Сначала дед, а затем и дядя Лэмб, также решивший внести свой вклад в физическое воспитание племянницы, дали мне несколько уроков плавания, после чего предоставили полную свободу и возможность целыми днями заниматься всем, что пожелаю. Утром я прибегала на залив, который из-за скал, поднимающихся со дна, больше напоминал «озеро в озере» или бассейн, и часами плавала по кругу, выползая на песок только для того, чтобы отдохнуть или утолить жажду. Кот Джосер изредка наведывался, предположительно, чтобы проверить, всё ли со мной хорошо, и, увидев мою голову, торчащую над поверхностью, убегал по своим делам. Небольшая глубина и прозрачность вод способствовали тому, что я осмелела и стала нырять, пытаясь достать цветные камушки, россыпью лежащие на дне. Озеро противилось и выталкивало меня как поплавок, не желая отдавать принадлежащие только ей «сокровища». После нескольких попыток преодолеть плотность воды, я выбивалась из сил и, раскинув руки и ноги, замирала на поверхности словно водомерка.

Однажды, отдыхая таким образом от ныряний, я почувствовала волну страха и боли. Она обрушилась так, как шквал накрывает береговой маяк и безжалостно сбивает с ног смотрителя, не успевшего вовремя закрыть дверь башни. На то, чтобы выйти на берег и одеться, мне хватило нескольких минут. Я шла быстрым шагом, наобум, спотыкаясь, внимательно прислушиваясь к себе, окружению и пытаясь понять, что произошло, а главное с кем. С некоторых пор я заметила в себе способность на расстоянии чувствовать эмоциональное и даже физическое состояние людей, и не только близких. Выдохнуть напряжение и расслабиться не получилось, и тогда я побежала, но спустя несколько минут остановилась отдышаться. Звук шуршащего под чужими ногами щебня заставил меня обернуться. Недалеко от того места, где я стояла, шли дед, дядя и Джумо. Дед вёл мужчин за собой, я пристроилась следом, стараясь оставаться незамеченной. Оказавшись на засыпанной обломками площадке перед отверстием, ведущим вглубь скалы, я, как несмышленый ребёнок, которого разбирало любопытство, забыв об осторожности, шагнула внутрь.

Просторный коридор, определенно, был частью целого комплекса подземных сооружений острова. В нос ударил уже знакомый запах камфоры, и я уже ни секунды не сомневалась в том, что там впереди, где виднелся свет, находится медицинский кабинет. Я слышала голоса и, приблизившись к освещённому проёму, заглянула внутрь. Свет от нескольких фонарей, зажженных под потолком, отражался в зеркальной полусфере, собираясь в пучок в центре высокого стола, выточенного из природного камня. У стены высился стеллаж, на котором лежали тканевые рулоны разных размеров и цветов, стояли горшки, стеклянные бутылки с прозрачной жидкостью и маслами, большая корзина с коробочками хлопка. Дядя сидел в сторонке, почёсывал ногу и внимательно наблюдал за тем, что происходило в дальнем углу комнаты. Дед склонился над Джудом, полулежащим в деревянном кресле, и какое-то время происходящее было скрыто от меня, но, когда он отошел в сторону, я увидела, что у Джумо на глазах лежит чёрная повязка. От увиденного холодок пробежал по моей спине. Теперь я точно знала, чьи эмоции почувствовала не больше получаса назад. Дед вернулся и стал заботливо прикасался к вискам, шее, затылку пациента, попутно задавая вопросы.

- Как давно стал замечать размытость предметов? На сколько чувствительны болевые ощущения по десятибалльной шкале?

- Месяц, может чуть больше. Шесть… Скорее семь, - ответил Джумо.

- Ты, прекрасно понимая то, что твой организм особенный, осознано подверг себя опасности? – продолжал свой допрос доктор.

- Я читал об этом и понимал, что рискую, но не мог оставить доктора Кью и Клэр. А ещё мне хотелось путешествовать. Чем бы всё это не закончилось, я ни о чём не жалею.

- Тебе нужно вернуться в Британию и как можно скорее, или, по крайней мере, в Европу. Светобоязнь и ухудшение зрения – это всего лишь начало процесса, который может закончиться полной слепотой. Ламберт, вы должны вернуться домой. Ты слышишь? – произнес дед.

- Вы? Но я не уверен… Я организую отъезд Джумо, но сам хочу остаться с тобой, отец, – тихо ответил дядя Лэмб.

Его руки не находили покоя: он то растирал их, то сжимал в кулаки.

- Мы это обсудим, сын, только немного позднее. Джумо, закрой глаза и расслабься, - обратился он к нашему другу.

Азулей обхватил голову пациента ладонями и в течение нескольких минут надавливал большими пальцами на ткани в орбитальной области, на виски, после чего Джумо уснул. Измученное болью и спазмом лицо разгладилось.

- С ним всё будет хорошо, но пока он спит, покажи мне свою ногу, Ламберт, – обратился он к дяде.

Тот опешил, но затем кивнул и, задрав штанину, стал разматывать грязную тряпицу, которой была обмотана нога. От щиколотки и до колена ткани голени были красными и отёчными. По моему телу прошла волна жара, в кончики пальцев «воткнулись» тысячи иголок, я была готова кинуться к нему и еле сдержалась.

- Верблюд укусил, - признался дядя Лэмб и поморщился.

- Давно? – спросил дед, подавая ему чашу с водой.

- Когда выехали из Каира. Я приложился к нему слишком сурово, вот он мне и отомстил, - ответил дядя, принимая с благодарностью воду.

Азулей скомкал грязную повязку и направился к корзине для мусора, которая примостилась в закутке у выхода. Я спряталась и старалась не дышать, но видимо движение не ускользнуло от глаз деда.

- Кто там? Кики? Входи, поможешь мне, - позвал он.

Мне ничего не оставалось, как показаться. Я виновато опустила глаза, вышла из укрытия и поздоровалась. Надо было видеть их удивленные лица.

- Девочка, как ты нас нашла? – удивился дядя.

Я подошла к нему и сказала с упрёком:

- Почему ты не сказал мне? Я умею оказывать первую помощь!

Дядя понял, что я злюсь на него, притянул меня к себе и, как обычно, поцеловал в макушку.

- Сам виноват, не придал значения, извини меня, - ответил дядя.

-Ну что ж, Клэр, коль ты здесь, тебе придется мне ассистировать, - сказал дедушка, наблюдая за моей реакцией.

Не раздумывая, я кивнула головой.

Дядя лёг на стол. Отраженный луч высветил место укуса, и на нем кроме тёмных волосков и отека стали видны синяки, вмятины и несколько ссадин, оставленных зубами животного.

- Видно досталось верблюду, раз он так с тобой обошёлся. Надкостница повреждена, но ничего серьезного, - сказал Азулей спокойным тоном.

Он придвинул к столу небольшую консоль и отправился к примитивному умывальнику, который представлял собой оловянную чашу на ножках и кувшин с узким носиком, подвешенный на крюк, торчащий в стене.

- Помоги мне, Клэр, - обратился ко мне дедушка. – Слей на руки.

Зачерпнув из горшка массу зелёного цвета, которая пахла эфедрой и лимоном, он стал намыливать руки: неспешно, выверенными движениями человека, выполнявшего этот ритуал тысячи раз. Возвращаясь к столу, дед мимоходом захватил со стеллажа небольшой рулончик серой материи, пару пузырьков и горшочек с мазью. Азулей обработал кожу пациента спиртом, после чего этот запах на время перебил камфору и заставил меня задержать дыхание. Ощупывая ногу, он смотрел вдаль, видимо больше доверяя рукам. Задержавшись подольше на участке, где ранку покрыла корка, доктор нахмурил брови. Я почти не дышала и ждала, когда ему понадобится моя помощь.

- Клэр, посмотри, как себя чувствует Джумо, - прозвучала просьба деда.

Джумо спал, чуточку приоткрыв рот, и улыбался во сне. Из-под чёрной повязки к уголкам рта протянулись мокрые дорожки, над верхней губой выступила испарина: мелкие капельки пота висели на бесцветных волосках. Я обернулась, чтобы сказать деду, что Джумо в порядке, но не смогла вымолвить и слова. Ладони Азулея испускали еле заметное голубое свечение. Прошло минуты три, может больше, но я, боясь нарушить процесс лечения, молчала, ожидая, когда всё закончится. Дядя тоже заснул. В голову пришла мысль о гипнозе или о снотворном, добавленным в воду. Постепенно свечение сошло на нет, и дед, взглянув на меня, произнес:

-Поможешь? Давай наложим повязку. Придержи его ногу.

На лодыжке осталась небольшая припухлость, но краснота ушла, а синяки превратились в жёлтые пятна. Я следила за тем, как дед тонким слоем нанес на голень мазь, пахнущую воском и травами, а затем накрыл листом тончайшего папируса и закрепил его двумя рядами рыхлой ткани.

- Ты дал им снотворное? – спросила я шёпотом.

- Нет, милая, - ответил он.

- Тогда - гипноз? – гадала я.

- Нет. Гипноз хорош с подготовленными пациентами. В данном случае лучше использовать акупунктуру.

- Расскажешь мне?

- Конечно… Только давай выйдем на воздух. Всего на несколько минут. Мы отлично сделали своё дело и тоже должны отдохнуть.

Дед выбрался на поверхность первым и, подав мне руку, с пафосом спросил:

- Как ты нашла нас, Персефона?!

- Не знаю как, но я почувствовала чью-то боль и стала искать. Бежала, бежала, а потом увидела вас. И… пошла следом…

Мы сели в тень на монолит, лежащий недалеко от входа. Чувствовалось приближение весны. Птицы целыми стаями пролетали над нами, останавливались на берегах, чтобы передохнуть и восстановить силы. Дедушка разглядывал меня, а я его.

- Ты назвал меня Персефоной? А кто она? – спросила я.

Вопрос отвлёк его от размышлений, и он, спохватившись, ответил:

- Ах, да… Персефона. Дочь Зевса и Деметры. Была похищена у родителей мрачным Аидом и вышла за него замуж. Стала называться владычицей подземного царства, а также богиней плодородия и бессмертной души. А ещё к ней часто применяли эпитет «медовая». Знаешь, почему?

Я отрицательно покачала головой.

- Её подданными считались пчёлы. Их образ существования вписывался в философскую идею возрождения природы. Пробуждение весной после зимней спячки этих чистых, трудолюбивых созданий приравнивалось к воскресению. Так же, как пчела - всегда возвращается в свой улей, так и человеческая душа обязательно вернется в свой Дом; бесстрашная, самоотверженная, презирающая опасности и саму смерть, а ещё чистоплотная и исцеляющая. Как ты…

Дедушка приобнял меня.

- Кстати, жриц храмов Персефоны тоже называли «пчёлками». Они могли и исцелить, и за себя постоять.

Я улыбнулась, а он продолжил:

- Не веришь? Серьёзно! Принципы «пчелиной» иерархии можно наблюдать и по сей день во всех монастырях, тайных обществах… Во главе «пчела-матка», и всё подчинено заботе о ней и о её потомстве.

- Да?! Тогда получается, что «пчёлы» Персефоны владели оружием?

- Конечно. Всем известным на тот момент - от кинжала до яда. Их обучали этому с малых лет. А ты знаешь, что перед именем фараона египтяне изображали символ пчелы?

Меня осенило воспоминание.

- Да! Я помню! Дядя Лэмб переводил древний текст и спросил меня: «Клэр! Как думаешь, на что похож этот символ?» – произнесла я, стараясь передать интонацию дяди. - А я ответила, что на пчелу! Он был рад!

- Ты замечательная, - сказал дед, и чмокнул меня в висок.

Я покраснела и, чтобы скрыть смущение, быстро спросила:

- Ты обещал рассказать про акупу…!

- Ах! Да, акупунктура! Как же тебе объяснить… - задумался он. – Ты должна знать, девочка, что человек это, в первую очередь, электромагнитное поле, а уже после материальный объект. Жизненная энергия движется в теле по каналам, оплетая все внутренние органы сетью и заставляя их работать в нужном ритме. Там, где движению энергии что-то мешает, ощущается боль. Воздействуя на особые точки, я могу тормозить или ускорять процессы в организме, восстанавливать нарушенные связи. Китайские целители используют для этого тонкие иглы. Но я не могу «тыкать» ими в своих пациентом. Подавляющее большинство невежественны. Поэтому я использую технику прогревания точек потоком энергии. Представь, что ты держишь ладонь над пламенем свечи. Наши мозг и сердце способны рождать такое же мощное поле. Ты слышала про кадуцей Гермеса Трисмегиста? Его изображают в виде двух переплетенных змей, по форме напоминающих воронку.

- Кажется, я понимаю, о чём ты хочешь сказать. Видела на фасаде капеллы в поместье Бротонов лианы с крылышками.

- Вы гостили у Бротона? Старина Урбан… Да. Именно так выглядит поток энергии и света.

– Света? Голубая дымка у твоих ладоней?

- Ты и это заметила? Ладони рук являются лишь источником излучения. Прикладывая их к болезненному участку, я вхожу своим полем в резонанс с внутриклеточными структурами чужого тела, снимаю энергетические блоки, а после этого организм сам включает механизм само исцеления. Биофизика, биохимия, а всё вместе медицина прошлого.

Я мало что поняла, но решила его поправить:

- Ты хотел сказать будущего?

Азулей промолчал, а я продолжила:

- А сон? Как ты их усыпил?

- Ну для того, чтобы расслабить нервную систему человека и погрузить его в бессознательное состояние, тоже существуют особые точки.

- А на такое способны все люди?

- Думаю, что да. Но не каждый человек к этому готов. Важен настрой, внутренний посыл и конечно хороший Наставник.

- Похоже на колдовство или… фокусы, - заключила я.

- Согласен…Только фокусников много, а вот «колдунов» - почти не осталось. Ну что, «пчёлка»? - дедушка взял мою руку и поцеловал в центр ладони. – Идем будить наших мужчин?

Азулей прикоснулся к ушной раковине дяди и произнес:

- Ну вот, сын, быстро управились, всё в порядке.

Дядя Лэмб открыл глаза и встал, будто и не спал вовсе. Встав на ногу, он замер и удивленно уставился на деда.

- Почти не болит! Отлично! Спасибо, отец!

- Повязку снимешь через неделю, - сказал Азулей спокойно, но затем воскликнул. - Да! Держись подальше от того верблюда. Мне кажется, он тебя запомнил!

Дядя засмеялся, и в эту минуту стал чуточку похож на свою мать. Дед задержал на нем взгляд, но затем, будто очнувшись, направился к стеллажу. Он достал с верхней полки кожаный футляр, зеркало и подошёл к Джумо. Убрав с его глаз повязку, прикоснулся к пульсирующей жилке на шее. Джумо открыл глаза и неожиданно чихнул. В его глазах читалось смятение, пальцы коснулись щеки.

- Они тебе пригодятся, - произнес дед, открывая футляр. - Без них – никуда. Прибудешь в Англию, непременно посети доктора, - продолжил он и протянул оправу с тёмными стёклами.

Джуд надел очки и потянулся за зеркалом. Выглядел он очень экзотично: блондин в чёрных очках. Оправа, за счёт своей особенной конструкции, плотно прилегала к коже вокруг глаз, не пропуская ни малейшего луча света.
Воодушевление, удовлетворение, эйфория - можно назвать как хочешь, и всё равно не выразить то ощущение внутренней лёгкости, что присутствовало у меня внутри.

– Теперь можно идти завтракать. Ступайте к Кристине, а мы с Ламбертом скоро придём, - напутствовал нас дед.

Всю дорогу я думала о том, должна ли вернуть деду то, что стало моим, но мне не принадлежит. Ноги сами привели в комнату, где в бауле с вещами был спрятан мешочек со всякой мелочью. Я высыпала содержимое на покрывало: бабушкины серьги, подвеска в форме летящей птицы, две дюжины пластинок правильной формы из лазурита.

В кухне хлопотала Кристина. Она поставила передо мной блюдо с запечёнными овощами и сказала:

- Все ушли на террасу, и ты иди, только захвати овощи. Я сварю кофе и приду.

Кофе я не пила, но аромат мне нравился. Он бодрил и напоминал запах шоколада.

Мужчины сидели на низких скамейках и неспешно беседовали.

- Не трать впустую время, сын. Все эти древние артефакты, наводнившие Европу - подделки. Древность Египта – сказка, а цель «сказочников» – заработать. Твой Бельцони один из них.

Дед встретил меня с улыбкой и пригласил занять место рядом с ним. Я поставила на край стола тарелку и села.

- А как же все эти саркофаги, мумии? Это ли не доказательства? – не унимался дядя.

- Я, так и быть, дам тебе пару адресов таких умельцев… - отвечал дед, улыбаясь. – Работают качественно. Ты не замечал, что одурачивание происходит по одной и той же схеме? Сначала неожиданно «всплывает» найденный в архивах перевод свитка или трактата «о царе – стране - народе», но оригинала никто и никогда не видел. Вам предлагают поверить в вымысел и разными средствами подогревают интерес обывателей к этой истории. Затем появляется персонаж, утверждающий, что найдёт «утраченную в веках древность». И, о чудо! Находит! А теперь вспомни, сколько средств выделяется на такие изыскания… Только малая часть попадет в руки создателям так называемых «артефактов», большая - оседает в карманах предприимчивых дельцов. Но, подумай, кому это нужно и для чего? Быть может, тебя отвлекают от чего-то действительно важного?

- А как же твой остров, подземелье?

- Вопрос своевременный. Но, чтобы ответить на него, мы сначала совершим с тобой путешествие. Недалеко. Полдня пути. Посмотрим, что ты скажешь после увиденного.

- Я поеду с вами, - твёрдо сказала я. – И ещё, - решив не откладывать разговор, я произнесла, глядя деду в глаза: - Хочу тебе кое в чём признаться, дедушка.

Я вынула из кармана кулачок и высыпала перед ним на стол горстку голубых камешков. Из другого кармана вынула цепочку с подвеской и положила рядом.

Дед заволновался, обнял меня одной рукой, а другой потянулся и едва прикоснулся к лазуриту.

- Она позволила… – почти шёпотом произнес он.

Пока я рассказывала о том, как всё случилось, дядя был серьёзен, Джумо улыбался уголками губ, видимо вспоминая описываемый мной случай, а ещё то, какие слухи после этого происшествия «гуляли» по округе. Дедушка молча слушал.

Кристина принесла кофе. Она не слышала мой рассказ, но, увидев камни, восхитилась их цветом.

- Боже! Какая красота! Они твои, Клэр?

- Кики, сделай, пожалуйста, браслет для Клэр. У тебя умелые руки, что-нибудь красивое придумаешь, – произнес дед. Потом, обращаясь к дяде, добавил: - Сынок, удели мне немного времени. Нужно кое-что обсудить, - и, обращаясь к остальным, добавил: - Извините, мы скоро.

Дед поднялся и направился к ступеням. Дядя пожал плечами и двинулся следом.

Аппетит пропал. Под «щебетание» Кристины и Джумо я жевала инжир и ждала возвращения родных. Наконец, они появились, но на этот раз озабоченным выглядел только дядя.
Дед взял в руки подвеску и одел мне на шею.

- Носи её и постарайся не снимать, - произнес он.

- Хорошо, - ответила я, - ты на меня не сердишься?

- Нет, Клэр, не сержусь. Я удивлен, вот и всё. Много раз пытался совершить тоже, что и ты, но каждый раз появлялась причина: вмешивались то люди, то события.

- А ты знаешь, чья это рука? Кто эта женщина? Когда она жила?

- Да. Хочешь услышать о ней?

Я приготовилась слушать.

- Её имя Дахия. Она была необычайно красива и умна. Соплеменники уговорили девушку выйти замуж за князя, который, желая во что бы то ни стало взять красавицу в жены, терроризировал их селение. В первую брачную ночь она убила жестокого мужа и стала законной преемницей. Управляла своим народом, мудро и справедливо, к врагам же была беспощадна. Арабы боялись её и называли Аль-Кахина, что значит ведьма, волшебница. В то время север Африки, как и большинство других земель, находился под покровительством Византии, но с каждым годом её влияние ослабевало. Берберские кланы исповедовали христианство, иудаизм, были и язычники, все жили в мире и согласии, но только до той поры, пока арабские племена не двинулись на Запад расширять свои владения. Захватчики жестоко расправлялись с непокорными народами, силой насаждали ислам. Предводителем сопротивления берберских племен стал чужак-варвар по имени Аксель. Откуда он пришёл, никто не знал. Люди поговаривали, что с северных островов. Отважного воина избрали вождём и князем нескольких разрозненных кланов и дали новое имя Аль-Косейла. Эти двое были созданы друг для друга. В одном из боев Аль-Косейла погиб, и сопротивление возглавила Дахия. Она поклялась отомстить за смерть любимого. Кто и когда научил её драться на мечах, неизвестно, возможно, жрецы тайного ордена, но она была истинной воительницей. Лично участвовала в боях. Однажды она вызвала стену огня, увидев которую конница противника повернула вспять. Была одержана очередная победа, а среди врагов за ней прочно закрепилось прозвище Царица-колдунья. На самом деле Дахия хорошо ориентировалась в родных местах и, рассчитав силу ветра, подожгла сухую траву. Если её войско вынуждено отступало, она использовала тактику «выжженной земли» и уводила людей в оазисы в глубине пустыни. Но, как часто бывает, не все были согласны с её действиями, и в войске произошёл раскол. Её предали, захватили в плен, а затем казнили.

- А рука? Ей отрубили руку? – спросила я, потрясённая всей этой историей.

- Да. В последнем бою. Верный царице человек спрятал конечность и хранил всю жизнь. Но это было ошибкой. У берберов появилась легенда, что царица Дахия вернётся, чтобы спасти свой народ. Она сама выберет приемника, укажет на него и передаст свою силу.

- Ого! Не могу поверить, что… – произнес Джумо, но увидев, как на него смотрит дядя, замолчал.

- Клэр! Я прошу тебя. Не рассказывай никому об этом случае. Всегда найдутся силы, способные использовать эту информацию в своих, не всегда благих целях. Религиозный фанатизм набирает силу и в этом регионе. Когда-то берберов лишили родины, и безумная мечта о возрождении государства витает во многих горячих головах, - произнес дед.

Я была потрясена и не могла поверить в то, что это происходит со мной. Как неизвестная женщина, жившая несколько сотен лет назад, могла передать мне какую-то таинственную силу? Ведь всё объяснялось просто: на мой вопрос моё же сознание ответило сном, который подсказал мне правильное решение. И всё! Но внутренний голос был не согласен и кричал: «Будь осторожна!» Да, я должна быть осторожна.

- Завтра вернутся Фероуз и Итри, а через пару дней я покажу вам нечто интересное, - сказал дед. - А пока отдыхайте и ни о чем не беспокойтесь.

Продолжение следует:)

Ночная прохлада выманила меня на открытую террасу, где не было ни души. Безмолвие окружило плотным кольцом, и лишь изредка слух улавливал шелест скользящих по камням песчинок. Лунный серп развернул свои рожки и напомнил корову, пасущуюся на звездном лугу. Простая ассоциация выхватила из памяти строчку колыбельной, которую мамочка пела перед сном: «Баю-баюшки луна, баю-баюшки корова…» Мамочка… Реки слёз хлынули из глаз, нос захлюпал, предательски выдавая моё присутствие. Я пыталась сдерживать рыдания, вытирала слёзы рукавом, еле слышно поскуливала, но успокоиться не получалось. Детская память безжалостно, одно за другим, подбрасывала воспоминания из прошлой жизни, каждый раз ввергая меня в новый виток страданий. Вот мама расправляет на кровати шелковое платье с кружевом цвета сливок, носочки, ленты… Так нежно усмирять мои непослушные волосы могла только она. Её прикосновения, лёгкий аромат ландыша, исходящий от рук… А вот она готовит для меня «гоголь-моголь» и разрешает снять пробу; я погружаю свой мизинец в пышную массу, и… ничего в жизни вкуснее не пробовала… Я встречаю её в прихожей, жду у открытой двери и наконец вижу, как она вбегает по ступеням в промокшей от дождя одежде и прижимает меня к себе… Мы хохочем, и идём переодеваться… И последнее… Папа помогает ей сесть в машину, она смотрит на меня, улыбается, а потом посылает воздушный поцелуй…

Вдруг из-за спины вынырнула рука и протянула платок. Я оглянулась и увидела присевшего за моей спиной Итри. Никогда не думала, что такое может произойти, но я повисла у него на шее и разрыдалась. Он обнял меня одной рукой, а другой стал вытирать слёзы, тихо произнося на чужом языке то ли стихотворение, то ли заклинание. Не понимая ни слова, я точно знала, что они обращены ко мне. Эмоции улеглись, всхлипывания стали реже. Я опустила руки с его шеи, на одежде осталось мокрое пятно.

- Спасибо, я в порядке, - сказала я смутившись.

От него пахло «дорогой»: немного потом, немного шерстью животных. Видимо, он только что вернулся, а тут я со своими слезами.

- Всё будет хорошо, Тинасс. Я поддержу тебя, где бы ты не была. Всегда. Иди спать, уже поздно, - произнес он тихо.

Осторожно ступая по коридору, я услышала тихое пение, доносившееся из комнаты Кристины. Остановившись перед занавеской, я дослушала песню до конца и только тогда спросила:

- Тут, тук… Кристина, можно войти?

- О! Конечно! Входи, Клэр!

Комната своим освещением напоминала католическую церквушку в дни праздника, правда, никаких религиозных атрибутов я не заметила. Деревянная кровать с «девичьим» покрывалом, низкий столик у изголовья, больше похожий на подставку для обуви, а у противоположной стены стол побольше и в придачу к нему складной табурет с сиденьем из кожаных ремней – аскетично, но мило. Каменный выступ в углу был плотно уставлен зажженными свечами. На столе стояли медный кувшин и открытый ларчик с лоскутками, тесёмками и нитками, Кики держала иглу и проворно подшивала женскую длиннополую рубашку, ворот и рукава которой украшала яркая многоцветная вышивка. Я села на кровать и стала наблюдать, как ловко она подгибает край подола и закрепляет его мелким стежком.

- Не спится? – спросила девушка и, бросив на меня мимолетный взгляд, продолжила шитьё.

- Да. Тебе нравится смотреть на звезды?

Кристина улыбнулась.

- Я люблю смотреть на Солнце, - ответила она. – Звёзды далеко, Луна хоть и близко - обманчива и холодна, зато Солнце несет свет и тепло.

- Может ты и права. Мне в Англии порой не хватало Солнца. Кажется, я уже слышала эту песню?

- Я часто её пою. В первые дни после приезда ты спала, а я сидела рядом и пела.

- Точно! Ты замечательно поёшь, и в этот раз не так грустно. Помню, ты говорила, она о любви…

Кики кивнула, отложила работу, выпрямила спину и, манерно вздернув подбородок, стала декламировать:

Не хочу, чтобы видел ты слезы мои,
Чтоб узнал, как томлюсь и горю от любви.
Я на шумном ахале* тоскую, дрожу
И амзад** выпадает из рук.
Как охотник в засаде, я тихо сижу,
Жду, когда ты появишься, друг.
Ты еще попадешься, хоть ты и хитер,
Ты потянешься сердцем в мой тихий шатер,
Хочешь пить? Я источник в пустыне безводной.
Ты озяб? Я тебя отогрею, холодный.
Сердце девушки, сердце влюбленной —
Словно в полдень песок раскаленный.

- Как красиво. Это ты сочинила?

- Нет. Слова написала моя подруга, а я лишь перевела на французский. Меня пригласили однажды на ахал, по-вашему на вечеринку для не женатых, и там я услышала эту песню. Такую нежную и грустную. Я тут же её записала. А знаешь, кому она посвящена? Никогда не догадаешься! – Кики засмеялась, но потом вздохнула и произнесла: - Итри.

- Итри? – переспросила я и покраснела. - А он знает, что девушка влюблена?

- Знает ли он? Как думаешь, почему всё вокруг превратилось в пустыню?! - прозвучал риторический вопрос, полный иронии. - Бесчувственный! Видно его сердце скормили льву, а глаза - соколу, раз он не замечает вокруг себя ничего и никого, - вспылила Кики. – А я думаю, почему ему дали такое имя?! Оказывается, потому, что он яркий, но живёт далеко, в своём мире. Нам до него не дотянуться.

- И что оно значит? – спросила я.

- Звезда. Ты не знала? – ответила Кики.

- Он красивый, - пролепетала я в его защиту, и этот довод был единственным, пришедшим на ум.

- Да, очень, - согласилась Кристина. - Сколько раз его приглашали в свои шатры и девушки, и вдовы, а он ни в какую, - сетовала она.

- Приглашали? Приглашали сами?

- Ну… Маленькая ты ещё, - сказала Кики и уверенно взялась за иглу, но потом, видимо, передумала и продолжила: – Хотя… Ладно. Вот скажи, где парень и девушка могут поболтать, узнать друг о друге? Характер, привычки? Девица, в отличие от мужчины, видит только его глаза. Но вдруг он урод или глупец, а может и то, и другое? Но когда она приглашает его под свой навес, наливает чай, угощает сладостями, он может и приоткрыть лицо, а ещё поговорить на разные темы, - Кристина вздохнула и, спохватившись, произнесла: - Конечно, с ними мать девушки или родственница… Женщина всегда чувствует, её это человек или нет. Правда, от взгляда Итри все женщины теряют голову и предчувствие не работает. И я не исключение, – она рассмеялась. – Ни у кого не видела таких синих глаз. Девушки рассказывали, что сама Такама обратила на него свой взор, но он отверг и её.

- Такама? Королева туарегов, но почему?

- Никто не знает.

Кристина, прикрыв рукой рот, снова захихикала, а затем прошептала:

- Но скажу тебе по секрету, в последнее время все мои мысли о другом мужчине. Не думаю, что нам суждено быть вместе. Он чужак.

Даже в полумраке было заметно, как её щёки вспыхнули румянцем. Я мысленно предположила кандидатуру, но озвучить не успела, Кики меня опередила.

- Джумо… Он такой добрый, внимательный, и по-своему красивый.

Я улыбнулась и хотела сказать о Джумо несколько слов, но услышала шаги и, взглянув на Кики, прочитала по её губам «А-зу-лей».

- Кики, Клэр с тобой? – раздался через занавеску дедов голос.

- Да, дедушка, - отозвалась я и, пожелав Кристине доброй ночи, выскользнула из комнатки.

Дед держал в руках кружку и, увидев меня, заулыбался.

- Я пришёл пожелать тебе доброй ночи, девочка, молока принес, но в комнате тебя не нашёл. Идём, провожу.

Дед зажёг фитиль масляной лампы и присел на стул. Какое-то время он внимательно вглядывался в моё лицо, а потом прямо спросил:

- Ты плакала?

-Да, чуть-чуть, - призналась я.

- Тоскуешь или жалеешь себя? - продолжил он серьезно. - А может, мучает чувство надуманной вины?

Я замешкалась с ответом. Понимание того, что все три варианта справедливы, огорошило. Я действительно тосковала по прошлой «кукольной» жизни, и мне было жаль себя. Возможно, происходило это потому, что меня жалели окружающие, и я принимала их эмоции за свои, и да, я винила себя в том, что не смогла почувствовать грядущие перемены и изменить события того дня. В этот раз, к моему удивлению, слёз, которые, казалось, вот-вот хлынут, не было.

- Как ты узнал, о чём я думаю? – спросила я, поразившись тому, как точно дед описал моё настроение.

- Это так просто. О чём ещё может плакать маленькая девочка, потерявшая родителей? Скажу вот что… Помнить о них ты будешь всю жизнь, и с этим чувством не нужно бороться. Впускай его ненадолго в свою душу, лелей как младенца, а потом омой слезами и отпусти. А вот жалость к себе – делает нас слабыми. Это качество одно из многих, которое ты заметишь в себе и сделаешь выбор – жить с ним или заменить на иное, например, сострадание к другим. Победа будет зависеть от того, какого волка ты будешь кормить. Ну, а если уж говорить о выборе, то он будет сопровождать тебя всегда. Твои родители выбрали свой путь, так же как ты выбрала свой. Скажи, почему ты не осталась в пансионе? Почему отправилась с Ламбертом, ведь тебя ждала неизвестность? Осознанность или интуиция руководили тобой в тот момент?

Я молчала и не знала, что ответить.

- Поверь, Клэр, не твоя вина, что чья-то жизнь сложилась именно так, а не иначе. Каждый человек, будь то взрослый или ребёнок, имеет право поступать так, как он хочет. Победа придаст уверенности, ошибка заставит задуматься о том, что сделан неверный ход. Жизнь - игра, в которой приз – опыт.

- А как же смерть?

- Смерть… Это непросто. Я бы сказал… Не знаю, поймёшь ли меня… Жизнь - опыт, а смерть – перезагрузка, перенастройка души. Время тишины. Хотя, кто-то сказал, что за шесть дней в тишине люди сходят с ума. Уверен, он ошибся. Это похоже на настройку пианино, когда в результате длительного использования струны растягиваются, меняя тональность, и Настройщику необходимо уловить изменение и отрегулировать звучание. Перед новым концертом…

Сейчас могу с уверенностью сказать, что он был во многом чертовски прав, но тогда, мало что понимая, я старалась запомнить каждое слово.
Дед, чтобы прервать затянувшееся молчание, огляделся и спросил:

- Тебе удобно в этой комнате?

Я кивнула головой.

- Не мёрзнешь? Может принести одеяло?

- Нет, мне тепло.

- Ну, тогда я пойду? Попей молока, оно успокаивает.

Поцеловав меня в лоб, он направился к выходу, но я окликнула его:

- Дедушка, ты вернёшься с нами в Англию?

Он задержался в проеме и, обернувшись, ответил:

- Я ещё не решил, родная, но в любом случае это будет мой выбор. Если ты ещё не передумала отправиться завтра с нами, то ложись в кровать и постарайся выспаться. Дорога будет утомительной.

Я цедила сквозь зубы тёплую жидкость, оставлявшую над губой белую отметину, а во рту медовое послевкусие. Мысли, которые прежде роились в моей голове, исчезли, уступив место всего одной: «Что же такое выбор?»

Утро наступило вместе с приходом Кристины, потащившей меня в купальню. Вода сделала своё дело: я проснулась, освежилась и была готова к новым свершениям. Ветерок играл прядками шелковистых и блестящих после мытья волос, пока Кики, со знанием дела, заплетала косы, укладывала их на голове рядами и закрепляла между собой потайными ленточками. Затем мои лицо и руки покрыли узоры (было щекотно), а на губы был нанесен синий пигмент. Процедуры требовали терпения, но результат мне понравился. Я стала похожа на принцессу из восточной сказки.

- Тебе будет удобней в юбке, - сказала Кристина, складывая в гармошку белый самотканый хлопок.

Я обернула его вокруг талии и стянула верёвочками. Затем Кики подала мне синий свёрток, в котором я узнала вчерашнюю рубашку. Оказывается, она шила её для меня.

- Кристина, спасибо…

Девушка лишь улыбнулась и продолжила в назидательном тоне:

- Я подумала, что не стоит тебе одевать в дорогу украшения, уж очень они тяжелые, но эта мелочь должна тебе понравиться, - произнесла она и вытащила из потайного кармана тонкий браслет. Кожа маленькой змейки, натянутая на плотную основу, переливалась перламутровыми чешуйками. По ней, от края до края, протянулась зигзагообразная цепочка знакомых мне лазуритов. Когда браслет обхватил запястье, мой пульс участился, а подвеска на шее отозвалась тем же ритмом. Было странное ощущение, что два предмета материального мира, встретившись, приветствовали друг друга.

- Он невероятно красив, Кики…

Сборы закончились в середине дня. Мужчин невозможно было узнать, так изменился их облик: длинные свободные одеяния, черные покрывала, закрывающие лица, на поясе грозного вида кинжалы. Мы сели в лодку и отплыли на запад, где нас ждал Итри. Около часа я наблюдала один и тот же пейзаж: белоснежные отвесные скалы, похожие на мраморные столбы, одинокие пальмы, согнувшиеся под весом поспевающих плодов, ветхие, примостившиеся у самого берега жилища рыбаков. И ни души. Воды озера, в зависимости от глубины, изменяли свой цвет, но на мелководье были так прозрачны, что иногда мне удавалось разглядеть стаи мелких рыбешек, застывших в потоке придонного течения. Наконец лодка причалила. Её хозяин, получив плату, внимательно выслушал деда, кивая всякий раз, когда тот, разгибая палец, давал новые поручения. Сверху послышался свист, мы с дядей вскинули головы, но берег был пуст. Дед ответил похожим свистом и, обращаясь к нам, произнес:

- Итри на месте, поднимайтесь, я следом.

Дядя выбрался первым и подал мне руку. Уже «знакомые» нам верблюды стояли в нескольких метрах от обрыва и жевали свою жвачку. Итри кивнул в приветствии головой, отвернулся и занялся поклажей. Я увидела его другими глазами.

Путешествовать ночью оказалось намного приятней и интересней, чем под палящими лучами. Местность была ровная, покрытая сеткой мелких трещин. Дядя предположил, что это дно высохшего водоема, и дед подтвердил его догадку. Он ехал за мной следом и иногда шёпотом подсказывал посмотреть то налево, то направо, где я замечала светящиеся глаза и силуэты животных, вышедших из своих нор на охоту. Не исключено, что с их стороны это было обычное любопытство. Караван двигался уверенно, без остановок, по нахоженному сотни раз маршруту. Преодолевая милю за милей, он углублялся в сердце пустыни. Нас ждала неизвестность, но если бы я знала, какой она будет, я бы содрогнулась.

Горизонт на востоке окрасился во все оттенки оранжевого, когда мы наконец прибыли на место. Каменные останцы, разбросанные в хаотичном порядке на всём видимом пространстве, отбрасывали длинные тени, которые ползли по земле, создавая иллюзию дрожащей поверхности. Дядя сказал, что такой ландшафт видит впервые, и ему жутковато. Мне тоже было не по себе. Место для лагеря было выбрано с теневой стороны останца, имевшего форму лошадиной подковы. Внушительные размеры этого скального образования позволили разместить в тени наши палатки и всех животных. Пока мои спутники снимали поклажу, я подошла к останцу, чтобы рассмотреть его вблизи. Представьте себе башенки, сложенные из тонких лепешек. Именно так выглядела эта порода. Множество цветовых оттенков и текстур создавали подобие слоенного пирога: некоторые слои были прозрачные и гладкие как стекло, другие мягкими и мыльными на ощупь, некоторые пачкались как мел.

- Клэр! Иди к нам, девочка, еда готова, - раздался голос деда.

Я обернулась и в который раз восхитилась смекалкой и изобретательностью людей, живущих в пустыне. Всего за несколько минут им удалось из подножных материалов выложить очаг, и на нем в котелке уже во всю кипела вода, из тайника были выкопаны шесты, ставшие подпорками для навеса, одна сторона которого крепилась к крюкам, торчащим из стены на уровне человеческого роста, верблюдов отвели в дальний конец и стреножили. Дед бросил в воду готовую смесь из сухого мяса и специй, затем высыпал кус-кус и, накрыв крышкой, убрал с огня. Место котелка занял чайник. Итри вылил в него молоко, только что выдоенное у верблюдицы. Когда молоко закипело, его разлили по чашкам, добавив перемолотые в кашу финики и чайные листочки.

- Отдохнем несколько часов. То, что я хочу вам показать, откроется ближе к вечеру.

- Интригующе, - засмеялся дядя Лэмб.

Я давно не видела его таким счастливым. Он напоминал ребёнка, отправившегося с отцом в давно обещанный поход. Поймав мой взгляд, дядя смутился, но потом подмигнул мне и спросил в полголоса:

- Клэр, ты знаешь, какой сюрприз приготовил нам твой дед? Может, он тебе намекнул?

- Нет, дядя, он мне не говорил. Думаю, это что-то особенное, иначе он не стал бы везти нас в такую даль.

- Согласен, светлячок… Ну что ж, подождем…

Ночное бодрствование напомнило о себе сразу после трапезы. Я провалилась в сон в ту же секунду, как положила голову на вещевой мешок. Сновидения были неясными, обрывочными, попытки проснуться приводили к тому, что я снова погружалась в созерцание невероятных образов. Одни были черно-белые, другие зеленые или цветные, немые, говорящие, но все незнакомые. С огромным трудом я открыла глаза и прислушалась. Неподалёку сидели дедушка и дядя и о чём-то беседовали. Я слышала обрывки фраз.

- Чёрт!.. Поверить, что такое возможно? Ты можешь объяснить? - шептал дядя.

- Я пытаюсь разобраться, но информации слишком мало. Те, кто на себе испытал эту силу, стараются помалкивать, впрочем, как и я. Не хочу стать подопытным кроликом в санатории для душевнобольных. К тому же существует большая вероятность, что об этом феномене давно известно. Я слышал, что создан специальный департамент. Они рыщут повсюду в составе экспедиций и задают «правильные» вопросы… Будь осторожен, сын. Моё исчезновение не забыто, рано или поздно о нём вспомнят. Если бы это касалось только нас… На тебе лежит ответственность… - тихо говорил дедушка.

- Я понял. Но о чём ты беспокоишься? Ты заметил в ней… - дядя не закончил фразу, потому что дед остановил его движением руки и, встав, направился к навесу.

Я закрыла глаза и притворилась спящей. Мои актёрские способности были оценены по достоинству, но не смогли обмануть деда.

- Уже проснулась, родная. Пора. Если не поторопимся, то пропустим самое интересное.

Я потянулась и выползла наружу. Дед показал направление на самую высокую скалу и сказал:

- Идём туда. Там есть ступени, ведущие на вершину.

Путь до скалы занял минут десять. Чуть больше времени понадобилось на то, чтобы вскарабкаться вверх. С площадки, похожей на бетонную крышу многоэтажного дома, открывался обзор на всю округу. Тени изменили направление и длину, тем самым изменив визуальное восприятие: местность уже не казалась такой таинственной или угрожающей как прежде.

- Ну вот. Смотрите внимательно. Ничего не замечаете? – спросил дед и улыбнулся, предвкушая эффект, который может на нас оказать увиденное.

Я прошла взглядом по останцам, приметив вдалеке «подкову» и то, как она маскирует наше присутствие. Затем поглядела на пространство между скалами и заметила участки с крупными валунами и камнями помельче.

- Не может быть… - прошептал дядя, а дед захохотал и похлопал его по плечу. – Я не верю своим глазам… Клэр, ты видишь…

Я ничего особенного не видела.

- Это кладбище динозавров! – воскликнул он.

Дядя встал на колени за моей спиной и стал показывать рукой на выбеленные солнцем каменные гряды у подножья скал.

Постепенно картинка стала вырисовываться, а мои глаза округляться.

- Они гигантские! Это рептилии?

- Да… Они гигантские… - повторил за мной дедушка. - И они не рептилии, они Драконы…

Я увидела череп с орбитальным изгибом, наполовину скрытым в верхних слоях почвы, позвонки, торчащие из земли словно жемчужины (между ними мог легко пройти человек), кости задних конечностей отсутствовали или были погребены глубже, а кости передних конечностей были раздроблены и напоминали насыпь. Солнечные лучи подсвечивали останки с одной стороны, с другой отбрасывали тени, создавая иллюзию объёма и наличия плоти. Тень двигалась, и древний монстр двигался вместе с ней.

- Чёрт возьми! Их здесь сотни! Клэр, смотри туда! – показывал дядя в другом направлении. – Это невероятно! Тираннозавры?

- Скорее, аллозавры, - произнес дед, довольный произведенным эффектом. - Вы могли тысячу раз пройти мимо них и не знать, что у вас под ногами. Крупное можно увидеть только на расстоянии.

Я обошла по кругу всю площадку. Включив воображение, было не трудно найти подтверждение дядиным словам. Перед нами раскинулся последний приют хищников, вымерших миллионы лет назад.

Спустившись вниз, дед дал нам возможность побродить вокруг окаменелых останков и через некоторое время предложил вернуться в лагерь. Сначала я обратила внимание, что с каждой минутой настроение деда менялось, его шаг замедлился, на лицо легла тень. Я тоже почувствовала «присутствие», догнала его и взяла за руку. Он, не глядя на меня, произнес:

- У нас гости.

Итри встретил нас и кивком показал на навес. На циновке, закутавшись в покрывало, сидела какая-то бабушка. Её кожа отливала синевой, рот на морщинистом лице заменяла глубокая складка. Замысловатые татуировки на щеках оттягивали на себя внимание. Мне хотелось их рассмотреть поближе. Похоже, она была слепа, но как только мы приблизились, старуха подняла веки и взглянула на меня. Это был бросок кобры. Я очень испугалась и интуитивно закрыла рукой солнечное сплетение. В ту же секунду дед шагнул в мою сторону и закрыл собой от взгляда гостьи. Он обратился к ней с приветствием, назвав её Таминзой. Это имя я слышала, о ней рассказывали Итри и дедушка, поэтому страх ушёл. Итри отвел меня в сторонку.

- Она пришла увидеть тебя, - произнес он еле слышно.

- Меня? Зачем я ей? – удивилась я шёпотом.

- Не знаю, но будь осторожна, Тинасс. Она самая старая из первых, и самая могущественная из ныне живущих.

Мой страх вернулся. Дед, призвав меня и дядю, представил нас женщине. На дядю она даже не посмотрела, а уставилась на меня. Отвести взгляд я не могла, подвеска стала нагреваться и обжигать кожу, тогда я взяла её в кулак. Таминза перевела взгляд на деда, говорила около минуты, затем встала, поклонилась и с грацией кошки пошла в свой лагерь. Мы смотрели на деда и ждали объяснений.

- Таминза ждала встречи с нами и приглашает завтра посетить её хижину.

- И мы должны туда пойти? – спросил дядя Лэмб.

- Нет, не должны, но пойдём. Хочу знать, что она задумала.

ахал*- вечеринка с песнями и играми
амзад**- струнный музыкальный инструмент, по форме напоминающий скрипку

Продолжение следует))

Охристый шатёр, сшитый из шкур муфлона и растянутый на десятке изогнутых кольев двухметровой высоты, напоминал полусферу. Удивительно, как эта архитектурная форма прижилась у многих кочевых народов! Случилось это благодаря опыту предков или подсказке «богов» - навсегда останется тайной, но когда я вижу правильную геометрию вещей в окружении первобытных нравов, мозг моментально сигналит о странности такого симбиоза.

Всего таких жилищ было четыре, у кострища возле одного из них сидели женщины разного возраста и готовили еду. Самая старшая, позвякивая массивными серебряными браслетами, растирала в огромной ступке зёрна проса, другая, с чёрной кожей, взбивала молоко в деревянном сосуде, ещё две – занимались шитьем, прядением и напевали. Любое занятие на такой жаре отнимало много сил, и я давно отметила, что физическая выносливость – отличительная черта туарегов. Когда мы приблизились, в нос ударил запах прокисшего молока и верблюжьей шерсти. Дед здоровался с каждой женщиной как с давней знакомой, протягивая для приветствия обе руки, дамы отпускали в его адрес шутки, над которыми Азулей смеялся грудным приятным баритоном и, не оставаясь в долгу, тоже подшучивал в ответ. Самая моложавая и стройная поднялась и пригласила следовать за ней. Похоже, нас ждали. Таминза, спрятав под юбку ноги, сидела в полумраке на шкуре леопарда и рассматривала разбросанные прямо перед ней предметы: несколько предположительно птичьих костей, пять или шесть цветных камушков, палочки в форме конусов, выточенные из чёрного дерева, и угольки. Улыбнувшись и показав отсутствие двух передних зубов, она поприветствовала нас и, пока мы рассаживались на самотканые шерстяные коврики, сгребла россыпь своими искривленными от артрита пальцами в сухую тыковку. На ладонях, ногтях, фалангах пальцев чернел налёт, однако в чём был смысл вековой традиции окрашивать женские руки в цвет индиго, я так и не узнала. Мы были напряжены и молчали, она же оглядела всех сидящих, по-старчески пожёвывая свои губы, и обратилась к деду на сносном английском.

- Мне нужна твоя помощь, Азулей. Там лежит девочка, - произнесла она тихим голосом, сделав движение головой в сторону. - Думала обойтись своими силами… Не получилось. Поэтому и пришла к тебе.

Я заметила, как плечи Азулея расслабились, он кивнул ей, встал и произнес:

- Ламберт, останься… Клэр, идем со мной.

Я подскочила и встала рядом с дедом. Он стоял согнувшись и ждал, пока старуха поднимется и выйдет первой.

В соседнем шатре на тонком комковатом матраце спала, чуточку приоткрыв рот, девочка.

- Я напоила её маковым молоком, - сказала старуха, опередив расспросы деда о том, почему она спит.

Девочка была светлокожая, веснушчатая и совсем юная. «Ненамного старше меня. Лет тринадцать, ну максимум пятнадцать», - подумала я. Из-под покрывала на лоб выбились каштановые кудряшки, несколько тонких косичек с золотыми монетками на самых кончиках лежали на вздымающейся от ровного дыхания груди. Тёмные длинные ресницы чуточку подрагивали. Половина её лица была изуродована гримасой. Правый глаз полностью закрылся, щека вздулась так, будто во рту был спрятан орех, а уголок рта поднялся в неестественной ухмылке. От увиденного холодок пробежал по спине. Дед встал на колени и заботливо прикоснулся к лицу, затылку пациентки, попутно спрашивая:

- Что случилось? Испуг? Такой спазм мог возникнуть только от сильного потрясения.

- Я не уверена, Азулей… Могу только догадываться, - отвечала Таминза, сложив руки на животе.

- И какие предположения? – настаивал дед.

- Замуж выдали. После свадьбы её и перекосило.

- А что с женихом не так? – продолжал допрос Азулей.

- Точно не знаю. Но он вернул девчушку родителям.

- Сколько лет жениху, Таминза? – последовал следующий вопрос.

- Много…

- Понятно… А обрезание ей давно провели? – спросил он, прощупывая низ живота.

- Недавно… Месяц, может два… Жених сказал, что не возьмёт необрезанную.

Дед многозначительно посмотрел на женщину и произнес, вложив в интонацию своё отношение к этому пережитку прошлого:

- Когда наконец закончится это мракобесие?!

- Ты сам знаешь. Не будет этого, придумают другое, - ответила Таминза.

Дед занялся лечением и около часа выполнял манипуляции с лицом: прогревал руками ткани, разминал их словно тесто, растягивал лицевые мышцы. Я подошла ближе и наблюдала за его работой. Измученное спазмом личико постепенно разглаживалось, появился легкий румянец.

- Всё будет хорошо, Клэр, - ответил он на мой немой вопрос.

Затем Азулей обратился к Таминзе:

- Мне нужна горячая вода, и передай, пожалуйста, Итри, чтобы принес мой мешок.

- Что теперь с ней будет? – поинтересовалась я шёпотом.

- Скорее всего останется тут, с женщинами. Пока не улягутся слухи, её вряд ли возьмут замуж.

- Думаешь, девочка захочет замуж после всего, что вытерпела? – вставила своё слово старуха.

- Инфекцию мы остановим, да и тело заживёт, а вот состоянием её души придется заняться тебе…

Женщина кивнула и вышла. Через минуту вошел Итри и, передав деду мешок, сказал:

- Таминза зовёт Клэр.

Я посмотрела на деда, и он обратился ко мне:

- Да, родная, иди, я позову тебя.

У входа в жилище я услышала незнакомый диалект, но, как только вошла, дядя Лэмб перешёл на английский, и мне стало понятно, что речь идет о способах гаданий, которые знает и использует в повседневной жизни старая женщина.

- Кости, камни, глиняные черепки, пепел, огонь или вода… Да всё что угодно… Не важно, что ты используешь, важно, каким смыслом ты наделяешь эту материю. Она - посредник между небом и тобой. Себя ты спрашиваешь или просишь у богов помощи в понимании происходящего, не важно. Вопрос и ответ – две стороны одной монеты, если задан вопрос, значит ответ уже существует. Если ты готов к восприятию, готов услышать – он к тебе приходит, и когда ты по-настоящему слушаешь, ты забываешь о себе… Это важно… - медленно, выговаривая каждое слово, произнесла старуха.

- А карты Вы используете? – спросил дядя.

- Да, но если колода неправильная, это просто картинки, - ответила Таминза и вытащила из-под шкуры, на которой сидела, пурпурный мешок из шёлка. Развязав шнурок, женщина вынула колоду и протянула руку, показывая её дяде.

- Египетское Таро? Я только читал о нём у Папюса… Похоже, они очень древние… - произнес дядя Лэмб с благоговением в голосе. Таминза улыбнулась и «крякнула».

Я видела однажды, как моя бабушка раскладывала пасьянс, но те карты были другие: меньшего размера, яркие, каждая шедевр изобразительного искусства. Палитра египетского Таро состояла всего из нескольких цветов: белого, черного и синего. Рисунки в египетском стиле больше походили на символичное письмо, чем на картины.
Колода развернулась перед нами веером и спустя всего несколько секунд снова оказалась в руках старухи. На нас эта манипуляция произвела впечатление, её же только позабавила. Дядя задавал нескончаемые вопросы, записывая неспешные ответы Таминзы в блокнот. Она подбирала каждое слово, стараясь донести смысл сказанного как можно точнее, когда же не находила нужных, переходила на примеры из своей жизни.

- Как Вы можете объяснить совпадения предсказаний с реальностью? С будущим понятно, человека можно запрограммировать на определенные поступки, в этом я уверен, а вот к прошлому у меня одни вопросы, - высказывал дядя свою точку зрения. – Как и где Вы считываете события?

- Запомни! - старуха направила на него кривой палец, и её глаза сверкнули. – Истоки настоящего и будущего лежат в прошлом. След судьбы - как червоточина в яблоке, есть вход, есть выход. Человек оставляет информацию о себе с того самого момента, как частица Бога соединяется с телом. Ты понял, о чём я? Путь начинается в утробе матери, это и есть начало воплощения. Но кто знает, сколько входов и выходов?

Задумавшись о чем-то и снова пожевав губы, она продолжила:

- Как считываю… Если тебе открыли знания, допустили в высшие сферы, где записана история любой души, то задача пустяковая.

- Хорошо. С взрослым человеком понятно. А младенец? У него нет прошлого, только будущее. И что Вы видите в таком случае?

- Вижу порой больше, чем хочу… Я расскажу вам кое-что… Может, станет понятней. Один человек пришел ко мне и спросил совета в выборе правильного имени для новорожденного. Я не занимаюсь такими гаданиями, но узнав, в какое время мальчик родился, согласилась. Страшная ночь. Будто все боги сошлись в последней битве. Молнии, гром, ветры сплетались в вихри, поднимая в воздух всё встреченное ими на пути, однако, ни капли дождя не упало на землю. Хорошо, что Исида осталась в своей обители и наблюдала за рождением младенца, иначе и мать, и дитя вряд ли остались живы. Ему выпал семнадцатый аркан – «Звезда». Карта тишины и созерцания, одиночества и надежды, мудрости и понимания мира. В прошлом у малыша была непростая судьба, но он находится под защитой высших сил, в настоящем он станет защитником и ангелом-хранителем для других, оставит о себе добрую память. Сейчас ему дали время на размышление и осознание.

Я почти не дышала, настолько меня захватила история. Таминза продолжала:

- Человек ушел удовлетворенный, а я не удержалась и вытянула ещё одну карту. Всё стало запутанней. Шестой аркан «Влюбленные», но мой учитель называл эту карту - «Выбор». Ведь любовь ни что иное как выбор, который делает наше сердце. Если выбирать разумом, это не принесет счастья. Союз мужчины и женщины, союз противоположностей, мёд и полынь, но редкая мистическая связь между ними подобна Единому Духу. «Что же всё это значит? Достижению цели помешает любовь к женщине?» - подумала я, а потом решила: как семени необходимо время для того, чтобы прорости и подарить миру плод, так и человеку нужно время, чтобы проявить свою сущность. Прошло несколько лет, и в этот раз отец привел ко мне самого мальчика. Ему было почти четыре, и он не говорил, что конечно беспокоило родителей. Ещё он выцарапывал на руках знаки, что показалось им странным. Мы остались наедине, и я спросила, почему он молчит. «Я не знаю, о чём с ними говорить», - был его ответ. Мальчик рассказал, что помнит свою прошлую жизнь, свой дом, свою семью, свой народ. Они умерли. Все до единого, он не сумел их спасти. Боги, почему вы поступили с ним так жестоко? Память о прошлой жизни сводит с ума… Не всякий человек может справиться с этим грузом. Ведь ничего нельзя изменить. Но воспоминания его не страшили. Напротив, он боялся всё забыть. И конечно страдал. Я это видела. Мучил тело, а вместе с ним и душу: как только раны на руках заживали, он наносил их снова и снова. Я решила, что Таро рассказали о его прежнем воплощении…

- Таминза, вы говорите о том, что душа бессмертна и может воплотиться в другом теле? Я правильно понял? Несколько воплощений? Получается, если я не помню свою прошлую жизнь, это не значит, что её не было?

Таминза кивнула.

- Мальчик рассказал вам о времени, в котором жил? – спросил дядя, заинтересовавшись рассказанной историей.

- Я не спрашивала.

Мне показалась, что она лукавит, дядя это тоже заметил, задумался на секунду, но не стал продолжать тему, а просто произнес:

- Чёрт, я понял. Если шестой аркан… Шестёрка соответствует букве Е. Тогда выходит, что на стене дельфийского храма могли зашифровать слово «Выбор». Или «Любовь». Хотя, как вы верно подметили, одно не исключает другого. Невероятно!

- Возможно… - ухмыльнулась Таминза и спрятала карты.

- А могли бы Вы и мне дать «правильное имя»? - спросила я смущаясь.

Мне показалось, что старуха ждала мою просьбу и может даже знала карту, которая должна выпасть в итоге. Её бесцветные глаза встретились с моими и не позволяли, как я не пыталась, отвести взгляд. Пауза затянулась, и наконец она выдохнула, а я, напротив, смогла сделать вдох. Колода снова была в её руках, и карта, выскользнув из пальцев, легла меж нами как в замедленном кадре.

- Второй аркан. «Жрица». Я называю её «Исида».

На карте была нарисована богиня в синих одеждах, сидящая в портале храма между двух колонн: чёрной и белой, на коленях развернутый свиток, на голове корона в виде птицы.

- Что ты знаешь о ней? – обратилась ко мне Таминза.

Я пожала плечами, потому что знала очень мало. Дядя улыбался, но молчал, ожидая продолжения. Старуха улыбнулась и заговорила:

- Та, кому выпадет эта карта - мудрая и независимая женщина, привыкшая доверять только себе. Волевая, осторожная, она способна учить и воспитывать, делиться скрытыми от других людей знаниями. Ждать и надеяться на лучшее? Нет, это не её стезя, ибо Жрица знает будущее, она на светлой стороне, не ищет объяснений, оправданий своим поступкам и принятым решениям. Слушает только внутренний голос: он не обманет. Она исцелит тело и душу, но только если захочет… С мужчиной, которого выберет, её соединит невидимая, но прочная нить, привязанность и родство душ.

Старуха вновь вытянула карту, и та легла рядом с первой.

- Шестой аркан… Выбор… Что ж… И тебе предстоит сделать выбор.

- Да уж. Красиво, но ведь ничего конкретного. Общие слова, - улыбнулся дядя и записал в блокнот несколько строк.

В пространстве что-то изменилось, воздух стал густым и текучим, мне показалось, что я вижу, как он движется вокруг старухи, закручиваясь в воронку.

- Ты ждал, что я назову все события её жизни, в том числе дату смерти? Ты бы хотел, чтобы девочка мучилась, ожидая назначенного часа? Думаешь, это можно назвать жизнью?

- Нет, но… возможно, зная будущее, можно что-то изменить? - смутился дядя.

В следующий миг Таминза успокоилась, и воронка исчезла.

- Тяжкая ноша знать прошлое, но знать будущее - страшно… Нет, ничего изменить нельзя. Ничего. Всему есть своя цена. Ты готов заплатить её? – прошептала старуха и остановила на мне свой пустой взгляд. Зрачки двигались, будто читали видимую только ей надпись. Затем, очнувшись, она посмотрела на дядю и сказала тихо, почти зловещим шёпотом:

- А хочешь… я назову час и причину твоей смерти?

По моим рукам побежали мурашки, и волоски встали дыбом.

Ответ был таким же неожиданным, как и вопрос.

- Да, - ответил дядя Лэмб абсолютно спокойно, - да, я готов.

- Дядя, не надо! – я смотрела на него с мольбой.

- Клэр, девочка, уйди, - настаивал он.

Я ошарашенная встала и вышла из жилища. Увидев Итри, сидящего в тени хижины, я подсела к нему. Несколько минут мы просто молчали, каждый думал о своём. Наконец он спросил:

- Что случилась, Тинасс? Кто тебя расстроил?

Надоедливая муха кружила перед моим носом, мешая думать. Я отмахнулась и, проигнорировав его вопрос, задала встречный:

- Ты хотел бы знать, что тебя ждёт? Будущее?

- Нет, не хочу… Хотя, если бы знание касалось близкого человека, тогда возможно…

- Зачем?

- Чтобы уберечь, спасти…

Вдруг меня осенила догадка.

- Постой… Извини… Я спрошу тебя… Можешь не отвечать…

Итри выпрямил спину, но не двинулся с места.

- Итри, почему ты дарил мне цветы? И можешь показать мне свои руки? - спросила я.

Он смотрел в мои глаза удивленно, доверительно, с немым вопросом: «Ты точно этого хочешь?»

Из шатра раздался голос деда:

- Клэр, девочка, подойди, пожалуйста!

- Иду, дедушка! – крикнула я. – Не уходи, я скоро…

В шатре всё было как прежде: девочка спала, дед вытирал руки чистой тканью, вода в медном тазу слегка окрасилась в розовый, и в нём лежали ножницы, скальпель и ещё другие незнакомые мне инструменты.

- Она в порядке? – спросила я шёпотом.

- Да, всё хорошо. Побудешь с ней? Она скоро проснется. Не хочу её оставлять, но нужно поговорить с Таминзой. Если захочет в туалет, ты знаешь, что делать, - показал он взглядом на глиняный горшок, стоящий у входа.

- Да, я присмотрю, иди.

Мне нужно было обдумать услышанное от ведуньи, и сейчас никто не мешал. А хотела бы я знать будущее? Старуха сказала, что его истоки лежат в прошлом. Кто я, кем была и кем стану, а главное, для чего? Присев у изголовья и закрыв глаза, я попыталась расслабиться, унять мысли, скачущие в голове. Спустя время мне это удалось, я слышала только стук собственного сердца, перед глазами чернела бездна. Я смотрела в неё, или она испытывала меня? Кто знает, но пытаясь найти на этом мрачном полотне проблеск иного цвета, я провалилась в пустоту, пульс замедлился, дыхание стало глубоким и ровным. Крохотная бирюзовая точка возникла ниоткуда и, растянувшись до краев, открыла купол храма. Все стены были уставлены стеллажами, снизу доверху заполненными книгами, свитками, аккуратными стопками папирусов. Я стою у высокого стола и пишу на листе бумаги «Истина не меняется оттого, что в неё верит или не верит большинство людей». Греческий или древнееврейский? На улице нарастает шум, он врывается в открытые двери грубой бранью и выкриками «Убить ведьму!». Толпа мужчин бежит ко мне, протягивая руки: одни хватают за волосы, другие срывают одежду. Я не чувствую боли, но вижу, как моё тело люди-звери безжалостно кромсают на куски, рвут на части. В мужчине, стоящем в отдалении, я узнаю своего возлюбленного, он плачет, смотрит мне в глаза и шепчет «Прости…». Простить предательство? Ведь ты даже не пытаешься прийти мне на помощь… Почему? Потому, что слаб духом, или потому, что никогда не любил меня? Они ушли. Я вижу себя со стороны, вернее то, что было когда-то мной. Пламя лижет своими языками всё, что попадается на его пути. Бумага превращается в пепел, я превращаюсь в Свет. Поток захватывает частичку моей Души и уносит ввысь, в звёздную бездну, не встречая никаких преград.

Прикосновение к руке выдернуло моё сознание из другого измерения. На меня смотрела своими зелёными глазами Ясмина.

- Привет, меня зовут Клэр, - произнесла я.

Встряхнув головой как лошадь, я протёрла глаза и спросила девочку:

- Как ты себя чувствуешь? Я знаю, тебя зовут Ясмина.

Она хлопнула ресницами, сжала мою руку и улыбнулась. Вспомнив о лице, она дотронулась до щеки, и к ней пришло осознание того, что с её лицом всё в порядке. На ладонях девочки были видны потускневшие следы свадебных татуировок: ёлочки, круги, треугольники - узоры-символы, предположительно дарующие их обладательнице счастье и благополучие. Пока этого не случилось, но мне очень хотелось верить, что прописанная в скрижалях будущего жизнь девочки будет радостной.

- Хочешь воды? Может, в туалет?

Ясмина отказалась и загрустила. Я заметила, как изменилось её настроение, и решила развлечь: полчаса рассказывала всякие истории из своей жизни, смеялась сама, но рассмешить девочку так и не смогла.

- Я позову Азулея, он тебе поможет, - сказала я, решив, что у неё может что-то болеть.

Место у очага было безлюдно, видно, жара загнала женщин под навес, Итри тоже исчез. Я подошла к хижине Таминзы и стала невольным слушателем разговора между старухой и дедом, обсуждающим мою персону.

- Нет, она не Аль-Кахина, которую все так ждут.

- Слава Богу, я… - выдохнул дядя и хотел продолжить, но дед его остановил:

- Чшш, наберись терпения Ламберт.

- Тинасс – тахира, древняя душа. Чтобы увидеть это, не нужен Скунский камень*… Но я заметила в ней ещё одну странность, или скорее данность… Она наследница твоего рода, Азулей, и это обстоятельство меняет многое… Если Совету станет известно, вожди не остановятся ни перед чем… Поэтому решай сам, посвящать её…

- Нет, нет, не в коем случае. Уж точно не сейчас…

- Не горячись, Ламберт, мы всё с тобой обсудим. О многом нужно подумать не спеша. Сейчас меня беспокоит то, что Союз племен ищет Кахину, ведь её приход предсказан в священных хрониках.

- Да. Они приходили ко мне. Им известно, что Дух Силы обрёл новое вместилище. Единственный выход – уехать…

- Нет. Их ничто не остановит, будут искать. А если она передаст амулет другому человеку? Может, Ясмине? – спросил дед.

- Возможно… Я посмотрю её жизнь...

Я сорвалась с места и побежала вперед, не разбирая дороги. Побыть одной и подумать - единственное, чего мне хотелось…

*Легенды о Скунском камне уходят в I тысячелетие до н.э. Одно из преданий гласит, что у фараона Рамсеса II была дочь по имени Скота. После того, как израильтяне перешли Красное море, принцесса покинула Древний Египет и более тысячи лет блуждала по Ближнему Востоку в поисках собственной земли обетованной, дошла до Испании и направилась в Ирландию. Добравшись до северного побережья Ирландии, она наконец нашла то, к чему так долго стремилась, — земли, позже названные Шотландией. Скотты и пикты, по одной из версий легенды, были потомками Скоты и её мужа Гателы, царя скифов. Скунский камень (англ. Stone of Scone, Stone of Destiny; гэльск. Clach Sgàin, Clach na Cinneamhainn, An Liath Fàil[1]) — священная реликвия Шотландии, представляющая собой большой блок песчаника массой 152 кг. Первоначально камень хранился в аббатстве Скуна в Шотландии. На протяжении веков на камне короновались шотландские и английские монархи, а также, вероятно, короли Дал Риады. Другие названия камня — Камень Судьбы, Подушка Иакова, Коронационный камень.

Продолжение следует)))

Неужели Итри - реинкарнация Джейми? :004:

Я как-то читала про женское обрезание, - это такой ужас! И до сих пор практикуется.

Опять ждать продолжения 2 недели!  ((((((((

Обломок скальной породы отдавал телу накопленное за день тепло. Шум крыльев вывел меня из задумчивости и заставил открыть глаза. Cтая птиц, принятая сперва за тучу, быстро приближалась, затягивая собой полнеба. Я впервые наблюдала за таким количеством пернатых, а то, как они словно единый организм, управляемый невидимым дирижёром, маневрировали, образуя фантастические формы, вызвало восторг: воронка, стремительно несущаяся вниз, останавливалась у самой земли, взмывала вверх, выворачиваясь на изнанку, и спустя мгновение трансформировалась в морду хищника с открытой пастью, а затем в черную лилию, раскрывающую лепестки и молниеносно захлопывающую их вокруг… белой птицы. Одиночка отчаянно пыталась вырваться из этих «объятий» и скрыться. Всякий раз, когда лавина из перьев настигала беглянку, поглощала и пыталась увести за собой, птаха находила лазейку и выскальзывала в направлении противоположном движению большинства. С чем связан феномен, когда птицы, мирно живущие парами или небольшими стайками, пугливые и чаще всего беззащитные, достигнув критической «массы» становились агрессивными и безжалостными? Эволюция предусмотрела механизмы, защищающие виды от вымирания, и не было сомнений в том, что охотиться, обеспечивать безопасность, пересекать большие расстояния, используя законы аэродинамики, комфортнее в коллективах, но мотивы нападения на своего же сородича не были мне понятны.

Игра в догонялки продолжалась до тех пор, пока изможденная птица не упала к моим ногам. Стая, сделав победный круг, рассыпалась на мелкие группы и растворилась в небе. Таминза приблизилась неслышно и села рядом. Птица была ещё жива, но слабела с каждой секундой. Подушечками пальцев я отчетливо ощущала толчки крохотного сердечка: они то замедлялись, то ускорялись. Старуха, ничего не говоря, протянула руки, и я отдала бедняжку ей.

- Храбрая, - сказала она, поглаживая большими пальцами крылышки, переливающиеся перламутром в лучах заходящего светила.

- За что её так? – спросила я, заметив капельку крови на оперении головы.

- Для птиц внешнего отличия достаточно, чтобы считаться изгоем в собственной стае…

- А у людей по-другому?

- В общем – нет… Все рождены свободными и бессмертными, но человеку можно «завязать» глаза, «связать» руки… И тогда на одних наваливаются страхи, и они начинают крушить всё вокруг, думая, что им угрожают враги; другие учатся видеть сквозь преграды…

- Что мне делать, бабушка? Я не понимаю, что происходит, - прошептала я, заглядывая в её глаза.

- Скоро ночь, пора возвращаться Тинасс… Утром всё изменится… - произнесла Таминза и поднялась.

Я встала рядом с ней. Держа птицу на вытянутых руках, древнейшая из ныне живущих издала языком странные щёлкающие звуки и раскрыла ладони. Беглянка ожила, взмыла ввысь и, покружив над нами, унеслась вдаль. Моё сознание отреагировало на эту магию спокойно, с некоторых пор я уже ничему не удивлялась.

- Дед говорил, что Вы его спасли, - произнесла я, вспомнив рассказ деда.

- Он не должен был умереть…

Таминза излучала спокойствие, была немногословна, но на её лице отразились задумчивость, сосредоточенность и решимость, будто я напомнила ей об очень важных вещах. Она закрыла глаза и беззвучно зашевелила губами.

С застывшим над горизонтом диском произошли метаморфозы, которые в свою очередь изменили действительность, и на открытом пространстве перед собой я увидела спиралевидные ряды ямок и холмов, сходящиеся к центру. Не знаю, кем была создана это иллюзия, но увиденная мной структура напомнила шляпку вызревшего подсолнечника невероятных размеров. Воздух над этим местом подрагивал, глухой звук падающих в песок капель и запах озона проникли в уши и в ноздри… Меня тянуло туда, как к чему-то давно знакомому, но забытому. Я готова была сорваться с места и со всей мочи бежать под струи, чтобы почувствовать на коже их живительную влагу, но Таминза меня остановила.

- Что ты видишь? – спросила она, положив свою руку мне на плечо.

- Дождь… Это правда дождь?

- Да, но тебе туда нельзя, пока… Ещё очень рано…

- А что там?

- Тысячи лет назад на этом месте процветал город, сейчас здесь пустыня.

- Дедушка рассказывал мне, что под песками погребены города… Значит это правда? Почему о них так мало известно и почему их не раскапывают?

- Время не пришло… Такие места Проявленные накрывают куполом, через который не может пробиться чужак.

- А остров, на котором живет Азулей, тоже под куполом?

Таминза кивнула.

- Там место Силы… - произнесла она чуть помедлив.

- Поэтому Вы живёте рядом? – спросила я.

- И поэтому тоже…

- Азулей… Просветлённый?

Таминза посмотрела на меня внимательно и терпеливо объяснила:

- Просветлёнными называют людей, которым Знания достались по воле случая, некоторые овладели ими благодаря обману, и цели этих счастливчиков не всегда благородные. Проявленные – это древние души, им не нужно учиться, им давно всё известно. В предначертанный час они осознают себя и свой удел. Азулей из таких.

С последним лучом солнца исчезла совершенная геометрия древнего «человейника», существовавшего когда-то на этом месте. Сумерки быстро сгущались, и через несколько минут ничего не напоминало об увиденном. Мы возвращались рука об руку, молча, не спеша, но оказались в лагере спустя несколько минут. Побег из него показался мне достаточно долгим, возможно, и здесь не обошлось без чар старухи. Дядя, увидев нас, поспешил навстречу. Приблизившись, он обнял меня и прошептал на ухо:

- Всё будет хорошо, милая, мы справимся.

У костра, извергающего ввысь огненные искры, сидели женщины, они пели под протяжные звуки амзада (скрипки), отбивая ладонями замысловатый ритм. Слов я не понимала, но какая-то горловая, первобытная колоратура голосов бередила душу, а размеренная мелодия затягивала в транс. Таминза подошла к ним и, поймав ритм хлопков, засеменила ногами по кругу. К ней поочередно присоединялись остальные, последней в хоровод вступила Ясмина. Она с удивительной грацией копировала движения старших, интуитивно улавливая малейшие нюансы танца. Мне показалось, что вот-вот их фигуры оторвутся от земли и исчезнут в вышине, контуры поплыли, мой взгляд затуманился…

- Клэр… Клэр, проснись, - шептал дядя на ухо.

Я села и только после этого открыла глаза. Дядя склонился надо мной, прижав палец к губам, призывая к молчанию. Поманив за собой, он первым выбрался из-под навеса и пошел к верблюдам. Вокруг было совсем темно и тихо, но в воздухе чувствовалось напряжение. Вещевые мешки были закреплены на спинах животных, Итри сновал между ними, проверяя упряжь, дед стоял в сторонке и тихо беседовал с Таминзой, затем оба подошли ко мне, и Таминза сказала:

- Я не прощаюсь с тобой, Тинасс. Я подожду тебя.

Она прикоснулась к моей руке, пальцы скользнули по браслету и сжали запястье.

Наше бегство стало, по крайней мере для меня, большой неожиданностью. Покачиваясь в седле, я много думала и ждала привала, чтобы расспросить мужчин о причинах такой спешки. Множество вопросов, на которые я не получила ответы, рождали внутри разочарование и даже гнев. Караван продолжал движение, жар пустыни становился нестерпимым, когда, преодолев очередные спуск и подъём по склону холма, я заметила зелёные блики, оказавшиеся оазисом. Он был маленьким и безлюдным: несколько чахлых пальм, заброшенные хижины и загоны для скота, глубокий колодец с мутной водой. Дед выбрал уцелевшую под натиском стихий хижину, свободную от насекомых и змей, и, быстро перекусив, все легли отдыхать. Мне не спалось. Дед лежал спиной ко мне на расстоянии вытянутой руки, я прикоснулась к его плечу и спросила шёпотом:

- Дедушка, что произошло? Почему мы так спешили?

Он повернулся и так же тихо ответил:

- Через пару дней туда придут военные. Это провокация против кланов… Вожди воспримут поход как вторжение на их территорию, соберут войско, которое в итоге будет обезоружено. Туарегов лишат возможности сопротивляться властям… Палками не повоюешь. Если мы останемся, то наше пребывание в этих местах могут связать с Таминзой, а это не нужно ни ей, ни нам. Её побаиваются, и не без основания, она способна за себя постоять, но англичане, арабы и даже туареги следят за всеми, с кем она общается. Никто не должен знать, что мы там были.

- Отец, в последнее время вместе с военными «путешествуют» священники… Похоже, иезуиты… - вступил в разговор дядя Лэмб, он тоже не спал.

- Не удивительно. Это - их работа, - произнес дед в полголоса.

- Как думаешь, разведка или научные изыскания? – спросил дядя.

- Орден иезуитов отвечает за разведку и стратегический анализ. Их задача находить и доставлять в Ватикан артефакты и информацию любого рода, всё, что когда-нибудь можно использовать на благо ордена или продать, а вот наука – это сфера влияния францисканцев, и эта братия редко путешествует, в основном работают в библиотеках.

- А как думаешь, чем занимается мальтийский орден?

- Здесь всё просто: банки, финансовые потоки, анализ информации, поступающей от агентов со всего света, и конечно торговля ею…

- Хм… Кого мы ещё забыли? – дядя лег поудобнее и положил руки за голову. - Доминиканцы…

- Да, доминиканцы. Ты не замечал, чем они отличаются от других?

- Я понял… Ты думаешь, это армия?

- Армия, полиция… Все эти крестовые походы… Александрия… Константинополь… Идеальные бойцы: ни жены, ни детей, ни имущества, преданы душой и телом. Я учился в католическом университете Франции и знаю, через какое сито просеивают людей… Любой человек, хоть раз прикоснувшийся к этой структуре, останется под их наблюдением. Однажды мы с твоей матерью путешествовали по Италии и в Риме зашли поглазеть на красоты собора Святого Петра. Вокруг нас гуляли сотни людей, но священник подошел ко мне, поприветствовал, выразил надежду, что настанет время и я вернусь в их ряды.

- Хммм, - хмыкнул дядя. - А как же целибат? Вряд ли ты соответствовал в тот момент их требованиям.

- Существует особая структура, члены которой ведут вполне светскую жизнь и могут для прикрытия вступать в брак.

- Шпионская сеть?

- Да… Причем с грандиозным опытом, знаниями и связями в разведках Британии, Америки, Франции… Поэтому, друзья мои, будьте осторожны в суждениях, не откровенничайте обо мне, о Таминзе, о том, что видели и слышали. Меня нет… Таминза – всего лишь шаманка, о которой вам рассказывали местные жители.

Я с ужасом поняла, к чему он клонит, но решила кое-что уточнить.

- Мы возвращаемся на остров? – спросила я и была сильно разочарована ответом.

- Нет… Вы возвращаетесь домой…

- Домой? Одни? А как же ты? Чёрт… А Джуд? А Кристина? Что будет с ними?

- Не волнуйся, девочка, - дед погладил меня по голове, - они ждут вас в Александрии. Я оставил письмо на случай нашего отсутствия в назначенный день. Кристина поедет с вами. А я остаюсь…

Стоя на балкончике гостиницы «Cecil», я вглядывалась сквозь деревянные ставни в лица прохожих. Слёзы без остановки текли по щекам, если сказать другими словами, я горевала. Вот только по кому больше? Дедушка стал для меня родным, уважаемым и любимым, хотя узнать его в достаточной степени не позволили обстоятельства. Что касается Итри, не знаю почему, но мне казалось, что вместе с ним в этой стране осталось моё сердце.

Прощались у городских стен. Меня дед крепко обнял, расцеловал, на его лице застыла маска, под которой бушевали эмоции. Дядю он заключил в объятия, и они долго стояли молча, такие непохожие внешне, но одинаковые внутренним стержнем и нравственными ценностями. Итри подошёл ко мне и протянул ладонь, на которой уместилась маленькая веточка с мелкими синими цветами. Его необыкновенные глаза блуждали по моему лицу, будто копировали в память каждую черточку.

- Ты мне так и не сказал, почему дарил цветы… – улыбнулась я, но улыбка получилась грустная: нижняя губа подрагивала, на переносице образовалась морщинка.

- Тогда… меня просила Таминза. Но сейчас я хочу, чтобы ты, Клэр,.. меня помнила…

- А что изменилось?

- Для меня многое…

Он коснулся моих волос, отвёл их с глаз. По моей щеке потекла слеза, он стёр её большим пальцем.

- Будь благоразумна. Пожалуйста. Обещаешь?

Меня накрыло дежавю, и я как заученное стихотворение произнесла:

- Обещаю. А мы встретимся снова?

- Да, мы ещё встретимся.

- Обещаешь? – спросила я.

- Обещаю… - ответил он сразу, не задумываясь ни на секунду.

- Я тебя не забуду, - произнесла я и обняла за шею. – Постой…

В порыве чувств я рванула кожаные тесёмки и сняла браслет.

- Дай… мне… руку, - произнесла я, всхлипывая и потянулась к правой.

Итри протянул мне левую. На подушечке большого пальца отчетливо читался шрам в форме полумесяца. Затянув браслет двойным узлом, я ощутила пульсацию подвески. Она тоже прощалась…

Тихо скрипнула половица. Кошачьей поступью вошла Кристина и, обняв меня со спины, спросила:

- Есть хочешь? Я принесу…

Кушать совсем не хотелось, но от того, что Кики была рядом и заботилась обо мне, на душе стало легче.

- Дядя вернулся? – не ответив ей, спросила я.

- Пока нет. Не волнуйся, Азулей не отпустил бы нас, если бы не знал, что всё будет хорошо.

Дядя Ламберт и Джумо ушли в порт узнать расписание пассажирских судов, и, если повезёт, купить билеты до самой Великобритании.

- Кики… Тебе тоже грустно уезжать?

- И да, и нет. Грустно оставлять Азулея, он заботился обо мне… Но, с другой стороны, я хочу увидеть мир… Если мне не понравится, вернусь.

Мужчины пришли поздно и наперебой, шёпотом, боясь разбудить постояльцев, рассказывали нам о своих похождениях.

- Вы не представляете, как нам повезло, - вещал дядя, присев на стул и вытянув ноги.

- Да, в это сложно поверить, - вторил ему Джумо.

- Я не предполагал, что найти корабль будет так просто…

- … удача благоволила…

- Да говорите уже! Сколько можно попусту болтать? – вспылила Кики.

- Ты права, девушка, - произнес дядя Лэмб, от него пахло спиртным. – Слушайте. Мы отплываем во Францию.

- Во Францию? – хором произнесли мы.

- Да. У нас всего день, чтобы посетить салон и купить приличное платье. Не думаю, что вас примут на борт в таком виде. Кики, ты можешь смыть с себя и с Клэр все эти татуировки?

У Кристины европейского платья просто никогда не было, а я, как оказалось, выросла из своих нарядов.

- Дядя, но почему Франция?

- До полудня нам не везло. Два пассажирских парохода пришли в Александрию несколько дней назад. Один английский, другой португальский. Отправятся на родину недели через две, но мы не можем столько ждать. Капитан одного судна посоветовал обратиться в контору пароходства, к нашему разочарованию она была закрыта. Чтобы не терять время, мы зашли в таверну перекусить, извините дамы, что посвящаю вас в такие подробности, но с непривычки я стёр ноги до мозолей и подумал: если сяду в углу и сниму обувь, этого никто не заметит. Так я и сделал. Ждём заказ, и в какой-то момент я понимаю, что кто-то кусает мой мизинец. Думал, крыса, но, заглянув под стол, обнаружил симпатичную мордашку. Ну вылитый Джосер! Ты же не забыла своего друга, Клэр? – дядя Лэмб дождался, чтобы я кивнула, и продолжил рассказ.

- Я вытащил кота из-под стола, а он не испугался вовсе, свернулся калачиком на коленях и заснул. Потом появился месье и стал расспрашивать посетителей, не видел ли кто кота, я и поднял руку. Видели бы вы, как он был счастлив. Оказывается, Мишель Рене, это его имя, заводчик редкой во Франции породы египетской мау. Он купил у местного богача нескольких кошек и везет их домой, но тот непоседа, что оказался в моих руках, сбежал от него. В общем, мы разговорились… Выпили хорошего вина… Он, узнав нашу проблему и мою профессию, предложил путешествовать с ним на торговом судне его родственника. Судно небольшое, следует в Марсель, везет всякую всячину, начиная специями, заканчивая коврами, подделками под древность… Я несколько сомневался, уж очень не хочется подхватить заразу от старых вещей, неизвестно из какого могильника их вытащили… Он заверил меня, что для нас «найдутся небольшие, но чистые и по-домашнему уютные каюты». Вот и всё, - закончил дядя и развел руками. – Я не предполагал, что мы окажемся во Франции так скоро, но это к лучшему. Посетим Париж и встретимся с твоей бабушкой! Уверен, она соскучилась! Кстати, я уже отправил ей телеграмму.

Старые и совсем новые вывески, приколоченные на кофейнях, магазинчиках и тавернах, взывали своими письменами к покупателям на греческом, арабском, еврейском языках, но на улице, тянущейся вдоль побережья, бок о бок с ними соседствовала реклама на французском, испанском и английском. Дядя привел нас к отелю «Метрополь», рядом с которым предприимчивый владелец открыл магазин одежды под названием «Модный воробей». У входа нас встретил пожилой джентльмен в светлом костюме. Он выслушал дядю и, широко улыбнувшись, пригласил пройти внутрь. В торговом зале было светло и просторно, вдоль стены стояли манекены, стеллаж со шляпами примостился в углу, в центре помещения под стеклянной витриной лежало бельё из шёлка и кружевные корсеты. Кожа Кристины покрылась пятнами, на лице отразился испуг, и она, развернувшись, направилась к выходу. В дверях стояли дядя и Джумо, в один голос они произнесли:

- Даже не думай!

Я засмеялась. Из-за занавески выглянула женщина средних лет.

- О мадемуазель, не стесняйтесь! Мы обязательно подберём вам наряд, соответствующий вашему вкусу. Я мадам Пикарди, –
представилась она. - Этьен! Предложи месье лимонад или… в общем, сам разберёшься… Нам нужен всего час, и вы не узнаете своих спутниц!

Со мной было всё просто. Мадам Пикарди, оглядев придирчивым взглядом мои волосы, высказалась следующим образом:

- Прекрасный цвет и кудри, но нужно сделать стрижку, такая длина не в моде.

Нырнув в соседнюю комнату, она вернулась через минуту, «играя» деревянными плечиками, и предложила примерить три платья. Мне понравилось всё, и, чтобы выбрать, я взглянула на Кристину. Она задумалась и показала на платье прямого кроя из бледно-голубого муслина в мелкую розочку. К ним подобрали чулки, туфли и даже шляпку, от которой я наотрез отказалась, и тогда мадам принесла ворох лент и лёгкое велюровое пальто с капюшоном цвета пыльной лаванды. Произнесенную ею фразу «Морской бриз может превратиться в собачий холод, а для девушки нет ничего важнее её здоровья!» я вспоминала на протяжении всей своей жизни. С Кристиной пришлось повозиться. Она не знала ничего о нижнем белье, которое должна носить любая приличная девушка, и не могла понять, зачем нужны чулки.

— Это натуральный шелк, мадемуазель. В Европе уже шьют из искусственных тканей, но вы даже не представляете, какой это ужас, - мадам понизила голос и продолжила: - Чешешься как после укуса насекомых.

Длина платья, открывшая щиколотки, Кики просто шокировала. Мадам спокойно отнеслась к капризам девушки (видимо Кристина была не первой клиенткой с экзотическими привычками) и нашла для неё тёмно-синее закрытое платье с заниженной талией и бантом на бедре, туфли на низком каблучке, сумочку для мелочей вроде платочка и помады, а также накидку из тончайшей шерсти цвета сицилийского вина «Марсала». Волосы были уложены волнами и стянуты на затылке в пучок, венчала весь шедевр милая шляпка-клош* из шифона и пайеток.

- Алле! – произнесла мадам и позвала своего мужа: – Этьен! Входите!

- Красавица! – ахнула я, хотя мне очень хотелось чертыхнуться.

Хозяин магазина всплеснул руками, Джумо молчал, приоткрыв рот, а дядя ввернул своё любимое выражение:

- Черт возьми, Кики! Ты невероятно хороша!

С этого момента Кики часто слышала в свой адрес слова, выражающие восторг. Господин Рене не стал исключением. Встретив нас на палубе и увидев Кристину, он смутился и сказал, что её лицо кажется ему знакомым, на что она ответила, что последний раз видела живого француза, когда ей было пять или шесть лет. Откровенность девушки всех рассмешила, кроме Джумо, мне показалось, что он ревновал.

Пароход блестел как самовар, запах сжигаемого топлива смешивался с ароматом специй, жаренного арахиса и слегка подгнивающих фруктов. Я проводила время с Кристиной или играла с кошками, Джумо освоился на камбузе, тщательно следил за свежестью продуктов и готовил изысканные десерты, чем снискал уважение кока (судя по фигуре последнего, он был сластёна). Дядя целыми днями читал прессу, причем старые газеты его интересовали больше, или, сидя в кают-компании, обсуждал с месье Рене обстановку в мире, вероятность финансового кризиса, надвигающуюся из Персии эпидемию чумы, хронологию древних царств Египта и Месопотамии, тонкости мумификации кошек и многое другое. Табачный дым и коньяк делали эти беседы намного приятнее.

Через семь дней мы сошли в порту Марселя. Запах гниющей рыбы царствовал в этом районе города безраздельно. Мишель Рене прощался с нами как с добрыми друзьями, настаивая при случае заглянуть в его квартиру, познакомиться с семьей. Момент расставания оттягивался по непонятной причине, мы могли опоздать на поезд, когда наконец француз ударил себя по лбу и воскликнул, обращаясь к Кристине:

- Я вспомнил! Вспомнил, мадемуазель, где видел Вас. В парижской галерее «Вивьен» есть художественный салон, там висел портрет. Не могу поверить, что это не Вы?

Всю дорогу до вокзала и уже после в вагоне поезда «Марсель – Париж» Кики была рассеяна и задумчива. Только когда наша компания вышла из такси, у лестницы, ведущей в особняк месье Монфора, она спросила:

- Ламберт, я хотела бы посетить ту галерею… Не дает мне покоя картина, о которой говорил Рене.

- Конечно, Кики. Ты не против, если это случится завтра?

- Не против. Пусть будет завтра, - покорно согласилась она.

На мелодичный звук колокольчика массивную и украшенную гербом дверь открыл пожилой мажордом с зачесанными на пробор волосами и, узнав, кто мы, пригласил войти.

- А где мадам? – спросил дядя, оглядываясь по сторонам. Я тоже ждала, что вот-вот услышу шаги и голос бабули, но этого не случилось.

- Месье и мадам Монфор в Компьене. Они оставили для Вас записку, - произнес дворецкий и подал конверт.

Бегло прочитав выведенные женским подчерком строки, дядя похлопал конвертом по ладони и, обращаясь ко мне, сказал:

- Ну что ж, Клэр, видимо тебе предстоит познакомиться с местом, где пленили Жанну д, Арк.

шляпка-клош*- шляпка в виде колокольчика.

Продолжение следует)))