08:59 И шелест книг меня манит, в мир Чужестранки увлекая... Выпуск №11 | |
 Сага «Чужестранка» заслуживает того, чтобы Вы потратили своё время на её прочтение. Читать «Чужестранку» легко и вкусно до мурашек. И спасибо переводчикам, за их изумительно красивый и грамотный перевод. Было ли легко переводить не знаю, но читается на одном дыхании, хотя есть моменты, когда дыхание перестаёт быть ритмичным   . Так что присоединяйтесь     «Он со сладострастным стоном перекатился на бок и обхватил меня обеими руками. Я наслаждалась соприкосновением наших обнаженных тел. Он был такой восхитительно теплый, словно тлеющая зола, его жара вполне хватало, чтоб не замерзнуть ночью и отважно встретить холодное хмурое утро. Он нежно коснулся губами моего соска, тут же я застонала и вся изогнулась, подалась навстречу этому его движению. Груди у меня располнели, стали более чувствительными, иногда днем соски чесались и ныли под тесным платьем, словно просили, чтоб кто-то немедленно начал сосать из них молоко. — А ты позволишь мне хоть немножко пососать тебя, ну не сейчас, а потом, чуть попозже? — пробормотал Джейми и легонько укусил меня за грудь. — Когда родится ребенок и они будут полны молока? Будешь кормить меня вот так, прижав к груди? Я запустила пальцы в его шелковистые волосы и еще крепче прижала его голову к груди. — Всегда, — прошептала я.» («Стрекоза в янтаре», гл.13)   «— Я всегда думал, что с женщиной жить просто, — тихо сказал он. — И в то же время… гм… мне так часто хотелось вдруг упасть к твоим ногам и боготворить тебя. — Уронив полотенце, он потянулся ко мне, взял за плечи. — И вместе с тем мне хотелось поставить тебя на колени, держа за волосы, прижать к себе ртом… и все это одновременно, Англичаночка…» («Стрекоза в янтаре», гл.13)  «— Клэр… Какое это счастье, чувствовать эти маленькие косточки под своими пальцами, ласкать эту гладкую тонкую кожу на груди и плечах… Господи, ты жена моя, которую я буду лелеять и обожать всю свою жизнь, и в то же время мне хочется целовать тебя крепко и больно, чтоб на этих нежных губках выступили синяки, чтоб видеть на этих плечиках отпечатки своих пальцев… Он бросил полотенце на пол. Воздел кверху руки — пальцы слегка дрожали. Потом очень медленно опустил их мне на голову, словно благословляя. — Мне хочется сунуть тебя под рубашку и носить за пазухой, точно котенка, mo duinne, и в то же время хочется раздвинуть тебе ноги и трахать тебя, как обезумевший от желания бык. — Пальцы впились мне в волосы. — Я сам себя не понимаю…» («Стрекоза в янтаре», гл.17)    «— Иногда мне хочется скакать на тебе, как на необъезженном коне, и укрощать тебя, знаешь ли ты это? Знаешь… Я умею это, умею довести тебя до края, измучить, иссушить. Я довожу тебя до полного изнеможения, Джейми, и знаешь, мне это жутко нравится. Да! Но еще мне часто хочется, — тут голос мой дрогнул, и я перевела дух, чтоб продолжить, — хочется… прижать твою голову, к груди и баюкать, точно малого ребенка, пока ты не уснешь…»  («Стрекоза в янтаре», гл.17) Ай да Клэр    «— Клэр, ты меня убиваешь, даже без ножа… — пробормотал он мне в затылок. Затем наклонился, подхватил и понес к постели. Уложил среди смятых простыней, а сам опустился на колени рядом. — Ты ляжешь со мной, и я буду иметь тебя, как только могу. И если в этом будет твоя месть, давай, мсти. А я буду счастлив этим, потому как моя душа принадлежит твоей, она твоя до самого своего темного уголка… Плечи его все еще были теплыми после ванной, но он весь так и задрожал, когда я обняла его за шею и привлекла к себе. И я, наконец, отомстила ему, а потом, держа в объятиях и поглаживая густые, все еще мокрые пряди волос, стала баюкать. — А иногда, — шепнула я ему на ухо, — мне хочется, чтоб ты весь… был во мне. Чтоб я могла держать тебя в себе и защищать. Большая теплая рука приподнялась с постели, ладонь мягко опустилась на мой округлившийся живот, поглаживая его и лаская. — Я с тобой, милая, — сказал он. — Я там…» («Стрекоза в янтаре», гл.17) «Я выскользнула из кровати в легкой кружевной рубашке. Когда я подошла к нему сзади, он не повернулся, хотя знал, что я здесь. Я дотронулась до его руки, и он, уронив ее на стол и отклонившись назад, прижался головой к моему животу. Я погладила его по голове, он глубоко вздохнул, и я почувствовала, как нечеловеческое напряжение выходит из него. Я погладила его по плечам, ощущая их прохладу сквозь тонкую ткань. Наконец я обогнула кресло и встала перед ним. Он подался вперед и, обхватив меня за талию, уткнулся лицом в мою ночную рубашку, прямо над местом, где находился наш не родившийся еще ребенок. — Мне холодно, — сказала я очень тихо. — Ты согреешь меня? Он молча кивнул и, качаясь как слепой, встал с кресла. Я отвела его в постель, раздела и накрыла одеялом. Он обнял меня, прижал к себе, постепенно его кожа стала теплой. Мы лежали в уютном мягком тепле, прижавшись друг к другу. Я положила руку ему на грудь и стала нежно гладить ее. Соски стали твердыми, в нем проснулось желание. Но он вдруг остановил мою руку. Я испугалась, что он отодвинет меня, и он действительно это сделал, но только затем, чтобы повернуться ко мне. В комнате стало светлее, и он долго смотрел мне в лицо, проводя рукой от виска до подбородка, вниз вдоль шеи в сторону ключицы. — Боже, как я тебя люблю! — Он поцеловал меня и нежно сжал мне грудь.» («Стрекоза в янтаре», гл. 21) Сколько нежности... ммм... «Ты поступала так, как считала должным, это самое лучшее решение. — Он посмотрел мне в глаза, и взгляд этот проник до самой глубины души. — Я достаточно честен, чтобы признать: меня не волнует, что правильно, а что нет, Клэр, пока ты со мной, — тихо добавил он. — И если считаешь, что, выбрав меня, совершила тяжкий грех… Что ж, тогда пойду к самому дьяволу и благословлю его за то, что склонил тебя к этому. — Он поднял мою ногу и нежно поцеловал кончики пальцев. Я положила руку ему на голову; короткие волосы были жесткими и мягкими одновременно, как иголки у молодого ежика. — Я не думаю, что сделала что-то плохое, — мягко сказала я. — Но если это так… тогда я пойду к дьяволу с тобой вместе, Джейми Фрэзер.» («Стрекоза в янтаре», гл. 22) «— Англичаночка, чем я могу помочь? — прошептал Джейми. Его рука нашла мою руку на животе. Я накрыла наши руки ладонью другой руки и так держала. — Просто молись. Молись за нас, Джейми.» («Стрекоза в янтаре», гл. 22) «Я перевернулась на живот и уткнулась подбородком в сцепленные пальцы рук, наблюдая за Джейми. Он был широк в плечах и узок в бедрах, с длинными сильными ногами. Мускулы ног были хорошо развиты и были отчетливо видны, даже когда он отдыхал вот так, как сейчас. Слабый ветерок шевелил золотистые волосы под мышками и развевал густые волосы цвета золота и меди, венчающие его голову. Легкий прохладный ветерок казался желанным в эту минуту, так как яркое солнце ранней осени припекало довольно сильно, обжигая мне плечи и спину. — Я люблю тебя, — сказала я, чтобы просто насладиться смыслом и звучанием этих слов.» («Стрекоза в янтаре», гл. 29) Когда Джейми узнал о визите Клэр к королю  «Мне показалось, что ты больше никогда не полюбишь меня, что он стал желанным для тебя, но ты боишься это показать. Травинка выпала из его рук, а голова поникла. — Ты говоришь, что хотела сделать мне больно. Мысль о том, что ты лежала рядом с королем, причиняет большую боль, чем раскаленное железо, чем удары хлыста по обнаженной спине. Но мысль о том, что ты больше не позволишь мне любить тебя, страшнее ножа палача, вонзенного в живот. Клэр…» («Стрекоза в янтаре», гл. 29)  «— Как ты и хотела, я накажу тебя. Его бедра властно заявили о себе, и я почувствовала, как мои ноги покорно раздвигаются под натиском его страсти. — Никогда! Скажи, что никогда ни один мужчина не будет обладать тобой. Смотри мне в глаза! Обещай! Вот, смотри на меня! Клэр! — Он стремительно, с силой, вошел в меня. Я застонала и отвернула бы от него голову, но он крепко держал мое лицо ладонями, заставляя смотреть ему в глаза, видеть его большой сладострастный рот, кривившийся от боли. — Никогда! — произнес он более мягко. — Потому что ты принадлежишь только мне. Ты жена моя, сердце мое, душа моя. Я не могла пошевелиться под тяжестью его тела, но соприкосновение нашей плоти было так сладостно, что мне хотелось этого снова и снова. Еще и еще. — Моя, только моя, — шептал он, тяжело дыша и давая мне то, чего я так страстно желала. Я извивалась под ним, словно желая ускользнуть, изгибалась дугой, устремляясь ему навстречу. Он распластывался на мне, вытянувшись во весь свой рост, и оставался несколько мгновений неподвижным.» («Стрекоза в янтаре», гл. 29)     «Груди мои расплющились под ним, я чувствовала легкое покалывание волос на его груди, когда наши тела, сомкнувшись, двигались в размеренном ритме взад-вперед. Я извивалась, уворачиваясь от него, разжигая в нем неистовую страсть. Я чувствовала, как напрягаются и дрожат его бедра, когда он наконец входил в меня. — Никогда, — шептал он. — Никогда, — вторила я и закрывала глаза, не в силах вынести его пронзительный взгляд. Ласковые, властные прикосновения заставляли меня снова устремляться ему навстречу. — Нет, моя Англичаночка! — нежно сказал он. — Открой глаза. Смотри на меня! Вот оно, твое наказание, и мне тоже. Посмотри, что ты сделала со мной, как я вижу, что сделал с тобой. Посмотри на меня. И я смотрела, словно пленница, прикованная к нему. Смотрела и видела на его лице страдания и боль его души, и силу страсти, и любовь ко мне. Но его глаза не давали мне возможности заплакать. Они притягивали мой взгляд и делали его бездонным, как соленое море. Его тело держало меня в плену, заставляя покоряться его силе, подобно тому как западный ветер надувает паруса баркаса. Я устремлялась в него, как он — в меня, пока последние вспышки страсти не начинали сотрясать меня. Тогда он вскрикнул, и мы вместе закачались на волнах счастья, не отрывая глаз друг от друга.» («Стрекоза в янтаре», гл. 29) Я откинулась назад в кресле–качалке, слишком усталая и душой и телом, чтобы встать. Фрэнк подошел ко мне и остановился за спиной, его рука легко опустилась на мое плечо. — Значит, он умер? — прозвучал мягкий вопрос. «Я же говорила тебе!» — чуть было не вырвалось у меня, но я осеклась, закрыла рот и лишь кивнула, медленно раскачиваясь в кресле и глядя на темную кроватку с ее крохотной обитательницей. Мою правую грудь болезненно распирало от молока, и было понятно, что, несмотря на всю усталость, мне, прежде чем уснуть, придется этим заняться. Со вздохом покорности судьбе я взялась за молочный отсос, нелепое с виду резиновое приспособление. Пользоваться им было неудобно во всех смыслах, однако лучше сделать это сейчас, чем час спустя проснуться от распирающей боли в липкой от просочившегося молока рубашке. Я махнула рукой, отсылая Фрэнка. — Иди, это займет всего несколько минут, но без этого не обойтись… Вместо того чтобы уйти или ответить, он забрал у меня резиновую грушу и положил ее на стол. Действуя как будто сама по себе, без вмешательства сознания, его рука медленно поднялась в теплом темном воздухе детской и нежно обхватила мою набухшую грудь. Он наклонил голову и осторожно приник губами к моему соску. Ощутив болезненный, но приятный отток молока, я застонала, непроизвольно опустив ладонь на затылок Фрэнка, плотнее прижала его лицо к груди и выдохнула: — Сильнее. Его губы были ласковы и мягки, ничего общего с безжалостной хваткой крепких беззубых десен ребенка, вцеплявшихся в грудь с неутолимой жадностью. Не отрываясь от груди, Фрэнк опустился на колени, и на меня накатила волна нежности, какую, как мне подумалось в тот миг, мог ощущать Господь при виде поклоняющегося Ему народа. Пелена усталости заставляла меня воспринимать все происходящее в замедленном темпе, как будто мы находились под водой. Руки Фрэнка двигались медленно, словно колышущиеся в подводных течениях морские водоросли. С требовательной, настойчивой нежностью морской волны они подняли меня и уложили, словно на прибрежный песок, на коврик детской. Я закрыла глаза, отдаваясь на волю этой волны. («Путешественница" гл. 3) | |
|
| |
Внимание!Запрещено копировать и распространять материал без ведома администрации сайта.
Похожие новости:
Всего комментариев: 3
0
Пора прочитать " Стрекозу в янтаре"
, не зря же Дугал сказал, что приворожила колдунья 
