08:38 И шелест книг меня манит, в мир Чужестранки увлекая... Выпуск №8 | |
 Вновь нас пленят чудесные цитаты «Чужестранки», которые описывают образы и события истории созданные для нас Дианой Гэблдон. Читая «Чужестранку», мы встречаемся с разными людьми, историями, моментами и временами, все они красиво и интересно описаны. И мы не устанем благодарить переводчиков за их изумительно красивый и грамотный перевод.   Присоединяйтесь  *** Cтихотворение Гай Валерий Катулл Веронский "К Лесбии" (Именно этот стих читает Джейми Клэр) « — Нет, это не гэльский. Латынь. Мунро был школьным учителем, прежде чем попал в плен к туркам. Это отрывок из Катулла. …Da mi basia mille, diende centum, dein mille altera, dein secunda centum… У него слегка порозовели мочки ушей, пока он переводил мне: Дай же тысячу сто мне поцелуев, Снова тысячу дай и снова сотню..» («Чужестранка», гл. 20)    Нашла стих, но немного разные переводы, выбирайте, какой вам по вкусу: ✔ Будем, Лесбия, жить, любя друг друга! Пусть ворчат старики — за весь их ропот Мы одной не дадим монетки медной! Пусть заходят и вновь восходят солнца, — Помни: только лишь день погаснет краткий, Бесконечную ночь нам спать придется. Дай же тысячу сто мне поцелуев, Снова тысячу дай и снова сотню, И до тысячи вновь и снова до ста, А когда мы дойдем до многих тысяч, Перепутаем счет, чтоб мы не знали, Чтобы сглазить не мог нас злой завистник, Зная, сколько с тобой мы целовались. (Перевод С.В. Шервинского) ✔ Будем жить и любить, моя подруга! Воркотню стариков ожесточённых Будем в ломаный грош с тобою ставить! В небе солнце зайдёт и снова вспыхнет, А для нас, чуть погаснет свет мгновенный, Непробудная наступает полночь. Так целуй же меня раз сто и двести, Больше, тысячу раз и снова сотню, Снова тысячу раз и сотню снова. Много сотен и тысяч насчитаем, Все смешаем потом и счёт забудем, Чтобы злобой завистников не мучить, Подглядевших так много поцелуев! (перевод: Адриана Пиотровского с анг.) ✔ Жить и любить давай, о Лесбия, со мной! За толки стариков угрюмых мы с тобой За все их не дадим одной монеты медной. Пускай восходит день и меркнет тенью бледной. Для нас, как краткий день зайдёт за небосклон, Настанет ночь одна и бесконечный сон. Сто раз целуй меня, и тысячу, и снова Ещё до тысячи, опять до ста другого, До новой тысячи, до новых сот опять. Когда же много их придётся насчитать, Смешаем счёт тогда, чтоб мы его не знали, Чтоб злые нам с тобой завидовать не стали, Узнав, как много раз тебя я целовал. (перевод Афанасия Фета) И специально для Бонитоши  ОРИГИНАЛ C. Valerii Catulli Veronensis ✔ Vivamus mea Lesbia, atque amemus, rumoresque senum seueriorum omnes unius aestimemus assis! soles occidere et redire possunt: nobis cum semel occidit breuis lux, nox est perpetua una dormienda. da mi basia mille, deinde centum, dein mille altera, dein secunda centum, deinde usque altera mille, deinde centum. dein, cum milia multa fecerimus, conturbabimus illa, ne sciamus, aut ne quis malus inuidere possit, cum tantum sciat esse basiorum. *** « Джейми, как я случайно заметила несколько дней назад, не умел подмигивать одним глазом. Вместо этого он хлопал глазами, словно большая рыжая сова.» («Чужестранка», гл. 20)  ***  « Господи, как я могла? Бросить его без единого слова — объяснения или извинения? Исчезнуть без следа — после того, что он сделал для меня? В конце концов я решила, что лошадь непременно надо оставить. Тогда он подумает, что я бросила его не по доброй воле: меня растерзали дикие звери — я потрогала кинжал у себя в кармане — или, быть может, похитили разбойники. Не найдя моих следов, он постепенно меня забудет и женится снова. Хотя бы на хорошенькой, юной Лаогере, когда вернется в Леох. Как ни нелепо, но мысль о том, что Джейми станет делить ложе с Лаогерой, уязвила меня почти так же, как мысль о разлуке с ним. Я проклинала себя за идиотизм, но ничего не могла с собой поделать: передо мной возникало круглое милое личико, пылающее от неудержимой страсти, и большие руки Джейми, зарывшиеся в волосы цвета лунного луча. Я разжала зубы и решительно вытерла слезы со щек. У меня не было ни времени, ни сил на бесполезные рефлексии. Я должна идти — и прямо сейчас, пока это еще возможно. Это мой наилучший шанс. Я надеялась, что Джейми меня позабудет. Я знала, что сама не забуду его никогда. Но сейчас я должна выбросить его из головы, потому что иначе не сумею сосредоточиться на задуманном деле, и без того достаточно сложном.» («Чужестранка», гл. 20)  ***  «Он приподнял мне подбородок, а я куснула его за пальцы — сильно, но не глубоко. — Ой! — Он отдернул пальцы. — Поосторожней, милая, ты же не знаешь, где они побывали.» («Чужестранка», гл. 22) помните утро, после того, как Джейми отхлестал Клэр ремнём? «…улыбнулся Нед. — Присаживайтесь, милочка. — Благодарю вас, я постою, — с достоинством ответила я и вызвала этим громовый хохот всех мужчин. Джейми благоразумно отвел от меня взгляд и с преувеличенным старанием принялся резать сыр. Добродушные шутки продолжались весь день, и каждый из мужчин нашел повод шлепнуть меня по заднице, с полным при этом сочувствием.» («Чужестранка», гл. 22) ***  «У меня сместился масштаб восприятия вещей. Человек, убитый из мушкета, был так же мертв, как и тот, которого убило снарядом мортиры. Разница состояла в том, что снаряд убивал не одного конкретного человека, а сразу многих, в то время как из мушкета стрелял определенный человек, который мог видеть глаза того, в кого он целится.» «Даже маленький Мурта с его крысиным личиком имел основания быть жестоким независимо от его природных склонностей. Что же это за основания? Один король предпочтительнее другого? Ганноверы или Стюарты? Для меня это было не больше чем имена в таблице на стене в школе. Что они значили по сравнению с таким немыслимым злом, как гитлеровский рейх?» («Чужестранка», гл. 22) ***   «Джек Рэндолл, так похожий и так ужасающе непохожий на Фрэнка. Его прикосновение к моей груди внезапно соединило мою прежнюю жизнь и нынешнюю, соединило разделенные реальности словно ударом молнии. И тут появился Джейми — его лицо, скованное страхом, в окне комнаты Рэндолла, а потом это же лицо, искаженное гневом, когда мы кричали друг на друга на обочине, потом — сведенное болью после моих слов. Джейми. Джейми реален, это точно, реален как ничто другое для меня, даже Фрэнк и моя жизнь в 1945 году. Джейми, нежный любовник и вероломный негодяй. Возможно, в этом и заключалась проблема. Джейми заполонил мои чувства настолько, что его окружение казалось почти несущественным. Но я больше не могла пренебрегать этим окружением. Мое безрассудство едва не погубило Джейми, и теперь страх подступил к горлу при мысли о том, что я могла его потерять. Я села в постели, намереваясь пойти и разбудить его, сказать ему, чтобы он пришел ко мне на кровать. Но едва я всем весом опустилась на результаты его рукоприкладства, как тотчас изменила свое намерение и со злостью перевернулась снова на живот.» («Чужестранка», гл. 22)  *** Ай да Джейми  « Не помню, чтобы отец выпорол меня хоть раз не за дело. С минуту он шел молча, задумавшись. — Ммфм, однажды мне попало за то, что я бросал камнями в цыплят, потом за то, что я гонял коров, они перепугались и не давали их доить… Еще раз, помню, за то, что съел варенье с пирогов, а пироги оставил так. Н-ну, выпустил лошадей из конюшни, забыл запереть ворота. Сжег солому с голубятни — это вышло нечаянно, то есть неумышленно. Терял школьные учебники, это уже умышленно.» («Чужестранка», гл. 22)  ***  «— Я клянусь на кресте Господа моего Иисуса и клянусь священным железом, которое держу в руке, что вручаю тебе свою преданность и обещаю тебе свою верность. Если я когда-либо подниму на тебя руку в гневе или озлоблении, да поразит меня священное железо в самое сердце. Он поцеловал кинжал в том месте, где лезвие соединялось с рукояткой, и вернул его мне. — Я не делаю пустых угроз, англичаночка, — сказал он, подняв одну бровь, — и не даю ничего не стоящих обещаний. Ну а теперь можем мы ехать туда, где нас ждет постель?» («Чужестранка», гл. 22)    *** «— Ты моя, mo duinne, — тихо произнес он. — Только моя, теперь и навсегда. Моя, хочешь ты этого или нет. Я попыталась расслабить его объятия, вздохнула и слабо ахнула, когда он вошел в меня еще глубже. — Да, сегодня я хочу измучить тебя, моя англичаночка, — шептал он. — Хочу обладать тобой, владеть твоим телом и душой. Я слабо противилась, но он налег на меня всем телом и неумолимо наносил удар за ударом, каждый из которых проникал до самой матки. — Я хочу, чтобы ты называла меня хозяином, я хочу сделать тебя своей.» « — О да, англичаночка, — ответил он немного грустно. — Я твой хозяин… и ты моя. Но кажется, я не могу завладеть твоей душой, не отдав тебе собственную.» («Чужестранка», гл. 23)  *** « — У моих родителей это было по-другому, как ты знаешь. Дугал вступил в брак по расчету, как и Колум, в основе лежали соображения земельные и деловые, а не влечение друг к другу. А мои родители, они женились по любви, вопреки желаниям обеих семей, и мы оказались… не то чтобы изгоями в полном смысле слова, но сами по себе в Лаллиброхе. Мои родители навещали родственников нечасто, да и по делам выезжали из имения редко, и я думаю, их взаимная привязанность была сильнее, чем обычно в браке. Он положил руку мне на спину и привлек меня поближе к себе. Наклонил голову и прижался губами к моему уху. — Между нами тоже было соглашение, — сказал он тихо. — Но все-таки я хотел бы надеяться… может, в один прекрасный день… » («Чужестранка», гл. 24) ***  « И что из этого вышло? Вот именно, что вышло? Меня выдали замуж за шотландца вне закона, за нами обоими охотится злобный садист, капитан драгунов, мы живем в окружении варваров, которые готовы убить Джейми, если им покажется, что он представляет угрозу их бесценным правам преемственности в клане. А самое худшее из всего этого — что я счастлива.»  («Чужестранка», гл. 24) ***  «Соседом оказался Мурта. Вот уж кто ни в малой мере не напоминал мне мужчин, тревожащих мое воображение! Невысокий, щуплого сложения, но мускулистый, как гиббон, с несоразмерно длинными руками, которые усиливали сходство с обезьяной; у него был низкий лоб и узкие челюсти, они почему-то напомнили мне о пещерных жителях и об изображениях первобытных людей в какой-то из книг Фрэнка. Нет, отнюдь не неандерталец. Пикт, вот он кто.» :006: («Чужестранка», гл. 24) *** «Я стала смотреть в противоположную сторону, на соседний стол, за которым сидел Дугал, на этот раз отдельно от Колума. Кровожадный викинг, точно! Внушительный рост, широкие, плоские скулы… легко представить его себе на палубе корабля-дракона, глубоко запавшие глаза горят алчностью и вожделением, как только он завидит сквозь туман деревню на скалистом берегу. Крупная рука, слегка поросшая на запястье рыжими волосками, протянулась мимо меня, чтобы взять небольшой ломтик овсяного хлеба с подноса. Еще один древний скандинав, Джейми. Он напомнил мне легенды миссис Бэрд о племени великанов, которые некогда пришли в Шотландию, а после сложили свои длинные кости в северном краю.» («Чужестранка», гл. 24) ***  «— Mo duinne, — тихо проговорил он. — Нет, сегодня я хочу назвать тебя mo airgeadach. Моя серебряная. Твои волосы золотисто-серебряные, а твоя кожа как белый бархат. Caiman geal. Белая голубка. Я подалась назад и прижалась к нему бедрами, приглашая. С глубоким вздохом приняла в себя его твердую плоть. Он притянул меня к груди и двигался вместе со мной, медленно, глубоко. Я немного задохнулась, и он ослабил объятия. — Прости, — пробормотал он. — Я не хотел причинить тебе боль. Я хочу быть в тебе, оставаться в тебе вот так глубоко. Я хочу оставить память обо мне в тебе вместе с моим семенем. Я хочу удержать тебя так до рассвета и покинуть тебя спящей, уйти с твоим теплом в руках.» («Чужестранка», гл. 24) ***   «— Вы осмеливаетесь восставать против Божьего суда? — проверещал во гневе толстый маленький судья. Джейми выхватил палаш полностью из ножен и воткнул его в землю, так что рукоятка задрожала от силы удара. — Я восстал на защиту этой женщины и на защиту правды, — ответил Джейми. — Если кто-либо здесь выступает против них обоих, пусть ответит мне, а потом уже Богу.» («Чужестранка», гл. 25) ***  «— Если бы ты считал меня колдуньей? Стал бы ты бороться за меня? — Я пошел бы за тобой на костер! — произнес он с неистовой силой. — А потом и в ад, если бы пришлось.» «— Все, что я рассказывала тебе о себе, было правдой, — продолжала я, яростно кивая головой, словно уверяя в этом самое себя. — Все! У меня нет своего народа, нет истории, потому что и меня еще нет на свете. Знаешь, когда я родилась? — спросила я, подняв глаза. Я знала, что волосы у меня в полном беспорядке, а взгляд дикий, но мне было все равно. — Двадцатого октября в год от Рождества Господа нашего тысяча девятьсот восемнадцатый. Ты слышишь? »  «— Там были каменные столбы — на заколдованном месте. Столбы Мерлина.Я прошла через них. — Я говорила, задыхаясь и всхлипывая и все менее связно. Давным-давно, а на самом деле двести лет. Так всегда бывает в сказках… двести лет. Но в сказках люди всегда возвращаются, а я не могла вернуться.» «При свете костра волосы у него на руках сияли, словно медная проволока, но при этом встали дыбом, как шерсть на собаке. Он испугался меня.» «— Я верю тебе, — сказал он твердо. — Я не совсем понимаю — пока, но я верю. Клэр, я верю тебе! Выслушай меня! Между нами правда, между тобой и мной, и я буду верить тебе.» «— Сколько же тебе лет? Мне не приходило в голову узнать у тебя раньше. Вопрос казался настолько абсурдным, что мне понадобилась минута на размышление. — Двадцать семь… возможно, двадцать восемь. Ответ, кажется, немного смутил его. Женщина двадцати восьми лет, по меркам их времени, приближалась к среднему возрасту. — О, — произнес он и глубоко вздохнул. — Я-то считал, что ты моего возраста… или моложе. Некоторое время он сидел неподвижно, потом наклонился ко мне со слабой улыбкой: — С днем рождения, англичаночка. Меня эти слова очень удивили. — Что? — спросила я с достаточно глупым видом. — Я сказал, что поздравляю тебя с днем рождения. Сегодня двадцатое октября.» «— Фрэнк, — тихонько выговорил он. — Стало быть, он не умер. — Он еще не родился. — Я почувствовала, как во мне вновь поднимается волна истерии, но справилась с ней. — И я тоже.» («Чужестранка», гл. 25) ***    «Крэг-на-Дун находился не более чем в миле от нас, я различала его горб сквозь последние клочья утренней дымки. Я с трудом сглотнула. Почти полгода я стремилась попасть в это место. Но теперь, когда оказалась здесь, мне хотелось бежать отсюда куда угодно.» «Я вдруг усомнилась в правдивости моей истории. — Я… я ведь ничего об этом толком не знаю. Возможно… оно… закрылось после случая со мной. Или действует только в определенное время года. Это произошло незадолго до Белтейна.» «— А теперь уж скоро Самхейн, — сказал он. — День всех святых. Подходит или как? — Он невольно вздрогнул, несмотря на шутливый тон. — Когда ты проходила… что ты тогда сделала? Я попыталась вспомнить. Мне было ужасно холодно, я спрятала руки под мышки. — Я обошла столбы, искала надписи. Обошла безрезультатно, никаких надписей не было. Потом я подошла близко к расколотому камню и услышала жужжание, словно там были пчелы… Так оно было и теперь — словно пчелы жужжали. Я отпрянула, как от змеи. — Оно еще там! — закричала я в полной панике и обхватила руками Джейми, но он твердо отстранил меня, весь побелевший, и снова повернул лицом к камню. — А потом что? Стонущий ветер врывался мне в уши, но голос Джейми звучал резче ветра. — Я дотронулась до камня рукой. — Сделай это. Он подтолкнул меня и, так как я не двигалась, схватил за запястье и прижал мою ладонь к пятнистой поверхности камня. Хаос разверзся и вобрал меня в себя.» «-Боже, Клэр, я думал, что ты умерла, честное слово. Ты… ты начала куда-то уходить. У тебя сделалось такое лицо, как будто ты насмерть перепугана. Я… я оттащил тебя от этого камня. Я остановил тебя. Я не должен был этого делать, прости меня, милая.» «— Может, оно действует только по отношению к женщинам, — неуверенно сказала я. — В легендах всегда говорится о женщинах. Или это я такая. — Я, во всяком случае, не такой, — ответил он. — Но лучше убедиться. — Джейми, осторожнее! — крикнула я — совершенно попусту, потому что он зашагал к камню, снова шлепнул его ладонью, прислонился к нему, прошел расщелину в од-ну сторону, потом в обратную — камень оставался неподвижным тяжелым монолитом, не более того. Что касается меня, то я вздрагивала при одной мысли о приближении к этой двери в безумие. И все же. Все же, когда я на этот раз начала входить в царство хаоса, я думала о Фрэнке. Я была уверена, что чувствую его. Где-то там в пустоте засиял крошечный, чуть не с булавочную головку ореол света — и Фрэнк был в нем. Я это знала. И знала также, что рядом со мной есть еще одна светлая точка — обращенное к камню лицо, мокрое от пота, несмотря на холодный день. Джейми вернулся и взял меня за обе руки. Поднес их одну за другой к губам и торжественно поцеловал. — Моя леди, — произнес он негромко — Моя… Клэр. Нет смысла ждать. Я должен расстаться с тобой сейчас. Я не могла выговорить ни слова, но выражение моего лица было так же легко прочитать, как и всегда. — Клэр, — продолжал Джейми настойчиво, — там, по другую сторону этого… этой вещи — твое время. Там твой дом, твоя страна. Все, к чему ты привыкла. И… Фрэнк. — Да, — сказала я, — Фрэнк там. Джейми взял меня за плечи, поставил на ноги и проговорил почти с мольбой: — На этой стороне для тебя ничего нет, милая! Ничего, кроме насилия и опасности. Иди!»  («Чужестранка», гл. 25) | |
|
| |
Внимание!Запрещено копировать и распространять материал без ведома администрации сайта.
Похожие новости:
Всего комментариев: 3
0
