Книги Дианы Гэблдон обожают во всем мире. Но какие моменты особенно запали в душу фанатам? Мы представляем вам перечень цитат из 8 книг, которые заставят затрепетать сердце любой читательницы. Итак:



Книга 1. Чужестранка.



«Там, где есть любовь, разговоры ни к чему. Она всепоглощающая. Вечная.
И больше ничего не нужно».



«Жизнь среди ученых со всей очевидностью доказала мне, что хорошо сформулированная гипотеза куда лучше, нежели плохо описанный факт».



«Ты кровь от крови моей, и кость от кости моей. Я тело свое отдаю тебе, чтобы мы стали единым целым. И душу свою отдаю тебе в залог, до конца наших дней».



«Между нами сейчас ничего нет – кроме уважения, вероятно. И я думаю, что уважение дает место тайнам, но не лжи».



«Чтобы противостоять толпе, нужно нечто большее, чем обычная смелость; что-то за пределами человеческого инстинкта. Я боялась, что у меня нет такого качества, и стыдилась этого».



«Это похоже на то, когда понимаешь, что абсолютно все сейчас возможно, но ничего из этого тебе не нужно».



«Начинается так же, но через мгновение, - продолжал он негромко, - через мгновение мне кажется, что я держу в руках живой огонь. – Он нажал сильнее, обведя мои губы и погладив подбородок. – И я хочу лишь одного – броситься в этот огонь и сгореть».



«Без единого слова прямого объяснения или извинения он сообщил мне все, что хотел: я дал тебе такой же урок справедливости, какие получал сам. Я был милосерден, насколько мог. Я не мог избавить тебя от боли и унижения, но я поделился с тобой своими страданиями и унижениями, чтобы тебе легче было перенести твои».



«Дай же тысячу сто мне поцелуев,
Снова тысячу дай и снова сотню…»



«Он сказал мне, что мужчина должен нести ответственность за каждое семя, что он посеет, потому что его долг — заботиться о женщине и защищать ее. А поскольку я к этому еще не готов, то не вправе отягощать женщину последствиями своих поступков».



Книга 2. Стрекоза в янтаре.



«Господь, ты дал мне удивительную женщину, и – о, Боже, - я очень ее любил!»



«Ты не можешь спасти весь мир, но можешь спасти человека рядом с собой, если будешь делать свою работу быстро».



«Но в долгие ночные часы я была совершенно беззащитна; беспомощна и неподвижна, как стрекоза в янтаре».



«Он нежно обнял меня за талию и притянул к себе. - Но я говорю с тобой, как со своей душой. - Он заглянул мне в глаза, нежно коснулся ладонью щеки. - А твое личико, Сассенак, это мое сердце…»



«Кровь от моей крови», прошептал он, «и кость от моей кости. Я внутри тебя, Клэр, и ты не можешь оставить меня сейчас, и не важно, что будет. Ты моя, навсегда, хочешь ты этого или нет. Моя, и я не дам тебе уйти».



«Я отдаю тебе свою душу в залог, до конца наших дней».



«Социальные предрассудки обычно очень сильны, но разлетаются в прах при наличии доброй воли и умения делать свое дело, тем более если в этом умении есть нужда».



«О, Клэр, мое сердце разрывается на части от любви к тебе».



«Исцеление зависит в первую очередь от больного; не от врача. Это главное, чему научил меня мэтр Раймон».



«Важна лишь суть вещей. Когда истлевает все, остается только твердость костей».


Книга 3. Путешественница.



«Есть вещи, которые ты не можешь сказать мне», - сказал он. Я не буду расспрашивать или вынуждать тебя говорить. Прошу лишь об одном: пусть будет правдой то, что ты найдешь нужным сказать мне. Между нами сейчас ничего нет – кроме уважения, вероятно. И я думаю, что уважение дает место тайнам, но не лжи».



«Вера – такая же мощная сила, как и наука», - мягко произнес он, «но намного более опасная».



«Только ты», - прошептал он еле слышно. «Боготворить твое тело, защищать и помогать тебе. Дать тебе мое имя и вместе с ним мое сердце и душу. Только ты. Потому что ты искренна со мной – и любишь меня».



«Я заметила, — медленно произнесла она, — что, если речь идет об отношении матерей к их детям, время не имеет значения. Его словно и нет. Сколько бы лет ни было ребенку, мать в мгновение ока может снова увидеть дитя таким, каким оно родилось, каким было, когда училось ходить, в любом возрасте в любое время, пусть это «дитя» давно выросло, повзрослело и имеет своих детей».



«Начнем с того, что функция науки прежде всего описательная то есть она стремится ответить на вопрос «как?», а не «почему?». Она, разумеется, пытается докопаться и до причины явления, если такое возможно, но заранее признает, что существует множество феноменов, суть и природа которых на настоящий момент непостижима просто в силу недостаточности наших познаний в той или иной области. Главное же — зафиксировать и описать феномен, а не объяснить его. Но конечно, мы надеемся, что рано или поздно объяснение найдется всему».



«Post coitum omne animalium triste est» (всякое животное печально после совокупления) – произнесла я, лежа с закрытыми глазами».



«Смелость требуется лишь в тех случаях, когда ты можешь сказать «да», а можешь и «нет».



«Если ты знаешь, для чего ты предназначен в жизни, тебе не обязательно легче, но, по крайней мере, ты не тратишь время зря, задаваясь вопросами или сомневаясь. Если ты честен — ну что ж, это тоже далеко не всегда облегчает жизнь. Хотя, как мне думается, если ты честен с самим собой и знаешь себя, вероятность того, что ты будешь делать не то, что надо, а потом сожалеть о потраченной впустую жизни, несколько уменьшается».



«Мне понятно, почему у евреев и мусульман для обозначения Бога существует девятьсот имен: невозможно одним коротким словом обозначить любовь».



Книга 4. Барабаны осени.



«Лишь прощение даст ей возможность забыть… но прощение — это не одномоментный поступок, это постоянная работа души…»



«Ты моя храбрость, а я — твоя совесть, — прошептал он. — Ты мое сердце, а я твое сострадание. Мы никогда не сможем стать целым каждый сам по себе, в одиночку. Разве ты этого не знаешь, Сассенак?»



«Ничто не исчезает, Сассенак. Все просто меняется». — «Это первый закон термодинамики», — сказала я, шмыгая носом. — «Нет», — возразил Джейми. — «Это вера».



«А когда мое тело исчезнет, моя душа все равно будет принадлежать тебе, Клэр… клянусь тебе в этом своей надеждой на рай. Я никогда не покину тебя».



«Мой отец всегда говорил, что в этом и состоит разница между американцами и англичанами. Англичанин думает, что сто миль — это ужасно далекий путь; американец думает, что сто лет — это ужасно долго».



«Куда ты пойдешь», сказала я, - «туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог — моим Богом; и где ты умрешь, там и я умру и погребена буду». Будь это шотландский холм или тропический лес. Делай то, что должен. А я буду рядом».



«Твое лицо – это мое сердце, Сассенак», - сказал он нежно, « и любовь к тебе – моя душа. Но ты права; ты не можешь быть моей совестью.»



«Но никто не будет забыт, пока в этом мире остаются два человека. Один, чтобы рассказывать историю, и второй, чтобы ее услышать».



«Мы смотрим в зеркало и видим тени других лиц, проглядывающих сквозь годы; мы видим фигуру памяти, вдруг возникшую в пустом дверном проеме. Своей кровью и своим выбором мы создаем наших призраков; мы сами преследуем себя».



«Но у пчел помимо меда, есть также и жало, понимаешь?»



Книга 5. Огненный крест.



«Когда придет тот день, что мы расстанемся», - сказал он мягко, взглянув на меня, - «если моими последними словами не будут «Я люблю тебя», то знай – это лишь потому, что у меня не хватило времени сказать их тебе».



«Храбрее всего те, кто ясно понимает, что их ожидает, будь то слава или опасность, и все же смело идут им навстречу».



«Мне нравится, что время оставило на тебе свой отпечаток, Сассенак», - прошептал он, - «ведь это означает, что ты живешь».



«Прошлое ушло, а будущее еще не настало. И мы все еще вместе – ты и я».



«Пусть Господь сохранит мой каждый шаг, откроет мне каждый новый путь, вразумит меня…и примет в конце в свои объятия».



«Каждый делает свой выбор, но никто не знает, какие последствия его ждут. Если мой выбор был в чем-то неверен, то хотя бы не во всем. И он принес не только вред, это уж точно».



«Вся жизнь, и каждый прожитый день – это дар, mo chridhe. И не важно, что будет завтра».



«Он не боялся умереть рядом с ней, от огня или чего-либо другого. Единственное, чего он боялся – жить без нее.»



«О, Господь, помоги нам не забывать, как часто люди совершают дурные поступки, не подумав, в озлобленности и от отсутствия любви…и как коварны ловушки, которые нам расставляет жизнь».



«Он мужчина», сказала она, «а это немало».



Книга 6. Дыхание снега и пепла.



«Все, чего я хочу» - произнес его голос в темноте, - « это чтобы ты любила меня. Не за мою внешность, и не за то, что я делаю, или за то, что я люблю тебя. А просто любила меня таким, каков я есть».



«Нет большего спокойствия, чем в эпицентре снежной бури».



«Моральные принципы человека зачастую меняются, в то время как возрастает его власть».



«Если я умру», прошептал он, - «не следуй за мной. Ты будешь нужна детям. Останься ради них. А я подожду».



«Я всегда мечтал», - сказал он мягко, - «о том, чтобы любить и быть любимым; провел всю свою жизнь, пытаясь отдать свою любовь тем, кто ее не заслуживал. Позволь мне сейчас хотя бы это: отдать свою жизнь ради той, которая этого достойна».



«И если Время сродни Богу, то Память, наверное, похожа на Дьявола».



«Цветы лаванды и розмарина нужно срезать рано утром, когда их аромат пробуждается с лучами солнца; они не будут иметь такого лечебного эффекта, если собирать их днем».



«Мое время настает сегодня, твое будет завтра. Так и проходит мирская слава».



«Господь, благослови кровь и плоть этого создания, которого ты послал мне».



«Реальная опасность имеет свой собственный привкус, терпкий, как лимонный сок, в отличие от слабенького лимонада воображения».


Книга 7. Эхо прошлого.



«Я думаю, что желания человека должны превосходить его возможности, - а иначе зачем тогда рай?»



«Все потери сводятся к одной, и одна утрата напоминает обо всех остальных; смерть похожа на ключ, безжалостно отпирающий ворота памяти».



«Можно оставить прошлое позади – места, людей, воспоминания – хотя бы на время. Но определенные места тесно связаны с событиями, произошедшими там. И если ты приезжаешь туда, где жил когда-то, ты неминуемо вспомнишь, что ты делал и кем ты был».



«Католики не признают разводов», - проинформировала его Бри, - «зато они признают убийства. В конце концов, потом можно и покаяться».



«Выступают ли женщины против борьбы за свободу и других идеалов, боясь за себя и своих детей? Или они вдохновляют мужчин на борьбу – и риск, связанный с этим – давая им то, за что можно сражаться? Не только требуя защиты, но давая смысл двигаться вперед, ибо каждый мужчина мечтает о большем для своих детей, чем когда-либо было у него самого».



«Дом – то место, где тебя всегда примут и поймут, независимо от обстоятельств».



«Как и прощение, это не было чем-то, что можно усвоить и спокойно забыть об этом. Нет, это требует постоянной практики – принять то, что человек смертен, и в то же время не думать об этом и жить полной жизнью – поистине парадокс, достойный Сократа».



«Я таков, каким создал меня Господь, и должен жить в то Время, в которое Он меня поместил».



«Они девочки», - ответила она кратко, - «они были рождены в опасности, и в опасности проживут всю свою жизнь, вне зависимости от обстоятельств».



«Человеческая жизнь должна иметь больше смысла, нежели добывание пропитания на каждый день».



Книга 8. Написано кровью моего сердца.



«Я любил других и сейчас дорожу многими, Сассенак – но тебе одной принадлежит мое сердце, все без остатка», - нежно сказал он. – «И ты знаешь об этом».



«У тебя свой жизненный путь, Иен», - сказала она, «и я не могу разделить с тобой это путешествие – но я могу идти подле тебя. И я буду рядом».



«Суть брака не в обряде и не в словах, а в том, чтобы жить одной жизнью каждый день».



«Советы? Ты слишком стар, чтобы слушать их, - и слишком молод, чтобы следовать им».



«Я полюбил тебя с момента нашей встречи, Сассенак», - произнес он тихо, посмотрев на меня. Его глаза покраснели и запали от усталости, но сохраняли свой невероятный небесный цвет. «Я всегда буду любить тебя. Неважно, даже если ты переспишь со всей английской армией, хотя нет» - поправился он – «это будет важно, но не заставит меня тебя разлюбить».



«И они могут быть теми, кто они есть, потому что мы с тобой такие, какие есть?»


<*/>«Если Бог создал человека по своему образу и подобию, то все мы возвращаем Ему этот дар».



«Ммфм. Ну наверное люди сами выбирают путь для себя», - сказал он. – «Но Бог дает надежду. Ведь звезды не сгорают», - он развернулся и нежно поцеловал меня, погладив по щеке. «Значит, и мы останемся живы».



«Но в чем я твердо уверен, так это в том, что ничто в этом или загробном мире не сможет забрать тебя у меня – и наоборот».



« Ты рано лишилась родителей, mo nighean donn, и блуждала по миру, неприкаянная. Ты любила Фрэнка», - его губы сжались на мгновение, но сам он этого даже не заметил – «и конечно ты любишь Брианну, и Роджера, и малышей….но, Сассенак, я истинное пристанище для твоего сердца, и я знаю это».

Перевод: Юлия Смирнова