Дата: Понедельник, 23.07.2018, 19:48 | Сообщение # 1
Король
Сообщений: 19994
«Написано кровью моего сердца» («Written In My Own Heart's Blood»)
Спасибо переводчикам группы ЧУЖЕСТРАНКА книги Перевод сделан исключительно с целью углубленного изучения иностранного языка, не является коммерческим, не преследует извлечения прибыли и иных выгод. Переводчики: Юлия Коровина, Светлана Бахтина, Полина Королькова, Наталья Ромодина, Елена Карпухина, Екатерина Пискарева, Елена Фадеева, Елена Буртан, Валентина Момот, Анастасия Сикунда. Редакторы: Юлия Коровина, Светлана Бахтина, Елена Котова, Снежанна Шабанова. Книгу можно скачать здесь в пяти форматах на английском языке.
Глава 15. АРМИЯ ОТХОДИТ (с) Перевод Полины Корольковой
Изекеиль Пастор "Часики"
МЫ УСПЕЛИ КАК РАЗ ВОВРЕМЯ. ЕДВА я закрыла дверь спальни, откуда доносился мирный храп Пардлоу, как раздался стук в только что подвешенную парадную дверь. Я поспешила вниз, где обнаружила Дженни один на один с британским военным. На сей раз это был лейтенант: генерал Клинтон активизировал расследование. – Да нет же, молодой человек, – говорила она с легким удивлением, – полковника здесь нет. Вчера он пил чай с леди Джон, а потом отправился на поиски брата. Милорд так и не вернулся, и, – я увидела, как она наклонилась ближе, а голос ее драматически снизился, – миледи весьма обеспокоена. Полагаю, вы не имеете о нем известий? Здесь предполагался мой выход, и я спустилась с лестницы, к своему удивлению обнаружив, что действительно «весьма обеспокоена». Забота о Хэле временно отвлекла меня от ситуации, но сейчас нельзя было отрицать: что-то серьезно пошло не так. – Леди Джон. Лейтенант Розвелл, ваш слуга, мэм. Лейтенант поклонился с профессиональной улыбкой, которая не могла скрыть легкой морщинки на лбу. Армия тоже начинала волноваться, а это было чертовски опасно. – Ваш слуга, мэм. Неужели вы ничего не слышали ни о лорде Джона, ни о лорде Мелтоне... о, прошу прощения, миледи, я имел в виду Его Светлость? – То есть, ты думаешь, я лгу, паренек? – ехидно проговорила Дженни. – О! Нет, мэм, вовсе нет, – ответил он, вспыхнув. – Но генерал захочет удостовериться, что я поговорил с миледи. – Конечно, – сказала я примирительно, хотя сердце стучало где-то в горле. – Передайте генералу, что я не имею никаких сведений о муже, – «вернее, об обоих моих мужьях, если быть точной», – совершенно никаких. И меня это очень беспокоит. Я никогда не была хорошей лгуньей, но сейчас я не лгала. Гость поморщился. – Дело в том, мэм, что армия начала отступать из Филадельфии, и всем лоялистам, остающимся в городе, рекомендовано по возможности... э-э... подготовиться, – его губы сжались на мгновение, когда он взглянул на лестницу с разрушенными перилами и кровавыми следами от кулаков. – Я... вижу, вы уже испытали некоторые... проблемы? – О, нет, – Дженни с осуждением посмотрела на меня и, подойдя ближе к лейтенанту, положила руку ему на плечо, осторожно подталкивая к двери. Лейтенант невольно двинулся вместе с ней, и я услышала ее бормотание: – ... нет, всего лишь небольшая семейная ссора... это милорд... Лейтенант бросил на меня быстрый взгляд, в котором удивление смешалось с некоторым сочувствием. Но морщины на его лбу смягчились: у него появилось кое-какое объяснение для Клинтона. От его взгляда кровь полыхнула на моих щеках, будто действительно случился семейный скандал, во время которого лорд Джон разнес полдома, оставив на своем пути обломки, а жену бросил на милость мятежников. Хотя это действительно был семейный скандал, но обстоятельства его, скорее, походили на события из причудливого Зазеркалья, чем на обычную ссору. Белый Кролик захлопнул нашу новую дверь за лейтенантом Розвеллом и повернулся ко мне, прижавшись к ней спиной. – Лорд Мелтон? – спросила она, приподняв черную бровь. – Это один из титулов герцога, который он использовал до того, как стал герцогом Пардлоу. Лейтенант Розвелл, должно быть, знал его несколько лет назад, – пояснила я. – О, да. Что ж, лорд он или герцог, как долго мы сможем держать его спящим? – спросила она. – Опиумная настойка сдержит его часа на два-три, – ответила я, взглянув на позолоченные дорожные часы на камине, которые каким-то образом избежали побоища. – Но вчера у него был очень тяжелый день и довольно беспокойная ночь. Он вполне может заснуть естественным сном, когда действие наркотика закончится. Если, конечно, никто не придет, чтобы обрушить наш дом прямо на наши головы, – добавила я, морщась от звуков яростной перебранки где-то поблизости. Дженни кивнула. – Да. Тогда я лучше пойду в типографию и по дороге посмотрю, что творится в городе. Возможно, Джейми придет туда, – добавила она оптимистично, – решив, что ему будет небезопасно приходить сюда, когда на улицах полно солдат. Искорка надежды при этих словах вспыхнула, словно зажженная спичка. Хотя, предполагая такую возможность, я была уверена, что если Джейми вообще появился бы в городе, он бы стоял передо мной прямо сейчас. Возможно, в ярости, возможно, в смятении, но передо мной. С началом отступления армии и сопутствующими этому общественными беспорядками ни у кого не будет ни времени, ни желания обратить внимание – не говоря уже об аресте – на высокого шотландца, подозреваемого лишь в передаче сомнительных документов. Не было никаких признаков того, что поступила ориентировка на организованный розыск моего мужа, - по крайней мере, я надеялась, что сейчас ее нет. Уильям был единственным военным, который знал, что Джейми взял лорда Джона в заложники, и, судя по манере этого паренька уходить, последнее, я полагала, что сделал бы Уильям, это выдал полный отчет о случившемся своему начальству. Я сказал об этом Дженни, хотя согласилась, что она должна вернуться в типографию, чтобы удостовериться в благополучии семьи Фергюса и Марсали, и, кроме того, выяснить, что происходит среди повстанцев в городе. – Ты будешь в безопасности на улицах? – спросила я, разворачивая ее плащ и приподнимая его, чтобы помочь ей одеться. – О, я надеюсь, – сказала она бодро, – никто не заинтересуется старой женщиной. Но, полагаю, мне лучше снять мою безделушку. Речь шла о маленьких серебряных часиках с изысканной филигранной крышечкой, которые она крепила к корсажу своего платья. – Джейми купил мне их в Бресте, – объяснила Дженни, заметив, как я наблюдаю, пока она их откалывает. – Я сказала ему, что это глупый поступок: мне не нужно знать точное время, по крайне мере, - не больше, чем ему самому. На что он ответил: «Нет, у тебя должны быть часы, потому что, зная, который час, ты будешь иметь иллюзию некоторого контроля над обстоятельствами». Ты же знаешь, какой он, – добавила Дженни, бережно положив часы в карман, – всегда готов объяснить все, что с тобой происходит. Хотя надо отдать ему должное, не так уж часто он ошибается. – Что ж, – открыв дверь, Дженни повернулась ко мне. – Постараюсь вернуться до того, как этот на верхнем этаже проснется, а если вдруг не смогу, то отправлю Джермейна сообщить об этом. – Почему ты не сможешь вернуться? – с некоторым удивлением вопросила я. – Из-за Младшего Йена, – сказала она, удивившись в свою очередь, что я не подумала об этом. – С отходом армии он может уже вернутся из Вэлли-Фордж, и, как ты знаешь, бедняга думает, что я мертва.
Дата: Понедельник, 07.01.2019, 20:09 | Сообщение # 80
Король
Сообщений: 19994
Глава 16. ПРОСТРАНСТВО ДЛЯ СЕКРЕТОВ (с) Перевод Елены Буртан
Галина Кудряшова "Желтые розы"
В лесу, в пяти милях от Вэлли-Фордж – А КВАКЕРЫ ВЕРЯТ В РАЙ? – спросил Йен Мюррей. – Некоторые верят, – ответила Рейчел. Она остановилась, чтобы носком ботинка перевернуть поганку. – Нет, пёс, не трогай это. Разве ты не видишь, какого цвета пластинки под шляпкой? Ролло, подбежавший, чтобы обнюхать гриб, отвернулся от него, пренебрежительно чихнул и, держа морду по ветру, занялся поисками более подходящей добычи. – Тётушка Клэр говорит, что собаки не различают цвета, – заметил Йен. – А что ты имеешь в виду, говоря, «некоторые верят»? Неужели кто-то сомневается в этом? Жизненный уклад и вера квакеров приводили Йена в полное недоумение, но объяснения Рейчел он неизменно находил занимательными. – Наверное, они различают их по запаху. Я имею в виду собак. А что касается твоего вопроса, мы полагаем, что наша жизнь здесь, на земле, является таинством, озаренным светом Христа. Может, загробная жизнь и существует, но, поскольку никто ещё не вернулся, чтобы рассказать о ней, мы считаем, что об этом можно размышлять и строить догадки, но решение каждый принимает сам. Они остановились в тени маленькой ореховой рощи; в мягких зеленоватых лучах пробивающегося через листву солнца Рейчел сияла таким неземным светом, что ей бы позавидовал сам ангел. – Знаешь, я тоже не был в раю, поэтому не могу утверждать, что его не существует, – сказал Йен и наклонился поцеловать Рейчел чуть выше уха. На мгновение на её виске выступили крохотные мурашки, и это тронуло его сердце. – А почему ты думаешь про рай? – спросила она с любопытством. – Полагаешь, в городе будут бои? Раньше я не замечала за тобой особого страха за свою жизнь. Когда часом раньше они с Рейчел покидали Вэлли-Фордж, лагерь напоминал мешок с зерном, кишащий долгоносиками: прослышав, что люди Клинтона оставляют город, солдаты собирали и тащили из лагеря всё, что могли; отливали новые мушкетные пули, набивали патроны – они готовились выступить маршем на Филадельфию. – А, нет. В городе сражения не будет. Вашингтон попытается настигнуть армию Клинтона во время отступления. Йен взял Рейчел за руку – маленькую, коричневатую от загара, загрубевшую от работы, но, когда она, повернув ладонь, коснулась его своими пальцами, он ощутил их успокаивающую силу. – Нет, я думал о маме. Мне бы хотелось показать ей такие места, как это. Йен жестом указал на полянку, где они расположились, – с крохотным невероятно глубоким голубым родником, бившим ключом прямо из-под валуна, на котором они стояли. Над родником нависал куст дикой розы с жёлтыми цветами, окутанными гулом трудолюбивых пчёл. – У неё в Лаллиброхе жёлтый шиповник разросся во всю стену – его ещё моя бабушка посадила, – Йен сглотнул ком в горле. – Но потом я подумал, что, может, там, на небесах, вместе с отцом она счастливее, чем здесь без него. Рейчел крепко сжала его руку. – Она бы всегда была с ним, неважно, живой он или мёртвый, – прошептала Рейчел и поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в ответ. – А когда-нибудь ты отвезёшь меня в Шотландию, и я увижу шиповник, который посадила твоя бабушка. Какое-то время они стояли молча. Йен почувствовал, что душе его, охваченной внезапной скорбью по матери, становится легче рядом с полной сочувствия Рейчел. Он не высказал этого вслух, но на самом деле Йен сожалел не о том, что не может показать матери красоты Америки, а о том, что не может показать ей Рейчел. – Ты бы понравилась ей, – решился он. – Моей маме. – Надеюсь на это, – с лёгким сомнением произнесла Рейчел. – Ты рассказывал ей обо мне, когда был в Шотландии? О том, что я принадлежу к обществу Друзей? Некоторые католики находят нашу веру предосудительной. Йен попытался вспомнить, рассказывал ли он матери о вере Рейчел, но не смог. В любом случае, теперь это не имело значения, и он пожал плечами, выбросив мысль из головы. – Я сказал, что люблю тебя. Этого достаточно. Если уж на то пошло, отец столько расспрашивал о тебе, хотел выяснить как можно больше. Он знал, что ты квакер, значит, и мама тоже знала об этом, – Йен подхватил Рейчел за локоть, помогая спуститься с валуна. Она задумчиво кивнула; потом, когда они уже покидали поляну, спросила вдогонку: – Как думаешь, должны ли люди, живущие в браке, всецело доверять друг другу. То есть, рассказывать не только о событиях, происходящих в жизни, но и делиться всеми своими мыслями? Холодок малодушия пробежал по спине – будто мышонок скользнул холодными лапками, и Йен тяжело вздохнул. Он любил Рейчел до глубины души, но её очевидное умение читать его, как открытую книгу, а может, и слышать даже невысказанное (иногда он думал, что так оно и есть), вселяло в него тревогу. По правде говоря, он предложил ей пойти вдвоем до переправы Мэтсонс-Форд и там встретить фургон Дэнзелла, а не ехать с ним из Вэлли-Фордж, потому что ему нужно было время и возможность уединиться, чтобы рассказать Рейчел нечто важное. Йен предпочёл бы подвергнуться пыткам индейцев-абенаки, чем поведать ей то, что собирался, но она имела право знать, независимо от того, к чему это приведёт. – Да… Я думаю, что... ну, насколько это возможно, для каждого из них, но, думаю, должны. Я хотел сказать, что не всеми мыслями, а только важными. А... что касается событий… Иди сюда, давай посидим чуток. Они подошли к наполовину сгнившему, покрытому мхом и серым лишайником бревну, и сели на него рядышком в ароматной тени красного кедра. Рейчел хранила молчание, лишь одна бровь её изогнулась в немом вопросе. – Ну, – Йен глубоко вдохнул, чувствуя, что воздуха всего леса может не хватить на этот единственный вдох. – Ты знала, что... я когда-то был женат? Лицо её затрепетало, но удивление сменилось решимостью так быстро, что, если бы он не наблюдал за нею, то ничего бы и не заметил. – Нет, не знала, – ответила Рейчел, одной рукой загибая складки на платье; её карие глаза пристально всматривались в его лицо. – Ты сказал, что был женат. Полагаю, сейчас ты не в браке? Йен, покачал головой, чувствуя облегчение, – и благодарность к ней. Не каждая молодая девушка отнеслась бы к такому спокойно. – Нет. Иначе, не говорил бы с тобой. Ну, я бы не просил тебя выйти за меня. Рейчел слегка поджала губы и глаза её сузились. – На самом деле, – сказала она задумчиво, – ты никогда не предлагал мне выйти за тебя замуж. – Разве – нет? – спросил Йен ошеломлённо. – Ты уверена? – Я бы заметила, – заверила она его серьёзно. – Нет, ничего подобного не было. И хотя я припоминаю некоторые трогательные заявления, но предложения выйти замуж не поступало. – Но… Ну, – лицо его запылало. – Я… но ты… ты же сказала... Возможно, она была права. Она ведь говорила… Или нет? – Разве ты не говорила, что любишь меня? Губы Рейчел едва заметно дрогнули, но, увидев искорку, промелькнувшую в глубине её глаз, Йен понял, что она потешается над ним. – Слов было не так много. Но я действительно дала тебе понять, что люблю, да. По крайней мере, хотела сказать об этом. – О, тогда ладно, – он почувствовал себя более счастливым. – Хотела. Здоровой рукой Йен привлёк её к себе и с жаром поцеловал. Рейчел ответила на поцелуй, – слегка задыхаясь, неосознанно зажав в кулачках ткань его рубашки, а когда наконец оторвалась от него, то выглядела слегка ошалелой. Губы её припухли, кожа вокруг рта, исколотая его бородой, выделялась ярко розовым пятном. – Может, – Рейчел сглотнула и попыталась оттолкнуть Йена, упираясь ладонью ему в грудь, – до того, как мы продолжим, может, тебе всё-таки следует закончить свой рассказ о том, что ты не женат? Кем была... твоя жена… И что с ней произошло? Йен нехотя отстранился от Рейчел, но ни за что бы не выпустил её тёплую руку из своей – держал бережно, как маленькое тёплое живое существо. – Её зовут Вакьотейеснонса, – сказал он и ощутил привычный внутренний сдвиг, который происходил всегда, когда он произносил это имя: как будто та черта, что отделяла его шотландскую сущность от сущности могавка, мгновенно исчезла, заставляя его неуклюже болтаться где-то посередине. – Это значит «Работающая Своими Руками», – Йен прочистил горло. – Я называл ее Эмили. Чаще всего. Маленькая мягкая ладошка Рейчел дёрнулась в его ладони. – Зовут? – переспросила она, моргая. – Ты сказал – зовут? Твоя жена жива? – Год назад была жива, – произнёс он. Рейчел высвободила свою руку, и, хотя это стоило ему немалых усилий, Йен даже не попытался помешать ей. Сложив руки на коленях и не сводя с него глаз, она проглотила комок в горле. – Ладно, – сказала Рейчел, и её голос лишь слегка задрожал. – Расскажи мне о ней. Йен снова глубоко вздохнул, пытаясь найти подходящие слова, но отказался от этой затеи и заговорил просто. – Ты и в самом деле хочешь, чтобы я рассказал, Рейчел? Или тебе важно знать, любил ли я её – или люблю сейчас? – С этого и начни, – ответила она, вскинув бровь. – Ты её любишь? – Я… да, – ответил он, не в силах солгать ей. Ролло, почувствовав разлад в своей стае, подхватился с того места, где отдыхал, и бесшумно переместился к Рейчел. Затем, ясно давая понять, чью сторону он принял, сел у ног девушки, и уставился на Йена поверх её колена. Выражение жёлтых глаз волка неуютно повторяло выражение глаз самой Рейчел. – Но… – добавил он. Бровь поползла ещё выше. – Она… была моим убежищем, – вырвалось у него. – Когда я покинул собственную семью и стал могавком. Я ушёл к индейцам не только для того, чтобы быть с ней, но и потому, что мне пришлось. – Пришлось сделать... что? – Рейчел была в смятении, он увидел, как её взгляд скользнул по вытатуированным линиям, пересекающим его скулы. – Тебе пришлось стать могавком? Но почему?
Йен кивнул, мгновенно ощутив твёрдую почву под ногами. Эту историю он может рассказать, ведь, в конце концов, случилось то, что случилось. Рейчел слушала его, и глаза её раскрывались всё шире. Он начал с того, как они с дядей Джейми встретили Роджера Уэйкфилда и, не разобравшись, кем он был на самом деле, решили, что этот человек изнасиловал его кузину Брианну, бросив её с ребёнком, что хотели убить его, но потом им в голову пришла идея получше... – О, хорошо, – еле слышно сказала Рейчел. Йен украдкой посмотрел на неё, но так и не понял – звучала ли ирония в её голосе. Кашлянув, он продолжил рассказ, – как они вместо того, чтобы убить, отдали парня племени тускарора, а те, в свою очередь, продали его в рабство могавкам, дальше на север. – Мы хотели исключить любую возможность, что он вернётся и опять будет беспокоить Брианну, понимаешь? Только потом... – он сглотнул, воскрешая в памяти и тот страх, когда он просил свою кузину выйти за него замуж, и тот абсолютный ужас, накрывший его при виде нарисованного Брианной портрета человека, которого она любила и ждала, – волевые черты смуглого темноволосого мужчины, проданного могавкам, всплыли в его памяти. – Ты просил руки своей кузины? Ты хотел этого? – Рейчел выглядела настороженной: наверное, думала, что он предлагал руку и сердце каждой третьей или четвёртой женщине, повстречавшейся на его пути, и Йен поспешил опровергнуть сложившееся впечатление. – Нет, то есть… понимаешь, Брианна же… э-э... Ну, я не возражал; мы ладили, и она... я хочу сказать, что... нет, всё не совсем так, – поспешно добавил Йен, видя, как изящные брови Рейчел сходятся к переносице. Правда состояла в том, что ему в ту пору исполнилось семнадцать, а Брианна была несколькими годами старше: он и так побаивался её; но сама идея уложить свою кузину в постель… Йен отбросил эту мысль, как ядовитую змею. – Это была идея дяди Джейми, – Йен сказал об этом, как о чём-то само собой разумеющемся, вложив в эту фразу столько небрежности, насколько был способен, и приподнял плечо. – Чтобы у ребёнка было имя. Я сказал, что женюсь ради чести семьи. – Ради чести семьи, – повторила Рейчел, с сомнением глядя на него. – Безусловно. Но потом... – А когда мы выяснили, что по ошибке отдали индейцам Роджера Мака – он взял своё собственное имя МакКензи, из-за этого мы его и не признали, – то отправились его вызволять, – быстро сказал он. К тому времени, как Йен закончил рассказывать обо всех событиях, – кульминацией которых стало его добровольное решение занять место могавка, убитого во время освобождения Роджера, и то, как женщины племени скребли песком и омывали его тело в реке, уничтожая малейшие признаки бледнолицего, выдёргивание волос и нанесение татуировок, – он надеялся, что брак с Эмили будет казаться всего лишь ещё одной красочной деталью. Но, разумеется, это не сработало. – Я… – сказал Йен и оборвал себя на полуслове, внезапно осознавая, что разговор может оказаться более щекотливым, чем предполагалось. Он посмотрел на неё украдкой, сердце оглушительно стучало в ушах и горле. Рейчел не отводила от него глаза, обрамляющая губы краснота стала более заметной, наверное, оттого, что сама она немного побледнела, хотя взгляд её оставался ясным и спокойным. – Я не был девственником, когда женился, – выпалил он. Её бровь снова взлетела вверх. – По правде говоря, я даже не знаю, о чём ещё тебя спрашивать, – сказала Рейчел, глядя на него с таким выражением, с каким тётушка Клэр оценивающе изучала какую-нибудь ужасную опухоль, – та вызывала у неё, скорее, восхищение, чем отвращение, – но с непреклонным видом решая, как лучше всего расправиться с этой отвратительной штуковиной. Йен горячо надеялся, что Рейчел не придёт в голову вырезать его из своей жизни, словно бородавку или гангренозный палец. – Я расскажу тебе всё, что ты захочешь узнать, – отважно пообещал он. – Всё. – Щедрое предложение, – признала она, – И я воспользуюсь им. Но мне кажется, я должна ответить тебе тем же. Не хочешь ли ты узнать, девственница ли я? Йен раскрыл рот, и Рейчел кротко пожала плечами. – А ты… нет? – его голос прозвучал как карканье. – Девственница, – заверила она его, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. – А почему ты принимаешь это на веру? – Почему? – Йен почувствовал, что щеки запылали. – Да потому, что любой, кто посмотрит на тебя, сразу же поймёт – ты целомудренная девушка! – провозгласил он с чувством облегчения оттого, что смог найти, как ему казалось, разумное объяснение. – Меня могли изнасиловать, – возразила Рейчел. – Но это ведь не значит, что я распутница, так? – Ну, я... Нет, наверное, нет. Он точно знал, что огромное количество людей посчитало бы, что женщина, подвергшаяся насилию, – распутная. Рейчел и сама знала это. Тонкая грань отделяла его от полнейшего замешательства, - это она тоже понимала и прилагала неимоверные усилия, чтобы не рассмеяться. Йен расправил плечи, глубоко вздохнул, и посмотрел прямо в глаза Рейчел. – Ты хочешь услышать обо всех женщинах, с которыми я делил постель? Если так, то я расскажу тебе о них. Я никогда не брал женщину, если на то не было её желания. Впрочем, в основном я имел дело со шлюхами. Но сифилиса у меня нет, – заверил он её. – Об этом ты тоже должна знать. Какое-то время Рейчел обдумывала его предложение. – Думаю, детали мне не нужны, – проговорила она наконец. – Но, если мы когда-либо повстречаем женщину, с которой ты спал, я хочу знать об этом. Ты ведь не собираешься и дальше развратничать с проститутками, когда мы поженимся? – Нет! – Хорошо, – сказала она, не отрывая от него взгляд, но всё-таки слегка отстраняясь, откинулась назад и обхватила руками колени. – Я хочу услышать больше о твоей жене. Эмили. Йен ощущал тепло её ноги, её тела, находившегося совсем рядом. И Рейчел не отодвинулась от него, когда узнала, что он ходил к шлюхам. Вокруг стояла тишина, и только сойка крикнула в лесу неподалёку. – Мы любили друг друга, – наконец произнёс он тихо, глядя в землю. – И я желал её. Я… мог поговорить с ней. Тогда, по крайней мере. Рейчел вздохнула, как будто собиралась что-то сказать, но передумала. Йен набрался мужества и посмотрел на неё. Её глаза прикипели к нему, но лицо выглядело подчёркнуто закрытым. – Не знаю, как объяснить, – продолжил он. – Это совсем не походило на то, что я испытываю к тебе. Но я не хочу сказать, что... что Эмили мало значила для меня. Потому, что это не так, – Йен перешёл почти на шёпот, уставившись себе под ноги. – А... сейчас тоже? – так же тихо спросила Рейчел после долгой паузы. И, сглотнув, после еще более длительного молчания, Йен кивнул. – Но, – опять начал он и умолк, снова осторожно подыскивая слова, потому что они подобрались к самой опасной части его исповеди, – той, что может заставить Рейчел подняться и уйти, волоча за собой по камням и кустам его израненное сердце. – Но? – и голос её наполнился нежностью. – У могавков, – начал он, но вынужден был остановиться, чтобы перевести дыхание, – именно женщина решает, оставаться ей замужем или нет. Если у женщины есть причины, по которым она не хочет мужа – он ленивый пьяница, или поднимает на неё руку, или слишком воняет, когда пускает газы, – Йен украдкой посмотрел на Рейчел, и увидел, как она улыбнулась краешком рта, – это приободрило его, – то она выставляет из общего дома для семейных все вещи мужа, и тому приходится вернуться жить к неженатым мужчинам. (общий дом для семейных – Лонгхаус – у ирокезов длинное деревянное строение, разделённое на семейные отделения, приподнятые на платформы около 0,5 м высотой. Платформы второго уровня служили кроватями, а третьего (на высоте более 2-х м.) – кладовой. В центральном проходе помещались очаги – по одному на две родственные семьи. – прим. пер.) Или искать другую женщину, которая примет его у своего очага. Или уйти совсем. – И Эмили выставила тебя? – в голосе Рейчел испуг смешался с негодованием. Йен улыбнулся ей в ответ. – Да, так и произошло. Хотя, не потому, что я её бил. Это... из-за детей. Йен почувствовал, что слёзы навернулись ему на глаза; от отчаяния, что не смог сдержать их, руки на коленях сами по себе сжались в кулаки. Чёрт, он же поклялся себе, что не заплачет! Она ещё подумает, что он специально разыгрывает горе, чтобы вызвать у неё жалость – или же ему придётся позволить ей заглянуть ещё глубже, а он не был готов... Тем не менее, надо рассказать ей всё, он ведь для того и начал разговор, она имеет право знать... – Я не смог дать ей детей, – одним духом произнёс он. – Наш первенец – наша крохотная девочка, родилась слишком рано и умерла. Я назвал ее Исибейль, – тыльной стороной ладони Йен зло утёр под носом, пытаясь проглотить свою боль. – Спустя некоторое время, она – Эмили – снова понесла. И все повторилось. Когда она потеряла третьего... её любовь ко мне умерла. Рейчел тихонько охнула, но Йен даже не посмотрел на неё. Не смог. Только сидел, ссутулившись на бревне, как поганка; голова втянута в плечи, глаза затуманены невыплаканными слезами. Она положила маленькую тёплую ладошку на его руку. – А твоя любовь? – спросила Рейчел. –Твоя умерла тоже? Йен накрыл её руку своей и кивнул. И, так, держась за неё, пытался просто дышать, пока понял, что сможет говорить, и голос его не будет срываться. – Могавки считают, что дух мужчины сражается с духом женщины, когда они... соединяются вместе на ложе. И только если его дух сумеет покорить её, она понесёт младенца. – Понимаю, – мягко проговорила Рейчел, – значит, она винила тебя. Йен пожал плечами. – Я не могу сказать, что она так уж неправа, – он повернулся на бревне, чтобы встретиться с ней глазами. – И я не могу сказать, что у нас с тобой сложится по-другому. Но я спрашивал тётушку Клэр, она считает, что это как-то связано с кровью... Ну, наверно, лучше тебе самой поговорить с ней, я не всё понял и вряд ли смогу как следует объяснить. Но главное, она думает, что с другой женщиной всё может получиться иначе. Что, возможно, я смогу… Смогу подарить тебе детей. Рейчел не дышала; он понял это только тогда, когда почувствовал её тёплый выдох, коснувшийся его щеки. – Ты... – начал Йен, но она, привстав, прижалась к нему, нежно поцеловала в губы, затем, положив его голову себе на грудь, кончиками своего платка вытерла сначала его глаза, потом свои. – О, Йен, – прошептала она. – Я так тебя люблю.
Дата: Понедельник, 07.01.2019, 20:12 | Сообщение # 81
Король
Сообщений: 19994
Глава 17. СВОБОДА! (с) Перевод Анастасии Сикунды и Елены Котовой
Олеся Емельянова "Птичка"
ГРЕЙ ПРОВЕЛ ЕЩЕ ОДИН бесконечный, хоть и менее насыщенный событиями день, наблюдая лишь за тем, как полковник Смит время от времени с бешеной скоростью строчит депеши. Скрип пера напоминал шорох удирающего таракана, и этот образ вовсе не способствовал пищеварению Грея, которое с похмелья и так плохо справлялось с кофе из обжаренных желудей и холодной кукурузной лепешкой с застывшим топленым жиром, которые ему дали на завтрак. Однако, несмотря на физическое увечье и неопределенное будущее, он обнаружил, что, как ни странно, радуется. Джейми Фрейзер был жив, а он, Джон – не женат. С учетом этих двух замечательных фактов, сомнительные перспективы побега и гораздо более высокая вероятность быть повешенным, казалось, не вызывали особого беспокойства. Он решил ждать и вести себя с максимальным достоинством, спать, насколько позволяла головная боль, или тихонько напевать – занятие, заставлявшее Смита втягивать голову в плечи и быстрее шуршать пером. То и дело приходили и уходили посыльные. Если бы Джон еще не знал, что континенталы не только меняют дислокацию, но и готовятся к битве, он бы это понял в течение часа. Горячий воздух был насыщен запахом расплавленного свинца и завыванием точильного колеса, и в лагере всё больше ощущалась острая необходимость действовать, которую сразу же почувствовал бы любой солдат. Смит даже не пытался утаивать от пленника свои переговоры с посыльными и подчиненными: очевидно, он не думал, что полученная Греем информация сможет тому пригодиться. Что ж... честно говоря, Грей тоже так не считал. Однако ближе к вечеру вход в палатку заслонила стройная женская фигура, и лорд Джон, приподнявшись, сел, стараясь не потревожить свою болезненно уязвимую голову, потому что сердце снова учащенно забилось, вызывая пульсацию в глазу. Его племянница Дотти была одета неброско, как квакерша, но мягкая синева застиранного индиго удивительно выгодно подчеркивала ее внешность «английской розы» [«Английская роза» – это тип девушки или молодой женщины с мягкими чертами лица, бледной кожей, зелёными или голубыми глазами и мягкими каштановыми или светлыми волосами. – прим. перев.], и выглядела она просто потрясающе. Кивнув полковнику, Дотти поставила поднос на стол, прежде чем взглянуть через плечо Смита на заключенного. Ее голубые глаза расширились от шока, и Грей усмехнулся племяннице. Дэнзелл, наверняка, предупредил ее, но Джон догадывался, что должен выглядеть как пугало: с невероятно опухшим лицом и неподвижным ярко-багровым глазом. Моргнув, она сглотнула, затем что-то тихо сказала Смиту и вопросительно мотнула головой в сторону Грея. Полковник нетерпеливо кивнул, уже взявшись за собственную ложку, а Дотти обернула плотной тряпкой одну из стоявших на подносе жестянок, из которых поднимался пар, и подошла к койке Грея. – Боже мой, друг, – мягко сказала она, – тебя, кажется, сильно изувечили. Доктор Хантер разрешил тебе есть, сколько можешь. А он проведает тебя позже, чтобы наложить повязку на глаз. – Спасибо, барышня, – серьезно ответил лорд Джон и, оглянувшись, чтобы убедиться, что Смит сидит к ним спиной, кивнул племяннице. – Это тушеная белка? – Опоссум, друг, – уточнила Дотти. – Держи, я принесла тебе ложку. Рагу очень горячее, будь осторожнее. Предусмотрительно встав между ним и Смитом, она поместила между коленями Грея жестянку, обернутую тряпкой. Приподняв брови, Дотти быстро коснулась тряпки, а затем дотронулась до звеньев его оков. Из кармана, привязанного к талии [В XVIII веке карманы не вшивались в женскую одежду, а носились (как правило, попарно) на тонком пояске поверх нижних юбок. Для доступа к карманам в швах верхней одежды оставлялись специальные разрезы. – прим. перев.], она извлекла роговую ложку, а вместе с ней и нож, который быстро, как фокусник, сунула Грею под подушку. На шее у Дотти учащенно трепетала жилка, а на висках блестел пот. Лорд Джон мягко коснулся руки племянницы и взял ложку. – Спасибо, – снова поблагодарил он. – Скажите доктору Хантеру, что я с нетерпением жду новой встречи с ним.
ВЕРЕВКА БЫЛА из конского волоса, а нож тупым. Когда Грей осторожно встал с койки, уже совсем стемнело, а небольшие порезы жгли ладони и пальцы. Сердце колотилось: он чувствовал быстрые пульсирующие удары, отзывающиеся в поврежденном глазу, и надеялся, что тот не взорвется от этих толчков. Нагнувшись, Джон взял жестяной ночной горшок и воспользовался им. Слава Богу, Смит спал очень крепко: даже если он и проснется, то, услышав знакомый шум, успокоится и, вероятно, уснет опять, подсознательно не обращая внимания на любую дальнейшую негромкую возню и считая, что Грей вновь укладывается в постель. Дыхание Смита не изменилось. Его тихий храп напоминал жужжание пчелы, хлопочущей в цветке, – монотонный старательный гул, который слегка позабавил Грея. Он медленно опустился на колени между койкой и набитым травой спальным мешком Смита, борясь с сиюминутным безумным порывом поцеловать полковника в ухо – у того были нежные, очень розовые ушки. Это желание мгновенно исчезло, и Джон на четвереньках прокрался к краю палатки. Немного раньше он пропустил тряпки и кисейный бинт, которым Дэнзелл Хантер перевязал ему глаз, сквозь звенья кандалов, но всё равно двигался с предельной осторожностью. Если бы Грея поймали, ему бы не поздоровилось, но для Хантера и Дотти это стало бы катастрофой. Лорд Джон долго и сосредоточенно прислушивался к часовым. Палатку полковника охраняли двое, однако пленник был совершенно уверен, что оба они в настоящее время находились у входа, греясь у огня: горячие днем, лесные соки остыли поздней ночью. У Грея тоже кровь стыла в жилах. Он лег на землю и как можно быстрее протиснулся под краем палатки, придерживая парусину, чтобы шатер поменьше трясся. Правда, весь вечер Джон старался почаще дергать за свою веревку, так что любое колыхание палатки можно было принять за обычное. Выбрался! Грей позволил себе разок глубоко вдохнуть воздух – свежий, холодный и пахнущий листвой, – затем поднялся, крепко прижимая к телу обмотанные тряпьем оковы, и как можно тише стал удаляться от палатки. Бежать было нельзя. Во время вечернего визита Хантера лорд Джон, улучив краткий миг, пока Смит выходил из палатки в уборную, резким шепотом коротко поспорил с Дэнзеллом. Тот настаивал, чтобы Грей спрятался в его фургоне: все знали, что доктор собирается в Филадельфию, поэтому его отъезд не вызовет подозрений, и Грей благополучно минует патрули. Джон был признателен Хантеру за стремление спасти его, но не мог подвергать доктора (не говоря уже о Дотти) возможной опасности, – это был рискованный план. На месте Смита он, во-первых, запретил бы всем покидать лагерь, а, во-вторых, обыскал бы его, перевернув всё вверх дном. – Нет времени, – Хантер проворно заправил конец повязки, которую он обмотал вокруг головы Грея. – И, возможно, ты прав. Дэнзелл оглянулся: Смит мог вернуться с минуты на минуту. – Я оставлю для тебя в своем фургоне сверток с едой и одеждой. Если решишь ими воспользоваться, буду рад. Если нет, да поможет тебе Бог! – Постойте! – лязгнув кандалами, Грей схватил Хантера за рукав. – Как мне узнать ваш фургон? – О, – похоже, от смущения кашлянул Дэнзелл. – На нем... На откидном задке есть нарисованный символ. Дотти купила его у... Итак, береги себя, друг, – Хантер внезапно заговорил громче. – Ешь вдоволь, но не спеша, не пей алкоголя и двигайся осторожнее. Не вставай слишком резко. Вернулся Смит и, увидев в палатке врача, подошел поближе, дабы лично осмотреть пациента. – Вам лучше, полковник? – вежливо осведомился Смит. – Или вы по-прежнему испытываете болезненную потребность запеть ни с того, ни с сего? Если так, могу ли я посоветовать вам спеть сейчас и выпустить пар, прежде чем я лягу спать? Хантер, который, конечно же, слышал «В летнюю ночь» накануне вечером, издал короткий смешок, но сумел подавить его и невозмутимо удалиться. Грей ухмыльнулся себе под нос, вспомнив сердитый взгляд Смита и вообразив, как будет выглядеть полковник через несколько часов, когда проснувшись, обнаружит, что его певчая птичка упорхнула. Лорд Джон пробирался по краю лагеря, избегая коновязей с мулами и лошадьми, легко определяемых по запаху навоза. Повозки стояли недалеко друг от друга: никакой артиллерии нет, – отметил он. Небо было затянуто тучами, лунный серп тускло мерцал меж бегущими облаками, а в воздухе пахло надвигающимся дождем. Отлично. Есть вещи и похуже, чем сырость и холод, а дождь помешает преследованию, если до рассвета кто-нибудь обнаружит отсутствие пленника. Грей не слышал никакого необычного шума из оставшегося позади лагеря: все звуки перекрывались биением его собственного сердца и дыханием. Фургон Хантера легко нашелся даже в мерцающей тьме. Джон думал, что под «символом» доктор имел в виду фамилию, но это была одна из картинок, которые немецкие иммигранты иногда рисовали на своих домах и сараях. Грей улыбнулся, когда облака разошлись, явив взору рисунок, и он понял, почему Дотти выбрала такое изображение: в большом круге две забавные птицы смотрели друг на друга, открыв клювы, как влюбленные голубки. Distlefink. [Щегол (нем.). – прим. перев.]. Слово всплыло у Джона в памяти: кто-то, где-то сказал ему, как зовут эту птицу, добавив, что она символ удачи. – Отлично, – пробормотал Грей, забираясь в фургон. – Удача мне пригодится. Лорд Джон нашел сверток под сиденьем, как и сказал ему Хантер. Потребовалось совсем немного времени, чтобы, сняв серебряные пряжки с туфель, связать вместо них боковые стороны обуви кусками кожаного шнурка, который, очевидно, предназначался для волос. Засунув пряжки под сиденье, он надел поношенный сюртук, сильно пахнущий прокисшим пивом и, как показалось Грею, застарелой кровью. Он уставился на вязаный колпак, в котором лежали две лепешки, яблоко и небольшая фляжка воды. Отвернув край головного убора, в неверном свете луны Джон прочел надпись крупными белыми буквами: «СВОБОДА ИЛИ СМЕРТЬ».
ГРЕЙ ПОШЕЛ, куда глаза глядят: даже если бы небо было ясным, он недостаточно хорошо ориентировался по звездам, чтобы выбрать нужное направление. Единственное, чего хотел беглец, – уйти от Смита как можно дальше, не наткнувшись на другую роту ополчения или патруль Континентальной армии. После восхода солнца он сможет определить, куда двигаться: Хантер сообщил ему, что главная дорога проходит примерно в четырех милях к юго-юго-западу от лагеря. Что могли подумать о человеке, прогуливающемся по главной дороге в кандалах, было еще одним вопросом, но отвечать на него прямо сейчас не требовалось. Примерно через час ходьбы Джон нашел укромное местечко среди корней гигантской сосны и, вытащив нож, как мог, обрезал волосы. Он аккуратно затолкал остриженные пряди под корень, натер руки грязью, а затем решительно перепачкал волосы и лицо, прежде чем надеть свой фригийский колпак [конусообразный головной убор с верхушкой, оттянутой вперед; в Греции и Риме его носили освобожденные рабы. – прим. перев.]. Итак, замаскировавшись надлежащим образом, Грей засыпал себя толстым слоем опавшей сухой хвои, свернулся калачиком и уснул под шум дождя в вершинах деревьев, вновь став свободным человеком.
Дата: Понедельник, 07.01.2019, 20:15 | Сообщение # 82
Король
Сообщений: 19994
Глава 18. ЛИШЕННЫЙ ИМЕНИ, БЕСПРИЮТНЫЙ, НИЩИЙ И ЖУТКО ПЬЯНЫЙ (с) Перевод Юлии Коровиной
Старинная нижняя юбка из коллекции нижнего белья Антона Приймака, Санкт-Петербург
РАЗГОРЯЧЕННЫЙ И РАСТРЕПАННЫЙ, по-прежнему взбешенный после стычки с Ричардсоном, Уильям возвращался по многолюдным улицам к месту своего расквартирования. По крайней мере, еще одну ночь он поспит в нормальной кровати, ведь завтра несколько последних рот армии покинут Филадельфию и последуют за Клинтоном на север, бросив оставшихся лоялистов на произвол судьбы. Вилли разрывался между чувством вины и облегчением, но думать об этом сейчас у него просто не было сил. Прибыв к месту постоя, он узнал, что его денщик дезертировал, прихватив с собой лучший мундир Вилли, две пары шелковых чулок, полбутылки бренди и инкрустированную мелким жемчугом двойную миниатюру с портретами матери Уильяма Джинивы и ее сестры – его второй мамы – Изабель. И на данный момент это, настолько уже, черт побери, было чересчур, что Вилли даже не выругался, а лишь плюхнулся на краешек кровати и, закрыв глаза, дышал сквозь сжатые зубы, пока боль в животе не утихла. Теперь она ощущалась, будто дыра с зазубренными краями. Эти портреты хранились у Уильяма с самого рождения, и он привык перед сном желать им спокойной ночи, хотя с тех пор, как ушел из дома, обращался к ним не вслух. Уильям сказал себе, что это не имеет значения, ведь вряд ли он забудет, как выглядели его матушки, да и дома, в Хилуотере, есть другие портреты. Маму Изабель он помнил, а в своем лице узнавал черты родной матери... Вилли невольно взглянул в зеркальце для бритья, висевшее на стене (сбегая, денщик почему-то не заметил его), и ощутил, как дыра внутри заполняется горячей смолой. Теперь он больше не замечал изгиба рта своей матери и ее темно-каштановых волнистых волос. Вместо этого он смотрел на слишком длинный нос, напоминающий острый нож, раскосые глаза и широкие скулы. Мгновение Уильям вглядывался в это явное доказательство предательства, затем отвернулся и тяжелым шагом вышел из комнаты. – К хренам собачьим это сходство! – выругался он и хлопнул за собой дверью. Вилли было плевать, куда идти, но через несколько улиц он столкнулся с Линдси в компании других знакомых товарищей, настроенных на то, чтобы извлечь максимум из своего последнего вечера в почти культурном городе. – Пойдем-ка с нами, юный Элсмир, – сказал Сэнди, решительно схватив его за ворот и подтолкнув вдоль улицы. – Давай устроим себе парочку воспоминаний, которые помогут нам скоротать долгие зимние ночи на севере, а? Несколько часов спустя, глядя на мир сквозь дно пивного бокала, Уильям как-то осоловело подумал, а можно ли считать воспоминаниями то, чего ты не помнишь? Уже некоторое время назад он перестал следить за тем, что (и как много этого «что») он пил. А еще ему показалось, что он потерял одного, или двоих, или троих товарищей, с которыми начинал вечер, но поклясться бы в этом не мог. Сэнди все еще был здесь и что-то говорил, покачиваясь перед ним и заставляя подняться на ноги. Уильям слабо улыбнулся служанке за стойкой и, порывшись в кармане, положил на стол свою последнюю монету. Ничего страшного, в сундуке есть еще, завернутые в запасную пару чулок. Вслед за Сэнди Уильям вышел в ночь, которая, прильнув, обхватила его горячим воздухом, настолько густым и переполненным запахами конского навоза, человеческих экскрементов, рыбьей чешуи, увядших овощей и парного мяса, что было тяжело дышать. Несмотря на поздний час, луна еще не взошла, и, споткнувшись в темноте о булыжники, Вилли налетел на смутный силуэт, черневший перед ним в ночи – Сэнди. А потом была дверь, пятно света и обволакивающий горячий запах выпивки и женщин – их плоть и парфюм дурманили больше, чем внезапный свет. Женщина в украшенном лентами чепце, слишком старая, чтобы быть шлюхой, улыбнулась ему, приглашая войти. Вилли приветливо кивнул ей и открыл рот, слегка удивившись тому, что разучился говорить. Продолжая кивать, Уильям закрыл рот, и женщина, наигранно рассмеявшись, проводила его к потертому креслу с подголовником, где оставила, словно посылку, за которой придет позже. Он обмяк, сидя некоторое время, как в тумане. Пот стекал под шейным платком, увлажняя рубашку. Где-то возле ног в очаге горел огонь, а на каминной полке кипел котелок с ромовым пуншем, и запах его паров вызывал тошноту. Вилли казалось, что он тает, будто свечка, но он не мог пошевелиться и закрыл глаза, боясь, как бы его не вырвало. Спустя какое-то время Уильям постепенно стал воспринимать голоса поблизости. Несколько минут он прислушивался, не в состоянии понять ни единого слова, но сам словесный поток как будто успокаивал, словно океанские волны. В животе сейчас немного улеглось; из-под полуприкрытых век Вилли благодушно наблюдал за мельтешением света и тени с проблесками ярких красок, похожими на стремительных тропических птичек. Вилли несколько раз моргнул, и цвета обрели четкость: волосы и ленты, красные мундиры пехотинцев и синие артиллеристов, двигавшихся среди женщин в белых сорочках, чьи голоса напоминали птичьи – высокие и переливчатые, время от времени они резко вскрикивали или переругивались, словно пересмешники, что жили на огромном дубе возле дома на плантации в Маунт Джосайя. Но не женские голоса привлекли внимание Уильяма. На ближайшем диванчике развалились двое драгунов, которые попивали ромовый пунш и разглядывали женщин. Вилли подумал, что они разговаривают уже довольно долго, но только теперь разобрал слова. – Ты когда-нибудь трахал девчонку в задницу? – спрашивал один драгун второго. Его друг, хихикнув и покраснев, покачал головой и пробормотал что-то похожее на «слишком дорого для моего кошелька». – Нужно взять девочку, которая этого терпеть не может. – Не отрывая взгляда от женщин на другом конце комнаты, драгун чуть громче произнес: – Она зажимается, пытаясь избавиться от тебя. Но не может. Повернув голову, Уильям с явным отвращением и брезгливостью посмотрел на мужчину, но тот не обратил на него внимания. Темноволосый, с тяжелыми чертами лица, он казался как будто знакомым, но не из тех, кого Вилли знал по имени. – А потом ты берешь ее руку, заставляешь отвести ее назад и пощупать тебя. Боже, то, как она корчится… Она выдоит тебя получше доярки, точно тебе говорю! Мужчина громко расхохотался, продолжая пялиться на противоположную сторону комнаты, и впервые Уильям взглянул на тех, кому адресовалась эта скотская галиматья. Там стояла группка из трех девушек: две из них в сорочках, влажная тонкая ткань которых прилипла к телам, а третья – в украшенной вышивкой нижней юбке. Но было совершенно очевидно, кому предназначались гнусные намеки драгуна: той, высокой в нижней юбке. Сжав кулаки, она взирала на драгуна с гневом, способным прожечь дыру у него во лбу. Стоявшая чуть в стороне мадам хмуро сверлила драгуна взглядом. Сэнди исчез. Другие мужчины в дальнем конце комнаты выпивали и болтали с четырьмя девушками: они не слышали этих хамских вульгарностей. От выпитого спиртного, удовольствия и смущения приятель драгуна стал пунцовым, как его мундир. Темноволосый драгун тоже раскраснелся: яркая линия виднелась на его тяжелой небритой челюсти там, где она прижималась к кожаному воротничку. Одна его рука рассеянно теребила покрытую пятнами пота паховую область молескиновых бриджей. Тем не менее, мужчина был слишком увлечен своей добычей, чтобы прекратить преследование. – Причем, учти, не бери ту, что к подобному привыкла. Нужно, чтобы у нее там все было туго, – драгун немного наклонился вперед, облокотившись на колени и не сводя глаз с высокой девушки. – Но и ту, что никогда этого не пробовала, тоже не бери. Лучше, если она знает, чего ждать, понимаешь? Посмотрев на проститутку, его приятель пробормотал что-то невнятное и поспешно отвел глаза. Уильям тоже взглянул на девушку, и когда та непроизвольно двинулась – почти отпрянула – свет свечей на миг отразился от ее гладкой светло-каштановой макушки с глянцевым блеском скорлупы свежего ореха. Иисусе Христе. И не успев подумать, Вилли поднялся, в два нетвердых шага дошел до мадам и вежливо коснулся ее плеча. Когда она повернула к нему свое удивленное лицо с тревожной морщинкой меж бровей (все ее внимание было поглощено драгуном), Уильям медленно, чтобы слова звучали внятно, произнес: – Я возьму вон ту, пожалуйста. Вы... высокую девушку. В нижней юбке. На всю ночь. Выщипанные брови мадам полностью скрылись под чепцом. Она бросила взгляд на драгуна, который по-прежнему был так сосредоточен на своей жертве, что совсем не заметил Уильяма. А вот его друг заметил: он толкнул драгуна локтем и что-то прошептал ему на ухо. – А? Что такое? – мужчина уже спешил подняться на ноги. Уильям торопливо порылся в кармане, слишком поздно вспомнив, что совсем без гроша. – Что за дела, Мадж? Драгун подошел к ним, переводя гневный взгляд с мадам на Уильяма, который инстинктивно выпрямился, оказавшись на шесть дюймов выше соперника, и расправил плечи. Драгун оценил его рост и возраст и приподнял уголок верхней губы, обнажив клык. – Арабелла моя, сэр. Уверен, Мадж найдет вам другую юную леди по вашему вкусу. – Я вас опередил, сэр, – сказал Уильям, на четверть дюйма наклонив голову и не сводя с мерзавца глаз: он бы не удивился, если бы этот поганый содомит попытался ударить по яйцам – судя по выражению лица, сдаваться драгун не собирался. – Так и есть, капитан Харкнесс, – быстро подтвердила мадам, встав между мужчинами. – Он уже предложил плату за девушку, а поскольку вы еще не определились с выбором... На Харкнесса она не глядела, а кивком головы повелительно указала одной из встревоженных девушек на заднюю дверь, за которой та быстро исчезла. «Пошла за Недом», – невольно подумал Вилли, на миг смутно удивившись, откуда ему известно имя охранника. – Вы даже не знаете, есть ли у него вообще деньги, так ведь? – Харкнесс полез за пазуху и вынул туго набитый кошелек, откуда достал внушительную пачку купюр. – Девчонка моя, – драгун противно осклабился, глядя на Уильяма. – На всю ночь. Уильям тут же снял свой офицерский горжет и вложил серебряный полумесяц в руку мадам. – На всю ночь, – любезно повторил он и, повернувшись, без дальнейших разговоров прошел через комнату (хотя пол, казалось, слегка покачивался под его ногами), взял Арабеллу – Арабеллу? – за руку и повел потрясенную девушку к задней двери. Проститутка явно его узнала, но, быстро взглянув на капитана Харкнесса, решила, что Уильям был «меньшим из двух долгоносиков», (Пословица «The lesser of two evils» – «Меньшее из двух зол», переиначенная игрой слов: evil – зло и weevil – долгоносик (жучок, причиняющий вред съестным припасам, древесине и растениям). – прим. пер.) – как говаривал в таких случаях знакомый моряк его отца. Вилли слышал позади выкрики Харкнесса, но как раз в этот миг открылась дверь, и вошел очень большой, похожий на громилу мужчина. У него был только один глаз, который тут же уперся в Харкнесса. Охранник стал надвигаться на капитана, ступая легко, на носочках, и сжимая на ходу кулаки. «Бывший боксер, – с удовлетворением подумал Уильям. – На-ка, выкури, Харкнесс!» Затем, придерживаясь рукой за стену, чтобы не споткнуться, он обнаружил, что поднимается вслед за круглой прыгающей попкой по той же истертой, пахнущей мылом лестнице, по которой спускался вчера, и все время думает, что, черт возьми, он скажет девушке, когда доберется до верха.
ВИЛЛИ СЛАБО НАДЕЯЛСЯ, что это будет не та же самая комната, но напрасно. Однако сейчас уже наступила ночь, и окна стояли открытыми. Стены и пол еще оставались теплыми после дневной жары, но пламя свечи пригибалось и мерцало от легкого ветерка, пряного от запахов реки и древесной живицы. Девушка подождала, когда Уильям войдет, затем закрыла дверь и прижалась к ней спиной, не убирая руки с круглой дверной ручки. – Я не сделаю тебе больно, – выпалил Уильям. – Я и в прошлый раз не хотел. Ее рука немного расслабилась, хотя девушка продолжала к нему присматриваться. Там, где она стояла, было темно, и Вилли едва различал блеск ее глаз. Дружелюбной она не выглядела. – Ты не причинил мне боли, – ответила Арабелла, – но испортил мою лучшую нижнюю юбку и разбил графин вина. Это стоило мне порки и недельного заработка. – Мне жаль, – сказал Уильям. – Правда. Я... я заплачу за вино и юбку. «И чем же?» – задался он вопросом, потому что до него с опозданием дошло, что запасные чулки, в которых он хранил свои деньги, исчезли вместе с денщиком и, без сомнения, вся наличность тоже. Ну, он что-нибудь заложит, если понадобится, или займет. – Тут уже ничего не поделаешь, – я про порку. Но я сожалею. Арабелла тихонько хмыкнула, но, казалось, приняла извинения и, убрав руку с дверной ручки, прошла чуть дальше в комнату, так что Вилли смог разглядеть ее лицо в свете свечи. Несмотря на подозрительность и настороженность, девушка оказалась весьма хорошенькой, и внизу у него кое-что шевельнулось. – Что ж, – проститутка оглядела его с головы до ног – точно так же, как во время их первой встречи в переулке. – Ты сказал, тебя зовут Уильям? – Да. Молчание слегка затянулось, став неловким, и Вилли спросил почти первое, что пришло в голову: – Тебя действительно зовут Арабелла? Девушка удивилась, и ее губы дрогнули, но она не рассмеялась. – Нет. Но я ночная бабочка, а Мадж считает, что у бабочек должны быть имена, как… как… у леди? Девушка подняла бровь, и Вилли не понял, спрашивает она о том, бывают ли у леди такие имена, как Арабелла, или о том, что он думает о воззрениях Мадж. – Я знаком с парочкой Арабелл, – ответил Уильям. – Одной из них шесть лет, а другой – восемьдесят два. – Они леди? – девушка махнула рукой, тут же отметая вопрос. – Разумеется, леди. Иначе ты бы не был с ними знаком. Хочешь, я пошлю за вином? Или пуншем? – Арабелла оценивающе на него посмотрела. – Хотя, если ты желаешь кое-чем заняться, я и правда думаю, что тебе лучше воздержаться от выпивки. Однако решать тебе. Равнодушно предлагая себя, Арабелла положила руку на завязки своей юбки, но не потянула за них: она явно не стремилась побудить его «кое-чем заняться». Вилли провел рукой по вспотевшему лицу, подумав, что ощущает запах спирта, сочившийся сквозь поры, и вытер руки о штаны. – Нет, вина я не хочу. Как не хочу и... заниматься... ладно, это неправда, – признался он. – Я хочу... И очень, – быстро добавил Вилли, чтобы Арабелла не решила, будто он ее оскорбляет. – Но я не буду этого делать. Девушка смотрела на него, открыв рот. – Почему нет? – наконец спросила она. – Ты с лихвой заплатил за все, чего бы не захотел сделать – даже трахнуть меня в задницу, если тебе заблагорассудится, – ее губа чуть изогнулась. Вилли вспыхнул до корней волос. – Ты считаешь, я бы спас тебя от... этого, а потом сделал бы это сам? – Да. Мужчины часто не думают о чем-нибудь, пока об этом не упомянет кто-то другой. И тогда они сами горят желанием попробовать. Вилли возмутился. – Похоже, вы самого низкого мнения о джентльменах, мадам! Ее губы снова дрогнули, и девушка посмотрела на него с таким едва скрываемым весельем, что у Вилли запылали щеки и уши. – Ладно, – холодно произнес он. – Я принимаю вашу позицию. – А вот это что-то новенькое, – сказала Арабелла, и ухмылка сменилась ехидной улыбкой. – Как правило, бывает наоборот. Уильям шумно втянул носом воздух. – Я... вообще-то, я хотел предложить компенсацию, если можно так выразиться, – он с трудом пытался не отводить взгляд, – за то, что случилось в прошлый раз. Подул слабый ветерок, взъерошивший волосы на плечах девушки и наполнивший ткань ее сорочки так, что она вздулась, и Вилли, увидев сосок, похожий в свете свечи на темную розу, сглотнул и отвернулся. – Мой... э-э... мой отчим... сказал мне как-то, что одна его знакомая мадам говорила ему, что возможность проспать всю ночь – это лучший подарок, который можно сделать шлюхе. – Так это у вас семейное, да? Часто посещать бордели? – ответа она дожидаться не стала. – Хотя, он прав. Ты что, действительно собираешься дать мне... поспать? Судя по недоверию в ее голосе можно было подумать, будто Уильям предложил ей заняться чем-то гораздо более извращенным, чем трахаться в задницу. Вилли с трудом сдержал себя. – Вы можете песни петь или на голове стоять, если угодно, мадам, – проговорил он. – Я не собираюсь... э-э... досаждать вам. А в остальном, вы вольны делать, что хотите. Девушка, чуть нахмурившись, уставилась на него, и Вилли понял, что она ему не верит. – Я... могу уйти, – продолжил он, вновь чувствуя себя неловко, – но, боюсь, что капитан Харкнесс все еще здесь, и если он узнает, что ты осталась одна... Да и сам Вилли почему-то не мог вернуться в свою темную пустую комнату. Только не сегодня. – Думаю, Нед от него избавился, – сказала девушка и прочистила горло. – Но не уходи. Если ты уйдешь, Мадж отправит сюда кого-нибудь другого. Без всякого кокетства и соблазнительных движений Арабелла сняла нижнюю юбку и зашла за стоявшую в углу ширму, из-за которой послышалось журчание, когда девушка воспользовалась ночным горшком. Выйдя, она взглянула на Вилли и махнула в сторону ширмы: – Вон там. Если ты... – О... благодарю. На самом деле писать хотелось очень, но при мысли, что он будет пользоваться ее горшком сразу после нее, Вилли почему-то жутко смутился. – Я обойдусь. Он оглянулся, нашел стул и сел, откинувшись назад и демонстративно вытянув ноги в сапогах. А потом сделал вид, что расслабился и закрыл глаза – почти. Сквозь ресницы он увидел, что девушка внимательно разглядывала его пару секунд, затем наклонилась и задула свечу. Похожая в темноте на привидение, она забралась в свою постель (веревки скрипнули под тяжестью ее тела) и натянула на себя одеяло. Сквозь звуки борделя внизу до Вилли донесся слабый вздох. – Э-э... Арабелла? Благодарностей от нее он не ожидал, это правда, но кое-чего хотел. – Что? – в ее голосе слышалась покорность: она явно ждала, что Вилли передумал и поимеет ее в задницу. – Как тебя зовут на самом деле? С минуту девушка молчала, решаясь, но никакой робости за этим не ощущалось, и ответила она охотно. – Джейн. – О. А... еще одно. Мой мундир... – Я его продала. – О. Э-э... Тогда спокойной ночи. Последовало длительное молчание, наполненное невысказанными мыслями двух людей, затем послышался глубокий, раздраженный вздох. – Иди сюда и забирайся в кровать, идиот.
ВИЛЛИ НЕ МОГ ЛЕЧЬ В ПОСТЕЛЬ в полном обмундировании, но, чтобы пощадить стыдливость девушки и соблюсти свое изначальное намерение, рубашку снимать не стал. Он лежал почти неподвижно, пытаясь представить себя фигурой крестоносца на гробнице – мраморным памятником благородному поведению, поневоле давшим обет целомудрия, поскольку его изваяли из камня. К сожалению, кровать была небольшой, а Уильям довольно крупным. И Арабелла-Джейн даже не пыталась не прикасаться к нему. Хорошо хоть, что она и распалять его не старалась, но уже одно ее присутствие возбуждало. Уильям остро ощущал каждый дюйм своего тела и то, какие именно из этих дюймов соприкасаются с телом Арабеллы. Он вбирал аромат ее волос, слегка пахнущих мылом и сладостью табачного дыма. Ее дыхание тоже было сладким, с запахом жженного рома, и Вилли хотелось почувствовать этот вкус на ее губах, разделить оставшуюся липкость. Он закрыл глаза и сглотнул. Только жутко переполненный мочевой пузырь помогал ему удерживать руки подальше от Арабеллы. Уильям находился в том состоянии опьянения, когда проблему осознаешь, но не можешь найти ее решение, а явная неспособность думать о двух вещах одновременно мешала Вилли как поговорить с девушкой, так и прикоснуться к ней. – В чем дело? – хрипло прошептала она. – Ты извиваешься, будто у тебя в подштанниках головастики... вот только подштанников на тебе нет, так ведь? – девушка хихикнула, и ее дыхание пощекотало его ухо. Вилли тихо застонал. – Ну-ка, давай... – в ее голосе прозвучала тревога, и она села, повернувшись, чтобы на него посмотреть. – Ты же не собираешься блевануть в моей постели?! Вставай! Вставай сейчас же! Она тут же толкнула его ладошками, и Вилли вывалился из кровати, покачиваясь и хватаясь за мебель, чтобы не упасть. За распахнутым в ночь окном, в вышине, сиял бледным светом прекрасный серп луны. Приняв это за приглашение небес (каковым оно, несомненно, и являлось), Вилли, ухватившись за оконную раму, задрал рубашку и в слепом блаженстве запустил изогнутую величественной аркой струю в ночную тьму. Чувство облегчения было настолько сильным, что он вообще ничего вокруг не замечал, пока Арабелла-Джейн не схватила его за руку и не оттащила от окна. – Спрячься, ради Бога, пока тебя никто не увидел! – она рискнула бросить быстрый взгляд вниз, затем отпрянула назад, качая головой. – Да и ладно. Ведь вряд ли капитан Харкнесс собирался когда-нибудь предложить тебе членство в своем любимом клубе? – Харкнесс? Моргая, Уильям качнулся к окну, сквозь которое снизу доносился непрерывный поток ругательств и криков, но поскольку сфокусировать взгляд никак не получалось, то видел лишь мельтешащие красные мундиры, казавшиеся просто алыми в свете фонаря над дверью публичного дома. – А, забудь. Скорее всего, он решит, что это сделала я, – мрачно произнесла Арабелла-Джейн. – Ты девочка, – рассудительно указал Уильям. – Ты не можешь писать из окна. – Да, не могу, не выставив себя при этом на всеобщее посмешище, – согласилась она. – Но шлюхи известны тем, что могут вылить на кого-нибудь содержимое своего ночного горшка – случайно или намеренно. И, кстати. Девушка пожала плечами, и, зайдя за ширму, вынесла оттуда вышеупомянутую емкость, которую тут же и опрокинула в открытое окно. Снизу снова завопили, и, высунувшись наружу, Арабелла выкрикнула несколько ругательств, сочинить которые был бы горд сержант любого полка. Быстро занырнув обратно, шлюха с грохотом захлопнула ставни. – Какая разница, за что тебя повесят – или оттрахают в задницу – за овечку или за ягненка, семь бед – один ответ, – заметила она, снова беря Вилли за руку. – Возвращайся в постель. – Только в Шотландии шпилят овечек в задницу, – сказал Уильям, послушно следуя за девушкой. – И, кажется, в некоторых частях Йоркшира. Может, еще в Нортумбрии. – О, правда? Значит, капитан Харкнесс откуда-то из тех мест? – О, этот? – Уильям вдруг сел на кровать, так как комната начала безостановочно вращаться вокруг него. – Нет. Я бы сказал, что он из Девоншира, судя по его... его... речи, – завершил он, довольный, что нашел нужное слово. – Значит, в Девоне они тоже имеют овец. Арабелла-Джейн расстегивала ему рубашку. Вилли поднял руку, чтобы остановить ее, задумался: «А зачем останавливать»? – и рука повисла в воздухе. – Куча овец, – ответил он. – По всей Англии много-много овец. – Тогда, Боже, храни королеву, – пробормотала девушка, не отрываясь от работы. Последняя пуговица расстегнулась, и легкий ветерок пошевелил волоски на груди Вилли. И тут он вспомнил, почему должен был остановить ее, но, прежде чем Уильям смог заставить свою застывшую руку завершить движение, Арабелла уже просунула голову в расстегнутую рубашку и лизнула его сосок. Рука Вилли мягко опустилась на голову девушки, которая оказалась удивительно теплой. Как и ее дыхание. И ее рука, властно обхватившая его член. – Нет, – сказал он спустя, как ему показалось, довольно продолжительное время, но могла пройти и всего лишь секунда. Уильям опустил свою руку и неохотно сомкнул на той, обхватившей его. – Я... Я серьезно. Я тебя не побеспокою. Арабелла не отпустила, но села и смотрела не него с озадаченным нетерпением, ясно видимым в свете фонаря, проникавшем сквозь ставни. – Если ты мне надоешь, я велю тебе прекратить. Может, так? – предложила она. – Нет, – повторил Вилли. Теперь он отчаянно пытался сосредоточиться: ему было важно, чтобы она поняла. – Честь. Моя честь. Девушка тихонько хмыкнула, – то ли потеряв терпение, то ли развеселившись. – Может, нужно было подумать о чести прежде, чем отправляться в бордель? Или кто-то затащил тебя сюда против твоей воли? – Я пришел с другом, – с достоинством ответил Вилли. Арабелла все еще не отпускала его член, но не могла двигать рукой, потому что Уильям крепко обхватил ее своей. – Это... Не то, что я хотел сказать. Я имел в виду... И снова слова, которые минуту назад легко приходили на ум, куда-то ускользнули, поставив его в тупик. – Ты расскажешь мне позже, когда хорошенько подумаешь, – предложила Арабелла, и Вилли с удивлением обнаружил, что у девушки две руки, и она точно знает, как использовать вторую. – Отпустите мои... Черт, как же это проклятое слово? – Пожалуйста, отпустите мои яички, мадам. – Как пожелаете, – отчетливо произнесла она и, отпустив, снова засунула голову под его влажную вонючую рубашку, обхватила один сосок зубами и с такой силой пососала, что все последние остатки слов вылетели из головы. После этого все происходило сумбурно, но, в основном, приятно, хотя в какой-то момент Уильям обнаружил, что пот капает с его лица на ее груди, когда, поднявшись над девушкой, он бормочет: – Я ублюдок, я ублюдок, я ублюдок, неужели ты не понимаешь? Арабелла-Джейн не ответила, но, протянув длинную белую руку, обхватила его за затылок и снова притянула к себе. – Поэтому, – постепенно он пришел в себя, осознав, что говорит уже некоторое время, вопреки тому, что голова его покоится на ее плече, а ее сосок – темный и сладкий – в паре дюймов от его носа: все его мысли уплывали в ее мускусном запахе («как потеющий цветок», – думал он в полусне). – Единственное, что у меня осталось, это мое слово. Я должен его держать. Затем внезапно на глаза у него навернулись слезы, как только он вспомнил о прошедших минутах. – Почему ты заставила меня нарушить слово? Некоторое время девушка не отвечала, и Вилли решил бы, что она заснула, если бы не рука, которая блуждала по его обнаженной спине – нежно, словно ласковый шепот. – Ты когда-нибудь думал, что, возможно, и у шлюхи имеется честь? – спросила Джейн наконец. Если честно, то он не думал, и Вилли открыл было рот, чтобы сказать об этом, но в очередной раз слова куда-то исчезли. Уильям закрыл глаза и заснул у нее на груди.
Дата: Понедельник, 07.01.2019, 20:17 | Сообщение # 83
Король
Сообщений: 19994
Глава 19. ЭКСТРЕННЫЕ МЕРЫ (с) Перевод Юлии Коровиной
Рекс Престон "Вереск Хайленда"
СИЛЬВИЯ ХАРДМЕН, сосредоточенно выпятив губы, хмуро рассматривала Джейми. Наконец она вздохнула и, качая головой, выпрямилась. – Я так понимаю, ты это серьезно? – Да, друг Сильвия. Мне как можно скорее нужно оказаться в Филадельфии. А для этого необходимо добраться до дороги. Завтра утром я должен быть в состоянии ходить, пусть даже и прихрамывая. – Что ж, тогда, Пейшенс, принеси специальную бутылку твоего отца. А ты, Пруденс, растолки хорошую горсть горчичного семени... – Сильвия чуть придвинулась к кровати, близоруко оглядывая спину Джейми, словно прикидывая ее размеры. – Большущую горсть. Нет, возьми две – у тебя ручки маленькие. Взяв палку-копалку с полки возле двери, женщина помедлила, прежде чем выйти. – Не прикасайся к лицу и глазам, Пру... И ни в коем случае не трогай Частити, пока не вымоешь руки. Пусть Пейшенс займется ей, если малышка заплачет. Только что накормленная и перепелёнатая Частити все равно капризно кряхтела. Однако Пейшенс уже выбежала из хижины, и Джейми решил, что специальная бутылка ее отца, по-видимому, где-то спрятана. – Положите крошку рядом со мной, – предложил он, – я присмотрю за ней пока. Нисколько не колеблясь, Сильвия так и сделала, что порадовало Джейми. И он лежал лицом к лицу с маленькой Частити, развлекая себя и ее тем, что строил рожицы. Малышка смеялась – как и хрустевшая пестиком Пруденс; а воздух хижины все сильнее густел от горячего запаха толченой горчицы. Джейми высунул язык и поводил им туда-сюда. Частити затряслась, будто крохотное желе, и в ответ высунула кончик маленького розового язычка, отчего Джейми тоже рассмеялся. – Чего это вы все смеетесь? – открыв дверь, спросила Пейшенс. Она придирчиво переводила хмурый взгляд с одной сестры на другую, и все расхохотались еще сильнее. Когда через пару минут вернулась миссис Хардмен с большим грязным корнем в руке, все четверо уже смеялись совершенно безо всякой причины, и Сильвия недоуменно моргнула, но затем покачала головой и улыбнулась. – Что ж, правду говорят, что смех – отличное лекарство, – заметила она, когда веселье поутихло. Девочки раскраснелись, а Джейми – к своему удивлению – почувствовал себя немного лучше. – Могу я одолжить у тебя нож, друг Джеймс? Твой лучше подходит, чем мой. Что правда, то правда: ее ножик был грубым, плохо заточенным железным лезвием, с рукояткой, обмотанной бечевкой. Джейми купил себе в Бресте отличный нож с рукоятью из слоновой кости и ножнами, а лезвие из закаленной стали запросто сбривало волосы на руке. Он увидел, как миссис Хардмен невольно улыбнулась от удовольствия, ощутив его в ладони, и тут же в голове вспыхнуло воспоминание: радостное удовлетворение на лице Брианны, аккуратно открывающей лезвие своего швейцарского армейского ножа. Клэр тоже ценила хорошие инструменты. Но, прикасаясь к ним, она не столько восхищалась их элегантностью и функциональностью, сколько сразу думала о том, как собирается их использовать. И лезвие становилось уже не просто орудием труда, а продолжением руки. Собственная кисть Джейми сомкнулась в горсть, большой палец мягко потирал кончики пальцев – он вспомнил нож, который сделал для жены: гладко отшлифованная рукоять с аккуратными выемками, подогнанными под ее пальцы, чтобы ей было удобно держать. Затем Джейми крепко сжал кулак, не желая столь интимно думать о Клэр. Только не сейчас. Строго наказав девочкам стоять подальше, Сильвия осторожно очистила корень и натерла его в маленькую деревянную миску, отворачиваясь, насколько это было возможно, от поднимавшихся паров свежего хрена, но слезы, тем не менее, ручьем текли по ее лицу. Затем, вытерев глаза фартуком и взяв «специальную бутылку», – это оказалась темно-коричневая глиняная бутылка, испачканная землей (неужели девчушка просто откопала ее?), – миссис Хардмен аккуратно налила из нее небольшое количество какого-то крепкого алкоголя. «Интересно, что это? – подумал Джейми, осторожно принюхиваясь. – Очень старый эпплджек (яблочная водка или яблочный бренди. – прим. пер.)? Дважды перебродивший сливовый бренди?» Судя по всему, изначально это был какой-то фрукт, но давно миновало то время, когда сей плод висел на дереве. Вновь закупорив бутылку, миссис Хардмен расслабилась, словно с облегчением от того, что содержимое и в самом деле не взорвалось, пока его наливали. – Ну, что ж, – сказала она, подходя, чтобы забрать Частити, которая недовольно запищала, когда ее уносили от Джейми: она явно воспринимала его как большую игрушку, – это должно настояться несколько часов. Тебе нужно тепло, и хорошо бы тебе поспать, если сможешь. Знаю: ты провел бессонную ночь, и сегодняшняя, возможно, будет не лучше.
СО СМЕШАННЫМ ЧУВСТВОМ тревоги и любопытства Джейми набирался мужества при мысли о том, что ему предстоит выпить настойку хрена на спирту. Как только он понял, что миссис Хардмен не собиралась поить его этой микстурой, тревога улеглась, но вернулась с новой силой, когда спустя мгновение он оказался лежащим на кровати лицом вниз и с задранной до подмышек рубашкой, а хозяйка принялась энергично втирать состав в его ягодицы. – Осторожней, друг Сильвия, – выдавил Джейми, пытаясь повернуть голову настолько, чтобы освободить рот от подушки и одновременно не скрутить спину и не разжать ягодицы. – Если капнете это мне прямо в ложбинку на заднице, я могу внезапно и слишком буйно излечиться. Сильвия весело фыркнула, отчего шевельнулись волоски на его пояснице – там, где плоть все еще щипало и покалывало от ее втираний. – Моя бабушка всегда говорила, что это снадобье мертвого на ноги поднимет, –заметила женщина тихим голосом, чтобы не разбудить девочек, которые, завернувшись в одеяла, лежали у очага, похожие на гусениц. – Возможно, она была менее аккуратной, когда его наносила.
«ТЕБЕ НУЖНО ТЕПЛО», – говорила миссис Хардмен. Однако Джейми казалось, что от воздействия настойки из хрена и горчичника на пояснице он может в любой момент воспламениться. Джейми был уверен, что его кожа покрылась волдырями. «Знаю, ты провел бессонную ночь, и сегодняшняя, возможно, будет не лучше». И друг Сильвия не ошиблась. Джейми пошевелился, пытаясь осторожно повернуться на бок, не зашумев и не сдвинув горчичник, который Сильвия привязала к его пояснице полосками разорванной фланели, обмотав их вокруг тела, но те все время норовили соскользнуть. То, что во время движения боль действительно стала гораздо слабее, очень обнадежило его. С другой стороны, возникло ощущение, что кто-то постоянно водит сосновым факелом в паре дюймов от его тела. И хотя миссис Хардмен была очень осторожна, натирая его от грудной клетки до колен, капелька свирепой настойки попала ему на яйца, вызвав ощутимый и довольно приятный жар между ног, а также непреодолимое желание ёрзать. Джейми не ёрзал, пока Сильвия натирала его, и не произнес ни слова, особенно, когда увидел состояние ее рук, красных, будто панцирь омара, с молочно-белым волдырем, вздымающимся сбоку на большом пальце. Она тоже ничего не сказала, просто опустила его рубашку, когда закончила, и легонько похлопала по ягодицам, а потом, вымыв руки, осторожно смазала их топленым жиром. Теперь Сильвия тоже спала, свернувшись калачиком в углу скамьи с высокой спинкой. Колыбелька малышки Частити стояла возле ее ног на безопасном расстоянии от собранных в кучку углей в очаге. Время от времени один из тлеющих кусочков дерева с громким треском и фонтанчиком искр раскалывался. Джейми осторожно попробовал потянуться. Лучше. Но, вылечится он к утру или нет, он уйдет, даже если ему придется ползти к дороге на локтях. Хардмены должны спать в своей кровати. И он должен вернуться в свою. В постель Клэр. От этой мысли жар в его плоти расцвел вверх по животу, и Джейми заёрзал. Его воспоминания и думы о Клэр тоже заёрзали, и он схватился за одну, прижав ее, будто непослушную собаку. «Она не виновата, – думал Джейми яростно. – Клэр не сделала мне ничего плохого. Они считали, что я умер». Марсали рассказала ему об этом – как и о том, что, узнав о смерти Джейми, лорд Джон поспешил жениться на Клэр, чтобы защитить от неизбежного ареста не только ее, но и Фергюса с Марсали. Да, а потом он взял ее в свою постель! Левая рука сжалась в кулак, и костяшки пальцев отозвались резкой болью. «Никогда не бей их по лицу, парень, – говорил ему Дугал целую жизнь назад, когда они наблюдали за кулачным боем между двумя воинами Колума во дворе замка Леох. – Бей в чувствительные места». По самому чувствительному ему и врезали. – Она не виновата, – бормотал Джейми себе под нос, беспокойно ворочаясь на подушке. Но что, черт побери, произошло? Как это у них вышло? Почему? Джейми казалось, что его лихорадит, волны жара, пробегавшие по всему телу, туманили разум. И, словно полупрозрачное видение из лихорадочных снов, он увидел обнаженную плоть Клэр, бледную и мерцающую от пота во влажной ночи, скользкую под рукой Джона Грея... «Мы оба трахали тебя!» Возникло ощущение, будто кто-то положил ему на спину горячий гирдль (шотландский круглый противень, подвешиваемый над огнем. – прим. пер). Низко зарычав от раздражения, Джейми снова повернулся на бок и нащупал повязки, удерживающие жгучий горчичник на коже, и, наконец, выпутался из его жарких объятий. Стремясь охладиться телом и отвлечься разумом, он откинул одеяло, которым укрывался, и сбросил горчичник на пол. Но хижина по самую крышу была заполнена душным теплом от очага и спящих тел, а жар, которым пылал Джейми, казалось, угнездился у него между ног. Пытаясь успокоить мысли и стараясь не корчиться, Джейми зажал кулаками простыню. – Господи, помоги мне отстраниться от этого, – прошептал он по-гэльски. – Даруй мне милосердие и прощение. Помоги понять! Но взамен рассудок послал ему воспоминание о холоде – мимолетное ощущение, которое одновременно освежило и заставило вздрогнуть. Оно исчезло в мгновение ока, но руку покалывало от прикосновения к стылому камню, прохладной земле, и, закрывая глаза, Джейми ухватился за это воспоминание и вообразил, как прижимается горячей щекой к стене пещеры. Потому что это была его пещера. Место, где он скрывался, где прожил несколько лет после Каллодена. Там тело его так же ломило от боли и жара, трясло от ярости и лихорадки, одиночества и кратких, сладких, утешительных снов, в которых он снова встречал свою жену. И Джейми почти ощутил тот холод и мрачный озноб: тогда ему казалось, что он убьет его, но сейчас озноб даровал облегчение в пустыне его мыслей. Он представил, как прижимается голой горящей спиной к шершавой и влажной стене пещеры, желая, чтобы холод проник в его плоть и погасил огонь. Его напряженное тело немного расслабилось, и Джейми задышал медленнее, упорно игнорируя застарелые затхлые запахи хижины, готовки и не слишком часто мытых тел, паров хрена со сливовым бренди и горчицы. Пытаясь наполниться пронзительной чистотой северного ветра, благоуханием ракитника и вереска. И запах, который он почувствовал, оказался... – Мэри, – потрясенно прошептал Джейми и распахнул глаза. Пахнуло зеленым луком и недозрелой вишней. Холодной вареной курятиной. Теплой женской плотью и одеждой, отдающей резковатым потом, перекрывающимся мягким жирным запахом щелочного мыла его сестры. Джейми сделал глубокий вдох, словно пытаясь как можно сильнее наполнить легкие, но прохладный воздух Хайленда улетучился, а вместо него он щедро вдохнул жгучей горчицы и закашлялся. – Ну, да, ладно, – раздраженно пробормотал он Богу. – Ты ясно выразился. Он не искал женщину, даже живя в пещере, в самом своем жалком одиночестве. Но когда накануне его отправки в английскую тюрьму к нему пришла Мэри МакНаб, в ее объятиях он нашел утешение в своем горе. Мэри не заменила Клэр – Джейми никогда ее так не воспринимал. Это был лишь отчаянно необходимый и с благодарностью принятый дар прикосновения, возможность хоть на короткое время не быть одному. Как вообще он мог считать неправильным, что Клэр сделала то же самое? Вздохнув, Джейми повертелся, чтобы принять более удобную позу. Маленькая Частити тихонько заплакала, и, шурша одеждой, Сильвия Хардмен тут же села, с сонным шепотом склонившись над колыбелью. Впервые Джейми поразило имя ребенка (Частити (англ.) – целомудрие. – прим. пер.). Малышке было, возможно, три или четыре месяца. Как долго отсутствует Габриэль Хардмен? Судя по тому, что говорили девочки, больше года. Вот уж воистину – Целомудрие. Было ли это имя всего лишь естественным спутником Благоразумия и Терпения (Пруденс и Пейшенс (Prudence and Patience) по-английски. – прим. пер.) или личной острой горечью миссис Хардмен – упреком ее пропавшему мужу? Джейми закрыл глаза, пытаясь обрести прохладу в темноте. Он решил, что горел достаточно долго.
Глава 20. О КОРОЛЯХ И КАПУСТЕ (с) Перевод Юлии Коровиной
Елена Бородачева "Бабочка"
ДЖЕЙМИ ОТПРАВИЛСЯ К ДОРОГЕ перед самым рассветом. От помощи Пруденс и Пейшенс он отказался, однако девочки настояли на том, чтобы пойти с ним на тот случай, если его внезапно разобьет паралич, и он упадет плашмя или попадет ногой в норку суслика и подвернет лодыжку. Девочки считали, что сил у Джейми еще маловато, но были достаточно хорошо воспитаны, и потому держались примерно в футе от него с обеих сторон с порхающими возле его локтей руками, похожими на белых мотыльков, бледневших в предрассветных сумерках. – В последние дни не так уж много повозок едет в город, – заметила Пейшенс, и в ее голосе надежда боролась с беспокойством. – Ты можешь и не найти ни одной тебе попутной. – Меня устроит даже навозная тележка или повозка с капустой, – заверил ее Джейми, уже поглядывая на дорогу, – мое дело не терпит отлагательств. – Мы знаем, – напомнила ему Пруденс, – мы же лежали под кроватью, когда Вашингтон тебя назначил. Она говорила с заметным холодком, как и положено квакеру, выступающему против ведения военных действий, и Джейми улыбнулся, глядя на ее серьезное личико с широким ртом и добрыми, как у матери, глазами. – Не о Вашингтоне я переживаю, – сказал он. – Я должен увидеть свою жену, прежде... прежде всего остального. – Ты давно с ней не виделся? – удивленно спросила Пруденс. – Почему? – Меня задержали дела в Шотландии, – ответил Джейми, решив не упоминать, что видел жену всего-навсего два дня назад. –Там не телега едет? Как думаешь? На самом деле, это оказался погонщик со стадом свиней, и Джейми с девочками пришлось спешно убраться с обочины, чтобы их не покусали или не затоптали. Однако к тому времени, когда солнце полностью взошло, дорогу заполонил обычный поток людей и повозок. Как девочки и говорили, большинство двигалось из Филадельфии: семьи лоялистов, которые не могли себе позволить уплыть на корабле, бежали из города с тем, что смогли взять с собой. Некоторые везли вещи на повозках или ручных тележках, а многие забрали лишь то, что по силам было нести самим: на спине или в руках. Встречались также британские солдаты, шедшие группами и колоннами – судя по всему, чтобы помогать лоялистам уйти и защищать их от нападения или ограбления, если вдруг мятежники-ополченцы появятся из леса. Это напомнило о Джоне Грее, который, слава Богу, на несколько часов исчез из головы. Джейми безжалостно снова выкинул его прочь, пробурчав под нос: «Да, там и оставайся». Но невольно поймал себя на другой мысли: а что, если ополченцы сразу же освободили Грея, и он уже вернулся в Филадельфию? С одной стороны, Джон позаботится о безопасности Клэр: в этом Джейми мог ему доверять. Но с другой... Ладно, хорошо. Если он войдет в дом и обнаружит рядом с ней Грея, то просто заберет Клэр с собой и ничего не скажет. Разве что... – Тебе все еще плохо от хрена, друг Джейми? – вежливо спросила Пейшенс. – Ты так страшно сопишь. Возьми-ка лучше мой носовой платочек.
В лесах недалеко от Филадельфии ГРЕЙ ВНЕЗАПНО ПРОСНУЛСЯ среди бела дня от того, что ему в живот ткнули мушкетным дулом. – Вылезай оттуда с поднятыми руками, – произнес холодный голос. Открыв здоровый глаз, Джон увидел, что обратившийся к нему человек одет в потрепанный мундир офицера-континентала, домотканые бриджи и рубашку без шейного платка. Венчала образ мягкая фетровая шляпа с широкими опущенными полями, один из краев которых был заколот наверх пером индейки. Мятежник-ополченец. У Джона чуть сердце не выскочило. Он неуклюже выполз из своего убежища и встал, подняв руки. Державший его на мушке мужчина моргнул, глядя сначала на побитое лицо Грея, а затем на кандалы с полосками кисейных бинтов, свисавшими со ржавых звеньев цепи. Он чуть отвел мушкет в сторону, но не опустил его. Теперь, когда Грей встал на ноги, он увидел еще несколько человек, которые также рассматривали его с большим интересом. – А... откуда вы сбежали? – осторожно поинтересовался офицер с мушкетом. На ум пришло два возможных варианта ответа, и Джон выбрал более рискованный. Если сказать, что из тюрьмы, то его либо оставят в покое, либо, в худшем случае, уведут с собой, но не раскуют – и при любом раскладе он все равно останется в цепях. – Меня заковали в кандалы по приказу британского офицера, который арестовал меня как шпиона, – на голубом глазу ответил Джон, подумав, что в известной степени он сказал истинную правду. Мужчины с интересом загомонили и сошлись теснее, чтобы посмотреть на него, а направленный на Джона ствол мушкета опустился. – Вот как, – захвативший его офицер говорил довольно грамотно, хоть и с легким дорсетским акцентом. – И как же вас зовут, сэр? – Бертрам Армстронг, – не задумываясь представился Джон, использовав два своих средних имени. – Мне было бы приятно узнать и ваше имя, сэр. Мужчина немного поджал губы, но ответил вполне охотно. – Преподобный Пелег Вудсворт, капитан Шестнадцатой Пенсильванской, сэр. А из какой вы роты? Грей увидел, как взгляд Вудсворта метнулся к его фригийской шапочке с дерзким девизом. – Я еще не вступил в роту, сэр, – объяснил он, чуть смягчая свой собственный выговор. – На самом деле, я как раз собирался сделать это, когда наткнулся на британский патруль и сразу же, как видите, попал в капкан. Джон приподнял запястья, звякнув цепями. Снова послышался заинтересованный гомон, на сей раз с явственной нотой одобрения. – Ну, что ж, – сказал Вудсворт и поднял мушкет на плечо. – Идемте с нами, мистер Армстронг, и, я думаю, мы сможем облегчить ваше затруднительное положение.
Дата: Воскресенье, 20.01.2019, 22:24 | Сообщение # 90
Король
Сообщений: 19994
Глава 21. ЧЕРТОВЫ МУЖЧИНЫ (с) Перевод Юлии Коровиной
Ноэль Бэджес "Кулак"
ОНИ ДОБРАЛИСЬ ДО проселка, по которому двигались роты ополченцев, лошади, мулы и повозки. Рейчел удалось посадить на груженную мешками с ячменем телегу рядом с возницей, Йен быстро шел, а Ролло бежал рядом до самой переправы Мэтсонс-Форд, где была назначена встреча с Дэнзеллом и Дотти. Они прождали их почти до полудня, но Дэнни с фургоном так и не появился, и никто из переправлявшихся там вброд ополченцев его не видел. – Возникло что-то непредвиденное, – сказала Рейчел, безропотно пожимая плечом. – Нам лучше добираться самим. Может, на главной дороге удастся найти повозку, которая доставит нас в город. Она не беспокоилась: родным каждого доктора приходится уметь в любой момент позаботиться о себе самим. И Рейчел нравилось быть наедине с Йеном – разговаривать, глядеть на его лицо. Йен согласился, что это разумно, и, держа обувь в руках, они переправились вброд на другой берег, с облегчением шлепая по холодной воде. Даже в лесу воздух был жарким и душным, беспокойным от блуждавшего вдалеке грома, который так и не приблизился настолько, чтобы изменить ситуацию к лучшему. – Подержи-ка, – сказал Йен, протягивая Рейчел свои мокасины, ружье и ремень с пороховым рожком, мешочком с пулями и кинжалом. – Отойди чуток назад, ладно? Он увидел глубокую впадину (темную, манящую тень в волнах потока) – промоину, образованную в русле речки настойчивым водоворотом. Перепрыгнув с камня на камень, Йен нырнул с последнего прямо в углубление, плюхнувшись, словно брошенный булыжник. Стоявший по брюхо в воде и вымокший до загривка Ролло гавкнул и, повиляв своим огромным хвостом, окатил Рейчел брызгами. Мокрая голова Йена появилась на поверхности, и длинной жилистой рукой он потянулся к ноге Рейчел, приглашая присоединиться. Рейчел не отступила, но, держа ружье в вытянутой руке, подняла бровь, и Йен, отказавшись от своей затеи, стал на четвереньках карабкаться из впадины. Стоя посреди брода, он встряхнулся, как и Ролло, обрызгав Рейчел ледяными каплями. – Не хочешь искупаться? – спросил Йен, с улыбкой забирая у нее свое оружие и вытирая брови и подбородок тыльной стороной ладони. – Разом охладишься. – Я бы искупалась, – ответила Рейчел, размазывая рукой холодные капли по вспотевшему лицу, – если бы моя одежда так же не боялась никаких стихий, как и твоя. Йен прыгнул в воду в потертых леггинах из оленьей кожи (одежда индейцев: две отдельные штанины из сукна или тонко выделанной кожи, которые крепились к поясу. – прим. пер.), набедренной повязке и ситцевой рубашке, настолько полинявшей, что красные цветы на ней почти сливались с коричневым фоном. Ни вода, ни солнце уже никак на его одежду не повлияли бы, и, мокрый или сухой, Йен выглядел одинаково – в то время как Рейчел весь день будет напоминать крысу-утопленницу (к тому же, неприличную крысу-утопленницу, учитывая, что влажные и полупрозрачные сорочка и платье прилипнут к ее телу). Эта праздная мысль мелькнула как раз в тот момент, когда Йен застегивал свой ремень, и движение привлекло взгляд Рейчел к полотняной набедренной повязке – или, вернее, к тому месту, которое приоткрыл заправляемый кусок ткани, когда Йен поднял его, чтобы подоткнуть под пояс. (Набедренная повязка (эш) была обязательным элементом мужского костюма и представляла собой длинную кожаную или матерчатую полосу, которая пропускалась между ног и продевалась под ремень, свободно свисая спереди и сзади. Вместе с ремнем, на котором она держалась, набедренная повязка была особым символом мужской силы и мужественности. Кроме того, индейцы считали, что она магическим способом защищает половые органы, и мужчина, который не носит набедренной повязки, будет страдать импотенцией. – прим. пер.) Рейчел с шумом втянула воздух, и Йен с удивлением посмотрел на нее. – Ты чего? – Ничего, – и ее лицо вспыхнуло, несмотря на холодную воду. Но Йен, следуя за направлением ее взгляда, посмотрел вниз, потом снова прямо ей в глаза, отчего у Рейчел возникло сильное желание тут же прыгнуть в речку, – и плевать на то, что испортится одежда. – Тебя это напрягает? – спросил Йен, подняв брови и поддернув влажный конец набедренной повязки, опустил ткань. – Нет, – с достоинством ответила Рейчел. – Я уже видела такой, ты знаешь. Много таких. Просто не... «Не тот, с которым я вскорости собираюсь познакомиться самым тесным образом». – Просто не... твой. – Не думаю, что он слишком отличается от обычного, – серьезно заверил ее Йен. – Но ты можешь посмотреть, если хочешь. На всякий случай. В смысле, я не хотел бы, чтобы ты испугалась. – Испугалась, – повторила Рейчел, выразительно посмотрев на Йена. – Если ты думаешь, что после месяцев жизни в военном лагере у меня остались хоть какие-нибудь иллюзии как насчет объекта, так и насчет самого процесса... Сомневаюсь, что я буду потрясена, когда случай... – она осеклась, но слишком поздно. – Представится, – закончил за нее Йен, расплывшись в улыбке. – Знаешь, думаю, я буду очень разочарован, если нет.
ЕЕ БРОСИЛО В ЖАР, который, казалось, сбежал от корней волос прямо в нижнюю часть живота, но Рейчел не рассердилась, что Йен потешается над ней: бальзамом для ее души было все, отчего он вот так улыбался. С тех пор, как пришли ужасные известия о затонувшем корабле, Йен находился в подавленном состоянии. И, хотя он почти не говорил об этом и переносил горе со стоицизмом, – естественным, как она думала, и для горцев Хайленда, и для индейцев – он не пытался скрывать от нее свою скорбь. И Рейчел была этому рада, хотя и печалилась о мистере Фрейзере, к которому испытывала глубокое уважение и симпатию. Ее разбирало любопытство: какая она – мать Йена, смогла бы она поладить с этой леди? В лучшем случае, у нее у самой снова появилась бы мама – и это стало бы величайшим благословением. Но на лучшее Рейчел не рассчитывала: она сомневалась, что Дженни Мюррей будет более довольна женитьбой сына на квакерше, чем Собрание Друзей намерением Рейчел выйти замуж за мужчину-воина – и к тому же католика. Она не была уверена в том, чтó из этого приведет их в бóльший ужас, но знала наверняка: татуировки Йена померкнут в сравнении с его приверженностью Папе Римскому. – Ты думала о том, как нам пожениться? – Йен, шедший впереди и убиравший с пути ветки, остановился и повернулся, чтобы Рейчел поравнялась с ним: тропинка стала достаточно широкой, и можно было идти рядом. – Я не знаю, – честно ответила она. – Думаю, я не смогу искренне принять католическую веру – не больше, чем ты с чистой совестью сможешь жить как квакер. – Значит, квакеры женятся только на квакершах? – криво усмехнулся Йен. – Думаю, выбор у вас небольшой. Или в итоге вы все женитесь на двоюродных братьях и сестрах. – Квакеры женятся на квакершах или их изгоняют из Собрания, – ответила Рейчел, игнорируя сарказм о кузенах. – За редким исключением. Брак между квакером и не-квакером могут одобрить в чрезвычайных обстоятельствах – после того, как комитет по ясности встретится с женихом и невестой. (Комитет по ясности (committee on clearness) – в религиозном обществе Друзей (квакеров) представляет собой процесс распознавания и созывается, когда член собрания стремится достичь ясности в отношении того, как реагировать на то, что его беспокоит, или разрешить дилемму. Причем, обратившийся в комитет человек должен сам дать ответ на свой вопрос, а комитет по ясности лишь помогает ему в этом. В дополнение к комитетам, запрашиваемым отдельными лицами, комитеты по ясности назначаются большинством собраний, когда человек подает заявку на вступление в Общество Друзей или когда пара хочет вступить в брак под опекой данного Собрания. В этих случаях комитет преследует двойную цель: помочь человеку или паре четко понять, что это правильный шаг, и обеспечить готовность Собрания принять человека или пару под свою опеку. – прим. пер.) Но это редкость. Боюсь, что даже у Доротеи могут возникнуть трудности, несмотря на явную искренность ее обращения. Йен рассмеялся, подумав о невесте Дэнни. Вот уж кто не воспринимался скромной квакершей, так это леди Доротея Жаклин Бенедикта Грей. Хотя, если уж на то пошло, Рейчел полагала, что все, кто считали женщин-квакеров скромницами, просто никогда с ними не общались. – Ты спрашивала Дэнни, что они собираются делать? – Нет, – призналась Рейчел. – Сказать по правде, я как-то боюсь спрашивать. Густые брови Йена взлетели. – Боишься? Почему? – Из-за него и из-за нас с тобой. Ты же знаешь, что нас с Дэнни изгнали из Общества в Вирджинии – или, скорее, брата изгнали, а я ушла с ним. Это очень сильно на него повлияло, и я знаю, что больше всего на свете Дэнни хотел бы жениться на Дотти как положено – перед свидетелями в Собрании, к которому они оба принадлежали бы. Йен метнул на нее взгляд, и Рейчел знала, что он собирается спросить, не чувствует ли она то же самое, и потому поспешила опередить его. – Но есть другие квакеры, такие же, как Дэнни: люди, которые не могут смириться с мыслью о капитуляции перед королем и чувствуют необходимость помогать Континентальной армии. Они называют себя «Воюющие квакеры». Рейчел не могла не улыбнуться от названия: оно включало в себя такие несовместимые понятия. (Quakers, буквально «трепещущие». Название происходит от англ. «quake» («трястись») и связано, по-видимому, с утверждениями последователей этой конфессии, что они испытывают трепет перед словом Божьим. Термин этот на первых порах имел унизительный оттенок (потому что предполагал, что все квакеры совершают неестественные трясущиеся движения, когда с ними «говорит» Дух Божий) и не являлся самоназванием, однако со временем стал использоваться и как самоидентификация. Fighting – дерущиеся, сражающиеся, воюющие. – прим. пер.) – Некоторые из них время от времени устраивают собрания в Вэлли-Фордже, но Ежегодным Собранием Филадельфии эти встречи не признаны. Дэнни имел с ними дело, но пока не примкнул к ним. – Вот как? Тропа снова сузилась, и Йен пошел впереди, поворачивая голову и говоря через плечо, чтобы она знала, что он слушает. Рейчел немного отвлеклась: влажная оленья кожа медленно высыхала, обхватывая длинные мускулистые голени Йена, и это напомнило о его набедренной повязке. – Да, – отозвалась Рейчел, возвращаясь мыслями к разговору. – Но штука в том... Ты знаешь, что такое религиозный диспут, Йен? Йен снова рассмеялся. – Я думала, что нет, – сухо сказала она. – А я знаю. И суть в том, что, когда группа тех... тех личностей, которые не согласны с основным учением о... – Ты о еретиках? – с готовностью подсказал он. – Но квакеры ведь не сжигают людей? – Я о тех, кого, скажем так, Дух Святой направил иной дорогой, – посуровела Рейчел. – И нет, не сжигают. Но я веду к тому, что, когда такая группа изменяет один из пунктов основной доктрины, ее представители склонны гораздо строже придерживаться остальных убеждений и становятся даже более непримиримыми, чем исходная группа. Йен и Ролло подняли головы: раздувая ноздри, оба охотника поворачивались во все стороны, но затем слегка встряхнулись и продолжили путь. – Да, и что? – спросил Йен, напомнив Рейчел, что слушает. – А то, что, если даже Дэнни решит присоединиться к собранию «Воюющих квакеров», они могут оказаться настолько непреклонными, что откажутся принять в свои ряды Дотти. Хотя, с другой стороны, если они ее примут, то не исключено, что они хотя бы рассмотрят и возможность нашего брака… Рейчел пыталась говорить с оптимизмом, но, по правде говоря, скорее рак на горе свистнет, чем какое бы то ни было Собрание Друзей примет Йена Мюррея или Йен станет квакером. – Ты слушаешь, Йен? – резко спросила она, потому что мужчина и собака вновь насторожились. Уши Ролло бдительно поднялись, а Йен, сняв винтовку с плеча, взял ее в руку. Через несколько шагов Рейчел услышала то же, что и они, – отдаленные звуки колес повозок и марширующих ног. Армия в движении. И, несмотря на жару, от этой мысли тонкие волоски у нее на руках встали дыбом. – Что? – Йен рассеянно повернулся к ней, затем его лицо стало осмысленным, и он улыбнулся. – А, нет. Я размышлял, какие обстоятельства Друзья назвали бы чрезвычайными? Рейчел и сама на миг об этом задумалась. – Ну... – неуверенно начала она. По правде говоря, она понятия не имела, какое исключительное обстоятельство сделает такой брак мыслимым, а тем более приемлемым. – Мне просто пришла в голову идея, – продолжил Йен, прежде чем Рейчел смогла что-нибудь придумать. – Дядя Джейми рассказывал мне, как поженились его родители. Его отец выкрал его маму у ее братьев, и паре пришлось прятаться, где только можно, потому что МакКензи из Леоха – это не те люди, с которыми ты захочешь встретиться, когда они в ярости. Рассказывая, Йен воодушевился. – Пожениться в церкви они не могли, потому что необходимо было официально огласить помолвку, и их обнаружили бы сразу, как только они пришли переговорить со священником. Так что, они прятались до тех пор, пока Эллен – это моя бабушка, ага? – уже была беременной на большом сроке, а потом они перестали скрываться. В таких обстоятельствах ее братья не могли противиться браку, и они поженились. Йен пожал плечами. – Так что, я просто подумал, воспримут ли Друзья будущего ребенка как чрезвычайное обстоятельство? Рейчел уставилась на него. – Если ты думаешь, что я лягу с тобой до брака, Йен Мюррей, – проговорила она ровным голосом, – ты просто не представляешь, насколько чрезвычайными могут стать твои собственные обстоятельства.
К ТОМУ ВРЕМЕНИ, когда они достигли главной дороги, ведущей к Филадельфии, шум заметно усилился – как и людской и транспортный потоки, его издающие. Дорога, по которой в обе стороны перемещались путники и повозки, везущие продовольствие в ближайшие населенные пункты, и в обычные-то дни была оживленной. Теперь же она казалась полностью забитой ревущими мулами, кричащими детьми, измученными родителями, зовущими своих отпрысков и толкающими вперед нагруженные домашним скарбом ручные тележки и тачки, да нередко еще и с разобиженной свиньей, которую волочили рядом, привязав веревкой за шею, или корзиной цыплят, неустойчиво качающейся поверх остальных пожитков. И на дороге, и вокруг, и посреди скопления мирных жителей, спасавшихся бегством на своих двоих, находилась армия: вспотевшие в своих мундирах солдаты с лицами более пунцовыми от жары, чем их полинявшая униформа, маршировали колоннами по двое, скрипя гамашами и кожаными ремнями; виднелись небольшие подразделения кавалерии, все еще нарядные на своих лошадях, отряды одетых в зеленое гессенцев; то тут, то там расположились по обочинам дороги роты пехоты, которые обеспечивали поддержку офицерам, останавливавшим повозки, одни реквизируя, а другие отпуская. Йен постоял в тени деревьев, оценивая ситуацию. Солнце почти над головой – времени навалом. И у них нет ничего, что понадобилось бы армии: никто их не остановит. Он знал, что тут есть и ополченцы. Им с Рейчел встретились несколько отрядов в лесу. По большей части они старались держаться в стороне от дороги, но осторожно, по одному, по двое или по трое проходили и по обочинам, не таясь, однако и не привлекая к себе внимания. – Смотри! – воскликнула Рейчел, крепче сжав его руку. – Это Уильям! Она указала на высокого офицера на другой стороне дороги и взглянула на Йена. Ее лицо светилось, словно блики солнца на воде. – Мы должны с ним поговорить! В ответ Йен сжал ее плечо и ощутил трепет в ее плоти – но также и необыкновенную хрупкость косточек под ней. – Не ты, – возразил он, указав подбородком на тяжело шагающих, вспотевших и покрытых пылью обозленных солдат. – Я не хочу, чтобы ты даже близко к ним подходила. Глаза Рейчел сузились лишь самую чуточку, но Йен уже был однажды женат и тут же убрал руку с ее плеча. – В смысле, – поспешил объяснить он, – я сам схожу и поговорю с Уильямом. И приведу его сюда. Рейчел открыла рот, чтобы ответить, но, прежде чем успела заговорить, Йен уже торопливо продирался сквозь закрывавшие их кусты. – Жди, – строго приказал он Ролло, на миг повернувшись. Пес, удобно примостившийся подле ног Рейчел, даже не шелохнулся, но ухом дернул. Уильям стоял у дороги и выглядел разгоряченным, усталым, взъерошенным и совершенно несчастным. «Ну, еще бы», – подумал Йен с некоторым сочувствием. Он знал, что парень сдался в Саратоге и, скорее всего, вот-вот отправится в Англию (это если повезет) или надолго застрянет в грязной съемной комнатушке где-нибудь далеко на севере, верный обязательству не участвовать в военных действиях. В любом случае его действительная военная служба на некоторое время приостановлена. При виде Йена Уильям резко изменился в лице: сначала удивился и возмутился, затем, быстро оглядевшись, одумался и принял строгий вид. На мгновение Йен поразился, что так легко понимает, что чувствует Вилли, но потом вспомнил, почему. Дядя Джейми сдерживал свои эмоции в компании, но не таился от Йена. Однако Йен не показал, что прочел на лице Уильяма больше, чем то выражение раздраженного узнавания, которое парень сейчас изобразил. – Скаут, – сказал Уильям, едва заметно кивнув. Говоривший с ним капрал без интереса взглянул на Йена и, отдав честь капитану, занырнул в проходящий мимо людской поток. – Какого черта тебе надо? – Уильям вытер замызганным рукавом вспотевшее лицо. Йена слегка удивила столь явная враждебность: когда они виделись в последний раз, то расстались в хороших отношениях, хотя говорили тогда мало, поскольку Уильям как раз всадил пулю в мозги безумца, пытавшегося топором убить Рейчел, Йена или обоих сразу. Левая рука Йена зажила настолько, чтобы обходиться без перевязи, но все еще плохо двигалась. – Одна леди хотела бы с тобой поговорить, – сказал Йен, игнорируя сощуренный взгляд Уильяма, который немного смягчился. – Мисс Хантер? Глаза Уильяма вспыхнули радостью, а Йен свои слегка сузил: «Ладно, хорошо, – подумал он, – пусть тогда она сама ему скажет». Вилли махнул другому капралу в конце строя (тот жестом показал, что понял), а затем сошел с дороги вслед за Йеном. Несколько солдат взглянули на Йена, но он был ничем не примечателен: двойная линия точек, вытатуированных на его щеках, леггины из оленьей кожи, потемневшие от загара руки и лицо – все в нем сразу выдавало индейского скаута. Очень многие индейцы дезертировали из британской армии, хотя довольно большое их число по-прежнему оставалось верными англичанам (в основном, такие лоялисты, как Джозеф Брант, который владел землями в Пенсильвании и Нью-Йорке); были еще разрозненные отряды ирокезов, пришедших воевать в Саратоге. – Уильям! Рейчел пролетела через маленькую полянку и схватила за руки высокого капитана, улыбаясь ему с такой радостью, что он сам расплылся в улыбке, и все его раздражение исчезло. Йен немного задержался позади, чтобы дать Рейчел время, которого у них и в самом деле не было в тот раз, когда рычавший Ролло терзал несчастные останки старика Арчи Бага, Рейчел, распластавшись на полу, замерла от ужаса, сам Йен лежал, истекая кровью, и пол-улицы кричало о кровавом убийстве. Уильям тогда поднял Рейчел на ноги и толкнул ее в объятия первой попавшейся женщины, которой оказалась Марсали. – Уведите ее отсюда! – рявкнул он. Но Рейчел, его орехово-смуглая и забрызганная кровью дева, уже взяла себя в руки. Лежавший на полу и будто во сне потрясенно наблюдавший за всем Йен видел, как, стиснув зубы, Рейчел перешагнула через тело старика Арчи, упала на колени в месиво из мозгов и крови, туго перевязала своим передником раненую руку Йена и обмотала ее платком. А затем вместе с Марсали они вытащили его из типографии на улицу, где он тут же потерял сознание и очнулся только тогда, когда тетушка Клэр начала зашивать ему руку. У Йена не было времени поблагодарить Уильяма (даже если бы он тогда мог разговаривать), и ему хотелось сказать спасибо, как только представится случай. Но Рейчел явно хотела поговорить с ним первой, и Йен ждал, думая, как красиво выглядят ее глаза цвета затененной ореховой чащи с зеленью сассапареля (род лиан или лазающих кустарников из семейства Смилаксовые. – прим. пер.), ее лицо, выразительное и подвижное, как пламя. – Но ты исхудал, Уильям, и такой усталый, – говорила она, с неодобрением проводя пальчиком по щеке Уильяма. – Они тебя не кормят? Я думала, только континенталам не хватает пропитания. – О. Я... У меня не было времени в последние дни, – счастье, озарившее его лицо во время разговора с Рейчел, заметно померкло. – Мы... ну, вы видите. Уильям махнул рукой в сторону невидимой дороги, где хриплые крики сержантов, похожие на сердитое карканье ворон, перекрывали шарканье ног. – Я вижу. Куда ты направляешься? Уильям потер губы тыльной стороной ладони и взглянул на Йена. – Полагаю, он не должен говорить, – Йен подошел и с извиняющейся улыбкой Уильяму коснулся руки Рейчел. – Мы же враги, mo nighean donn (моя темноволосая (гэльск.). – прим. пер.). Уловив его интонацию, Вилли резко взглянул на Йена, затем снова на Рейчел, чью руку он все еще держал. – Мы с Йеном помолвлены, Уильям, – сказала она, мягко высвобождая ладошку и беря за руку Йена. Лицо Вилли резко изменилось, полностью утратив счастливое выражение. Он весьма неприязненно поглядел Йена. – Вот как, – решительно произнес Уильям. – Полагаю, тогда я должен пожелать вам всяческого счастья. Хорошего дня. Он повернулся на каблуках, и, удивившись, Йен протянул руку, чтобы задержать его. – Погоди... – сказал он, и тут Вилли развернулся и врезал ему по зубам. Лежа на листьях, Йен недоуменно мигнул, когда Ролло, пролетев над ним, впился зубами в какую-то мягкую часть тела Уильяма, судя по тому, как вскрикнул от боли он и удивленно ахнула Рейчел. – Ролло! Плохой пес! И ты плохой пес, Уильям Рэнсом! Какого дьявола ты все это сделал? Йен сел, осторожно трогая губу, которая кровоточила. Под напором ругани Рейчел Ролло немного отступил, но не сводил с Уильяма желтого взгляда, приподняв губу над оскаленными зубами, и в его мощной груди тихо громыхало урчание. – Fuirich (успокойся, (гэльск.). – прим. пер.), – сказал ему Йен и поднялся на ноги. Уильям сидел, осматривая икру ноги, из которой через порванный шелковый чулок текла, хотя и не сильно, кровь. Когда он увидел Йена, то тоже вскочил на ноги. Его лицо было ярко-красным, и он выглядел так, будто хотел либо кого-нибудь убить, либо разрыдаться, и Йен с удивлением подумал, что возможно и то, и другое. Он решил больше не прикасаться к Уильяму и немного отошел, встав перед Рейчел, на случай, если парень вдруг снова выйдет из себя. В конце концов, тот вооружен: у него на поясе висели пистолет и нож. – С тобой все в порядке, дружище? – спросил Йен тем же самым тоном мягкой озабоченности, с каким его отец иногда обращался к маме или к дяде Джейми. Судя по всему, это была правильная интонация, чтобы говорить с готовым выйти из себя Фрейзером, потому что Уильям тяжело, словно косатка (хищное морское млекопитающее, отряда китообразных, подотряда зубатых китов, семейства дельфиновых. – прим. пер.), продышался и взял себя в руки. – Я прошу у вас прощения, сэр, – сказал он, держа спину жестко, словно прут сахарного клена. – Это было непростительно. Я сейчас... уйду. Я... Мисс Хантер... Я... Он отвернулся, чуть прихрамывая, и Рейчел успела выскочить и встать перед Йеном. – Уильям! – ее лицо было таким расстроенным. – Что такое? Неужели я... Вилли, взглянув на нее сверху вниз, поморщился, но покачал головой. – Вы ничего не сделали, – проговорил он с видимым усилием. – Вы... вы никогда не причините мне... Он крутанулся к Йену, зажав кулаком эфес своей шпаги. – Но ты, ты, хренов убл... ты, сукин сын! Кузен! – О, – тупо произнес Йен. – Так ты знаешь. – Да, я, черт возьми, знаю! Ты мог бы сказать мне, мать твою! – Знает о чем? – Рейчел переводила взгляд с одного парня на другого. – Не смей говорить ей, черт возьми! – взорвался Уильям. – Не будь глупцом, – спокойно произнесла Рейчел. – Конечно, он скажет мне, как только мы останемся одни. Ты не хочешь сам мне рассказать? Думаешь, Йен передаст мне все правильно? Ее взгляд задержался на губе Йена, и ее собственные губы дрогнули. Йен мог бы обидеться, если бы отчаяние Уильяма не было настолько очевидно. – Это ведь не позор, ну в самом деле, – начал Йен, но затем поспешил отступить на шаг, когда Вилли снова сжал кулаки. – Ты думаешь, нет? – Уильям был в такой ярости, что его голос почти сорвался. – Обнаружить, что я... я... отродье преступника-шотландца? Что я, мать твою, ублюдок? Вопреки решению быть терпеливым, Йен ощутил, как его собственный гнев быстро разгорается. – Преступник, вот как? – вышел он из себя. – Любой мужчина может гордиться тем, что он сын Джейми Фрейзера! – О, – сказала Рейчел, предвосхищая следующее раздраженное замечание Вилли. – Это. – Что? – Уильям гневно на нее уставился. – Какого черта ты имеешь в виду под «это»? – Мы с Дэнни думали, что так и есть, – Рейчел пожала плечом, но настороженно глядела на Вилли, который походил на готовую взорваться двенадцатифунтовую пушку, – но подумали, что ты не хочешь об этом говорить. Я и не думала, что ты... А как ты мог этого не знать? – с любопытством спросила она. – Вы так похожи... – К чертям собачьим сходство! Йен забыл о Рейчел и обрушил оба кулака Уильяму на голову, отчего тот упал на колени. Затем Йен пнул его в живот, и, если бы пинок пришелся туда, куда он метил, дело закончилось бы прямо там, но Уильям оказался намного быстрее, чем ожидал Йен. Он извернулся в сторону, поймал Йена за ступню и дернул. Йен ударился о землю локтем, покатился и ухватил Уильяма за ухо. Он смутно осознавал, что Рейчел кричит, и на мгновение пожалел о драке, но облегчение от борьбы было слишком велико, чтобы думать о чем-то другом, и возросшая ярость затмила все остальное. Во рту была кровь, и в ушах звенело, но одной рукой он сжимал горло Уильяма, а другой, словно вилкой, пытался ткнуть Вилли в глаза, когда чьи-то руки схватили его за плечи и сдернули с извивающегося тела кузена. Йен потряс головой, чтобы прояснить мысли, задыхаясь и пытаясь высвободиться из рук тех, кто держал его – злодеев было двое. В ответ его ударили по ребрам, отчего он лишился возможности дышать. Уильям выглядел ненамного лучше: поднявшись на ноги, он провел тыльной стороной ладони под носом, который обильно кровоточил. Взглянув на руку, Вилли с отвращением сморщился и вытер ее о мундир. – Увести его, – приказал он, тяжело дыша, но владея собой. Один его глаз заплыл, но вторым кинул на Йена явно кровожадный взгляд. И, несмотря на обстоятельства, Йен снова изумился, увидев одно из выражений дяди Джейми на лице другого человека. Ролло рычал, будто отдаленный гром. Рейчел крепко схватила большую собаку за загривок, но Йен прекрасно знал, что она не сможет его удержать, если пес решит напасть на Уильяма. – Fuirich, a cu! (Спокойно, пес (гэльск.). – прим. пер.) – приказал он со всей авторитетностью, на какую был способен. Солдаты без раздумий убьют Ролло, если он вцепится Уильяму в горло. Пес сел, но не расслабился: губы подвернулись, обнажив клыки, с которых капала слюна, и глубокое, непрекращающееся рычание эхом отдавалось по всему его телу. Уильям взглянул на Ролло, затем, повернувшись спиной к собаке, шмыгнул носом, харкнул, сплюнул кровь в сторону и, все еще тяжело дыша, продолжил: – Отведите его к полковнику Прескотту в голову колонны. Он арестован за нападение на офицера, с ним разберутся в лагере сегодня вечером. – Что ты имеешь в виду под «разберутся»? – потребовала ответа Рейчел, проталкиваясь мимо двух солдат, державших Йена. – И как ты смеешь, Уильям Рэнсом? Как... как... Как ты смеешь?! Она побелела от ярости, тряся сжатыми кулачками, и Йен улыбнулся ей, слизывая свежую кровь с разбитой губы. Однако Рейчел не обращала на него внимания: весь ее гнев сосредоточился на Уильяме, который поднялся во весь рост и свирепо смотрел на нее сверху вниз, устремив взгляд вдоль своего острого носа. – Это больше не ваша забота, мадам, – ответил он настолько холодно, насколько мог произнести красный, словно его мундир, офицер, у которого пар из ушей валил. Йен подумал, что Рейчел и вправду была готова ударить Уильяма по голени, и заплатил бы хорошие деньги, чтобы увидеть это, но ее квакерские принципы взяли вверх, и она выпрямилась во весь свой небольшой (примерно, как у тетушки Клэр) рост, воинственно задрав подбородок.
Дата: Воскресенье, 20.01.2019, 22:26 | Сообщение # 91
Король
Сообщений: 19994
Продолжение главы 21. ЧЕРТОВЫ МУЖЧИНЫ (с) Перевод Юлии Коровиной
– Ты трус и скотина, – заявила она во весь голос и, повернувшись к мужчинам, державшим Йена, добавила: – И вы тоже – животные и трусы, раз исполняете столь несправедливые приказы! Один из солдат хихикнул, затем кашлянул, уловив налитый кровью взгляд офицера. – Увести его, – повторил Уильям. – Сейчас же. И, повернувшись на каблуках, зашагал прочь. Внизу, на спине его мундира белела широкая полоса дорожной пыли, да и в волосах ее было немало. – Лучше отвалите-ка, мисс, – не без симпатии посоветовал один из солдат Рейчел. – Негоже вам оказаться посреди солдатни, особенно одной. – Я не отвалю, – отрезала Рейчел, сузив глаза и глядя на мужчину, словно дикая кошка, готовая к нападению, как подумалось Йену. – Что ты собираешься делать с этим человеком? – она махнула в сторону Йена, который помаленьку восстанавливал дыхание. – Рейчел, – начал он, но его перебил другой солдат. – Нападение на офицера? Возможно, пятьсот ударов плетью. Не думаю, что его повесят, – равнодушно добавил он. – Учитывая, что юный Галахад не покалечен. (Галахад – рыцарь Круглого стола Короля Артура и один из трех искателей Святого Грааля. Внебрачный сын сэра Ланселота и леди Элейн. Отмечается, что сэр Галахад славился своим целомудрием и нравственной чистотой. – прим. пер.) Тут Рейчел еще больше побелела, и Йен, сильно дернув руками, покрепче уперся ногами в землю. – Со мной все будет в порядке, a nighean (девочка (гэльск.). – прим. пер.), – сказал он, надеясь, что голос звучит бодро. – Ролло! Фу! Но он прав: лагерь – не место для тебя, и ты не поможешь мне, если придешь. Возвращайся в город, ладно? Расскажи тетушке Клэр, что случилось. Она сможет поговорить с л... гх! – из ниоткуда появился третий солдат, который ткнул мушкетным прикладом Йену под дых. – Чего вы тут застряли? Двигайте давайте! А вы... – гневно взирая, солдат повернулся к Рейчел и псу, – кыш! Он резко кивнул головой, и конвоиры послушно потянули Йена прочь. Йен попытался повернуть голову, чтобы что-то сказать Рейчел на прощанье, но его дернули обратно и решительно повели к дороге. Не желая, чтобы его тащили, Йен поплелся вперед, лихорадочно соображая. Тетушка Клэр была его лучшим шансом – вероятно, единственным. Если у нее получится уговорить лорда Джона вмешаться – вразумить Вилли или обратиться напрямую к полковнику Прескотту... Он взглянул на солнце: где-то около полудня. Обычно, будучи на марше, англичане проводили порку и другие наказания после ужина: время от времени Йен видел такое, но и спину своего дяди он тоже видел много раз. Холод червем пополз по его больному брюху. Осталось шесть часов. Возможно. Йен рискнул бросить еще один быстрый взгляд назад. Рейчел бежала – и Ролло вприпрыжку несся рядом с ней.
ТЕМ, ЧТО ОСТАЛОСЬ ОТ его носового платка, Уильям вытер лицо. Опухшее и помятое, оно казалось чужим. Вилли осторожно исследовал языком полость рта: все зубы на месте, может, парочка шатается, и саднящий порез на внутренней стороне щеки. Не так уж плохо. Мюррею он навалял больше и был рад этому. Уильям все еще дрожал – не от потрясения, а от желания разорвать кого-нибудь на куски. В то же время он начал впадать в состояние шока, хотя в голове по-прежнему кружились только обрывки осознанных мыслей. Какого черта он натворил? Несколько солдат из проходившей мимо небольшой колонны откровенно уставились на него. Уильям бросил злобный взгляд, и их головы повернулись вперед так быстро, что послышался скрип их кожаных воротничков. Не он это начал. Мюррей напал на него. И с чего это Рейчел Хантер вышла из себя, назвав его трусом и скотиной? Он почувствовал, как из одной ноздри щекотно поползла струйка крови, и чтобы ее остановить, сморкнулся в грязную тряпку. Вилли увидел приближавшуюся по дороге фигурку в сопровождении большой собаки. Он выпрямился и сунул платок в карман. – Кто чертову дьяволицу помянет, – пробормотал он и кашлянул, чувствуя в горле металлический привкус крови. Рейчел Хантер была бледной от ярости и вернулась явно не для того, чтобы извиниться за свои оскорбления. Она сорвала с себя чепец и стиснула его рукой. «Неужели собирается швырнуть его мне в лицо?» – с невнятным изумлением задумался Уильям. – Мисс Хантер... – начал он хриплым голосом и даже поклонился бы, если бы не боялся, что от наклона из носа снова потечет кровь. – Ты же это не серьезно, Уильям! – Не серьезно, что? – спросил он, и Рейчел одарила его таким взглядом, который сжег бы все волоски на его теле, если бы Вилли сам уже не пылал. – Не прикидывайся дураком, – огрызнулась она. – Что на тебя нашло... – Что нашло на вашего... вашего жениха? – тоже взорвался он. – Разве это я на него напал? Нет! – Именно ты! Ты без всякого повода врезал ему по зубам... – А он ударил меня по голове без всякого предупреждения! Если кто-то и трус... – Не смей называть Йена Мюррея трусом, ты... ты... – Как хочу, так и буду называть, черт побери, и он такой и есть! Такой же, как и его чертов дядя, проклятущий шотландский ублюдок, трах... То есть... – Его дядя? Твой отец? – Заткнись! – взревел Уильям, почувствовав, как кровь прилила к лицу, и все израненные места защипало. – Не называй его моим отцом! Уставившись на Вилли, Рейчел несколько секунд шумно дышала носом. – Если только ты позволишь этому случиться, Уильям Рэнсом, я тогда... тогда... Уильям чувствовал, как кровь приливает к животу и подумал, что может упасть в обморок, но не из-за ее угроз. – Что тогда? – спросил он, почти задыхаясь. – Ты квакерша и не веришь в насилие. А значит, ты не можешь... или, по крайней мере, не станешь... – поправил он себя, видя, как опасно изменился ее взгляд, – колоть меня ножом. Скорее всего, ты даже ударить меня не сможешь. Так что ты имеешь в виду? И Рейчел его ударила. Ее рука, выскочив, словно змея, шлепнула по лицу так сильно, что Уильям пошатнулся. – Итак, теперь ты обрек на смерть своего родственника, отрекся от отца и заставил меня предать мои принципы. Что дальше? – О, чертов ад, – выругался Уильям и, схватив ее за руки, грубо привлек к себе и поцеловал. Отпустив, он быстро сделал шаг назад, оставив тяжело дышащую Рейчел стоять с выпученными глазами. Собака зарычала, а Рейчел, злобно посмотрев на Уильяма, плюнула на землю у его ног, затем вытерла губы рукавом и, отвернувшись, двинулась прочь. Собака, бросив на Вилли налитый кровью взгляд, побежала за ней по пятам. – Неужели плевать на людей – это часть твоих чертовых принципов? – крикнул он вслед девушке. Рейчел резко обернулась со сжатыми по бокам кулаками. – Неужели набрасываться на женщин – это часть твоих? – взревела она в ответ к удовольствию пехотинцев, которые стояли у дороги, опираясь на свои ружья и глазея на спектакль перед ними. Швырнув к его ногам свой чепец, Рейчел развернулась на каблуках и зашагала прочь прежде, чем Уильям успел что-нибудь сказать в ответ.
ДЖЕЙМИ УВИДЕЛ группку красномундирников, идущих по дороге, и, накрыв шляпой лицо, обмяк на сидении повозки. Вряд ли его все еще ищут в то время, пока британская армия передислоцируется, и даже если бы его узнали, наверняка никто не стал бы задерживать или допрашивать его посреди такого исхода... Но от вида английских солдат, наверное, всю оставшуюся жизнь будет ныть копчик, и сегодняшний день не стал исключением. Джейми небрежно отвернулся к противоположной стороне дороги, когда солдаты проходили мимо, но затем услышал громкое «Ifrinn!» (Черт! (гэльск.). – прим. пер.), произнесенное очень знакомым голосом, и машинально повернувшись, обнаружил, что уставился прямо в испуганное и ошеломленное лицо своего племянника Йена. Джейми был столь же поражен, – и почти в таком же ужасе – увидев Йена со связанными за спиной руками (измазанного грязью и кровью, и явно не в лучшем виде), которого тащили за собой двое раздраженных британских рядовых, краснолицых и потеющих в своей тяжелой форме. Подавив желание спрыгнуть с повозки, Джейми пристально посмотрел на Йена, призывая его молчать. Йен ничего не сказал, а лишь пялился, выпучив глаза; его лицо стало бледным, как будто он увидел призрака, и, онемевший, он безмолвно прошел мимо. – Иисусе, – пробормотал Джейми, понимая, – парень решил, что увидел призрака. – Кто что решил? – спросил возница, хотя и без особого интереса. – Думаю, мне нужно сойти здесь, сэр, если вы будете так добры остановиться? Да, благодарю. Не думая о своей спине, Джейми спрыгнул с повозки; спина отозвалась резкой болью, но тревожного мучительного выстрела в ногу не последовало. А даже если бы и кольнуло, Джейми все равно пошел бы по дороге так быстро, как только мог, потому что чуть впереди он увидел фигурку, бегущую, будто кролик с поджаренным хвостом. Фигура была явно женская, ее сопровождала большая собака, и Джейми вдруг подумал, что, возможно, это Рейчел Хантер. Так и оказалось, и Джейми как раз успел поймать ее, схватив за руку, когда она бежала, подхватив юбки и топоча ногами по пыльной дороге. – Идем-ка со мной, девочка, – настойчиво позвал он, обхватив ее вокруг талии и потянув с дороги. Рейчел сначала сдавленно вскрикнула, а потом закричала во весь голос, когда, взглянув вверх, увидела его лицо. – Нет, я не умер, – поспешил сказать Джейми. – Позже об этом, ладно? Давай-ка вернемся на дорогу, а то кто-нибудь придет посмотреть, не насилую ли я тебя в кустах. Ciamar a tha thu, a choin? (Как твои дела, пес? (гэльск.). – прим. пер.) – обратился он к Ролло, который усердно его обнюхивал. Рейчел издала странный булькающий звук и продолжала глазеть, но через мгновение моргнула и кивнула, и они вернулись на дорогу. Джейми улыбнулся и поприветствовал человека, что остановился посреди дороги, отпустив ручки тележки, которую толкал впереди себя. Мужчина подозрительно посмотрел на них, но Рейчел, все еще ошеломленная и растерянная, натянуто улыбнувшись, помахала ему, и тот, пожав плечами, повез тележку дальше. – Ч-что... – прохрипела девушка. Рейчел выглядела так, будто ее сейчас стошнит или она грохнется в обморок: грудь вздымалась, лицо стало пунцовым, потом побледнело, а затем снова покраснело. Она потеряла свой чепец, и ее темные, влажные от пота волосы спутались, прилипнув к лицу. – Позже, – повторил Джейми, но мягче. – Что случилось с Йеном? Куда они его ведут? Все время мучительно вздыхая, Рейчел рассказала, что произошло. – A mh’ic an diabhail, (Сын дьявола (гэльск.), – прим. пер.) – тихо произнес Джейми и на долю секунды задумался что – или кого – он имел в виду. Однако эта мысль исчезла, когда он посмотрел на дорогу. Примерно в четверти мили позади виднелась большая медленно двигающаяся группа эвакуированных: растянувшаяся масса медленно едущих повозок и с трудом идущих людей. И чтобы обойти их, аккуратные алые колонны солдат разделились и шли теперь по четыре человека в ряд. – Так, понятно, – мрачно сказал Джейми и коснулся плеча Рейчел. – Dinna fash (Не бойся (гэльск.). – прим. пер.), девонька. Отдышись и ступай следом за Йеном, но не подходи близко к солдатам, чтобы они тебя не заметили. Когда его освободят, скажи ему, что вам двоим нужно сразу вернуться в город. Идите в типографию. О... и лучше сделай псу поводок из своего пояса. Ты же не хочешь, чтобы Ролло кого-нибудь съел. – Освободят? Но что... что ты собираешься делать? Рейчел убрала волосы с лица и немного успокоилась, хотя ее глаза все еще оставались широко распахнутыми. Она напомнила Джейми молодого напуганного барсука, в панике скалящего зубы, и при этой мысли он слегка улыбнулся. – Собираюсь перекинуться парой слов со своим сыном, – и, оставив ее, Джейми широким шагом направился прямо к дороге.
ОН УЗНАЛ УИЛЬЯМА издалека. Молодой человек стоял на обочине дороги с непокрытой головой, растрепанный и несколько побитый, но, по-видимому, старался выглядеть собранным: сложив руки за спиной, он, казалось, считал проезжавшие мимо него повозки. Вилли был один, и Джейми поспешил добраться до парня, прежде чем кто-нибудь не пришел с ним поговорить: ему требовалось уединение для собственной беседы. Джейми не сомневался, что о произошедшей стычке Рейчел рассказала не все, и задавался вопросом, а не была ли она сама отчасти ее причиной. По словам девушки, проблемы начались сразу после того, как Уильям узнал об их помолвке с Йеном. Рассказывала она немного путано, но, в целом, Джейми достаточно хорошо ухватил суть и сжал челюсти, подойдя к Уильяму и увидев выражение его лица. «Христос, неужели я выгляжу так же, когда злюсь?» – на миг задумался он. Было неприятно говорить с человеком, который выглядел так, будто не просил от мира ничего, кроме шанса разорвать кого-нибудь на куски, а после сплясать на останках. – Что ж, отойди-подвинься, парень, – пробормотал Джейми. – Посмотрим еще, кто кого перепляшет. Он подошел к Уильяму и снял свою шляпу. – Ты, – резко сказал Джейми, не желая называть парня ни одним из его имен, – пойдем-ка со мной в сторонку. Живо. На лице Уильяма жажда убийства сменилась на такие же изумление и ужас, которые минутой раньше отпечатались на лице Йена. В другой ситуации Джейми рассмеялся бы, но сейчас он, крепко схватив Уильяма за плечо, толчком лишил его равновесия и, прежде чем парень успел как следует встать на ноги, увел в чащу подлеска. – Вы! – брякнул Уильям, вырываясь. – Какого черта вы здесь делаете? И где мой... что вы... – он судорожно махнул рукой. – Что вы тут делаете? – Беседую с тобой, если ты хоть на минуту заткнешься, – холодно ответил Джейми. – Послушай меня, парень, потому что я скажу тебе, что ты будешь делать. – Вы ничего не будете мне говорить, – яростно начал Уильям и выставил кулак. Джейми снова схватил его за плечо и в этот раз с силой вдавил пальцы в точку, которую показала ему Клэр – на внутренней стороне кости. Уильям сдавленно охнул и запыхтел, а глаза у него вылезли из орбит. – Сейчас ты догонишь тех, кто увел Йена, и прикажешь им отпустить его, – ровным голосом продолжил Джейми. – Если же нет, я пойду с белым флагом в лагерь, куда его повели, представлюсь, сообщу командованию, кто ты такой, и объясню причину вашей драки. А ты все это время будешь стоять рядом со мной. Я ясно выразился? – спросил он, сильнее надавливая пальцами. – Да! – прошипел Вилли, и Джейми резко отпустил его, тут же сложив пальцы в кулак, чтобы скрыть, что они дрожат и подергиваются от усилий. – Будьте вы прокляты, сэр! – прошептал Уильям, и его глаза потемнели от ярости. – Катитесь в ад! Его рука висела плетью и, должно быть, болела, но он не стал бы ее тереть, – только не перед Джейми. Джейми кивнул. – Обязательно, – тихо произнес он и пошел в лес. Оказавшись вне поля зрения, он прислонился к дереву, чувствуя, как пот стекает по его лицу. Казалось, что спину залили цементом. Все его тело дрожало, но Джейми надеялся, что Уильям был слишком расстроен, чтобы заметить это. «Боже, если бы дело дошло до драки, я бы не смог его одолеть». Джейми закрыл глаза и прислушался к своему сердцу, которое колотилось, как боуран (шотландский барабан, – прим. пер.). Чуть постояв, он услышал стук копыт по дороге и повернулся. Всмотревшись сквозь деревья, он мельком увидел Уильяма, галопом проскакавшего на лошади в ту сторону, куда повели Йена.
Дата: Понедельник, 21.01.2019, 11:22 | Сообщение # 93
Виконт
Сообщений: 487
А я вот в этой главе очень разочаровалась в Уильяме. Самодовольный, самовлюбленный мальчишка, весь в мамочку. Да еще и обиженный на весь мир. Наступили видите ли на его гордость и влюбленность (что там очень серьезные чувства к Рейчел я не очень верю, это ведь не мешает ему заглядывается на других девушек, здесь, мне кажется, скорее уязвленное самолюбие) и он готов обречь на муки и позор человека, спасшего ему жизнь. Я уж не говорю про родство, которое он сейчас (надеюсь, что в будущем он перерастет это) отрицает всеми силами.
Девочки, и спасибо огромное за перевод.
Сообщение отредактировалаLizziP___ - Понедельник, 21.01.2019, 11:22
Дата: Понедельник, 21.01.2019, 11:27 | Сообщение # 94
Король
Сообщений: 10125
ЦитатаLizziP___ ()
я вот в этой главе очень разочаровалась в Уильяме. Самодовольный, самовлюбленный мальчишка, весь в мамочку. Да еще и обиженный на весь мир. Наступили видите ли на его гордость и влюбленность
Я бы не стала так категорично высказываться об Уильяме. Мне до конца еще не понятен его характер, хотя, по большому счету, достойный. Единственный камень преткновения, - это отношения с Джейми. Но здесь ВСЁ пока на стадии становления, поэтому, мне кажется, нужно подождать... Спасибо за перевод.
Дата: Понедельник, 21.01.2019, 12:50 | Сообщение # 95
Горец
Сообщений: 19
Огромное удовольствие от главы. Прям феерично! Перевод прекрасный, "вкусный". Прямо вижу как это будет снято в сериале! Спасибо! P.S. Пойду наслаждаться дальше - новая серия еще не просмотрена! ;)
Сообщение отредактировалаdomdecorkh - Понедельник, 21.01.2019, 12:50
Дата: Понедельник, 21.01.2019, 13:50 | Сообщение # 96
Горец
Сообщений: 28
Хороший перевод я просто села все главы Спасибо девочкам Насчет Вилляма он сын своих родителей Что мама взбалмошнон создание что папа медведь которому наступили не только на ухо но и на кой какое место
Дата: Понедельник, 21.01.2019, 13:56 | Сообщение # 97
Виконт
Сообщений: 487
Цитатаirchuntu ()
Насчет Вилляма он сын своих родителей Что мама взбалмошнон создание что папа медведь которому наступили не только на ухо но и на кой какое место
Согласна, оба они, и Джейми, и Дженива, бывают (или были, если хотите, что касается Дженивы) взбалмошными и вспыльчивыми. Только вот у Джейми я не припомню ни одного откровенно подлого поступка, поступка, порочащего его честь. А вот то, как Вилли повел себя в отношении Йена в этой главе, считаю откровенно подлым и бесчестным поступком. А уж как Джейми, сам еле держась на ногах, поставил его на место - просто шедевр.
Оutlander является собственностью телеканала Starz и Sony Entertainment Television. Все текстовые, графические и мультимедийные материалы,
размещённые на сайте, принадлежат их авторам и демонстрируются исключительно в ознакомительных целях.
Оригинальные материалы являются собственностью сайта, любое их использование за пределами сайта только с разрешения администрации.
Дизайн разработан Стефани, Darcy, Совёнок.
Запрещено копирование элементов дизайна!