ЛАЛЛИБРОХ.

ТОНКИЙ СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ МЕДЛЕННО ДВИГАЛСЯ по тяжелым дубовым стропилам, задержался на подозрительном отверстии, а затем переместился дальше. Грузный мужчина имел нахмуренный вид тщательного сосредоточения, губы сжаты, как у того, кто ежеминутно ожидает какого-то неприятного сюрприза.
Брианна стояла рядом с ним, разглядывая затененные углубления потолка в прихожей, с выражением подобной нахмуренной концентрации. Она думала, что не признала бы короеда или термитов, даже если бы стропила на самом деле обрушились на нее, но ей казалось вежливым вести себя так, как будто она уделяет этому внимание.
На самом деле, только половина ее внимания была сосредоточена на замечаниях крупного джентльмена, которые он бормотал своему подмастерью, небольшой молодой женщине в комбинезоне, слишком большом для нее, с розовыми прядями в волосах. Другая половина была сосредоточена на шуме наверху, где дети теоретически играли в прятки среди нагромождений упаковочных коробок. Фиона привезла свой выводок из троих маленьких извергов, а затем коварно покинула их, убежав по какому-то важному делу и пообещав вернуться к чаю.
Брианна взглянула на свои наручные часы, все еще удивляясь их наличию. Оставалось полтора часа. И если они могли избежать кровопролития до тех пор, пока…
Пронзительный крик со второго этажа заставил ее скорчить гримасу. Помощница, менее закаленная, с визгом уронила свой планшет с записями.
– Мама! – Джем, сплетничающим тоном.
– Что? – взревела она в ответ, – Я занята!
– Но мама! Мэнди меня ударила! – последовал немедленный доклад с верхних ступенек лестницы. Посмотрев наверх, она могла видеть только его макушку, свет из окна пылал на его волосах.
– Действительно ударила? Ну...
– Палкой!
– Какой именно…
– Специально!
– Ну, я не думаю...
– И... – пауза перед изобличающей развязкой, – не сказала, что она сожалеет!
Строитель и его помощница отказались от поиска короедов в пользу продолжения захватывающего повествования, и теперь они оба наблюдали на Брианной, несомненно, в ожидании некоего соломонового решения.
Брианна на мгновение закрыла глаза.
– Мэнди, – заорала она, – скажи, что тебе очень жаль!
– Не скажу! – последовал пронзительный отказ сверху.
– Ага, скажешь! – раздался голос Джема, затем послышалась возня. Сверкая глазами, Брианна направилась к лестнице. Как только она поставила ногу на ступеньку, Джем издал пронзительный визг.
– Она укусила меня!
– Джеремайя МакКензи, не смей кусать ее в ответ! – закричала она, – Вы оба, прекратите это немедленно!
Джем просунул растрепанную голову сквозь балюстраду, кончики волос торчали. Он был разукрашен ярко-голубыми тенями для век, и кто-то применил розовую помаду, нарисовав грубый контур рта от одного уха до другого.
– Она злющая маленькая плутовка, – свирепо проинформировал он очарованных зрителей внизу. – Так сказал мой дедушка.
Брианна не знала, смеяться ей, плакать или громко кричать, но быстро махнув рукой строителю и его помощнице, она побежала вверх по лестнице, чтобы во всем разобраться.
Разбор занял гораздо больше времени, чем ожидалось, поскольку в процессе она обнаружила, что три маленькие девочки Фионы, особенно тихие во время последней перепалки, был тихими, потому как, украсив Джема, Мэнди и себя, они были очень заняты рисованием мордочек на стенах ванной комнаты посредством новой косметики Брианны.
Спустившись вниз четверть часа спустя, она обнаружила строителя, который, сделав перерыв на чай, мирно сидел на перевернутом угольном ведре, а его помощница с открытым ртом и недоеденной лепешкой в руке бродила по прихожей.
– Все эти дети ваши? – спросила она Брианну, сочувственно поведя одной проколотой бровью.
– Нет, хвала Господу. Все ли в порядке здесь внизу?
– Следы сырости, – бодро сказал строитель. – Этого следовало ожидать, учитывая возраст этого строения. Когда его построили, дамочка, вы знаете?
– В 1721, болван, – сказала помощница, с презрительной насмешкой. – Разве ты не видел, это вырезано на перекладине, там, где мы зашли?
– Ох, действительно? – строитель выразил заинтересованность, но не достаточную, чтобы встать и самому убедиться в этом. – Целое состояние потребуется, чтобы привести это в порядок, не так ли? – он кивнул на стену, где одна из дубовых панелей демонстрировала повреждения от сапог и сабель – пересекающиеся косые разрезы, черты которых потемнели с годами, но до сих пор были ясно видны.
– Нет, мы не хотим это исправлять, – сказала Брианна, с комом в горле. – Это случилось сразу после 1745-го. И останется в этом же виде. – «Мы сохраним это, – сказал ей дядя, – чтобы всегда помнить, каковы англичане».
– О, исторический вид. Тогда вы правы, – сказал строитель, мудро кивая. – Американцы не часто так заботятся об истории, верно? Хотят все современные конструкции, электроплиты, крутые автоматические штучки-дрючки. Центральное отопление!
– Я собираюсь оборудовать слив для туалетов, – заверила она его. – Это, и горячую воду. Кстати об этом, вы взглянете на котел? Он в сарае во дворе, и ему лет пятьдесят, в лучшем случае. И также мы хотели бы заменить нагреватель в ванной наверху.
– О, да, – строитель смел крошки со своей рубашки, закупорил термос и тяжело поднялся на ноги. – Давай, Энджи, пойдем тогда глянем.
Брианна с подозрением замешкалась у основания лестницы, прислушиваясь к любым звукам беспорядков, но наверху было все спокойно; она слышала грохот строительных кубиков, очевидно, бросаемых о стены, но не вопли негодования. Она повернулась, чтобы пойти во двор, и заметила строителя, задержавшегося посмотреть на перекладину.
– 1745, да? Ты когда-нибудь думала, как бы это было? – говорил он. – Если бы Красавчик принц Чарли победил, я имею в виду.
– О, в твоих мечтах, Стэн! У него не было ни единого шанса, чертов итальянский содомит.
– Ой-ой, он бы сделал это, конечно, если бы не мерзкие Кэмпбеллы. Предатели, верно? Мужчины. И женщины тоже, я полагаю, – добавил он, засмеявшись, из чего Брианна заключила, что фамилия помощницы, вероятнее всего, Кэмпбелл.
Они прошли по направлению к сараю, их спор становился все более жарким, и Брианна остановилась, не желая идти за ними, пока не возьмет себя в руки.
«О, Господи, – страстно молилась она, – о, Господи – только бы они были в безопасности! Пожалуйста, пожалуйста, пусть они будут в безопасности!» И не имело значения, как глупо это может выглядеть – молиться за безопасность людей, которые были – должны были быть – мертвы более двухсот лет. Это было единственное, что она могла сделать, и делала это по нескольку раз в день, каждый раз, когда думала о них. И гораздо чаще теперь, с тех пор, как они приехали в Лаллиброх.
Она сморгнула слезы и увидела мини-купер Роджера, спускающийся по извилистой дороге. Заднее сиденье было завалено коробками; он окончательно разобрал последние крохи мусора из гаража Преподобного, спасая те вещи, которые могли бы иметь ценность для кого-либо – с удручающе высокой долей содержимого.
– Как раз вовремя, – сказала она, слегка пошатываясь, улыбаясь, он шел к ней с большим ящиком под мышкой. Она все еще удивлялась, когда видела его коротко подстриженным. – Еще бы десять минут, и я бы убила кого-нибудь, точно. Вероятно, Фиону, для начала.
– О, неужели? – он наклонился и поцеловал ее с особым энтузиазмом, указывающим на то, что он, вероятно, не слышал, что она сказала. – У меня кое-что есть.
– Я вижу. И что же это?
– Черт меня побери, если я знаю.
Ящик, который он положил на старый обеденный стол, был полностью деревянным; внушительного размера шкатулка была сделана из клена, потемнела от времени, копоти и использования, но мастерство изготовления было очевидно опытному глазу Брианны. Шкатулка была великолепно сделана, части отлично подогнаны, со скользящей крышкой, но верх не открывался, будучи в каком-то месте запечатанным толстым шариком из материала, напоминающего растопленный пчелиный воск, почерневший от возраста.
Самой поразительной особенностью в этой шкатулке, однако, была крышка. На дереве было выжжено имя: Джеремайя Александр Йен Фрейзер МакКензи.
Она почувствовала, как что-то сжалось в нижней части живота при одном только виде этого, и взглянула на Роджера, который был напряжен сдерживаемыми чувствами; она могла ощущать, как они вибрировали в нем.
– Что? – прошептала она, – Кто это?
Роджер покачал головой и вынул из кармана грязный конверт.
– Он находился со шкатулкой, был приклеен к одной из сторон. Это почерк Преподобного, одна из его небольших заметок, которые он иногда прикладывал к чему-либо, объясняя важность предмета, на всякий случай. Но я не могу сказать, что это точное объяснение.
Запись была короткой, констатировала лишь то, что коробка прибыла из более не существующего банковского дома Эдинбурга. С коробкой хранились инструкции, утверждающие, что она не должна быть открыта никем другим, кроме лица, чье имя указано на ней. Оригинальные инструкции не сохранились, но были переданы в устной форме лицом, от которого Преподобный получил коробку.
– И кто это был? – спросила она.
– Не имею ни малейшего понятия. У тебя есть нож?
– Есть ли у меня нож, – пробормотала она, роясь в кармане джинсов. – Можно подумать, у меня когда-то не было ножа?
– Это был риторический вопрос, – сказал он, поцеловал ее руку и взял предложенный ею ярко-красный швейцарский военный нож.
Пчелиный воск треснул и легко откололся; однако крышка коробки не желала уступать после стольких лет покоя. Потребовались совместные усилия – один сжимал коробку, а другой толкал и тянул крышку, но, наконец, она свободно открылась с тихим визгливым звуком.
Изнутри выплыл призрак аромата, чего-то неразличимого, но растительного по происхождению.
– Мама, – невольно сказала она. Роджер удивленно взглянул на нее, но она жестом указала продолжать быстрее. Он осторожно опустил руку в коробку и достал содержимое: пачку писем, сложенных и запечатанных воском, две книги – и маленькую змейку из вишневого дерева, отполированную до блеска долгим использованием.
Она издала тихий невнятный звук и схватила верхнее письмо, так сильно прижав его к груди, что бумага треснула и восковая печать, расколовшись, отвалилась. Толстая, мягкая бумага, волокна которой выглядели как слабые пятна, что когда-то были цветами.
Слезы текли по ее лицу, Роджер что-то говорил, но она не обращала внимания на слова, дети устроили беспорядок наверху, строители все еще спорили снаружи, и единственной вещью в мире, которую она могла видеть, были выцветшие слова на странице, размашисто написанные тяжелой рукой.
«31 декабря, 1776.
Моя дорогая доченька, Как видишь, если ты когда-нибудь получишь это, мы живы…»

– А ЭТО ЕЩЕ ЧТО ТАКОЕ? – Эймос Крапп покосился на страницу, лежащую в ложе печатного пресса, читая текст задом наперед с легкостью длительного опыта. – «С прискорбием сообщаем о том, что получены новости о смертях в результате пожара…» Откуда это?
– Сообщение от подписчика, – сказал Сэмпсон, его новый чертов подмастерье печатного пресса, пожимая плечами и покрывая чернилами пластину. – Я подумал, там будет хорошо добавить немного наполнения; обращение генерала Вашингтона к войскам не доходит до конца страницы.
– Хммм. Полагаю, да. Хотя новости очень старые … – сказал Крапп, взглянув на дату. – Январь?
– Ну, не совсем, – признал черт на побегушках, выжимая рычаг, который опускал страницу на пластину с покрытым чернилами шрифтом. Пресс снова выпрямился, мокрые черные буквы появились на бумаге, и он вынул лист ловкими пальцами, повесив его на просушку. – Это случилось в декабре, согласно сообщению. Но я набрал страницу шрифтом Баскервиль двенадцать, а отливки ноября и декабря отсутствуют в этом шрифте. Недостаточно места, чтобы написать отдельными буквами, и не стоит труда, чтобы перенабирать целую страницу.
– Конечно, – сказал Эймос, теряя интерес к этому вопросу, и просматривая последние пункты речи Вашингтона. – Едва ли это имеет значение, в любом случае. В конце концов, все они мертвы, не так ли?

ЧАРЛЬЗУ ДИККЕНСУ
РОБЕРТУ ЛЬЮИСУ СТИВЕНСОНУ
ДОРОТИ Л. СЭЙЕРС
ДЖОНУ Д. MАКДОНАЛЬДУ
А ТАКЖЕ П.Г. ВУДХАУСУ

Мои ОГРОМНЫЕ благодарности…
Моим двум замечательным редакторам, Джеки Кантор и Биллу Мэсси, за понимание, поддержку, полезные предложения («Что насчет Марсали?!?!»), восторженные отзывы («Ваау!»), и сравнение меня (в выгодном для меня ракурсе, спешу добавить) с Чарльзом Диккенсом.
Моим прекрасным и восхитительным литературным агентам, Расселу Гэлену и Дэнни Бэрору, которые сделали так много, чтобы привлечь к этим книгам внимание мира, и выучили всех моих детей в колледже.
Биллу МакКри, куратору Музея Истории Северной Каролины, и его сотрудникам, за карты, биографические очерки, общую информацию, и за восхитительный завтрак в музее. Люблю их сырную овсянку!
Сотрудникам Центра посетителей места сражения на мосту Мурс-Крик за их сердечное внимание. За предоставление мне сорока с лишним фунтов новых и интересных книг, особенно таких захватывающих произведений, как «Реестр патриотов в битве на мосту Мурс-Крик» и «Реестр лоялистов в битве на мосту Мурс-Крик» – и за то, что объяснили мне, что такое ледяной шторм, потому как им пришлось пережить один из них. У нас нет ледяных штормов в Аризоне.
Линде Граймс, за то, что спорила со мной, что я не смогу написать привлекательную сцену о ковырянии в носу. Это все ее вина.
Впечатляющей и сверхчеловеческой Барбаре Шнелль, которая переводила книгу на немецкий язык, пока я писала ее, почти наравне со мной, для того чтобы закончить ко времени немецкой премьеры.
Сильвии Каттни-Уолсер и Петре Циммерман, которые перевернули небо и землю, помогая с немецким дебютом.
Доктору Амарилис Исколд, за богатство деталей и советов – и периодическое катание по полу от смеха – в отношении медицинских сцен. Любые допущенные вольности или ошибки сделаны полностью мной.
Доктору Дагу Гамильтону, за экспертное заключение по стоматологии, о том, что можно и что нельзя сделать с парой щипцов, бутылкой виски, и за информацию о лошадином зубе.
Доктору Дэвиду Блэклиджу, за полезные советы о производстве, использовании, а также об опасностях эфира.
Доктору Уильяму Риду и доктору Эми Сильверторн, за поддержание моего дыхания в сезон цветения настолько, что я смогла закончить эту книгу.
Лоре Бейли, за экспертные комментарии – с рисунками, не иначе – по вопросам одежды, и, в частности, за полезное предложение уколоть кого-нибудь корсетной костью.
Кристиану Шрейтеру, благодаря чьим детективным навыкам (и доброжелательности библиотекарей библиотеки Брауншвейг) мы получили немецкую версию «Скачки Пола Ревира».
Преподобному Джею МакМиллану, за богатство увлекательной и полезной информации о пресвитерианской церкви в колониальной Америке – и Бекки Морган за представление меня преподобному Джею, и Эми Джонс за информацию о пресвитерианской доктрине.
Рейфу Стейнбергу за информацию о временах приливов и отливов, а также по общим вопросам мореплавания, особенно за полезную информацию о том, что прилив наступает каждые двенадцать часов. Любые ошибки в этой связи, безусловно, мои. И если прилив не наступил в 5 утра 10 июля 1776 года, я не хочу об этом слышать.
Моей помощнице Сьюзен Батлер за работу с десятью миллионами заметок-стикеров, фотокопирование трех экземпляров рукописи из 2500 страниц, и отправку их по всему свету компетентно и своевременно.
Неутомимой и прилежной Кэти Лорд, которая отредактировала всю эту рукопись в совершенно невозможный промежуток времени, и ни ослепла, ни потеряла свое чувство юмора.
Вирджинии Норей, богине книжного дизайна, которой в очередной раз удалось втиснуть все творение между двумя обложками и сделать его не только читабельным, но и элегантным.
Стивену Лопата за бесценные технические советы о взрывах и сжигании вещей.
Арнольду Вагнеру, Лизе Харрисон, Кейтери Ван Хьюсти, Луз, Сьюзан Шеперд и Джо Борну за технические советы по размолу пигментов, хранению краски и другие живописные пикантности, например, историю о том, что «египетский коричневый» делается из эксгумированных мумий. Я не смогла придумать, как использовать это в книге, но идея слишком хороша, чтобы ей делиться.
Карен Уотсон – за незабываемую цитату ее сводного брата в отношении ощущений страдающего от геморроя.
Памеле Пэтчет – за ее отличное и вдохновляющее описание случая с двухдюймовой занозой под ее ногтем.
Маргарет Кэмпбелл, за прекрасную копию «Плантации Пьемонт».
Джанет МакКонахи, за ее представление того, как Джейми и Брианна играют в брэг.
Марте Бренгл, Джули Кетнер, Джоанн Каттинг, Кэрол Спредлинг, Бет Шоуп, Синди Р., Кэти Бурдетт, Шерри и Кэйтлин Эшенбург – за полезные советы и забавные комментарии о «Печальных Гимнах».
Лори Клобас, Бекки Морган, Линде Аллен, Никки Роу и Лори Бентон за технические консультации по изготовлению бумаги.
Ким Лэрд, Джоэлу Альтману, Caре Стоктон, Кэрол Иcлер, Джо Мерфи, Элизе Скидмор, Рону Кеннеру и многим, многим (многим, многим) другим обитателям литературного форума Compuserve (теперь переименован в Сообщество Книг и Писателей (http://community.compuserve.com/books), но остался тем же собранием эклектичной эксцентрики, находок эрудиции и источником действительно странных фактов, за их вклад в виде ссылок, фактов и статей, которые – по их мнению – я могла бы счесть полезными. Что я всегда и делаю.
Крису Стюарту и «Backcountry» за подаренные замечательные компакт-диски «Святые и Странники» и «Река Мохейв», благодаря которым я написала часть этой книги.
Эвану МакКоллу, чье исполнение баллады «Eppie Morrie» вдохновило написание Главы 85.
Габи Элеби, за носки, печенье и общую моральную поддержку, и «Дамам Лаллиброха» – за их безграничную доброжелательность, которая проявлялась в виде коробок с едой, открыток и огромного количества мыла, как коммерческого, так и ручной работы («Лаванда Джека Рэндалла» очень приятное, но мне особенно понравилось «Дыхание снега». И то, что называлось «Оближи всего Джейми» было очень милым, хотя одна из собак съела его).
Бев ЛаФранс, Кэрол Кренц, Гилберту Сюро, Лоре Брэдбери, Джулианне, Джули, и нескольким другим милым людям, чьи имена я, к сожалению, забыла записать, за помощь с французскими частями.
Монике Берриш за предоставленную мне возможность присвоить ее личность.
И моему мужу, Дагу Уоткинсу, который на этот раз написал мне первые строки пролога.