Дата: Понедельник, 25.07.2016, 21:43 | Сообщение # 1
Король
Сообщений: 19994
Диана Гэблдон ДЫХАНИЕ СНЕГА И ПЕПЛА (Diana Gabaldon – «A Breath of Snow and Ashes») ПРОЛОГ Время одно из множества вещей, из-за которых люди признают существование Бога. Оно постоянно и не имеет конца. Есть мнение, что время – самая мощная материя на Земле, ничто не может противостоять времени, не так ли? Ни горы, ни армии. И время, конечно, все исцеляет. Дайте достаточно времени, и оно обо всем позаботятся: боль притупляется, трудности превозмогаются, потери уходят. Прах к праху, пыль к пыли. Помни, человек, прах ты, и в прах ты возвратишься И если время сродни Богу, я полагаю, что память должна быть дьяволом.
Спасибо переводчикам группы ЧУЖЕСТРАНКА книги Перевод: Юлия Хрисантова, Анна Зубова, Юлия Столба, Татьяна Шульгина, Наталия Борисова, Юлия Коровина, Светлана Бахтина, Полина Королькова, Ирина Боброва. Редакторы: Анна Зубова, Наталья Шлензина, Юлия Коровина, Светлана Бахтина, Полина Королькова. Книгу можно скачать здесь в трех форматах
ПРЕРВАННЫЙ РАЗГОВОР Первым почуял их пес. Было так темно, что Йен Мюррей скорее почувствовал, нежели увидел, как голова Ролло с колкими ушами, вдруг поднялась у его бедра. Он положил руку на шею собаки, и ощутил вставшую дыбом шерсть, предупреждавшую его об опасности. Они так чувствовали друг друга, что он, не уловив собственную мысль, – «ЛЮДИ», инстинктивно потянулся другой рукой к ножу, и лежал, неподвижно дыша. Прислушиваясь. Лес был тих. В эти предрассветные часы воздух застыл как в церкви, и туман, словно дым от ладана, медленно поднимался с земли. Он прилег отдохнуть на ствол гигантского тюльпанного дерева, предпочитая щекотание мокриц всепроникающей сырости почвы. Все еще держа руку на собаке, он ждал. Ролло рычал, издавая низкий, утробный рокот, который Йен едва мог расслышать, но мог легко прочувствовать. Вибрации пробегали вверх по руке, возбуждая все нервы его тела. Он не спал, теперь он редко спал по ночам, а лишь затих, устремив взгляд на небосвод, погруженный в свои обычные разговоры с Богом. Спокойствие испарилось с предупредительным движением Ролло. Он медленно сел, свесив ноги за край полуистлевшего бревна, сердце бешено забилось. Предупредительное рычание Ролло не изменилось, но огромная голова повернулась, следуя за чем-то невидимым. Это была безлунная ночь; Йен мог видеть смутные силуэты деревьев и движущиеся тени ночи, но ничего более. Затем он услышал их. Звуки передвижения. Пока еще на приличном расстоянии, но постоянно приближающиеся. Он встал, и осторожно вошел в черное пятно тени под бальзамической пихтой. Щелкнул языком, и Ролло, прекратив рычать, последовал за ним, бесшумный как волк, его предок. C места ночлега Йена внизу просматривалась охотничья тропа. Те, кто передвигались по ней, не были охотниками. Белые люди. Теперь, это было странно, более чем странно. Он не мог их видеть, но ему и не нужно было; шум, который они создавали, не позволял ошибаться. Индейцы не передвигались молча, тогда как многие горцы, среди которых он жил, могли двигаться по лесу как призраки, но он не сомневался. Звук металла, вот что это было. Он слышал бряцанье сбруи, звяканье и дребезг пуговиц, пряжек, и оружейных стволов. Их было много. И они были так близко, что он уже улавливал их запах. Он слегка подался вперед, закрыв глаза – так можно лучше учуять их, получить подсказку. Они везли шкуры; теперь он почуял запах высохшей крови и холодного меха, который, вероятно, и разбудил Ролло. Точно не звероловы. Их слишком много. Звероловы обычно ходят поодиночке или вдвоем. Грязные бедняки. Не звероловы и не охотники. В этом сезоне было много дичи, но они пахли голодом. И скверной выпивкой. Они уже были совсем близко, примерно в десяти футах от места, где он стоял. Ролло тихонько фыркнул и Иэн снова накрыл рукой его холку, хотя люди производили столько шума, что вряд ли могли услышать его. Он считал проходящие шаги, стук дорожных сумок о коробки с пулями, хрюканье от истертых ног и усталые вздохи. Он насчитал двадцать три мужчины и там еще был мул – нет, два мула с ними; он слышал скрип груженых корзин и недовольное тяжелое дыхание, характерное для перегруженного мула, всегда на грани жалобы. Мужчины никогда бы их не обнаружили, но порывы воздуха перенесли запах Ролло к мулам. Оглушительный рев разрушил темноту, и лес извергся перед ним фонтаном грохота и испуганных криков. Йэн уже бежал, когда выстрелы из пистолета разорвались позади него. Dhia! Что-то ударило его в голову, и он упал, как подкошенный. Он убит? Нет. Ролло обеспокоенно ткнул его мокрым носом в ухо. Голова гудела как пчелиный улей, а перед глазами сверкали звездочки. – Беги! Ruith! – он с трудом хватал воздух, отталкивая собаку. – Пошел! Беги! – Собака колебалась, гортанно заскулив. Он не мог видеть, но чувствовал, как большое тело Ролло метнулось вперед, повернулось, и замерев, в нерешительности вернулось назад. – Ruith!– Он призывно встал на четвереньки, и собака, наконец, повиновалась, убегая как он ее обучил. У него не было времени бежать самому, даже если бы он смог подняться на ноги. Он лежал лицом вниз, глубоко зарывшись руками и ногами в прогнившие листья, и бешено извивался, закапываясь. Чья-то нога ударила его между лопатками, но выдох заглушился влажной листвой. Они так шумели, что это не имело значения. Кто бы ни наступил на него, он вряд ли это заметил; это был скользящий удар бегущего в панике человека, который несомненно, принял его за гнилое бревно. Стрельба прекратилась. Крики продолжались, но они не несли никакого смысла. Он знал, что лежит ничком, ощущая холодную влажность на щеках и сильный запах мертвых листьев в носу, но чувствовал себя как будто сильно опьяневшим, и мир медленно вращался вокруг него. Голова уже не так болела, первый болевой всплеск прошел, однако он все же не мог ее поднять. В голове промелькнула тусклая мысль, что если бы он здесь умер, никто бы не узнал об этом. Но его мать терзалась бы, подумал он, незнанием того, что с ним произошло. Шум ослабевал, становился более упорядоченным. Кто-то все еще орал, но это был звук приказов. Они уходили. Он смутно сообразил, что мог бы позвать их. Узнав, что он белый, они бы помогли ему. Или нет. Он молчал. Либо он умирает, либо нет. Если умирает, то никакая помощь невозможна. Если нет – то она и не требовалась. «Ну, я ведь просил, не так ли?» – думал он, возобновляя свой разговор с Богом, спокойно, словно он все еще лежал на стволе тюльпанного дерева, созерцая глубину небесного свода. «Я просил показать ЗНАК, но не ожидал, что Ты так быстро ответишь мне».
ГОЛЛАНДСКАЯ ХИЖИНА Март 1773 год Никто не знал, что там находилась хижина, пока Кенни Линдси не увидел языки пламени на пути к ручью. – Я не увидел бы вообще, – повторял он, кажется уже в шестой раз, – если бы не стемнело. При дневном свете я бы никогда не обнаружил ее, никогда! Он дрожащей рукой вытер лицо, не в состоянии отвести взгляд от ряда тел, лежащих на опушке леса. – Это были дикари, Mac Dubh? Они не сняли скальпы, но возможно… – Нет. – Джейми аккуратно положил измазанный сажей носовой платок назад на посиневшее лицо маленькой девочки. – Никто из них не был ранен. Конечно, ты видел больше, пока переносил их? Линдсей покачал головой, закрыл глаза, и судорожно вздрогнул. Это было поздно днем, и хотя стояла холодная весна, люди все вспотели. – Я не смотрел – просто сказал он. Мои собственные руки походили на лед, такие же онемевшие и бесчувственные, как и резиновая плоть мертвой женщины, которую я осматривала. Они были мертвы уже более суток, посмертное окоченение уже произошло, оставляя их вялыми и холодными, однако весенняя прохлада горного источника пока еще сохраняла их от грубого унизительного разложения. Тем не менее, я дышала неглубоко; воздух был наполнен горьким запахом гари. Струйки дыма поднимались тут и там от обугленных развалин небольшой хижины. Краем глаза я увидела, как Роджер пнул соседнее бревно, нагнулся и поднял что-то с земли. Кенни заколотил в нашу дверь задолго до рассвета, вытащив нас из теплой постели. Мы прибыли в спешке, даже зная, что было уже слишком поздно, чтобы оказать помощь. Некоторые из арендаторов усадьбы Фрэйзер Ридж тоже пришли; брат Кенни Эван, Фергюс и Ронни Синклер стояли в плотном кольце под деревьями, тихо переговариваясь по-гэльски. – Ты знаешь, что случилось с ними, Sassenach? Джейми присел на корточки рядом, обеспокоенно глядя на меня. – С теми, что лежат под деревьями? Он кивнул на тело, лежащее передо мной. – Я знаю, что убило эту бедняжку. Длинная юбка женщины трепыхалась на ветру, обнажая длинные, стройные ноги, обутые в кожаные башмаки на деревянной колодке. Такие же длинные руки лежали неподвижно по бокам вдоль тела. Она была высокой – хотя и не такой высокой, как Брианна – подумала я, автоматически взглянув на яркие развевающиеся волосы своей дочери, мелькавшие среди ветвей на дальней стороне поляны. Я развернула передник женщины, чтобы накрыть ее голову и верхнюю часть тела. Руки у нее были красноватыми и грубыми от тяжелой работы, с мозолистыми ладонями, но по упругости ее бедер и стройности тела, я сделала вывод, что ей было не больше тридцати, а то и гораздо меньше. Никто не мог сказать, была ли она красива. Я покачала головой в ответ на его замечание. – Не думаю, что она умерла от пожара, – сказала я. – Видишь, пламя не затронуло ее ноги и ступни. Она, видимо, упала в очаг. Сначала загорелись ее волосы, затем огонь распространился на плечи и платье. Она, должно быть, лежала достаточно близко к стене или дымовой трубе, чтобы пламя ее зацепило. Началось оттуда, а затем и все чертово место загорелось. Джейми медленно кивнул, глядя на мертвую женщину. – Да, в этом есть смысл. Но что их тогда убило, Sassenach? Остальные обгорели немного, ни один не пострадал так, как она. Они должно быть уже были мертвы, когда хижина загорелась, ведь ни один из них не пытался выбежать. Возможно, это была смертельная болезнь? – Я так не думаю. Позволь мне взглянуть на других еще раз. Я медленно прошлась вдоль ряда неподвижных тел, с накрытыми тканью лицами, наклоняясь над каждым из них, чтобы еще раз рассмотреть их под самодельными саванами. В этом времени было множество болезней, быстро приводящих к смертельному исходу – из¬-за отсутствия антибиотиков, и иных способов введения жидкости в тело, кроме как через рот или прямую кишку, даже простой случай диареи мог убить в течение двадцати четырех часов. Я достаточно часто видела подобные вещи, чтобы легко их распознать. Любой врач это сделает, а я была врачом на протяжении более двадцати лет. Время от времени я видела в этом веке такие вещи, с которыми никогда не сталкивалась в своем собственном. В особенности ужасные паразитарные болезни, принесенные с работорговлей из тропиков – но никакой паразит не сделал бы такого с этими бедными людьми, и ни одна известная мне болезнь не оставляла подобных следов на своих жертвах. Все тела – обгоревшая женщина, старуха, и три ребенка – были найдены в стенах пылающего дома. Кенни их вытащил как раз перед тем, как обрушилась крыша, затем помчался за помощью. Все были мертвы прежде, чем начался пожар; все умерли практически одновременно. Тогда, наверняка, огонь стал разгораться вскоре после того, как женщина замертво упала в очаг? Жертвы были аккуратно уложены под ветвями огромной рыжей ели, в то время как мужчины начали рыть могилу поблизости. Брианна стояла возле самой младшей девочки, склонив голову. Я присела на колени у маленького тельца, и она также опустилась на колени напротив меня. – Что это было? спросила она тихо. – Яд? Я удивленно подняла на нее глаза. – Думаю да. А что навело тебя на эту мысль? Брианна кивнула на голубоватый оттенок лица малышки. Она попыталась закрыть ей глаза, но они раздулись под веками, придав лицу выражение безмерного ужаса. Маленькие грубоватые черты лица исказились в предсмертной агонии, а в уголках рта остались следы рвоты. – Согласно Женскому Справочнику Скаута, – сказала Брианна и взглянула на мужчин, но никто не стоял достаточно близко, чтобы услышать сказанное. Ее рот дернулся, и она отвела взгляд от тела, вытянув руку ладонью к себе. – Никогда не ешьте никаких странных грибов, – процитировала она. – Существует множество ядовитых видов грибов, и отличить один вид от другого под силу только специалисту. Роджер нашел их, растущих кольцом под тем бревном. Бледно-коричневые с белыми бородавчатыми пятнами и влажными мясистыми шапками, открытыми жабрами и тонкими ножками, они белели настолько, что в тени ели казались фосфоресцирующими. У них был приятный, землистый вид, который словно отрицал их смертоносность. – Поганки Пантеры, – сказала я, почти про себя, и осторожно взяла одну из ее ладони. – Agaricus pantherinus, или так они будут называться, когда кто-нибудь соберется дать им приличное имя. Pantherinus, потому что они убивают так же стремительно, как нападающая пантера. Я увидела, как гусиная кожа на плече Брианны покрылась рябью, приподнимая нежные, ярко-рыжие волоски. Она накренила ладонь и высыпала остатки смертоносных грибов на землю. – Кто в здравом уме будет, есть поганки? – спросила она, с легким содроганием вытирая руки об юбку. – Люди, которые не знали ничего лучшего. Возможно, голодные люди – ответила я мягко. Я приподняла руку маленькой девочки и осмотрела нежные кости ее предплечья. Маленький животик показывал признаки вздутия, то ли от недоедания, то ли от посмертных изменений, точнее я не могла сказать, но кости ключицы были острыми как лезвие косы. Все тела были худыми, правда, не выглядели истощенными. Я всматривалась в глубокие синие тени на склоне горы над хижиной. Было еще рано заниматься полноценным собирательством, но в лесу можно было найти множество еды, для тех кто умеет ее распознавать. Джейми подошел и опустился на колени подле меня, большая рука легла на мою спину. Несмотря на холод, тонкая струйка пота стекала по его шее, и его густые рыжие волосы потемнели на висках. – Могила готова, – произнес он так тихо, словно боялся разбудить ребенка. – Это то, что убило малышку? – он кивнул на рассыпанные по земле грибы. – Я думаю да. И остальных тоже. Вы огляделись вокруг? Кто-нибудь знает, кто они такие? Он покачал головой. – Судя по одежде, они не англичане. Немцы бы пошли в Салем, ведь они клановые души, и не склонны к уединенному проживанию. Они могли быть голландцами. Он кивнул в сторону резных деревянных башмаков на ногах у старухи, треснувших и обшарпанных от долгого ношения. – Никаких книг или писем не осталось, если таковые вообще были. Ничего, чтобы открыло нам их имена, но... – Они поселились тут недавно, – низкий, хриплый голос заставил меня поднять голову. Роджер пришел и присел на корточки возле Брианны, кивая в сторону тлеющих остатков хижины. Неподалеку на небольшом раскопанном участке земли был разбит садик, но на нем едва проросли ростки капусты, их нежные листья поникли и почернели от поздних заморозков. Нигде не было никаких следов сарая, признаков домашнего скота, мула или свиньи. – Новоприбывшие эмигранты, – сказал Роджер негромко. – Не рабочие по контракту – это была семья. Они не привыкли к тяжелому труду: на женских руках видны волдыри и новые шрамы. Его собственная широкая рука бессознательно потерлась о колено; ладони были также ровно покрыты мозолями, как и у Джейми, но когда-то это была нежная кожа ученого; он вспомнил свою боль, когда они только появлялись. – Мне интересно, остались ли у них родственники в Европе, – пробормотала Брианна. Она разгладила светлые волосы на лбу маленькой девочки и положила платок обратно на лицо. Я увидела, как дернулось ее горло, когда она сглотнула. – Они никогда не узнают, что с ними произошло. – Нет. – Джейми резко выпрямился. – Говорят, что Бог оберегает дураков, но я думаю, что даже Всемогущий теряет терпение время от времени. Он отвернулся, подойдя к Линдси и Синклеру. – Ищите мужчину, – сказал он Линдсею. Все головы вокруг дернулись, и посмотрели на него. – Мужчину? – спросил Роджер. Он резко взглянул в сторону сгоревших остатков хижины, и ему пришла в голову догадка. – Ну да, кто-то же построил для них хижину? – Женщины могли сделать это, – сказала Бри, поднимая подбородок. – Ты могла бы, ага – сказал он, его рот подергивался, когда он искоса глянул на свою жену. Брианна походила на Джейми больше, чем просто цветом волос. Она стояла, возвышаясь на все свои шесть футов, и обладала такими же, как у отца крепкими и сильными конечностями. – Возможно, они могли это сделать, но не сделали, – коротко сказал Джейми. Он кивнул головой на остов хижины, где некоторые остатки мебели все еще сохраняли свои хрупкие формы. Я наблюдала, как налетел вечерний ветер, прочесывая руины. То, что осталось от стула бесшумно рассыпалось в пепел, а маленькие вихри сажи и древесного угля кружились над землей словно призраки. – Что ты имеешь в виду? – Я встала и двинулась за ним, заглядывая в дом. Там практически ничего не осталось внутри, и, хотя дымовая труба по-прежнему стояла, а зазубренные куски стен сохранились, их бревна попадали как игрушечные соломинки. – Там нет металла, – сказал он, кивнув на почерневший очаг, где виднелись остатки котла, треснувшего надвое от жара, и все его содержимое испарилось. – Никаких горшков, кроме этого, да и тот слишком тяжел, чтобы его унести. Никаких инструментов. Ни ножей, ни топора, – но ты видишь, у того, кто построил эту хижину, они были. Я видела. Бревна были неотёсанными, но зарубки на них и края носили отчетливые следы топора. Нахмурившись, Роджер поднял длинную сосновую ветку и стал разгребать груды пепла и щебня, всматриваясь, чтобы убедиться. Кенни Линдсей и Синклер не беспокоились; Джейми сказал им, чтобы они искали мужчину, и они немедленно бросились выполнять, быстро исчезнув в лесу. Фергюс пошел с ними. Эван Линдсей, его брат Мурдо и Мак Гилевсы начали муторную работу по сбору камней для погребальной пирамиды. – Если там был мужчина, он, значит, оставил их? – Брианна шепнула мне, бегло бросив взгляд с отца на ряд тел. – Может быть, эта женщина думала, что они не выживут самостоятельно? И тогда она убила своих детей и покончила с собой, дабы избежать мучительной смерти от голода и холода? – Оставил их и забрал все инструменты? Боже, надеюсь, что нет! Я перекрестилась при этой мысли, хотя даже подумав так, у меня были сомнения. – Разве они бы не пошли искать помощь? Даже с детьми... Снег почти растаял. Он оставался лежать лишь на высоких горных перевалах, а основные тропы и склоны, пусть еще мокрые и грязные от весенних вод, были вполне проходимы уже с месяц. – Я нашел мужчину, – сказал Роджер, прерывая мои мысли. Он говорил очень спокойно, но сделал паузу, чтобы откашляться. – Вот, … вот здесь. Дневной свет начинал угасать, но я заметила, как он побледнел. Неудивительно – скрюченное тело, которое он обнаружил под обугленными балками упавшей стены, выглядело настолько ужасно, что любой бы запнулся на его месте. Сгоревший до черноты, с руками, поднятыми в боксерской позе, характерной для смерти в огне, он с большим трудом напоминал мужчину, хотя все же я думала, глядя на останки, что он им был. Мои размышления об этом новом теле были прерваны криком из леса. – Мы нашли их, милорд! Все оторвались от созерцания нового трупа, чтобы увидеть Фергюса, машущего рукой на краю леса. И в самом деле «Их». На этот раз, двое мужчин. Они распластались на земле в тени деревьев, и находились не вместе, но чуть поодаль друг от друга, на небольшом расстоянии от хижины. И оба, насколько я могла судить, умерли от отравления грибами. – Это не голландцы, – сказал Синклер, возможно, уже в четвертый раз, покачивая головой над одним из тел. – Они могли ими быть, – сказал Фергюс с сомнением. Он почесал нос кончиком крюка, который носил вместо левой руки. – Из Индии, non? Одно из неизвестных тел было на самом деле темнокожим мужчиной. Другой был белым, и оба носили домотканую простую одежду, рубашку и бриджи. Без курток, несмотря на холодную погоду, и босые. – Нет. – Джейми покачал головой, бессознательно потерев рукой о собственные бриджи, словно пытаясь избавиться от прикосновения к мертвецу. – Голландцы имеют рабов на острове Барбуда, да, но эти лучше питались, чем люди из хижины. – Он приподнял подбородок в направлении безмолвного ряда женщин и детей. – Они не жили здесь. Кроме того... – Я увидела, как его взгляд остановился на ногах мертвеца. Его ноги были грязными вокруг лодыжек, сильно мозолистыми, но в основном казались чистыми. Ступни чернокожего демонстрировали желтовато-розовый оттенок без налипших кусков грязи и застрявших между пальцами случайных листьев. Эти мужчины определенно не расхаживали по грязному лесу босиком, можно быть уверенными. – Возможно, их было больше? И когда эти умерли, их товарищи забрали у них обувь, ну и еще что-нибудь ценное, – практично добавил Фергюс, жестом указывая на сгоревшую хижину и раздетые тела. – И сбежали. – Да, возможно. – Джейми поджал губы, его взгляд медленно перемещался по земле, но она была затоптана следами, и покрыта зарослями травы, слоем пепла и кусками обугленной древесины. Все выглядело так, словно здесь пробежало стадо разъяренных гиппопотамов. – Как бы я хотел, чтобы Йен Младший был здесь. Он лучший из следопытов, и он, возможно, смог бы рассказать нам, что случилось там. Он кивнул в лес, где были найдены мужчины. – Сколько их было, и может быть, в какую сторону они направились. Джейми и сам был отличным следопытом. Но свет угасал быстро; даже на поляне, где стояла сгоревшая хижина, тьма поднималась, объединяясь под деревьями, проливалась как масло на разрушенные земли. Его взгляд вернулся к горизонту, где узкие ленты облаков засверкали розовыми и золотыми красками в лучах заката, и покачал головой. – Давайте похороним их. Затем поедем домой. Оставалось еще одно мрачное открытие. Один из мертвецов, обгоревший человек, не умер от огня или яда. Когда они подняли обуглившийся труп из пепла, чтобы отнести его к могиле, что-то упало, отделившись от тела, и приземлилось с тяжелым стуком на землю. Брианна подняла его и протерла краем своего передника. – Полагаю, что они это не заметили – сказала она немного холодно, протягивая нож, точнее лезвие от него. Деревянная рукоять сгорела полностью, а само лезвие деформировалось от высокой температуры. Закаленная против густого едкого смрада горелой плоти и жира, я наклонилась над трупом, аккуратно ощупывая его живот. Огонь многое уничтожает, но сохраняет самые странные вещи. Треугольная рана была ярко выражена, обожженная в углублении под ребрами. – Они вонзили в него нож, – сказала я и вытерла потные руки о свой передник. – Они убили его, – сказала Бри, наблюдая за выражением моего лица. – А потом его жена – она взглянула на молодую женщину на земле, накрытую передником – приготовила рагу с грибами, и они все съели. Дети тоже. На поляне было тихо, лишь отдаленные крики птиц доносились с горы. Я могла слышать собственное сердце, с болью пульсирующее в груди. Месть? Или простое отчаяние? – Да, может быть, – тихо сказал Джейми. Он наклонился, чтобы взять край холста, в который они завернули мертвеца. – Будем считать это несчастным случаем. Голландец и его семья будут похоронены в одной могиле, двое мужчин – в другой. Поднялся холодный ветер, как только солнце полностью зашло за горизонт. Передник упорхнул с лица женщины, когда ее подняли. Синклер издал сдавленный крик, и в шоке, едва не уронил ее. У нее не было больше ни лица, ни волос; стройная талия резко сужалась, превращаясь в обугленные руины. Плоть ее головы сгорела полностью, оставляя необычайно маленький, почерневший череп, из которого ее зубы усмехались в легкомысленном замешательстве. Они торопливо опустили ее в неглубокую могилу, ее детей и мать уложили рядом. Брианну и меня оставили выкладывать небольшую погребальную пирамиду, по древнему шотландскому обычаю, чтобы отметить место захоронения и защитить от диких животных. Более простое место последнего приюта было вырыто для двух босых мужчин. Работу, наконец, закончили, все собрались, бледные и молчаливые, вокруг свежих насыпей. Я видела, что Роджер подошел и стал поближе к Брианне, его рука защитным жестом легла на ее талию. Небольшая дрожь сотрясала ее, которая, думаю, не имела ничего общего с холодом. Их ребенок, Джемми, был приблизительно на год моложе, чем самая младшая девочка. – Скажете что-нибудь, Mac Dubh? Кенни Линдсей вопросительно взглянул на Джейми, натянув свою вязаную шапку по самые уши, из-за усиливающегося холода. Уже почти стемнело, и никто не хотел задерживаться. Тогда бы нам пришлось строить лагерь, где-нибудь подальше от вони пепелища и это было бы довольно трудно сделать в темноте. Но Кенни был прав, мы не могли уйти, не проведя хотя бы символическую церемонию, последнее прощание с незнакомцами. Джейми покачал головой. – Нет, пусть Роджер Мак скажет. Если они были голландцами, скорее всего, они были протестантами. В тусклом свете я увидела острый взгляд Брианны, брошенный ею на отца. Это, правда, Роджер был пресвитерианином, но был еще Том Кристи, мужчина намного старше, чье суровое лицо ясно, отразило его мнение об этом заявлении. Вопрос религии был не более чем предлогом, это знали все, в том числе и Роджер. Роджер откашлялся с шумом рвущегося набивного ситца. Это был болезненный звук; в нем присутствовал гнев. Он не стал протестовать, хотя, посмотрел Джейми прямо в глаза, а затем занял свое место в изголовье могилы. Я думала, что он просто прочтет «Отче наш», или возможно один из более подходящих псалмов. Но ему пришли на ум другие слова. Вот, я кричу: «обида!» и никто не слушает; вопию, и нет суда. (Библия. Иов19: 7-29) Он преградил мне дорогу, и не могу пройти, и на стези мои положил тьму. Его голос когда-то был силен и красив. Сейчас же это была, не более чем грубая тень былой красоты, но в нем было достаточно власти и страсти, чтобы все те, кто слышал его, склоняли свои головы, и прятали лица в тени. Совлек с меня славу мою и снял венец с головы моей. Кругом разорил меня, и я отхожу; и, как дерево, Он исторг надежду мою. Его лицо застыло, а глаза на один мрачный миг задержались на обугленном пне, который служил голландской семье колодкой для рубки мяса. Братьев моих Он удалил от меня, и знающие меня чуждаются меня. Покинули меня близкие мои, и знакомые мои забыли меня. Я увидела, как трое братьев Линдсей переглянулись между собой и подвинулись ближе друг к другу, защищаясь от поднимающегося ветра. Помилуйте меня, помилуйте меня вы, друзья мои, – сказал он, и голос его смягчился так, что было трудно услышать его, вздыхающего над деревьями. Ибо рука Божия коснулась меня. Брианна сделала легкое движение около него, и он откашлялся еще раз, с хрипом, вытянув шею так, что я мельком увидела шрам от веревки, повредившей его. О, если бы записаны были слова мои! Если бы начертаны были они в книге резцом железным с оловом, – на вечное время на камне вырезаны были! Он медленно огляделся вокруг, невыразительно скользя взглядом от лица к лицу, затем глубоко вздохнул, чтобы продолжить, его голос потрескивал на словах. А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, И хотя после того, как черви разрушают это тело… –Брианна судорожно передернулась и отвернулась от сырого холмика грязи, но я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его. Роджер остановился, и последовал общих вздох, поскольку все сдерживали дыхание, и наконец, расслабились. Но он еще не закончил. Он потянулся, почти бессознательно, к руке Бри и крепко сжал ее. Я подумала, что последние слова он говорил, обращаясь практически к себе, не задумываясь о своих слушателях. Убойтесь меча, ибо меч есть отмститель неправды, и знайте, что есть суд.
Я вздрогнула, и рука Джейми обвилась вокруг моей собственной, холодная, но сильная. Он посмотрел на меня, и я встретила его взгляд. Я знала, о чем он думает. Джейми так же как и я, думал не о настоящем, а о будущем. О небольшой заметке, которая появится через три года, на страницах «Вилмингтонского Вестника» 13 февраля 1776 года. «Мы только что получили прискорбную весть о смерти в огне Джеймса Маккензи Фрезера и его супруги, Клэр Фрезер. Это случилось во время большого пожара, полностью уничтожившего дом Фрезеров в поселке Фрезер Ридж в ночь на 21 января. Мистер Фрезер, племянник покойного Гектора Камерона, владельца плантации Речная Излучина, родился в Шотландии, в Брох Туарахе. Он был широко известен в колонии и пользовался глубоким уважением. После него не осталось детей». До сих пор, было довольно легко не думать об этом. Это же где-то далеко в будущем, и определенно будущее можно изменить, ведь кто предупрежден – тот вооружен, разве нет? Я взглянула на мелкую пирамиду из камней, и меня охватил озноб. Я придвинулась к Джейми, и положила другую руку на его плечо. Он накрыл мою руку своей и сжал крепко, словно успокаивая. – Нет, – сказал он мне тихо. – Нет, я не позволю этому случиться. Когда мы вышли на безлюдную поляну, я не могла освободиться от одной яркой картинки, встающей перед моими глазами. Не сожжённая хижина, несчастные тела и мертвый сад. Образ, который преследовал меня, был тот, который я видела несколько лет назад – надгробный памятник в развалинах монастыря Бьюли, высоко в шотландских горах. Это была могила знатной леди, ее имя, увенчанное резьбой ухмыляющегося черепа – в точности как тот, что был под передником голландки. Под черепом был ее девиз: Hodie mihi cras tibi– sic transit gloria mundi. Моя очередь сегодня – твоя завтра. Так передается слава мира.
«ДЕРЖИ ДРУЗЕЙ СВОИХ БЛИЗКО» Мы возвратились во Фрейзер Ридж незадолго до заката следующего дня, и обнаружили ожидающего нас гостя. Дональд Макдональд, бывший майор армии Его Величества, и в недавнем прошлом командир личного отряда легкой кавалерии губернатора Трайона, сидел на крыльце с моим котом на коленях и кувшином пива под рукой. – Миссис Фрейзер! Ваш покорный слуга, сударыня, – воскликнул он добродушно, увидев мое приближение. Он попытался встать, но тут же вскрикнул, поскольку Адсо, возражая против потери своего уютного гнездышка, вонзился когтями ему в бедро. – Сидите, майор – сказал я, поспешно махнув ему в ответ. Он присел, гримасничая, но благородно воздержался от желания сбросить Адсо в ближайшие кусты. Я поднялась на крыльцо и села рядом с ним, вздохнув с облегчением. – Мой муж пошел присмотреть за лошадьми, он скоро вернется. Я вижу, кто-то уже оказал Вам радушный прием? – я кивнула на пиво, которое он сразу же предложил мне куртуазным жестом, протерев горлышко кувшина о свой рукав. – О, да, мадам – заверил он меня. – Миссис Баг чрезвычайно усердно заботилась о моем благополучии. Не желая показаться неблагодарной, я приняла пиво, которое и правда пошло очень хорошо. Джейми стремился быстрее возвратиться, и мы тряслись в седле с рассвета лишь с коротким перерывом на отдых в полдень. – Просто превосходнейшее пиво, – сказал майор, улыбаясь тому, как я, сделав глоток, блаженно выдохнула с полузакрытыми глазами. – Ваше собственное творение? Я покачала головой и сделала еще один глоток, прежде чем вернуть кувшин обратно майору. – Нет, это Лиззи. Лиззи Вемисс. – А, Ваша работница, да, конечно. Вы передадите ей мои комплименты? – Разве она не здесь? – Я удивленно заглянула в открытую дверь позади него. В это время дня я ожидала, что Лиззи будет на кухне готовить ужин, но она бы, конечно же, вышла, услышав наше прибытие. Сейчас же, я заметила, что из кухни не доносились запахи готовящейся пищи. Конечно, она просто не знала, когда ожидать нас, но... – Мм... Нет. Она... – Майор наморщил лоб, в усиленной попытке припомнить, и мне стало любопытно, насколько полным был кувшин, прежде чем он принялся за него; сейчас там оставалось совсем немного жидкости на донышке. – Ах, да. Она со своим отцом пошла к Мак Гилливрейсам, так сказала миссис Баг. Полагаю, чтобы посетить своего жениха? – Да, она помолвлена с Манфредом Мак Гилливрайсом. А миссис Баг... –...в летнем домике – сказал он, кивнув головой вверх на холм, в сторону небольшого сарая. – Мне кажется, она сказала, что принесет сыр к омлету, который любезно был предложен мне на ужин. – О… – я расслабилась еще больше – усталость от дороги смешалась с выпитым пивом. Было замечательно вернуться домой, хотя мое умиротворение было подпорчено воспоминаниями о сгоревшей хижине. Я предположила, что миссис Баг, рассказала ему о нашем деле, но он не сослался ни на него, ни на то, что привело его во Фрейзер Ридж. Естественно, все разговоры о делах ожидали Джейми. Будучи женщиной, я могла, рассчитывать лишь на безупречную вежливость и толику светских сплетен. Я могла посплетничать, но только заранее подготовившись, так как была лишена природного дара к этому делу. – Ах… Я смотрю, Ваши отношения с моим котом несколько улучшились, – отважилась я, невольно взглянув на его голову, однако его парик был мастерски починен. – Полагаю, это общепринятый принцип политики, – сказал майор, взлохмачивая пальцами густой серебристый мех на животе Адсо. – Держи друзей близко, а врагов еще ближе. – Вполне разумно – сказала я, улыбнувшись. – Хм! Надеюсь, Вам не пришлось долго ждать? Он пожал плечами, подразумевая, что любое ожидание не имело значения, раз оно вообще было. В горах время течет по-своему, и мудрый человек не пытался его торопить. МакДональд был закаленным, много повидавшим солдатом, но он родился в Питлохри, вблизи горной части Шотландии, и был хорошо знаком с привычками горцев. – Я прибыл этим утром, – сказал он. – Из Нью-Берна. Тревожные колокольчики прозвенели в глубине моего сознания. Ему потребовалось бы добрых десять дней добираться сюда из Нью-Берна, если ехать напрямик, а состояние его мундира, помятого и сплошь покрытого грязью, указывало на то, что именно так он и сделал. Нью-Берн был местом, которое новый королевский губернатор колонии Джосайя Мартин выбрал в качестве своей резиденции. И для Макдональда, сказать «из Нью-Берна», вместо того, чтобы упомянуть некоторую более позднюю остановку в его поездке, совершенно очевидно означало, что какое бы дело не привело его сюда, оно брало свое начало в Нью-Берне. Губернаторы меня настораживали. Я бросила взгляд на дорожку, ведущую к загону, но Джейми еще не появился. Зато на горизонте возникла миссис Баг, идущая из летнего домика. Я помахала ей, и она активно зажестикулировала в ответ на приветствие, хотя ее движениям мешало ведро молока в одной руке, кадка с яйцами в другой, кувшин с маслом под мышкой и большой кусок сыра, ловко придавленный подбородком. Она благополучно преодолела крутой спуск, и исчезла в глубине дома в направлении кухни. – Видимо, омлет будет для всех, – заметила я, снова повернувшись к майору. – Вы случайно не проезжали через Кросс Крик? – Случайно проезжал, мадам. Тетушка вашего мужа шлет Вам свои наилучшие пожелания, и несколько книг и газет, которые я привез с собой. Я также опасалась газет в эти дни, – хотя те события, о которых они сообщали, несомненно, имели место несколько недель – или месяцев – назад. Я издала вздох благодарности, тем не менее, желая, чтобы Джейми поспешил, таким образом, я могла бы извиниться и уйти. Мои волосы пахли гарью, и руки все еще помнили прикосновение холодной плоти. Мне ужасно хотелось помыться. – Прошу прощения? – кажется, я пропустила что-то важное из того, что говорил Макдональд Он вежливо наклонился ближе, чтобы повторить, затем вдруг дернулся, глаза его полезли на лоб. – Чертов кот! Адсо, который до сих пор великолепно имитировал мягкое кухонное полотенце, резко выпрямился на коленях у майора, вытянувшись в струнку, глаза засверкали, а хвост распушился как щетка для чистки бутылок. Он зашипел, как чайник и вогнал когти глубоко в ногу майора. Прежде, чем я успела отреагировать, он перепрыгнул через плечо МакДональда и вскарабкался на открытое окно врачебного кабинета, попутно разорвав майору кружевной воротник и сбив его парик набок. Майор обильно чертыхался, но я не обращала на него никакого внимания. По дорожке в направлении дома шел Ролло, в сумерках показавшийся зловещим волком, однако его странное поведение, будто бы имеющее разумный смысл, заставило меня вскочить на ноги. Собака пробегала пару шагов к дому, кружилась разок другой, словно не в состоянии решить, что делать дальше, затем стремительно мчалась обратно в лес, возвращалась и снова припускала к дому, все время возбужденно скуля и тревожно подрагивая опущенным хвостом. – Иисус, твою, Рузвельт Христос.! – воскликнула я. – Что за хрень! – Я слетела со ступенек и помчалась по дорожке, едва заметив пораженного моими ругательствами майора. Я обнаружила Йена несколькими сотнями ярдов ниже по дорожке, в сознании, но очень слабого. Он сидел на земле, закрыв глаза, и обеими руками держался за голову так, словно хотел помешать костям черепа развалиться на части. Он открыл глаза, когда я рухнула перед ним на колени и тускло улыбнулся. – Тетушка, – хрипло произнес Йен. Он намеревался сказать что-то еще, но никак не мог решить что именно. Его рот раскрылся, но так и завис, а язык глубокомысленно шевелился туда сюда. – Йен, посмотри на меня, – сказала я как можно спокойней. Он послушался. Было слишком темно, чтобы увидеть, были ли его зрачки неестественно расширены, но даже вечером в тени сосен, растущих по краю дорожки, я рассмотрела бледность его лица, и темные следы пятен крови на рубашке. Позади меня на дорожке послышались торопливые шаги. Это были Джейми, и следовавший за ним по пятам МакДональд. – Ты как, парень? Джейми крепко обхватил его руку и Йен мягко качнулся в его сторону, затем уронил руки, закрыл глаза, и с глубоким вздохом расслабился в руках Джейми. – Он совсем плох? – тревожно спросил Джейми из-за плеча Йена, поддерживая его, пока я обыскивала тело на предмет повреждений. Рубашка на спине была пропитана засохшей кровью, но это была именно высохшая, а не свежая кровь. Волосы на затылке одеревенели от крови, и я быстро нашла рану на голове. – Я так не думаю. Что-то сильно ударило его по голове и вырвало кусок скальпа, но.. – Томагавк, Вы думаете? МакДональд нарочито склонился над нами. – Нет, – вяло произнес Йен, уткнувшись лицом в рубашку Джейми. – Пуля. – Пошел вон, пес, – коротко сказал Джейми Ролло, когда тот ткнул носом Йена в ухо, вызвав сдавленный резкий крик пациента, непроизвольно поднявшего плечи. – Мне нужно осмотреть его при свете, но все должно быть не так уж плохо, – сказала я, наблюдая за ним. – Прошел же он каким-то образом весь путь сюда. Давайте отведем его в дом. Мужчины двинулись, положив руки Йена себе на плечи, и уже через несколько минут он лежал ничком на моем хирургическом столе. Он рассказал нам о своих приключениях, периодически прерывая свое повествование короткими визгами, когда я прочищала рану, срезала куски спекшихся волос и накладывала пять или шесть швов на кожу головы. – Я думал, я умер, – рассказывал Йен, и тут же зашипел, резко всасывая воздух сквозь зубы, пока я продевала грубую нить через края рваной раны. – Господи, тетушка Клэр! Ну так вот, я проснулся утром, и оказалось, что я так и не умер. Правда, я думал, что моя голова раскололась и мозги растеклись прямо по шее. – Примерно так все и было, – пробормотала я, концентрируясь на своей работе. – Хотя не думаю, что это была пуля. Последняя фраза привлекла всеобщее внимание. – Меня не подстрелили? – в голосе Йена звучало легкое возмущение. Его большая рука поднялась, блуждающе потянулась к затылку, и я легонько шлепнула по ней. – Не двигайся. Нет, тебя не подстрелили, так что никаких привилегий. В ране скопилось много грязи, щепок и древесной коры. Поэтому, я бы предположила, что один из выстрелов сбил сухую ветку с дерева, и она ударила тебя по голове, когда упала. – Вы совершенно уверены, что это не томагавк? – Майор, казалось, был несколько разочарован. Я покачала головой, завязав последний узелок и обрезав нитку. – Не припоминаю, чтобы я когда-либо видела раны, нанесенные томагавком, но не думаю, что это был он. Вы видите эти неровные края? И скальп ужасно разорван, но полагаю, что кость не задета. – Парень сказал, там была кромешная тьма. Ни один здравомыслящий человек не станет метать томагавк в темном лесу во что-то, чего он не видит, – логично предположил Джейми. Он держал в руках спиртовку, чтобы я могла работать, и теперь поднес ее ближе, чтобы мы смогли рассмотреть не только неровную линию швов, но и расплывшийся вокруг них синяк, обнаруженный после удаления волос. – Вот, видите? – Джейми аккуратно расправил пальцем оставшиеся после стрижки короткие волоски, указав на несколько глубоких царапин, избороздивших поврежденную область. – Твоя тетушка права, Йен. На тебя напало дерево. Йен приоткрыл один глаз. – Тебе когда-нибудь говорили, какой ты оригинальный шутник, дядя Джейми? – Нет. Йен закрыл глаз. – Вот и хорошо. Потому что никакой ты не оригинальный. Джейми улыбнулся и сжал плечо Йена. – Тебе стало лучше, да? – Нет. – Да, ну, в общем, дело ведь в том, – вмешался майор МакДональд, – что парень все же действительно столкнулся с какой-то шайкой бандитов, не так ли? Есть ли основания предполагать, что это были индейцы? – Нет – повторил Йен, но на сей раз, он открыл глаз полностью. Он был налит кровью. – Это были не индейцы. Майор, очевидно, остался недоволен таким ответом. – Как ты можешь быть уверен в этом, парень? – спросил он довольно резко. – Ты же говорил, что было темно. Я видела, как Джейми насмешливо посмотрел на майора, но не вмешивался. Йэн коротко застонал, затем глубоко вздохнул и ответил: – Я чувствовал их запах, – сказал он, и сразу же добавил, – Кажется, меня сейчас стошнит. Он приподнялся на одном локте и его тотчас вырвало. Это действие эффективно положило конец каким либо дополнительным вопросам, и Джейми отвел майора Макдональда на кухню, оставляя меня отмыть Йена и расположить его как можно удобней. – Можешь открыть оба глаза? – спросила я, приводя его в порядок и уложив на бок, с подушкой под голову. Он открыл глаза и слегка моргнул на свет. Голубое свечение спиртовки дважды отразилось в глубине его глаз, но зрачки сразу же сократились, и одновременно. – Очень хорошо, – сказала я и поставила лампу на стол. – Фу, псина, не трогать, – сказала я Ролло, который изучал странный запах лампы, горючую смесь из низкопробного бренди и скипидара. – Сожми мои пальцы, Йен. Я протянула ему свои указательные пальцы, и он медленно обхватил каждый из них своей большой, костлявой рукой. Затем я провела с ним несколько неврологических тестов, заставляя его сжимать, тянуть, и отталкивать мои пальцы, и в заключении, прослушала его сердце, которое билось в спокойном ритме. – Легкое сотрясение, – с улыбкой объявила я, выпрямившись. – А, да? – спросил он, искоса глянув на меня. – Это значит, что у тебя болит голова и тебя тошнит. Ты почувствуешь себя лучше через пару дней. – Я сам мог тебе такое сказать, – пробурчал он, откинувшись. – Мог бы, – согласилась я. – Но «сотрясение мозга» звучит как-то посерьезней, чем «треснутая башка», правда ведь? Он не засмеялся, а лишь слабо улыбнулся в ответ. – Ты покормишь Ролло, тетушка? Он не оставлял меня всю дорогу, и должно быть сильно проголодался. Ролло напряг уши при звуке своего имени, и ткнул морду в нащупавшую его руку Йена, тихонько поскуливая. – Он в порядке, – сказала я собаке. – Не волнуйся. И да, – добавила я Йену, – я принесу чего-нибудь. Как думаешь, ты сам справишься с куском хлеба и молоком? – Нет – сказал он определенно. – Глоток виски, может? – Нет – также определенно заявила я, и задула спиртовку. – Тетушка – позвал он, когда я повернулась к двери. – Да? – я оставила для него одну свечу, и в ее дрожащем желтом мерцании он выглядел совсем юным и бледным. – Как ты думаешь, почему майор МакДональд так хотел, чтобы те, кого я встретил в лесу, были индейцами? – Я не знаю. Но предполагаю, что Джейми знает. Или узнает.
ЗМЕЯ В ЭДЕМЕ Брианна толчком открыла дверь в хижину, настороженно прислушиваясь, нет ли звуков маленьких ножек грызунов или сухого шелеста чешуи по полу. Однажды она уже зашла в дом в темноте и едва не наступила на маленькую гремучую змею. Змея, видимо, была также ошарашена, как и она, и в панике ускользнула прочь, куда-то вглубь каменных плит под очагом, но Брианна извлекла из этого урок. На сей раз никакие мыши полевки не разбегались по углам, но нечто более крупных размеров побывало тут, и ушло, проложив себе путь к свободе через промасленную кожу, прибитую к окну. Солнце только склонялось к закату, и еще давало достаточно света, чтобы она увидела свою плетеную из лозы корзинку, в которой хранила жареный арахис, сброшенную с полки на пол, а все ее содержимое расколото и съедено, кругом разбросана шелуха. Гулкий звук заставил ее замереть на месте, и прислушаться. Он повторился, затем послышался громкий лязг, и что-то упало на землю с противоположной стороны задней стенки. – Ах ты, маленький ублюдок! - воскликнула она. – Ты в моей кладовке! Вспыхнув праведным гневом, она схватила метлу и бросилась в пристройку с ревом воздушной сирены. Огромный енот, невозмутимо жевал копченую форель. Но увидев угрозу, уронил свою добычу и пустился наутек, как жирный банкир от своих кредиторов, издавая на ходу громкие, жужжащие звуки тревоги. Все еще на нервах от всплеска адреналина, она отложила в сторону метлу и нагнулась, чтобы подобрать то, что могла, из образовавшегося беспорядка, проклиная животное себе под нос. Еноты были менее разрушительны, чем белки, которые сожрали бы и лоскут, если бы его оставили по незадачливости, но у них были большие аппетиты. Одному Богу известно, как долго он здесь пробыл, подумала она. Достаточно, чтобы вылизать все масло из формочек, и сдернуть связку копченой рыбы со стропил – должно быть, эта жирная тварь совершила настоящий акробатический подвиг, чтобы ее достать. По счастью, медовые соты хранились в трех отдельных банках, и он обчистил только одну из них. Но овощи без разбору валялись на полу, свежий сыр почти полностью был обглодан, а драгоценный кувшин кленового сиропа опрокинут, превратившись в липкую грязную лужицу. От вида этих потерь, ее заново обуяла ярость, и она схватив картофелину, сжала ее так крепко, что ее ногти вонзились ей в кожу. – Проклятая, проклятая, мерзкая, ужасная, треклятая скотина! – Кто? – спросил голос за ее спиной. Вздрогнув, она, недолго думая, замахнулась и метнула картофель в незваного гостя, коим оказался Роджер. Картофельная «пуля» угодила ему прямо в лоб, и он зашатался, хватаясь за дверной проем. – Ой! Господи! Ой! Что, черт возьми, тут происходит? – Енот – коротко произнесла она, и отступила назад, позволив угасающему свету, падающему через открытую дверь, осветить картину разрушений. – Он добрался до кленового сиропа? Вот сволочь! Ты поймала ублюдка? – Прижав ладонь ко лбу, Роджер нырнул внутрь кладовой, осматриваясь в поисках пушистого тела. Осознание, что муж разделил ее приоритеты и чувство возмущения, несколько успокоило ее. – Нет, сказала она. – Он сбежал. У тебя кровотечение? А где Джемми? – Я так не думаю – сказал он, осторожно убирая ладонь со лба и рассматривая ее. – Ох, ну и тяжелая же у тебя рука, девушка. Джемми у Мак Гилливрайсов. Лиззи и мистер Вемисс взяли его с собой на празднование помолвки Сенги. – В самом деле? И кого же она выбрала? – Ярость и угрызения совести немедленно уступили место любопытству. Юта Макгилеврайс, с пресловутой немецкой педантичностью, тщательно выбирала партнеров для своего сына и трех дочерей, согласно ее собственным критериям – количество земли, денег и респектабельность имели первостепенное значение, а возраст, внешность и личное обаяние пребывали где-то в самом низу списка. Не удивительно, что ее дети имели на этот счет свое мнение, но сила характера фрау Юты была такова, что ее дочери, Инга и Хильда, все же вышли замуж за мужчин, которых она одобрила. Сенга, однако, была дочерью своей матери, в том смысле, что она придерживалась похожих взглядов и обладала аналогичной несдержанностью в их выражении. В течение уже многих месяцев она колебалась между двумя претендентами на ее руку и сердце: Генрихом Штрассе, энергичным, но бедным молодым человеком, и лютеранином из Бетании, и Ронни Синклером, бондарем. Обеспеченный человек, по стандартам Фрейзерс Риджа и Юты, а тот факт, что Ронни был на тридцать лет старше Сенги, существенной роли не играл. Перипетии брака Сенги МакГилливрей были темой интенсивных домыслов и спекуляций во Фрейзерс Ридже в течение прошлых нескольких месяцев, и Брианна знала, что несколько существенных пари было заключено на их исход. – Ну, и кто же счастливчик? – повторила она. – Миссис Баг, не знает, и это сводит ее с ума – ответил Роджер, еле скрывая улыбку. – Maфред МакГилливрей приехал вчера утром, чтобы забрать их, но миссис Баг к тому времени еще не спустилась к главному дому, так что Лиззи оставила записку прижатой к задней двери, чтобы объяснить, куда они пошли, но она не подумала рассказать, кто стал счастливым женихом. Брианна взглянула на заходящее солнце; небесное светило уже скрылось, хотя ослепительный свет все еще освещал палисадник сквозь каштановые деревья, награждая весеннюю траву глубоким и нежным цветом изумрудного бархата. – Я полагаю, нам придется подождать до завтра, чтобы узнать – сказала она с некоторым сожалением. До жилища МакГилливрейсов было добрых пять миль пути; ночь наступит задолго, до того, как они доберутся туда. И даже после оттепели, никто не блуждал бы в горах ночью, не имея на то веской причины – или, по крайней мере, не имея лучшей причины, чем праздное любопытство. – Угу. Ты хочешь пойти в главный дом на ужин? Майор Макдональд приехал. – Ох, он... – Она задумалась на мгновение. Ей хотелось бы услышать новости, которые привез майор, и ему явно было что рассказать, раз миссис Баг готовила по этому случаю ужин. С другой стороны, у нее совершенно не было настроения на светские беседы, после трех мрачных дней, долгой поездки, и осквернения ее кладовой. Она осознала, что Роджер тщательно скрывал свое мнение на этот счет. Одной рукой облокотившись на полку с изрядно сократившимся запасом зимних яблок, он лениво поглаживал один из плодов, указательным пальцем медленно царапая борозды на его желтых круглых боках. Слабые, знакомые вибрации шли от него, беззвучно, намекая, какие ее ждут преимущества, если они проведут вечер дома, без родителей, знакомых или ребенка. Она улыбнулась Роджеру. – Как твоя бедная голова? Он коротко взглянул на нее, последние лучи солнца позолотили его переносицу и эффектно вспыхнули в зеленых глазах. Он откашлялся. – Я полагаю, ты могла бы поцеловать ее – предложил он застенчиво. – Если хочешь. Она любезно приподнялась на цыпочки и поцеловала его, осторожно, откинув назад густые черные волосы со лба. Там была заметная шишка, хотя синяк еще не проявился. – Теперь лучше? – Пока нет. Лучше попробуй еще раз. Может быть, чуть-чуть пониже? Его руки обосновались на выпуклости ее бедер, привлекая ее к себе. Она была почти также высока, как и он. И уже замечала раньше, каким преимуществом было такое соответствие, но сейчас это с новой силой впечатлило и поразило ее. Она изогнулась, с наслаждением прижавшись к нему, и Роджер глубоко и шумно вдохнул. – Не настолько низко, – сказал он. – Пока… во всяком случае. – Придирчивый, ты такой придирчивый – проворковала она терпеливо, и поцеловала его в губы. Его губы были теплыми, но горький запах пепла и сырой земли накрепко прицепились к нему, также как и к ней, и она, вздрогнув, отступила. Роджер придержал ее рукой за спину, но наклонился мимо нее, проведя пальцем по краю полки, где был разбит кувшин кленового сиропа. Он слегка пробежал пальцем по ее нижней губе, потом по своей собственной, и снова наклонился, чтобы поцеловать ее, сладость, поднялась между ними. – Я уже и не помню, когда в последний раз видел тебя обнаженной! Она закрыла один глаз и скептически посмотрела на него. – Примерно три дня назад. Наверное, это было не слишком запоминающимся. – Она чувствовала огромное облегчение от того, что можно было, наконец, сбросить одежду, которую носила последние три дня и ночи. Даже голая и наскоро умытая, она все еще чувствовала пыль в своих волосах и глубоко въевшуюся дорожную грязь между пальцами ног. – Ах, ну да. Хотя это не совсем то, что я имел в виду. Я хотел сказать, что мы уже давно не занимались любовью при свете дня. – Он лежал на боку, лицом к ней и улыбался, проводя рукой по глубокому изгибу ее талии и выпуклым ягодицам. – Ты даже не представляешь, как ты прекрасна голышом, с солнечным светом позади тебя. Вся в золоте, словно тебя в него окунули. Он прикрыл один глаз, как будто ее вид ослепил его. Она сдвинулась, и солнце засветило ему в лицо, на миг отразившись яркой изумрудной вспышкой в открытом глазу, прежде чем он моргнул. – Ммм... – Она лениво вытащила руку и притянула его голову к себе, чтобы поцеловать. Она знала, что он имел в виду. Это было странное, почти извращенное, но приятное чувство. Чаще всего они занимались любовью ночью, после того, как Джемми засыпал, перешептываясь в тусклом свете от очага, находя друг друга сквозь шелест килта и ночной рубашки. И хотя Джемми обычно спал как убитый, они всегда осознавали присутствие маленького, мирно сопящего холмика, укрытого одеяльцем в колыбельке рядом с ними. Непонятным образом она ощущала присутствие Джемми даже сейчас, когда его не было. Казалось странным быть вдали от него, не знать каждую минуту где он, не чувствовать его тельце, это маленькое, живое продолжение ее самой. Свобода была волнующей, но заставляла ее чувствовать себя некомфортно, как будто она бросила что-то ценное. Они оставили дверь открытой, чтобы в полной мере насладиться потоком света и воздуха на своей коже. Солнце уже почти село, и хотя воздух все еще сверкал, как мед, но была в нем и какая-то тень прохлады. Внезапный порыв ветра, сорвав натянутую на окно кожу, сквозняком пронесся по комнате, и входная дверь резко захлопнулась, неожиданно оставив их в полной темноте. Брианна ахнула. Роджер крякнул от неожиданности и соскочил с кровати, чтобы открыть дверь. Он широко распахнул ее, и Брианна жадно глотнула поток свежего воздуха и солнечного света, вдруг осознав, что задержала дыхание, когда дверь захлопнулась, на мгновение почувствовав себя заживо погребенной. Казалось, Роджер, чувствовал то же самое. Он стоял во входном проеме, подпирая спиной дверь, позволяя ветру колыхать темные курчавые волоски на его груди. Его волосы все еще были собраны в хвост, он не потрудился распустить их, и у Брианны внезапно возникло непреодолимое желание подойти к нему сзади, развязать кожаный ремешок и запустить пальцы в мягкие черные пряди – наследие неизвестного древнего испанца, случайно затесавшегося среди кельтов. Она занялась этим прежде, чем осознала свое решение, вычесывая своими пальцами крошечные желтые ивовые сережки и прутики из его волос. Он вздрогнул, то ли от ее прикосновения, то ли порыва ветра, но его тело было теплым. – У тебя фермерский загар, – сказала она, подняв волосы с его шеи и, поцеловав ложбинку в основании затылка. – Ну, да. Разве теперь я не фермер? – его кожа дернулась под ее губами, как это бывает у лошадей. Его лицо, шея и предплечья побледнели за зиму, но все еще были темней, чем кожа на спине и плечах, а тонкая линия, опоясывавшая его талию, отделяла нежную, оленьего оттенка кожу спины от сияющей белизны его зада. Она сжала его ягодицы, наслаждаясь их округлостью и упругостью, и он глубоко вдохнул, немного подавшись назад к ней так, что ее груди вжались в его спину, а ее подбородок лег на его плечо, выглядывая на улицу. Было еще светло, но дневной свет уже почти угас. Последние длинные лучи садящегося солнца прорвались сквозь каштановые деревья, так, что нежная весенняя зелень их листьев загорелась холодным огнем, поблескивая над удлинившимися тенями. Близился весенний вечер, птицы были уже здесь, болтая и ухаживая друг за другом. Пересмешник в лесу неподалеку, исполнял попурри из трелей, плавных переливов и странного завывания, которому, она подумала, он наверняка обучился у кота ее матери. Воздух становился морозным и ее руки и бедра покрылись гусиной кожей, но кожа Роджера по сравнению с ее собственной, оставалась очень теплой. Она обняла его за талию, пальцами одной руки лениво поигрывая с темными завитками на его лобке. – На что ты смотришь? – тихо спросила она, его глаза были устремлены на дальнюю сторону крыльца, туда, где тропа уходила в лес. Начало тропы было смутным, затемненным растущими соснами, но пустым. – Я высматриваю Змея несущего яблоки, – сказал он, засмеявшись, затем откашлялся. – Ты голодна, Ева? – Его рука опустилась, чтобы схватить ее. – Вполне. А ты? – Пожалуй, он умирает с голоду; они успели лишь наскоро перекусить в полдень. – Да, у меня в животе урчит, но... – он запнулся в нерешительности, и его пальцы сильнее сжали ее. – Ты подумаешь, будто я спятил, но... ты не будешь возражать, если я поеду забрать крошку Джемми сегодня вечером, не дожидаясь утра? Я почувствую себя лучше, только вернув его обратно. В ответ ее сердце подпрыгнуло, и она сжала его руку – Мы оба пойдем. Это отличная идея. – Может и отличная, только вот до Мак Гилливрайсов пять миль пути. Уже будет глубокая ночь, когда мы окажемся там. Тем не менее, он улыбался, его тело коснулось ее груди, когда он повернулся к ней лицом. Что-то дотронулось до ее лица, и она резко отпрянула. Крохотная гусеница, зеленая как листья, которыми она питается и трепещущая на темных волосах Роджера, свернулась калачиком и тщетно пыталась найти убежище. – Что?Роджер скосил глаза на бок, пытаясь увидеть, на что она смотрит. – Нашла твоего Змея. Полагаю, он также разыскивает яблоко. Брианна осторожно поддела червячка на палец, вышла обратно на улицу, и присела на корточки, чтобы позволить тому уползти на травинку, такую же зеленую, как он сам. Но трава была в тени. В одно мгновение, солнце зашло, в лесу больше не цвела жизнь. Тоненькая струйка дыма достигла ее носа, дыма от печи Большого Дома, но ее горло свело от запаха гари. Чувство тревоги вдруг возросло. Уже темнело, подступала ночь. Пересмешник умолк и лес казался полным тайн и угроз. Она поднялась на ноги, проведя рукой по волосам. – Ладно. Пора в путь. – Не хочешь сначала поужинать? – Роджер с усмешкой взглянул на нее, держа в руках бриджи. Она покачала головой, от холода по ногам побежали мурашки. – Нет. Давай просто поедем. Ничто, казалось, не имело значения, кроме того, чтобы вернуть Джемми, и снова стать одной семьей. – Хорошо, – мягко сказал Роджер, пристально разглядывая ее. – Но я все же думаю, тебе стоит хотя бы прикрыться фиговым листком. Просто на случай, если мы встретим ангела с пылающим мечом.
ТЕНИ ОТБРАСЫВАЕМЫЕ ОГНЕМ Я предоставила Йена и Ролло в руки сокрушительной заботливости миссис Баг, – ха, пусть Йен только попробует сказать ей, что не хочет хлеба и молока, – и приступила к своему собственному запоздалому ужину. Меня ожидал горячий свежий омлет, с добавкой не только сыра, но и кусочков соленого бекона, аспарагуса и лесных грибов, приправленный соусом из зеленого лука. Джейми и майор уже закончили свой ужин, и расположились у огня в компанейской духоте табачного дыма, исходившего из глиняной трубки майора. По-видимому, Джейми только что рассказал майору о мрачной трагедии в хижине, так как тот не переставая хмурился и качал головой в знак сочувствия. – Олухи несчастные! – сказал майор. – Вы склонны полагать, что это были те же бандиты, что напали на вашего племянника? – Полагаю, да, – ответил Джейми. – Мне не по душе мысль, что по горам рыщут две подобные шайки бандитов. – Он взглянул в сторону окна, уютно прикрытого ставнями на ночь, и я вдруг заметила, что он снял свое охотничье ружье, висевшее над очагом, и рассеянно протирал его безупречно чистый ствол жирной тряпкой. – Могу я сделать вывод, a charaid, что до Вас доходили сведения о подобных происшествиях? – Еще о трех таких же. По меньшей мере, – трубка майора норовила затухнуть, и он мощно затянулся, от чего табак внутри вспыхнул красным огоньком и затрещал. Небольшой приступ тошноты подступил к горлу и заставил меня замереть, с куском горячих грибов во рту. Мысль о том, что таинственная банда вооруженных людей разгуливает где-то в горах и нападает на фермерские дома, до сих пор не приходила мне в голову. Очевидно, она пришла в голову Джейми. Он встал, положил на место охотничье ружье, проверил винтовку, висевшую над ним, а затем подошел к серванту, где хранились его пистолеты и футляр с двумя дуэльными пистолями. МакДональд наблюдал за ним с одобрением, выпуская легкие клубы сизого дыма, а Джейми методично вытаскивал пистолеты, мешочки с порохом, литейные формочки для пуль, лоскуты для чистки, шомпола и остальное боевое имущество, составляющее его личное вооружение. – Ммфм... – произнес МакДональд. – Это очень славный экземпляр, полковник, – он кивнул на один из длинно¬ствольных пистолетов, элегантная вещь с завитковым прикладом , инкрустированная золотом и серебром. – Да, милая вещица. Правда, прицел у нее не более двух шагов. Выиграл на скачках. – добавил он, указывая слегка извиняющимся жестом на пистолет, чтобы майор не подумал, что он заплатил за него хорошие деньги. Тем не менее, он проверил кремень в замке, заменил его и отложил пистолет в сторону. – Где? – вскользь спросил Джейми, доставая литейную формочку для пуль. Я уже продолжила жевать, но тоже вопросительно посмотрела на майора. – Имейте в виду, это только слухи, – предупредил МакДональд, на мгновенье вытащив трубку изо рта и тут же вернув ее обратно, чтобы еще раз затянуться. – Одна усадьба недалеко от Салема была сожжена дотла. Их звали Зинцер – немцы. Он так глубоко затянулся, что щеки стали впалыми. – Это было в конце февраля. Затем три недели спустя, на переправе Ядкин, севернее Ворамс Лендинг – дом ограбили, а паромщика убили. Третье... – он замолк, яростно пыхтя в трубку, бросил взгляд на меня, затем на Джейми. – Говорите же, дружище, – сказал Джейми на гэльском, со спокойным взглядом. – Ей приходилось видеть более ужасные вещи, чем вам. Я кивнула в ответ, нацепив на вилку очередной кусок омлета, и майор закашлялся. – Мда. Ну, ладно. Не при вас будет сказано, мадам. Я как-то очутился в одном эм...заведении в Эдентоне... – В борделе? – вставила я. – Да, все в порядке. Продолжайте, майор. Он продолжил, несколько поспешно, лицо под париком покрылось густым румянцем. – О... лишь хотел убедиться. В общем, знаете, одна из девушек в этом месте рассказала мне, что ее похитили из собственного дома некие разбойники, напавшие на них без всякого предупреждения. У нее никого не было, кроме старой бабки, с которой она жила, и она сказала, что бабку убили, а дом сожгли вместе с ней. – Она рассказала, кто это сделал? – Джейми развернул свой стул к огню и стал расплавлять кусок свинца в ковше для литейной формочки для пуль. – О, ммфм... – МакДональд стал пунцовым и закурил с такой свирепостью, что я едва могла разглядеть его черты в клубах вьющихся колец дыма. В итоге мы выяснили, несмотря на обильный кашель и уклончивые речи, что майор не слишком поверил девушке в тот момент, или был более заинтересован воспользоваться ее прелестями, нежели обратить на это внимание. Он воспринял ее историю, как одну из тех баек, что проститутки рассказывают клиентам, дабы вызвать у них симпатию или развести на дополнительный стаканчик джина, поэтому он не утруждал себя расспрашиванием подробностей. – Но вот когда я случайно узнал о других пожарах... Понимаете, мне подвернулась удача получить назначение губернатора быть его ушами на местности, так сказать. Узнавать о любых признаках волнений в отдаленных местах колонии. И я тогда подумал, что этот конкретный пример беспорядков был не просто случайным стечением обстоятельств, как могло показаться на первый взгляд. На этих словах мы с Джейми переглянулись, взгляд Джейми с оттенком веселья, мой с оттенком смирения. Он бился об заклад, что МакДональд – офицер кавалерии на полставки, живший на случайные заработки, не только переживет отставку губернатора Трайона, но и выхлопочет себе какое-нибудь назначение при новой власти, теперь, когда Трайон уехал занять более высокую должность губернатора Нью-Йорка. «Он – джентльмен удачи, наш Дональд» – сказал тогда Джейми. Воинственный запах расплавленного свинца стал пропитывать комнату, соревнуясь с дымом трубки майора, и всецело подавив приятные домашние запахи пекущегося хлеба, тушеного мяса, сухих трав, очищенного тростника и щелочного мыла, которые обычно наполняли кухню. Свинец расплавляется внезапно: одно мгновение деформированная пуля или согнутая пуговица лежит в ковшике, целая и невредимая, а в следующее мгновение ее нет. Вместо этого, на ее месте глупо мерцает маленькая лужица металла. Джейми осторожно залил расплавленный свинец в формочку, отводя лицо от колец дыма. – Почему индейцы? – Аа... Ну, это то, что проститутка из Эдентона сказала. Она сказала, что некоторые из тех, кто сжег ее дом и похитил ее, были индейцами. Но, как я уже говорил, я тогда мало обратил внимания на ее рассказ. Джейми издал шотландское восклицание, означающее, что он принял это к сведению, но с долей скептицизма. – А когда Вы встречались с этой девушкой, Дональд, и слышали ее историю? – Перед Рождеством. – Майор, не глядя, стукнул по чашке трубки запятнанным указательным пальцем. – Вы имеете в виду, когда произошло нападение на ее дом? Она не сказала, но думаю... незадолго до того, как... Ну, она была еще довольно... эм, свежа... – Он закашлялся, поймал мой взгляд, отдышался, и закашлялся опять, сильно краснея в лице. Джейми плотно сжал губы и, посмотрев вниз, ловко перевернул формочку, открыв ее, и уронил в золу очага только что изготовленную пулю. Я отложила вилку, остатки аппетита испарились. – Как? – требовательно спросила я. – Как эта девушка очутилась в борделе? – Так они продали ее, мадам. – Румянец все еще пятнал щеки МакДональда, но он смог вернуть себе самообладание и посмотрел на меня. – Разбойники. Они продали ее речному торговцу, так она сказала, через несколько дней после ее похищения. Он продержал ее какое-то время на своей лодке, а затем ночью пришел один человек, совершить сделку, она ему приглянулась, и он купил ее. Он довез ее аж до самого побережья, но, полагаю, к тому времени она успела ему наскучить... На это фразе он затих, взял трубку обратно в рот и усиленно затянулся. – Понятно. – Мне было настолько понятно, что половина съеденного мной омлета лежала маленьким твердым комком на дне моего желудка. «Все еще довольно свежа». А сколько времени это занимает, хотела бы я знать? Как долго женщина продержится, переходя из одних случайных рук в другие, от шершавых досок на палубе речного плота на драные матрасы съемной комнаты, получая только то, что необходимо, чтобы остаться в живых. Более чем возможно, что бордель в Эдентоне показался ей, своего рода, добрым приютом, когда она попала туда. Эта мысль тем более не заставила меня благожелательней отнестись к майору МакДональду. – Вы, по крайней мере, помните ее имя, майор? – спросила я с ледяной учтивостью. Я думала, что краем глаза заметила, как рот Джейми слегка дернулся, но продолжала пилить взглядом МакДональда. Он вытащил трубку изо рта, выдохнул длинную струю дыма, затем поднял свои бледно голубые глаза и пронзил меня прямым взглядом. – По правде говоря, мадам, – сказал он, – я всех их зову Полли. Меньше проблем, знаете? Меня спасло от ответа, или чего-то более серьезного, возвращение миссис Баг, несущей пустую миску. – Парень поел и теперь спит, – гордо объявила она. Ее острый взгляд метнулся с моего лица на мою полупустую тарелку. Она открыла было рот, нахмурившись, но затем взглянула на Джейми, и по-видимому, получив от него особую беззвучную команду, закрыла рот и взяла мою тарелку, ограничившись коротким «Хм!». – Миссис Баг, – тихо произнес Джейми. – Вы не могли бы пойти и попросить Арчи спуститься ко мне? И, если Вас не очень затруднит, передать ту же просьбу Роджеру Маку? Ее маленькие черные глазки округлились, затем сузились при ее взгляде на майора МакДональда, очевидно подозревая, что если беда пришла на порог, за этим стоял именно он. – Непременно, – ответила она, и укоризненно покачав на меня головой, за мою потерю аппетита, оставила посуду и вышла, заперев дверь на защелку. – Ворамс Лендинг, – сказал Джейми Макдональду, возобновляя разговор, хотя его никто не прерывал. – И Салем. И если это те же люди, то Йен встретил их в лесу в одном дне пути на запад отсюда. Достаточно близко. – Достаточно близко, чтобы это были те же люди? Да, возможно. – Сейчас ранняя весна, – Джейми посмотрел в окно, пока говорил. Было уже темно, и ставни были закрыты, но прохладный бриз проник внутрь и всколыхнул нити с сушеными грибами. Темные сморщенные фигурки качались, словно маленькие танцовщицы, замерзшие на фоне светлого дерева. Я знала, что он имел в виду. Земля в горах была непроходимой в зимнее время. Высокие перевалы все еще были завалены снегом, а низкие склоны только начали зеленеть и цвести последние несколько недель. Если существует организованная банда мародеров, они только сейчас смогут отправиться в отдаленные горные поселения, проведя зиму, затаившись где-нибудь в предгорье. – Вы правы, – согласился майор. – Возможно, еще достаточно времени, чтобы предупредить народ. Но прежде, чем Ваши люди придут, сэр, возможно, мы сможем поговорить о том, что привело меня сюда? – Да? – Джейми сосредоточенно прищурился, заливая блестящую струю свинца в форму. – Конечно, Дональд. Я должен был догадаться, что Вас не привела в такую даль какая-нибудь мелочь. В чем дело? МакДональд улыбался как акула. Наконец-то мы подошли к делу. – Вы отлично справляетесь со своим участком, полковник. Сколько семей проживает на Вашей земле? – Тридцать четыре, – ответил Джейми, не глядя, выпуская в золу очередную готовую пулю. – Найдется ли у Вас место еще для нескольких? – МакДональд все еще улыбался. Мы были окружены тысячами миль дикой местности; горстка фермерских участков Фрейзерс Риджа были тут как капля в море, и в любой момент могли исчезнуть как дым. Я сразу же вспомнила Голландскую Хижину, и задрожала, несмотря на огонь. Я до сих пор могла чувствовать горький, приторный запах горелой плоти, заполняющий мое горло, скрывшись за легким привкусом омлета. – Возможно, – спокойно ответил Джейми. – Новые эмигранты из Шотландии, не так ли? Из земель по другую сторону Тюрсо? Мы с майором изумленно уставились на него. – Как, черт возьми, Вы об этом узнали? – воскликнул МакДональд. – Я сам узнал об этом десять дней назад! – Встретил вчера человека на мельнице, – ответил Джейми, снова взяв в руки ковш. – Один джентльмен из Филадельфии, приехал в горы коллекционировать растения. Он проезжал Кросс-Крик и видел их. – Мышца у его рта слегка дрогнула. – По-видимому, они устроили в Брунсвике небольшой переполох, и почувствовали, что их не жалуют, поэтому приплыли вверх по реке на плоскодонках. – Небольшой переполох? Что они натворили? – спросила я. – Ну, видите ли, мадам, – стал объяснять майор, – множество народу в эти дни наводнили корабли, прямиком из Шотландских гор. Целые деревни набивались в трюмы, и когда высаживались на берег, то выглядели так, словно по уши извалялись в дерьме. Им нечего было искать на побережье, а горожане норовили показывать на них пальцами и насмехаться над их необычной одеждой, поэтому, по большей части они сразу же пересаживались на баржу или плоскодонки и плыли в Кейп Фир. В Кемпбеллтоне и Кросс Крике были хотя бы люди, которые могли говорить с ними. Он улыбнулся мне, вычистив пятно грязи с краев своего мундира. – Жители Брунсвика не привыкли видеть таких примитивных горцев, они видели лишь таких цивилизованных шотландцев, как Ваш муж и его тетя. Он кивнул в сторону Джейми, и тот ответил ему легким ироничным поклоном. – Мда, относительно цивилизованных, – пробормотала я. Я была не готова простить МакДональду проститутку из Эдентона. – Но... – Из того, что я слышал, они с трудом выговаривают слово по-английски, – поспешил продолжить майор. Если бы Фаркхард Кемпбелл не приехал поговорить с ними и не привез их на север в Кемпбеллтон, то, я не сомневаюсь, они бы еще долго слонялись по побережью без малейшего понятия куда идти и что делать дальше. – И что Кемпбелл с ними сделал? – спросил Джейми. – О, он расселил их между своими знакомыми в Кемпбеллтоне, но это не подходило им в долгосрочной перспективе. Вы это, конечно, понимаете. – МакДональд пожал плечами. Кемпбеллтон был неболь¬шим поселением недалеко от Кросс Крика. Сконцентрировавшийся вокруг процветающей торговой лавки Фаркхарда Кемпбелла, и земля вокруг него была плотно заселена. В основном, Кемпбеллами. У Фаркхарда было восемь детей, многие из которых также были женаты, и были такими же плодовитыми, как их отец. – Конечно, – сказал Джейми, выглядевший настороженным. – Но они с северного побережья. Они рыбаки, Дональд, а не фермеры. – Да, но они же хотят перемен, не так ли? – Майор указал жестом на дверь и лес за ней. – У них в Шотландии ничего не осталось. Они прибыли сюда и должны мужественно переносить трудности, чтобы заслужить лучшей доли. Человек может научиться быть фермером, разве нет? Джейми выглядел, скорее, сомневающимся, но МакДональда охватил полный прилив энтузиазма. – Я не раз видел, как простой рыбак или деревенский простачок становился солдатом, мужчиной. И, держу пари, вы тоже таких видели. Фермерство не сложнее военной науки, верно? Джейми в ответ на это слабо улыбнулся. Он оставил фермерство в девятнадцать, и служил наемником во Франции несколько лет, прежде чем вернуться в Шотландию. – Ну, хорошо, возможно так и есть, Дональд. Но быть солдатом означает, что кто-то говорит тебе что делать, с момента твоего пробуждения до момента, когда ты без сил валишься спать. А кто будет объяснять этим бедным несчастным дурачкам, с какой стороны доить корову? – Ожидается, что этим займешься ты, – сказала я. Я потянулась, разминая свою спину, одеревеневшую после долгой езды верхом, и перевела взгляд на МакДональда. – Или, по крайней мере, это то, к чему Вы клоните, майор? – Ваше очарование перевешивает только Ваша сообразительность, мадам, – сказал МакДональд, грациозно поклонившись в мою сторону. – Да, Вы правы. В этом вся соль. Все Ваши люди – горцы, сэр, и фермеры; они могут говорить с новоприбывшими на их языке, показать им все, что необходимо, помочь им освоиться и обжиться. – В колонии довольно много других, говорящих по-гэльски, – возразил Джейми. – И большинству из них много комфортнее в Кемпбеллтоне. – Это так. Но у Вас есть акры необработанной земли, а у них нет. – Очевидно чувствуя, что он выигрывает спор, МакДональд сел, и взял в руку свою совсем позабытую кружку пива. Джейми посмотрел на меня, приподняв одну бровь. Это была абсолютная правда, что у нас имелась свободная земля: десять тысяч акров, из которых едва двадцать были обрабатываемы. Правдой было также и то, что в колонии остро не хватало рабочей силы, и сильнее всего в горах, где земля не годилась для выращивания табака или риса – культур, подходящих для рабского труда. В то же время, однако... – Сложность, Дональд, состоит в том, как мы их расселим? – Джейми наклонился выпустить в золу очага очередную пулю, и выпрямился, зачесывая за ухо освободившийся локон темно-рыжих волос. – У меня есть земля, это так, но ничего более. Ты не можешь запустить народ прямиком из Шотландии в дикую глушь и ожидать, что они будут рвать землю когтями ради пропитания. Я не могу им дать даже пару башмаков и одежду, которая полагается рабочим по контракту. Я уже не говорю об инструментах. А как их вместе с женами и детьми прокормить зимой? Обеспечить им защиту? – он поднял свой ковш для наглядного примера, затем покачал головой и бросил туда очередной кусок свинца. – Эм... защита. Раз уж вы упомянули об этом, позвольте перейти еще к одному крошечному интересующему меня делу. – МакДональд подался вперед, конфиденциально понизив голос, хотя некому было подслушивать. – Я говорил, что я человек губернатора, верно? Он поручил мне отправиться в путешествие по западной части колонии, прислушиваясь к происходящему. Есть еще регуляторы, которые не получили прощения, и... – он подозрительно оглянулся по сторонам, словно ожидая, что один из этих регуляторов вдруг выпрыгнет из камина, – Вы слыхали о Комитетах Безопасности? – Самую малость. – На Вашей земле еще не создали такой? – Нет. По крайней мере, я не слышал о таком. – У Джейми закончился свинец для переплавки, и он наклонился зачерпнуть горстку новых пуль из золы, теплый свет очага заиграл рыжими красками на его гриве. Я сидела рядом с ним на скамье, и взяв мешочек для пуль со стола, держала его открытым для Джейми. – Ага, – сказал МакДональд с удовлетворенным видом. – Тогда я вижу, что приехал вовремя. В результате гражданских беспорядков, окружавших войну с регуляторами в прошлом году, стало возрастать число неформальных групп граждан, вдохновленных похожими формированиями в соседних колониях. Если Корона больше не была в состоянии обеспечивать безопасность колонистов, утверждали они, тогда они должны взять дело в свои собственные руки. Шерифам больше нельзя было доверять поддержание порядка. Скандалы, вдохновившие движение Регуляторов, это наглядно доказали. Сложность, конечно же, состояла в том, что само¬про¬возглашенные комитеты вызывали не больше доверия, чем шерифы. Были и другие комитеты. Комитет по Взаимосвязям, например, насчитывал неопределенное количество людей, которые писали письма в разные концы, распространяя новости и слухи между колониями. И именно из таких вот комитетов возникнут ростки восстания, и они, возможно, прорастали уже сейчас, где-нибудь в морозной весенней ночи. Как я делала тогда и теперь, и намного чаще теперь, я подсчитала, сколько осталось времени. Это был почти апрель 1773 года, и «в день восемнадцатого апреля, год семьдесят пятый», как Лонгфелло мило написал... Два года. У войны длинный запал и короткое зажигание. Один из них уже зажегся в Аламансе, а яркие, горячие провода медленного огня в Северной Каролине уже были видны – для тех, кто знал куда смотреть. Свинцовые пули в патронажном мешке у меня в руках, скатились внутрь, сталкиваясь между собой, и я затянула кожаный ремешок. Джейми увидел это, и тронул мое колено, нежно и легко, в благодарность, затем взял мешок, скрутил его в рулон и положил в ящик с зарядами. Вовремя? – повторил он, глядя на МакДональда. – Что вы имеете в виду, Дональд? – Ну, кто может возглавлять такой комитет, если не Вы, полковник? Я так и сказал губернатору. – МакДональд попытался показаться скромным, но у него не получилось. – Очень любезно с Вашей стороны, майор, – сухо произнес Джейми. Он вопросительно взглянул на меня. Видимо, позиции власти в колонии хуже некуда, подумал он, если губернатор Мартин не только терпит существование этих комитетов, но и тайно санкционирует их создание. Протяжный вой собаки слабо донесся до меня из прихожей и я, воспользовавшись моментом, извинилась и удалилась проверить как Йен. Мне было интересно, имеет ли губернатор Мартин хотя бы малейшее понятие о том, что он выпускает наружу. Я очень надеялась, что он понимает и старается хорошо выполнять плохую работу, пытаясь гарантировать, что хотя бы некоторые из комитетов будут возглавлены людьми, показавшими лояльность Короне во время Регуляторской войны. Но факт оставался фактом, он не мог ни контролировать, ни даже узнавать о многих таких комитетах. Но колония начинала бурлить и клокотать как кипящий чайник, и у Мартина не было официальных войск под его началом, только случайные, как МакДональд, и милиция. Именно по этой причине, конечно же, МакДональд называл Джейми «Полковник». Предыдущий губернатор, Вильям Трайон, назначил Джейми – против его воли – полковником милиции на территории выше Ядкина. «Ммфм», сказала я себе. Ни МакДональд ни Мартин не были дураками. Предложение Джейми создать Комитет Безопасности означало, что он соберет под его крылом мужчин, служивших с ним в милиции, и это ни к чему не обязывает власти, с точки зрения экипировки и жалования, а также губернатор будет избавлен от любой ответственности за их действия, так как Комитет Безопасности – неофициальное формирование. Опасность для Джейми – и для всех нас – состояла в принятии этого предложения, несмотря на его очевидную важность. В холле было темно, никакого света кроме пары брызг из кухни позади меня и слабого света свечи в моей хирургической. Йен спал, но был беспокоен. Слабая морщинка дискомфорта прорезала нежную кожу между бровями. Ролло поднял голову, размахивая толстым хвостом в разные стороны в знак приветствия. Глаза парня вдруг открылись, темные и потерянные, и он посмотрел на меня в полном недоумении. – Эй, привет, – нежно сказала я, с облегчением увидев его бодрствующим. – Как тебя зовут? Я увидела, что вопрос не имел для него никакого значения, и терпеливо повторила его. Осознание зашевелилось где-то в глубине его расширенных зрачков. – Кто я? – спросил он по-гэльски. Он сказал еще что-то невнятное на языке могавков и его веки задрожали, закрываясь. – Йен, проснись! – твердо сказала я, заново став его трясти. – Скажи мне кто ты! Его глаза снова открылись, и он, прищурившись, посмотрел на меня в замешательстве. – Попробуем что-нибудь попроще, – предложила я, выставляя два пальца. – Сколько пальцев ты видишь? В его глазах возник проблеск сознания. – Не позволяй Арчи Багу увидеть это, тетушка, – вяло произнес он, легкий намек на улыбку тронул его лицо. – Это очень грубо, знаешь ли. Ну, он по крайней мере, узнал меня, также как и знак V – это было уже что-то. И он должен знать кто он такой, раз называет меня тетушкой. – Как твое полное имя? – спросила я еще раз. – Йен Джеймс Фиц Гиббонс Фрейзер Мюррей, – произнес он несколько раздраженно. – Почему ты все время спрашиваешь, как меня зовут? – Фиц Гиббонс? – воскликнула я. – Как, черт возьми, ты заполучил это имя? Он застонал и нажал двумя пальцами на веки, подрагивая. – Дядя Джейми дал его мне – пеняй на него, – сказал он. – Это в честь его старика крестного, – добавил он. – Муртаг Фиц Гиббонс Фрейзер его звали, но моя матушка не хотела называть меня Муртаг. Думаю, меня сейчас вырвет, – произнес он, отбрасывая руку. Он вздохнул и сплюнул прямо в миску, но его не вырвало, что было хорошим знаком. Я уложила его обратно на бок, побледневшего и липкого от пота, а Ролло встал на задние лапы, зацепившись передними лапами за стол, чтобы его лизнуть, отчего он захихикал между стонами и слабо попытался оттолкнуть собаку. – Theirig dhachaig, Okwaho, – произнес он. «Theirig dhachaig» означает «иди домой» на гэльском, а «Okwaho» очевидно было именем Ролло на языке могавков. Йен явно испытывал трудности, выбирая между тремя языками, на которых свободно разговаривал, но не смотря на это, явно все понимал. После того, как я заставила его ответить на еще пару раздражающих бессмысленных вопросов, я вытерла его лицо влажной тканью, позволила ему промочить горло сильно разведенным водой вином, и укрыла одеялом. – Тетушка? – позвал он меня, когда я уже повернулась к двери. – Как думаешь, я когда-нибудь снова увижу маму? Я остановилась, не имея понятия, как на это ответить. На самом деле, в этом не было надобности. Он погрузился в сон с внезапностью, которую часто проявляют контуженые пациенты, и ровно посапывал, пока я искала слова для ответа.
ЗАСАДА Йен резко проснулся, сжимая в руке томагавк. Или то, что должно было быть им, но оказалось парой смятых бриджей. На мгновение, он не сообразил, где находится, и, выпрямившись, пытался разглядеть фигуры в темноте. Боль пронзила голову, как удар молнии, заставляя его сжать ее и беззвучно застонать. Где-то в темноте, под ним, Ролло издал маленький тревожный «вуфф». Господи! Пронизывающие запахи хирургического кабинета тети резанули его нос: алкоголь, сожжённый фитиль, высушенные лекарственные травы, и это заплесневелое зелье, которое она называет «пени-ци-ллин» Он закрыл глаза, согнулся, уронил голову на прижатые к себе колени, и медленно вдохнул через рот. Что ему снилось? Какой-то сон об опасности, что-то насильственное, но никакой четкой картинки он не видел, только ощущение преследования, что-то, крадучись, следовало за ним по лесу. Он ужасно хотел помочиться. Неуклюже опираясь на край стола, на котором лежал, он медленно привел себя в вертикальное положение, щурясь от резких толчков головной боли. Миссис Баг оставила ему ночной горшок, он вспомнил ее слова, но свеча давно погасла, и он был бы идиотом, если бы решил ползать по полу в поисках его. Слабый свет показал ему, где находилась дверь; она оставила ее приоткрытой, от кухонного очага свет распространялся по коридору. Взяв его за ориентир, он пробрался к окну, неуклюже открыл ставни, и пустил струю в поток воздуха прохладной весенней ночи, закрыв глаза от облегчения, пока опорожнялся мочевой пузырь. Стало гораздо лучше, но с облегчением пришло новое осознание недомогания в животе и неприятной пульсации в голове. Он сел, положив руки на колени, склонив голову к рукам, ожидая, когда боль хоть немного утихнет. Из кухни раздавались голоса: теперь, когда он обратил на это внимание, он ясно услышал их. Это были дядя Джейми с тем самым Макдональдом, старый Арч Баг, а также тетушка Клэр – как раз сейчас ее английский голос снова вклинился в разговор, резко контрастирующий с хриплым гэльским бормотанием шотландцев. – Хотели бы Вы, возможно, стать индейским агентом? – говорил майор МакДональд. – О чем это он? – задумался Йен, но тут до него дошло. Ну, конечно! Корона держала на службе людей, которые отправлялись к индейцам, и несли им подарки: табак, ножи и тому подобное. Рассказывали им глупости о Германце Джорди , который якобы желает приехать и посидеть у племенного костра в следующую Луну Кролика и говорить как мужчина. Он мрачно улыбнулся при этой мысли. Идея была довольно ясна: обмануть индийцев, заставив их сражаться на стороне англичан, если понадобится. Но с чего вдруг это должно сейчас понадобиться? Французы сдались, и отступили к своим северным границам, закрепившись в Канаде. Ох. Он припоминал, что Брианна рассказывала ему о наступлении но¬вой войны. Он не знал верить ли ей. Возможно, она была права, хотя, в таком случае... Он не хотел думать об этом. Или вообще о чем либо. Ролло прошлепал к нему, сел и тяжело прислонился к его спине. Йен откинулся назад, и уронил голову в густой мех. Индейский агент приходил однажды, когда он жил в Снэйктауне. Толстый, низенький человечек с бегающими глазками и дребезжащим голоском. Он думал, что тот человек... Господи, как же его звали? Могавки прозвали его Дурной Пот, и это прозвище подходило ему как нельзя лучше; от него разило как от смертельного больного. Он думал, что тот человек не был знаком с Kahnyen'kehaka; он не понимал их язык, и каждую минуту ожидал, что с него снимут скальп. Они считали это забавным, и некоторые хотели бы даже попробовать, шутки ради, Тевактеньох приказала обращаться с ним почтительно. Йена заставили переводить ему, что он и делал, правда, без особого удовольствия. Он бы скорее считал себя могавком, нежели признал любую схожесть с Дурным Потом. Дядя Джейми, однако... Он провернул бы это дело гораздо лучше. Пойдет ли он на такое? Йен прислушивался к голосам со смутным ощущением интереса, но было ясно, что на дядю Джейми невозможно надавить с принятием решения. МакДональд скорее козла подоит, подумал он, слыша, как его дядя уклоняется от подобного обязательства. Йен вздохнул, обнял Ролло и еще теснее прислонился к собаке. Он чувствовал себя ужасно. Он бы предположил, что умирает, если бы тетя Клэр не сказала, что он будет неважно себя чувствовать еще несколько дней. Он был уверен, что если бы умирал, она бы ни за что не ушла и не оставила его только с Ролло в качестве компании. Ставни были все еще открыты, и холодный воздух обволакивал его, морозный и мягкий одновременно, как это бывает весенними ночами. Он чувствовал, как Ролло поднял свой нос, принюхиваясь, и низко и тревожно взвыл. Опоссум, возможно, или енот. – Ну, иди давай, – сказал он, выпрямляясь и слегка подталкивая собаку. – Я в порядке. Собака подозрительно обнюхала его и попыталась лизнуть затылок в том месте, где находились свежие швы, но оставила свою затею, когда Йен вскрикнул и прикрыл голову руками. – Пошел, тебе говорят! – он мягко шлепнул пса, и Ролло фыркнув, сделал небольшой круг, а затем спланировал над его головой прямо в открытое окно, приземлившись снаружи с глухим шумом. Страшный визг сотряс воздух, а затем последовал звук скребущихся о землю лап, и тяжелого тела, разрывающего кусты. Из кухни раздались встревоженные голоса, и он услышал шаги дяди Джейми в холле, мгновение перед тем, как распахнулась дверь врачебного кабинета. – Йен? – тихо позвал его дядя. – Ты где, парень? Что-то не так? Он встал, но глаза вдруг накрыла ослепительно белая пелена и он зашатался. Дядя Джейми поймал его за руку, и усадил на стул. – В чем дело, парень? Его зрение постепенно прояснялось, и он смог разглядеть своего дядю в свете, шедшем от двери, с винтовкой в одной руке. Поначалу его лицо выглядело встревоженным, затем он рассмеялся, взглянув на открытое окно. Он глубоко втянулся носом. – Не скунс, я полагаю. – Да нет. Думаю, это одно из двух, – сказал Йен, осторожно трогая свою голову. – Либо Ролло погнался за пумой, либо загнал на дерево кота тетушки Клэр. – Вот оно как. Ну, тогда ему лучше будет погнаться за пумой. – Его дядя положил винтовку на пол и подошел к окну. – Мне закрыть ставни или тебе нужен воздух, парень? Ты выглядишь разбитым. – Да, я совсем без сил, – признался Йен. – Ладно, оставь окно открытым, если хочешь, дядя. – Может тебе прилечь, Йен? Он колебался. Его живот по-прежнему беспокоил, и он бы очень хотел снова лечь в постель, но чувствовал себя неуютно в хирургической, с ее сильными запахами и поблескиваниями крошечных лезвий и других таинственных, причиняющих боль вещиц. Дядя Джейми, казалось, понял, в чем проблема. Он наклонился и взял Йена под локоть – Пойдем, парень. Ты можешь спать наверху, в нормальной постели, если не возражаешь против соседства с майором МакДональдом. – Я не возражаю, – сказал он, – но, пожалуй, останусь здесь. – Он жестом указал на окно, не желая кивать и раздражать свою голову. – Ролло, вероятно, скоро вернется. Дядя Джейми не стал спорить с ним, за что он был ему очень благодарен. Женщины всегда суетятся, а мужчины принимают все как есть. Его дядя бесцеремонно толкнул его обратно на стол, укрыл, затем стал рыться в темноте в поисках своей винтовки. Йен подумал что, в конце концов, он мог бы пережить небольшую суету вокруг себя. – Не мог бы ты раздобыть для меня стакан воды, дядя Джейми? – Хм? О, да, конечно. Тетя Клэр оставила кувшин с водой под рукой. Послышался приятный звук льющейся жидкости, а затем почувствовал край глиняной чашки у своего рта и руку дяди, придерживающую его голову. Он не нуждался в поддержке, но и не возражал; прикосновение было теплым и успокаивающим. Йен не понял насколько продрог от ночного воздуха, пока не вздрогнул. – Все в порядке, малец? – пробормотал дядя Джейми, его рука, лежащая на плечах Йена напряглась.. – Да, все хорошо. Дядя Джейми? – Ммфм? – Тетя Клэр рассказывала тебе о... войне? Ну, о той, которая будет, я имею в виду. С Англией. Наступила минута молчания, фигура его дяди замерла на фоне света от входной двери. – Говорила – сказал он и убрал руку. – Она и тебе рассказала? – Нет, кузина Брианна рассказала. – Он осторожно перевернулся на другой бок, стараясь не задеть свою ставшую чувствительной голову. – Ты им веришь? На этот раз он ответил без колебаний: – Да, я верю, – это было сказано в обычной манере дяди Джейми – сухо как факт, но что-то в его голосе заставило Йена почувствовать, как волоски на его шее встали дыбом. – О-о. Ну, хорошо тогда. Набитая гусиным пухом подушка под его щекой была мягкой, и пахла лавандой. Рука его дяди коснулась его головы, отбрасывая взъерошенные волосы с лица. – Не беспокойся об этом, Йен, – тихо произнес он. – Еще есть время. Джейми поднял винтовку и ушел. С того места, где он лежал, Йен мог видеть через палисадник деревья, которые понижались от края Риджа, мимо склона Черной Горы, и словно выходили за рамки неба, с густо разбросанными звездами. Он услышал, как открылась задняя дверь, и раздался высокий голос миссис Баг, перекрывающий всех остальных. – Их нет дома, сэр – сказала она, запыхавшись. – И кругом темнота, нет огня в очаге. Везде! И куда они могли уйти, на ночь глядя? Он смутно задался вопросом, кто ушел, но это, похоже, не имело особого значения. Если бы это было проблемой, то Дядя Джейми справился бы с ней. Мысль была утешительна; он чувствовал себя словно маленький мальчик, в безопасности в постели, слыша голос своего отца снаружи, говорящего с арендатором в холодной темноте шотландского рассвета. Тепло разлилось по всему его телу, укрытому килтом, и он сладко уснул. *** Луна уже поднималась в небе, когда они вышли, что было очень даже хорошо, подумала Брианна. Даже с большим кривобоким золотым светилом, проплывающим вверху среди гущи звезд, и проливающим вниз свое заимствованное сияние, тропа под их ногами оставалась невидимой. Равно, как и сами ноги, утопающие в абсолютной темноте ночного леса. В лесу было темно, но не тихо. Гигантские деревья шумели над головой, мелкая живность визжала и сопела в темноте, и то и дело тихо носились в воздухе летучие мыши, пролетавшие довольно близко, чтобы напугать ее, словно часть ночи резко отрывалась и взмахивала крылом прямо перед ее носом. – Кошка священника – трусливая кошка? – предложил сыграть Роджер, когда она ахнула и ухватилась за него в результате очередного появления крылатого монстра. – Кошка священника... благодарная кошка, – ответила она, сильно сжав его руку. – Спасибо тебе. – Им скорей всего придется спать в плащах перед камином у МакГилливрейсов, вместо того, чтобы уютно закутаться в одеяло в собственной постели, но Джемми будет с ними. Он сжал ее руку, его рука более большая и сильная, чем у нее, очень обнадеживала в темноте. – Все в порядке, – сказал он. – Я тоже хочу его рядом. Это одна из тех ночей, когда семья должна быть вместе, в безопасности. Она тихонько пробормотала что-то в знак благодарности и при¬зна¬тельности, но ей хотелось продолжить разговор, а также удерживать чувство связи с ним, словно таким образом ночь пролетит быстрее. – Кошка священника была очень красноречивой кошкой, – деликатно произнесла она, – я имею в виду, речь на похоронах. Для тех несчастных. Роджер фыркнул, и она увидела маленькое белое облачко его дыхания в воздухе. – Кошка священника была крайне сконфуженной кошкой, – сказал он. – Из-за твоего отца! Она улыбнулась, поскольку он не мог видеть ее. – Ты был действительно хорош – сказала она мягко. – Ммфм, – сказал он, фыркнув еще раз. – Что касается красноречия... если оно вообще было, то я тут ни при чем. Я лишь процитировал отрывки из одного псалма – я даже не смогу тебе сказать какого именно. – Это не важно. Хотя, почему ты произнес именно те? – спросила она с любопытством. – Я вроде думала, ты прочтешь «Отче Наш» или «Господь – пастырь мой» – их все знают. – Я тоже думал, что прочту один из них, – признался он. – И собирался. Но когда подошел к ним... – Он призадумался, и у нее в памяти всплыли сырые, холодные могильники. Она задрожала, почувствовав запах сажи. Он крепко сжал ее руку, притянул к себе и взял ее под локоть. – Я не знаю, – хрипло сказал он. – Так или иначе, это показалось более подходящим. – Так и было, – сказала она тихо, но решила не продолжать тему, а перевести в обсуждение ее последнего инженерного проекта – ручного насоса для поднятия воды из колодца. – Если бы у меня имелось что-нибудь, что можно использовать под трубопровод, я бы запросто провела воду в дом! У меня уже есть большая часть необходимой древесины для добротной цистерны, и если я уговорю Ронни скрепить ее обручами, то мы сможем, как минимум, принимать душ, используя дождевую воду. Но если выдалбливать ветви дерева, – метод, используемый для построения небольшого трубопровода для насоса, – то у меня уйдут месяцы подготовки необходимого количества, чтобы провести трубу из колодца в дом, я уже не говорю о ручье. И нет никаких шансов достать прокатную медь. Даже если бы мы могли ее себе позволить, – а мы не можем, – привезти ее из Вилмингтона будет... – она расстроено вскинула вверх свободную руку, описывая монументальный характер предприятия. Он обдумывал сказанное, вслушиваясь в мерное пошлепывание их ботинок по скалистой тропе. – Ну, древние римляне строили трубопровод из цемента. Конструкция описана у Плиния. – Я знаю. Но требуется определенный вид песка, которого у нас, к сожалению, нет. А также негашеная известь, которой у нас также, к сожалению, нет. И... – Ну да, а как насчет глины? – прервал ее Рождер. – Ты видела тарелки на свадьбе Хильды? Большие, коричнево-красные, с красивыми узорами? – Да – сказала она. – И что? – Юте Макгилливрей сказала, что их привез некто из Салема. Я не помню, как его звали, но она сказала, что он – звезда горшкотворения, или как там называется изготовление глиняной посуды. – Готова поспорить на любые деньги, что она этого не говорила! – Ну, что-то в этом роде, – продолжил он, нисколько не смутившись. – Смысл сказанного в том, что он делает свою посуду здесь, а не привез ее из Германии! А это значит, что здесь есть глина, подходящая для обжига, ага? – О, теперь поняла. Хмм. А это неплохая идея, верно? Действительно, идея была хорошая, и ее обсуждением они занялись весь остаток своего пути. *** Они уже спустились с горной гряды и были в четверти мили от МакГилливрейсов, когда у Брианны вдруг появилось неприятное чувство беспокойства в области затылка. Это могло быть просто ее воображение; после всего, что они видели в той заброшенной дыре. Темный воздух ночного леса казался наполненным опасностью, и на каждом слепом повороте она представляла засаду, напрягаясь от ожидания внезапной атаки. Затем она услышала, как справа от нее в зарослях деревьев что-то хрустнуло – отломилась маленькая ветка, но таким способом, на который не способны ни ветер, ни животное. Настоящая опасность имела свой вкус, отрезвляющий как свежевыжатый лимонный сок, на фоне слабого лимонада воображения. Ее рука сжала руку Роджера в знак предупреждения, и он тотчас остановился. – Что? – прошептал он, доставая нож. – Где? – Он ничего не слышал. Черт, ну почему она не взяла с собой пистолет, или хотя бы свой собственный кинжал? Все, что у нее сейчас имелось, это швейцарский складной нож, который она всегда носила в кармане, и то оружие, которое ей мог предложить лес. Она тесно придвинулась к телу Роджера, указывая рукой направление так, чтобы он мог отследить ее жест. Затем нагнулась, нащупывая в темноте камень или палку, чтобы использовать вместо дубинки. – Продолжай говорить, – прошептала она. – Кошка священника – пугливая кошка, да? – сказал он с довольно убедительной интонацией поддразнивания. – Кошка священника – свирепая кошка, – ответила она, стараясь поддержать его насмешливую интонацию, тем временем шаря одной рукой в кармане. Другая рука держала камень, вырванный из цепкой грязи, холодный и тяжелый в ее ладони. Брианна поднялась, все ее чувства сфокусировались на непроглядной темноте справа от нее. «Она к чертовой матери выпотрошит любого, кто...» – О, это вы, – произнес голос из леса позади нее. Она пронзительно закричала, и Роджер рефлекторно дернувшись, развернулся на пятках лицом к угрозе, и одним резким движением схватил ее и толкнул позади себя. Толчок заставил Брианну пошатнуться назад. Она зацепилась пяткой за скрытый в темноте корень, и с шумом шлепнулась на задницу. С этого положения ей открылся отличный вид на Роджера в лунном свете, держащего руке кинжал, с диким ревом бросившегося в заросли. Запоздало до нее дошло, что сказал голос, также как и безошибочный оттенок разочарования в нем. Очень похожий голос, громкий от тревоги, раздался из леса справа от нее. – Джо? – закричал голос. – Что? Джо, что? Слева в лесу шла отчаянная драка, сопровождаемая громкими воплями. Роджер, видимо, на кого-то напал. – Роджер! – закричала она. – Роджер, остановись! Это же Бердсли! Она уронила камень при падении, и сейчас поднялась на ноги, счищая грязь с руки о бока своей юбки. Ее сердце все еще бешено стучало, на левой ягодице остался ушиб, и она разрывалась между желанием рассмеяться и сильным желанием придушить одного или обоих близнецов Бердсли. – Кеззи Бердсли, а ну-ка выходи оттуда! – рявкнула она, затем повторила еще раз, громче. Слух Кеззи улучшился после того, как ее мать удалила ему хронически воспаленные гланды и аденоиды, но он по-прежнему был глуховат. С громким шелестом из кустов выступила наружу хрупкая фигурка Кезайи Бердсли, темноволосого и бледнолицего, вооруженного большой дубинкой, которую он снял с плеча и смущенно пытался спрятать за спиной, увидев ее. Тем временем, еще более громкий шелест и непрерывное чертыханье позади нее ознаменовали появление Роджера, крепко зажавшего тощую шею Джосайи Бердсли, брата-близнеца Кеззи. – Ах вы, маленькие ублюдки! Вы что тут, ради всего святого, задумали?! – закричал Роджер, толкая Джо к своему брату, стоящему в пятне лунного света. – Ты хоть понимаешь, что я едва не убил тебя?! Было вполне достаточно света, чтобы Брианна уловила довольно циничное выражение на лице Джосаи при этих словах, прежде чем он заменил его на выражение искреннего раскаяния. – Мы очень сожалеем, мистер Мак. Мы услышали, что кто-то идет, и решили, что это бриганды . – Бриганды, – повторила Брианна, снова почувствовав подступающий приступ смеха, но крепко держа его в узде. – Откуда, черт возьми, вы взяли это слово? – Эм... – Джо рассматривал свои ноги, сцепив руки за спиной. – Мисс Лиззи читала нам, из той книжки, что мистер Джейми привез. Там было написано. О бригандах. – Понятно, – она посмотрела на Роджера, который встретился с ней глазами, его раздражение также постепенно переходило в веселость. – «История пиратства», – объяснила она. – Дефо. – Ах, да, – Роджер вложил кинжал в ножны. – И с чего вы взяли, что здесь должны появиться разбойники? Кезайя с причудами своего непредсказуемого слуха, подхватил вопрос и ответил, так же убедительно, как его брат, хотя у него голос был громче и слегка невнятный, результат ранней глухоты. – Мы наткнулись на мистера Линдсея, сэр, когда он возвращался домой, и он рассказал нам, что случилось в Голландской Хижине. Это правда, то, что он сказал? Он все сгорели дотла? – Они все мертвы, – в голосе Роджера исчез оттенок веселья. – Но как это связано с тем, что вы скрываетесь в лесу с дубинками? – Ну, понимаете, сэр, у МакГилливрейсов отличное, большое имение, у них есть лавка бондаря, и новый дом, и прочее, и рядом с дорогой... Ну... будь я разбойником, сэр, как раз такое бы место я и выбрал, – ответил Джо. – И мисс Лиззи там, с ее Па. И Ваш сын, мистер Мак, – многозначительно добавил Кеззи. – Мы не хотели, чтобы к ним нагрянула беда. – Ясно, – Роджер кривовато усмехнулся. – Спасибо вам за добрые намерения. Сомневаюсь, что разбойники пройдут где-нибудь поблизости, Голландская Хижина очень далеко отсюда. – Это так, сэр, – согласился Джо. – Но бриганды могут быть где угодно, разве не так? Это было бесспорно, и достаточно верно, чтобы в глубине живота Брианны похолодело. Это было трудно отрицать, и они были бесспорно правы, что заставило Брианну почувствовать холодок на дне желудка. – Они могут быть, но их здесь нет, – заверил Роджер. – Пойдемте с нами к дому, ага? Мы идем забрать малыша Джемми. Я уверен фрау Юта уложит вас на кровать у огня Близнецы Бердсли обменялись загадочными взглядами. Они выглядели почти идентичными, маленькими и щуплыми, с густыми темными волосами, и различались только глухотой Кеззи и круглым шрамом на большом пальце Джо – и видеть два красивых лица, имеющих одно и то же выражение, слегка нервировало. Какую бы информацию не передавали эти взгляды, они, очевидно, успели таким образом посоветоваться, и Кеззи легким кивком подчинился брату. – О, нет, сэр – вежливо ответил Джосайя. – Я думаю, мы подождем. – И без лишних разговоров, оба брата развернулись и вгрызлись в темноту, шаркая по листьям и камням, удаляясь. – Джо! Подожди! – крикнула Брианна, ее рука что-то нащупала в глубине кармана. – Да, мадам? – Джосайя вернулся, очутившись у ее локтя с тревожащей внезапностью. Его брат близнец не был следопытом, но Джо им был. – О! В смысле, ты уже здесь! – Она глубоко вздохнула, чтобы замедлить сердцебиение, и протянула ему резной свисток, который сделала для Германа. – Вот. Если уж вы стоите на страже, это может помочь. Позвать на помощь, если кто-нибудь все-таки появится. Джо Бердсли очевидно никогда толком не видел свисток, но стеснялся признать это. Он покрутил вещицу в руках, стараясь не таращить на нее глаза. Роджер протянул руку, взял у него свисток, и дунул изо всех сил, разорвав ночную тишину. Несколько испуганных птиц, спросонья взметнулись в воздух с ближайших деревьев, щебеча, затем появился Кеззи, с полным изумления взглядом. – Дуй вот в этот конец, – объяснил Роджер, постучав по нужному концу свистка прежде чем отдать его Джо. – Немного сожми губы. – Премного благодарен, сэр, – пробормотал Джо. Его обычный невозмутимый вид разрушился вместе с ночной тишиной, и он взял в руки свисток с широко открытыми глазами ребенка в рождественское утро, сразу повернувшись к брату показать подарок. Брианну вдруг осенило, что ни у кого из них никогда не было рождественского утра, равно как никто и никогда не делал им подарков. – Я сделаю еще один для тебя, – сказала она Кеззи. – Тогда вы оба сможете сигналить друг другу. Если заметите бригандов, – добавила она, улыбаясь. – О, да, мадам. Мы так и сделаем. Обязательно сделаем! – заверил он, едва взглянув в ее сторону, в нетерпении попробовать свисток, который его брат только что дал ему в руки. – Просвистите три раза, если нужна помощь! – прокричал им вслед Роджер, взяв Брианну за руку. – Да, сэр, – послышалось из темноты, а затем запоздало последовало «Спасибо, мадам», и в свою очередь сменилось нескончаемым потоком шипения, вздохов, и запыхавшихся хрипов, перемежавшихся короткими удачными пронзительными гудками. – Лиззи учит их манерам, как я посмотрю, – сказал Роджер. – И лите¬ра¬туре. Думаешь, они когда-нибудь станут по-настоящему цивилизо¬ванными? – Нет, – сказала она, с оттенком сожаления. – В самом деле? – Она не видела его лица в темноте, но слышала удивление в его голосе. – Я ведь всего лишь пошутил. Ты действительно так думаешь? – Да, я правда так думаю. И это не удивительно, учитывая условия, в которых они росли. Ты видел, как они вели себя со свистком? Им в жизни не дарили подарков, или игрушек. – Полагаю, не дарили. Ты думаешь, это то, что делает мальчиков цивилизованными? Если так, то боюсь, малыш Джемми станет философом, или художником или кем-то в этом роде. Миссис Баг балует его до невозможности. – О, как будто ты не балуешь, – терпеливо сказала она. – И па, и Лиззи, и мама, и все вокруг. – Ну, хорошо, – сказал Роджер, не обращая внимания на обвинение. – Подожди, пока у него появится конкуренция. Герману не грозит быть избалованным, верно? Герман, старший сын Фергюса и Марсали, был затравлен своими двумя младшими сестрами, известными всем и каждому под именем «дьявольские кошечки», которые неотлучно следовали за братом, дразня и докучая ему. Она рассмеялась, но ощутила легкое чувство неловкости. Мысль о другом ребенке всегда заставляла ее чувствовать себя так, словно она взгромоздилась на вершину американских горок. У нее сбивалось дыхание, и сжимался желудок, она балансировала где-то между волнением и ужасом. Особенно теперь, когда воспоминание об их любовных утехах еще было свежо, эта мысль тяжелой ртутью растекалась в животе. Роджер, видимо, почувствовав ее смятение, оставил эту тему, но крепко взял ее за руку своей большой и теплой рукой. Воздух был холодным, последние остатки зимних морозов задерживались в низинах. – А как тогда насчет Фергюса? – спросил он, продолжая предыдущую нить разговора. – Как я слышал, он тоже был лишен детства, но кажется вполне респектабельным. – Моя тетя Дженни воспитывала его с десяти лет, – возразила Брианна. – Ты не знаком с моей тетей Дженни, но поверь мне, она бы и Адольфа Гитлера превратила в аристократа, если бы захотела. Кроме того, Фергюс вырос в Париже, а не в лесной глуши, даже если это был бордель. И, кажется, это был первоклассный бордель, судя по тому, что рассказывала мне Марсали. – Неужели? И что она говорила тебе? – Да так, просто истории, которые он рассказывал ей, время от времени. О клиентах, и шлю…, хм, девушках. – Ты не можешь произнести «шлюха»? – спросил Роджер с усмешкой. Она почувствовала, как кровь прилила к щекам, и обрадовалась темноте – он дразнил ее еще больше, когда она краснела. – Ничего не могу поделать, я ведь ходила в католическую школу, – сказала она, защищаясь. – Условный рефлекс. Действительно, она не могла произносить вслух некоторые слова, кроме моментов бесконтрольной ярости, или заранее мысленно подготовившись. – А ты почему можешь, а? Думается, у сына священника должна быть точно такая же проблема. Он криво усмехнулся. – Ну, не точно такая же проблема. Я скорее был вынужден произносить ругательства и «слетать с катушек» перед друзьями, только чтобы доказать им, что я могу. – И каким же образом ты «слетал с катушек»? – спросила она, почуяв историю. Он не часто говорил о своих ранних годах в Инвернессе, когда его усыновил двоюродный дед, пресвитерианский священник, но ей нравилось собирать небольшие лакомые кусочки историй, которые он иногда ронял. – Ой… Курил, пил пиво и писал грязные слова на стенах мужского туалета – сказал он, с улыбкой в голосе. – Опрокидывал мусорные баки. Протыкал автомобильные шины. Воровал леденцы из почтового отделения. Вот таким маленьким бандитом я был в то время. – Гроза Инвернесса, а? У тебя была банда? – подразнила она. – Была, – сказал он и засмеялся. – Джерри Мак Миллан, Бобби Кодор, и Дуги Бьюкенен. Я был для них «ни сват ни брат», не только потому что был сыном священника, но и потому что мой проемный отец был англичанином, а у меня было английское имя. Поэтому мне всегда приходилось проявлять перед ними твердость характера. А это, как правило, означало, что я больше всех нарывался на неприятности. – Я и понятия не имела, что ты был малолетним преступником, – сказала она, очарованная этой мыслью. – Ну, не долго, – с иронией заверил он. – Однажды летом, когда мне было пятнадцать, преподобный отправил меня подработать на рыболовной лодке, и я отправился в море ловить сельдь. Не могу сказать, сделал ли он это, чтобы исправить мой характер, держать подальше от тюрьмы, или только потому, что уже не выносил меня в своем доме, но его затея сработала. Хочешь увидеть суровых мужчин, выйди как-нибудь в море с кучкой шотландских рыбаков. – Я это запомню – сказала Брианна, стараясь не хихикать, вместо этого несколько раз фыркнув. – А что стало с твоими друзьями? Оказались в тюрьме или обходили тебя стороной, чтобы ты не сбил их с верного пути? – Дуги ушел в армию, – оттенок тоски появился в его голосе. – Джерри продолжил дело своего отца. Его отец был табачником. Бобби... В общем, Бобби погиб. Утонул тем самым летом, когда вышел с братом ловить омаров у Обана. Она наклонилась ближе к нему и сжала его руку, ее плечо участливо прижалось к нему. – Сожалею, – сказала она и вдруг умолкла. – Только... он не мертв, не так ли? Еще нет. Не сейчас. Роджер покачал головой, и издал звук, в котором смешались юмор и растерянность. – Это утешает? – спросила она. – Или это ужасно так думать? Она хотела, чтобы он продолжал говорить. Он так оживленно не общался с того момента, когда был повешен, и лишился своего голоса. Будучи принужденным выступать на публике, он уходил в себя и горло его твердело. Сейчас, будучи расслабленным, несмотря на скрипучесть голоса, он не задыхался и не откашливался. – И то и другое, – ответил он, издав тот же звук. – Все равно я никогда его не увижу. – Он слегка пожал плечами, отгоняя эту мысль. – Ты часто вспоминаешь своих старых друзей? – Нет, не часто, – сказала она мягко. Тропа в этом месте сужалась, и она обхватила руку Роджера, все ближе прижимаясь к нему, пока они приближались к последнему повороту, за которым должен был показаться дом МакГилливрейсов. – У меня здесь слишком много всего, – но она не хотела говорить о том, чего у нее здесь не было. – Ты думаешь, Джо и Кезайя просто разыграли перед нами спектакль? – спросила она. – Или они что-то затевают? – Что они могут затевать? – спросил он, оставляя изменение темы, без комментариев. – Я не думаю, что они сидят в засаде, чтобы совершить грабеж на большой дороге – не в это время ночи. – О, я верю тому, что они стоят на страже, – сказала она. – Они сделали бы все, чтобы защитить Лиззи. Только – она сделала паузу. Они вышли из леса на проезжую дорогу. Ее обочина упиралась в крутой обрыв, выглядевший в ночи, как бездонное пятно черного бархата – при свете дня это было месиво из сухих коряг, вереска, и сизой листвы церциса и кизила, переплетенными со спутанными клубками дикой виноградной лозы и лиан. Дорога дальше уходила на сотню футов вниз серпантином, и, изгибаясь, легко приводила к дому МакГилливрейсов. – Огни еще горят, – произнесла она с некоторым удивлением. Небольшая группа домов – Старый Дом, Новый Дом, бондарская лавка Ронни Синклера, кузница Даи Джонса и хижина – были по большей части без света, но нижние окна Нового Дома МакГилливрейсов полосились огнями, пробивающимися сквозь узкие щели прикрытых ставень, а костер у передней части дома казался блестящей кляксой света на фоне темноты. – Кенни Линдсей, – сказал Роджер как бы между делом, – братья Бердсли сказали, что встретили его. Ему бы стоило прекратить распространять такие новости. – Хм, нам тогда стоит быть осторожней. Если они ожидают бандитов, они будут стрелять во все, что движется. – Не сегодня. У них вечеринка, помнишь? И что ты там говорила о том, что Бердсли будут любой ценой защищать Лиззи? – Ох, – ее нога наткнулась на какое-то скрытое препятствие, и она ухватилась за его руку, чтобы не упасть. – Уфф! Я только хотела сказать, что не уверена, от кого они защищают ее. Роджер рефлекторно усилил захват на ее руке. – Что ты подразумеваешь под этим? – Только то, что будь я на месте Манфреда МакГилливрейса, я бы очень старалась быть любезной с Лиззи. Мама говорит, что братья Бердсли следуют за Лиззи как верные псы, но это не так. Они следуют за ней, как ручные волки. – Мне казалось, Йен говорил, что волков невозможно приручить. – Да, это так, – коротко ответила она. – Пошли скорее, пока они не загасили костер. *** Большой бревенчатый дом был буквально переполнен людьми. Свет проливался из открытой двери и мерцал сквозь маленькие окна-бойницы, расположенные в ряд по всей передней части дома, и темные фигуры сновали туда-сюда, то приближаясь, то удаляясь от костра. Звуки скрипки донеслись до них, тонкие и мелодичные, принесенные ночным ветром с ароматом жарящегося мяса. – Полагаю, Сенга по-настоящему сделала свой выбор – сказал Роджер, взяв ее за руку для последнего крутого спуска к перекрестку. –Заключим пари, кто это может быть? Ронни Синклер или тот немецкий парень? – Ох, пари? А каковы ставки? Ой! – Она споткнулась, зацепившись о полузарытый камень на тропе, но Роджер усилил свой захват, удерживая ее на ногах. – Проигравший наводит порядок в кладовке, – предложил он. – По рукам – мгновенно сказала Брианна. – Я думаю, она выбрала Генриха. – Да? Ну, может быть, ты окажешься права – сказал он, сдерживая смех. – Но должен тебе сообщить, что ставки были пять к трем в пользу Ронни, из последнего, что я слышал. Нужно учитывать влияние фрау Юты. – Это так – признала Брианна. – Если бы речь шла об Инге или Хильде, я бы не спорила. Но у Сенги характер ее матери; никто не будет говорить ей что делать, даже фрау Юта. – И вообще, откуда они взяли имя «Сенга»? – добавила она. – Есть много Инг и Хильд в Салеме но я ни разу не слышала о еще какой-нибудь Сенге. – О, ну, ты и не услышишь – не в Салеме. Это не немецкое имя, знаешь ли. Оно шотландское. – Шотландское? – произнесла она с изумлением. – О, да, – сказал он с явной усмешкой в голосе. – Это Агнес, если читать задом наперед. Девушка с таким именем обязательно будет все делать наоборот, не так ли? – Ты шутишь! Агнес, читаемое с другого конца? – Я бы не утверждал, что это оно распространенное, но я, не¬сом¬ненно, встречался с парочкой девушек по имени Сенга в Шотландии. Она рассмеялась. – Шотландцы проделывают подобное с другими именами? – Обратное произношение? – он задумался. – Ну, я ходил в школу с девочкой по имени Аднил, и был еще сын бакалейщика, который разносил записки старым леди в нашем районе, его имя произносится как Кирри, но пишется «К-и-р-э» Она подозрительно взглянула на него, стараясь понять, не разыг¬ры¬вает ли он ее, но, кажется, он был серьезен. Брианна покачала головой. – Я думаю, мама права по поводу шотландцев. Таким образом, ты… – Реждор – подтвердил он. – Звучит как что-то из «Годзиллы» – или подобного фильма, верно? Какой-нибудь гигантский угорь, возможно, или жук со смертоносным лазером в глазах. – Он был доволен своей хитроумной выдумкой. – Ты думал об этом, не так ли? – сказала она, смеясь. – И которым из них ты хотел бы быть? – В общем, когда я был маленьким, я думал, что жук со смертоносным лазером в глазах – самый лучший вариант, – признался он. – Но однажды в море, я случайно вытащил попавшую в сети мурену. Такое не хотелось бы встретить ночью в темном переулке, поверь мне. – По крайней мере, она более проворная, чем Годзилла, – сказала Брианна, слегка вздрогнув при воспоминании о собственной встрече с муреной. Четыре фута длинной пружинистой стали и каучука, быстрая, как молния, и оснащенная полной пастью острых как бритва зубов, она вылезла из трюма рыболовного судна, за разгрузкой которого наблюдала Брианна, в маленьком портовом городке под названием МакДафф. Она и Роджер стояли, прислонившись к низкой каменной стене, лениво наблюдая парящих в воздухе чаек, как раздался сигнал тревоги на рыболовном судне прямо под ними, и они посмотрели вниз как раз в тот момент, когда рыбаки суетливо разбегались от чего-то по палубе. Темная, синусоидная волна промелькнула над серебристой рыбьей жижей на палубе, метнулась за перила и упала на мокрые камни набережной, где вызвала аналогичную панику среди рыбаков, поливающих из шланга свое снаряжение. Она корчилась и извивалась, как разорвавшийся высоковольтный кабель, пока один человек в резиновых сапогах, собрав всю свою волю в кулак, не бросился вперед и не пнул ее обратно в воду.
- Ну, они в самом деле неплохие существа, угри, - сказал Роджер рассудительно, видимо, припоминая тот же случай. – В конце концов, их нельзя винить: будучи насильно вырванным со дня моря без всякого предупреждения – любой бы на их месте стал отбиваться. - Да, именно так, - сказала она, подумав о Роджере и себе. Она взяла его за руку, скрестила свои пальцы с пальцами мужа и нашла его холодное, крепкое пожатие успокаивающим. Они уже были достаточно близко, чтобы расслышать обрывки смеха и разговоров, вздымающиеся волнами в холодную ночь, как дым от огня. Там свободно бегали дети, она увидела две крошечные фигурки, шмыгающие между ногами в толпе вокруг костра, черные и тонкими конечностями, как гоблины Хэллоуина. - Это ведь был не Джем, правда? Он поменьше, да и Лиззи бы не позволила... - Иммедж… - сказал Роджер. - Что? - Джемми наоборот, - объяснил он. – Я просто подумал, что было бы забавно посмотреть фильмы о монстрах вместе с ним. Возможно, он захотел бы быть жуком со смертоносными лазерами в глазах. Было бы весело, правда? Он говорил с такой тоской, что у нее комок к горлу подкатил, и она, сглотнув, крепко сжала его руку. - Расскажи ему истории о Годзилле и монстрах, - твердо предложила она. – Это же все равно понарошку. А я нарисую для него картинки. Он рассмеялся. - Боже, если ты нарисуешь, они забьют тебя камнями за сговор с дьяволом, Бри. Годзилла точно выглядит, как демон, сошедший со страниц Книги Откровения, ну, или мне так говорили. - Кто это тебе говорил? - Иджер. - Кто... ох, - сказала она, на минуту оторопев. - Реджи? Кто этот Реджи? - Преподобный, - его двоюродный дед, его приемный отец. Он сказал это с улыбкой, но с легким оттенком ностальгии в голосе. - Когда мы вместе ходили на фильм о монстре в субботу. Иджер и Реджор. Ты бы видела выражения лиц у женщин из «Общества Алтаря и Чая», когда миссис Грэм впускала их внутрь без объявления, и они, заходя в кабинет преподобного, находили нас топающими и ревущими, разбивающими к чертовой бабушке Токио, который мы построили из коробок и банок из-под супа. Она засмеялась, но почувствовала, как на глаза навернулись слезы. - Жаль, что я не знала Преподобного, - сказала она, сжав его руку. - Мне тоже жаль, - тихо сказал он. - Ты бы ему очень понравилась, Бри. На какие-то короткие мгновенья, пока он говорил, темный лес, и пылающий костер постепенно исчезали, и они снова очутились в Инвернессе, в уютном кабинете преподобного, с дождем, стучащим по стеклам, и шумом уличного движения. Это часто случалось, когда они говорили так, между собой. Затем какая-нибудь маленькая вещь разрушала момент, – сейчас это были крики со стороны костра, где люди стали хлопать в ладоши и петь, и мир их собственного времени испарился в момент. Что, если бы он ушел, внезапно подумала она. – Смогла бы я вернуть его назад, к себе? При этой мысли, ее на мгновение охватила сильная паника. Без Роджера, в качестве опорного камня, без воспоминаний, служащих якорем к будущему, ее собственное время было бы потеряно. Оно превратилось бы в туманные сны, и исчезло, оставив ее без твердой почвы под ногами перед лицом реальности. Она глубоко вдохнула прохладный ночной воздух насыщенный древесным дымком, и грузно поставила ногу, оставляя след, чтобы почувствовать твердую почву. Мама-мама-МАМА! – Маленький шарик выделился из неразберихи вокруг костра, взметнулся по направлению к ней и уткнулся ей в колени с такой силой, что пришлось ухватиться за Роджера, чтобы остаться на ногах. – Джемми! Вот ты где! – Она подхватила его на руки и уткнулась лицом в его волосы, которые приятно пахли козами, сеном, и пряными колбасками. Он был тяжелым, даже очень. Тогда Юта Макгилливрей обернулась и увидела их. Ее широкое лицо нахмурилось, но затем его пересек луч восторга по поводу встречи. Люди повернулись на ее приветственный зов, и Роджера с Брианной сразу поглотила толпа, каждый, задавал вопросы, выражал удовлет¬ворение от их неожиданного появления. Несколько вопросов было задано о голландской семье, но Кенни Линдсей принес новость о пожаре ранее. Брианна была этому рада. Люди кудахтали и покачивали головами, но к настоящему времени уже исчерпали большинство своих испуганных предположений и переходили к другим вопросам. Холод могил под елями все еще медленно умирал в ее сердце, и она не желала снова возвращать к жизни свои переживания, говоря о них. Жених и невеста сидели вместе на двух перевернутых ведрах, держась за руки с блаженно сияющими лицами в свете костра. – Я выиграла – сказала Брианна, улыбаясь, глядя на них. – Разве они не выглядят счастливыми? – Да – согласился Роджер – Сомневаюсь, что Ронни Синклер счастлив. Он здесь? – Он огляделся вокруг, и Брианна тоже, но бондаря нигде не было видно. – Погоди, он у себя в лавке, – сказала она, положив руку на кисть Роджера и указывая на небольшой темный дом по другую сторону дороги. На этой стороне стены дома окон не было, но слабые проблески света исходили из-под закрытой двери за углом. Роджер перевел взгляд с темной лавки на пирующую толпу вокруг костра. Большинство родственников Юты приехали вместе со счастливым женихом и его друзьями из Салема, привезя с собой огромное количество бочек темного пива, что добавляло веселья торжеству. Воздух пенился от запаха хмеля. Напротив, воздух исходящий от лавки бондаря был обособленным и сердитым. Она задалась вопросом, заметил ли кто-нибудь вокруг костра отсутствие Ронни Синклера. – Я пойду и немного поболтаю с ним, ладно?Роджер нежно коснулся ее спины. – Возможно, смогу его утешить. – Что, и накачать выпивкой? – Она кивнула в сторону дома, где, через открытую дверь был виден Робин МакГилливрей, наливающий то, что она посчитала бы виски для избранного круга друзей. – Уверен, с этим он справится сам – сухо проговорил Роджер. Он оставил ее, пробравшись через веселящуюся группу у костра. Он исчез в темноте. Потом она увидела, как открылась дверь бодарни, и силуэт Роджера коротко осветился изнутри, его высокая фигура закрыла свет, прежде чем исчезнуть внутри. – Хочу пить, мама! – Джемми извивался как головастик, пытаясь слезть вниз. Она поставила его на землю, и он рванул как выстрел, чуть не сбив с ног полную даму с подносом кукурузных блинчиков. Аромат дымящихся оладий напомнил ей, что она совсем не ужинала, и она пробилась к столу после того, как отпустила Джемми. Лиззи, в роли «почти дочери этого дома», важно дала ей тарелку с квашеной капустой, колбасой, копченостями, яйцами, и еще чем-то включающим в себя кукурузу и кабачки. – Где твой возлюбленный, Лиззи? – спросила она, подразнивая. – Разве ты не должна сейчас любезничать с ним? – Ах, он… – Лиззи была похожа на кого-то вспомнившего о незначительной вещи, не представляющей особой важности. – Вы имеете в виду Манфреда? Он... где-то там. Она прищурилась на свет от огня, затем указала на него сервировочной ложкой. Манфред МакГилливрайс, ее суженый, был с тремя или четырьмя другими молодыми людьми, все они взявшись за руки, покачивались взад и вперед, и что-то пели по-немецки. Оказалось, что у них определенные трудности с запоминанием слов, поскольку каждый куплет прервался хихиканьем, толчками и обвинениями. – Вот, возьми, Schätzchen, это значит «милый» по-немецки, знаешь? – объяснила Лиззи, наклоняясь, чтобы дать Джемми кусок колбасы. Он схватил лакомый кусочек, как проголодавшийся тюлень и стал старательно жевать, попутно прочавкав «хосю пить» и быстро удалился в ночь. – Джемми! – Брианна собралась было идти за ним, но ей помешала толпа гостей, направлявшихся к столу. – О, не беспокойтесь о нем, – заверила ее Лиззи, – Все знают, кто он такой, ничего с ним не случится. Она еще подумывала пойти за ним, но тут увидела маленькую светлую голову, появившуюся рядом с Джемми. Герман, молочный брат Джемми. Герман был на два года старше, и обладал гораздо большим словарном запасом, нежели бывает у пятилетних, по большей части благодаря опеке своего отца. Она лишь надеялась, что он не обчищает карманы в толпе, и отметила в голове, что его стоит позже обыскать на предмет контрабанды. Герман крепко держал Джемми за руку, поэтому она позволила уговорить себя сесть рядом с Лиззи, Ингой и Хильдой на тюки соломы, разложенные недалеко от огня. – А где твой возлюбленный? – подразнила ее Хильда. – Молодой, большой, и смазливый черный дьявол? – Ах, он? – сказала Брианна, подражая Лиззи, и они все разразились со¬вершенно не подобающим изысканным леди взрывным гоготом, очевидно пиво уже некоторое время пользовалось здесь благо¬склонностью. – Он утешает Ронни, – сказала она, кивнув в сторону затемненной бондарни. – Ваша мама расстроена выбором Сенги? Ох, да, – сказала Инга, закатывая глаза с большой выразительностью. – Вы бы слышали их, маму и Сенгу. Они обе рвали и метали. С треском и грохотом. Они ушли на рыбалку и пробыли там три дня. Брианна наклонила голову, чтобы скрыть улыбку. Робину МакГилливрейсу нравилась мирная жизнь, такая, которой, он, вероятно, никогда не будет наслаждаться в компании его жены и дочерей. – О, да, – философски произнесла Хильда, откидываясь назад, чтобы вытянуть спину. Она ожидала первенца и находилась уже на поздних сроках беременности. – Но она не могла сильно возражать, meine Mutter. Генрих, в конце концов, сын ее двоюродного брата, хоть и без гроша в кармане. – Но молодой – добавила Инга практично. – Па говорит, у Генриха будет время, чтобы разбогатеть. Ронни Синклер не был сказочно богат, к тому же старше Сенги на тридцать лет. С другой стороны, он действительно владел бондарской лавкой, и половиной дома, в котором жили он и МакГилливрейсы. И Юта, устроившая своим старшим дочерям солидные браки с состоятельными мужчинами, безусловно, видела преимущества от союза Сенги и Ронни. – Вам не кажется, что это может выглядеть несколько странно, – тактично произнесла Брианна, – что Ронни будет проживать вместе с вашей семьей, после... – она кивнула в сторону обручившейся пары, которые кормили друг друга куском пирога. – Ого-го! – воскликнула Хильда, закатив глаза. – Я рада, что не живу здесь! Инга кивнула энергично, соглашаясь, но добавила, – но Mutti не из тех, кто будет лить слезы по пролитому молоку. Она уже стала присматривать жену для Ронни. Только взгляните на нее. Она кивнула в сторону стола с едой, где Юта болтала и улыбалась группе немецких женщин. – Кого, ты думаешь, она выбрала? – спросила Инга сестру, сузив глаза, следя за поведением своей матери. – Ту малышку Гретхен? Или, возможно, кузину твоего Арчи? Или ту с выпученными глазами – Сеону? Хильда, вышедшая замуж за шотландца из округа Сурри, покачала на это головой. – Она захочет немецкую девушку – возразила Хильда. – Она думает о том, что произойдет, если Ронни умрет, и его жена снова выйдет замуж. Если это немецкая девушка, есть шансы, что мама сможет принудить ее к новому браку с одним из ее племянников или кузенов, чтобы сохранить имущество в семье, да? Брианна слушала с восхищением, как девушки обсуждали ситуацию, совершенно прагматично и задалась вопросом, имел ли Ронни Синклер хоть малейшее представление о том, что его судьба решалась таким способом. Но он жил с МакГилливрайсами больше года, рассуждала она; он должен понимать, какими методами решает все Юта. Молча поблагодарив Бога за то, что сама она не была вынуждена жить в одном доме с грозной Фрау МакГилливрайс, она оглянулась и посмотрела на Лиззи, чувствуя волну сочувствия к своей бывшей служанке. Лиззи должна будет поселиться у Юты, после того, как состоится ее брак с Манфредом в следующем году. Услышав фамилию Вемисс, она вернулась к разговору, только, чтобы обнаружить, что девушки обсуждают не Лиззи, а Лиззиного отца. – Тетя Гертруда – объявила Хильда, и негромко рыгнула в кулак. – Она вдова, это лучшая партия для него. – У тети Гертруды бедняжка мистер Вемисс умер бы через год, – возразила Инга, смеясь. – Она в два раза больше его. Если он не умрет от истощения, она перевернется во сне и раздавит его в лепешку. Хильда хлопнула себя обеими ладошками по рту, но не от ужаса, а в большей степени, чтобы спрятать смех. Брианна думала, что в ней плескалась своя доля пива; ее шляпку перекосило, и бледное лицо выглядело покрасневшим. – О, я думаю, он вряд ли занимает себя такой мыслью. Видите его? – Хильда кивнула в сторону попивающих пиво гостей, и Брианне не составило труда выделить среди них мистера Вэмисса, с его седыми и такими же непокорными волосами, как у его дочери. Он оживленно разговаривал с крепкой женщиной в переднике и чепце, которая подтолкнула его в бок, смеясь. Пока она наблюдала, Юта Макгилливрайс направилась в их сторону, в сопровождении высокой белокурой женщины, которая поколе¬бавшись немного, сложила руки под фартук. – Ой, а кто это? – Инга вытянула шею, как гусыня, и ее сестра с возмущением толкнула ее локтем. – Lass das, du alte Ziege! Mutti смотрит сюда! Лиззи приподнялась на коленях, вглядываясь. – Кто?сказала она, став похожей на сову. Ее внимание вдруг отвлек Манфред, плюхнувшийся на мешок рядом с ней, приветливо улыбаясь. – Как дела, Herzchen? – сказал он, обнимая ее за талию и пытаясь поцеловать. – Кто это, Фредди? – спросила она, ловко выскользнув из его объятий и незаметно указывая в сторону белокурой женщины, которая застенчиво улыбалась, когда Фрау Юта представляла ее мистеру Вемиссу. Манфред моргнул, немного покачиваясь на коленях, но ответил с готовностью. – О-о. Это фроляйн Берриш. Сестра пастора Берриша. Инга и Хильда заворковали с интересом; Лиззи слегка нахмурила брови, но потом расслабилась, видя, что ее отец поворачивает голову, чтобы обратиться к вновь подошедшему человеку. Фройляйн Берриш была почти такого же роста, как сама Брианна. Тогда понятно, почему она до сих пор фройляйн – подумала Брианна с сочувствием. Волосы женщины местами седые, проглядывали ниже чепца, и у нее было довольно простое лицо, хотя глаза ее излучали спокойную прелесть. – О, стало быть, она протестантка, – сказала Лиззи пренебре¬жительным тоном, который не оставлял сомнений, что фройляйн более не рассматривается в качестве подходящей партии для ее отца. – Да, но она хорошая женщина. Пойдем, потанцуем, Элиза¬бет. Манфред явно потерял всякий интерес и к мистеру Вемиссу и к фроляйн. Он поднял протестующую Лиззи на ноги, и вывел к кругу танцующих. Она шла неохотно, но Брианна увидела, что к тому моменту, как они начали танец, Лиззи уже смеялась чему-то, что сказал Манфред, а он улыбался ей, свет от костра мерцал на их лицах. Они были красивой парой, подумала она, и лучше подходили друг другу по внешности, нежели Сенга и ее Генрих, длинный и тонкий, с топорным лицом. Инга и Хильда начали спорить между собой по-немецки, позволив Брианне полностью посвятить себя поглощению замечательного ужина. Она так проголодалась, что готова была наслаждаться чем угодно, а фруктовый пирог, хрустящая квашеная капуста и колбаски, лопавшиеся от сока и специй, были редким угощением. Лишь когда она подтерла остатки сока и жира на своей деревянной тарелке кусочком кукурузного хлеба, она взглянула на лавку бондаря, виновато подумав, что могла бы оставить немного еды для Роджера. Он был так добр, заботясь о чувствах бедного Ронни. Ее охватил внезапный прилив гордости и любви к нему. Может, ей стоит пойти туда и выручить его. Она отложила тарелку в сторону, и стала приводить в порядок юбки, решив привести свой план в действие, как ее опередили две маленькие фигурки, которые покачиваясь вышли из темноты. – Джем? – сказала она, испугавшись. – Что случилось? Пламя блестело на волосах Джемми, как свежеполированная медь, но лицо под ними было белым, а огромные темные озера глаз застыли в пристальном взгляде. – Джемми! Он повернул свое белое лицо к ней, сказал «Мама?» неуверенным голоском, затем резко сел, ноги подкосились как резиновые. Она смутно заметила Германа, качающегося как молодое деревце на ветру, но не обратила на него никакого внимания. Она схватила Джемми, подняла его голову и слегка встряхнула. – Джемми! Проснись! Что с тобой стряслось? – Мальцы пьяны в стельку, a nighean, – произнес голос над ее головой, казавшийся позабавленным. – Чем таким Вы их поили? – Робин МакГилливрайс, сам, очевидно, несколько подвыпивший, наклонился к Джемми и легонько ткнул его, не вызвав в ответ ничего, кроме мягкого бульканья. Он поднял руку ребенка, затем отпустил ее, и она упала как прядь варенных спагетти. – Я ничем их не поила, – ответила она, панику сменяло нарастающее раздражение, когда она увидела, что Джемми на самом деле просто спал, его маленькая грудь поднималась и опускалась в ободряющем ритме. – Герман! Герман осел в небольшой куче сена и полусонно напевал «Alouette» себе под нос. Брианна научила его этой песне, она была его любимой. – Герман! Чем ты поил Джемми? – …J'plumerai la tete… – Герман! – она схватила его за руку, и он прекратил петь, удивленно уставившись на нее. – Что ты давал Джемми, Герман? – Его мучила жажда, мадам, – сказал Герман с обезоруживающе милой улыбкой. – Он хотел чего-нибудь выпить. – Тут его глаза зака¬тились внутрь, и он неожиданно опрокинулся назад, вялый как дохлая рыба. – Мать твою за ногу! Инга и Хильда выглядели потрясенными, но Брианна была не в настроении заботиться об их чувствах. – Где, черт побери, Марсали? – Ее здесь нет, – сказала Инга, наклоняясь вперед и осматривая Германа. – Она осталась дома с малышками. Фергюс здесь... – Она выпрямилась, неопределенно оглядываясь вокруг. – Ну, я видела его какое-то время назад. – В чем дело? – хриплый голос у плеча застал ее врасплох, и она обернулась, обнаружив Роджера с насмешливым выражением лица, избавленного от обычной суровости. – Твой сын – пьяница – сообщила она ему. Затем она уловила дуновение дыхания Роджера. – Следует по стопам своего отца, как я погляжу – холодно добавила Бри. Оставив это без внимания, он сел рядом с Брианной и взял Джемми к себе на колени. Крепко прижимая мальчика, он потрепал Джемми по щеке, мягко но настойчиво. – Привет Иммедж, – нежно сказал он. – Ну же, привет. Ты ведь в порядке, правда? Как по волшебству, веки Джемми поплыли наверх. Он сонно улыбнулся Роджеру. – Привет, папочка. – Все еще блаженно улыбаясь, он закрыл глаза и полностью расслабился, распластавшись щекой на коленях Роджера. – С ним все в порядке – сообщил ей Роджер. – Ну, что ж, хорошо – сказала она, не особо успокоившись. – Что, как ты думаешь, они пили? Пиво? Роджер наклонился и понюхал красное пятно на губах своего отпрыска. – Вишневый ликер, похоже. Там его целые бочки вокруг сарая стоят. – Святый Боже!Она никогда не пила вишневый ликер, но миссис Баг рассказывала, как его готовить: «Берете сок из бушеля вишен, растворяете в нем двадцать четыре фунта сахара, затем наполняете сорока галлонную бочку и добавляете в нее виски». – С ним все в порядке – Роджер похлопал ее по руке. – А что, Герман тоже здесь? – Да, – она наклонилась осмотреть его, но Герман мирно спал, улыбаясь. – Этот вишневый ликер, должно быть хорошая вещь. Роджер рассмеялся. – Он омерзительный. Как сироп от кашля в промышленных масштабах. Но я бы сказал, что он очень бодрит. – Ты его пил? – Она пристально рассмотрела его, но его губы, казалось, были обычного цвета. – Конечно, нет. – Он склонился, и поцеловал ее в доказательство своих слов. Уверен, ты не могла подумать, что такой уважающий себя шотландец, как Ронни, будет заливать горе вишневым ликером. Особенно, когда под рукой есть приличный виски. – Ты прав, – сказала она, и посмотрела на дом бондаря. Слабое мерцание от огня очага медленно угасло, и очертания входной двери исчезли, превращая здание не более, чем в темный прямоугольник на фоне черный массы леса позади. – Как Ронни справляется с этим? – Он осмотрелась вокруг себя, но Хильда и Инга отправились помогать фрау Юте; все они толпились вокруг стола, убирая остатки еды. – О, Ронни. Он в полном порядке. – Роджер поднял Джемми со своих коленей, и мягко положил его на бок в солому рядом с Германом. – Он не был влюблен в Сенгу, в конце концов. Он страдает скорее от неудовлетворенного желания плоти, чем от разбитого сердца. – О, ну если дело только в этом, – сказала она сухо, – тогда ему не придется долго страдать. Мне сообщили, что фрау Ута уже вовсю занимается этим вопросом. – Да, она сказала мне, что подыщет ему жену. Ронни, если можно так выразиться, философски относится к делу. Тем не менее, от него все еще разит похотью, – добавил он, сморщив нос. – Фу. Ты хочешь что-нибудь поесть? – Она взглянула на маленьких мальчиков, поджав под себя ноги. – Я лучше возьму тебе что-нибудь, пока Юта и девушки не убрали все со стола. Роджер внезапно сильно зевнул. – Нет, со мной все в порядке. Он моргнул, сонно улыбаясь ей. – Я пойду, скажу Фергюсу где Герман, может быть, смогу урвать себе что-нибудь перекусить по дороге. – Он похлопал ее по плечу, встал, и слегка покачиваясь, двинулся в сторону костра. Она снова взглянула на мальчиков. Оба дышали глубоко и размеренно, заснув мертвецким сном. Со вздохом, она придвинула их поближе друг к другу, нагромоздив побольше соломы вокруг, и накрыла их своим плащом. Начинало холодать, хотя зима уже закончилась, и мороза в воздухе не ощущалось. Вечеринка все еще продолжалась, но перешла на пониженные тона. Танцы прекратились, и толпа разбилась на небольшие группки, мужчины собрались в круг у костра, зажигая трубки, молодежь куда-то исчезла. Вокруг Брианны семьи укладывались на ночлег, устраивая себе гнездышки на сеновале. Некоторые ночевали в доме, но большинство устроились в амбаре. Она слышала звуки гитары где-то позади дома, и одинокий голос, поющий что-то медленное и грустное. Это вдруг заставило ее затосковать по голосу Роджера, бывшему когда-то густым и нежным. Думая об этом, она кое-что поняла; его голос был намного лучше, когда он вернулся после утешения Ронни. Все еще хриплый, лишь тень его былого резонанса – но он пришел легко, без тех задыхающихся нот. Возможно, алкоголь расслабил голосовые связки? Скорей всего, подумала она, он расслабил самого Роджера. Удалил некоторые его внутренние запреты на звучание собственного голоса. Это стоило знать. Ее мать высказывала мнение, что голос может улучшиться, если он растянет горло, будет тренировать, но он смущался своего звучания, боялся боли – то ли от реального ощущения голоса, то ли от контраста с тем, которым обладал прежде. – Может, мне стоит приготовить вишневое бренди, – вслух произнесла Брианна. Тут она посмотрела на две маленькие фигурки, дремавшие в стоге сена, наглядно представив себе перспективу проснуться утром рядом с тремя страдающими от похмелья. – Пожалуй, не стоит… Она собрала достаточно соломы для самодельной подушки, накрыла ее своим шарфом – они завтра будут выбирать соломинки из одежды все утро – и легла, свернувшись клубком вокруг Джемми. Если начнет ерзать или его вырвет во сне, она почувствует и проснется. Костер уже догорел, лишь неровная бахрома пламени мерцала над слоем раскаленных углей, а лампы, расположенные вокруг двора либо потухли, либо были заботливо потушены. Гитара с певцом смолкли. Без сдерживающего света и шума, ночь свободно взошла над горой, широко раскрыв крылья холодной тишины. Звезды ярко сияли, но они были лишь булавочными уколами далеких тысячелетий. Она закрыла глаза, подчиняясь необъятности ночи, и прильнула губами к голове Джемми, принимая его тепло. Она пыталась настроиться на сон, но без отвлекающей компании, и со стойким запахом горелой древесины в воздухе, ее память уводило в прошлое, и обычные молитвы благословения превратились в мольбы о милости и защите. – Братьев моих Он удалил от меня, и знающие меня чуждаются меня. Покинули меня близкие мои, и знакомые мои забыли меня. Я не забуду вас, – тихо проговорила она мертвым. Это казалось таким жалким – просто сказать – таким маленьким и бесполезным. И все же единственным, что было в ее силах. Она коротко вздрогнула, теснее прижавшись к Джемми. Внезапно раздался шелест сена, и Роджер скользнул к ней. Он повозился немного, укрывая ее своим плащом, затем вздохнул с облегчением, и его тело тяжело расслабилось рядом с ней, рука обняла ее талию. – Был чертовски длинный день, не так ли? Она издала слабый стон согласия. Теперь, когда все стихло, и не было надобности говорить, смотреть, обращать внимание, каждая нить ее мышц казалось, вот-вот растворится от усталости. Несмотря на тонкий слой соломы, разделявший ее с холодной, твердой землей, сон накатывал на нее, как приливная волна на песчаный берег – неумолимо успокаивающе. – Ты нашел себе еду? – Она положила руку ему на бедро, и его рука рефлекторно сжалась, прижимая ее. – Ага, если считать пиво едой. Многие так считают. – Он засмеялся. Теплое облако хмеля поплыло от его дыхания. – Я в порядке. – Жар его тела стал просачиваться сквозь слои одежды между ними, рассеивая ночную прохладу. От Джемми всегда отдавало теплом, когда он спал: словно держишь горячий глиняный горшок, обнимая его. Роджер, однако, излучал гораздо больше тепла. Ну что ж, мама говорила, что спиртовая лампа горит жарче, чем масляная. Она вздохнула и уютно пристроилась к нему, чувствуя себя теплой и защищенной. Необъятность ночи рассеивалась, сейчас, когда семья была снова вместе, в безопасности. Роджер напевал себе под нос. Она как-то внезапно это осознала. То не была мелодия, но она почувствовала вибрации исходящие из его груди на своей спине. Она боялась ненароком остановить его, по правде, это было полезно его голосовым связкам. Однако, он сам замолчал спустя мгновенье. В надежде сподвигнуть его начать заново, она потянулась назад погладить его ногу, самостоятельно выдав маленький вопросительный гул. – Хм-м-м-мммм? Его руки обхватили ее ягодицы и крепко сжали их. – Ммм-хммм, – сказал он: – что прозвучало как сочетание приглашения и удовлетворения. Она не ответила, но сделала легкое протестующее движение задом. Обычно, это заставляло его отпустить ее. И он отпустил, но лишь одну руку, и то, только для того, чтобы пройтись вниз по ее ноге с явным намерением ухватить и задрать юбку. Она торопливо потянулась назад, схватила его блуждающую руку, притянула к себе и поместила на своей груди в знак того, что оценила его намерения и при иных обстоятельствах восторженно бы подчинилась, просто сейчас она хотела бы... Роджер обычно хорошо понимал язык ее тела, но очевидно этот навык растворился в виски. Или – шальная мысль внезапно посетила ее – ему просто нет дела до того, чего она хочет... – Роджер! – прошипела она. Он снова стал мычать под нос, теперь звук перемежался с низким шумом, напоминающим закипающий чайник. Он провел рукой вниз по ноге поверх юбки, горячей от плоти ее бедра, затем стремительно двинулся на ощупь вверх и внутрь. Джемми закашлялся, вздрагивая в ее объятиях, и она попыталась ударить Роджера в голень, сигнализируя ему прекратить. – Боже, какая же ты красивая, – прошептал он в изгиб ее шеи. – О, Боже, такая красивая, такая красивая, такая... хммм... – Следующие слова были бормотанием в ее кожу, но ей показалось, она услышала, как он сказал «скользкая». Его пальцы добрались до цели, и она выгнула спину, пытаясь увильнуть. – Роджер, – сказала она низким голосом, – Роджер, тут люди вокруг! Храп малыша вклинился, как дверная пружина. Он что-то промямлил, из чего она разобрала лишь слова «темно» и «никто не увидит», затем убрал руку, только для того чтобы схватить часть ее юбок, и задрать их. Он снова стал напевать себе под нос, остановившись на мгновение, чтобы прошептать – Люблю тебя, как же я люблю тебя... – Я тоже люблю тебя, – сказала она, потянувшись назад и пытаясь поймать его руку. – Роджер, прекрати! Он прекратил, но сразу поднялся и схватил ее за плечо. Стремительный бросок, и она уже лежала на спине, глядя на далекие звезды, которые тут же бесследно исчезли за головой и плечами Роджера, перекатившегося на нее с ужасным шелестом соломы, высвобождая одежду. – Джемми, – она вскинула руку к Джемми, которого казалось не потревожило внезапное исчезновение ее опоры, и он все еще лежал, свернувшись клубком в сене, как зимующий ежик. Роджер, помимо всего прочего, теперь еще и начал петь, если это можно было так назвать. Или, по крайней мере, напевать слова похабнейшей шотландской песенки, о мельнике, к которому пристала молодая женщина с просьбой перемолоть ее зерно. Что он и сделал. – На мешки швырнул девицу, и растер ее пшеницу, перетер ее пшеницу... – страстно напевал Роджер ей в ухо, всей полнотой веса пригвоздив к земле, и звезды бешено завертелись над ее головой. Она думала, его описание Ронни, как «разящего похотью» было просто образным выражением, но, очевидно, нет. Голая плоть сошлась с голой плотью, и даже более чем. Брианна задохнулась. Роджер тоже. – О, Боже, – произнес он. Он сделал паузу, замерев на мгновенье на фоне неба над ее головой, затем выдохнул в экстазе пары виски, и задвигался вместе с ней, мурлыча под нос. Слава Богу, было темно, хотя далеко не так темно, как хотелось бы. Остатки огня отбрасывали жуткое свечение на его лицо, и он стал похож на большого смазливого черного дьявола, как выразилась Инга. Просто лежи и наслаждайся, подумала она. Солома ужасно шуршала, но были и другие шорохи поблизости, а шелеста ветра между деревьев в ущелье вполне хватало, чтобы утопить их всех в шипящих звуках. Она сумела подавить свое смущение и действительно начала получать удовольствие, когда Роджер продел руки ей под спину и поднял ее. – Обвей меня ногами, – прошептал он, и нежно коснулся ее мочки зубами, – обвей ногами мою спину и поколоти пятками мой зад. Движимая отчасти желанием ответить на предложенное распутство, и отчасти готовностью выжать из него воздух как из аккордеона, она раскинула ноги в стороны и высоко забросила их, скрестив ножницами, на вздымающуюся спину Роджера. Он издал восторженный стон и удвоил свои усилия. Распутство побеждало – она почти забыла, где они находились. Держа его мертвой хваткой, возбужденная от соития, она выгнула спину и резко дернулась, содрогаясь от жара его плоти, прикосновения холодного ночного ветра, и напряжения бедер и ягодиц, обнаженных в темноте. Дрожа и всхлипывая, она в неге откинулась назад в сено, ноги все еще сомкнуты на его бедрах. Бескостная и обессиленная, она позволила голове скатиться на бок, и медленно, томно открыла глаза. Там кто-то был; она увидела движение в темноте и замерла. Это был Фергюс, подошедший забрать своего сына. Она слышала его приглушенный голос, говоривший по-французски с Германом, и тихий шелест соломы под его удалявшимися шагами. Она лежала неподвижно, сердце колотилось, ноги все еще сцеплены на спине Роджера. Роджер, тем временем, достиг собственного пика. Свесив голову так, что его длинные волосы, как паутина в темноте, касались ее лица, он прошептал – Люблю тебя... Боже, как я тебя люблю, – и опустился, медленно и осторожно. После чего глубоко выдохнул «Спасибо тебе» в ее ухо, и погрузился в полубессознательную негу, оставаясь на ней, и тяжело дыша. – О, – сказала она, взглянув на тихие звезды, – не стоит благодарности. Она расцепила затекшие ноги, и не без труда, высвободилась от Роджера, более-менее прикрывшись, и восстановив благословенную анонимность их соломенного гнезда. Джемми благополучно разместился между ними. Эй, – внезапно сказала она и Роджер шелохнулся. – Мм? – А каким монстром был Иждер? Он засмеялся низким, чистым голосом. – О, Иждер был огромным бисквитом. С шоколадной глазурью. Он падал на других монстров, и они задыхались от сладости. – Он снова засмеялся, икнул и затих в сене. – Роджер? – сказала она тихо, мгновение спустя. Ответа не последовало, и она протянула руку через дремлющие тело ее сына, чтобы положить ее на Роджера. – Спой мне, – прошептала она, хотя знала, что он уже спал.
ДЖЕЙМС ФРЕЙЗЕР – ИНДЕЙСКИЙ АГЕНТ – Джеймс Фрейзер – индейский агент, – сказала я, закрыв один глаз, словно читая с экрана. – Звучит как название телевизионного шоу о Диком Западе. Джейми приостановил процесс стаскивания носков и посмотрел на меня с опаской. – Да? Оно хорошее? – Поскольку герой телевизионного шоу не умирает – да. – В таком случае, мне подходит, – сказал он, внимательно рассматривая только что снятый носок. Он подозрительно обнюхал его, потер пальцем тонкую заплатку на пятке, покачал головой и швырнул в корзину со стиркой. – Я должен петь? – Пе... Ох, – сказала я, припоминая, что последний раз, когда я пыталась объяснить ему что такое телевидение, мои описания по большей части сводились к «Шоу Эда Салливана». – Нет, не думаю. И не должен раскачиваться на трапеции. – О, это радует. Я ведь уже давно не мальчик, знаешь ли. – Он поднялся и с громким стоном потянулся. Дом был построен с потолками в восемь футов высотой, чтобы вместить его, но он все равно кулаками касался сосновых перекладин. – Господи, какой же длинный был день! – Ну, он почти закончился, – сказала я, обнюхивая в свою очередь лиф только что сброшенного платья. Он ужасно пахло лошадьми и древесным дымом. Проветрим немного, решила я, и поглядим, можно ли поносить его еще какое-то время без стирки. – Я не могла раскачиваться на трапеции, даже когда была маленькой. – Я бы заплатил любые деньги, чтобы лицезреть твои попытки, – сказал он, улыбаясь во весь рот. – Что такое индейский агент? – поинтересовалась я. – МакДональд посчитал, что делает тебе огромное одолжение, предлагая эту должность. Он пожал плечами, расстегивая пряжку на килте. – Без сомнения, он так считает. – В качестве эксперимента, он встряхнул килт, и замечательный экземпляр скопления пыли и конских волос образовался у его ног на полу. Он подошел к окну, открыл ставни, и, высунув наружу килт, хорошенько его потряс. – Он бы и сделал одолжение, – слабо донесся его голос из ночной темноты снаружи, ставший громче, когда он вновь развернулся, – если бы не эта твоя война. – Моя война? – воскликнула я в негодовании. – Ты так говоришь, словно я собственноручно предлагаю ее начать. Он сделал небольшой отстраненный жест. – Ты знаешь о чем я. Индейский агент, Сассенах, означает именно то, что ты слышишь – человек, который идет на переговоры к местным индейцам, раздает им подарки и увещевает их, в надежде, что они вступят в союз с Короной ради ее интересов, какими бы они ни были. – О? А что такое Южный Департамент, который упоминал Мак-Дональд? – я невольно взглянула на закрытую дверь нашей комнаты, но приглушенный храп по другую сторону холла указывал на то, что наш гость уже рухнул в объятия Морфея. – Ммфм. Есть Южный и Северный Департаменты, занимающиеся делами индейцев в колониях. Южный Департамент возглавляет Джон Стюарт, родом из Инвернесса. Повернись, я помогу тебе. Я с благодарностью повернула к нему свою спину. С ловкостью, порожденной многолетним опытом, он в секунды развязал шнуровку корсета. Я глубоко выдохнула, когда корсет распустился и упал. Он сорвал с меня сорочку, и стал массировать ребра в местах, где китовый ус прижал влажную ткань к моей коже. – Спасибо, – я блаженно вздохнула и прислонилась к нему спиной. – И так как Джон Стюарт родом из Инвернесса, то МакДональд считает, что у него есть естественная склонность нанимать других горцев? – Это может зависеть от того, встречал ли когда-нибудь Стюарт людей моего рода, – сухо сказал Джейми. – Но МакДональд считает, что да. Он бесстрастно поцеловал меня в лоб, и принялся развязывать ленточку, скрепляющую его волосы. – Сядь, – сказала я, переступая через лежащий на полу корсет, – я помогу тебе. Он сел на стул в одной рубашке, закрыл глаза и моментально расслабился, когда я расплела его волосы. Последние три дня он носил их, сплетенными в тугую косичку для верховой езды. Я провела рукой по теплой огненной копне, освобожденной из плетеного плена, и стру¬я¬щие локоны отливали корицей, золотом и серебром в свете от камина, когда я мягко растирала кожу его головы подушечками пальцев. – Подарки, ты сказал. Корона предоставляет эти подарки? – Корона, как я заметила, имела вредную привычку «награждать» состоятельных лю¬дей должностями, требующими от них больших трат собственных средств. – Теоретически, – он широко зевнул, широкие плечи тяжело опустились в расслабленности, когда я взяла расческу и принялась приводить его волосы в порядок. – О, как приятно. Вот почему МакДональд считает это одолжением. Есть возможность наладить хорошую торговлю. – Не исключая отличные возможности для коррупции. Да, я понимаю. – Я еще несколько минут расчесывала его, прежде чем спросить. – Ты на это пойдешь? – Я не знаю. Я должен немного подумать. Ты упоминала Дикий Запад, Брианна тоже упоминала это, когда рассказывала мне о пастухах... – Ковбоях. Он отмахнулся от моей поправки. – А индейцы. Это ведь правда, да? То, что она говорила об индейцах? – Если она говорила о том, что они будут в большинстве своем истреблены в последующие столетия, то да – она права. – Я пригладила его волосы, затем села на кровать напротив него и приступила к расчесыванию своих. – Тебя это беспокоит? Его брови слегка сошлись вместе, пока он раздумывал об этом, рассеянно почесывая грудь, где рыже-золотые завитки выглядывали из-под рубашки. – Нет, – медленно произнес он. – Не совсем так. Не то, что я их собственноручно поведу к смерти... Но... Мы к нему приближаемся, не так ли? Ко времени, когда следует действовать осторожно, если я собираюсь ходить между двух огней. – Боюсь, ты прав, – сказала я. Тревожная напряженность засела у меня между лопатками. Я ясно понимала, о чем он говорит. Линии огня еще не были явственными, но они уже были очерчены. Стать индейским агентом Короны сразу означало стать лоялистом – очень хорошо на данный момент, пока движение повстанцев было не более чем радикальной группировкой, с полными карманами недовольства. Но очень, очень опасно, когда мы приблизимся к тому моменту, как недовольные захватят власть и провозгласят независимость. Зная возможный исход событий, Джейми не осмелится ждать слишком долго, чтобы примкнуть к повстанцам, но если это произойдет слишком рано, он рискует быть арестованным за измену. Не лучшая перспектива для человека, который уже был помилованным предателем. – Конечно, – робко сказала я, – если бы ты стал индейским агентом, я полагаю, ты мог бы уговорить некоторые из индейских племен, поддержать американскую сторону – или, по крайней мере, сохранять нейтралитет. – Мог бы, – согласился он, с определенной долей мрачности в голосе. – Но откладывая в сторону вопрос о благопристойности подобных действий – это ведь поможет приговорить их к смерти, разве нет? Как думаешь, ожидает ли их такой конец, если, допустим, англичане выиграют? – Не выиграют, – сказала я слегка грубо. Он резко взглянул на меня. – Я верю тебе, – сказал он также грубовато. – По понятным причинам, не так ли? Я кивнула, крепко сжав губы. Я не хотела говорить о предыдущем восстании, равно как не хотела говорить о будущей революции. Но здесь у меня не было выбора. – Я не знаю, – сказала я, и глубоко вздохнула. – Никто не может сказать, так как это еще не произошло, но если бы я высказывала предположение... Тогда, думаю, индейцам было бы возможно лучше под британским правлением. – Я уныло улыбнулась ему. – Веришь или нет, но Британская Империя управляла – или, я хочу сказать, будет управлять своими колониями, не прибегая к полному истреблению местного населения. – Если не считать шотландцев, – очень сухо сказал он. – Ладно, поверю тебе на слово, Сассенах. Он встал, проводя рукой по волосам на затылке, и я мельком заметила крошечную белую полосу, наследие ранения. – Тебе стоит поговорить об этом с Роджером, – сказала я. – Он знает намного больше меня. Он кивнул, но ничего не ответил, лишь состроил неясную гримасу. – Кстати, говоря о Роджере, ты не знаешь куда Роджер и Бри могли пойти? – К МакГилливрейсам, я полагаю, – ответил он, удивившись. – Забрать малыша Джемми. – Откуда ты знаешь? – спросила я, тоже удивившись. – Когда повсюду беда, мужчина хочет держать семью в безопасности и под присмотром, знаешь ли. – Он поднял одну бровь при взгляде на меня, затем потянулся к шкафу и достал сверху свой меч. Он наполовину вытащил его из ножен, затем аккуратно положил на место, так, чтобы рукоять можно было быстро достать рукой. Он принес с собой наверх заряженный пистолет, который положил на умывальник у окна. Винтовка и охотничье ружье были заряжены и с готовым запалом, но остались висеть на крюках внизу над очагом. С небольшим ироническим жестом, он вытащил кинжал из ножен на поясе и аккуратно сунул его под нашу подушку. – Иногда я забываю, – задумчиво сказала я, наблюдая за ним. Подобный кинжал лежал под подушкой нашего свадебного ложа, и под многими другими с тех пор. – Неужели? – улыбнулся он. Криво, но улыбнулся. – А ты? Никогда не забываешь об этом? Он покачал головой, по-прежнему сохраняя улыбку, хоть и с оттенком грусти. – Временами мне хочется забыть. Эта беседа была прервана брызгающим слюной фырканьем с противоположной стороны холла, с последующими хлопками по постельному белью, яростными проклятиями, и резким звуком «бум!», будто что-то, вероятно, ботинок, ударилось об стену. – Гребаный кот! – проревел майор МакДональд. Я сидела, зажав рот рукой, когда топот босых ног завибрировал по половицам, и раздался последовавший за ним грохот двери майора, которая широко распахнулась, и сразу же захлопнулась со страшным треском. Джейми стоял, замерев на мгновение. Теперь он двинулся, очень деликатно, и бесшумно приоткрыл нашу собственную дверь. Адсо, с высокомерно задранным S-образным хвостом, забрел внутрь. Эффектно игнорируя нас, он пересек комнату, легко вскочил на умывальник, и сел в раковину, где вытянув заднюю лапу в воздухе, принялся спокойно вылизывать свои яички. – Однажды в Париже я видел мужчину, который мог проделывать такое, – заметил Джейми, с интересом наблюдая за этим представлением. – Неужели есть люди, готовые платить за то, чтобы разглядывать подобные вещи? – Я предположила, что никто, вероятно, не станет участвовать в публичном зрелище такого рода просто ради удовольствия. Во всяком случае, не в Париже. – В общем-то, это был не столько мужчина, сколько его подруга, не менее гибкая, надо сказать. – Он широко улыбнулся мне, глаза при свечах ярко блестели синевой. – Это как смотреть на спаривающихся червей, ага? – Как увлекательно, – пробормотала я, и взглянула на умывальник, где Адсо теперь проделывал кое-что даже более нескромное. – Тебе повезло, что майор не спит вооруженным, кот. Он бы тебя пристрелил и сварил в горшке как тушеного кролика. – О, сомневаюсь. Наш Дональд скорей всего спит с клинком, но очень хорошо знает, кто ему мажет масло на хлеб. Ты бы не приготовила ему завтрак, если бы он проткнул твоего кота. Я взглянула на дверь. Поднимание матраса и бормотание проклятий на той стороне холла стихли. Майор, с натренированной легкостью про¬фесси¬онального солдата уже давно был на обратном пути в страну грез. – Видимо, нет. Ты был прав насчет его способности выхлопотать себе должность у нового губернатора. И представляю, что это и есть насто¬ящая причина его заинтересованности в твоем политическом развитии? Джейми кивнул, но явно потерял интерес к обсуждению махинаций майора МакДональда. – Я был прав, не так ли? Это означает, что ты должна расплатиться, Сассенах. Он посмотрел на меня с таким видом, словно в его голове рождался хитрый замысел, который, я надеялась, не был навеян воспоминаниями о червеобразных парижанах. – О, – я взглянула на него с опаской. – И... эм... как именно...? – Ну, в общем, я еще не продумал все детали, но думаю, для начала тебе стоит лечь в кровать. Это звучало как разумный подход к делу. Я нагромоздила подушки в изголовье кровати, остановившись, чтобы убрать кинжал, и начала вскарабкиваться на нее. Однако, снова остановившись, вместо этого наклонилась и прокрутила кроватный ключ, туго натягивая веревки, поддерживающие матрас, пока кровать не заскрипела, а веревки не начали протяжно трещать. – Весьма благоразумно, Сассенах, – сказал Джейми позади меня, явно развеселившись. – Опыт, – деловито произнесла я, вскарабкиваясь на четвереньках на заново подтянутую кровать. – Я довольно часто просыпалась после ночи с тобой на матрасе, сложенном конвертом вокруг моих ушей и задницей в сантиметре от земли. – О, я рассчитываю, что твоя задница в итоге окажется несколько повыше, – заверил он меня. – Ох, ты собираешься позволить мне быть сверху? – У меня были смешанные чувства по этому поводу. Я жутко устала, и хотя мне нравилось кататься верхом на Джейми – даже очень – я ехала верхом на мерзкой лошади более десяти часов, и мышцы бедер, необходимые для двух этих видов деятельности, судорожно дрожали. – Может попозже, – сказал Джейми, сузив глаза в раздумьи. – Ляг на спину, Сассенах, и подбери свою сорочку. Теперь разведи ноги для меня. Вот, хорошая девочка. Нет, немного пошире, ага? – Он начал, с нарочитой медлительностью, снимать рубашку. Я вздохнула и слегка подвинула ягодицы в поисках позиции, которая не сведет ноги судорогой, если я буду их долго держать в одном положении. – Если у тебя на уме то, что я думаю, что у тебя на уме, ты пожалеешь об этом. Я даже не приняла ванну, – сказала я укоризненно. – Я ужасно грязная и воняю как лошадь. Обнаженный, он поднял свою руку и оценивающе принюхался. – Да? Вот и хорошо, я тоже. Ну, ничего, я люблю лошадей. – Он отказался от каких либо дополнительных причин для задержки, остановившись лишь осмотреть свои предварительные приготовления, и взглянул на меня с одобрением. – Да, очень хорошо. Теперь вот, если ты только поднимешь руки над головой и ухватишься за кровать... – Ты этого не сделаешь! – воскликнула я и сразу понизила голос, непроизвольно взглянув на дверь. – Не сейчас, когда МакДональд на другом конце холла! – О, еще как сделаю, – заверил он меня, – и черт с ним, с МакДональдом и дюжиной таких как он. – Все же, он остановился, задумчиво изучая меня, и через мгновенье вздохнул и покачал головой. – Нет, – сказал он тихо. – Не сегодня. Ты все еще думаешь об этом голландском ублюдке и его семье, да? – Да. А ты разве нет? Он сел возле меня на кровать, вздыхая. – Я очень старался не думать об этом, – честно признался он. – Но свежим мертвецам не лежится спокойно в могилах, так ведь? Я положила свою руку поверх его руки, с облегчением узнав, что он чувствует то же, что и я. Ночной воздух казался беспокойным от витающих духов, и я почувствовала щемящую грусть от того запущенного садика, ряда могил, и от всех событий и тревог того вечера. Это была та ночь, когда хотелось в безопасности укрыться внутри, с большим огнем в очаге и людьми рядом. Дом шевелился, ставни скрипели от ветра. – Я хочу тебя, Клэр, – нежно сказал Джейми. – Мне нужно... ты позволишь? «Интересно, а у них перед смертью была такая же ночь?» – подумала я. Спокойно и уютно в стенах своего дома, муж и жена перешептываются между собой, лежат, обнявшись, не имея ни малейшего понятия о том, что приготовило им будущее. В моей памяти всплыли ее белые длинные бедра, когда ветер подул на нее, и я мельком увидела маленький курчавый коврик между ними, и вульву под нимбом каштановых волос, белую как резной мрамор, ее бороздка запечатана как у статуи девственницы. – Мне тоже нужно, – также нежно сказал я. – Иди ко мне. Он прильнул ближе, и аккуратно стянул шнурок моей сорочки, так, что заношенное белье сползло с моих плеч. Я попыталась ухватить ткань, но он поймал мою руку и держал ее внизу вдоль тела. Одним пальцем он приспустил рубашку ниже, затем задул свечу, и в темноте, наполненной запахами воска, меда и лошадиного пота, стал целовать мой лоб, глаза, скулы, губы и подбородок, и продолжил дальше, медленно, слегка касаясь губами, до изгиба стоп. Затем он приподнялся, и надолго впился губами в мою грудь, целуя и посасывая, а я гладила рукой его спину, и сжимала ягодицы, голые и уязвимые в темноте. Позже, мы лежали в приятном червеобразном клубке, единственный свет в комнате мерцал от затухающего очага. Я так устала, что могла чувствовать, как мое тело тонет в матрасе, и не желала ничего больше, кроме как погрузиться все глубже и глубже в радушную тьму забвения. – Сассенах? – Хм? Мгновение нерешительности, и его рука нашла мою, обвившись вокруг. – Ты ведь не сделаешь, как она, правда? – Кто? – Ну, та голландка. Выхваченная из объятий сна, я была сбита с толку и растеряна, достаточно, чтобы даже образ мертвой женщины, укрытой собственным передником, казался нереальным, не более тревожащим, чем случайные обрывки реальности, которые мой мозг выбросил за борт в тщетном усилии остаться на плаву, когда я все глубже погружалась в сон. – Что? Упасть в огонь? Постараюсь этого не делать, – заверила я, зевая. – Спокойной ночи. – Нет. Проснись, – он легонько потряс меня за руку. – Поговори со мной, Сассенах. – Гм… – С невероятным усилием я выбралась из соблазнительных объятий Морфея, и перевалилась на бок, лицом к Джейми. – Мм... Поговорить с тобой. О чем...? – О голландке, – терпеливо повторил он. – Если меня убьют, ты же не пойдешь и не убьешь всю свою семью, правда? – Что? – Я почесала свободной рукой лоб, стараясь найти в этом смысл, на фоне уплывающих остатков сна. – Чья вся... Ох...Ты думаешь она это сделала нарочно? Отравила их? – Думаю, возможно, да. Его слова были не более чем шепот, но они полностью вернули меня в сознание. На мгновение я лежала молча, затем потянулась к нему, желая убедиться, что он еще там. Он был там: большой, крупный объект. Гладкая кость бедра теплая и живая под моей рукой. – С таким же успехом, это может быть несчастный случай, – сказала я низким голосом. – Ты не можешь знать наверняка. – Нет, – признался он. – Но я не могу перестать это видеть. – Он беспокойно повернулся на спину. – Пришли мужчины, – тихо сказал он перекладинам над головой. – Он дрался с ними, и они убили его прямо там, на пороге собственного дома. И когда она увидела, что он мертв, я думаю, она сказала мужчинам, что ей нужно сначала покормить детей, прежде чем... и тогда она положила поганки в тушеное мясо, и покормила малышей и свою мать. Она забрала с собой еще двух мужчин, но мне кажется, это как раз и был несчастный случай. Она только хотела последовать замужем. Не хотела оставлять его там, одного. Я хотела сказать ему, что это чересчур драматичная интерпретация того, что он видел, но не могла с уверенностью сказать, что он не прав. Слушая, как он описывает то, что видел в мыслях, я тоже увидела это очень отчетливо. – Ты не знаешь, – мягко сказала я, наконец. – Ты не можешь знать. Пока не найдешь других мужчин, внезапно подумала я, и не спросишь их. Правда, этого я не осмелилась сказать вслух. Какое-то время никто из нас не издавал ни звука. Я могла сказать, что он все еще был погружен в раздумья, но зыбучие пески сна снова затягивали меня вниз, цепляясь и соблазняя. – Что если я не смогу защитить тебя? – прошептал он, в конце концов. Его голова внезапно повернулась на подушке в мою сторону. – Тебя и всех остальных? Я буду стараться изо всех сил, на которые способен, Сассенах, и мне безразлично, если я погибну, защищая вас. Но что если я погибну слишком рано и проиграю? Как можно было ответить на такое? – Ты не проиграешь, – прошептала я в ответ. Он вздохнул и наклонил голову, соприкоснувшись со мной лбом. Я почувствовала запах омлета и виски, идущий от его дыхания. – Я постараюсь, – сказал он, и притянул мои губы к своим, более мягким, придающим спокойствие в темноте. Я положила голову рядом с изгибом его плеча, обвила его руку своей, и вдохнула запах его кожи, пропахшей дымом и солью, словно он варился на огне. – Ты пахнешь как копченая ветчина, – пробормотала я, и он издал низкий звук удовольствия, и вклинился рукой в ее привычное место – зажав между моими бедрами. Я наконец-то расслабилась, и позволила тяжелым пескам сна засосать меня внутрь. Возможно, он сказал это, когда я провалилась в темноту, а возможно, мне это только приснилось. – Если я умру, – прошептал он в темноту, – не следуй за мной. Дети нуждаются в тебе. Останься ради них. Я могу подождать.
ЖЕРТВА РЕЗНИ От лорда Джона Грея Мистеру Джеймсу Фрейзеру, эсквайру. 14 апреля, 1773 Мой дорогой друг, Пишу Вам в добром здравии и надеюсь, что и Вы чувствуете себя прекрасно. Мой сын возвратился в Англию завершить свое образование. Он с восторгом пишет о своих впечатлениях (прилагаю копию его последнего письма), и заверяет в своем благополучии. Что еще более важно, моя матушка также пишет о его процветании, хотя я подозреваю – исходя скорее из не сказанных ею слов, нежели сказанных – что он привнес непривычную ноту беспорядка и сумятицы в ее дом. Признаться, я чувствую недостаток этого в собственном доме. Вы бы подивились, какой спокойной и размеренной стала моя жизнь в эти дни. При этом покой угнетает меня, и хотя тело мое здравствует, душа моя поникла. Боюсь, я ужасно скучаю по Уильяму. Дабы отвлечься от своего чувства одиночества, я в последнее время занялся новой деятельностью – производством вина. Конечно же, моя продукция лишена высокого качества вашего самогона, однако я льщу себе тем, что оно вполне приемлемо для питья, и если его выдержать еще год другой, станет довольно вкусным. Я вышлю Вам дюжину бутылок в конце месяца в сопровождении моего нового слуги, мистера Хиггинса, чья история может показаться вам интересной. Вы, возможно, слышали о постыдной уличной стычке в Бостоне три года назад, которую, как я часто вижу, в газетах и листовках называют «Резня», совершенно безответственно и ошибочно с точки зрения тех, кто был причастен к реальному событию. Я сам не был свидетелем, но беседовал со многими офицерами и солдатами, присутствовавшими там. Если они говорят правду, в чем я не сомневаюсь, то взгляд, который выражает бостонская пресса на этот случай, совершенно отвратителен. Бостон, по всеобщим отзывам – настоящий адский котел республи¬канских настроений, с так называемым «митингующим движением» в большинстве своем на улицах, и при любой погоде, что впрочем являлось не более, чем предлогом для собрания обычной толпы, главным занятием которой было досаждать войскам, расквартированным там. Хиггинс рассказывал мне, что ни один человек не отваживался выходить в одиночку в мундире из страха перед этими толпами, и даже превышая их количеством, солдаты скрывались от публичных домогательств в казармах, за исключением моментов, когда долг призывал их удерживать позиции. Однажды вечером, патруль из пяти солдат попал в окружение, преследуемый не только оскорблениями непристойного характера, но и метанием камней, комьев земли и навоза, и прочего мусора. Давление толпы было столь сильным, что люди, опасавшиеся за свою безопасность, нацелили ружья, в надежде отбить охоту на дальнейшие непотребства, сыпавшиеся на них. Однако их цель не только не была достигнута, но и вызвала большее надругательство со стороны толпы, и в какой-то момент раздался ружейный выстрел. Никто не может сказать определенно, был ли выстрел произведен из толпы или из ружья одного из солдат, не говоря уже о том, был ли он случайным или намеренным, но его эффект... Впрочем, у Вас достаточно личного опыта, чтобы представить себе сумбурность последующих событий. В итоге, пятеро человек из толпы было убито. И хотя солдаты были оскорблены и избиты, они спаслись живыми, только чтобы их предста¬вили козлами отпущения в злобных декламациях лидеров митингующих на страницах газет, состряпанных так, чтобы это все выглядело бессмысленной и ничем не спровоцированной резней невинных, нежели самозащитой против толпы, возбужденной выпивкой и лозунгами. Я признаю, что мои симпатии полностью лежат на стороне солдат, уверен, Вам это очевидно. Они были привлечены к суду, где судья вынес оправдательный приговор троим, однако без сомнения он чувствовал, что освободив их, подвергнет себя опасности. Хиггинс, вместе с другим солдатом, был обвинен в непредумышленном убийстве, но подал прошение духовенству и его освободили после наложения клейма позора. Он был, конечно же, уволен из армии без средств к существованию, став предметом всеобщего порицания, и оказался в плачевном положении. Он рассказывал мне, что был избит в таверне вскоре после освобождения, и от нанесенных ран ослеп на один глаз. В действительности, его жизнь не единожды подвергалась опасности. Так, в поисках безопасности, он нанялся моряком на сторожевой корабль под командованием моего друга, капитана Джилла. Я видел его в море и могу заверить, что быть моряком – не его призвание. Положение дел вскоре стало известно капитану Джиллу, и он положил конец службе Хиггинса по их прибытию в первый же порт. Я был в городе по делам, и случайно столкнулся с капитаном, который рассказал мне об ужасной ситуации Хиггинса. Я надумал найти этого человека, чувствуя жалость к солдату, который, как мне казалось, исполнял свой долг с честью, и несправедливо страдал за это. Я нашел его умным человеком с покладистым характером, и взял его к себе на службу, где он проявил себя заслуживающим доверия. Я отослал его с вином, в надежде, что Ваша жена окажет любезность осмотреть его. Местный лекарь, доктор Поттс, уже осматривал его, и заключил, что повреждение глаза непоправимо, что, скорее всего, правда. Однако, убедившись на собственном опыте в способностях Вашей жены, я полагаю, она сможет предложить лечение для других его недугов. Доктор Поттс оказался неспособен в этом помочь. Передайте ей, что я ее покорный слуга и буду вечно ей благодарен за ее доброту и умение. Мои самые теплые пожелания Вашей дочери. Я послал ей небольшой подарок, который прибудет вместе с вином. Уверен, ее муж не обидится на мою фамильярность, учитывая мое длительное знакомство с Вашей семьей, и позволит ей принять его. Как всегда, Ваш покорный слуга, Джон Грей.
В ПРЕДДВЕРИИ ВОЙНЫ Апрель, 1773 год Роберт Хиггинс был субтильным молодым человеком, настолько тонким, что казалось, его кости скреплялись только его одеждой, и таким бледным, что легко представлялось, возможным видеть сквозь него. Однако его украшали большие, искренние голубые глаза, волнистая копна светло-каштановых волос, и застенчивость, которая вызвала у миссис Баг, желание сразу взять его к себе под крыло и объявить о твердом намерении кормить, до тех пор, пока он не отбудет обратно в Вирджинию. Мне самой очень понравился господин Хиггинс; он был добродушным мальчиком, с мягким акцентом своего родного Дорсета. Мне стало очень интересно, была ли щедрость лорда Джона Грея по отношению к нему такой же бескорыстной, какой казалась. Надо сказать, я неохотно пришла к симпатии в отношении Джона Грэя – лишь после разделенного нами опыта с корью несколькими годами ранее, и его дружбы с Брианной, в то время, когда Роджер был в плену у ирокезов. Однако оставался остро осознаваемый мною факт, что лорду Джону действительно нравились мужчины – особенно Джейми, но конечно и другие мужчины, тоже. Бичем, – сказала я себе, выкладывая корни триллиума, на просушку, – ты патологически подозрительна. – О, да. Это точно, – раздался позади меня насмешливый голос. – И кого и в чем ты подозреваешь? Я вздрогнула от испуга, и триллиум разлетелся в разные стороны. – Ах, это ты, – сказала я сердито. – Почему тебе обязательно нужно подкрадываться ко мне? – Для практики, – ответил Джейми, целуя меня в лоб. – Не хочу растерять навыки следопыта. Почему ты говоришь сама с собой? – Так мне гарантирован хороший слушатель, – язвительно ответила я, и он засмеялся, наклонившись помочь мне собрать с пола корни. – Кого ты подозреваешь, Сассенах? Я обдумывала ответ, но не придумала ничего лучшего, чем сказать правду. – Мне интересно, совратил ли Джон Грей нашего мистера Хиггинса – сказала я без обиняков. – Или только намеревается. Он слегка моргнул, но не выглядел шокированным, и это, само собой, дало мне понять, что он сам рассматривал такую возможность. – Что заставило тебя так думать? – Во-первых, он очень симпатичный молодой человек – сказала я, взяв у него горсть корней, и выкладывая их на лист марли. – Во-вторых, у него самый тяжелый случай геморроя, который я когда-либо видела у мужчины его возраста. – Он позволил тебе осмотреть это? – Джейми покраснел при упоминании о мужеложстве; ему не нравилась моя бестактность, но он всеже спросил. – Ну, это потребовало немало убеждения, – сказал я. – Он рассказал мне о болезни достаточно легко, но ему не хотелось, чтобы я осматривала его. – Мне бы тоже не понравилось подобное обследование, – заверил меня Джейми, – а я женат на тебе. С какой стати ты захотела бы смотреть на такую вещь, не считая болезненного любопытства? – Он бросил опасливый взгляд на мой большой черный журнал, открытый на столе. – Ты ведь не собираешься рисовать изображение задницы бедного Бобби Хиггинса? – В этом нет необходимости. Я не могу представить врача, не важно из какого времени, который бы не знал, как выглядит геморрой. В конце концов, он был у древних израильтян и египтян. – У них он был? – Это есть в Библии. Спроси у мистера Кристи, – посоветовала я. Он покосился на меня. – Ты обсуждала Библию с Томом Кристи? Ты намного храбрее меня, Сассенах. Кристи был самым набожным протестантом, и был счастлив лишь тогда, когда бил кого-то по голове томом Священного Писания. – Не я. На прошлой неделе Герман спросил меня, что такое «наросты». – Что? – Шишки. «И сказали они: какую жертву повинности должны мы принести Ему? Те сказали: по числу владетелей Филистимских пять наростов золотых и пять мышей золотых» процитировала я, – или что-то вроде того. Это максимально близко к тому, что я могу прочитать по памяти. Мистер Кристи заставил Германа выписать стих из Библии в качестве наказания, и, будучи любознательным, Герман задался вопросом, о чем же он пишет. – И он, конечно же, не спросил мистера Кристи, – Джейми нахмурился, потирая пальцем переносицу. – Хотел бы я знать, что такого натворил Герман? – Почти наверняка нет. – Том Кристи заработал квит-ренту на своей земле, служа местным учителем, и, казался способным сохранять дисциплину на своих условиях. Мое мнение было таково, что наличие Германа Фрейзера в качестве ученика, вероятно, стоило всей суммы, с точки зрения затраченных усилий. – Золотые наросты, – пробормотал Джейми. – А что, это мысль. Он мечтательно вздохнул, как это часто бывало, когда он обдумывал какую-нибудь ужасную идею, связанную с возможным членовредительством, смертью или пожизненным заключением. Я нашла это выражение, мягко го¬воря тревожным, но каков бы ни был ход его мыслей, вызванных «золо¬тым геморроем», в настоящее время он оставил его, покачав головой. – Итак, мы говорили о заднице Бобби? – Ах, да. О том, зачем я хотела взглянуть на наросты мистера Хиггинса, – сказала я, возвращаясь к предыдущему пункту разговора, – я хотела увидеть, возможно ли улучшение с помощью лечения, или же придется все удалить. Брови Джейми поползли вверх. – Удалить? Как? Твоим крошечным ножичком? – Он быстро взглянул туда, где я держала свои хирургические инструменты, и с отвращением втянул голову в плечи. – Да, я могла бы, хотя представляю, как это было бы болезненно без анестезии. Есть более простой метод, который только начинал входить в широкое использование, когда я... ушла. Всего на мгновение, я почувствовала глубокий приступ тоски по моей больнице. Я почти ощутила запах дезинфицирующего средства, услышала шум и суету медсестер и санитаров, прикоснулась к глянцевым обложкам научных журналов, разбухших от идей и информации. Затем это прошло, и я уже оценивала целесообразность пиявок против перевязывания для достижения идеала анального здоровья мистера Хиггинса. – Доктор Ролингс советует использовать пиявки – объяснила я. – Для серьезного случая он предлагает двадцать или тридцать штук. Джейми кивнул, не выказывая особого отвращения к идее. Конечно, он сам прошел лечение пиявками несколько раз и уверил меня, что они не причиняют боль. – Ага. У тебя столько нет под рукой, не так ли? Должен ли я собрать малышню и отправить их на лов? Джемми и Герман ни о чем так не мечтали, как о предлоге пройтись с дедушкой по заболоченным топям ручьев и вернуться, украшенными пиявками и грязью по самые брови – но я покачала головой. – Нет. То есть я имею в виду, да – поправила я себя. – На твое усмотрение, но я не нуждаюсь в них немедленно. Пиявки лишь на время облегчат ситуацию, но геморрой Бобби – это ужасный тромбоз. То есть, сгустки засохшей крови внутри, – поправилась я, и думаю, что ему действительно будет лучше полное удаление. Я уверена, что смогу легировать их – я имею в виду, очень плотно завязать нитки вокруг основания каждого узла. Это перекроет в них поток крови, и, в конце концов, они просто высохнут и опадут. Очень аккуратно. – Очень аккуратно, – эхом пробормотал Джейми. Выглядел он, мягко говоря, настороженно. – Ты делала это раньше? – Да, один или два раза. – А-а. – Он скривил губы, очевидно, представляя себе процесс. – Как... эм..., я имею в виду... как ты считаешь, сможет ли он гадить, пока это будет продолжаться? Конечно, это ведь должно занять некоторое время. Я нахмурилась, постукивая пальцем по столешнице. – Его главная трудность и состоит в том, что он не может иметь стул. В смысле, недостаточно часто и не в надлежащей консистенции... – Кошмарное питание – сказала я, обвиняюще указывая на него пальцем. – Он рассказал мне: хлеб, мясо, и пиво. Ни овощей, ни фруктов. Я не сомневаюсь, что запор – это всеобщий бич британской армии. Не удивлюсь, если у каждого солдата есть геморройные шишки, свисающие из задницы, как виноградные гроздья! Джейми кивнул, подняв одну бровь. – Есть множество вещей, которые меня в тебе восхищают, Сассенах, но особенно – нежная, деликатная манера твоей речи. – Он кашлянул, взглянув вниз. – Однако если, как ты говоришь, запор вызывает шишки... – Это так. – Ага, хорошо. Только вот мы говорили о Джоне Грэе. Я имею в виду, ты не думаешь, что задница Бобби в состоянии заниматься... ммпфм.. – Ох... Ну, нет, не непосредственно – я запнулась. – Это больше из-за того, что лорд Джон написал в своем письме, он хотел, чтобы я, как он выразился, «предложила лечение для других его недугов». Я имею в виду, возможно, он мог бы знать о трудностях Бобби, без... эм... личного досмотра, скажем так? Но, откровенно говоря, шишки – настолько банальная болезнь… Отчего бы ему заинтересовываться этим настолько, чтобы просить меня сделать что-то с ними – если он не думал, что они могли бы помешать его собственному возможному... эм... продвижению? Лицо Джейми, возвратившееся к своему нормальному оттенку во время обсуждения пиявок и запора, на этом месте покраснело снова. – Я имею в виду, – сказала я, складывая руки под грудью, – что меня несколько воротит... при мысли, что он послал мистера Хиггинса сюда «на ремонт», если можно так выразиться. – Я страдала от легкого чувства неловкости относительно вопроса о заднице Бобби Хиггинса, но не облекала это понятие в слова раньше. Теперь, когда я это сделала, то осознала наверняка, что именно беспокоит меня. – Мысль, что я решу проблему бедного малыша Бобби, а затем отправлю его домой, чтобы… – я плотно сжала губы, и резко повернулась обратно к своим корням, бесцельно переворачивая их. – Мне не нравится так думать – сказала я дверце шкафа. – Я постараюсь сделать все, что смогу для мистера Хиггинса. У Бобби Хиггинса не много перспектив. Несомненно, он сделает все... что потребует его светлость. Но возможно я несправедлива к нему – Лорду Джону, я имею в виду. – Возможно, так и есть. Я обернулась, чтобы обнаружить Джейми, сидящего на моем табурете, вертящего в руках баночку гусиного жира, которая, казалось, занимала все его внимание. – Ну, – сказала я неопределенно. – Ты знаешь его лучше, чем я. Если ты думаешь, что он не... – Мои слова затихли. Внезапно, снаружи послы¬шал¬ся мягкий стук, словно верхушка ели ударилась о деревянное крыльцо. – Я знаю Джона Грея больше, чем хотел бы, – сказал Джейми, наконец, и поглядел на меня, слабо улыбнувшись уголком рта. – И он знает обо мне гораздо больше, чем мне нравится думать. Но, – он наклонился вперед, поставил баночку, затем поместил руки на колени и посмотрел на меня, – В одной вещи я не сомневаюсь. Он – благородный человек. Он не станет обманывать Хиггинса, или любого другого человека, находящегося под его защитой. Он казался очень уверенным в этом, и я успокоилась. Мне действительно нравился Джон Грей. Хотя до сих пор, появление его писем, регулярных как тиканье часов, всегда вселяло в меня слабое чувство тревоги, словно я слышала отдаленные раскаты грома. Не было ничего в самих письмах, чтобы вызвать такой отклик; они походили на самого человека – эрудированные, с чувством юмора, и искренние. И, конечно, у него была причина писать. Более, чем одна. – Ты знаешь, он все еще любит тебя, – сказала я спокойно. Он кивнул, но даже не посмотрел на меня, его пристальный взгляд по-прежнему был устремлен куда-то за деревья, обрамляющие палисадник. – Ты бы предпочел, чтобы этого не было? Он помолчал, потом снова кивнул. Хотя в этот раз он обернулся, чтобы посмотреть на меня. – Да, предпочел. Для себя. Для него, конечно. Но для Уильяма? – Он неуверенно покачал головой. – Ох, возможно он усыновил Уильяма ради тебя – сказала я, прива¬лившись к стойке. – Но я видела их двоих, и не сомневаюсь, что он любит Вилли ради него самого. – Да, я также не сомневаюсь в этом. – Он встал, беспокойно сбивая воображаемую пылинку со складки своего килта. Его лицо замкнулось, смотря внутрь себя на то, чем он не хотел делиться со мной. – Ты... – начала я, но остановилась, когда он снова взглянул на меня. – Нет. Это не имеет значения. – Что? – Он наклонил голову набок, сузив глаза. – Ничего. Он не двигался, только еще пристальней смотрел на меня. – Я вижу по твоему лицу, что это не так, Сассенах. Что? Я глубоко вдохнула через нос, завернув кулаки в фартук. – Это всего лишь – я уверена, что это не истина, это просто мимолетная мысль… Он издал низкий шотландский звук, означающий, что я должна прекратить болтать и «расколоться». Накопив достаточно опыта, чтобы осознать, что он не оставит это дело пока я не заговорю, я сдалась: – Ты когда-нибудь задумывался, не принял ли его лорд Джон, потому что,… что ж, Уильям, выглядит ужасно похожим на тебя и, очевидно, с самого раннего возраста. Поскольку лорд Джон находит тебя физически... привлекательным… – слова замерли. Я должна была бы перерезать себе горло, за это высказывание, видя выражение его лица. Он закрыл на мгновение глаза, чтобы не видеть меня. Его кулаки сжались так крепко, что проступили жилы от кистей рук до предплечья. Очень медленно он расслабил руки. Открыл глаза. – Нет, – сказал он, с полной убежденностью в голосе. Он кинул на меня прямой, твердый взгляд. – И это не та вещь, о которой я бы размышлял с сомнением. Я уверен. – Конечно, – быстро сказала я, желая уйти от темы. – Я знаю, – повторил он более резко. Два его негнущихся пальца постучали по ноге, затем успокоились. – Я тоже думал об этом. Когда он впервые сказал мне, что хочет жениться на Изабель Дансени. Он в замешательстве отвернулся, глядя в окно. Адсо был в палисаднике, преследуя что-то в траве. – Я предложил ему свое тело, – сказал Джейми резко, не оглядываясь. Слова были достаточно сильными, я могла понять по напрягшимся плечам, чего ему стоило произнести их. – В благодарность, я сказал тогда. Но это было… – он сделал странное судорожное движение, как будто пытаясь освободиться от невидимых пут. – Я намеревался увидеть, узнать точно, каким человеком он может быть. Этот мужчина, который примет моего сына как своего собственного. Голос его слегка задрожал, когда он сказал «мой сын», и я инстинктивно придвинулась к нему, желая хоть как-то залатать рану за этими словами. Он был напряжен, когда я прикоснулась к нему, не желая объятий, но взял меня за руку и сжал ее. – Не могла бы ты... действительно, сказать, что думаешь? Я не была шокирована. Джон Грэй рассказал мне об этом предложении несколько лет назад на Ямайке. Я не думаю, что он понял истинную природу этого предложения… Рука Джейми, сжала мою, и его большой палец прошелся по линиям моей ладони, слегка потирая ногти. Он посмотрел на меня, и я почувствовала, как его глаза исследуют мое лицо, не изучая, но так, как если бы кто-то заново увидел уже давно знакомый предмет – увидел глазами то, что длительное время представлял лишь сердцем. Его свободная рука поднялась и провела двумя пальцами по линии моей брови, остановившись на мгновение на скуле щеки, затем двинулись вверх, назад, прохладная в теплоте моих волос. – Ты не можешь быть так близко к другому человеку, – сказал он мне, наконец. – Находиться внутри друг друга, чтобы запах его пота впитывался в волосы твоего тела, и совсем не видеть его души. Или если ты можешь увидеть…– он замялся, и я задалась вопросом, думал ли он о Черном Джеке Рэндалле, или Лаогере, женщине, на которой он женился, думая, что я мертва. – Что ж... это ужасно само по себе – закончил он тихо, и его рука опустилась вниз. Между нами наступила тишина. Внезапный шорох появился из травы снаружи поскольку Адсо рванулся и исчез, и пересмешник начал тревожно вопить с большой красной ели. На кухне что-то упало со звоном, а затем раздалось ритмичное шуршание веника. Все уютные звуки жизни, которую мы создали. Делала ли я когда-нибудь это? Лежала с человеком, и ничего не видела в его душе? Конечно, делала, и он был прав. Холодное дыхание коснулось меня, и волоски тихо поднялись на моей коже. Он издал вздох, который, казалось, пришел из самого нутра, и провел рукой по своим волосам. – Но он отказался сделать это, Джон. – Он посмотрел вверх, затем послал мне кривую улыбку. – Он любил меня, – сказал он. – И если я не мог ответить ему взаимностью – а он знал, что я не мог – тогда он не принял бы фальшивку за настоящую монету. Он встряхнулся, жестко, как собака, вышедшая из воды. – Нет. Я знаю наверняка – человек, который сказал такую вещь, не является тем, кто занялся бы содомией с ребенком ради красивых голубых глаз его отца, Сассенах. – Нет, – сказала я. – Скажи мне... – Я колебалась, и он посмотрел на меня, одна бровь поднялась вверх. – Если… если бы... хм… он принял твое предложение – и ты нашел бы его... – я поискала какие-то разумные формулировки, – менее достойным человеком, чем мог бы надеяться… – Я сломал бы ему шею там, у озера – сказал он. – Не имело бы значения, если бы они повесили меня, я бы не позволил ему получить парня. – Но он этого не сделал, а я сделал – добавил он, пожимая плечами. – И если малыш Бобби придет в кровать его светлости, я думаю, что это будет по его собственной воле. *** Нет человека, который бы действительно чувствовал себя отлично с чьей-то рукой в его заднице. Я замечала это ранее, и Роберт Хиггинс не был исключением из правил. – Итак, это не будет слишком больно, – сказала я, как можно более успокаивающе. – Все, что вам нужно сделать, это быть неподвижным. – Ох! Я буду неподвижен, мэм, действительно буду, – горячо заверил меня он. Он находился на моем операционном столе, в одной рубашке, стоя на четвереньках, что удобно поместило оперируемую зону на уровень глаз. Щипцы и лигатуры, которые мне потребуются, помещались на столике справа от меня рядом с миской свежих пиявок, в случае необходимости. Он издал небольшой крик, когда я провела по заду влажной тканью, смоченной в скипидаре, в целях ее тщательного очищения, но он хорошо держал свое слово и не дергался. – Теперь, мы собираемся достичь здесь очень благоприятного эффекта, – заверила его я, взяв пару длинноносых щипцов. – Но чтобы облегчение стало постоянным, должны произойти радикальные изменения в вашем питании. Вы меня понимаете? Он затаил дыхание, когда я схватила одну из шишек и потянула к себе. Их было три, в классическом расположении – на 9, 2 и 5 часов по циферблату... Выпуклые, как малина, и точно такого же цвета – О-о! …Д-да, мадам! – Овсянка, – сказала я твердо, переложив щипцы в левую руку, не уменьшая сцепления, и взяв правой рукой иглу с продетой в нее шелковой нитью. – Каша каждое утро, без исключения. Заметили ли вы изменения к лучшему в функциях Вашего кишечника, после того как миссис Баг кормит вас кашей на завтрак? Я свободно продела нить вокруг круглого основания геморроидального узла, затем аккуратно толкнула иглу вверх, делая небольшую петлю, и затянула. – Аааа... о! Эмм... сказать по правде, мэм, это как гадить кирпичами, покрытыми шкурой ежа, и уже неважно, что я ем. – Ну, это пройдет – заверила я его, скрепляя лигатуры узелком. Я выпустила геморройный узел, и он глубоко вдохнул. – Теперь, виноград. Вы любите виноград, не так ли? – Не люблю. У меня зубы сводит, когда я его кусаю. – Неужели? – Его зубы не выглядели прогнившими; мне стоит поближе осмотреть его рот, возможно, он страдает легкой формой цинги. – Хорошо, мы попросим миссис Баг сделать красивый пирог с изюмом для вас; вы можете съесть его без труда. У лорда Джона есть способный повар? – Я прицелилась щипцами и достала следующий. Сейчас уже привыкнув к этому ощущению, он лишь немного поворчал. – Да-а мэ-эм. Индеец, по имени Манок. – Хм-м. – Продеваю вокруг и вверх, затягиваю, связываю. – Я напишу рецепт пирога с изюмом для вас, чтобы передать ему. Он готовит ямс, или бобы? Фасоль довольно хороша для этой цели. – Я верю, что он готовит, мэм, но его Светлость... У меня для вентиляции были открыты окна. Бобби был не грязнее других, но он, безусловно, не был чище... и в этот момент я услышала звуки с тропы – голоса, и звон упряжи. Бобби тоже услышал, дико глянул в окно, и напряг задние конечности на столе, словно собирался подпрыгнуть как кузнечик. Я схватила его за одну ногу, но затем передумала. Не было никакого другого способа прикрыть окно, кроме как закрыть ставни, но мне нужен был свет. – Давайте вставайте, – сказала я ему, отпуская и потянувшись за полотенцем, – а я пойду, посмотрю кто это. – Он последовал в этом направлении с проворством, карабкаясь вниз и поспешно достигнув своих бриджей. Я вышла на крыльцо, как раз вовремя, чтобы поприветствовать двух мужчин, которые вели своих мулов по последнему трудному склону во двор. Ричард Браун, и его брат Лайонел, из одноименно названного Браунсвилля. Я удивилась, увидев их: было добрых три дня пути в Браунсвилль из Риджа, и между этими двумя поселениями почти не было торговли. По крайней мере, это было так же далеко, как Салем, но в противоположном направлении, однако жители Риджа ходили туда гораздо чаще; Моравы были трудолюбивыми и толковыми торговцами, беря мед, масло, соленую рыбу и избегая торговать сыром, керамикой, курами и другими мелкими животными. Насколько я знала, жители Браунсвилля имели дело только с дешевыми торговыми товарами для чероки, и в производстве очень низкопробного пива, не стоящего поездки. – Добрый день, мистрисс. – Ричард, самый низкий и старший из братьев, коснулся края своей шляпы, но не снял ее. – Ваш муж дома? – Он в сарае, выделывает шкуры. – Я аккуратно вытерла руки о полотенце, которое держала. – Проходите в кухню; я принесу немного сидра. – Не стоит беспокоиться. – Без дальнейших церемоний он повернулся и целенаправленно пошел за дом. Лайонел Браун, чуть выше брата ростом, хотя с тем же телосложением, почти долговязым, и с такими же табачного цвета волосами, коротко кивнул мне, последовав за ним. Они оставили своих мулов с повисшими поводьями, по-видимому, на мое попечение. Животные медленно побрели через двор, останавливаясь, чтобы пощипать высокую траву, которая росла вдоль дороги. – Хмпф! – сказала я, глядя вослед братьям Браун. – Кто это? – произнес низкий голос позади меня. Бобби Хиггинс вышел наружу и пристально всматривался с крыльца своим здоровым глазом. Бобби, как правило, опасался незнакомцев, что неудивительно, учитывая его опыт в Бостоне. – Своего рода соседи, – я рванулась вперед и схватила одного из мулов под уздцы, когда он потянулся к персиковому деревцу, которое я посадила возле крыльца. Ему пришлось не по вкусу такое вмешательство в его дела, и он оглушительно заревел, попытавшись укусить меня. – Мэм, позвольте мне. – Бобби, уже держал под уздцы второго мула, и наклонился, чтобы взять у меня повод. – Чу! – крикнул он упрямому животному. – Заткнись, или я возьму палку! Бобби был пехотинцем, а не кавалеристом, это было видно сразу. Слова были достаточно смелыми, но плохо сочетались с его неуверенными действиями. Он небрежно дернул мула за поводья. Мул быстро прижал уши и укусил его за руку. Хиггинс закричал и выпустил обе пары поводьев. Кларенс, мой собственный мул, услышав сигнал, издал громкий приветственный вопль от своего лица, и два странных мула быстро затрусили в ту сторону, подбрасывая кожаные стремена. Бобби не сильно пострадал, хотя зубы мула прокусили кожу; пятно крови просочилось сквозь рукав его рубашки. Я приподняла ткань, чтобы посмотреть на укус, и услышала шаги на крыльце. Подняла глаза и увидела Лиззи, с большой деревянной ложкой в руке, которая выглядела встревоженной. – Бобби! Что произошло? Увидев ее, он сразу же выпрямился, принимая беспечный вид, и откидывая со лба прядь вьющихся каштановых волос. – О, эм... Ничего, мисс. Небольшая неприятность с отродьями Белиала . Не беспокойтесь, все в порядке. После чего его глаза закатились, и он упал в глубокий обморок. – О-о! – Лиззи слетела вниз по ступенькам и опустилась на колени рядом с ним, быстро хлопая его по щекам. – С ним все в порядке, миссис Фрейзер? – Бог его знает, – честно сказала я. – Но, думаю, да. – Бобби, казалось, дышал нормально, и я нащупала сносный пульс на его запястье. – Мы должны занести его внутрь? Или мне принести жженые перья, как вы думаете? Или нашатырь из хирургической? Или бренди? – Лиззи cуетилась, словно встревоженный шмель, готовый взлететь в любом из нескольких разных направлений. – Нет, я думаю, он приходит в себя. – Большинство обмороков длятся всего несколько секунд, и я могла видеть, как его грудь поднялась, и дыхание углубилось. – Капелька бренди пришлась бы очень кстати, – пробормотал он, его веки затрепетали. Я кивнула Лиззи, которая понеслась обратно в дом, оставив ложку на траве. – Чувствуете небольшую слабость? – спросила я сочувственно. Травма руки была не более, чем царапина, а я, разумеется, никак не навредила ему – ну, физически не навредила. В чем же тогда была проблема? – Я не знаю, мэм – Он попытался сесть, и, хотя был белым как полотно, казался в порядке, так что я позволила ему это. – Просто каждый раз, как у меня появляются эти пятна, в моей голове начинает что-то жужжать, словно рой пчел, и дальше наступает темнота. – Каждый раз? Это случалось и прежде? – спросила я резко. – Да мэм. – Голова его болталась, как подсолнух на ветру, и я обхватила его рукой под мышку, чтобы он снова не упал. – Его светлость надеялся, что вы, возможно, знаете как это прекратить. – Его… Господи… – О-о, он знал об обмороках? – Ну, конечно, он, знал, если бы Бобби имел привычку падать перед ним. Он кивнул головой и сделал глубокий, тяжелый вдох. – Доктор Поттс пускал мне кровь дважды в неделю, но это, похоже, не помогло. – Смею предположить, что нет. Полагаю, он был более полезен вашим шишкам – заметила я сухо. Слабый розовый оттенок появился на щеках – бедный мальчик, у него не было достаточно крови, чтобы обеспечить приличный румянец, и он отвел взгляд, пристально глядя на ложку. – Эмм... Я... Гм... Не говорил никому. – Не говорили? Я была удивлена. – Но… – Видите ли, это все поездка верхом. Из Вирджинии. – Румянец усилился. – Я бы не открылся никому, но неделя в седле этой чертовой лошади – не при вас будет сказано, мэм – довела меня до агонии, и уже не было никаких шансов скрыть это. – Значит, лорд Джон не знает об этом? Он энергично покачал головой, его растрепанные каштановые локоны упали обратно на лоб. Я почувствовала некоторое раздражение – с одной стороны на себя, за то, что ошиблась в мотивах Джона Грея, с другой стороны на Джона Грея за то, что он выставил меня дурой. – Что ж... Вы чувствуете себя немного лучше, сейчас? – Лиззи не появлялась с бренди, и я на мгновение задумалась, куда она пропала. Бобби все еще был очень бледен, но храбро кивнул и вскочил на ноги. Он стоял, покачиваясь и моргая, пытаясь удержать равновесие. Клеймо в виде буквы «М» на его щеке казалось кроваво-красным на фоне бледной кожи. Отвлекшись на обморок Бобби, я не обратила никакого внимания на звуки, доносящиеся с другой стороны дома. Правда, теперь я узнала голоса и приближающиеся шаги. Джейми и двое Браунов появились из-за угла дома, затем остановились, увидев нас. Джейми был слегка нахмурен, и хмурился все сильнее. Брауны, напротив, казались, как ни странно, в приподнятом настроении, хотя и с мрачными лицами. – Значит, это правда. – Ричард Браун тяжело уставился на Бобби Хиггинса, затем повернулся к Джейми. – У Вас убийца в доме. – У меня? – Джейми был холодно вежлив. – Я даже не знал об этом. – Он поклонился Бобби Хиггинсу с изысканностью французского придворного, затем выпрямился, показывая в сторону Браунов. – Мистер Хиггинс, позвольте представить вам мистера Ричарда Брауна и мистера Лайонела Брауна. Господа, мой гость, господин Хиггинс. – Слова «мой гость» были произнесены с нажимом, что заставило маленький рот Ричарда Брауна сжаться в тонкую ниточку. – Берегитесь, Фрейзер, – сказал он, пристально глядя на Бобби, словно призывая того испариться. – Водиться с плохой компанией может быть опасным в эти дни. – Я сам буду выбирать, с кем мне общаться, сэр. – Джейми негромко заговорил, процеживая каждое слово сквозь зубы. – И я не выбираю вас. Джозеф! Отец Лиззи, Джозеф Вемисс, появился из-за угла, ведя двух бешеных мулов, которые теперь, казались, послушными, как котята, хотя любой из них затмевал ростом мистера Вемисса. Бобби Хиггинс, потрясенный услышанным, дико посмотрел на меня, ожидая объяснений. Я слегка пожала плечами, сохраняя молчание, пока Брауны не сели на мулов и не покинули поляну, с напряженными от гнева спинами. Джейми подождал, пока они скроются из виду, затем выдохнул, гневно запустив руки в волосы, бормоча что-то на гэльском. Я не вникла в тонкости, но поняла, что он сравнивал характер наших последних посетителей с геморроем мистера Хиггинса в ущерб Браунам. – Прошу прощения, сэр? – Хиггинс выглядел растерянным, но стремился понравиться. Джейми посмотрел на него. – Пусть исходят желчью, – сказал он, махнув в сторону Браунов прогоняющим жестом. Он поймал мой взгляд и повернулся в сторону дома. – Пойдемте, Бобби; У меня есть парочка вещей, которые я должен сообщить вам. ***
Я последовала за ними по двум причинам – из любопытства, и в случае, если мистер Хиггинс снова упадет в обморок. Он казался достаточно стабильным, но все еще был очень бледным. По сравнению с Бобби Хиггинсом, мистер Вемисс – такой же светловолосый и худощавый как его дочь – казался пышущим здоровьем. Что же такое происходило с Бобби? Я недоумевала. Я бросила осторожный взгляд на его бриджи, когда следовала за ним, но все было в порядке – никакого кровотечения. Джейми повел нас в свой кабинет, жестом указав на несколько разномастных табуретов и ящиков, которые он использовал для посетителей. Но Бобби и мистер Вемисс решили постоять. Бобби – по понятным причинам, мистер Вемисс из уважения; ему никогда не было комфортно сидеть в присутствии Джейми, за исключением совместных трапез. Не стесненная физическими повреждениями или социальным предубеждением, я устроилась на лучшем стуле и подняла одну бровь на Джейми, севшего на стол, который он использовал как рабочий. – Значит, дела обстоят так, – сказал он без преамбул. – Браун и его брат провозгласили себя главами Комитета Безопасности, и пришли, чтобы завербовать меня и моих арендаторов в качестве его членов. Он взглянул на меня, уголки его рта немного изогнулись. – Я отказался, как вы, несомненно, заметили. Мой живот слегка сжался, думая, о том, что сказал майор Макдональд, и о том, что знала я. Значит, ЭТО началось. – Комитет Безопасности? – Мистер Вемисс растерянно оглянулся и посмотрел на Бобби Хиггинса, который выглядел существенно менее удивленным. – Провозгласили, значит? – мягко сказал Бобби. Пряди вьющихся каштановых волос выбились из ленты; он заправил одну за ухо. – Вы слышали о таких комитетах прежде, мистер Хиггинс?спросил Джейми, подняв одну бровь. – Встречался с одним из них, сэр. Довольно близко. – Бобби быстро коснулся пальцем чуть ниже своего слепого глаза. Он был по-прежнему бледен, но уже начал, возвращать себе самообладание. – Это просто толпа. Как мулы, но большинство из них еще отвратительнее. Он криво улыбнулся, разглаживая рукав рубашки на месте укуса на своей руке. Упоминание мулов внезапно кое о чем напомнило мне, и я встала, внезапно положив конец разговору. – Лиззи! А где Лиззи? Не дожидаясь ответа на этот риторический вопрос, я подошла к двери кабинета и выкрикнула ее имя, которое было встречено тишиной. Она ушла за бренди; его было много в кувшине на кухне, и она знала об этом – я видела, как она принесла его для миссис Баг прошлой ночью. Лиззи должна быть в доме. Конечно, она бы не ушла. – Элизабет? Элизабет, где ты? – Мистер Вемисс шел прямо позади меня, кликая, когда я двинулась по коридору к кухне. Лиззи лежала в глубоком обмороке у очага, на мягкой связке одежды, одна тонкая рука откинута, как будто она пыталась защититься во время падения. – Мисс Вемисс! – Бобби Хиггинс, обезумев, протиснулся через меня, и подхватил ее на руки. – Элизабет! – Мистер Вемисс также оттолкнул меня локтем – лицо его было почти таким же белым, как у дочери. – Вы позволите мне взглянуть на нее, не так ли? – сказала я, твердо проталкиваясь назад к Лиззи. – Положите ее на скамью, Бобби. Он встал и осторожно обнял ее, затем сел на скамью, не выпуская девушку, лишь слегка поморщившись при этом. Ну, если он хотел быть героем, у меня не было времени на споры с ним. Я встала на колени и схватила ее запястье в поисках пульса, откидывая светлые волосы с ее лица. Одного взгляда было достаточно, чтобы сказать в чем, вероятнее всего, было дело. Она была липкой на ощупь, и бледность ее лица отливала серостью. Я чувствовала дрожь надвигающегося озноба, который пробежал по ее плоти, все еще без сознания. – Это вернулась лихорадка? – спросил Джейми. Он появился с моей стороны, и держал мистера Вемисса за плечо, одновременно утешая и сдерживая. – Да, – сказала я кратко. У Лиззи была малярия, полученная на побережье несколько лет назад, и она была подвержена внезапным рецидивам, хотя у нее не было ни одного уже больше года. Мистер Вемисс глубоко выдохнул, немного краски возвратилось на его лицо. Он был знаком с малярией, и был уверен, что я могла с нею справиться. Я делала это несколько раз прежде, и надеялась, что смогу и в этот раз. Пульс Лиззи под моими пальцами был быстрым и слабым, но регулярным, и она начинала шевелиться. Однако, скорость и внезапность, с которой случился приступ, настораживали. Были ли у нее какие-нибудь предварительные симптомы? Я надеялась, что беспокойство, которое я ощущала, не отражалось на моем лице. – Отнесите ее в постель, укройте, и положите горячий камень ей под ноги – сказала я, поднимаясь и обращаясь к Бобби и мистеру Вемиссу резко развернувшись. – Я начну готовить кое-какое лекарство. Джейми последовал за мной вниз к хирургической, оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что остальные были вне пределов слышимости, прежде чем заговорить. – Я думал, ты готовишь настойку из иезуитской коры? – спросил он низким голосом. – Да, черт возьми. Малярия – это хроническое заболевание, но, по большей части, я была в состоянии держать его под контролем небольшими регулярными дозами коры хинного дерева. Но я исчерпала хинную кору в течение этой зимы, и никто еще не мог поехать вниз на побережье, чтобы пополнить запасы. – И что теперь? – Я думаю. Я рванула дверь шкафа, и посмотрела на аккуратные ряды стеклянных бутылок внутри. Многие из них пустые, или с не более чем несколькими разрозненными крошками листьев или корня внутри. Все было исчерпано, после холодной, влажной зимы, гриппа, обморожений и несчастных случаев на охоте. Жаропонижающие. У меня было много вещей, которые помогут при нормальной лихорадке; малярия была чем-то иным. По крайней мере, здесь много кизила и коры – я собрала их в огромном количестве осенью, предвидя потребность. Я взяла их и после секундного размышления добавила в бутыль, содержащую горечавку, известную в этой местности как конопля. – Возьмешь котелок, хорошо? – попросила я Джейми, нахмурившись, пока толкла корни, кору и травы в своей ступке. Все, что я могла делать, это лечить поверхностные симптомы лихорадки и озноба. И шока, подумала я, лучше лечить и от этого тоже. – И еще принеси мне немного меда, пожалуйста!крикнула я вслед, когда он уже дошел до двери. Он кивнул и поспешно пошел в сторону кухни, ступая быстрым шагом по надежной крепости дубовых половиц. Я начала заваривать смесь, все еще обдумывая дополнительные возможности. Некоторая малая часть моего ума была почти рада чрезвычайной ситуации; я могла отложить на некоторое время необходимость слушать о Браунах и их долбаном комитете. Мне было не по себе. Независимо от того, чего они хотели, это не предвещало ничего хорошего, в этом я была уверена. Они, разумеется, уехали не в дружественной атмосфере. Что касается того, что Джейми может почувствовать себя обязанным сделать в ответ… Конский каштан. Он иногда используется для трехдневной лихорадки, как доктор Ролингс назвал ее. У меня было что-то в запасе? Быстро взглянув на банки и бутылки в аптечке, я остановилась, увидев одну приблизительно с дюймом высушенных черных капель, оставшихся на донышке. «Остролист», гласила этикетка. Не моя – это была одна из бутылок Ролингса. Я никогда не использовала ее ни в каких целях. Но что-то врезалось в мою память. Я слышала или читала что-то об остролисте, только что это было? Почти бессознательно, я взяла банку и открыла ее, фыркнув. Острый, вяжущий запах поднимался от ягод, слегка горький. И немного знакомый. По-прежнему держа баночку, я подошла к столу, где лежал мой большой черный журнал и торопливо перелистала к ранним страницам, с заметками, оставленными человеком, который изначально владел и журналом, и аптечкой, Дэниелом Ролингсом. Где же это? Я все еще листала страницы, в поисках полузабытой заметки, когда Джейми возвратился, неся в руках кувшин горячей воды и миску с медом. Близнецы Бердсли преследовали его по пятам. Я поглядела на них, но ничего не сказала; они имели тенденцию появляться неожиданно, как пара игрушечных шутов из табакерки. – Мисс Лиззи жутко больна? – спросил Джо, с тревогой выглядывая из¬-за спины Джейми, чтобы посмотреть, чем я занимаюсь. – Да – сказала я кратко, едва обратив на него внимание. – Можете не беспокоится, я готовлю ей лекарство. Вот, нашла. Краткая заметка, добавленная, очевидно, как запоздалая мысль насчет лечения пациента, симптомы которого казались четко малярийными, и который, заметила я c неприятным приступом боли – умер. «Мне говорил торговец, который добывал иезуитскую кору, что индейцы используют растение, называемое остролист, которое не усту¬па¬ет по горечи коре хинного дерева, как главное средство при трех¬дневной и четырехдневной лихорадке. Я собрал несколько на пробу и пред¬по¬лагаю попробовать настой, как только представится такая возможность». Я выбрала одну из сушеных ягод и немного откусила. Резкий вкус хинина сразу затопил мой рот, вместе с обильным потоком слюны так, что мой рот сморщился от слезоточивой горечи. И, правда, остролист! Я нырнула в открытое окно, сплюнула в траву на грядки, и продолжала отплевываться под аккомпанемент хихиканья и фырканья братьев Бердсли, которых очень позабавило неожиданное представление. – С тобой все в порядке, Сассенах? – Веселье боролось с беспокойством на лице Джейми. Он налил немного воды из кувшина в глиняный стакан, затем, подумав, добавил ложку меда и протянул его мне. – Прекрасно – прохрипела я. – Не урони это! – Кезайя Бердсли взял баночку с остролистом и осторожно принюхался. Он кивнул в ответ на мое замечание, но не поставил обратно банку, а вместо этого, передал ее брату. Я взяла в рот большую порцию горячей, сладкой воды и проглотила. – Они содержат что-то, напоминающее хинин. – Джейми сразу изме¬нился в лице, тревога отпустила его. – Так они помогут девочке? – Я надеюсь на это. У меня их совсем немного... – Это означает, что Вы нуждаетесь в большем количестве этой вещи для мисс Лиззи, миссис Фрейзер? – Темные глаза Джо взглянули на меня, затем резко переключились на баночку. – Да, – сказала я с удивлением. – Не означает ли это, что вы знаете, где их взять? – Да, мэм, – проговорил Кезайя, его голос как обычно был более громким, – Они есть у индейцев. – Каких индейцев? – спросил Джейми, пристально взглянув на него. – Чероки – сказал Джо, неопределенно махнув плечом. – Там в горах. Это описание, возможно, подходило полудюжине деревень, но, видимо, они имели в виду определенную деревню, так как оба повернулись, как один, очевидно, намереваясь непосредственно пойти туда и получить остролист. – Подождите немного, ребята – сказал Джейми, поймав Кезайю за воротник. – Я пойду вместе с вами. В конце концов, вам нужно будет чем-то торговать. – О, мы хорошо поохотились, сэр – заверил его Джо. – Это был хороший сезон. Джо был опытным охотником, а так как у Кезайи не было достаточно острого слуха, чтобы хорошо охотиться, его брат научил его ставить ловушки. Йен рассказал мне, что лачуга Бердслеев была забита почти доверху шкурами бобра, куницы, оленя, и горностая. Эти запахи всегда и повсюду сопровождали братьев – слабые миазмы высушенной крови, мускуса и мертвого меха. – Да. Ну, это очень щедро с твоей стороны. Тем не менее, я пойду. – Джейми взглянул на меня, тем самым давая понять, что он принял свое решение – однако ожидает моего одобрения. Я сглотнула, почувствовав горечь. – Да – сказала я и прочистила горло. – Но, если вы собираетесь, позвольте мне передать некоторые вещи, и сказать, что необходимо купить. Вы же не уедете до утра, верно? Бердсли ерзали от нетерпения, но Джейми стоял неподвижно, глядя на меня, и я почувствовала, как он коснулся меня, без слов и движения. – Да, – сказал он мягко, – мы переждем ночь. – Затем он повернулся к Бердсли. – Джо, поднимись и попроси Бобби Хиггинса спуститься вниз. Мне нужно поговорить с ним. – Он с мисс Лиззи? – Джо Бердсли недовольно посмотрел на него, сузив глаза, и лицо его брата в точности повторило это выражение. – Что он делает в ее комнате? Разве он не знает, что она обручена? – спросил Кезайя с праведным негодованием. – Ее отец тоже с ней – заверил их Джейми. – Ее репутация в безопасности, так ведь? Джо коротко фыркнул, и братья переглянулись, затем ушли вместе – стройные, плечистые и преисполненные намерения вытеснить эту угрозу добродетели Лиззи. – Так ты сделаешь это? – Я присела с пестиком в руках. – Будешь индейским агентом? – Я думаю, что должен. Если не я, то конечно будет Ричард Браун. Я думаю, что не могу рисковать этим. Он заколебался, затем приблизился и слегка коснулся пальцами моего локтя. – Я сразу пошлю ребят с ягодами в которых ты нуждаешься. Я, возможно, должен буду остаться на день, или два. Для разговора, понимаешь? – Он имел в виду, чтобы сказать чероки, что он теперь агент британской Короны, и принять меры к тому, чтобы пустить об этом слух. Тогда главы горных деревень спустятся позже к совету на переговоры и за подарками. Я кивнула, чувствуя, как небольшой комок страха набухает в моей груди. Это начиналось. Независимо от того, насколько кто знает, что что-то ужасное должно произойти в будущем, каждый никогда не предполагает, что это будет именно этот день. – Не задерживайся там слишком долго, ладно? – выпалила я, не желая обременять его своими страхами, но не в силах молчать. – Да, – тихо сказал он, и его рука замерла на мгновение у меня на пояснице. – Не беспокойся, я не задержусь. Звук ног, спускающихся по лестнице, отозвался эхом в зале. Я пред¬положила, что мистер Вемисс прогнал братьев вместе с Бобби. Бердсли не остановились, а молча ушли, бросив полный скрытой неприязни взгляд на Бобби, который казалось, совсем не обращал на них внимания. – Тот парень сказал, что Вы хотели поговорить со мной, сэр? – Краски вернулись на его лицо, и я была рада увидеть, что он достаточно крепко стоит на ногах. Бобби беспокойно взглянул на столик, где по-прежнему лежала простыня, на которую я ставила его, затем на меня, но я лишь покачала головой. Я закончу дела с его шишками позже. – Да, Бобби – Джейми коротко указал на стул, как будто хотел пригласить Бобби присесть, но я громко прочистила горло, и он остановился, потом наклонился над столом, не присаживаясь. – Те двое, что приезжали, их зовут Брауны. У них поселок неподалеку. Вы говорили, что слышали о комитете по безопасности, так? Значит, вы имеете некоторое понятие, о чем идет речь. – Да, сэр. Те Брауны, сэр, они хотели меня? – Он говорил достаточно спокойно, но я видела, как нервно двигается адамово яблоко в его узком горле. Джейми вздохнул, и провел рукой по волосам. Солнечные лучи косо падали через окно, и попадали прямо ему на голову, превращая его рыжие блестящие волосы в пламя, и вспыхивая то здесь, то там бликами серебра, которое уже начало показываться среди алых прядей. – Да хотели. Они знали, что вы здесь – несомненно, услышали от кого-то, кого Вы встретили по пути. Полагаю, Вы не говорили людям, куда вы направлялись? Бобби кивнул, не произнося ни слова. – Что же им от него надо? – спросила я, складывая корень, кору и ягоды в миску и заливая горячей водой, чтобы они заварились. – Они толком не объяснили – сказал Джейми сухо. – Но потому, что я не дал им шанса. Я просто сказал им, что они заберут моего гостя только через мой труп – или их… – Я благодарен вам за все, сэр – Бобби глубоко вздохнул. – Они знали, я полагаю? О Бостоне? Я точно никому не рассказывал об этом. Джейми нахмурился еще сильнее. – Да, они знали. Но сделали вид, будто не думают, что я знаю, что скрываю убийцу, и угрозу для общественного благосостояния. – Ну, первое достаточно верно, – сказал Бобби, осторожно прикасаясь к своему клейму, словно это все еще причиняло ему боль. Он выдавил слабую улыбку. – Но я не знаю, как смогу быть угрозой кому-либо в эти дни. Джейми отмахнулся от этого. – Суть в том, Бобби, что они знают, что вы находитесь здесь. Они не явятся и не вырвут вас, я думаю. Но я хотел бы попросить, чтобы вы перебрались в безопасное место. Я прослежу, чтобы вы благополучно с эскортом вернулись к лорду Джону, когда придет время. Я так понимаю, ты еще не совсем закончила с ним? – спросил он, поворачиваясь ко мне. – Нет не совсем, – ответил я ровно. Бобби выглядел взволнованным. – Вот и хорошо – Джейми засунул руку за пояс бриджей и извлек пистолет, которые был скрыт в складках его рубашки. Это был причудливый пистоль с позолоченной рукояткой. – Держите – сказал Джейми, протягивая его Бобби. – Порох и пули лежат в буфете. Надеюсь, вы присмотрите за моей женой и семьей в мое отсутствие? – О-о! Бобби взглянул удивленно, но затем кивнул, пряча пистолет подальше в собственные бриджи – Конечно, сэр. Сделаю все, что потребуется. Джейми улыбнулся ему, и глаза его потеплели. – Это успокоит меня, Бобби. Вы можете сходить и найти моего зятя? Мне нужно перекинуться с ним парой слов, прежде чем я пойду. – Да, сэр. Немедленно! Он расправил плечи и ушел с выражением решимости на лирическом лице. – Как ты думаешь, что бы они с ним сделали? – спросила я тихо, когда наружная дверь за ним закрылась. – Брауны. Джейми покачал головой. – Бог его знает. Повесили его на перекрестке, может быть, или только избили и прогнали отсюда. Они хотят продемонстрировать, что в состоянии защитить людей, так? От особо опасных преступников или чего другого, – добавил он, изогнув краешек рта. – Правительство черпает свою власть из согласия тех, кем они управляют – процитировала я, кивая. – Для комитета по безопасности не имеющего никакой легитимности, это должно быть очевидной угрозой общественной безопасности. Умен тот из Браунов, кто решил так. Он взглянул на меня, приподняв золотистую бровь. – Кто это сказал? О согласии управляемых. – Томас Джефферсон, – ответила я самодовольно. – Или, скорее, он произнесет это через два года. – Он украдет ее у джентльмена по имени Локк через два года – поправил он. – Полагаю, Ричард Браун отлично образован. – В отличие от меня, ты имеешь в виду? - сказала я невозмутимо. – Ты ожидаешь неприятностей от Браунов, хотя, тем не менее, ты дал Бобби тот пистоль? Он пожал плечами. – Ему это на пользу. И я очень сильно сомневаюсь, что он выстрелит хотя бы раз. – Рассчитываешь на его сдерживающий эффект? – Я была настроена скептически, но он, скорее всего, был прав. – Ну, да. Но больше на Бобби. – Как это? – Я сомневаюсь, что он бы выстрелил из пистолета снова, чтобы спасти свою собственную жизнь, но возможно он сделает это, чтобы спасти ваши. И если такому суждено случиться, они будут слишком близко, чтобы промахнуться – Он говорил бесстрастно, но я почувствовала, как волосы встают дыбом на затылке. – Ну, это успокаивает – сказала я. – И откуда ты знаешь, что бы он сделал? – Поговорил с ним – ответил муж кратко. – Человек, в которого он выстрелил в Бостоне, был первым, кого он убил. Он не захочет сделать это снова. – Он выпрямился, и беспокойно двинулся в сторону столешницы, где занялся перекладыванием инструментов, которые я выложила для очистки. Я встала рядом с ним, наблюдая. Там была горсть маленьких утюжков для прижигания, и скальпели, замоченные в стакане скипидара. Он брал их, вытирал насухо и клал обратно в коробку, аккуратно, бок о бок. Металлические концы в форме лопатки у утюжков были почерневшие от использования; лезвия скальпеля были заточены и мягко отсвечивали, но острые грани сверкали, тонким, как волосок ярким серебром. – Все будет в порядке – сказала я спокойно. Я хотела произнести это как обнадеживающее заявление, но вышло с оттенком вопроса. – Да, я знаю – сказал он. Он положил последний утюжок в коробку, но не закрыл крышкой. Вместо этого, он стоял, вцепившись руками в столешницу, глядя прямо перед собой. – Я не хочу идти – сказал он мягко. – Я не хочу этого делать. Я не была уверена, говорил ли он это мне, или себе, но подумала, что он не имел в виду только путешествие в деревню чероки. – Я тоже – прошептала я, и придвинулась немного ближе, так что почувствовала его дыхание. Он поднял руки и повернулся ко мне, обняв меня, и мы стояли, слившись воедино, ощущая дыхание друг друга, терпкий аромат заваренного чая, просачивающийся сквозь уютный аромат домашнего белья, пыли и нагретой солнцем плоти. Еще будет сделан выбор, приняты решения, осуществлены действия. Многие из них. Но в один из дней, в определенное время, из-за одной декларации о намерениях, мы ступили на порог войны.
ДОЛГ ЗОВЁТ. Джейми послал Бобби за Роджером Маком, но ожидание было слишком изматывающим, и он отправился за ним сам, оставив Клэр с ее стряпней. Снаружи все казалось мирным и прекрасным. Коричневая овца с парой ягнят лениво стояла в своем загоне, медленно двигая челюстями в немом удовлетворении. Ягнята позади нее неловко перепрыгивали с места на место, как пушистые кузнечики. Грядки с травами Клэр были полны зеленеющих овощей и прорастающих цветков. Крышка колодца была приоткрыта; он наклонился, чтобы вернуть ее на место, и обнаружил, что доски покорежились. Он добавил новый пункт в постоянный список домашних дел и ремонта, который держал в голове, горячо желая посвятить ближайшие дни вскапыванию земли, перетаскиванию навоза, починке крыши и любой другой подобной работе, вместо того, что он должен был сейчас делать. Он предпочел бы зарывать старую выгребную яму или кастрировать свиней, чем расспрашивать Роджера Мака об индейцах и революции. Он находил это совершенно ужасным – обсуждать будущее со своим зятем – и старался никогда этого не делать. Вещи, которые рассказывала Клэр о ее собственном времени, часто казались фантастическими, с приятным полу реальным ощущением сказки, а иногда и ужасными, но всегда интересными, так как он узнавал свою жену через них. Брианна, как правило, делилась с ним описанием небольших простых механизмов, довольно интересных, или рассказывала невероятные истории о людях, гуляющих по Луне. Все это было чрезвычайно увлекательно, но не таило никакой угрозы его душевному спокойствию. Но Роджер Мак обладал хладнокровной манерой повествования, до ужаса напоминавшей ему труды историков, которые он читал. От этого у него рождалось ощущение неизбежности судьбы. Беседы с Роджером приводили к мысли, что та или иная ужасная случайность не только произойдет, но будет, скорее всего, иметь прямые личные последствия. Это было похоже на разговор с исключительно озлобленной гадалкой, подумал он, которой недостаточно заплатили, чтобы услышать, что-либо приятное. От этой мысли в его сознании внезапно, как рыбацкий поплавок, всплыло воспоминание. Париж. Он со своими друзьями, другими студентами, выпивал в пахнущей мочой таверне неподалеку от университета. Он был уже довольно пьян, когда кому-то приспичило погадать по руке, и он протолкнулся с остальными к углу, где во мраке сидела едва различимая среди облаков табачного дыма старуха, гадавшая здесь каждую субботу. Он не собирался этого делать, в кармане было всего несколько пенни, и он не хотел тратить их на нечестивые глупости. О чем заявил во всеуслышание. Вдруг из темноты тощая клешня схватила его за руку, вонзив в кожу длинные грязные ногти. Он вскрикнул от неожиданности, и его друзья засмеялись. Они захохотали еще громче, когда она плюнула ему в ладонь. Она деловито растерла плевок по его коже, наклонилась так близко, что он смог почувствовать ее древний запах и увидеть вшей, ползающих в ее седых волосах, выбившихся из-под ржаво-черного платка. Она вперилась взглядом в его руку и грязным ногтем проследила линии на ладони, щекоча ее. Он попытался одернуть руку, но она крепко вцепилась в его запястье, и он с удивлением обнаружил, что не может освободиться. – T’es un chat, toi, – заметила старуха, в ее тоне звучала зловещая заинтересованность. – Ты – кот. Маленький рыжий кот. Дюбуа – так его звали, Дюбуа – тотчас стал мяукать и выть, веселя всех вокруг. Он же отказался попадаться на удочку, и сказав только: «Спасибо, мадам», – снова попытался вырваться. – Neuf, – сказала она, быстро тыча в случайные места на его ладони, затем схватила за палец и, многозначительно покрутив его. – На твоей руке девятка. И смерть. – Добавила она небрежно. – Ты умрешь девять раз, прежде чем, наконец, почиешь в могиле. После чего она отпустила его под саркастический хор – «О-ла-ла!» – французских студентов и хохот остальных. Он фыркнул, отправляя воспоминание обратно туда, откуда оно появилось, – скатертью ему дорога! Старуха, однако, не хотела легко уходить, и взывала к нему через годы так же, как взывала через шумный, наполненный пивом воздух таверны. – Иногда умирать не больно, mon p’tit chat (мой котеночек (фр.), – крикнула она ему вслед насмешливо. – Но чаще – больно. – Нет, не больно, – пробормотал он и остановился потрясенный, прислушиваясь к себе. Господи. Это не себя он слышал, а своего крестного отца. – Не бойся, парень. Это совсем не больно – умирать. – Он потерял устойчивость, пошатнулся, остановился и замер, ощутив вкус металла у основания языка. Его сердцебиение внезапно участилось, без всякой причины, словно он очень долго бежал. Конечно, он видел хижину и слышал призывные звуки сойки в зазеленевшем каштане. Но гораздо яснее он видел лицо Мурты, суровые линии которого расслабились в умиротворении, и глубоко посаженные черные глаза уставились на него, поочередно меняя фокус, как будто его крестный смотрел сразу и на него, и на что-то далеко позади. Он ощущал вес тела Мурты в своих руках, ставшего вдруг неимоверно тяжелым, как только тот умер. Видение исчезло также внезапно, как и появилось, и он обнаружил, что стоит рядом с дождевой лужей, уставившись на деревянную утку, наполовину увязшую в грязи. Он перекрестился с краткой молитвой об упокоении души Мурты, затем наклонился и вытащил утку, смывая с нее грязь. Его руки дрожали. Воспоминания о Каллодене были немногочисленными и фрагмен¬тар¬ными, но они начинали возвращаться. До сих пор подобные вещи приходили к нему только как вспышки в полудреме. Он видел Мурту там раньше, а потом и во снах. Он не рассказал об этом Клэр. Еще нет. Он толкнул дверь хижины, но внутри было пусто, очаг потух, прялка и ткацкий станок простаивали. Брианна, вероятно, отправилась к Фергюсу навестить Марсали. Где сейчас мог быть Роджер Мак? Он вышел наружу и остановился, прислушиваясь. Стук топора слабо доносился откуда-то из леса по ту сторону хижины. Он прекратился, затем послышались мужские голоса, повысившиеся в звуках приветствия. Джейми повернулся и направился к тропе, которая вела вверх по склону, наполовину заросшая весенней травой, с черными пятнами свежих следов. Что могла бы сказать старуха, заплати он ей? – задался он вопросом. Лгала ли она ему, чтобы насолить за его скупость или сказала правду по той же причине? Одна из наиболее неприятных вещей в разговорах с Роджером Маком заключалась в том, что Джейми был уверен – он всегда говорит правду. Он забыл оставить утку в домике. Вытирая ее о бриджи, он мрачно продирался сквозь заросли сорняков, чтобы услышать, какая судьба ожидает его.
КРОВАВАЯ РАБОТА. Я подвинула микроскоп в сторону Бобби Хиггинса, который уже вернулся, выполнив свое поручение, его собственное недомогание было забыто в беспокойстве о Лиззи. – Видите круглые розоватые частицы? – спросила я. – Это кровяные клетки Лиззи. У каждого есть кровяные клетки, – добавила я. – Именно из-за них ваша кровь красного цвета. – Клянусь богом, – пробормотал он в изумлении, – я и знать не знал! – Ну, теперь вы знаете, – сказала я. – Видите, что некоторые из кро¬вяных клеток разрушены? И на некоторых из них маленькие пятнышки? – Да, мадам, – ответил он, прищуриваясь и внимательно вглядываясь. – Что это? – Паразиты. Маленькие хищники, которые попадают в вашу кровь при укусе определенного вида комаров, – объяснила я. – Они называются Plasmodium. Как только вы их подцепили, они продолжают жить в вашей крови, но время от времени начинают размножаться. Когда их становится слишком много, они прорываются наружу из клеток крови, – и это вызывает малярийную атаку – лихорадку. Остатки разрушенных клеток, как бы оседают в органах, понимаете, и заставляют вас чувствовать себя ужасно больным. – Ох, – он выпрямился, изобразив на лице выражение глубокого отвращения к микроскопу. – Это... Это просто ужасно, вот что! – Да, это так, – сказала я, сохраняя серьезное лицо. – Но хинин – иезуитская кора, если вы знаете, – может остановить это. – О, это хорошо, мадам, очень хорошо, – сказал он и его лицо просветлело. – Однако, вы знаете такие вещи, – продолжал он, качая головой. – Это удивительно! – О, на самом деле, я знаю совсем немного о паразитах, – небрежно сказала я, опрокидывая блюдце в чашу, где я варила смесь коры кизила и остролиста. Жидкость была насыщенного пурпурно-черного цвета и выглядела слегка вязкой, теперь, когда она остыла. Варево, кроме того, убийственно пахло, из чего я сделала вывод, что оно готово. – Скажите мне, Бобби, приходилось ли вам слышать о нематодах? Он смотрел на меня ошарашенно. – Нет, мадам. – Мм. Можете подержать это для меня, пожалуйста? – Я положила сложенную квадратом марлю на горлышко фляги и протянула ему бутыль, чтобы он держал ее, пока я вливаю пурпурную микстуру. – Эти ваши обмороки, – я смотрела на переливающуюся жидкость, – как давно они у вас? – О... Шесть месяцев, может быть. – Понятно. Вы случайно не заметили какое-нибудь раздражение, – зуд, например? Или сыпь? Примерно семь месяцев назад? Скорее всего, на ногах. Он смотрел на меня нежными голубыми глазами в изумлении, словно я показала какой-то трюк с прочтением мыслей. – Ну да, такое было у меня, мадам. Прошлой осенью это было. – Вот как, – сказала я. – Тогда, думаю, Бобби, вы возможно могли, подцепить нематод. Он осмотрел себя в ужасе. – Где? – Внутри. – Я забрала у него бутылку и закупорила ее. – Нематоды – это паразиты, которые проникают через кожу – чаще всего через подошвы ног – и затем мигрируют по телу, пока не достигнут вашего кишечника – ваших, эм, внутренних органов, – поправилась я, видя непонимание на его лице. – Взрослые черви имеют противный крючкообразный клюв, похожий на это. – Я изогнула свой указательный палец для наглядности. – Они пробуравливают слизистую кишечника и продолжают высасывать вашу кровь. Таким образом, если они у вас есть, вы чувствуете сильную слабость и часто падаете в обморок. Бросив на него оценивающий взгляд, я было подумала, что он и сейчас близок к обмороку, и быстро усадила его на табуретку, опустив его голову вниз между коленями. – Я не знаю точно, в этом ли проблема, – сказала я, наклонившись к нему. – Я просто рассматривала предметные стекла микроскопа с кровью Лиззи и думала о паразитах, и – в общем, это пришло ко мне внезапно – что диагноз «нематоды» лучше всего подходит под ваши симптомы. – О? – слабо произнес он. Толстый хвост волнистых волос упал вперед, обнажив сзади светлокожую, похожую на детскую, шею. – Сколько вам лет, Бобби? – Спросила я, внезапно осознав, что не имею ни малейшего понятия об этом. – Двадцать три, мадам, – ответил он. – Мадам? Думаю, меня сейчас вырвет. Я схватила ведро в углу, и успела как раз вовремя поднести его. – Я избавился от них? – слабо поинтересовался он, приподнимаясь и вытирая рот рукавом, пристально вглядываясь в ведро. – Я могу еще вырвать. – Боюсь, что нет, – сочувственно произнесла я. – Если предположить, что у вас нематоды, они обосновались очень прочно, и через рвоту не выйдут. Единственный способ удостовериться в этом – найти яйца, которые они отложили. Бобби смотрел на меня нерешительно. – Это не потому, что я очень застенчив, мадам, – сказал он, осторожно отодвигаясь. – Вы уже знаете. Но доктор Поттс делал мне огромные клизмы с горчичной водой. Это ведь должно было сжечь червяков, верно? Если я был червяком, я бы отцепился и испустил дух сразу, как только кто-нибудь погрузил бы меня в горчичную воду. – Ну, это вы так думаете, – сказала я. – На самом деле, нет. Но я не хочу делать вам клизму, – заверила я его. – Для начала нам нужно убедиться, что у вас есть паразиты, и, если есть, я приготовлю лекарство, которое сможет их отравить. – О, – он выглядел несколько обрадованным этому факту. – И как вы собираетесь убедиться в этом, мадам? – Он взглянул на стойку, где все еще были разложены зажимы и шовный материал. – Нет ничего проще, – уверила я его. – Я выполню процесс, который называется фекальным отложением осадка, чтобы сгустить стул, а потом рассмотреть яйца под микроскопом. Он кивнул, толком не понимая смысла. Я дружелюбно улыбнулась ему. – Все, что вы должны сделать, Бобби, это сходить в туалет. На его лице были написаны сомнение и опасения. – Если вам все равно, мадам, – сказал он, – думаю, что я лучше сохраню червей.
ДАЛЬНЕЙШИЕ ТАЙНЫ НАУКИ В конце дня, Роджер Маккензи вернулся из лавки бондаря, чтобы обнаружить свою жену в напряженном созерцании некоего объекта, который стоял на его обеденном столе. – Что это такое? Какой-то пример доисторических рождественских консервов? Роджер вытянул указательный палец к приземистой банке, сделанной из зеленоватого стекла, и запечатанной пробкой, покрытой толстым слоем красного воска. Бесформенный кусок чего-то был погружен в жидкость и видим через стекло. – Хо-хо – терпеливо сказала жена, перемещая банку вне пределов его досягаемости. – Ты думаешь, что очень забавен. Это белый фосфор – подарок лорда Джона. Он поглядел на нее. Она была взволнована, кончик ее покрасневшего носа и пряди рыжих волос, свободно развевались на ветру. Как и отец, в задумчивости, она была склонна теребить волосы. – И ты намерена сделать... А что ты хочешь с этим сделать? – спросил он, стараясь, чтобы ни одна нота дурного предчувствия, не прозвучала в его голосе. У него были самые неопределенные воспоминания о свойствах фосфора из далеких школьных дней, и он подумал, что, либо фосфор светился в темноте, либо взрывался. Ни одна из этих перспектив не прибавляла оптимизма. – Ну-уу... сделаю спички. Может быть. – Ее верхние зубы сжали на мгновение нижнюю губу. – Я знаю, как это сделать в теории. Но это может быть немного сложнее на практике. – Почему? – спросил он осторожно. – Ну, он воспламеняется, если подвергать его воздействию воздуха, – объяснила она. – Вот почему он упакован в воду. Не трогай, Джемми! Это яд, – схватив сыны, она оттащила его подальше от стола, а он с жадным любопытством пялился на банку. – Ох, ну зачем так беспокоиться? Он взорвется ему в лицо, прежде чем он получит шанс проглотить его. – Роджер на всякий случай поднял банку, держа ее, так, словно она могла вот-вот шарахнуть в его руках. Он хотел спросить Брианну, не сошла ли она с ума, но был женат достаточно долго, чтобы знать цену неразумным риторическим вопросам. – Где ты собираешься прятать это? – Он бросил красноречивый взгляд вокруг пределов хижины, которая с точки зрения хранения могла похвастаться сундуком, небольшой полкой для книг и документов, другой полкой для расчески, зубных щеток; небольшого тайника жены для личных вещей и буфета. Джемми мог открывать этот буфет, начиная с семи месяцев. – Я думаю, мне лучше положить его в мамину хирургическую, – ответила она рассеянно, все еще держа Джемми, который боролся с поразительной энергией, чтобы получить красивую вещь. – Никто ничего там не тронет. И это была правда – даже люди, которые не боялись Клэр Фрейзер лично, обычно пугались содержимого ее хирургической, всех этих ужасно болезненно выглядящих орудий, таинственных темных зелий и мерзко пахнущих лекарств. Кроме того, в ее кабинете были слишком высокие шкафы даже для такого решительного альпиниста как Джемми. – Хорошая идея, – сказал Роджер, желая поскорее убрать флягу из поля зрения Джемми. – Я возьму это пока? Прежде чем Брианна успела ответить, раздался стук в дверь, а затем появился Джейми Фрейзер. Джемми мгновенно перестал пытаться достать флягу, вместо этого бросился к деду с воплями радости. – И кто это у нас тут, bhailach? – спросил Джейми дружелюбно, бережно переворачивая Джемми верх ногами и, придерживая за лодыжки. – На пару слов, Роджер Мак? – Конечно. Может, вы присядете? – сказал он Джейми. Ранее, он сказал Джейми, что прискорбно мало знает о роли чероки в грядущей революции. Он пришел, чтобы переспросить? Неохотно ставя банку, Роджер вытащил стул и поставил его перед тестем. Джейми принял его с поклоном, ловко присаживаясь и перебрасывая внука на плечо. Джемми безумно хихикал, и извивался до тех пор, пока дед не хлопнул его слегка по заду, после чего он утих, радостно вися вверх тормашками как ленивец, его золотые волосы струились по рубашке Джейми. – Значит так, charaid, – сказал Джейми. – Утром я должен пойти в деревню чероки, и хотел бы попросить, чтобы ты сделал одну вещь вместо меня. – O, да. Вы хотите попросить меня собрать урожай ячменя? Раннее зерно все еще созревало. Все мы скрестили пальцы, чтобы погода сохранилась хорошей в течение еще нескольких недель, но перспективы были хорошими. – Нет, Брианна может сделать это. Правда, девонька? – Он улыбнулся дочери, которая подняла широкие рыжие брови, копию его бровей. – Я сделаю – согласилась она. – Что ты планируешь делать с Йеном, Роджером, и Арчи Багом? Арчи Баг был управляющим Джейми, и естественно, отвечал за урожай Джейми в его отсутствие. – Ну, я возьму молодого Йена с собой. Он хорошо знает племя чероки и понимает их язык. Я также возьму ребят Бердсли, чтобы они могли доставить ягоды и несколько других вещей, которые понадобятся твоей матери для Лиззи. – Я тоже пойду? – спросил Джемми с надеждой. – Не в этот раз, bhailach. Осенью, может быть. – Он похлопал Джемми по попке, затем снова посмотрел на Роджера. – А раз так – сказал он, – мне нужно, чтобы ты съездил в Кросс Крик забрать новых арендаторов. – Роджер почувствовал небольшой прилив возбуждения и тревоги от этой перспективы, но лишь откашлялся и кивнул. – Ага. Конечно. Будут ли они... – Ты возьмешь с собой Арчи Бага и Тома Кристи. На мгновение воцарилось недоверчивое молчание после этого заявления. – Тома Кристи? - сказала Бри, обменявшись недоуменным взглядом с Роджером. – Зачем, черт возьми? – Школьный учитель был особенно суров, и никто не назвал бы его отличным попутчиком. Ее отец иронично улыбнулся. – Ну да. Есть одна маленькая вещь, о которой Макдональд не счел нужным сказать мне, когда просил забрать их. Они протестанты. – Ах – сказал Роджер. – Понятно. – Джейми встретил его взгляд и кивнул с облегчением, от того, что тот понял. – Я не поняла. – Брианна взъерошила волосы, нахмурившись, затем сняла ленту и стала медленно причесывать их пальцами, распутывая сбившиеся пряди, как делала всегда, перед тем, как расчесывать их гребнем. – Какая разница? Роджер и Джейми обменялись кратким, но красноречивым взглядом. Джейми пожал плечами и сбросил Джемми на колени. – Как тебе сказать… – Роджер потер подбородок, пытаясь придумать, как объяснить два века шотландский религиозной нетерпимости так, чтобы донести смысл американке из двадцатого столетия. – Эээ... Ты помнишь такую вещь, как гражданские права в Штатах и интеграцию на Юге? – Конечно. – Она сузила глаза, глядя на него. – Ладно. Так на чьей стороне находятся негры? – Что? – Джейми выглядел совершенно сбитым с толку. – При чем тут негры? – Не все так просто – заверил ее Роджер. – Просто пример глубины затрагиваемых чувств. Скажем так – осознание наличия сюзерена католика, вероятно, вызовет у наших новых арендаторов серьезные колебания – и наоборот? – спросил он, глядя на Джейми. – Что такое негры? – спросил Джемми с интересом. – Эм.. Чернокожие люди – ответил Роджер, осознав в какую трясину его, затянет такая постановка вопроса. Действительно, термин «негр» не всегда означал «раб», но был достаточно близок к тому, чтобы не иметь никакой разницы.. – Ты не помнишь их у твоей пра-тетушки Джокасты? Джемми нахмурился, в один миг, приняв точно такое же выражение лица, как у деда. – Нет. – Что ж, так или иначе – сказала Бри, призывая собрание к порядку, с резким стуком положив расческу на стол, – мистер Кристи является достаточным протестантом, чтобы новые люди почувствовали себя комфортно? – Нечто вроде того – согласился отец, дернув уголком рта. – Будучи между твоим мужчиной и Томом Кристи, они, по крайней мере, не решат, что полностью попали в царство дьявола. – Понятно, – повторил Роджер снова, в несколько ином тоне. Это было не только его положение сына и правой руки хозяина этого дома, а тем фактом, что он был Пресвитерианином, по крайней мере, по определению. Он поднял брови на Джейми, который кивнул ему в ответ, выражая полное согласие. – Ммфм, – сказал Роджер покорно. – Ммфм – ответил Джейми удовлетворенно. – Прекратите это делать – сказала Брианна раздраженно. – Отлично. Итак, ты и Том Кристи собираетесь в Кросс Крик. Почему Арчи Баг идет? Роджер почувствовал особым чутьем, который возникает только в браке, что его жена была крайне недовольна. Ведь она остается одна заниматься урожаем – грязной, изматывающей работой даже в лучшие времена. А он в это время будет резвиться с отрядом своих единоверцев в мегаполисе Кросс Крик с населением в двести человек. – Арчи будет помогать им обосноваться, и строить себе убежище до холодов – сказал Джейми логично. – Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я отправил его одного на переговоры? Брианна невольно улыбнулась: Арчи Баг, женатый много десятилетий на болтливой миссис Баг, был знаменит своей неразговорчивостью. Он мог говорить, но редко это делал, ограничивая свой вклад в диалог редким «Угу» – Ну, они, скорее всего, не поймут, что Баг католик, – сказал Роджер, потирая верхнюю губу указательным пальцем. – А он католик? Я никогда не спрашивал его. – Да – сказал Джейми очень сухо. – Но он прожил достаточно долго, чтобы знать, когда нужно хранить молчание. – Ну, я вижу, это будет веселое путешествие – сказала Брианна, поднимая бровь. – Как вы думаете, когда вернетесь? – Господи, я не знаю, – сказал Роджер, чувствуя угрызения совести за случайное богохульство. Ему придется пересмотреть свои привычки, и быстро. – Месяц? Шесть недель? – Как минимум – весело сказал его тесть. – Они пойдут пешком. Роджер глубоко вздохнул, предполагая медленное передвижение в Кросс Крик, в горы, с Арчи Багом по одну сторону и Томом Кристи по другую. Два столпа молчания. Его задумчивый взгляд задержался на жене, раздумывая о шести неделях сна на обочине дороги, в одиночку. – Да, прекрасно – сказал он. – Я эм... тогда пойду, поговорю с Томом и Арчи. – Папа уходит? – Уловив суть разговора, Джемми спрыгнул с колен деда на колени Роджера и обхватил его вокруг ноги. – Я иду с тобой, папа! – О-о. Ну, я не думаю, – он поймал взгляд смирившейся Бри, а затем взглянув на зеленую баночку на столе позади нее. – Почему бы и нет? – вдруг сказал он, и улыбнулся Джемми. – Пра-тетушка Джокаста хотел бы увидеть тебя. И мамочка сможет взрывать вещи в свое удовольствие, не беспокоясь, где ты находишься, да? – Она может сделать, что? – Джейми выглядел пораженным – Это не взрывается – сказала Брианна, взяв бутыль с фосфором и ревниво прижимая ее к себе. – Он просто горит. Действительно ли ты уверен? – Эта последняя фраза адресовалась Роджеру и сопровождалась пытливым взглядом. – Да, уверен – сказал он, изображая уверенность. Он поглядел на Джемми, который пел – Идем! Идем! Идем! – прыгая вверх и вниз, словно сумасшедшее зерно попкорна. – По крайней мере, у меня будет с кем поговорить по дороге.
В НАДЕЖНЫХ РУКАХ. Уже почти стемнело, когда Джейми вернулся и застал меня сидящей за кухонным столом, положив голову на руки. Я подскочила, моргая, услышав звук его шагов. – Все в порядке, Сассенах? – Он сел на скамью напротив, разглядывая меня. – Выглядишь словно взъерошенный воробей. – О, – я попыталась привести в порядок свои волосы, которые, судя по всему, торчали в разные стороны. – Все хорошо. Ты не голоден? – Конечно, голоден. А ты сама-то ела что-нибудь? Я зажмурилась и потерла лицо, пытаясь вспомнить. – Нет, – решила я, наконец. – Я ждала тебя, но, кажется, уснула. Там есть рагу. Миссис Баг оставила его. Он встал и заглянул в небольшой котел, затем толкнул качающийся крюк с котлом назад, чтобы еда разогрелась над огнем. – Чем ты занималась, Сассенах? – Поинтересовался он, вернувшись. – И как там наша малышка? – Наша малышка – это, собственно, то, чем я занималась, – сказала я, подавляя зевоту. – В основном. – Я медленно поднялась, чувствуя, как протестуют мои суставы, и направилась к буфету, чтобы нарезать хлеб. – Она не смогла его усвоить, – сказала я. – Лекарство из остролиста. И не могу ее винить, – добавила я, осторожно облизывая свою нижнюю губу. После того, как ее вырвало в первый раз, я попробовала лекарство сама. Мои рецепторы протестовали, я никогда не встречала более точного названного растения , а будучи сваренным в сиропе остролист приобрел еще более концентрированный привкус. Джейми шумно втянул воздух носом так, что я обернулась. – Ее вырвало на тебя? – Нет, это был Бобби Хиггинс, – сказала я. – У него нематоды. Он удивленно приподнял брови. – Хочу ли я об этом слышать, пока ем? – Безусловно, нет, – сказала я, присаживаясь рядом, с буханкой, ножом и горшочком мягкого масла. Я отрезала кусок хлеба, густо намазала его маслом и дала Джейми, затем сделала бутерброд себе. Мои вкусовые рецепторы колебались, но дрогнули, прощая мне сироп из остролиста. – А что делал ты? – спросила я, достаточно проснувшись, чтобы обратить на него внимание. Он казался уставшим, но более веселым, чем был, когда покинул дом. – Разговаривал с Роджером Маком об индейцах и протестантах. – Он нахмурился, разглядывая наполовину съеденный ломоть хлеба в своей руке. – С этим хлебом что-то не так, Сассенах? Он странный на вкус. Я виновато махнула рукой. – Прости, это все из-за меня. Я отмывалась несколько раз, но не смогла избавиться от этого полностью. Возможно, тебе лучше самому намазывать, – я подтолкнула к нему локтем хлеб, указывая на глиняный горшок. – Не смогла избавиться от чего? – Ну, мы пробовали и пробовали с сиропом, но неудачно. Лиззи просто не могла удержать его внутри, бедняжка. Но я вспомнила, что хинин может усваиваться через кожу. Тогда я смешала сироп с некоторым количеством гусиного жира и натерла ее полностью. О, да, спасибо. – Я наклонилась вперед и откусила небольшой, намазанный маслом кусочек хлеба, который протянул мне Джейми. Мои органы вкуса окончательно поддались наслаждению, и я поняла, что не ела целый день. – И это сработало? – Он бросил взгляд в потолок: мистер Вемисс и Лиззи размещались в маленькой комнате наверху – но все было тихо. – Думаю, да, – сказала я, проглатывая кусок. – По крайней мере, лихорадка, наконец, спала, и она уснула. Мы продолжим лечение, и, если лихорадка не вернется в ближайшие два дня, мы поймем, что это работает. – Тогда все хорошо. – Ну, а потом был Бобби и его паразиты. К счастью, у меня есть немного рвотного корня и скипидар. – К счастью для паразитов или для Бобби? – Ни для кого, на самом деле, – ответила я и зевнула. – Но, возможно, это подействует. Он слегка улыбнулся и откупорил бутылку пива, непроизвольно поднеся ее к носу. Убедившись, что все в порядке, он налил немного мне. – Отлично. Приятно знать, что я оставляю все в твоих умелых руках, Сассенах. Дурно пахнущих, – добавил он, сморщив свой длинный нос в мою сторону, – но умелых. – Спасибо большое. – Пиво было более чем хорошим; должно быть из личных запасов миссис Баг. Мы медленно потягивали его, оба слишком уставшие, чтобы подняться и положить себе рагу. Я наблюдала за ним сквозь ресницы; я всегда так делала, когда он должен был отправляться в путешествие, сохраняя в мельчайших деталях воспоминания о нем, чтобы сравнить при возвращении. Он выглядел утомленным, и две маленькие складки между его бровями выдавали легкое беспокойство. Свет от свечи озарял широкие кости его лица, четкая тень легла на оштукатуренную стену позади него, сильного и уверенного. Я увидела, как тень подняла свой призрачный бокал пива, и свет заблестел янтарем на тени от стекла. – Сассенах, – сказал он внезапно, опуская бокал, – можешь ли ты сказать, сколько раз я был близок к смерти? Я на мгновение уставилась на него, но затем пожала плечами и начала подсчитывать, собравшись с силами для этой неприятной процедуры. – Ну... Я не знаю, сколько ужасных вещей случилось с тобой до того, как я тебя встретила, но после... итак, ты был смертельно болен в аббатстве. – Я окинула его взглядом, но он не выглядел взволнованным мыслью об Уэнтуортской тюрьме и обо всем, что произошло с ним там, что стало причиной его болезни. – Хмм. И после Каллодена – ты говорил, что пережил жуткую лихорадку в результате ранения и думал, что можешь умереть, только Дженни вытащила тебя... в смысле, вылечила тебя. – Потом Лаогера стреляла в меня, – вспомнил он, скривившись. И меня уже вытащила ты. Точно так же, как когда меня укусила змея. – Он задумался на мгновение. – Я болел оспой, когда был совсем маленьким, но я не думаю, что это было настолько опасно, чтобы умереть; говорили, что у меня легкий случай. Итак, всего четыре раза. – А как насчет дня, когда я встретила тебя впервые? – Возразила я. – Ты почти умер, истекая кровью. – О, нет, – запротестовал он. – Это была всего лишь крошечная царапина. Я приподняла одну бровь, взглянув на него, и склонилась над очагом, накладывая в миску ароматное рагу. Оно было пропитано соком кролика и оленины, плавающих в густой подливке, приправленной розмарином, чесноком и луком. Судя по тому, как у меня потекли слюнки, сироп из остролиста был окончательно забыт. – Пусть будет по-твоему, – сказала я. – Но подожди, а как же твоя голова? Когда Дугал пытался убить тебя топором. Несомненно, это пятый раз? Он нахмурился, принимая миску. – Ага, полагаю, ты права, – сказал он, раздосадованный. – Итого, пять. Я с нежностью разглядывала его поверх собственной чашки с рагу. Он был очень большим, крепким и прекрасно сложенным. И если он был немного потрепан обстоятельствами, то это только добавляло ему привлекательности. – Я думаю, ты человек, которого крайне сложно убить, – сказала я. – И это меня очень радует. Он неохотно улыбнулся, но затем протянул руку и поднял свой бокал, салютуя, прикасаясь им сначала к собственным губам, потом к моим. – Мы выпьем за это, Сассенах, не так ли?
ПЛЕМЯ ЗИМНЕЙ ПТИЦЫ Оружие, – сказал Птица-что-поет-по-утрам. – Передай своему королю, что мы хотим оружие. На мгновение Джейми подавил острое желание ответить: «А кто не хочет?», – но потом поддался порыву, чем удивил вождя, заставив его заморгать от изумления, а затем улыбнуться. – И правда, кто? – Птица был приземистым человеком, напоминавшим по форме бочонок, и довольно молодым для своего поста, – но проницательным, его приветливость не могла замаскировать его острый ум. – Они все говорят тебе это, все вожди деревень, а? Конечно, говорят. И что ты им отвечаешь? – То, что в моих силах. – Джейми поднял одно плечо и опустил его. – Торговля товарами – определенно да, ножи – вероятно да, огнестрельное оружие – возможно да, но обещать пока не могу. Они говорили на слегка непривычном наречии Чероки, и он надеялся, что выбрал правильный оборот обозначающий вероятность. Он был довольно хорош в разговорах о повседневных вещах – торговле или охоте, но вопрос, который обсуждался здесь, не был обычным. Он бросил короткий взгляд на Йена, который их внимательно слушал, но очевидно, то, что он говорил, было правильным. Йен довольно часто бывал в индейских деревнях неподалеку от Фрейзерс Риджа и охотился с молодыми мужчинами; в разговоре он переходил на язык Цалаги так же легко, как на свой родной гэльский. – Что ж, довольно разумно. – Птица уселся поудобнее. Оловянный значок, который Джейми преподнес ему в качестве подарка, сверкнул на его груди, свет костра поблескивал на широких чертах его приветливого лица. – Скажи своему королю об оружии – и скажи ему, зачем оно нам нужно, а? – Ты хочешь, чтобы я ему это сказал, верно? Ты думаешь, он будет готов послать тебе оружие, чтобы из него убивали его людей? – сухо спросил Джейми. Вторжение белых поселенцев за Линию Договора на земли Чероки было больным вопросом, и он сильно рисковал, упоминая об этом напрямик, вместо того, чтобы обратиться к другим причинам потребности Птицы в оружии: защитить его деревни от набегов или совершить набег самому. Птица пожал плечами в ответ. – Мы можем убить их без оружия, если захотим. – Одна его бровь немного приподнялась, и губы Птицы сжались в тонкую линию в ожидании, что сделает Джейми в ответ на это заявление. Он предположил, что Птица хотел шокировать его. И лишь кивнул в ответ. – Конечно, можете. Но вы достаточно благоразумны, чтобы не делать этого. – Пока нет. – Губы Птицы изогнулись в обаятельной улыбке. – Передай королю – пока нет. – Его Величество будет рад услышать, что вы так высоко цените его дружбу. В ответ на это, Птица взорвался хохотом, раскачиваясь назад и вперед, и его брат Тихая Вода, сидевший рядом, широко улыбнулся. – Ты мне нравишься, Убийца Медведя, – сказал он, успокоившись. – Ты забавный человек. – Могу им быть, – сказал Джейми по-английски, улыбаясь. – Дайте время. Йен тихонько фыркнул, развеселенный этим, заставив Птицу внимательно взглянуть на него, и тут же осекся, прочищая горло. Джейми поднял одну бровь, глядя на племянника, который ответил ему слабой улыбкой. Тихая Вода пристально посмотрел на Йена. Чероки приняли их обоих с уважением, но Джейми заметил четкие границы их реакции на Йена. Они воспринимали Йена как могавка – и были с ним осторожны. Положа руку на сердце, он и сам иногда думал, что какая-то часть Йена осталась в Снейктауне и, возможно, никогда не вернется. Между тем, Птица дал ему возможность кое-что выяснить. – У вас много проблем с людьми, которые прибыли на ваши земли, чтобы обосноваться здесь? – Спросил он, сочувственно кивая. – Вы, конечно, не убьете этих людей, будучи рассудительными. Но не каждый так мудр, не так ли? Глаза Птицы сузились. – Что ты имеешь в виду, Убийца Медведя? – Я знаю о поджогах, Tsisqua – Он выдержал взгляд собеседника, глаза в глаза, стараясь не делать никакого намека на обвинение. – Король слышит о том, что дома поджигают, мужчин убивают, а женщин похищают. И ему это не нравится. – Хм, – произнес Птица и сжал губы. Он, однако, не сказал, что не слышал о таких вещах, что стало интересным. – Подобных историй уже достаточно, чтобы король смог послать солдат на защиту своих людей. Если он это сделает, он вряд ли пожелает встретиться с оружием, которое сам же и дал, – справедливо заметил Джейми. – И что нам тогда прикажете делать? – горячо воскликнул Тихая Вода. Они переходят Линию Договора, строят дома, засевают поля, отбирают дичь. Если твой король не может сдержать своих людей там, где им по¬ло¬жено быть, то как он может протестовать, если мы защищаем свои земли? Птица сделал легкое поглаживающее движение рукой, не глядя на своего брата, и Тихая Вода умолк, хоть и неохотно. – Итак, Убийца Медведя, ты передашь королю эти вещи, так ведь? Джейми серьезно склонил голову. – Это мой долг. Я говорю с тобой от имени короля, и донесу королю твои слова. Птица задумчиво кивнул, затем махнул рукой, чтобы подали еды и пива, и разговор перешел на нейтральные темы. Никаких дел сегодня вечером уже не будет. Было довольно поздно, когда они перебрались из дома Tsisqua в маленький гостевой домик. Он думал, что Луна уже давно взошла, но самой Луны видно не было; небеса наполнились густыми облаками, и в воздухе пахло дождем. – О, Боже, – сказал Йен, зевая и спотыкаясь. – Моя задница уже уснула. Джейми тоже зевнул, находя это заразным, но затем подмигнул и рассмеялся. – Ага, отлично. Постарайся не разбудить ее; остальная часть тебя может к ней присоединиться. Йен издал саркастический звук губами. – Только потому, что Птица назвал тебя забавным человеком, дядя Джейми, я бы никак этому не поверил. Он всего лишь был вежлив, знаешь? Джейми проигнорировал это, пробормотав благодарность на языке Цалаги молодой женщине, проводившей их к месту ночлега. Она передала ему небольшую корзинку, наполненную, судя по аромату, кукурузным хлебом и сушеными яблоками, и затем пожелала им мягко: «Доброй ночи, хорошего сна», – перед тем как исчезнуть в сырой, беспокойной ночи. Маленькая хижина казалась душной после прохладного, наполненного свободой воздуха, и он остановился перед входом на мгновение, наслаждаясь движением ветра между деревьями, наблюдая, как он пробирается сквозь сосновые ветви, словно гигантская невидимая змея. – Расспроси их там, Йен, когда будешь сплетничать завтра, – сказал он, заныривая внутрь. – Дай им знать – тактично – что король был бы рад выяснить кто именно, черт возьми, поджигает дома, и может быть так бла¬го¬дарен, что раскошелится на несколько стволов в награду. Они не скажут тебе, если сами делают это, – но если это кто-то другой – могут и сказать. Йен кивнул головой, снова зевнув. Маленькое пламя разгорелось в круге камней, дым от него заструился в дымовое отверстие в крыше над головой, и при свете костра стали видны покрытые мехом лежанки для сна по одну сторону хижины, а с другой стороны – шкуры и одеяла, сложенные на полу. – Подбросим монетку кому спать на кровати, дядя Джейми, – сказал он, порывшись в своей сумке на поясе и достав оттуда потертый шиллинг. – Выбирай. – Решка, – сказал Джейми, распаковывая корзину и снимая плед. Тот упал теплой лужей шерсти вокруг его ног, и Джейми встряхнул свою рубаху. Белье было мятым и грязным, и он чувствовал свой запах. Слава Богу, это была последняя деревня. Еще одна ночь, в крайнем случае, две, и они смогут вернуться домой. Йен выругался, поднимая монету. – Как ты это делаешь? Каждую ночь ты говоришь «решка», и каждую ночь выпадает решка! – Ну, это ведь твой шиллинг, Йен. Я не виноват. – Он сел на лежанку и блаженно потянувшись, смягчился. – Взгляни на нос Джорди. Йен перевернул шиллинг в своих пальцах и поднес его к свету костра, щурясь, потом выругался снова. Крошечное пятно воска, такое тонкое, что его почти не было видно, если не приглядываться, обрамляло аристократически выступающий нос Георга III, короля Британии. – Как оно туда попало? – Йен подозрительно сузил глаза, глядя на дядю, но Джейми только засмеялся и лег. – Когда ты показывал маленькому Джемми, как крутить монету. Помнишь, он опрокинул подсвечник, и горячий воск растекся повсюду. – О, – Йен уставился на монету в своей руке на мгновение, затем встряхнул головой, соскреб воск ногтем большого пальца и убрал шиллинг. – Доброй ночи, дядя Джейми, – сказал он, скользнув со вздохом в шкуры на земле. – Доброй ночи, Йен. Он не обращал внимания на усталость, держа ее подобно Гедеону на короткой узде. Сейчас он отпустил поводья и разрешил ей унести его прочь, его тело расслабилось в комфорте лежака. МакДональд, подумал он цинично, будет в восторге. Джейми планировал посетить только две деревни Чероки, находящиеся на границе Линии Договора, объявить там о своей новой должности, раздать скромные подарки – виски и табак (последний в спешке был взят взаймы у Тома Кристи, который по счастью закупил большую бочку табака во время поездки за семенами в Кросс Крик). Рассказать Чероки, что более щедрое вознаграждение следует ожидать позднее, когда он предпримет дипломатическую поездку в более отдаленные деревни осенью. Он был сердечно принят в обоих поселениях, но во втором, Пигтауне, находились с визитом несколько незнакомцев; молодые мужчины в поисках жен для себя. Они были из отдельной группы Чероки, именуемой племя Зимней Птицы, чья деревня располагалась выше в горах. Один из молодых людей оказался племянником Птицы-что-поет-по-утрам, вождя племени Зимней Птицы, и он настойчиво убеждал Джейми вернуться с ним и его товарищами в их родную деревню. Спешно захватив личный запас оставшихся виски и табака, Джейми согласился, и они с Йеном были с почестями доставлены сюда как агенты Его Величества. Зимних Птиц никогда до этого не посещали индейские агенты, их появление было воспринято, как большая честь и подсказывало, какие преимущества они в итоге могли для себя получить. Он подумал, однако, что Птица был из того типа людей, с которыми он мог бы делать бизнес, в различных областях. Эта мысль привела его к запоздалому размышлению о Роджере Маке и новых арендаторах. У него не было лишнего времени в течение послед¬них нескольких дней сильно беспокоиться об этом, – но он сомневался, есть ли повод переживать. Роджер Мак был вполне способен с этим справиться, хотя его надтреснутый голос сделал его менее уверенным, чем он должен быть. В конце концов, он с Кристи и Арчи Багом... Он закрыл глаза, блаженство абсолютной усталости захватило его, мысли его становились все более разрозненны. Еще один день, возможно, а потом – домой, чтобы успеть заготовить сено. Наварить пива, перед тем как наступят холода. Забить скот... возможно, пришло время заколоть эту чертову белую свиноматку? Нет... злобная тварь невероятно плодовита. Какому кабану хватило мужества спариваться с ней? Он случайно задумался, и может она съела его после? Дикий кабан... копченая ветчина, кровяная колбаса... Он плавно проваливался в верхние слои сна, когда почувствовал чью-то руку на своем члене. Выдернутый из забытья, как лосось из морского залива, он хлопнул по руке незваного гостя, крепко схватив ее. Чем вызвал тихий смешок своего гостя. Женские пальцы мягко пошевелились в его захвате, и другая рука быстро заняла место первой. Его первой осознанной мыслью было то, что девушка, вероятно, была превосходным пекарем, судя по тому, как уверенно она разминала его. Другие мысли быстро следовали одна за другой в этом абсурде, и он попытался захватить вторую руку. Она игриво ускользала от него в темноте, тыкая его и дразня. Он подыскивал вежливые слова протеста на языке Чероки, но ничего не приходило в голову кроме нескольких случайных фраз на английском и гэльском, все они слабо подходили к ситуации. Первая рука была настойчива, извиваясь, словно угорь. Не желая сломать ее пальцы, он отпустил их на мгновение и успешно перехватил руку в запястье. – Йен! – Позвал он в отчаянии. – Йен, ты здесь? – Он не мог ни видеть своего племянника в густой темноте, которая заполняла хижину, ни понять, спал ли он. Здесь не было окон, и единственный слабый свет исходил от угасающих углей. – Йен! На полу произошло шевеление, тела переместились, и он услышал чихание Ролло. – Что такое, дядя? – он обратился к нему на гэльском, и Йен ответил ему на том же языке. Парень говорил ровно, не так, будто только что проснулся. – Йен, в моей постели женщина, – произнес он по-гэльски, пытаясь соответствовать спокойному тону своего племянника. – Две женщины, дядя Джейми, – Йен развеселился, черт его побери! – Другая займется твоими ногами. Ожидает своей очереди. Это лишило его присутствия духа, и он почти отпустил захват на плененной руке. – Две женщины! За кого они меня принимают? Девушка хихикнула снова, наклонилась, и слегка укусила его за грудь. – Христос! – Ну, нет, дядя, они не принимают тебя за Бога, – сказал Йен, очевидно, подавляя собственное веселье. – Они думают, что ты король, так сказать. Ты его агент, поэтому они делают честь Его Величеству, отправив к тебе женщин, ага? Вторая женщина обнажила его ступни и стала медленно поглаживать подошвы ног одним пальцем. Он не терпел щекотки и нашел бы это докучающим, если бы не был обеспокоен первой женщиной, с которой был вынужден играть в очень непристойную игру «спрячь во рту сосиску». – Поговори с ними, Йен, – произнес он сквозь стиснутые зубы, неистово шаря свободной рукой, одновременно пытаясь сдержать пальцы плененной руки, которая томно поглаживала его ухо, и, дергая ногами в неистовой попытке остановить ухаживания второй дамы, которые становились все более настойчивыми. – Эмм... Что ты хочешь, чтобы я им сказал? – осведомился Йен, переходя обратно на английский. Его голос немного дрожал. – Скажи им, что я глубоко тронут оказанной мне честью, но – ик! Дальнейшие дипломатические увертки были отрезаны внезапным втор¬жением чужого языка с сильным вкусом репчатого лука и пива в его рот. В ходе последующего сопротивления, он мрачно осознал, что Йен потерял всякое чувство самоконтроля и лежал на полу, беспомощно хихикая. «Когда убиваешь сына, это называется детоубийство, – безжалостно подумал он, – а как называется убийство племянника?» – Мадам! – Сказал он, с трудом освободив свой рот. Он схватил даму за плечи и скинул ее со своего тела с достаточной силой, так что она вскрикнула от неожиданности, неприкрытые ничем ноги взлетели вверх, – Господи, она что, голая? Именно так. Они обе были голыми; его глаза привыкли к тусклому свету тлеющих углей, и он уловил отражение света на плечах, груди и округлых бедрах. Он сел, собрав шкуры и одеяла вокруг себя наподобие наскоро сооруженного защитного укрепления. – Прекратите вы, обе! – сказал он строго на языке Чероки, – Вы красивы, но я не могу лечь с вами. – Нет? – спросила одна из них озадаченно. – Почему нет? – поинтересовалась другая. – Аа... потому что я дал клятву, – сказал он, ощущая необходимость перевести дыхание. – Я поклялся... поклялся... – Он подыскивал правильное слово, но не находил его. По счастью, Йен вмешался в ситуацию, свободно вливаясь потоком речи на языке Цалаги, слишком быстрым, чтобы уследить за ним. – Ооо, – выдохнула одна из девушек. Джейми почувствовал явные угрызения совести. – Что, во имя Бога, ты сказал им, Йен? – Я объяснил им, что Великий Дух пришел к тебе во сне, дядя, и сказал, что ты не можешь быть с женщиной, пока не доставишь оружие всем цалаги. – Пока я – что?! – Ну, это было лучшее, что я смог придумать так быстро, дядя, – ответил Йен, обороняясь. Несмотря на то, что идея была ужасной, он признал, что она оказалась эффективной. Женщины прижались друг к другу, испуганно перешептываясь, и совершенно оставили попытки приставать к нему. – А, ладно, – неохотно согласился он. – Полагаю, могло быть и хуже. – В конце концов, даже если Корона согласится предоставить оружие, цалаги было чертовски много. – Всегда пожалуйста, дядя Джейми. – Смех булькал в голосе племянника и прорывался в сдерживаемом фырканьи. – Что? – сказал он раздраженно. – Одна из дам сказала, что очень сильно разочарована, дядя, потому что ты прекрасно оснащен. Вторая отнеслась к этому более философски, однако. Она сказала, что могла бы родить от тебя детей, и малыши были бы рыженькими. – Голос его племянника дрожал. – Что, черт возьми, плохого в рыжих волосах? – Я не совсем уверен, но думаю, это вовсе не то, чего бы ты хотел, ведь благодаря этому твой ребенок был бы слишком заметен. – Ну, хорошо, – оборвал он. – Им это уже не грозит, так? Разве они не могут теперь пойти домой? – Дождливо, дядя Джейми, – логично отметил Йен. Это действительно было так; ветер принес стук дождя, и теперь ливень бил по крыше, монотонно барабаня, проникая через дымовое отверстие и шипя каплями в горячих углях. – Ты ведь не отправишь их под дождь? Кроме того, ты сказал, что не можешь лечь с ними, но это не означает, что они должны уйти совсем. Он прервался, чтобы спросить что-то у девушек, которые отвечали ему со страстной уверенностью. Джейми подумал: если они захотят – они свое возьмут. Поднявшись с грацией молодых журавлей, две из них забрались обратно в его постель, обнаженные как сойки, лаская и поглаживая его с восторженным шепотом – настойчиво избегая, однако, его интимных мест, вдавили его в шкуры и прильнули к нему с обеих сторон, теплая обнаженная плоть уютно прижалась к нему. Он открыл рот, затем закрыл его обратно, абсолютно не найдя, что сказать ни на одном из языков, который он знал. Он лег на свое место, напряженный, неглубоко дыша. Его петушок возмущенно пульсировал, явно собираясь подняться и мучить его всю ночь в отместку за неправильное поведение. Короткий хохот донесся из кучи шкур на земле, перемежаемый икающим фырканьем. Он подумал, что это, возможно, первый раз, когда он слышит, как Йен по-настоящему смеется после возвращения. Молясь о стойкости, он глубоко вдохнул, медленно выдохнул и закрыл глаза, плотно обхватив себя руками вокруг ребер, прижав локти к бокам.
ПОСАЖЕНИЕ НА ВОДУ Роджер вышел на террасу дома в Речной Излучине, чувствуя приятную усталость. После трех недель напряженной работы он собрал новых арендаторов со всех дорог и тропинок Кросс Крика и Кэмбелтона. Познакомился со всеми главами семейств. Сумел, по крайней мере, минимально обеспечить их всем необходимым для поездки, в плане еды, одеял и обуви – и собрал их всех в одном месте, решительно преодолев их склонность к панике и увиливанию. Они двинутся во Фрейзер Ридж утром, и ни минутой позже. Он с удовлетворением смотрел с террасы на поляну, лежавшую за конюшнями Джокасты Кэмерон Иннес. Они все расположились там, на ночлег во временном лагере: двадцать две семьи, семьдесят шесть душ, четыре мула, два пони, четырнадцать собак, три свиньи, и только Богу было известно, сколько цыплят, котят и домашних птиц, собранных в плетеные клетки для переноски. Все имена – исключая животных – были занесены в список с загнутыми уголками страниц, измятый в его кармане. У него было несколько других списков там же – наскоро написанных, перечеркнутых, с массой исправлений, и едва читаемых. Он ощущал себя ходячей книгой Второзакония. А еще он чувствовал, что ему необходимо хорошо выпить. К счастью, это ему как раз и предстояло: Дункан Иннес, муж Джокасты, возвратился после трудового дня и сидел на террасе в компании с хрустальным графином, который, в лучах заходящего солнца, отливал насыщенным янтарным светом. – Ну, как дела, charaid? – Дункан встретил его добродушно, указывая на один из плетенных стульев. –Может быть по глоточку? – Спасибо, не откажусь. Он с благодарностью опустился в кресло, которое приветливо скрипнуло под его весом. Принял бокал, протянутый Дунканом, и выпил его залпом с коротким «Slàinte». Виски обожгло горло, заставив закашляться, но внутри вдруг что-то открылось, и постоянное чувство небольшого удушья стало покидать его. Он благодарно хлебнул еще. – Они готовы отправляться в путь? – Дункан кивнул в сторону поляны, где дым походных костров висел низким золотым туманом. – Готовы как никогда. Бедняжки, – добавил Роджер с некоторым сочувствием. Дункан приподнял лохматую бровь. – Словно рыбы, вытащенные из воды – добавил Роджер, протянув бокал на предложение наполнить его вновь. – Женщины в ужасе, как и мужчины, но те скрывают это лучше. Можно подумать, я собираюсь увести их в рабство на сахарные плантации. Дункан кивнул. – Или в Рим, чистить туфли Папе Римскому – сказал он с иронией. – Я сомневаюсь, что большинство из них могли когда-либо настолько близко видеть католика, чтобы распознать его. Полагаю, что, даже принюхав¬шись, они не смогут почуять его, особенно если их сильно напоить, как думаешь? – Только в лечебных целях, или в случае реальной смертельной опасности – Роджер сделал медленный, божественный глоток и закрыл глаза, чувствуя, как виски согревает горло и булькает в груди, как урчащая кошка. – Ты уже встречался с Хирамом? Хирам Кромби, старейшина этой общины. – Этот кислый леденец на палочке, воткнутой в задницу? Да, я встретился с ним. – Дункан усмехнулся в усы. – Он будет ужинать с нами. Лучше выпить еще по одной. – Не откажусь, спасибо, – сказал Роджер, протягивая ему бокал. – Однако никто из них не жаждет мирских удовольствий, насколько я могу судить. Кажется, они все еще остаются ковенантерами до мозга костей. Олухи Царя Небесного, верно? Дункан от души расхохотался. – Ну, конечно не так, как во времена моего деда – сказал он, придя в себя, и потянувшись к графину. – Благодарю Господа за это. – Он закатил глаза, гримасничая. – Твой дед был ковенантером? – Еще каким, – покачав головой, Дункан хорошенько подлил, сначала Роджеру, затем себе. – Он был свирепым старым ублюдком. Понятно, что не без причины, знаешь. Его сестру посадили на воду. – Посадили… О, Господи! – Он прикусил язык в покаянии, но был слишком заинтригован, чтобы обратить внимание. – Ты имеешь в виду казнь через утопление? Дункан кивнул, глядя на стакан, затем сделал хороший большой глоток, и на мгновенье задержал его во рту, прежде чем проглотить. – Маргарет – сказал он. – Ее звали Маргарет. В то время ей было восемнадцать. Ее отец и ее брат – мой дедушка, то бишь – бежали после битвы в Данбаре, и спрятались в горах. Пришли войска, разыскивая их, но она сказала, что не знает, куда они пошли – и у нее была Библия. Тогда они попытались заставить ее отречься от веры, но она заявила, что не сделает этого. Легче с камнями разговаривать, чем с женщинами этой ветви семьи – проговорил он, качая головой. – Ничто не могло поколебать ее. Но они потащили ее на берег, ее и старуху-ковентантку из деревни, раздели их и привязали обоих к столбам на линии прилива. Толпа стояла там, ожидая, когда вода поглотит их. Он сделал еще один глоток, не чувствуя его вкус. – Старуха пошла на дно первой. Они привязали ее ближе к воде – я полагаю, думая, что Маргарет не устоит, если увидит, как старуха умирает. – Он хмыкнул, качая головой. – Но нет, ничего подобного. Прилив поднимался, и волны накатили на ее. Она захлебнулась, закашлялась, и ее распущенные волосы, нависая над лицом, прилипли к ней, как водоросли, когда вода отхлынула. – Моя мать видела ее – объяснил он, поднимая стакан. – Ей тогда было всего семь, но она все помнила. После первой волны, говорила она, был промежуток, равный трем вдохам, и волна накрывала Маргарет снова. Потом отлив...три вдоха... и опять все заново. И нельзя было ничего увидеть, кроме водоворота ее волос, плавающих на волнах. Он поднял бокал чуть выше, и Роджер поднял свой в невольном тосте. – Господи Иисусе – сказал он, и это не было богохульством. Виски обжигало горло, пока опускалось внутрь, и он глубоко вдохнул, благодаря Бога за дар воздуха. Три вдоха. Это был превосходнейший Айлейский солод, но он чувствовал сильный и насыщенный йодистый привкус моря и водорослей в легких. – Упокой Господь ее душу, – сказал он хрипловато. Дункан кивнул, и снова потянулся за графином. – Я думаю, она заслужила покой – сказал он. – Хотя они – он указал подбородком в сторону поляны – они скажут: «Это не было ее личной заслугой, Бог избрал ее для спасения и избрал англичан для проклятия. И нечего к этому добавить». День клонился к вечеру, и костры начали светиться в темноте поляны позади конюшен. Дым от них достигал носа Роджера, теплый и домашний аромат, который, тем не менее, добавлял жжения в горле. – Я сам не нашел ничего, за что стоило бы умереть – сказал Дункан задумчиво, а затем продемонстрировал одну из своих коротких, редких улыбок. – Но мой дед сказал бы, что это лишь означает, что я был избран для проклятья. «По промыслу Божьему, в ознаменование Его вечной Славы, определил Он для одних людей и ангелов вечную жизнь, для других же – вечную смерть». Он всегда повторял это, когда кто-нибудь говорил о Маргарет. Роджер кивнул, узнав символ веры Вестминстерского исповедания . Когда это было в 1646? 1647? Пара поколений до рождения деда Дункана. – Я полагаю, ему было легче думать, что ее смерть была Божьей волей, и не была связана с ним – сказал Роджер, не без симпатии. – Ты сам в это не веришь? Я имею в виду, в Предопределение. Он спросил с истинным любопытством. Пресвитериане его собственного времени действительно все еще воспринимали предопределение как доктрину – но, будучи более гибкими в подходе, имели тенденцию смягчать понятие предопределенного проклятия, не задумываясь слишком над идеей, что каждая деталь жизни была уже предопределена. А он сам? Только Богу известно. Дункан пожал плечами, правое плечо поднялось выше, и это на мгновение перекосило его. – Бог его знает, – сказал он и засмеялся. Он покачал головой и снова осушил свой бокал. – Нет, думаю, что не верю. Но я не признался бы в этом перед таким как Хирам Кромби – или тем же Кристи. Дункан указал подбородком в сторону поляны, где Роджер увидел две темные фигуры, направляющиеся в сторону дома. Высокая, но сгорбленная фигура Арчи Бага была легко узнаваема, так же, как и низкое коренастое телосложение Тома Кристи. Даже его силуэт выглядит драчливым, подумал Роджер, наблюдая за его короткими, резкими жестами во время ходьбы, явно в разгар какого-то спора с Арчи. – В Ардсмуире иногда случались жестокие стычки из-за этого – сказал Дункан, наблюдая за приближением двух фигур. – Католики возмущались, считая, что фраза о проклятии относится к ним. А Кристи с его маленькой бандой с превеликим удовольствием объяснял им, почему это так и есть. – Его плечи чуть задрожали от сдерживаемого хохота, и Роджер задумался, насколько много виски выпил Дункан перед тем, как вышел на террасу. Он никогда не видел этого старика таким веселым. – МакДью положил этому конец, когда заставил нас всех стать масонами – добавил он, наклоняясь вперед, чтобы вновь наполнить бокал. – Но до этого несколько человек едва не были убиты. – Он поднял графин, вопросительно глядя в сторону Роджера. С нетерпением ожидая ужина с Томом Кристи и Хирамом Кромби, Роджер согласно кивнул. Пока Дункан наклонялся к нему, чтобы подлить виски в бокал, все еще улыбаясь, последние лучи солнца засияли на его обветренном лице. Роджер мельком увидел тонкую белую линию, пересекающую верхнюю губу Дункана, наполовину скрытую усами, и совершенно неожиданно понял, почему Дункан отрастил длинные усы – необычное украшение для этого времени, когда большинство мужчин ходили чисто выбритыми. Он бы, скорее всего, ничего не сказал, но был под воздействием виски, и атмосферы странного союза, сложившегося между ними, двумя протестантами, удивительно привязанными к католикам. Ошеломленные странными поворотами судьбы, которые случились с ними, двое мужчин, еще недавно в одиночку справлявшиеся с жизненными невзгодами, теперь с удивлением обнаружили себя главами хозяйств, фактически держащими в руках в жизни посторонних людей. – Твои губы, Дункан. – Он прикоснулся к собственным губам. – От чего это? – Ах это? – Дункан удивленно коснулся своих губ. – Я родился с заячьей губой, вроде так это называется. Насколько мне известно, это исправили, когда мне было около недели от роду. Теперь пришла очередь Роджеру удивиться. – Кто исправил? Дункан пожал на этот раз одним плечом. – Странствующий лекарь, так сказала моя мать. Она уже была готова потерять меня, так она говорила, потому что я, естественно, не мог сосать грудь. Она и мои тетушки по очереди принялись выжимать мне в рот молоко из тряпки, но она сказала, что я почти превратился в крошечный скелет, когда этот лекарь пришел в деревню. Он застенчиво провел пальцем по губе, приглаживая густые, седые волосы на усах. – Мой отец дал ему шесть селедок и кисет нюхательного табака, он сшил губу, и дал моей матери немного какой-то мази, чтобы приложить к ране. Вот так. – Он снова пожал плечами, с кривой усмешкой. – Возможно, мне суждено было выжить, в конце концов. Мой дед сказал, Господь избрал меня, хотя только Бог знает зачем. Роджер ощущал смутное беспокойство, притупленное виски. Шотландский лекарь, который мог исправить заячьи губы? Он пил очередной бокал, стараясь не слишком пялиться, при этом исподволь изучая лицо Дункана. Он предположил, что такое было возможно, шрам едва виден – если знать, на что смотреть под усами Дункана, но не доходил до ноздрей. Вероятно, это был довольно простой случай заячьей губы, а не один из тех чудовищных случаев, о которых он читал, от ужаса не в силах оторвать взгляд от страницы, в большой черной врачебной книге Клэр. Там доктор Роулингс описывал ребенка, рожденного не только с раздвоенной губой, но и отсутствием верхушки рта, а также большей части лица. Не было никакого рисунка, слава Богу, но мысленная картинка, созданная описанием Роулингса была достаточно ужасна. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул, впитывая пары виски. Возможно ли это? Возможно. Люди в этом времени проводили хирургические операции, какими бы грубыми, кровавыми и мучительными они не были. Он видел, как Мюррей Маклеод, аптекарь из Кэмпбелтона, мастерски зашивал щеку человека, разорванную из-за того, что его затоптало стадо баранов. Было ли это сложнее, чем сшить рот ребенка? Он подумал о губах Джемми, нежных, как лепесток, пронзаемых иголкой с черными нитками, и содрогнулся. – Ты уже замерз, charaid? Хочешь зайти внутрь? – Дункан подобрал ноги, чтобы подняться, но Роджер помахал старику сесть обратно. – О, нет. Просто мурашки по коже пробежали. – Он улыбнулся, и сделал еще один глоток, чтобы наверняка защититься от несуществующего вечернего холода. И всеже он почувствовал, как волоски на его руках немного приподнялись. Мог ли тут быть еще один – такой же, как мы? Здесь уже бывали другие, он знал. Во-первых, его несколько раз прабабушка, Джейлис. Во-вторых, человек, чей череп нашла Клер, в комплекте с серебряными пломбами в зубах. Но был ли еще один, с которым Дункан встретился в отдаленной шотландской деревне полвека назад? Господи, подумал он, внезапно встревожившись. Как часто это случается? И что с ними происходит потом? Прежде, чем они достигли дна кувшина, он услышал позади себя шаги, и шелест шелка. – Миссис Камерон. – Он резко поднялся, и мир перед его глазами слегка накренился, затем взял руку хозяйки дома, склоняясь над ней. Ее длинная рука по привычке прикоснулась к его лицу, чувствительные пальцы, подтвердили его личность. – Ах, это вы, Джо. Как прошло путешествие с малышом? – Дункан с трудом попытался встать, заарканенный виски и единственной рукой, но Улисс, дворецкий Джокасты, молча материализовался из сумерек позади своей хозяйки, вовремя переместив ее плетеное кресло на место. Роджер заметил, что она опустилась в него, не проводя рукой сзади; она просто знала, что кресло будет там. Роджер смотрел на дворецкого с интересом, пытаясь понять, кого подкупила Джокаста, чтобы получить его обратно. Обвиненный и, весьма вероятно, виновный в смерти британского морского офицера на территории плантации Джокасты, Уллис был вынужден бежать из колонии. Но лейтенант Вульф не считался большой потерей для флота, Улисс же был незаменим для Джокасты Кэмерон. Не все вопросы можно было уладить золотом – но он был готов поспорить, что Джокаста Кэмерон еще не встречала обстоятельства, которые не смогла бы исправить с помощью денег, политических связей, или хитрости. – О, да – ответила она мужу, улыбаясь и протягивая ему руку. – Муж мой, было так забавно похвастаться им! У нас прошел прекрасный обед со старой миссис Форбс и ее дочерью – наш крошка спел песню и очаровал всех. С миссис Форбс были девушки Монтгомери, также как и мисс Огилви, и нам подавали маленькие бараньи котлеты с малиновым соусом и печеные яблоки и… ах, это вы, мистер Кристи? Проходите и присоединяйтесь к нам! – Она немного повысила голос, и лицо ее, по-видимому, выжидающе, смотрело в сумрак за плечо Роджера. – Миссис Камерон. Ваш слуга, мадам. – Кристи шагнул на террасу, изысканно поклонившись, словно не обращая внимания на тот факт, что адресовал его слепой женщине. Арчи Баг следовал за ним, в свою очередь наклонившись к руке Джокасты, и издав дружелюбный горловой звук в знак приветствия. На террасу вынесли стулья, добавили виски, волшебным образом появилась тарелка с острыми закусками, зажглись свечи, и внезапно это превратилось в вечеринку, которая в некотором смысле перекликалась со слегка нервным праздником, проходящим ниже на поляне. В отдалении слышалась музыка – звук оловянного свистка, играющего джигу. Роджер позволил всему этому захватить его, наслаждаясь кратким чувством расслабленности и безответственности. Только на этот вечер не было необходимости беспокоиться; все собрались, были в безопасности, накормлены, и готовы к завтрашнему путешествию. Он не должен был даже беспокоиться, о том, чтобы закончить разговор с Дунканом, который выглядел настолько размякшим, что казалось, мог соскользнуть со стула в любую минуту. Том Кристи и Джокаста с энтузиазмом обсуждали литературную жизнь в Эдинбурге и книгу, о которой он никогда не слышал… А старина Арчи, кстати, куда подевался Арчи? Ах, вот куда; он пошел обратно на поляну, несомненно, вспомнив в последнюю минуту, что должен что-то кому-то сказать. Он благословил Джейми Фрейзера за то, что тот предусмотрительно отправил с ним Тома и Арчи. Эти двое спасли его от многих ошибок, справлялись с десятью тысячами необходимых деталей, и успокоили страхи новых арендаторов в отношении этого последнего прыжка в неизвестность. Он сделал глубокий, удовлетворенный вздох, глотнув воздуха с уютным запахом костров вдалеке, и жарящегося ужина рядом, и запоздало вспомнил одного маленького человечка, чье благополучие по-прежнему вызывало его исключительную озабоченность. Извинившись, он зашел в дом, и обнаружил Джемми в главной кухне, уютно расположившегося в углу. Он поедал хлебный пудинг с растопленным сливочным маслом и кленовым сиропом. – Это что, у тебя ужин такой? – спросил он, садясь рядом. – Угу. Хочешь немного, папа? – сын протянул капающую ложку вверх, и он поспешно наклонился, чтобы взять кусочек в рот, прежде чем тот упадет. Было восхитительно, очень сладко и сочно на вкус. – Ммм – сказал он, глотая. – Только давай ничего не скажем маме или бабушке, ладно? У них есть странная любовь только к мясу и овощам. Джем согласно кивнул и предложил ему еще одну ложку. Они ели вместе в молчании, после чего Джемми подполз к нему, и прижимаясь липким лицом к его груди, безмятежно заснул. Слуги суетились туда-сюда вокруг них, время от времени любезно улыбаясь. Ему бы, подумал он смутно, стоило встать. Очень скоро подадут ужин – он видел блюда с жареной уткой и бараниной умело выложенной в миски, с горками пушистого, дымящегося риса, пропитанного соусом, и огромный салат из зелени, заправленный уксусом. Наполненный виски, хлебным пудингом, и удовлетворением, он, тем не менее, медлил, ежеминутно откладывая момент расставания с Джемми, и окончание сладостного покоя от держания в руках спящего сына. – Мистер Роджер? Я заберу его, позволите? – спросил мягкий голос. Он оторвался от изучения волос Джемми, в которых застряли куски хлебного пудинга, чтобы увидеть Федру, служанку Джокасты, склонившуюся перед ним с протянутыми руками, чтобы принять мальчика. – Я искупаю его, и уложу в постель, сэр – сказала она, ее овальное лицо, смягчилось так же, как и голос, когда она посмотрела на Джемми. – О-о. Да, конечно. Спасибо. – Роджер сел с Джемми на руках и осто¬рож¬но встал, удерживая его значительный вес. – Вот так, я отнесу его. Он следовал за рабыней по узкой лестнице выходящей из кухни, восхищаясь – чисто абстрактно и эстетически – ее изяществом и осанкой. Сколько ей лет? – задался он вопросом. Двадцать, двадцать два? Джокаста позволила бы ей выйти замуж? У нее, конечно же, должны были быть поклонники. Но он также знал, насколько нужна она была тетушке – ее редко можно было увидеть без хозяйки. Нелегко сочетать это с домом и собственной семьей. В верхней части лестницы, она остановилась и повернулась, чтобы взять у него Джемми; он отдал свою безвольную ношу с неохотой, но и с некоторым облегчением. Внизу было душно и жарко, и его рубашка повлажнела от пота, там где Джемми прижимался к нему. – Мистер Роджер? – голос Федры остановил его, когда он собрался уйти. Она смотрела на него поверх плеча Джемми, нерешительный взгляд под белым изгибом ее косынки. – Да? Стук ног, идущих по лестнице, заставил его подвинуться, пропустив Оскара, спускавшегося по лестнице с пустым блюдом под мышкой, очевидно, направляющегося в летнюю кухню, где жарилась рыба. Оскар усмехнулся Роджеру, когда проходил мимо, и послал воздушный поцелуй в сторону Федры, чьи губы напряглись в ответ на его жест. Она сделала легкое движение головой, и Роджер последовал за ней по коридору, подальше от суеты на кухне. Она остановилась возле двери, которая вела в конюшни, осматриваясь вокруг, чтобы убедиться, что их никто не услышит. – Может быть, я не должна ничего говорить, сэр, возможно это ничего не значит. Но я думаю, в любом случае должна сказать вам. Он кивнул, отбрасывая назад влажные волосы у виска. Дверь была открыта, и оттуда дул небольшой ветерок, слава Богу. – Мы были в городе, сэр, этим утром, в большом магазине мистера Бенджамина, знаете такой? Внизу у реки. Он снова кивнул, и она облизнула губы. – Мастер Джемми, он стал неугомонным и пошел побегать вокруг, в то время как хозяйка говорила с мистером Бенджамином. Я последовала за ним, посмотреть, чтобы с ним ничего не случилось, и поэтому я была прямо там, когда пришел тот человек. – Да? И кто же это был? Она покачала головой, темные глаза серьезны. – Я не знаю, сэр. Это был крупный мужчина, высокий, как вы. Светлые волосы, он не носил парика. Кажется, джентльмен. – Насколько он понял, она имела в виду, что мужчина был хорошо одет. – И? – Он огляделся, увидел, как мистер Бенжамин разговаривает с мисс Джо, и шагнул в сторону, как будто не хотел, чтобы его кто-то заметил. Но потом он увидел мастера Джемми и бросил острый взгляд на его лицо. Она прижала Джемми немного ближе, вспоминая. – Мне не понравился его взгляд, сэр, сказать по правде. Я увидела, что он собирается подойти к Джемми и быстро забрала мальчика, так же, как взяла его сейчас. Мужчина удивился, затем, словно он подумал о чем-то смешном, он улыбнулся Джемми и спросил, кто его папочка? Она быстро улыбнулась, поглаживая спину Джемми. – Люди все время спрашивали его, сэр, в городе, и он отвечал прямо, говоря, что его папа Роджер Маккензи, он всегда так делает. Этот человек рассмеялся и взъерошил волосы Джемми – они все так делают, сэр, у него такие красивые волосы. Затем он сказал: «Неужели, мой маленький maneen , правда? Федра очень натурально передала мимику. Она поймала ирландский акцент отлично передав его, и пот похолодел на коже Роджера. – А что произошло потом? – потребовал он. – Что он сделал? Бессознательно, он взглянул через плечо, через открытую дверь, ища в ночи опасность. Федра сгорбилась и слегка вздрогнула. – Ничего, сэр. Но он смотрел на Джемми очень внимательно, а затем на меня, и он улыбался прямо мне в глаза. Мне не нравятся такие улыбки, сэр, ничуть. Она покачала головой. – Но затем я услышала, как Бенджамин повысил голос позади меня, позвал, чтобы сказать «Джентльмен ищет меня?» И этот человек, быстро развернулся на каблуках, и скрылся за дверью, вот так. Она прижала Джемми одной рукой и быстро щелкнула пальцами свободной руки. – Понятно, – хлебный пудинг образовал сплошную массу, которая лежала, как железо в его животе. – Ты сказала своей хозяйке что-нибудь об этом человеке? Она покачала головой, и помрачнела. – Нет, сэр. Он действительно ничего такого не сделал – как я и сказала. Но он беспокоит меня, сэр, и поэтому я быстро примчалась домой, и подумала, ну, подумала, что мне лучше рассказать вам, сэр, как только подвернется случай. – Ты поступила правильно, – сказал он. – Спасибо, Федра. Он поборол желание забрать у нее Джемми, и крепко прижать его. – Ты сможешь, когда уложишь его в постель, остаться с ним? До того, пока я не приду. Я скажу твоей хозяйке, что попросил тебя. Ее темные глаза встретились с ним, с совершенным пониманием, и она кивнула. – Да, сэр. Я уберегу его от беды. – Она сделала реверанс, и пошла вверх по лестнице к комнате, в которой он жил с Джемми, напевая что-то мягкое и ритмичное мальчику. Он медленно вдохнул, пытаясь обуздать непреодолимое желание схватить лошадь из конюшни, поехать в Кросс Крик, и обыскать город, переходя от дома к дому в темноте, пока не найдет Стефана Боннета. – Ладно – сказал он вслух. – И что тогда? – Его кулаки невольно сжались, зная очень хорошо, что делать, даже когда его разум признавал бесполезность такой линии поведения. Он подавил гнев и беспомощность – последнее из-за виски, насыщавшее его кровь, пульсирующую в висках. Он резко шагнул через открытые двери в ночь, там уже было совсем темно. С этой стороны дома поляна была невидима, но он все еще мог чувствовать запах дыма от костров, и поймать слабые трели музыки в воздухе. Он знал, что однажды Боннет придет снова. Внизу рядом с газоном, белая твердь мавзолея Гектора Камерона была словно бледное пятно в ночи. И сейф внутри, спрятанный в гробу, что ожидал жену Гектора Джокасту, с положенным в него состоянием в виде золота якобитов, давней тайны Речной Излучины. Боннет знал, что золото существует, и подозревал, что оно было на плантации. Он попытался прийти за ним однажды, но потерпел неудачу. Он был осторожным человеком – Боннет, но он был упорным. Роджер почувствовал, что его кости напряглись в непреодолимом желании поймать и убить человека, который изнасиловал его жену, и угрожал его семье. Но там были семьдесят шесть человек, которые зависели от него – нет, семьдесят семь. Месть боролась с ответственностью – и, скрепя сердце, уступила. Он дышал медленно и глубоко, чувствуя, что узел шрама от веревки напрягается на его горле. Нет. Он должен был поехать, увидеть, что новые жильцы в безопасности. Мысль отправить их с Арчи и Томом, а самому остаться искать Боннета, была заманчива. Но это была его работа; он не мог отказаться от нее ради трудоемких и, скорее всего, бесполезных собственных поисков. И он не мог оставить Джемми незащищенным. Он должен рассказать хотя бы Дункану. Дункану можно было доверить предпринять шаги для защиты Речной Излучины, послать весточку властям в Кросс Крик, навести справки. И Роджер должен также убедиться в том, что Джемми находится в безопасности, далеко, и утром, будет сидеть перед ним в седле, и находиться в поле его зрения каждый метр пути в священную глубину гор. – Кто твой папочка? – пробормотал он, и новый прилив ярости запульсировал по его венам. – Черт подери, это я, ты ублюдок!
LEMOTEJUSTE Август 1773 – Ты сама себе улыбаешься, – сказал Джейми мне в ухо. – Было приятно, правда? Я повернула голову и открыла глаза, оказавшиеся на одном уровне с его ртом, также растянувшимся в улыбке. – Приятно, – ответила я задумчиво, проводя кончиком пальца по линии его пухлой нижней губы. – Ты намеренно скромничаешь, или надеешься вдохновить меня на восторженную похвалу в виде классических английских сдержанных высказываний? Его рот растянулся еще шире, и зубы на мгновение мягко прикусили мой блуждающий по его губам палец. – О, ну конечно, скромничаю, – сказал Джейми. – Если бы я питал надежду вдохновить тебя на похвалу, то вряд ли бы сейчас добивался этого словами, верно? Одной рукой он легонько провел по моей спине, для наглядности. – Знаешь, слова помогают, – сказала я. – Серьезно? – Да. Вот прямо сейчас я даже пыталась распределить «Я люблю тебя», «Ты мне нравишься», «Я боготворю тебя», «Я должен ощутить свой член внутри тебя» по степени относительной искренности. – Я такое говорил? – спросил он слегка пораженным тоном. – Да. Ты что, не слышал? – Нет, – признался он. – Но я подразумевал каждое слово. Его рука обхватила мою ягодицу, оценивающе взвешивая. – Все еще подразумеваю, если уж на то пошло. – Что, даже последнее? – Я рассмеялась и слегка потерлась лбом о его грудь, чувствуя, как его нижняя челюсть уютно расположилась на моей макушке. – О, даа, – сказал он, и крепко сгреб меня в охапку, вздыхая. – Я бы сказал, что тело требует небольшого ужина и крошечного отдыха, прежде чем я смогу заняться этим снова, но душа желает тебя всегда. Боже, какая же у тебя сладкая аппетитная попка. Достаточно лишь взглянуть на нее, и я уже немедленно снова хочу обладать тобой. Тебе повезло, что ты замужем за дряхлым поизносившимся стариком, Сассенах, иначе ты бы уже сию минуту стояла на коленях задом кверху. От него восхитительно пахло дорожной пылью, высохшим потом и мускусным запахом совершенно удовлетворенного мужчины. – Приятно, когда по тебе скучают, – довольно проворковала я в маленький просвет под его рукой. – Я тоже скучала по тебе. Моя грудь слегка щекотнула его, и он внезапно вздрогнул, как лошадь, стряхивающая мух. Он слегка подвинулся, поворачивая меня так, чтобы моя голова поместилась на ложбинке его плеча и с чувством глубокого удовлетворения вздохнул. – Ну что ж, я вижу, все по-прежнему стоит на своих местах. Так и было. Время близилось к вечеру, окна были открыты, и солнце низко просачивалось между деревьями, создавая подвижные узоры на стенах и льняных простынях, и мы словно плыли в окружении шелестящих теней листьев. – Дом на месте, ячмень почти весь собран, и никто не умер, – сказала я, усаживаясь поудобней, чтобы отчитаться. Теперь, когда мы позаботились о самом главном, он хотел узнать, как поживал Ридж в его отсутствие. Почти? – спросил Джейми, аккуратно словив сомнительное наречие. – Что случилось? Пошел дождь, да, но ячмень должен был быть убран еще за неделю до этого. – Не дождь. Саранча. – Я вздрогнула при воспоминании о ней. Облако мерзких тварей с выпученными глазами объявилось с жутким жужжанием в самом конце уборки ячменя. Я пошла в свой сад, нарвать зелени и овощей и обнаружила эту самую зелень и овощи захваченную клиновидными тельцами, шаркающими по ней своими когтистыми ножками, салат-латук и капуста разодраны в клочья, а лиана голубой ипомеи на заборе свисает лохмотьями. – Я побежала, взяла миссис Баг и Лиззи и мы согнали их метлой, и тогда они поднялись огромной тучей и направились через лес к полю за Зеленым Ручьем. Они приземлились на ячмень, их чавканье было слышно за милю. Оно звучало так, словно гиганты ходили по рису. – От отвращения по моим плечам пробежали мурашки, и Джейми рассеянно потер мою спину своей большой и теплой рукой. – Ммфм. Они только одно поле успели повредить? – О, да. – Я глубоко вздохнула, все еще чувствуя запах дыма. – Мы подожгли поле, и сожгли их заживо. Его передернуло от неожиданности, и он опустил свой взгляд на меня. – Что? Кто до этого додумался? – Я, – не без гордости сказала я. – Хладнокровно оглядываясь назад, это было разумное решение. Под угрозой находились другие поля, не только ячмень, но и дозревающая кукуруза, пшеница, картофель, а также солома – не говоря уже о садовых участках, на которые рассчитывало большинство семей. В действительности, такое решение было принято в минуты кипящей ярости – абсолютно кровожадная жажда мести за разрушение моего сада. Я бы с радостью ободрала крылья каждому насекомому и потопталась на их останках, хотя сжечь их было почти также замечательно. Это было поле Мурдо Линдсея. Медлительный как в мыслях, так и в действии, он не успел должным образом отреагировать на мое заявление о намерении поджечь поле, и все еще стоял на крыльце своей хижины с открытым ртом, когда Брианна, Марсали, Лиззи, миссис Баг и я бегали вокруг поля с руками полными хвороста, поджигали его от факелов и бросали пылающие ветки так далеко, насколько могли, в море спелого сухого зерна. Сухая трава загоралась с треском, а затем с рокотом, когда огонь разрастался. Сбитая с толку жаром и дымом десятков костров, саранча взмывала в воздух, словно искры, воспламеняясь, когда их крылья касались огня, и исчезая в поднимающемся столпе дыма и вихрях золы. – Конечно, именно в этот момент Роджер заявился с новыми арендаторами, – сказала я, подавляя желание неприлично расхохотаться от нахлынувшего воспоминания. – Бедняжки. Уже темнело, и вот они все стоят в лесу, со своими пожитками и детьми, и смотрят на все это – на чудовищный пожар, и на нас, пляшущих босыми вокруг, в одних рубашках с подобранными юбками, ухающих как гиббоны, и по уши в копоти. Джейми прикрыл глаза рукой, явно представляя себе эту картину. Его грудь слегка затряслась, и широкая улыбка показалась из-под ладони. – О, боже. Они наверняка подумали, что Роджер Мак привел их в ад. Или по меньшей мере, на шабаш ведьм. Пузырек виноватого смеха прорывался из глубины моих ребер. – Они так и думали. О, Джейми, ты бы видел это выражение на лицах! Я не сдержалась и спрятала лицо у него на груди. Мы какое-то время, почти беззвучно, тряслись вместе от смеха. – Я все же попыталась оказать им радушный прием, – сказала я, слегка фыркнув. – Мы накормили их ужином, и расположили всех на ночлег – многих, по возможности, уложили в доме, остальные распределились между хижиной Брианны, конюшней и амбаром. От возбуждения я не могла заснуть, и спустившись поздно ночью вниз, увидела дюжину из них, молящихся на кухне. Они стояли в кругу вокруг очага, взявшись за руки, и благоговейно покачивали головами. При моем появлении, головы резко остановились, зрачки глаз побелели на худых, изможденных лицах. Они уставились на меня в гробовой тишине, и одна из женщин выпустила руку соседа и спрятала ее в кармане платья. В другое время и в другом месте, я бы возможно подумала, что она пытается достать оружие – и, возможно, так оно и было. При этом, я была уверена, что она скрестила рожками пальцы, прикрываясь рваной одеждой. Я уже обнаружила, что немногие из них говорили по-английски. На своем хромом гэльском я спросила, нужно ли им что-нибудь. Они посмотрели на меня, словно у меня было две головы, затем через мгновение, один из мужчин – сухое и морщинистое существо с тонким ртом, едва заметно покачал головой. – Затем они вернулись к молитве, позволив мне скрыться обратно в спальню. – Ты спустилась в одной сорочке? – Ну... да. Я не ожидала, что кто-то будет бодрствовать посреди ночи. – Ммфм. – Он костяшками пальцев слегка коснулся моей груди, и я определенно могла сказать, о чем он думает. Моя летняя ночная сорочка был тонкой и поношенной, и да, конечно, черт возьми, я полагаю, при свете можно было кое-что разглядеть, но кухня была освещена лишь красноватым мерцанием тлеющего очага. – Не думаю также, что ты вышла в подобающем ночном чепце. Так ведь, Сассенах? – спросил Джейми, пробегая чуткой рукой по моим волосам. Я распустила их, чтобы лечь с ним, и теперь они весело курчавились во все стороны, а ля Медуза Горгона. – Конечно, нет. Но я заплела их, между прочим, – запротестовала я. – Вполне респектабельно. – О, вполне, – согласился он, широко улыбаясь, запустив пальцы в копну моих волос, и качнув в руках мою голову, поцеловал. Его губы потрескались от ветра и солнца, но были приятно мягкими. Он не брился с момента своего отъезда, и борода была короткой, вьющейся, но свежей по ощущениям. – Что ж, ладно. Я полагаю, их уже разместили? Арендаторов? – Его губы пощекотали мою щеку, и куснули мочку уха. Я глубоко вдохнула. – А-а. О-о. Да. Арчи Баг отвел их с утра. Он поделил их между семьями по всему Риджу, и уже работает над... – Мой поезд с мыслями временно сошел с рельс, и я рефлекторно вцепилась пальцами в мышцы его груди. – И ты сказала Мурдо, что я предоставлю компенсацию. По поводу ячменя? – Ну конечно! – мое расплывшееся внимание мгновенно уцепилось за опору, и я рассмеялась. – Он просто уставился на меня, а затем как-то рассеянно кивнул, и сказал: «О, если Самому так хочется, то хорошо». Я не знаю, или он даже тогда не понял, почему я сожгла его поле. Он, возможно, решил, что на меня просто внезапно напало непреодолимое желание сжечь его ячмень. Джейми тоже рассмеялся, вызвав самые тревожные ощущения, когда он при этом сжал свои зубы на мочке моего уха. Ох… – еле-еле произнесла я, чувствуя щекотку от его рыжей бороды на своей шее, и очень теплую, твердую плоть под моей ладонью. – Индейцы. Как у тебя все прошло с Чероки? – Нормально. Он вдруг резко двинулся и перекатился на меня. Он был очень большой, и очень горячий, от него исходил острый и сильный запах желания. Тени листьев задвигались по его лицу и плечам, и испещрили темными пятнами постель, и белую кожу моих широко раздвинутых бедер. – Ты мне очень нравишься, Сассенах, – прошептал он в мое ухо. – Так и вижу тебя там, полуголую, в одной сорочке, с распущенными вьющимися волосами на твоей груди... Я люблю тебя. Я бого... – Что там было насчет отдыха и ужина? Его руки уже заползли под меня, подобравшись к моим ягодицам и сжав их; его дыхание нежное и горячее на моей шее. – Я должен ощутить свой... – Но... – Сейчас, Сассенах. – Он резко поднялся на кровати, встав передо мной на колени. На его лице промелькнула слабая улыбка, но взгляд темно синих глаз был полон решимости. Он обхватил одной рукой свои тяжелые яички, медленно и размеренно проводя большим пальцем вверх и вниз вдоль своего требовательного органа. – На колени, a nighean, – сказал он нежно. – Сейчас.
ПРЕДЕЛЫ ВЛАСТИ. От Джеймса Фрейзера, эсквайра. Фрейзерс Ридж. Лорду Джону Грею, плантация Маунт Джосайя. 14 августа, 1773 Милорд, Спешу сообщить Вам о своей новой службе, а именно, о должности индейского агента Его Величества, по назначению Джона Стюарта из Южного Департамента. Поначалу я был двоякого мнения относительного принятия этого поста, но мои взгляды стали более однозначными, по причине визита мистера Ричарда Брануа, дальнего соседа, и его брата. Предполагаю, что мистер Хиггинс уже рассказал Вам об их, так называемом Комитете Безопасности, и их цели немедленно арестовать его. Приходилось ли Вам сталкиваться с такими специфическими образованиями в Вирджинии? Думаю, у Вас ситуация не такая тревожная, как у нас, или в Бостоне, где мистер Хиггинс также свидетельствовал об их присутствии. Очень надеюсь на это. Думаю, разумный человек должен в принципе порицать такие комитеты. Они объявили своей целью обеспечение защиты от бродяг и разбойников, в местах, где нет ни шерифа, ни констебля. Однако, в отсутствие закона, регулирующего их поведение, кроме собственных интересов, явно нет ничего, что могло бы помешать этой незаконной милиции превратиться в большую угрозу для граждан, нежели опасности, от которых они предлагают их охранять. Такой призыв понятен, в особенности в нашем случае, так как мы живем в удалении от всех. Ближайший суд находится – или находился – в трех днях пути от нас, и из-за постоянных волнений, сопровождавших восстание регуляторов, судебные разбирательства стали ухудшаться даже в этой, и до того неудовлетворительной инстанции. Губернатор и его Совет находятся в постоянном конфликте с Законодательным Собранием, Окружной Суд решительно прекратил свое существования, Судьи не назначаются, и в округе Сурри на сегодняшний день нет шерифа. Последний обладатель этой должности спешно подал в отставку из-за угрозы, что его дом сожгут. Шерифы округов Оранж и Роуэн все еще на местах, однако их коррумпированность настолько известна, что никто уже не полагается на них, за исключением тех, кто подкупает их в угоду собственным интересам. Мы слышим частые сообщения о поджогах домов, нападениях, и о других похожих тревожных сигналах на волне недавней войны с регуляторами. Губернатор Трайон официально помиловал некоторых участников этого конфликта, однако не предпринял ничего для предотвращения местных актов возмездия против них. Его преемник еще слишком слаб, чтобы принимать меры против таких случаев, которые, впрочем, происходят в отдаленных районах колонии, вдалеке от Нью-Берна, а посему их легко игнорировать (справедливости ради, у этого человека, несомненно, достаточно проблем под рукой, с которыми необходимо иметь дело). Тем не менее, в то время, как поселенцы уже привыкли защищаться от угроз дикой природы – появление таких беспорядочных нападений, а также внезапных набегов индейцев вблизи Линии Договора – достаточно нервируют их, а также вынуждают приветствовать с облегчением появление любого органа, желающего взять на себя роль гражданского защитника. По этой причине, бдительность комитетов вызывает одобрение – по крайней мере, поначалу. Все эти множественные детали я излагаю Вам для того, чтобы объяснить свои мысли относительно моего назначения. Мой друг майор МакДональд (бывший офицер 32-го кавалерийского полка) сказал, что в случае моего решительного отказа стать индейским агентом, он обратится к мистеру Ричарду Брауну. Браун уже некоторое время занимается тесной торговлей с чероки, и соответственно, находится в выгодной позиции знакомства и относительного доверия с их стороны, а это, в свою очередь, означает, что индейцы могут принять его. Знакомство с мистером Брауном и его братом, склоняет меня рассматривать подобную перспективу с тревогой. С тем ростом влияния, которое принесет эта должность, личность Брауна в нашем неспокойном регионе вскоре сможет стать настолько великой, что никто не отважится противостоять ему – и это я считаю очень опасным. Мой зять проницательно заметил, что моральные принципы человека убывают, когда увеличивается его власть. И я подозреваю, что у братьев Браунов прежде всего относительно мало первого. Возможно, с моей стороны было бы слишком высокомерно утверждать, что у меня его больше. Я видел разъедающее воздействие власти на человеческую душу, и чувствовал ее бремя. И Вы поймете меня, так как часто сами несли на себе этот груз. Все же, если речь идет о выборе между моей персоной и Ричардом Брауном, то я воспользуюсь старой шотландской пословицей, что «знакомый дьявол лучше дьявола незнакомого». Меня тревожит мысль о частых длительных отлучках из дома, которые потребуют мои новые обязанности. И вместе с тем, моя совесть не позволяет оставить людей в моих владениях на произвол и возможное причинение вреда со стороны комитета Браунов. Я бы мог, конечно, созвать собственный комитет – думаю, Вы бы настаивали на таком решении – но я не стану этого делать. Наряду с беспокойствами и затратами на этот шаг, это будет равносильно объяв¬лению Браунам открытой войны, и я считаю это неблагоразумным, не тогда, когда я часто должен быть вдали от дома, оставляя свою семью незащищенной. Однако это новое назначение расширит мое собственное влияние, и, я верю, наложит некоторые ограничения на аппетиты Браунов. Итак, приняв решение, я сразу же отослал ноту согласия на этот пост, и в прошлом месяце предпринял свой первый пробный визит к чероки в должности индейского агента. Мой первый прием был самым сердечным, и надеюсь, мои добрые отношения с индейскими деревнями останутся без изменений. Я собираюсь повторно посетить чероки осенью. Если у Вас есть какие-нибудь деловые предложения, где моя должность может оказаться полезной, напишите мне о них, и будьте уверены, я сделаю все возможное от Вашего имени. К более домашним делам. Наше небольшое население почти вдвое увеличилось в размерах, в результате наплыва новых поселенцев из Шотландии. Хотя и желанное, но это внезапное нашествие привело к немалому смятению. Новоприбывшие оказались рыбаками с побережья Шотландии, и для них дикие горы были наполнены угрозой и опасностью. И эти угрозы и опасности олицетворяли свиньи и орала. Что касается свиней, то не уверен, что не разделяю их взглядов. В последнее время под фундаментом моего дома нашла себе пристанище белая свиноматка, и там устраивает такие дебоши, что наш ужин ежедневно нарушается адскими звуками, напоминающими вопли мучающихся душ в преисподней. По-видимому, черти отрывают этим душам конечность за конечностью и пожирают их прямо под нашими ногами. Так как я заговорил о дьявольщине, то должен заметить, что наши новоприбывшие являются также, увы, строгими Сынами Завета , для которых папист вроде меня, представляется с рогами и хвостом. Я думаю, Вы помните некоего Томаса Кристи из Ардсмуира? По сравнению с этими немилостивыми джентльменами, мистер Кристи является душой сострадательной и щедрой. Я и не думал благодарить судьбу за то, что мой зять склонен к пресвитерианству, но сейчас я вижу, как это верно, что у Всемогущего действительно есть замысел за пределами знания нас, простых смертных. В то время, как даже Роджер Маккензи, к сожалению, видится им сущим развратником, новые арендаторы, по крайней мере, способны говорить с ним без необходимости маленьких жестов и знаков, призванных отогнать Зло, которые являются постоянными спутниками их разговоров со мной. Что до их поведения в отношении моей жены, то можно подумать, что она колдунья из Аэндора, если не Великая Вавилонская Блудница. И это потому, что они считают обустройство ее хирургического кабинета «колдовскими инструментами», и были потрясены, увидев как несколько красочно разряженных для визита индейцев, вошли внутрь, чтобы продать змеиные клыки и желчные пузыри медведей. Моя жена умоляет передать Вам, что ей доставили удовольствие Ваши любезные комплименты касательно улучшения здоровья мистера Хиггинса, и более того, за Ваше предложение приобрести для нее лекарственные вещества у Вашего друга в Филадельфии. Она велит мне отправить Вам прилагаемый список. Взглянув одним глазком на него, я полагаю, что снабжение ее желаний не только не развеет подозри¬тельности рыбаков, но и заставит их продолжать молиться на этот счет, так как я думаю, что лишь время и привычка уменьшат их страхи по отношению к Клэр. Моя дочь также велит выразить Вам ее благодарность за Ваш подарок фосфора. Не уверен, что разделяю ее чувства, учитывая, что ее эксперименты с этим веществом на данный момент оказываются устрашающе зажигательными. По счастью, никто из новоприбывших не наблюдал эти эксперименты, иначе у них не осталось бы никаких сомнений в том, что Дьявол водит со мной дружбу. Завершая на радостной ноте, хочу поздравить Вас с Вашим последним урожаем винограда, напиток из которого действительно пригоден для питья. Отправляю Вам в ответ кувшин лучшего сидра миссис Баг и бутылку бочкового трехлетнего, которую, скажу без лишней скромности, Вы найдете менее разъедающей для Вашего желудка, чем прошлая партия. Ваш верный слуга, Джеймс Фрейзер
Постскриптум: Я получил сообщение о джентльмене, по описанию похожем на Стефана Боннета. Этот человек на короткое время объявился в Кросс Крике в прошлом месяце. Если это действительно был данный джентль¬мен, то цель его пребывания остается неизвестной, и он исчез, не оставив никаких следов. Мой дядя-по-браку, Дункан Иннес, расспра¬шивал в округе, но написал, что все оказалось бесплодным. Если Вы что-нибудь услышите на этот счет, молю Вас тотчас сообщить мне об этом.
ДРРЫЫНЬ! Из дневника Брианны: «Прошлой ночью мне снилась текущая вода. Как правило, это означало, что я выпила слишком много воды, перед тем, как пошла в кровать, но тут было другое. Вода текла дома из крана в раковину. Я помогала маме мыть посуду. Она окатывала тарелки горячей водой из кухонного опрыскивателя, затем передавала их мне, чтобы протереть. Я могла чувствовать горячий фарфор через полотенце и ощущала водяной пар на своем лице. Мамины волосы завивались как безумные из-за влажности, а тарелки были украшены выпуклыми розами – добротный свадебный фарфор. Мама не давала мне мыть его, пока мне не исполнилось десять или около того, из страха, что я могу разбить тарелки. Но когда, наконец, я помыла их, меня распирало от гордости! Я и сейчас могу видеть все до последнего предметы, стоящие в буфете в гостиной. Расписанная маминым прадедом подставка для торта (он был художником, рассказывала она, и победил в конкурсе с этой подставкой для торта сто лет назад), дюжина хрустальных бокалов, которые папина мама оставила ему вместе с граненым блюдом для оливок, масленкой и соусником с позолоченным ободком, и расписанными вручную фиалками. Я стояла перед ним, размещая внутри фарфор, – но мы никогда не хранили его в этом буфете; мы хранили его на полке над плитой, – тут вода перелилась через край раковины в кухне, и стала растекаться по всему полу, образовывая лужу вокруг моих ног. Затем она начала подниматься, и я шлепала по воде на кухню и обратно, поднимая брызги, которые искрились словно хрустальное блюдо для оливок. Вода становилась все глубже и глубже, но, казалось, никто не выглядел обеспокоенным; я тоже. Вода была теплой, даже горячей, я могла видеть, как от нее поднимался пар. Это все, что было во сне, – но когда я встала этим утром, вода в тазике оказалась такой холодной, что мне пришлось греть ее в кастрюле на огне, перед тем как умыть Джемми. Все время, пока я следила за водой на огне, я вспоминала свой сон, и те бесчисленные галлоны горячей, текущей воды. Что интересно, эти сны, которые снятся мне о прошлом, – они кажутся такими яркими и детальными; больше чем сны, которые я вижу о настоящем. Почему я вижу вещи, которых не существует нигде, кроме как в моем мозгу? Мне стало интересно, судя по этим снам, – все новые изобретения, придуманные человечеством, – сколько из них были созданы такими, как я, – как мы? Сколько «изобретений», на самом деле лишь воспоминания о тех вещах, которые мы некогда знали? И – сколько нас таких вообще?» – На самом деле, это не так уж сложно – получить горячую проточную воду. В теории. – Нет? Полагаю, что не сложно. – Роджер слушал вполуха, сосредоточившись на объекте, обретающим форму под его ножом. – Я имею в виду, что сделать это будет ужасно сложно. Но в концепции все просто. Вырыть канавы или построить шлюзы, – а в этой местности, скорее всего, должны быть шлюзы. – Должны быть? – Это был хитрый кусок. Он затаил дыхание, срезая тонкие, крошечные кусочки дерева, одну стружку за раз. – Нет металла, – сказала Бри спокойно. – Если бы был металл, можно было бы сделать наземный трубопровод. Но, держу пари, во всей колонии Северной Каролины не найдется достаточно металла, чтобы соорудить трубопровод, который нужен для проведения воды из ручья к Большому Дому. Не говоря уже о котле! А если бы нашлось, то стоило бы целое состояние. – Ммм. – Чувствуя, что это, возможно, не совсем адекватный ответ, Роджер поспешно добавил: – Но здесь есть немного доступного металла. Перегонный куб Джейми, например. Его жена фыркнула. – Ага. Я спросила его, где он его взял – он сказал, что выиграл его в карты, ставя по-крупному против капитана корабля в Чарльстоне. Думаешь, я должна проехать четыреста миль и поставить мой серебряный браслет против нескольких сотен футов прокатной меди? *** Еще одна щепка... две... небольшая царапина кончиком ножа... ах. Маленький круг отделился от основы. Он провернулся! – Эээ... конечно. – Ответил он, запоздало осознав, что она задала ему вопрос. – Почему бы и нет? Она разразилась хохотом. – Ты не слышал ни единого слова из того, что я сказала, так ведь? – Конечно, я слышал, – запротестовал он. – Ты сказала «канава». И «вода». Я уверен, я запомнил это. Она снова фыркнула, хотя и мягче. – Ну, в любом случае, это должен был бы сделать ты. – Сделать что? – Большой палец его руки ощупал маленькое колесико, и заставил его вращаться. – Ставку. Никто не даст мне участвовать в игре c крупными ставками. – Слава Богу, – сказал он автоматически. – Да благословит он твое маленькое пресвитерианское сердце, – сказала она примирительно, качая головой. – Ты совсем не азартный игрок, Роджер, да? – О, а ты – еще какой, я полагаю. – Он сказал это шутливо, хотя задался вопросом даже когда говорил, почему своим замечанием она словно упрекает его. Она только улыбнулась на это, широкий рот изогнулся в манере, которая подразумевала невыразимые объемы нечестивых помыслов. Он почувствовал легкое чувство тревоги. Она была азартным игроком, хотя до сих пор... Он невольно взглянул на большие обугленные пятна в середине стола. – Это был несчастный случай, – сказала она, защищаясь. – О, да. По крайней мере, твои брови снова отросли. – Хмпф. У меня почти получилось. Еще один эксперимент... – Это же ты говорила в прошлый раз. – Он понимал, что ступает на зыбкую почву, но был не в состоянии остановиться. Она медленно, глубоко вздохнула, взглянув на него слегка прищуренными глазами, словно оценивая направление огня перед артиллерийским обстрелом. Затем показалось, что она передумала говорить то, что намеревалась; черты ее лица расслабились, и она вытянула руку, указывая на предмет, который он держал. – Что это ты делаешь? – Маленькую безделушку для Джемми, – Он позволил ей взять предмет, чувствуя тепло скромной гордости. – Все колесики вращаются. – Это мне, папочка? – Джемми возился на полу с котом Адсо, снисходительным к маленьким детям. Услышав свое имя, мальчик бросил кота, который тут же исчез в окне, и во все глаза разглядывал новую игрушку. – О, посмотри! – Брианна прокатила маленькую машинку по ладони своей руки и подняла ее, давая всем четырем крошечным колесикам свободно крутиться. Джемми нетерпеливо схватил игрушку, дергая колесики. – Осторожно, осторожно! Ты оторвешь их! Подожди, дай я тебе покажу. – Присев, Роджер взял машинку и прокатил ее вдоль очага. – Видишь? Дрррыынь. Дррыынь-дррыынь! – Тррыынь! – повторил Джемми, – Дай мне, папа, дай мне! Роджер отдал игрушку Джемми, улыбаясь. – Тррыынь! Тррыынь-тррыынь! – Малыш увлеченно толкал машинку, затем, отпустив ее, смотрел, открыв рот, как она с жужжанием сама докатилась до очага, ударилась в его край и перевернулась. Визжа от восторга, он бросился за новой игрушкой. Продолжая улыбаться, Роджер взглянул вверх, и увидел Брианну, наблюдающую за Джемми, на ее лице были написаны весьма странные эмоции. Она почувствовала его взгляд и посмотрела на него. – Дррыынь? – тихо сказала она, и он ощутил небольшую внутреннюю дрожь, как от сверла стоматолога. – Что это, папочка, что это? – Джемми поймал игрушку и подбежал к отцу, прижимая машинку к груди. – Это эээ... ээ, – начал он беспомощно. На самом деле, это была грубая модель Моррис Майнор , но даже слово «машина», не говоря уже об «автомобиле», ничего не значило здесь. И двигатель внутреннего сгорания с его вызывающим приятные воспоминания шумом был, по меньшей мере, на столетие впереди. – Я полагаю, это «дрынь», милый, – сказала Бри с явным сочувствием в голосе. Он ощутил мягкую тяжесть ее руки на своей голове. – Эээ... да, все верно, – сказал он и сглотнул комок в горле. – Это дрынь. – Тррыынь, – повторил Джемми счастливо и опустился на четвереньки, чтобы снова катнуть машинку к очагу. – Тррынь-тррыынь! «Пар. Это должны быть ветряные или парогенераторы; ветряная мельница будет работать, возможно, для перекачки воды в систему, но если я хочу горячую воду, в любом случае там будет пар, – почему бы не использовать его? Проблема в герметичности; дерево горит и протекает, глина не может выдержать давление. Мне нужен металл, это единственное, что подойдет. Интересно, что сделает миссис Баг, если я возьму ее котел для стирки? Ну, я знаю, что она сделает, и взрыв пара не идет с этим ни в какое сравнение; кроме того, нам необходима прачечная. Я должна придумать во сне что-то еще».
СЕНОКОС Майор Макдональд возвратился в последний день сенокоса. Я шла вдоль дома, с огромной корзиной, наполненной хлебом, когда увидела его неподалеку на тропе, привязывающего свою лошадь к дереву. Он приподнял шляпу и поклонился мне, затем налетел на палисадник, с любопытством глядя на происходящие вокруг приготовления. Мы соорудили эстакады под каштанами, из досок, поперечно уложенных друг на друга, и накрытых столами, и женщины постоянным потоком сновали взад и вперед, как муравьи между домом и двором, нагруженные пищей. Солнце садилось, в ближайшее время на празднич¬ное застолье должны появиться мужчины; грязные, измученные, голодные и приободренные окончанием своих трудов. Я кивком поздоровалась с майором, и приняла с облегчением его предложение отнести хлеб к столам. – Заготавливаете сено? – сказал он, в ответ на мое объяснение. Ностальгическая улыбка появилась на его обветренном лице. – Я помню сенокос, того времени, когда я был мальчишкой. Но это было в Шотландии, да? Мы редко в то время заставали такую славную погоду, как сейчас. Он посмотрел в сверкающий темно-синий купол августовского неба в вышине. Это действительно была прекрасная погода для сушки сена, жаркая и сухая. – Замечательная – сказала я, блаженно принюхиваясь. Аромат свежего сена был везде; его насыпи мерцали в каждом сарае, почти все понемногу носили его на своей одежде, и повсюду были следы разбросанной соломы. Теперь запах скошенного, сухого сена, смешивался с восхитительным ароматом барбекю, которое жарилось на медленном огне целый вечер, запахом свежего хлеба, и пьянящим духом сидра миссис Баг. Марсали и Бри выносили кувшины из погреба, где он охлаждался, наряду с кефиром и пивом. – Я вижу, что подоспел вовремя – заметил майор, с одобрением глядя на все эти усилия. – Если вы пришли, чтобы поесть, да – сказала я, иронично. – Если вы пришли поговорить с Джейми, думаю, вам придется подождать до завтра. Он озадаченно посмотрел на меня, но не имел возможности продолжить разговор – я мельком увидела движение в начале тропы. Майор повернулся, проследив направление моего взгляда, и слегка нахмурился. – Ба, да это тот парень со шрамом на лице – сказал он, с настороженным неодобрением в голосе. – Я заметил его к югу от Куперсвилля но он увидел меня первым, и старался держаться подальше. Вы хотите, чтобы я прогнал его прочь, мэм? – Он поставил корзину с хлебом и уже коснулся портупеи на своем бедре, когда я схватила его за предплечье. – Вы ничего подобного не сделаете, майор – сказала я резко. – Мистер Хиггинс, – наш друг. Он бросил на меня плоский взгляд, потом опустил руку. – Конечно, как пожелаете, миссис Фрейзер – сказал он невозмутимо, – и, подхватив корзину с хлебом, пошел в сторону столов. В раздражении закатив глаза, я двинулась, чтобы поприветствовать вновь прибывшего. Ясное дело, Бобби Хиггинс присоединился к майору на пути к Риджу; и уж точно он не планировал этого. Очевидно, он научился ладить с мулами, он ехал на одном и вел другого, груженного впечатляющим количеством корзин и ящиков. – Наилучшие пожелания от Его светлости, мэм – сказал он, приветствуя меня и ловко соскальзывая, и отдавая честь. Краем глаза, я увидела взгляд Макдональда – он узнал этот военный жест. Итак, теперь он знал, что Бобби солдат, и, несомненно, начнет выведывать его подноготную в кратчайшие сроки. Я подавила вздох; Я не могла в это вмешиваться, они должны выяснить эти вопросы между собой, если было что выяснять. – Вы хорошо выглядите, Бобби – сказала я, улыбаясь, и отодвигая свое беспокойство. – Никаких трудностей в пути не возникло, я надеюсь? – О, нет, мэм! – Он сиял. – И я не падал ни разу, с момента нашей последней встречи! – «Падал» – означало «упал в обморок», и я поздравила его с отличным состоянием здоровья, осмотрев парня, когда он ловко разгрузил вьючного мула. Он выглядел гораздо лучше; румяный и посвежевший, как ребенок, не считая уродливого клейма на щеке. – Кто этот красномундирник? – сказал он, с трогательной беззабот¬ностью, присаживаясь на коробку. – Это Ваш знакомый, мэм? – Это майор Макдональд – сказала я, тщательно стараясь не смотреть в направлении Майора; я чувствовала его пристальный взгляд, сверлящий мою спину – Да. Он... делает некоторые вещи для губернатора. Не регулярная армия, я имею в виду, он – офицер на полставки. Эта ремарка, казалось, немного умерила пыл Бобби. Он вздохнул, как будто хотел что-то сказать, но затем передумал. Вместо этого, он запустил руку в свою рубашку и достал запечатанное письмо, которое и передал. – Это для вас – объяснил он. – От его светлости. Не здесь ли случайно мисс Лиззи? – Его глаза уже разыскали группу девочек и женщин, подготавливающих столы. – Да, она была на кухне, в последний раз, когда я ее видела – ответила я, и небольшое неприятное чувство, пробежало вниз по позвоночнику. – Она будет через минуту. Но… вы знаете, что она обручена, не так ли, Бобби? Ее жених приедет с другими мужчинами на ужин. Он встретил мой взгляд и улыбнулся с исключительной сладостью. – О, да, мэм, я знаю это достаточно хорошо. Но я подумал, что должен поблагодарить ее за доброту, которую она проявила ко мне в последний раз, когда я был здесь. – Ох – сказала я, ни на йоту не веря этой улыбке. Бобби был очень красивым парнем, полуслепым или нет – но еще и солдатом. – Хорошо... хорошо. Прежде, чем я смогла сказать больше, я услышала звуки мужских голосов, проникающие через деревья. Это явно не было пением; какой-то вид ритмичного скандирования. Я не была уверена, что это – там было много гельского – Хо-го! все они, казалось, выкрикивали хором в какой-то особой задушевной манере. Сенокос был незнакомым понятием для новых арендаторов, которым привычнее было вылавливать водоросли, чем косить траву. Джейми, Арчи и Роджер присматривали за ними во время процесса, как итог – меня попросили сшить всего лишь, нескольких легких ран. Таким образом, я предположила, что сенокос имел успех – никаких отрубленных рук или ног, несколько громких ссор – но, ни одной драки, и немного растоптанного сена. Все они, казалось, были в хорошем настроении, когда ввалились в палисадник, потрепанные, потные и жаждущие воды, как губки. Джейми был в гуще их, смеясь и пошатнувшись, поскольку кто-то толкнул его. Он увидал меня, и широкая улыбка пересекла его загорелое лицо. Мгновением позже, он добрался до меня и прижал к себе, благоухая сеном, лошадьми и потом. – Закончили, слава Богу! – сказал он, и крепко поцеловал меня. – Господи, мне нужно выпить. И нет, это не богохульство, малыш Роджер – добавил он, повернув голову. – Это сердечная благодарность и отчаянная нужда, не так ли? – Да. Хотя, хм, первая вещь важнее? – Роджер появился за Джейми, его голос был настолько хриплым, что он был едва слышен в общем шуме. Он сглотнул, морщась. – О, да. – Джейми бросил быстрый взгляд на Роджера, оценивая, затем пожал плечами и вышел в центр двора. – Eìsdris! Eìsdris! – заорал Кенни Линдсей, увидев его. Эван и Мурдо присоединились к нему, хлопали в ладоши и кричали – «слушайте его!» – достаточно громко, чтобы толпа начала спадать, и обратила внимание. Мои уста творят молитву, И сердце вторит им вослед. «Вот, это я» – взывая, крикну, Подай, Спаситель, руку мне. Он не повышал голос сильнее, чем при обычном разговоре, но все сразу успокоились, поэтому его слова прозвучали ясно. Ты Ангелов Господь и Бог Своим покровом защити; От голода меня спаси, И страшной тени злых миров. Дела благие поддержи, Подай мне милости в нужде, И удержи меня от лжи, Рожденной в яростной вражде. Из толпы донесся невнятный гул одобрения; Я увидела, как несколько рыбаков склонили голову, хотя все равно все взгляды были обращены на него. Преграду возведи для зла, И подлости не допусти. Защита моего Христа Мой светоч на земном пути. О, Боже слабых, Бог смиренных, Господь всех правых, Щит нетленный. Ты, некогда призвавший нас, О, Милосердные Уста! Любви и вечной Славы Глас Сына любимого – Христа. Я глянула на Роджера, который слегка кивал с одобрением. Очевидно, они договорились об этом заранее. Это было правильно – древняя молитва была знакома рыбакам, и не было в ней ничего специфически католического. Джейми неосознанно развел руки, и ветерок поймал потертое влажное льняное полотно рубашки, он откинул назад голову и поднял лицо к небу, переполненный радостью. Ах, обрету ли я покой Рай праведных, благослови В селеньях Троицы Святой Так светел сад Его любви. – Аминь! – сказал Роджер, так громко, как только мог, и удовлетворенное эхо «Аминь» наполнило круглый двор. Затем майор Макдональд поднял кружку сидра, которую держал, и с возгласом «Slàinte!» – залпом осушил ее. Праздник стал всеобщим. Я обнаружила себя сидящей на бочке, Джейми – на траве у моих ног, с блюдом еды и постоянно наполняющейся кружкой сидра. – Бобби Хиггинс здесь – сказала я ему, увидев Бобби посреди небольшой группы восхищенных барышень. – Ты не встречал Лиззи? – Нет – сказал он, подавив зевок. – а что? – Он слишком интересовался ею. – Тогда я уверен, что он найдет ее. Съешь немного мяса, Sassenach? – Он поднял вверх ребрышки, и вопросительно глянул на меня. – У меня есть несколько – заверила я его, и он сразу же впился зубами в ребро, приготовленное со специями на барбекю, как будто не ел целую неделю. – Майор Макдональд говорил с тобой? – Нет – сказал он с полным ртом, и проглотил. – Бобби не доберется до нее. Лиззи с МакГилливрайсами. Я почувствовала себя уверенней. МакГилливрайсы, особенно фрау Юта, конечно, пресекут слишком пристальное внимания к своей новой невестке. Лиззи болтала и смеялась с Робином МакГилливрайсом, который отвечал ей отеческой улыбкой, в то время как его сын Манфред ел и пил со зверским аппетитом. Я видела, как Фрау Юта, внимательно и заинтересованно наблюдала за отцом Лиззи, который сидел на крыльце поблизости, уютно, бок обок с высокой немецкой леди, у которой было довольно невыразительное лицо. – Кто это с Джозефом Вемиссом? – поинтересовалась я, подталкивая Джейми коленом, чтобы переключить его внимание. Он сощурил глаза от яркого солнечного света, присмотрелся, потом пожал плечами. – Я не знаю. Она немка, приехала с Ютой МакГилливрайс. Сводничество, да? – Он наклонил свою кружку и пил, вздыхая от счастья. – Ты так думаешь? – Я взглянула на странную женщину с интересом. Казалось, она поладила с Джозефом, так же, как и он с ней. Его худое лицо светилось, когда он жестикулировал, объясняя ей что-то, и она улыбалась, склонив к нему аккуратно прикрытую чепцом голову. Я не всегда одобряю методы Юты МакГилливрайс, которые зиждутся на безжалостной силе, но я не могла не восхититься сложной структурой ее интриг. Лиззи и Манфред поженятся следующей весной, и я задавалась вопросом, как тогда будет жить Джозеф, ведь Лиззи была всей его жизнью. Он мог, конечно, переехать с ней, когда она выйдет замуж. Она и Манфред просто поселились бы в главном доме МакГилливрея, и они смогли бы также найти комнату для Джозефа. Тем не менее, он бы разрывался, не желая покидать нас – как любой здоровый человек он мог всегда быть полезным на ферме, но фермерство никогда не было для него привычным делом, не говоря уже о том, что он не был оружейником, как Манфред и его отец. Но если бы он сам женился, тогда… Я глянула на Юту, и увидела, что она смотрит на мистера Вемисса с его собеседницей с довольным выражением кукловода, чьи марионетки танцуют точно под ее дудку. Кто-то оставил кувшин сидра рядом с нами. Я наполнила кружку Джейми, потом свою собственную. Он был замечательным, темный, переливающийся на солнце, словно янтарь, сладкий и пикантный, таящий в себе опасность полностью отключиться, если выпить его слишком много. Я позволила прохладной жидкости стечь в горло и тихо распуститься в моей голове словно цветок. Было много разговоров и смеха, и я заметила, что, в то время как новые арендаторы все еще придерживались своих собственных семейных групп, теперь компании смешивались более охотно, поскольку мужчины, которые работали бок обок в течение прошлых двух недель, сохраняли теплые отношения, эти социальные знаки внимания, подпитываемые сидром. Новые арендаторы относились к вину с насмешкой, крепким напиткам – виски, рому, или бренди – с яростью, но все пили пиво и сидр. Сидр полезен, сказала дна из женщин, вручая кружку своему маленькому сыну. Я дала им полчаса – при условии, что сидр будет выпиваться не спеша – прежде чем они начнут падать, как мухи. Джейми издал небольшой забавный звук, и я посмотрела на него сверху вниз. Он кивнул в сторону крыльца, и я увидела, как Бобби Хиггинс выскользнул из объятий своих поклонниц, и, используя невообразимую сверхъестественную ловкость и точность движений, сумел увести Лиззи из поля зрения МакГилливрайсов. Они стояли в тени каштановых деревьев и разговаривали. Я оглянулась на МакГилливрайсов. Манфред прислонился к стене дома, занятый своей тарелкой. Его отец свернулся калачиком рядом с ним на земле и мирно похрапывал. Девушки болтали вокруг них, передавая еду по кругу, над поникшими головами своих мужей, всех в разных стадиях надвигающейся дремоты. Юта двинулась к крыльцу, и беседовала с Джозефом и его спутницей. Я оглянулась. Лиззи и Бобби были заняты только разговором, и между ними сохранялось достаточное расстояние. Но было что-то в том, как он наклонился к ней, и в том, как она развернулась вполоборота к нему, а затем обратно, разглаживая складку юбки одной рукой... – Ох, дорогой – сказала я. Я немного сместилась, поджимая под себя ноги, но не уверенная, должна ли я действительно пойти и прервать их. В конце концов, они были на виду, и… – Три вещи, которые меня удивили, нет, четыре, говорит пророк – рука Джейми сжала мое бедро, и я увидела, что он тоже наблюдает за парой под каштанами, полузакрыв глаза. – Пути орла на небе, пути змеи на скале, пути корабля в море, и пути мужчины к женщине. – Тогда, и я не могу вообразить этого – сказала я сухо. – Ты думаешь, что мне лучше сделать что-то? – Ммпфм. – Он глубоко вздохнул и выпрямился, энергично качая головой, чтобы разбудить себя. – Ах.… Нет, Sassenach. Если малыш Манфред не заботится о том, чтобы охранять свою женщину, не твое дело, выполнять это за него. – Да, я совершенно согласна. Я только думаю, если Юта увидит их... или Джозеф? – Я не была уверена, что мог бы сделать мистер Вемисс, но думаю, фрау Юта закатила бы громкий скандал. – О-о. – Он моргнул, немного покачиваясь. – Да, я полагаю, ты права – Он повернул голову, ища, и наконец, увидел Йена. Затем поднял подбородок, привлекая его внимание. Йен расслабленно развалился на траве в нескольких футах от нас, с кучкой жирных ребрышек, но тутже перевернулся и услужливо подполз к нам. – Мм? – сказал он. Его густые каштановые волосы почти освободились от ленты, и несколько вихров торчали вверх, остальные смешно падали на один глаз. Джейми кивнул в сторону каштанов. – Пойди и попроси малышку Лиззи, чтобы она занялась твоей рукой, Йен. Йен растерянно глянул вниз на свою руку, там была свежая царапина, растянувшаяся по всей длине, хотя кровь на ней давно свернулась. Затем он посмотрел в ту сторону, куда указал Джейми. – Ох – сказал он. Он продолжал лежать, глаза задумчиво сузились, затем медленно поднялся на ноги, и потянулся к ленте, связывающей его волосы. Небрежно заправляя их назад, он прогулочным шагом направился по направлению к каштанам. Они были слишком далеко, чтобы мы могли услышать что-то, но зато мы все могли видеть. Бобби и Лиззи разошлись, как волны Красного моря, когда долговязая фигура Йена целенаправленно встала между ними. На мгновение показалось, что эта троица, просто дружески общается, затем Лиззи и Йен отправились в дом, Лиззи подарила Бобби случайный взмах руки и краткий прощальный взгляд. Бобби с минуту стоял, глядя ей вслед, задумчиво покачиваясь на пятках, потом покачал головой и допил сидр. Сидр брал свое. Я ожидала, что каждый мужчина в усадьбе уже к сумеркам отключится; во время сенокоса мужчины обычно засыпали у своих тарелок, просто от усталости. Хотя еще долго звучали разговоры и смех, но мягкий свет сумерек начал заливать палисадник и осветил большое число тел, разбросанных в траве. Ролло удовлетворенно грыз выброшенные Йеном кости. Брианна сидела чуть в стороне. Роджер лежал головой у нее на коленях и крепко спал. Воротник его рубашки был раскрыт, рваная веревка шрама до сих пор виднелась на шее. Бри улыбнулась мне, ее руки нежно погладили его глянцевые черные волосы, выбирая кусочки сена. Джемми нигде не было видно, так же, как и Жермена, насколько я могла убедился, бросив быстрый взгляд вокруг. К счастью, фосфор был под замком, в верхней части моего самого высокого шкафа. Джейми положил свою голову на мое бедро, теплый и тяжелый, и я зарылась рукой в его волосы, улыбаясь Бри. Я слышала его слабое сопение, и посмотрела в направлении его взгляда. – Для такой крошки, эта маленькая девчушка, Лиззи действительно доставляет много неприятностей – сказал он. Бобби Хиггинс стоял рядом с одним из столиков, пил сидр, и очевидно не подозревал, что он под наблюдением близнецов Бердсли. Оба подкрадывались, как лисы в лесу, едва различимые, окружая его сразу с двух сторон. Первый – Джо, наверное, – появился вдруг рядом с Бобби, настолько неожиданно, что тот разлил свою выпивку. Он нахмурился, вытирая мокрое пятно на рубашке, в то время как Джо придвинулся, очевидно, бормоча угрозы и предупреждения. Выглядя оскорбленным, Бобби отвернулся от него, только для того, чтобы тут же столкнутся с Кезаей нос к носу. – Я не уверена, что это Лиззи вызывает неприятности – бросилась я на ее защиту. – Она только поговорила с ним, в конце концов. Лицо Бобби заметно покраснело. Допив, он поставил кружку и приподнялся, сжимая руку в кулак. Бердслеи наступали все ближе, с явным намерением затащить его в лес. Переводя взгляд с опаской от одного близнеца к другому, он сделал шаг назад, почувствовав твердый ствол дерева за спиной. Я глянула вниз; Джейми смотрел сквозь полузакрытые веки, с выражением мечтательной отрешенности. Он глубоко вздохнул, его глаза полностью закрылись, и внезапно его тяжелое тело полностью обмякло. Причина этого поспешного «бегства» замаячила мгновением позже: Макдональд, разрумянившийся от еды и сидра, его красное пальто напоминало тлеющую золу в свете заходящего солнца. Он посмотрел на Джейми, мирно дремлющего возле моих ног, и покачал головой. Он медленно повернулся вокруг, наблюдая за происходящим. – Ну, ей-богу – сказал он мягко. – Скажу Вам, мадам, я видел поля после сражений с гораздо меньшим числом тел. – О, правда? – Его появление отвлекло меня, но при упоминании побоища – я оглянулась. Бобби и близнецы Бердсли пропали, исчезли, как клочья тумана в сумерках. Ну, если они мутузят друг друга, до состояния лесного компоста, я уверена, что услышу об этом в недалеком будущем. Слегка пожав плечами, Макдональд наклонился, взял Джейми за плечи, и отодвинул его от меня, положив в траву с удивительной нежностью. – Можно мне?вежливо спросил он, и после моего кивка головой в знак согласия, сел рядом, на другую сторону, сцепив руки на круглых коленях. Он был аккуратно одет, как всегда, парик и все такое, но воротник его рубашки был измазан, и полы пальто, потерлись на подоле и забрызгались грязью. – Много поездок в эти дни, майор? – спросила я, чтобы завести разговор. – Вы выглядите довольно уставшим, если мне будет позволено сказать об этом. Я удивила его этой фразой прямо посреди зевка; он проглотил его, моргая, а затем рассмеялся. – Да, мадам. Я провел в седле весь последний месяц, и видел кровать, не чаще одного раза за три ночи. Он выглядел изможденным, даже в мягком свете заката, линии его лица были изрезаны глубокой усталостью, мешки под глазами явно проступали на лице. Он не был красавцем, но, как правило, имел нахальную самоуверенность, которая добавляла ему привлекательный флёр. Сейчас он выглядел таким, каким и являлся: солдат на полставки, которому стукнуло пятьдесят, без полка или постоянной службы, борющейся за небольшие связи, которые могут содержать некоторые надежды на продвижение. Я обычно не обсуждала с ним его дела, но сочувствие заставило меня спросить: – Вы много работаете по поручению губернатора Мартина в эти дни? Он кивнул и сделал еще глоток сидра, глубоко дыша после него. – Да, мадам. Губернатор был достаточно любезен, чтобы обязать меня обеспечивать его новостями об условиях в отдаленной местности – и время от времени отправлял меня составить свое мнение о поступивших сигналах. Он поглядел на Джейми, который свернулся в клубок, как еж и начал храпеть, и улыбнулся. – Вы имеете в виду, что это же касается и назначения моего мужа индейским агентом? Мы благодарны Вам, майор. Он махнул рукой, отметая мою благодарность. – Ах, нет, мадам, это не имело ничего общего с губернатором, разве что косвенно. Такие назначения в компетенции начальника Южного отдела. Хотя это, конечно, вопрос, представляющий интерес для губернатора – добавил он, делая еще один глоток, – чтобы знать новости об индейцах. – Я уверена, он расскажет вам все утром – уверила я его, кивнув на Джейми. – Разумеется, мадам. – Он заколебался на мгновение. – Знаете ли Вы... Мистер Фрейзер, возможно, упоминал, в своих рассказах о деревнях – была ли какая-нибудь информация о поджогах? Я выпрямилась, хмель от сидра исчез из моей головы. – Что случилось? Были еще? Он кивнул, и устало провел рукой по лицу, почесывая бакенбарды. – Да, два, но один – сожжённый сарай, ниже Салема у братьев моравов. И все, что я смог узнать из материалов, – это были, вероятно, какие-то ирландско-шотландские протестанты, которые поселились в округе Сарри. Там есть один проповедничек – настоящая заноза в заднице, который вывел из себя всех моравов, своими воплями, что они – язычники и безбожники – он усмехнулся, и еще раз вздохнул. – Эта беда назревала в округе Сарри в течение месяца. До такой степени, что братья подавали прошение, чтобы губернатор изменил границы, чтобы поместить их всех в округ Роуэн. Линия между Серри и Роуэном идет прямо через их землю, понимаете? И шериф в Сарри... – Он взмахнул рукой. – Возможно, не настолько сильно он жаждал выполнить свои обязанности, как должен был? – предположила я. – в конце концов, чем обеспокоены моравы? – Этот придурок его двоюродный брат – сказал Макдональд, и залпом осушил кубок. – У вас не было никаких неприятностей с вашими новыми жильцами, кстати? – добавил он, опуская его. Он криво усмехнулся, оглядывая палисадник с небольшими группами женщин, которые мило болтали, в то время как их мужчины спали у их ног. – Кажется, вы радушно их приняли. – Ну, они протестанты, и довольно яростные – но, по крайней мере, они не попытались поджечь дом. Я бросила быстрый взгляд на крыльцо, где мистер Вемисс и его спутница по-прежнему сидели, с головой уйдя в беседу. Сдается мне, что мистер Вемисс был, наверное, единственным человеком, который еще пребывал в сознании, за исключением самого майора. Дама явно была немкой, но думаю, что не из Моравии; они очень редко заключают браки вне их сообщества, и при этом женщины вообще не уезжали далеко. – Если только Вы не думаете, что это протестанты создали банду с целью очистки сельской местности от папистов и лютеран – Вы же так не думаете, не так ли? Он коротко улыбнулся в ответ на это, хотя без особой радости. – Нет. Но прежде, я воспитывался в протестантизме, мадам. – Ох – сказала я. – Эм... еще капельку сидра, майор? Он протянул кружку без возражений. – Второй пожар кажется похожим на другие – сказал он, любезно проигнорировав мое замечание. – Изолированная ферма. Человек, живущий один. Только вот он проживал за Линией Договора. Это последнее замечание было сказано со значительным взглядом, и я невольно посмотрел на Джейми. Он сказал мне, что чероки были рассержены на поселенцев, вторгшихся на их территорию. – Конечно, я спрошу Вашего мужа, утром, мадам – сказал Макдональд, правильно интерпретируя мой взгляд. – Но, возможно, вы знали, слышал ли он какие либо ссылки на это...? – Завуалированные угрозы от вождя племени Зимней Птицы, – призналась я. – Он писал Джону Стюарту о них. Но ничего конкретного. Когда случились эти последние поджоги? Он пожал плечами. – Никто не знает. Я слышал об этом три недели назад, но человек, который сказал мне, слышали о них за месяц до этого – и он сам не видел, а только слышал от кого-то другого. Он задумчиво почесал челюсть. – Кто-то должен пойти и осмотреть место, пожалуй. – Мм – сказала я, не пытаясь скрыть скептицизм в голосе. – И вы думаете, что этим «кто-то» должен быть Джейми, не так ли? – Я не настолько самонадеян, чтобы диктовать мистеру Фрейзеру его обязанности, мадам – сказал он с намеком на улыбку. – Но я намекну ему, что ситуация может представлять интерес, да? – Конечно, Вы это сделаете – пробормотала я. Джейми планировал еще одну быструю поездку в деревню племени Зимней Птицы, втиснутую между сбором урожая и наступлением холодной погоды. Намерение пойти в деревню и опросить Птицу-Что-Поет-По-Утрам о поджогах ферм, казалось более чем рискованным, если исходить из моей точки зрения. Легкий холодок заставил меня вздрогнуть, и я залпом допила остаток своего сидра, желая, согреться. Солнце полностью село, и воздух стал прохладным, но не это холодило мне кровь. Что делать, если подозрения Макдональда были верны? Если чероки поджигали усадьбы? И если Джейми сочтут, задающим слишком неудобные вопросы.... Я посмотрела на дом, стоящий твердо и спокойно, окна светящиеся при свечах, бледный оплот на фоне темнеющего за его пределами леса. Мы получили печальную новость о смерти в огне Джеймса Маккензи Фрейзера и его жены Клер, от пожара, который уничтожил их дом… Светлячки появлялись, дрейфуя, словно холодные зеленые искры во тьме, и я невольно посмотрел наверх, чтобы увидеть красные и желтые брызги из трубы. Всякий раз, когда я вспоминала об этой ужасной газетной вырезке, я старалась не отсчитывать дни, которые отделяют меня от 21 января 1776 года, думая, что огонь возникнет случайно. Такие случаи были более распространены, начиная от пожаров, случившихся от разбушевавшегося очага, до опрокинутых подсвечников, и загораний, вызванных летними грозами. Это было бессознательное решение, я не думала, что это может быть преднамеренным актом убийства. Я подвинула ногу, чтобы подтолкнуть Джейми. Он пошевелился во сне, протянул руку, нежно обхватил мою лодыжку, потом затих с довольным стоном. – Преграду возведи для зла – пробормотала я практически себе под нос. – Slàinte – сказал майор, и снова залпом осушил кубок.
ОПАСНЫЕ ПОДАРКИ. Движимые новостями майора МакДональда, Джейми и Йен отправились два дня спустя с коротким визитом к Птице-что-поет-по-утрам, а сам майор удалился по своим дальнейшим тайным поручениям, оставив меня с Бобби Хиггинсом в качестве помощника. Я умирала от желания порыться в ящиках, которые привез Бобби, но дела и заботы наваливались одно за другим. И среди прочего – безумная попытка белой свиноматки сожрать Адсо, коза с инфицированными сосками, странная зеленая плесень, появившаяся в последней партии сыра, завершение постройки такой необходимой всем летней кухни, и суровый разговор с братьями Бердсли относительно поведения с гостями. Прошло больше недели, прежде чем я нашла время для отдыха, чтобы распаковать подарок от лорда Грея и прочитать его письмо.
«4 сентября, 1773 От лорда Джона Грея, плантация Маунт Джосайя Миссис Джеймс Фрейзер Моя дорогая мадам, Надеюсь, что запрошенные Вами предметы прибыли в целости и сохранности. Мистер Хиггинс несколько нервничал, что повезет с собой купоросное масло. Насколько я понял, у него был некий дурной опыт, связанный с ним. Однако, мы упаковали бутыль со всеми предосторожностями, и оставили ее запечатанной в том виде, в котором она пришла из Англии. После того, как я изучил прелестные рисунки – как я понял, это работа изысканной кисти вашей дочери? – я поехал в Вилльямсбург, чтобы проконсультироваться у известного стеклодува, обитающего там под именем (несомненно оригинальным) Блогведер . Мистер Блогведер допустил, что реторта «философский пеликан» – это достаточно простая работа, едва ли серьезное испытание его мастерства, но был очарован требованиями к аппарату для дистилляции, особенно съёмной спиралью. Он сразу же сообразил, что аппарат может быть разбит при перевозке, поэтому предусмотрительно сделал три экземпляра. Умоляю Вас считать это моим подарком – как самое малое выражение моей бесконечной благодарности за Вашу огромную доброту, как по отношению к моей персоне, так и по отношению к мистеру Хиггинсу. Ваш самый скромный и преданный слуга, Джон Грей.
Постскриптум: Я до сих пор сдерживал свое вульгарное любопытство, однако смею надеяться, что при случае в будущем, Вы, возможно, соблаговолите объяснить мне, для чего Вы намереваетесь использовать эти предметы».
Они были упакованы с большой тщательностью. С трудом открыв ящики, я обнаружила, что они доверху заполнены большим количеством соломы, части стекла и запечатанные бутылки сверкали внутри, укутанные как яйца птицы Рух. – Вы же будете осторожны с этим, правда, мэм? – спросил Бобби с тревогой, когда я вынула широкую тяжелую бутыль из коричневого стекла, пробка была крепко запечатана красным сургучом. – Эта штука ужасно ядовита. – Да, я знаю. – Стоя на цыпочках, я затолкала бутылку на верхнюю полку, подальше от хищных ручек детей или лап кота. – Вы что, видели, как это используют, Бобби? Он крепко сжал губы и покачал головой. – Я бы не сказал, что используют, мэм. Но я видел, что это делает... Была одна... девушка, в Лондоне, с которой я был немного знаком, пока мы ожидали отплытия корабля в Америку. Одна половина ее лица была красивой и гладкой, как лютик, а другая половина была так изрезана рубцами, что невозможно было смотреть. Словно лицо растаяло в огне, но она сказала, это был купорос. Он посмотрел наверх на бутыль и заметно сглотнул. – Она сказала, что другая шлюха вылила это на нее, из ревности. Он снова покачал головой, вздыхая, и потянулся к метле, чтобы вымести разбросанную солому. – Что ж, вам не стоит волноваться, – заверила я его. – Я не планирую выливать это на кого бы то ни было. – О, нет, мэм! – он выглядел ошеломленным. – Я бы никогда так не подумал! – О, смотрите! – воскликнула я, очарованная. Я держала в руках плод творчества мистера Блогведера: стеклянный шар, размером с мою голову, выполненный с идеальной симметрией и без малейшего намека на пузырьки. У стекла был слабый голубоватый оттенок, и я могла рассмотреть собственное искаженное отражение, широконосое, с вытаращенными глазами, как выглядывающая русалка. – Да, мэм, – сказал Бобби, покорно разглядывая реторту. – Оно... ээ... очень большое, не так ли? – Она идеальна! Просто идеальна! – После того, как его отрезали от воздуходувки, шейка шара была вытянута в толстостенную трубку, около двух дюймов в длину и дюйм в диаметре. Края и внутренняя поверхность были... отшлифованы? Обточены? Я понятия не имела, что сделал мистер Блогведер, но результатом была шелковистая, матовая поверхность, которая образует отличную пробку, когда такая же идеально обработанная часть будет вставлена внутрь. Мои руки стали влажными от возбуждения, и страха, что я ненароком уроню драгоценную вещицу. Я обхватила реторту частью передника, и проворачивала туда-сюда, обдумывая куда лучше всего ее поставить. Не ожидала, что она будет такой большой. Мне понадобится Бри или один из мужчин для должной поддержки. – Она должна находиться на маленьком огне, – объясняла я, хмурясь на маленькую жаровню, которую использовала для заварки. – Температура очень важна: угли плохо сохраняют постоянное тепло. – Я поместила большой шар в буфет, чтобы он находился в безопасности за рядом бутылочек. – Думаю, это должна быть спиртовка – но реторта больше, чем я предполагала, и мне понадобится соответствующая лампа, чтобы нагреть ее... До меня дошло, что Бобби не слушает мою болтовню, его внимание отвлекло что-то, происходящее снаружи. Он на что-то хмурился, и я подошла к нему сзади, вглядываясь в открытое окно, чтобы понять что происходит. Мне нужно было сразу догадаться; снаружи была Лиззи Вэмисс, взбивающая масло под каштанами, а с ней Манфред МакГилливрей. Я посмотрела на эту парочку, увлеченную веселым разговором, затем на мрачный вид Бобби, и прочистила горло. – Возможно, вы откроете для меня другой ящик, Бобби? – А? – Его внимание все еще занимала парочка на улице. – Ящик, – терпеливо повторила я. – Вот этот. – Я подтолкнула его носком. – Ящик... О! О, да, конечно, мэм! – Оторвав взгляд от окна, он с угрюмым видом занялся делом. Я взяла остальные стекляшки из открытого ящика, отряхнула от соломы, и осторожно складывала шары, реторту, колбы и спираль в верхний шкафчик, одним глазом поглядывая за Бобби, размышляя над недавно открывшейся ситуацией. Я думала, что его чувства к Лиззи были не более, чем мимолетным увлечением. И, вполне возможно, так оно и было, напомнила я себе. Но если все-таки нечто большее... Вопреки самой себе, я выглянула в окно, только чтобы обнаружить, что парочка уже превратилась в трио. – Йен! – воскликнула я. Бобби поднял глаза, обескураженный, но я уже направлялась к двери, спешно отряхивая платье от соломинок. Если Йен вернулся, значит и Джейми тоже... Он вошел во входную дверь как раз тогда, когда я примчалась в прихожую, обхватил меня за талию, и поцеловал с горячим энтузиазмом, щекоча жесткими, словно наждачная бумага, усами. – Ты вернулся, – сказала я, совершенно нелепо. – Да, и прямо за мной несколько индейцев, – сказал он, сжав в руках мои ягодицы, и пылко потерся усами о мою щеку. – Боже, я бы все отдал ради четверти часа с тобой наедине, Сассенах! Мои шары сейчас лопнут... а, мистер Хиггинс, я… эм... не заметил, что вы здесь. Он отпустил меня и резко выпрямился, сорвав с головы шляпу и прикрыв ею свои бедра с излишне подчеркнутым жестом небрежности. – Нет, сэр, – сказал Бобби угрюмо. – Мистер Йен тоже вернулся, не так ли? – Вопрос прозвучал так, словно это вряд ли было хорошей новостью. Если прибытие Йена отвлекло Лиззи от Манфреда, – а именно так и произошло – то оно никак не помогало привлечь ее внимание к Бобби. Лиззи оставила маслобойку на несчастного Манфреда, который стал крутить ручку с явно обиженным видом, а сама, смеясь, пошла с Йеном в направлении конюшни, предположительно показать ему теленка, который родился в его отсутствие. – Индейцы, – сказала я, запоздало уловив слова Джейми. – Какие индейцы? – Полдюжины чероки – ответил он. – А это что такое? – Он кивнул на дорожку из соломинок, идущую из моей хирургической. – Ах, это. Это, – радостно сообщила я, – эфир. Вернее, будущий эфир. Полагаю, мы должны покормить индейцев? – Да. Я скажу миссис Баг. Но они привели с собой девушку, чтобы ты ее осмотрела. – О? – Он уже зашагал в направлении кухни, и я поспешила за ним. – А что с ней? – Зубная боль, – коротко сказал он, и распахнул дверь кухни. – Мисси Баг! Cá bhfuil tú? Эфир, Сассенах? Ты имеешь в виду флогистон, да? – Не думаю, что имела это в виду, – сказала я, стараясь вспомнить, что это, черт возьми, за флогистон такой. – Я же рассказывала тебе об анестезии, а эфир – это своего рода анестетик: он усыпляет людей, и тогда им можно делать хирургическую операцию не причиняя боли. – Оччень полезно в случае зубной боли, – заметил Джейми. – Куда же подевалась эта женщина? Миссис Баг! – Так и будет, только нужно некоторое время, чтобы его приготовить. А пока нам придется довольствоваться виски. Миссис Баг в летней кухне, я полагаю. Сегодня хлебный день. И, кстати говоря, об алкоголе... – Он уже вышел в заднюю дверь, и я стремглав помчалась через крыльцо за ним. – Мне понадобится высококачественный спирт для эфира. Сможешь принести мне бочку из новой партии завтра? – Бочку? Господи, Сассенах, что ты собираешься делать, купаться в нем? – В общем, строго говоря, да. Вернее, не я, а купоросное масло. Его нужно аккуратно вылить в ванну с горячим спиртом, и оно... – О, мистер Фрейзер! То-то я подумала, что услышала, как кто-то меня зовет... – Миссис Баг, сияя, внезапно появилась с корзинкой яиц в одной руке. – Как же приятно снова видеть вас дома в безопасности! – Рад быть дома, миссис Баг, – заверил он ее. – Мы можем накормить ужином полдюжины гостей? Ее глаза на мгновенье широко раскрылись, а затем сузились, вычисляя. – Колбаса, – заявила она. – И пюре из репы. Давай, малыш Бобби, иди сюда и помоги мне. – Передав мне яйца, она взяла Бобби, который вышел вслед за нами, под руку и потащила его к огороду, где росла репа. У меня появилось чувство, словно я нахожусь на карусели, и я схватила Джейми за руку, чтобы не упасть. – Ты знал, что Бобби влюблен в Лиззи? –спросила я. – Нет. Но ему не светит ничего хорошего, если это так, – бессердечно ответил он. Принимая мою руку на своей за приглашение, он взял у меня корзинку с яйцами, поставил на землю, затем притянул меня к себе и поцеловал, медленней, чем в первый раз, но не менее старательно. Он отпустил меня со вздохом глубокого удовлетворения, и взглянул на новую летнюю кухню, которую мы построили в его отсутствие: небольшое строение, состоявшее из стен из грубого материала, и крыши из сосновых веток, возведенной вокруг каменного очага и дымохода, с большим столом внутри. Оттуда повеяло соблазнительными ароматами подходящего теста, свежеиспеченного хлеба, овсяных лепешек и булочек с корицей. – Итак, что касается четверти часа, Сассенах...Мне кажется, я могу справиться и за меньшее время, если нужно... – Что ж, а я не могу, – твердо сказала я, хотя на какое-то мгновенье позволила своей руки приласкать его. Мое лицо горело от сопри¬кос¬новения с его усами. – И когда у нас будет время, может, расскажешь мне, что, ради бога, ты сделал, чтобы привести к такому? – Видел сны. – Что? – Я видел жутко непристойные сны о тебе, ночи напролет, – объяснил он, одергивая свои штаны для большего удобства. – Каждый раз, когда я перекатывался поверх тебя, я ложился на свой член и просыпался. Это было ужасно. Я расхохоталась, и он принял обиженный вид, хотя я видела неохотное удовлетворение, скрывающееся за ним. – Что ж, можешь смеяться, Сассенах, – сказал он. – У тебя же нет такого беспокойства. – Да, и это большое облегчение для меня, – заверила я его. – Эм... а какого рода непристойные сны? Я увидела задумчивый блеск в глубине его темно-синих глаз. Он протянул палец, и очень нежно провел им вдоль моей шеи, вниз к выпуклости груди, где исчез в корсете, и спустился по тонкой ткани, прикрывающей мой сосок, который сразу же набух как гриб после дождя в ответ на такое внимание. – Такие, которые заставляют меня желать утащить тебя прямо в лес, достаточно далеко, чтобы никто не услышал, как я положу тебя на землю, подниму твои юбки, и расщеплю тебя как спелый персик, – сказал он мягко. – Ага? Я громко сглотнула. В этот деликатный момент, возгласы приветствия послышались с тропы по другую сторону дома. – Долг зовет, – произнесла я, едва дыша. Джейми сам глубоко вздохнул, пожал плечами и кивнул. – Ну, я еще не умирал от неутоленной страсти, думаю, не умру и сейчас. – Полагаю, что не умрешь, – сказала я. – Кроме того, не ты ли говорил мне, что воздержание заставляет определенные... эм... вещи... стать тверже? Он бросил на меня мрачный взгляд. – Если это станет еще тверже, я грохнусь в обморок от недостатка крови в башке. Не забудь свои яйца, Сассенах. *** Было уже далеко за полдень, но, слава богу, солнечного света вполне хватало для работы. Мой хирургический кабинет был расположен так, чтобы максимально использовать утренний свет для операций, однако после обеда становился тусклым, и мне пришлось устроить импровизированный операционный спектакль в палисаднике. Это было благоприятное расположение, поскольку все хотели посмотреть. Индейцы рассматривали врачевание, равно как и любую другую деятельность, как общественное мероприятие. Они особенно восторгались операциями, так как последние считались в высшей степени развлекательными. Все с нетерпением столпились вокруг, комментируя мои приготовления, споря друг с другом и беседуя с пациенткой, которую я с большим трудом сдерживала от попыток ответить им. Ее звали Мышь, и я могла лишь полагать, что это имя было ей дано по неким метафизическим причинам, так как оно определенно не подходило ей ни по внешности, ни по характеру. Она была круглолицей, с необычным для чероки вздернутым носом, и хотя ее сложно было назвать красавицей, она обладала таким обаянием, которое бывает притягательней внешней красоты. Оно, несомненно, действовало на присутствующих мужчин; она была единственной женщиной в группе индейцев. Остальные включали ее брата – Красную Глину Уилсона, и его четырех друзей, которые присоединились к нему, чтобы составить компанию Уилсонам, обеспечить защиту в пути, или посоперничать за внимание мисс Мыши, что казалось наиболее вероятной причиной их присутствия. Несмотря на шотландское имя Уилсон, никто из чероки не говорил по-английски, кроме базовых слов «да», «нет», «хорошо», «плохо», и «виски»! Так как мой словарный запас языка чероки ограничивался этими же словами, я практически не участвовала в разговоре. Мы некоторое время ждали виски, а также переводчиков. Поселенец по имени Вулверхэмптон из какой-то безымянной дыры на востоке, нечаянно отсек себе полтора пальца на ноге, когда рубил дрова. Найдя такое положение не слишком удобным, он решил попытаться отсечь себе оставшуюся фалангу пальца драчом . Можно что угодно говорить о полезности драча, но это не точный инструмент. Впрочем, он довольно острый. Мистер Вулверхэмптон, большой и сильный тип со вспыльчивым нравом, проживал в уединении примерно в семи милях от ближайшего соседа. Ко времени, когда он добрался до него, на своих двоих – или то, что от них осталось, – и сосед, усадив его на мула, спровадил во Фрейзерс Ридж, прошло почти двадцать четыре часа, и неполноценная нога достигла размеров и вида искалеченного енота. Требования стерильной операции, последующих многократных санаций для контроля инфекции, и отказ мистера Вулверхэмптона отдать бутылку, значительно исчерпали мои обычные хирургические запасы. Так как мне в любом случае требовался бочонок чистого спирта для приготовления эфира, Йен и Джейми ушли набрать виски из источника, который был в доброй миле пути от дома. Я надеялась, что они вернутся, когда еще будет достаточно света, чтобы я видела что делаю. Я прервала громкие возражения Мыши одному из джентльменов, который явно подтрунивал над ней, и при помощи языка жестов наказала ей открыть для меня свой рот. Она подчинилась, но продолжила свои возражения довольно выразительными жестами, обозначающими разнообразные действия, которые по ее мнению, этот джентльмен должен был произвести на себе, судя по его смущенному виду, и по согнувшимся от смеха товарищей. Часть ее лица вздулась и очевидно была болезненно чувствительной. Однако, она не вздрогнула и не отклонилась, даже когда я потянула ее лицо ближе к свету, чтобы лучше рассмотреть. – И правда зубная боль! – невольно вырвалось у меня. – Оль? – сказала Мышь, возведя на меня бровь. – Плохо, – объяснила я, указывая на ее щеку. – Uyoi! – Плохо, – согласилась она. Далее последовало словообильное изложение, периодически прерываемое моим заталкиванием своих пальцев в ее рот, которое я поняла, как объяснение того, что с ней произошло. На глаз – тупая травма. Один зуб, нижний клык, полностью вылетел, соседний коренной зуб настолько сильно обломан, что мне придется его вырвать. А вот стоящий рядом с ним еще можно спасти, подумала я. Нёбо было сильно разорвано острыми обломками, но десна не несла следов инфекции. Это ободряло. Бобби Хиггинс вернулся из конюшни, привлеченный болтовней и был сразу же отправлен обратно, чтобы принести мне напильник. Мисс Мышка криво улыбнулась ему, когда он его принес, на что он экстравагантно поклонился ей, заставив всех засмеяться. – Эти ребята, чероки, да мэм? – Он улыбнулся Красной Глине и сделал жест рукой, который, казалось, развеселил индейцев, хотя они ответили на него. – Никогда раньше не встречал чероки. В Вирджинии, по соседству с землями его Светлости по большей части живут другие племена. Я была рада видеть, что он знаком с индейцами и доброжелателен к ним. Хирам Кромби, появившийся в этот момент, как оказалось, нет. Он замер на месте, увидя наше сборище. Я ободряюще помахала ему, и он, с явной неохотой, двинулся к нам. Роджер рассказал мне, как Дункан назвал Хирама «этот кислый леденец». Это прозвище ему соответствовало. Он был низенький и неторопливый, с тонкими седеющими волосами, которые он завязывал в такую тугую косу, что мне думалось, ему тяжело моргать. Его лицо было глубоко изрезано морщинами от тяжелой рыбацкой жизни. На вид ему было около шестидесяти, однако скорей всего он был много моложе, а его рот по привычке поджат книзу с таким выражением, словно он съел не просто лимон, а гнилой лимон. – Я ищу мистера Фрейзера, – сказал он, опасливо поглядывая на индейцев. – Я слышал, он вернулся. Небольшой топорик висел на его поясе, и он крепко сжимал его одной рукой. – Он совсем скоро вернется. Вы уже встречались с мистером Хиггинсом, не так ли? – Очевидно, он уже встречался, и это произвело на него неблагоприятное впечатление. Уставившись на клеймо Бобби, он сделал едва заметный кивок в знак подтверждения. Нимало не смущаясь, я махнула рукой в сторону индейцев, проявлявшим к нему гораздо больший интерес, чем он к ним. – Позвольте представить вам мисс Уилсон, ее брата, мистера Уилсона, и их... эм... друзей? Хирам почти одеревенел, если это вообще было возможно. – Уилсон? – сказал он недружелюбным голосом. – Уилсон, – добродушно подтвердила мисс Мышь. – Это фамилия моей жены, – сказал он тоном, подчеркивающим, что он считает его использование индейцами вопиюще возмутительным. – О, – сказала я, – какая прелесть. Думаете, они могут, возможно, приходиться вашей жене родственниками? На это он слегка выпучил глаза, и я услышала приглушенное бульканье со стороны Бобби. – Ну, они, очевидно, взяли фамилию от шотландского отца или деда, – заметила я. – Возможно... Лицо Хирама было похоже на щелкунчика: эмоции от ярости до испуга сменяли друг друга с бешеной скоростью. Его рука сжалась в кулак, выставив указательный палец и мизинец в форме рогов, знака защиты против сил зла. – Двоюродный дядюшка Эфраим, – прошептал он. – Иисусе, спаси нас. – И не добавив ни слова, он развернулся на пятках и дрожащей походкой удалился. – До свидания! – По-английски крикнула мисс Мышь и помахала рукой. Он бросил на нее затуманенный взгляд через плечо, и сбежал, словно гонимый демонами. *** Виски в итоге появился, изрядное его количество было отдано пациенту и зрителям, и операция началась. Напильник обычно использовался для лошадиных зубов, поэтому был слегка великоват, на мой взгляд, но работал на удивление хорошо. Мисс Мышь была склонна громко реагировать на присутствующий в процессе дискомфорт, но ее жалобы уменьшались с увеличением доз виски. Ко времени, когда мне было нужно выдергивать зуб, казалось, она уже ничего не чувствует. Бобби тем временем, развлекал Йена и Джейми имитированием реакции Хирама Кромби на тот факт, что возможно, у него имеется некоторое родство с Уилсонами. Йен, между всплесками хохота, переводил историю индейцам, которые в свою очередь катались по траве в приступах смеха. – У них присутствует в семейном древе Эфраим Уилсон? – спросила я, крепко держа в руках челюсть мисс Мыши. – Ну, они не уверены, что именно этот Эфраим, но да, есть такой. – Джейми широко улыбнулся. – Их дед был шотландцем, странником. Задержался достаточно долго, чтобы родить с их бабкой ребенка, а затем свалился со скалы и был похоронен под камнепадом. Она, конечно же, повторно вышла замуж, но имя ей нравилось, и она его оставила. – Интересно, что заставило двоюродного дедушку Эфраима покинуть Шотландию? – Йен сел, вытирая слезы смеха из глаз. – Полагаю, родство с такими людьми, как Хирам, – сказала я, прищурившись, чтобы лучше видеть, что я делаю. – Ты думаешь... – Внезапно я осознала, что смех и разговоры прекратились, и внимание всех сконцентрировалось на чем-то на противоположной стороне поляны. Это «что-то» было прибытием еще одного индейца, несущего какой-то мешок на плече. Индеец был джентельменом по имени Секвойя, несколько старше, чем молодые Уилсоны и их друзья. Он тяжело кивнул Джейми, и, сбросив с плеч мешок, положил его на землю, говоря что-то на языке чероки. Джейми изменился в лице, следы веселья испарились, сменившись интересом и тревогой. Он встал на колено, и осторожно развернул рваную холщовку, обнажив нагромождение выветренных костей, и череп с пустыми глазницами возвышающийся среди них. – Это еще, черт возьми, кто? – Я остановила работу, и вместе со всеми, включая мисс Мышь, уставилась на свежую новинку. – Он говорит, это старик, хозяин имения, о котором говорил МакДональд, сгоревшего по ту сторону от Линии Договора. – Джейми протянул вниз руку и взял из груды череп, осторожно поворачивая его. Он услышал мой небольшой вздох, и, взглянув на меня, протянул череп, держа его так, чтобы я могла рассмотреть поближе. Большинство зубов отсутствовало, и довольно долго, чтобы челюстная кость прижала пустые гнезда. Но на сохранившихся зубах мудрости не было ничего, кроме трещин и пятен – ни блеска серебряной пломбы, ни пустот, где такие пломбы могли быть. Я медленно выпустила воздух, не зная радоваться или огорчаться. – Что случилось с ним? И почему он здесь? Джейми снова привстал на колено и аккуратно положил череп на место, затем перевернул несколько костей, изучая их. Он взглянул вверх, и небольшим движением головы пригласил меня присоединиться. На костях не было следов пожара, но на некоторых из них находились следы зубов животных. Две длинные кости были треснувшими и сломанными, без сомнения, чтобы добраться до костного мозга, и множество мелких костей верхних и нижних конечностей отсутствовали. Все они имели серый хрупкий вид костей, долгое время пролежавших на поверхности. Йен перевел мой вопрос Секвойе, который сев на корточки подле Джейми, что-то объяснял ему, указывая пальцем на кости. – Он говорит, – сказал Йен, нахмурившись, – что он долгое время был знаком с этим человеком. Они не были друзьями, но иногда, проходя мимо его хижины, он останавливался; и мужчина делился с ним едой. Поэтому он стал приносить кое-что с собой в ответ – то зайца на рагу, то немного соли. Однажды, несколько месяцев назад, он нашел тело старика в лесу, лежавшего под деревом недалеко от хижины. – Он говорит, его никто не убивал, – сказал Йен, напряженно хмурясь на оживленный поток слов. – Он просто... умер. Он думает, старик охотился – при нем был его нож, рядом лежал пистолет – когда дух оставил его, и он просто рухнул на землю. – Йен, как и Секвойя, пожал плечами. Не видя причин тревожить тело, Секвойя оставил его там, и нож также, на случай если он понадобится духу, куда бы тот не отправился. Он не знал, куда уходят духи белых людей, и охотятся ли они там. Он указал пальцем на проржавевший нож в груде костей. Взяв с собой пистолет, посчитав, что он может пригодиться, Секвойя пошел в хижину. Старик мало что имел, и почти все не имело никакой ценности. Он взял железный котелок, чайник, и кувшин с кукурузной мукой, которые отнес обратно в деревню. – Он не из Анидонау Нуйя, так ведь? – спросил Джейми, а затем повторил свой вопрос на языке чероки. Секвойя покачал головой, маленькие украшения в его волосах издавали крошечные звенящие звуки. Он был из деревни в нескольких милях к западу от Анидонау Нуйя – Стоящий Камень. Птица-что-поет, в результате визита Джейми, разослал гонцов по близлежащим деревням, узнать, нет ли кого-нибудь, кто знает о старике и что с ним сталось. Услышав рассказ Секвойи, Птица послал его собрать останки старика и отнести их к Джейми в доказательство, что никто его не убивал. Йен задал вопрос на языке чероки, из которого я выловила слово «огонь». Секвойя покачал головой, и разразился потоком слов в ответ. Он не сжигал хижину – зачем ему было это делать? Он думал, что никто другой также не делал этого. После того, как он собрал кости – его лицо выражало отвращение к процедуре – он снова пошел посмотреть на хижину. Правда, он была сожжена – но ему показалось очевидным, что в растущее рядом дерево попала молния, и пожар унес добрую часть близлежащего леса. Хижина лишь наполовину обгорела. Он встал на ноги в заключение своих слов. – Он останется на ужин? – спросила я, видя, что он собирается уходить. Джейми подтвердил приглашение, но Секвойя покачал головой. Он выполнил то, что ему было велено, и теперь отправляется по другим делам. Он кивнул другим индейцам, и развернулся, чтобы уйти. Вдруг что-то словно ударило его, и он повернулся назад. – Tsisqua говорит, – сказал он медленно и осторожно, словно вспоминая заученный текст на незнакомом языке, – не-за-будь-оп-ору-жии. Затем он для убедительности кивнул, и удалился. ***
Могила была обозначена небольшой каменной пирамидкой и деревянным крестом, сделанным из сосновых веток. Секвойя не знал имени своего знакомого, и мы не имели понятия о его возрасте, равно как и о дате рождения и смерти. Мы не знали, был ли он христианином, но поставить крест показалось хорошей идеей. Мы провели небольшую погребальную церемонию, на которой присутствовали я, Джейми, Йен, Бри и Роджер, Лиззи и ее отец, семейство Баг и Бобби Хиггинс, который, я была уверена, пришел только потому, что там была Лиззи. Ее отец, вероятно, считал также, судя по подозрительным взглядам, которые он бросал на Бобби. Роджер прочитал короткую молитву над могилой, затем остановился. Он прочистил горло, и просто сказал: «Господи, вверяем тебе душу брата нашего...» – Эфраима, – пробормотала Брианна, опустив вниз глаза. Скрытое ощущение смеха пронеслось по толпе, хотя в действительности никто не смеялся. Роджер бросил на Бри грозный взгляд, но я видел, как дернулся уголок его рта в легком смешке. –...брата нашего, чье имя известно тебе, – с достоинством заключил Роджер и закрыл Псалтырь, одолженный у Хирама Кромби, который отклонил приглашение придти на похороны. Свет уже ушел к тому моменту, как Секвойя закончил свой рассказ прошлой ночью, и мне пришлось перенести зубную операцию мисс Мыши на утро. Пьяная вздребезги, она совершенно не возражала, и отправилась на кровать в кухне, при поддержке Бобби Хиггинса, который может и был влюблен в Лиззи, а может и нет, но, тем не менее, не мог устоять перед обаянием мисс Мыши. Как только с выдергиванием зуба было покончено, я предложила ей и ее друзьям еще немного погостить у нас, но у них, как у Секвойи, были где-то неотложные дела и с большими благодарностями и маленькими подарками, они ушли в полдень, сильно пропахнувшие виски, оставив нам бренные останки покойного Эфраима. После церемонии, все спустились с холма, но Джейми и я замешкались позади, ища возможность ненадолго побыть наедине. Прошлой ночью дом был заполнен индейцами, с многочисленными разговорами и историями у огня. И ко времени, когда мы, наконец, очутились в кровати, мы просто сплелись в объятиях друг друга и мгновенно уснули, лишь обменявшись вежливым «спокойной ночи». Кладбище располагалось на небольшом холме, в некотором удалении от дома, и было красивым и спокойным местом. Окруженное соснами, чьи желтые иголки ковром покрывали землю, а шелестящие ветви создавали постоянный тихий шепот, оно казалось умиротворяющим местом. – Бедный старичок, – сказала я, положив последний камень на пирамидку Эфраима. – Как, по-твоему, он очутился в этом месте? – Бог его знает, – Джейми покачал головой. – Везде есть отшельники, люди, не принимающие общество своих товарищей. Возможно, он был одним из них. А возможно, некое злоключение привело его в эти дикие места и он... остался. – Муж слегка задрожал и слабо улыбнулся. – Иногда я задумываюсь о том, как все мы оказались там, где находимся, Сассенах. Ты не думаешь об этом? – Когда-то задумывалась, – ответила я, – но через какое-то время, поняла, что не было никакой возможности получить ответы, поэтому я прекратила. Он отвлеченно посмотрел на меня. Значит, думала тогда? – он поднял руку, и завел назад высвободившийся от ветра локон. – Возможно, мне не стоит о таком спрашивать, но я спрошу. Ты не против, Сассенах? В смысле, что ты здесь. Ты когда-нибудь хотела уйти... обратно? Я покачала головой. – Нет, никогда. И это была правда. Хотя иногда я просыпалась посреди ночи, думая, может быть сейчас это сон? Что я снова проснусь в теплом запахе центрального отопления и одеколона Олд Спайс Френка? И когда я снова засыпала с запахом тлеющей древесины и мускусным запахом кожи Джейми, я чувствовала легкое удивляющее сожаление. Если он и видел отражение этих мыслей на моем лице, он не подал виду, но наклонился и нежно поцеловал меня в лоб. Он взял меня под руку, и мы пошли дальше в лес, удаляясь от дома и палисадника внизу. – Иногда я чувствую сосны, – сказал он, медленно и глубоко вдыхая пикантный запах. – И на мгновенье мне кажется, что я в Шотландии. Но затем я прихожу в себя и вижу, что здесь нет милого сердцу папоротника, нет высоких бесплодных гор – здесь не та дикая местность, которую я знал, но та, которая мне незнакома. Мне показалось, я услышала нотки ностальгии в его голосе, но не сожаления. Однако раз он спросил, я тоже спрошу. – А ты хотел когда-нибудь вернуться... назад? – О, да, – ответил он, удивив меня, а затем рассмеялся, посмотрев на выражение моего лица. – Но недостаточно, чтобы не хотеть быть здесь, Сассенах. Он посмотрел через плечо на крошечное кладбище, с его маленькой коллекцией пирамидок и крестов, и кое-где большими валунами, указывающими на определенную могилу. – Знаешь, Сассенах, некоторые считают, что последний человек, похороненный на кладбище, становится его хранителем? Он должен стоять на страже, пока следующий покойник не сменит его – только тогда он сможет обрести полный покой. – Полагаю, наш таинственный Эфраим может очень удивиться, обнаружив себя на таком посту, а некогда он преспокойно лежал себе где-то под деревом, – сказала я, слегка улыбнувшись. – Но мне интересно другое, что хранитель охраняет на кладбище, и от чего? Услышав это, Джейми рассмеялся. – О... от вандалов, возможно, осквернителей могил. И чародеев. – Чародеев? – с удивлением спросила я. Мне казалось, «чародей» синоним слова «целитель». – Есть заклинания, для которых требуются кости, Сассенах, – сказал он. – Или прах сожженного тела. Или могильная земля. – Он говорил достаточно легко, но без признаков шутки. – Мда, даже мертвым может понадобиться защита. – И конечно, лучше всех эту работу выполнит проживающий на кладбище призрак? – сказала я. – Кто бы сомневался. Мы поднимались сквозь ветви дрожащей осины, свет которой покрыл нас зелено-серебристыми пятнами, и я остановилась соскрести темно-красный сок с ее белоснежного ствола. Как странно, подумала я, спрашивая себя, что заставило меня остановиться – затем вспомнила, и резко обернулась, снова взглянуть на кладбище. Не воспоминание, а сон, или, скорее, видение. Мужчина, избитый и сломленный, поднимается на ноги на фоне осиновой рощи, поднимается, так как знает, что это в последний раз, его последняя битва, обнажая разбитые зубы, обагренные кровью – цвет осинового сока. Его лицо окрашено черным – цвет смерти, и я знала, что в его зубах серебряные пломбы. Однако гранитный могильный камень стоял тихо и спокойно, запорошенный желтыми сосновыми иглами, указывающий место захоронения останков человека, который когда-то называл себя Зуб Выдры. Момент прошел и исчез. Мы вышли из осиновой рощи, и пришли на другую поляну, выше холма, где находилось кладбище. Я удивилась тому, что кто-то здесь заготавливал лес и расчищал землю. Большая груда срубленных бревен лежала в стороне, а рядом в беспорядке валялись выкорчеванные пни, хотя несколько все еще находились в земле, выглядывая из бурно растущего лесного щавеля и васильков. – Смотри, Сассенах, – Джейми повернул меня за локоть. – Ого! Ух ты! Мы поднялись достаточно высоко, и могли увидеть перед собой потрясающую панораму. Деревья внизу словно исчезли. Мы лицезрели вид за пределами нашей горы, и за другой, и за следующей за ней. Мы смотрели на голубую даль, затуманенную дыханием гор, и облака, поднимающиеся из низин. – Нравится? – В его голосе ощущалась нотка личной гордости. – Еще как нравится. А что это...? – я повернулась, показывая на бревна и пеньки. – Следующий дом будет стоять здесь, – просто сказал он. – Следующий дом? А что, мы собираемся строить еще один? – Ну, я не знаю, мы ли.… Или, возможно, наши дети, или внуки, – добавил он, слегка скривив рот. Но я подумал, если вдруг что-нибудь слу¬чит¬¬ся…. Я не верю, имей в виду, но если все-таки что-нибудь произойдет – в общем, я рад начать строительство. На всякий случай. Я на мгновенье уставилась на него, пытаясь понять смысл сказанного. – Если что-нибудь случится, – медленно произнесла я, и повернулась посмотреть на восток, где ниже между деревьями виднелись очертания нашего дома, из дымохода поднимался белый шлейф на фоне нежно-зеленых каштанов и елей. – Ты имел в виду, если что-нибудь действи¬тельно... сгорит. – Облекая эту мысль в слова, я вдруг почувствовала, как мой желудок свернулся в клубок. Тогда я посмотрела на него, и увидела, что эта мысль также напугала его. Но, в своем стиле, он просто принялся за дело, готовясь к возможной катастрофе. – Так тебе нравится? – повторил он свой вопрос, синие глаза пристально смотрели на меня. – Это просто прекрасно, – сказала я, чувствую, как к горлу подступают слезы. – Замечательно, Джейми. Разгоряченные подъемом, мы сели в тени огромного дерева тсуги, полюбоваться нашим будущим видом из окна. И, нарушив молчание, касательно нашего возможного тяжелого конца в будущем, мы обнаружили, что можем обсуждать это. – Меня не столько беспокоит мысль, что мы можем погибнуть, – сказала я. – Вернее, не только эта мысль. «Не оставили детей» – вот от чего у меня мурашки по телу пробегают. – Я понял тебя, Сассенах. Хотя я сам тоже не в восторге от идеи нашей смерти, и намерен видеть нас целыми и невредимыми, – заверил он меня. С другой стороны, подумай. Это не обязательно означает, что они погибли. Это может означать, что они только... ушли. Я глубоко вздохнула, стараясь принять это предположение без паники. – Ушли. Ты имеешь в виду, ушли обратно. Роджер и Бри – и Джемми, я полагаю. Мы ведь считаем, что он способен... пройти через камни. Он утвердительно кивнул, хлопнув руками о колени – После того, что он сделал с опалом? О да, думаю, мы можем считать наверняка, – кивнул Джейми, напоминая, что сделал Джем с опалом: держал его в руках, жалуясь, что тот становится горячим, пока камень на лопнул, разорвавшись на мириады острых осколков. Да, я могу с уверенностью сказать, что Джемми может пройти сквозь камни. Но что, если Бри и Роджер заведут второго ребенка? Мне было очевидно, что они хотят еще одного ребенка, или Роджер хотел, а Бри не возражала. Мысль потерять их отозвалась резкой болью, но я полагала, что такую возможность нельзя сбрасывать со счетов. – Это ставит перед нами выбор, – сказала я, стараясь быть смелой и объективной. – Если мы умрем, они должны уйти, потому что без нас им нет никакого смысла здесь оставаться. Но если мы не умрем – может им стоит все равно уйти? Я имею в виду, нужно ли нам отослать их обратно? Из-за войны. Это небезопасно. – Нет, – сказал он тихо. Его головы была опущена, шальные каштановые волосы отделились от темно-рыжей копны, которую он передал как Бри, так и Джемми. – Я не знаю, – наконец сказал он, подняв голову, и вглядываясь в бесконечную даль земли и неба. – Никто не знает, Сассенах. Мы лишь должны по мере сил принять то, что ожидает нас впереди. Он повернулся и положил свою руку на мою, с улыбкой, в которой отражалась как грусть, так и радость. – Между нами и так достаточно призраков, Сассенах. Если демоны прошлого не могут помешать нам, так и никакие страхи будущего не смогут. Мы просто должны оставить все позади и двигаться дальше, ага? Я легко положила руку ему на грудь, не соблазняя, а с желанием почувствовать его. Его кожа была холодной от пота, он помогал копать могилу; жар тяжелой работы мерцал на его мышцах. – Ты был одним из моих призраков, – сказала я. – Долгое время. И очень долгое время я пыталась оставить тебя позади. – Пыталась, значит? – Его собственная рука нежно легла на мою спину, бессознательно двигаясь. Мне было знакомо это движение – необходимость прикосновения, только чтобы убедиться, что другой находится рядом, реальный, живой. – Я думала, что не смогу жить, оглядываясь назад. Не смогу этого вынести. – Мое горло напряглось от воспоминаний. – Я знаю, – его рука поднялась, прикоснувшись к моим волосам. – Но у тебя был ребенок, был муж. Было бы неправильно отвернуться от них. – Было неправильно отвернуться от тебя. – Я заморгала, но слезы уже потекли из моих глаз. Он притянул к себе мою голову, высунул язык и нежно лизнул мое лицо, настолько удивив меня, что я рассмеялась, всхлипывая, и едва не захлебнулась. – Люблю тебя, как мясо любит соль , – процитировал он нежно, и тоже засмеялся. – Не плачь, Сассенах. Ты здесь, и я здесь. И нет ничего более важного, чем это. Я прислонилась лбом к его щеке, и обняла его руками. Мои руки покоились на его спине, и я нежно гладила его от предплечья до основания спины, легко и ласково, всегда ласково, не касаясь шрамов, просверливших его кожу. Он крепко прижал меня и глубоко вздохнул. – Знаешь, что мы с тобой сейчас женаты вдвое дольше, чем в прошлый раз? Я оттолкнула его и нахмурилась, растерявшись. – Разве мы не были женаты в промежутке? Мой вопрос застал его врасплох. Он нахмурился и медленно провел пальцем по загоревшей переносице. – Ну, это, пожалуй, вопрос священнику, – сказал он. – Мне хочется думать, что мы были женаты, но если так, то разве мы не являемся двоеженцами? – Являлись, а не являемся, – поправила я, чувствуя легкий дискомфорт. – Но на самом деле, мы не были. Так сказал отец Ансельм. – Ансельм? – Отец Ансельм – францисканский монах из аббатства святой Анны. Но, возможно, ты не помнишь его, ты был совсем плох тогда. – О, я его помню, – сказал он. – Он приходил и сидел со мной по ночам, когда я не мог заснуть. – Он кривовато улыбнулся. То время он не очень хотел вспоминать. – Ты ему очень нравилась, Сассенах. – Ах да? А как насчет тебя? – спросила я, желая отвлечь его от воспоминаний об аббатстве. – Тебе я нравилась? – О, тогда очень нравилась, – заверил он. – Хотя, возможно, сейчас ты мне нравишься даже больше. – О, неужели? – Я села, выпрямившись, и стала приводить себя в порядок. – И что изменилось? Он склонил голову набок, глаза оценивающе сузились. – Ну, ты стала меньше пускать газы во сне, – начал он рассудительно, затем крякнул и расхохотался, когда сосновая шишка просвистела мимо его левого уха. Я подобрала какую-то деревяшку, но прежде, чем смогла ударить его по голове, он сделал резкий выпад и схватил меня за руку. Затем толкнул меня на землю, и распластался надо мной, без особых усилий пригвоздив к земле. – Слезь с меня, болван! Я не пускаю газы во сне! – Интересно, откуда тебе это знать, Сассенах? Ты так громко спишь, ты не проснулась бы даже от собственного храпа. – Ах, ты хочешь поговорить о храпе, да? Ты... – Ты горда, как сам дьявол, – сказал он, перебивая. Он все еще улыбался, но слова становились более серьезными. – И ты смелая. Ты всегда была бо¬лее храбрее, чем осторожнее. А сейчас ты еще и свирепая, как тот барсук. – Значит, я надменная и свирепая. Это не звучит как список женственной добродетели, – сказала я, немного запыхавшись, напряженно стараясь вывернуться из-под него. – Ну, ты также очень добрая, – сказал он, приняв мои слова во внимание. – Очень добрая. Хотя ты проявляешь доброту по-своему. Не то, что это плохо, имей в виду, – добавил он, ловко перехватывая руку, которую мне удалось вытащить. Он прижал меня за запястье над моей головой. – Женственные... – пробормотал он, сведя брови в раздумье. – Женственные добродетели... – Его свободная рука закралась между нами, и обхватила мою грудь. – Кроме этого! – Ты очень чистоплотная, – одобрительно произнес Джейми. Он отпустил мою кисть, и взъерошил мне волосы, которые были чистыми, и пахли подсолнухом и ноготками. – Никогда не видел, чтобы женщина мылась так много как ты. Если не считать, возможно, Брианну. – Ты не ахти какая повариха, – продолжил он, задумавшись. – Хотя ты никогда никого не травила, по крайней мере, намеренно. И я должен сказать, что ты шьешь очень аккуратными стежками, хотя тебе больше нравится, если эти швы проходят через чью-то плоть. – Огромное тебе спасибо! – Назови мне еще парочку добродетелей, – предложил он. – Возможно, я что-то упустил. – Хмф! Кротость, терпение... – Я стала отчаянно барахтаться. – Кротость? Господи, – он покачал головой. – Ты сама безжалостная, кровожадная... – Я вскинула голову наверх, и почти преуспела в попытке укусить его за шею. Он дернулся назад, рассмеявшись. – И ты также не очень-то и терпеливая. На мгновение, я перестала сопротивляться, и откинулась на спину в изнеможении, взъерошенные волосы рассыпались по земле. – Так какая у меня самая привлекательная черта? – потребовала я. – Ты считаешь меня забавным, – сказал он, широко улыбаясь. – Я... так... не… считаю... – проворчала я, возобновив борьбу. Он просто и спокойно лежал на мне, не обращая никакого внимания на мои толчки и постукивания, пока я не измоталась вконец, и не замерла под ним, тяжело дыша. – И... – задумчиво произнес он, – тебе очень нравится, когда я несу тебя в постель. Нет? – Эм... – я хотела возразить ему, но честность запретила. Кроме того, он чертовски хорошо знал, что мне нравится. – Ты давишь на меня, – сказала я с достоинством. – Будь добр, слезь! – Нет? – повторил он, не двинувшись. – Да! Нравится! Да! Можешь ты уже, черт возьми, слезть с меня?! Он не слез, но наклонился и поцеловал меня. Я плотно сжала губы, намереваясь не сдаваться, но и он сдаваться не собирался, и если уж он за что-то брался... Кожа его лица была теплой, плюшевая щетина слегка щекотала, а его широкий нежный рот... Мои ноги были широко раздвинуты, и он твердо лежал между ними, обнаженная грудь пахла мускусом и потом, древесная пыль задержалась в непокорных каштановых волосах... Я была все еще разгоряченной от борьбы, но трава была влажной и прохладной вокруг нас... Ладно, хорошо; еще минута и он уже мог взять меня прямо здесь, если бы захотел. Он почувствовал, что я поддалась, и вздохнул, позволяя собственному телу расслабиться. Он уже не удерживал меня пленницей, а просто держал в объятиях. Он поднял голову, а затем взял мое лицо в свои руки. – Ты действительно хочешь знать, что именно? – спросил он, и я увидела в темно-синих глазах, насколько серьезен он был. Я кивнула. – Более чем кто бы то ни был на свете, – прошептал он, – ты преданная. Я подумала было сказать кое-что о сенбернарах, но в выражении его лица была такая нежность, что я промолчала, вместо этого лишь уставившись на него, моргая на зеленый свет, исходивший сквозь хвойные иглы сверху. – Что ж, – сказала я, наконец, в свою очередь глубоко вздохнув, – и ты тоже. Не так уж и плохо, в самом деле? Правда?
ЕСТЬ ИСКРА. Миссис Баг приготовила куриное фрикасе на ужин, но этого было недостаточно, чтобы объяснить едва сдерживаемое волнение в воздухе, которое Бри и Роджер принесли с собой, когда вошли. Оба улыбались, ее щеки раскраснелись, а его глаза сияли так же, как и ее. Поэтому, когда Роджер объявил, что у них есть потрясающие новости, было, пожалуй, вполне естественно, что миссис Баг тотчас пришла к очевидному умозаключению. – У вас снова будет ребенок! – воскликнула она, уронив от волнения ложку. Она хлопнула в ладоши, надувшись, как именинный воздушный шарик. – О, какая радость! И своевременная, к тому же, – добавила она, расцепив руки, и пригрозив Роджеру пальцем. – Я тут думала, что должна добавить немного имбиря и серы в вашу кашу, молодой человек, чтобы привести вас в хорошую форму! Но, вижу, что вы свое дело знали достаточно хорошо, в конце концов. А ты, bhailach , что ты думаешь? У тебя будет хорошенький маленький братец! Джемми, к которому были обращены эти слова, остановился рядом с ней, открыв рот. – Ээ... – произнес Роджер, краснея. – О, конечно, это может быть маленькая сестренка, я думаю, – признала миссис Баг. – Но хорошие новости – так или иначе, это хорошие новости. В общем, luaidh , тебе полагаются сладости, а все остальные выпьют за это! Явно озадаченный, но обожающий сладости, Джемми схватил предложенный ему леденец из патоки и быстро сунул его в рот. – Но он не... – начала Бри. – Шпасибо, миссис Баг, – торопливо поблагодарил Джемми, закрыв рукой рот, чтобы его мать не попыталась отнять это явно запрещенное перед обедом угощение, ссылаясь на невежливость. – О, малюсенькая конфетка не причинит ему вреда, – заверила ее миссис Баг, поднимая упавшую ложку и вытирая ее о собственный передник. – Позови Арчи, muirninn , и мы расскажем ему ваши новости. Пресвятая Дева, сохрани вас, девочка, я думала, вы никогда больше не сделаете этого! Тут всякие кумушки судачат, не остыли ли вы к своему мужу, или, может быть, у него недостаточно жизненной искры, но выходит, что...» – Ага, выходит, – сказал Роджер, повышая голос на порядок, чтобы быть услышанным. – Я не беременна! – сказала Бри очень громко. Последовавшая за этим тишина была подобна раскату грома. – О, – мягко сказал Джейми. Он взял салфетку и сел, заправив ее за воротник рубашки. – Что ж, ладно. Теперь мы можем поесть? – Он протянул руку к Джемми, который карабкался на скамью рядом с ним, по-прежнему энергично расправляясь со своим леденцом из патоки. Миссис Баг, на мгновение обратившаяся в камень, ожила с замечанием «Хмпф!». Глубоко оскорбленная, она отвернулась к буфету и с грохотом опустила стопку оловянных тарелок. Роджер, по-прежнему покрасневший, видимо, находил ситуацию забавной, судя по подергиванию его рта. Брианна раскалилась добела и громко сопела. – Присядь, дорогая, – сказала я в той осторожной манере, в которой обращаются с большим взрывным устройством. – Ты... эм... сказала, что у тебя есть какие-то новости? – Уже неважно! – Она продолжала стоять, вся искрясь. – Всем наплевать, раз я не беременна. В конце концов, что еще я способна сделать, чтобы кто-нибудь посчитал это действительно стоящим? – Она с силой запустила руку в волосы, и, наткнувшись на ленту, связывающую их сзади, сдернула ее и швырнула на землю. – Постой, любимая... – начал Роджер. Я хотела сказать ему, что это было ошибкой: в бешенстве Фрэйзеры, как правило, не слышат ласковых слов, вместо этого они склонны схватить за горло любого, кто достаточно неосмотрителен, чтобы говорить с ними. – Не «любимкай» мне! – она щелкнула зубами, поворачиваясь к нему. – Ты тоже так думаешь! Ты думаешь, что все, что я делаю – пустая трата времени, если это не стирка одежды, или готовка обеда или починка твоих чертовых носков! И ты тоже винишь меня за то, что я не беременею, ты думаешь, что это моя вина! Так вот – НЕТ! И ты знаешь это! – Нет, я так не думаю, ничего подобного. Брианна, пожалуйста... – Он протянул к ней руку, потом передумал и отдернул ее, явно чувствуя, что она может оторвать его руку за запястье. – Давай куфать, мамочка! – пропищал Джемми услужливо. Длинная нитка слюны с оттенком патоки потекла из уголка его рта и капнула на перёд его рубашки. Видя это, его мать развернулась к миссис Баг как тигрица. – Теперь вы видите, что вы наделали, вы, назойливая старая сплетница! Это была его последняя чистая рубашка! И как вы смеете обсуждать со всеми вокруг нашу личную жизнь, которая касается вас меньше всего, мерзкая старая болтушка! Видя, что возражать бесполезно, Роджер обнял ее сзади, оторвал от пола и вынес через заднюю дверь. Это действие сопровождалось несвязными протестами Бри и мычанием от боли Роджера, поскольку она пнула его несколько раз по голеням со значительной силой и точностью. Я подошла к двери и осторожно закрыла ее, отсекая звуки дальнейшей перепалки во дворе. – Этим она пошла в тебя, знаешь, – сказала я укоризненно, садясь напротив Джейми. – Миссис Баг, пахнет замечательно. Давайте есть! Миссис Баг сервировала фрикассе в оскорбленном молчании, но от¬казалась присоединиться к нам за столом, вместо этого схватила свой плащ и, впечатывая шаг, вышла в переднюю дверь, оставив нас справ¬ляться с разборками самостоятельно. Отличная сделка, если бы меня спросили. Мы ели в блаженном спокойствии, тишину нарушали только стук ложек об оловянную посуду и редкие вопросы Джемми о том, почему патока сладкая, как попадает молоко в корову и когда у него будет маленький брат. – Что я должна сказать миссис Баг? – поинтересовалась я в кратком перерыве между вопросами. – Почему ты должна что-то говорить, Сассенах? Это не ты обзывала ее. – Вообще-то, нет. Но готова поспорить, что Брианна не пойдет извиняться... – Почему она должна? – Пожал он плечами. – В конце концов, ее спровоцировали. И я не думаю, что миссис Баг прожила так долго, и никто ни разу не назвал ее назойливой сплетницей. Она выпустит пар, рассказав Арчи об этом, и завтра снова все будет в порядке. – Ну, – сказала я неуверенно. – Возможно и так. Но Бри и Роджер... Он улыбнулся мне, темно-синие глаза сощурились в щелки. – Не воспринимай все так, как будто каждое несчастье – это твоя забота, и не мучай себя, mochridhe, – сказал он. Он дотянулся и погладил мою руку. – Роджер Мак и девочка должны разобраться в этом между собой, и, мне кажется, парень показал, что контролирует ситуацию. Он засмеялся, и я неохотно присоединилась к нему. – Ну, это будет моей заботой, если она переломает ему ноги, – заметила я, вставая, чтобы достать сливки для кофе. – Скорее всего, ему придется добираться ползком обратно, чтобы исправить это. В этот самый момент раздался стук в заднюю дверь. Удивляясь, почему Роджер стучит, я открыла ее и уставилась в удивлении на бледное лицо Томаса Кристи. Он был не только бледным, но и мокрым от пота, вокруг одной его кисти обернута окровавленная ткань. – Я не хотел причинять вам беспокойство, мистрис, – произнес он, держа себя прямо. – Я просто... подожду, когда вам будет удобно. – Чепуха, – сказала я коротко. – Проходите в хирургическую, пока еще есть немного света. Я избегала прямо встречаться глазами с Джейми, но взглянула на него, когда нагнулась, чтобы задвинуть скамью. Потянувшись вперед, чтобы накрыть блюдцем мой кофе, он смотрел на Тома Кристи с выражением глубокого размышления, в последний раз я видела такой взгляд у рыси, наблюдающей за полетом уток над головой. Не поспешный, но, безусловно, принимающий к сведению. Кристи ничего не замечал, кроме раненой руки, что было вполне естественно. Окна моей хирургической выходили на юг и восток, что давало все преимущества утреннего света, но даже перед закатом комната удерживала мягкое сияние – заходящее солнце отражалось от блестящих листьев каштановой рощи. Все помещение было наполнено золотым светом, за исключением лица Тома Кристи, которое было заметно зеленым. – Садитесь, – сказала я, поспешно подтолкнув табуретку позади него. Его колени подогнулись, когда он присел; он приземлился тяжелее, чем предполагал, встряхнув свою руку, и издав краткий возглас боли. Я придавила пальцем большую вену на запястье, чтобы замедлить кровотечение, и размотала ткань. Судя по его состоянию, я ожидала увидеть отрезанный палец или два, но была удивлена, найдя только рану в мускуле у основания большого пальца, входящую под углом и выходящую на запястье. Она была достаточно глубока, и кровь все еще шла, но ни один серьезный сосуд перерезан не был. Он, к великому счастью, повредил только сухожилие большого пальца. Я могла зашить это, наложив пару швов. Я подняла глаза, чтобы сообщить ему это, но обнаружила, что его глаза закатились. – Помогите! – крикнула я, отбрасывая руку и хватая его за плечи, так как он повалился назад. Падение перевернутой скамьи и топот бегущих ног были ответом на мой призыв, и Джейми ворвался в комнату в мгновение ока. Увидев меня вытягивающей свои ноги из-под веса Кристи, он схватил мужчину за шиворот и толкнул его вперед как тряпичную куклу, наклоняя голову Кристи между его ног. – Он совсем плох? – спросил Джейми, скосив глаза на поврежденную руку Кристи, которая покоилась на полу, источая кровь. – Может, я положу его на стол? – Я так не думаю. – Я приложила руку под челюсть Кристи, нащупывая его пульс. Он не сильно пострадал, – просто потерял сознание. Вот, видишь, он приходит в себя. Держите голову немного наклоненной, сейчас с вами все будет в порядке. – Я обратилась с этим последним замечанием к Кристи, который сопел как паровоз, но немного успокоился. Джейми убрал свою руку с шеи Кристи и вытер ее о килт с выражением некоторого отвращения. Кристи бросило в обильный холодный пот; я почувствовала, что моя собственная рука стала скользкой от этого, но подняла упавшую ткань и обтерла ею руку более тактичным образом. – Вы хотели бы прилечь? – Спросила я, между тем, вглядываясь в лицо Кристи. Он был по-прежнему мертвенно-бледного цвета, но покачал головой. – Нет, мистрис. Я в полном порядке. Только почувствовал себя странно на мгновение. – Он говорил хрипло, но достаточно твердо, так что я удовольствовалась этим, надавив на ткань, затвердевшую вокруг раны, чтобы остановить капающую кровь. Джемми слонялся у входной двери, глядя широко раскрытыми глазами, но не выказывая особой тревоги; кровь не была для него чем-то необычным. – Дать тебе глоток спиртного, Том? – Спросил Джейми, осторожно разглядывая пациента. – Я знаю, что ты не пьешь крепкие напитки, но сейчас как раз тот самый случай, верно? Рот Кристи чуть приоткрылся, но он покачал головой. – Я... нет. Может быть... немного вина? – Употребишь немного вина ради желудка твоего, а? Ага, отлично. Держись, мужик, сейчас принесу. – Джейми ободряюще похлопал его по плечу и быстро пошел к выходу, взяв Джемми за руку, чтобы увести его. Рот Кристи сжался в гримасе. Я и прежде замечала, что подобно некоторым протестантам, Том Кристи воспринимал Библию, как документ, адресованный непосредственно ему и доверяющий ему лично заботу о распространении благоразумия в массах. Таким образом, ему совершенно не нравилось слышать как католики – то есть Джейми – упоминают цитаты Книги всуе. Я также замечала, что Джейми, будучи в курсе этого, не упускал ни одной возможности процитировать Библию при Томе. – Что произошло? – Спросила я, поскольку хотела отвлечь Кристи и потому, что хотела знать. Кристи оторвал хмурый взгляд от пустого дверного проема и взглянул на свою левую руку, затем быстро отвел взгляд, снова бледнея. – Несчастный случай, – сказал он резко. – Я резал тростник; нож соскользнул. – Его правая рука слегка согнулась, когда он говорил, и я заметила это. – Неудивительно, что столько крови! – Сказала я. – Так, держите ее в воздухе. – Я подняла травмированную, плотно перебинтованную левую руку над его головой, отпустила ее и потянулась за другой. Он страдал от синдрома в правой руке, который называется контрактура Дюпюитрена, – или, по крайней мере, будет так назван, как только Барон Дюпюитрен соберется описать его в следующие шестьдесят или семьдесят лет. Причина этого – утолщение и укорочение фиброзной ткани, которая удерживала сухожилия руки в положении, когда пальцы присогнуты, в результате этого безымянный палец загибался в сторону ладони. В запущенных случаях подвергались изменениям также мизинец и средний палец. В случае Тома Кристи болезнь значительно продвинулась с тех пор, как я в последний раз имела шанс хорошо осмотреть его руку. – Я же говорила вам? – задала я риторический вопрос, осторожно вытягивая скрюченные пальцы. Средний палец все еще мог наполовину разгибаться, безымянный и мизинец едва можно было поднять от ладони. – Я сказала, что будет еще хуже. Не удивительно, что нож выскользнул, – я поражена, как вы вообще могли его держать. Легкий румянец проявился под коротко постриженной бородой с проседью, и он отвел взгляд. – Я могла бы легко позаботиться об этом месяц назад, – сказала я, поворачивая руку, чтобы критически оценить угол контрактуры. – Это было бы очень простым делом. Теперь будет гораздо сложнее, но, думаю, я могу это исправить. Если бы он не был настолько невозмутимым человеком, я описала бы его как «сгорающий от стыда». Как бы то ни было, он только незначительно дернулся, румянец еще больше залил его лицо. – Я... я не хочу... – Мне плевать, чего вы хотите, – сказала я ему, опуская скрюченную руку обратно ему на колено. – Если вы не позволите прооперировать эту руку, – это ее будет конец. В течение шести месяцев рука станет бесполезной. Вы с трудом можете писать сейчас, я права? Его глаза встретились с моими, глубоко-серые и напуганные. – Я могу писать, – сказал он, но я могла отметить, что воинственность в его голосе скрывала сильное беспокойство. Том Кристи был образованным человеком, ученым и школьным учителем Фрэйзерс Риджа. Именно к нему множество людей Риджа приходили за помощью, чтобы составить письма или официальные документы. Он очень этим гордился; я знала, что опасность утраты этой возможности была лучшим рычагом, который у меня имелся, – и это была не пустая угроза. – Не долго, – сказала я, и мои глаза расширились, глядя на него, чтобы смысл того, что я имела в виду, был ясен. Он нервно сглотнул, но прежде чем смог ответить, вернулся Джейми, неся кувшин вина. – Лучше послушай ее, – посоветовал он Кристи, присаживаясь на стойку. – Я знаю, каково это – писать с негнущимся пальцем, ага? Он показал свою собственную правую кисть и согнул ее, печально разглядывая. – Если бы она могла исправить это своим крошечным ножичком, я тут же положил бы мою руку на плаху. Проблема Джейми была почти противоположной случаю Кристи, однако эффект был весьма схож. Безымянный палец был разбит так сильно, что суставы застыли; он не мог сгибаться. Следовательно, у двух соседних пальцев с обеих сторон движение было также ограничено, хотя суставные сумки остались целыми. – Разница в том, что твоей руке не становится хуже, – сказала я Джейми. – А его – да. Кристи совершил небольшое движение, запихнув правую руку между бедер, как будто пряча ее. – Ага, хорошо, – сказал он тревожно. – Это подождет какое-то время, точно. – Достаточно долго, чтобы моя жена занялась другой рукой, – заметил Джейми, наливая вино в чашку. Итак, ты сам подержишь ее, Том, или это сделать мне? – Он изобразил вопросительный жест, держа чашку так, как будто собирался поить с нее Кристи, который выдернул правую руку из укрытия в складках одежды. – Я справлюсь, – огрызнулся он и взял вино, удерживая чашку между большим и указательным пальцами с неуклюжестью, которая заставила его покраснеть еще сильнее. Его левая рука продолжала висеть в воздухе над плечом. Он выглядел по-дурацки и явно чувствовал это. Джейми наполнил другую чашку и протянул ее мне, не обращая внимания на Кристи. Я могла бы подумать, что это врожденный такт со стороны Джейми, если бы не была в курсе непростой истории отношений между двумя мужчинами. Всегда была тонкая острая грань в любых взаимодействиях между Джейми и Томом Кристи, хотя им удавалось сохранять хорошую мину при плохой игре. С другими людьми демонстрация Джейми его собственной поврежденной руки могла быть тем, чем казалась – подбадриванием и предложением поддержки в недомогании. С Томом Кристи это, возможно, было сознательно задумано как утешение, но тут также была скрытая угроза, хотя не исключено, что Джейми не осознавал этого. Простой факт: люди приходили к Джейми за помощью гораздо чаще, чем они делали это по отношению к Кристи. Джейми пользовался большим уважением и восхищением, не смотря на покалеченную руку. Кристи не был популярной персоной; он мог потерять то социальное положение, которое имел, если утратит способность писать. И – как я резко отметила – руке Джейми не становилось хуже. Кристи смотрел, сузив глаза поверх своей чашки. Он не упустил угрозы, была она намеренной или нет. Только не он; Том Кристи по натуре был подозрительным человеком, и был склонен видеть угрозу даже там, где она не предполагалась. – Я думаю, рука теперь немного стабилизировалась; дайте мне позаботиться о ней. – Я осторожно взяла его за левую руку и размотала ткань. Кровотечение остановилось. Я установила руку, чтобы опустить ее в миску с водой с заваренным чесноком, добавила несколько капель чистого этанола для дополнительной дезинфекции и принялась собирать свои инструменты. Начинало темнеть, и я зажгла спиртовую лампу, которую Брианна сделала для меня. В ее ярком, устойчивом пламени я видела, что с лица Кристи сошел сиюминутный порыв гнева. Он не был бледен, как раньше, но выглядел неловко, как полевка в стае барсуков, его глаза следили за моими руками, в то время как я выкладывала нити, иглы, ножницы, чистые и сверкающие на свету. Джейми не ушел, он остался, прислонившись к стойке, потягивая свое вино, видимо, на случай, если Кристи вырубится снова. Мелкая дрожь пробежала по кисти и руке Кристи, более заметная, поскольку рука лежала на столе. Он снова потел. Я чувствовала его запах: резкий и горький. Это был запах чего-то полузабытого, но немедленно узнаваемого, который, в итоге, заставил меня определить проблему: это был страх. Он, возможно, боялся крови и, конечно, боли. Я сосредоточила свой взгляд на работе, склонив голову ниже, чтобы не дать ему увидеть что либо на моем лице. Я должна была заметить это раньше; я могла бы заметить, подумала я, если бы он не был мужчиной. Его бледность, обмороки... не от потери крови, но от шока, вызванного видом крови. Я зашивала мужчин и мальчиков постоянно. Земледелие в горах было грубой работой, и редкая неделя обходилась без того, чтобы передо мной не представали раны от топора, порезы от мотыги, рубленые следы кирки, укусы свиней, рваные раны кожи головы, нанесенные во время падения на что-то, или некоторые другие незначительные повреждения, требующие штопки. По большому счету, все мои пациенты вели себя с полным безразличием, принимая мою опеку стоически, и возвращаясь обратно к работе. Но, я понимала, что почти все мужчины были горцами, и многие не только горцами, но и бывшими солдатами. Том Кристи был горожанином из Эдинбурга – он был заключен в Ардсмуир как сторонник якобитов, но никогда не сражался. Он был уполномоченным представителем. На самом деле, – это было для меня открытием, – он, похоже, даже никогда не видел реального военного сражения, не говоря уже о ежедневном физическом столкновении с природой, которое влекло за собой горное земледелие. Я осознала, что Джейми все еще стоит в тени, потягивая вино и наблюдая с чуть ироничным безразличием. Я быстро взглянула на него, выражение его лица не изменилось, хотя он встретил мой взгляд и слегка кивнул. Губа Тома Кристи была зажата между его зубами; я могла слышать слабый свист его дыхания. Он не мог видеть Джейми, но знал, что тот здесь: неподвижность его спины ясно говорила об этом. Он, может быть и боялся, этот Том Кристи, но все же обладал некоторым мужеством. Ему могло бы быть не так больно, если бы он расслабил мускулы руки и кисти. Хотя, в сложившихся обстоятельствах, я затруднялась определить, насколько. Я могла бы настоять, чтобы Джейми ушел, но я почти закончила. Со вздохом, в котором смешались раздражение и недоумение, я подрезала последний узел и положила ножницы. – Теперь все хорошо, – заключила я, нанося напоследок мазь из эхинацеи на рану и накладывая чистую полотняную повязку. – Держите это в чистоте. Я приготовлю немного свежей мази для вас, отправьте ко мне Мальву за ней. Возвращайтесь через неделю, и я сниму швы. Я заколебалась, посмотрев на Джейми. Я испытывала некоторое нежелание использовать его присутствие как шантаж, но это было ради благополучия Кристи. – Потом я позабочусь о вашей правой руке, хорошо? – Сказала я твердо. Он по-прежнему потел, хотя цвет его лица начал возвращаться к естественному. Он взглянул на меня, и затем, невольно, на Джейми. Джейми слегка улыбнулся. – Да ладно, Том, – сказал он. – Это не то, что должно беспокоить тебя. Только не крошечный разрез. У меня бывало и хуже. Слова были сказаны обыч¬ным тоном, но могли бы точно также быть написаны огненными бук¬вами в фут высотой. «У меня бывало и хуже». Лицо Джейми по-прежнему оставалось в тени, но его глаза были отчетливо видны, раскосые от улыбки. Том Кристи не изменил своей жесткой позы. Он противостоял взгляду Джейми, прикрывая своей искривленной правой рукой забинтованную левую. – Ага, – ответил он. – Хорошо. – Его дыхание было тяжелым. – Я согласен. – Он резко поднялся, пнув табурет в сторону, и направился к двери, немного пошатываясь, как человек, который выпил лишнего. Возле двери он остановился, нащупывая ручку. Найдя ее, он вытянулся вверх и обернулся, глядя на Джейми. – По крайней мере, – сказал он, дыша так тяжело, что спотыкался на словах, – по крайней мере, это будет благородный шрам. Не так ли, Mac Dubh? Джейми резко выпрямился, но Кристи уже вышел, топая по коридору шагами настолько тяжелыми, что бряцали оловянные тарелки на кухонной полке. – Ах ты чертов засранец! – сказал он с выражением между гневом и удивлением. Его левая рука непроизвольно сжалась в кулак, и я подумала: хорошо, что Кристи так стремительно вышел. Я не была уверена в том, что произошло, – или происходит, – но испытала облегчение от того, что Кристи исчез. Я чувствовала себя как горсть зерна в ловушке между двух жерновов, оба пытались размолоть друг друга, не обращая внимания на несчастные зерна между ними. – Я никогда не слышала, чтобы Кристи называл тебя Mac Dubh, – заметила я осторожно, заворачивая в салфетку мои хирургические принадлежности. Кристи, конечно, не разговаривал на гэльском, но я никогда не слышала, чтобы он использовал даже гэльское прозвище, которым другие мужчины из Ардсмуира постоянно называли Джейми. Кристи всегда обращался к Джейми «мистер Фрейзер» или просто «Фрейзер» в моменты, которые могли бы считаться задушевными. Джейми издал ироничный шотландский возглас, затем поднял полупустую чашку Кристи и энергично осушил ее. – Нет, он этого не делал, чертов сассенах. – Затем бросил беглый взгляд на мое лицо и одарил меня кривой улыбкой. – Я не тебя имел ввиду, Сассенах. Я знала, что он не имел меня в виду; слово было сказано с совершенно другой – вызванной шоком – интонацией; с горечью, которая напомнила мне, что «Сассенах» имело отнюдь не дружелюбное значение в обычном использовании. – Почему ты назвал его так? – полюбопытствовала я. – И что он имел в виду, когда болтал о «благородном шраме»? Он опустил глаза и не ответил сразу, однако негнущиеся пальцы его правой руки беззвучно барабанили по бедру. – Том Кристи – крепкий человек, – сказал он чуть позже. – Но, ради всего святого, он высокомерный маленький сукин сын! – Он поднял взгляд и улыбнулся мне немного печально. – Восемь лет он жил в тюремной камере с сорока мужчинами, которые говорили на гэльском, и ни разу не опустился до того, чтобы хоть слово такого варварского языка слетело с его губ! Христос, нет. Он говорил по-английски, независимо от того, с кем он говорил, и если человек не знал английского, тогда он стоял там как камень до тех пор, пока кто-нибудь не приходил, чтобы истолковать его. – Кто-нибудь вроде тебя? – Время от времени. – Он посмотрел в сторону окна, как будто для того, чтобы мельком увидеть Кристи, но ночь полностью накрыла все, и оконное стекло давало только слабое отражение хирургической, наши собственные очертания были подобны призракам в стекле. – Роджер говорил, что Кенни Линдсей упоминал что-то о... претензиях мистера Кристи, – сказала я аккуратно. Джейми бросил на меня быстрый взгляд. – О, он так говорил? Похоже Роджер Мак засомневался в благоразумии решения принять Кристи арендатором, я полагаю. Кенни ничего не говорит, покуда его не спрашивают. Я уже привыкла к скорости его рассуждений и точности его интуиции, и не задавала вопросов. – Ты никогда не рассказывал мне об этом, – сказала я, подходя, чтобы встать напротив него. Я положила руки ему на грудь, глядя вверх, в его лицо. Он положил свои руки поверх моих и вздохнул достаточно глубоко, чтобы я почувствовала движение его груди. Затем он обвил меня руками и притянул ближе, так что мое лицо уткнулось в теплую ткань его рубашки. – Ага. Знаешь, не так уж это и важно. – И ты, наверное, не хочешь думать об Ардсмуире? – Нет, – ответил он мягко. – Хватит с меня прошлого. Мои руки лежали сейчас на его спине, и я вдруг неожиданно осознала, что, скорее всего, Кристи имел в виду. Я могла ощутить линии шрамов через холст, явно проступающие под кончиками моих пальцев как нити рыболовной сети, покрывшей его кожу. – Благородные шрамы! – Возмутилась я, поднимая голову. – Ну что за ничтожный ублюдок! Он это имел в виду? Джейми слегка улыбнулся в ответ на мое негодование. – Ага, это, – сказал он сухо. – Вот почему он назвал меня Mac Dubh, – чтобы напомнить мне об Ардсмуире, так чтобы я понял наверняка, что он имел в виду. Он видел, как меня выпороли там. – Это... это... – я была так зла, что с трудом могла говорить. – Лучше бы я пришила его гребаную руку к его яйцам! – Это говорит врач, который поклялся не навредить? Я сильно шокирован, Сассенах. Он тут же засмеялся, но я не разделяла его веселья. – Грязный мелочный трус! Он боится крови, ты знал это? – Ну, да, я знал. Ты не можешь жить бок обок с человеком в течение трех лет, не изучив великое множество вещей, которые, может, и не хотел знать о нем, не говоря уже чем-то подобном этому. – Он посерьезнел, хотя намек на улыбку все еще прятался в уголках его рта. – Когда меня приволокли после порки, он стал белым как сало, отошел, и его стошнило в углу, затем лег, отвернувшись к стене. На самом деле, я не обратил внимания, но помню, что подумал, что это было как-то грубо. Я был сплошным кровавым месивом, а он вел себя как меланхоличная девица. Я фыркнула. – Не шути об этом! Как он вообще посмел? И то, что он подразумевал, так или иначе: я знаю, что произошло в Ардсмуире, и те чертовы... я имела в виду, конечно, те благородные шрамы, и каждый там знал это! – Ага, наверное. – Сказал он, и намек на веселье пропал. – В тот раз. Но все могли видеть, когда меня поставили перед ними, что я уже был порот раньше, ага? И ни один человек никогда не говорил ни слова о тех шрамах. До сего дня. Это заставило меня остановиться. Порка была не просто жестокой; она была позорной – с намерением изуродовать на всю жизнь, равно как причинить боль; и сообщала о бандитском прошлом так же ясно, как клеймо на щеке или обрезанное ухо. И Джейми, конечно, предпочел бы вырвать с корнем свой язык скорее, чем открыть кому-либо причину появления своих шрамов. Даже если это оставляло всех в предположении, что он был выпорот за какой-то бесчестный поступок. Я так привыкла, что Джейми всегда был в рубашке в чужом присутствии, что мне никогда не приходило на ум, что, конечно, люди в Ардсмуире могли бы знать о шрамах на его спине. И все же он скрывал их, и все притворялись, что их не существует – за исключением Тома Кристи. – Хмпф, – произнесла я – Ну... Бог уже проклял этого человека, так или иначе. Зачем ему говорить такие вещи? Джейми издал короткий смех. – Потому что ему не понравилось, как я смотрел, когда он потел. Он немного переживал за свою собственную спину, я полагаю. – Хмпф, – сказала я снова и сложила руки под грудью. – Если ты заметил это, – зачем ты это делал? Если ты знал, что он не выносит вида крови и тому подобные вещи, я имею в виду, зачем было стоять и наблюдать за ним? – Потому что я знаю, что он не стал бы ныть или падать в обморок, если я останусь, – ответил он. – Он скорее даст тебе втыкать раскаленные иглы в глазные яблоки, чем завопит передо мной. – О, так ты заметил это? – Ну, конечно, я заметил, Сассенах. Для чего, ты думаешь, я был здесь? Не для того, чтобы оценивать твое мастерство, поскольку смотреть на то, как ты накладываешь швы, ей богу, не очень хорошо для пищеварения. Он коротко взглянул на брошенную ткань, заляпанную кровью, и скривился. – Как ты думаешь, кофе совсем остыл? – Я подогрею его. – Я сунула чистые ножницы назад в футляр, затем обработала иглу, которую использовала, вдела в нее новую шелковую нить для зашивания ран и свернула ее в банке с алкоголем, – все еще пытаясь разобраться с чувствами. Я убрала все обратно в шкаф, затем повернулась к Джейми. – Ты же не боишься, Тома Кристи, верно? – требовательно спросила я. Он заморгал в изумлении, потом засмеялся. – Господи, нет. Что заставило тебя так думать, Сассенах? – Ну... вы так иногда ведете себя... Как дикие бараны, которые бодаются головами, чтобы выяснить, кто сильнее. – Ах, это. – Он пренебрежительно махнул рукой. – Моя голова гораздо крепче, чем у Тома, и он знает это довольно хорошо. Но он не собирается сдаваться и следовать за мной кругом, как годовалый ягненок, это точно. – О? Но что ты в итоге намерен делать? Ты же не будешь его мучить, только чтобы доказать, что можешь это, не так ли? – Нет, – сказал он и слегка улыбнулся мне. – Человек, упрямый на¬столько, чтобы разговаривать по-английски с горцами в тюрьме в течение восьми лет – это человек, достаточно упрямый, чтобы бороться вместе со мной в течение следующих восьми лет – вот что я думаю. Будет хорошо, если он все же осознает это сам. Я глубоко вдохнула и выдохнула, качая головой. – Я не понимаю мужчин. Это вызвало у него тихий смех глубоко в груди. – Да, ты понимаешь, Сассенах. Ты только думаешь, что нет. Хирургическая была снова в порядке, готовая к любым чрезвычайным ситуациям, которые может принести завтрашний день. Джейми потянулся к лампе, но я положила свою руку на его, останавливая. – Ты обещал быть честным со мной, – сказала я. – Но ты точно уверен, что честен с собой? Ты не будешь преследовать Кристи только потому, что он бросает тебе вызов? Он остановился, его глаза ясные и беззащитные были в нескольких дюймах от моих. Он поднял руку и приложил ее к моему лицу, его ладонь согревала мою кожу. – Есть только два человека в этом мире, которым я никогда бы не солгал, Сассенах, – сказал он тихо. – Ты – один из них. А я – другой. Он нежно поцеловал меня в лоб, затем наклонился мимо меня и задул лампу. – Помни, – его голос шел из темноты, и я видела его высокую фигуру, выделяющуюся на фоне неясного прямоугольника света из входной двери, когда он выпрямился, – Меня можно обмануть. Но сам я никогда не стал бы делать этого нарочно. ***
Оutlander является собственностью телеканала Starz и Sony Entertainment Television. Все текстовые, графические и мультимедийные материалы,
размещённые на сайте, принадлежат их авторам и демонстрируются исключительно в ознакомительных целях.
Оригинальные материалы являются собственностью сайта, любое их использование за пределами сайта только с разрешения администрации.
Дизайн разработан Стефани, Darcy, Совёнок.
Запрещено копирование элементов дизайна!