах. Нисколько не невзрачный. Он обеими руками поднял копну моих волос и распустил их веером. – Они как вода в ручье, которая струится по камням. Темная там, где волны, и немного серебристая на поверхности, куда падает солнце. Разволновавшись и слегка задыхаясь, я отстранилась, чтобы поднять гребень, который уронила на пол. Выпрямившись, я обнаружила, что Джейми пристально смотрит на меня. – Я обещал, что не буду спрашивать о том, о чем ты говорить не хочешь, – произнес он, – я и не стану, но собственные выводы могу сделать. Колум решил, что ты, должно быть, английская шпионка, хотя и не представляет, почему в таком случае ты не знаешь гэльского. Дугал считает, что ты, скорее всего, шпионка французская и, возможно, ищешь поддержки для короля Якова252. Но в этом случае он не может понять, почему ты была одна. – Ну а ты? – спросила я, сильно дернув неподатливый колтун. – За кого ты меня принимаешь? Он оценивающе наклонил голову, внимательно меня рассматривая. – По внешнему виду ты могла бы быть и француженкой. У тебя тонкие черты лица, как у некоторых дам из Анжу253. Но у француженок обычно цвет лица желтоватый, а у тебя кожа словно опал. Он медленно провел пальцем по изгибу моей ключицы, и я почувствовала, как кожа запылала от его прикосновения. Палец переместился к моему лицу, прошелся от виска к щеке, убирая волосы за ухо. Я оставалась неподвижной под его испытующим взглядом, стараясь не шевелиться, когда его рука скользнула мне за шею, нежно поглаживая большим пальцем мочку уха. – Золотистые глаза, мне однажды довелось видеть пару таких – у леопарда, – он покачал головой. – Нет, девочка. Ты могла бы быть француженкой, но ты не француженка. – Откуда ты знаешь? – Я много разговаривал с тобой и, кроме того, слушал тебя. Дугал думает, что ты француженка, потому что хорошо говоришь по-французски, и очень хорошо. – Благодарю покорно, – язвительно отозвалась я. – И тот факт, что я хорошо говорю по-французски, доказывает, что я не француженка? Он улыбнулся и крепче сжал мою шею. – Vous parlez très bien254, но далеко не так хорошо, как я, – добавил он, переходя на английский. Неожиданно он меня отпустил. – Я провел год во Франции после того, как уехал из замка, а потом еще два года в армии. Я узнаю урожденного француза, едва его услышу. И французский – не твой родной язык. Он медленно покачал головой. – Испанка? Возможно, но зачем? У Испании нет интересов в Хайленде. Немка? Конечно, нет, – он пожал плечами. – Кем бы ты ни была, англичане захотят это выяснить. Они не могут себе позволить, чтобы темная лошадка255 разгуливала на свободе, когда кланы неспокойны, а принц Чарли ждет отплытия из Франции. И их способы дознания не слишком мягкие. Мне это хорошо известно. – Тогда откуда ты знаешь, что я не английская шпионка? Колум256 так думал обо мне, ты же сам сказал. – Это возможно, хотя и по-английски ты говоришь более чем странно. Но если это так, почему ты предпочла выйти за меня замуж, а не вернулась к своему народу? И это еще одна причина, по которой Дугал заставил тебя выйти за меня, – чтобы проверить, не сбежишь ли ты прошлой ночью, когда дойдет до дела. – И я не сбежала. Так что же это доказывает? Он рассмеялся и снова улегся на кровать, прикрыв глаза рукой, чтобы защитить их от света. – Будь я проклят, если знаю, Сассенах. Будь я проклят, если знаю. Я не могу придумать для тебя никакого разумного объяснения. Вполне возможно, ты из маленького народца, – он искоса выглянул из-под руки, – нет, думаю, что нет. Ты слишком большая. – А ты не боишься, что я могу убить тебя как-нибудь ночью во сне, раз ты не знаешь кто я? Он не ответил, но отвел руку от глаз, и его улыбка стала шире. Глаза он, должно быть, унаследовал от Фрейзеров, подумалось мне. Не глубоко посаженные, как у Маккензи, они располагались под необычным углом и из-за высоких скул казались почти раскосыми. Не потрудившись поднять голову, он расстегнул рубашку и отбросил ткань в сторону, обнажив грудь до пояса. Вытащил дирк из ножен и бросил его мне. Тот глухо стукнулся о доски у моих ног. Он снова прикрыл глаза рукой и откинул голову назад, открыв место чуть ниже подбородка, где резко заканчивалась темная щетина его отросшей бородки. – Прямо вверх, точно под грудиной, – посоветовал он. – Быстро и аккуратно, хоть это и требует некоторой силы. Перерезать горло легче, но это очень грязно. Я нагнулась и подняла дирк. – Если бы я это сделала, так тебе и надо, – заметила я. – Самоуверенный ублюдок. Ухмылка, заметная из-под согнутой руки, стала еще шире. – Сассенах? Я остановилась все еще с дирком в руке. – Что? – Я бы умер счастливым человеком.
===
238. В 1725 году по инициативе Саймона Фрейзера, 11-го лорда Ловата, король Георг I распорядился сформировать отдельные роты из шотландских горцев. Им вменялось следить за поддержанием порядка в Хайленде вместо регулярных армейских частей, что должно было способствовать снижению недовольства горцев. Всего было сформировано десять рот, вскоре ставших известными как «Чёрная стража». Название произошло от чёрной одежды, которая отличала этих солдат от обычных английских «красных мундиров». Поскольку в этих подразделениях были представители самых разнообразных кланов, поддерживающих ганноверцев, а патрулирование они проводили в основном в ночное время, чтобы предотвратить преступления, то расцветка их килтов была из специальной темной ткани, которая отличалась от традиционной клановой. 239. Щекотание форели – искусство поглаживания пальцами подбрюшья форели. Если все сделать правильно, то через минуту или около того форель впадет в транс, после чего ее легко можно будет выбросить на ближайший участок суши. 240. Утиная походка – вариант передвижения, выполняемый путём принятия частичного приседа или полного приседа и ходьбы вперёд, сохраняя низкое положение. 241. На самом деле Клэр провела в 1743 году уже почти два месяца. 242. Почти 36 см. 243. Королевство Островов – гэльско-норвежское государство на Гебридских островах и западном побережье Шотландии в эпоху Средневековья. 244. Драммах – простая пища шотландцев, приготовленная из сырой смеси овсяной муки и воды. 245. Агнесса Римская (ок. 291 года – ум. 304 год) – христианская мученица из Рима периода императора Диоклетиана; отвергла сватовство сына римского префекта ради христианской веры; одна из наиболее известных и почитаемых раннехристианских святых. Художественно-символически изображается с ягнёнком – в честь Агнца Божьего (лат. agnus Dei), то есть Христа. 246. Перелаз – специально устроенное место в ограде, преодолимое для человека, но являющееся преградой для скота и домашней птицы. Как правило, на перелазе высота ограды сделана меньшей – такой, чтобы через неё можно было переступить, перебросив ногу. У перелаза может быть устроена ступенька. 247. Джига, рил, стратспей – быстрые шотландские танцы. Обычно танцуются в «сетах» (группах) из 3-4 пар, основное внимание уделяется перемещению пар друг относительно друга. 248. Волчок или юла – игрушка, которая во время вращения сохраняет устойчивость на одной точке опоры. 249. «Петух севера» – быстрый военный марш. Название происходит от прозвища Александра Гордона, 4-го герцога Гордона, который в 1794 году сформировал 92-й пехотный полк, который позже стал Гордонскими горцами. Композитор мелодии неизвестен, но впервые она появилась в печати в 1816 году как мелодия для скрипки. Очередной анахронизм. 250. Dubh – черный (гэльск.). 251. В первой и второй книге Джейми некорректно называет Клэр на гэльском «Mo duinne». В следующих книгах эта ошибка исправлена. 252. Джеймс Фрэнсис Эдуард Стюарт – он же Джеймс Старый Претендент, претендент на английский престол под именем Якова III и на шотландский под именем Якова VIII. После неудавшегося якобитского восстания покинул Шотландию в январе 1716 г., оставив на растерзание англичанам двух вождей, не успевших спастись и позже казненных, и сотни горцев, поместья которых были конфискованы, а сами они отправлены на плантации Америки. 253. Анжу – историческая область во Франции. 254. Ты говоришь очень хорошо (фр.). 255. В оригинале unknown quantities (англ.) – человек, о котором ничего не известно или действия которого нельзя предугадать. 256. В оригинале «how do you know I’m not an English spy, then? Dougal thought I was, you said so». Хотя ранее Джейми говорит так о Колуме. Либо автор запуталась, либо я не поняла замысла. В переводе исправлено, чтобы появилась логика.
Дата: Воскресенье, 10.04.2022, 21:18 | Сообщение # 31
Виконт
Сообщений: 409
Глава 17. Мы встречаем нищего
На следующее утро мы спали допоздна: солнце поднялось высоко, когда мы покинули постоялый двор, направляясь на этот раз на юг. В паддоке отсутствовала большая часть лошадей, и никого из нашего отряда, похоже, поблизости не было. Я вслух поинтересовалась, куда они подевались. Джейми усмехнулся. – Не могу сказать наверняка, но догадываюсь. Вчера Стража ушла в ту сторону, – он указал на запад, – так что, я бы сказал, что Руперт и остальные отправились туда. Взмах на восток. – Скот, – объяснил он, заметив, что я все еще не понимаю. – Владельцы поместий и таксмены платят Страже, чтобы та присматривала и возвращала их скот, если его уведут во время набега. Но если Стража уехала на запад в сторону Лаг-Круима, то все стада на востоке остаются без охраны – во всяком случае, на какое-то время. В той стороне земли Грантов, а Руперт – один из лучших угонщиков скота, которых я когда-либо видел. Скотина пойдет за ним куда угодно, и вряд ли хоть одна из них замычит. А поскольку развлечений здесь больше не предвидится, то, скорее всего, ему спокойно не сиделось. Похоже, Джейми тоже не сиделось на месте, и он задал хороший темп. Через вереск вела оленья тропа, и идти было довольно легко, так что я без труда за ним поспевала. Спустя какое-то время мы вышли на обширную вересковую пустошь, где можно было идти рядом. – А что с Хорроксом? – вдруг спросила я. Услышав упомянутое им местечко Лаг-Круим, я вспомнила об английском дезертире и о том, что он мог сообщить. – Ты ведь собирался встретиться с ним в Лаг-Круиме, верно? Он кивнул. – Да. Но я не могу поехать туда сейчас, когда и Рэндалл, и Стража направились в ту сторону. Слишком опасно. – А кто-то может пойти вместо тебя? Ты кому-нибудь доверяешь настолько? Он глянул на меня и улыбнулся. – Ну скажем, тебе. Поскольку ты все-таки не убила меня прошлой ночью, я думаю, что могу тебе доверять. Но боюсь, ты не можешь поехать в Лаг-Круим одна. Нет, если понадобится, вместо меня поедет Мёртаг. Но возможно мне удастся договориться о чем-нибудь еще – посмотрим. – Ты доверяешь Мёртагу? – с любопытством спросила я. Я не испытывала особо дружественных чувств к этому неряшливому коротышке, так как он в той или иной степени был ответственен за мое нынешнее затруднительное положение, изначально похитив меня. И все же между ним и Джейми явно было что-то вроде дружбы. – О да, – он удивленно посмотрел на меня. – Мёртаг знает меня всю жизнь, он, кажется, приходится моему отцу троюродным братом. Его отец был моим… – Ты хочешь сказать, что он Фрейзер, – поспешно перебила я. – Я думала, он один из Маккензи. Он был с Дугалом, когда я тебя встретила. Джейми кивнул. – Да. Когда я решил вернуться из Франции, то послал ему весточку с просьбой встретить меня на побережье, – он криво улыбнулся. – Видишь ли, я не знал, не Дугал ли пытался убить меня раньше. И мне не очень нравилась мысль встретиться в одиночку с несколькими Маккензи, в случае чего. Не хотелось, чтобы в итоге меня прибило волнами возле Ская257, если именно это они задумали. – Понятно. Значит, Дугал не единственный, кто считается со свидетелями. Он кивнул. – Очень полезная штука – свидетели. По другую сторону вересковой пустоши простиралась линия искореженных скал, изъеденных и выщербленных наступлением и отходом давно исчезнувших ледников. Дождевая вода заполняла более глубокие ямы, и чертополох, пижма и таволга окружали эти каровые озерца густой порослью, в стоячей воде отражались цветы. Бесплодные и безрыбные, эти водоемы испещряли ландшафт и представляли собой ловушки для неосторожных путников, которые могли легко наткнуться на один из них в темноте и были вынуждены провести сырую и неуютную ночь на пустоши. Мы уселись возле одного из водоемов, чтобы совершить утреннюю трапезу из хлеба и сыра. У этого карового озерца по крайней мере были птицы: ласточки низко опускались над водой, чтобы напиться, а ржанки и кроншнепы запускали длинные клювы в илистую почву на берегу, выискивая насекомых. Я бросила в грязь крошки хлеба для птиц. Кроншнеп с подозрением к ним приглядывался, но пока он раздумывал, под его клювом пронеслась быстрая ласточка и скрылась с угощением. Кроншнеп взъерошил перья и вернулся к своим прилежным раскопкам. Джейми обратил мое внимание на ржанку, которая кричала возле нас, приволакивая будто бы сломанное крыло. – Ее гнездо где-то рядом, – предположила я. – Вон там. Ему пришлось показать несколько раз, прежде чем я наконец его заметила: небольшое углубление прямо на открытом месте, но с четырьмя пятнистыми яичками, так похожими на пестрые листья на берегу, что, моргнув, я снова потеряла гнездо из виду. Подобрав веточку, Джейми осторожно пошарил в гнезде, сдвинув с места одно яичко. Ржанка-мать, взволнованная, подбежала к нему совсем близко. Он сидел на пятках совершенно неподвижно, предоставив птичке с пронзительным криком метаться туда и обратно. Еле уловимое движение, и он уже держал птичку в руке, сразу притихшую. Тихим, шепчущим голосом он заговорил с птицей на гэльском, в то же время поглаживая одним пальцем мягкое пятнистое оперение. Птичка сжалась в его руке, абсолютно недвижимая, даже отражения застыли в ее круглых черных глазках. Он осторожно опустил ее на землю, но птица не двинулась с места, пока он не произнес еще несколько слов и медленно помахал рукой взад и вперед над нею. Она резко дернулась и юркнула в бурьян. Он посмотрел ей вслед и совершенно бессознательно перекрестился. – Зачем ты это сделал? – с любопытством спросила я. – Что? Он тут же вздрогнул, вероятно, забыв о моем присутствии. – Ты перекрестился, когда птичка улетела, и я поинтересовалась, зачем. Слегка смутившись, он пожал плечами. – А, ну… Это старое предание, вот и все. Почему ржанки так кричат и бегают, причитая, около своих гнезд, как вон та. Он показал на дальнюю сторону карового озера, где другая ржанка вела себя точно так же. Несколько минут он рассеянно наблюдал за птицей. – В ржанок переселяются души молодых матерей, умерших при родах, – произнес он. И смущенно покосился не меня. – Говорят, они кричат и бегают около своих гнезд, потому что не верят, что птенцы благополучно вылупились; они всегда оплакивают потерянного – или ищут оставленного малютку. Он присел на корточки возле гнезда и подтолкнул веточкой продолговатое яичко, понемногу поворачивая его, пока заостренный кончик не оказался направлен внутрь, как и остальные. Но и после того, как яичко легло на прежнее место, он продолжал сидеть на корточках, уравновесив веточку поперек бедер и глядя на неподвижные воды карового озерца. – Наверное, это всего лишь привычка, – заговорил он. – Я впервые сделал так, когда был намного моложе, как только услышал эту историю. Я, конечно, и тогда не поверил, что у них есть душа, но, понимаешь, просто из уважения… Он посмотрел на меня и вдруг улыбнулся. – Теперь я делаю это так часто, что даже не замечаю. Знаешь, в Шотландии довольно много ржанок, – он встал и отбросил веточку в сторону. – А теперь пойдем, я хочу показать тебе одно местечко, недалеко от вершины вон того холма. Он взял меня за локоть, чтобы помочь спуститься с косогора, а потом мы направились вверх по склону. Я слышала, что он сказал ржанке, которую отпустил. Хотя я понимала лишь отдельные гэльские слова, это старое напутствие слышала достаточно часто, чтобы узнать его. «Да пребудет с тобой Господь, матушка», – произнес он. Молодая мать, умершая при родах. И оставленный ребенок. Я коснулась его руки, и он посмотрел на меня сверху. – Сколько тебе было лет? – спросила я. Он одарил меня полуулыбкой. – Восемь, – ответил он. – Во всяком случае, уже не младенец. Он больше ничего не сказал, просто повел меня вверх по склону. Теперь мы находились в пологих предгорьях, густо заросших вереском. Сразу за ними ландшафт резко изменился: из земли поднимались мощные глыбы гранита, окруженные зарослями платанов и лиственниц. Мы перевалили через вершину холма и оставили позади плачущих ржанок у карового озера.
***
Солнце начало припекать, и после целого часа, что мы продирались сквозь густую растительность, – хотя продирался в основном Джейми, – я охотно отдохнула бы. Мы нашли тенистое местечко у подножия одного из гранитных выступов. Это место немного напоминало то, где я впервые встретила Мёртага – и где избавилась от общества капитана Рэндалла. И все же здесь было куда приятнее. Джейми объяснил мне, что мы одни, поскольку вокруг непрерывно пели птицы. Если бы кто-нибудь оказался рядом, большинство птиц петь перестали бы, и только сойки и галки клекотали бы и тревожно вскрикивали. – Всегда прячься в лесу, Сассенах, – посоветовал он мне. – Если ты сама не будешь слишком много двигаться, птицы заранее предупредят тебя, что кто-то рядом. Отвернувшись от пронзительно кричащей сойки, на которую указывал на дереве над головой, он встретился со мной взглядом. И мы, будто оцепеневшие, застыли на расстоянии вытянутой руки, не касаясь друг друга и едва дыша. Через какое-то время мы наскучили сойке, и она улетела. Джейми отвел взгляд первым, почти незаметно вздрогнув, словно ему было холодно. Сквозь почву под папоротниками белесо пробивались шершавые шляпки грибов. Огрубевшим указательным пальцем Джейми сбил одну из них с ножки и провел по пластинкам базидии258, подбирая свои следующие слова. Когда он говорил обдуманно, как теперь, то почти терял легкий шотландский акцент, который обычно отличал его речь. – Я не хочу… то есть… Я не имею в виду, что… Он вдруг поднял глаза и улыбнулся, разводя руками. – Я не хочу тебя оскорбить, утверждая, будто думаю, что у тебя большой опыт общения с мужчинами, вот так. Но было бы глупо притворяться, что о таких вещах ты знаешь не больше, чем я. Я хотел спросить вот о чем, это… обычно? То, что между нами, когда я прикасаюсь к тебе, когда ты… занимаешься со мной любовью? Так всегда бывает между мужчиной и женщиной? Несмотря на его запинки, я прекрасно поняла, что он имел в виду. Он пристально вглядывался, не отрывая от меня глаз и ожидая моего ответа. Я хотела отвести взгляд, но не смогла. – Часто бывает нечто подобное, – ответила я, но пришлось прерваться и прочистить горло. – Но нет. Нет, это не так – обычно. Не имею представления почему, но нет. Это… по-другому. Он немного расслабился, как будто я подтвердила что-то, что не давало ему покоя. – Я так и думал, что, пожалуй, нет. Я прежде не спал с женщиной, но я… э-э-э, обнимал нескольких, – он робко улыбнулся и покачал головой. – Это было не то же самое. То есть, я держал женщин в объятиях и раньше, и целовал их и… ну… Он махнул рукой, отбрасывая это «и». – Это было действительно очень приятно. Заставляло мое сердце колотиться, а дыхание перехватывало, и все такое. Но было совсем не так, как сейчас, когда я обнимаю и целую тебя. «У него глаза, – подумала я, – цвета озер и неба, и такие же бездонные, как то и другое». Он протянул руку и дотронулся до моей нижней губы, едва коснувшись края. – Все начинается так же, но потом, через мгновение, – произнес он тихим голосом, – внезапно мне кажется, что у меня в руках живое пламя. Его прикосновение стало тверже, очерчивая мои губы и лаская линию подбородка. – И я хочу лишь одного – броситься в него и сгореть дотла. Я задумалась, не сказать ли ему, что его собственные прикосновения обжигают мою кожу и наполняют огнем мои вены. Но я уже пылала и светилась, как головешка. Я закрыла глаза и ощутила, как обжигающее прикосновение скользнуло по щеке и виску, уху и шее, и вздрогнула, когда его руки опустились мне на талию и привлекли меня ближе.
***
Джейми, по-видимому, точно представлял, куда мы направляемся. Наконец он остановился у подножия огромной скалы, высотой футов двадцать259, бугристой от выступов и шероховатых расщелин. Пижма и шиповник пустили в трещинах корни и трепетали над камнем хрупкими желтыми флажками. Он взял меня за руку и кивнул на скалу перед нами. – Ты видишь ступеньки, вон там, Сассенах? Как думаешь, сможешь их одолеть? На самом деле в камне были едва заметные выступы, поднимающиеся под углом к поверхности скалы. Некоторые казались настоящими ступеньками, другие – всего лишь плацдармом для лишайника. Я не смогла понять, природные они или, возможно, не обошлось без чьего-то участия при их создании, но решила, что вполне могу взобраться по ним даже в длинной юбке и тесном корсаже. Кое-где соскальзывая и паникуя, и не без помощи Джейми, иногда услужливо подталкивающего меня сзади, я добралась до вершины скалы и остановилась, чтобы осмотреться. Вид открывался потрясающий. На востоке вздымалась темная громада горы, а далеко внизу, на юге, предгорья переходили в необозримую бесплодную вересковую пустошь. Вершина скалы со всех сторон имела внутренний уклон, образуя неглубокую впадину. В центре впадины виднелся почерневший круг с остатками покрытых сажей обугленных веток. Значит, мы здесь не первые посетители. – Ты знал это место? Джейми стоял чуть в стороне, наблюдая за мной и упиваясь моим восхищением. Он пренебрежительно пожал плечами. – Ох, конечно. Я знаю большинство мест в этой части Хайленда. Иди сюда, здесь есть местечко, где ты можешь сесть и посмотреть вниз, туда, где дорога огибает холм. Отсюда была виден и постоялый двор, на расстоянии превратившийся из кукольного домика в детский строительный кубик. Несколько стреноженных лошадей сгрудились под деревьями у дороги, отсюда – маленькие пятна коричневого и черного. На вершине скалы не росли деревья, и солнце припекало мне спину. Мы сидели рядом, свесив ноги через край, и по-дружески делили одну из бутылок эля, которые Джейми предусмотрительно достал из колодца в дворике постоялого двора, когда мы уходили. Деревьев на вершине скалы не было, но небольшие растения, из тех, что сумели закрепиться в ненадежных трещинах и укорениться на скудной почве, прорастали здесь и там, бесстрашно подставляя свои головки жаркому летнему260 солнцу. С подветренной стороны выступа возле моей руки укрылся кустик маргариток, и я потянулась, чтобы сорвать одну. Послышалось слабое жужжание, и маргаритка, сорвавшись со стебелька, приземлилась мне на колени. Я тупо уставилась на нее, рассудком не в силах осмыслить такое странное поведение. Джейми, значительно быстрее меня воспринимавший опасность, распластался на камне. – Пригнись! – скомандовал он. Большая рука схватила меня за локоть и рывком уложила рядом с ним. Растянувшись на губчатом мху, я увидела древко стрелы, все еще дрожащее над моим лицом, там, где она попала в расщелину скалы. Я замерла, побаиваясь даже оглядеться, и попыталась еще теснее прижаться к земле. Джейми застыл рядом со мной настолько неподвижно, словно и сам был камнем. Казалось, даже птицы и насекомые прервали свою песню, а воздух завис без движения в ожидании. Вдруг Джейми начал смеяться. Он сел и, ухватив стрелу за древко, аккуратно вытащил ее из камня. Я увидела, что оперена она была расщепленными хвостовыми перьями дятла и связана синей нитью, обмотанной на ширину в полдюйма ниже перьев. Отложив стрелу в сторону, Джейми сложил ладони рупором у рта и на удивление хорошо изобразил зов зеленого дятла. Опустил руки и стал ждать. Через мгновение на зов ответили из рощи внизу, и на его лице расплылась широкая улыбка. – Твой друг? – предположила я. Он кивнул, не сводя глаз с узкой тропинки, поднимающейся вверх по склону. – Хью Манро, если только кто-то другой не взялся делать стрелы, как у него. Мы подождали еще немного, но на тропинке внизу никто не появился. – А-а, – тихо произнес Джейми и развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть голову, медленно поднимающуюся над краем скалы позади нас. Голова расплылась в улыбке Джека-фонаря261, кривозубой и веселой, сияя от радости, что получилось нас удивить. Голова и сама по форме напоминала тыкву, это впечатление усиливала оранжево-коричневая огрубевшая кожа, покрывавшая не только лицо, но и округлую лысую макушку. Однако немногие тыквы могли похвастаться такой густорастущей бородой или такой парой ярко-голубых глаз. Короткие кисти с грязными ногтями обосновались под бородой и быстро подтянули остальную часть Джека-фонаря на обозрение. Тело вполне соответствовало голове, с виду определенно напоминая хэллоуинского гоблина. Плечи были очень широкими, но сгорбленными и перекошенными, одно намного выше другого. Одна нога, казалось, тоже была несколько короче ее пары, что делало походку мужчины прихрамывающей и ковыляющей. Манро, если он действительно был другом Джейми, был облачен в нечто похожее на несколько слоев тряпья, полинявшие цвета выкрашенной ягодами ткани проглядывали сквозь прорехи его бесформенного одеяния, которое, возможно, когда-то было женским халатом. Он не носил на поясе спорран, да и сам пояс представлял собой не более чем обтрепанный обрывок веревки, на котором вниз головой покачивались две мохнатые тушки. Вместо этого у него на груди висел толстый кожаный кошель, на удивление хорошего качества по сравнению с остальным нарядом. На ремешке кошеля болталась коллекция мелких металлических штуковин: религиозные медальоны, военные награды, что-то похожее на старые форменные пуговицы, потертые монеты, пробитые и пришитые, и три или четыре маленьких прямоугольных кусочка металла, тускло-серого цвета и с загадочными знаками, выгравированными на их внешней стороне. Стоило этому существу проворно перепрыгнуть через каменные выступы, как Джейми поднялся, и двое мужчин тепло обнялись, крепко похлопав друг друга по спинам в странной манере мужского приветствия. – Как идут дела в доме Манро? – поинтересовался Джейми, отступая на шаг и разглядывая своего старого знакомого. Манро наклонил голову и, ухмыляясь, издал непонятный кулдыкающий звук. Затем, подняв брови, он кивнул в мою сторону и взмахнул короткими руками в странном грациозно-вопросительном жесте. – Моя жена, – сообщил Джейми, слегка покраснев от смешанного чувства смущения и гордости из-за новоприобретенного статуса. – Женат всего два дня. От этой новости Манро улыбнулся еще шире и исполнил чрезвычайно сложный и изысканный поклон, при котором быстро коснулся головы, сердца и губ и под конец оказался на земле у моих ног почти в горизонтальном положении. Выполнив этот эффектный маневр, он вскочил на ноги с грацией акробата и снова стукнул Джейми, на этот раз явно поздравляя. Затем Манро принялся изображать руками необычайный балет, указывая то на себя, то вниз, в сторону леса, то на меня, потом снова на себя, используя такую массу жестов и взмахов, что я едва могла уследить за его летающими руками. Я и раньше видела общение глухонемых, но никогда оно не совершалось так быстро и грациозно. – Да неужели? – воскликнул Джейми. Настала его очередь лупить собеседника в виде поздравления. Неудивительно, что мужчины стали невосприимчивы к поверхностной боли, подумалось мне. Все из-за привычки постоянно колотить друг друга. – Он тоже женился, – повернувшись ко мне, объяснил Джейми. – Шесть месяцев назад, на вдове… ну, хорошо, на толстой вдове, – поправился он в ответ на выразительный жест Манро, – с шестью детьми, из деревни Дублайрн. – Как славно, – вежливо сказала я. – Похоже, они, по крайней мере, будут хорошо питаться, – я показала на кроликов, висевших у него на поясе. Манро тотчас отвязал один из трупиков и протянул мне с выражением такой лучезарной доброжелательности, что я была вынуждена его принять, улыбаясь в ответ и втайне надеясь, что на нем нет блох. – Свадебный подарок, – прокомментировал Джейми. – И чрезвычайно приятный, Манро. Ты должен позволить нам отплатить тем же. С этими словами он извлек одну из бутылок эля из мшистого ложа и вручил ему. Покончив таким образом с любезностями, мы все снова уселись, чтобы по-дружески распить третью бутылку. Джейми и Манро продолжили обмениваться новостями и сплетнями, и разговор не казался менее свободным оттого, что говорил только один из них. Я почти не принимала участия в беседе, так как не могла читать жесты Манро, хотя Джейми делал все возможное, чтобы привлечь меня, переводя и делая замечания. В какой-то момент Джейми ткнул большим пальцем в прямоугольные кусочки свинца, украшавшие ремешок Манро. – Чтобы все по закону, да? – спросил он. – Или только для тех случаев, когда дичи мало? Манро наклонил голову и закивал, как Джек в коробочке262. – Что это такое? – с любопытством поинтересовалась я. – Габерланзии. – О, разумеется, – отозвалась я. – Извини, что спросила. – Габерланзия – это разрешение просить милостыню, Сассенах, – объяснил Джейми. – Она действительна в пределах прихода и только один день в неделю, когда попрошайничество разрешено. У каждого прихода она своя, поэтому нищие из одного прихода не могут слишком рассчитывать на подаяние в другом. – Порядок с некоторой претензией на гибкость, я так понимаю, – заметила я, рассматривая набор Манро из четырех свинцовых брелоков. – Ну, понимаешь, Манро – особый случай. Он был захвачен турками на море. Много лет провел гребцом на галерах, а еще несколько лет был рабом в Алжире263. Там он и потерял свой язык. – Они… вырезали его? – мне чуть не сделалось дурно. Джейми, казалось, эта мысль не беспокоила, но ведь он, по-видимому, знал Манро уже довольно давно. – Да. И заодно сломали ему ногу. И спину тоже, Манро? Нет, – поправился он после ряда знаков от Манро, – со спиной произошел несчастный случай, что-то случилось, когда он спрыгнул со стены в Александрии264. А вот ступни – это сделали турки. На самом деле этого я знать не хотела, но и Манро, и Джейми, похоже, не терпелось рассказать мне. – Ладно, – смирившись, проронила я. – Что случилось с его ступнями? С чувством, близким к гордости, Манро снял видавшие виды клоги и хосы, обнажив широкие косолапые ступни с толстой огрубевшей кожей, на которой белые лоснящиеся пятна чередовались со зловещими багровыми участками. – Кипящее масло, – сказал Джейми. – Так они заставляют пленных христиан перейти в мусульманскую веру. – На вид очень эффективное средство убеждения, – заметила я. – Так вот почему несколько приходов разрешают ему просить милостыню? Возмещают его страдания во имя христианского мира? – Да, именно так, – Джейми явно был доволен тем, что я быстро разобралась в ситуации. Манро также выразил свое восхищение еще одним низким саламом265, за которым последовала очень выразительная, хотя и нескромная, череда движений руками, которая, как я поняла, должна была восхвалять и мой внешний вид. – Спасибо, дружище. Да, считаю, что могу ею гордиться, – увидев мои приподнятые брови, Джейми деликатно развернул Манро так, чтобы он оказался ко мне спиной и заслонил летающие пальцы. – А теперь расскажи мне, что делается в деревнях? Мужчины придвинулись поближе друг к другу и с возрастающей энергией продолжили свой односторонний разговор. Поскольку роль Джейми, по всей видимости, ограничивалась главным образом мычанием и заинтересованными восклицаниями, я мало что могла понять из содержания и вместо этого занялась изучением странных маленьких горных растений, прорастающих на поверхности нашего насеста. К тому времени, как они закончили разговор и Хью Манро поднялся, собираясь уходить, я набрала целый ворох очанки266 и дикого бадьяна267. В последний раз поклонившись мне и стукнув Джейми по спине, он проковылял к краю скалы и исчез так же быстро, как один из кроликов, на которых он незаконно охотился, мог бы юркнуть в свою нору. – Какие у тебя занимательные друзья, – заметила я. – О, да. Хью – славный малый. Я охотился с ним и еще кое с кем в прошлом году. Теперь, когда он официально признан нищим, он сам по себе, но его занятие вынуждает его ходить по приходам; он знает все, что происходит в пределах от Арды до Честхилла. – В том числе местонахождение Хоррокса? – догадалась я. Джейми кивнул. – Да. И он передаст от меня послание, чтобы изменить место встречи. – И очень ловко одурачить Дугала, – заметила я. – Если у него была хоть одна мысль потребовать за тебя выкуп через Хоррокса. Он кивнул, и уголок его рта искривила усмешка. – Да, как-то так.
***
Мы снова добрались до постоялого двора только ближе к ужину. Однако на этот раз большой вороной Дугала и пять его сотоварищей стояли в загоне постоялого двора и с удовольствием жевали сено. Сам Дугал был внутри и смывал кислым элем дорожную пыль с горла. Он кивнул мне и повернулся, чтобы поприветствовать племянника. Но вместо этого не произнес ни слова, а просто стоял и, склонив голову набок, насмешливо разглядывал Джейми. – Ах, вот оно что, – наконец сказал он удовлетворенным тоном человека, разгадавшего сложную головоломку. – Теперь я понял, кого ты мне напоминаешь, парень. Он повернулся ко мне. – Вы когда-нибудь видели самца оленя к концу гона, девушка? – доверительно спросил он. – Бедные животные не спят и не едят по несколько недель, потому что, отбиваясь от других самцов и удовлетворяя самок, не могут уделить этому время. К концу сезона от них остаются только кожа да кости. У них вваливаются глаза, и единственная часть тела, которая не дрожит от бессилия, это их… Конец фразы потонул в дружном хохоте, и Джейми потащил меня вверх по лестнице. К ужину мы не спустились.
***
Намного позже, уже засыпая, я почувствовала руку Джейми на своей талии и ощутила его теплое дыхание на своей шее. – Оно когда-нибудь пройдет? Желание обладать тобой? – его рука изменила положение, чтобы приласкать мою грудь. – Даже когда я только вышел из тебя, я хочу тебя так сильно, что у меня сдавливает грудь и ноют пальцы от желания снова к тебе прикоснуться. В темноте он обхватил ладонями мое лицо, большими пальцами поглаживая дуги бровей. – Когда я обнимаю тебя обеими руками и чувствую, что ты дрожишь, как сейчас, и ждешь, что я возьму тебя… Господи, я хочу доставлять тебе удовольствие до тех пор, пока ты не станешь вскрикивать подо мной и не откроешься мне. И когда с тобой я сам получаю удовольствие, мне кажется, что вместе с членом я отдаю тебе душу. Он перекатился на меня, и я раздвинула ноги, слегка вздрогнув, когда он в меня вошел. Он тихо рассмеялся. – Да, мне тоже немного больно. Хочешь, чтобы я остановился? В ответ я обхватила ногами его бедра и притянула ближе. – А ты остановишься? – спросила я. – Нет. Я не могу. Мы оба засмеялись и начали медленно раскачиваться, губами и пальцами исследуя в темноте. – Я понял, почему церковь называет это таинством, – мечтательно произнес Джейми. – Это? – удивленно спросила я. – Почему? – Или, по крайней мере святым, – ответил он.– Когда я в тебе, то чувствую себя Богом. Я так расхохоталась, что он едва не вышел из меня. Он остановился и схватил меня за плечи, чтобы удержать. – Что тут смешного? – Трудно представить Бога, занимающегося этим. Джейми возобновил свои движения. – Ну, если Бог создал человека по Своему образу и подобию, могу предположить, что у Него есть член, – он тоже начал смеяться, снова сбившись с ритма. – Хотя ты не очень похожа на Пресвятую Деву, Сассенах. Мы вздрагивали в объятиях друг друга, пока от смеха не расцепились и не откатились в разные стороны. Справившись со смехом, Джейми шлепнул меня по бедру. – Встань на колени, Сассенах. – Зачем? – Если ты не позволяешь мне относиться к этому одухотворенно, тебе придется смириться с моей низменной натурой. Я собираюсь стать зверем, – он прикусил меня за шею. – Хочешь, чтобы я был конем, медведем или собакой? – Ежом. – Ежом? И как же еж занимается любовью? – требовательно спросил он. Нет, подумала я. Не буду. Не стану этого делать. Но все-таки сделала. – Очень осторожно, – беспомощно хихикая, ответила я. «Итак, теперь мы точно знаем, насколько стара эта шутка», – подумала я. Джейми сжался в комок, задыхаясь от смеха. Наконец он разогнулся и встал на колени, нащупывая на столе коробочку с огнивом. Он засиял в темной комнате, словно огненный янтарь, когда фитиль разгорелся и свет за его спиной стал ярче. Глядя на меня с усмешкой, он плюхнулся обратно в изножье кровати, где я все еще сотрясалась на подушке от приступа смеха. Он провел тыльной стороной ладони по лицу и принял притворно-суровое выражение. – Ладно, женщина. Полагаю, настало время, когда мне придется проявить свою власть мужа. – О, вот как? – Да. Он кинулся вперед, ухватил меня за бедра и раздвинул их. Я пискнула и попыталась, извиваясь, отползти повыше. – Нет, не делай этого! – Почему? Он вытянулся во весь рост у меня между ногами и искоса смотрел на меня. И крепко удерживал мои бедра, предотвращая попытки их сдвинуть. – Ответь мне, Сассенах. Почему ты не хочешь, чтобы я так делал? Он потерся щекой о внутреннюю сторону бедра, беспощадная свежая щетина царапала нежную кожу. – Будь честной. Почему? Он оцарапал с другой стороны, заставив меня брыкаться и дико извиваться, чтобы вырваться, впрочем, безрезультатно. Я уткнулась лицом в подушку, которая казалась прохладной по сравнению с моей пылающей щекой. – Ну, если ты хочешь знать, – забормотала я, – не думаю… ну, боюсь, что не… я имею в виду запах… Мой голос растворился в неловком молчании. Между моих ног вдруг что-то шевельнулось – Джейми приподнялся. Он обнял меня за ягодицы, прижался щекой к бедру и смеялся до тех пор, пока по его щекам не потекли слезы. – Господи Иисусе, Сассенах, – наконец выговорил он, издав смешок, – разве ты не знаешь, что надо делать прежде всего, когда знакомишься с новой лошадью? – Нет, – отозвалась я, совершенно сбитая с толку. Он поднял руку, продемонстрировав мягкий пучок волос цвета корицы. – Несколько раз потереть подмышкой по носу животного, чтобы оно узнало твой запах, привыкло к нему и не нервничало из-за тебя. Он приподнялся на локтях, вглядываясь поверх пологой линии живота и груди. – Вот что ты должна была сделать со мной, Сассенах. Первым делом надо было потереть моим лицом у себя между ног. Тогда бы я не был норовистым. – Норовистым! Он опустил лицо и нарочно потерся им вперед и назад, пофыркивая и выдувая воздух, подражая обнюхивающей что-то лошади. Я извивалась и пинала его по ребрам с тем же результатом, как если бы пинала кирпичную стену. Наконец он снова распластал мои бедра и поднял голову. – А теперь, – сказал он тоном, не терпящим возражений, – лежи спокойно. Я чувствовала себя уязвимой, покорившейся и беспомощной – и словно готовой распасться на фрагменты. Дыхание Джейми то согревало, то охлаждало мою кожу. – Пожалуйста, – пробормотала я, не понимая, означает это «пожалуйста, остановись» или «пожалуйста, продолжай». Это не имело значения, останавливаться он и не собирался. Сознание распалось на множество мелких разрозненных ощущений: шероховатость льняной подушки, бугристой от вышитых на ней цветов, маслянистый смрад лампы, смешанный со слабым запахом ростбифа и эля и еще более слабыми нотками свежести от увядающих цветов в стакане, прохладная древесина стены возле моей левой ступни, крепкие руки на бедрах. Ощущения кружились и сливались за моими закрытыми веками в сияющее солнце, которое набухало и сокращалось и, наконец, с беззвучным хлопком взорвалось, оставив меня в теплой и пульсирующей темноте. Смутно, словно издалека, я услышала, как Джейми сел. – Ну, так уже лучше, – произнес голос, прерывисто дыша между словами. – Стоило приложить немного усилий, чтобы ты стала по-настоящему покорной, согласна? Кровать заскрипела от перемещаемого веса, и я почувствовала, как мои колени раздвигаются еще шире. – Надеюсь, ты не такая безжизненная, как кажешься, – сказал приблизившийся голос. С нечленораздельным звуком я выгнулась дугой, когда восхитительно чувствительные ткани были решительно разомкнуты под новым натиском. – Господи Иисусе, – выдохнула я. У меня над ухом раздался тихий смешок. – Я ведь только сказал, что чувствую себя Богом, Сассенах, – пробормотал он, – но никогда не говорил, что я сам Бог. А позже, когда восход солнца начал заглушать свет лампы, я пробудилась от дремоты и снова услышала бормотание Джейми: – Оно когда-нибудь пройдет, Клэр? Желание? Моя голова снова упала ему на плечо. – Не знаю, Джейми. Я правда не знаю.
===
257. Скай – остров в западной части Шотландии. 258. Базидия – у грибов из группы базидиомицетов обыкновенно булавовидно-утолщенные нити, на которых образуются споры. Представители базидиальных грибов могут быть как съедобными, так и ядовитыми. К первым относятся грузди, белые грибы, подберезовики. Ко вторым – бледная поганка, мухоморы. 259. 6,1 м. 260. В оригинале весеннего. 261. «Джек-фонарь» – один из самых узнаваемых атрибутов Хэллоуина. Представляет собой фонарь, традиционно вырезаемый из тыквы или репы, напоминающий голову с пугающим или забавным лицом – для этого в верхней части плода вырезается крышка, через которую удаляется мякоть, после чего вырезается гримаса. 262. Jack-in-the-box («Джек в коробочке», также по-русски «попрыгунчик») – детская игрушка. Внешне выглядит как коробка с ручкой, если покрутить которую, проигрывается мелодия. В какой-то момент у коробки неожиданно открывается крышка, и из неё выскакивает фигурка (обычно клоун или шут). Проигрываемая мелодия – часто «Pop Goes the Weasel», причём Джек выскакивает на том месте, где в песне должно звучать слово «pop». 263. Алжир – государство в Северной Африке в западной части Средиземноморского бассейна, крупнейшее по территории африканское государство. Во второй половине XVI века Алжир стал пашалыком (провинцией) Османской империи и номинально управлялся Османской империей до 1830 года. 264. Александрия – город в дельте Нила, главный морской порт и второй по величине город Египта. В 1517-1914 гг. Египет входил в состав Османской империи. 265. Салам – в мусульманских странах способ приветствовать кого-то, низко наклоняясь от талии и прижимая правую руку к верхней части лица. 266. Закрепившееся в ботанике русское название растения Euphrásia связано с применением этого растения в народной медицине – его использовали для лечения глазных болезней. 267. Ясенец – многолетнее корневищное травянистое растение до 90 см высотой. В прежнее время разные части растения, особенно кора корня, применялись в лечении различных болезней.
– Что сказал капитан Рэндалл? – спросила я. Дугал ехал с одной стороны, Джейми – с другой, и на узкой дороге едва хватало места для трех лошадей, скачущих рядом. Время от времени одному или обоим моим спутникам приходилось замедлять темп или пришпоривать лошадь, чтобы не запутаться в густых зарослях, грозивших отвоевать едва заметную тропу. Дугал глянул на меня, затем снова на дорогу, чтобы обвести коня вокруг большого камня. Злая усмешка медленно расползлась по его лицу. – Ему это не очень понравилось, – осмотрительно выразился он. – Но я не уверен, стоит ли мне повторять вам то, что именно он сказал, полагаю, даже у вашей терпимости к сквернословию есть границы, мистрис Фрейзер. Я пропустила мимо ушей язвительность, с которой он произнес мое новое имя, а заодно и скрытую издевку, хотя видела, как Джейми напрягся в седле. – Я… э-э… надеюсь, он не собирается предпринимать каких-нибудь мер по этому поводу? – поинтересовалась я. Вопреки заверениям Джейми, мне мерещились драгуны в ярко-красных мундирах, выскакивающие из кустов, безжалостно убивающие шотландцев и утаскивающие меня в логово Рэндалла на допрос. Меня не покидало неприятное предчувствие, что представления Рэндалла о допросе могут быть, мягко говоря, нестандартными. – Я так не думаю, – небрежно заметил Дугал. – Ему есть о чем беспокоиться, кроме какой-то заблудившейся девицы-сассенах, какой бы хорошенькой она ни была. Он приподнял бровь и отвесил полупоклон в мою сторону, как будто комплимент подразумевал извинение. – К тому же у него хватит здравого смысла не злить Колума, похищая его племянницу, – сказал он как бы между прочим. Племянница. Несмотря на теплую погоду, я почувствовала, как по спине пробежала легкая дрожь. Племянница вождя Маккензи. Не говоря уже о военачальнике клана Маккензи, который так беспечно ехал со мной рядом. А с другой стороны, теперь я, по-видимому, была связана с лордом Ловатом, вождем клана Фрейзер, и с настоятелем могущественного французского аббатства и бог знает со сколькими другими всевозможными Фрейзерами. Нет, вероятно, Джон Рэндалл не сочтет оправданным преследовать меня. И в этом, в конце концов, и заключался смысл этой нелепой договоренности. Я украдкой глянула на Джейми, который сейчас ехал впереди. Спина у него была прямая, как молодое ольховое деревце, а волосы блестели на солнце, словно шлем из начищенного металла. Дугал проследил за моим взглядом. – Могло быть и хуже, так ведь? – проронил он, насмешливо приподняв бровь.
***
Спустя две ночи мы разбили лагерь на полосе вересковой пустоши, рядом с одним из тех странных скалистых выступов гранита, изъеденных ледниками. Дорога заняла целый день, мы наспех перекусывали прямо в седлах, так что все обрадовались остановке ради горячего ужина. Поначалу я пыталась помочь с готовкой, но моя помощь была более-менее вежливо отвергнута молчаливым клансменом, чьи обязанности, похоже, в этом и заключались. Утром один из людей убил оленя, и из порции свежего мяса, приготовленного с репой, луком и чем-то еще, что удалось найти, получился вкусный ужин. Насытившиеся и довольные, мы все развалились вокруг костра, слушая предания и песни. Как ни странно, у маленького Мёртага, который так редко открывал рот, чтобы заговорить, оказался красивый чистый тенор. И хотя убедить его спеть было нелегко, результат того стоил. Я примостилась поближе к Джейми, стараясь найти местечко, чтобы сесть поудобнее на твердом граните. Лагерь мы разбили на краю каменного уступа, где широкий пласт красноватого гранита образовал для нас естественный очаг, а торчащие за ним нагромождения скал послужили укрытием для лошадей. Когда я поинтересовалась, почему бы нам не устроиться на ночлег с бо́льшим комфортом на пружинистой траве пустоши, Нед Гоуэн сообщил мне, что теперь мы находимся недалеко от южной границы земель Маккензи. А значит и недалеко от территории Грантов и Чисхолмов. – Разведчики Дугала говорят, что поблизости никого нет, – сказал он, стоя на большом валуне и вглядываясь в закат, – но никогда не знаешь наверняка. Осторожность не помешает, знаете ли. Когда Мёртаг решил, что с него хватит, Руперт стал рассказывать сказки. И хотя он не обладал изяществом слога Гуиллина, у него был неиссякаемый запас историй о фейри, призраках, таннасгах268 или злых духах и других обитателях Хайленда, вроде водяных лошадей269. Эти существа, как мне дали понять, населяли почти все водоемы, особенно часто встречаясь на бродах и переправах, хотя многие обитали в глубинах озер. – В общем, на восточной стороне озера Лох-Гарв есть одно местечко, – говорил он, обводя взглядом собравшихся, дабы убедиться, что все слушают, – которое никогда не замерзает. Вода там всегда темная, даже когда остальная часть озера промерзает до дна, оттого что там дымовая труба водяного коня. Водяной конь из Лох-Гарва, как и многие ему подобные, похитил молодую девушку, пришедшую к озеру за водой, и увез ее, чтобы та жила на глубине и стала его женой. Собственно говоря, горе любой девушке или любому мужчине, что встретил прекрасного коня у воды и вздумал на нем прокатиться, потому что всадник, раз его оседлавший, уже не мог спешиться; конь ступал в воду, превращался в рыбу и плыл к своему дому с незадачливым всадником, все еще цепляющимся за его спину. – Так вот, у водяного коня под водой и зубы рыбьи, – продолжал Руперт, вихляя рукой, как плывущая рыба, – и питается он улитками, водорослями, всем холодным да сырым. Кровь у него холодная, как вода, и огонь ему не нужен, но живая женщина, вы же понимаете, чуток теплее, чем он. Тут он подмигнул мне и бесстыдно ухмыльнулся, к удовольствию слушателей. – Меж тем жена водяного коня была грустна, холодна и голодна в своем новом доме под водой, не желая есть улиток и водоросли на ужин. И вот, водяной конь, будучи существом добросердечным, вышел на берег озера возле дома человека, известного всем как каменщик. И когда мужчина спустился к реке и увидел прекрасного золотого коня с серебряной уздечкой, сверкающего на солнце, он не удержался, схватил уздечку и вскочил на него. Само собой, водяной конь унес его прямо в воду и вниз, на глубину, к своему холодному, рыбьему дому. Там он сказал каменщику, что если тот хочет свободы, то должен построить хороший очаг, а заодно и трубу, чтобы жена водяного коня могла у огня погреть руки и поджарить рыбу. Я склонила голову на плечо Джейми, ощущая приятную сонливость и поглядывая на свое ложе, пусть то было всего лишь разостланное на граните одеяло. Внезапно я почувствовала, как напряглось его тело. Он положил руку мне на шею, предупреждая, чтобы я не двигалась. Я оглядела лагерь и не заметила ничего необычного, но уловила ауру напряженности, которая передавалась от человека к человеку, словно распространяемая по беспроводной связи. Глянув в сторону Руперта, я увидела, как он чуть заметно кивнул, перехватив взгляд Дугала, и невозмутимо продолжил рассказ. – Ну, каменщик, так как выбора у него особо не было, сделал, что ему велели. А водяной конь сдержал свое слово и вернул человека на берег прямо к его дому. Так что жена водяного коня согрелась и была счастлива и наедалась рыбой, которую жарила на ужин. Потому вода на восточной стороне Лох-Гарв никогда не замерзает: жар от трубы водяного коня растапливает лед. Руперт сидел на камне правым боком ко мне. Рассказывая, он наклонился якобы невзначай почесать ногу. Без малейшей задержки в движениях он схватил нож, лежавший на земле возле его ноги, и неторопливо переложил его на колени, где спрятал в складках килта. Я придвинулась ближе и привлекла к себе голову Джейми, будто бы в любовном порыве. – В чем дело? – шепнула я ему на ухо. Он прихватил меня зубами за мочку уха и прошептал в ответ: – Лошади неспокойны. Кто-то рядом. Один из мужчин встал и подошел к краю скалы, чтобы облегчиться. Вернувшись, он сел на другое место, рядом с кем-то из погонщиков. Поднялся еще один человек и заглянул в котелок, угостившись куском оленины. По всему лагерю началось едва уловимое передвижение и перемещение, а Руперт все продолжал говорить. Приглядевшись повнимательнее, пока Джейми крепко обнимал меня, я наконец поняла, что мужчины пересаживаются поближе к месту, где лежало их оружие. Все без исключения спали с дирками, но мечи, пистолеты и круглые, обтянутые кожей щиты, называемые тарчами, обычно оставляли небольшими аккуратными кучками на границе лагеря. Пара пистолетов Джейми лежала на земле рядом с мечом, всего в нескольких футах. Я видела, как отблески пламени пляшут на дамасском270 клинке. Его пистолеты были обычными «дагами»271 с роговой рукояткой, как и у большинства мужчин, зато и палаш, и клеймор272 представляли собой нечто особенное. Он с гордостью показал их мне на одной из стоянок, любовно поворачивая в руках поблескивающие лезвия. Клеймор был замотан в свернутое одеяло; я видела огромный Т-образный эфес273, рукоять с шероховатой, тщательно отшлифованной песком для боя поверхностью. Я как-то подняла его и чуть не уронила. По словам Джейми он весил около пятнадцати фунтов274. Если клеймор выглядел мрачным и смертельно опасным, то палаш был прекрасен. На две трети легче более крупного оружия, то была смертоносная, сверкающая штуковина с арабским узором, змеящимся по голубоватому стальному лезвию к спиральной корзинчатой гарде, покрытой красной и синей эмалью. Я видела, как Джейми играючи упражнялся с ним, сначала правой рукой с одним из воинов, а потом левой – с Дугалом. В тех обстоятельствах за ним было приятно наблюдать: быстрым, уверенным и грациозным, что особенно впечатляло при его росте. Но у меня пересохло во рту при мысли, что я увижу, как эти навыки применяются всерьез. Он наклонился ко мне, запечатлел чуть ниже челюсти нежный поцелуй и, воспользовавшись случаем, легонько развернул меня лицом к одной из беспорядочных каменных куч. – Думаю, скоро, – пробормотал он, усердно меня целуя. – Видишь небольшой просвет в скале? Я видела: промежуток не более трех футов высотой275, образованный двумя большими плитами, упавшими одна на другую. Он обхватил мое лицо ладонями и нежно потерся носом. – Когда я скажу, забирайся внутрь и оставайся там. Дирк у тебя? Он настоял, чтобы я взяла дирк, который он бросил мне в ту ночь на постоялом дворе, несмотря на мои заверения, что у меня нет ни опыта, ни желания им пользоваться. И в том, что касалось настойчивости, Дугал оказался прав: Джейми был упрям. В результате дирк переместился в один из глубоких карманов моего платья. После целого дня неприятного ощущения его тяжести у моего бедра, я почти перестала обращать на него внимание. Джейми игриво провел рукой по моей ноге, проверяя на месте ли он. После чего он поднял голову, словно кошка принюхивающаяся к ветру. Глянув вверх, я заметила, как он посмотрел на Мёртага, а затем на меня. Коротышка не подал никакого видимого знака, но встал и хорошенько потянулся. Когда он снова сел, то оказался на несколько футов ближе ко мне. Позади нас беспокойно заржала лошадь. И словно по сигналу, они с криками выскочили из-за скал. Не англичане, как я опасалась, и не бандиты. Горцы, визжащие, как банши276. Гранты, вероятно. Или Кэмпбеллы. На четвереньках я поползла к скалам. Я ударилась головой и ободрала колени, но сумела втиснуться в крохотную расщелину. С бешено колотящимся сердцем я нащупала в кармане дирк, при этом чуть не вонзив его в себя. Я не представляла, как обращаться с этим длинным, жутким ножом, но чувствовала себя спокойнее оттого, что он у меня был. В рукоять был вставлен лунный камень, и было приятно ощущать на ладони небольшую выпуклость: по крайней мере я знала, что в темноте ухватилась за нужный конец. Столкновение было настолько сумбурным, что сначала я не могла понять, что происходит. Небольшую поляну заполонили вопящие тела, мечущиеся из стороны в сторону, катающиеся по земле и бегающие взад-вперед. К счастью, мое укрытие находилось в стороне от основного сражения, так что пока мне ничего не угрожало. Оглядевшись, я увидела маленькую, скорчившуюся фигурку неподалеку, прижавшуюся в тени к скале. Я крепче сжала свой дирк, но тут же сообразила, что это Мёртаг. Так вот что означал взгляд Джейми. Мёртагу было поручено охранять меня. Самого Джейми нигде не было видно. Большая часть схватки происходила в скалах и полумраке возле повозок. Разумеется, именно это и было целью нападения: повозки и лошади. Судя по тому немногому, что мне удалось разглядеть в свете догорающего костра, напавшие оказались организованной бандой, хорошо вооруженной и неплохо откормленной. Если это были Гранты, то, возможно, они искали либо поживы, либо мести за скот, угнанный Рупертом и его дружками несколько дней назад. Наткнувшись на результаты этого импровизированного набега, Дугал был несколько недоволен – не самим фактом набега, а только тем, что скот замедлит наше продвижение. Однако ему удалось избавиться от него почти сразу, на небольшом рынке в одной из деревушек. Вскоре стало ясно, что нападавшие не слишком стремятся нанести ущерб нашему отряду, только добраться до лошадей и повозок. Одному или двум это удалось. Я пригнулась пониже, когда неоседланная лошадь с громко вопящим мужчиной, вцепившимся в ее гриву, перескочила через костер и исчезла в темноте пустоши. Еще двое или трое удирали на своих двоих, вцепившись в мешки с зерном Колума, их преследовали разъяренные Маккензи, выкрикивающие гэльские проклятия. Судя по звукам, набег подходил к концу. Но тут большая группа мужчин, пошатываясь, вышла в свет костра и действо возобновилось. Похоже, схватка была серьезной, это впечатление подтверждалось мельканием клинков и тем, что противники удовлетворенно кряхтели, а не вопили. Наконец я во всем разобралась. Джейми и Дугал находились в центре, сражаясь спина к спине. У каждого в левой руке был палаш, а в правой – дирк, и, насколько я могла судить, оба пользовались оружием довольно ловко. Их окружали четверо – или пятеро, я сбилась со счета в темноте, – вооруженные короткими мечами, хотя у одного из них на поясе висел палаш, и еще по крайней мере у двоих имелись неразряженные пистолеты. Должно быть, им нужен Дугал, или Джейми, или они оба. И предпочтительно живыми. Ради выкупа, решила я. Вот почему они преднамеренно использовали шпаги, которыми можно только ранить, а не более смертоносные палаши или пистолеты. Дугал и Джейми не испытывали подобной щепетильности и взялись за дело с довольно мрачной деловитостью. Спина к спине, они образовали замкнутый круг угрозы, каждый из них прикрывал уязвимое место другого. Когда Дугал с внушительной силой вскидывал руку с дирком, мне думалось, что «уязвимое», возможно, не совсем подходящее слово. Все это бурлящее, кряхтящее, чертыхающееся месиво, пошатываясь, приближалось ко мне. Я забилась как можно дальше, но расщелина была не глубже двух футов277. Краем глаза я уловила какое-то движение. Мёртаг решил принять более активное участие в событиях. Я никак не могла отвести полный ужаса взгляд от Джейми, но заметила, что маленький клансмен неторопливо вытащил свой еще не стрелявший пистолет. Он тщательно проверил спусковой механизм, вытер оружие о рукав, пристроил его на предплечье и стал ждать. И ждал. Меня трясло от страха за Джейми, который отбросил изысканность и неистово рубил направо и налево, отбиваясь от двух противников, теперь противостоящих ему с неподдельной жаждой крови. «Какого черта этот малый не стреляет?» – с яростью подумала я. И тут же поняла почему. И Джейми, и Дугал находились на линии огня. Казалось, я припоминала, что кремнёвым пистолетам иногда немного недоставало точности. Это предположение подтвердилось в следующую минуту, когда неожиданный выпад одного из противников Дугала зацепил его запястье. Лезвие вспороло предплечье по всей длине, и он завалился на одно колено. Почувствовав, что его дядя упал, Джейми отвел свой клинок и быстро отступил на два шага назад. Теперь он прижался спиной к скале, а Дугал скорчился сбоку под защитой своего единственного клинка. Нападающие в свою очередь приблизились к моему укрытию и пистолету Мёртага. Раздавшийся совсем рядом звук выстрела показался невероятно громким. Он застал нападавших врасплох, особенно того, которого подстрелили. Мужчина на мгновение застыл, растерянно покачал головой, а потом очень медленно осел, безвольно повалился на спину и покатился по пологому склону в тлеющие угли костра. Воспользовавшись неожиданностью, Джейми выбил меч из руки одного из нападавших. Дугал снова встал на ноги, и Джейми отодвинулся в сторону, освобождая ему место для пикировки. Один из атакующих оставил схватку и побежал вниз по склону, чтобы вытащить своего раненого товарища из горячего пепла. Тем не менее, оставались еще трое налетчиков, а Дугал был ранен. Мне было видно, как темные капли расцвечивали скалу, когда он размахивал палашом. Теперь они были достаточно близко, чтобы я могла видеть лицо Джейми, спокойное и сосредоточенное, охваченное упоением битвы. Вдруг Дугал что-то крикнул ему. Джейми на долю секунды отвел взгляд от лица противника и обернулся. Глянув назад как раз вовремя, чтобы избежать разящего удара, он отклонился в сторону и метнул палаш. Его противник с немалым удивлением уставился на торчащий из ноги клинок. В некотором замешательстве он коснулся лезвия, затем схватил его и потянул. По легкости, с которой тот вышел, я предположила, что рана неглубокая. Мужчина при этом казался слегка озадаченным и поднял глаза, как бы спрашивая о цели такого нетрадиционного поступка. Он вскрикнул, выронил меч и побежал, сильно прихрамывая. Напуганные шумом, двое других нападавших огляделись, развернулись и тоже бросились бежать, преследуемые Джейми, надвигающимся подобно снежной лавине. Ему удалось вытащить из свернутого одеяла огромный клеймор, и он размахивал им, описывая двумя руками смертоносную дугу. Его прикрывал Мёртаг, выкрикивая что-то крайне нелестное на гэльском и потрясая одновременно мечом и перезаряженным пистолетом. Дальше все завершилось довольно быстро, не прошло и четверти часа, как члены отряда Маккензи собрались и подсчитали нанесенный ущерб. Он оказался незначительным: украли двух лошадей и три мешка зерна, но погонщики, спавшие рядом с поклажей, не допустили дальнейшего грабежа повозок, в то время как стражники успешно отогнали несостоявшихся конокрадов. Наибольшей потерей, по-видимому, стал один из мужчин. Когда его хватились, я сначала подумала, что он, должно быть, ранен или убит в потасовке, но тщательные поиски в окрестностях не дали результатов. – Похитили, – мрачно заявил Дугал. – Проклятье, его выкуп будет стоить мне месячного дохода. – Могло быть и хуже, Дугал, – сказал Джейми, вытирая лицо рукавом. – Подумай, что сказал бы Колум, если бы забрали тебя! – Если бы они забрали тебя, парень, я бы оставил тебя им и ты мог бы сменить фамилию на Грант, – отпарировал Дугал, но настроение в отряде заметно улучшилось. Я вытащила на свет божий небольшой сундучок с медикаментами, которыми запаслась, и выстроила пострадавших по степени тяжести ранений. Меня порадовало, что ничего особо скверного не обнаружилось. Рана на руке Дугала, похоже, была самой тяжелой. У Неда Гоуэна горели глаза, он искрился жизненной энергией, и, по-видимому, был настолько опьянен боевым азартом, что едва обратил внимание на зуб, выбитый неудачно направленной рукояткой кинжала. Тем не менее, у него хватило хладнокровия, чтобы бережно придержать его под языком. – Просто на всякий случай, знаете ли, – объяснил он, выплюнув его на ладонь. Корень не был сломан, а лунка еще слегка кровоточила, поэтому я решила рискнуть и уверенно вставила зуб на место. Маленький человечек сильно побледнел, но не издал ни звука. Однако он с удовольствием для дезинфекции прополоскал рот виски и бережливо его проглотил. Я сразу же наложила на рану Дугала давящую повязку и обрадовалась, что к тому времени, когда ее сняла, кровотечение почти прекратилось. Рана была чистой, но глубокой. По краю зияющего разреза, который уходил в мышцу по крайней мере на дюйм, виднелась тонкая кромка желтой жировой ткани. Крупные сосуды, слава богу, рассечены не были, но зашивать придется. Единственной имеющейся в наличии иглой оказалась прочная штуковина, вроде тонкого шила, используемая погонщиками для починки упряжи. Я с сомнением посмотрела на нее, но Дугал просто вытянул руку и отвернулся. – Вообще кровь меня не смущает, – объяснил он, – но у меня нет желания видеть собственную. Пока я занималась делом, он сидел на камне, стиснув зубы так сильно, что челюстные мышцы подрагивали. Ночью похолодало, но на высоком лбу бисеринками выступил пот. В какой-то момент он вежливо попросил меня ненадолго остановиться и отвернулся в сторону, его аккуратно стошнило за камень, после чего он повернулся и снова положил руку на колено. По счастливой случайности хозяин одной таверны решил внести в качестве арендной платы за этот квартал небольшой бочонок виски, что пришлось весьма кстати. Я использовала его, чтобы продезинфицировать некоторые открытые раны, а затем позволила своим пациентам заниматься самолечением, как им вздумается. Закончив врачевание, я и сама приняла стаканчик. С удовольствием осушила его и счастливо опустилась на одеяло. Луна уже садилась, и меня била дрожь отчасти из-за перевозбуждения, отчасти из-за холода. И стало так приятно, когда Джейми лег рядом и крепко прижал меня вплотную к своему большому теплому телу. – Как ты думаешь, они вернутся? – спросила я, но он покачал головой. – Нет, это был Малкольм Грант и два его сына, старшему я проткнул ногу. Сейчас они уже должны быть дома, в своих постелях, – ответил он. Погладил мои волосы и добавил более мягким тоном: – Ты сегодня здорово потрудилась, девочка. Я был горд за тебя. Я перевернулась и обняла его за шею. – Но не так горд, как я. Ты был великолепен, Джейми. Я никогда не видела ничего подобного. Он пренебрежительно фыркнул, и все же мне показалось, что он доволен. – Всего лишь набег, Сассенах. Я в них участвую лет с четырнадцати. Понимаешь, это просто веселья ради, совсем другое дело, когда сталкиваешься с кем-то, кто по-настоящему хочет тебя убить. – Веселья ради, – еле слышно пробормотала я. – Да, определенно. Его объятия стали крепче, и одна из ласкающих рук спустилась ниже, начиная медленно задирать мою юбку. Очевидно, упоение от схватки перерастало в другой вид возбуждения. – Джейми! Не здесь! – запротестовала я, вывернувшись и одергивая юбку обратно. – Ты устала, Сассенах? – с беспокойством спросил он. – Не волнуйся, я быстро. Теперь уже обе руки взялись за дело, задирая плотную ткань спереди. – Нет! – отозвалась я, слишком хорошо помня о двадцати мужчинах, лежащих в нескольких футах отсюда. – Я не устала, просто… Я ахнула, когда его шарящая рука отыскала цель между моими ногами. – Господи, – тихо сказал он. – Она скользкая, как водоросли. – Джейми! Рядом с нами спят двадцать человек! – шепотом прокричала я. – Недолго они будут спать, если ты не замолчишь. Он навалился на меня, прижав к скале. Его колено втиснулось между моими бедрами и принялось плавно двигаться вперед-назад. Помимо моей воли ноги начали расслабляться. Двадцать семь лет благопристойности не смогли противостоять инстинкту в несколько сотен тысячелетий. И хотя мой разум мог возражать против того, чтобы мной овладели на голом камне рядом с несколькими спящими воинами, мое тело явно считало себя военным трофеем и жаждало завершить формальности капитуляции. Его поцелуи были долгими и крепкими, а его язык у меня во рту – нежным и неутомимым. – Джейми, – выдохнула я. Он отбросил килт в сторону и прижал к себе мою руку. – Матерь божья, – невольно вырвалось у меня под впечатлением. Моя благопристойность соскользнула вниз еще на одну ступеньку. – После драки член зверски поднимается. Ты ведь меня хочешь? – спросил он, чуть отстранившись, чтобы взглянуть на меня. Казалось бессмысленным это отрицать, учитывая все имеющиеся доказательства. Прижатый к моему обнаженному бедру, он был тверд, как латунный прут. – Э-э… да… но… Он крепко сжал мои плечи обеими руками. – Помолчи, Сассенах, – властно приказал он. – Это не займет много времени. Оно и не заняло. С первым же мощным толчком я дошла до высшей точки, в долгих мучительных спазмах. Я глубоко впилась пальцами в его спину и держалась, кусая ткань его рубашки, чтобы заглушить любые звуки. Менее чем через дюжину движений я почувствовала, как его яички сократились, плотно прижавшись к телу, и ощутила теплое излияние достигнутого им пика наслаждения. Он медленно опустился на бок и лежал, подрагивая. Кровь все еще гулко стучала у меня в ушах, вторя затихающей пульсации между ногами. Рука Джейми лежала на моей груди, обмякшая и тяжелая. Повернув голову, я увидела неясную фигуру часового, привалившегося к камню на противоположной стороне костра. Он тактично повернулся спиной. Осознание того, что я даже не смутилась, меня несколько потрясло. Я довольно смутно подумала, не будет ли мне неловко утром, а потом меня перестало это интересовать.
Утром все вели себя как обычно, разве что двигались чуть более скованно вследствие драки и сна на камнях. Все были в приподнятом настроении, даже те, кто получил легкие ранения. Общее настроение улучшилось еще больше после того, как Дугал объявил, что мы доедем только до рощицы, которая виднелась с края нашей скалистой платформы. Там мы могли напоить лошадей, дать им попастись и сами немного отдохнуть. Я гадала, не повлияет ли такое изменение плана на встречу Джейми с таинственным Хорроксом, но, казалось, это сообщение его ничуть не встревожило. День был пасмурным, но без мороси, а воздух теплым. Как только разбили новый лагерь, позаботились о лошадях и заново осмотрели всех раненых, каждый был предоставлен самому себе: мог спать на траве, охотиться или ловить рыбу, или просто размять ноги после нескольких дней в седле. Я сидела под деревом и разговаривала с Джейми и Недом Гоуэном, когда подошел один из воинов и бросил что-то на колени Джейми. Это был дирк с лунным камнем в рукояти. – Твой, парень? – спросил он. – Нашел его в скалах сегодня утром. – Должно быть, я выронила его в суматохе, – отозвалась я. – Тем лучше, я понятия не имею, что с ним делать. Я бы скорее воткнула его в себя, если бы попыталась им воспользоваться. Нед осуждающе посмотрел на Джейми поверх полуочков. – Ты отдал ей нож и не научил им пользоваться? – Учитывая обстоятельства, времени не было, – оправдывался Джейми. – Но Нед прав, Сассенах. Ты должна научиться обращаться с оружием. Никто не знает, что может случиться в дороге, в чем ты и убедилась прошлой ночью. Так что меня отвели на середину поляны и уроки начались. Заметив оживление, некоторые из Маккензи пришли посмотреть, в чем дело, и остались, чтобы давать советы. В два счета у меня появилось полдюжины наставников, каждый из которых спорил о тонкостях владения приемами. После долгой дружеской дискуссии все согласились, что Руперт, пожалуй, лучше всех владеет дирком, и он взялся меня обучать. Он нашел достаточно ровное место без камней и сосновых шишек, где можно было наглядно показать мастерство обращения с кинжалом. – Смотрите, милочка, – обратился он ко мне. Он удерживал сбалансированный кинжал на среднем пальце, примерно на дюйм ниже рукояти. – Точка равновесия, вот где вам следует держать его, чтобы он удобно ложился в вашу руку. Я попыталась сделать то же самое со своим кинжалом. Когда тот удобно расположился в руке, он показал мне отличие между ударом сверху и хитрым колющим ударом снизу. – Вообще-то, вам лучше бить снизу, верхний удар хорош только тогда, когда вы нападаете на кого-то с немалой силой и сверху. Он задумчиво оглядел меня и покачал головой. – Нет, для женщины вы высокая, но даже если удастся дотянуться до шеи, вам не хватит силы вонзить глубоко, разве что в сидящего. Лучше колоть исподтишка снизу. Он приподнял рубаху, обнажив солидное волосатое брюхо, уже заблестевшее от пота. – Вот здесь, – продолжил он, указывая на точку посередине, как раз под грудиной, – то место, куда нужно метить, когда бьешь лицом к лицу. Цельтесь прямо вверх и вовнутрь, как можно сильнее. Попадет прямо в сердце и убивает через минуту или две. Единственная трудность – не наткнуться на грудную кость: она длиннее, чем кажется, и если нож застрянет в мягком отростке на кончике, вашей жертве это в общем-то вряд ли навредит, но вы останетесь без ножа, и до вас доберутся. Мёртаг! У тебя спина тощая, иди сюда, и мы покажем девушке, как бить со спины. Развернув упирающегося Мёртага, он задрал грязную рубашку, продемонстрировав узловатый позвоночник и выступающие ребра. Он ткнул грубым указательным пальцем под нижнее ребро справа, заставив Мёртага взвизгнуть от неожиданности. – Вот нужное место на спине – с обеих сторон. Видите, тут ребра и тому подобное, и трудно попасть во что-нибудь жизненно важное, когда тычешь в спину. Если сможете всадить нож между ребрами, тогда – другое дело, но сделать это трудней, чем вы думаете. А здесь, под последним ребром, вы наносите удар около почки. Бейте прямо вверх и он повалится, как камень. После чего Руперт заставил меня пробовать наносить удары из разных точек и положений. Когда он выдохся, все мужчины по очереди стали играть роль жертвы, явно сочтя мои усилия забавными. Они послушно ложились на траву или поворачивались спиной, чтобы я могла напасть на них из засады, или набрасывались на меня сзади, или делали вид, что душат меня, чтобы я попыталась ударить их в живот. Зрители поощряли меня подбадривающими криками, а Руперт строго напутствовал не отступать в последнюю минуту. – Удар должен быть нешуточным, девушка, – заметил он. – Когда все всерьез, отступить вы не сможете. И если кто-нибудь из этих увальней не сумеет вовремя увернуться, он получит то, что заслужил. Сначала я действовала робко и крайне неуклюже, но Руперт оказался хорошим учителем, весьма терпеливо и основательно показывая движения снова и снова. Он с притворной похотливостью закатывал глаза, подходя ко мне сзади и обнимая за талию, но вполне деловито ухватил за запястье, чтобы показать, как резануть врага по глазам. Дугал сидел под деревом, оберегая раненую руку, и в процессе обучения отпускал язвительные комментарии. Однако именно он завел речь о чучеле. – Дайте ей что-нибудь, во что она сможет загнать свой дирк, – предложил он, когда я начала демонстрировать некоторую сноровку при выпадах и ударах. – В первый раз это неприятно удивляет. – Верно, – согласился Джейми. – Отдохни немного, Сассенах, пока я что-нибудь придумаю. Он направился к подводам вместе с двумя стражниками, и я видела, как они стояли, сблизив головы, жестикулируя и вытаскивая какие-то вещи со дна повозки. Совершенно выдохшаяся, я рухнула под дерево рядом с Дугалом. Он кивнул с едва заметной улыбкой на лице. Как и большинство мужчин, он не трудился бриться в дороге, и густорастущая темно-каштановая бородка обрамляла его рот, подчеркивая полную нижнюю губу. – Ну и как оно? – спросил он, подразумевая не мое умение обращаться с малокалиберным оружием. – Неплохо, – осторожно ответила я, тоже не холодное оружие имея в виду. Взгляд Дугала переметнулся на Джейми, который был чем-то занят у повозок. – Брак, кажется, устраивает парня, – заметил он. – Весьма благоприятно для него – учитывая обстоятельства, – довольно неприветливо согласилась я. Его губы изогнулись в ответ на мой тон. – И для вас, девушка, тоже. Хорошая сделка для всех, мне кажется. – Особенно для вас и вашего брата. И, кстати, о нем: что, по-вашему, скажет Колум, когда узнает об этом? Улыбка стала еще шире. – Колум? Ну, что ж… Думаю, он будет только рад принять в семью такую племянницу. Чучело было готово, и я вернулась к тренировкам. Им оказался большой мешок с шерстью, размером примерно с туловище человека, обернутый куском дубленой бычьей шкуры и стянутый веревкой. На нем я должна была упражняться в нанесении ударов: сначала его привязали к дереву на высоте человеческого роста, а после его бросали или крутили возле меня. Однако Джейми не упомянул, что между мешковиной с шерстью и шкурой они вставили несколько плоских деревяшек – чтобы напоминали кости, как он пояснил позже. Первые несколько ударов обошлись без осложнений, хотя мне потребовалась не одна попытка, чтобы пробить бычью шкуру. Она оказалась прочнее, чем представлялось. Как и кожа на животе у человека, так мне сказали. При очередной попытке я попробовала нанести прямой удар сверху и попала в одну из деревяшек. На мгновение мне показалось, что у меня вдруг отвалилась рука. Отдача от удара прокатилась до самого плеча, и дирк выпал из моих ослабевших пальцев. Все ниже локтя онемело, но зловещее покалывание подсказывало мне, что это ненадолго. – Иисус твою Рузвельт Христос, – пробормотала я. Я стояла, схватившись за локоть и внимая общему веселью. Наконец Джейми взял меня за плечо и помассировал руку, возвращая ей чувствительность: надавливал на сухожилие с тыльной стороны локтя, а большим пальцем впивался в ямку у основания запястья. – Ну хорошо, – процедила я сквозь зубы, осторожно сгибая покалывающую правую руку. – Что делать, когда натыкаешься на кость и роняешь нож? Есть в этом случае обычный порядок действий? – О да, – ухмыльнулся Руперт. – Вытащи пистолет левой рукой и пристрели ублюдка. Его слова вызвали новый взрыв хохота, который я проигнорировала. – Ну хорошо, – сказала я почти спокойно. Я показала на длинный пистолет с похожей на коготь рукояткой, который висел у Джейми возле левого бедра. – Значит, ты покажешь мне, как заряжать и стрелять из него? – Нет, не покажу, – он был непреклонен. Из-за этого я слегка ощетинилась. – Почему нет? – Потому что ты женщина, Сассенах. Я почувствовала, как при этих словах мое лицо вспыхнуло. – Вот как? – язвительно выговорила я. – Ты считаешь, что женщины недостаточно сообразительны, чтобы понять, как действует пистолет? Он невозмутимо смотрел на меня, чуть скривив рот, пока взвешивал возможные ответы. – Хотелось бы дать тебе попробовать, – наконец произнес он. – Это послужило бы тебе уроком. Руперт раздражено прищелкнул языком, глядя на нас обоих. – Не дури, Джейми. Что касается вас, девушка, – обратился он ко мне, – дело не в том, что женщины глупы, хотя, конечно, некоторые из них действительно такие; дело в том, что они маленькие. – А? – на мгновение я тупо уставилась на него. Джейми фыркнул и вытащил пистолет из петли. При ближайшем рассмотрении он оказался огромным – целых восемнадцать дюймов278 посеребренного оружия от замка279 до дула. – Смотри, – сказал он, держа его передо мной. – Ты придерживаешь его здесь, пристраиваешь на предплечье и смотришь сюда. А когда ты нажимаешь на курок, он пинается, как мул. Я почти на фут выше тебя, на четыре стоуна тяжелее, и я знаю, что делаю. Когда я из него стреляю, у меня остается жуткий синяк, тебя он может опрокинуть на спину, если не угодит в лицо. Он покрутил пистолет и сунул его обратно в петлю. – Я бы дал тебе самой попробовать, – продолжил он, приподняв одну бровь, – но мне больше нравится, когда у тебя все зубы целы. У тебя приятная улыбка, Сассенах, пусть ты и немного вспыльчивая. Несколько пристыженная этим инцидентом, я без возражений согласилась с мнением мужчин, что даже легкая шпага слишком тяжела для меня, чтобы успешно с ней управляться. Крошечный скин-ду – чулочный кинжал – посчитали для меня более подходящим, таким меня и снабдили: зловещим на вид, острым как игла, куском черного металла длиной почти в три дюйма280, с короткой рукояткой. Под скептическими взглядами мужчин я практиковалась выхватывать его из потаенного места снова и снова до тех пор, пока у меня не получилось одним плавным движением приподнять юбку, выхватить нож из укрытия, принять соответствующую позу, в конечном итоге держа нож незаметно, и быть готовой перерезать горло противнику. В итоге было решено, что для новичка я довольно овладела кинжалом, и мне позволили усесться за ужин под общие поздравления – за одним исключением. Мёртаг с сомнением покачал головой. – Я по-прежнему считаю, что единственное подходящее оружие для женщины – яд. – Возможно, – отозвался Дугал, – но оно имеет свои недостатки в схватке лицом к лицу.
===
268. Привидение, призрак, дух (гэльск.). 269. Водяная лошадь – мифическое существо, характерное для мифологий Северной Европы: кабилл-ушти, агиски, эх-ушкье, шупилти, ноггл, глаштин, танги и, конечно, келпи. Нрав у каждой лошадки свой, но объединяет их одно – привычка заманивать людей и прыгать вместе с седоками в воду. 270. Дамасская сталь (или просто дамаск) – вид стали с видимыми неоднородностями на стальной поверхности, чаще всего в виде узоров, получаемых различными способами. 271. Пистолет-«даг» был гораздо удобнее длинного кремнёвого мушкета того времени, который был слишком большим и громоздким для сражения. Это оружие имело колесцовый замок и было снабжено прикладом практически полукруглой формы. Ранняя аркебуза, называвшаяся по-английски «hagbutt» или «haque», имела уменьшенный вариант, известный под названием «полухаг». Можно предположить, что этот «полухаг» был еще более уменьшен в размерах и превратился в пистолет-«даг». 272. Клеймор – особый тип двуручного (реже – одноручного) меча, использовавшийся в Шотландии в XV–XVII веках. Название происходит от гэльск. claidheamh mòr – «большой меч». 273. Эфес – часть клинкового холодного оружия, за которую держат оружие рукой. Состоит из гарды и рукояти с навершием. 274. Около 7 кг. 275. Около 90 см. 276. Банши (от ирл. bean sídhe [bʲæn ˈʃiː] – женщина из Ши) – в ирландском фольклоре и у жителей горной Шотландии, особая разновидность фей, опекающих старинные роды. Принимает различные облики: от уродливой старухи до бледной красавицы. Обычно такая фея ходит, крадучись среди деревьев, либо летает. Издаёт пронзительные вопли, в которых будто сливаются крики диких гусей, рыдания ребёнка и волчий вой, оплакивая смерть кого-либо из членов рода. 277. Около 60 см. 278. Почти 46 см. 279. Ударно-кремнёвый замок (кремнёво-ударный, кремнёвый) – устройство для воспламенения порохового заряда в огнестрельном оружии. Сноп искр для воспламенения порохового заряда получается путём однократного удара кремня по кресалу. Оружие, в котором используется замок такого типа, также называется кремнёвым. 280. Почти 8 см.
Следующим вечером мы разбили лагерь на берегу озера Лох-Несс. Мной овладело странное чувство, когда я вновь увидела это место: так незначительно оно изменилось. Или, точнее сказать, изменится. Лиственницы и ольшаник были более насыщенного зеленого цвета, но ведь сейчас – середина лета, а не поздняя весна. Нежно-розовые и белые цветки боярышника и фиалок сменились теплыми золотистыми и желтыми цветами дрока и ракитника. Небо над головой было глубокого синего цвета, но поверхность озера осталась такой же: ровная, иссиня-черная, что улавливала отражения берегов и удерживала их словно в ловушке, приглушая оттенки под дымчатым зеркалом. Вдалеке на озере даже виднелись несколько парусных лодок. Хотя когда одна из них подплыла ближе, я увидела, что это коракл282, напоминающий половинку скорлупы грубый каркас, обтянутый выдубленной кожей, а не обтекаемая деревянная лодка, к которым я привыкла. Здесь стоял тот же резкий запах, что пронизывает все водные потоки: острая смесь терпкой зелени и гниющих листьев, пресной воды, дохлой рыбы и нагретого ила. Но в первую очередь в этом месте все так же ощущалась затаившаяся неизвестность. Казалось, люди, как и лошади, чувствовали это, и атмосфера в лагере была подавленной. Отыскав удобное место для нашей с Джейми постели, я спустилась к кромке озера, чтобы вымыть лицо и руки перед ужином. Берег круто уходил вниз, обрываясь у нагромождения больших каменных плит, образующих нечто вроде пристани неправильной формы. На берегу, за пределами видимости и слышимости лагеря, было очень умиротворенно, и я присела под деревом, чтобы насладиться недолгим уединением. После моего скоропалительного брака с Джейми за мной перестали следить ежеминутно, что уже было значительным достижением. Я лениво обрывала кисточки крылатых семян с низко свисающей ветки и бросала их в озеро, когда заметила, что мелкие волны, бьющие о скалы, сделались крупнее, словно подгоняемые встречным ветром. Огромная плоская голова показалась над поверхностью менее чем в десяти футах283 от меня. Я видела, как вода струится с килевидных чешуек, которые гребнем спускались по изогнутой шее. Вода взволновалась на довольно значительном расстоянии, и я мельком улавливала кое-где темное и массивное движение под поверхностью озера, хотя сама голова оставалась относительно неподвижной. Я и сама стояла совершенно неподвижно. Как ни странно, на самом деле мне не было страшно. Я чувствовала какое-то смутное родство с ним, существом, более далеким от своего времени, чем я, с плоскими глазами, старыми, как древние моря эоцена284, глазами, помутневшими в мрачных глубинах его усохшего прибежища. И возникло ощущение чего-то знакомого, смешавшегося с его невозможностью. Блестящая кожа была гладкой, темно-синей, с яркими полосами зеленого, сверкающими ослепительными переливами под челюстью. А странные, лишенные зрачков глаза отливали темным и сияющим янтарем. Невероятно красиво. И настолько не похоже на маленькую, цвета грязи копию, которая, помнится, украшала диораму285 на пятом этаже Британского музея. Но форму нельзя было ни с чем спутать. Краски живых созданий начинают меркнуть с последним вздохом, а мягкая, упругая кожа и гибкие мышцы разлагаются за несколько недель. Но кости порой сохраняются: достоверные отголоски формы, что доносят до нас хоть какое-то последнее слабое подтверждение былого великолепия. Закрытые клапанами ноздри внезапно раскрылись с ошеломительным свистящим выдохом; на мгновение движение застыло, и существо снова погрузилось под воду, только бурлящие мутные воды свидетельствовали о его передвижении. При его появлении я поднялась на ноги. И, должно быть, неосознанно придвинулась ближе, чтобы посмотреть, поскольку обнаружила, что стою на одной из каменных плит, уходящих в воду, и наблюдаю, как угасающие волны сливаются с гладью озера. Я постояла там немного, вглядываясь в бездонное озеро. «Прощай!», – сказала я наконец опустевшему водоему. Встряхнулась и повернула обратно к берегу. На вершине спуска стоял мужчина. Сначала я испугалась, но потом узнала в нем одного из погонщиков нашего отряда. Я вспомнила, что его зовут Питер, а ведро в руке объясняло его присутствие. Я собиралась спросить его, видел ли он чудовище, но выражение его лица, когда я подошла ближе, послужило более чем достаточным ответом. Лицо у него было белее маргариток у его ног, а крошечные капельки пота стекали в бороду. Белки его глаз выкатились, как у испуганной лошади, а рука дрожала так, что ведро колотилось по ноге. – Все в порядке, – сказала я, поднимаясь к нему. – Оно ушло. Вместо того чтобы его успокоить, эти слова стали поводом для очередной паники. Он выронил ведро, упал передо мной на колени и перекрестился. – По… помилуйте, леди, – заикаясь, пробормотал он. К моему величайшему смущению, после этого он повалился ничком и вцепился в подол моего платья. – Не будьте смешным, – довольно резко произнесла я. – Вставайте. Я легонько подтолкнула его носком башмака, но он только вздрогнул и продолжал прижиматься к земле, как расплющенный древесный гриб. – Вставайте, – повторила я. – Глупый вы человек, это всего лишь… Я запнулась, пытаясь собраться с мыслями. От того, что я скажу его латинское название, вряд ли будет польза. – Это всего лишь маленькое чудовище, – произнесла я наконец и, схватив его за руку, рывком подняла на ноги. Мне пришлось наполнить ведро, так как он – небезосновательно – больше не подходил к кромке воды. Он последовал за мной обратно в лагерь, держась на почтительном расстоянии, и сразу же удрал, чтобы заботиться о своих мулах, на ходу бросая на меня через плечо опасливые взгляды. Поскольку он, казалось, не был расположен упоминать об этом существе кому-либо еще, я подумала, что, возможно, мне тоже следует помалкивать. И если Дугал, Джейми и Нед были образованными людьми, то остальные – в основном неграмотными горцами из отдаленных гор и долин земель Маккензи. Будучи отважными бойцами и бесстрашными воинами, они были такими же суеверными, как и любые примитивные племена в Африке или на Ближнем Востоке. Так что я спокойно поужинала и отправилась спать, постоянно ощущая на себе настороженный пристальный взгляд погонщика Питера.
===
281. Одно из прозвищ Лох-Несского чудовища или Несси. 282. Коракл – небольшая, легкая рыбачья лодка с веслом округлой формы, сплетенная из ивняка и обтянутая водонепроницаемым материалом. В основном используется в Ирландии и Уэльсе. 283. Около 3 м. 284. Эоцен (др.-греч. ἠώς – «рассвет» + καινός – «новый») – вторая геологическая эпоха палеогенового периода. Начался 56,0 и закончился 33,9 млн лет назад. Продолжался, таким образом, около 22 млн лет. Название «эоцен» предложил шотландский геолог Чарльз Лайель в 1833 году. 285. Диорама – лентообразная, изогнутая полукругом живописная картина с передним предметным планом (сооружения, реальные и бутафорские предметы).
Дата: Понедельник, 02.05.2022, 22:24 | Сообщение # 35
Виконт
Сообщений: 409
Глава 20. Укромные поляны
Через два дня после набега мы снова повернули на север. Мы приближались к месту встречи с Хорроксом, и Джейми время от времени казался рассеянным, возможно, размышляя о том, какое значение могут иметь сведения английского дезертира. Я больше не видела Хью Манро, но прошлой ночью проснулась в темноте и обнаружила, что Джейми нет возле меня на одеяле. Я старалась бодрствовать, ожидая его возвращения, но уснула, когда луна начала садиться. Утром он крепко спал рядом со мной, а на моем одеяле лежал небольшой сверток, упакованный в лист тонкой бумаги и скрепленный хвостовым пером дятла, воткнутым в листок. Аккуратно развернув его, я увидела большой кусок необработанного янтаря. Одна сторона куска была сглажена и отполирована, и сквозь это окошко виднелись хрупкие темные очертания крошечной стрекозы, зависшей в вечном полете. Я разгладила упаковку. На грязной белой поверхности было нацарапано послание, выведенное мелкими и необыкновенно изящными буквами. – Что тут написано? – спросила я у Джейми, поглядывая украдкой на непонятные буквы и знаки. – Кажется, это по-гэльски. Он приподнялся на локте и покосился на бумагу. – Это не гэльский. Латынь. Манро когда-то был школьным учителем, пока его не захватили турки. Это отрывок из Катулла, – сообщил он. …da mi basia mille, diende centum, dein mille altera, dein secunda centum… У него слегка порозовели мочки ушей, пока он переводил: …Сто раз целуй меня, и тысячу, и снова Ещё до тысячи, опять до ста другого, До новой тысячи, до новых сот опять…286 – Да, это чуть повыше классом, чем обычное печенье с предсказанием287, – развеселившись, заметила я. – Что? – Джейми выглядел озадаченным. – Неважно, – поспешно ответила я. – Манро отыскал для тебя Хоррокса? – О, да. Все улажено. Я встречусь с ним в местечке, которое знаю в горах, в миле или двух288 от Лаг-Круима. Через четыре дня, если за это время ничего не случится. Упоминание о том, что что-то может случиться, заставило меня слегка заволноваться. – Ты думаешь, это безопасно? Я имею в виду, доверяешь ли ты Хорроксу? Он уселся, стирая остатки сна с глаз и моргая. – Английскому дезертиру? Боже, нет. Я думаю, что ему продать меня Рэндаллу – раз плюнуть, вот только он не может сам запросто явиться к англичанам. Дезертиров они вешают. Нет, я ему не доверяю. Потому и отправился с Дугалом в эту поездку, вместо того чтобы разыскивать Хоррокса в одиночку. Если этот тип что-то замышляет, то по крайней мере у меня будет компания. – А-а. Я не была уверена, что присутствие Дугала было настолько обнадеживающим, учитывая явственное положение дел между Джейми и его двумя интриганами-дядями. – Ну, если ты так считаешь, – с сомнением сказала я. – Хотя бы надеюсь, Дугал не воспользуется случаем, чтобы пристрелить тебя. – Он уже подстрелил меня, – жизнерадостно ответил Джейми, застегивая рубашку. – Тебе ли не знать, ты перевязывала рану. Я выронила гребень, которым причесывалась. – Дугал! Я думала, англичане тебя подстрелили! – Ну, англичане в меня стреляли, – поправил он. – Не стану утверждать, что именно Дугал выстрелил в меня, на самом деле, скорее всего, это был Руперт, он лучший стрелок среди людей Дугала. Нет, когда мы удирали от англичан, я сообразил, что мы поблизости от границы земель Фрейзеров, и решил воспользоваться случаем. Так что я пришпорил лошадь и срезал влево, обойдя Дугала и остальных. Стреляли много, не переставая, между прочим, но попавшая в меня пуля прилетела сзади. Тогда у меня за спиной остались Дугал, Руперт и Мёртаг. А все англичане были впереди – кстати, когда я свалился с лошади, то скатился вниз с холма и чуть не угодил им под ноги. Он наклонился над ведром с водой, которую я принесла, и плескал холодными пригоршнями себе на лицо. Тряхнул головой, чтобы прояснить глаза, а затем заморгал, широко улыбаясь; блестящие капли облепили его густые ресницы и брови. – Если на то пошло, Дугалу пришлось отчаянно сражаться, чтобы отбить меня. Я лежал на земле ни на что не способный, а он стоял надо мной и одной рукой тянул меня за ремень, пытаясь поднять, а другой, с мечом, сойдясь врукопашную с драгуном, решившим, что у него есть верное средство от моих страданий. Дугал убил того парня, а меня взвалил на своего коня, – он покачал головой. – Тогда для меня все было как в тумане, я мог думать только о том, как тяжело, должно быть, на лошади пытаться взобраться по такому холму с четырьмя сотнями фунтов289 на ее спине. Я села поудобнее, несколько ошеломленная. – Но… если бы он захотел, Дугал мог бы убить тебя тогда. Джейми покачал головой, вытаскивая опасную бритву, которую он позаимствовал у Дугала. Он немного подвинул ведро, чтобы поверхность давала зеркальное отражение, и, скривив лицо в мучительной гримасе, которая появляется у всех бреющихся мужчин, принялся скоблить щеки. – Нет, только не на людях. К тому же, Дугал и Колум не обязательно желают моей смерти – особенно Дугал. – Но… У меня снова начала кружиться голова, что, похоже, случалось всякий раз, когда я сталкивалась со сложностями шотландских семейных взаимоотношений. Слова Джейми звучали немного приглушенно, когда он выпятил подбородок, запрокинув голову, чтобы дотянуться до короткой щетины под челюстью. – Это Лаллиброх, – пояснил он, нащупывая свободной рукой случайные волоски. – Помимо того, что это богатый кусок земли, поместье расположено у начала горного прохода, понимаешь? Единственный удобный проход в Шотландском нагорье на десять миль290 в обе стороны. Начнись еще одно восстание291, это был бы ценный участок для контроля над округой. А если бы я умер до женитьбы, скорее всего, владения вернулись бы к Фрейзерам. Он усмехнулся, поглаживая шею. – Нет, я – серьезная проблема для братьев Маккензи. С одной стороны, так как я представляю угрозу для главенства юного Хэмиша в клане, они хотят, чтобы я благополучно умер. С другой, если я на это не претендую, они хотят, если дело дойдет до войны, чтобы я – и моя собственность – были точно на их стороне, а не с Фрейзерами. Вот почему они охотно помогают мне с Хорроксом, понимаешь? Пока я вне закона, то не могу свободно распоряжаться Лаллиброхом, хотя земля все же принадлежит мне. Я сворачивала одеяла, в недоумении покачивая головой из-за запутанных – и опасных – обстоятельств, через которые Джейми, казалось, проходил с такой беспечностью. И вдруг меня осенило, что теперь в это вовлечен не только Джейми. Я подняла глаза. – Ты сказал, что, если бы умер до женитьбы, владение вернулось бы к Фрейзерам, – сказала я. – Но теперь ты женат. Так кто… – Верно, – подтвердил он, кивая мне с кривоватой усмешкой. Утреннее солнце разжигало в его волосах пламя золота и меди. – Если меня убьют сейчас, Сассенах, Лаллиброх – твой.
***
Как только туман рассеялся, наступило прекрасное солнечное утро. В вереске суетились птицы, а дорога здесь, для разнообразия, была широкой и мягко пылилась под копытами лошадей. Когда мы поднялись на вершину небольшого холма, Джейми поравнялся со мной. Он кивнул направо: – Видишь ту маленькую поляну внизу? – Да. То был небольшой зеленый лоскуток из сосен, дубов и осин, расположенный чуть в стороне от дороги. – Там, под деревьями, есть родник с озерцом и мягкая травка. Очень милое местечко. Я посмотрела на него насмешливо. – Немного рановато для обеда, не находишь? – Я не совсем это имел в виду. Джейми, как я случайно заметила несколько дней назад, так и не овладел искусством подмигивать одним глазом. Вместо этого он важно хлопал глазами, как большая рыжая сова. – А что же ты на самом деле имел в виду? – поинтересовалась я. Мой подозрительный взгляд встретился с невинным, детским взором голубых глаз. – Мне просто интересно, как ты будешь выглядеть… на траве… под деревьями… у воды… с задранными до ушей юбками. – Э-э… – выдавила я. – Я скажу Дугалу, что мы принесем воды. Он умчался вперед, вернувшись через минуту с бутылями для воды с других лошадей. Я слышала, как Руперт что-то кричал нам вслед по-гэльски, когда мы спускались с холма, но слов разобрать не смогла. Я добралась до поляны первой. Соскользнув вниз, я растянулась на траве и закрыла глаза из-за яркого солнца. Минутой позже Джейми натянул поводья рядом со мной и спрыгнул с седла. Он шлепнул лошадь и отправил ее, со свободно болтающимися поводьями, пастись вместе с моей, после чего рухнул на колени в траву. Я протянула руку и привлекла его к себе. Был теплый день, благоухающий травяными и цветочными ароматами. И от самого Джейми исходил запах только что сорванной травинки, острый и сладкий. – Нам надо поспешить, – сказала я. – Они будут гадать, почему мы так долго набираем воду. – Гадать они не будут, – ответил он, с привычной легкостью распуская мою шнуровку. – Они знают. – Что ты хочешь сказать? – Разве ты не слышала, что кричал Руперт, когда мы уезжали? – Я его слышала, но не разобрала, что он сказал. Мой гэльский улучшился настолько, что я уже понимала большинство часто используемых слов, но разговорная речь была мне все еще недоступна. – Хорошо. Это не годится для твоих ушей. Высвободив мои груди, он зарылся в них лицом, нежно посасывая и покусывая до тех пор, пока я уже не могла терпеть больше и скользнула под него, подобрав мешающиеся юбки. Испытывая абсурдную неловкость после того яростного и примитивного соития на камнях, я стыдилась позволить ему заниматься со мной любовью возле лагеря, а леса были чересчур густыми, чтобы безопасно отходить далеко от стоянки. Мы оба чувствовали легкое и приятное напряжение от воздержания, и теперь, благополучно удалившись от любопытных глаз и ушей, соединялись с пылом, из-за которого мои губы и пальцы покалывало от притока крови. Мы оба приближались к завершению, когда Джейми внезапно замер. Открыв глаза, я увидела его лицо, темное на фоне солнца, с совершенно неописуемым выражением. К его голове прижималось нечто черное. Наконец мои глаза привыкли к яркому свету, и я разглядела, что это – ствол мушкета. – Вставай, ты, похотливый ублюдок! Ствол резко дернулся, задев висок Джейми. Очень медленно он встал на ноги. Капля крови проступила из ссадины, темная по сравнению с бледным лицом. Их было двое: дезертиры-красномундирники, судя по неопрятным лохмотьям военной формы. Оба были вооружены мушкетами и пистолетами и выглядели крайне довольными тем, что судьба преподнесла им в руки. Джейми стоял с поднятыми руками, ствол мушкета упирался ему в грудь; лицо – демонстративно-непроницаемое. – Ты бы дал ему кончить, Гарри, – сказал один из мужчин с типичным произношением лондонского кокни292. Он широко оскалился, демонстрируя примечательно гнилые зубы. – Прерываться на середине, вроде как вредно для мужского здоровья. Его приятель ткнул Джейми мушкетом в грудь. – Его здоровье – не моя забота. А скоро и его оно беспокоить не будет. Я не прочь отведать кусочек вот этого, – он вскользь кивнул в мою сторону, – и не хочу быть вторым хоть после кого, а тем более после шотландского выродка, вроде него. Гнилозубый захохотал. – Я, черт возьми, не настолько разборчив. Так что прикончи его и приступай. Гарри, невысокий, тучный мужчина с косоглазием, с минуту раздумывал, оценивающе меня разглядывая. Я все еще сидела на земле, подобрав колени и плотно прижав юбки к лодыжкам. Я предприняла попытку стянуть корсаж, но многое по-прежнему оставалось на виду. Наконец коротышка рассмеялся и поманил своего спутника: – Нет, пусть смотрит. Иди сюда, Арнольд, и наставь на него свой мушкет. Арнольд повиновался, все еще широко ухмыляясь. Подготавливаясь, Гарри положил мушкет на землю и рядом бросил ремень с пистолетом. Прижимая юбки, я почувствовала в правом кармане какой-то твердый предмет. Кинжал, который дал мне Джейми. Смогу ли я пересилить себя и воспользоваться им? Да, решила я, глядя на прыщавую, ухмыляющуюся физиономию Гарри, безусловно смогу. Однако мне придется ждать до последнего, и я сомневалась, сможет ли Джейми так долго сохранять самообладание. Я видела, что на его лице отчетливо читалось желание убить; скоро соображений о последствиях будет уже недостаточно, чтобы его сдерживать. Я не осмелилась демонстрировать на своем лице слишком много, но сощурила глаза и сверлила его взглядом, так усердно как могла, требуя, чтобы он не двигался. На его шее вздулись жилы, а лицо потемнело от прилива крови, но я уловила едва заметный кивок, подтвердивший, что мой посыл понят. Когда Гарри прижал меня к земле и попытался задрать мои юбки, я сопротивлялась, но больше для того, чтобы ухватиться ладонью за рукоять кинжала, чем по-настоящему дать отпор. Он сильно ударил меня по лицу, заставляя не двигаться. Щека у меня запылала, а глаза наполнились слезами, но теперь кинжал был у меня в руке, скрытый под складками юбки. Тяжело дыша, я откинулась на спину. Сосредоточилась на своей цели, стараясь выбросить из головы все остальное. Ударить придется в спину, он прижимался слишком тесно, чтобы попытаться достать до горла. Теперь грязные пальцы впились в мои бедра, раздвигая их. Мысленно я представляла, как тупой палец Руперта тычет в ребра Мёртага, и слышала его голос: «Вот тут, девушка, под нижними ребрами, ближе к позвоночнику. Бейте сильнее, вверх, в почку, и он повалится, как камень». Нужный момент почти наступил; зловонное дыхание Гарри обдавало мое лицо отвратительным теплом, пока он шарил между моими обнаженными ногами, сосредоточенный на своей цели. – Смотри внимательно, сопляк, и увидишь, как это делается, – выдохнул он, – я заставлю твою шлюху стонать и просить еще, прежде… Я обхватила его левой рукой за шею и прижала к себе; высоко подняв руку с ножом, я всадила его как можно сильнее. Отдача от удара прокатилась по руке, и я едва не выронила кинжал. Гарри взвизгнул и заерзал, извиваясь, чтобы вырваться. Действуя вслепую, я прицелилась слишком высоко, и нож скользнул по ребру. Я не могла отпустить его сейчас. К счастью, ноги у меня были свободны от путающихся юбок. Я крепко обхватила ими потные ляжки Гарри, удерживая его на те драгоценные секунды, что были мне необходимы для еще одной попытки. Я ударила снова, с отчаянной силой, и на этот раз попала в точку. Руперт был прав. Гарри дернулся в отвратительной пародии на акт любви, а потом без звука рухнул на меня обмякшей массой, из раны в спине ослабевающими струями хлестала кровь. Внимание Арнольда на мгновение отвлекло представление на земле, и этого мгновения в избытке хватило обезумевшему шотландцу, которого он держал на расстоянии. К тому времени, как я собралась с мыслями настолько, чтобы вывернуться из-под почившего Гарри, Арнольд уже присоединился к своему приятелю на смертном одре, его горло от уха до уха было ловко перерезано скин-ду, который Джейми носил в чулке. Джейми опустился рядом со мной на колени, вытаскивая меня из-под трупа. Нас обоих сотрясала дрожь из-за нервного состояния и шока, и несколько минут мы молча прижимались друг к другу. Так же молча он поднял меня и отнес подальше от двух тел, к поросшему травой пространству за завесой осин. Он опустил меня на землю и так неуклюже осел рядом, словно у него вдруг подкосились колени. Я почувствовала леденящую отчужденность, будто дул пробирающий до костей зимний ветер, и потянулась к нему. Он поднял голову от колен – изможденная гримаса – и уставился на меня так, будто никогда не видел раньше. Когда я положила руки ему на плечи, он крепко прижал меня к груди со звуком, похожим на что-то среднее между стоном и рыданием. Потом мы отдались друг другу в беспощадной, напряженной тишине, ожесточенно нанося удары и кончая в считанные мгновения, движимые побуждением, которого я не понимала, но знала, что ему необходимо подчиниться, иначе мы навсегда будем потеряны друг для друга. То был не акт любви, а некая настоятельная потребность, как будто мы знали, что оставшись в одиночестве, ни один из нас не сможет выстоять. Наша исключительная стойкость заключалась в слиянии, утопившем воспоминания о смерти и близком изнасиловании в наплыве чувств. А после мы прильнули друг к другу на траве, растрепанные, запачканные кровью и дрожащие на солнце. Джейми что-то невнятно заговорил, его голос был таким тихим, что я уловила лишь слово «прости». – Ты не виноват, – пробормотала я, погладив его по волосам. – Все хорошо, у нас все хорошо. Я чувствовала себя как во сне, словно все вокруг меня было нереальным, и смутно распознала симптомы отсроченного шока. – Это не так, – произнес он. – Не так. Виноват именно я. Так глупо примчаться сюда, не проявив должной предосторожности. И допустить, чтобы тебя… Хотя я не это хотел сказать. То есть… Мне жаль, что я воспользовался тобой так, как сейчас. Овладел тобой вот так, вскоре после… как какое-то животное. Прости, Клэр… Я не знаю, что… Я ничего не мог поделать, но… Господи, ты такая холодная, mo nighean donn, у тебя ледяные руки. Дай же, позволь мне согреть тебя. «Тоже шок», – как в тумане подумала я. Забавно, что у некоторых людей это сопровождается разговорчивостью. Другие просто молча дрожат. Подобно мне. Я прижала его рот к своему плечу, чтобы успокоить. – Все хорошо, – повторяла я снова и снова. – Все хорошо. Внезапно на нас упала тень, заставив обоих подскочить. Дугал стоял, сердито глядя на нас и сложив руки на груди. Он тактично отвел глаза, пока я торопливо стягивала шнуровку, вместо этого хмуро взирая на Джейми. – А теперь послушай, парень, получать удовольствие со своей женой – это прекрасно, но когда дело доходит до того, что нам всем приходится ждать больше часа, и вы так заняты друг другом, что ты даже не слышал, как я подошел… Такое поведение когда-нибудь доведет тебя до беды, паренек. Ведь кто-нибудь может подойди к тебе сзади и приставить пистолет к твоей голове, прежде чем ты сообразишь… Он прервал свою тираду и с недоумением уставился на меня, в истерике покатившуюся по траве. Джейми, красный как свекла, увел Дугала на другую сторону завесы из осин, объясняясь приглушенным голосом. Я продолжала безудержно всхлипывать и хихикать, в конце концов, засунув в рот носовой платок, чтобы заглушить звуки. Внезапный всплеск эмоций вкупе со словами Дугала вызвал в памяти выражение лица Джейми, пойманного, так сказать, с поличным, которое в моем неуравновешенном состоянии показалось мне невероятно смешным. Я хохотала и стонала, пока у меня не заболели бока. Наконец я села, вытирая глаза платком, и увидела, что Дугал и Джейми стоят надо мной с одинаковым выражением неодобрения на лицах. Джейми поднял меня на ноги и повел – все еще икающую и периодически посмеивающуюся – туда, где остальные мужчины ждали с лошадьми.
Дата: Понедельник, 02.05.2022, 22:28 | Сообщение # 36
Виконт
Сообщений: 409
***
Если не считать затянувшейся склонности к истерическому смеху без причины, казалось, я не страдала от каких-либо болезненных последствий нашей встречи с дезертирами, хотя и стала очень осторожной, удаляясь от лагеря. Дугал заверял меня, что бандиты, по сути, не так уж часто встречаются на дорогах Хайленда, хотя бы потому, что здесь редко бывают путники, которых стоило бы грабить, но я ловила себя на том, что нервно вздрагиваю при звуках в лесу и спешу вернуться от повседневных дел, – принести дров и воды, например, – стремясь увидеть и услышать мужчин Маккензи. Я даже находила непривычное успокоение в звуках их храпа рядом со мной по ночам и утратила всякое чувство неловкости, что могло у меня возникнуть из-за наших сдержанных утех, имевших место под одеялами. Я все еще немного побаивалась оставаться одна, когда несколькими днями позже пришло время встретиться с Хорроксом. – Остаться здесь? – в недоумении переспросила я. – Нет! Я поеду с тобой. – Ты не можешь, – терпеливо повторил Джейми, и в который раз. – Большинство людей поедет в Лаг-Круим с Недом, собирать арендную плату, как и предполагалось. Дугал и еще несколько человек отправятся со мной на встречу, на случай какого-либо предательства со стороны Хоррокса. Но тебе нельзя показываться в открытую возле Лаг-Круима: люди Рэндалла могут быть поблизости, и я бы не удивился, если бы он забрал тебя силой. А что касается встречи с Хорроксом, я понятия не имею, что может произойти. Нет, у поворота дороги есть небольшая рощица – она густая, там много травы, и поблизости есть вода. Там тебе будет удобно, пока я за тобой не вернусь. – Нет, – упрямо твердила я. – Я еду с тобой. Некое чувство гордости не позволяло мне признаться, что я боюсь оказаться вдали от него. Но я была не прочь заявить, что боюсь за него. – Ты же сам сказал, что не знаешь, как будет с Хорроксом, – возразила я. – Я не хочу ждать здесь, весь день гадая, что с тобой происходит. Позволь мне поехать с тобой, – уговаривала я. – Обещаю, что во время встречи не стану попадаться на глаза. Но я не хочу оставаться здесь одна и целый день волноваться. Он нетерпеливо вздохнул, но спорить больше не стал. Однако когда мы добрались до рощицы, он наклонился и схватил мою лошадь за уздечку, вынудив меня съехать с дороги на траву. Он соскользнул с лошади и привязал оба повода к кусту. Не обращая внимания на мои громкие возражения, он скрылся за деревьями. Я из упрямства отказалась спешиваться. «Он не сможет заставить меня остаться», – так я решила. Наконец он спустился к дороге. Остальные уже уехали, но Джейми, памятуя о недавно пережитом нами на укромной поляне, не собирался уезжать, пока тщательно не обыскал рощицу, методично лавируя между деревьями и шурша палкой по высокой траве. Вернувшись, он отвязал лошадей и вскочил в седло. – Тут безопасно, – оповестил он. – Езжай подальше в заросли, Клэр, и спрячься вместе с лошадью. Я вернусь за тобой, как только кончим дело. Не скажу, когда именно, но наверняка к закату. – Нет! Я еду с тобой. Мне была невыносима мысль о том, чтобы томиться в лесу, ничего не зная о происходящем. Я предпочла бы оказаться в реальной опасности, чем остаться на несколько тревожных часов в ожидании и сомнениях. И в одиночестве. Джейми сдержал свое нетерпение поскорее уехать. Он протянул руку и схватил меня за плечо. – Не ты ли обещала мне повиноваться? – спросил он, легонько меня встряхивая. – Да, но… «Но только потому, что мне пришлось», – собиралась продолжить я, но он уже настойчиво развернул голову моей лошади в сторону зарослей. – Это очень опасно, и я не пущу тебя туда, Клэр. Я буду занят, и если до этого дойдет, я не смогу одновременно сражаться и защищать тебя. Встретив мой мятежный взгляд, он запустил руку в седельную сумку и начал там рыться. – Что ты ищешь? – Веревку. Если ты не сделаешь, как я говорю, я привяжу тебя к дереву до моего возвращения. – Ты этого не сделаешь! – Нет, сделаю! Он явно не шутил. Я неохотно сдалась и нехотя натянула поводья своей лошади. Джейми нагнулся и вскользь поцеловал меня в щеку, уже развернувшись, чтобы ехать. – Будь осторожна, Сассенах. Дирк у тебя? Хорошо. Я вернусь, как только смогу. О, еще одно. – Что именно? – угрюмо спросила я. – Если ты покинешь эту рощу до того, как я приеду за тобой, я выпорю твою голую задницу ремнем для меча. Тебе вряд ли понравится идти пешком всю дорогу до Баргреннана. Запомни, – продолжил он, легонько ущипнув меня за щеку, – я слов на ветер не бросаю. И он не бросал. Я медленно ехала к роще, оглядываясь, чтобы понаблюдать, как он скачет прочь, низко пригнувшись в седле, – единое целое с конем, концы пледа трепещут сзади. Под деревьями было прохладно; и я, и лошадь вздохнули с облегчением, когда оказались в тени. Это был один из тех редких жарких дней в Шотландии, когда солнце палит с выбеленного как муслин неба, а ранняя дымка рассеивается к восьми часам. В роще гомонили птицы: слева в дубовых зарослях искала пропитание стая синичек, и я слышала, как мне казалось, пересмешника где-то неподалеку. Я всегда была восторженной любительницей птиц. И если уж я застряла здесь до тех пор, пока мой властный, деспотичный, твердолобый муж не закончит рисковать своей дурной шеей, использую это время, чтобы понаблюдать за тем, что удастся заметить. Я стреножила мерина и пустила его пастись в сочной траве на краю рощи, уверенная, что далеко он не уйдет. Трава резко обрывалась в нескольких футах за деревьями, заглушаемая подступающим вереском. Поляна, где хвойные деревья перемежались молодыми дубками, идеально подходила для наблюдения за птицами. Я бродила по ней, все еще внутренне злясь на Джейми, но постепенно успокаивалась, прислушиваясь к характерному «ци-и» мухоловки и резкому щебету дрозда-дерябы. По другую сторону поляна совершенно неожиданно заканчивалась на краю невысокого обрыва. Я продралась сквозь молодые деревца, и бурлящая вода заглушила звуки птичьего пения. Я стояла на выступе над небольшой речушкой, у крутого скалистого ущелья с водопадами, сбегающими вниз по выщербленным стенкам, чтобы выплеснуться в бурые и серебристые водоемы внизу. Я села на краю берега и свесила ноги над водой, нежась под солнечными лучами, падающими на лицо. Над головой пронеслась ворона, неотступно преследуемая парой горихвосток. Громоздкое черное тело петляло в воздухе, пытаясь ускользнуть от крошечных пикирующих бомбардировщиков. Я улыбнулась, наблюдая за разъяренными маленькими родителями, гоняющими ворону туда-сюда, и подумала: действительно ли вороны, предоставленные сами себе, летят по прямой?293 Вот эта, если будет придерживаться прямого пути, направится точно к… Я остолбенела. Я так увлеклась спором с Джейми, что только в эту минуту до меня дошло, что наконец попала в ситуацию, которой так тщетно пыталась добиться на протяжении двух месяцев. Я была одна. И знала, где нахожусь. Взглянув поверх речушки, я была ослеплена утренним солнцем, пробивающимся сквозь красные ясени на противоположном берегу. Итак, там был восток. Мое сердце забилось чаще. Восток был там, а Лаг-Круим – прямо позади меня. Лаг-Круим находился в четырех милях294 к северу от Форт-Уильяма. А Форт-Уильям – не более чем в трех милях295 к западу от холма Крейг-на-Дун. Итак, впервые после встречи с Мёртагом, я примерно знала, где нахожусь – не более чем в семи милях296 от этого чертова холма и его злополучного каменного круга. В семи милях – возможно – от дома. От Фрэнка. Я хотела вернуться в рощу, но передумала. Идти по дороге я не решалась. В такой близости к Форт-Уильяму и нескольким деревушкам, окружавшим его, был слишком велик риск наткнуться на кого-то. И я не смогу провести лошадь вниз по обрывистому руслу реки. Вообще-то, у меня были сомнения и в том, что там удастся пройти пешком: в некоторых местах каменные стены были отвесными, погружаясь прямо в пенящийся водяной поток, и не было никакой реальной опоры, кроме верхушек разбросанных камней, выступающих из стремительно несущейся воды. Но однозначно это был самый прямой маршрут в нужном мне направлении. И идти излишне кружным путем я не решилась бы: я могла легко заблудиться в диких зарослях или быть пойманной возвращающимися Джейми и Дугалом. Как только я подумала о Джейми, у меня резко сжался желудок. Господи, как я могу так поступить? Бросить его без единого слова объяснения или извинения? Исчезнуть без следа после всего, что он для меня сделал? С этой мыслью я окончательно решила оставить лошадь. По крайней мере, он будет думать, что я ушла от него не по своей воле: может, он поверит, что меня растерзали дикие звери – я дотронулась до кинжала у себя в кармане – или, возможно, похитили разбойники. И не найдя моих следов, со временем он забудет меня и снова женится. Может быть, на прелестной юной Лэаре, по возвращении в Леох. Как ни нелепо, но, оказалось, мысль о том, что Джейми разделит ложе с Лэаре, расстроила меня так же сильно, как и мысль о разлуке с ним. Я проклинала себя за идиотизм, но не могла не представить ее милое круглое личико, раскрасневшееся от страстного желания, и его большие руки, зарывшиеся в эти волосы цвета лунного луча… Я разжала зубы и решительно вытерла слезы со щек. У меня не было ни времени, ни сил для бессмысленной рефлексии297. Я должна идти, и сейчас, пока еще могу. Быть может, это единственная возможность, которой я могу воспользоваться. Я надеялась, что Джейми забудет меня. И знала, что никогда не смогу забыть его. Но сейчас я должна выбросить его из головы, иначе не смогу сосредоточиться на основной задаче, и без того достаточно сложной. Я осторожно спустилась по крутому берегу к кромке воды. Шум стремительного потока заглушал птиц в роще наверху. Идти было тяжело, но здесь, по крайней мере, было пространство, чтобы шагать вдоль самой воды. Берег был илистым и заваленным камнями, но проходимым. А вот дальше, как я поняла, мне придется зайти практически в воду и переступать с одного ненадежного камня на другой, балансируя над потоком, пока отмель не станет достаточно широкой, чтобы снова вернуться на берег. Я мучительно пробиралась вперед, прикидывая, сколько у меня осталось времени. Джейми сказал только, что они вернуться до заката. До Лаг-Круим три-четыре мили, но я ведь не знала, какие там дороги и сколько времени может занять дело с Хорроксом. Если он вообще там. Но он там, убеждала я себя. Так сказал Хью Манро, и какой бы чудно́й ни была эта гротескная личность, Джейми явно считал его надежным источником информации. Нога соскользнула с первого же камня в речушке, и я по колено погрузилась в ледяную воду, намочив юбку. Я выбралась на берег, подоткнула юбки как можно выше и сняла обувь и чулки. Сунула их в «карман», получившийся из подвернутой юбки, и снова поставила ногу на камень. Я обнаружила, что, цепляясь пальцами ног, могу перешагивать с камня на камень, не соскальзывая. Однако складки моей юбки мешали разглядеть, куда мне следует наступить дальше, и я не раз чувствовала, как скатываюсь в воду. Мои ноги замерзли, и когда ступни совсем онемели, стало труднее удерживать равновесие. К счастью, отмель снова стала шире, и я с удовольствием ступила на берег в теплую вязкую грязь. Краткие периоды более-менее комфортного хлюпанья чередовались с гораздо более длительными промежутками опасного перепрыгивания с камня на камень через ледяные пороги, и я с облегчением заметила, что слишком занята, чтобы хоть как-то думать о Джейми. Через некоторое время мне удалось выработать определенную последовательность. Наступить, уцепиться, подождать, оглядеться, определить следующий шаг. Наступить, уцепиться, подождать, и так далее. Должно быть, я почувствовала себя слишком уверенно, а может быть, просто устала, потому что утратила осторожность и промахнулась мимо цели. Моя нога беспомощно скользнула с ближайшей стороны покрытого слизью камня. Я бешено замахала руками, пытаясь вернуться на тот камень, где только что стояла, но равновесие было уже полностью нарушено. С юбками, верхними и нижними, кинжалом и всем прочим я погрузилась в воду. И продолжала погружаться. И хотя глубина речушки была в основном один-два фута298, в ней изредка попадались омуты, там, где проточная вода вычерпала глубокие промоины в камне. Тот, на котором я потеряла равновесие, располагался на краю одного из таких омутов, и когда я упала в воду, то и сама камнем пошла на дно. Столкновение с ледяной водой, хлынувшей мне в нос и рот, настолько оглушило меня, что я даже не вскрикнула. Серебристые пузырьки вырвались из корсажа платья и устремились мимо моего лица к поверхности над головой. Хлопчатобумажная ткань промокла почти сразу, и леденящая хватка воды парализовала дыхание. Тотчас же я начала пробиваться к поверхности, но под тяжестью одежды меня тянуло вниз. Я отчаянно дергала шнурки на корсаже, но не было никакой надежды распутать их все, прежде чем утону. Я выдала немало взбешенных и немилосердных безмолвных замечаний о портнихах, женской моде и нелепости длинных юбок, одновременно яростно брыкаясь, чтобы избавиться от опутавших ноги складок. Вода была кристально чистой. Мои пальцы коснулись каменной стены, скользнув по темным гладким лентам ряски и водорослей. «Скользкая, как водоросли», так Джейми сказал о моей… Эта мысль вывела меня из состояния паники. Внезапно я сообразила, что необязательно изматывать себя, пытаясь выбраться на поверхность. Глубина омута не могла превышать восемь-девять футов299: все, что мне нужно, – это расслабиться, опуститься на дно, упереться ногами и подпрыгнуть. Если повезет, это позволит мне вынырнуть и глотнуть воздуха, и даже если я снова начну погружаться, то смогу продолжать отталкиваться от дна до тех пор, пока не подберусь поближе к краю, чтобы хорошенько ухватиться за камень. Погружение было мучительно медленным. Поскольку я больше не стремилась наверх, мои юбки волнами взметнулись вокруг меня, плавая перед глазами. Я оттолкнула их: мне нельзя загораживать лицо. Когда ноги коснулись гладкого дна омута, мои легкие разрывались, а перед глазами плыли черные пятна. Я дала коленям слегка согнуться, прижимая к себе юбки, а затем изо всех сил оттолкнулась. Получилось, но только отчасти. В результате моего прыжка лицо оказалось над поверхностью, но мне хватило времени лишь на самый короткий из живительных вдохов, прежде чем вода снова сомкнулась надо мной. Но этого было достаточно. Я знала, что смогу сделать это еще раз. Я прижала руки к бокам, чтобы стать более обтекаемой и сделать погружение более быстрым. «Еще раз, Бичем, – подумала я. – Согни колени, соберись, прыгай!» Я рванулась вверх, вытянув руки над головой. Когда в предыдущий раз я вынырнула на поверхность, то видела красную вспышку над головой: должно быть, рябина нависла над водой. Возможно, мне удастся ухватиться за ветку. Едва мое лицо показалось над водой, что-то схватило меня за вытянутую руку. Что-то крепкое, теплое и успокаивающе надежное. Чья-то рука. Кашляя и отплевываясь, я слепо шарила свободной рукой, слишком радуясь спасению, чтобы сожалеть о прерванной попытке побега. Радуясь, во всяком случае, до тех пор, пока, отбросив волосы с глаз, не подняла взгляд на мясистое озабоченное ланкаширское лицо молодого капрала Хокинса.
===
286. Гай Валерий Катулл «К Лезбии» (перевод А.А. Фета). 287. Печенье с предсказанием (англ. Fortune cookie) – кондитерское изделие в виде печенья специфичной формы, изготовленное из теста. Представляет собой, как правило, ванильные печеньица, в каждое из которых запечена бумажка с мудрыми изречениями, афоризмами или пророчествами. 288. Два или три км. 289. Почти 182 кг. 290. 16,09 км. 291. Джейми, очевидно, имеет в виду якобитское восстание 1715 года как уже происходившее. 292. Конкретных пояснений, что дезертиры – кокни, в оригинальном тексте нет. Это становится понятным по их речи. Перевести особенности произношения на русский язык невозможно, отсюда и ремарка. 293. Фраза «как ворона летит» означает «по прямой, точной линии», т.е. самый прямой путь между двумя точками, в отличие от более длинного маршрута, требуемого дорогой. Возможно, эта идиома основана на том факте, что вороны, очень умные птицы, летят прямо к ближайшему источнику пищи. 294. 6,44 км. 295. 4,83 км. 296. Чуть больше 11 км. На самом деле на то, чтобы проделать путешествие пешком от окрестностей Форт-Уильяма до Грейт-Глен и далее по нему до Инвернесса, могли уйти недели. Соответствующие изменения были внесены в британское издание, дабы сделать расстояния и местоположения более реалистичными для читателей, знакомых с Шотландией. Комментарий из блога Karen Henry: Но сама идея, что Клэр отправилась бы пешком, не имея ни еды, ни воды, НИЧЕГО, в путешествие, которое может занять недели, просто нелепа. В американском издании она находится совсем недалеко от холма Крейг-на-Дун, и поэтому еда, вода и кров не будут иметь значения. Ситуация, описанная в британском издании, выставляет ее безрассудной дурой, ИМХО, которой, как мы знаем, она не является. 297. Рефлексия – способность сознательно обращать внимание на свои мысли, эмоции и поведение, оценивать принятые решения и перспективы. 298. 30-60 см. 299. 2,74 м.
Дата: Воскресенье, 08.05.2022, 19:55 | Сообщение # 37
Виконт
Сообщений: 409
Глава 21. Un mauvais quart d'heure300 за другой / Одна неприятная минута за другой
Я аккуратно сняла с рукава ленту еще влажной водоросли и положила ее прямо на середину промокашки. Затем, увидев рядом чернильницу, я подняла растение и обмакнула его в чернила, используя полученный результат, чтобы нарисовать на плотной промокательной бумаге занимательные узоры. Полностью проникшись духом этого занятия, я завершила свой «шедевр» неприличным словом, тщательно присыпала его песком и, промокнув, прислонила к стенке ящика для корреспонденции. Я отступила назад, чтобы полюбоваться эффектом, после чего огляделась в поисках каких-нибудь других развлечений, которые отвлекли бы меня от предстоящего явления капитана Рэндалла. «Не так уж плохо для личного кабинета капитана», – решила я, рассматривая картины на стенах, серебряную фурнитуру письменного стола и толстый ковер на полу. Я вернулась на ковер, чтобы накапало как можно больше. За время поездки в Форт-Уильям моя верхняя одежда практически высохла, но слои нижней юбки под ней все еще были промокшими до нитки. Я открыла небольшой шкафчик за письменным столом и обнаружила запасной парик капитана, аккуратно помещенный на одну из двух кованых распялок, перед ними стройными рядами лежали соответствующий комплект зеркал в серебряной оправе, армейские щетки и черепаховый гребень. Перетащив распялку с париком на письменный стол, я осторожно высыпала на него оставшееся содержимое песочницы301, а затем убрала обратно в шкаф. Я сидела за письменным столом с гребнем в руке, изучая свое отражение в зеркале, когда вошел капитан. Он устремил на меня взгляд, вобравший и мой растрепанный вид, и разграбленный шкафчик, и испорченную промокашку. Не моргнув глазом, он пододвинул стул и сел напротив меня, небрежно развалившись и положив одну обутую в сапог ногу на колено другой. Хлыст для верховой езды покачивался в изящной аристократической руке. Я наблюдала, как завязанный узлом кончик, черный с алым, медленно раскачивается туда-сюда над ковром. – У этой мысли есть свои привлекательные стороны, – заметил он, наблюдая, как мои глаза следят за взмахами хлыста. – Но я, пожалуй, мог бы придумать что-нибудь получше, будь у меня несколько минут, чтобы собраться с мыслями. – Осмелюсь сказать, что могли бы, – отозвалась я, наматывая на палец густую прядку волос возле глаз. – Но вам не позволено пороть женщин, так ведь? – Только при определенных обстоятельствах, – вежливо ответил он. – Которым ваш случай не соответствует – пока. Впрочем, это слишком публично. Я подумал, что мы могли бы лучше познакомиться без свидетелей, для начала. Он потянулся к буфету у себя за спиной за графином. Мы молча потягивали кларет302, глядя друг на друга поверх вина. – Я забыл поздравить вас с вступлением в брак, – неожиданно сказал он. – Простите мою невоспитанность. – Не стоит извиняться, – любезно ответила я. – Уверена, что семья моего мужа будет вам чрезвычайно признательна за оказанное мне гостеприимство. – О, я в этом сильно сомневаюсь, – сказал он с очаровательной улыбкой. – Опять же, я и не думал сообщать им, что вы здесь. – А почему вы решили, что они не знают? – спросила я, начиная ощущать внутри пустоту, вопреки принятому мною ранее решению держаться вызывающе. Я бросила быстрый взгляд на окно, но оно выходило не на ту сторону здания. Солнца видно не было, но свет казался желтым; может быть, середина дня? Сколько времени пройдет, прежде чем Джейми найдет мою брошенную лошадь? И сколько времени пройдет после этого, прежде чем он отправится по моим следам у речушки, – и тут же их потеряет? В бесследном исчезновении есть свои недостатки. По сути, если Рэндалл не решит сообщить Дугалу о моем местонахождении, шотландцы ни за что на свете не смогут узнать, куда я подевалась. – Если бы они знали, – заговорил капитан, изогнув одну изящно очерченную бровь, – они, по всей видимости, уже наведались бы ко мне. Учитывая, какие эпитеты Дугал Маккензи употреблял по отношению ко мне во время нашей последней встречи, вряд ли он сочтет меня подходящим компаньоном для родственницы. А клан Маккензи, кажется, считает вас настолько ценной, что скорее признает вас одной из своих, чем допустит, чтобы вы попали ко мне в руки. Я с трудом могу себе представить, что они позволят вам томиться здесь в заточении. Он неодобрительно оглядел меня, подмечая каждую деталь моего пропитанного водой наряда, нечесаные волосы и вообще весь растрепанный внешний вид. – Будь я проклят, если понимаю, зачем вы им понадобились, – заметил он. – Или, если вы так ценны для них, какого дьявола они позволяют вам бродить одной по округе. По-моему даже варвары лучше заботятся о своих женщинах, чем они. Глаза у него вдруг заблестели. – А, может, вы решили распрощаться с ними? Он откинулся на спинку стула, заинтригованный этим новым предположением. – Брачная ночь оказалась бо́льшим испытанием, чем вы ожидали? – осведомился он. – Должен признаться, я был несколько обескуражен, узнав, что вы предпочли лечь в постель с одним из этих волосатых, полуголых дикарей, нежели продолжить беседы со мной. Это свидетельствует о высокой преданности долгу, мадам, и я должен поздравить тех, кто вас нанял, за их способность вдохновлять на такое. Но, – он еще больше откинулся на спинку стула, балансируя на колене бокалом с кларетом, – боюсь, что все еще вынужден требовать имени вашего нанимателя. Если вы действительно расстались с Маккензи, то вероятнее всего предположить, что вы французский агент. Но чей? Он пристально смотрел на меня, как змея, которая надеется зачаровать птичку. Но к этому времени я выпила уже достаточно кларета, чтобы частично заполнить пустоту внутри меня, и пристально посмотрела в ответ. – О, – подчеркнуто вежливо произнесла я, – разве я тоже участвую в этом разговоре? По-моему, вы и сами неплохо справляетесь. Прошу вас, продолжайте. Изящная линия его рта слегка напряглась, а глубокая складка в уголке сделалась глубже, но он ничего не сказал. Отставив бокал в сторону, он поднялся и, сняв парик, подошел к шкафчику, где водрузил его на пустую распялку. Я видела, как он ненадолго остановился, заметив темные песчинки, украсившие другой его парик, но выражение его лица существенно не изменилось. Без парика его волосы были темными, густыми, мягкими и блестящими. Они выглядели волнующе знакомыми, хотя были длиной до плеч и завязаны сзади синей шелковой лентой. Он развязал ее, взял со стола гребень и привел в порядок приплюснутые париком волосы, после чего с особой тщательностью завязал ленту. Я услужливо подняла зеркало, чтобы он смог оценить конечный результат. Он демонстративно забрал его у меня и вернул на место, почти со стуком захлопнув дверцу шкафа. Не знаю, надеялся ли он этой медлительностью заставить меня нервничать, – в таком случае это сработало, – или просто не мог решить, что делать дальше. Напряжение немного спало с появлением ординарца303, принесшего поднос с чайным сервизом. Все еще молча, Рэндалл налил и предложил мне чашку. Мы медленно выпили еще немного. – Не говорите ничего, – наконец произнесла я. – Позвольте мне угадать. Это новая форма убеждения, придуманная вами, – пытка мочевым пузырем. Вы пичкаете меня напитками до тех пор, пока я не обещаю рассказать вам все что угодно, в обмен на пять минут с ночным горшком. Он был настолько захвачен врасплох, что по-настоящему расхохотался. От этого его лицо совершенно преобразилось, и мне не составило труда понять, почему в нижнем левом ящике его письменного стола оказалось так много надушенных конвертов, подписанных женским почерком. Позволив внешнему виду дать трещину, он не стал сдерживаться, а продолжил смеяться. Закончив, он снова уставился на меня с застывшей полуулыбкой на губах. – Кем бы вы ни были, мадам, вы, по крайней мере, забавны, – заметил он. Он дернул за сонетку304, висевшую у двери, и, когда ординарец вновь появился, распорядился сопроводить меня в нужное помещение. – Но постарайтесь не потерять ее по дороге, Томпсон, – добавил он, открывая передо мной дверь с насмешливым поклоном. Я обессилено прислонилась к двери уборной, на которую мне указали. Избавление от его присутствия принесло облегчение, но мимолетное. У меня было достаточно возможностей судить об истинном характере Рэндалла как по рассказам, которые я слышала, так и на собственном опыте. Но будь они прокляты, эти проблески Фрэнка, которые постоянно проявлялись сквозь лоснящуюся, безжалостную наружность. Было ошибкой вынудить его рассмеяться, подумала я. Я уселась, не обращая внимания на зловоние и сосредоточившись на насущной проблеме. Побег казался маловероятным. Если не считать бдительного Томпсона, кабинет Рэндалла находился в здании, расположенном недалеко от центра территории. И хотя сам форт представлял собой всего лишь каменное ограждение, высота его стен была футов десять305, а двойные ворота хорошо охранялись. Я подумала о том, чтобы притвориться больной и отсидеться в своем убежище, но отбросила эту мысль – и не только из-за неприятной обстановки. Горькая правда заключалась в том, что не было особого смысла в затягивании процесса, разве что мне было из-за чего тянуть – но нет. Никто не знал, где я, и Рэндалл не собирался никому сообщать. Я была в его власти до тех пор, пока ему будет интересно забавляться со мной. И снова я пожалела, что заставила его смеяться. Садист с чувством юмора особенно опасен. Лихорадочно соображая в поисках чего-то полезного, что могла знать о капитане, я зацепилась за имя. Услышанное вполуха и запомнившееся нечаянно, я надеялась, что в нем не ошиблась. То был ничтожно слабый козырь, но единственный, что у меня имелся. Я сделала глубокий вдох, поспешно вытолкнула его назад и вышла из своего убежища. Вернувшись в кабинет, я добавила сахар в чай и тщательно его размешала. Потом сливки. Затянув церемонию как можно дольше, я была вынуждена взглянуть на Рэндалла. Он сидел в своей любимой позе, откинувшись на спинку и изысканно держа чашку на весу, так чтобы лучше меня видеть. – Ну? – заговорила я. – Вам незачем беспокоиться, что вы испортите мне аппетит, потому что у меня его нет. Что вы намерены со мной делать? Прежде чем ответить, он улыбнулся и сделал осторожный глоток обжигающего чая. – Ничего. – В самом деле? – я удивленно приподняла брови. – Неужели изобретательность вам изменила? – Мне бы не хотелось так думать, – как всегда обходительно ответил он. Его глаза еще раз прошлись по мне, отнюдь не обходительно. – Нет, – продолжил он, задержав взгляд на вырезе моего корсажа, где заправленный платок оставлял открытой верхнюю часть моей груди, – как бы мне ни хотелось преподать вам столь необходимый урок хороших манер, боюсь, это удовольствие придется отложить на неопределенный срок. Я отошлю вас в Эдинбург при следующей отправке донесений. И мне бы не хотелось, чтобы вы прибыли туда с любыми видимыми повреждениями: мое начальство может счесть это небрежностью с моей стороны. – В Эдинбург? – я не смогла скрыть своего удивления. – Да. Полагаю, вы слышали о Толбуте306? Я слышала. Одна из самых зловонных и печально известных тюрем того времени, она прославилась грязью, противозаконностью, болезнями и мрачностью. Многие заключенные, содержавшиеся там, умерли прежде, чем их удалось привлечь к суду. Я с трудом сглотнула, подавив подступившую к задней стенке горла горькую желчь и смешав ее с глотком сладкого чая. Рэндалл потягивал свой чай, довольный собой. – Там вы будете чувствовать себя очень уютно. Ведь вы, кажется, предпочитаете пропитанное влагой убожество в обстановке, – он бросил осуждающий взгляд на мокрый подол моей нижней юбки, свисающий из-под платья. – Должно быть совсем как дома, после замка Леох. Я сильно сомневалась, что кухня в Толбуте была так же хороша, как за обеденным столом Колума. И если оставить в стороне общие вопросы о комфорте, я не могла – не могла – допустить, чтобы он отправил меня в Эдинбург. Будучи замурованной в Толбуте, я никогда не вернусь в каменный круг. Пришло время пустить в ход козырь. Сейчас или никогда. Я подняла собственную чашку. – Как вам будет угодно, – спокойно произнесла я. – Как вы думаете, что сказал бы по этому поводу герцог Сандрингем? Он опрокинул горячий чай на обтянутое замшей колено и выдал несколько доставивших мне удовольствие возгласов. – Ц-ц-ц, – укоризненно протянула я. Он умолк, сверкая глазами. Чашка лежала на боку, ее коричневое содержимое впитывалось в бледно-зеленый ковер, но он не двинулся к сонетке. Сбоку на его шее дергался маленький мускул. Я уже приметила стопку накрахмаленных носовых платков в верхнем левом ящике письменного стола, рядом с покрытой эмалью табакеркой. Вытащила один и протянула ему. – Очень надеюсь, пятна не останется, – прощебетала я сладко. – Нет, – сказал он, не обращая внимания на платок. Он пристально смотрел на меня. – Нет, это невозможно. – Почему же? – спросила я, изображая безразличие и недоумевая, что именно невозможно. – Мне бы сообщили. И если вы работали на Сандрингема, то какого дьявола вы вели себя так до ужаса нелепо? – Возможно, герцог проверяет вашу преданность, – наугад предположила я, приготовившись, если понадобится, вскочить на ноги. Его кулаки прижимались к бокам, а до брошенного на соседний стол хлыста для верховой езды было слишком легко дотянуться. Он фыркнул в ответ на это предположение. – Может, вы проверяете мою доверчивость. Или мою способность сдерживать гнев. И то, и другое, мадам, крайне невелико, – глаза его оценивающе сузились, и я приготовилась к стремительному рывку. Он ринулся вперед, но я отскочила в сторону. Схватив чайник, я запустила им в него. Он увернулся, и чайник с приятным грохотом ударился в дверь. Ординарец, который, должно быть, слонялся снаружи, просунул внутрь перепуганную голову. Тяжело дыша, капитан нетерпеливым жестом пригласил его в комнату. – Держите ее, – грубо приказал он, направляясь к письменному столу. Я начала глубоко дышать, одновременно и надеясь успокоиться, и предчувствуя, что очень скоро не смогу этого делать. Однако вместо того чтобы ударить меня, он просто выдвинул нижний правый ящик, который я не успела обследовать, и вытащил оттуда длинный моток тонкой веревки. – Что за джентльмен держит веревку в ящиках письменного стола? – возмущенно поинтересовалась я. – Предусмотрительный, мадам, – пробормотал он, надежно связывая мне запястья за спиной. – Идите, – нетерпеливо бросил он ординарцу, мотнув головой в сторону двери. – И не входите, что бы вы ни услышали. Это прозвучало недвусмысленно зловеще, и мои предчувствия полностью оправдались, когда он снова полез в ящик. В ноже есть что-то, лишающее вас присутствия духа. Мужчины, бесстрашные в рукопашном бою, отступают от обнаженного клинка. Отступала и я, пока мои связанные руки не уперлись в беленую стену. Зловеще поблескивающий острый кончик опустился и уперся между моими грудями. – Теперь, – любезно произнес он, – вы расскажете мне все, что знаете о герцоге Сандрингеме, – лезвие надавило чуть сильнее, оставив вмятину на ткани моего платья. – Обдумывайте это, сколько пожелаете, моя дорогая. Я нисколько не тороплюсь. Послышалось негромкое «поп!», когда острие проткнуло материю. Я почувствовала ее – леденящую, как страх, крошечную точку прямо напротив сердца. Рэндалл медленно провел ножом полукруг под одной грудью. Домотканая материя легко поддалась, расползлась вместе с разлетевшейся белой сорочкой, и грудь выскочила наружу. Рэндалл, казалось, сдерживал дыхание; теперь он медленно выдохнул, не сводя с меня глаз. Я бочком отодвинулась от него, но места для маневра было слишком мало. В итоге я оказалась прижатой к столу, вцепившись связанными руками в край. Если бы он подошел достаточно близко, думала я, можно было бы качнуться назад на руки и ногой выбить нож из его ладони. Я сомневалась, что он намерен убить меня; уж точно не раньше, чем выяснит, что мне известно о его отношениях с герцогом. Почему-то это умозаключение стало довольно слабым утешением. Он расплылся в улыбке, так пугающе похожей на улыбку Фрэнка: ту восхитительную улыбку, которая, как я видела, очаровывала студентов и смягчала даже неумолимого руководителя колледжа. Возможно, при других обстоятельствах я бы сочла этого человека очаровательным, но сейчас… нет. Он быстро подошел, просунул колено между моими бедрами и надавил на плечи, толкая назад. Не в силах удержать равновесие, я тяжело повалилась спиной на стол, вскрикнув, когда больно приземлилась на связанные запястья. Он прижался ко мне между ног, одной рукой силясь приподнять мои юбки, в то время как другая вцепилась в мою обнаженную грудь, тиская ее и щипая. Я отчаянно брыкалась, но юбки мне мешали. Он схватил меня за ступню и провел рукой вверх по ноге, отодвигая влажные нижние юбки, подол и сорочку, задирая их выше талии. Его рука опустилась к бриджам. «Призрак дезертира Гарри», – с яростью подумала я. Куда, во имя Господа, катится британская армия? Какие там к черту славные традиции! Вряд ли крики посреди английского гарнизона привлекли бы хоть чье-то стоящее внимание, но я набрала в легкие побольше воздуха и попыталась, скорее в качестве протеста, чем с иной целью. Я ожидала в ответ пощечины или встряски, чтобы заткнуть мне рот. Вместо этого, вопреки ожиданиям, ему, похоже, это понравилось. – Продолжайте кричать, дорогая, – пробормотал он, занятый своей ширинкой. – Я получу гораздо больше удовольствия, если вы будете кричать. Я посмотрела ему прямо в глаза и рявкнула: – Идите к черту! – предельно ясно и ужасно неуместно. Прядь темных волос выбилась и упала ему на лоб в щеголеватом беспорядке. Он был настолько похож на своего правнука в шестом колене, что меня охватил чудовищный порыв раздвинуть ноги и поддаться ему. Он грубо крутанул мне грудь, и порыв мгновенно исчез. Я испытывала отвращение, была дико зла, унижена и возмущена, но, как ни странно, не сильно напугана. Я почувствовала интенсивное шлепающее движение возле своей ноги и вдруг поняла причину. Он не получит удовольствие, пока я не закричу, – а возможно, и после этого. – Ах, вот так, да? – проронила я и тут же была вознаграждена внезапной оплеухой. Я хмуро закрыла рот и отвернулась, чтобы не поддаться соблазну сделать еще какие-нибудь неразумные замечания. Я поняла: изнасилует он меня или нет, но я была в бо́льшей опасности из-за его неуравновешенного характера. Отведя взгляд от Рэндалла, я уловила резкий промельк движения у окна. – Я буду признателен, – произнес спокойный, ровный голос, – если вы уберете руки от моей жены. Рэндалл замер, все еще держа руку на моей груди. Джейми сидел на корточках в оконной раме, на предплечье – большой пистолет с медной рукояткой. На секунду Рэндалл застыл на месте, словно не веря своим ушам. Пока его голова медленно поворачивалась к окну, его правая рука, скрытая от взгляда Джейми, отпустила мою грудь, украдкой скользнув к ножу, который он положил на стол рядом с моей головой. – Что вы сказали? – недоверчиво спросил он. Когда рука схватилась за нож, он уже развернулся настолько, чтобы увидеть говорившего. Он снова на мгновение замер, вытаращив глаза, а после расхохотался. – Господи, помоги, да ведь это молодой шотландский дикий кот! А я думал, что разобрался с тобой раз и навсегда! Значит, спина все-таки зажила? А это, говоришь, твоя жена? Очень аппетитная девчонка, совсем как твоя сестра. Все еще защищенная его частично развернутым телом, рука Рэндалла с ножом повернулась: теперь лезвие было направлено на мое горло. Через его плечо я видела Джейми, подобравшегося на окне, словно кот, готовый к прыжку. Ствол пистолета не дрогнул, и выражение его лица не изменилось. Единственным доказательством его волнения служил расползающийся по горлу темно-красный цвет: воротник был расстегнут и маленький шрам на шее пылал багровым. Как бы между прочим Рэндалл медленно поднял нож в поле зрения, кончиком почти касаясь моего горла. И вполоборота повернулся к Джейми. – Пожалуй, тебе лучше бросить пистолет сюда – если только тебе не наскучила семейная жизнь. Конечно, если ты предпочитаешь стать вдовцом… Их взгляды встретились накрепко, как объятия любовников, и в течение долгой минуты ни один из мужчин не двигался. Наконец тело Джейми ослабило свое напряженное, словно пружина, состояние. Он испустил долгий смиренный вздох и бросил пистолет в комнату. Тот с грохотом упал на пол и скользнул чуть ли не к ногам Рэндалла. Рэндалл наклонился и проворным движением сгреб пистолет. Как только он отвел нож от моего горла, я попыталась сесть, но он положил руку мне на грудь и снова толкнул на спину. Одной рукой он удерживал меня, а другой целился из пистолета в Джейми. Мне подумалось, что брошенный нож валяется где-то на полу у моих ног. Вот если бы у меня на ногах были цепкие пальцы… Дирк у меня в кармане был так же недосягаем, как если бы он находился на Марсе. Улыбка не сходила с лица Рэндалла с момента появления Джейми. Теперь она стала еще шире, явив по-собачьи острые зубы. – Ну, так намного лучше, – прижимающая меня рука оставила грудь и вернулась к вспучившейся ширинке бриджей. – Я был занят, когда ты появился, мой дорогой друг. Ты прости, если я продолжу то, что делал, прежде чем займусь тобой. Красный цвет разлился по всему лицу Джейми, но он стоял неподвижно перед оружием, целящимся ему в живот. Стоило Рэндаллу закончить свои маневры, как Джейми бросился на неприкрытое дуло пистолета. Я попыталась закричать, чтобы остановить его, но во рту пересохло от ужаса. Костяшки пальцев Рэндалла побелели, когда он нажал на спусковой механизм. Боек щелкнул по пустому патроннику, и кулак Джейми врезался в живот Рэндалла. Когда другой кулак раздробил нос офицера, раздался глухой хруст, и мелкие брызги крови заляпали мою юбку. Глаза Рэндалла закатились, и он камнем рухнул на пол. Джейми уже стоял за моей спиной, поднимая меня и перерезая веревки на моих запястьях. – Ты пробрался сюда, запугивая незаряженным пистолетом? – истерически прохрипела я. – Если бы он был заряжен, неужели я не пристрелил бы его сразу?! – прошипел Джейми. По коридору к кабинету приближались шаги. Веревка лопнула, и Джейми потащил меня к окну. До земли было футов восемь307, но шаги раздавались почти у двери. Мы прыгнули вместе. Я приземлилась с отразившимся в костях толчком, запутавшись в мешанине верхних и нижних юбок. Джейми рывком поднял меня на ноги и прижал к стене строения. За углом здания послышались шаги: шестеро солдат показались в поле зрения, но в нашу сторону не посмотрели. Как только они благополучно прошли мимо, Джейми взял меня за руку и жестом указал на противоположный угол. Мы бочком двинулись вдоль здания, ненадолго остановившись на углу. Теперь я увидела, где мы находимся. Примерно в двадцати футах308 от нас приставная лестница вела к чему-то вроде мостков, которые тянулись вдоль внутренней стороны внешней стены форта. Он кивнул в ту сторону: это и была наша цель. Он приблизил свою голову к моей и прошептал: – Когда услышишь взрыв, беги со всех ног и поднимайся по этой лестнице. Я следом за тобой. Я понимающе кивнула. Сердце стучало, как кузнечный молот: глянув вниз, я увидела, что одна грудь все еще обнажена. Прямо сейчас вряд ли что-то можно было с этим сделать. Я подобрала юбки, приготовившись бежать. С противоположной стороны здания раздался оглушительный грохот, похожий на минометный взрыв. Джейми подтолкнул меня, и я побежала так быстро, как только могла. Я подскочила к лестнице, схватилась за нее и стала карабкаться наверх; почувствовала, как дерево дернулось и затряслось, когда вес Джейми обрушился на лестницу подо мной. Развернувшись у верха лестницы, я увидела форт с высоты птичьего полета. Черный дым поднимался из небольшого строения у дальней стены, и люди бежали к нему со всех сторон. Джейми неожиданно появился рядом со мной. – Сюда. Он, пригнувшись, побежал по мосткам, и я последовала за ним. Мы остановились возле флагштока, укрепленного на стене. Флаг медленно развевался над нами, фал309 отбивал ритмичную дробь о шест. Джейми, что-то высматривая, выглядывал из-за стены. Я оглянулась на лагерь. Люди, столпившись у небольшого строения, сбились в кучу и кричали. В стороне я заметила небольшой деревянный помост высотой в три-четыре фута310, с ведущими наверх ступенями. В центре возвышался массивный деревянный столб с поперечной перекладиной и свисающими по сторонам креста веревочными путами. Неожиданно Джейми свистнул; выглянув из-за стены, я увидела Руперта, сидящего верхом и ведущего лошадь Джейми. Он поднял голову на свист и направил лошадей поближе к стене под нами. Джейми уже срезал фал с флагштока. Тяжелые красно-синие складки флага обвисли и соскользнули, со свистящим глухим звуком приземлившись возле меня. Быстро обмотав конец веревки вокруг одной из балок, Джейми перебросил оставшуюся часть вниз по внешней стороне стены. – Давай! – скомандовал он. – Держись крепко обеими руками, упирайся ногами в стену! Вперед! Я пошла, упираясь ногами и стравливая веревку: тонкая снасть скользила и обжигала мне руки. Я спрыгнула рядом с лошадьми и поспешила забраться в седло. Спустя мгновение Джейми вскочил в седло позади меня, и мы помчались галопом. Мы замедлили темп в миле или двух311 от лагеря, когда стало ясно, что мы оторвались от преследователей. После короткого совещания Дугал решил, что нам лучше направиться к границе земель Макинтошей, так как это ближайшая безопасная территория клана. – До Дунсбери верхом можно добраться к вечеру, а там наверняка достаточно безопасно. Завтра о нас пойдут слухи, но мы пересечем границу раньше, чем там они распространятся. К тому времени перевалило за полдень; мы двинулись ровным шагом, наша лошадь с двойной ношей немного отставала от остальных. Моя лошадка, наверное, все еще благополучно поедала травку в рощице, дожидаясь, когда ее отведет домой тот, кому посчастливится ее найти.
Дата: Воскресенье, 08.05.2022, 19:58 | Сообщение # 38
Виконт
Сообщений: 409
***
– Как вы меня нашли? – спросила я. Меня начало трясти от упадка сил, и я обхватила себя руками, чтобы унять дрожь. К этому времени моя одежда полностью высохла, но я чувствовала холод, пробиравший до костей. – Я передумал оставлять тебя одну, и послал человека, чтобы он побыл с тобой. Он не видел, как ты ушла, но видел, как английские солдаты переходят брод, и тебя с ними. Голос Джейми звучал холодно. Наверное, я не могла его винить. У меня начали стучать зубы. – Я у-удивлена, что ты просто не посчитал меня английской шпионкой и не о-оставил меня там. – Дугал хотел. Но человек, который видел тебя с солдатами, сказал, что ты сопротивлялась. Я хотя бы должен был поехать и убедиться. Он глянул на меня сверху вниз, не меняя выражения лица. – Тебе повезло, Сассенах, что я видел происходившее в той комнате. По крайней мере Дугал должен признать, что ты не в сговоре с англичанами. – Д-Дугал, да? А ты? Ч-что думаешь ты? – потребовала я объяснений. Он не ответил, только коротко фыркнул. Наконец он настолько сжалился надо мной, что сдернул с себя плед и набросил его мне на плечи, но не обнял меня и не прикасался ко мне чаще, чем того требовала крайняя необходимость. Он ехал в мрачном молчании, управляясь с поводьями сердитыми рывками, совершенно не похожими на его обычную мягкую грацию. Расстроенная и выбитая из колеи, я была не в том настроении, чтобы мириться с капризами. – Ну и в чем, собственно, дело? Что случилось? – нетерпеливо спросила я. – Ради Бога, перестань дуться! Я заговорила резче, чем собиралась, и почувствовала, что он напрягся еще больше. Внезапно он повернул голову лошади в сторону и натянул поводья на обочине дороги. Прежде чем я сообразила, что происходит, он спешился и меня выдернул из седла тоже. Я неуклюже приземлилась, пошатываясь, чтобы удержать равновесие, когда мои ноги коснулись земли. Дугал и остальные придержали лошадей, заметив, что мы остановились. Джейми коротким, резким жестом отослал их дальше, и Дугал махнул, соглашаясь. – Не слишком затягивай, – крикнул он, и они снова тронулись в путь. Джейми подождал, пока они окажутся за пределами слышимости. После чего он рывком развернул меня лицом к себе. Он определенно был взбешен, на грани взрыва. Я почувствовала, как и во мне поднимается гнев: какое он имеет право так со мной обращаться? – Дуться! – воскликнул он. – Дуться, вот как? Я демонстрирую все имеющееся у меня самообладание, чтобы не трясти тебя до тех пор, пока у тебя не застучат зубы, а ты просишь меня не дуться! – Да что, во имя Господа, с тобой такое? – сердито спросила я. Я попыталась высвободиться из его хватки, но его пальцы, как зубья капкана, впились мне в предплечья. – Что со мной такое? Я скажу тебе, что со мной, раз уж ты хочешь знать! – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Я устал снова и снова доказывать, что ты не английская шпионка. Я устал следить за тобой каждую минуту, опасаясь, какую глупость ты выкинешь в следующий раз. И я очень устал от людей, пытающихся заставить меня смотреть, как они тебя насилуют! Мне это совсем не доставляет удовольствия! – И ты думаешь, мне это доставляет удовольствие? – заорала я. – Ты стараешься меня убедить, что это моя вина?! При этих словах он все-таки слегка тряхнул меня. – Это именно твоя вина! Останься ты там, где я велел тебе остаться этим утром, такого бы никогда не случилось! Но нет, ты не слушаешь меня, я всего лишь твой муж, зачем ко мне прислушиваться? Ты вбила себе в голову, что можешь вести себя, как тебе, черт возьми, заблагорассудится, а потом я нахожу тебя, лежащей на спине с задранными юбками, и между ног у тебя худший подонок на земле, готовый взять тебя прямо у меня на глазах! Его шотландский акцент, обычно незаметный, делался с каждой секундой сильнее, – верный признак того, что он выведен из равновесия, если какие-либо дополнительные свидетельства были еще нужны. К этому времени мы стояли едва ли не нос к носу, крича друг другу в лицо. Джейми побагровел от ярости, и я чувствовала, как кровь приливает и к моему лицу. – Ты сам виноват, потому что пренебрегаешь мной и постоянно подозреваешь! Я сказала тебе правду о том, кто я! И говорила тебе, что нет никакой опасности, если я поеду с тобой, но разве ты меня слушаешь? Нет! Я всего лишь женщина, разве стоит прислушиваться к моим словам? Женщины годятся только на то, чтобы делать, что им велят, и выполнять распоряжения, и смиренно сидеть со сложенными ручками, ожидая, пока мужчины вернутся и скажут им, как поступить! Он снова тряхнул меня, не в силах совладать с собой. – И если бы ты сделала именно так, мы бы не пустились в бега с сотней красномундирников на хвосте! Господи, женщина, я не знаю, придушить ли тебя или швырнуть на землю и поколотить до бесчувствия, но, клянусь Иисусом, мне хочется что-нибудь с тобой сделать. После этих слов я предприняла решительную попытку пнуть его по яйцам. Он увернулся и впихнул свое колено мне между ног, успешно пресекая любые дальнейшие потуги. – Попробуй еще раз, и я дам тебе такую оплеуху, что в ушах зазвенит, – прорычал он. – Ты скотина и дурак, – выдохнула я, пытаясь высвободиться от его хватки на моих плечах. – Думаешь, я ушла и попала к англичанам в плен нарочно? – Я действительно думаю, что ты сделала это нарочно, чтобы отомстить мне за то, что произошло на поляне! У меня отвисла челюсть. – На поляне? С английскими дезертирами? – Да! Ты считаешь, что я должен был защитить тебя тогда, и ты права. Но я не смог этого сделать, тебе пришлось справляться самой, а теперь ты пытаешься заставить меня заплатить за это, сознательно отдавая себя, мою жену, в руки человека, который пролил мою кровь! – Твоя жена! Твоя жена! Тебе нет до меня никакого дела! Я всего лишь твоя собственность, только это тебя и волнует, потому что думаешь, будто я тебе принадлежу, и ты не выносишь, когда кто-то берет то, что принадлежит тебе! – Ты действительно принадлежишь мне, – взревел он, впиваясь пальцами, как шипами, в мои плечи. – И ты моя жена, нравится тебе это или нет! – Мне это не нравится! Совсем не нравится! Но это тоже ничего не значит, верно? Пока я рядом, чтобы греть твою постель, тебе плевать, о чем я думаю и что чувствую! Вот и все, что для тебя жена – то, куда ты можешь засунуть свой член, когда почувствуешь желание! От этих слов его лицо стало мертвенно-бледным, и он принялся трясти меня всерьез. Голова моя сильно дернулась, а зубы клацнули друг о друга, отчего я больно прикусила язык. – Убери от меня руки! – закричала я. – Отпусти, ты… – и я намеренно употребила слова дезертира Гарри, пытаясь причинить ему боль, – ты, похотливый ублюдок! И он отпустил, и отступил на шаг, сверкая глазами. – Ты – сквернословящая шлюха! Не смей со мной так разговаривать! – Я буду разговаривать так, как хочу! Не тебе мне указывать, что делать! – Похоже, не мне! Ты поступаешь, как тебе угодно, и неважно, кого ты этим заденешь, так ведь? Ты эгоистичная, своенравная… – Это задета твоя чертова гордость! – крикнула я. – Я спасла нас обоих от тех дезертиров на поляне, и ты не можешь этого вынести, верно? Ты просто стоял там! Если бы у меня не было ножа, мы бы оба были сейчас мертвы! Пока не произнесла этих слов, я и подумать не могла, что зла на него за то, что он не сумел защитить меня от английских дезертиров. В более рассудительном состоянии эта мысль никогда бы не пришла мне в голову. Я сказала бы, что это не его вина. Сказала бы, что мне просто повезло и у меня оказался нож. Но теперь осознала, что правильно это или нет, разумно или нет, но я почему-то чувствовала, что защищать меня – его обязанность, и что он меня подвел. Возможно, потому, что он так ясно это чувствовал. Он стоял и пристально смотрел на меня, задыхаясь от переполнявших чувств. Когда он снова заговорил, его голос был низким и прерывистым от сильного волнения. – Ты видела тот столб во дворе форта? Я отрывисто кивнула. – Так вот, меня привязали к этому столбу, привязали, как животное и хлестали, пока не потекла кровь! Я буду носить шрамы из-за этого до самой смерти. Если бы сегодня днем я не был удачлив, как дьявол, это самое меньшее, что меня ожидало бы. Скорее всего, меня бы выпороли, а потом повесили. Он с трудом сглотнул и продолжил: – Я знал это и ни секунды не колебался, отправляясь за тобой в это место, хоть и думал, что Дугал, возможно, прав! Ты знаешь, откуда у меня пистолет, которым я воспользовался? Я оцепенело покачала головой, мой собственный гнев постепенно угасал. – Я убил часового у стены. Тот выстрелил в меня, вот почему пистолет не был заряжен. Он промахнулся, а я убил его своим дирком, оставил торчать в его грудной кости, когда услышал твой крик. Я бы убил дюжину, чтобы добраться до тебя, Клэр. Голос у него дрогнул. – И когда ты закричала, я бросился к тебе, вооруженный только незаряженным пистолетом и собственными руками, – теперь Джейми говорил немного спокойнее, но его глаза все еще были обезумевшими от боли и гнева. Я молчала. Потрясенная ужасом встречи с Рэндаллом, я совершенно не оценила отчаянного мужества, которое ему понадобилось, чтобы прийти в форт вслед за мной. Неожиданно он отвернулся, ссутулив плечи. – Ты права, – тихо сказал он. – Да, ты совершенно права. Гнев в его голосе внезапно исчез, уступив место тону, какого я никогда раньше в нем не слышала, даже в моменты крайней физической боли. – Моя гордость задета. А гордость – это почти все, что у меня осталось. Он уперся предплечьями в шероховатую кору сосны и в изнеможении уронил на них голову. Его голос был таким тихим, что я едва его слышала. – Ты вытянула из меня все жилы, Клэр. Что-то очень похожее происходило и со мной. Я нерешительно подошла к нему сзади. Он не пошевелился, даже когда я обвила его руками за пояс. Я прижалась щекой к его сгорбленной спине. Его рубашка была влажной, насквозь пропотевшей от накала страстей, и он дрожал. – Мне жаль, – просто сказала я. – Пожалуйста, прости меня. Тогда он повернулся и крепко меня обнял. Я чувствовала, как его дрожь постепенно ослабевает. – Прощена, девочка, – наконец прошептал он мне в волосы. Разжав объятия, он посмотрел на меня сверху вниз, серьезный и строгий. – Мне тоже жаль, – сказал он. – Я прошу у тебя прощения за свои слова, мне было больно, и я наговорил то, о чем и не думал. Простишь ли и ты меня? После его последних слов, я с трудом сознавала, за что мне его прощать, но кивнула и сжала его руки. – Прощен. В куда менее тягостном молчании мы снова сели на лошадь. Дорога здесь простиралась вдаль по прямой, и далеко впереди я видела небольшое облачко пыли – должно быть, Дугал и остальные мужчины. Джейми снова был со мной; пока мы ехали, он придерживал меня одной рукой, и я чувствовала себя защищенной. Но смутное чувство обиды и скованности никуда не делось; между нами еще не все уладилось. Мы простили друг друга, но слова до сих пор держались в памяти, их нельзя было забыть.
===
300. Идиома: неприятная минута, неприятность; короткий, трудный период жизни. 301. Песочница – сосуд с песком, напоминающий солонку, который встряхивали над документом, чтобы удалить излишки чернил. 302. Кларет – общее название для некоторых красных вин Бордо, а также, в более широком понимании, сухих красных вин бордоского типа, производимых за пределами Франции. 303. Ординарец – военнослужащий, состоящий при командире или штабе для выполнения их поручений, главным образом для связи и передачи приказаний. 304. Сонетка – звонок, проведенный в другую комнату, причем обыкновенно шнур или лента бывает красиво отделана или вышита. 305. Выше 3 м. 306. Тюрьма была известна по всей стране как самое отвратительное место, где только можно было оказаться. Хотя первоначально это была долговая тюрьма, вскоре сюда стали заключать всевозможных воров и убийц, а также мелких преступников, среди которых были женщины и маленькие дети. Толбут славился своими орудиями пыток – тиски и позорные столбы были обычными средствами наказания. Все казни проводились публично на эшафоте над городской площадью. Головы самых отъявленных преступников насаживали на пики и выставляли на Хай-Стрит в назидание потенциальным нарушителям закона. Пытки и казни в Толбуте продолжались до 1817 года, пока его окончательно не снесли. 307. Почти 2,5 м. 308. Около 6 м. 309. Фал – веревка, предназначенная для подъёма и спуска флага. 310. 90-120 см. 311. 1,61-3,22 км.
Дата: Воскресенье, 15.05.2022, 14:17 | Сообщение # 39
Виконт
Сообщений: 409
Глава 22. Расплата
Мы добрались до Дунсбери уже после наступления темноты. К счастью, там была довольно большая стоянка для экипажей с постоялым двором. Дугал ненадолго страдальчески прикрыл глаза, расплачиваясь с хозяином: пришлось дать несколько лишних серебряных монет, обеспечивших его молчание о нашем присутствии. Впрочем, серебро также обеспечило сытный ужин с изрядным количеством эля. Несмотря на угощение, ужин прошел мрачно и был съеден по большому счету в молчании. Сидя за столом в своем загубленном платье, скромно прикрытом лишней рубашкой Джейми, я явно впала в немилость. Мужчины, за исключением Джейми, вели себя так, словно я была абсолютно невидимой, и даже Джейми только и делал, что время от времени подталкивал мне хлеб и мясо. Стало облегчением наконец-то подняться в нашу комнату, хоть она и была маленькой и тесной. Я со вздохом опустилась на кровать, не уделив должного внимания состоянию постельного белья. – Я так устала. Это был длинный день. – Да, это верно. Джейми расстегнул воротник и манжеты, отстегнул пояс с мечом, но и не подумал раздеваться дальше. Он освободил ремень от ножен и сложил его вдвое, задумчиво разминая кожу. – Иди в постель, Джейми. Чего ты ждешь? Он подошел и встал возле кровати, слегка раскачивая ремень из стороны в сторону. – Ну что, девочка, боюсь, нам еще нужно кое-что уладить между собой, прежде чем мы сегодня ляжем спать. Я ощутила внезапный укол дурного предчувствия. – Что именно? Он ответил не сразу. Намеренно не садясь на кровать рядом со мной, он вместо этого пододвинул табурет и сел напротив меня. – Ты понимаешь, Клэр, – тихо заговорил он, – что мы все были на волосок от гибели сегодня днем? Я стыдливо опустила глаза на одеяло. – Да, я знаю. По моей вине. Прости. – Ага, значит, ты понимаешь, – заключил он. – Знаешь ли ты, что, если бы кто-то из нас, мужчин, совершил нечто подобное, подвергнув опасности остальных, ему, скорее всего, отрезали бы уши или выпороли, если бы не убили сразу? От этих слов я побледнела. – Нет, я не знала. – Впрочем, я знаю, что ты еще не знакома с нашими обычаями, и это своего рода оправдание. И все же я велел тебе спрятаться, и если бы ты так и сделала, этого бы никогда не случилось. Так вот, англичане будут повсюду нас разыскивать; теперь нам придется скрываться днем и передвигаться ночью. Он помолчал. – А что касается капитана Рэндалла…. да, тут нечто совсем другое. – Хочешь сказать, что он будет искать именно тебя, теперь, когда ему известно, что ты здесь? Он рассеянно кивнул, глядя на огонь. – Да. Он… это уже личное, для него, понимаешь? – Мне так жаль, Джейми, – пробормотала я. Джейми отмахнулся от этих слов движением руки. – А-а, если бы ты задела этим только меня, я больше не стал бы об этом говорить. Но раз уж мы заговорили, – он вскинул на меня пронзительный взгляд, – я тебе скажу, что чуть не умер, увидев на тебе руки этого животного. Он мрачно уставился на огонь, словно заново переживая события сегодняшнего дня. Я подумала, не рассказать ли ему о… проблемах Рэндалла, но побоялась, что от этого будет больше вреда, чем пользы. Мне отчаянно хотелось обнять Джейми и попросить у него прощения, но я не смела до него дотронуться. После долгого молчания он вздохнул и встал, легонько похлопывая ремнем по бедру. – Ну что ж, – сказал он. – Лучше покончить с этим. Ты причинила серьезный вред, не выполнив мои указания, и я собираюсь наказать тебя за это, Клэр. Ты помнишь, что я тебе сказал, когда уезжал сегодня утром? Я прекрасно помнила и поспешно кинулась через кровать, прижавшись спиной к стене. – Что ты имеешь в виду? – Ты отлично знаешь, что я имею в виду, – твердо ответил он. – Встань на колени возле кровати и подними подол, девочка. – Я не стану этого делать! – я крепко вцепилась обеими руками в кроватный столбик и отползла подальше в угол. Джейми некоторое время наблюдал за мной прищуренными глазами, размышляя, что делать дальше. Мне пришло в голову, что ничто не помешает ему делать со мной все, что ему вздумается: он весил больше меня на добрых пять стоунов. Однако, в конце концов, он выбрал переговоры, а не действие, и осмотрительно отложил ремень в сторону, прежде чем переползти через постель и сесть рядом со мной. – Итак, Клэр… – начал он. – Я же сказала, что сожалею! – вырвалось у меня. – И это так. Я больше никогда так не поступлю! – Но дело вот в чем, – медленно выговорил он. – Ты можешь. А все потому, что ты не относишься к вещам так серьезно, как следует. Думаю, ты из тех мест, где все проще. Там, откуда ты родом, неповиновение приказу или своевольные действия – не вопрос жизни или смерти. В худшем случае, ты причинила бы кому-то беспокойство или доставила небольшие неприятности, но вряд ли из-за этого кого-нибудь убили бы. Я смотрела, как его пальцы собирают в складки коричневатую клетку килта, пока они приводил в порядок свои мысли. – Горькая правда в том, что легкомысленный поступок в таких местах как здесь и сейчас может привести к тяжелым последствиям, – особенно для такого человека, как я. Он похлопал меня по плечу, заметив, что я готова расплакаться. – Я знаю, что ты никогда бы не стала сознательно подвергать опасности ни меня, ни кого-то другого. Но ты легко можешь сделать это необдуманно, как сделала сегодня, потому что все еще толком не веришь, когда я говорю тебе, что определенные вещи небезопасны. Ты привыкла решать все сама, и я знаю, – он искоса глянул на меня, – что ты не привыкла к тому, чтобы мужчина указывал тебе, что делать. Но ты должна научиться этому, ради нашего же блага. – Хорошо, – медленно произнесла я. – Понимаю. Ты, конечно, прав. Хорошо, я стану выполнять твои указания, даже если с ними не согласна. – Славно, – он встал и взял ремень. – А теперь слезай с кровати, и мы покончим с этим. Мой рот открылся от возмущения. – Что?! Я же сказала, что стану выполнять твои указания! Он раздраженно вздохнул и снова уселся на табурет. И спокойно на меня посмотрел. – Но послушай. Ты говоришь, что понимаешь меня, и я этому верю. Но есть разница между тем, чтобы понять что-то рассудком и тем, чтобы по-настоящему это осознать, в глубине души. Я неохотно кивнула. – Ну и хорошо. Сейчас мне придется наказать тебя, и по двум причинам: прежде всего, чтобы ты осознала, – он неожиданно улыбнулся. – По собственному опыту могу сказать, что хорошая порка заставляет тебя взглянуть на вещи с более серьезной точки зрения. Я еще крепче вцепилась в столбик кровати. – Другая причина, – продолжал он, – это все остальные. Ты заметила, какими они были сегодня вечером? Я заметила: за ужином было настолько неуютно, что я с радостью сбежала в комнату. – Существует такая вещь, как справедливость, Клэр. Для них всех ты поступила плохо, и тебе придется за это поплатиться, – он глубоко вздохнул. – Я – твой муж, позаботиться об этом – мой долг, и я намерен его исполнить. У меня был целый ряд серьезных возражений против подобного заявления. Что касается справедливости ситуации, – а я была вынуждена признать, что по крайней мере отчасти она была на его стороне, – мое чувство собственного достоинства глубоко оскорбляла идея быть избитой кем бы то ни было и по какой бы то ни было причине. Я чувствовала себя глубоко преданной из-за того, что человек, на которого я полагалась как на друга, защитника и любовника, собирался сделать со мной такое. И мое чувство самосохранения внушало мне тихий ужас при мысли о том, чтобы сдаться на милость того, кто обращается с пятнадцатифунтовым клеймором, как с мухобойкой312. – Я не позволю тебе бить меня, – твердо произнесла я, крепко держась за кроватный столбик. – О, не позволишь? – он поднял рыжеватые брови. – Вот что я скажу тебе, девочка, сомневаюсь, что тебе стоит высказываться по этому поводу. Ты моя жена, нравится тебе это или нет. Если бы я хотел сломать тебе руку, или кормить только хлебом и водой, или запереть в чулане на несколько дней, – и не думай, что меня это не прельщает, – я мог бы это сделать, не говоря уже о том, чтобы взгреть тебя по заднице. – Я буду кричать! – Скорее всего. Если не до того, так во время уж точно. Думаю, тебя услышат на соседней ферме, легкие у тебя хорошие. Он гнусно ухмыльнулся и двинулся ко мне по кровати. С некоторым трудом он разжал мои пальцы и решительно потянул, оттаскивая к краю постели. Я пнула его в голень, но без какого-либо ущерба, так как была босой. Тихонько ворча, он ухитрился перевернуть меня на кровати лицом вниз, вывернув мою руку, чтобы удержать на месте. – Я намерен это сделать, Клэр! Так вот, если будешь меня слушаться, мы сочтемся на дюжине ударов. – А если не буду? – я задрожала. Он поднял ремень и хлопнул им по ноге с противным чмокающим звуком. – Тогда я упрусь коленом тебе в спину и буду бить тебя, пока моя рука не устанет, и предупреждаю, тебе это надоест гораздо раньше, чем мне. Я соскочила с кровати и развернулась к нему лицом, стиснув кулаки. – Ты варвар! Ты… ты садист! – в сердцах прошипела я. – Ты это делаешь ради собственного удовольствия! Я никогда тебе этого не прощу! Джейми помолчал, выкручивая ремень. И невозмутимо ответил: – Я не знаю, что такое садист. И если я простил тебя за сегодняшний день, то, пожалуй, и ты меня тоже простишь, как только снова сможешь сидеть. Что касается моего удовольствия… – его губы дернулись. – Я сказал, что мне придется наказать тебя. Но не говорил, что не собираюсь насладиться этим. Он поманил меня пальцем. – Иди сюда.
***
На следующее утро мне не хотелось покидать прибежище комнаты, и я возилась, завязывая и снова развязывая тесемки и расчесывая волосы. Я не разговаривала с Джейми со вчерашнего вечера, но он заметил мое замешательство и убеждал меня выйти с ним позавтракать. – Тебе не надо бояться встречи с остальными, Клэр. Пожалуй, они будут подшучивать над тобой, но это не страшно. Выше голову! Он потрепал меня за подбородок, и я укусила его за руку – сильно, но не глубоко. – Ой! – он отдернул пальцы. – Будь осторожней, девочка, ты же не знаешь, где они побывали. Он вышел, посмеиваясь, и отправился завтракать. «У него вполне может быть хорошее настроение», – горько подумала я. Если прошлой ночью ему хотелось отомстить, он своего добился. Это была очень неприятная ночь. Моя вынужденная уступчивость продержалась ровно до первого обжигающего удара кожи о плоть. За этим последовала короткая яростная борьба, оставившая Джейми с разбитым в кровь носом, тремя великолепными царапинами на одной щеке и глубоко укушенным запястьем. Неудивительно, что после этого я едва не задохнулась в засаленных одеялах с коленом на спине и была избита до полусмерти. Джейми, черт бы побрал его шотландскую черную душу, оказался прав. Мужчины здоровались сдержанно, но довольно дружелюбно; враждебность и пренебрежение предыдущего вечера исчезли. Когда я у буфета накладывала в тарелку яйца, подошел Дугал и по-отечески обнял меня за плечи. Его борода щекотала мне ухо, пока он говорил доверительным рокотом: – Надеюсь, Джейми не был с вами слишком суров прошлой ночью, милая. Хотя по звукам казалось, будто вас убивают. Я густо покраснела и отвернулась, чтобы он этого не заметил. После оскорбительных замечаний Джейми, я решила стойко хранить молчание до конца сурового испытания. Однако когда дошло до дела, я бы бросила вызов самому Сфинксу313 и заставила его хранить молчание, оказавшись жертвой ремня, которым орудует Джейми Фрейзер. Дугал повернулся и окликнул Джейми, который сидел за столом, поглощая хлеб с сыром. – Эй, Джейми, совсем необязательно было избивать девочку до полусмерти. Легкой памятки было бы достаточно. В качестве иллюстрации он крепко шлепнул меня по заду, заставив вздрогнуть. Я сердито на него посмотрела. – Отбитая задница никогда никому не приносила непоправимого вреда, – произнес Мёртаг с набитым хлебом ртом. – Нет, разумеется, – сказал Нед, ухмыляясь. – Присаживайтесь, девочка моя. – Благодарю вас, я постою, – с достоинством ответила я, отчего они все покатились со смеху. Джейми старался не встречаться со мной взглядом, усердно нарезая кусок сыра. За день набралось немало добродушных подшучиваний, а каждый из мужчин нашел какой-нибудь повод, чтобы похлопать меня по мягкому месту в притворном сочувствии. В целом, однако, это было терпимо, и я неохотно начинала признавать, что Джейми, возможно, был прав, хотя мне по-прежнему хотелось его придушить. Поскольку о том, чтобы сесть, не могло быть и речи, я все утро занималась мелкими домашними делами, вроде обмётывания и пришивания пуговиц, которые можно было делать у подоконника под предлогом того, что для шитья нужен свет. После обеда, который я съела стоя, мы все разошлись по комнатам отдыхать. Дугал решил, что мы дождемся наступления темноты, чтобы направиться в Баргреннан – следующую остановку в нашем путешествии. Джейми последовал за мной в нашу комнату, но я решительно захлопнула дверь у него перед носом. Пусть снова спит на полу. Прошлой ночью он повел себя довольно деликатно: застегнул ремень и, не сказав ни слова, вышел из комнаты сразу после того, как закончил. Он вернулся через час, когда я потушила лампу и легла спать, но у него хватило ума не пытаться забраться ко мне в постель. Вглядевшись в темноту, где я лежала неподвижно, он глубоко вздохнул, завернулся в свой плед и уснул на полу возле двери. Слишком обозленная, расстроенная и физически стесненная, чтобы уснуть, я пролежала большую часть ночи без сна, то обдумывая слова Джейми, то испытывая желание встать и пнуть его в какое-нибудь чувствительное место. Будь я объективной, – а я была не в том настроении, – то признала бы, что он был прав, сказав, что я не воспринимаю вещи с должной серьезностью. Однако он ошибался, когда говорил, будто дело в том, что там, где я жила, – где бы это ни было, – все менее рискованно. На самом деле, мне казалось, что скорее все обстоит наоборот. Это время во многих отношениях все еще оставалось для меня нереальным: чем-то вроде спектакля или костюмированного представления. По сравнению с картинами механизированных массовых военных действий там, откуда я пришла, маленькие сражения, которые я видела, – несколько мужчин вооруженные мечами и мушкетами, – казались мне скорее живописными, нежели угрожающими. У меня возникли сложности с масштабом происходящего. Человек, убитый из мушкета, был так же мертв, как и тот, которого убило из миномета. Просто миномет убивал обезличенно, уничтожая десятки людей, в то время как из мушкета стрелял один человек, который мог видеть глаза убитого. А это уже убийство, как мне казалось, а не военные действия. Сколько нужно людей, чтобы развязать войну? Пожалуй, достаточно, чтобы им не пришлось смотреть друг на друга. И все же здесь определенно шла война – или по крайней мере серьезное дело – для Дугала, Джейми, Руперта и Неда. Даже у маленького Мёртага с крысиным личиком была причина для жестокости, выходящей за рамки его естественных наклонностей. И что это за причины? Один король предпочтительнее другого? Ганноверы314 и Стюарты315? Для меня они всё еще были не более чем именами в таблице на стене классной комнаты. Чем они были по сравнению с таким немыслимым злом, как гитлеровский рейх? Наверное, это имело значение для тех, кто жил при этих королях, хотя мне разница и могла показаться незначительной. И все же, когда право жить по своему усмотрению вообще считалось незначительным? Разве борьба за выбор собственной судьбы менее достойна, нежели необходимость остановить великое зло? Я раздраженно заворочалась, осторожно потирая болезненную пятую точку. Сердито глянула на Джейми, свернувшегося калачиком возле двери. Он дышал ровно, но неглубоко; возможно, ему тоже не спалось. Я надеялась, что это так. Вначале я была склонна воспринимать все это незаурядное злоключение как мелодраму; подобных вещей в реальной жизни просто не бывает. Я испытала немало потрясений с тех пор, как шагнула сквозь камень, но худшее из них случилось сегодня днем. Джек Рэндалл, так похожий и так ужасающе непохожий на Фрэнка. Его прикосновение к моей груди внезапно стало связующим звеном между моей прежней жизнью и нынешней, с грохотом, подобным раскату грома, сведя воедино мои разделенные реальности. А потом появился Джейми: его лицо, застывшее от страха в окне кабинета Рэндалла, искаженное яростью на обочине дороги и напряженное от боли из-за моих оскорблений. Джейми. Джейми был реальным, и еще как, более реальным, чем всё, что когда-либо существовало для меня, даже Фрэнк и моя жизнь в 1945 году. Джейми, нежный любовник и вероломный подлец. Возможно, в этом отчасти и заключалась проблема. Джейми настолько заполнил мои чувства, что его окружение казалось почти неважным. Но я больше не могла позволить себе пренебрегать ими. Сегодня днем мое безрассудство едва его не убило, и мой желудок скрутило при мысли, что я могла его потерять. Я резко села, собираясь подняться и разбудить его, сказать ему, чтобы он пришел ко мне в постель. Едва я всем весом опустилась на результаты его рукоприкладства, как так же резко передумала и со злостью бросилась обратно на живот. Ночь, проведенная таким образом в метаниях между приступами ярости и философствованием, довела меня до изнеможения. Я проспала всю вторую половину дня и сонно проковыляла вниз к легкому ужину, когда Руперт разбудил меня незадолго до наступления темноты. Дугал, без сомнения терзаясь от издержек, раздобыл для меня другую лошадь. Крепкое животное, хотя и нескладного сложения, с добрыми глазами и короткой жесткой гривой: я сразу же назвала ее Тисл316. Я не приняла во внимание последствий долгой верховой езды, последующей за сильнейшей поркой. И нерешительно посмотрела на жесткое седло Тисл, внезапно осознав, что меня ожидает. Толстая накидка шлепнулась поперек седла, и блестящий черный крысиный глаз Мёртага заговорщически подмигнул мне с противоположной стороны. Я решила, что по крайней мере буду страдать в горделивом молчании, и, хмуро стиснув челюсти, взгромоздилась в седло. Казалось, среди мужчин существовал негласный заговор галантности: они по очереди останавливались через небольшие промежутки времени, чтобы облегчиться, позволяя мне на несколько минут спешиться и тайком растереть мой ноющий зад. Изредка кто-нибудь предлагал остановиться, чтобы попить, что также требовало моей остановки, так как бутыли с водой везла Тисл. Так мы тряслись часа два, но боль неуклонно усиливалась, вынуждая меня беспрестанно ерзать в седле. В конце концов я решила, что к черту горделивое страдание: мне просто необходимо было на время слезть. – Тпру! – остановила я Тисл и соскочила вниз. Я сделала вид, что изучаю ее левую переднюю ногу, в то время как остальные лошади остановились, сбившись в кучу, вокруг нас. – Боюсь, у нее камешек застрял в подкове, – солгала я. – Я его вытащила, но лучше немного с ней пройдусь: не хочется, чтобы она захромала. – Нет, этого мы не допустим, – уверил Дугал. – Ладно, тогда пройдитесь немного, но кто-то должен остаться с вами. Дорога здесь довольно спокойная, но я не могу позволить вам разгуливать одной. Джейми немедленно спрыгнул с седла. – Я пойду с ней, – тихо сказал он. – Хорошо. Не задерживайтесь слишком долго, мы должны быть в Баргреннане до рассвета. Вывеска «Красный кабан», хозяин – нам друг. Махнув рукой, он подозвал остальных, и они бодрой рысью тронулись в путь, оставив нас в пыли.
***
Несколько часов мучений в седле не улучшили моего настроения. Пусть он идет со мной. Будь я проклята, если заговорю с ним, садистом, жестокой скотиной. В свете восходящего полумесяца он не выглядел особенно жестоким, но я ожесточила свое сердце и ковыляла вперед, старательно не глядя на него. Поначалу мои измученные мышцы протестовали против непривычной физической нагрузки, но примерно через полчаса двигаться стало гораздо легче. – Завтра ты почувствуешь себя намного лучше, – мимоходом заметил Джейми. – Хотя еще один день сидеть тебе будет сложно. – И откуда у тебя такие познания? – вспылила я в ответ. – Ты так часто бьешь людей? – Ну, нет, – ответил он, нисколько не обеспокоенный моим настроем. – Такое я опробовал впервые. Однако имею внушительный опыт иного рода. – Ты? – я изумленно уставилась на него. Мысль о том, что кто-то применял ремень к этой вздымающейся груде мышц и сухожилий, была абсолютно неправдоподобной. Он рассмеялся над выражением моего лица. – Когда я был поменьше, Сассенах. Меня столько раз пороли ремнем по заднице, что и не сосчитать, начиная лет с восьми и до тринадцати. Именно тогда я стал выше отца, и ему стало несподручно перегибать меня через изгородь. – Твой отец бил тебя? – Да, чаще всего. Школьный учитель тоже, конечно, а время от времени и Дугал или иногда еще кто-нибудь из дядей, в зависимости от того, где я был и что натворил. Во мне нарастал интерес, несмотря на мое твердое намерение не обращать на него внимания. – Что же такого ты делал? Он снова рассмеялся – негромкий, но заразительный звук в тихом ночном воздухе. – Ну, всего и не вспомню. Скажу, что в целом я этого заслуживал. Во всяком случае, не думаю, что па когда-нибудь бил меня несправедливо. Задумавшись, он с минуту шагал молча. – Ммм. Ну смотри, один раз за то, что забросал цыплят камнями, другой – за то, что катался верхом на коровах и слишком раззадорил их перед дойкой, потом еще за то, что съел все варенье из пирогов, а пироги оставил. А-а, и выпустил лошадей из конюшни, оставив ворота незапертыми, и поджег соломенную крышу голубятни – это была случайность, я сделал это не нарочно, – и потерял свои учебники, – а это уже нарочно, – и… Он замолчал, пожав плечами, когда я невольно расхохоталась. – Обычные пустяки. Хотя чаще всего доставалось за то, что открывал рот, когда следовало держать его на замке. Он фыркнул от какого-то воспоминания. – Однажды моя сестра Дженни разбила кувшин: поддразнивая, я разозлил ее, и она вышла из себя и запустила им в меня. Когда пришел па и потребовал ответа, кто это сделал, она была слишком напугана, чтобы говорить, и просто смотрела на меня широко раскрытыми и испуганными глазами – глаза у нее голубые, как у меня, но красивее, с черными ресницами вокруг, – Джейми снова пожал плечами. – В любом случае я сказал отцу, что это сделал я. – Это было очень благородно с твоей стороны, – язвительно заметила я. – Твоя сестра, наверное, была благодарна. – Да, ну, может, и была бы. Только мой отец все это время стоял с другой стороны открытой двери и видел, что произошло на самом деле. Так что ее выпороли за несдержанность и разбитый кувшин, а меня пороли дважды: один раз за то, что дразнил ее, а второй – за ложь. – Это же несправедливо! – возмущенно воскликнула я. – Мой отец не всегда был мягок, но обычно он был справедлив, – невозмутимо возразил Джейми. – Он говорил, что правда есть правда, и люди должны нести ответственность за свои поступки, и это правильно. Он искоса глянул на меня. – Но зато он сказал, что у меня доброе сердце, раз принял на себя вину, поэтому, хотя ему и придется наказать меня, я могу выбрать: либо быть выпоротым, либо лечь спать без ужина, – он невесело рассмеялся, покачав головой. – Отец знал меня очень хорошо. Без вопросов я предпочел порку. – Ты не что иное, как ходячий аппетит, Джейми, – заметила я. – Да, – согласился он без всякой обиды, – всегда таким был. Ты тоже, ненасытная утроба, – обратился он к своему коню. – Подожди немного, пока мы остановимся отдохнуть. Он дернул поводья, вытягивая ищущий нос своей лошади из соблазнительных пучков травы вдоль обочины. – Да, отец был справедлив, – продолжал он, – и вдумчиво относился к этому, хотя в то время я, конечно, этого не ценил. Он не заставлял меня дожидаться взбучки: если я делал что-то не так, меня наказывали сразу – или как только он узнавал об этом. И он всегда старался убедиться, что я знал, за что меня собираются поколотить, и мог отстоять свою точку зрения, если хотел. «А-а, так вот что ты задумал», – догадалась я. Этакий обезоруживающий интриган. Я сомневалась, что ему удастся очаровать меня, заставив отказаться от намерения выпотрошить его при первой же возможности, но пусть попытается. – Ты когда-нибудь побеждал в споре? – поинтересовалась я. – Нет. Как правило, случай был предельно ясен, и обвиняемый сам свидетельствовал против себя. Хотя иногда мне несколько смягчали наказание. Он потер нос. – Однажды я сказал ему, что, по-моему, избиение сына – самый варварский способ добиться своего. Он ответил, что у меня столько же ума, как у столба, возле которого я стою, если не меньше. Сказал, что уважение к старшим – один из краеугольных камней просвещенного поведения, и пока я этого не усвою, мне лучше привыкнуть смотреть на пальцы собственных ног, в то время как один из моих стариков-варваров лупит меня по заднице. На этот раз я рассмеялась вместе с ним. На дороге было тихо, стояла та абсолютная тишина, которая наступает, когда находишься за много миль от любого другого человека. Та тишина, которую так трудно встретить в мое собственное, более многолюдное время, когда машины распространили влияние человека так, что одно физическое лицо может производить столько же шума, сколько и толпа. А тут единственные звуки – это шелест растений, редкий вскрик ночной птицы и мягкая глухая поступь лошадей. Теперь, когда мои сведенные судорогой мышцы начали свободно растягиваться благодаря движению, идти мне стало намного легче. Мои обостренные чувства тоже стали понемногу расслабляться, пока я слушала истории Джейми, полные юмора и самоиронии. – Конечно, мне совсем не нравилось, когда меня били, но если у меня был выбор, я предпочитал па, а не учителя. В школе мы обычно получали тоузом317 по ладони, а не по заду. Отец говорил, что если он будет хлестать меня по руке, я не смогу вообще работать, тогда как, если стегать по заднице, то у меня, по крайней мере, не будет соблазна сидеть и бездельничать. Как правило, каждый год у нас был новый учитель: они долго не задерживались – обычно либо становились фермерами, либо уезжали в более богатые края. Школьным учителям платят так мало, что они вечно тощие и голодные. Как-то был один толстый, и я никак не мог поверить, что он настоящий школьный учитель: выглядел он как переодетый священник. Я припомнила пухлого маленького отца Бейна и улыбнулась в знак согласия. – Одного я запомнил особенно, потому что он заставлял встать перед классом с вытянутой вперед ладонью, а потом читал длинную нотацию о твоих провинностях, и прежде чем начать, и в промежутках между ударами. Я, бывало, стою с вытянутой рукой, испытывая жгучую боль, и только и молю, чтобы он перестал болтать без умолку и продолжил свое дело, пока я не растерял все свое мужество и не расплакался. – Полагаю, именно этого он от тебя и добивался, – вставила я, невольно испытывая сочувствие. – О да, – как бы между прочим отозвался он. – Хотя мне понадобилось время, чтобы это понять. И как только я понял, как всегда, не смог удержать язык за зубами. Он вздохнул. – И что произошло? – к этому времени я почти забыла, что должна быть в ярости. – Так вот, однажды он поднял меня – со мной часто такое бывало, потому что я не мог толком писать правой рукой, продолжал делать это левой. Он хлестнул меня три раза, – потратил на это почти пять минут, ублюдок, – и перед каждым ударом распекал меня за то, что я глупый, ленивый, упрямый малолетний невежа. Рука моя безумно горела, поскольку это было уже второй раз за день, и мне было страшно оттого, что я знал, – когда вернусь домой, получу ужасную взбучку, таково было правило: если меня били в школе, то мне всыпали еще, как только я возвращался домой, так как отец считал образование важным, – так или иначе, я потерял терпение. Его левая рука непроизвольно скрутила поводья, словно защищая уязвимую ладонь. Он замолчал и глянул на меня. – Я редко теряю самообладание, Сассенах, и обычно раскаиваюсь, если это происходит. И это, подумалось мне, вероятно, уже ближе к извинению, на которое я могла рассчитывать. – В тот раз ты раскаивался? – Ну, я сжал кулаки и сердито глянул на него снизу вверх – он был высоким, костлявым парнем, лет двадцати, наверное, хотя мне он казался довольно старым, – и сказал: «Я вас не боюсь, и вы не заставите меня плакать, как бы сильно ни били!» – он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. – Пожалуй, я несколько просчитался, сказав ему такое, пока он еще держал в руке ремень. – Не продолжай, – сказала я. – Он попытался доказать, что ты ошибаешься? – О да, он попытался. Джейми кивнул – темная голова на фоне затянутого облаками неба. При слове «попытался» в его голосе прозвучало вполне определенное мрачное удовлетворение. – Выходит, ему это не удалось? Взлохмаченная голова качнулась из стороны в сторону. – Нет. Во всяком случае, он не смог заставить меня заплакать. Хотя определенно заставил пожалеть, что я не промолчал. Он ненадолго умолк, повернувшись ко мне лицом. Облачный покров на мгновение разошелся, и свет коснулся границ челюсти и щеки, придавая ему позолоченный вид, как у одного из архангелов Донателло318. – Когда Дугал перед свадьбой описывал тебе мой характер, он случайно не упомянул, что иногда я бываю несколько упрям? – раскосые глаза сверкнули, скорее как у Люцифера319, чем как у Михаила320. Я рассмеялась. – Это еще мягко сказано. Насколько я помню, он сказал, что все Фрейзеры упрямы, как кремень, а ты упрямей всех. Вообще-то, – суховато добавила я, – я и сама заметила нечто подобное. Он улыбнулся, направляя лошадь вокруг глубокой лужи на дороге и ведя мою следом за собой за мартингал321. – Ммф, я не стану сейчас говорить, что Дугал неправ, – заговорил он, как только преодолел препятствие. – Но если я и упрям, то это досталось мне в наследство. Мой отец был точно таким же, и время от времени у нас возникали споры, которые не удавалось разрешить без применения силы, как правило, тогда меня и перегибали через изгородь. Когда моя животина внезапно встала на дыбы и захрапела, он протянул руку и схватил лошадь под уздцы. – Эй! Тише! Stad, mo dubh!322 Его собственная, менее пугливая, только дернулась и нервно тряхнула головой. – В чем дело? Я ничего не могла разглядеть, хотя пятна лунного света испещряли дорогу и поле. Впереди виднелся сосновый лесок, и лошади, казалось, не желали к нему приближаться. – Не знаю. Оставайся здесь и веди себя тихо. Садись на свою лошадь и придержи мою. Если я тебя окликну, бросай мартингал и удирай. Голос у Джейми был тихий и непринужденный, он успокаивал меня так же, как лошадей. Пробормотав жеребцу «Sguir!»323 и шлепнув его по шее, чтобы подогнать поближе ко мне, он с дирком в руке исчез в вереске. Я напрягала зрение и слух, стараясь распознать, что же по-прежнему беспокоило лошадей: они перебирали и топали ногами, уши и хвосты подергивались от возбуждения. Облака к этому времени расползлись и разлетелись от ночного ветра, оставив лишь разрозненные следы на лике сияющего полумесяца. Несмотря на яркий свет, я ничего не видела ни впереди на дороге, ни в зловещем леске́. Похоже, час был поздний, а дорога неприбыльной для разбойников, как бы редко они ни встречались в Высокогорье: путников было слишком мало, чтобы устраивать засаду. В перелеске было темно, но не тихо. Сосны негромко рокотали меж собой, миллионы иголок скреблись на ветру. Очень древние деревья – эти сосны, и жуткие во тьме. Голосеменные, шишконосные разбрасыватели крылатых семян, они гораздо старше и крепче дубов и осин с их мягкой листвой и хрупкими сучьями. Подходящий приют для призраков и злых духов Руперта. «Только ты, – сердито подумала я про себя, – могла внушить себе страх перед большим количеством деревьев». Но где же Джейми? Рука, сжавшая мое бедро, заставила меня пискнуть, как испуганную летучую мышь: естественное следствие попытки закричать, когда душа ушла в пятки. С необоснованной яростью от безрассудного страха я набросилась на него, лягнув в грудь. – Не подкрадывайся ко мне так! – Тише, – произнес он, – пойдем со мной. Бесцеремонно выдернув из седла, он спустил меня на землю и торопливо привязал лошадей, которые беспокойно ржали нам вслед, пока он вел меня в высокую траву. – Что там? – прошипела я, слепо спотыкаясь о корни и камни. – Тихо. Не разговаривай. Смотри вниз и следи за моими ногами. Ступай туда же, куда и я, и остановись, когда я до тебя дотронусь. Медленно и более-менее неслышно мы пробирались к опушке соснового перелеска. Под деревьями было темно, только крупицы света падали на игольчатую подстилку под ногами. Даже Джейми не мог идти по ней бесшумно, но шорох сухих иголок терялся в шуме вечнозеленых над головой. Подстилка расщепилась, из лесной почвы вырос гранитный массив. Здесь Джейми пропустил меня вперед, направляя мои руки и ноги при подъеме по наклонной осыпающейся горке. На вершине было достаточно места, чтобы улечься на живот рядом друг с другом. Едва дыша, Джейми приблизил губы к моему уху: – В тридцати футах324 впереди, справа. На поляне. Видишь их? Лишь только я их увидела, как и услышала. Волки, небольшая стая, восемь или десять животных, наверное. Они не выли, только не эти. Добыча лежала в тени, сгусток тьмы с торчащей вверх ногой, тонкой как палка, и вибрирующей под воздействием зубов, дергающих тушу. Лишь изредка раздавалось тихое рычание и тявканье, когда взрослые отгоняли детеныша от своего куска, да довольные звуки кормежки, хруста и треска костей. Когда мои глаза привыкли к неровно освещенному луной пейзажу, я смогла различить несколько косматых фигур, растянувшихся под деревьями, пресытившихся и умиротворенных. Клочки серого меха отсвечивали тут и там, когда те, кто все еще оставался возле туши, толкались и выискивали лакомые кусочки, пропущенные предыдущими товарищами по трапезе. Большая желтоглазая голова внезапно выдвинулась в пятно света, уши навострились. Волк издал тихий, взволнованный звук, что-то среднее между воем и рычанием, и под деревьями резко наступила тишина. Шафрановые глаза, казалось, были прикованы к моим. В позе животного не было ни страха, ни любопытства, только настороженное принятие. Рука Джейми на моей спине предупреждала меня не двигаться, хотя я и не испытывала желания бежать. Думаю, я могла бы часами не отрываться от волчьих глаз, но она – я была уверена, что это самка, хотя и не знала, откуда мне это известно, – раз передернула ушами, словно отпуская меня, и снова наклонилась к пище. Несколько минут мы наблюдали за ними, умиротворенными в рассеянном свете. Наконец, коснувшись моей руки, Джейми дал понять, что пора уходить. Рукой он придерживал меня за плечо, служа опорой, пока мы пробирались сквозь деревья обратно к дороге. Впервые после того, как он спас меня из Форт-Уильяма, я по доброй воле позволила ему дотронуться до меня. Все еще завороженные видом волков, мы почти не разговаривали, но снова почувствовали себя друг с другом уютно.
Дата: Воскресенье, 15.05.2022, 14:22 | Сообщение # 40
Виконт
Сообщений: 409
Так мы и шли, а я, обдумывая истории, которые он мне рассказал, не могла не восхищаться проделанной им работой. Без единого слова прямого объяснения или извинения он сообщил мне то, что хотел. «Я воздал тебе по справедливости, – говорил он, – как меня этому учили. А также проявил к тебе милосердие, насколько мог. Хотя я не мог избавить тебя от боли и унижения, я преподношу тебе в дар свои собственные боли и унижения, чтобы тебе легче было переносить твои». – Ты сильно переживал? – вдруг спросила я. – Я имею в виду, когда тебя били? Или легко с этим справлялся? Он чуть сжал мою руку, прежде чем ее отпустить. – Обычно я забывал об этом, как только все заканчивалось. За исключением последнего раза – тут мне понадобилось время. – Почему? – Ну что ж… С одной стороны, мне было шестнадцать, и я был взрослым мужчиной… как мне казалось. С другой – мне было чертовски больно. – Не обязательно рассказывать мне об этом, если не хочешь, – отозвалась я, почувствовав его колебания. – Болезненная история? – Не такая болезненная, как порка, – сказал он, смеясь. – Нет, я не прочь рассказать тебе. История длинная, только и всего. – До Баргреннана еще далеко. – Верно. Тогда, ладно. Помнишь, я говорил, что провел год в замке Леох, когда мне было шестнадцать? Такая была договоренность между Колумом и моим отцом – чтобы я лучше познакомился с кланом моей матери. Два года меня воспитывал Дугал, а затем я на год поехал в замок, чтобы научиться хорошим манерам, латыни и тому подобному. – О! А я все гадала, как ты там оказался. – Да, именно так. Я был крупным для своего возраста или, по крайней мере высоким: уже тогда хорошо владел мечом и был наездником лучше многих. – Скромным к тому же, – добавила я. – Не очень. Самоуверенным, как черт, и куда более скорым на язык, чем сейчас. – Уму непостижимо, – забавляясь, заметила я. – Ну может быть, Сассенах. Я заметил, что могу рассмешить людей своими замечаниями, и стал делать их чаще, не слишком заботясь, что говорю и кому. Иногда я был жесток с другими мальчишками, сам того не желая, просто не мог удержаться, если мне приходило в голову сказать что-нибудь остроумное. Он посмотрел на небо, чтобы определить время. Теперь, когда зашла луна, стало еще темнее. Я узнала созвездие Ориона325, плывущее на горизонте, и странным образом успокоилась от знакомого вида. – Так вот, однажды я зашел слишком далеко. С двумя другими парнишками я шел по коридору, когда на противоположном его конце увидел мистрис Фицгиббонс. Она несла большую корзину, почти такую же большую, как она сама, и врезалась то в одно, то в другое на ходу. Ты же знаешь, как она выглядит теперь, тогда она была ненамного меньше. Смутившись, он потер нос. – Ну, я и сделал несколько неуважительных замечаний по поводу ее внешности. Забавных, но очень неуважительных. Они изрядно развеселили моих спутников. Я не сообразил, что она тоже может меня услышать. Я вспомнила внушительную даму из замка Леох. Хотя я всегда видела ее только в благодушном настроении, она не была похожа на человека, которого можно безнаказанно оскорблять. – Что же она сделала? – Тогда – ничего. Я и не знал, что она слышала, пока на следующий день она не встала на приеме в зале и не рассказала обо всем Колуму. – О боже! – я знала, как высоко ценит Колум мистрис Фиц, и не думала, что он легкомысленно воспримет любую непочтительность по отношению к ней. – И что произошло? – То же самое, что произошло с Лэаре, – или почти. Он усмехнулся. – Однако я набрался смелости, встал и заявил, что предпочитаю быть битым кулаками. Все это время я старался держаться особенно невозмутимо и по-взрослому, хотя сердце у меня колотилось, как кузнечный молот, и меня немного подташнивало, когда я смотрел на руки Ангуса: они были словно камни, и притом большие. Из толпы, собравшейся в зале, раздалось несколько смешков: тогда я был не таким высоким, как сейчас, и весил вдвое меньше. Малыш Ангус мог одним ударом снести мне голову. Тем не менее, Колум и Дугал неодобрительно на меня посмотрели, хотя мне показалось, будто на самом деле они были немного довольны тем, что у меня хватило наглости просить об этом. Тогда Колум сказал, что нет, раз я вел себя как ребенок, меня и накажут соответственно. Он кивнул и, прежде чем я успел пошевелиться, Ангус перегнул меня через колено, задрал подол моего килта и отходил меня ремнем на глазах у всего зала. – Ох, Джейми! – Мммфм. Ты заметила, что Ангус очень мастерски выполняет свою работу? Он нанес пятнадцать ударов, и я по сей день могу точно сказать, куда пришелся каждый из них, – он поежился от воспоминаний. – Отметины неделю не сходили. Он протянул руку и сорвал пучок сосновых иголок с ближайшего дерева, расправив их веером между большим и остальными пальцами. Запах скипидара вдруг стал резче. – Но просто уйти и заняться своими болячками мне тоже не позволили. Когда Ангус со мной закончил, Дугал взял меня за шиворот и препроводил в дальний конец зала. Оттуда меня заставили проползти обратно на коленях, по каменным плитам. Мне пришлось, стоя на коленях перед креслом Колума, попросить прощения у мистрис Фиц, потом у Колума, потом извиниться перед всеми в зале за свою дерзость и, наконец, поблагодарить Ангуса за порку ремнем. Я чуть не задохнулся при этом, но он был очень снисходителен: наклонился и протянул мне руку, помогая подняться. Затем меня усадили на табурет рядом с Колумом и велели сидеть там до конца приема. Словно защищаясь, он сгорбил плечи. – Это был худший час в моей жизни. Мое лицо горело, как и моя задница, колени были ободраны, и я мог смотреть только себе на ноги, но хуже всего было то, что мне до ужаса хотелось отлить. Я чуть не умер: скорее бы лопнул, чем вдобавок ко всему обмочился перед всеми, но был близок к тому. Рубашка у меня насквозь промокла от пота. Я подавила желание рассмеяться. – Неужели ты не мог сказать Колуму, в чем дело? – спросила я. – Он прекрасно понимал, в чем дело, как и все остальные в зале, по тому, как я ерзал на том табурете. Народ делал ставки: выдержу я или нет. Он пожал плечами. – Колум отпустил бы меня, если бы я попросил. Но… в общем, я заупрямился, – он чуть застенчиво улыбнулся, на темном лице забелели зубы. – Я подумал, что лучше умру, чем попрошу, и это едва не произошло. Когда, наконец, Колум сказал, что мне можно идти, я выбрался из зала, но только до ближайшей двери. Бросился за стену и пустил струю: думал, никогда не остановлюсь. Вот так, – он уничижительно развел руками, уронив пучок сосновых иголок, – теперь ты знаешь самое худшее, что со мной когда-либо случалось. Я ничего не могла с собой поделать: хохотала так, что мне пришлось присесть на обочину дороги. Минуту Джейми терпеливо ждал, потом опустился на колени. – Над чем ты смеешься? – требовательно спросил он. – Это было совсем не смешно, - но он и сам улыбался. Я, все еще смеясь, покачала головой. – Нет, это не смешно. История ужасная. Просто… я так и вижу, как ты сидишь и упираешься, челюсти сжаты, а из ушей у тебя идет пар. Джейми фыркнул, но тоже немного посмеялся. – Да. Не слишком легко быть шестнадцатилетним, верно? – Значит, ты помог той девушке, Лэаре, потому что тебе стало ее жаль, – спросила я, когда ко мне вернулось самообладание. – Ты знал, каково это. Он удивился. – Да, я так и сказал. Гораздо легче в двадцать три получить кулаком по лицу, чем в шестнадцать публично схлопотать ремнем по заднице. Задетая гордость ранит сильнее всего, а тут задеть ее легко. – Я представляю. Никогда не видела, чтобы кто-то ухмылялся в ожидании удара кулаком в губы. – Сделать это после уже просто невозможно. – Угу, – я согласно кивнула. – Я думала… – начала я, но остановилась в замешательстве. – Что ты думала? А, ты имеешь в виду меня и Лэаре, – сказал он, угадав мои мысли. – Ты, Алек и все остальные, включая Лэаре. Я бы поступил точно так же, если бы она была некрасивой. Он ткнул меня локтем под ребра. – Хотя я не надеюсь, что ты этому поверишь. – Ну, я же видела вас вместе в тот день в алькове, – защищалась я, – и кто-то определенно научил тебя целоваться. Джейми смущенно зашаркал ногами в пыли. И застенчиво опустил голову. – Что ж, Сассенах, я не лучше большинства мужчин. Иногда я пытаюсь, но у меня не всегда получается. Знаешь тот отрывок у святого Павла, где он говорит, что лучше вступить в брак, нежели разжигаться326? Так вот, тогда я очень сильно сгорал от желания. Я снова расхохоталась, чувствуя себя беззаботной, словно шестнадцатилетняя девчонка. – Так ты женился на мне, – поддразнила я, – чтобы не поддаться искушению греха? – Да. Тем и хорош брак: он делает священными те деяния, за которые в противном случае пришлось бы исповедоваться. Я опять повалилась. – Ох, Джейми, я тебя обожаю! На этот раз настала его очередь смеяться. Он согнулся пополам, потом уселся на обочину, заливаясь смехом. Он медленно повалился на спину и лежал в высокой траве, хрипя и захлебываясь. – Да что с тобой такое? – потребовала я ответа, уставившись на него. В конце концов, он сел, вытирая слезящиеся глаза. Тяжело дыша, покачал головой. – Мёртаг был прав насчет женщин. Сассенах, ради тебя я рисковал своей жизнью, совершив кражу, поджог, нападение и убийство в придачу. В ответ ты обозвала меня, унизила мое мужское достоинство, пнула по яйцам и расцарапала лицо. После чего я избил тебя до полусмерти и рассказал тебе всё о самых унизительных вещах, какие когда-либо со мной случались, а ты говоришь, что обожаешь меня. Он опустил голову на колени и снова засмеялся. Наконец он поднялся и протянул мне руку, другой вытирая глаза. – Ты не особенно благоразумна, Сассенах, но ты мне очень нравишься. Пойдем.
***
Было уже поздно – или рано, в зависимости от того, как посмотреть, – и надо было ехать, если мы хотели добраться до Баргреннана к рассвету. К этому времени я уже достаточно оправилась, чтобы сносить сидячее положение, хотя последствия все еще ощущались. Часть пути мы ехали в дружественном молчании. Погруженная в собственные мысли, я впервые не спеша задумалась о том, что произойдет, если и когда мне удастся найти обратную дорогу к кругу стоячих камней. Выйдя за него замуж по принуждению и завися от него из необходимости, я, несомненно, очень привязалась к Джейми. Более важными, возможно, были его чувства ко мне. Связанный сначала обстоятельствами, потом дружбой и, наконец, поразительно глубоким физическим влечением, он до сих пор ни разу, даже вскользь, не говорил мне о своих чувствах. И все же. Он рисковал жизнью ради меня. Хотя это он мог сделать ради брачной клятвы: по его словам, он будет защищать меня до последней капли крови, и я верила, что он говорил всерьез. Меня больше тронули события последних суток, когда он вдруг впустил меня в свои душевные переживания и личную жизнь, со всеми подробностями. Если он испытывал ко мне такие чувства, как мне казалось, что он почувствует, если я внезапно исчезну? Остатки физического недомогания отступили, едва я попыталась разобраться с этими неприятными мыслями. Мы были в трех милях327 от Баргреннана, когда Джейми внезапно нарушил молчание. – Я не рассказывал тебе, как умер мой отец, – неожиданно произнес он. – Дугал говорил, что у него был инсульт, – апоплексия, я имею в виду, – изумленно отозвалась я. Я предположила, что Джейми, также оставшись наедине со своими мыслями, вследствие нашего последнего разговора возвращался в них к своему отцу, но не могла представить, что привело его к этой конкретной теме. – Это верно. Но… он… Он помолчал, обдумывая свои слова, затем пожал плечами, отказавшись от точности. Сделал глубокий вдох и выдохнул. – Ты должна знать об этом. Оно имеет отношение ко… многому. Дорога здесь была достаточно широкой, чтобы можно было легко ехать рядом, если только мы внимательно следили за торчащими камнями; моя отговорка Дугалу насчет лошади была выбрана не случайно. – Это случилось в форте, – продолжил Джейми, объезжая сложный участок, – где мы были вчера. Куда Рэндалл и его люди забрали меня из Лаллиброха. Где меня пороли. Через два дня после первого раза Рэндалл вызвал меня в свой кабинет – за мной пришли двое солдат и отвели из камеры в его комнату, – ту самую, где я тебя нашел: вот откуда я знал, куда идти. Выйдя на улицу, мы встретили во дворе моего отца. Он выяснил, куда меня увезли, и приехал узнать, не удастся ли ему как-нибудь меня вызволить – или хотя бы самому убедиться, что со мной все в порядке. Джейми легонько ткнул своего коня каблуком под ребра и мягко прищелкнул языком, подгоняя его. Еще не было и следа дневного света, но облик ночи уже изменился. До рассвета оставалось не больше часа. – Я и не понимал, пока его не увидел, насколько мне там было одиноко – и как страшно. Солдаты не дали нам и минуты побыть наедине, но, по крайней мере, они позволили мне поздороваться с ним. Он сглотнул и продолжил: – Я сказал ему, что сожалею, – имея в виду Дженни и все эти неприятности. Однако он попросил меня замолчать и крепко прижал к себе. Он спросил, сильно ли я пострадал, – он знал о порке, – и я ответил, что со мной все будет в порядке. Солдаты сказали, что я должен идти, так что он крепко стиснул мне руки и попросил не забывать молиться. Сказал, он будет рядом со мной, что бы ни произошло, и я должен сохранять спокойствие и стараться не волноваться. Он поцеловал меня в щеку, и солдаты увели меня. Это был последний раз, когда я его видел. Его голос звучал ровно, но немного хрипловато. У меня самой сдавило горло, и я бы прикоснулась к нему, если бы могла, но в небольшой лощине дорога сузилась, и мне пришлось ненадолго отстать от него. К тому времени, как я снова с ним поравнялась, он уже овладел собой. – Итак, – продолжал он, глубоко вздохнув, – я зашел повидаться с капитаном Рэндаллом. Он отослал солдат, так что мы остались одни, и предложил мне табурет. Сказал, что отец предложил поручительство в виде залога за мое освобождение, но, поскольку обвинение было серьезным, за меня нельзя поручиться без письменного разрешения, подписанного герцогом Аргайлом, на чьих владениях мы находились. Я решил, что именно туда направился мой отец, чтобы встретиться с Аргайлом. Тем временем Рэндалл не переставал говорить, речь зашла о второй порке, к которой меня приговорили. Он на минуту остановился, словно бы не зная, как продолжать. – Он… странно вел себя, как мне показалось. Очень задушевно, но за этим скрывалось что-то, чего я не понимал. Он продолжал наблюдать за мной, как будто ожидая от меня каких-то действий, хотя я просто сидел не двигаясь. Он чуть ли не извинился передо мной, сказав, что сожалеет о том, что наши отношения до сих пор были столь непростыми, и что он хотел бы, чтобы обстоятельства сложились иначе, и так далее… Джейми покачал головой. – Я и предположить не мог, о чем он толкует: два дня назад он сделал все возможное, чтобы забить меня до смерти. Однако, когда он, наконец, дошел до сути, то был весьма прямолинеен. – Чего же он тогда хотел? – спросила я. Джейми глянул на меня, потом отвел глаза. Темнота скрывала его черты, но мне показалось, что он выглядел смущенным. – Меня, – прямо ответил он. Я вздрогнула так резко, что лошадь вскинула голову и укоризненно заржала. Джейми снова пожал плечами. – Он выразился совершенно ясно. Если я… а-а, добровольно ему отдамся, он отменит вторую порку. Если же нет – тогда пожалею, что вообще родился, так он сказал. Меня замутило. – Мне уже хотелось чего-то в этом роде, – произнес он с намеком на шутку. – В животе возникло ощущение, будто я наглотался битого стекла, и если бы я не сидел, колени у меня застучали бы одно о другое. – И что… – мой голос зазвучал хрипло, я откашлялась и начала снова. – И что ты сделал? Он вздохнул. – Что ж, не стану лгать тебе, Сассенах. Я задумался над этим. Следы от первой порки на моей спине были еще такими свежими, что я едва мог носить рубашку, и у меня кружилась голова каждый раз, когда я вставал. Мысль о том, чтобы пройти через это снова – стоять связанным и беспомощным, ожидая следующего удара плетью… Он невольно вздрогнул. – Наверняка я не знал, – сказал он, криво усмехнувшись, – но я так подумал, что заниматься содомией, по крайней мере чуть менее болезненно. Мужчины иногда умирали под плетью, Сассенах, а по выражению его лица я понял – он хотел, чтобы я стал одним из таких, будь это мой выбор. Он снова вздохнул. – Но… в общем, я все еще чувствовал поцелуй отца на своей щеке и думал о том, что он сказал, и… ну, не мог этого сделать, вот и всё. Я не задумывался о том, что может значить для моего отца моя смерть, – он фыркнул, будто счел что-то чуть ли не забавным. – К тому же, подумал я, этот человек уже изнасиловал мою сестру – черта с два он поимеет еще и меня. Мне не показалось это забавным. И в этот раз Джек Рэндалл предстал мне в новом и отвратительном свете. Джейми потер затылок, после чего опустил руку на луку седла. – Так что я собрал то немногое мужество, что к тому времени у меня еще осталось, и сказал «нет». Сказал еще и громко, и во всю силу своих легких добавил все те грязные прозвища, какие только смог для него придумать. Он поморщился. – Я боялся, что переменю свое решение, если задумаюсь над этим; хотел быть уверенным, что у меня нет возможности отступить. Хотя не думаю, – задумчиво добавил он, – что существует какой-либо действительно тактичный способ ответить отказом на подобное предложение. – Нету, – сухо согласилась я. – Полагаю, он бы не обрадовался, что бы ты ни сказал. – Он и не обрадовался. Тыльной стороной ладони он ударил меня по губам, чтобы я заткнулся. Я упал, – я все еще был немного слаб, – а он стоял надо мной и просто смотрел на меня сверху вниз. Мне хватило ума не пытаться встать, поэтому я так и лежал там, пока он не позвал солдат, чтобы меня отвели обратно в камеру, – он покачал головой. – Выражение его лица совсем не изменилось, он только и сказал, когда я выходил: «Увидимся в пятницу», как будто у нас была назначена встреча, чтобы обсудить дела, или что-то вроде того. Солдаты не вернули Джейми в камеру, которую он делил с тремя другими заключенными. Вместо этого его поместили одного в небольшую комнатку, где он ожидал пятничной расплаты, не отвлекаясь ни на что, кроме ежедневных посещений гарнизонного врача, приходившего перевязывать ему спину. – Врач из него был никудышный, – сказал Джейми, – но он был достаточно добр. На второй день он пришел с гусиным жиром и древесным углем и принес мне маленькую Библию, принадлежавшую умершему заключенному. Сказал, он понял, что я папист328, и неважно, принесет ли мне утешение слово Божие или нет, я хотя бы смогу сравнить свои страдания с муками Иова329. Он рассмеялся. – Как ни странно, это на самом деле принесло своего рода утешение. Нашему Господу тоже пришлось терпеть бичевание, но я мог сделать вывод, что, по крайней мере, мне не придется тащить крест и потом меня не распнут. С другой стороны, – рассудительно сказал он, – Господу не пришлось выслушивать от Понтия Пилата330 непристойные предложения. Джейми сохранил маленькую Библию. Он порылся в седельной сумке и теперь протянул ее мне, чтобы я взглянула. Это оказался потрепанный томик в кожаном переплете, в длину около пяти дюймов331, напечатанный на такой тонкой бумаге, что текст с одной стороны каждой страницы просвечивал на другой. На форзаце было написано: «Александр Уильям Родерик Макгрегор, 1733». Чернила выцвели и расплылись, а обложка так покоробилась, словно книга не раз намокала. Я с любопытством вертела книжечку. Какой бы маленькой она ни была, должно быть, она представляла ценность, если он хранил ее при себе во время странствий и приключений последних четырех лет. – Никогда не видела, чтобы ты ее читал, – я протянула ее обратно. – Нет, я храню ее не ради этого, – отозвался он. Он убрал книгу, при этом погладив большим пальцем край потертого переплета. И рассеянно похлопал по седельной сумке. – Это долг перед Алексом Макгрегором, я собираюсь когда-нибудь его вернуть. Как бы там ни было, – продолжал он, возвращаясь к своему рассказу, – наконец наступила пятница, и я не знал радоваться мне этому или огорчаться. Ожидание и страх были чуть ли не хуже предстоящей боли, как мне казалось. Но когда время пришло… Он проделал то свое странное телодвижение, как бы передергивая плечами и растягивая рубашку на спине. – Так вот, ты видела шрамы. Знаешь, как оно было. – Только потому, что мне рассказал Дугал. Он говорил, что был там. Джейми кивнул. – Да, он там был. И мой отец тоже, хотя в то время я этого не знал. Тогда меня не волновало ничего, кроме собственных забот. – О-о-о, – медленно выговорила я, – и твой отец… – Ммм… Вот тогда все и случилось. Кое-кто из тех, кто был там, потом рассказывал мне, что подумали, будто я умер на середине порки, подозреваю, что и отец тоже так подумал, – он помедлил, а когда продолжил, его голос стал хриплым. – Когда я упал, как рассказывал мне Дугал, отец издал негромкий звук и приложил руку к голове. А затем рухнул как подкошенный. И больше не встал. Птицы сновали в вереске, выводя трели и перекликаясь среди еще темной листвы деревьев. Голова Джейми была опущена, лица по-прежнему не было видно. – Я не знал, что он умер, – тихо сказал он. – Мне сказали об этом только месяц спустя, – когда решили, что я достаточно окреп, чтобы вынести это. Поэтому я не хоронил его, как следовало бы сыну. И я никогда не видел его могилы, – потому что боюсь поехать домой. – Джейми, – произнесла я. – О Джейми, милый… После долгого, как мне показалось, молчания я заговорила: – Но ты не несешь – не можешь нести – ответственность за это. Джейми, ты ничего не мог сделать, или сделать иначе. – Нет? – переспросил он. – Нет, может быть и нет; хотя мне интересно, произошло бы это все-таки, если бы я выбрал иной путь. Но понимание этого не очень помогает совладать с чувствами, – а я чувствую, будто убил его своими собственными руками. – Джейми… – повторила я и беспомощно затихла. Некоторое время он ехал молча, затем выпрямился и снова расправил плечи. – Я никому об этом не рассказывал, – неожиданно произнес он. – Но решил, что теперь ты должна знать – я имею в виду, о Рэндалле. Ты имеешь право знать, что стоит между ним и мной. Что стоит между ним и мной. Жизнь хорошего человека, честь девушки и бесстыдная похоть, нашедшая выход в крови и страхе. А теперь, подумала я, ощущая спазм в желудке, чашу весов утяжеляла еще одна составляющая. Я. И впервые начала осознавать, что чувствовал Джейми, сидя на корточках в окне кабинета Рэндалла с незаряженным пистолетом в руке. И начала прощать его за то, что он сделал со мной. Словно прочитав мои мысли, он сказал, не глядя на меня: – Ты осознаешь… то есть, надеюсь, ты можешь понять, почему я посчитал нужным побить тебя? Я немного подождала, прежде чем ответить. Я все поняла, согласна, но оставалось еще кое-что. – Я понимаю, – ответила я. – И насколько это возможно, прощаю тебя. Чего я не могу простить, – продолжала я, невольно чуть повысив голос, – так того, что тебе это нравилось! Он склонился в седле, крепко ухватившись за переднюю луку, и долго смеялся. Он упивался освобождением от напряжения, прежде чем, наконец, откинул голову назад и повернулся ко мне. Небо уже заметно посветлело, и я увидела его лицо, разлинованное морщинами усталости, напряжения и смеха. В тусклом свете царапины на его щеке казались черными. – Нравилось! Сассенах, – задыхаясь, заговорил он, – ты даже не представляешь, насколько мне это нравилось. Ты была такой… Господи, ты выглядела прекрасно. Я был так зол, а ты так яростно сопротивлялась. Мне было невыносимо причинять тебе боль, но вместе с тем я хотел этого… Господи Иисусе, – произнес он, прерываясь и вытирая нос, – да. Да, мне и в самом деле нравилось. Хотя, если на то пошло, – добавил он, – ты могла бы отдать мне должное за проявленную сдержанность. Я снова начинала злиться. И почувствовала, как вспыхнули мои щеки в прохладном предрассветном воздухе. – Сдержанность, вот как? У меня сложилось впечатление, что ты упражнял свою и без того умелую левую руку. Ты чуть не искалечил меня, заносчивый шотландский ублюдок! – Если бы я хотел искалечить тебя, Сассенах, ты бы это знала, – сухо ответил он. – Я имел в виду – после. Я спал на полу, если ты помнишь. Я пристально посмотрела на него, дыша через нос. – О, так это была сдержанность, да? – Ну, я решил, что неправильно брать тебя в таком состоянии, как бы сильно мне этого хотелось. А мне действительно хотелось, – вновь рассмеявшись, добавил он. – Страшная нагрузка на мои врожденные инстинкты. – Брать меня? – спросила я, отвлекшись на это выражение. – При тех обстоятельствах вряд ли я бы назвал это «заниматься любовью», верно? – Как бы ты это не называл, – размеренно ответила я, – хорошо, что ты не пытался, иначе сейчас у тебя бы недоставало нескольких ценных частей тела. – Эта мысль приходила мне в голову. – И если ты считаешь, что заслужил одобрение за то, что благородно воздержался от совершения изнасилования помимо побоев… – я задохнулась от гнева. Почти полмили мы проехали в молчании. Потом он тяжело вздохнул. – Вижу, мне не следовало начинать этот разговор. Я всего лишь пытался подготовить тебя к вопросу: позволишь ли ты снова разделить с тобой постель, как только мы доберемся до Баргреннана? – он стыдливо помолчал. – На полу немного холодновато. Прежде чем ответить, я ехала добрых пять минут. Решив, что сказать, я натянула поводья и развернулась поперек дороги, чтобы вынудить Джейми остановиться тоже. Баргреннан был уже близко, крыши домов чуть виднелись в утреннем свете. Я направила свою лошадь параллельно другой, чтобы оказаться не более чем в футе332 от Джейми. С минуту я смотрела ему в глаза, прежде чем заговорить. – Окажете ли вы мне честь, разделив со мной постель, о господин и повелитель? – любезно спросила я. Очевидно что-то заподозрив, он на мгновение задумался, а затем кивнул, так же официально. – Окажу. Благодарю вас. Он уже натягивал поводья, чтобы ехать, когда я остановила его. – Есть еще кое-что, повелитель, – сказала я все так же любезно. – Да? Я выдернула руку из потайного кармана юбки, и рассветные лучи высекли искры на лезвии кинжала, прижатого к его груди. – Если, – процедила я сквозь зубы, – ты еще раз поднимешь на меня руку, Джеймс Фрейзер, я вырежу твое сердце и поджарю его на завтрак! Последовало долгое молчание, нарушаемое лишь передвижениями и поскрипыванием лошадей и сбруи. Потом он протянул руку ладонью вверх. – Дай его мне, – когда я замешкалась, он проговорил нетерпеливо: – Я не собираюсь использовать его против тебя. Дай его мне! Он держал дирк вертикально за лезвие, так что лучи восходящего солнца отражались от лунного камня в рукояти и заставляли его светиться. Держа кинжал как распятие, он декламировал что-то на гэльском. Я припомнила нечто подобное с церемонии принесения клятвы в приемной Колума, но он продолжил переводом на английский в моих же интересах: – Клянусь крестом Господа нашего Иисуса Христа и священным железом, которое я держу, что присягаю тебе на верность и заверяю в своей преданности. Если когда-нибудь рука моя поднимется против тебя в возмущении или в гневе, тогда прошу, чтобы этот священный клинок пронзил мое сердце. Он поцеловал дирк в месте соединения рукояти и лезвия клинка и вернул его мне. – Я не делаю пустых угроз, Сассенах, – сказал он, приподняв одну бровь, – и не даю легкомысленных клятв. А теперь может пора уже в постель?
===
312. В виде конского хвоста на ручке. 313. Добродетели Сфинкса или Добродетели Мага – четыре магические добродетели, которые соответствуют четырем элементам (стихиям) и четырем «частям» сфинкса в герметической философии. Это добродетели: «желать», «знать», «дерзать» и «хранить молчание». Герметическая философия – религиозно-философское, магико-оккультное учение. 314. Ганноверская династия – династия королей Великобритании с 1714 по 1901 годы. Ветвь древнего германского рода Вельфов, до начала XVIII века правившая Брауншвейгом. Во многом чуждые английской культуре (первый король вовсе не говорил по-английски), Вельфы оказались на британском престоле благодаря Акту о престолонаследии 1701 года, отрезавшему путь к британской короне всем многочисленным католикам, находящимся в родстве со Стюартами. 315. Стюарты – династия королей Шотландии (в 1371-1651, 1660-1707 годах), Англии (в 1603-1649, 1660-1694, 1702-1707 годы), Ирландии (в 1603-1649, 1660-1694, 1702-1714 годах) и Великобритании (в 1707-1714 годах). 316. Тисл (англ. Thistle) – чертополох; это растение считается символом Шотландии. 317. Тоуз – кожаный ремень или плеть, разделенная обычно на три хвоста, используемая для телесных наказаний в школах, преимущественно в Шотландии. 318. Донателло, полное имя – Донато ди Никколо ди Бетто Барди (1386-1466 гг.) – итальянский скульптор эпохи Возрождения, основоположник индивидуализированного скульптурного портрета. 319. Наиболее известная легенда рассказывает, что Люцифер был одним из серафимов – могущественных шестикрылых ангелов, что считались сыновьями Бога. С позднего Средневековья в христианстве – синоним падшего ангела, отождествляемого с сатаной и дьяволом. 320. Архангел Михаил – главный архангел. Михаил, вооружившись мечом, охраняет врата рая. 321. Мартингал – элемент конской упряжи, который представляет собой короткий ремень шириной около трёх сантиметров, имеющий один конец с петлею и пряжкою, а другой – раздваивающийся на два ремня, к концам которых пришиваются специальные кольца. Мартингал петлёй надевается на переднюю подпругу и проходит между передними ногами лошади по груди к поводьям, которые продеваются через кольца мартингала. 322. Стой, моя черная! (гэльск.) 323. Стой! Тпру! (гэльск.) 324. Чуть больше 9 м. 325. Орион – созвездие в области небесного экватора. Одно из самых заметных и узнаваемых созвездий на ночном небе 326. 1-е послание Коринфянам 7:9. 327. Около 5 км. 328. То есть правоверный католик, признающий верховную власть Папы Римского. 329. Праведный Иов является для верующих примером терпения, смирения. Он перетерпел все бедствия своей земной жизни и остался верен Богу, за что получил награду от Господа и жил еще дольше. 330. Понтий Пилат – римский прокуратор (наместник) Иудеи в 26-36 гг. В некоторых источниках охарактеризован как продажный и жестокий человек, хотя, согласно Евангелиям, Понтий Пилат, при котором был распят Иисус Христос, всячески пытался спасти Его и умыл (символически) руки, подчёркивая этим, что он не виновен в смерти Иисуса Христа. 331. Около 13 см. 332. Чуть больше 30 см.
Дата: Воскресенье, 22.05.2022, 22:50 | Сообщение # 41
Виконт
Сообщений: 409
Глава 23. Возвращение в Леох
Дугал ждал нас под вывеской «Красный Кабан», нетерпеливо расхаживая взад и вперед по улице. – Все улажено, так ведь? – спросил он, с одобрением наблюдая, как я спешиваюсь без посторонней помощи, лишь слегка пошатнувшись. – Доблестная девушка – десять миль333 без единого стона. Поднимайтесь, а потом в постель, вы это заслужили. Мы с Джейми устроим лошадей в конюшне. На прощание он похлопал меня, очень бережно, по заду. Я была только рада последовать его совету и заснула чуть ли не раньше, чем моя голова коснулась подушки. Я не пошевелилась, когда Джейми заполз ко мне, но ближе к вечеру внезапно проснулась уверенная, что забыла что-то важное. – Хоррокс! – вдруг воскликнула я, резко выпрямившись на кровати. – А? Джейми, пробудившись от крепкого сна, боком вскочил с кровати и, сгорбившись, приземлился на пол, схватив дирк, оставленный поверх сваленной в кучу одежды. – Что? – вопросил он, дико озираясь по сторонам. – В чем дело? Я подавила смешок при взгляде на него, скорчившегося голым на полу, с рыжими волосами, стоящими дыбом, словно иглы. – Ты похож на взбешенного дикобраза334, – произнесла я. Он испепелил меня взглядом и поднялся на ноги, вернув дирк на табурет, где лежала его одежда. – Не могла дождаться, пока я проснусь, чтобы сказать мне это? – поинтересовался он. – Думала, что произведешь большее впечатление, если разбудишь меня от крепкого сна криком «дикобраз!» мне в ухо? – Не «дикобраз», – пояснила я. – Хоррокс. Я вдруг вспомнила, что забыла спросить тебя о нем. Ты его нашел? Он сел на кровать и уронил голову на руки. Энергично растер лицо, словно пытаясь восстановить циркуляцию крови. – О, да, – приглушенно ответил он сквозь пальцы. – Да, я его нашел. По интонации я поняла, что сведения дезертира оказались не слишком хорошими. – Неужели он так ничего тебе и не сказал? – сочувственно спросила я. Такая возможность всегда существовала, хотя Джейми был готов расстаться не только с собственными, но и с теми деньгами, что выделили Дугал и Колум, и даже с кольцом своего отца, если понадобится. Джейми лег на кровать рядом со мной, уставившись в потолок. – Нет, – ответил он. – Нет, он рассказал мне все честно. И за вполне разумную плату. Я приподнялась на локте, чтобы заглянуть ему в лицо. – Ну и? – требовательно спросила я. – Кто все-таки застрелил сержант-майора? Он посмотрел на меня и улыбнулся, слегка мрачновато. – Рэндалл, – ответил он и закрыл глаза. – Рэндалл? – тупо повторила я. – Но почему? – Не знаю, – отозвался он, по-прежнему не открывая глаз. – Пожалуй, могу предположить, но это не имеет большого значения. Нет никакой возможности доказать это. Мне пришлось согласиться, что так оно и есть. Я опустилась на кровать рядом с ним и уставилась на почерневшие дубовые балки низкого потолка. – Тогда что же тебе остается делать? – спросила я. – Уехать во Францию? Или может быть… – мне пришла в голову блестящая мысль, – может быть, в Америку? Пожалуй, ты мог бы преуспеть в Новом Свете. – Через океан? – по его телу пробежала мимолетная дрожь. – Нет. Нет, этого я сделать не могу. – Ну и что тогда? – потребовала я ответа, повернув голову, чтоб посмотреть на него. Он приоткрыл один глаз настолько, чтобы одарить меня скептическим взглядом. – Для начала я надеялся, что смогу поспать еще часок, – сказал он, – но, видимо, не удастся. Смирившись, он приподнялся на кровати и привалился к стене. Я слишком устала, чтобы перед сном стянуть постельное белье, и на одеяле возле его колена виднелось подозрительное черное пятнышко. Пока он говорил, я зорко за тем следила. – Ты права, – согласился он, – мы могли бы уехать во Францию. Я вздрогнула, в какой-то момент забыв: что бы он ни собирался делать, теперь и я была сопричастна к этому решению. – Но там для меня возможностей не так много, – заметил он, лениво почесывая бедро. – Только солдатская служба, но ведь для тебя это не жизнь. Или в Рим, присоединиться ко двору короля Якова. Это можно было бы устроить: среди моих дядей и кузенов из Фрейзеров есть те, кто его поддерживает, они могли бы помочь. У меня нет особого интереса к политике, и еще меньше к принцам, но да, такое возможно. Хотя я бы предпочел сначала попытаться оправдать себя в Шотландии. Если бы у меня получилось, то в худшем случае, я мог бы стать мелким крофтером на землях Фрейзеров, в лучшем – смог бы вернуться в Лаллиброх. Лицо его омрачилось, и я догадалась, что он думает о своей сестре. – Ради себя, – тихо произнес он, – я бы не поехал, но дело уже не только во мне. Он посмотрел на меня сверху и улыбнулся, его рука нежно поглаживала мои волосы. – Иногда я забываю, что теперь есть ты, Сассенах, – произнес он. Я почувствовала себя крайне неуютно. В сущности, я почувствовала себя предателем. Он здесь, строит планы, которые повлияют на всю его жизнь, принимая во внимание мое спокойствие и безопасность, в то время как я делаю все возможное, чтобы навсегда его оставить, подвергая при этом заметному риску. Я ничего такого не подразумевала, но факт оставался фактом. Даже сейчас я подумала, что должна попытаться отговорить его от поездки во Францию, так как это еще больше отдалит меня от моей собственной цели – каменного круга. – Но неужели нет никакого способа остаться в Шотландии? – отвернувшись от него, спросила я. Мне показалось, что черное пятнышко на одеяле сдвинулось, но я не была уверена. Пристально вглядываясь, я не сводила с него глаз. Рука Джейми переместилась под мои волосы и принялась лениво ласкать шею. – Да, – задумчиво отозвался он. – Вполне возможно. Вот почему Дугал дожидался меня, у него есть новости. – В самом деле? Какие же? Я повернула голову, чтобы снова посмотреть на него; от этого движения мое ухо оказалось недалеко от его пальцев, и он начал легонько за ним поглаживать, отчего мне захотелось выгнуть шею и замурлыкать, словно кошка. Впрочем, я подавила этот порыв в расчете узнать, что он собирается делать. – Гонец от Колума, – сообщил он. – Он и не думал найти нас здесь, но случайно столкнулся с Дугалом на дороге. Дугал должен немедленно вернуться в Леох и оставить Неда Гоуэна разбираться с оставшейся рентой. Дугал предложил нам поехать с ним. – Вернуться в Леох? – то была не Франция, но немногим лучше. – Зачем? – Скоро там ждут гостя, английского вельможу, который прежде имел деловые отношения с Колумом. Он влиятельный человек и, может быть, удастся уговорить его что-нибудь для меня сделать. Меня не судили и не приговорили по обвинению в убийстве. Возможно, он сумеет закрыть дело или договориться, чтобы меня помиловали, – он криво усмехнулся. – И хоть мне не по нутру быть помилованным за то, чего я не совершал, но это лучше, чем быть повешенным. – Да, это точно, – пятнышко в самом деле двигалось. Я прищурилась, пытаясь на нем сосредоточиться. – Кто этот английский вельможа? – Герцог Сандрингем. Вскрикнув, я резко выпрямилась. – Что случилось, Сассенах? – встревожено спросил Джейми. Дрожащим пальцем я указала на черное пятнышко, которое теперь медленно, но целеустремленно двигалось вверх по его ноге. – Что это?! – осведомилась я. Он глянул на него и небрежно щелкнул по нему ногтем. – Ах, это? Это всего лишь клоп, Сассенах. Ничего не… Его прервала моя мгновенная эвакуация. При слове «клоп» я выскочила из-под одеял и встала, прижавшись к стене, как можно дальше от кишащего паразитами гнезда, которым мне теперь представлялась наша постель. Джейми оценивающе оглядел меня. – Взбешенный дикобраз, да? – спросил он. И наклонил голову, с любопытством меня изучая. – Ммм, – протянул он, проводя рукой по голове, чтобы пригладить собственные волосы. – Самое меньшее, взбешенный. Разумеется, ты, когда просыпаешься, такая пушистая кроха. Он перекатился поближе ко мне, протягивая руку. – Иди сюда, мой крошечный ваточник335. Раньше заката мы не уедем. Раз уж мы не собираемся спать… В итоге мы все-таки еще немного поспали, мирно переплетясь на полу, на твердой, но без паразитов постели, устроенной из моего плаща и килта Джейми.
***
Хорошо, что мы поспали, пока у нас была такая возможность. Стремясь добраться до замка Леох раньше герцога Сандрингема, Дугал придерживался быстрого темпа и изнурительного режима. Передвигаясь без повозок, мы ехали намного быстрее, несмотря на плохие дороги. И все же Дугал подгонял нас, останавливаясь лишь для короткого отдыха. К тому времени, когда мы снова въехали в ворота Леоха, мы были почти такими же запачканными, как и в первый раз, когда прибыли сюда и, конечно, столь же уставшими. Во внутреннем дворе я сползла с лошади, но мне пришлось ухватиться за стремя, чтобы не упасть. Джейми подхватил меня под локоть, но, сообразив, что я не в силах стоять, поднял на руки. Он пронес меня под аркой, оставив лошадей конюхам и их помощникам. – Ты голодна, Сассенах? – спросил он, остановившись в коридоре. Кухни находились в одной стороне, лестница в спальни – в другой. Я застонала, изо всех сил стараясь удержать глаза открытыми. Я была голодна, но знала, что окажусь лицом в супе, если попытаюсь поесть до сна. Сбоку что-то зашевелилось, и я, заторможено приоткрыв глаза, увидела массивную фигуру мистрис Фицгиббонс, с недоверием замаячившую рядом. – Ну и ну, что случилось с бедной девочкой? – требовательно спросила она у Джейми. – С ней произошел какой-нибудь несчастный случай? – Нет, она всего лишь вышла за меня замуж – отозвался он, – хотя, если вам угодно называть это несчастным случаем, ваше право. Он двинулся в сторону, чтобы протолкнуться сквозь то, чем обернулась все разрастающаяся толпа кухарок, конюхов, поваров, садовников, стражников и разношерстных обитателей замка, которых громкие вопросы мистрис Фиц из любопытства привлекли в это место. Собравшись с мыслями, Джейми подался вправо, в сторону лестницы, сбивчиво объясняясь под град вопросов со всех сторон. По-совиному моргая возле его груди, я только и могла, что кивать на приветствия окружающих, хотя большинство лиц казались не только дружелюбными, но и любопытными. Когда мы завернули за угол коридора, я увидела одно лицо, которое показалось мне гораздо дружелюбнее остальных. То была девушка Лэаре, лицо которой сияло и лучилось, пока она слышала голос Джейми. Когда она увидела, что он несет, ее глаза расширились, а ротик, похожий на бутон розы, неприлично приоткрылся. Однако времени на расспросы у нее не нашлось, поскольку шум и суета вокруг нас внезапно прекратились. Джейми тоже остановился. Подняв голову, я увидела Колума, чье удивленное лицо теперь оказалось на одном уровне с моим собственным. – Что… – начал он. – Они поженились, – широко улыбаясь, объявила мистрис Фиц. – Как мило! Дайте им свое благословение, сэр, пока я приготовлю комнату. Она повернулась и устремилась к лестнице, оставив в толпе значительную брешь, сквозь которую я могла видеть теперь уже мертвенно-бледное лицо девушки Лэаре. Колум и Джейми заговорили одновременно, вопросы и ответы сталкивались на лету. Я начала просыпаться, хотя было бы преувеличением сказать, что полностью пришла в себя. – Что, ж, – не совсем одобрительно произнес Колум, – поженились, значит поженились. Я должен поговорить с Дугалом и Недом Гоуэном – нужно будет уладить правовые вопросы. Тебе кое-что полагается после женитьбы по условиям контракта о приданом твоей матери. Я почувствовала, как Джейми слегка выпрямился. – Раз уж вы об этом упомянули, – небрежно бросил он, – я полагаю, так оно и есть. И среди прочего я имею право на часть квартальной ренты с земель Маккензи. Дугал привез то, что уже собрал: может быть, вы попросите его отложить мою долю, когда он подведет счет? А теперь, если позволите, дядя, моя жена устала. И, водрузив меня в более надежное положение, он повернул к лестнице.
***
На все еще ватных ногах я проковыляла через комнату и с удовольствием рухнула на огромную кровать с балдахином, право на которую, по-видимому, нам давал статус новобрачных. Она была мягкой, манящей и – благодаря вечно бдительной мистрис Фиц – чистой. Я задумалась, стоит ли прилагать усилия, чтобы встать и умыться, прежде чем поддамся искушению уснуть. Я уже почти решила, что поднять меня мог бы разве что трубный глас архангела Гавриила336 и только, когда увидела, что Джейми, который не просто вымыл лицо и руки, но к тому же и причесался, направляется к двери. – Разве ты не собираешься спать? – окликнула я. Я считала, что он, должно быть, устал не меньше моего, хотя седло и не причиняло ему боли. – Чуть позже, Сассенах. Сначала мне надо уладить небольшое дельце. Он вышел, оставив меня таращиться на дубовую дверь с очень неприятным ощущением у меня под ложечкой. Я вспомнила выражение радостного предвкушения на лице Лэаре, когда она вышла из-за угла, услышав голос Джейми, и сменившее его выражение гневного потрясения, едва она увидела меня, убаюканную в его объятиях. Я помнила, как на мгновение напряглись его суставы, когда он ее заметил, и горячо пожалела, что в тот момент не могла видеть его лица. Мне подумалось, что, скорее всего, сейчас он ушел, не отдохнув, но умывшись и причесавшись, чтобы найти девушку и сообщить неприятную новость о своей женитьбе. Если бы я видела его лицо, то хотя бы примерно представляла, что он хотел ей сказать. Поглощенная событиями прошедшего месяца, я совершенно забыла о девушке – и о том, что она могла значить для Джейми, или он для нее. Безусловно, я подумала о ней, когда впервые встал вопрос о нашем скоропалительном браке, но Джейми не подал вида, что по отношению к нему она может представлять помеху. Но, конечно, раз ее отец не позволил бы ей выйти замуж за преступника, – и раз Джейми нужна была жена, чтобы получать свою часть от ренты Маккензи… что ж, в таком случае одна жена подойдет не хуже другой, и он, несомненно, взял ту, какая подвернулась. Мне казалось, что теперь я достаточно хорошо узнала Джейми, чтобы представлять себе, насколько глубоко укоренилась в нем практичность: так и должно было произойти с человеком, который последние несколько лет своей жизни провел в бегах. Я полагала, что на его решения не повлияют чувство или притяжение щёчек цвета розовых лепестков и волос, похожих на расплавленное золото. Но это не означало, что ни чувства, ни притяжения не существовало. Была же, в конце концов, та маленькая сценка, свидетельницей которой я стала в алькове: Джейми держал девушку на коленях и страстно ее целовал (я держал женщин в объятиях и раньше, донесся до меня его голос, это заставляло мое сердце колотиться, а дыхание перехватывало…). Я обнаружила, что мои руки сжаты в кулаки, отчего на желто-зеленом одеяле образовались складки. Выпустила его и вытерла руки о юбку, осознав при этом, насколько они перепачканы, покрыты грязью после двух дней, что я держала поводья без остановки для мытья. Я встала и подошла к тазу для умывания, забыв о своей усталости. К собственному удивлению, я осознала, что мне очень неприятно вспоминать, как Джейми целовался с Лэаре. Также я вспомнила, что он говорил об этом: «Лучше вступить в брак, нежели разжигаться, а тогда я сильно сгорал от желания». Я и сама почти горела, густо покраснев, когда вспомнила воздействие поцелуев Джейми на свои собственные губы. Действительно горевшие. Отфыркиваясь, я плескала водой в лицо, стараясь отогнать это чувство. Твердо напомнила себе, что не претендовала на привязанность Джейми. Я вышла за него замуж по необходимости. И он женился на мне по собственным соображениям, одним из которых было откровенно высказанное желание изменить свое девственное состояние. Другое соображение, по-видимому, заключалось в том, что ему нужна была жена для получения дохода, но он не мог убедить девушку своего круга выйти за него замуж. Соображение куда менее лестное, чем первое, и не более благородное. Теперь уже совершенно проснувшись, я медленно переоделась из запачканной дорожной одежды в чистую сорочку, принесенную, как таз и кувшин, подручными мистрис Фиц. Как ей удалось приготовить жилье для молодоженов в промежутке между неожиданным заявлением Джейми перед Колумом и тем временем, пока мы поднимались по лестнице, осталось одной из вечных загадок. Мистрис Фиц, решила я, вполне справилась бы с управлением «Уолдорф-Асторией»337 или лондонским «Ритцем»338. Подобные размышления неожиданно заставили меня затосковать по собственному миру больше, чем когда-либо за многие дни. Что я здесь делаю? В тысячный раз спрашивала я себя. Здесь, в этом чуждом месте, на недостижимом расстоянии от всего знакомого, от дома, мужа и друзей, брошенная на произвол судьбы и одинокая среди тех, кого можно сравнить с дикарями? Муж. От этой мысли я застыла, испытав очередной приступ паники. Который муж? События, последовавшие за моей единственной наполовину удавшейся попыткой бежать, происходили с такой скоростью, что у меня не было ни минуты в одиночестве поразмышлять над неудачей – или ее последствиями. Эти последствия быстро становились очевидными. Согласившись на брак с Джейми только по необходимости, я считала эту уловку оправданной, потому что она могла помочь мне вернуться к каменному кругу и – возможно – отыскать дорогу домой к Фрэнку. Но вместо этого я вновь оказалась там, откуда началось это невероятное приключение, но с дополнительным осложнением в виде нового мужа – к которому я, несомненно, очень привязалась.339 Я начала чувствовать себя защищенной и даже временами счастливой в последние недели с Джейми. Но теперь я осознала, что счастье, в отличие от безопасности, скорее всего, было иллюзией. Я не сомневалась, что он будет исполнять то, что считал своими обязанностями, и продолжит защищать меня от любого угрожающего зла. Но здесь, вернувшись из сказочного уединения наших дней среди диких холмов и пыльных дорог, грязных постоялых дворов и душистых стогов сена, он, несомненно, как и я, должен почувствовать тягу к своим прежним привязанностям. За месяц нашего брака мы очень сблизились, но я чувствовала, как эта близость дала трещину под давлением последних нескольких дней, и мне казалось, что она может полностью рухнуть после возвращения к обыденной реальной жизни в замке Леох. Я прислонилась головой к каменной раме окна, глядя во двор. В дальнем конце я различила Алека Макмэхона и двоих его помощников, чистивших лошадей, на которых мы приехали. Животные, впервые за два дня вдоволь накормленные и напоенные, излучали довольство, пока умелые руки чистили скребницей лоснящиеся бока и счищали грязь со скакательных и путовых суставов пучками соломы. Помощник конюха увел мою упитанную маленькую Тисл, которая радостно последовала за ним на заслуженный отдых в своем стойле. А вместе с ней, подумала я, уходили мои надежды на скорый побег и возвращение домой. Ох, Фрэнк! Я закрыла глаза, позволив слезинке скатиться по носу. Затем широко их раскрыла, взглянув во двор, моргнула и крепко зажмурилась, отчаянно пытаясь вспомнить черты Фрэнка. Лишь на мгновенье, когда я закрыла глаза, мне представился не мой любимый муж, а его предок, Джек Рэндалл, полные губы которого скривились в глумливой улыбке. И, мысленно отгоняя этот образ, память сразу же вызвала облик Джейми, каким я его видела в окне личного кабинета Рэндалла – с застывшим от страха и гнева лицом. Как я ни старалась, мне так и не удалось с полной определенностью восстановить в памяти образ Фрэнка. Я вдруг озябла от страха и обхватила себя ладонями за локти. А что если мне удастся сбежать и найти дорогу обратно к каменному кругу? Я задумалась. Что тогда? Джейми, надеюсь, вскоре бы утешился – возможно, с Лэаре. Я и раньше беспокоилась о том, как он отреагирует, обнаружив, что меня нет. Но если не считать того опрометчивого мига сожаления на берегу речушки, прежде мне и в голову не приходило задуматься, что буду чувствовать я, расставшись с ним. Я рассеянно теребила ленту в кулиске340, стягивающую ворот моей сорочки, то завязывая, то развязывая ее. Если я намерена уйти, как и собиралась, то не окажу кому-либо из нас услугу, позволив связи между нами укрепиться еще больше. Я не должна позволить ему в меня влюбиться. «Если у него в мыслях было нечто подобное», – подумала я, снова вспомнив Лэаре и разговор с Колумом. Если он женился на мне столь хладнокровно, как мне казалось, то, скорее всего, его чувства в большей безопасности, чем мои. Из-за усталости, голода, разочарования и неуверенности я к этому времени умудрилась довести себя до такого состояния сумбурного отчаяния, что не могла ни уснуть, ни просто сидеть спокойно. Вместо этого, я уныло блуждала по комнате, хватая предметы и оставляя их где попало.
Дата: Воскресенье, 22.05.2022, 22:54 | Сообщение # 42
Виконт
Сообщений: 409
Сквозняк из открывшейся двери нарушил хрупкую устойчивость гребня, который я уравновешивала на кончике, и возвестил о возвращении Джейми. Он выглядел слегка раскрасневшимся и подозрительно возбужденным. – А, ты не спишь, – заметил он, явно удивленный и смущенный тем, что застал меня бодрствующей. – Да, – нелюбезно ответила я, – а ты надеялся, что я буду спать, и ты сможешь к ней вернуться? На мгновение его брови сошлись, после чего вопросительно приподнялись. – К ней? К Лэаре, ты хочешь сказать? Услышав ее имя, произнесенное с таким небрежным горским акцентом, – Лири, – я вдруг нелогично разъярилась. – О, значит, ты и впрямь был с ней! – рявкнула я. Джейми казался озадаченным, настороженным и слегка раздраженным. – Да, – подтвердил он. – Я встретил ее возле лестницы, когда вышел. У тебя все хорошо, Сассенах? Вообще-то, ты выглядишь немного обеспокоенной. Он оценивающе взглянул на меня. Я подняла зеркало и обнаружила, что мои волосы торчат густой гривой вокруг головы, а под глазами – темные круги. С глухим стуком я положила его обратно. – Нет, со мной все в полном порядке, – заявила я, стараясь держать себя в руках. – А как Лэаре? – поинтересовалась я, притворяясь беспечной. – О, очень мила́, – отозвался он. Прислонился спиной к двери, скрестив на груди руки и задумчиво за мной наблюдая. – По-моему, немного удивилась, услышав, что мы поженились. – Мила́, – повторила я и глубоко вздохнула. Я подняла глаза и увидела, что он усмехается надо мной. – Ты же не станешь тревожиться из-за девчонки, правда, Сассенах? – проницательно спросил он. – Она никто для тебя – или для меня, – добавил он. – Ах, нет? Она не захотела бы – или не смогла бы – выйти за тебя замуж. Тебе нужен был кто-то, поэтому ты взял меня, когда представился случай. Я не виню тебя за это, – ну почти не виню, – но я… Он в два шага пересек комнату и взял меня за руки, не дав договорить. Приподнял пальцем мой подбородок и заставил меня поднять глаза. – Клэр, – заговорил он ровном голосом, – я скажу тебе в свое время, почему женился на тебе, – или не скажу. Я просил тебя о честности и обещал то же самое. И обещаю тебе сейчас. Эта девушка не претендует от меня ни на что, кроме учтивости. Он слегка надавил на мой подбородок. – Но такое право у нее есть, и я его уважаю. Он отпустил подборок и легонько его потрепал. – Ты слушаешь меня, Сассенах? – О, я слушаю! – я резко высвободилась, недовольно потирая подбородок. – И уверена, что с ней ты будешь весьма учтив. Но в следующий раз задергивай занавески в алькове – я не хочу этого видеть. Его брови цвета меди взлетели вверх, а лицо слегка покраснело. – Ты намекаешь, что я тебе изменил? – недоверчиво спросил он. – Мы вернулись в замок меньше часа назад, я весь покрылся потом и пылью за два дня в седле, и устал так, что у меня дрожат колени, и все же ты считаешь, что я прямиком отправился соблазнять шестнадцатилетнюю девицу? Он с ошеломленным видом покачал головой. – Не могу понять, то ли ты хочешь сделать комплимент моим мужским способностям, Сассенах, то ли оскорбляешь мою нравственность, но ни то ни другое предположение мне не очень нравится. Мёртаг говорил мне, что женщины неблагоразумны, но Господи Иисусе! Он провел большой рукой по волосам, отчего короткие пряди встали дыбом. – Разумеется, я не хотела сказать, будто думаю, что ты ее соблазнял, – сказала я, изо всех сил стараясь вложить в интонацию хладнокровие. – Я всего лишь имею в виду… Мне пришло в голову, что Фрэнк справлялся с подобной ситуацией гораздо изящнее, чем удавалось мне, а ведь тогда я тоже злилась. Вероятно, не существовало приемлемого способа намекнуть на такую возможность своему супругу. – Я лишь хочу сказать, что… понимаю, ты женился на мне по своим соображениям, – и эти соображения – твое личное дело, – поспешно добавила я, – и я вообще не имею на тебя никаких прав. Ты совершенно свободен вести себя так, как пожелаешь. Если ты… если есть привязанность где-то еще… словом… я не стану тебе мешать, – запинаясь, закончила я. Кровь прилила к моим щекам, и я чувствовала, как у меня горят уши. Подняв глаза, я обнаружила, что уши у Джейми тоже заметно пламенели, как и все остальное от шеи и выше. Даже его глаза, покрасневшие от недосыпания, казалось, слегка пылали. – Никаких прав на меня! – воскликнул он. – А что такое, по-твоему, свадебный обет, милочка? Всего лишь слова в церкви? Он обрушил свой большой кулак на сундук с таким грохотом, что закачался фарфоровый кувшин. – Никаких прав, – пробормотал он как бы про себя. – Свободен вести себя так, как пожелаю. И ты не станешь мне мешать?! Он нагнулся, чтобы стянуть башмаки, затем поднял их и запустил, один за другим, изо всех сил в стену. Когда каждый из них с глухим стуком ударялся о камни и отскакивал на пол, я вздрагивала. Он сорвал с себя плед и небрежно швырнул его назад. Затем направился ко мне, испепеляя взглядом. – Итак, ты не имеешь на меня никаких прав, Сассенах? Ты позволяешь мне получать удовольствие там, где мне нравится, да? Ну, так ведь? – требовательно спросил он. – Э-э, ну да, – ответила я, невольно отступая на шаг. – Именно это я имела в виду. Он схватил меня за плечи, и я почувствовала, что жар распространился и на его руки. Его мозолистые ладони так обжигали мне кожу, что я невольно дернулась. – Что ж, если ты не имеешь на меня прав, Сассенах, – продолжил он, – у меня одно на тебя имеется! Иди сюда. Он обхватил мое лицо ладонями и прижался губами к моим. В этом поцелуе не было ничего от нежности или непринужденности, и я воспротивилась ему, пытаясь отстраниться. Он наклонился и подхватил меня одной рукой под колени, не обращая внимания на мои попытки вырваться. Я и не подозревала, как же он на самом деле чертовски силен. – Отпусти меня! – потребовала я. – Что ты вытворяешь? – Мне кажется, что все совершенно ясно, Сассенах, – процедил он сквозь зубы. Он опустил голову, его недвусмысленный взгляд пронзил меня, словно раскаленное железо. – Хотя, если тебе нужны слова, – произнес он, – я собираюсь уложить тебя в постель. Сейчас. И держать тебя там до тех пор, пока ты не узнаешь, какое право я на тебя имею. И он снова поцеловал меня, намеренно жестко, пресекая мой протест. – Я не хочу спать с тобой! – заявила я, когда он наконец высвободил мой рот. – Я и не собираюсь спать, Сассенах, – спокойно ответил он. – Только не сейчас. Он подошел к кровати и аккуратно уложил меня на украшенное узором из роз одеяло. – Ты, черт возьми, прекрасно понимаешь, о чем я! Я перекатилась, намереваясь сбежать с другой стороны, но была остановлена крепкой хваткой на моем плече, развернувшей меня к нему лицом. – И заниматься с тобой любовью я тоже не хочу! Голубые глаза сверкали на меня с близкого расстояния, и дыхание застряло у меня в горле. – Я и не спрашивал о твоих предпочтениях на этот счет, Сассенах, – ответил он угрожающе тихим голосом. – Ты моя жена, как я тебе уже неоднократно говорил. Даже если ты не хотела за меня замуж, тем не менее ты сделала выбор. И если ты случайно не обратила внимания тогда, твоя часть действа включала слово «повиноваться». Ты моя жена, и, если я хочу тебя, женщина, то возьму тебя, и будь ты проклята! Голос его все повышался, пока он не перешел на крик. Я встала на колени, прижав кулаки к бокам, и закричала в ответ. Сдерживаемое страдание последнего часа достигло точки кипения, и я высказала ему все, без обиняков. – Будь я в самом деле проклята, если отдамся тебе, жестокая похотливая скотина! Думаешь, что можешь приказывать мне ложиться с тобой в постель? Использовать меня как шлюху, когда тебе захочется? Так, не можешь, ты, траханый ублюдок! Сделай это, и тогда ты не лучше своего драгоценного капитана Рэндалла! Какое-то время он сердито на меня смотрел, а потом резко отступил в сторону. – Тогда иди, – сказал он, мотнув головой в сторону двери. – Если ты так обо мне думаешь, уходи! Я не стану тебя удерживать. Я мгновенье помедлила, наблюдая за ним. Его челюсти были стиснуты от гнева, и он нависал надо мной, словно Колосс Родосский341. На этот раз свой норов он держал в узде, хотя сейчас был так же разъярен, как и на обочине дороги возле Дунсбери. Но он не шутил. Если я решу уйти, он меня не остановит. Я вздернула подбородок, мои челюсти сжались так же крепко, как и его. – Нет, – заявила я. – Нет. Я ни от чего не бегу. И я тебя не боюсь. Его взгляд остановился на моем горле, где с бешеной скоростью бился пульс. – Да, я вижу, – произнес он. Он пристально смотрел на меня сверху, и его лицо постепенно расслаблялось, принимая выражение вынужденной уступчивости. Он робко сел на кровать, держась от меня на приличном расстоянии, а я опасливо откинулась назад. Прежде чем заговорить, он несколько раз глубоко вздохнул, его лицо несколько растеряло краску, обретя естественный цвет румяной бронзы. – Я тоже не бегу, Сассенах, – угрюмо сказал он. – А теперь… Что значит «траханый»? Мое изумление, надо полагать, было слишком заметным, потому что он раздраженно сказал: – Если тебе обязательно обзывать меня, это одно. Но мне не нравится, когда меня называют так, что я не могу ответить. Я догадываюсь, что это чертовски грязное слово, судя по тому, как ты его произнесла, но что оно значит? Застигнутая врасплох, я несколько нервно рассмеялась. – Это…. это значит…. то, что ты собирался сделать со мной. Одна бровь приподнялась, и на лице отразилась кислая усмешка. – А, совокупляться? Тогда я был прав: это чертовски грязное слово. А что такое садист? Ты на днях меня так назвала. Я подавила желание рассмеяться. – Это… э-э… это человек, который… который… гм… получает сексуальное удовольствие, причиняя кому-то боль. Мое лицо побагровело, но я не смогла сдержать слегка приподнявшиеся уголки рта. Джейми коротко фыркнул. – Что ж, ты не очень мне льстишь, – заметил он, – но я не могу осуждать тебя за высказывания. Он глубоко вздохнул и откинулся назад, расцепив руки. Неторопливо размял пальцы, потом положил ладони на колени и посмотрел прямо на меня. – Так в чем же дело? Зачем ты так поступаешь? Из-за девчонки? Я сказал тебе тогда чистую правду. Но дело не в доказательствах. Вопрос в том, веришь ты мне или нет? Ты мне веришь? – Да, я верю тебе, – неохотно призналась я. – Но дело не в этом. Или не только в этом, – добавила я, пытаясь быть честной. – Все… Я вроде как сделала вывод, что ты женился на мне ради денег, которые будешь получать. Я опустила глаза и водила пальцем по узорам на одеяле. – Знаю, что не имею права жаловаться, – я вышла за тебя тоже из эгоистических соображений, но, – я прикусила губу и сглотнула, чтобы выровнять голос, – но у меня также есть немного гордости, знаешь ли. Я взглянула на него украдкой и обнаружила, что он уставился на меня с выражением полного ошеломления. – Денег? – бессмысленно повторил он. – Да, денег! – вспыхнула я, разозленная его притворным непониманием. – Когда мы вернулись, тебе не терпелось сообщить Колуму, что ты женился, и получить свою долю от ренты Маккензи! Еще какое-то время он смотрел на меня, постепенно открывая рот, словно хотел что-то сказать. Вместо этого он начал медленно мотать головой из стороны в сторону, а потом захохотал. Запрокинул голову и практически взревел, после чего уронил ее на руки, продолжая истерически смеяться. Я в негодовании откинулась на подушки. Смешно, не правда ли? Все еще мотая головой и временами дыша с присвистом, он встал и взялся за пряжку ремня. При этом я невольно вздрогнула, и он это заметил. Его лицо все еще пылало от смеси гнева и смеха, на меня он посмотрел в полном раздражении. – Нет, – сказал он сухо, – я не собираюсь тебя бить. Я дал тебе слово, что больше этого не сделаю, – вот уж не думал, что пожалею об этом так скоро. Он отложил ремень в сторону, роясь в прикрепленном к нему спорране. – Моя доля от ренты Маккензи составляет около двадцати фунтов в квартал, Сассенах, – сказал он, копаясь в барахле внутри барсучьей шкуры. – И это шотландские фунты, а не фунты стерлингов. Примерная цена половины коровы. – Это… это все? – глупо уточнила я. – Но… – Это все, – подтвердил он. – И все, что я когда-либо получу от Маккензи. Ты, наверно, заметила, что Дугал – человек расчетливый, а Колум вдвое скуп на деньги. Но даже ради такой королевской суммы, как двадцать фунтов в квартал, вряд ли стоит жениться, думается мне, – насмешливо добавил он, глядя на меня. – Причем, я не стал бы сразу спрашивать об этом, – продолжил он, вытаскивая маленький, обернутый бумагой сверток, – но мне хотелось кое-что купить на них. Вот по какому делу я отлучался, встреча с Лэаре произошла случайно. – И что же ты так сильно хотел купить? – подозрительно спросила я. Он вздохнул и, секунду помедлив, легко бросил мне на колени маленький сверток. – Обручальное кольцо, Сассенах, – ответил он. – Я раздобыл его у Юэна-оружейника: он делает такие вещицы в свободное время. – Ох, – ослабевшим голосом выдохнула я. – Смелее, – сказал он чуть погодя. – Разверни его. Оно твое. Очертания маленького свертка под моими пальцами расплывались. Я сморгнула и шмыгнула носом, но не сделала ни единого движения, чтобы открыть его. – Мне жаль, – сказала я. – Что ж, так и должно быть, Сассенах, – отозвался он, но в его голосе уже не было злости. Дотянувшись, он взял сверток с моих колен и разорвал упаковку, высвободив широкий серебряный ободок, украшенный переплетением в хайлендском стиле, с маленьким и изящным цветком якобитского чертополоха342, вырезанным в центре каждого звена. Все это я увидела, а потом мои глаза вновь затуманились. Я нащупала носовой платок, сунутый мне в руку, и приложила все усилия, чтобы остановить им поток. – Оно… прекрасно, – прочистив горло и вытирая глаза, проговорила я. – Ты наденешь его, Клэр? Теперь его голос звучал ласково, и то, что он обратился ко мне по имени, в основном приберегая его на случай соблюдения формальности или нежности, едва не заставило меня снова потерять самообладание. – Ты не обязана этого делать, – сказал он, серьезно глядя на меня поверх сложенной чашечкой ладони. – Брачный контракт нами выполнен – он законный. Ты под защитой, в безопасности от чего угодно, кроме предписания, и даже от него, пока ты в Леохе. Если захочешь, мы можем жить раздельно, – если это то, что ты пыталась сказать всей этой чепухой о Лэаре. Тебе больше не нужно иметь со мной ничего общего, если это твой честный выбор. Он сидел неподвижно и ждал, прижимая к сердцу крошечный обруч. Итак, он предоставлял мне выбор, который я изначально предоставила ему. Навязанный мне обстоятельствами, он больше не будет навязываться мне, если я решу его отвергнуть. Была, конечно, и альтернатива: принять кольцо и все, что к нему прилагалось. Солнце уже садилось. Последние лучи света пробивались сквозь синий стеклянный графин, стоящий на столе, и расчерчивали стену вспышками сверкающего лазурита. Я чувствовала себя такой же хрупкой и сверкающей, как стекло, словно могла разбиться от прикосновения и упасть искрящимися осколками на пол. Если я намеревалась пощадить либо чувства Джейми, либо свои собственные, то, кажется, слишком запоздала. Я не могла говорить, но протянула ему правую руку с дрожащими пальцами. Кольцо скользнуло прохладным и ярким по моему суставу и уютно устроилось у основания пальца – то что надо. Джейми ненадолго задержал мою руку, глядя на нее, а потом вдруг крепко прижался ртом к костяшкам моих пальцев. Он поднял голову, и я мельком увидела его лицо, пылающее и нетерпеливое, прежде чем он грубо усадил меня к себе на колени. После чего, не говоря ни слова, он крепко прижал меня к себе, и я почувствовала биение пульса на его горле, скачущего, как и у меня. Его руки опустились на мои обнаженные плечи, и он слегка отстранил меня, так что я снизу смотрела ему прямо в лицо. Руки были большими и очень теплыми, и я ощутила легкое головокружение. – Я хочу тебя, Клэр, – произнес он сдавленным голосом. Минуту помолчал, словно не зная, что сказать дальше. – Я хочу тебя так сильно, что едва могу дышать. Ты… – он сглотнул, потом прочистил горло. – Ты примешь меня? К этому моменту я уже обрела голос. Писклявый и дрожащий, но слышимый. – Да, – ответила я. – Да, я приму тебя. – Я думаю… – начал он и замолчал. Он неуклюже расстегнул пряжку своего килта, но затем поднял на меня глаза, прижав руки к бокам. Заговорил он с трудом, сдерживая что-то настолько мощное, что его руки дрожали от напряжения. – Я не… я не смогу… Клэр, я не смогу быть нежным. Я успела кивнуть всего лишь раз, в знак согласия или разрешения, прежде чем он опрокинул меня на спину, всем своим весом пригвоздив к кровати. Он не остановился, чтобы раздеться дальше. Я чувствовала запах дорожной пыли на его рубашке и привкус солнца и пота от езды на его коже. Он удерживал меня: вытянув руки, крепко сжав запястья. Одна рука задела стену, и я услышала слабый скрежет одного из обручальных колец, звякнувшего о камень. По одному кольцу на каждую руку: одно серебряное, одно золотое. И тонкий металл вдруг стал тяжелым, как узы брака, будто кольца были крошечными кандалами, приковавшими меня, распростертую на кровати, навеки растянутую между двумя полюсами, и удерживающими в неволе, как Прометея343 на его одинокой скале, поделенную надвое любовью-стервятником, что терзала мне сердце. Он раздвинул мне бедра коленом и вошел в меня до основания одним толчком, от которого у меня перехватило дыхание. Издал звук, напоминающий стон, и схватил меня еще жестче. – Ты моя, mo nighean donn, – тихо произнес он, вжимаясь в мои глубины. – Только моя, теперь и навсегда. Моя, хочешь ты этого или нет. Я вырывалась из его захвата, и, когда он вошел в меня еще глубже, втянула воздух со слабым «ах». – Да, я собираюсь обращаться с тобой жестоко, моя Сассенах, – прошептал он. – Хочу обладать тобой, владеть тобой, телом и душой. Я слабо сопротивлялась, а он прижимал меня, сокрушал меня сильными, безжалостными толчками, которые с каждым ударом достигали матки. – Я хочу заставить тебя называть меня «повелитель», Сассенах, – в его мягком голосе звучала угроза мести за мучения последних минут. – Я хочу сделать тебя своей. И тут я задрожала и застонала, плоть моя сжималась в спазмах от вторгающегося, разрушительного присутствия. Движение не прекращалось, вопреки всему, дальше и дальше минута за минутой, снова и снова нанося удары на стыке наслаждения и боли. Я словно бы растворилась, как будто существовала лишь как точка приложения силы, вынужденная находиться на грани полного повиновения. – Нет! – выдохнула я. – Остановись, пожалуйста, ты делаешь мне больно! Капли пота стекали по его лицу и падали на подушку и мне на груди. Теперь наши тела соприкасались со шлепающим ударом, который быстро переходил границу боли. От повторяющегося натиска мои бедра покрылись синяками, и мне казалось, что запястья вот-вот переломятся, но его хватка оставалась безжалостной. – Да, моли меня о пощаде, Сассенах. Но ты ее не получишь, пока еще нет. Его дыхание стало горячим и частым, но он не проявлял никаких признаков усталости. Все мое тело затряслось, ноги поднялись и обхватили его, стараясь сдержать это ощущение. Я чувствовала толчок каждого удара глубоко в животе и съеживалась от них, даже когда мои бедра предательски приподнимались навстречу. Он почувствовал мой отклик и удвоил напор, надавив теперь мне на плечи, чтобы удержать меня распластанной под собой. В моем отклике не было ни начала, ни конца, лишь непрекращающаяся дрожь, достигающая максимума с каждым толчком. Эти удары были вопросом, снова и снова повторяющимся в моей плоти и требующим ответа. Он вновь распластал мои ноги и обрушился на меня сквозь боль к истинному чувству, где-то за гранью покорности. – Да! – воскликнула я. – О, Боже, Джейми, да! Он схватил меня за волосы и заставил запрокинуть голову, чтобы я посмотрела ему в глаза, сверкающие неистовым триумфом. – Да, Сассенах, – пробормотал он, отвечая скорее на мои движения, чем на слова. – Я еще на тебе поезжу! Его руки опустились на мои груди, сжимая и лаская, а затем заскользили вниз по бокам. Теперь он навалился на меня всем своим весом, обхватив и приподняв меня для максимального проникновения. От этого я вскрикнула, и он накрыл мой рот своим, но не с поцелуем, а с очередным нападением, заставив открыть рот, оставляя на губах гематомы и царапая лицо колючей щетиной. Он наносил удары все сильнее и быстрее, как будто хотел взять силой мою душу, как уже взял мое тело. В теле или в душе, где-то он высек искру, и ответная ярость страсти и потребности восстала из пепла покорности. Я выгибалась ему навстречу, удар за ударом. Укусила его за губу и ощутила вкус крови. После чего я почувствовала его зубы на своей шее и впилась ногтями в его спину. Пропахала его от затылка до ягодиц, вынудив его в свою очередь вскинуться и закричать. В отчаянной потребности мы терзали друг друга, кусаясь и царапаясь, пытаясь пустить кровь, стараясь – каждый – вобрать в себя другого, разрывая друг у друга плоть во всепоглощающем желании быть единым целым. Мой крик смешался с его, и мы окончательно растворились друг в друге в тот последний миг распада и завершенности.
***
Я очень медленно приходила в себя, полулежа на груди у Джейми; потные тела все еще плотно прилегали одно к другому, бедро к бедру. Закрыв глаза, он тяжело дышал. Я слышала, как его сердце бьется у моего уха в неестественно медленном и мощном ритме, сопровождающем кульминацию. Он почувствовал, что я очнулась, и притянул меня к себе, как если бы хотел еще на мгновение продлить то единение, которого мы достигли в последние секунды нашего пагубного соития. Я свернулась рядом с ним калачиком, обхватив его руками. Тогда он открыл глаза и вздохнул, его большой рот скривился в слабой улыбке, когда его взгляд встретился с моим. Я подняла брови в безмолвном вопросе. – О да, Сассенах, – с неким сожалением ответил он. – Я твой повелитель… а ты – мой. Кажется, я не могу завладеть твоей душой, не потеряв своей. Он повернул меня на бок и прижался ко мне всем телом. В комнате было прохладно от вечернего ветерка из окна, и он потянулся, чтобы накрыть нас одеялом. «Ты слишком уж проворен, парень, – сонно решила я про себя. – Фрэнк этого так и не понял». Уснула я в его крепко сомкнутых объятиях и с его теплым дыханием возле моего уха.
***
Когда я проснулась на следующее утро, то еле передвигалась, и у меня болел каждый мускул. Я доковыляла до уборной, а затем к тазу для умывания. Мои внутренности словно побывали в маслобойке. «Такое ощущение, будто меня били тупым предметом», – подумала я, а потом сообразила, что это очень недалеко от истины. Тупой предмет, о котором шла речь, обнаружился, когда я вернулась к кровати, и выглядел он теперь относительно безобидным. Его обладатель проснулся, когда я села с ним рядом, и осмотрел меня с видом очень похожим на мужское самодовольство. – Похоже, скачка была нелегкой, Сассенах, – сказал он, легонько прикоснувшись к синей гематоме на внутренней стороне моего бедра. – Седлом чуть набила, да? Я прищурилась и провела пальцем по глубокому следу от укуса на его плече. – Ты и сам выглядишь немного потрепанным, мой мальчик. – И что ж, – заговорил он с подчеркнутым шотландским акцентом, – если спишь с бестией, то следует ожидать, что тебя покусают. Он протянул руку и схватил меня сзади за шею, привлекая к себе. – Иди ко мне, бестия. Покусай меня еще. – О нет, не надо, – забормотала я, отстраняясь. – Вряд ли я смогу, мне слишком больно. Джеймс Фрейзер был не из тех мужчин, которые принимают «нет» в качестве ответа. – Я буду очень нежен, – увещевал он, неумолимо затягивая меня под одеяло. И он был нежным, какими могут быть только крупные мужчины: держал меня бережно, словно перепелиное яичко, обхаживал со смиренным терпением, которое я приняла за искупление, – и эта нежная настойчивость, как я поняла, была продолжением урока, так жестоко начатого прошлым вечером. Он может быть нежным, но отвергнутым – никогда. Когда он кончил, то затрясся в моих объятиях, вздрагивая от усилий не двигаться, не причинять мне боли толчками, позволяя этому мгновению уничтожить его, если это случится. Позже, все еще во мне, он обвел побледневшие синяки, оставленные его пальцами у меня на плечах два дня назад на обочине дороги. – Прости меня за них, mo nighean donn, – сказал он, нежно целуя каждый. – Я был в редкостном гневе, когда сделал это, хотя это не оправдание. Стыдно причинять боль женщине, даже в ярости. Я больше так не поступлю. Я не без иронии засмеялась. – Ты извиняешься за эти? А как насчет остальных? Я вся в синяках с головы до ног! – О? – он отстранился, чтобы взвешенно меня осмотреть. – Так вот, за эти я уже извинился, – и коснулся моего плеча, – а те, – легонько шлепнул меня по заду, – ты заслужила, и я не стану говорить, что сожалею, потому что это не так. Что касается вот этих, – заметил он, поглаживая мое бедро, – за них я тоже извиняться не буду. Ты уже отплатила мне сполна. Поморщившись, он потер плечо. – Ты пустила мне кровь по меньшей мере в двух местах, Сассенах, и моя спина горит, как сущий ад. – Ну, спать с бестией… – сказала я, ухмыляясь. – Извинений за это не добьешься. В ответ он рассмеялся и повалил меня на себя. – Я не говорил, что хочу извинений, верно? Если я помню правильно, то сказал: «Покусай меня опять».
===
333. Почти 16 км. 334. Глаза, как звезды, вышли из орбит И кудри отделились друг от друга, Поднявши дыбом каждый волосок, Как иглы на взбешенном дикобразе. Уильям Шекспир, «Гамлет», акт I, сцена 5 (перевод Б. Пастернака). 335. Асклепиас, или Ваточник – род травянистых многолетних цветущих растений. Семена содержат скопление белых шелковистых нитевидных волосков (их еще называют «нить», «шлейф» или «шелк»). 336. По Библии, архангел Гавриил должен затрубить, призывая человечество на Страшный суд. 337. «Уолдорф-Астория» – фешенебельный многоэтажный отель на Манхэттене в Нью-Йорке. Символ высшего общества и роскоши, наравне с «Ритцем» является одним из самых престижных и известных отелей в мире. 338. «Ритц» – пятизвездочный отель, расположенный на улице Пикадилли в Лондоне. 339. Фрагмент взят из британского издания. 340. Кулиска – деталь одежды в виде узкой полоски подшитой или пришитой ткани, через которую продергивается пояс, завязка и т.п. 341. Колосс Родосский – огромная статуя античного бога солнца Гелиоса, установленная в III в. до н. э. у входа в гавань на острове Родос; одно из так называемых семи чудес света. 342. Чертополох является государственным символом с XIII века, с правления короля Шотландии Александра III. Во времена Якова III Стюарта (1451-1488 гг.) в 1470 г. символ чертополоха включили в щит герба и стали использовать на серебряных монетах. Тогда же он был окончательно принят в качестве эмблемы Шотландии. 343. Прометей – один из титанов в древнегреческой мифологии. За похищение огня Зевс приказал Гефесту приковать Прометея к скале в Колхиде. Прикованный Прометей был обречён на непрекращающиеся мучения – вновь и вновь прилетавший орёл выклёвывал его печень, которая у него, бессмертного, снова отрастала.
Переполох, вызванный нашим неожиданным приездом и объявлением о нашей свадьбе, почти сразу же был омрачен событием куда большей важности. На следующий день мы сидели за ужином в большом зале, благосклонно выслушивая тосты и добрые пожелания, произносимые в нашу честь. – Buidheachas, mo charaid345. Джейми изящно поклонился провозгласившему последний тост и сел под все более редкие хлопки. Деревянная скамейка пошатнулась под его весом, и он ненадолго прикрыл глаза. – Для тебя это слишком? – шепнула я. Он принял на себя все бремя тостов, присоединяясь к каждой чаше, осушаемой за нас, в то время как я до сих пор обходилась всего лишь символическими глотками, сопровождая их сияющими улыбками в ответ на непонятные гэльские застольные речи. Он открыл глаза и, улыбнувшись самому себе, посмотрел на меня сверху вниз. – Хочешь сказать, я пьян? Нет, я могу пить это добро хоть всю ночь. – Буквально это ты и делаешь, – заметила я, разглядывая ряды пустых винных бутылок и глиняных кувшинов из-под эля, выстроившихся на обеденном столе перед нами. – Уже довольно поздно. Свечи на столе Колума слабо горели в подсвечниках, и оплывший воск отливал золотом, свет покрывал братьев Маккензи странными пятнами теней и мерцающей плоти, когда они склонялись друг к другу, разговаривая вполголоса. Они могли бы присоединиться к компании резных гномьих голов, обрамляющих огромный камин, и мне стало интересно, сколько из этих карикатурных фигур на самом деле были срисованы с высокомерных черт прежних лэрдов Маккензи, – возможно резчиком с чувством юмора… или прочными семейными связями. Джейми чуть потянулся на своем месте, поморщившись от легкого дискомфорта. – С другой стороны, – произнес он, – через минуту или две у меня лопнет мочевой пузырь. Я скоро вернусь. Он уперся руками в скамейку и ловко перескочил через нее, исчезнув в нижнем арочном проеме. Я переключила свое внимание на другую сторону, где сидела Гейлис Дункан, скромно потягивая эль из серебряной кружки. Ее муж, Артур, сидел за соседним столом с Колумом, как и полагалось фискальному прокурору округа, но Гейли настояла на том, чтобы сесть рядом со мной, сказав, что у нее нет желания утомлять себя, слушая во время ужина мужские разговоры. Глубоко посаженные глаза Артура, с синими мешками и запавшие от вина и усталости, оставались полузакрытыми. Он грузно опирался на предплечья, лицо его обмякло; он не обращал внимания на разговор Маккензи рядом с ним. И если резко очерченным чертам лица лэрда и его брата свет придавал форму горельефа346, то из-за него же Артур Дункан выглядел попросту обрюзгшим и больным. – Твой муж неважно выглядит, – заметила я. – У него обострилась болезнь желудка? Симптомы были довольно загадочными: не похоже ни на язву, решила я, ни на рак – не с таким большим количеством плоти, остающейся на костях – быть может, просто хронический гастрит, как утверждала Гейли. Она бросила мимолетный взгляд на своего супруга, прежде чем снова повернуться ко мне, пожимая плечами. – Ой, у него все хорошо, – ответила она. – Во всяком случае, не хуже. А как твой муж? – Э-э-э… а что с ним? – осторожно поинтересовалась я. Она фамильярно ткнула меня в ребра довольно острым локтем, и я осознала, что на ее краю стола также выстроилось изрядное количество бутылок. – Ну, сама как думаешь? Он так же хорошо выглядит без нижней рубашки, как и в ней? – Гм… – я подыскивала ответ, пока она вытянула шею в сторону входа. – И ты утверждаешь, что он тебе совершенно безразличен! Зазнайка! Половина девушек в замке с радостью выдрала бы тебе волосы с корнем – на твоем месте я бы следила за тем, что ем. – Что ем? – я в недоумении посмотрела на деревянное блюдо перед собой, пустое, если не считать жирного пятна и одинокой вареной луковицы. – Яд, – драматично прошипела она мне в ухо, обдав при этом ощутимыми парами бренди. – Вздор, – довольно холодно отозвалась я, отстраняясь от нее. – Никто не захочет отравить меня просто из-за того, что я… ну, потому что… Я немного замялась, и мне пришло в голову, что, возможно, сделала на несколько глотков больше, чем мне представлялось. – Ну, в самом деле, Гейли. Этот брак… Я его не планировала, понимаешь? Я его не хотела! – Ни слова лжи. – Это было просто… своего рода… необходимое деловое соглашение, – заключила я, надеясь, что свет свечей скроет мой румянец. – Ха! – цинично отозвалась она. – Я знаю, как выглядит девушка, получающая в постели удовольствие. Она посмотрела в сторону арки, где исчез Джейми. – И будь я проклята, если также поверю, что это мошки искусали парню шею, – глянув на меня, она приподняла одну серебристую бровь. – Если это было деловое соглашение, я бы сказала, что ты не прогадала. Она снова наклонилась ближе. – Это правда? – прошептала она. – Насчет больших пальцев? – Больших пальцев? Гейли, о чем, ради всего святого, ты болтаешь? Сосредоточенно хмурясь, она вздернула свой маленький прямой носик. Взгляд красивых затуманившихся глаз чуть рассеялся, и я надеялась, что она не свалится. – Ты ведь знаешь? Все знают! Большие пальцы мужчины говорят о размере его члена. Большие пальцы на ногах, конечно, тоже, – добавила она рассудительно, – но об этом, как правило, труднее судить под обувью и всем прочим. Вот и маленький лисенок, – она кивнула в сторону арки, где только что снова появился Джейми, – своими руками он мог бы обхватить приличных размеров кабачок. Или приличных размеров задницу, хм? – добавила она, еще раз подтолкнув меня локтем. – Гейлис Дункан… может… ты… уже… заткнешься?! – с пылающим лицом прошипела я. – Кто-нибудь тебя услышит! – Ай, никто из тех… – начала она, но замолчала, широко раскрыв глаза. Джейми прошел мимо нашего стола, словно и не заметив нас. Его лицо было бледным, а губы плотно сжаты, как будто он сосредоточился на какой-то неприятной обязанности. – Что его встревожило? – спросила Гейли. – Он похож на Артура, когда тот съест сырую репу. – Не знаю, – я нерешительно отодвинула скамейку. Он направлялся к столу Колума. Стоит ли мне следовать за ним? Очевидно, что-то случилось. Гейли, снова оглядывая комнату, вдруг потянула меня за рукав, указывая в ту сторону, откуда появился Джейми. Прямо под аркой стоял мужчина, в такой же нерешительности, как и я. Его одежда была покрыта грязью и пылью: какой-нибудь путешественник. Гонец. Еще кто-то от герцога? После всей этой спешки с возвращением в Леох нас встретили известием, что герцог задерживается и прибудет лишь через несколько недель. Может, он передумал или вовсе отменил свое путешествие?347 Но каким бы ни было послание, он передал его Джейми, который как раз сейчас наклонился, чтобы прошептать его на ухо Колуму. Нет, не Колуму. Дугалу. Рыжая голова низко склонилась между двумя темными, крупные красивые черты трех лиц в свете догорающих свечей приобрели неземное сходство. И наблюдая за ними, я поняла, что сходство вызвано не столько преемственностью костей и сухожилий, которая их объединяла, сколько общим для них сейчас выражением оглушительного горя. Рука Гейли впилась в плоть на моем предплечье. – Дурные вести, – произнесла она уже без необходимости.
***
– Двадцать четыре года, – сказала я тихо. – Кажется, это долгий срок для брака. – Да, долгий, – согласился Джейми. Теплый ветер шевелил ветки дерева над нами, поднимая волосы у меня с плеч и щекоча ими лицо. – Дольше, чем я живу. Я оглянулась на него, облокотившегося на изгородь паддока, такого высокого, привлекательного и с крепкими костями. Часто я забывала, как он на самом деле молод: таким уверенным в себе и знающим он казался. – И все же, – заговорил он, стряхнув соломинку во взрыхленную грязь паддока, – я сомневаюсь, что Дугал провел с ней больше трех лет из этого срока. Понимаешь, обычно он был здесь, в замке, – или где-то на землях, занимаясь делами Колума вместо него. Жена Дугала, Мора, скончалась в их поместье Бианахк. Внезапная горячка. Сам Дугал уехал на рассвете – вместе с Недом Гоуэном и гонцом, принесшим известие накануне вечером, – чтобы организовать похороны и распорядиться имуществом жены. – То есть, не слишком тесный союз? – с любопытством спросила я. Джейми пожал плечами. – Такой же тесный, как и у большинства, надо полагать. Она занимала себя детьми и ведением домашнего хозяйства; я сомневаюсь, что она сильно по нему скучала, хотя, казалось, была рада его видеть, когда он приезжал домой. – Точно, ты ведь некоторое время жил у них, верно? Я замолчала, размышляя. Мне стало интересно, таким ли было представление Джейми о супружестве: отдельные жизни, лишь изредка соединяющиеся для воспроизведения потомства. И все же, судя по тому немногому, что он рассказал, брак его родителей был дружным и полным любви. Благодаря своей сверхъестественной способности читать мои мысли, он сказал: – Понимаешь, в моей семье все было по-другому. Брак Дугала, как и Колума, был устроен по договоренности, и речь шла скорее о землях и выгодной сделке, чем о взаимном влечении. А мои родители… ну, они поженились по любви, вопреки желанию обеих семей, так что мы были… не то чтобы полностью изолированы, но скорее сами по себе в Лаллиброхе. Мои родители не часто навещали родственников и вели дела вне поместья, и поэтому, мне кажется, они больше уделяли внимания друг другу, чем обычно делают муж и жена. Он опустил руку мне на спину и привлек поближе к себе. Наклонил голову и коснулся губами кончика моего уха. – Между нами было соглашение, – тихо сказал он. – И все-таки хотелось бы надеяться… возможно, когда-нибудь… Он неловко замолк, криво улыбнувшись и отмахнувшись. Не желая поощрять его на этот счет, я улыбнулась в ответ как можно равнодушнее и повернулась к паддоку. Я чувствовала, что он стоит рядом со мной, почти не касаясь, большие руки крепко сжимают верхнюю перекладину изгороди. Я и сама вцепилась в перекладину, чтобы удержаться и не взять его за руку. Больше всего мне хотелось повернуться к нему, предложить утешение, заверить и телом, и словами, что происходящее между нами на самом деле больше, чем деловая договоренность. То была правда, которая меня и остановила. «То, что между нами», – говорил он. – «Когда я занимаюсь с тобой любовью, когда ты прикасаешься ко мне». Нет, это совсем не обычно. И это также не простое увлечение, как я думала вначале. Трудно придумать что-либо менее простое. Факт оставался фактом: я была связана обетом, верностью и законом с другим мужчиной. И любовью тоже. Я не могла, не могла сказать Джейми, что я к нему испытываю. Поступить так, а потом уйти, как я и должна, было бы верхом жестокости. А лгать ему я тоже не могла. – Клэр. Он повернулся ко мне и смотрел на меня сверху вниз, я это чувствовала. Я ничего не сказала, но подняла лицо, когда он наклонился, чтобы меня поцеловать. В этом я тоже не могла ему лгать, и не стала. «В конце концов, – подумала я смутно, – я обещала ему честность». Нас прервали громким «кхм!» из-за изгороди паддока. Джейми, вздрогнув, повернулся на звук, инстинктивно подтолкнув меня за спину. Потом замер и усмехнулся, увидев старину Алека Макмэхона, который стоял там в своих грязных трюзах и ехидно разглядывал нас своим единственным ярко-голубым глазом. Старик держал в руках устрашающего вида ножницы для кастрации, подняв их в насмешливом приветствии. – Я собирался их использовать на Магомете, – заметил он. – Возможно, здесь им можно найти лучше применение, а? Он призывно щелкнул мощными лезвиями. – Это заставит тебя думать о работе, а не о члене, парень. – Даже не шути об этом, дружище, – ухмыляясь, отозвался Джейми. – Не можешь без меня, да? Алек повел бровью, похожей на мохнатую гусеницу. – Нет, с чего ты так решил? Я подумал, что хочу попробовать кастрировать чистокровного двухлетку в одиночку, ради удовольствия. Он коротко всхрапнул от собственного остроумия, затем махнул ножницами в сторону замка. – Ступайте, милочка. Можете забрать его к ужину – для чего бы он вам к тому времени ни понадобился. Явно не доверяя содержанию этого последнего замечания, Джейми протянул длинную руку и ловко выхватил ножницы. – Я буду чувствовать себя в большей безопасности, если они будут у меня, – сказал он, вскинув бровь в сторону старого Алека. – Иди, Сассенах. Как только доделаю за Алека всю его работу, я приду и найду тебя. Он нагнулся, чтобы поцеловать меня в щеку, и прошептал на ухо: – Конюшни. Когда солнце будет в зените.
***
Конюшни замка Леох были построены куда лучше, чем многие из коттеджей, которые я повидала за время нашего путешествия с Дугалом. Каменные полы и каменные стены, единственными отверстиями были узкие окна в одном конце, дверь в другом, да тонкие щели под толстой соломенной крышей, предназначенные для удобства сов, сдерживающих размножение мышей в сене. Впрочем, они пропускали довольно много воздуха и достаточно света, чтобы конюшня казалась приятно сумрачной, но не мрачной. Наверху на сеновале, прямо под крышей, света было еще больше, он полосовал сваленное сено желтыми лучами и освещал парящие пылинки, напоминавшие дождь из золотой пыльцы. Воздух проникал сквозь щели теплыми струями, благоухая левкоем, турецкой гвоздикой и чесноком из садов за стенами, а снизу доносился приятный животный запах лошадей. У нас с Джейми вошло в привычку встречаться здесь в тихие послеобеденные часы.348 Джейми зашевелился под моей рукой и сел, от этого движения его голова выдвинулась из тени на яркий солнечный свет, словно зажглась свеча. – Что там? – спросила я сонно, поворачивая голову в ту сторону, куда он смотрел. – Маленький Хэмиш, – тихо ответил он, заглянув через край сеновала вниз, в конюшню. – Наверное, разыскивает своего пони. Я неуклюже перекатилась на живот рядом с ним, из скромности натянув на себя смятую сорочку: глупая идея, так как никто снизу не смог бы увидеть больше моей макушки. Сын Колума Хэмиш медленно шел по проходу конюшни между стойлами. Он, казалось, раздумывал возле некоторых стойл, хотя и не обращал внимания на любопытные головы гнедых и каурых, выглядывающие, чтобы его изучить. Определенно он что-то искал, но не своего откормленного бурого пони, безмятежно жующего солому в своем стойле у дверей конюшни. – Святый Боже, он идет к Донасу! Джейми схватил свой килт и наспех обернулся им, прежде чем соскочить с края сеновала. Не утруждая себя лестницей, он повис на руках и опустился на пол. На усеянные соломой камни он приземлился легко, но с таким глухим стуком, что Хэмиш обернулся, испуганно ахнув. Маленькое веснушчатое личико несколько расслабилось, когда он понял, кто перед ним, но голубые глаза оставались настороженными. – Тебе нужна помощь, братишка? – приветливо осведомился Джейми. Он подошел к стойлам и прислонился к одной из вертикальных опор, умудрившись встать между Хэмишем и стойлом, к которому направлялся мальчик. Хэмиш замешкался, но все же вытянулся, выпятив маленький подбородок. – Я собираюсь прокатиться на Донасе, – произнес он тоном, в котором сквозила решимость, впрочем несколько неубедительная. Донас – это имя означало «дьявол» и отнюдь не предполагало лести – находился в одиночном загоне в дальнем конце конюшни, надежно отделенный пустым стойлом от близости соседних лошадей. Огромный, злющий гнедой жеребец, на котором никто не ездил, и только старина Алек и Джейми осмеливались к нему приближаться. Из полумрака его стойла раздался раздраженный визг, и громадная голова цвета меди внезапно высунулась наружу, огромные желтые зубы клацнули друг о друга, когда конь предпринял тщетную попытку укусить обнаженное плечо, так заманчиво выставленное напоказ. Джейми не сдвинулся с места, зная, что жеребец не сможет до него дотянуться. Хэмиш с писком отскочил, явно испугавшись и потеряв дар речи из-за внезапного появления этой чудовищной лоснящейся головы с вращающимися, налитыми кровью глазами и раздувающимися ноздрями. – Я так не думаю, – спокойно заметил Джейми. Он наклонился и взял маленького кузена за плечо, уводя его подальше от коня, который протестующее лягал собственное стойло. Когда смертоносные копыта впечатывались в дерево, одновременно с досками стойла содрогался и Хэмиш. Джейми развернул мальчика лицом к себе и стоял, глядя на него сверху вниз и уперев руки в обернутые килтом бедра. – Итак, – твердо произнес он. – Что все это значит? Зачем тебе понадобилось связываться с Донасом? Челюсти Хэмиша были упрямо сжаты, но лицо Джейми оставалось одновременно и ободряющим, и непреклонным. Он легонько ткнул мальчика в плечо, получив в ответ едва заметную улыбку. – Ну же, duine349, – мягко проговорил Джейми. – Ты же знаешь, я никому не расскажу. Ты сделал какую-нибудь глупость? Слабый румянец проступил на светлой коже мальчика. – Нет. Вообще-то… нет. Ну, может, слегка сглупил. После дополнительного ободрения, история выплыла наружу, сначала неохотно, а потом бурным потоком признаний. Накануне он выехал на своем пони, катаясь с другими мальчишками. Несколько ребят постарше затеяли соревнование, чтобы узнать, чья лошадь сможет перепрыгнуть через самое высокое препятствие. Хэмиш ревниво восхищался ими, но здравый смысл в конце концов уступил место браваде, и он попытался заставить своего упитанного маленького пони перескочить через каменную ограду. Лишенный как способностей, так и заинтересованности, пони как вкопанный остановился перед ограждением, перебросив юного Хэмиша через голову, за ограду и, с позором, в заросли крапивы на другой стороне. Уязвленный и крапивой, и улюлюканьем своих товарищей, Хэмиш был полон решимости выехать сегодня на «настоящей лошади», как он выразился. – Они не будут смеяться, если я появлюсь на Донасе, – сказал он, с мрачным удовольствием представляя себе эту сцену. – Нет, смеяться они не будут, – согласился Джейми. – Они будут слишком заняты, собирая фрагменты. Он взглянул на кузена, медленно покачивая головой. – Вот что я тебе скажу, парень. Чтобы стать хорошим наездником, нужны смелость и рассудительность. Смелости у тебя достаточно, а вот рассудительности пока что немного не хватает. Он участливо обнял Хэмиша за плечи, увлекая за собой в конец конюшни. – Пойдем, дружище. Поможешь мне раскидать вилами сено, и мы познакомим тебя с Коаром. Ты прав, у тебя должна быть лошадь получше, раз ты готов, но необязательно убивать себя, чтобы это доказать. Проходя мимо, он бросил взгляд на сеновал, поднял брови и беспомощно пожал плечами. Я улыбнулась ему и махнула рукой, мол: идите, все в порядке. Я наблюдала за ними, когда Джейми взял яблоко из корзины с паданцами, стоящей у двери. Прихватив из угла вилы, он повел Хэмиша назад, к одному из центральных стойл. – Вот, братишка, – сказал он, останавливаясь. Он тихо свистнул сквозь зубы, и широколобая гнедая лошадь высунула голову, раздувая ноздри. Черные глаза были большими и добрыми, но уши слегка навострились, что придавало лошади выражение дружественной настороженности. – Ну, Коар, ciamar a tha thu350? Джейми крепко похлопал холеную шею и почесал настороженные уши. – Иди сюда, – сказал он, поманив рукой своего маленького кузена. – Вот так, ко мне. Поближе, чтобы он мог тебя обнюхать. Лошадям нравится тебя нюхать. – Я знаю, – тонкий голосок Хэмиша звучал заносчиво. Он едва доставал до конского носа, но все же дотянулся и погладил его. И не двинулся с места, когда большая голова опустилась и заинтересованно обнюхала его за ухом, пыхтя ему в волосы. – Дай мне яблоко, – сказал он Джейми, и тот выполнил просьбу. Мягкие бархатистые губы осторожно выхватили плод из ладони Хэмиша, и щелчком отправили его к крупным коренным зубам, между которыми тот исчез с сочным хрустом. Джейми с одобрением наблюдал. – Вот так. Вы хорошо поладите. Будь смелее и подружись с ним, пока я закончу кормить остальных, и тогда ты сможешь вывести его и прокатиться верхом. – Сам? – нетерпеливо спросил Хэмиш. Коар, чье имя означало «пена», был добродушным, но все же крепким, бойким мерином, четырнадцати хендов351 в холке, и совсем не походил на бурого пони. – Два круга по паддоку, а я за тобой понаблюдаю, и если ты не упадешь и не будешь рвать ему рот, сможешь ездить на нем сам. И никаких прыжков, пока я не скажу. Длинная спина согнулась, отсвечивая в теплом сумраке конюшни, когда Джейми подхватил на вилы охапку сена из кучи в углу и отнес ее к одному из стойл. Он выпрямился и улыбнулся кузену: – Принесешь мне одно, а? Он прислонил вилы к стойлу и надкусил предложенный плод. Вдвоем они стояли и дружно ели, прислонившись бок о бок к стене конюшни. Закончив, Джейми протянул огрызок принюхивающемуся гнедому и снова взялся за вилы. Медленно пережевывая, Хэмиш следовал за ним по проходу. – Я слышал, мой отец хорошо ездил верхом, – неуверенно предположил Хэмиш после недолгого молчания. – До того как… до того, как уже не мог. Джейми бросил быстрый взгляд на кузена, но закончил кидать сено в стойло гнедому, прежде чем заговорить. Когда он это сделал, то отозвался скорее на мысль, чем на слова: – Я никогда не видел, как он ездит верхом, но скажу тебе так, парень: надеюсь, мне никогда не понадобится столько мужества, сколько есть у Колума. Я заметила, как взгляд Хэмиша с любопытством остановился на покрытой шрамами спине Джейми, но он ничего не сказал. После второго яблока его мысли, казалось, переключились на другую тему. – Руперт сказал, что тебе пришлось жениться, – заметил он с набитым яблоком ртом. – Я хотел жениться, – твердо сказал Джейми, возвращая вилы на место у стены. – А-а-а. Ну… хорошо, – неуверенно произнес Хэмиш, словно его смутила эта непривычная мысль. – Мне просто интересно… ты не против? – Не против чего? – понимая, что этот разговор может затянуться, Джейми присел на тюк сена, к нему присоединился Хэмиш.352 Ноги Хэмиша не доставали до пола, иначе он мог бы ими зашаркать. Вместо этого он легонько стучал пятками по плотно утрамбованному сену. – Ты не против быть женатым? – пристально глядя на кузена, поинтересовался он. – То есть, каждую ночь ложиться в постель с леди. – Нет, – ответил Джейми. – Нет, вообще-то это очень приятно. Хэмиш посмотрел подозрительно. – Не думаю, что мне бы это очень понравилось. Но хотя все девчонки, которых я знаю, тощие, как палки, и от них пахнет совсем не водой. Леди Клэр – то есть, твоя леди, – поспешно добавил он, как будто хотел избежать путаницы, – она… э-э… она выглядит так, будто спать с ней было бы приятнее. Мягко, хочу сказать. Джейми кивнул. – Да, так и есть. И пахнет тоже хорошо, – подсказал он. Даже при слабом свете мне было видно, как в уголке рта у него подрагивает маленький мускул, и я знала, что он не осмелится поднять глаза в сторону сеновала. Последовало продолжительное молчание. – Как ты узнал? – спросил Хэмиш. – Узнал что? – На какой именно леди стоит жениться, – нетерпеливо пояснил мальчик. – А-а, – Джейми откинулся назад и прислонился к каменной стене, заложив руки за голову. – Однажды я спросил об этом своего па, – произнес он. – Тот сказал: ты сразу поймешь. А если не поймешь, значит, это не та девушка. – Мммфм… Судя по выражению маленького, усыпанного веснушками личика, такое объяснение казалось не совсем удовлетворительным. Хэмиш откинулся назад, сознательно перенимая позу Джейми. Его ступни в чулках торчали над краем тюка сена. И хотя он был еще мал, его крепкое сложение обещало в недалеком будущем стать таким же, как у его кузена. Очертания квадратных плеч и наклон ровного, изящного черепа были почти идентичны. – А где твои башмаки? – укоризненно спросил Джейми. – Ты же не оставил их опять на пастбище? Твоя мать надерет тебе уши, если ты их потеряешь. Хэмиш отмахнулся от этой угрозы как от несущественной. Очевидно, у него на уме было что-то более важное. – Джон… – начал он, задумчиво сдвинув рыжеватые брови, – Джон говорит… – Джон-конюх, Джон-поваренок или Джон Камерон? – спросил Джейми. – Конюх, – Хэмиш махнул рукой, отгоняя эти отвлекающие обстоятельства. – Он сказал… э-э-э… насчет женитьбы… – Ммм? – Джейми издал ободряющий звук, продолжая тактично отворачиваться. Закатив глаза, он встретился со мной взглядом, как только я заглянула через край. Я усмехнулась сверху, из-за чего он закусил губу, чтобы не усмехнуться в ответ. Хэмиш набрал в грудь побольше воздуха и торопливо выдохнул, выталкивая слова, словно очередь из дробинок: – Он-сказал-ты-должен-спариваться-с-девушкой-как-жеребец-с-кобылой-а-я-не-поверил-но-это-правда? Я сильно прикусила палец, чтобы не расхохотаться в полный голос. Джейми, будучи не в столь выгодном положении, впился пальцами в мясистую часть ноги, покраснев так же, как и Хэмиш. Они были похожи на два помидора, лежащие бок о бок на тюке сена в ожидании судейства на окружной выставке овощей. – Э-э, да… Ну, в некотором роде… – произнес он сдавленным голосом. Но тут же взял себя в руки. – Да, – твердо сказал он, – да, это так. Хэмиш метнул полуиспуганный взгляд в ближайшее стойло, где отдыхал гнедой мерин: из его препуциального мешка353 примерно на фут354 торчал репродуктивный орган. Затем он с сомнением опустил взгляд на свои колени, и я как можно глубже запихнула в рот кусок материи. – Есть определенные различия, понимаешь, – продолжал Джейми. Густой румянец начал сходить с его лица, хотя уголки рта все еще угрожающе подрагивали. – Прежде всего, это… намного нежнее. – Значит, за шею их не кусают? – у Хэмиша было серьезное, сосредоточенное выражение лица человека, делающего тщательные заметки. – Чтобы они не дергались? – Э-э-э… нет. Во всяком случае, так не принято. Проявляя недюжинную силу воли, Джейми мужественно принял на себя обязанности просвещения. – Есть и еще одно различие, – добавил он, стараясь не смотреть вверх. – Можно делать это лицом к лицу, а не сзади. Как предпочитает леди. – Леди? – Хэмиш, кажется, в этом сомневался. – Пожалуй, я предпочел бы делать это сзади. Не думаю, что мне понравится, если кто-то будет на меня смотреть, пока я проделываю что-то подобное. А трудно, – осведомился он, – трудно удержаться от смеха?
***
Этим вечером, укладываясь спать, я все еще думала о Джейми и Хэмише. Улыбаясь про себя, я откинула толстые стеганые одеяла. От окна тянуло прохладным воздухом, и мне не терпелось забраться под одеяло и прильнуть к теплу Джейми. Невосприимчивый к холоду, он, казалось, таил внутри себя маленькую печку, и его кожа всегда была теплой; иногда почти горячей, как будто он загорался сильнее в ответ на мое прохладное прикосновение. Я по-прежнему оставалась незнакомкой и чужестранкой, но уже не гостьей в замке. И хотя замужние женщины казались чуточку дружелюбнее, теперь, когда я стала одной из них, юные девушки, похоже, были сильно возмущены тем фактом, что я изъяла из обращения подходящего молодого холостяка. На самом деле, отмечая количество холодных взглядов и замечаний за спиной, мне даже стало интересно, сколько же девушек из замка нашли дорожку в уединенный альков с Джейми Мактавишем за время его короткого пребывания. Само собой, больше не Мактавишем. Большинство жителей замка всегда знали, кто он на самом деле, и неважно была ли я английской шпионкой или нет, теперь мне поневоле тоже стало об этом известно. Итак он открыто стал Фрейзером, так же как и я. Именно в качестве мистрис Фрейзер меня радушно приняли в комнате над кухнями, где замужние женщины занимались шитьем и баюкали своих малышей, обмениваясь крупицами материнских знаний и откровенно оценивающе разглядывая мою талию. Из-за моих прежних трудностей с зачатием, я не задумывалась о возможной беременности, когда соглашалась выйти замуж за Джейми, и с некоторым опасением ждала, пока месячные не придут в свой срок. На этот раз я испытала исключительно облегчение, без всякой грусти, которая обычно их сопровождала. В настоящее время моя жизнь и так была более чем запутанной, чтобы добавлять в нее ребенка. Мне казалось, что Джейми, пожалуй, ощутил легкий укол сожаления, хотя тоже сделал вид, что ему стало легче. Отцовство было роскошью, которую человек в его положении вряд ли мог себе позволить. Дверь открылась, и он вошел, все еще вытирая голову льняным полотенцем, капли воды с мокрых волос темнели на его рубашке. – Где ты был? – спросила я изумленно. Каким бы богатым ни был Леох по сравнению с жильем в деревнях и крофтах, он не мог похвастаться какими-либо удобствами для купания, кроме медной лохани, в которой Колум обычно отмачивал свои ноющие ноги, и еще одной, чуть большей, используемой теми дамами, которые считали усилия, затраченные на ее заполнение, достойными уединения. Все остальные мылись либо по частям, используя таз и кувшин, либо снаружи: или в озере, или в небольшом помещении с каменным полом возле сада, где молодые женщины приноровились, стоя голыми, поливать своих подруг водой из ведер. – В озере, – ответил он, аккуратно вешая влажное полотенце над подоконником. – Кто-то, – мрачно произнес он, – оставил дверь стойла приоткрытой, как и дверь конюшни, и Коар немного поплавал в сумерках. – А-а, так вот почему тебя не было за ужином. Но лошади не любят плавать, так ведь? – спросила я. Он тряхнул головой и запустил пальцы в волосы, чтобы их просушить. – Нет, не любят. Но они, знаешь ли, совсем как люди – все разные. А Коар обожает молодые водяные растения. Он щипал их у самой воды, когда из деревни появилась свора собак и загнала его в озеро. Пришлось прогонять псов, а потом лезть за ним. Подожди, я еще доберусь до маленького Хэмиша, – сообщил он с мрачной решимостью. – Я отучу его оставлять ворота приоткрытыми. – Ты собираешься рассказать об этом Колуму? – спросила я, испытывая прилив сочувствия к преступнику. Роясь в своем спорране, Джейми замотал головой. Он вытащил булку и кусок сыра, видимо, прихваченные с кухни по пути в комнату. – Нет, – отозвался он. – Колум очень строг с пареньком. Если бы он узнал, что тот был так беспечен, то не позволил бы ему кататься верхом целый месяц, – да он бы и не смог, после той взбучки, что получил бы. Господи, я умираю с голоду. Он яростно вгрызся в булку, рассыпая крошки. – Не лезь с этим в постель, – сказала я, сама скользнув под одеяло. – Тогда что ты планируешь сделать с Хэмишем? Он проглотил остаток булки и улыбнулся мне. – Не волнуйся. Завтра, как раз перед ужином, я собираюсь вывезти его в лодке на озеро и швырнуть в воду. К тому времени, как он доберется до берега и обсохнет, ужин уже закончится. Он в три укуса покончил с сыром и беззастенчиво облизал пальцы. – Пусть он ляжет спать мокрым и голодным, и посмотрим, как ему это понравится, – мрачно заключил он. Он с надеждой заглянул в ящик стола, где я иногда хранила яблоки или еще что-нибудь из съестного. Но сегодня там ничего не оказалось, и он со вздохом задвинул ящик. – Надеюсь, я доживу до завтрака, – философски заметил он. Он торопливо разделся, и, дрожа, заполз поближе ко мне. Хотя его конечности замерзли после плавания в ледяном озере, его тело все еще хранило блаженное тепло. – Мм, с тобой так приятно нежничать, – пробормотал он, занимаясь тем, что следовало понимать как нежничание. – Ты пахнешь по-другому, выкапывала сегодня растения? – Нет, – удивленно ответила я. – Мне казалось, что это ты, – я имею в виду запах. То был терпкий травяной запах, не то чтобы неприятный, просто незнакомый. – От меня пахнет рыбой, – заметил он, принюхиваясь к тыльной стороне ладони. – И мокрой лошадью. Нет, – втягивая воздух, он наклонился ближе. – Нет, это и не от тебя. Но откуда-то поблизости. Он выскользнул из постели и в поисках перевернул одеяло. Мы обнаружили его у меня под подушкой. – Какого черта…? – я подняла это и тут же выронила. – Ой! Он с колючками! Это был небольшой пучок растений, грубо вырванных с корнем и перевязанных обрывком черной нити. Растения завяли, но от поникших листьев все еще исходил резкий запах. В букете был всего один цветок – раздавленный ослинник355, о колючий стебель которого я уколола большой палец. Я посасывала обиженный перст, другой рукой намного осторожнее поворачивая узел. Какое-то время Джейми стоял, не двигаясь и уставившись на него. Потом вдруг схватил его и, подойдя к открытому окну, вышвырнул в проем. Вернувшись к кровати, он решительно смахнул на ладонь комочки земли от корней растений и выкинул их вслед за пучком. Со стуком захлопнул окно и пошел обратно, отряхивая ладони. – Его больше нет, – сказал он без всякой надобности. И снова забрался в кровать. – Возвращайся в постель, Сассенах. – Что это было? – спросила я, влезая следом за ним. – Шутка, наверное, – отозвался он. – Скверная, но всего лишь шутка. Он приподнялся на локте и задул свечу. – Иди ко мне, mo nighean donn, – позвал он. – Я замерз.
Несмотря на тревожащий дурной подклад356 я спала хорошо, оберегаемая двойной защитой запертой двери и рук Джейми. Ближе к рассвету мне приснились поросшие травой луга, переполненные бабочками. Желтые, коричневые, белые и оранжевые, они кружились вокруг меня, словно осенние листья, опускались мне на голову и плечи, скользили вниз по моему телу подобно дождю, крошечные лапки щекотали мою кожу, а бархатистые крылышки трепетали, как слабые отголоски моего собственного сердца. Я медленно выплыла во внешнюю реальность и обнаружила, что лапки бабочки на моем животе – пламенеющие завитки мягкой рыжей шевелюры Джейми, а бабочка, пойманная между бедер, – его язык. – Ммм, – протянула я чуть позже. – Что ж, все это очень хорошо для меня, а как насчет тебя? – Примерно три четверти минуты, если будешь продолжать в том же духе, – ответил он, с усмешкой убирая мою руку. – Но я бы предпочел с этим не торопиться – видишь ли, по натуре я человек медлительный и практичный. Могу ли я обратиться к вам с просьбой, мистрис, составить мне компанию этим вечером? – Можете, – откликнулась я. Заложила руки за голову и вызывающе уставилась на него из-под полуприкрытых век. – Если вы хотите сказать, что настолько одряхлели и вас хватает всего на один раз в сутки. Он пристально рассматривал меня со своего места на краю постели. Внезапный белый промельк, когда он рванулся вперед, – и я почувствовала, что глубоко вдавлена в перину. – Вот так, – пробормотал он в спутанный клубок моих волос, – и не говори, что я тебя не предупреждал. Через две с половиной минуты он застонал и открыл глаза. Энергично растер обеими руками лицо и голову, отчего короткие кончики встали торчком, словно иглы. Затем, приглушенно ругнувшись на гэльском, он неохотно выскользнул из-под покрывал и начал одеваться, дрожа от холодного утреннего воздуха. – А ты не мог бы, – с надеждой спросила я, – сказать Алеку, что нездоров, и вернуться в постель? Он засмеялся и наклонился поцеловать меня, прежде чем шарить под кроватью в поисках своих чулок. – Если бы, Сассенах. Хотя я сомневаюсь, что что-то, кроме оспы, чумы или тяжкого телесного повреждения, могло бы послужить отговоркой. Если бы я не истекал кровью, старина Алек мигом оказался бы здесь и стащил меня со смертного одра, чтобы помочь ему гнать глистов. Я глядела на его изящные длинные икры, пока он аккуратно натягивал чулок и подворачивал его верхний край. – Тяжкое телесное повреждение, да? Я могла бы устроить что-нибудь по этой части, – мрачно сообщила я. Он хмыкнул и потянулся за вторым чулком. – Только смотри, куда пускаешь свои магические стрелы357, Сассенах, – он попытался распутно подмигнуть, но вместо этого всего лишь прищурился. – Прицелишься слишком высоко, и тебе от меня тоже не будет никакой пользы. Я выгнула одну бровь и снова уютно устроилась под одеялами. – Не волнуйся. Не выше колена, обещаю. Он шлепнул меня по одной из округлых выпуклостей и ушел в конюшню, довольно громко распевая «На холме средь вереска»358. Припев донесся уже с лестницы: …Укачивал я крошку на коленях у себя, Когда колена выше вдруг ужалил шмель меня-я-я-я На холме средь вереска рядом с Беннахи. Он был прав, решила я: у него совершенно отсутствовал музыкальный слух. Я ненадолго впала в состояние удовлетворенной сонливости, но вскоре стряхнула лень, чтобы спуститься к завтраку. Большинство обитателей замка уже поели и разошлись по своим делам; те, кто еще оставался в зале, встретили меня вполне приветливо. Не было ни косых взглядов, ни выражений завуалированной враждебности, будто кто-то задавался вопросом, насколько хорошо сработал их скверный маленький фокус. Но, впрочем, я все равно присматривалась к лицам. Утро я провела в одиночестве на огороде и в поле с корзинкой и палкой-копалкой. У меня заканчивались некоторые из самых востребованных трав. Обычно деревенские жители обращались за помощью к Гейлис Дункан, но в последнее время в моем диспенсарии359 появилось несколько пациентов из деревни и средства народной медицины расходились быстро. Возможно, из-за болезни мужа она была слишком занята, чтобы заботиться о своих постоянных клиентах. Вторую половину дня я провела в своем диспенсарии. Пациентов для осмотра оказалось немного: только случай хронической экземы, вывих большого пальца и поваренок, выплеснувший себе на ногу горшок с горячим супом. Распределив мазь из стиллингии лесной360 и касатика разноцветного361, а также вправив и перевязав большой палец, я принялась толочь в одной из маленьких ступок покойного Битона что-то, весьма точно названное каменным корнем362. Занятие было утомительное, но вполне походящее для такого располагающего к лени послеполуденного времени. Погода стояла ясная, и когда я забралась на стол, чтобы выглянуть наружу, то увидела, как под вязами на западе удлинились синие тени. Внутри же ровными рядами поблескивали стеклянные бутылки, в шкафчиках рядом с ними лежали аккуратные стопки бинтов и компрессов. Аптечный шкаф был тщательно вымыт и продезинфицирован, и теперь в нем хранились запасы сушеных листьев, корней и грибов, аккуратно упакованные в хлопчато-марлевые мешочки. Я глубоко вдохнула острые, пряные ароматы моего святилища и удовлетворенно выдохнула. И тут я перестала толочь и отложила пестик. Я была довольна, оторопело осознала я. Несмотря на несметное количество неясностей здешней жизни, несмотря на неприятное чувство, вызванное подкладом, вопреки слабой, но непрекращающейся тоске от потери Фрэнка, я, по сути, не была несчастной. Как раз наоборот. Я сразу ощутила стыд и чувство предательства. Как я смею быть счастливой, когда Фрэнк, должно быть, обезумел от беспокойства? Если предположить, что время к тому же без меня не стояло на месте, – а я не могла представить, что это не так, – то я, надо полагать, считалась пропавшей без вести больше четырех месяцев, ведь август был почти на исходе.363 Я представила, как он обыскивал шотландские окрестности, звонил в полицию, ждал какого-нибудь знака, какого-нибудь известия обо мне. К этому времени, полагаю, он почти потерял надежду и вместо этого ждет сообщения о том, что найдено мое тело. Я поставила ступку и принялась расхаживать взад и вперед по узкой комнате, потирая руки о передник в приступе виноватой тоски и раскаяния. Мне следовало уйти раньше. Мне следовало приложить больше усилий, чтобы вернуться. Но ведь я так и делала, напомнила я себе. Я неоднократно пыталась. И вот что из этого вышло. Да, вот-вот. Я замужем за шотландцем вне закона, за нами обоими охотится садист – капитан драгунов, и мы живем среди толпы варваров, которые готовы убить Джейми одним взглядом, если им покажется, что он представляет угрозу их драгоценной клановой преемственности. И хуже всего то, что я была счастлива. Я села, беспомощно глядя на ряды склянок и бутылок. После нашего возвращения в Леох я жила сегодняшним днем, сознательно подавляя воспоминания о моей прежней жизни. В глубине души я понимала, что скоро мне придется принять какое-то решение, но я медлила, откладывала эту необходимость со дня на день и с часа на час, хороня свою нерешительность в удовольствиях от общества Джейми – и его объятий. Неожиданно из коридора донеслись грохот и проклятия, и я поспешно поднялась и подошла к двери, как раз вовремя, чтобы узреть самого Джейми, ввалившегося в комнату и поддерживаемого сгорбленной фигурой старого Алека Макмэхона с одной стороны и искренними, но тщетными усилиями одного из помощников конюха с другой. Он опустился на мой табурет, вытянул левую ногу и скорчил недовольную гримасу. Эта гримаса скорее выражала досаду, нежели боль, так что я опустилась на колени, чтобы осмотреть пострадавшую конечность, без особого беспокойства. – Небольшое растяжение, – сообщила я после беглого осмотра. – Что ты натворил? – Упал, – лаконично отозвался Джейми. – С забора? – спросила я, поддразнивая. Он глянул сердито. – Нет. С Донаса. – Ты ездил на этом существе? – недоверчиво спросила я. – В таком случае повезло, что ты отделался растяжением лодыжки. Я достала длинный бинт и начала заматывать сустав. – Ну, в общем, все было не так уж скверно, раз такое дело, – рассудительно произнес старина Алек. – Вообще-то, парень, какое-то время ты справлялся с ним очень неплохо. – Я знаю, – огрызнулся Джейми, стиснув зубы, когда я туго затянула повязку. – Его ужалила пчела. Кустистые брови приподнялись. – А-а-а, вот оно что. Зверюга вел себя так, словно в него попала стрела эльфов, – признался он мне. – Взвился прямо в воздух на всех четырех, приземлился, а затем пошел носиться, безумно вытаращив глаза, – по всему загону, как шмель в банке. Кстати, наш парнишка крепко держался, – сказал он, кивая на Джейми, который в ответ состроил очередную нелюбезную гримасу, – пока этот здоровенный подлый демон не перемахнул через изгородь. – Через изгородь? И где он сейчас? – поинтересовалась я, вставая и вытирая руки. – Надеюсь, на полпути обратно в ад, – ответил Джейми, опуская ногу и осторожно перенося на нее свой вес. – И пусть бы там и оставался, – поморщившись, он снова сел. – Сомневаюсь, что дьяволу очень уж пригодится полуобъезженный жеребец, – заметил Алек. – Когда он сам может обернуться конем, если ему надо. – Похоже, вот кто Донас на самом деле, – развеселившись, предположила я. – Я бы в этом не сомневался, – заметил Джейми, все еще испытывая боль, но постепенно возвращаясь к свойственному ему хорошему настроению. – Хотя обычно дьявол – жеребец вороной, верно? – О да, – подтвердил Алек. – Огромный вороной жеребец, который несется так же быстро, как мысль от парня к девушке. Он добродушно оскалился на Джейми и поднялся, собираясь уходить. – И к слову об этом, – добавил он, подмигнув мне, – я не жду тебя завтра в конюшне. Оставайся себе в постели, парень, и… э-э… отдыхай. – Почему это, – осведомилась я, глядя вслед сварливому старому объездчику лошадей, – все, похоже, считают, что у нас на уме только одно – оказаться в постели друг с другом? Джейми снова перенес вес на ногу, опираясь на столешницу. – Во-первых, мы женаты меньше месяца364, – заметил он. – Во-вторых… – он поднял глаза и усмехнулся, качая головой. – Я уже говорил тебе, Сассенах. Все, о чем ты думаешь, написано на твоем лице. – Чтоб тебя! – выпалила я.
===
344. Отсылка к фразе, которую произносит одна из ведьм, ожидая появления Макбета. …Колет палец мой большой, Кто-то к нам подходит злой… Уильям Шекспир, «Макбет», акт IV, сцена 1 (перевод В. Рапопорта). 345. Спасибо, друг мой (гэльск.) 346. Горельеф – разновидность скульптурного выпуклого рельефа, в котором изображение выступает над плоскостью фона более чем на половину объёма изображаемых частей. 347. Фрагмент взят из британского издания. 348. Фрагмент взят из британского издания. 349. Приятель (гэльск.) 350. Как твои дела? (гэльск.) 351. Хенд (англ. hand – рука) – единица измерения длины в английской системе мер. Используется для измерения роста лошадей. 1 хенд = 4 дюймам = 10,16 см. 14 хендов – 142,24 см. 352. Фрагмент взят из британского издания. 353. Препуциальный мешок представляет собой складку (дубликатуру) кожного покрова, образующую мешок вокруг головки пениса. 354. Около 30 см. 355. Стебель растения – прямостоячий, покрытый короткими волосками, обильно усыпан листьями. 356. В магии для наведения порчи или приворота используются подклады – предметы, заряженные негативной энергетикой на болезнь, неудачи или смерть человека. 357. Стрелы эльфов – кремневый наконечник стрелы или камень аналогичной формы, которые в некоторых частях Великобритании считаются стрелами, выпущенными эльфами. Получили свое название от народного поверья, согласно которому падали с неба и, обладая магической силой, использовались эльфами, чтобы насылать болезнь на человека или животное, вызывая внезапные стреляющие боли. Но вместо того чтобы крепиться к стреле и выпускаться из лука, стрелы эльфов «выстреливали» от щелчка большим и указательным пальцами. 358. «На холме средь вереска» (англ. Up among the heather) – сравнительно малоизвестная шотландская песня, действие в которой происходит на склонах Беннахи близ Инверури. 359. Диспенсарий – учреждение, раздающее безденежно лекарства бедным и предоставляющее бесплатное медицинское обслуживание. 360. Стиллингия лесная – вид цветущих растений семейства молочайных. В виде мази применяется при лечении зудящих кожных заболеваний, таких как экзема и псориаз. 361. Касатик разноцветный (ирис разноцветный) – многолетнее травянистое растение. Используется наружно при кожных болезнях и гнойных ранах. 362. Коллинзония канадская – многолетнее лекарственное растение семейства мятных с очень твердым корнем. 363. Фрагмент взят из британского издания. 364. Очередной временной парадокс от автора. Если Клэр провела в 1743 уже четыре месяца, то с Джейми они женаты гораздо дольше.
Если не считать краткого визита в диспенсарий, чтобы проверить, не случилось ли чего, следующее утро я провела, удовлетворяя весьма взыскательные нужды моего единственного пациента. – Тебе положено отдыхать, – в какой-то момент сказала я с упреком. – Я так и делаю. Ну, во всяком случае, лодыжка моя отдыхает. Видишь? Длинная босая голень взметнулась в воздух, и костистая узкая ступня закачалась из стороны в сторону. Вдруг она остановилась на полу-взмахе с приглушенным «ай!» своего владельца. Он опустил ее и осторожно помассировал все еще опухшую лодыжку. – Это тебе урок, – сказала я, выпростав из-под покрывала собственные ноги. – А теперь поторапливайся. Слишком долго ты уже бездельничаешь в постели. Тебе нужен свежий воздух. Он уселся, волосы упали ему на лицо. – Мне показалось, ты говорила, что мне нужен отдых. – Можешь отдыхать на свежем воздухе. Вставай. Я застелю постель. Жалуясь в процессе на мою полную бесчувственность и пренебрежение к тяжело раненному человеку, он оделся и просидел достаточно долго, пока я перевязывала его неокрепшую лодыжку, прежде чем его врожденная жизнерадостность дала о себе знать. – Снаружи малость сыровато, – сказал он, бросив взгляд в окно, за которым легкий моросящий дождик как раз решил приложить усилия и превратиться в сильный ливень. – Давай поднимемся на крышу. – На крышу? О, и в самом деле. Лучшего средства от растяжения лодыжки, чем подъем на шесть лестничных пролетов, и не придумаешь. – Пять. Кроме того, у меня есть палка. Триумфальным жестом он достал из-за двери палку, о которой шла речь, – древнюю дубину из боярышника. – Где ты это взял? – разглядывая ее, поинтересовалась я. С более близкого расстояния она выглядела куда более истертой, – кусок щербатой древесины длиной фута в три365, затвердевшей от времени, как алмаз. – Алек одолжил ее мне. Он пользуется ею с мулами: стучит их промеж глаз, чтобы заставить слушаться. – Звучит очень впечатляюще, – заметила я, созерцая обшарпанное дерево. – Надо как-нибудь попробовать. На тебе. Наконец мы поднялись в небольшое укромное местечко, как раз под свесом сланцевой366 кровли. Низкий парапет огораживал по краю этот маленький наблюдательный пункт. – О, как красиво! Несмотря на порывистый ветер с дождем, вид с крыши открывался восхитительный; перед нами предстала широкая серебристая гладь озера и возвышающиеся за ним скалы, которые врезались в сплошную серость неба, словно остроконечные черные кулаки. Джейми оперся на парапет, перенося вес с поврежденной ноги. – Да, ты права. Я иногда приходил сюда, когда раньше жил в замке. Он указал в сторону озера, покрытого рябью под струями дождя. – Видишь перевал вон там, между теми двумя крагами? – В горах? Да. – Это дорога в Лаллиброх. Когда я тосковал по дому, то иногда поднимался сюда и смотрел в том направлении. Я представлял, что лечу через этот перевал, словно ворон, и вижу холмы и поля, раскинувшиеся по ту сторону горы, и поместье на краю долины. Я нежно коснулась его руки. – Ты хочешь вернуться, Джейми? Он повернул голову и улыбнулся мне. – Ну, я думал об этом. Не знаю, хочу ли я этого наверняка, но мне кажется, что мы должны. Не могу сказать, что мы там найдем, Сассенах. Но… да. Я теперь женат. Ты леди Брох-Туарах. Вне закона я или нет, но мне надо вернуться, хотя бы ненадолго, чтобы расставить все на свои места. Меня охватило сильное волнение, смешанное чувство облегчения и тревоги, при мысли о том, чтобы покинуть Леох с его разнообразными интригами. – Когда мы поедем? Он нахмурился, барабаня пальцами по парапету. Камень потемнел и стал скользким от дождя. – Что ж, мне кажется, мы должны подождать до приезда герцога. Есть вероятность, что он сочтет возможным оказать Колуму услугу, занявшись моим делом. Если он не сможет меня оправдать, то, вероятно, сумеет добиться помилования. Тогда возвращение в Лаллиброх стало бы куда менее опасным, понимаешь? – Ну да, но… Когда я запнулась, он внимательно взглянул на меня. – В чем дело, Сассенах? Я сделала глубокий вдох. – Джейми… если я скажу тебе кое-что, ты обещаешь не спрашивать меня, откуда я знаю? Он взял меня за обе руки, глядя сверху на мое лицо. Дождь напитал влагой его волосы, и маленькие капли стекали по его щекам. Он улыбнулся мне. – Я уже говорил тебе, что не стану спрашивать о том, чего ты мне рассказывать не хочешь. Да, я обещаю. – Давай присядем. Тебе не следует так долго стоять на этой ноге. Мы отошли к стене, где нависающие сланцы крыши прикрывали небольшой сухой участок каменного пола, и удобно устроились, прислонившись спинами к стене. – Хорошо, Сассенах. В чем же дело? – спросил Джейми. – Герцог Сандрингем, – сказала я. И прикусила губу. – Джейми, не доверяй ему. Я и сама не все о нем знаю, но знаю точно: в нем что-то есть. Что-то неправильное. – Ты знаешь об этом? – он выглядел удивленным. Теперь настала моя очередь не сводить с него глаз. – Хочешь сказать, что ты уже знаешь о нем? Ты встречался с ним? Я испытала облегчение. Наверное, загадочные связи между Сандрингемом и делом якобитов были известны гораздо лучше, чем считали Фрэнк и викарий. – О да. Он был здесь в гостях, когда мне было шестнадцать. Когда я… уехал. – Почему ты уехал? Я заинтересовалась, вдруг вспомнив, что сказала Гейлис Дункан, когда мы впервые встретились в лесу. Неуместный слух, будто Джейми и есть настоящий отец сына Колума – Хэмиша. Сама я знала, что это не так, он не мог им быть, – но, вполне возможно, была единственным человеком в замке, который знал наверняка. Подозрение подобного рода могло легко привести к недавнему покушению Дугала на жизнь Джейми – что если именно из-за этого и было совершено нападение в Карриарике? – Это произошло не из-за… леди Летиции, верно? – спросила я несколько неуверенно. – Летиции? Его испуг и изумление были очевидными, и что-то сжимавшее меня внутри, о чем я и не догадывалась, внезапно расслабилось. В действительности я не думала, что в предположении Гейли что-то есть, но все же…. – Что, черт возьми, заставило тебя заговорить о Летиции? – с любопытством спросил Джейми. – Я прожил в замке год и, насколько помню, говорил с ней, наверное, один раз, когда она вызвала меня в свои покои и устроила взбучку за то, что я затеял игру в шинти367 в ее розовом саду. Я передала ему то, что сказала Гейли, и он расхохотался, превращая дыхание в пар на прохладном дождливом воздухе. – Господи, – выговорил он, – да если бы у меня хватило наглости! – А ты не думаешь, что Колум допускал нечто подобное? – спросила я. Он решительно замотал головой. – Нет, не думаю, Сассенах. Если бы у него появилось хоть малейшее подозрение, я бы не дожил до семнадцати лет, не говоря уже о том, чтобы достичь зрелого возраста двадцати трех. Это более или менее подтвердило мое собственное впечатление о Колуме, и тем не менее я испытала облегчение. Выражение лица у Джейми сделалось задумчивым, голубые глаза вдруг стали отсутствующими. – Хотя, если подумать, то мне неизвестно, что Колум точно знает, почему тогда я так внезапно покинул замок. И раз Гейлис Дункан разгуливает по округе, распуская подобные слухи, – эта женщина смутьянка, Сассенах: сплетница и сварливая баба, если не ведьма, как поговаривают люди, – что ж, тогда я лучше прослежу, чтобы он узнал. Он посмотрел вверх на завесу воды, льющуюся со свеса кровли. – Пожалуй, нам лучше спуститься вниз, Сассенах. Здесь становится немного мокро. Вниз мы спустились другим путем, пройдя через крышу к наружной лестнице, которая вела в огороды, где я хотела нарвать немного огуречника, если мне позволит ливень. Мы укрылись под стеной замка, один из выступающих оконных карнизов защищал нас от дождя. – Что ты делаешь с огуречником368, Сассенах? – с интересом спросил Джейми, поглядывая на беспорядочно вьющиеся стебли и растения, прибитые к земле дождем. – Когда он зеленый, ничего. Сначала ты его высушиваешь, а потом… Меня прервали ужасный лай и крики, донесшиеся из-за садовой ограды. Я помчалась сквозь ливень к ограде, за мной медленнее, прихрамывая, следовал Джейми. Отец Бейн, деревенский священник, бежал по дорожке, лужи так и взрывались у него под ногами, за ним гналась тявкающая свора собак. Стесненный своей обширной сутаной, священник споткнулся и упал, разбрызгивая вокруг себя воду и грязь. В одно мгновение собаки накинулись на него, рыча и кусаясь. Плед размытым пятном перемахнул через ограду рядом со мной, и Джейми оказался среди них, размахивая своей палкой и вопя по-гэльски, добавляя свой голос к общему гаму. И если крики и проклятия особого действия не возымели, то палка производила бо́льший эффект. Когда дубина опускалась на мохнатую плоть, раздавался пронзительный визг, и мало-помалу свора отступила, наконец развернувшись и умчавшись в сторону деревни. Джейми, тяжело дыша, смахнул волосы с глаз. – Злобные, как волки, – сказал он. – Я уже говорил Колуму об этой своре, это они два дня назад загнали Коара в озеро. Пусть лучше он их перестреляет, пока они кого-нибудь не загрызли. Он смотрел на меня сверху, когда я опустилась на колени рядом с упавшим священником, чтобы осмотреть его. Капли дождя стекали с кончиков моих волос, и я ощущала, что моя шаль начинает промокать. – Пока еще не успели, – сказала я. – За исключением нескольких отметин от зубов, в целом с ним все в порядке. Сутана отца Бейна с одной стороны была разорвана, выставляя напоказ безволосую белую ляжку с уродливой глубокой раной и несколькими проколами, из которых начинала сочиться кровь. Священник, мертвенно-бледный от потрясения, с трудом поднялся на ноги; очевидно, он пострадал не слишком сильно. – Если вы пойдете со мной в кабинет, святой отец, я промою вам эти раны, – предложила я, сдерживая улыбку при виде зрелища, которое представлял собой толстый маленький священник в развевающейся сутане и явленных свету чулках с орнаментом аргайл369. В лучшие времена лицо отца Бейна напоминало сжатый кулак. В настоящий момент это сходство стало более выраженным благодаря красным пятнам, покрывавшим его брыли, и углубившимся вертикальным складкам между щеками и ртом. Он уставился на меня так, словно я предложила ему совершить какую-нибудь публичную непристойность. Видимо, так оно и было, потому что следующими его словами были: – Что, служителю Бога обнажить интимные части тела для прикосновений женщины? Так я вам скажу, мадам, что не имею понятия, какое безнравственное поведение принято в кругах, где вы привыкли вращаться, но хочу, чтобы вы знали, здесь такого не потерпят – до тех пор, пока я исцеляю души в этом приходе! С этим он повернулся и заковылял прочь, довольно сильно прихрамывая и безуспешно стараясь удержать разорванную полу своей рясы. – Дело ваше, – крикнула я ему вслед. – Если вы не дадите мне их очистить, они загноятся! Священник не ответил, только сгорбил свои округлые плечи и потащился вверх по садовой лестнице, ступенька за ступенькой, как пингвин, запрыгивающий на льдину. – Этот человек не слишком жалует женщин, правда? – заметила я Джейми. – Учитывая его должность, думаю, это даже хорошо, – ответил он. – Пойдем поедим.
***
После обеда я отправила своего пациента отдыхать обратно в постель – на этот раз одного, невзирая на его протесты, – и спустилась в свой врачебный кабинет. Из-за проливного дождя работа, похоже, шла вяло: люди предпочитали спокойно сидеть дома, а не давить себе ноги лемехом370 или падать с крыши. Я провела время вполне приятно, обновляя записи в книге Дэйви Битона. Но как только я закончила, посетитель затмил собою дверной проем. Он в буквальном смысле затмил его, заполнив своей массой от косяка до косяка. Прищурившись в полутьме, я распознала фигуру Алека Макмэхона, закутанного в необычайный наряд из курток, платков и разрозненных лоскутов попоны. Он передвигался с медлительностью, которая напомнила мне о первом визите Колума в кабинет вместе со мной и дала ключ к разгадке его проблемы. – Ревматизм, верно? – сочувственно спросила я, когда он с приглушенным стоном угловато осел на мой единственный стул. – Ага. Сырость пробрала меня до костей, – ответил он. – Можно с этим что-нибудь сделать? Он положил большие скрюченные руки на стол, расслабляя пальцы. Кисти раскрылись медленно, словно ночной цветок, демонстрируя мозолистые ладони. Я взяла одну из узловатых конечностей и осторожно повернула ее из стороны в сторону, растягивая пальцы и массируя ороговевшую ладонь. Когда я это делала, морщинистая старческая физиономия над рукой на какое-то время скривилась, но тут же расслабилась, едва первые приступы боли миновали. – Как дерево, – заметила я. – Добрый глоток виски и глубокий массаж – это лучшее, что я могу посоветовать. Немного помогает чай из пижмы. Он засмеялся, платки сползли у него с плеч. – Виски, а? У меня были сомнения, милочка, но я вижу, что у вас задатки превосходного лекаря. Я залезла в дальний угол моего шкафчика с лекарствами и достала неподписанную коричневую бутылку, в которой хранился мой запас из винокурни Леоха. И вместе с роговой чашкой бухнула ее на стол перед ним. – Пейте, – предложила я, – потом разденьтесь, насколько считаете приличным, и ложитесь на стол. Я разожгу огонь, так что будет достаточно тепло. Голубой глаз с благодарностью оглядел бутылку, и скрюченная рука медленно потянулась к горлышку. – Лучше бы вам самой глотнуть, милочка, – посоветовал он. – Работенка предстоит нелегкая. Он издал стон, выражающий нечто среднее между болью и удовлетворением, когда я сильно навалилась на его левое плечо, чтобы его ослабить, затем приподняла снизу и развернула всю четвертую часть его тела. – Моя жена обычно гладила мне спину утюгом, – заметил он, – от прострела. Но это даже лучше. У вас довольно крепкие руки, милочка. Из вас бы вышел неплохой конюх. – Подозреваю, что это комплимент, – сухо откликнулась я, наливая в ладонь еще немного подогретой смеси масла и жира и размазывая ее по широкой белой поверхности спины. Четкая граница отделяла обветренную, покрытую пятнами, загорелую кожу рук там, где заканчивались закатанные рукава его рубахи, от молочно-белой кожи плеч и спины. – Все-таки в свое время вы были ладным, светлокожим пареньком, – подметила я. – Кожа у вас на спине такая же белая, как у меня. Плоть под моими руками содрогнулась от грудного смешка. – Теперь уже и не поймешь, верно? Да, Эллен Маккензи как-то увидела меня, когда я без рубашки принимал жеребенка, и говорит, мол, похоже, Господь приделал не ту голову на мое туловище, – на плечах у меня должен красоваться куль с молочным пудингом, а не рожа с алтаря371. Я сообразила, что он имеет в виду крёстную перегородку372 в часовне, на которой было изображено множество невероятно безобразных демонов, занятых истязанием грешников. – Похоже, будто Эллен Маккензи весьма свободно выражала свои мнения, – заметила я. Мать Джейми вызывала у меня немалое любопытство. Из тех мелочей, что он время от времени рассказывал, у меня сложилось некоторое представление о его отце Брайане, но он никогда не упоминал о своей матери, и я ничего о ней не знала, кроме того, что она умерла молодой, во время родов. – О, язычок у нее был еще тот, у Эллен, и свое собственное мнение в придачу. Ослабив подвязки его трюзов, я закатала их повыше и начала обрабатывать мускулистые икры его ног. – Но ей хватало обаяния, так что никто особо не возражал, кроме ее братьев. А она была не из тех, кто обращает внимание на Колума или Дугала. – Хм. Я слышала. Она сбежала с возлюбленным, да? Я впилась большими пальцами в подколенное сухожилие, отчего он издал звук, который у кого-то не столь достойного можно было бы принять за писк. – О, да. Эллен была старшей из шести детей Маккензи, на год или два старше Колума, и любимицей старого Джейкоба. Поэтому она и замуж так долго не выходила: не желала связываться ни с Джоном Камероном, ни с Малкольмом Грантом, ни с кем-либо еще, кому она подходила, и отец не стал принуждать ее против воли. Однако когда старый Джейкоб умер, Колум оказался менее терпим к причудам своей сестры. Отчаянно пытаясь укрепить свою шаткую власть над кланом, он искал союза с Манро на севере и с Грантом на юге. В обоих кланах были молодые вожди, которые могли стать полезными зятьями. Юная Джокаста, всего пятнадцатилетняя, послушно приняла предложение Джона Камерона и отправилась на север. Эллен, в свои двадцать два года считавшаяся старой девой, была не столь сговорчива. – Я так понимаю, что ухаживания Малкольма Гранта были весьма решительно отвергнуты, судя по его поведению две недели назад, – подметила я. Старина Алек рассмеялся, смех перешел в удовлетворенное бормотание, когда я надавила сильнее. – Ага. Я не слышал, что именно она ему сказала, но думаю, его это задело. На большом собрании, знаете ли, они и встретились. Вечером отправились в розовый сад, и все ждали, даст она согласие или нет. Уже и стемнело, а они все ждали. Стемнело еще сильней, зажгли все фонари, началось пение, а Эллен и Малкольма Гранта и след простыл. – Бог ты мой! Должно быть, это был серьезный разговор. Я налила еще одну порцию жидкой мази ему между лопаток, и он закряхтел от приятного тепла. – Так оно казалось. Но время шло, а они все не возвращались, и Колум начал опасаться, что Грант сбежал с ней, увез против воли, понимаете? Похоже было, что так оно и есть, поскольку в розовом саду никого не нашли. И когда он, само собой, послал за мной в конюшню, я сказал ему, что люди Гранта приходили за лошадьми и вся их компания убралась, не сказав и слова на прощанье. Разъяренный восемнадцатилетний Дугал тут же вскочил на своего коня и отправился по следу Малкольма Гранта, не дожидаясь ни провожатых, ни встречи с Колумом. – Когда Колум услышал, что Дугал погнался за Грантом, он послал меня и тех, кто еще подвернулся, следом за ним: Колум хорошо знал крутой нрав Дугала и не хотел, чтобы будущий зять был убит на дороге до церковного оглашения. Он ведь считал, что Малкольм Грант, не сумев уговорить Эллен выйти за него, должно быть, увез ее, чтобы добиться своего и таким образом принудить к браку. Алек задумчиво помолчал. – Дугал, ясное дело, видел только оскорбление. Но не думаю, что Колум, по правде говоря, был так уж расстроен из-за этого, даже если его оскорбили. Это решило бы его проблему – и Гранту, скорее всего, пришлось бы взять Эллен в жены без приданого, да еще и выплатить Колуму возмещение. Алек цинично хмыкнул. – Колум не тот человек, чтобы упускать такую возможность. Хваткий он и жестокий, Колум-то, – единственный светло-голубой глаз вывернулся, чтобы внимательно посмотреть на меня поверх сгорбленного плеча. – Было бы мудро с вашей стороны помнить об этом, милочка. – Вряд ли я это забуду, – несколько мрачновато заверила я его. Я вспомнила рассказ Джейми о его наказании по приказу Колума и задалась вопросом, сколько же там было от мести за бунт его матери. И все же Колуму не удалось воспользоваться случаем и выдать свою сестру за лэрда клана Грантов. Ближе к рассвету Дугал обнаружил Малкольма Гранта с его спутниками, расположившегося лагерем на главной дороге и, завернувшись в свой плед, спящего под кустом дрока. Когда чуть позже Алек и остальные примчались к дороге, они застыли на месте при виде Дугала Маккензи и Малкольма Гранта: оба раздетые до пояса и покрытые следами от побоев, они, раскачиваясь и шатаясь взад-вперед по тропинке, все еще обменивались случайными ударами, когда оказывались поблизости друг от друга. Слуги Гранта расселись вдоль дороги, точно рядок сов, поворачивая головы то в одну, то в другую сторону, пока идущий на убыль поединок беспорядочно блуждал в дождливом рассвете. – Они оба дышали тяжело как загнанные лошади, и на холоде от их тел поднимался пар. У Гранта нос распух почти вдвое, а Дугал едва видел каждым глазом, и у обоих кровь капала и засыхала на груди. При появлении людей Колума таксмены Гранта вскочили на ноги, ухватившись за мечи, и встреча, скорее всего, закончилась бы нешуточной резней, если бы какой-то наблюдательный парнишка из Маккензи не обратил внимания на тот немаловажный факт, что Эллен Маккензи среди Грантов нигде не было. – Ну, после того как они облили Малкольма Гранта водой и привели его в чувство, он сумел объяснить им то, чего Дугал не нашел времени выслушать: что Эллен провела с ним в розовом саду всего четверть часа. Он не стал рассказывать, что произошло между ними, но, что бы там ни было, он был так оскорблен, что захотел уехать сразу же, не показываясь в зале. И он оставил ее там и больше ее не видел, причем не желал снова слышать имени Эллен Маккензи, произносимого в его присутствии. И с этими словами он вскочил на своего коня – все еще малость неуверенно – и ускакал прочь. И с тех пор не водил дружбу ни с кем из клана Маккензи. Я слушала, как зачарованная. – И где же была Эллен все это время? Старина Алек рассмеялся так, словно заскрипела на петлях дверь конюшни. – За холмами, вдали373. Но они этого еще некоторое время не знали. Мы развернулись и помчались назад домой, но убедились, что Эллен еще не нашли, а Колум с побелевшим лицом стоял во дворе, опираясь на Ангуса Мора. За этим последовала еще большая неразбериха, потому что все комнаты в замке были заняты гостями, как и все чердаки и каморки, кухни и чуланы. Казалось, не было никакой надежды выяснить, кто из всего люда в замке также отсутствовал, но Колум созвал всех слуг и тщательно прошелся по спискам приглашенных, выспрашивая, кого видели накануне вечером, где и когда. И в конце концов он нашел посудомойку, которая припомнила, что видела мужчину в заднем коридоре как раз перед тем, как подали ужин. Она обратила на него внимание только потому, что он был очень красив: высокий и сильный, сказала она, с волосами как у черного ше́лки374 и глазами как у кота. Она с восхищением наблюдала за ним в коридоре, и видела, как он встретил кого-то у входной двери – женщину, одетую в черное с головы до ног и закутанную в плащ с капюшоном. – Кто такой шелки? – спросила я. Алек скосил на меня глаз, в уголке которого появились морщинки. – Вы называете их тюленями по-английски. Довольно долго после этого, даже когда все узнали правду, жители деревни рассказывали друг другу сказку, что Эллен Маккензи унесли в море, чтобы жить среди тюленей. А вы знали, что шелки, выходя на берег, сбрасывают с себя шкуру и ходят как люди? И если вы найдете шкуру шелки и спрячете ее, то он – или она, – добавил он для объективности, – не сможет снова вернуться в море, а должен остаться с вами на суше. Считается, что неплохо обзавестись таким способом женой-тюленихой, потому как они отменно готовят и самые преданные матери. – И все же, – продолжал он рассудительно, – Колум не был склонен верить тому, что его сестра убежала с тюленем, так и заявил. Потому он вызывал к себе гостей, одного за другим, и расспрашивал каждого, не узнает ли кто человека по такому описанию. И в конце концов выяснилось, что его зовут Брайан, только никто не знал ни из какого он клана и ни его фамилии; он участвовал в играх, но там его называли просто Брайан Ду. Так что на какое-то время дело, казалось, застопорилось, потому что преследователи понятия не имели, в каком направлении искать. Однако даже самые лучшие охотники должны хоть изредка останавливаться возле коттеджа, чтобы попросить пригоршню соли или кружку молока. И со временем слух о парочке достиг Леоха – ведь Эллен Маккензи была девушкой незаурядной внешности. – Волосы как огонь, – мечтательно произнес Алек, блаженствуя от теплого масла на своей спине. – А глаза, как у Колума, – серые, с бахромой черных ресниц – очень красивые, но такие, что прожигают тебя насквозь, будто молния. Высокая для женщины, даже выше вас. И такая белокожая, что глазам было больно на нее смотреть. Я слышал потом говорили, что они встретились на собрании, глянули только раз и сразу решили, что никого другого для них не существует. Так что они сговорились и улизнули из-под носа у Колума Маккензи и трех сотен гостей. Он вдруг засмеялся, вспоминая. – Дугал наконец отыскал их, они жили в коттедже у крофтера на границе земель Фрейзеров. Они решили, что единственный способ уладить дело – это скрываться, пока Эллен не забеременеет и это не станет хорошо заметно, чтобы не возникло сомнений, чей это ребенок. Тогда Колуму придется благословить их брак, нравится ему это или нет, – а ему не нравилось. Алек ухмыльнулся. – Пока вы были в дороге, вы случайно не замечали шрам, который тянется у Дугала через грудь? Я замечала: тонкая белая линия, что пересекала сердце и спускалась от плеча к ребрам. – Это сделал Брайан? – спросила я. – Нет, Эллен, – ответил он, усмехнувшись при виде моего выражения лица. – Чтобы не дать ему перерезать Брайану глотку, как он и собирался. На вашем месте я бы не упоминал об этом при Дугале. – Нет, вряд ли я стану. К счастью, план сработал, и к тому времени, когда Дугал нашел их, Эллен была уже на пятом месяце беременности. – Все это наделало немало шума, Леох и Бьюли обменялись уймой весьма неприятных посланий, но наконец они все уладили, и Эллен с Брайаном обосновались в Лаллиброхе за неделю до рождения ребенка. Они поженились во дворе перед домом, – прибавил он, словно спохватившись, – так чтобы он мог перенести ее через порог уже как жену. Он говорил потом, что чуть не надорвался, когда поднял ее. – Вы рассказываете так, словно хорошо их знали, – заметила я. Закончив процедуру, я вытерла полотенцем липкие от мази руки. – А, чуть-чуть, – откликнулся Алек, полусонный от тепла. Веко опустилось на его единственный глаз, и на чертах старческого лица смягчилось выражение легкого недовольства, которое обычно придавало ему такой суровый вид. – Эллен я знал хорошо, ясное дело. А Брайана встретил много лет спустя, когда он привез парня погостить – мы поладили. С лошадьми управлялся хорошо, – его голос затих, веко закрылось. Я натянула плед на распростертое тело старика и на цыпочках удалилась, оставив его дремать у огня.
***
Покинув Алека спящим, я поднялась в нашу комнату и обнаружила Джейми в том же состоянии. Найдется не так уж много занятий, подходящих для времяпрепровождения в помещении в пасмурный, дождливый день, и если исходить из того, что мне не хотелось ни будить Джейми, ни присоединиться к нему в забвении, значит, по-видимому, оставались либо чтение, либо вышивание. Учитывая, что мои способности в последней области были ниже среднего, я решила позаимствовать книгу из библиотеки Колума. В соответствии со своеобразными архитектурными принципами, положенными в основу постройки Леоха, – основанными на полном отвращении к прямым линиям – лестница, ведущая в покои Колума, делала два прямых поворота, каждый из которых обозначался небольшой площадкой. Обычно на второй площадке стоял слуга, готовый выполнить поручения или оказать помощь лэрду, но сегодня его на месте не оказалось. Сверху до меня доносился гул голосов: возможно, прислужник находился у Колума. Я замерла у двери, не зная, стоит ли вмешиваться. – Я всегда знал, что ты глупец, Дугал, но не думал, что ты совсем уж идиот. С юных лет приученный к обществу наставников и не привыкший, как его брат, выбираться куда-то с воинами и простыми людьми, Колум обычно говорил без того ярко выраженного шотландского акцента, который отличал речь Дугала. Однако сейчас интеллигентное произношение почти улетучилось, и два голоса были практически неразличимы, оба ставшие хриплыми от гнева. – Можно было ожидать от тебя подобного поведения, когда тебе было двадцать, но, ради Бога, братец, тебе уже сорок пять! – Ну, это ведь не тот вопрос, в котором ты смыслишь так уж хорошо, верно? – в голосе Дугала звучала безобразная издевка. – Нет, – едким тоном донесся ответ Колума. – И хотя у меня нечасто появлялся повод поблагодарить Господа, возможно, он поступил со мной лучше, нежели я считал. Я много раз слышал разговоры, что мозги у мужчины перестают работать, когда у него встает член, и теперь, мне кажется, я этому верю, – раздался громкий скрежет, когда ножки кресла сдвинули по каменному полу. – Если братьям Маккензи достался один член и одни мозги на двоих, то я своей половиной имущества доволен! Я рассудила, что третий участник в этом щепетильном разговоре будет решительно нежелателен, и потихоньку отступила от двери, развернувшись, чтобы спуститься по лестнице. Шуршание юбок на первой лестничной площадке вынудило меня остановиться как вкопанную. Я не хотела, чтобы меня обнаружили подслушивающей у кабинета лэрда, и снова повернула к двери. Здесь площадка была широкой, и одну стену почти от пола до потолка закрывала шпалера375. Ноги мои будут видны, но тут уж ничего не поделаешь. Притаившись, словно крыса, за гобеленом, я услышала, как шаги снизу замедлились, приближаясь к двери, и остановились на дальнем конце площадки, когда невидимый посетитель, как и я, догадался о частном характере разговора братьев. – Нет, – говорил уже спокойнее Колум. – Нет, конечно же, нет. Эта женщина – ведьма или что-то вроде. – Да, но… – ответ Дугала был прерван раздраженным голосом брата: – Я ведь сказал, что займусь этим, старина. Не беспокойся на этот счет, братишка, я прослежу, чтобы с ней обошлись по справедливости, – в голосе Колума проскользнула нотка завистливого чувства. – Вот что я тебе скажу, братец. Я написал герцогу, что он может позволить себе поохотиться в угодьях близ Эрлика – ему не терпится пострелять там оленей. Я собираюсь отправить с ним Джейми: может, если он все еще питает к парню какие-то чувства… Дугал перебил его каким-то замечанием на гэльском, очевидно, грубым, потому что Колум рассмеялся и ответил: – Нет, мне кажется, Джейми достаточно взрослый, чтобы постоять за себя. Но если герцог захочет вступиться за него перед его королевским величеством, это лучшая возможность для парня получить помилование. Если хочешь, я сообщу его светлости, что ты тоже поедешь. Можешь помочь Джейми, если пожелаешь, и не будешь мешать, пока я здесь улажу дела. С дальнего конца площадки послышался глухой стук, и я рискнула выглянуть. Там оказалась девушка Лэаре, бледная, как оштукатуренная стена позади нее. Она держала поднос с графином; оловянная кружка упала с подноса на покрытый ковром пол, издав звук, который я и услышала. – Что там? – голос Колума, неожиданно резкий, донесся из глубин кабинета. Лэаре опустила поднос на стол возле двери, в спешке едва не опрокинув графин, повернулась и стремительно унеслась прочь. Я услышала приближающиеся к двери шаги Дугала и поняла, что мне ни за что не удастся спуститься по лестнице незамеченной. Я еле успела выскользнуть из своего укрытия и поднять упавшую кружку, прежде чем открылась дверь. – А, это вы? – Дугал казался слегка удивленным. – Это то самое средство, что мистрис Фиц прислала для больного горла Колума? – Да, – без запинки ответила я. – Она сказала, что надеется, вскоре ему станет лучше. – Не сомневаюсь, – передвигаясь гораздо медленнее, в открытой двери показался Колум. Он улыбнулся мне. – Поблагодарите мистрис Фиц от меня. И благодарю вас, моя дорогая, что принесли его. Не присядете на минутку, пока я это выпью? Разговор, который я подслушала, благополучно заставил меня забыть о моей первоначальной цели, но теперь я вспомнила о своем намерении одолжить книгу. Дугал извинившись вышел, а я медленно последовала за Колумом к его библиотеке, где он предложил мне осмотреть полки. На лице Колума по-прежнему сохранялся румянец, ссора с братом была все еще свежа в памяти, но он отвечал на мои вопросы о книгах с недурной имитацией своей обычной уравновешенности. Только блеск глаз и некоторая напряженность осанки выдавали его мысли. Я нашла парочку травников, показавшихся мне интересными, и отложила их в сторону, пока неспешно выбирала роман. Колум отошел к клетке с птицами, без сомнения рассчитывая, по своему обыкновению, успокоить себя, наблюдая за прекрасными маленькими эгоцентричными созданиями, прыгающими среди ветвей, где каждое представляло собой целый мир. Крики, донесшиеся снаружи, привлекли мое внимание. С такой высоты поля позади замка были видны до самого озера. Небольшая группа всадников неслась по берегу озера, возбужденно вопя, в то время как их поливал дождь. Когда они приблизились, я разглядела, что это вовсе не мужчины, а мальчишки, в основном подростки, но тут и там мелькал на пони младший паренек, изо всех сил старавшийся не отставать от юношей постарше. Я задумалась, нет ли с ними Хэмиша, и скоро заметила предательское пятно ярких волос, буйно отсвечивающих над спиной Коара в центре группы. Ватага устремилась прямо к замку, направляясь к одной из бесчисленных каменных оград, отделяющих одно поле от другого. Раз, два, три, четыре – старшие мальчики на своих конях перескочили через стену с беспечной легкостью, основанной на опыте. Без сомнения только в моем воображении гнедой, казалось бы, на мгновение отстал, потому что Коар с явным рвением следовал за остальными лошадьми. Он бросился к ограде, подобрался, напрягся и прыгнул. Казалось, он проделал это точно так же, как и другие, и все-таки что-то случилось. Может быть, нерешительность всадника, слишком сильно натянутые поводья или не совсем устойчивая посадка. Потому что передние копыта ударились о стену всего на несколько дюймов ниже, чем нужно, и лошадь вместе с всадником кувырком перелетела через стену по самой впечатляющей роковой параболе, которую я когда-либо видела. – Ох! Привлеченный моим восклицанием, Колум повернул голову к окну и успел увидеть, как Коар тяжело приземлился на бок, придавив собой маленькую фигурку Хэмиша. Как бы ни был он изувечен, Колум передвигался быстро. Он оказался рядом со мной, высунувшись из окна, еще до того, как лошадь попыталась подняться на ноги. Ветер и дождь ворвались в комнату, промочив насквозь бархат на камзоле Колума. Тревожно заглядывая через его плечо, я увидела кучку парней, отталкивающих и пихающих друг друга в своем стремлении помочь. Казалось, прошло немало времени, прежде чем толпа расступилась и мы разглядели, как маленькая крепкая фигурка, спотыкаясь и схватившись за живот, выбралась из свалки. Он замотал головой в ответ на многочисленные предложения о помощи и целеустремленно поплелся к ограде, где наклонился и его обильно вырвало. После чего он сполз по стене и сел на мокрую траву, раскинув ноги и подставив лицо дождю. Когда я увидела, как он высовывает язык, чтобы поймать падающие капли, то положила руку Колуму на плечо. – С ним все в порядке, – произнесла я. – Просто от удара под дых у него перехватило дыхание. Колум прикрыл глаза и выдохнул, тело внезапно обмякло, освободившись от напряжения. Я смотрела на него с сочувствием. – Вы беспокоитесь о нем как о своем собственном, не так ли? – спросила я. Серые глаза внезапно впились в мои с совершенно непередаваемым выражением тревоги. Несколько мгновений в кабинете ничто не нарушало тишину, кроме тиканья часов за стеклом на полке. Потом по носу Колума скатилась капля воды и повисла, мерцая, на кончике. Я непроизвольно протянула руку, чтобы помокнуть ее носовым платком, и напряжение на его лице исчезло. – Да, – ответил он просто.
В конечном счете я рассказала Джейми только о плане Колума отправить его на охоту с герцогом. К этому времени я убедилась, что его чувства к Лэаре были всего лишь проявлением рыцарственной дружбы, но я не знала, что он может предпринять, обнаружив, что его дядя соблазнил девушку и она от него забеременела. Очевидно, Колум не собирался прибегать к услугам Гейли Дункан в этой чрезвычайной ситуации, и я гадала, выйдет ли девушка замуж за Дугала, или Колум найдет ей другого мужа до того, как беременность станет явной. В любом случае, раз Джейми и Дугалу предстояло провести вместе несколько дней в охотничьей сторожке, я решила, что будет лучше, если тень Лэаре не составит им компанию. – Хм, – задумчиво произнес он. – Попытаться стоит. Начинаешь относиться очень благожелательно друг к другу, охотясь весь день и возвращаясь, чтобы выпить виски у костра. Он закончил застегивать мне платье сзади и, наклонившись, быстро поцеловал меня в плечо. – Мне жаль покидать тебя, Сассенах, но так, наверное, будет лучше. – Не беспокойся за меня, – сказала я. До сих пор я не сознавала, что с его отъездом неизбежно останусь в замке одна, и эта мысль заставляла меня изрядно нервничать. И все же я решила, что справлюсь, если ему это поможет. – Ты готов к ужину? – спросила я. Его рука задержалась на моей талии, и я повернулась к нему. – Ммм, – произнес он минутой позже. – Я готов остаться голодным. – Ну а я нет, – ответила я. – Тебе просто нужно подождать.
***
Я окинула взглядом обеденный стол и комнату. Теперь уже я знала большинство в лицо, некоторых близко. Что за многоликая публика, подумалось мне. Фрэнк был бы очарован этим сборищем – столько разных типов лица. Думать о Фрэнке было все равно что трогать больной зуб: мне хотелось этого избежать. Но близилось время, когда невозможно будет откладывать дальше, и я заставила свои мысли обратиться назад, старательно рисуя его в своем воображении, мысленно очерчивая длинные, ровные дуги его бровей, как когда-то очерчивала их пальцами. Не имело значения, что пальцы мои внезапно начало покалывать при воспоминании о более жестких, густых бровях и яркой синеве глаз под ними. Я поспешно повернулась к ближайшему лицу, как к противоядию от таких беспокойных размышлений. Так получилось, что им оказался Мёртаг. Ну, по крайней мере, он не походил ни на одного из тех мужчин, что не давали покоя моим мыслям. Невысокий, щуплого сложения, но жилистый, как гиббон, с длинными руками, которые усиливали сходство с обезьяной, у него был низкий лоб и узкая челюсть, что почему-то наводило меня на мысли о пещерных жителях и рисунках первобытного человека, изображенных в некоторых учебниках Фрэнка. Но не неандерталец. Пикт. Вот он кто. В этом маленьком клансмене было нечто особенно жизнестойкое, что напоминало мне о выветрившихся, покрытых узорами камнях, древних даже сейчас, которые стояли непреклонными стражами на перекрестках и местах погребения. Отвлекшись этой идеей, я внимательно изучала других сотрапезников, чтобы определить их этнические группы. Например, тот человек возле камина, по имени Джон Камерон, происходил от норма́ннов376, если бы мне довелось их видеть, – а мне не довелось, – высокие скулы и высокий узкий лоб, длинная верхняя губа и смуглая кожа галла. Здесь и там необычайно светловолосые саксы377… ага, Лэаре, их совершенный образец. Светлокожая, голубоглазая и самую малость полноватая… Я подавила в себе придирчивое наблюдение. Она старательно избегала смотреть на меня или Джейми, оживленно болтая со своими подружками за одним из нижних столов. Я посмотрела в противоположную сторону, на соседний стол, где сидел Дугал Маккензи, на этот раз отдельно от Колума. Этакий кровожадный викинг. С его внушительным ростом и широкими, плоскими скулами я легко могла представить его командующим кораблем-драконом, с глубоко запавшими глазами, горящими алчностью и похотью, пока он всматривается сквозь туман в какую-нибудь деревню на скалистом берегу. Крупная рука, слегка поросшая на запястье рыжими волосками, протянулась мимо меня, чтобы взять с подноса небольшой ломоть овсяного хлеба. Еще один древний скандинав, Джейми. Он напомнил мне легенды миссис Бэйрд о народе великанов, которые некогда пришли в Шотландию и сложили свои длинные кости в северных землях. Разговоры велись общие, как и всегда, маленькие группки гудели с набитыми ртами. Но мои уши вдруг уловили знакомое имя, произнесенное за соседним столом. Сандрингем. Мне показалось, что голос принадлежал Мёртагу, и я обернулась посмотреть. Он сидел рядом с Недом Гоуэном и усердно жевал. – Сандрингем? А, старый Уилли-содомит, – задумчиво проговорил Нед. – Что?! – выпалил один из молодых воинов, поперхнувшись элем. – Наш досточтимый герцог питает некоторую слабость к мальчикам, насколько я понимаю, – пояснил Нед. – М-м-м, – согласился Руперт с набитым ртом. Проглотив, он добавил: – Когда в последний раз он приезжал в эти края, ему здесь немного приглянулся юный Джейми, если я правильно припоминаю. Когда это было, Дугал? В тридцать восьмом? В тридцать девятом? – В тридцать седьмом, – ответил Дугал из-за соседнего стола. Он прищурился, глядя на своего племянника. – Ты был довольно хорошеньким пареньком в шестнадцать, Джейми. Джейми кивнул, продолжая жевать. – Да. Еще и шустрым. Когда смех затих, Дугал принялся дразнить Джейми: – Джейми, приятель, я и не знал, что ты был любимчиком. Кое-кто из приближенных герцога променял боль в заднице на земли и должности. – Заметь, у меня нет ни того, ни другого, – с усмешкой среагировал Джейми под новый взрыв хохота. – Что? Никогда и близко не подходил? – громко чавкая, спросил Руперт. – Сказать по правде, все-таки ближе, чем мне бы хотелось. – Ага, и как близко тебе бы хотелось, а, парень? Возглас донесся с дальнего конца стола от высокого мужчины с каштановой бородой, которого я не узнала, и был встречен еще большим смехом и скабрёзными замечаниями. Джейми невозмутимо улыбнулся и потянулся за очередным куском, не обращая внимания на поддразнивания. – Так вот почему ты так спешно уехал из замка и вернулся к отцу? – задал вопрос Руперт. – Ага. – Ну как же, Джейми, мальчик мой, тебе стоило рассказать мне, что у тебя из-за этого неприятности, – с притворным участием произнес Дугал. Джейми издал горлом низкий шотландский звук. – Да если бы я рассказал тебе об этом, старый плут, ты бы как-нибудь вечером подлил мне в эль каплю макового настоя и оставил в постели его светлости в качестве маленького подарка. Стол взревел, а Джейми увернулся, когда Дугал запустил в него луковицей. Руперт покосился в сторону Джейми. – Сдается мне, парень, что я видел, как ты незадолго до отъезда входил в покои герцога ближе к ночи. Ты уверен, что ничего от нас не скрываешь? Джейми схватил другую луковицу и швырнул в него. Промахнулся, и она укатилась в тростник. – Нет, – смеясь, сказал Джейми, – по крайней мере, в этом смысле я все еще девственник. Но если ты так хочешь узнать обо всем, прежде чем лечь спать, Руперт, я тебе расскажу, и не благодари. Под крики «Рассказывай! Рассказывай!» он неторопливо налил себе кружку эля и откинулся назад в классической позе повествователя. Я видела, как Колум за главным столом, склонив голову вперед, прислушивался так же внимательно, как конюхи и воины за нашим столом. – Ну, – начал он, – что говорит Нед – чистая правда: его светлость положил на меня глаз, хоть я и был наивным в шестнадцать… Тут он был прерван рядом непристойных замечаний и возвысил голос, чтобы продолжить: – Был, как уже сказал, наивным в подобных делах и понятия не имел, что у него на уме, хоть мне казалось немного странным, что его светлость вечно норовил погладить меня, как маленькую собачку, и так интересовался, что у меня там в спорране. – Или под ним! – выкрикнул пьяный голос. – Еще более странным мне показалось, – рассказывал он дальше, – когда он застал меня моющимся в реке и изъявил желание потереть мне спину. Когда он закончил со спиной и перешел к остальному, я стал немного нервничать, а как он запустил руку мне под килт, тут я начал улавливать общую мысль. Может, я и был наивным, но, знаете ли, уж не круглым дураком. Выпутался я из этой щепетильной ситуации, нырнув в воду прямо в килте и всём прочем и переплыв на другой берег: его светлости и в голову не пришло рисковать своим дорогим платьем в грязи и воде. В любом случае после этого я очень остерегался оставаться с ним наедине. Он подловил меня разок-другой в саду или во дворе, но там хватало места, чтобы удрать, и я отделывался лишь тем, что он целовал меня в ухо. Еще один неприятный случай был, когда он застал меня одного в конюшне. – В моей конюшне? – старина Алек выглядел потрясенным. Он привстал на ноги и крикнул через всю комнату в сторону главного стола: – Колум, проследи, чтобы этот человек держался подальше от моих сараев! Я не позволю ему пугать моих лошадей, герцог он или нет! И приставать к мальчишкам тоже! – явно спохватившись, добавил он. Джейми продолжал свой рассказ, нисколько не смущаясь тем, что его перебивают. Две дочери-подростка Дугала увлеченно слушали, чуть приоткрыв рты. – Я был в стойле, ну знаете, а там почти нет места для маневра. Я наклонился над… (еще более скабрёзные замечания) наклонился над яслями, говорю, вычищая шелуху со дна, как слышу позади себя какой-то звук, и прежде чем я успеваю выпрямиться, мой килт задирают до пояса, а к моему заду прижимается что-то твердое. Он помахал рукой, чтобы унять шум и крики, прежде чем продолжать: – Ну, мне не очень-то нравилась мысль, что меня поимеют в стойле, но и особого выхода на тот момент я тоже не видел. Только стиснул зубы и надеялся, что не будет очень уж больно, когда конь – это был тот здоровый вороной мерин, Нед, которого ты получил в Броклбери, ну тот, которого Колум продал Бредалбину, – в общем, конь возражал против шума, производимого его светлостью. Так вот, многие лошади любят, когда с ними разговаривают, и этот тоже, но он питал особое отвращение к очень высоким голосам: я не мог вывести его во двор, когда вокруг были маленькие дети, потому что он становился беспокойным от их визга и начинал бить копытами и лягаться. У его светлости, как вы, наверно, помните, голос довольно писклявый, а по такому случаю сделался еще выше, чем обычно, так как он был малость возбужден. Ну, как я уже сказал, коню это не понравилось, – да и мне, надо сказать, тоже, – и он начал лягаться, фыркать, повернулся всем корпусом и расплющил его светлость по стенке стойла. Как только герцог меня отпустил, я вскочил на ясли и обошел коня с другого бока, предоставив его светлости самому выпутываться, как уж сумеет. Джейми замолчал, чтобы перевести дух и отхлебнуть эля. К этому времени он завладел вниманием всей комнаты, лица, поблескивающие в свете торшеров378, были обращены к нему. Кое-где можно было различить неодобрение по поводу этих откровений в адрес наиболее влиятельного из вельмож английской короны, но преобладающей реакцией было безудержное упоение скандалом. Я догадалась, что герцог был не особенно популярной персоной в замке Леох. – Подобравшись настолько близко, так сказать, его светлость решил, что получит меня, во что бы то ни стало. Так что на следующий день он сказал Маккензи, что его камердинер379 заболел, и может ли он попросить меня помочь ему умыться и одеться. Колум, к удовольствию толпы, закрыл лицо в притворном смущении. Джейми кивнул Руперту: – Вот почему ты видел, как я входил вечером в комнату его светлости. По приказу, можно сказать. – Ты мог рассказать мне, Джейми. Я бы не заставлял тебя идти, – воскликнул Колум с укоризной во взгляде. Джейми пожал плечами и усмехнулся. – Мне не позволила моя природная скромность, дядя. Кроме того, я знал, что вы пытаетесь вести дела с этим человеком, подумал, что если вам придется попросить его светлость держать руки подальше от задницы вашего племянника, это может несколько ухудшить ваши переговоры. – Весьма рассудительно с твоей стороны, Джейми, – сухо заметил Колум. – Значит, ты принес себя в жертву ради моих интересов, верно? Джейми приподнял свою кружку в шутливом приветствии. – Ваши интересы для меня всегда на первом месте, дядя, – произнес он, и мне подумалось, что, несмотря на поддразнивающий тон, в его словах крылась суровая доля истины, которую Колум уловил так же хорошо, как и я. Джейми осушил кружку и поставил ее на стол. – Но нет, – продолжал он, вытирая рот, – в этом случае я не считал, что семейный долг требует от меня столь многого. Я пошел в покои герцога, поскольку вы мне велели, но это было все. – И в этот раз ты вышел с нетронутой задницей? – голос Руперта звучал скептически. Джейми усмехнулся. – Да, именно так. Видишь ли, как только я об этом услышал, то отправился к мистрис Фиц и сказал ей, что мне крайне необходима порция сиропа из инжира380. Когда она мне налила, я посмотрел, куда она ставит бутылку, и потихоньку вернулся чуть позже и выпил всю целиком. Комната содрогнулась от хохота, включая мистрис Фиц, которая так побагровела, что я подумала, не хватил бы ее удар. Она чинно поднялась со своего места, переваливаясь обошла вокруг стола и добродушно потрепала Джейми за ухо. – Так вот что стало с моим замечательным слабительным, юный негодник! – уперев руки в бока, она покачала головой, отчего зеленые серьги-кисточки замелькали словно стрекозы. – Лучшее из всех, что я когда-либо делала! – О, оно оказалось очень действенным, – заверил он ее, посмеиваясь над массивной дамой. – Еще бы! Как подумаю, что такое количество слабительного, должно быть, сделало с твоими кишками, парень, хочется верить, оно того стоило. Тебе вряд ли было хорошо еще не один день после этого. Он тряхнул головой, все еще смеясь. – Так и было, но с другой стороны, для того, что задумал его светлость, я тоже не годился. Он, казалось, совсем не возражал, когда я попросил позволения от него удалиться. Но я знал, что не смогу проделать такое дважды, и, как только спазмы утихли, взял в конюшне лошадь и удрал. Дорога домой заняла много времени, так как мне приходилось останавливаться почти каждые десять минут, но к ужину на следующий день я добрался. Дугал знаком потребовал еще кувшин эля, который он передал Джейми по столу из рук в руки. – Да, твой отец прислал весточку, что, по его мнению, ты пока, пожалуй, узнал достаточно о жизни в замке, – сочувственно улыбаясь, произнес он. – Мне показалось, в его письме присутствовал настрой, который я тогда не совсем понял. – Ну, надеюсь, вы заготовили новую порцию инжирного сиропа, мистрис Фиц, – перебил Руперт, фамильярно ткнув ее под ребра. – Его светлость, похоже, прибудет сюда через день или два. Или ты рассчитываешь, что на этот раз тебя будет оберегать твоя новоиспеченная жена, Джейми? – он похотливо мне усмехнулся. – Судя по всему, тебе придется оберегать ее. Я слышал, что слуга герцога не разделяет пристрастий его светлости, хотя он такой же неугомонный. Джейми отодвинул скамью и встал из-за стола, поднимая меня за руку. Он обнял меня за плечи и тоже улыбнулся Руперту: – Ну, тогда, думаю, нам двоим просто придется дать отпор спина к спине. Руперт от изумления и ужаса распахнул глаза. – Спина к спине?! – воскликнул он. – Я знал, что мы забыли тебе кое-что рассказать перед свадьбой, парень! Неудивительно, что ты до сих пор не сделал ей ребенка! Рука Джейми сжала мое плечо, разворачивая меня к арочному проему, и мы спаслись бегством, осыпаемые градом смеха и неприличных советов. В темном коридоре за дверью Джейми прислонился к камням, согнувшись пополам. Не в силах стоять, я опустилась на пол у его ног и беспомощно захихикала. – Ты ведь не говорила ему, правда? – выдохнул наконец Джейми. Я замотала головой: – Нет, конечно же, нет. Все еще хрипло дыша, я нащупала его руку, и он потянул меня вверх. Я рухнула ему на грудь. – Дай-ка мне проверить, правильно ли я теперь все понял. Он обхватил мое лицо ладонями и прижался лбом к моему; лицо оказалось так близко, что его глаза слились в один большой голубой шар, а его дыхание согревало мне подбородок. – Лицом к лицу. Вот так? Искрящийся смех затихал у меня в крови, сменившись чем-то другим, столь же мощным. Я коснулась языком его губ, в то время как мои руки занимались кое-чем ниже. – Лица – не самое главное. Но ты учишься.
===
365. Чуть меньше 1 м. 366. Сланец (натуральный шифер, природный шифер, сланцевый шифер) – штучный кровельный строительный материал, представляющий собой отдельную пластину, отколотую от глыбы горной породы – природного спрессованного камня глинистого сланца. В настоящее время используется редко. 367. Шинти – командная спортивная игра с клюшками и мячом на траве, распространенная в Шотландии. 368. В медицине прошлого листья огуречника применяли в свежем и сухом виде при суставном ревматизме, подагре, кожных болезнях, вызванных нарушением обмена веществ, а также как успокаивающее, мягкое слабительное, мочегонное, потогонное и обволакивающее средство. 369. Аргайл – узор из ромбов или квадратов, расположенных в шахматном порядке и образующих параллельные и поперечные полосы разных цветов. Как правило, поверх ромбов наложена тонкая полоса контрастного цвета. 370. Лемех – режущая часть плуга, предназначенная для взрыхления почвы. Является острым наконечником, который подрезает пласт земли, проводя борозды. 371. Алтарный образ – художественное произведение, устанавливаемое в алтарях христианских, преимущественно католических храмов. Иногда алтарный образ называют просто алтарем. 372. Крёстная перегородка – перегородка из дерева, камня или кованого железа. Была физическим и символическим барьером, отделяющим алтарь, владения духовенства, от нефа, где миряне собирались для поклонения. Часто была сплошной только по пояс и богато украшена изображениями персонажей и сюжетов Священного Писания и святых. 373. «За холмами, вдали» (англ. Over the Hills and Far Away) – традиционная британская песня, датируемая, по меньшей мере, концом 17 века. Одна версия была опубликована в книге Томаса д’Эрфея «Остроумие и веселье, или лекарство от меланхолии»; совсем другая появилась в пьесе Джорджа Фаркера «Офицер-вербовщик» 1706 года. Другой вариант также появляется у Джона Гея в «Опере нищих» 1728 года. 374. Ше́лки – мифические существа из шотландского и ирландского фольклора, морской народ, прекрасные люди-тюлени. Могут выходить из воды один раз в девять ночей. Выходя из воды, сбрасывают с себя тюленью шкуру и принимают человеческое обличье, превращаясь по рассказам в темноволосых девушек или юношей. 375. Шпалера (или гобелен) – стенной односторонний безворсовый ковёр с сюжетной или орнаментальной композицией, вытканный вручную перекрёстным переплетением нитей. 376. Норма́нны (лат. Normanni – «северные люди») – термин, использовавшийся по отношению к скандинавам, опустошавшим с VIII по XI век морскими разбойничьими набегами государства Западной Европы. 377. Саксы – древнегерманское племя, разделившееся в III-V веках на две части: одни пошли на юг – в Германию, а другие – на запад. На острове Британия, совместно с англами и ютами, саксы участвовали в формировании английского этноса, что зафиксировано в названиях графств в местах их расселения – Мидлсекс, Сассекс и Эссекс, а также королевства Уэссекс, превратившегося в 927 году в королевство Англия. 378. Торшер – напольный или настольный светильник на высокой подставке из дерева или металла. Изначально торшеры представляли собой канделябры, обычно с двумя или тремя свечами. 379. Камердинер – личный слуга хозяина дома. В обязанности камердинера входило наблюдение за чистотою комнат и одежды своего хозяина. 380. Разновидность слабительного, приготовленного из инжира.
На следующий день я находилась у себя в кабинете, терпеливо выслушивая пожилую даму из деревни, какую-то родственницу суповой кухарки, которая многословно описывала приступ болезненного воспаления горла у своей невестки, что теоретически имело какое-то отношение к ее нынешней жалобе на ангину, хотя я пока что связи не улавливала. Тень закрыла дверной проем, оборвав перечисление симптомов старой леди. Я удивленно подняла глаза и увидела, как в помещение ворвался Джейми, а следом за ним старина Алек, вид у обоих был обеспокоенный и возбужденный. Джейми бесцеремонно отобрал самодельный шпатель для языка, который я держала, и поднял меня на ноги, обхватив обе мои ладони своими. – Что… – начала я, но меня перебил Алек, изучающий из-за плеча Джейми мои кисти, которые Джейми ему демонстрировал. – Ага, все здорово, но руки, приятель? Хватит ли у нее для этого руки́? – Гляди, – Джейми схватил меня за ладонь и вытянул одну мою руку вперед, сравнивая ее с одной из своих. – Ну, – произнес Алек, сомнительно ее разглядывая, – сойдет. Да, возможно. – Может, вы потрудитесь объяснить, что, собственно, делаете? – поинтересовалась я, но не успела договорить, как меня, зажатую меж двух мужчин, уже тащили вниз по лестнице, оставив мою пожилую пациентку в недоумении таращиться нам вслед. Несколькими минутами позже я с сомнением разглядывала большой, блестящий бурый круп лошади, находящийся примерно в шести дюймах381 от моего лица. Проблема прояснилась по дороге в конюшню: Джейми объяснял, а старина Алек вторил замечаниями, проклятиями и междометиями. У Лосган, призовой лошади из конюшни Колума, обычно прекрасно жеребившейся, возникли проблемы. В этом я убедилась сама: кобыла лежала на боку, и время от времени блестящая боковая поверхность живота вздымалась, а огромное тело, казалось, сотрясала дрожь. Опустившись на четвереньки позади крупа лошади, я видела, как губы влагалища слегка приоткрывались при каждом сокращении, но больше ничего не происходило: в отверстии не показывались ни крошечное копытце, ни нежный влажный нос. Жеребенок, видимо припозднившийся, шел боком или спиной вперед. Алек считал, что боком, Джейми – что спиной, и они ненадолго прервали спор об этом, только когда я нетерпеливо призвала собрание к порядку, чтобы спросить, чего же они, в обоих случаях, ожидают от меня. Джейми посмотрел на меня так, словно я была немного глуповата. – Повернуть жеребенка, разумеется, – сказал он терпеливо. – Разверни передние ножки, чтобы он мог выйти. – Ах, только и всего? Я посмотрела на лошадь. Лосган, чье элегантное имя на самом деле означало «лягушка», обладала для лошади сложением изящным, но при этом чертовски крупным. – Э-э, то есть, залезть внутрь? Я украдкой глянула на свою руку. Возможно, она и пройдет, – отверстие достаточно большое, – но что дальше? Руки обоих мужчин были явно слишком велики для такой работы. А конюх Родерик, которого обычно привлекали в подобных деликатных ситуациях, был, понятное дело, обездвижен лубком и перевязью моего изобретения на правой руке – он сломал эту руку два дня назад. Тем не менее Уилли, другой конюх, отправился за Родериком, для консультации и моральной поддержки. Как раз в этот момент он появился, одетый в одни лишь драные бриджи, худая голая грудь белела в полумраке конюшни. – Работенка трудная, – неуверенно произнес он, ознакомившись с ситуацией и предложением, чтобы я его заменила. – Мудреная, знаете ли. Сноровка тут нужна, но и сила тоже требуется немалая. – Не беспокойся, – уверенно заявил Джейми. – Клэр гораздо сильнее тебя, несчастный дохляк. Ты только объясни ей, что искать и как действовать, и она провернет в два счета. Я оценила оказанное доверие, но сама отнюдь не испытывала подобного оптимизма. Настойчиво убеждая себя, что это не тяжелее, чем ассистировать при операции на брюшной полости, я удалилась в стойло, чтобы сменить платье на бриджи и грубую блузу из мешковины, и толстым слоем нанесла на руку от кисти до плеча скользкое жирное мыло. – Что ж, в атаку, – буркнула я себе под нос и засунула руку внутрь. Места для маневрирования было очень мало, и сначала я не могла понять, что трогаю. Тогда я закрыла глаза, чтобы лучше сосредоточиться, и осторожно ощупала. Там были и мягкие широкие места, и неровные участки. Мягкие части – должно быть, тельце, а неровности – ножки или головка. Мне нужны были ножки – передние, если быть точной. Постепенно я свыклась с тактильными ощущениями и необходимостью сохранять полную неподвижность, когда начиналась схватка; невероятно сильные мышцы матки сжимали кисть и предплечье, словно тиски, весьма болезненно сдавливая мои собственные кости, пока спазм не ослабевал, и я могла возобновить поиски. Наконец мои неуклюжие пальцы наткнулись на что-то определенное. – Мои пальцы у него в носу! – торжествующе выкрикнула я. – Я нашла голову! – Умница, девочка, хорошо! Не упусти ее! Алек беспокойно присел рядом на корточки, ободряюще похлопывая кобылу, как только началась очередная схватка. Я стиснула зубы и уткнулась лбом в лоснящийся круп – с такой силой мне сдавило запястье. Потом стало легче, но я не ослабила хватки. Осторожно пошарив выше, я нащупала очертания глазницы и надбровной дуги, а также узкую кромку свернутого уха. Переждав еще одну схватку, я продвинулась по изгибу шеи к плечу. – У него головка повернута к плечу, – сообщила я. – Во всяком случае, головка направлена в нужную сторону. – Хорошо, – Джейми, возле головы лошади, успокаивающе провел ладонью по вспотевшей гнедой шее. – Видимо, ножки подвернуты под грудь. Посмотри, сможешь ли ты добраться рукой до колена. Так оно и продолжалось: нащупывая и обшаривая по самое плечо в теплой темени лошади, чувствуя чудовищное давление родовых потуг и их приятное расслабление, я вслепую пыталась достичь своей цели. Мне даже казалось, будто рожаю я сама, и это было чертовски тяжелое дело. Наконец я положила ладонь на копыто: почувствовала его округлую поверхность и острый край еще не касавшейся земли кривой линии. Следуя, насколько это возможно, взволнованным, часто противоречивым указаниям моих наставников, я попеременно тянула и толкала, ослабляя неповоротливую массу жеребенка, вытягивая одну ножку вперед, отталкивая другую назад, обливаясь потом и стеная вместе с кобылой. А потом неожиданно все получилось. Схватка прекратилась, и все вдруг плавно встало на свои места. Не двигаясь, я ждала следующей схватки. Она наступила, и маленький мокрый носик внезапно высунулся наружу, вытолкнув и мою руку. Крохотные ноздри на мгновение расширились, как бы интересуясь этим новым ощущением, а потом нос исчез. – В следующий раз все получится! – Алек почти танцевал в экстазе, его изуродованная артритом фигура беспорядочно скакала по сену. – Давай, Лосган! Ну же, моя милая маленькая лягушечка! Словно в ответ, кобыла судорожно фыркнула. Ее задние конечности резко согнулись, и жеребенок благополучно выскользнул на чистое сено, плавно двигая узловатыми ножками и большими ушами. По-идиотски скалясь, я откинулась на сено. Обессиленная и измученная, я была покрыта мылом, слизью и кровью, и от меня сильно пахло не самыми приятными составляющими лошади. Я пребывала в эйфории. Я сидела и смотрела, как Уилли и однорукий Родерик ухаживают за новорожденным, обтирая его пучками соломы. И порадовалась вместе с остальными, когда Лосган повернулась и лизнула его, легонько боднув и тычась носом, для того чтобы он наконец поднялся на свои громоздкие, дрожащие ноги. – Чертовски хорошая работа, милочка! Чертовски хорошая! – Алек был полон воодушевления, и, поздравляя, тряс мою не испачканную слизью руку. Внезапно сообразив, что меня качает на моем насиженном месте и вид у меня не слишком приличный, он развернулся и гаркнул одному из конюхов, чтобы тот принес воды. Потом обошел меня сзади и положил мне на плечи свои старые мозолистые ладони. Удивительно ловким и нежным прикосновением он надавливал и гладил, снимая напряжение в моих плечах, расправляя узелки на шее. – Вот так, милочка, – сказал он под конец. – Тяжелая работенка, верно? С высоты своего роста он улыбнулся мне, а потом с обожанием осклабился на новорожденного жеребенка. – Красивый паренек, – промурлыкал он. – Кто же тут такой славный парень? Джейми помог мне привести себя в порядок и переодеться. Пальцы мои слишком одеревенели, чтобы справиться с застежками на лифе, и я знала, что к утру вся рука покроется синяками, но чувствовала себя совершенно умиротворенной и довольной.
***
Дождь, казалось, шел целую вечность, так что, когда наконец забрезжило ясное и солнечное утро, я щурилась от дневного света, словно только что выбравшийся на поверхность крот. – У тебя такая тонкая кожа, что мне видно, как под ней движется кровь, – сказал Джейми, проводя по дорожке солнечного луча на моем обнаженном животе. – Я могу проследить вены от твоей ладони до сердца. Он нежно провел пальцем от моего запястья к локтевому сгибу, вверх по внутренней стороне плеча и ниже пологой линии ключицы. – Это подключичная вена, – заметила я, глядя поверх носа на траекторию его прокладывающего путь пальца. – Правда? Ах да, ведь она у тебя под ключицей. Скажи еще что-нибудь, – палец медленно двинулся вниз. – Мне нравится слышать названия вещей на латыни; никогда не думал, что заниматься любовью с доктором будет так приятно. – Это, – чопорно произнесла я, – ареола382, и ты это знаешь, потому что я тебе говорила на прошлой неделе. – Да, ты говорила, – пробормотал он. – А вот еще одна, подумать только! Светлая голова опустилась, давая возможность языку заменить палец, и двинулась ниже. – Умбиликус383, – резко вдохнув, выговорила я. – Хм, – произнес он, прижатые к моей полупрозрачной коже губы растянулись в улыбке. – Ну а это что? – Ты мне скажи, – ответила я, обхватив его голову. Но он не мог вымолвить ни слова. Позднее я расслабленно откинулась на спинку своего медицинского стула, мечтательно нежась в воспоминаниях о пробуждении в постели из солнечных лучей, на простынях измятых в ослепительные белоснежные отмели, словно песок на пляже. Одна рука лежала на груди, и я лениво теребила сосок, блаженствуя от ощущения, как под моей ладонью он твердеет сквозь тонкий ситец корсажа. – Развлекаешься? Язвительный голос из-за двери заставил меня выпрямиться так поспешно, что я стукнулась головой о полку. – О, – заговорила я несколько сварливо. – Гейли. Кто же еще? Что ты здесь делаешь? Она проскользнула в кабинет, двигаясь будто на колесиках. Я знала, что у нее есть ноги – я их видела. Чего я не могла понять, так это куда она их девает во время ходьбы. – Я зашла, чтобы передать мистрис Фиц немного шафрана из Испании, он ей понадобился к приезду герцога. – Еще пряности? – удивилась я, ко мне начало возвращаться хорошее настроение. – Если этот человек съест и половину того, что она для него готовит, домой его придется катить. – Это можно сделать и сейчас. Я слышала, он маленький шарообразный тип. Покончив с герцогом и его физическими данными, она спросила, не хочу ли я присоединиться к ней в вылазке до ближайших предгорий. – Мне понадобилось немного мха, – пояснила она. И грациозно помахала из стороны в сторону своими длинными, словно лишенными костей, руками. – Получается дивный лосьон для рук, если прокипятить в молоке с небольшим количеством овечьей шерсти. Я бросила взгляд на свое узкое окно, где в золотистом сиянии безумствовали пылинки. Легкий ветерок доносил слабый запах спелых фруктов и свежескошенного сена. – Почему бы и нет? Дожидаясь, пока я соберу свои корзинки и бутылочки, Гейли прохаживалась по моему врачебному кабинету, хватая что-нибудь и оставляя где попало. Она остановилась возле маленького столика и, нахмурившись, взяла лежавший там предмет. – Что это такое? Я оставила свое занятие, подошла и встала рядом с ней. Она держала маленький пучок высохших растений, перевязанный тремя скрученными нитками: черной, белой и красной. – Джейми сказал, что это подклад. – Он прав. Где ты его взяла? Я рассказала ей о том, что нашла маленький пучок у себя в постели. – На следующий день я отыскала его под окном, куда Джейми его выбросил. Собиралась отнести его к тебе домой и спросить, не знаешь ли ты что-нибудь об этом, но забыла. Она стояла, задумчиво постукивая ногтем по передним зубам, и качала головой. – Нет, не скажу, что знаю. Но, возможно, есть способ выяснить, кто тебе его оставил. – Правда? – Ну да. Приходи завтра утром ко мне домой, и тогда я тебе расскажу. Отказавшись говорить что-то еще, она развернулась в вихре зеленой накидки, предоставив мне следовать за ней, если я пожелаю. Она повела меня далеко в предгорья, несясь вприпрыжку, когда дорога позволяла, а если нет – идя шагом. В часе пути от деревни она остановилась возле небольшого ручья, над которым нависали ивы. Мы перешли ручей вброд и побрели вверх по предгорью, собирая те поздние летние растения, что еще оставались, вместе с созревшими ягодами ранней осени и плотными желтыми трутовиками, растущими на стволах деревьев в маленьких затененных лощинах. Фигура Гейли скрылась в папоротнике надо мной, а я остановилась, чтобы соскоблить немного осиновой коры в свою корзину. Шарики высохшего сока на тонкой как бумага коре походили на застывшие капельки крови, темно-малиновые, сияющие от пойманного солнечного света. Какой-то звук удивил и вывел меня из задумчивости, и я посмотрела вверх по склону в том направлении, откуда он, как мне показалось, донесся. Я снова услышала этот звук – пронзительный, мяукающий плач. По-видимому, он доносился откуда-то сверху, из каменистой щели недалеко от вершины холма. Я поставила корзину на землю и начала подниматься. – Гейли! – окликнула я. – Иди сюда! Кто-то оставил ребенка. Шуршащие звуки и приглушенные проклятия предшествовали ее появлению на холме, пока она прокладывала себе путь сквозь спутанный кустарник на склоне. Ее прелестное лицо раскраснелось и исказилось злобой, а в волосах запутались веточки. – Что, во имя Господа… – начала она, но тут же рванулась вперед. – Кровь Христова! Положи его! Она поспешно выхватила младенца у меня из рук и положила его туда, где я его нашла, – в небольшое углубление в скале. Гладкая, чашеобразная впадина была меньше ярда384 в ширину. Сбоку от углубления стояла неглубокая деревянная миска, наполовину наполненная свежим молоком, а в ногах у ребенка лежал маленький букет полевых цветов, перевязанных красной бечевкой. – Но он болен! – запротестовала я, вновь наклоняясь к ребенку. – Кто мог оставить здесь больного малыша одного? Младенец определенно был очень болен: маленькое сморщенное личико отливало зеленоватым, под глазами темнели впадины, а маленькие кулачки слабо трепыхались под одеяльцем. Ребенок вяло обвис у меня на руках, когда я его подняла; удивительно, что у него хватало сил плакать. – Его родители, – коротко ответила Гейли, удерживая меня рукой за плечо. – Оставь его. Надо уходить отсюда. – Его родители? – возмущенно переспросила я. – Но… – Это подменыш385, – объяснила она нетерпеливо. – Оставь его, и пойдем. Живо! Утаскивая меня за собой, она юркнула обратно в подлесок. Протестуя, я последовала за ней вниз по склону, пока мы, запыхавшиеся и раскрасневшиеся, не добрались до подножия, где я заставила ее остановиться. – В чем дело? – требовательно спросила я. – Мы не можем просто бросить больного ребенка вот так, под открытым небом. И что значит «это подменыш»? – Подменыш, – нетерпеливо повторила она. – Ты ведь знаешь, что такое подменыш? Когда фейри крадут человеческое дитя, они оставляют вместо него одного из своих. И ты понимаешь, что это подменыш потому, что он все время плачет и капризничает, но не развивается и не растет. – Конечно, я знаю об этом, – сказала я. – Но ты же не веришь в эту чепуху, правда? Она бросила на меня отрывистый странный взгляд, полный настороженной подозрительности. Затем черты ее лица смягчились, приняв обычное выражение полунасмешливого цинизма. – Нет, не верю, – призналась она. – Но здешний народ верит, – она с тревогой посмотрела вверх на склон, но из каменной щели больше не доносилось ни звука. – Семья должна быть где-то поблизости. Пойдем. Я неохотно позволила ей утянуть себя по направлению к деревне. – Почему они положили его туда? – спросила я, садясь на камень, чтобы снять чулки, прежде чем переходить вброд небольшой ручей. – Неужели они надеются, что придет маленький народец и вылечит его? Я все еще беспокоилась о ребенке: он казался безнадежно больным. Я не знала, что с ним не так, но, возможно, могла бы помочь. Может, стоит расстаться с Гейли в деревне, а потом вернуться за ребенком? Однако надо поторопиться: я поглядела на небо на востоке, где светло-серые дождевые облака стремительно темнели, сменяясь пурпурными сумерками. Розовое зарево все еще вырисовывалось на западе, но светить ему оставалось не более получаса. Гейли перекинула через шею плетеную из ивовых прутьев ручку своей корзины, подобрала юбку и, вздрагивая от холодной воды, шагнула в ручей. – Нет, – ответила она. – Или, вернее, да. Это один из холмов фейри, и спать там опасно. Если ты оставишь подменыша в таком месте на ночь, придет народец и заберет его назад, а вместо него положит похищенного ими человеческого ребенка. – Они этого не сделают, потому что он не подменыш, – сказала я, втягивая воздух от прикосновения к талой ледяной воде. – Просто больной ребенок. Он вполне может не пережить ночь под открытым небом! – И не переживет, – коротко ответила она. – К утру он будет мертв. И я молю Бога, чтобы никто не видел нас с ним рядом. Я резко замерла, почти натянув башмаки. – Мертв! Гейли, я возвращаюсь за ним. Я не могу его там оставить, – я развернулась и двинулась назад через ручей. Она схватила меня сзади и опрокинула лицом вниз на мелководье. Барахтаясь и задыхаясь, я сумела подняться на колени, разбрызгивая воду во все стороны. Гейли стояла – в ручье до середины икр, юбки намокли – и сердито смотрела на меня сверху вниз. – Ты чертова твердолобая английская ослица! – заорала она на меня. – Ты ничего не можешь сделать! Ты меня слышишь? Ничего! Этот ребенок все равно не жилец! Я не собираюсь оставаться здесь и допустить, чтобы ты рисковала своей и моей жизнью из-за какого-то твоего неразумного убеждения! Пыхтя и ворча себе под нос, она наклонилась и обеими руками подхватила меня под мышки, поднимая на ноги. – Клэр, – заговорила она настойчиво, встряхивая меня за плечи, – послушай меня. Если ты подойдешь к этому ребенку и он умрет – а он умрет, поверь мне, я таких уже видела, – тогда семья обвинит в этом тебя. Неужели ты не понимаешь, что это опасно? Разве ты не знаешь, что говорят о тебе в деревне? Я стояла, дрожа на холодном закатном ветру, разрываясь между ее очевидной тревогой за мою безопасность и мыслью о беспомощном ребенке, медленно умирающем в одиночестве во тьме с полевыми цветами у ног. – Нет, – ответила я, смахивая мокрые волосы с лица. – Гейли, нет, я не могу. Я буду осторожна, обещаю, но я должна пойти. Я вырвалась из ее объятий и направилась к другому берегу, спотыкаясь и разбрызгивая воду среди неясных теней русла. За моей спиной раздался приглушенный озлобленный возглас, затем – бешеный плеск в противоположном направлении. Ну что ж, по крайней мере она не будет больше мне мешать. Быстро темнело, и я продиралась сквозь кусты и бурьян как можно скорее. Я не была уверена, что смогу найти нужный холм, если стемнеет раньше, чем я до него доберусь: поблизости было несколько почти одинаковых возвышенностей. И существуют фейри или нет, но мысль о том, чтобы блуждать здесь одной в темноте, была мне совсем не по душе. С проблемой, как я собираюсь вернуться в замок с больным ребенком, предстоит разбираться, когда придет время. В конце концов я нашла холм, заметив у его подножия насаждение молодых лиственниц, которые мне помнились. К этому времени почти совсем стемнело, ночь была безлунная, так что я часто спотыкалась и падала. Лиственницы стояли, прижавшись друг к другу и тихо переговариваясь на вечернем ветру щелчками, скрипом и шелестящими вздохами. «Проклятое место действительно населено призраками», – думала я, прислушиваясь к разговору листвы над головой, пока прокладывала путь среди стройных стволов. Меня бы не удивило, если бы за соседним деревом я встретила привидение. И все же я была застигнута врасплох. По правде сказать, я просто обезумела от страха, когда призрачная фигура выскользнула и схватила меня. Я издала пронзительный визг и стукнула его. – Господи Иисусе, – проговорила я, – что ты здесь делаешь? Я на минуту съежилась на груди у Джейми, испытав облегчение при встрече с ним, хоть он меня и напугал. Он взял меня за руку и развернулся, собираясь увести из леса. – Пришел за тобой, – вполголоса сказал он. – Я шел встречать тебя, поскольку надвигались сумерки: наткнулся на Гейлис Дункан возле ручья Святого Джона, и она сказала мне, где ты. – Но малыш… – начала я, снова поворачивая к холму. – Ребенок умер, – резко сказал он, потянув меня обратно. – Сначала я поднялся туда, проверить. После чего, подавленная смертью ребенка, я без возражений последовала за ним, впрочем почувствовав облегчение от того, что мне, в конце концов, не придется карабкаться на заколдованную вершину и в одиночестве проделывать долгий путь обратно. Угнетенная темнотой и шепчущими деревьями, я молчала, пока мы вновь не пересекли ручей. Все еще мокрая после недавнего погружения, я не потрудилась снять чулки и, не задумываясь, зашлепала по воде. Джейми, по-прежнему сухой, таким и остался благодаря тому, что перескочил с берега на валун, возвышавшийся посередине над течением, а оттуда, словно прыгун в длину, перемахнул ко мне на берег. – Ты хоть понимаешь, насколько опасно вот так бродить ночью одной, Сассенах? – поинтересовался он. Рассерженным он не выглядел, просто заинтересованным. – Нет… то есть да. Прости, если заставила тебя волноваться. Но я не могла оставить там ребенка, просто не могла. – Да, я знаю, – он ненадолго крепко меня обнял. – У тебя доброе сердце, Сассенах. Но ты даже не представляешь, с чем здесь имеешь дело. – С фейри, хм? – я устала и была взбудоражена случившимся, но скрывала это за легкомыслием. – Я не боюсь суеверий, – тут мне пришла в голову мысль. – Неужели ты веришь в фейри, подменышей и всё такое? Прежде чем ответить, он немного помедлил. – Нет. Нет, я не верю в такие вещи, и все-таки будь я проклят, если бы надумал лечь спать на всю ночь на холме фейри, так-то. Но я образованный человек, Сассенах. В доме Дугала у меня был наставник-немец, очень хороший, который учил меня латыни, греческому и тому подобному, а позже, когда я в восемнадцать уехал во Францию… ну, я изучал историю и философию, и узнал, что мир гораздо больше, нежели долины и вересковые пустоши, и водяные лошади в озерах. Но здешние люди… Он махнул рукой, охватывая темноту позади нас. – Они никогда не отходили дальше чем на день пути от места, где родились, разве что ради столь важного события, как собрание клана, да и это может случиться дважды за всю жизнь. Они живут среди ущелий и озер и слышат о мире не больше того, что отец Бейн рассказывает им в церкви по воскресеньям. Это да старые сказки. Он отвел в сторону ольховую ветку, и я, пригнувшись, прошла под ней. Мы оказались на оленьей тропе, по которой мы с Гейли шли раньше, и меня приободрило это новое свидетельство того, что он может найти дорогу даже в темноте. Вдали от холма фейри он говорил обычным голосом, лишь изредка останавливаясь, чтобы убрать с дороги какую-нибудь спутанную поросль. – Эти сказки не более чем развлечение в исполнении Гуиллина, когда ты сидишь в зале и пьешь рейнское вино. Он шел по тропе впереди меня, и его голос возвращался ко мне, мягкий и выразительный в прохладном ночном воздухе. – Но здесь, и даже в деревне – нет, тут нечто другое. Народ живет ими. Думаю, в некоторых из них есть доля правды. Я подумала о янтарных глазах водяной лошади и задалась вопросом, что же еще было правдой. – А в других… ну… – его голос стал тише, и мне пришлось напрячь слух, чтобы его расслышать. – Для родителей того ребенка, возможно, будет немного легче поверить, что умер именно подменыш, и думать, что их собственный малыш в добром здравии вечно живет с фейри. Вскоре мы добрались до лошадей, и через полчаса огни замка Леох засияли сквозь темноту, приветствуя нас. Я никогда не думала, что буду расценивать это мрачное здание как аванпост передовой цивилизации, но сейчас огни показались мне маяком просвещения. Только когда мы подъехали поближе, я поняла, что эффект от света вызван цепочкой фонарей, ярко горевших вдоль парапета моста. – Что-то случилось, – сказала я, поворачиваясь к Джейми. И, впервые увидев его при свете, я заметила, что он одет не в обычную свою поношенную рубашку и неопрятный килт. Его белоснежная льняная сорочка сияла в свете фонарей, а его лучший – единственный – бархатный камзол был перекинут поперек седла. – Да, – кивнул он. – Поэтому я и пошел за тобой. Герцог наконец приехал.
***
Герцог являл собой нечто изумительное. Не знаю точно, чего я ожидала, но не того прямодушного, энергичного, краснолицего весельчака, которого я встретила в зале Леоха. У него было приятно грубоватое, обветренное лицо и светло-голубые глаза, которые всегда немного щурились, словно он смотрел против солнца, следя за полетом фазана. В какой-то момент я задумалась, не было ли преувеличением недавнее несколько театрализованное действо в отношении герцога. Однако, оглядев зал, я заметила, что у всех юношей моложе восемнадцати на лицах застыло слегка настороженное выражение, они не сводили глаз с герцога, который смеялся и оживленно беседовал с Колумом и Дугалом. Значит, то было не просто театральное представление: их предостерегли. Когда меня представляли герцогу, мне с трудом удалось сохранить невозмутимое выражение лица. Он был рослым мужчиной, подтянутым и крепким, одним из тех, кого часто можно наблюдать громко высказывающим свое мнение в пабах, подавляя оппозицию силой звука и повторениями. Я, конечно, была предупреждена рассказом Джейми, но физическое впечатление было столь подавляющим, что, когда герцог низко склонился над моей рукой и произнес: «Как же очаровательно встретить соотечественницу в таком отдаленном месте, мистрис» – голосом, похожим на встревоженную до предела мышь, мне пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы не опозориться публично. Утомленные путешествием, герцог и его спутники рано отправились спать. Однако на следующий вечер после ужина была музыка и разговоры, и мы с Джейми присоединились к Колуму, Дугалу и герцогу. Сандрингем воодушевлялся от рейнского вина Колума и говорил без умолку, в равной степени комментируя ужасы путешествия по Высокогорью и красоты сельской местности. Мы вежливо слушали, но я старалась не встречаться с Джейми взглядом, пока герцог пискляво излагал историю своих мучений. – Под Стерлингом386 сломалась ось, и мы застряли на три дня, – под проливным дождем, заметьте, – прежде чем мой лакей сумел найти кузнеца, который пришел бы и починил эту проклятую штуковину. Но не прошло и полдня, как мы въехали в самую ужасающую колдобину, что я когда-либо видел, и чертова штука сломалась снова! А потом одна из лошадей потеряла подкову, и нам пришлось освободить карету и шагать рядом с ней – по грязи – ведя в поводу охромевшую клячу. А потом… Повествование все продолжалось, от несчастья к несчастью, а я чувствовала возрастающее желание захихикать и попыталась утопить его в большом количестве вина – возможно, решение было ошибочным. – Но дичь, Маккензи, дичь! – воскликнул герцог в какой-то момент, закатывая глаза от восторга. – Я с трудом мог в это поверить. Неудивительно, что вы накрыли такой стол, – он аккуратно погладил свое большое, солидное брюшко. – Клянусь, я бы все что угодно отдал за возможность поймать оленя, похожего на того, что мы видели два дня назад: великолепное животное, просто великолепное. Выскочил из кустов прямо перед каретой, моя дорогая, – доверительно сообщил он мне. – Так напугал лошадей, что мы едва не съехали с дороги еще раз! Колум поднял колоколообразный графин, вопросительно приподняв одну темную бровь. Наполняя протянутые бокалы, он сказал: – Что ж, возможно, мы сумеем устроить для вас охоту, Ваша светлость. Мой племянник – прекрасный охотник. Он исподлобья бросил быстрый взгляд на Джейми, в ответ последовал едва заметный кивок. Колум откинулся на спинку кресла, поставил графин на место и небрежно продолжил: – Да, будет замечательно. Может, в начале следующей недели. Для фазана еще слишком рано, но охота на оленя удастся прекрасно, – он повернулся к Дугалу, развалившемуся рядом в мягком кресле. – Мой брат мог бы поехать с вами: если вы надумаете отправиться на север, он может показать вам земли, о которых мы говорили ранее. – Превосходно, превосходно! – герцог был в восторге. Он потрепал Джейми по ноге; я видела, как напряглись мускулы, но Джейми не пошевелился. Он невозмутимо улыбнулся, и герцог позволил руке задержаться несколько дольше, чем следовало. Но тут его светлость перехватил мой взгляд и весело мне улыбнулся, выражение его лица говорило: «Стоило попытаться, а?» Я невольно улыбнулась в ответ. К моему немалому удивлению, этот человек мне очень понравился.
В суматохе, вызванной прибытием герцога, я забыла о предложении Гейли помочь мне узнать, кто подбросил подклад. А после неприятной сцены с ребенком-подменышем на холме фейри я не была уверена, что хочу пробовать что-либо, что она может предложить. Однако любопытство пересилило подозрения, и когда два дня спустя Колум попросил Джейми поехать и сопроводить Дунканов в замок на банкет в честь герцога, я отправилась вместе с ним. Поэтому в четверг мы оказались в гостиной Дунканов, где фискальный прокурор с какой-то неуклюжей доброжелательностью развлекал нас, пока его супруга заканчивала одеваться наверху. В основном оправившись от последствий недавнего обострения гастрита, Артур по-прежнему выглядел не очень здоровым. Как и у многих толстых людей, резко теряющих слишком много массы тела, полнота сошла с его лица, но не с живота. Его брюхо все еще вздувалось под зеленым шелком жилета, в то время как кожа на лице обвисла дряблыми складками. – Возможно, я могла бы проскользнуть наверх и помочь Гейли с прической или еще чем-нибудь? – предложила я. – Я принесла ей новую ленту. Предвидя вероятную необходимость предлога для разговора с Гейли наедине, я захватила с собой маленький сверток. Представив его в качестве оправдания, я выскочила за дверь и взлетела по лестнице, прежде чем Артур успел возразить. Она ждала меня. – Пойдем, – сказала она, – для этого мы поднимемся в мою личную комнату. Нам придется поспешить, но слишком много времени оно не займет. Я последовала за Гейли вверх по узкой винтовой лестнице. Ступеньки были разного уровня: подъем некоторых ступеней был таким высоким, что мне приходилось приподнимать юбки, чтобы не споткнуться по пути наверх. Я пришла к выводу, что плотники семнадцатого столетия либо пользовались неверными способами измерения, либо обладали богатым чувством юмора. Личное святилище Гейли располагалось под самой крышей дома, в одном из отдаленных мансардных помещений над комнатами слуг. Оно оберегалось запертой дверью, открывавшейся поистине гигантским ключом, который Гейли извлекла из кармана передника: тот был, вероятно, не меньше шести дюймов387 в длину, с широкой резной головкой, украшенной узором из виноградных лоз и цветов. Ключ, надо полагать, весил около фунта388, удерживаемый за стержень, он мог бы стать недурным оружием. И замок, и петли были отлично смазаны, и массивная дверь бесшумно распахнулась внутрь. Мансарда оказалась маленькой, стесненной остроконечными слуховыми окошками, прорезавшими фасад дома. Каждый дюйм стен занимали полки, уставленные склянками, бутылками, колбами, пузырьками и мензурками. Пучки сухих трав, тщательно перевязанные нитками разного цвета, аккуратными рядами свисали со стропил над головой, покрывая мои волосы душистой пылью, когда мы под ними проходили. Однако это было совсем не похоже на опрятный, деловой порядок комнаты для трав внизу. Здесь было тесно, чуть ли не захламлено, и темно, несмотря на слуховые окна. На одной из полок стояли книги, в основном старые и ветхие, без надписей на корешках. Я провела любопытствующим пальцем по ряду кожаных переплетов. Большинство из них было из телячьей кожи, но две или три были переплетены во что-то другое; что-то мягкое, но неприятно маслянистое на ощупь. И один из них, судя по всему, был обтянут рыбьей кожей389. Я вытянула этот том и осторожно его раскрыла. Он был написан от руки на смеси старофранцузского и еще более устаревшей латыни, но я смогла разобрать название: «L’Grimoire d’le Comte St. Germain»390. Я закрыла книгу и поставила ее обратно на полку, испытав некоторое потрясение. Гримуар391. Руководство по магии. Я чувствовала, как пристальный взгляд Гейли сверлит мне спину, и, обернувшись, встретила в нем смесь озорства и настороженных догадок. Что я буду делать теперь, когда знаю? – Значит, это не слухи, верно? – произнесла я, улыбаясь. – Ты действительно ведьма. Мне было интересно, насколько далеко это зашло, и верила ли она сама в это, или то были просто атрибуты тщательно продуманного притворства, которое она использовала, дабы скрасить скуку брака с Артуром. Еще мне было интересно, какую магию она практиковала – или думала, что практиковала. – О, белую, – сказала она с усмешкой. – Безусловно, белую магию. Я с сожалением подумала, что Джейми, должно быть, прав насчет моего лица: похоже, все могли понять, о чем я думаю. – Что ж, хорошо, – заметила я. – На самом деле мне не по душе плясать вокруг костров в полночь и летать на метлах, не говоря уже о том, чтобы целовать дьявола в задницу. Гейли отбросила назад волосы и восторженно рассмеялась. – Как я погляжу, ты вообще ничью не целуешь, – сказала она. – И я тоже. Хотя, если бы у меня в постели был такой привлекательный горячий дьяволенок, как твой, не скажу, что со временем до этого бы не дошло. – Это мне напомнило… – начала я, но она уже отвернулась и занялась приготовлениями, бормоча себе под нос. Сначала проверив, надежно ли заперта за нами дверь, Гейли подошла к остроконечному окну и порылась во встроенном в подоконник сундуке. Она вытащила большую неглубокую чашу и высокую белую свечу, воткнутую в глиняный подсвечник. Со следующей попыткой извлекла изношенное лоскутное одеяло, которое она расстелила на полу для защиты от пыли и щепок. – Что именно ты собираешься делать, Гейли? – спросила я, подозрительно рассматривая приготовления. На первый взгляд мне не виделось особого зловещего умысла в чаше, свече и одеяле, но тогда я была, мягко говоря, начинающей колдуньей. – Призывать, – ответила она, растягивая уголки одеяла так, чтобы его стороны лежали вровень с досками пола. – Призывать кого? – спросила я. Или что. Она встала и пригладила волосы. По-детски тонкие и гладкие, они выскальзывали из заколок. Бормоча себе под нос, она выдернула шпильки из волос и распустила их прямой сияющей завесой цвета густых сливок. – О, призраков, духов, видения. Все, что тебе может понадобиться, – сказала она. – В любом случае все начинается одинаково, но травы и заговоры для каждого случая свои. Что нам сейчас нужно, так это видение – чтобы узнать, кто именно тебе желает зла. Тогда мы сможем обратить злые намерения против них же. – Э-э, ну… – на самом деле у меня не было никакого желания мстить, но было любопытно – и посмотреть, на что похож «призыв», и узнать, кто оставил мне подклад. Поместив чашу на середине одеяла, она налила в нее воду из кувшина, объясняя: – Ты можешь использовать любой сосуд, достаточно большой, чтобы получить хорошее отражение, хотя гримуар предписывает употреблять серебряный резервуар. Даже пруд или лужа на улице подойдут для некоторых способов призыва, хотя они должны находиться в уединении. Для этого тебе нужны тишина и покой. Она быстро переходила от окна к окну, задергивая тяжелые черные занавески, пока почти весь свет в комнате не померк. Я едва могла различить стройную фигуру Гейли, мелькающую во мраке, прежде чем она зажгла свечу. Когда она несла ее обратно к одеялу, колеблющееся пламя освещало ее лицо, отбрасывая клинообразные тени под выразительным носом и точеным подбородком. Она поставила свечу возле чаши с водой, в стороне от меня. Очень осторожно наполнила чашу до такой степени, что вода слегка выступала над краем, не выливаясь благодаря поверхностному натяжению. Наклонившись, я увидела, что поверхность воды дает превосходное отражение, гораздо лучшее, чем можно получить в любом из зеркал замка. Как будто снова прочитав мысли, Гейли объяснила, что помимо использования для призыва духов, отражающая чаша служила отличным приспособлением при укладывании волос. – Не толкни его, а то промокнешь, – посоветовала она, сосредоточенно хмурясь в свете свечи. Нечто практичное в тоне этого замечания, столь прозаического в разгар этих сверхъестественных приготовлений, напомнило мне кого-то. Глядя на стройную мертвенно-бледную фигуру, изящно склонившуюся над трутницей, я сначала не сообразила, кого она мне напоминает. Ну, конечно же. И хотя вряд ли кто-то мог быть менее похожим на ту старомодно одетую фигуру возле чайника в кабинете преподобного Уэйкфилда, интонации были такими же, как у миссис Грэм, это точно. Возможно, они разделяли это отношение, прагматизм, который рассматривал оккультное392, просто как совокупность явлений, вроде погоды. То, к чему следовало подходить с настороженным вниманием, разумеется, – так же как стоило проявлять осторожность при использовании острого кухонного ножа, – но, безусловно, не к тому, чего стоит избегать или бояться. Или все дело в запахе лавандовой воды. Свободные, струящиеся платья Гейли всегда пахли эссенциями, которые она извлекала из растений: календулой, ромашкой, лавровым листом, нардом, мятой, душицей. Однако сегодня от складок белого платья веяло лавандой. Тем же ароматом, что пропитывал удобную голубую хлопчатобумажную ткань миссис Грэм и исходил от морщин на костлявой груди. Если грудь Гейли и держалась на таком же костяке, то на это не было и намека, несмотря на низкий вырез ее домашнего платья. Впервые я видела Гейли Дункан в дезабилье393; обычно она носила строгие и просторные платья, застегнутые на все пуговицы на шее, как и подобало супруге фискального прокурора. Открывшееся теперь великолепие застигало врасплох – кремовое изобилие почти того же оттенка, что и надетое на ней платье, и мне стало понятно, почему такой человек, как Артур Дункан, женился на девушке без гроша и без семьи. Мой взгляд невольно скользнул вдоль стены по ряду аккуратно помеченных склянок в поисках селитры394. Гейли выбрала с полки три склянки, отсыпав из каждой понемногу в миску крошечной металлической жаровни. Она зажгла слой древесного угля под ней от пламени свечи и подула на зарождающийся огонек, чтобы поддать жару. Когда искра разгорелась, начал куриться ароматный дымок. Воздух в мансарде был так неподвижен, что сероватый дым поднимался прямо вверх, не рассеиваясь и образуя столбик, повторяющий очертания высокой белой свечи. Гейли уселась между двумя колоннами, словно жрица в своем храме, изящно подобрав под себя ноги. – Ну вот, я думаю, так как раз подойдет. Быстро стряхнув с пальцев частички розмарина, Гейли с удовлетворением оглядела обстановку. Черные занавески с их мистическими символами отгораживали от любых вторгавшихся солнечных лучей, и единственным источником прямого света оставалась свеча. Пламя отражалось и рассеивалось от чаши с неподвижной водой, которая, казалось, светилась, словно она тоже была источником света, а не отражала его. – Что теперь? – поинтересовалась я. Огромные мрачные глаза блестели, как вода, светясь от предвкушения. Она взмахнула руками над поверхностью воды, после чего сложила их между ног. – Просто посиди немного спокойно, – сказала она. – Прислушайся к биению своего сердца. Ты его слышишь? Дыши свободно, медленно и глубоко. Несмотря на оживленное выражение лица, ее голос звучал спокойно и размеренно, что резко контрастировало с ее обычной бойкой речью. Я послушно следовала ее указаниям, чувствуя, как замедляется биение сердца по мере того, как успокаивается и выравнивается дыхание. Я распознала в дыме запах розмарина, но в двух других травах не была уверена: наперстянка, может быть, или лапчатка? Я решила, что пурпурные цветки – это белладонна, но такого наверняка быть не могло. Чем бы они ни были, замедленность моего дыхания, похоже, объяснялась не только силой внушения Гейли. Я чувствовала, будто тяжесть надавила мне на грудину, замедляя дыхание против моей воли. Сама Гейли сидела совершенно неподвижно, наблюдая за мной немигающими глазами. Стоило ей кивнуть, и я покорно опустила взгляд на неподвижную поверхность воды. Она заговорила ровным, убеждающим тоном, который снова напомнил мне миссис Грэм, взывающую к солнцу в круге камней. Слова были не английские и в то же время не совсем не английские. Язык был чужой, но я чувствовала, что должна его знать, словно слова произносились чуть ниже уровня моего слуха. Я ощутила, как мои руки, сложенные на коленях, начинают неметь, и хотела изменить их положение, но они не двигались. Ее ровный голос все звучал, тихий и манящий. Теперь я знала, что понимаю, о чем идет речь, но слова по-прежнему не доходили до моего сознания. Смутно я осознавала, что нахожусь либо под гипнозом, либо под воздействием какого-то наркотика, и мой разум ухватился за последнюю точку опоры на границе осознанной мысли, сопротивляясь притяжению благоуханного дыма. Я видела свое отражение в воде: зрачки сужены до крошечных точек, глаза широко раскрыты, как у ослепленной солнечным светом совы. Слово «опиум» всплыло в моем угасающем сознании. – Кто ты? Я не могла бы сказать, кто из нас задал этот вопрос, но почувствовала, как шевельнулось мое собственное горло, когда ответила: – Клэр. – Кто послал тебя сюда? – Я пришла. – Зачем ты пришла? – Я не могу сказать. – Почему ты не можешь сказать? – Потому что мне никто не поверит. Голос у меня в голове сделался еще более успокаивающим, дружелюбным, влекущим. – Я тебе поверю. Верь мне. Кто ты? – Клэр. Внезапный громкий шум разрушил чары. Гейли вздрогнула и коленом толкнула резервуар, отражение в воде испуганно отпрянуло. – Гейлис? Дорогая? – позвал голос из-за двери, неуверенный, но повелительный. – Нам пора ехать, моя дорогая. Лошади готовы, а ты еще не одета. Пробормотав себе под нос нечто грубое, Гейли встала и распахнула окно, так что свежий воздух хлынул мне в лицо, заставив заморгать и разогнав часть тумана у меня в голове. Она стояла, абстрагировано глядя на меня сверху вниз, потом наклонилась, чтобы помочь мне подняться. – Тогда поторопимся, – сказала она. – Ты чувствуешь легкое головокружение, верно? Иногда это так действует на людей. Тебе лучше прилечь у меня на кровати, пока я одеваюсь. С закрытыми глазами я распласталась на покрывале в ее спальне внизу, прислушиваясь к тихим шорохам, что производила Гейли у себя в личной гардеробной, и задаваясь вопросом, что, черт возьми, все это было. Оно не имело никакого отношения к подкладу или тому, кто его оставил, определенно. Только к моей личности. Постепенно ко мне возвращалась четкость мышления, и мне пришла в голову мысль, не шпионила ли Гейли для Колума. В ее положении она слышала о делах и секретах всего округа. А кто, кроме Колума, мог так интересоваться моим происхождением? Интересно, что бы произошло, если бы Артур не прервал «призыв»? Услышала бы я где-то в душистом тумане стандартное требование гипнотизера: «Когда ты проснешься, то ничего не будешь помнить»? Но я помнила, и я задумалась. Однако на деле расспросить об этом Гейли возможности мне не представилось. Дверь спальни неожиданно распахнулась, и вошел Артур Дункан. Подойдя к двери в гардеробную, он торопливо стукнул один раз и вошел. Изнутри донесся негромкий испуганный вскрик, а затем наступила мертвая тишина. Артур Дункан снова появился в дверях с широко распахнутыми, невидящими глазами и таким бледным лицом, что я подумала, может, с ним случился какой-нибудь приступ. Я вскочила на ноги и поспешила к нему, когда он тяжело привалился к дверному косяку. Но прежде, чем я к нему подошла, он отстранился от двери и, слегка пошатываясь, вышел из комнаты, натолкнувшись на меня, словно и не заметив. Я сама постучала в дверь. – Гейли! С тобой все в порядке? Последовало секундное молчание, потом совершенно невозмутимый голос произнес: – Да, конечно. Я выйду через минуту. Когда мы, наконец, спустились по лестнице, то обнаружили Артура, судя по всему почти пришедшего в себя, потягивающим бренди с Джейми. Он казался немного рассеянным, словно о чем-то задумался, но встретил жену снисходительным комплиментом ее наружности, прежде чем отправить грума395 за лошадьми. Когда мы прибыли, банкет только начался, и фискальному прокурору и его супруге указали их почетные места за главным столом. Мы с Джейми, несколько ниже по статусу, заняли свои места за столом с Рупертом и Недом Гоуэном. Мистрис Фиц превзошла саму себя и сияла от удовольствия, осыпаемая комплиментами по поводу блюд, напитков и остальных приготовлений. Все было и в самом деле очень вкусным. Я никогда не пробовала жареного фазана, фаршированного каштанами в меду, и угощалась третьим куском, когда Нед Гоуэн, с некоторым удивлением взиравший на мой аппетит, спросил, попробовала ли я уже молочного поросенка. Моему ответу помешал шум в дальнем конце зала. Колум поднялся из-за стола и направлялся ко мне в сопровождении старого Алека Макмэхона. – Я вижу, что вашим талантам нет конца, мистрис Фрейзер, – слегка поклонившись, заметил Колум. Широкая улыбка оставила след на привлекательных чертах лица. – От перевязывания ран и исцеления больных до появления на свет жеребят. Полагаю, в скором времени мы призовем вас воскрешать мертвых. Эти слова вызвали общий смех, хотя я заметила, что один или двое мужчин нервно глянули в сторону присутствовавшего на вечере отца Бейна, который в уголке методично набивал себя жареной бараниной. – Во всяком случае, – продолжал Колум, запуская руку в карман своего камзола, – вы должны позволить мне преподнести вам маленький подарок в знак моей благодарности. Он протянул мне небольшую деревянную шкатулку с вырезанной на крышке эмблемой Маккензи. Я не представляла, насколько ценной лошадью была Лосган, и мысленно поблагодарила – кем бы они ни были – добрых духов, покровительствующих подобным событиям, за то, что не произошло ничего дурного. – Пустяки, – сказала я, пытаясь ее вернуть. – Я не сделала ничего особенного. Просто повезло, что у меня маленькие руки. – И все же, – Колум был тверд. – Если желаете, считайте это небольшим свадебным подарком, но я хочу, чтобы он остался у вас. По кивку Джейми я неохотно приняла шкатулку и открыла ее. В ней лежали красивые четки из гагата396, каждая бусина – с замысловатой резьбой, а распятие инкрустировано серебром. – Они прекрасны, – искренне сказала я. Так оно и было, хотя я понятия не имела, что с ними делать. Номинально я была католиком, но меня воспитывал дядя Лэмб, абсолютный агностик397, и я весьма смутно представляла значимость четок. Тем не менее, я тепло поблагодарила Колума и отдала четки Джейми, чтобы он хранил их для меня в своем спорране. Я присела перед Колумом в реверансе, с радостью обнаружив, что овладела искусством делать это, не падая лицом вниз. Он уже открыл рот, чтобы любезно откланяться, но его прервал внезапный грохот позади меня. Обернувшись, я не увидела ничего, кроме спин и голов, так как люди вскочили со своих скамеек, собравшись вокруг источника шума. Колум не без труда обошел вокруг стола, нетерпеливым движением руки разгоняя толпу. Когда люди почтительно расступились у него на пути, я разглядела на полу округлую фигуру Артура Дункана, судорожно размахивающую конечностями, отбивающимися от услужливых рук потенциальных помощников. Его жена протолкалась сквозь перешептывающуюся толчею, опустилась на пол рядом с ним и делала тщетные попытки положить его голову себе на колени. Пострадавший упирался пятками в пол и выгибал спину, издавая булькающие, сдавленные звуки. Поднятые вверх зеленые глаза Гейли с тревогой оглядели толпу, словно искали кого-то. Предположив, что она искала именно меня, я избрала путь наименьшего сопротивления: нырнула под стол и поползла на четвереньках. Добравшись до Гейли, я обхватила лицо ее мужа обеими руками и попыталась разжать ему челюсти. Судя по издаваемым им звукам, я решила, что, быть может, он подавился куском мяса, который, вероятно, застрял у него в трахее. Однако его челюсти были сжаты и напряжены, губы посинели и покрылись пенящейся слюной, что, казалось, не соответствовало удушью. Но он, несомненно, задыхался: пухлая грудь безуспешно вздымалась, стремясь сделать вдох. – Скорее, переверните его на бок, – попросила я. Сразу несколько рук протянулось для помощи, и тяжелое тело было проворно повернуто ко мне широкой спиной в черной сарже. Я сильно двинула основанием ладони между лопаток, продолжив похлопывать снова и снова с безрезультативным глухим звуком. Массивная спина чуть вздрагивала от ударов, но ответного сокращения мышц, внезапно освобождающего от препятствия, не происходило. Я ухватилась за мясистое плечо и снова повернула его на спину. Гейли низко склонилась над застывшим лицом, называя мужа по имени, растирая его испещренное пятнами горло. К этому времени глаза закатились, и барабанная дробь каблуков стала замедляться. Руки, скрюченные в агонии, внезапно широко раскинулись, ударив по лицу оказавшегося поблизости, обеспокоенно присевшего на корточки. Захлебывающиеся звуки неожиданно прекратились, тучное тело обмякло, неподвижно застыв на каменных плитах, словно мешок с ячменем. Я лихорадочно нащупывала пульс на вялом запястье, краем глаза заметив, что Гейли делала то же самое, приподняв округлый выбритый подбородок и сильно вдавливая кончики пальцев в плоть под углом нижней челюсти в поисках сонной артерии. Обе попытки оказались тщетными. Сердце Артура Дункана, в течение стольких лет и без того обремененное необходимостью перекачивать кровь через этот массивный корпус, отказалось от борьбы. Я перепробовала все доступные мне способы реанимации, хотя и знала, что теперь они бесполезны: взмахи руками, массаж сердца, даже дыхание изо рта в рот, как бы противно это ни было, но с ожидаемым результатом. Артур Дункан был мертвее некуда. Я устало выпрямилась и отошла, когда отец Бейн, бросив на меня злобный взгляд, опустился на колени рядом с фискальным прокурором и принялся поспешно совершать последний обряд. У меня болели спина и руки, а лицо странно онемело. Гул вокруг меня казался удивительно далеким, будто от переполненного зала меня отделял занавес. Я прикрыла глаза и провела рукой по пощипывающим губам, пытаясь стереть вкус смерти.
***
Несмотря на смерть фискального прокурора и последовавшие формальности, связанные с обрядом погребения и похоронами, охота герцога на оленя была отложена всего лишь на неделю. Осознание скорого отъезда Джейми действовало на меня глубоко удручающе; я вдруг поняла, как сильно ждала с ним встречи за ужином после дневной работы, как колотилось сердце, если вдруг видела его урывками в течение дня, и насколько полагалась на его общество и его надежное, успокаивающее присутствие среди сложностей жизни в замке. И, если быть до конца честной, как сильно мне нравилась его мягкая, теплая сила каждую ночь в моей постели и пробуждение от его щетинистых, ласковых поцелуев по утрам. Будущее в его отсутствие представлялось безрадостным. Он крепко прижал меня к себе, моя голова уютно устроилась у него под подбородком. – Я буду скучать по тебе, Джейми, – тихо проговорила я. Он обнял меня еще крепче и горько усмехнулся. – Я тоже, Сассенах. Сказать по правде, я не ожидал такого, но мне будет больно с тобой расставаться. Он нежно погладил меня по спине, проводя пальцами по выпуклостям позвонков. – Джейми… ты будешь осторожен? Я почувствовала в его груди гулкую вибрацию от смеха, когда он ответил: – С герцогом или с конем? Он собирался, невзирая на мои немалые опасения, ехать на оленью охоту верхом на Донасе. Мне представлялось, как этот огромный гнедой зверь бросается со скалы из чистого упрямства или топчет Джейми своими смертельно опасными копытами. – И с тем и с другим, – сухо ответила я. – Если конь сбросит тебя, и ты сломаешь ногу, то окажешься во власти герцога. – Верно. Но ведь там будет Дугал. Я фыркнула: – Он сломает другую ногу. Он засмеялся и опустил голову, чтобы меня поцеловать. – Я буду осторожен, mo nighean donn. Ты обещаешь мне то же самое? – Да, – ответила я совершенно серьезно. – Ты имеешь в виду того, кто оставил подклад? Мимолетное веселье тут же испарилось. – Возможно. Не думаю, что ты в какой-либо опасности, иначе я бы тебя не оставил. И все-таки… О, и держись подальше от Гейлис Дункан. – Что? Почему? Я немного отстранилась, чтобы посмотреть на него. Ночь была темной, и его лица я не видела, однако тон был совершенно серьезным. – Эту женщину считают ведьмой, и рассказы о ней… Ну, с тех пор как умер ее муж, они стали намного хуже. Я не хочу, чтобы ты приближалась к ней, Сассенах. – Ты правда думаешь, что она ведьма? – требовательно спросила я. Его сильные руки обхватили меня за ягодицы и притянули вплотную. Я обняла его, наслаждаясь прикосновением к его гладкому, крепкому торсу. – Нет, – ответил он наконец. – И это не то, что, на мой взгляд, может представлять для тебя опасность. Ты обещаешь? – Хорошо. По правде говоря, я не сильно возражала против такого обещания; после случаев с подменышем и призывом у меня не возникало особого желания навещать Гейли. Я прижалась губами к соску Джейми, слегка потеребив его языком. Он издал горлом тихий глубокий звук и притянул меня ближе. – Раздвинь ноги, – прошептал он. – Я хочу быть уверен, что ты будешь помнить обо мне, пока меня здесь нет. Какое-то время спустя я проснулась от холода. Сонно нащупывая одеяло, я не смогла его найти. Вдруг оно само по себе возникло надо мной. Удивленная, я приподнялась на локте, чтобы оглядеться. – Прости, – сказал Джейми. – Я не хотел будить тебя, девочка. – Что ты делаешь? Почему не спишь? Я покосилась на него через плечо. Было еще темно, но мои глаза настолько привыкли, что я разглядела немного застенчивое выражение на его лице. Он сидел – сна ни в одном глазу – на табурете возле кровати, завернувшись для тепла в свой плед. – Просто… ну, мне приснилось, что ты пропала, и я не могу тебя найти. Это меня разбудило, и… Я захотел взглянуть на тебя, вот и все. Запечатлеть тебя в своем сознании, чтобы помнить, пока я в отъезде. Я откинул одеяло, мне жаль, что ты замерзла. – Все в порядке. Ночь была холодной и очень тихой, словно мы остались только вдвоем во всем мире. – Иди в постель. Ты, должно быть, тоже замерз. Он скользнул под одеяло и тесно прижался к моей спине. Его руки гладили меня от шеи к плечам, от талии к бедрам, очерчивая линии моей спины, изгибы моего тела. – Mo nighean donn, – тихо произнес он. – Хотя сейчас я бы сказал mo airgeadach. Моя серебряная. Твои волосы из позолоченного серебра, а твоя кожа – белый бархат. Calman geal. Белая голубка. Я прижалась к нему бедрами, приглашая, и со вздохом прильнула к нему, когда его твердая плоть заполнила меня. Он прижимал меня к груди и двигался вместе со мной, медленно, глубоко. Я слегка охнула, и он ослабил объятия. – Прости, – пробормотал он. – Я не хотел делать тебе больно. Но я так хочу быть в тебе, оставаться в тебе, там, внутри. Я хочу сохранить память обо мне в твоих потаенных глубинах вместе с моим семенем. Я так хочу обнимать тебя и быть с тобой до рассвета, покинуть тебя спящей и уйти с теплом твоих очертаний на руках. Я снова крепко к нему прижалась. - Ты не делаешь мне больно.
***
После отъезда Джейми я тоскливо слонялась по замку. Я осматривала пациентов в кабинете, занимала себя в садах, как могла, и пыталась отвлечься, перелистывая библиотеку Колума, но время все равно тянулось медленно. Я провела в одиночестве почти две недели, когда в коридоре за кухнями встретила девушку Лэаре. С того дня как увидела ее на лестничной площадке возле кабинета Колума, я время от времени тайком наблюдала за ней. Она выглядела вполне цветущей, но в ней чувствовалась легко различимая напряженность. Она казалась рассеянной и грустной – что и неудивительно для бедняжки, думала я ласково. Сегодня, однако, она выглядела немного взволнованной. – Мистрис Фрейзер! – заговорила она. – У меня для вас послание. Вдова Дункан, сообщила она, прислала весточку, что больна, и просит приехать и позаботиться о ней. Я колебалась, вспомнив наставления Джейми, но двойного влияния сочувствия и скуки оказалось достаточно, чтобы через час я пустилась по дороге в деревню с медицинским ящичком, притороченным позади меня к седлу лошади. У особняка Дунканов, когда я подъехала, царила атмосфера заброшенности и запустения, на сам дом распространилось ощущение хаоса. На мой стук никто не ответил, и когда я толкнула незапертую дверь, то обнаружила, что передняя и гостиная в беспорядке заставлены книгами и грязными бокалами, половики сдвинуты, а мебель покрыта густым слоем пыли. На мои оклики не появилась ни одна служанка, и кухня оказалась столь же пустой и неприбранной, как и остальная часть дома. С возрастающим беспокойством я поднялась наверх. Спальня напротив также была пуста, но из буфетной на другой стороне лестничной площадки я услышала слабый шаркающий звук. Толкнув дверь, я увидела Гейли, которая сидела в удобном кресле, опираясь ногами на столешницу. Она выпивала: на столешнице стояли бокал и графин, а комната крепко пропахла бренди. Она вздрогнула при виде меня, однако, улыбаясь, с трудом поднялась на ноги. Мне показалось, что глаза у нее были слегка не сфокусированы, но она определенно выглядела вполне здоровой. – Что случилось? – спросила я. – Ты не больна? Она вытаращилась на меня в изумлении. – Больна? Я? Нет. Слуги все сбежали, и в доме нет еды, зато предостаточно бренди. Хочешь капельку? Она снова направилась к графину. Я схватила ее за рукав. – Ты не посылала за мной? – Нет, – она уставилась на меня широко раскрытыми глазами. – Тогда почему… Мой вопрос был прерван шумом с улицы. Отдаленным, рокочущим, невнятным шумом. Я уже слышала его прежде, в этом же месте, и у меня вспотели ладони при мысли о противостоянии толпе, которая его производила. Я вытерла руки о подол платья. Рокот приближался, и не было ни нужды, ни времени для вопросов.
===
381. Чуть более 15 см. 382. Ареола – окрашенный кружок вокруг грудного соска. 383. Умбиликус (лат. umbilicus) – пупок. 384. 91, 44 см. 385. Подменыши – существа в европейском фольклоре, которыми, согласно сказкам и поверьям, подменяли похищенных духами или волшебными существами детей человека. 386. Стерлинг – город в центральной части Шотландии. Административный центр округа Стерлинг, а также один из старейших городов и бывшая столица Шотландского королевства. 387. Более 15 см. 388. Почти 450 г. 389. Рыбья кожа – вид кожевенного материала, получаемого из кож рыб. Рыбья кожа обрабатывается так же, как и обычные кожи животных, она эластичная, мягкая, дышащая и водонепроницаемая. Эта кожа имеет большую износостойкость и долговечность, что обусловлено более плотным расположением коллагеновых волокон. 390. «Гримуар графа Сен-Жермен» (фр.). 391. Гримуар – средневековая книга, в которой, как считалось, описываются магические процедуры и заклинания для вызова духов (демонов) или содержащая какие-либо колдовские рецепты. 322. Оккультизм – «скрытое знание», учение о «скрытых способностях человека» и «незримых силах природы». 393. Дезабилье – лёгкая, простая, домашняя одежда, которую надевают, встав с постели, и не носят при посторонних. 394. Когда-то считалось, что селитра вызывает импотенцию, и до сих пор ходят слухи, что она содержится в казенной пище (например, в военной еде) в качестве анафродизиака; однако нет никаких научных доказательств таких свойств. 395. Грум – слуга, верхом сопровождающий всадника или едущий на козлах, на задке экипажа. 396. Гагат – разновидность каменного угля, осадочная горная порода, легко поддающийся обработке и полировке поделочный камень. Известен также под названиями чёрный янтарь, чёрная яшма или гишер. 397. Агностик – человек, который не отрицает существование бога, но и признает, что его может просто не быть. Для них нет авторитетных источников в различных религиях, все священные писания для агностика – лишь литературные памятники.
Оutlander является собственностью телеканала Starz и Sony Entertainment Television. Все текстовые, графические и мультимедийные материалы,
размещённые на сайте, принадлежат их авторам и демонстрируются исключительно в ознакомительных целях.
Оригинальные материалы являются собственностью сайта, любое их использование за пределами сайта только с разрешения администрации.
Дизайн разработан Стефани, Darcy, Совёнок.
Запрещено копирование элементов дизайна!