Хочется объяснить, что сейчас, как вы справедливо заметили, молодые люди взрослеют намного позже, чем в прошлом. В России, как мы помним из Пушкина, крестьянских детей женили (выдавали замуж) в 13-14 лет, а во времена Древней Руси - ещё раньше, поскольку по тем законам  мужчина считался совершеннолетним только после женитьбы. В Англии 18 в. человек считался (и до сих пор вроде считается)  совершеннолетним с 21 года, но на деле подростки начинали вести взрослую жизнь намного раньше (с 10-14 лет) в зависимости от их социального статуса. Не помню основную сагу, но Джейми с Йеном-старшим в 16 лет то ли учились в университете, то ли воевали, так что их уже не считали детьми или подростками. И Йен-младший  в 15 лет уже многое себе позволял. Грей не относится к Нику, как к ребёнку - скорее, как младшему брату (хм, если можно так выразиться в данной ситуации)) Грей по натуре доминант, но конечно, порой его удивляют знания Ника - он ведь считает, что он не слишком образован, раз не знает языков. Но во-первых, любовь слепа, а во-вторых, Сноу (как всем уже понятно) готовился к жизни в прошлом и за время пребывания там научился вести себя соответственно. С волками жить - по волчьи выть, как говорится. Нельзя показывать слабость, иначе тебя заклюют - это особенно актуально в подростковых группах, дети уже с 13-14 лет начинают самоутверждаться.Конечно, Сноу хочет понравиться Грею - для него это совсем иной, более интересный с точки зрения путешественника во времени уровень, чем лавочники и торговцы из неблагополучного района. Ну а подробности и объяснения - обязательно будут в следующих главах))

Вернувшись в полк, Грей  около часа работал над отчетом для Гарри, дополняя рапорт капитана Мэллори и сведения, полученные от его лейтенантов, собственными пояснениями и выводами. Переписав текст начисто, он лично отнес документ в кабинет Кворри, который, быстро пробежав его глазами, хмыкнул и, нацарапав внизу размашистое «одобряю», сунул бумагу в ящик своего стола.
– Ну вот и отлично, – сказал он, потягиваясь. – Как я понимаю, Грей, ты на этом не остановишься?
Грей кивнул в ответ.
– Да, хочу провести такие же учения с отрядами Уилмота … – начал он, но Гарри не дал ему договорить.
– Поступай, как знаешь, я всегда тебя поддержу – да и Пардлоу наверняка будет доволен подготовкой новичков, хотя вряд ли скажет об этом открыто, – с усмешкой прибавил он. – Кстати, куда это ты так вырядился? Идешь на приём или на свидание?
– Хотел пойти с визитом, но передумал, – небрежно ответил Грей и пригласил Гарри на обед в «Бифштекс». Приятель с радостью согласился, и уже через десять минут они вышли из штаба, чтобы провести приятный вечер в любимом клубе лорда Джона.
Когда в одиннадцатом часу ночи он вернулся к себе на квартиру, Том с подчеркнуто вежливым поклоном вручил ему письмо. Оно было от мистера Хантера, и благодушное настроение Грея, вызванное плотным ужином, приятной беседой и бутылкой выдержанного бренди на двоих, сменилось чувством беспокойства и даже тревоги. Попытка отвлечься от мыслей о Николасе привела к тому, что он на время забыл о своём расследовании и о лорде Бэрдфорде, который должен был со дня на день вернуться в Лондон.
– Что нового, Том? Наш подозреваемый ещё не приехал? – спросил Грей, забирая письмо.
– Пока нет, милорд. Не беспокойтесь, как только он объявится, вы тут же об этом узнаете, – ответил камердинер, помогая своему нанимателю снять камзол и жилет. – Вы завтра опять наденете этот костюм? – поинтересовался он, с неодобрением разглядывая крошечное пятнышко от соуса на левом манжете синего шелкового камзола.
– Нет, Том, пока он мне не нужен, – успокоил его Грей. – Скажи, а ты не мог бы – ээ – укоротить пару моих подштанников так, чтобы они были ... примерно такой длины? – Он провел ребром ладони по середине своего бедра, дюймов на семь ^[1] выше колена.
[1] 7 дюймов = 18 см.
Том удивился и попытался переубедить своего нанимателя:
– Но они же будут сбиваться и лезть вверх при ходьбе, милорд!
Однако Грей был непреклонен, и Тому пришлось уступить. Пообещав, что к утру новое бельё будет готово, камердинер с поджатыми губами удалился в гардеробную, а Грей сел в кресло перед камином и вскрыл письмо мистера Хантера.
Хирург, вполне удовлетворённый представленными доказательствами, писал, что может договориться о переправке «больного» в Уэльс. Там, на острове Англси, в местечке с непроизносимым для англичанина названием Llantrchymedd, проживал его «давний друг и бывший пациент».
«Этот человек сможет обеспечить должный уход и контроль за нашим больным в пределах той суммы, которая будет выделена на его содержание», – сообщал мистер Хантер.
Грей вздохнул. Он надеялся, что сам граф, – или леди Элизабет, которая не откажется стать опекуном своего недееспособного супруга, – позаботятся о том, чтобы это содержание было достойным. Во всяком случае, одна из проблем была решена. Мистер Хантер выразил готовность в любой момент отправиться вместе с лордом Джоном к «пациенту», присутствовать при их беседе и подтвердить свой диагноз:
«Полное душевное расстройство и неспособность больного руководить своими поступками».

Дочитав письмо до конца, Грей аккуратно сложил лист и некоторое время размышлял, глядя на пляшущие в камине язычки пламени. После разговора с Николасом он уже не был уверен в невменяемости графа. Это означало, что преступник мог оказаться от «лечения», и выгнать их с хирургом из своего дома – или даже попытаться их убить. Однако теперь у Грея было достаточно улик, чтобы разоблачить злодея, и отправить его не только в сумасшедший дом, но даже на эшафот. Он надеялся, что лорд Бэрдфорд примет их условия, ведь граф не знал, что Грей не станет обращаться к властям – конечно, если останется в живых после посещения Оук-Холла. В противном случае поверенный вскроет второй пакет и передаст его записи судье. Но лорду Джону этого не хотелось – точнее, ему совсем не хотелось умирать.

Утром следующего дня Грей надел новые укороченные подштанники под свободные форменные бриджи и нарядную рубашку из тонкого полотна под повседневную униформу. Пока Том возился с его волосами, лорд Джон незаметно взял с туалетного столика небольшую расческу и спрятал её в карман жилета. Вчера он не стал просить расчёску у Ника, решив, что это не совсем удобно. На взгляд Грея, личные вещи друг друга могли использовать только люди, состоявшие в близких отношениях – да и то не всегда. А кроме того, он не желал, чтобы мистер Сноу снова касался его волос: в прошлый раз это произвело на него столь сильное впечатление, что он опасался себя выдать, если подобное повторится.
Побывав на плацу, где несколько отрядов, четко выполняя команды своих лейтенантов, занимались строевой подготовкой, и предупредив капитана Уилмота, что его людей в скором времени тоже ожидают учебные стрельбы, Грей вернулся в свой кабинет. Около получаса он разбирал договора и очередные инструкции – к счастью, их оказалось не много, и в половине одиннадцатого лорд Джон уже оказался на небольшой рыночной площади, в северной части которой находился вход в безымянный переулок, где жил мистер Сноу.
Проходя вдоль торговых рядов, он почувствовал аромат свежей сдобы и купил с лотка несколько ещё теплых корнуэльских пирогов к чаю, который наверняка приготовил Николас. Ровно в одиннадцать он снова стоял перед знакомой дверью, но в этот раз ему пришлось постучать, прежде чем она открылась.
Поздоровавшись, Грей вручил мистеру Сноу свёрток с пирогами. Молодой человек удивлённо взглянул на гостя, поблагодарил его, принюхался, развернул льняную ткань – и звонко рассмеялся.
– Что вас так развеселило, мистер Сноу? – сдержанно поинтересовался Грей, не ожидавший подобной реакции.
– О, прошу прощения, лорд Джон, – с улыбкой ответил Николас. – Я не хотел вас обидеть, просто мне показалось забавным, что мы с вами купили одинаковые пироги. Кажется, наши вкусы совпадают.
С этими словами он направился к кухонному столику и вернулся оттуда с большой тарелкой, на которой лежали точно такие же пироги. Грей невольно улыбнулся, а потом и вовсе рассмеялся, однако причиной его веселья были не одинаковые пироги, а замечание Ника о совпадении их вкусов.
«Господи, сделай так, чтобы они совпали во всём остальном», – думал лорд Джон, переодеваясь за голубым пологом. Сейчас в простенке между окном и шкафом появилось небольшое зеркало, и он, расстегнув фибулу на правом плече, распустил волосы и расчесал их так, чтобы часть прядей, как и в прошлый раз, свисала ему на грудь.
Садясь в кресло и принимая прежнюю позу, Грей уже не опасался за свой внешний вид; все его интимные места скрывали укороченные подштанники, поэтому по сравнению с предыдущим сеансом он чувствовал себя намного свободнее.
Николас поправил складки на левом плече лорда Джона, надел покрытый пятами краски холщовый балахон, подтянул рукава и взялся за кисти.
– Сколько сеансов вам потребуется для завершения картины, мистер Сноу? – выждав некоторое время, поинтересовался Грей.
Николас ответил не сразу.
– Думаю, ещё четыре – или, может быть, пять, – произнёс молодой человек, смешивая краски на деревянной дощечке-палитре. – Я хотел бы поработать над этим портретом подольше, лорд Джон, чтобы всё вышло так ... так как я задумал.
– Что ж, надеюсь, у вас всё получится, – помедлив, заметил Грей.
– Я тоже на это надеюсь, – с еле слышным вздохом сказал молодой человек. – Вы ведь остаётесь с полком в Англии, раз война уже окончена?
– Да, до тех пор, пока не получим новое назначение, мистер Сноу, – твердо произнес Грей, решив, что откладывать объяснение больше нельзя, – другой возможности ему может уже не представится.
– А когда вы его получите? – опередил его Николас. – Ох, простите моё любопытство, лорд Джон, наверное, это военная тайна, – полушутя-полусерьёзно прибавил он.
– Нет, не тайна, – пожал плечами Грей. – Просто мы сами этого ещё не знаем. Как вы помните, наш командир – мой брат Харольд – в настоящее время с частью полка находится в Европе, и только он может получить новое назначение в Военном ведомстве. Но для этого он сначала должен вернуться в Англию.
– Понятно. И вы уже знаете, когда он возвращается? – вежливо поинтересовался Николас. Однако Грей ощутил, что молодой человек с нетерпением ожидает ответ на свой вопрос.
– Полагаю, где-то в середине этого месяца, – с деланным равнодушием ответил Грей. – Надеюсь, к этому моменту вы успеете завершить свою работу, мистер Сноу. Когда наши подразделения объединяться, я буду очень занят подготовкой полка к новому походу.
– Да, лорд Джон, думаю, что за две недели я успею закончить ваш портрет, – медленно произнес Николас, сосредоточенно водя кистью по холсту. Пожалуй, слишком сосредоточенно, решил Грей.
Прошло около десяти минут, прежде чем мистер Сноу снова заговорил.
– И куда вас могут отправить – я имею в виду ваш полк, лорд Джон, – спросил он, по-прежнему не отрывая взгляда от картины. – Опять на Ямайку? Или во Флориду, охранять новые территории?
– Ну, вряд ли это будет Ямайка, – ответил Грей, стараясь скрыть охватившее его волнение. – Сейчас там всё спокойно. Вероятно, Флорида или Канада, а может быть, и Ост-Индия.
– Даже Индия? И сколько же туда плыть? – с ноткой растерянности в голосе спросил Николас.
– Думаю, около восьми – десяти недель, – ответил Грей. Три месяца безделья в ограниченном пространстве в компании одних и тех же людей могли ещё теснее сблизить – или окончательно рассорить даже хороших друзей.
– Целых три месяца … как это долго, – со вздохом произнес мистер Сноу, бросая быстрый взгляд на Грея. – Может, сделаем перерыв, лорд Джон? Пойду приготовлю чай.
И, не дожидаясь ответа, художник отложил кисти, снял свою блузу и быстро вышел из студии.
Грей готов был поклясться, что молодой человек расстроился, и надеялся, что причиной этому послужило известие об их скором расставании. Но это предположение требовало тщательной проверки, и когда они пили чай с пирогами, Грей нейтральным тоном произнес:
– Кстати, нашему полковому хирургу – доктору Протеро – требуется ассистент. Не хотели бы вы занять эту должность, мистер Сноу? Жалованье, конечно, невелико, но не думаю, что у вас будет много работы: сейчас мир, и вам не придется ухаживать за раненными. Да и мистер Протеро, на мой взгляд, неплохой специалист в своем деле.
Говоря это, Грей внимательно наблюдал за реакцией Николаса, и понял, что молодого человека явно поразили его слова, хотя он и постарался скрыть свое удивление, уставившись в чашку с чаем.
– Благодарю вас за доверие, лорд Джон, – медленно произнёс Ник, ставя чашку на поднос. – Но я говорил вам, что профессия врача – точнее, хирурга, – меня не привлекает. Боюсь, я не сумею как следует выполнять обязанности ассистента вашего доктора. Ваше предложение – это честь для меня, но, к сожалению, я не могу его принять.
– Жаль, – только и мог сказать Грей. К несчастью, его опасения оправдались: молодой человек не желал менять свой образ жизни и отказываться от любимого занятия ради ... Ради кого? Ради человека, который был для него всего лишь идеальной моделью?
– А сколько стоит патент лейтенанта или прапорщика в вашем полку? – внезапно произнес мистер Сноу.
В первое мгновение Грею показалось, что он ослышался, – но, взглянув на Николаса, лорд Джон понял, что молодой человек ждет его ответа.
– Ну, патент прапорщика обойдётся вам в четыреста пятьдесят фунтов, а за патент лейтенанта придётся заплатить на сто пятьдесят фунтов больше, – сказал он, откашлявшись.
– Да, солидная сумма. – Николас удивлённо покачал головой, слегка нахмурив брови. – А сколько сейчас стоит унция золота, вы случайно не знаете, лорд Джон?
– Нет, не знаю, – ответил Грей, пытаясь унять сердцебиение и привести мысли в порядок. – Так вы хотите… – он запнулся, не в силах поверить в происходящее. – Вы хотите приобрести офицерский патент и поступить на военную службу Его Величества?
– Ну, если мне хватит денег купить патент прапорщика, и если мне, как иностранцу, позволят это сделать – то да, я хотел бы поступить на службу в полк вашего брата – если, конечно, он захочет меня взять, – решительно произнес Николас, взглянув прямо в глаза лорда Джона.
Они смотрели друг на друга несколько секунд, и Грей готов был протянуть руку и коснуться щеки молодого человека, но Николас внезапно опустил глаза и немного откинулся назад, словно пытаясь отстраниться от него.
«Ещё не время», – понял Грей и, взяв чашку, сделал несколько глотков остывшего чая, даже не почувствовав его вкуса.
– Думаю, мой брат не станет возражать против вашего поступления в наш полк, особенно, если узнает, какой вы отличный боец, мистер Сноу, – сказал он. – Ваше подданство также не будет иметь особого значения после того, как вы присягнёте на верность Короне. А если вам не хватит средств для приобретения патента, то я могу одолжить вам недостающую сумму... –
– Благодарю вас, лорд Джон, – прервал его Николас. – У меня есть средства, но это не деньги, а золото. Готовясь к поездке сюда, я решил взять с собой золото – ведь его легко спрятать, а затем реализовать. Правда, я пока не прикасался к своему «золотому запасу», поскольку начал неплохо зарабатывать, рисуя вывески и портреты лавочников. – Тут он усмехнулся. — Вот почему я не знаю, сколько оно здесь стоит.
– Полагаю, цену золота можно узнать у ювелира или у надёжного банкира, – сказал Грей, понемногу успокаиваясь. – Прошу прощения за любопытство, мистер Сноу, но разве золото легко спрятать?
– Да, лорд Джон, – если его замаскировать под другой металл, например, под железо или свинец, – весело пояснил Николас. – Так вы поможете мне – порекомендуете надежного менялу или ювелира, чтобы я мог продать свое золото по самой выгодной цене?
– Конечно, мистер Сноу, можете на меня рассчитывать, – улыбнулся ему в ответ Грей.
После столь плодотворного чаепития они вернулись на свои места: лорд Джон – в кресло, а Николас – к мольберту. Следующий час пролетел незаметно: сначала Грей позволил себе немного помечтать, но быстро взял себя в руки, поняв, что не может смотреть на Ника без улыбки. Юноша тоже часто улыбался: видимо, как и лорд Джон, он был доволен тем, что произошло, поэтому рисовал легко и с удовольствием.
Наконец мистер Сноу с явной неохотой отложил кисти и, поблагодарив Грея за терпение, снял балахон и вышел из студии. Грей проводил его взглядом, вздохнул, растер щиколотку, выбрался из кресла и отправился переодеваться. Теперь он совершенно точно знал, что нравится Николасу, но не желал торопить события. Нужно было, чтобы молодой человек осознал природу своих чувств и сам сделал первый шаг – или хотя бы дал понять, что готов к этому.
Переодевшись, он спустился вниз, но, увидев, как Ник ставит на стол чашки и тарелку с новой порцией пирогов, понял, что ему сейчас нужно нечто большее, чем очередное чаепитие.
– Не хотите ли сходить со мной в фехтовальный зал, мистер Сноу? – спросил Грей. Николас быстро взглянул на него своими колдовскими глазами.
– С удовольствием, лорд Джон. Когда именно?
– Прямо сейчас. Вы не против?
Брови молодого человека взлетели вверх, но спустя пару мгновений он твердым голосом ответил:
– Конечно не против, лорд Джон. Вы подождете, пока я переоденусь?

Грей вернулся на Кавендиш-сквер в сумерках – в начале седьмого вечера солнце уже село, но небо на западе все ещё оставалось светлым. Над самым горизонтом узкая золотая полоска плавно переходила в оранжевый, который алел, становился пурпурно-фиолетовым, чтобы в вышине слиться с черно-синим небосводом, усеянным еле заметными искорками звезд.
Лорд Джон не чувствовал усталости: напряжённые мышцы расслабились за время, проведённое с Ником в трактире: после тренировки он пригласил молодого человека на обед.
Сеньор Беркулли встретил их как добрых друзей и, отпустив пару шутливых замечаний по поводу нежелания Грея оставаться в форме и худобы Николаса, ткнул юношу под ребра своим коротким, но твердым, словно железо, пальцем. Мистер Сноу, ещё не привыкший к такому обращению, порозовел, словно девушка, тем самым доставив немалое удовольствие Грею. Сегодня в зале было пусто, и они, сняв камзолы с жилетами, надели перчатки, взяли рапиры и вышли на середину помещения.
В этот раз Николас, следуя замечаниям сеньора Беркулли, поприветствовал партнёра по всем правилам. Скрестив клинки, они сошлись, и Грей сделал первый выпад, начав с простой атаки из четвёртой позиции {L}, в левый верхний сектор противника. Мистер Сноу легко отбил его клинок, не дал уколоть себя в руку, ушёл вниз и, в свою очередь, попытался поразить Грея в бедро. Грей разгадал его маневр, отбил удар, и контратаковал с выдержкой {J}, но Николас не поддался на его уловку и просто отскочил назад.
{L} Четвертая позиция — оружие находится в 4-м секторе. Вооруженная рука немного согнута и вместе с оружием расположена против левого края туловища фехтовальщика. Острие выше гарды. Внутренний край гарды и средняя часть клинка стоят точно против левой границы груди, а острие на уровне глаз и немного левее головы.
{J} Атаки с выдержкой — разновидность атак с обманами. Выдержкой в данном случае называется короткий момент, когда атакующий внезапно для противника останавливает движение своего оружия, намереваясь действовать в дальнейшем в зависимости от действий противника. Противник же, как правило, ожидая укол, производит защитное движение оружием, раскрывая этим себя, чем и пользуется атакующий.

Сеньор Беркулли с возгласом:
– Ах ты, piccolo furbetto! (маленький хитрюга – итал.) – погрозил ему пальцем. Николас захлопал глазами и, виновато взглянув на maître d’armes (учителя фехтования – франц.), учтиво поклонился лорду Джону. Улыбнувшись, Грей в ответ отсалютовал ему рапирой. Он наслаждался каждым движением своего партнера, чья гибкость и подвижность с лихвой компенсировала недостаток силы и опыта.
– En garde. Защищайтесь, – сказал он, начиная новый бой, после чего атаковал из нижней позиции. Николас отразил удар, и тут же контратаковал, сделав молниеносный выпад в область талии противника. Лорд Джон отбил его клинок и выпрямил руку, целясь в третий сектор. Николас парировал и попытался нанести удар в темп, но Грей применил круговую защиту с захватом{N} и нанес юноше укол чуть выше сердца. Сеньор Беркулли издал одобрительный возглас – правда, не слишком громкий.

{N} Круговая защита - перед тем, как отбить шпагу противника, обороняющийся совершают вращательное движение кистью руки, благодаря чему его оружие описывает полный или неполный круг. Круговая защита с захватом – обороняющийся круговым движением своей шпаги входит в соединение с клинком противника, чтобы нажимом своего оружия отвести его в сторону. Захват — силовое воздействие оружием на клинок противника в соединении с ним.

– Touché, попал, – произнес мистер Сноу, отступая назад и опуская руки. – Вы просто … просто неподражаемы, лорд Джон. Как вы это сделали?
Грей поклонился в ответ и под аккомпанемент восклицаний маленького сицилийца в замедленном темпе показал Николасу, как он нанес этот укол. После небольшой паузы, за время которой мистер Сноу успел отдышаться, они вновь скрестили клинки.
На этот раз Николас атаковал первым, но Грей круговой защитой с переводом{O} отбросил его клинок. Юноша сделал выпад из нижней позиции, но выпад оказался ложным, и в тот момент, когда Грей попытался его отразить, молодой человек прокрутил перед носом противника свою знаменитую «мельницу», перешел в кварту{P} и, рванувшись вперед, нанес ему укол в грудь. Сеньор Беркулли громко зааплодировал: было очевидно, что он покорен техникой мистера Сноу. Грей прекрасно его понимал, поскольку испытывал к молодому человеку те же – и даже более сильные чувства.

{O} Круговая защита с переводом – обороняющийся круговым движением отражает атаку, обводит шпагу или руку противника и атакует его. Перевод — нападение, выполняемое с обведением клинка, гарды или вооруженной руки противника.
{P} Кварта – от «quarto» (четвертый – лат, итал.) – четвёртая позиция в фехтовании. Вооруженная рука немного согнута и вместе с оружием расположена против левого края туловища фехтовальщика. Острие выше гарды, клинок направлен на оппонента и находится на уровне его лба. Кварта может быть высокой (кисть на уровне груди и выше) или низкой (кисть на уровне середины бедра). Высокая кварта (полукруговая) характерна для шпажной техники, низкая – для сабельной техники (выполняется с заниженной стойкой).

На этом их тренировка закончилась: лорд Джон заметил, что силы Николаса на исходе, поэтому предложил перенести на следующий раз демонстрацию «восточных приёмов», которые так впечатлили сеньора Беркулли. К тому же Грей достиг своей цели: сбросил напряжение, израсходовав часть энергии, которая бурлила в его крови после разговора в студии.
Они вытерли вспотевшие лица, оделись, поблагодарили владельца и покинули salle des armes. Уходя, Грей оставил на столике в передней несколько серебряных шиллингов – судя по всему, у сеньора Беркулли было совсем мало учеников, а желающих использовать его зал для своих тренировок – и того меньше.
Выйдя на улицу, они отправились в уже знакомый чоп-хаус, где Грей сказал, что теперь его очередь платить за обед. Сегодня он заказал бутылку вина, так как в прошлый раз заметил, что Николасу не понравилось пиво. В свою очередь мистер Сноу сделал особый заказ: выяснив у слуги, есть ли на кухне яблоки и другие свежие овощи, он попросил мелко порезать или натереть на терке пару морковок, зелёную редьку и яблоко, полить эту смесь прованским маслом, посолить, приправить перцем и подать им в качестве дополнительного гарнира к мясу с жареным картофелем.
– Вы собираетесь есть сырые овощи? – удивился Грей, неожиданно вспомнив, как Фрейзер ел зелёный салат в Ардсмюире. Николас пожал плечами.
– Ну, мы ведь едим летом фрукты: яблоки, сливы, абрикосы и прочее. Овощи – это те же фрукты, только несладкие. Употребление свежих овощей и фруктов улучшает пищеварение, придает сил, укрепляет зубы и зрение.
– Очевидно, так считал ваш дедушка? – уточнил Грей.
– Да, лорд Джон, и он тоже, – немного помедлив, ответил Ник. – Многие врачи считают, что в сырых плодах и овощах содержатся особые вещества, которые укрепляют здоровье человека. Посмотрите на лошадей – сколько в них сил и энергии, какие у них крепкие зубы и блестящие гривы, хотя они едят только траву и овес. Морковь и яблоки для них – настоящее лакомство.
– Вы любите лошадей, мистер Сноу? – спросил Грей, пригубив вино. Молодой человек заулыбался и энергично закивал головой.
– Да, очень. Они такие ... такие живые – сильные и красивые. Правда, я совсем в них не разбираюсь и не умею за ними ухаживать. Это плохо, да? Я имею в виду – для военного.
– Ничего страшного, – тоже улыбнулся Грей. – Лошади – очень умные животные. Они почувствуют вашу любовь и ответят на неё. А всему остальному вы быстро научитесь.
Мистер Сноу, ободренный этими словами, совершенно успокоился. Конечно, всё обстояло далеко не так просто – и не только с лошадьми. Прапорщику, как младшему по званию, приходилось выполнять приказы и поручения всех офицеров полка. Это было не совсем честно, но Грей не хотел, чтобы Николас раньше времени познакомился с изнанкой армейского быта. Лорд Джон собирался взять мистера Сноу к себе вторым адъютантом – как подполковник он имел на это полное право. Конечно, окончательное решение будет за Хэлом, но Грей надеялся его уломать.
А ещё он надеялся, что мистер Сноу не обманет его доверия, как тот, другой – ведь молния не бьёт дважды в одно и то же место ^[4].
[4] Lightning never strikes twice in the same place – английская пословица.
Они начали есть, и, глядя на то, как молодой человек с явным удовольствием поглощает оранжево-зелёную смесь, Грей тоже попробовал этот овощной салат. Его вкус напоминал вкус зелёного огурца с яблоком и приятно оттенял сочное жареное мясо с кровью. За едой они обменялись несколькими фразами: Николас шутливо поинтересовался, будет ли у него свободное время и место для рисования, и не засмеют ли его соседи по казарме.
Грей понял, что беспокоит молодого человека, и так же шутливо пояснил, что ему не придётся, как простому солдату, жить в казарме или в общей палатке в походе. Прапорщики, как и прочие офицеры, могли снимать жильё или иметь собственную палатку, где они могли ночевать и хранить личные вещи.
– Конечно, вам придётся довольно рано – раньше других офицеров – появляться на службе. У вас не будет собственного отряда, но любой солдат или сержант будут выполнять ваши приказы, а вы, в свою очередь, будете выполнять распоряжения старших офицеров. Обычно прапорщики исполняют обязанности адъютантов или курьеров.
Николас удовлетворённо кивнул, а лорд Джон спросил, хорошо ли он стреляет. Молодой человек замялся и ответил, что стрелять он умеет, но никогда прежде не стрелял из мушкета. Судя по всему, у четырнадцатилетнего подростка – а именно столько было Николасу в момент смерти деда – не было возможности научиться стрелять из боевого оружия.
— Значит, ваш дедушка никогда не занимал должность армейского хирурга? – спросил Грей. Николас искренне удивился и отрицательно покачал головой.
– Нет, никогда. Он ... – тут юноша запнулся. – Иногда он оперировал и лечил тех, кто когда-то был ранен на поле боя, но делал это как гражданское лицо, по просьбе самих пострадавших или их родных.
Грей не стал уточнять, какой национальности были эти пострадавшие. По окончании обеда они с мистером Сноу, пройдя через знаменитую площадь Семи Циферблатов, дошли до Кроун-стрит. Миновав тот самый переулок, где меньше двух недель назад состоялась их первая встреча, они остановились на следующем перекрестке. Грею очень хотелось проводить молодого человека до самой калитки, однако он понимал, что это будет выглядеть по меньшей мере странно, и, обменявшись дружеским рукопожатием, они с Николасом разошлись в разные стороны.
Через полчаса Грей бодрым шагом пересёк плац и поднялся в свою квартиру. Том Бёрд устремился ему навстречу, и по выражению его лица лорд Джон понял, что случилось нечто непредвиденное – и мгновенно догадался, о чём пойдет речь.
– Милорд, – выпалил Том, даже не поприветствовав своего нанимателя. – ОН вернулся! Сегодня, в три часа дня! Я пытался вас найти, но ... – тут он осёкся, поняв, что пренебрегает своими прямыми обязанностями, и быстро помог лорду Джону раздеться.
– Простите, милорд, – пробормотал камердинер, вешая на вешалку плащ и шляпу Грея. – Вы голодны? У меня всё готово. Налить вам чая?
– Нет, спасибо, Том, я уже пообедал, – ответил Грей, сбрасывая свои ботинки и надевая домашние войлочные туфли. Его радужное настроение несколько поблёкло. – Лучше расскажи мне всё о нашем ... объекте.
И Том рассказал – обстоятельно и со всеми подробностями.

Выслушав доклад камердинера и уточнив несколько деталей, Грей взглянул на стоящие на камине часы – до восьми оставалось около десяти минут. Ему понадобилось почти столько же, чтобы написать короткую записку мистеру Хантеру, в которой он приглашал хирурга посетить вместе с ним 
«… того самого пациента, чьё лечение мы с вами обсуждали ранее. Жду вас завтра в одиннадцать утра у ворот на Плац. 
Искренне ваш
Лорд Джон Грей» 

Запечатав письмо, Грей отдал его Тому, чтобы тот незамедлительно отвез послание мистеру Хантеру. Хирург жил в Холборне, в районе Бакстон-стрит, и Том заверил своего нанимателя, что доберется туда меньше чем за час. Медлить было нельзя – мистер Хантер мог завтра с утра отправиться в анатомическую школу своего брата, а граф – в Палату лордов. 
Попрощавшись с Томом, Грей снова сел за стол и взялся за перо. Нужно было предупредить мистера Сноу, что их завтрашний сеанс не состоится. 
Взвесив все за и против, он решил сообщить Николасу, что отправляется к предполагаемому убийце. Ему не хотелось, чтобы у юноши сложилось впечатление, будто он его избегает, передумав брать в полк. 
Закончив записку фразой:
«Буду у вас послезавтра в одиннадцать», 
лорд Джон, немного помедлив, написал:
«Ваш верный друг и преданный слуга 
Джон Грей».

Он сознавал, что так можно было завершать письмо только к очень близкому другу, для обычного знакомого подошло бы нечто более нейтральное. Однако даже эти слова не могли выразить его подлинные чувства, но большего Грей позволить себе не мог.

Мистер Хантер с серьёзным видом подтвердил слова Грея:
– Да, лорд Джон совершенно прав: у входа дожидается карета – вы должны были её видеть, мистер Джонстон. Вас необходимо изолировать, чтобы вы больше не навредили ни себе, ни окружающим. 
Глаза убийцы вспыхнули, он отступил назад к двери, и Грей, пытаясь его остановить, насмешливо произнёс:
– Скажите, мистер Джонстон, вам понравилось общество тех, кого вы назвали «проклятыми содомитами»? 
Это была его личная месть преступнику за надругательства над телами убитых и за собственные неприятные ощущения. 
Уловка сработала: Майкл Джонстон побагровел, шагнул вперед, и, внезапно заведя руку назад, выхватил из-под камзола короткий клинок с изогнутым, расширяющимся к концу лезвием, чем-то напоминающий мачете кубинских рабов. Он занес его над головой и двинулся в обход стола навстречу Грею. Мистер Хантер с удивительным проворством отпрянул назад, выставив перед собой стул. Грей выхватил из-за пазухи пистолет, взвёл курок и направил его на безумца, который был всего в нескольких ярдах от него.
– Брось оружие, – сказал он, но Майкл Джонстон продолжал наступать, не обращая внимания на дуло пистолета, нацеленное ему в грудь, и тогда Грей спустил курок. Ему ещё никогда не приходилось стрелять в помещении, поэтому звук выстрела показался ему оглушительным, словно взрыв пушки. Он невольно зажмурился, но через мгновение открыл глаза и увидел, что Майкл Джонстон всё ещё держится на ногах, несмотря на темное пятно с обожженными краями, появившееся на левой стороне его груди. Очевидно, рука лорда Джона дрогнула, и он не попал убийце в сердце. 
«Проклятье, неужели придётся добить раненного? Только бы он умер сам», – с горечью подумал Грей, сунув разряженный пистолет себе за пояс.
 Однако Майкл Джонстон не собирался умирать. Он покачнулся, опёрся обеими руками о стол, но так не бросил меч. Эдмунд Бэрдфорд, сидевший за столом напротив Майкла, потрясённо смотрел на него полными жалости и ужаса глазами. Маньяк поднял голову и взглянул прямо в лицо объекту своей ненависти. 
– Будь ты проклят, – прохрипел он и закашлялся, уронив голову на грудь. 
– Я должен осмотреть его рану, – подал голос мистер Хантер. Грей кивнул, но не успел хирург сдвинуться с места, как Майкл Джонстон выпрямился и со словами: 
– Сдохни, ублюдок! – замахнулся мечом на графа. Грей левой рукой рванул из-за пазухи второй пистолет, но пока он взводил курок, убийца метнул свой клинок в лорда Бэрдфорда. Грей выстрелил с левой руки, Майкл Джонстон мешком осел на пол, однако было уже поздно – меч вонзился графу в левое плечо с такой силой, что он опрокинулся назад вместе со стулом.  Мистер Хантер бросился к графу и опустился рядом с ним на колени. Грей видел только плечи и затылок хирурга в темном парике, всё остальное, в том числе и лежащую на полу фигуру Эдмунда Бэрдфорда, заслоняла поверхность широкого стола. 
Дверь в библиотеку распахнулась, и на пороге возникла фигура Тома Бёрда, из-за его спины выглядывали испуганные лица лакеев. Грей впал в состояние странной отрешённости: он словно наблюдал за происходящим со стороны. Всё оказалось напрасным – ещё один человек погиб, и на этот раз исключительно по его вине. 
– Скорее, принесите мой саквояж из кареты! – голос хирурга, словно звук победных труб, вывел Грея из транса. – И мне нужна чистая ткань для бинтов, и вода, чтобы обмыть рану графа!
Грей со вздохом облегчения оперся о край стола. Супруг леди Элизабет был жив, и лорд Джон страстно желал, чтоб он выжил – так же, как минуту назад он желал смерти другому человеку. 
– С вами всё в порядке, милорд? Вы не ранены? – спросил Том, попытавшись взять его под руку, чтобы усадить на ближайший стул. 
– Спасибо, Том, у меня все отлично, – ответил лорд Джон, отдавая камердинеру пистолеты, один из которых он всё ещё сжимал в левой руке. – Лучше помоги мистеру Хантеру – нет, постой, проверь сначала этого, вдруг он ещё жив? 
Том наклонился над телом Майкла Джонстона, которое лежало на боку у стола.
– Мертвее не бывает, милорд, – сказал, он, выпрямляясь. – Вы попали ему прямо в висок. Ковры придётся менять – такую лужу крови нипочём не отмоешь. 
***
Спустя два часа лорд Джон с Томом покинули Оук-Холл в карете графа, которую им любезно предоставила леди Элизабет с полного одобрения своего супруга. Благодаря своевременной помощи мистера Хантера, жизни графа ничего не угрожало: он отделался переломом левой ключицы и небольшой раной в верхней части грудной мышцы.
Хирург прямо на библиотечном столе соединил концы рассеченной кости, зашил неглубокую шестидюймовую рану, забинтовал её, а затем туго примотал согнутую в локте руку к телу графа. Грей внимательно наблюдал за его работой, чтобы позднее рассказать все подробности Николасу – вдруг он захочет их узнать. Том помогал мистеру Хантеру: рвал ткань, смывал кровь, вдевал нити в изогнутую толстую иглу, а леди Элизабет, стоя справа от мужа, вытирала ему пот со лба, подбадривала, держала за руку, – в общем, вела себя необыкновенно мужественно для такой юной и нежной леди, никогда прежде не видевшей раненных или убитых.
После операции графа отвели на второй этаж в спальню. Воспользовавшись всеобщим замешательством и суматохой, Грей попросил дворецкого проводить его в комнату бывшего личного помощника графа, чьё тело уже вынесли из библиотеки. Дворецкий, который был в шоке от всего произошедшего, не стал возражать. Однако, прежде чем лорд Джон успел покинуть холл, один из лакеев с почтительным поклоном попросил его подняться в спальню лорда Бэрдфорда.
 Грей кивнул Тому и, сообщив дворецкому, что комнату Майкла Джонстона осмотрит его помощник, поднялся в спальню графа, где также находились мистер Хантер и леди Элизабет.
Эдмунд Бэрдфорд, бледный, но спокойный, сидел в кровати. На вопрос Грея, всё ли с ним в порядке, он ответил утвердительно, поблагодарил за своё спасение, а затем попросил жену и врача оставить их с лордом Джоном наедине. Леди Элизабет, наградив мужа поцелуем, а лорда Джона – очаровательной улыбкой и очередной порцией благодарностей, вслед за хирургом покинула комнату. 
Грей подумал, что разговор будет непростым: после того, что произошло, граф имел полное право потребовать официальных извинений или даже вызвать его на дуэль, однако всё прошло на удивление гладко и спокойно. Извинившись за нелепые подозрения и за незаконное вторжение в Марбл-хаус, лорд Джон коротко рассказал графу о своём расследовании, о визите в Хэлсуэрт и Лейк-Хаус, не раскрыв, однако, имени человека, поведавшего ему историю гибели Стивена Джонстона. 
– Так это вы расспрашивали Джонстона-старшего о новом владельце Лейк-Хауса? – уточнил граф. 
Грей кивнул. Он уже догадался, что высокий старик, которого он принял за сторожа, был не кем иным, как мистером Энтони Джонстоном, бывшим управляющим старого барона, отцом погибшего малыша Стиви и его старшего брата – ныне покойного Майкла Джонстона. 
– Да, для старика это будет настоящий удар, – заметил граф и попросил Грея налить им по бокалу бренди из стоявшего на туалетном столике графина. Они выпили, и Эдмунд Бэрдфорд рассказал историю своего знакомства с человеком, который едва не отправил его на тот свет.
– Я разыскал старого управляющего моего покойного дедушки, чтобы он помог нанять рабочих для ремонта особняка. Мне не хотелось обращаться к местным подрядчикам и дальним родственникам моей матери, – пояснил граф. – Майкл только что вернулся с континента. Он сказал, что вместе с компаньонами занимался поставкой лошадей для ополчения одной из голландских провинций, но компаньоны его обманули, сбежали с деньгами, поэтому он решил вернуться на родину к отцу, чтобы начать всё сначала. Он предложил мне свои услуги и очень быстро нашёл в соседнем округе рабочих, выторговав у подрядчика хорошую скидку. 
Майкл Джонстон показал себя отличным организатором, умелым и расторопным помощником, поэтому лорд Бэрдфорд решил взять его с собой в Лондон, оставив Джонстона-старшего в качестве управляющего наблюдать за ремонтом Лейк-Хауса.
– Понимаете, лорд Джон, я считал своим долгом помочь этой семье, – сказал граф, допивая бренди, и протягивая Грею бокал за новой порцией. – Я знал, что мой отец … – тут он замялся, но, под влиянием алкоголя – или пережитого шока, решил продолжить:
– Я предполагал, что поведение лорда Уорвика могло спровоцировать тот несчастный случай. Однако я никак не ожидал, что Майкл окажется таким … таким злопамятным и вероломным. Я не знаю, что он наплёл Дику, и как он вообще связался с ним, но поверьте, если бы Дик обратился бы ко мне с просьбой о помощи, то я непременно одолжил бы ему нужную сумму и помог с переводом в гвардию. У меня есть связи и в Уайтхолле, и в Военном министерстве. 
– Не могли бы вы припомнить, граф, что вы ответили Ричарду Оддли? Я понимаю, с тех пор прошло почти полгода, но не мог ли Майкл Джонстон случайно получить доступ к вашей корреспонденции? – спросил Грей.
Граф задумался, а затем сообщил, что получил письмо от друга своего детства накануне рождения сына, поэтому смог ответить на него только через неделю, или даже позже, когда уладил «все остальные семейные дела». Грей понял, что граф имел в виду похороны отца, не желая связывать его смерть с появлением на свет своего первенца. В конце концов Эдмунд Бэрдфорд всё же вспомнил, что ограничился парой формальных фраз, не отказываясь, однако, от дальнейшего общения. 
– Кажется, я говорил Майклу о том письме – да, он спрашивал у меня адреса других выходцев из Саффолка, чтобы повидать друзей Стива, он ведь никогда не бывал в поместье, так как ухаживал за больной матерью, – сказал граф, допивая второй бокал. На его бледных щеках появился румянец, а серо-голубые глаза оживились и заблестели. – Значит, он мог написать Дику Оддли – якобы, по моему поручению? 
– Или даже от вашего имени, – уточнил Грей, решив больше не наливать графу. – Вы пригрели у себя на груди опасную змею, лорд Бэрдфорд. Вы позволите мне осмотреть его комнату? Возможно, там найдутся бумаги, подтверждающие вашу догадку. Обещаю, что об их содержании, – как и о том, что здесь сегодня произошло, – никто из посторонних не узнает.
Граф помедлил, но кивнул. 
– Благодарю вас, лорд Джон, – произнес он, протягивая Грею руку, которую тот с облегчением пожал. – Если бы не ваша настойчивость, этот сумасшедший вполне мог довести до конца своё подлое дело. Вы спасли не только мою жизнь и моё доброе имя, но и честь моей семьи, и будущее моего сына.
Попрощавшись с графом и леди Элизабет, которая уверила лорда Джона, что отныне будет за него молиться, он спустился в холл, откуда дворецкий проводил его в жилище Майкла Джонстона, занимавшего две комнаты на втором этаже на служебной половине. 
Том уже начал обыскивать первую из комнат, однако далеко не продвинулся из-за царившего в ней беспорядка. Покойный не утруждался убирать за собой – по мнению Тома, «этот тип» действительно был не в себе, поскольку понятия не имел, что ботинки и посуду нельзя держать вместе.
В конце концов им удалось отыскать тайник в спинке кровати – там Майкл Джонстон хранил свои ценности: деньги и документы. Кроме того, в куче вещей на дне старого сундука Том обнаружил завернутую в лошадиную попону карнавальную маску из позолоченной кожи. На алой шёлковой подкладке была вышита монограмма в виде переплетённых букв «ЭУ» под малой графской короной. Очевидно, это была маска, которую лорд Бэрдфорд, – тогда ещё просто виконт Эдмунд Уорвик – привез из Венеции. Майкл Джонстон украл её у своего покровителя, так же как камзол с серебряными пуговицами и меч из коллекции сэра Хьюго. Видимо, потеря пуговицы натолкнула его на мысль подбросить на место убийства Пола Эллиота личные вещи графа, чтобы его обвинили в этом преступлении.
Оставив маску и деньги на видном месте, Грей с Томом забрали с собой бумаги и вернулись в вестибюль. Лорд Джон поинтересовался у лакея, где находится мистер Хантер, – если, конечно, он ещё здесь – и слуга через пять минут вернулся в сопровождении хирурга, который сообщил, что останется в Оук-Холле до завтрашнего утра.
– Прошу прощения, лорд Джон, леди Элизабет попросила меня задержаться и понаблюдать за графом, – сказал мистер Хантер, весело поблёскивая своими карими глазами. – Её светлость опасается за здоровье своего супруга. Рана не очень серьёзная, но я допускаю возможность лихорадки, особенно после пережитого им потрясения. Это не в моих правилах, но я не мог отказать столь обаятельной и щедрой леди, – прибавил он с улыбкой. 
– Что ж, желаю вам всего наилучшего, мистер Хантер, – произнёс Грей, протягивая хирургу руку, которую тот крепко пожал. – Спасибо за помощь, которую вы мне оказали в этом деле. Надеюсь, вы понимаете, что всё услышанное вами сегодня … –
Мистер Хантер склонил свою увенчанную темным париком голову.
– Строго конфиденциально, да, лорд Джон. Благодарю за то, что дали мне возможность поучаствовать в своём расследовании. Удачи вам, милорд. 
Они раскланялись, и в начале четвёртого Грей в приподнятом настроении вернулся в свой кабинет в штабе полка, а Том оправился на полковую кухню, чтобы накрыть стол для позднего ланча или раннего обеда. Документы, изъятые у безумца, лорд Джон решил посмотреть позже – на свежую голову и полный желудок.

А лихо вы сбили меня со следа, когда я заподозрила старшего брата бедного малыша Стиви

Для меня остается открытыми два вопроса. Участие мистера Хьюберта Боулса в этой истории. У меня, если вы помните, была даже идея, что это он был заказчиком убийства Грея. Но не нет. Но ведь этот паук должен был знать все, что происходит в его Лавандовом доме. А уж после беседы с Греем не мог не провести собственное расследование. Что-то мне подсказывает, что мы его уже увидим. 
Я еще читая Диану, много думала над этим персонажем, и для меня до сих пор висит вопрос, как он умудрился заставить Грея несколько лет  работать на свой Черный кабинет, ведь сам Грей очень активно открещивался от всех этих предложений. Вероятно, Боулс на чем-то (скорее всего, на его гомосексуальности) его поймал, и следующий вопрос, как Грею удалось сорваться у него с крючка, или, по крайне мере, прекратить сотрудничество. Пока Диана лишь упоминает, что он там работал, но не конкретизирует обстоятельства этого. Может все раскроется в грядущей 10 книге?
А еще  встает вопрос: все ли закончено с этим Майлком Джонстоном, ведь он явно если и параноик, то хитрый параноик, и не вырвется ли он на свободу и не начнет мстить с еще большим рвением теперь уже еще и Грею и иже с ним.
Как всегда, понимая, что это детектив, не жду ответов на свои вопросы. Это так в воздух

Поскольку я давно разочаровалась в ЧС из-за того, что автор сделала с моим любимым героем, то я не слишком этому удивлена. Я не читаю 9 книгу, хотя знаю самые неприятные моменты оттуда. Новелла,  которую вы упомянули - "Лорд Джон и личное дело"  мне не очень нравится - из-за запутанности сюжета и явных противоречий.
По поводу  остального - Дырка Нейл у меня упоминается, а что касается Грея и Ричардсона - у последнего же есть живой свидетель (Перси, мать его дери). У Дианы одни и те же ситуации обыгрываются не то что 2 раза (как у англо-саксов) или 3 раза  (как у нас), а гораздо больше. Я этого не понимаю и не принимаю. 

Уже нету. Перси умер в конце 9 книги очень таинственной и загадочной смертью. И это еще один из моментов, который Диане следует, как я полагаю, раскрыть в 10 книге

Я этого не знала. Просто случайно прочла отрывок в одной из последних глав. Там Перси просит у Грея прощения за своё предательство: - "Прости, я не такой сильный, как ты", - по-моему, это уже было на корабле Ричардсона.  Полагаю, его смерть была настоящей - иначе это становится настоящим фарсом. Хотя  ДГ вполне могла обрубить концы и больше не заморачиваться с историей Фергюса, который оказался сыном графа Сен-Жермена и сестрички барона Амандина.  Хотя мне всегда было немного жаль Перси - из-за того, что случилось с ним в детстве(

Утром следующего дня Грей сообщил капитану Уилмоту, что учебные стрельбы для его отрядов переносятся на понедельник. Ему не хотелось проводить тренировку в конце дня – как и откладывать встречу с Николасом до завтра. Подписав очередную пачку документов, Грей принял одного из самых настырных коммерсантов, желавшего знать, когда именно он сможет увеличить поставки продовольствия, – то есть точную дату возвращения английских частей с континента. Чтобы побыстрее отделаться от посетителя, Грей заявил, что подобные сведения являются военной тайной, но, дабы успокоить разочарованного торговца, намекнул: скорее всего, дополнительное продовольствие потребуется им уже в конце месяца. 
Затем он вызвал к себе прапорщика Келли, чтобы тот отнес подписанные документы в канцелярию.
– Будет сделано, сэр, – отчеканил Келли, но вместо того, чтобы выполнить приказ начальника, замешкался в дверях. 
– В чем дело, Келли? – поинтересовался Грей, снимая с вешалки плащ. – Вы хотите мне что-то сказать? Говорите, я слушаю.
– Простите, сэр, наверное, я должен был сказать вам об этом раньше, – смущённо произнёс прапорщик, опуская глаза. – Тот молодой парень, который когда-то приходил к вам – мистер Сноу, художник ...
– Что такое? – спросил Грей, чувствуя, как у него ёкнуло сердце.
– Вчера после обеда, когда вы вернулись в полк, сэр, он через часового вызвал меня к воротам. Он спросил, на месте ли вы. 
– И? Что было дальше, Келли? – не выдержал Грей.
– Ничего, сэр, – адъютант слега пожал плечами. – Когда он узнал, что вы вернулись, то сказал «хорошо», попрощался и ушел. 
– Напрасно вы не доложили мне об этом вчера, – заметил Грей. Уловив нотки досады в голосе своего начальника, прапорщик вытянулся по стойке смирно.
– Извините, господин подполковник, этот парень – то есть мистер Сноу – просил, чтобы я не беспокоил вас по пустякам, и не говорил вам, что он приходил, сэр, – выпалил Келли, опустив глаза. – Прошу меня простить, сэр.
– Не волнуйтесь, Келли, всё в порядке, – улыбнувшись, успокоил прапорщика Грей. – Передайте документы старшему клерку, и можете быть свободны – сегодня вы мне больше не понадобитесь.
Грей вошел в кабинет Гарри Кворри в приподнятом настроении. Николас получил его письмо и отправился на Кавендиш-сквер, чтобы удостовериться, не пострадал ли он после визита к убийце. 
Гарри, выглядевший непривычно бодрым и свежим, даже не удивился, когда Грей объявил ему, что уходит и вернётся в полк только после ланча – если вообще вернётся. 
– Ты что, завел себе любовницу, которая свободна только днем? – с ухмылкой поинтересовался Кворри.
– Нет, просто встречаюсь с приятелем. Кстати, мне нужен твой совет – ты не знаешь, где можно продать золото по самой выгодной цене? 
После недолгих раздумий Гарри посоветовал ему обратиться в магазин мистера Поупа на Олд-Барлингтон-стрит. 
– В банке у тебя – то есть у твоего приятеля примут золото по весу, и возьмут проценты с продажи, – лукаво прищурившись, пояснил Гарри. Шрам, идущий от уголка глаза к подбородку, придавал ему разбойничий вид. – А со скупщиком можно поторговаться и получить за свои безделушки более-ли-менее приличную цену.
– Спасибо, за совет, Гарри. Увидимся вечером – или в понедельник, – сказал лорд Джон и с прощальным жестом быстро ретировался из кабинета, прежде чем приятель успел задать ему очередной вопрос.

Через три четверти часа он уже стоял перед знакомой дверью с крошечным окошком, и она опять открылась до того, как он успел в неё постучать. 
Они с Николасом обменялись приветствиями, которые на этот раз показались Грею слишком формальными, поэтому он отказался от чая и предложил подняться в студию, чтобы побыстрее начать сеанс.
– Как пожелаете, милорд, – ответил молодой человек, слегка пожав плечами. Судя по всему, он был удивлён поведением Грея, но старался этого не показывать. «Потерпи немного, мой мальчик», – думал лорд Джон, переодеваясь за ширмой и садясь в кресло. Через полчаса после того, как Николас, уложив складки хитона на его груди, стал к мольберту, он произнёс:
– Вы ещё не передумали продавать свое золото, мистер Сноу? Я узнал адрес надёжного скупщика, и могу проводить вас к нему – если вы не против, конечно.
– О, конечно, не против, лорд Джон, – то есть, я очень благодарен, что вы не забыли о моей просьбе, – быстро ответил Ник, одарив Грея белозубой улыбкой. – Могу я спросить: вы задержали того убийцу, о котором рассказывали? Он точно сумасшедший, или... – тут юноша запнулся. – Простите за неуместное любопытство, лорд Джон, просто это очень необычная история. 
– Да, история действительно ... необычная, – медленно произнёс Грей, любуясь сиянием глаз мистера Сноу и одновременно решая, стоит ли посвящать его в чужую тайну. 
Но в конце концов желание обсудить с молодым человеком странное поведение убийцы победило. Он не станет называть конкретных имен, к тому же они будут говорить в основном о Майкле Джонстоне. Грей до сих пор не мог найти однозначного ответа на вопрос, кем был этот человек: безумным маньяком или всего лишь мстительным негодяем.
Он начал с гибели Стива Джонстона – ему пришлось рассказать о том, что сделал с малышом зять владельца поместья. 
— Вот мерзавец, – пробормотал Ник, закусив губу. – И что, второй мальчик никому ничего не сказал? 
– Думаю, вначале он просто не мог поверить, что отец его друга оказался ... растлителем, – попытался объяснить поведение Ричарда Оддли лорд Джон. Он не стал упоминать о том, что сделал с самим Диком лорд Уорвик. – Однако хозяин имения в конце концов обо всём догадаться, поэтому потребовал, чтобы супруг его дочери покинул дом. А старший брат погибшего мальчика мог заподозрить что-то неладное после оглашения завещания владельца поместья. 
– И ждал целых двадцать лет, прежде чем начать мстить, – покачал головой мистер Сноу. – Не зря же говорят про месть: чем холоднее это блюдо, тем оно вкуснее... 
– Интересное выражение, – заметил Грей. – Цицерон писал, что месть необычайно сладка, хотя на самом деле представляет из себя адское зелье ^[1].

[1] Mihi vindicta suavissima buccellam tunc palatum est, quae semper Huius decocti libra inferno.

— Значит, я опять всё напутал, – усмехнулся Ник. – И что же было дальше, лорд Джон?
Грей рассказал Николасу о том, как Майкл Джонстон убил трёх человек, и чего он этим добивался. 
– Должен признать, действовал он очень ловко: все улики указывали на ... на моего знакомого, – заключил Грей. – Я едва не опозорился, обвинив в этих преступлениях невинного человека. Как вы думаете, убийца действительно был душевнобольным? 
– Мне кажется, лорд Джон, вашему знакомому необыкновенно повезло, что вы занялись этим делом, – твердо произнёс Николас, бросая на Грея взгляд, выражавший нечто большее, чем обычное уважение. – Что касается убийцы... Он, несомненно, отдавал отчёт в своих действиях, но во всём остальном сильно отличался от обычного, среднего человека. Такие люди не желают жить по законам цивилизованного общества – хотя едва ли это общество можно назвать по-настоящему цивилизованным… 
– Думаю, вы правы, мистер Сноу, – согласился Грей с доводами молодого человека. – Судя по всему, преступник не видел разницы между добром и злом, был лишен нравственности – с нашей точки зрения это ненормально. Возможно, он с этим родился или стал таким во время своих странствий.
За беседой время пролетело незаметно. После традиционного чая они больше не возвращались к этой теме. Грей поинтересовался, почему художник выбрал для изображения своего античного героя такой незамысловатый фон – кусок гладкой голубой ткани.
– О, голубой – это цвет неба, – после небольшой паузы ответил Николас. Сейчас он сосредоточился на картине, время от времени бросая быстрые взгляды на лорда Джона. – Я хочу изобразить вас – то есть своего воина – на фоне неба и заснеженных гор, как говорят – на вершине мира. Небо и горы я допишу позднее, когда основная работа будет окончена... Пожалуйста, поверните голову чуть влево – да, спасибо, лорд Джон.
После этого они почти не разговаривали. Когда сеанс закончился, и Грей, переодевшись, спустился в гостиную, он увидел, что Николас разложил на столе полдюжины тёмных металлических полос, размером около восьми – десяти дюймов в длину и примерно двух с половиной дюймов в ширину (23х6 см).
— Это и есть ваш «золотой запас», мистер Сноу? – поинтересовался лорд Джон. Николас кивнул и, взяв смоченную в скипидаре тряпку, потёр одну из железных полосок. Ткань потемнела, а пластина засияла, обретя характерный для драгоценного металла цвет. 
— Вот, возьмите, – Ник протянул золотую полоску Грею. – Только по весу можно понять, что это такое.
Грей взял пластину – она оказалась намного тяжелее, чем можно было ожидать от куска железа такого размера. 
– Вы правы, мистер Сноу, – согласился Грей, прикидывая, сколько может весить одна пластина. – Кажется, у вас здесь целое состояние.
– Боюсь, вы несколько преувеличиваете мои возможности, лорд Джон, – улыбнулся Ник. – Давайте послушаем, что скажет ваш ювелир. 

Мистер Поуп, хозяин ювелирной лавки на Олд-Барлингтон-стрит, долго и очень тщательно исследовал золотые пластины мистера Сноу: взвешивал, капал на них какой-то вонючей желтой жидкостью из темной склянки и даже – с согласия владельца – распилил одну из них пополам. 
Николас отнесся к этим манипуляциям совершенно спокойно. Он молча наблюдал за работой ювелира и заговорил, лишь когда тот закончил проверять подлинность металла и стал подсчитывать его общий вес. 
– Думаю, вы уже определили, мистер Поуп, что это двадцатичетырёхкаратноное^[2] золото, и его здесь ровно пятьдесят унций^[3], – с вежливой улыбкой произнес он, глядя хозяину лавки прямо в глаза. 

[2] Основой каратной системы проб для оценки чистоты драгоценного металла, существовавшей в Западной Европе и Великобритании вплоть до конца XIX в., являлось количество карат благородного металла в пробируемом сплаве. В 24-х каратном сплаве масса благородного металла составляет свыше 0,999 доли от веса сплава, то есть золото в чистом виде. В 23-х каратном сплаве доля золота составляет 0,958 от всей массы сплава, а в 22-х каратном – 0,916 доли от его общего веса.
[3] 1 унция (oz) = 28, 35 грамма, 50 унций ≈ 1400 гр.

Мистер Поуп с немалым удивлением воззрился на мистера Сноу – очевидно, до сих пор он не принимал молодого человека всерьёз.
– Да, совершенно верно, молодой че ... – простите, сэр, – поправился он, покосившись на Грея, сидевшего рядом с Николасом. – Здесь ровно пятьдесят унций 24-х каратного золота. И я готов вам дать за него ... – он немного помедлил, взглянув на листок бумаги, на котором от только что делал свои расчёты, – я готов заплатить вам сто семьдесят фунтов. 
– Сколько? – изумленно произнес Николас. – Вы, наверное, шутите, мистер Поуп, – продолжил он с коротким смешком, повернувшись в сторону Грея, словно приглашая его вместе с ним посмеяться над словами ювелира. – Вы слышали, лорд Джон – всего сто семьдесят фунтов? Пятьдесят унций – это вес ста семидесяти гиней, которые льют в лучшем случае из 22-х каратного золота, а вы мне предлагаете всего сто семьдесят фунтов за практически чистый металл? 
Желая поддержать мистера Сноу, Грей тоже выразил своё удивление ничтожностью предложенной суммы, подумав, что юноша перед визитом к скупщику явно у кого-то проконсультировался по поводу веса золотых гиней и их состава.
– Но вы же понимаете, сэр, что я не могу платить золотом за золото из расчёта один к одному, – стал оправдываться мистер Поуп, на которого осведомлённость Николаса произвела немалое впечатление. – Я разорюсь, если буду действовать себе в убыток...
– Почему же один к одному, – прервал его Николас. – Из пятидесяти унций 24-х каратного золота вы получите... – тут он, вытащив из внутреннего кармана камзола небольшой блокнот с картонной обложкой и карандаш, написал в нем несколько цифр, а затем показал свои расчёты ювелиру. 
– Вы получите пятьдесят три с половиной унции 22-х каратного золота, или почти пятьдесят пять унций двадцатикаратного, из которого изготавливают большинство ювелирных изделий. Так что вы спокойно можете заплатить за моё золото двести гиней – и ещё получите хорошую прибыль. 
Мистер Поуп возмущённо всплеснул руками и произнес целую речь о том, как мало сейчас желающих покупать дорогие золотые украшения, и что золото постоянно падает в цене. В конце концов Николас и ювелир сошлись на ста девяносто пяти гинеях, хотя, судя по всему, мистер Поуп считал, что он переплатил, а мистер Сноу – что продешевил. 
Грей понимал недовольство молодого человека: двести четыре фунта^[4] составляли меньше половины стоимости патента. 
[4] 1 гинея=1 фунт 1 шиллинг; 195 гиней ≈ 204 фунта
Но если Ник согласится занять у него недостающую сумму, проблема будет решена. Между тем мистер Поуп, спрятав золотые пластины в ящик стола, отсчитал мистеру Сноу 195 гиней, поскольку ещё раньше Грей посоветовал юноше не брать бумажных денег.
– Не могли бы вы мне помочь, лорд Джон, – подвигая в его сторону два из четырех тяжелых кожаных кошельков, произнёс Ник. Польщённый его доверием, Грей спрятал золото во внутренние карманы своего камзола. Мистер Сноу сделал то же самое, однако, вместо того чтобы попрощаться с ювелиром и уйти, достал из жилетного кармашка маленький замшевый мешочек. 
– А во что вы оцените эти камушки, мистер Поуп? – спросил он, выкладывая на стол перед ювелиром четыре крупных кроваво-красных камня, которые словно светились изнутри завораживающе-алым светом. 
Мистер Поуп, не отрывая взгляда от драгоценностей, извлёк из ящика стола большую лупу и принялся по очереди исследовать рубины: они казались совершенно одинаковыми по цвету и размеру, почти две трети дюйма (около 16,5 мм.) в диаметре. Николас внимательно следил за действиями ювелира, но, почувствовав, взгляд Грея, повернулся и одарил его немного смущенной улыбкой.
– Мистер Сноу, может быть, вам не стоит спешить... – начал лорд Джон, однако в этот момент ювелир оторвался от камней и спросил:
– Это цейлонские рубины? Судя по классической форме и чистоте, их гранили в Амстердаме, не так ли, сэр? 
– Вероятно, мистер Поуп, – пожал плечами Николас. – Эти камни принадлежали моей матери, но, к сожалению, мне неизвестно их происхождение.
Ювелир, облизнув губы, переложил рубины на обитую черным бархатом картонку, и, открыв небольшую деревянную коробку, извлек оттуда маленькие весы, медный пинцет и набор крошечных гирек, чтобы взвесить камни.
Грей испытывал довольно противоречивые чувства: с одной стороны, его радовало, что Ник делает всё возможное, чтобы присоединиться к их полку. С другой стороны, лорд Джон чувствовал себя неловко, поскольку молодой человек ради приобретения патента жертвовал драгоценностями, некогда принадлежавшими его покойной матери.  
– Мистер Сноу, можно вас на пару слов, – обратился он к Николасу. 
– Конечно, лорд Джон, – слегка удивившись, ответил Ник и вместе с Греем отошёл к двери, подальше от стола, на котором ювелир взвешивал камни. 
– Прошу прощения, мистер Сноу, но, возможно, вам не стоит расставаться с драгоценностями вашей покойной матушки, – начал Грей. – Если хотите, я могу одолжить вам недостающую сумму, чтобы вы сохранили их как память о ней...
– Благодарю вас, лорд Джон, – мягко прервал его Николас. – Вы очень добры, но, во-первых, я не смогу вернуть вам такую большую сумму по крайней мере в течение года, а мне не хочется заставлять вас ждать столько времени. А кроме того, – прибавил он с очаровательной улыбкой, – у меня ещё кое-что осталось. 
С этими словами он вынул из кармана бриджей маленький мешочек из плотной синей ткани и высыпал себе на ладонь ещё три рубина: два круглых, подобных тем, что сейчас взвешивал ювелир, а третий, более крупный, по форме напоминал грушу – или застывшую каплю прозрачной крови.
– О, они прекрасны, – с облегчением произнёс Грей. Ему нравились синие и голубые сапфиры, однако вызывающий цвет этих камней, напоминавший закатное небо накануне бури или тлеющий уголь, готовый в любой миг превратиться в огонь, не мог никого оставить равнодушным. 
– Да, они хороши, но мне больше нравятся изумруды, – заметил Ник, пряча камни в мешочек. – Спасибо вам за заботу, лорд Джон. Но давайте выясним, в какую сумму оценит эти камни мистер Поуп.
Мистер Поуп оценил каждый рубин в сорок фунтов. Николас в ответ заявил, что согласен продать все камни за 200 гиней. Ювелир предложил ему 180 фунтов, но мистер Сноу стоял на своём. Мистер Поуп закряхтел и поднял цену до 200 фунтов, заявив, что это последняя цена, которую он готов дать за такие камни. Грей решил, что Николас уступит – разница составляла всего десять фунтов, однако вместо этого юноша протянул руку и забрал рубины из-под носа у остолбеневшего ювелира.
– Жаль, что мы не договорились, мистер Поуп, – произнес он, убирая камни в мешочек. – Эти рубины весят по шестнадцать с половиной карат, они уникальны по чистоте, практически идеальны по цвету и стоят гораздо дороже каких-то двухсот гиней. Возможно, я предложу их кому-нибудь из ваших конкурентов или продам частному лицу. Они не нуждаются в дополнительной огранке, и из них выйдет прекрасный гарнитур: кольцо, серьги и подвеска. Как вы считаете, лорд Джон? – обратился он к Грею, при этом незаметно подмигнув ему левым глазом. 
Это было так неожиданно, что Грею понадобилось несколько секунд, чтобы сориентироваться.
– Полностью с вами согласен, мистер Сноу, – уверенно произнес он. – Среди моих знакомых найдется немало желающих приобрести такие прекрасные камни. Если бы я видел их раньше, то вы уже давно получили бы за них свои двести гиней ...
– Хорошо, я согласен! – воскликнул мистер Поуп, решив, что эти прекрасные камни вот-вот ускользнут из его рук. – Я покупаю ваши рубины – но, клянусь, это самая невыгодная сделка в моей жизни!

– Думаю, вам не стоит хранить такую крупную сумму дома, мистер Сноу, – обратился к Николасу Грей, когда они ждали кэб у дверей ювелирного магазина. Было около четырех часов пополудни, по улице под яркими лучами весеннего солнца двигались люди: вполне приличная публика. Однако даже в этом респектабельном районе наверняка орудовали карманники – вот почему Грей попросил мистера Поупа послать одного из своих подмастерьев за кэбом на Виго-Лейн. По самой Олд-Барлингтон-стрит кареты и кэбы ездили очень редко. Улица была довольно узкой, так что желающие посетить расположенные здесь кофейни, магазины и мастерские – или просто прогуляться и поглазеть на витрины – заполняли её целиком, препятствуя проезду любого транспорта.
– Вы считаете, что их могут украсть, лорд Джон? Кто – служанка, которую хозяева посылают убирать комнаты и следить за мной? – с легкой улыбкой ответил Николас. – Уверяю вас, она уже давно обследовала все закоулки и думает, что у меня нет никаких ценностей. 
– И все же я советую вам поместить эти деньги в банк до тех пор, пока вы не внесёте их в полковую казну и не подпишете бумаги о вступлении в полк, – твердо сказал Грей. – Поверьте моему опыту, так и мне, и вам будет гораздо спокойнее. 
– Хорошо, лорд Джон, я положу деньги в банк, если вам так будет спокойнее, – шутливым тоном произнес Ник, бросая на Грея быстрый взгляд. – Благодарю вас за заботу о моей скромной персоне. 
Грей судорожно пытался вспомнить какую-нибудь нейтральную цитату из классики, чтобы объяснить свою заботливость, однако кроме «ut quimus, aiunt; quando, ut volumus, non licet»^[5] ему ничего не приходило на ум. 
[5] Когда не можешь делать того, что хочется, делай то, что можешь (лат.) — Пу́блий Тере́нций Афр, древнеримской драматург, умер в 159 г. до н.э.
К счастью, в это время он заметил кэб, медленно приближающийся к ним по многолюдной улице. 
– Я знаю надежный банк, где ваши деньги и драгоценности будут в полной сохранности, мистер Сноу, – сказал лорд Джон и, перед тем как сесть в экипаж, крикнул кэбмену:
– Отвези нас в Сити, на Флит-стрит – да побыстрее, приятель.

Когда они покинули здание банка «Хоэр & Кo», город уже окутали сумерки. Однако небо на западе всё ещё оставалось светлым: нависшая над аркой Темпл-Бара в конце Флит-стрит полоска облаков сияла, словно расплавленное золото.
– Не хотите ли пообедать, мистер Сноу? – спросил Г рей своего спутника. – Думаю, теперь мы можем это себе позволить.
– Да, лорд Джон, я ужасно хочу есть, – ответил Николас. – Хотя ради такого важного дела стоило немного попоститься. 
– В таком случае нам следует поторопиться, пока в приличных трактирах ещё остались свободные места, – сказал Грей, осторожно тронув молодого человека за локоть. – Пойдемте, мистер Сноу, тут неподалёку есть одно заведение, где подают отличные стейки.
Они направились в сторону быстро гаснущего заката и через пятнадцать минут уже сидели за одним из столиков таверны «Старый Колокол», ожидая, когда им принесут тарелки, полные сочного жареного мяса. В помещении ярко горели свечи, и волосы Николаса, которые на улице казались темными, вновь заблестели, словно начищенное старинное серебро. 
– У нас на родине есть обычай: пить за здоровье человека, чтобы выразить ему своё уважение и признательность, – сказал молодой человек, поднимая бокал красного вина, по цвету напоминавшего цейлонские рубины. Он коснулся им бокала Грея, и стекло зазвенело – тихо и на удивление мелодично. – Пью за ваше здоровье, лорд Джон, – произнес Ник и осушил бокал.
– А я за ваше, Николас, – ответил Грей и с колотящимся сердцем проглотил рубиновое вино, которое, несмотря на свой далеко не идеальный вкус, растеклось по его телу жидким огнём.
Через час они вышли на улицу, где порывы прохладного влажного ветра заставляли пламя фонарей мерцать и колебаться, а прохожих – придерживать шляпы и кутаться в плащи. Грей глубоко вздохнул свежий, пахнущий речным илом вечерний воздух, чувствуя, как кровь постепенно отливает от его горящих щёк. Он надеялся, что остальные части его тела тоже скоро придут в норму.
– Может, сходим куда-нибудь ещё, например, в театр, или посмотрим выступления жонглеров в садах? – неуверенно произнес он. 
– Хорошая идея, лорд Джон, – начал Ник, однако по его тону Грей понял, что молодой человек так не считает. – Извините, что не могу принять ваше приглашение. Кажется, я выпил лишнего и неважно себя чувствую. Думаю, мне лучше вернуться домой.
– Ничего страшного, – успокоил его Грей, испытывая некоторое разочарование. – В таком случае я тоже возвращаюсь на Кавендиш-сквер и могу довезти вас до Дин-стрит.
– Буду вам очень признателен, лорд Джон, – немного помедлив, ответил юноша.
Миновав арку, они вышли на Стрэнд, где сели в кэб. Некоторое время они ехали молча – Грей чувствовал, что молодой человек усиленно над чем-то размышляет, и не хотел ему мешать. 
В конце концов Николас глубоко вздохнул и повернулся к нему.
– Вы позволите задать вам личный вопрос, лорд Джон?
– Да, конечно, мистер Сноу, – подавив волнение, ответил Грей.
– Почему вы до сих пор не женаты? – выпалил Ник.
Грею в прошлом несколько раз задавали подобный вопрос. Иногда он отшучивался, иногда отвечал довольно правдиво – в зависимости от того, кто спрашивал. Ему очень не хотелось лгать Николасу, но пока он не мог сказать ему всей правды.
– Ну, очевидно потому, что я ещё не готов к роли мужа, – небрежно ответил он. – Семейная жизнь и военная карьера кажутся мне малосовместимыми...
– А как же ваш брат, герцог Пардлоу? Он ведь женат, у него трое детей, но он до сих пор служит? – немедленно отреагировал Ник.
Грей мысленно выругался про себя – нужно было выразиться по-другому.
– Мой брат – глава семьи, наследник титула нашего отца, – пояснил он. – Хэл должен заботиться о продолжении рода, и кстати, у него четверо детей – три сына и дочь, моя крестница.
– О, простите, я оговорился, – смутился мистер Сноу. – Значит, завести потомство – это скорее обязанность, а не желание? Но мне всегда казалось, что каждый мужчина … хочет иметь наследника, чтобы память о нем не угасла... 
– Прежде чем заводить детей, мужчина сначала должен подумать об их будущем, – немного раздражённо произнес Грей. Впрочем, он тут же одернул себя: очевидно, Ник, как иностранец, плохо разбирался в английском наследственном праве. 
– Дело в том, мистер Сноу, что дворянские титулы младших сыновей пэров – герцогов, графов, виконтов и баронов – не являются наследственными. Я – лорд Джон Грей, но мои дети не смогут носить этот титул. Формально они будут считаться джентльменами, но не более того. У меня есть средства, но нет собственности – ни земли, ни ренты, ни иного недвижимого имущества. Я смогу купить дом для своей семьи, но это всё, на что я способен. Пока я жив, я смогу содержать своих детей, но что будет потом? Если меня убъют на войне, им придётся самим зарабатывать себе на жизнь или влачить жалкое существование...
– О, я этого не знал, – растерянно сказал Николас. – У нас всё совершенно по-другому. И что, никто из младших сыновей пэров не женится и не заводит семью? Это же несправедливо! 
– Ну, некоторые женятся, – мягко произнёс Грей, уловив нотки возмущения в голосе собеседника. – На невестах с приданным. Если жена приносит мужу состояние или недвижимость, которая обеспечит их потомству стабильный доход в будущем, то такой брак вполне выгоден обеим сторонам.
– Но ведь это брак по расчёту, – в голосе Николаса слышалось уже не возмущение, а, скорее, осуждение. – Это же просто сделка. А как же любовь?
– Ну, иногда приходится жертвовать одним ради другого, – пожал плечами Грей, надеясь, что мистер Сноу поверит в его искренность. – Я знаю немало супружеских пар, которые, заключив такой брак, живут вместе уже много лет и отлично ладят друг с другом. Главное – это желание создать семью, а любовь может прийти потом. 
«Чёрт, что за ерунду я несу», – подумал он, вглядываясь в лицо Николаса. Грей действительно знал немало семей, где за фасадом внешнего благополучия скрывалось холодное равнодушие, а иногда и открытая неприязнь супругов друг к другу. 
– Простите за настойчивость, лорд Джон, но правильно ли я понял – вы не хотите жениться, потому что не одобряете такие браки? – после паузы спросил Николас.
– Ну, это не совсем так, – ответил Грей, не ожидавший, что юноша воспримет его слова подобным образом. – Мне нравится профессия военного, и я пока не готов к семейной жизни... к тем ограничениям, которые она накладывает на мужчину. 
– Понятно, – немного помолчав, еле слышно пробормотал Николас. – Но мне кажется ... – тут он по своему обыкновению остановился, и Грей решил ему подыграть. 
– Прошу вас, не стесняйтесь, мистер Сноу, мне интересно услышать ваше мнение.
– Мне кажется, что вы ещё не любили по-настоящему, лорд Джон, – выпалил молодой человек, бросив на Грея короткий взгляд. Свет уличного фонаря, мимо которого они проезжали, на мгновение осветил его напряжённое лицо. – Наверное, вам покажется смешным мнение неопытного мальчишки, но я считаю, что если двое любят друг друга, то ничто в мире не помешает им быть вместе. 
«А если любит только один, как быть тогда?» – мелькнуло у Грея в голове. Он уже трижды любил по-настоящему и сейчас был влюблен в четвёртый раз. Он хотел, чтобы эта любовь оказалась последней в его жизни, но до сих пор не знал, ответят ли ему взаимностью. Объясняться в кэбе было немыслимо, поэтому он лишь пожал плечами и отделался нейтральным:
– Что ж, вы рассуждаете вполне логично, мистер Сноу.
Разговор на этом закончился, и до самой Дин-стрит они хранили молчание. Когда кучер остановил кэб, Николас ещё раз поблагодарил Грея и легко спрыгнул на мостовую. 
– До свиданья, мистер Сноу, – сказал Грей. – Увидимся завтра, в одиннадцать? 
– До свиданья, лорд Джон, – ответил юноша с коротким поклоном. – Буду с нетерпением ждать вашего визита.
Судя по его тону, эти слова были не просто вежливой фразой.

следующая, 30-я глава будет опубликована 30 декабря

Гибель Перси происходит в главе, следующей за той, что вы прочитали. Он, как и просил его Джон, приходит в его дом к Уильяму (там же присутствует и Амарантус - весьма странный персонаж, я даже подозреваю, уж не шпионка ли она Ричардсона в доме Грея, а шпион там точно есть - Грей, находясь в плену, узнал свой бренди, в бокале, которым его угостил Ричардсон) и, сообщив, что он сводный брат Джона и Хэла, рассказывает тому все, что знает (Диана очень обтекаемо передает его рассказ, скорее всего, это слегка "причесанная" версия). Пока Уильям с Амарантус выходят обсудить услышанное, а потом Уильям кидается назад за уточнениями, Перси уже без спросу выпил дорогущего бренди, присланного Стефаном фон Намценом, с названием "Кровь мучеников" (причем бутылка уже начатая - ее, когда она была только прислана, опробовали сам Грей и Хэл, без всяких последствий) и погибает (он однозначно мертв, смерть фиксирует врач). Как потом, по описанным Уильямом симптомам, предполагает Клэр, Перси отравлен ядом наперстянки (если я правильно перевела название). Клэр, кстати, сама ранее на вопрос Хэла в письме, "чем лучше травить крыс" (он-то, скорее всего, под "крысой" имел в виду своего старшего сына, "сменившего пальто"), написала, что наперстянкой. А еще Амарантус выбивает бутылку с остатками этого бренди из рук Уильяма с воплем "Не этот!", проливая ее, видимо боясь, что он допьет ее.
Так что все пока весьма темно и загадочно, как это часто бывает у Дианы.

Грей вернулся на Кавендиш-сквер в начале десятого вечера, когда все кабинеты в здании штаба давно опустели. Следовательно, нужно было ждать понедельника, чтобы уточнить, какие именно документы потребуются мистеру Сноу для вступления в полк.
Том Бёрд был разочарован тем, что его наниматель уже поужинал, и Грей, не желая расстраивать своего камердинера, выпил чашку горячего чая с куском лимонного кекса. Взяв с книжной полки недавно вышедший шестой том «Жизни и мнений Тристрама Шенди, джентльмена», лорд Джон уселся в кресло перед камином и погрузился в причудливую смесь ироничных и драматичных сцен романа Лоуренса Стерна ^[1], полного сатирических выпадов и остроумных высказываний.
[1] Laurence Sterne, (1713 – 1768). «Life and Opinions of Tristram Shandy, Gentleman» (англ.). Всего было написано 9 томов, выходивших с 1759 по 1768 год.
Автор, подобно Дидро, откровенно насмехался над трудами некоторых «серьёзных» писателей – в частности, над «Анатомией меланхолии» Роберта Бертона. Благодаря своему вульгарному юмору романы Стерна приобрели скандальную известность в лондонском обществе: одни ими возмущались, другие – цитировали отрывки, больше похожие на забавные анекдоты. Грей прочел несколько страниц, однако мысли его всё время возвращались к минувшим событиям. Мистер Сноу снова удивил его, на этот раз умением вести деловые переговоры. Продавая свои драгоценности, молодой человек продемонстрировал твердость и практичность, которой мог позавидовать даже Том Бёрд. В конце концов Грей отложил книгу и раньше обычного отправился в постель, чтобы ускорить наступление завтрашнего дня и встречу с Ником.
Утром лорд Джон проснулся, сжимая в руке собственный член, и с сожалением понял, что все те приятные вещи, которые он только что пережил, происходили с ним во сне. Утешив себя надеждой, что когда-нибудь это случится и наяву, он вытер ладонь о подол ночной рубашки и со вздохом выбрался из кровати.

Спустя два часа, проходя через маленький садик мистера Сноу, Грей заметил среди нежно-зелёных ростков молодой травы множество небольших белых и бледно-лиловых цветков – крокусов, которых вчера здесь не было и в помине. А может, он просто не обращал на них внимания. Теперь наступившая весна больше не позволит себя игнорировать, подумал Грей, подходя к двери в заросшей плющом стене.
Они с Николасом обменялись приветствиями и улыбками.
– Будем пить чай – или начнём работать, лорд Джон? – продолжая улыбаться, спросил Николас.
– Я только что позавтракал, так что начнем работать, мистер Сноу, – в тон ему ответил Грей.
Они поднялись в студию, где горел камин. Сегодня по небу плыли легкие облака, и солнечный свет уже не был таким ослепительно ярким, как в предыдущие дни. Наблюдая за тем, как Николас рисует, Грей невольно вспомнил свой сон и поспешно опустил глаза, опасаясь выдать свои чувства.
– Кажется, погода меняется, – произнес молодой человек, заставив лорда Джона вернуться в реальный мир.
– В самом деле? Почему вы так решили, мистер Сноу? – после небольшой паузы спросил Грей, невольно взглянув вверх – окно в потолке не было закрыто белой шторкой, позволяя рассеянному дневному свету свободно проникать в студию.
– Из-за облаков, лорд Джон, – они похожи на перья, а это значит, что в ближайшие дни погода изменится, так гласит народная примета, – пояснил Николас.
– Жаль, – ответил Грей. Неужели ему опять придётся отменять стрельбы из-за дождя? Впрочем, в этом случае ему не нужно будет переносить встречу с Ником.
– К сожалению, в понедельник наш сеанс не состоится: мне необходимо провести учения. Однако по их окончании я могу зайти к вам – передать бумаги, которые вы должны будете заполнить для поступления на службу Его Величества.
– О, это просто здорово! – Однако, судя по тону, Николас был не столько обрадован, сколько удивлен его словами. – В понедельник? Я не ожидал, что это произойдёт так быстро, лорд Джон. Мне нужно срочно шить себе форму?
– О, пока нет, – успокоил молодого человека Грей. – Ваше назначение должен утвердить наш командир, мой брат Харольд. Полагаю, он вернётся в Англию только через полторы – две недели, так что время у нас … у вас ещё есть.
– Ну, тогда всё в порядке, – облегчённо вздохнул Николас и продолжил рисовать, не обратив внимание на оговорку Грея.
В полдень мистер Сноу предложил сделать перерыв и стал снимать свою рабочую блузу, чтобы отправиться вниз готовить чай. При этом он случайно задел табурет, на котором лежали его кисти и палитра с остатками красок. Табурет покачнулся, кисти полетели на пол, и одна из них, оставляя за собой еле заметные следы голубой краски, подкатилась к подножию подиума, где сидел Джон. Он машинально встал, чтобы поднять кисть, и его онемевшая правая ступня подвернулась. Грей покачнулся и, не удержавшись на ногах, с грохотом приземлился на задницу – к счастью, не на пол, а обратно в кресло.
— Вот проклятье, – невольно выругался он, раздосадованный собственной неловкостью.
– Что случилось? Вы в порядке? – подскочил к нему Николас, бросив свой балахон на пол.
– Ничего страшного, просто оступился на ровном месте, – ответил Грей, торопливо натягивая на бёдра задравшийся подол хитона. – Не беспокойтесь, мистер Сноу, у меня всего лишь затекла нога.
– И всё равно, позвольте мне её осмотреть, лорд Джон, у вас может быть растяжение – или даже вывих, – произнёс Ник, опускаясь перед ним на колени. – Какую ногу вы подвернули – левую или правую?
— Вот эту, – сглотнув, произнес Грей, выставляя вперед правую ногу. – Уверяю вас, тут не о чем беспокоиться …
Но Ник уже расстёгивал пряжки сандалии, и  лорд Джон вздрогнул, когда прохладные пальцы коснулись его кожи.
– Здесь не больно? – спросил юноша, осматривая и ощупывая его щиколотку. – Можете пошевелить ступнёй?
– Нет, – то есть, да, – прохрипел Грей, не в силах отвести взгляд от серебристой макушки, которая находилась на расстоянии фута от его пупка. – Не беспокойтесь, она всегда затекает… я массирую её перед тем, как встать … просто сегодня не успел этого сделать … – забормотал он, вцепившись руками в подлокотники.
Николас поднял голову вверх. Беспокойство, светившееся в зеленых глазах, сменилось удивлением.
– Что с вами, лорд Джон? Вам нехорошо? – спросил он, пристально вглядываясь в лицо Грея.
– Нет, совсем наоборот, – не смог сдержаться лорд Джон. Его сердце билось так громко, что он едва слышал собственный голос. – Мне очень хорошо, когда вы рядом.
Подняв правую руку, он осторожно коснулся щеки юноши. Кожа Ника оказалась необычайно теплой и нежной, и Грей наслаждался этим прикосновением, не в силах оторвать ладонь от лица молодого человека. А тот не делал попытки отстраниться, глядя на лорда Джона своими эльфийскими глазами – с удивлением, но без малейших следов неприязни или отвращения.
– Мне тоже ... тоже приятно быть рядом с вами, лорд Джон, – еле слышно произнес мистер Сноу. Удивление в его глазах сменилось торжеством, а на губах появилась радостная улыбка. Выпустив лодыжку Грея, Николас медленно выпрямился, так что их лица оказались почти на одном уровне. Положив руку юноше на затылок, лорд Джон привлёк его к себе и осторожно поцеловал пахнущие мятой губы.
Николас ответил на поцелуй – сначала неуверенно, потом смелее, демонстрируя удивительную восприимчивость. И лорд Джон сделал то, о чем давно мечтал: проведя рукой по спине юноши, он дотянулся до его ягодиц – они оказались на удивление большими и упругими – в общем, ещё более соблазнительными, чем он себе представлял. Они целовались до тех пор, пока не начали задыхаться – лишь тогда он смог оторваться от губ Ника. Сердце Грея готово было выскочить из груди от восторга: ещё никогда обычный поцелуй не доставлял ему столько удовольствия. Он чувствовал дыхание юноши у себя на шее – Николас, обхватив его руками и положив ему голову на грудь, по-прежнему стоял перед ним на коленях.
Обнимая молодого человека и прижимаясь ляжками к его бокам, Грей почувствовал сильнейшее возбуждение – ему страстно захотелось воплотить в жизнь свои ночные фантазии, поскольку его член упирался Нику в живот. Однако Джон решил не торопить события, нужно было, чтобы Николас, осознав свои желания, сам сделал первый шаг. Поэтому он с сожалением разжал руки и со словами:
– Давайте-ка устроимся поудобнее, мой друг, – подхватил юношу под мышки и, легко приподняв его гибкое тело, усадил к себе на колено.
Николас ничего не имел против подобного обращения, наоборот, он обнял Грея за шею одной рукой и с ласковой улыбкой принялся поправлять его рассыпавшиеся волосы.
– Я вам нравлюсь? – спросил лорд Джон, не в силах оторвать взгляда от сияющего лица Ника. Он был в полном восторге – юноша смотрел на него с нежностью и искренним восхищением.
– Да, очень, – быстро ответил Ник, погладив Грея по щеке. – Вы ... Ты мне очень нравишься. Хотя, наверное, это неприлично, говорить об этом так прямо?
– Нет, что ... ты, – сказал Грей, кладя руку на бедро молодому человеку. Ему очень хотелось потрогать член Ника, но он сдержался. – Я счастлив, что мы наконец-то можем откровенно поговорить о наших чувствах. – Он осторожно погладил молодого человека по ноге, стараясь не смотреть на его пах.
— Значит, я тоже тебе нравлюсь … Джон? Можно мне тебя так называть – на «ты» и без титула? – слегка порозовев, спросил Николас.
– Конечно, можно, – с улыбкой ответил Грей. – И я … я люблю тебя, Ник, – без всяких колебаний прибавил он.
Глаза молодого человека ярко вспыхнули – судя по всему, он испытывал те же чувства, что и Джон.
– Скажи, а когда ты догадался, кто я? – спросил Ник, обнимая его за шею второй рукой и заглядывая ему в глаза.
– Когда я догадался, кто ты? – переспросил Грей, пытаясь сосредоточиться. – Сегодня, когда ты сказал, что я тебе нравлюсь. Правда, я давно на это надеялся – с того момента, как ты привел меня к себе той ночью.
– Что значит «надеялся»? – в голосе Ника послышалось удивление. – Что ты имеешь в виду, Джон?
– Я надеялся, что ты окажешься таким же, как и я, Ник, – произнёс Грей, потянувшись к его губам, однако юноша с растерянным видом отстранился назад, не позволив себя поцеловать.
– Таким как ты? – голос Николаса дрогнул. – Что это значит? Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Грей тоже ничего не понимал. Неужели молодой человек, прожив столько времени в Сохо, ничего не знал об однополой любви? Хотя, если он до сих пор был девственником…
– Я надеялся, что тебе, как и мне, нравятся мужчины, а не женщины, Ник, – мягко произнес Джон, вглядываясь в лицо юноши, и пытаясь понять, что с ним происходит. – Я надеялся, что мы станем друзьями … близкими друзьями – например, как Геракл и его верный соратник и возлюбленный Иолай…
Лицо Николаса, утратив последние остатки радости, застыло, словно маска. Грей чувствовал, что произошло нечто ужасное, но не понимал, почему его слова так расстроили молодого человека.
– Так ты весёлый^[1]? – изумлённо спросил Николас, убирая руки с его плеч.

[1] Gay [geı] (aнгл.) – весёлый, радостный, беспечный. Термином «гей» для обозначения гомосексуалов стали пользоваться только с середины XX в.

– Что значит «весёлый»? Прости, Ник, но тебя я не понимаю, – сказал Грей, чувствуя, как у него неприятно засосало под ложечкой. – Я что-то не так сделал?
– Вы – гомосексуалист, лорд Джон? – дрогнувшим голосом произнес Николас, растерянно глядя на Грея потускневшими глазами.
– Да, – ответил Грей, чувствуя, как земля уходит у него из-под ног. «Проклятье, что происходит? Ведь они только что целовались и признавались друг другу в любви …»
– О, Господи, – почти простонал Ник, закусив губу. – Господи, этого просто не может быть, – повторил он, пряча лицо в ладонях.
– Николас, прошу вас, не волнуйтесь, я не причиню вам вреда, – попытался успокоить юношу Грей, осторожно прикоснувшись к его плечу. Но мистер Сноу вздрогнул, резко дернул плечом, вскочил с колен Грея и, сделав несколько шагов в сторону мольберта, замер c опущенной головой, уставившись на валявшиеся на полу кисти и палитру с красками.
Воцарившаяся в комнате тишина показалась Грею ужаснее грохота тяжелых орудий и свиста рассекающих воздух ядер. У него пересохло в горле, и он несколько раз сглотнул, прежде чем заговорить.
– Простите, Николас, но разве мои предпочтения являются препятствием для нашей дружбы? Вы же говорили, что я вам нравлюсь ...
Ник резко повернулся к Грею, и тот поразился, увидев его расстроенное лицо, – казалось, юноша с трудом сдерживал слёзы.
– Да, чёрт побери, вы мне нравитесь, милорд, – отрывисто произнёс он. – Вы мне очень нравитесь, но ... но я ошибся – так же, как и вы. Пожалуйста, уходите. Мне нужно побыть одному.
И с этими словами он выскочил за дверь, словно боялся, что Грей попытается его остановить.
Лорду Джону ничего не оставалось как отправиться переодеваться за изображавший небо занавес. Застёгивая бриджи, он обнаружил, что у него дрожат руки, – к счастью, во внутреннем кармане его камзола оказалась серебряная фляжка с бренди – верный Том на всякий случай положил её в гражданский костюм своего нанимателя. Сделав пару глотков, Грей немного успокоился и сумел не только привести в порядок свою одежду и стянуть распущенные волосы скользкой шёлковой лентой, но даже завязать её в аккуратный бант у себя на затылке.
Когда он спустился на первый этаж, Николас, сидевший у стола, поднялся и отошел к камину. Грей ощутил почти физическую боль: ему стало ясно, что молодой человек хочет держаться от него как можно дальше. Он не понимал, что происходит – слова и поступки Николаса противоречили друг другу. Юноша не отрицал, что Джон ему нравится, и в то же время говорил, что ошибся.
– Мистер Сноу, – начал Грей, – простите, если я позволил себе лишнего, но поверьте, я не желал вас оскорбить...
– Не стоит извиняться, лорд Джон, – прервал его Николас почти спокойным тоном, хотя акцент его заметно усилился, – вы меня не оскорбили. Однако я вынужден просить вас уйти – мне необходимо побыть одному, чтобы окончательно во всём разобраться.
Последнюю часть фразы он произнёс медленно, разделяя слова небольшими паузами, и Грей понял, что молодой человек действительно не желает ни о чем говорить.
– Как вам угодно, мистер Сноу, – вежливо произнес лорд Джон, подавив горечь и разочарование, сжигавшие его изнутри. Он накинул на плечи плащ, и, взяв в руки шляпу, отвесил Нику лёгкий поклон.
– Всего доброго, мистер Сноу.
– Прощайте, милорд, – не двигаясь с места еле слышно ответил Николас.
Закрыв за собой калитку, Грей прислонился к ней спиной и простоял так некоторое время, уставившись в глухую стену дома на противоположной стороне переулка. Он разглядывал стену так, словно это была карта вражеских позиций, которую требовалось выучить наизусть, чтобы позднее, ради спасения собственной жизни, воспроизвести в памяти каждую её деталь. Это созерцание помогло Грею немного приглушить чувства, бушевавшие у него внутри. Конечно, он допускал возможность того, что Николас, оказавшись приверженцем традиционных отношений, может ему отказать, однако поведение молодого человека не поддавалось никакому логическому объяснению. Возможно, юноша не до конца осознал свои желания и испугался, услышав, что ему предлагают вступить в длительный союз...
Грей тряхнул головой, отгоняя эту нелепую мысль. Он понял, что не в состоянии разобраться в чувствах мистера Сноу – следовательно, ему придется ждать, пока парень не успокоится и, сделав выбор, сообщит ему о своём решении. Это показалось ему несправедливым: почему он должен вымаливать любовь, словно нищий – подаяние?
Он сжал кулак и с силой ударил по кирпичной стене рядом с калиткой. Боль в руке его немного отрезвила, однако не уменьшила ни горечи, ни возбуждения – член Грея по-прежнему оставался напряженным, доставляя ему значительные неудобства.
«Какого черта я должен это терпеть», – подумал он, одёргивая бриджи, врезáвшиеся ему в яйца. В переулке было пусто, однако часы в жилетном кармане Грея только что пробили половину первого – в этот час люди обычно возвращались с ланча. Он мог отойти за забор, в темный вонючий проход, по которому они с Ником пробирались сюда той далёкой лунной ночью – но от этих воспоминаний ему стало только хуже. Оттолкнувшись от калитки, Грей запахнул плащ и быстро зашагал по переулку в сторону рынка.
Оказавшись среди торговых рядов, он направился в сторону Дин-стрит, но, не пройдя и двух десятков шагов, свернул налево и углубился в лабиринт узких и грязных переулков Сохо. В конце концов он оказался на пересечении двух улочек рядом с убогим трактиром, из распахнутых дверей которого уже сейчас, в самый разгар дня, доносились пьяные возгласы.
Грей остановился и огляделся по сторонам – место показалось ему подходящим, поэтому он вышел на середину перекрестка, широко расставил ноги и, откинув в сторону одну полу плаща, стал ждать, не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих и обитателей близлежащих домов. Прошло несколько минут, прежде чем из какой-то подворотни появилась женская фигура, чей убогий наряд и размалёванное лицо недвусмысленно говорили о её профессии. Несмотря на облачную и довольно прохладную погоду, на шлюхе не было ни шляпы, ни плаща, отчего её увядшая шея и низко обнажённая грудь покрылись гусиной кожей.
Покачивая бедрами, она приблизилась к Грею и остановилась от него в нескольких шагах, ожидая, когда он обратит на неё внимание. Грей молча смотрел мимо, и тогда женщина, осторожно облизнув накрашенные губы, решилась заговорить первой.
– Не желаете ли развлечься, ваша милость? – хрипло произнесла она, жадно разглядывая слишком роскошный для этих мест костюм лорда Джона.
– Желаю, но не с вами, мадам, – холодно ответил он, по-прежнему не глядя в её сторону. Шлюха разочарованно фыркнула, сплюнула себе под ноги и отошла, бормоча под нос что-то вроде: «…Куда все нормальные мужики подевались, одни членососы кругом».
Грей непроизвольно сжал кулаки, но остался на месте. Недовольство шлюхи, явно работавшей в одиночку, его не обеспокоило: здешние обитатели считали «молли» всего лишь неизбежным злом, а не порождениями дьявола. На всякий случай он огляделся по сторонам – и заметил мальчика лет одиннадцати-двенадцати, который медленно пересекал улицу, направляясь в его сторону. Увидев, что него смотрят, мальчик сначала замедлил шаги, но затем решительно одернул свою поношенную куртку и, изобразив на лице приветливую улыбку, смело приблизился к Грею.
– Чем могу быть вам полезен, ваша честь? – стараясь правильно выговаривать слова, произнес паренёк, отвешивая лорду Джону неловкий поклон. Вблизи он казался ещё моложе и выглядел слишком маленьким и хрупким даже для голодного обитателя трущоб.
– Не желаете ли отдохнуть и весело провести время?
– Сколько тебе лет, мальчик? – невольно вырвалось из пересохшей глотки Грея.
– Четырнадцать, ваша честь, – без малейшей заминки ответил парнишка, расправляя свои тощие плечики, – и я знаю, как можно угодить такому благородному …
— Вот что, парень, – произнёс Грей, внезапно почувствовав дрожь в коленях. Взглянув в золотисто-карие глаза парнишки, он вспомнил историю своего бывшего сводного брата и неверного любовника, которого, как ему казалось, он уже давно выкинул из головы. – Я дам тебе пенни, если ты приведешь сюда приятеля, которому уже исполнился двадцать один год. Ровно двадцать один – ты меня понял?
С этими словами он опустил руку в карман камзола, чтобы отыскать там обещанную монетку.
– Как прикажете, ваша честь, – разочарованно произнес мальчик, очевидно, рассчитывавший заработать нечто более существенное. Поймав монетку, он сунул её за щёку и быстро скрылся в одном из переулков.
Грей остался стоять на перекрестке. Если мальчишка не вернется, то он со спокойной душой сможет покинуть это грязное место. Он почти надеялся на это, хотя его плоть жаждала совсем другого…
Однако спустя пару минут к нему подошёл молодой парень лет двадцати с симпатичным, но уже довольно потасканным лицом, в старомодном камзоле грязно-синего цвета и чёрных домотканых бриджах. На нем не было ни жилета, ни шейного платка, а все пуговицы рубашки были расстёгнуты, обнажая до середины его впалую и неестественно бледную грудь.
– Желаете развлечься, сэр? – высоким жеманным голосом произнес он фразу, от которой Грея уже начинало тошнить.
– Сколько? – задал он встречный вопрос, испытывая отвращение не столько к этому жалкому созданию, сколько к самому себе. Проститут быстро скользнул взглядом по его фигуре, пытаясь оценить платёжеспособность клиента.
– Три шиллинга, сэр, – не слишком уверенно произнёс он, уставившись на серебряные пряжки на высоких ботинках Грея. – За час, – прибавил он, бросая косой взгляд на странного типа, которого не возмутила такая огромная сумма.
– Шиллинг, – неожиданно для самого себя парировал Грей. Он мог заплатить любую цену, однако, если парень откажется и уйдет… – то всё решится само собой.
Но «молли» не стал отказываться – видимо, даже эта мизерная плата намного превышала его обычную таксу.
– Хорошо, будь по–вашему, сэр, – произнёс он с заискивающей улыбкой. – Прошу за мной.
Нарочито виляя задом, проститут двинулся вперед, поминутно оглядываясь на Грея, который шёл за ним словно во сне, не в силах поверить в реальность происходящего. Пройдя полсотни ярдов по боковой улице, они свернули в темный и узкий проход.
Верхние этажи домов в этом переулке нависали над нижними, словно выступы глубокого, суживающегося кверху ущелья. Сделав несколько шагов по грязной земле, Грей остановился и взглянул вверх, на узкую полоску облачного неба, которую пересекали веревки с бельём, протянутые между домами.
– Ну же, сэр, мы почти пришли, – «молли» повернулся к Грею, стараясь заглянуть ему в глаза. – Ещё чуть-чуть, и мы на месте. У меня тут комнатка на втором этаже, – замурлыкал он, попытавшись взять клиента под руку.
– Нет, – ответил Грей, высвобождая локоть. Он понял, что больше не сможет сделать ни шага вглубь этой мерзкой норы. – Сделаем это здесь, или я ухожу.
– Прямо здесь? – удивился парень, оглядываясь по сторонам. – Но ведь тут неудобно и грязно, сэр, и нам могут помешать…
– Мне всё равно, – сквозь зубы процедил Грей. Он был вне себя: ни грязь, ни вонь, ни убогая внешность «молли», чьи услуги он покупал, нисколько не уменьшили его физического возбуждения.
– Как скажете, сэр, – быстро согласился проститут, уловив настроение клиента. Отойдя к глухой стене, где почти не было мусора, он начал расстёгивать свои бриджи.
– Стой, мне не нужен твой зад, – проглотив застрявший в горле комок, произнес Грей. Он тоже подошел к стене и прислонился к ней спиной, чтобы не упасть. – Просто отсоси у меня, ясно?
– О, сделаю всё в лучшем виде, сэр, – проворковал «молли», опускаясь перед Греем на колени. — Это большая честь для меня – услужить такому благородному джентльмену, – прибавил он, быстро расстёгивая пуговицы на его бриджах.
– Подожди, – хватая парня за руки, сказал Грей, внезапно вспомнив историю, слышанную им на борту фрегата «Кембридж», на котором они возвращались домой с Кубы. Один из морских офицеров – кажется, второй лейтенант – утверждал, что его приятель заразился сифилисом от проститутки, после того как та сделала ему минет. Сейчас этот эпизод внезапно выплыл из памяти Грея, вызвав у него приступ холодной дрожи.
– Ты не заразен? – спросил он, наклоняясь и пристально всматриваясь в лицо «молли». Несмотря на полумрак, ему все же удалось рассмотреть его черты. – У тебя нет сифилиса? Только не вздумай мне врать, понял?
– Что вы, сэр, ни в коем случае, никогда этим не болел, – затараторил парень, искренне обиженный несправедливыми словами клиента. – Я бы не посмел вас обманывать. Я чист, клянусь вам, – повторил он нормальным голосом, без всякого жеманства и сюсюканья.
– Ладно, я тебе верю, – выпрямляясь, произнёс Грей. Однако на всякий случай он решил подстраховаться и, вспомнив слова Ника о том, что крепкий алкоголь убивает заразу, полез во внутренний карман за своей фляжкой. Мысль о Нике вызвала у него почти физическую боль, потому он быстро открыл фляжку и сделал большой глоток обжигающего напитка.
– Подожди, – сказал он, отстраняя голову «молли» от своих бедер и поднося фляжку к его губам. – Вот, прополощи себе рот, только как следует, понял?
Изумлённый парень чуть не подавился, когда Грей начал лить бренди ему в глотку, но в конце концов выполнил всё, что от него требовалось, и после полоскания проглотил солидную порцию выдержанного коньяка.
– Ух ты, – прохрипел он, хватая ртом воздух. – Эта штука в сто раз лучше самого дорогого джина! Спасибо за угощение, сэр! Теперь я могу начать? – и парень облизнулся, уставившись на Грея жадными глазами.
«Это же не измена, ведь у меня с Ником ничего не было – а, возможно, никогда и не будет», – подумал лорд Джон, ощутив прикосновение влажных горячих губ к своему члену. В конце концов, он же спал с другими, когда считал, что любит Фрейзера.
«Возможно, вы ещё не любили по-настоящему», – внезапно прозвучал в его голове голос Ника. Грей затряс головой, пытаясь избавиться от этого наваждения. Хранить верность мальчишке, который только что выставил его вон из своего дома?
«Но ведь он не отказал, а просто попросил время на раздумье. А ты не захотел подождать, решил ему отомстить и побежал искать шлюху», – в отчаянии подумал Грей и застонал – от стыда и от удовольствия, поскольку парень у его ног оказался мастером своего дела.
«Нет, это неправильно», – решил Джон и попытался оторвать от себя голову «молли», но тот присосался к нему, словно пиявка, и через несколько секунд закончил свою работу.
Когда горячая волна, пронесшаяся по позвоночнику и бедрам Грея, схлынула, он почувствовал себя опустошенным, словно проститут вместе с семенем высосал из него большую часть нравственных и физических сил. Прислонившись к стене, он попробовал застегнуть бриджи, когда «молли», всё ещё стоявший перед ним на коленях, схватил его руку и, лизнув ладонь, попытался засунуть себе в рот его большой палец.
– Довольно, черт тебя побери, – выругался Грей, выдёргивая руку. – Не бойся, я тебе заплачу, как договаривались, – прибавил он более спокойным тоном, решив, что не имеет права срывать свое дурное настроение на этом жалком создании.
– Ах, вы так добры, мой сладкий сэр, – жеманно пропел парень, медленно поднимаясь с земли. – Я счастлив, что сумел услужить такому благородному джентльмену. Может, мы попробуем ещё разок … –
– Нет, спасибо, – отрезал Грей, наконец-то справившись с непослушной застёжкой. – Вот, держи.
Он нащупал в кармане монету подходящего размера и бросил её «молли». Потом одернул жилет и камзол, запахнул плащ и поспешил к выходу из переулка.
– Благодарю вас, сэр, приходите ещё, – крикнул ему вдогонку проститут, но Грей стиснул зубы и ускорил шаги, чтобы побыстрее убраться из этой клоаки.
Лорд Джон вернулся к себе в начале третьего и с порога попросил камердинера приготовить ему ванну.
– Может, сначала пообедаете, милорд? – осторожно поинтересовался Том, с беспокойством вглядываясь в лицо своего нанимателя.
– Хорошо, Том, но ванна мне просто необходима, – согласился Грей и отправился в спальню, где быстро сбросил с себя всю одежду. Накинув баньян на голое тело, он налил себе щедрую порцию коньяка, уселся в кресло перед потухшим камином и стал ждать, когда Том прозовёт его к столу.
Пообедав и приняв ванну, он переоделся во все чистое и в семь вечера поехал в «Бифштекс», чтобы восстановить потерянное душевное равновесие в уютной атмосфере любимого клуба.
В начале двенадцатого Грей вернулся в казармы в относительно приличном настроении; знакомая обстановка, приятная компания и несколько порций бренди помогли ему успокоиться и философски взглянуть на события сегодняшнего дня. «Durum patientia frango^[2]», – повторял он про себя, решив, что отныне будет руководствоваться этим правилом, и больше не совершит ни одного необдуманного поступка.

[2] Durum patientia frango (лат.) – «Трудности преодолеваются терпением». Парафраза стихов Горация.

– Вам письмо, милорд, – сообщил Том после того, как помог снять ему верхнюю одежду и сменить обувь. – Принесли через час после вашего ухода, – прибавил он, подавая Грею узкий конверт на серебряном подносе. – Прикажете разостлать вам постель, милорд?
– Да … нет, то есть, попозже, – пробормотал лорд Джон, узнав почерк Ника. Он взял письмо и ушел в спальню, плотно закрыв за собой дверь. Сев в кресло, он сломал печать и с нетерпением развернул лист.
Первая фраза привела его в восторг, вторая – в изумление.

«Милорд, я люблю вас. Но, к несчастью, мы никогда не будем вместе, потому что я – женщина, а вам нравятся мужчины. Мы оба ошиблись: я считала ^[3], что вы обычный мужчина, а вы приняли меня за мальчика. Ваши слова стали для меня настоящим потрясением. Полагаю, вы тоже будете разочарованы, узнав, кто я на самом деле.
Думаю, нам больше не стоит видеться. Я даю слово, что никто никогда не узнает о ваших предпочтениях. Надеюсь, вы тоже сохраните мою личность в тайне. Мне было приятно с вами общаться, хотя теперь я сожалею о том, что мы вообще встретились. Желаю вам всего наилучшего.
С уважением, Вероника/Николас Сноу».

[3] В английском языке, в отличие от русского языка, глаголы прошедшего времени единственного числа не имеют рода. Так что невозможно понять, кто (мужчина или женщина) говорит: I thought – я думал/думала, либо о ком говорят: she (he) thought – он думал/она думала.

Грей дважды перечитал письмо, но никак не мог поверить в написанное. Мысли метались в его голове, словно стаи птиц, вспугнутых орудийными залпами. Утверждение Николаса о том, что он женщина, показалось Грею абсурдным. Тонкие и миловидные черты лица, длинные ресницы и нежная кожа встречались у многих молодых мужчин, вызывая у окружающих – в зависимости от их пола и предпочтений – насмешки, зависть или восхищение. И когда некоторые «молии» надевали платья, их практически невозможно было отличить от настоящих женщин. Девушка же, переодетая мужчиной, могла оставаться неузнанной лишь в пьесах Шекспира, да и то ненадолго. Однако дело было не во внешности.
По мнению Грея, ни одна из представительниц слабого пола не могла обращаться с клинком так, как это делал мистер Сноу. К тому же он хотел вступить в их полк – неужели женщина могла на такое решиться? Следовать за армией в походе, как это делали сотни прачек, торговок, проституток и солдатских подружек – это одно, а нести воинскую службу – это совсем другое.
Неужели молодой человек выдумал этот нелепый предлог, чтобы не обижать его прямым отказом?
«Какая глупость», – подумал лорд Джон, тряхнув головой. Николас наверняка сказал бы ему правду, вместо того чтобы устраивать тот странный спектакль в студии, и сначала говорить, что Грей ему нравится, а потом заявлять, что ошибся...
«Его настроение резко изменилось, когда он узнал, что мне нравятся мужчины», – вспомнил лорд Джон. До этого момента Ник охотно отвечал на его поцелуи и смотрел на него влюблёнными глазами. А ещё он спросил: «Когда ты догадался, кто я?»
Неужели Грей действительно не понял, что имеет дело с женщиной – точнее, с молодой девушкой? Он снова пробежал глазами строчки, которые выучил почти наизусть:

«…я думала, что вы обычный мужчина… Ваши слова стали для меня настоящим потрясением…»

Если Николас действительно оказался Вероникой, которая считала Грея обычным мужчиной, то она вполне могла прийти в ужас от его слов. Он зажмурился и потряс головой. Это казалось невероятным, невозможным, немыслимым – но только так можно было объяснить всё, что произошло сегодня утром.
Грей осознал, что все его надежды рухнули. Судьба снова посмеялась над ним, заставив полюбить женщину в мужском обличье. Зеленоглазый юноша – великолепный фехтовальщик, приятный собеседник и талантливый художник – существовал только в его воображении.
Он скомкал письмо, чувствуя злость и невероятную усталость одновременно. Как могла эта – эта девчонка – так ловко его одурачить? И где она научилась так фехтовать?
Грей читал истории про амазонок и римских женщин-гладиаторов, однако был уверен, что те времена давным-давно канули в Лету. И зачем мисс Сноу понадобилось выдавать себя за мужчину? Она настолько сильно отличалась от всех известных Грею представительниц женского пола, что ему захотелось ещё раз с ней побеседовать. По крайней мере, ради того, чтобы выяснить, насколько правдивы были её рассказы о себе. Ведь если она так ловко скрывала свою природу, то могла лгать обо всем остальном, решил Грей. Например, об истинной цели своего приезда в Англию.
Проглотив приличную порцию бренди, он расправил скомканное письмо и вновь внимательно прочёл его, анализируя каждое слово. Мисс Вероника Сноу полагает, что им больше не стоит видеться, – а он, лорд Джон Грей считает, что им просто необходимо ещё раз встретиться, и очень серьёзно поговорить.
Приняв такое решение, он прикончил оставшийся в графине коньяк, убрал письмо в секретер и позвал Тома, чтобы тот расстелил ему постель. Однако алкоголь не помог: Грей ещё долго лежал без сна, ворочаясь с боку на бок, вспоминая – или пытаясь забыть события сегодняшнего дня, пока в конце концов не погрузился в беспокойное забытьё.

В воскресенье в половине двенадцатого Грей снова оказался перед входом в дом мистера – точнее, мисс Сноу. Подходя к внешней калитке, он беспокоился, что она окажется заперта изнутри на обычный засов, но к счастью, его опасения не сбылись. Небо, как и предсказывал Ник – или Вероника – затянули серые облака, поэтому цветы в садике закрыли свои нежные венчики и спрятались среди прорастающей травы.
Хотя Грею сейчас было не до цветов: утром он проснулся с головной болью и тяжестью в желудке, вызванной полубутылкой бренди, которую он прикончил прошлым вечером. Рюмка «собачьей шерсти» и пара чашек крепкого кофе помогли ему прийти в себя, однако он задержался и подошёл к знакомой двери в зелёной стене на полчаса позже обычного. Хотя он сильно сомневался, что мистер – или мисс Сноу – упрекнёт его за опоздание. Скорее всего, его визит станет для неё неприятным сюрпризом, подумал лорд Джон, стуча в дверь с маленьким застеклённым окошком.
Ему пришлось постучать несколько раз, и, когда он уже решил, что дома никого нет, шторка с обратной стороны окошка приподнялась.
– Что вам нужно, милорд? – послышался из-за двери знакомый голос, от которого у Грея заныло сердце. – Вы получили моё письмо? Я же писала, что нам не стоит больше встречаться.
– Да, я получил ваше письмо, – ответил Грей, пытаясь рассмотреть лицо говорившего. Он понял, что пришел сюда в надежде увидеть прежнего Ника, который сейчас принесет ему извинения за свой глупый розыгрыш. – Но мне необходимо кое-что с вами обсудить. Вы позволите мне войти? Не бойтесь, я не причиню вам вреда.
Реакция на эти слова оказалось именно той, какую он и ожидал.
– Я вас не боюсь, милорд, – с ноткой раздражения в голосе парировала мисс Сноу. – Просто я не думала, что вы придёте, и у меня тут небольшой беспорядок. Прошу вас подождать пару минут.
Ему пришлось ждать втрое дольше, но в конце концов замок щёлкнул, и на пороге маленькой прихожей появилась фигура в уже знакомом Грею длинном шерстяном халате.
– Проходите, милорд, – не здороваясь, произнесла молодая женщина – нет, скорее юная девушка с лицом и голосом Ника и, тряхнув распущенными по плечам отливающими серебром волосами, повернулась к Грею спиной и быстро скрылась в комнате. Ему ничего не оставалась, как молча последовать за ней. Он задержался у двери, чтобы повесить на прежнее место свой плащ и шляпу, а затем прошёл вглубь гостиной.
– Я вас слушаю, милорд, – холодно произнесла мисс Сноу, останавливаясь у стола. – Можете присесть, если вам так будет удобнее, – прибавила она, уставившись в пространство за спиной Грея.
– Благодарю вас, мадам, – ответил лорд Джон, делая шаг вперёд, – однако … –
– Не мадам, а мисс, – быстро поправила его девушка. – Буду вам очень признательна, если вы не станете называть меня «мадам».
– Прошу прощения, мисс Сноу, – слегка поклонился собеседнице лорд Джон. – Не могли бы вы тоже присесть: я не могу сидеть в присутствие дамы.
– Хорошо, только давайте побыстрее с этим покончим, – ответила она, садясь за стол спиной к камину.
Грей сел напротив, получив возможность как следует рассмотреть внешность той, кого он ещё вчера называл «Николасом». Глядя на длинную изящную шею и густые, слегка вьющиеся на концах волосы, которым могли позавидовать многие из лондонских красавиц, он окончательно убедился, что «мистер Сноу» и в самом деле оказался довольно привлекательной молодой женщиной. Хотя сейчас её привлекательность слегка поблёкла из-за покрасневших век и тёмных кругов под глазами: судя по всему, она тоже плохо спала этой ночью.
«Вероятно, обычный мужчина очень скоро догадался бы, кто перед ним», – с грустью подумал Грей, глядя на девушку, которая сейчас мало походила на мальчика. Правда, до этого она достаточно ловко маскировалась: небрежно стягивала волосы в хвост на затылке, тщательно обматывала шею широкими и длинными шейными платками и носила плотные жилеты, полностью скрывавшие её фигуру. Наверное, Грей ошибся потому, что не слишком хорошо разбирался в женщинах, хотя … мисс Сноу совершенно не походила ни на одну из женщин, которых он встречал до сих пор.
– Говорите, милорд, я вас слушаю, – нетерпеливо повторила она.
– Мисс Сноу, хочу принести вам свои извинения за то, что не оправдал ваших надежд, – начал Грей, – однако я сам был введён в заблуждение. Поскольку вы больше не желаете продолжать наше общение, то я обязан вернуть вам свой долг.
С этими словами лорд Джон вынул из кармана плотный кожаный мешочек – монеты внутри тихонько звякнули, когда он положил кошелёк на стол.
— Это что ещё такое? – возмущённо произнесла девушка, бросая на Грея взгляд, от которого у него перехватило дыхание: её глаза вновь вспыхнули холодным зелёным огнем – точь-в-точь как в ночь их знакомства.
– Вы что, пытаетесь от меня откупиться? Я же писала, что никому ничего не скажу! – отчеканила она, сердито глядя ему в лицо.
– Кажется, вы неправильно меня поняли, мисс Сноу, – сказал Грей, поражённый не столько её словами, сколько болью и обидой, пылавшей в её глазах. – Это вознаграждение за мой первый портрет, который вы рисовали в Аргус-Хаусе. Помните, мы договорились, что в качестве оплаты вы напишете ещё один мой портрет – и оставите его себе?
– Да, конечно, помню, – произнесла она, немного сбавив тон. – Но вы же выполнили своё обещание и позировали для моей картины, так что теперь мы квиты.
– А разве вы закончили свою картину? Кажется, в прошлый раз вы говорили, что вам понадобиться ещё как минимум пять сеансов, чтобы её завершить, – напомнил Грей.
Да, это было в тот самый день, когда «Николас» сообщил ему о своём желании поступить на военную службу. Тогда впервые за несколько последних лет лорд Джон почувствовал себя по-настоящему счастливым.
– Какая вам разница, закончила ли я свою картину или нет, милорд, – после небольшой паузы с ноткой горечи произнесла мисс Сноу. Её взгляд стал рассеянным, блестящие глаза потускнели. – Вы выполнили свою часть сделки и ничего мне не должны. Я не возьму ваши деньги. Прошу вас уйти.
Грей чувствовал, что его присутствие причиняет ей боль, поскольку сам испытывал нечто подобное. Тоска и разочарование вспыхнули в нем с прежней силой – а та, по чьей вине он потерял свою последнюю любовь, сидела напротив него. И всё же … он не мог поверить в то, что Николас мог бесследно исчезнуть. Оболочка оказалась фальшивой, но что она скрывала? Грею захотелось понять, насколько реальная личность мисс Сноу соответствовала образу молодого человека, с которым он так сблизился за время их знакомства.
– Я не могу отказаться от своего слова, мисс Сноу, – твёрдо сказал он, откидываясь на спинку стула. – Не хотите продолжать работу над картиной – это ваше право. Здесь ровно двадцать пять гиней. Возьмите их, и тогда я уйду.
– Не нужны мне ваши деньги, милорд, у меня их и так предостаточно, – произнесла девушка, и Грей понял, что она говорит абсолютно искренне. – В мире есть вещи, которые ни за какие деньги не купишь.
– Полностью с вами согласен, мисс Сноу, – тоже совершенно искренне ответил Грей. – Но, если вы столь категорично отказываетесь от оплаты, то я мог бы позировать для вас, как и раньше, до тех пор, пока вы не закончите свою картину.
– Вы это серьёзно? – глаза мисс Сноу вновь сердито сверкнули. – Мне и так тяжело, а вы…
Она внезапно замолчала, торопливо прикрыв глаза рукой. Грей почувствовал острый приступ жалости, однако решил довести дело до конца.
– Я понимаю, что могу быть вам неприятен, особенно после того, что вы узнали обо мне… – начал он, но она неожиданно стукнула ладонью по столу так, что стоявший рядом подсвечник покачнулся.
– Довольно, милорд! Я не собираюсь осуждать вас за то, что вы спите с мужчинами. Это ваше личное дело. Если вы действительно хотите позировать дальше – пусть так и будет, но давайте больше не касаться этой темы, – срывающимся голосом произнесла она, глядя на лорда Джона покрасневшими глазами. – А сейчас заберите свои деньги – и приходите завтра в обычное время.
– Рад, что мы наконец-то пришли к согласию, мисс Сноу, – склонил голову Грей, стараясь скрыть своё удивление. – К сожалению, завтра я буду занят – помните, я говорил вам, что в понедельник мне нужно провести учения? И, раз уж я здесь, давайте приступим к работе прямо сейчас.
– Но я не готова … у меня там наверху беспорядок … – она растерянно заморгала.
– Не волнуйтесь, мисс Сноу, я подожду столько, сколько нужно, – продолжал настаивать Грей, и ей пришлось уступить.
– Хорошо, милорд, располагайтесь и … будьте как дома, – с явной иронией бросила девушка и, коротко кивнув Грею, вышла из комнаты.
После её ухода Грей ещё некоторое время стоял, уставившись на дверь, ведущую на второй этаж. Слова мисс Сноу о том, что она не осуждает его предпочтения, привели его в замешательство. Абсолютное большинство женщин, принадлежащих к так называемому «приличному» обществу, презирали гомосексуалистов, называя их – по примеру ханжей и прочих блюстителей нравственности – «грязными извращенцами». Обитатели лондонских низов были в этом смысле чуть более снисходительными, считая содомию всего лишь неизбежным злом. Назвать сексуальные предпочтения Грея его «личным делом» мог либо очень распущенный, либо необычайно терпимый к отклонениям от привычных норм человек. Ещё более невероятно было услышать подобные слова от юной девушки – в столь откровенной, если не грубой форме.
Судя по всему, мисс Сноу оказалась очень необычной женщиной, подумал Грей и огляделся по сторонам. Он решил осмотреть комнату и начал со стола, проверив лежащую там стопку бумаги. Все листы – того же качества и формата, что и письмо, полученное им вчера, – были чистыми. Обойдя стол, Грей заглянул за полотняный занавес – за ним оказался длинный стеллаж, полки которого заполняли самые разнообразные предметы: большие и маленькие коробки и шкатулки, книги в бумажных обложках, отрезы ткани, папки с чертежами и рисунками, картины на картоне и холсте, металлическая, глиняная и даже деревянная посуда: вазы, кружки, кувшины и тарелки всех форм и размеров, баночки с красками и бутылки с какой-то мутной или прозрачной жидкостью, не говоря уже о кистях и прочих принадлежностях и материалах для рисования. Грей приоткрыл одну из коробок: там лежало около двух дюжин довольно дорогих восковых свечей.
«Что я делаю?» – подумал он, внезапно почувствовав угрызения совести. Тайком рыться в чужих вещах было верхом неприличия. То, что девушка притворялась юношей, ещё не давало ему права обыскивать её дом.
Грей задёрнул занавес и подошёл к камину. Глядя на холодный серый пепел, он осознал, что поднял мисс Сноу с постели, не позволив ей привести себя в порядок или выпить чаю, и ему стало стыдно за свою излишнюю настойчивость.
В порыве раскаяния он решил разжечь камин. Дрова и куски торфа лежали в корзине слева от очага, однако, кроме нескольких скомканных листов бумаги в ней не оказалось никакой растопки. Присев на корточки, Грей стал искать трутницу и в конце концов нашёл её за корзиной в небольшом ящике с растопкой: сухими щепками, берёзовой корой и соломой. Положив в камин пару тонких поленьев и растопку, он решил добавить к ним несколько скомканных листов бумаги – и внезапно заметил, что они исписаны знакомым почерком. Грей расправил один из листков и прочёл верхние строчки:

«Уважаемый лорд Джон,
Я вынужден отклонить ваше предложение, несмотря на то что люблю вас.
Я очень сожалею о случившемся, но я не тот, кто вам нужен …»

Это были черновики письма Николаса – точнее, мисс Вероники Сноу, которые она вчера не успела или забыла сжечь. Лорд Джон почувствовал, что краснеет, словно его застали за подглядыванием в замочную скважину. Он застыл с листком в руке, не зная, что делать. Вчерашние эмоции – изумление, разочарование, осознание огромной потери – с прежней силой навалились на него.
Наверху что-то упало, и этот звук привел его в чувство. Он осторожно сжал лист в комок и положил его обратно в корзину. Ему потребовалось несколько минут, чтобы поджечь трут, и как только пропитанная маслом ветошь вспыхнула, он тут же сунул в неё соломинку и перенёс пойманный язычок пламени на аккуратную горку из коры и щепок. Огонь жадно накинулся на добычу, Грей добавил ему тонких, судя по запаху, сосновых веток, и спустя полминуты пламя разгорелось, перебравшись на более толстые поленья.
Закрыв трутницу, он встал и, чтобы размять затёкшие ноги, прошёлся вдоль камина. На кухонном столике царил беспорядок: в небольшом тазу лежала немытая посуда и столовые приборы, рядом с заварочным чайником стояла знакомая зеленая бутылка с остатками апельсинового ликера, а мятое полотенце свисало с крышки большого чайника. Грей убрал полотенце, поднял крышку и заглянул внутрь – воды там почти не было. Держа чайник в руках, он размышлял над тем, где ему взять воду, когда в комнату вошел … Ник.
Грей едва не выронил чайник, но в следующее мгновение понял, что мисс Сноу снова облачилась в мужской костюм.
– Хотите поставить чайник милорд? О, вы и камин сумели разжечь? – явно удивившись, произнесла она, направляясь к Грею, и он невольно опустил глаза, чтобы не смотреть на округлые бёдра, обтянутые серыми бриджами, и стройные голени с изящными щиколотками в белых чулках. В последний раз он видел обнажённые женские ноги в гаванском борделе, куда его затащил Гарри Кворри накануне их отплытия с Кубы. Грею пришлось притвориться мертвецки пьяным, чтобы оправдать своё отсутствие интереса к прелестям местных шлюх.
– Да, мисс Сноу, – кашлянув, ответил он, не отрывая взгляда от чайника. – Не подскажете, где я могу набрать воды?
– Здесь, милорд.
Она подошла к стоявшей рядом с кухонным столиком деревянной бочке, отодвинула крышку и при помощи металлического ковшика налила в чайник воды из стоявшего в бочке ведра.
– Благодарю вас, – он протянул руку за чайником, но мисс Сноу покачала головой и со словами:
– Нет, это вам спасибо – за то, что разожгли камин, – сама повесила чайник над огнём, подбросив в очаг ещё пару поленьев. Грей старался не смотреть в её сторону, хотя прекрасно понимал, насколько это глупо – ведь с первого дня их знакомства он постоянно любовался формой бёдер и ягодиц «Николаса», а вчера ему наконец-то удалось к ним прикоснуться. Воспоминания об этом заставили его вздрогнуть: к своему удивлению, он осознал, что не прочь повторить вчерашний опыт – возможно, чтобы проверить, получит ли он прежнее удовольствие от такого прикосновения, или окончательно освободится от прежних иллюзий.
– Что с вами, милорд? Замерзли? – прозвучал рядом с ним голос, в котором явственно слышались нотки иронии. – Поднимайтесь наверх, там теплее. Можете начать переодеваться, я сейчас подойду, – прибавила она, глядя поверх его головы.
– Спасибо, мисс Сноу, но прошу вас не спешить, я подожду, пока вы не закончите все свои дела, – с легким поклоном ответил Грей, отступая в сторону двери. – Простите, что доставил вам столько неудобств, – прибавил он и быстро вышел из комнаты, смущённый уже не столько её видом, сколько собственными желаниями.
Подойдя к лестнице, он внезапно вспомнил о служанке, которая любила подслушивать возле двери, ведущей на половину домовладельцев. Грей решил посмотреть, где находится эта дверь, но, заглянув под лестницу, не обнаружил там ничего, кроме ведра, пары щёток и прочих приспособлений для уборки помещений.
Он уже шагнул на первую ступеньку, когда обратил внимание на грубый домотканый ковер, висящий на стене под площадкой. Наклонив голову, Грей с трудом втиснулся в узкий закуток и, приподняв край ковра, обнаружил то, что искал: маленькую дверцу, запертую на крепкий железный засов. Он опустил ковер на место и поднялся на второй этаж, решив, что толстая шерстяная ткань наверняка заглушала звуки всего, что происходило в квартире мисс Сноу.
Наверху действительно оказалось теплее и светлее: шторы на окнах были подняты, а в камине весело потрескивали дрова. Однако сама студия выглядела несколько иначе, чем вчера: голубая драпировка была довольно сильно помята, мольберт с незаконченной картиной стоял в дальнем углу, а из-за ширмы виднелся край небрежно застеленной кровати – белые простыни свисали из-под пестрого покрывала.
Лорд Джон прошёл за занавес и, взглянув на хитон и сандалии, внезапно осознал, что сегодня ему придётся позировать в полуобнажённом виде не перед юношей, а перед молодой девушкой.
«Ерунда, она наверняка уже успела изучить моё тело во всех подробностях», – подумал он и тряхнул головой, пытаясь прогнать неожиданное смущение. Он переоделся и, расстегнув фибулу на левом плече, аккуратно расправил складки хитона, а затем решил причесаться – и немедленно пожалел об этом, поскольку его волосы тут же распушились и встали дыбом после вчерашнего мытья. Грей попытался пригладить непослушные пряди руками, и в конце концов ему с трудом удалось придать им более-ли-менее приличный вид.
Приведя волосы в порядок, он посмотрел на шкаф, борясь с желанием заглянуть внутрь. В конце концов любопытство победило воспитание, и он осторожно приоткрыл дверцу. В шкафу на необычных поперечных планках висело несколько скромных камзолов с бриджами из довольно приличной ткани: черный с серебряной отделкой, два серых, два зелёных разных оттенков и один кремовый, из плотного льна. Жилетов оказалось вдвое больше – некоторые, сшитые из недорогого шелка, украшала довольно изящная вышивка. Рубашек из тонкого полотна, которые тоже висели на горизонтальных вешалках, причем по несколько штук на каждой, было немного, однако ни одной юбки или какого-либо иного предмета женского гардероба ему обнаружить не удалось. На дне шкафа стояло несколько картонных коробок, открывать которые Грей не решился. Он и так перешёл все границы дозволенного, заглянув в чужой шкаф, поэтому быстро закрыл дверцу, ощущая себя вором, которого едва не застигли на месте преступления.
Он вышел из-за занавеса в тот самый момент, когда в дверях появилась мисс Сноу. Ни один из них не успел опустить или отвести глаза, и пару мгновений они в упор смотрели друг на друга. Девушка первой опустила ресницы и, коротко кивнув Грею, направилась к мольберту. Проводив её глазами, он поднялся на возвышение, сел в кресло, и понял, что оно стоит на другом месте, поскольку теперь он видел комнату несколько иначе, чем вчера. Очевидно, кресло передвигали или совсем убирали с подиума, решил Грей и, упершись ногами в пол, попытался его развернуть. Ему почти удалось это сделать, когда мисс Сноу, поставив на прежнее место мольберт, подошла к подиуму.
– Прошу прощения, милорд, – произнесла она, уставившись куда-то поверх его головы. – Не могли бы вы встать: мне нужно кое-что поправить.
– С удовольствием, ма – эм ... мисс Сноу, – вовремя спохватившись, ответил Грей, поднимаясь на ноги. Предположение, сделанное им пару минут назад, подтвердилось: мисс Сноу не носила корсета, поскольку холмики её грудей отчётливо выпирали из-под ткани жилета.
«Почему я не замечал этого раньше?» – подумал он, сходя с подиума. Ответ был очевиден: судя по всему, мисс Сноу, скрывая свои формы, носила не женский, а мужской корсет. Некоторые джентльмены носили их с детства, чтобы, в соответствии с современными представлениями об идеальной мужской фигуре, уменьшить ширину плеч и объём торса, сделав его округлым и изящным. Сам лорд Джон счастливо избежал подобной участи, поэтому позаботился о том, чтобы внук лорда Дансени, малыш Уильям, был избавлен от необходимости носить корсет. Тем более, что об этом его просил Фрейзер во время их последней встрече в Хелуотере почти три года назад.
Тем временем девушка, внимательно осмотрев покрывавшую подиум серо-коричневую ткань, слегка развернула кресло в сторону окна, а затем подвинула его на пару дюймов ближе к голубому занавесу.
– Всё готово, садитесь, милорд. Простите за задержку, – вежливо прибавила мисс Сноу, отходя в сторону. Уловив исходящий от неё слабый аромат свежесваренного кофе, Грей понял, что она успела позавтракать, и со спокойной душой сел в кресло – на этот раз его положение оказалось верным. Он осторожно положил ногу на колено, придерживая подол хитона, ожидая, что мисс Сноу подойдет и поправит драпировку у него на груди, но этого не случилось. Она пристально осмотрела его с расстояния полутора ярдов и, коротко кивнув, вернулась к мольберту. Грею показалось, что она чуть задержала взгляд на его волосах, однако, он мог и ошибаться.
Несмотря на то, что работа над картиной началась на полтора часа позже обычного, лорд Джон испытывал удовлетворение от своей маленькой победы. Их общение с мисс Сноу продолжится, и он сможет получить ответы на все интересующие его вопросы.
Когда она надела свой рабочий балахон и взялась за кисти, у Грея сжалось сердце. Он снова увидел перед собой Ника: грустного, с побледневшим лицом и покрасневшими веками; но его волосы, глаза, мимика и жесты остались прежними.
«И фигура тоже», – подумал Грей, искоса наблюдая за мисс Сноу. За исключением плеч: они стали значительно ỳже. Поразмыслив, он пришёл к выводу, что девушка носила не корсет, а нечто вроде жилета с накладными плечами из кожи или плотной стёганой ткани, подобный тому, что он сам надевал перед битвой при Крефельде в далёком пятьдесят восьмом году. Судя по всему, этот жилет менял очертания только верхней части её фигуры: талия и бёдра мисс Сноу остались прежними.
«А что, если бы кто-нибудь попытался пощупать его – её – член? Как бы она тогда выкрутилась…» – мелькнуло у Грея в голове, но он тут же прогнал эту недостойную джентльмена мысль. В конце концов, речь шла если не о леди, то о женщине, пусть и очень необычной.
Выждав некоторое время, Грей решил начать разговор. Он надеялся, что девушка не откажется отвечать на его вопросы: судя по всему, она уже взяла себя в руки, хотя по-прежнему не желала называть лорда Джона по имени.
– Могу я задать вам вопрос, мисс Сноу? – кашлянув, спросил он.
– Да ... милорд, – после короткой паузы ответила она.
– Вы действительно верите, что смогли бы нести воинскую службу наравне с мужчинами?
Именно это интересовало Грея в первую очередь.
Мисс Сноу негромко фыркнула, и он слегка напрягся, ожидая язвительного ответа или упрёков в свой адрес, однако она вполне спокойно произнесла:
– Да, милорд. Я считаю, что женщины способны воевать не хуже мужчин. Конечно, физически мы слабее, но я полагала, что справлюсь со своими обязанностями.
Грею опять показалось, что перед ним Николас – уверенный в своей правоте и не по годам здравомыслящий молодой человек.
– Простите, но разве вы не понимаете, насколько это … безрассудно, – начал он, стараясь сдержать эмоции и говорить так же спокойно и убедительно, как она. – Я хочу сказать, что походная жизнь достаточно тяжела даже для крепкого мужчины, не говоря уж о … хрупкой молодой женщине.
Мисс Сноу снова тихонько фыркнула.
– Ну, к трудностям нам не привыкать, – произнесла она с оттенком горькой иронии. – К тому же я рассчитывала, что …
Грей ждал продолжения, но его так и не последовало.
– На что вы рассчитывали, мисс Сноу? – мягко спросил он, догадываясь, каков будет ответ.
– Я думала, что вы мне поможете … милорд, – после небольшой паузы произнесла она, наклонившись к мольберту так, что Грей видел только её макушку. – Подскажете, как правильно себя вести, чтобы заслужить доверие старших офицеров и уважение простых солдат. Вы говорили, что у меня будет своя комната или палатка в походе. А кроме того, я полагала, что вы меня … прикроете, – выпрямившись, прибавила она, с непроницаемым выражением лица уставившись на холст.
– Прикроете? Что значит «прикроете»? – переспросил Грей, не зная, смеяться ему или возмущаться. В первые мгновения ему показалось, что мисс Сноу лишь притворяется наивной, но в голосе её не было ни капли фальши: она явно искренне верила в то, что говорила.
– Прикроете – значит, поможете скрыть факт того, что я женщина, – ответила она, сердито покосившись на Грея. – Я думала, что вы … что мы … что у нас будут отношения, – наконец нашла подходящее слово мисс Сноу, яростно смешивая краски на своей деревянной палитре.
Её щеки покрылись алыми пятнами, и Грей с изумлением почувствовал, что тоже начинает краснеть. Ещё ни одна женщина, за исключением шлюх, – а мисс Сноу совершенно на них не походила – не говорила ему о своих намерениях столь откровенно.
– Прошу прощения, – начал он, прочистив горло, – я ценю вашу прямоту, но вы, очевидно, плохо представляете себе …– э-э – последствия подобных действий. Женщина в чине младшего офицера — это вопиющее нарушение всех армейских законов и уставов. Если бы вас – нас – разоблачили, то разразился бы грандиозный скандал…
– Что, меня могли отдать под трибунал и приговорить к расстрелу? – насмешливо произнесла она, с вызовом уставившись прямо ему в лицо. Взглянув в её горящие глаза, Грей понял, что за внешней бравадой скрывается душевная боль и глубокое разочарование.
– Конечно нет, мисс Сноу, – мягко ответил он, покачав головой. – Просто вас изгнали бы из полка, и вы бы лишились всех своих средств, потраченных на приобретение патента.
– А что насчет вас, милорд? – по-прежнему резко, но уже на полтона ниже поинтересовалась она.
– Ну, в худшем случае меня понизили бы в звании, – пожал плечами Грей, – а в лучшем … могли сослать на время в какую-нибудь дыру, пока всё не забылось.
«Хэл точно бы меня избил, – подумал он. – А может, наоборот, обрадовался, что я связался с женщиной, а не с мужчиной?»
Грей тряхнул головой: сейчас не время было думать о Хэле, однако мисс Сноу по-своему поняла этот жест.
– Что ж, выходит, я дважды ошиблась, – холодно произнесла она, и Грей ощутил нечто вроде обиды. – Думаю, мне больше нечего вам сказать, милорд. Хотя не зря говорят – всё, что ни делается, всё к лучшему.
– Поверьте, мисс Сноу, мне очень жаль, что так вышло, – совершенно искренне начал Грей, но она прервала его:
– Прошу вас, лорд Джон, давайте больше не будем возвращаться к этой теме, – и он сразу же замолчал, почувствовав радость от того, что она снова назвала его имя.
Спустя полчаса она отложила кисти, и предложила сделать перерыв. Грей не возражал: у него затекла спина и ноги, к тому же он рассчитывал продолжить беседу во время – или после перерыва. Мисс Сноу протёрла руки куском ветоши и медленно встала со своего табурета. Грей тоже начал подниматься, держась за ручки кресла, но она взмахом руки остановила его.
– Давайте обойдёмся без церемоний, милорд. Я не хочу, чтобы вы испытывали неудобство из-за каких-то условностей. Отдыхайте, а я пойду приготовлю чай.
И она быстро вышла из комнаты.
Грей опустился в кресло и принялся растирать лодыжку. Он многое пережил в своей жизни, поэтому считал, что его уже ничем нельзя удивить. Однако мисс Сноу оказалась полна сюрпризов. Её поведение и суждения, резко отличавшиеся от общепринятых, вызывали у Грея неподдельный интерес. Она была загадкой, головоломкой, которую ему во что бы то ни стало захотелось разгадать.
Он подошел к камину, разворошил кочергой угли и подбросил туда ещё пару поленьев, потом вернулся за занавес и надел камзол поверх хитона. Выглядело это ужасно, но он не хотел смущать мисс Сноу, сидя рядом с ней в полуобнаженном виде. Или это он испытывал неловкость? Грей окончательно запутался, но снимать камзол не стал.
Через несколько минут в студию вернулась мисс Сноу. Покосившись на Грея, она поставила на широкий сундук под окном деревянный поднос с заварочным чайником, сахарницей и двумя чашками.
– Прошу, милорд, угощайтесь, пока чай не остыл, – светским тоном произнесла девушка, садясь на сундук рядом с подносом и наливая чай – сначала Грею, потом себе. – Извините, к чаю у меня сегодня ничего нет, – прибавила она, размешивая сахар в своей чашке и старательно избегая смотреть на Грея.
– Не беспокойтесь, мисс Сноу, ваш чай сам по себе является прекрасным угощением, – тем же светским тоном ответил он, беря в руки чашку с ароматным напитком.
Она неопределённо шевельнула плечами.
— Это обычный китайский чай, правда очень хорошего качества. Его просто нужно уметь правильно заваривать, вот и всё.
– У вас это отлично получается, мисс Сноу, – произнес Грей. – Наверное, это ваша матушка научила вас правильно заваривать чай?
– Нет, бабушка, – после небольшой паузы ответила она, уставившись в чашку. – Я же говорила, милорд, что мои родители погибли, когда мне было четырнадцать, и после этого я жила у бабушки с дедушкой.
– Кажется, вы говорили, что они погибли семь лет назад, мисс Сноу, – заметил Грей, стараясь скрыть вспыхнувшее в нем любопытство. – Или я что-то напутал?
– Нет, вы ничего не напутали, милорд, – произнесла она после небольшой паузы, бросая на него острый взгляд. – Вы для этого слишком наблюдательны. Да, мои родители погибли семь лет назад – через неделю после того, как мне исполнилось четырнадцать.
– О, так значит вам сейчас… – начал Грей и прикусил язык. Он прекрасно знал, что женщины шли на любые уловки, чтобы скрыть свой истинный возраст. Причём совсем юные девушки старались казаться старше, а женщины в возрасте, наоборот, отчаянно молодились. Иногда это выглядело довольно комично, поскольку Грей всегда с точностью до года мог определить возраст той или иной светской дамы. С простолюдинками он сталкивался не так часто, однако при необходимости возраст служанок, шлюх и следовавших за армией женщин угадывал довольно точно. Но в отношении мисс Сноу он снова ошибся.
– Да, милорд, мне двадцать один год, а через несколько месяцев исполнится двадцать два. Как видите, я уже достаточно стара для того, чтобы скрывать свой возраст, – иронично произнесла она, ставя пустую чашку на поднос.
– О, нет, вы не должны так о себе говорить, – горячо запротестовал растерянный Грей. – Двадцать один год — это прекрасный возраст, к тому же вы выглядите намного моложе, я был уверен, что вам действительно шестнадцать лет…
– Спасибо за столь великодушный комплимент, милорд, – всё так же насмешливо ответила она, однако Грею показалось, что ей польстили его слова. На этом чаепитие закончилось. Проводив взглядом стройную фигурку с аппетитными ягодицами, Грей с удивлением осознал, что его желание повторить свой вчерашний опыт нисколько не уменьшилось. «Посмотрим, что будет дальше – наверняка это не единственный её секрет», – тряхнув головой, подумал он и, сняв камзол, уселся в кресло. Через минуту мисс Сноу вернулась и продолжила работу над картиной.
Он обдумывал свой следующий вопрос, когда девушка внезапно заговорила:
– Могу я узнать, сколько лет вам, милорд?
– Конечно, мисс Сноу. В этом году мне исполняется тридцать четыре года, – ответил Грей, внезапно почувствовав себя стариком. Половина его жизни уже миновала – а возможно, даже большая её часть.
– Хм, а я думала, вам ещё нет тридцати, – с ноткой удивления заметила она. – Хотя... бабушка была права: мужчины почти всегда выглядят моложе своих лет и, в отличие от женщин, сохраняют свою привлекательность даже в пожилом возрасте.
– Поверьте, мисс Сноу, мужчины привлекательны для женщин лишь до тех пор, пока у них нет проблем с … со здоровьем, – сухо заметил Грей. – И думаю, что вы ошибаетесь: женщина может быть красивой и привлекательной в любом возрасте, – прибавил он, вспомнив свою мать.
Мисс Сноу громко фыркнула, и он, удивленный такой реакцией, невольно повернул голову в её сторону.
– Вы со мной не согласны, мисс Сноу? – спросил он, пытаясь поймать её взгляд.
– Простите, но, по-моему, вы … не слишком хорошо разбираетесь в женщинах, милорд, – ответила она, отводя глаза. – Вас же больше интересует противоположный пол, не так ли?
Грей почувствовал прилив раздражения, хотя понимал, что она, безусловно, имела право так думать.
– Поверьте, мисс Сноу, мои предпочтения не лишают меня способности ценить красоту, будь то красота женщины, явления природы или произведения искусства, – сказал он немного резче, чем собирался.
– Что ж, это прекрасно, милорд, – сухо ответила она. – Пожалуйста, поверните голову немного вправо и расслабьте кисти. Да, вот так, большое спасибо.
Прошло около пятнадцати минут, и Грей решил, что он может задать ей очередной вопрос.
– Простите моё любопытство, мисс Сноу, – начал он, – но я хотел бы понять, почему вы носите мужскую одежду?
Она глубоко вздохнула.
– Ради безопасности, милорд. Женщина, которая путешествует одна, может просто не доехать до места своего назначения – даже если у неё есть оружие, и она умеет с ним обращаться. А вооруженный мужчина – пусть и очень молодой – привлечет к себе гораздо меньше внимания всяких нежелательных личностей.
– Да, действительно, – согласился Грей, – одинокая молодая и красивая женщина, странствующая по незнакомой местности, рискует стать жертвой какого-нибудь негодяя. Но вы живёте в Лондоне уже полтора года, однако продолжаете… – э-э – носить мужской костюм. Или вы до сих пор чего-то опасаетесь?
Она коротко рассмеялась.
– О да, я много чего опасаюсь: жить впроголодь, быть изнасилованной или сесть в тюрьму за убийство – хотя за убийство здесь в основном вешают?
– Уверяю вас, мисс Сноу, вас никто не посадит в тюрьму за убийство того негодяя: вы лишь защищались и спасали свою жизнь – и мою тоже, – твёрдо заявил Грей.
Она с удивлением уставилась на него поверх картины.
– Вы о чём? Нет, я имела в виду совсем другое. Этот район считается самым опасным в Лондоне, особенно для одинокой женщины. Я бы десять раз подумала, прежде чем выйти здесь на улицу после захода солнца в женском платье – да и днём мне наверняка пришлось бы постоянно объяснять, что я не шлюха, и мне не нужен сутенёр или какой-нибудь – э-э – покровитель. Меня могли попытаться изнасиловать – и, если бы я при этом убила нападавшего, то запросто оказалась бы в тюрьме или на виселице.

Окончание главы 31 ниже

Она слегка пожала плечами, и Грей не мог не признать её правоту: женская добродетель в этих местах была непозволительной роскошью, а красота – обычным товаром. 
– А кроме того, – продолжила девушка совершенно спокойно, словно речь шла о каких-то банальных вещах, – если бы я носила женское платье, никто не стал бы покупать мои рисунки, я не получила бы ни одного заказа и давно продала бы своё золото по минимальной цене. Так что мужская одежда для меня не прихоть, а всего лишь средство выживания.
– Спасибо, теперь я всё понял, мисс Сноу, – медленно произнёс Грей. – Вы снова надели мужской костюм, когда остались одна после смерти своего дяди. Поэтому вы переехали в другой район, туда, где вас никто не знал? 
– Да, милорд, – так же медленно ответила она, сосредоточенно всматриваясь в полотно. Все её объяснения выглядели вполне правдоподобными и убедительными, но Грей не мог отделаться от ощущения, что она скрывает от него что-то очень важное. Однако он не решился продолжать свои расспросы, чтобы не спугнуть её. 
В половине третьего пополудни мисс Сноу отложила кисти и со словами: 
– Благодарю за терпение, милорд, на сегодня мы закончили, – сняла свой бесформенный балахон и вышла из студии. 
Он переоделся, спустился вниз, вежливо попрощался и вышел за дверь. Серые облака нависали над городом, словно старые простыни в безымянном вонючем переулке, и Грей на мгновение порадовался тому, что вчерашний день миновал, и уже больше никогда не повторится.