Дата: Понедельник, 23.07.2018, 19:48 | Сообщение # 1
Король
Сообщений: 19994
«Написано кровью моего сердца» («Written In My Own Heart's Blood»)
Спасибо переводчикам группы ЧУЖЕСТРАНКА книги Перевод сделан исключительно с целью углубленного изучения иностранного языка, не является коммерческим, не преследует извлечения прибыли и иных выгод. Переводчики: Юлия Коровина, Светлана Бахтина, Полина Королькова, Наталья Ромодина, Елена Карпухина, Екатерина Пискарева, Елена Фадеева, Елена Буртан, Валентина Момот, Анастасия Сикунда. Редакторы: Юлия Коровина, Светлана Бахтина, Елена Котова, Снежанна Шабанова. Книгу можно скачать здесь в пяти форматах на английском языке.
Глава 94. В ПРИСУТСТВИИ СОБРАВШИХСЯ (с) Перевод Елены Буртан, а также Валентины Момот, Елены Карпухиной, Юлии Коровиной, Наталии Ромодиной, Марины Музы́ки.
Ричард Макнелли "Праздничная церковь"
СКРОМНОЕ ДЕРЕВЯННОЕ здание методистской церкви с простыми стеклянными окнами могло бы сойти за квакерский молельный дом, если бы не алтарь да три картины в рамах: вышитые крестиком стихи из Библии висели на одной из стен. Я услышала, как Рейчел, зайдя внутрь и оглядевшись вокруг, с облегчением выдохнула. – Совсем без цветов? – вознегодовала миссис Фиг накануне. – Я понимаю, что должно быть скромно, но цветы создал Господь! – Друзья не стали бы украшать молельный дом цветами, – улыбнувшись, ответила Рейчел. – Мы считаем их чем-то языческим, и они отвлекают от внутренней молитвы. Но мы у тебя в гостях, а гости не вправе указывать хозяину, что ему делать в собственном доме. Услышав слово «языческие», миссис Фиг моргнула и протестующе заворчала, но затем добродушно сказала: – Что ж, ладно. У милорда в саду три отличных куста роз, а в каждом городском дворе растут подсолнухи… И много жимолости, – задумчиво добавила она. И действительно, в городе росло много жимолости, – её высаживали около уборных. Однако из уважения к чувствам квакеров в помещении оставили только одну простую стеклянную вазу с цветами между двумя деревянными скамейками, расположенными в передней части зала. Лёгкое благоухание жимолости и бледно-пурпурных махровых роз смешивалось со смолистым ароматом разогретых сосновых досок и острым запахом чистых, но вспотевших тел. Мы с Рейчел снова вышли наружу, чтобы присоединиться к расположившимся в тени под липой остальным участникам предстоящего действа, – этой не совсем обычной свадебной церемонии. Люди всё прибывали – по одному, по двое. Я то и дело ловила полные любопытства взгляды, направленные в нашу сторону, однако внимание привлекали не только две невесты. – Ты выходишь замуж в… этом? – спросил Хэл, уставившись на Дотти, одетую в свое лучшее выходное платье из неброского серого муслина, украшенное лишь бантом на поясе сзади да белой ажурной косынкой, прикрывающей шею. – Ха, – отрезала она, и, подняв ровную светлую бровь, смерила его взглядом. – Мама рассказывала мне, во что была одета, когда ты женился на ней в одной из таверн Амстердама. И про твою первую свадьбу, – бриллианты, белоснежные кружева и собор святого Джеймса не очень-то и помогли, так ведь? – Доротея, – мягко пожурил её Дэнзелл, – не груби отцу. Ему и так со многим пришлось смириться. Хэл, и так покрасневший от едких замечаний дочери, после слов Дэнни почти побагровел. Он с грозным хрипом втянул воздух, но смолчал. Хэл и Джон облачились в парадную форму и своей пышностью затмевали обеих невест. Мне было жаль, что Хэлу не представится возможность повести Дотти через весь храм к алтарю. Ему заранее рассказали о том, как будет проходить свадьба; выслушав и, получив от брата резкий толчок локтем по рёбрам, он только глубоко вздохнул, и заверил, что присутствие на предстоящем событии сочтёт за честь. Джейми, в отличие от Греев, форму не надел. Увидев его в полном облачении шотландского горца, миссис Фиг – да и не только она – удивлённо вытаращилась. – Добрый Пастырь Иудейский… – пробормотала она, поворачиваясь ко мне. – Этот мужчина вырядился в шерстяную юбку? И что это за ткань такая узорчатая? Ослепнуть можно!.. – В местах, откуда он родом, это называется Feileadh beag, - пояснила я. – А по-английски обычно используют слово «килт»… Что касается рисунка, – это шотландский тартан, у каждой семьи свои цвета. Миссис Фиг долго смотрела на Джейми, и на её щеках заиграл румянец. Повернувшись ко мне, она уже почти собралась задать вопрос и даже открыла рот, но, поразмыслив, решительно его закрыла. – Нет, – рассмеялась я. – Больше ничего. Миссис Фиг фыркнула. – В любом случае он окочурится от жары, – предрекла она. – Как и те два бойцовых петуха. Она кивнула в сторону Джона и Хэла, исходящих потом в тёмно-красных с золотыми позументами мундирах. Генри тоже пришёл в форме, но его лейтенантский наряд выглядел гораздо скромнее. Ведя под руку Мэри Вудкок, он дерзко смотрел на отца, не позволяя тому сказать ни слова. – Бедняга Хэл, – шепнула я Джейми, – Дети для него – сущее испытание. – Ну, да, а у кого не так? – ответил Джейми. – Ты как, Сассенах? Что-то совсем бледная. Может, лучше зайдёшь в церковь, присядешь? – Нет, со мной всё в порядке, – заверила я его. – Я бледная, потому что просидела взаперти целый месяц. Хорошо на свежем воздухе. Я могла опереться на палку, да и Джейми был со мной рядом, и, если не обращать внимания на лёгкое покалывание в боку на месте шва, то чувствовала себя совсем неплохо. Я наслаждалась возможностью двигаться, хотя необходимость напялить на себя корсет и нижние юбки в такое пекло несколько омрачала удовольствие. Когда собрание начнётся и все усядутся вплотную друг к другу, наверняка станет ещё жарче: паства преподобного мистера Фига, разумеется, тоже почтит церемонию в своём храме, так что на скамьях будет не повернуться. В церкви не было колокола, но зазвонил отбивающий время колокол собора Святого Петра, расположенный всего в нескольких кварталах отсюда. Пришло время занять свои места – мы с Джейми и братья Грей поспешили внутрь. Атмосфера наполнилась лёгким гулом негромких разговоров и любопытства, которое подогревалось не только предстоящим событием, но и видом яркой униформы офицеров Британской армии, и шотландским нарядом Джейми. Впрочем, в знак уважения к обычаям квакеров, они оставили свое оружие дома. Интерес и разговоры разгорелись с новой силой, когда зашёл Йен. Он надел новую миткалевую рубашку – белую, с фиолетовыми и синими тюльпанами, леггины из оленьей кожи, набедренную повязку и мокасины. На руке Йена красовался браслет-вампум из белых и голубых ракушек, и я почти не сомневалась, что сделала его Вакьотейеснонса, – Работающая Своими Руками, – индейская жена Йена. Я услышала, как Джон прошептал Хэлу: – А вот и шафер, собственной персоной… Не обращая ни малейшего внимания на вызванный им переполох, по пятам за Йеном шествовал Ролло. Йен бесшумно опустился на одну из двух скамеек, поставленных в передней части церкви, и оказался лицом к прихожанам. Ролло сел у его ног, лениво почесался, а потом улёгся и, часто дыша, принялся лениво-оценивающе озирать толпу желтоватым взглядом, будто прикидывая, насколько окружающие пригодны в пищу. Зашёл Дэнзелл. Он выглядел немного бледным, но твёрдо прошагал к скамейке и сел около Йена. Доктор поприветствовал собрание улыбкой, и многие что-то бормотали или улыбались ему в ответ. У Денни было два костюма; сегодня он надел свой лучший – тёмно-синий, из шелковистого тонкого сукна, с оловянными пуговицами. Хантер, ниже Йена ростом и не так ярко разодетый, нисколько не проигрывал своему диковинно наряженному без пяти минут зятю. – Ты не заболела, милая? – обратился Джейми к Рейчел. Она зашла вместе с Дотти, но обе задержались у стены. Белая как полотно, Рейчел вцепилась руками в ткань юбки; и только сияющие глаза неотрывно смотрели на Йена. Он тоже не отводил от неё взгляд, вложив в него всю любовь своего сердца. – Нет, – прошептала Рейчел. – Пойдём, Дотти. Она протянула руку, и девушки прошли ко второй скамье, сев рядышком. По щекам Дотти разлился румянец, но голову она держала высоко. Всё так же неотступно вглядываясь в Йена, Рейчел сложила руки на коленях. Я почувствовала, как Джейми выдохнул с еле заметным облегчением и немного расслабился. Дженни, сидевшая по другую руку от брата, вытянула шею, огляделась вокруг и удовлетворённо улыбнулась. Наряд для своей невестки она сшила собственноручно. Гардероб Рейчел изрядно поизносился за последние напряженные месяцы, превратившись в непригодные лохмотья. И сама отдавая предпочтение скромной одежде, Дженни определённо знала, как выгодно подчеркнуть фигуру. Платье из бледно-зелёного ситца с мелким узором из вьющихся виноградных лоз изумрудного цвета, сидело на девушке как влитое. С рассыпавшимися по плечам блестящими волосами глубокого каштанового цвета и огромными карими глазами Рейчел казалась мне диковинным лесным духом – древесной нимфой. Только я собралась поделиться с Джейми своей причудливой фантазией, как преподобный мистер Фиг прошествовал к алтарю и, развернувшись, с улыбкой обратился к пастве. – Благослови вас Господь, братья и сёстры, собравшиеся в этом месте, и в этот час, – произнёс он, и в ответ послышались сердечное «Благослови тебя, брат» и сдержанное «Амэн!» – Что ж, начнём, – он посмотрел на Йена и Денни, перевёл взгляд на девушек, затем на прихожан, – Мы собрались здесь, дабы присутствовать при вступлении в брак. Но поскольку семейный союз заключают леди и джентльмены, принадлежащие к Обществу Друзей, свадебная церемония будет отличаться от тех, что вы видели раньше, и пройдёт так, как это принято у квакеров. Я позволю себе рассказать, как именно. По залу пробежал шумок любопытствующих предположений и догадок, который преподобный остановил одним взмахом руки. Мистер Фиг, маленький, щеголевато одетый в чёрный сюртук с высоким белым воротником, обладал сильным авторитетом, и все как один повернулись к нему, ожидая дальнейшего объяснения. – Нам выпала честь принимать у себя собрание – так Друзья называют своё богослужение. А свадьба – обычная часть такого собрания. Для бракосочетания не нужен пастор или священник; леди и джентльмен просто… берут друг друга в супруги, когда чувствуют, что пришло время сделать это. Его слова вызвали удивление, – и даже некоторое неодобрение, и я увидела, как вспыхнуло лицо Дотти. Мистер Фиг, всё так же улыбаясь, взглянул на девушек, потом снова обратился к прихожанам. – Думаю, лучше кому-то из наших Друзей-квакеров рассказать о сути их встреч. Я уверен, что они знают об этом больше меня. Он выжидающе повернулся к Дэнзеллу Хантеру, но поднялась Рейчел. Она заговорила, и не видевший её мистер Фиг вздрогнул от удивления. Все засмеялись. – Доброе всем утро, – заговорила Рейчел мягким чистым голосом, когда смех улёгся. Благодарю вас всех за то, что вы пришли. Ибо Господь сказал: «Где двое или трое собрались во Имя Мое, там и Я с ними». Вот и вся суть собраний Друзей: Господь среди нас и внутри нас. – Она немного развела руки и продолжила: – То есть, мы встречаемся, чтобы услышать друг друга и увидеть свет внутри нас. Когда Дух сподвигает нас высказаться, тогда мужчина или женщина обращается ко всем. – Или поёт, если хочется, – вставила Дотти, с улыбкой глядя на Джона. – Или поёт, – улыбнулась Рейчел, соглашаясь. – Но и молчания мы не боимся, потому что громче всего Господь говорит в тишине наших сердец. Закончив, она невозмутимо опустилась на скамейку.
Начавшееся было оживлённое шарканье и переглядыванье уступило место выжидательной тишине, которую прервал Денни. Он неторопливо, но решительно поднялся и начал: – Я весьма тронут и хотел бы поблагодарить всех за доброе отношение к нам. Меня и мою сестру изгнали из Собрания за моё намерение служить в Континентальной армии. По этой же причине нас не допустили на Собрание Друзей в Филадельфии. Он посмотрел на Рейчел сквозь поблёскивающие стёкла очков. – Это мучительно для Друга, – продолжил он тихо. – Встречи Друзей – то место, где, радуясь, пребывают наши жизни и души. А когда квакеры вступают в брак, то все без исключения собравшиеся должны его одобрить и засвидетельствовать событие: лишь тогда община поддержит их союз. По моей вине сестра лишилась такого одобрения и поддержки, и я молю её о прощении. Рейчел совсем не по-женски фыркнула. – Ты следовал голосу своей совести, и, если бы я сочла, что ты не прав, я бы об этом сказала. – На меня возложена обязанность заботиться о тебе. – Ты и заботился! – возразила Рейчел. – Разве, глядя на меня, скажешь, что я голодаю? Или мне нечем прикрыть тело? Лёгкое оживление всколыхнуло публику, но никто из Хантеров этого даже не заметил. – Я лишил тебя дома и Собрания, которое опекало тебя, и заставил последовать за мной в мир насилия, в армию, полную жестоких людей. – Думаю, это можно сказать и обо мне, – прервал его Йен и прокашлялся. Он посмотрел на остолбеневшего мистера Фига, затем на затаивших дыхание людей на скамьях. – Вы знаете, сам я не из квакеров. Я шотландский горец и могавк, а в жестокости им нет равных. И если уж совсем начистоту, я не должен жениться на Рейчел, и её брат вправе запретить мне это. – Хотелось бы посмотреть, как у него получится запретить мне... Да и у тебя тоже, Йен Мюррей, – вмешалась Рейчел. Сжав кулаки на коленях, она сидела как натянутая струна. Казалось, Дотти находила этот разговор забавным; я видела, как она изо всех сил старалась не засмеяться. Кинув искоса взгляд на скамью впереди, точно такое же выражение веселья я увидела на лице у Хэла. – Ну, это из-за меня ты не можешь выйти замуж как полагается, на Собрании, – запротестовал Йен. – Ты виновен не больше меня, – поморщился Денни. – Mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa (Моя вина, моя вина, грешен! (лат.) – прим. пер. ), – пробормотал Джейми прямо мне в ухо. – Как думаешь, может надо сказать, что это я во всём виноват – оставил Йена у могавков, и вообще, подавал ему плохой пример? – Только если твой дух сподвигает тебя, – сказала я, не отрываясь от разворачивающегося действия. – Но я лично советую тебе и твоему духу не встревать. Миссис Фиг, напротив, не собиралась оставаться в стороне. Она громко прочистила горло и начала: – Простите, что вмешиваюсь, но из всего сказанного я поняла: вы, Друзья, считаете, что женщина и мужчина равны, верно? – Да, так и есть, – одновременно подтвердили Рейчел и Дотти, и все опять рассмеялись. Миссис Фиг зарделась, как спелая черносливина, но не потеряла самообладания. – В таком случае, – продолжила она, – если эти леди желают выйти замуж за вас, джентльмены, почему вы считаете себя вправе отговаривать их? Или вы сами в чём-то сомневаетесь? Присутствующие женщины одобрительно загомонили, и Денни, всё ещё стоящий перед собранием, изо всех сил старался сохранять самообладание. – «У него есть член?» – послышался громкий шёпот с отчётливым французским акцентом, а вслед – смущённое хихиканье Марсали. – «Если члена нет, жениться нельзя!..» Я тоже вспомнила необычную свадьбу Фергюса и Марсали на Карибском берегу и, чтобы не прыснуть со смеху, закрыла рот кружевным носовым платком. Джейми затрясся, едва сдерживая хохот. – У меня действительно есть сомнения, – с глубоким вздохом сказал Дэнзелл. – Нет, – поспешно добавил он, взглянув на Дотти, – Я уверен в том, что желаю взять в жёны Доротею, – также, как и в чистоте своих намерений по отношению к ней. Мои сомнения, – как, вероятно, и у друга Йена, – хотя я не должен говорить за него, – совершенно иного рода. Это значит, что я… или, может быть, мы… чувствуем себя обязанными рассказать о наших слабостях и недостатках как… как мужей… – Сказав это, он впервые тоже покраснел. – Чтобы Доротея и Рейчел… имели возможность… принять правильное… э-э… – Чтобы понимали, во что они ввязываются? – завершила за него миссис Фиг. – Ну, доктор Хантер, это правильная мысль. – Друг, – пробормотал он. – Друг Хантер, – чуть закатив глаза, поправилась она. – Но я вот что скажу: во-первых, ваша юная леди, скорее всего, знает о вас больше, чем вы сами. – Опять зазвучал смех. – А во-вторых, вот вам мнение женщины, у которой есть кой-какой опыт. Вступая в брак, никто не имеет ни малейшего представления, что его поджидает после. И всем своим видом давая понять, что закончила, она под одобрительный гул вновь уселась на скамью. Сидевшие рядком в левой части церкви несколько мужчин принялись переглядываться, затем послышалась приглушённая возня. Я видела, как эти мужчины вместе с женщинами, – по всей вероятности, их жёнами, заходили в зал. По внешнему виду они ничем не отличалась от других прихожан – работников и торговцев, но, судя по тому, что женщины отделились и проследовали в правую часть церкви, они были квакерами. Я видела, что к этому моменту мужчины пришли к некоему молчаливому соглашению, и один из них встал. – Моё имя Уильям Спрокетт, – официально представился он и прокашлялся. – Мы здесь для того, чтобы высказаться в поддержку друга Хантера. Ибо мы тоже принадлежим к тем квакерам, что последовали зову своей совести и присоединились к мятежу и другим деяниям, которых в обычной жизни Друзья стараются избегать. И вследствие этого… нас исключили из Собрания. Он в замешательстве нахмурился, очевидно, не зная, как продолжить. На другой половине поднялась маленькая одетая в жёлтое женщина и звонко произнесла: – Мой муж пытается донести до вас, друзья, что, если мужчина не следует своему внутреннему зову, то он и не мужчина вовсе. Жить с совестливым человеком не всегда бывает удобно, но это отнюдь не делает его плохим мужем. Она улыбнулась мистеру Спрокетту и села. – Да, – с благодарностью подхватил мистер Спрокетт, – как великодушно заметила моя жена, то, что мы стали солдатами и пошли воевать, не мешает нашему браку. Вот почему мы все пришли, – он широким жестом обвёл своих спутников и их жён, сидевших по другую сторону от прохода, – чтобы засвидетельствовать и одобрить твой брак, друг Хантер. – А мы поддерживаем твоё замужество, Доротея, – добавила миссис Спрокетт, кивая, – И твоё, Рейчел. Пока шло обсуждение, Денни Хантер продолжал стоять. – Я… благодарю вас, друзья, – произнёс он и сразу же опустился на скамью, а за ним, чуть помедлив, присел и Спрокетт. В церкви воцарилось молчание, и какое-то время доносились лишь приглушённые звуки с улицы. Иногда кто-то покашливал или прочищал горло, но потом опять все затихало. Джейми накрыл мою ладонь своей, и наши руки переплелись. Кончиками пальцев я чувствовала биение его пульса, твёрдые кости фаланг и суставов. Его измученная правая рука, отмеченная шрамами самопожертвования и труда несла знаки моей любви, вынужденно жестокого лечения, полного боли и отчаяния. Кровь от крови моей, плоть от плоти моей… «Интересно, – размышляла я, – присутствуя на чужом бракосочетании, вспоминают ли свои свадьбы те, кто оказался несчастлив в семейной жизни? Потому что те, кто счастлив, всегда вспоминают…» Дженни склонила голову, мыслями погрузившись в себя, но её лицо казалось спокойным и даже умиротворённым; думала ли она о Йене и о том дне, когда шла с ним к алтарю? Да, в глубине души она была там: чуть отвернувшись и едва касаясь скамейки рукой, она улыбалась призраку, сидевшему рядом с ней. Хэл и Джон расположились перед нами чуть наискосок, – я краем глаза видела их лица, – такие похожие, и в то же время такие разные. У обоих было по два брака. Я слегка оторопела, вспомнив, что во второй раз Джон был женат на мне, потому что сейчас он ощущался совершенно чужим, и наша совсем короткая совместная жизнь представлялась в таком далёком прошлом, что стала почти нереальной. А ещё… ещё был Фрэнк. Фрэнк. Джон. Джейми. «Искренние намерения? Одних только искренних намерений мало…» – думала я, вглядываясь в молодых людей, сидящих на скамейках перед алтарём. Они не смотрели друг на друга: потупившись, изучали свои сомкнутые руки, уставились под ноги или просто сидели с закрытыми глазами. Возможно, каждый из них сейчас осознавал, что, как сказала миссис Фиг, брак состоит не столько из ритуалов или слов, сколько из совместного бытия. Из задумчивости меня вывело движение: Денни встал и протянул руку Дотти. Она поднялась навстречу как завороженная и, сжала его ладони своими, – так утопающий хватается за соломинку. – Ощущаешь ли ты Божественное присутствие, Доротея? Ясно ли тебе общее настроение собрания? – спросил он мягко и после её утвердительного кивка продолжил. – Перед лицом Господа нашего и наших друзей, собравшихся здесь, я беру тебя, Доротея, в жёны, обещая с Божьей помощью быть тебе любящим и преданным супругом, пока смерть не разлучит нас. Лицо её сияло, когда она отвечала ему тихо, но очень отчётливо: – Перед лицом Господа нашего и наших друзей, собравшихся здесь, я беру тебя, Дэнзелл, в мужья, обещая с Божьей помощью быть тебе любящей и преданной супругой, пока смерть не разлучит нас. Я услышала, как Хэл, слегка всхлипнув, перевёл дыхание, и церковь взорвалась аплодисментами. Денни посмотрел на окружающих в некотором смятении, но затем расплылся в ослепительной улыбке и, взяв за руку радостную Дотти, повёл её через весь зал к последнему ряду у выхода из церкви, где они и сели, тесно прижавшись друг к другу. Гул голосов, громкие вздохи и тихие смешки… И вот в церкви вновь всё замерло. Но нет, эта тишина не выражала раздумья и размышления, – ожидание, смешанное с неясным беспокойством, дрожало в воздухе. Теперь всё внимание обратилось на Йена и Рейчел: они больше не глядели друг на друга, а склонили глаза долу. Йен вздохнул так, что его услышали даже в самых дальних уголках, затем поднял голову и, вытащив нож из пояса, положил его на скамью рядом с собой. – Что ж, мой черёд… Рейчел знает: я уже был когда-то женат на женщине из клана Волка племени Канъен`кехака. Есть что-то общее в том, как женятся могавки и квакеры. На церемонии мы сидели рядом, а все остальные напротив нас, и наши родители – её и мои, то есть те, кто принял меня в свою семью, – рассказывали о нас, расписывая наши положительные качества… Ну, то, что знали, конечно, – добавил он извиняющимся тоном. По залу прокатился смех. – Невеста держала на коленях корзину с фруктами, овощами и другой едой: она обещала заботиться обо мне и кормить меня тем, что растёт у неё на полях. А я… – Йен сглотнул и, наклонившись, положил руку на свой нож. – У меня был нож, и лук, и шкуры пойманных мной выдр. И я пообещал охотиться и дарить ей меха добытых мною животных, чтобы согревать её. И все решили, что мы должны стать мужем и женой… и мы стали. Йен замолчал, кусая губы, потом прокашлялся и продолжил. – Но могавки не соединяют свои жизни навсегда: двое остаются вместе, пока этого хочет женщина. Моя жена решила расстаться со мной, – не потому, что я плохо с ней обращался или причинял боль… нет… На то были другие причины. Он снова прочистил горло и прикоснулся к украшению из ракушек на руке. – Мою жену звали Вакьотейеснонса, что значит, Работающая Своими Руками, и она сделала этот браслет для меня в знак своей любви. Длинные загорелые пальцы нащупали тесёмки, и лента связанных вместе ракушек легко скользнула вниз, скатившись на ладонь. – Я снимаю его с себя как доказательство того, что я пришёл сюда как человек, не связанный более никакими узами: моя жизнь и сердце принадлежат только мне. И я надеюсь, что сегодня мне будет позволено отдать их навсегда. Йен опустил на скамейку бело-голубые ракушки, и они тихонько звякнули. На мгновение задержав на них пальцы, он убрал руку. Я прислушалась. Хэл дышал ровно, с едва уловимой хрипотой, а Джейми – сипло, будто проталкивая воздух через сжатое спазмом горло. Я почти растворилась в густой, застывшей атмосфере церкви, осязая призрачное марево, сотканное из сентиментальности, сочувствия, сомнений, понимания… Ролло тихонько зарычал и молчаливо замер у ног своего хозяина, бдительно поведя вокруг жёлтыми глазами. Мы ждали. Рука Джейми непроизвольно дёрнулась в моей, и я взглянула на него. Он плотно сжал губы и, не отрываясь, смотрел на Йена. Я чувствовала, что мой муж уже был готов встать и высказаться в защиту своего племянника, убеждая прихожан – и Рейчел – в добродетельности и достоинствах характера Йена. Джейми поймал мой взгляд и, слегка тряхнув головой, вопросительно повёл подбородком в сторону Рейчел. Слово было за ней, если только она захочет говорить. Рейчел, без кровинки в лице, застыла как камень. Она не отрывала от Йена горящих глаз. Но молчала. Плоть замерла – движение происходило в глубине; я видела, как некое внутреннее озарение пробежало по её лицу, и даже тело, казалось, распрямилось и обрело опору. Она вслушивалась. Мы вслушивались вместе с ней. И тишина начала таять, исподволь превращаясь в свет. В воздухе появился… даже не звук, а еле заметный трепет, – и вынырнувшие из безмолвия люди принялись оглядываться. Колибри – крошечная ало-зелёная птичка, залетевшая в открытое окно, – появилась сперва как неясное пятнышко и промелькнула между передними скамейками, порхая над коралловыми соцветиями жимолости. Церковь встрепенулась в едином выдохе: решение собрания стало очевидным. Йен поднялся, и Рейчел подалась ему навстречу.
Дата: Суббота, 26.10.2019, 17:27 | Сообщение # 385
Король
Сообщений: 19994
КОДА В РАЗМЕРЕ 3/2 (с) Перевод Елены Буртан, а также Валентины Момот, Елены Карпухиной, Юлии Коровиной, Наталии Ромодиной, Марины Музы́ки.
(Ко́да (итал. coda – «хвост, конец, шлейф») в музыке – дополнительный раздел, возможный в конце музыкального произведения. Она звучит в главной тональности произведения и содержит основные его темы. – прим. пер.)
ДЭНЗЕЛЛ И ДОРОТЕЯ
Уолтер Джиротто "Поцелуй меня"
ЭТО БЫЛ САМЫЙ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ званый вечер в жизни Доротеи Жаклин Бенедикты Грей. Она танцевала на балах с графами и виконтами в лучших залах Лондона, вкушала изысканные лакомства – от золочёных павлинов до начинённой креветками форели, плывущей по искусно приготовленному морю из заливного, откуда вздымался вырезанный изо льда Тритон, потрясающий копьём. А наряды Доротеи были такими роскошными, что мужчины, завидев её, только диву давались да в изумлении поднимали брови. Её молодой муж изумления не выказывал. Стоя на другом конце зала, он так пристально вглядывался в неё сквозь оправленные в сталь очки, что, казалось, взгляд его прожигал до кожи, и даже скромное нежно-серое платье не было тому помехой. У Дотти мелькнула мысль, что она вот-вот лопнет от счастья и тысячей кусочков разлетится по всему залу таверны «Белый Верблюд». А случись такое, вряд ли хоть кто-то заметит почку или желчный пузырь, валяющиеся под ногами: в комнату набилось множество людей, и все они пили, говорили, пили, пели и опять пили. И ей подумалось, что пара человек запросто могла бы сбежать с этой чудесной вечеринки, – никто и не хватится. Она с трудом пробиралась к Дэнзеллу сквозь разделявшую их толпу, – гости наперебой стремились их поздравить, – но Дэнни протянул ей руку, и через пару мгновений они выбрались наружу. Стоя под ночным небом в тени молитвенного дома анабаптистов, который располагался рядом с таверной, они целовались и смеялись как полоумные. – Пойдём домой прямо сейчас, Доротея? – переводя дыхание спросил Дэнни. – Ты… готова? Она не только не отстранилась от него, но прижалась ещё сильнее, сдвинув ему очки, и с наслаждением вдохнула запах его тела, аромат мыла для бритья и накрахмаленного белья. – Мы и вправду теперь женаты? – прошептала она. – И я действительно твоя жена? – Женаты. Ты моя жена. – Хрипотца в его голосе выдавала волнение. – А я твой муж. Ей показалось, он хотел придать своим словам торжественности, но по его лицу расплылась улыбка неудержимой радости, и Дотти снова залилась смехом. – Мы не сказали «одна плоть», когда произносили клятву. – Она отступила на шаг, но всё так же крепко держала Дэнни за руку. – Но ты ведь согласен, что в сущности это так? По большому счёту? Поправив очки на переносице, Дэнзелл одарил жену сосредоточенным сияющим взглядом. Затем коснулся пальцем её груди и произнёс: – Очень на это надеюсь, Доротея.
ЕЙ И ПРЕЖДЕ ДОВОДИЛОСЬ у него бывать. Сначала как гостье, потом как помощнице; она часто сопровождала Дэнни и перед тем, как отправляться на вызовы, Дотти собирала корзинку с перевязочными материалами и мазями. Но сейчас всё было по-другому. Второй этаж здания за день накалялся на солнце так, что дышать становилось невозможно, и Дэнни заранее распахнул все окна, нимало не переживая ни о летающих насекомых, ни из-за того, что по соседству находится мясная лавка. Лёгкий ночной бриз, проникавший внутрь, охлаждал воздух и, как парное молоко, мягко и влажно овевал кожу. Мясные запахи из лавки начисто исчезли: их перебил ночной аромат садов у Бингэм-Хаус, расположенных в двух улицах отсюда. Дэнни заранее убрал всё, что напоминало бы о его профессиональной деятельности, пламя зажжённой им свечи безмятежно высветило просто обставленную, но удобную комнату. Два небольших кресла с подголовниками расположились у камина, на столике между ними лежала книга. Через распахнутую дверь виднелась застеленная свежим бельём кровать: аккуратно накрытая стёганым покрывалом, с соблазнительно взбитыми белыми подушками, она так и манила к себе. Выпила Дотти совсем мало, но кровь бурлила в её теле, как вино. Она испытывала необъяснимую робость и на миг остановилась на пороге, словно ожидая приглашения войти. Дэнни зажёг ещё две свечи, обернулся и посмотрел на застывшую в нерешительности жену. – Иди ко мне, – мягко сказал он, протягивая ей руку, и Дотти зашла. Они долго, до истомы, целовались, руки медленно блуждали по телам, освобождая их от тесноты одежды. Её рука как бы невзначай скользнула вниз и прикоснулась к выпуклости под тканью бриджей. У Дэнни перехватило дыхание; он собрался что-то сказать, но Дотти его опередила. – Одна плоть, – напомнила ему жена, улыбаясь и накрывая ладошкой то самое место. – Я хочу увидеть твою половину.
– ТЕБЕ УЖЕ ДОВОДИЛОСЬ это видеть, – сказал Дэнни. – Я уверен. Во-первых, у тебя есть братья. Ну и, конечно… когда ты ухаживала за ранеными… Обнажённые, они лежали на кровати, и Дотти ласкала обсуждаемый объект, который казалось, в полную силу наслаждался уделяемым ему вниманием. Дэнни забавлялся с мочками её ушей, и волосы струились меж его пальцев. – Надеюсь, ты не думаешь, что я делала нечто подобное с кем-либо из моих братьев, – ответила Дотти, с удовольствием вдыхая его запах. – А раненые обычно не в том состоянии, чтобы их мужские достоинства рассматривали или оценивали. Дэнни чуть кашлянул и не то, чтобы смущённо заёрзал, а только слегка потянулся. – Полагаю, ты позволишь мне полюбоваться твоим телом, – сказал он, – если рассчитываешь, что сегодня я смогу сделать тебя своей женой. – О! – Дотти посмотрела на его член, потом, преисполненная удивления, на себя. – Что… что ты имеешь в виду? Почему бы ты не смог? – А! Денни выглядел довольным, – а без очков совсем молодо, – и, не скрывая нетерпения, соскочил с кровати и устремился в соседнюю комнату; в отблеске свечи промелькнули упругие бледные ягодицы. К полному изумлению Дотти, он вернулся с книгой, которую она заметила на столике ранее, и протянул ей изобилующий закладками том. Он открылся в её руках, демонстрируя изображения мужского тела в поперечном разрезе и его интимных органов на разных стадиях полового возбуждения. Дотти в недоумении посмотрела на Дэнни. – Я думал… Я знаю, ты девственница… Я не хочу, чтобы ты испугалась или оказалась неподготовленной, – он зарделся как роза. Ей хотелось смеяться до слёз, но вместо этого она тихо закрыла книгу и ладонями обняла его лицо. – Ты тоже девственник, Дэнни? – нежно спросила она. Под её пристальным взглядом он покраснел до ушей, но глаз не отвёл. – Да. Но… я знаю, как это делается. Я ведь доктор. Это было уже чересчур, и она всё-таки засмеялась; поначалу сдавленно захихикала, но потом, не выдержав, к ней присоединился и Дэнни, и уже через несколько секунд, они, обнявшись, упали на кровать и затряслись в безмолвном веселье. Иногда кто-то из них повторял, прыская: «Я ведь доктор», – и это вызывало новые приступы хохота. В какой-то момент она оказалась под Дэнни, – лёжа на спине, тяжело дыша; скользкие их тела блестели пóтом. Дотти подняла руку, коснулась его поросшей тёмными волосками груди, и под взъерошенными курчавинками кожа Дэнни покрылась мурашками. Дотти дрожала, но не от страха и не от смеха. – Ты готова? – шёпотом спросил он. – Одна плоть, – прошептала она в ответ. И они стали одной плотью.
СВЕЧИ ПОЧТИ ДОГОРЕЛИ, и нагие силуэты на стене едва двигались. – Доротея! – Наверное, тебе лучше помолчать, – сказала она, отстранившись от него, чтобы заговорить. – И не отвлекай меня: я никогда раньше такого не делала. И, прежде чем он смог произнести хотя бы слово, она продолжила волнительно-возбуждающие действия. Дэнни застонал – не смог удержаться – и в беспомощной нежности положил руки ей на голову. – Это называется фелляция, ты знал о таком? – осведомилась она, прерываясь на мгновение, чтобы сделать вдох. – Знал… Но как… То есть… О, Господи!.. – Что ты сказал? – в свете догорающей свечи было видно, как разрумянилось её прекрасное лицо, влажные губы ярко алели… – Я сказал – О, Господи… Скрытая полумраком, она просияла счастливой улыбкой и продолжила с ещё бóльшим пылом; тень Дэнни на стене затрепетала. – Хорошо, – торжествующе хихикнула она и наклонилась, чтобы своими острыми белыми зубками сокрушить его окончательно.
ЙЕН И РЕЙЧЕЛ
Уолтер Джиротто "Нежность и страсть"
ЙЕН СТЯНУЛ С НЕЁ платье – зелёная ткань слабо зашелестела, и Рейчел хорошенько тряхнула головой: шпильки разлетелись в разные стороны, с лёгким звоном падая на пол. Рейчел улыбнулась мужу, её темные локоны влажными волнами устремились вниз, а Йен засмеялся и вынул из волос ещё несколько закрученных проволочек. – Думала, умру, – сказала она, запуская пальцы в копну волос, которую Дженни накануне вечеринки в таверне «Белый Верблюд» уложила в причёску. – Шпильки искололи всю голову, а в корсете ни вдохнуть, ни выдохнуть. Освободишь меня от него… муж мой? Рейчел повернулась спиной к Йену, поглядывая на него через плечо искрящимися от смеха глазами. Он не думал, что это возможно – ещё больше тронуть его чувства или возбудить тело, но одно только слово «муж» сделало и то, и другое. Йен обнял жену за талию, – Рейчел пискнула, – и развязал узел на корсаже. Затем легонько прикусил ей шею сзади и Рейчел запищала громче, забилась у него в руках, а он зажал её и со смехом продолжал распускать шнуровку. Тонкая, как ивовое деревце, и такая же гибкая, Рейчел вертелась, норовя ускользнуть, и эта шутливая борьба ещё больше распаляла Йена. Если бы не самообладание, он уже пригвоздил бы её к кровати, и будь прокляты и чулки, и корсет, и сорочка. Но он умел владеть собой и позволил ей вырваться, спустил с её плеч бретельки, потом стащил через голову и сам корсет. Рейчел снова отряхнулась, приглаживая сверху донизу влажную сорочку, потом выпрямилась, прихорашиваясь перед ним. Сквозь мягкую ткань просвечивали её отвердевшие соски. – Я помогла тебе выиграть пари. Она провела рукой по изящной синей атласной ленте, которая стягивала горловину сорочки, и колыхнула подолом, расшитым голубыми, жёлтыми и розовыми цветами. – Как ты узнала? – Йен потянулся к ней и обеими руками сжал прикрытый одной лишь тонкой материей зад. – Господи Иисусе, у тебя такая аппетитная круглая попка… – Богохульствуешь в нашу брачную ночь? Но он знал, что ей приятно. – Это не богохульство, а благодарственная молитва. Кто рассказал тебе о пари? Фергюс поспорил с ним на бутылку портера, что у квакерской новобрачной будет самое простое полотняное белье. Когда они бились об заклад, Йен не знал наверняка, но надеялся на то, что Рейчел принарядится, и не из тщеславного желания покрасоваться перед всем миром, а чтобы порадовать мужа. – Джермейн, конечно. – Ответно улыбаясь, она точно так же обняла его ягодицы. – А твоя и не маленькая, и не круглая, но тоже хороша. Помочь тебе с застёжками? Йен видел, что Рейчел этого хотелось, поэтому позволил ей опуститься на колени и расстегнуть застёжки, которыми штанины прикреплялись к ремню. Склонившись, она усердно принялась за дело, и, глядя на тёмную взъерошенную макушку, Йен поддался внезапному порыву и осторожно коснулся её головы; исходящее от жены тепло вызывало желание притронуться к её коже. Леггины упали на пол, Рейчел поднялась и начала целовать Йена, поглаживая рукой его отвердевший член, будто ненароком про него вспомнив. – У тебя там такая нежная кожа, – сказала она, прильнув к его губам. – Как бархат. Её ласки не были робки, но едва ощутимы; Йен опустил руку и, туго обхватив её пальцы своими, показал, как надо действовать. – Мне нравится, когда ты постанываешь, Йен, – прошептала Рейчел, прижимаясь всем телом и лаская гораздо смелее. – Я не стону. – Нет, стонешь. – Это я вздохнул… Погоди… Мне нравится… но… иди-ка сюда. Сглотнув, Йен подхватил её – она чуть слышно шаловливо ахнула – и в два шага добрался до кровати. Затем бросил на постель – Рейчел вскрикнула громче – и, упав рядом, сгрёб её в охапку. Какое-то время они дурачились: хихикали, бессвязно лопоча, сплетались телами и увёртывались друг от друга, пока наконец Рейчел не стащила с него миткалевую рубашку, не дав снять свою, и теперь её сорочка болталась на талии, обнажая тело сверху и снизу. – Я победила, – заявила Рейчел. Вильнув бёдрами, она стянула измятую сорочку через ноги и пинком отбросила её в сторону. – Ты уверена, а? Он склонился над ней, захватывая сосок ртом. Рейчел охнула от удовольствия и вцепилась ему в волосы. Йен слегка боднул её под подбородок, опустил голову и стал посасывать сильнее, по-змеиному двигая языком. – Мне нравится, как стонешь ты́, Рейчел. – Он прервался, чтобы вдохнуть и довольно осклабился. – Хочешь, заставлю тебя кричать? – Да, – выдохнула она и прикрыла рукой свой влажный сосок. – Пожалуйста. – Погоди чуток. Йен приподнялся над ней, давая себе отдышаться и позволяя воздуху охладить их разгорячённые тела: в маленькой комнате было жарко. Потянувшись, Рейчел дотронулась до его груди и провела большим пальцем по соску – острое ощущение тотчас отозвалось внизу, в его возбуждённой плоти. – Позволь мне, – тихо сказала Рейчел. Привстав, она рукой обняла его за шею и нежно прильнула к соску губами. – Ещё, – прохрипел Йен, прижимаясь к ней всем телом. – Сильнее. Зубами. – Зубами? – осеклась Рейчел, отпуская его. – Зубами, – подтвердил он, и, почти не дыша перекатился на спину, увлекая её за собой. Она перевела дыхание и наклонилась, волосы разметались по его груди. – Оу! – Ты сам сказал зубами. – Рейчел выпрямилась и с тревогой взглянула на него. – О, Йен, прости. Я не хотела сделать тебе больно… – Я… ты и не… да, сделала… но… Я хочу сказать, сделай так ещё раз, а? Она непонимающе посмотрела на него, и ему пришло в голову, что, когда дядя Джейми советовал не торопиться и быть нежным со своей девственницей, он имел в виду не только то, что нужно как можно осторожней лишить её невинности. – Иди ко мне, mo nighean donn (моя темноволосая девочка (гэльск.). – прим. пер.), – сказал он, укладывая жену рядом с собой. Сердце его гулко билось, тело обливалось по́том. Убрав волосы у неё с виска, он ткнулся ей носом в ухо. – Не будем спешить, ладно? А позже я покажу тебе, как ласкать зубами.
К НЕМАЛОМУ УДИВЛЕНИЮ РЕЙЧЕЛ, Йен просто пылал в её руках; от него исходили ароматы вина и виски, и терпкий дух мужского тела, – отдалённо напоминавший о скунсе, но гораздо приятнее, – и Рейчел, погрузившись лицом ему в подмышку, с удовольствием вдыхала исходящий от мужа запах. Она всё так же обжимала ладошкой его член… Но любопытство пересилило, и она подалась дальше; двигаясь наощупь, пальцами зарылась в густые заросли волос на лобке. Когда она горстью накрыла мошонку, Йен резко выдохнул, а Рейчел спрятала улыбку у него плече. – Ты же не возражаешь, Йен? – прошептала она, перекатывая в ладони его очаровательно округлые яички. Ей не раз приходилось видеть мошонку, – обвислую и морщинистую. Она не вызывала у неё отвращения, но и не порождала особого интереса. Эта же была чудесной – тугой от напряжения, с шелковистой кожей, такой горячей на ощупь. Осмелевшими пальцами Рейчел пробиралась всё ниже, опускаясь промеж его ног. Рука на её плече сжалась, но Йен не остановил Рейчел, напротив, немного раздвинул ноги, позволяя познавать своё тело. Ей сотни раз приходилось подтирать мужские зады, и мельком подумалось, что далеко не все мужчины держат это место в опрятности… Но его курчавые волосы были такими чистыми, что бёдра её сами собой подались вперёд, а кончиком пальца она робко проскользнула между его ягодиц. Он дёрнулся, непроизвольно напрягся и задрожал – Рейчел застыла в недоумении. Йен трясся в беззвучном смехе. – Тебе щекотно? – спросила она, приподнявшись на локте. Мерцающий свет единственной свечи плясал по его лицу, заострял тени на впалых щеках, искорками отражался в глазах; он улыбался ей. – Ну, можно сказать и так. Йен грубовато провёл рукой по её спине, ухватил сзади за шею, и, не сводя глаз с Рейчел, медленно покачал головой. Его не стянутые завязкой волосы заколыхались тёмными волнами. – Я тут весь из себя такой… пытаюсь не спешить, стараюсь быть нежным… а в ответ ты хватаешь меня за причинное место и суёшь мне пальцы в задницу! – Я делаю что-то не так? – чуть растерянно спросила она. – Я не хотела быть… э-э… слишком бесстыжей. Йен притянул её себе и крепко обнял. – Со мной ты не можешь быть слишком бесстыжей, милая, – зашептал он ей прямо в ухо, проводя рукой по её спине – всё ниже, и… ниже. У Рейчел перехватило дыхание. – Ш-ш, – еле слышно отозвался он и его рука медленно – очень медленно – потянулась вниз. – Я думал, тебе будет страшно, в первый-то раз... Но тебе ни капельки не страшно, а? – Я боюсь. Уж-жасно… Её распирало от смеха, но голос не смог скрыть правду, и Йен это почувствовал. Рука его замерла. Откинувшись назад, он искоса на неё посмотрел. – Да неужели? – Ну, не то чтобы совсем ужасно… Но… – Она сглотнула, внезапно сконфузившись. – Просто… это так чудесно. Но я знаю, что, когда ты… когда мы… Ну, я знаю, в первый раз будет больно… И я немного боюсь, что… Знаешь, я не против заниматься тем, чем мы сейчас занимаемся, но… я бы хотела поскорее покончить с той, необходимой частью, чтобы я об этом не переживала. – Покончить, – повторил он. Краешек рта дрогнул в полуулыбке, но рука по-прежнему ласково придерживала её поясницу. – Ну, тогда… Йен опустил вторую руку и осторожной ладонью накрыл её между бёдер. Она была там совсем мокрой и очень скользкой – с тех пор как он снял с неё платье, она увлажнилась ещё больше. Пальцы его двигались: один, потом второй, – дразня, играя, и… и… Ощущение, известное ей и прежде, но гораздо более мощное, накрыло внезапно, и Рейчел полностью отдалась наслаждению. Покоряясь чувственной волне, она истомно затрепетала. Всем телом. Йен притронулся к ней лёгким поцелуем. – Много времени не потребовалось, правда? – пробормотал он. – Возьмись за меня руками mo chridhe (серде мое (гэльск.). – прим. пер.), да покрепче. Он двигался над ней, проворный, как большой кот, жарко проскользнул между её ног, – неспешно, но неотступно. Слишком настойчиво. В попытке уклониться, Рейчел инстинктивно сжалась, но её плоть была приветственно взмокшей; впрочем, никакое сопротивление не остановило бы Йена. Она почувствовала, как ногтями впилась ему в руки, но пальцы не разжала. – Тебе больно? – тихо спросил он и застыл; погрузился в неё на всю глубину, пугающе переполняя. «Что-то порвалось», – подумала она; внутри немного саднило. – Да, – сказала Рейчел, чуть дыша, – но я... не против. Йен медленно наклонился и легонько коснулся губами её лица, носа, век, всё время остро ощущая, как заполнил – собой – её лоно. Выждав совсем немного, он подался назад и снова вперёд. В её слабом, почти бесшумном возгласе послышалась боль, и то ли протест, то ли одобрение… Сочтя это за согласие, Йен задвигался быстрее. – Не волнуйся, малышка, – сказал он, переводя дыхание, – Я тоже долго не продержусь. Только не сейчас.
РОЛЛО ПОХРАПЫВАЛ в углу; из-за жары он лежал на спине, поджав лапы, будто жук. Исходивший от Рейчел её собственный сладковато-мускусный запах смешивался с другим, остро-терпким, животным – по-видимому его семенем. Йен зарылся в неё лицом и глубоко вдохнул слегка солоноватый привкус крови, который напомнил ему вкус свежевыловленной форели, слегка прихваченной на огне, – розовая скользкая плоть, нежная и горячая во рту. Рейчел удивлённо встрепенулась и выгнулась под ним, но он только крепче обхватил её, бормоча что-то невразумительно-успокаивающее. Он запустил руки ей под бёдра и в полудрёме подумал, что это сродни рыбалке. Поначалу, только угадывая лоснящиеся тёмные очертания в глубине, осторожно забрасываешь наживку… Рейчел резко втянула воздух… Затем рыба клюёт... Внезапное изумление… И, наконец, когда туго натягивается леска, приходит неистовое осознание, что ты и рыбина так сосредоточены друг на друге, как будто нет ничего важнее на свете… – О, Господи, – еле слышно произнёс он, чувствуя пустоту в голове, ощущая только слабые движения тела Рейчел, её руки на своей голове, её запах и вкус… Она что-то шептала, совсем невнятно, и её нежность захлестнула Йена. – Я люблю тебя, Йен… И не было в мире никого, кроме неё…
ЖЁЛТЫЙ СВЕТ НИЗКО висящего полумесяца просачивался между деревьями, тускло мерцая в тёмных стремительных водах реки Делавэр. Была поздняя ночь, свежий ветерок с реки приятной прохладой касался лиц и тел, разгорячённых танцами, обильной едой, выпивкой, теснотой, в которой сотня, а то и более возбуждённых людей вместе провели последние шесть или семь часов. Обе парочки молодожёнов сбежали с вечеринки довольно рано: Дэнзелл и Дотти скрылись совсем незаметно, а Йен и Рейчел – под громкие грубоватые советы и намёки веселящихся на свадьбе гостей, заполнивших зал таверны. Отсутствие молодых не помешало празднованию, – наоборот, веселье безудержно понеслось дальше: гости пили, не отвлекаясь на бесконечные свадебные тосты. Распрощавшись с братьями Грей, мы ушли сразу после полуночи. Пиршество устраивал Хэл – отец одной из невест. Он сидел в кресле у окна, дыша чуть с присвистом из-за дыма, и был совершенно пьян. Однако ему достало сил подняться и склониться над моей рукой. Сквозь шум затихающей вечеринки я прислушалась к его хриплому дыханию. – Вам пора домой, – не удержалась я. – Спросите Джона, может, у него найдется ещё марихуана. И если есть, то покурите. Вам станет легче. «И не только в физическом плане», – подумала я. – Благодарю вас за добрый совет, мадам, – сухо сказал он. Спохватившись, я припомнила наш последний разговор, при котором я окуривала его дымом марихуаны: тогда Хэл не находил себе места, тревожась о своём сыне Бенджамене. Если и он подумал об этом, то предпочёл промолчать, – просто поцеловал мне руку и кивнул Джейми на прощанье. Джон находился около брата почти весь вечер и сейчас, когда мы прощались, тоже стоял позади Хэла. На какое-то мгновение наши глаза встретились, и Джон улыбнулся, однако не шагнул ко мне, не взял за руку: рядом был Джейми. «Увижу ли я кого-нибудь из них снова?» – промелькнуло у меня в голове. Мы не вернулись в печатную мастерскую, а направились к реке: гуляя и наслаждаясь свежим ночным воздухом, болтали о молодожёнах и волнительной суете прошедшего дня. – Думается, их ждёт не менее захватывающая ночка, – заметил Джейми. – Полагаю, наутро девчушки будут совсем разбитыми, бедняжки. – Достаться может не только девчушкам, – возразила я, и Джейми игриво хмыкнул в ответ. – Ага. Может, ты и права. Помню, на следующий день после свадьбы, когда я проснулся, поначалу не мог сообразить, с кем это я сражался накануне. А потом, когда увидел тебя рядом, сразу всё и прояснилось. – Однако, твой пыл это ни капли не умерило, – заметила я, обходя едва заметный на тропинке булыжник. – Помнится, на следующее утро кое-кто довольно грубо меня разбудил. – Грубо? Да я был оч-ч-чень нежен. По крайне мере, намного нежнее, чем ты со мной, – ухмыляясь, добавил он. – Я так и сказал Йену. – Ты рассказал об этом Йену? – Ну, понимаешь… Он пришёл за советом, и я… – За советом? Йен? Я совершенно точно знала, что Йен начал свою сексуальную жизнь в четырнадцать лет с проституткой такого же возраста в одном из борделей Эдинбурга и с тех пор не останавливался. Помимо его индейской жены из племени могавков, у него было ещё по крайней мере полдюжины любовных связей, о которых я знала наверняка; уверена, имелись и другие, мне неизвестные. – Ну, да. Он хотел спросить, как обращаться с Рейчел, чтобы ей понравилось, – она ведь девственница. Ему в диковинку, – криво усмехнулся Джейми. Я засмеялась. – Ну, тогда у них будет интересная ночка!.. У всех. И я рассказала Джейми о просьбе Дотти, о том, как позже к нам присоединилась Рейчел, и о нашем спонтанном сеансе добрачного консультирования. – Что ты им сказала? – явно забавляясь, фыркнул он. –Ты постоянно заставляешь меня произносить «О, Господи», Сассенах, и чаще всего – совсем не в постели. – Ну, а что я могу поделать, если тебе так нравятся эти слова. – ответила я. – Да и в постели ты их частенько произносишь. И в нашу брачную ночь ты их повторял. Многократно. Я всё помню. – Ну, совсем неудивительно, Сассенах, учитывая, что именно ты вытворяла со мной в ту ночь. – И что же я вытворяла? – возмутилась я. – Что, чёрт подери, такое я с тобой делала? – Ты кусала меня, – тут же нашёлся Джейми. – Да ну? Не было такого! И в какие такие места я тебя кусала? – В разные, – уклончиво ответил он, и я ткнула его локтем. – А! Если хочешь знать, ты укусила меня за губу, когда я тебя целовал. – Я такого не припоминаю, – возразила я, уставившись на него. Черты лица Джейми еле угадывались в темноте, но в отражавшемся от воды лунном свете резко выделялся его профиль с прямым носом. – Я помню, что ты долго меня целовал, когда пытался расстегнуть пуговицы на платье. Но я абсолютно уверена, что тогда тебя не кусала. – Верно, – задумчиво произнёс он и, едва касаясь, пробежал рукой по моей спине. – Это было позже. Я уже сходил за едой и вином, а Руперт и Мурта успели надо мной поизгаляться. Я знаю точно, ведь потом я глотнул немного вина и заметил, как обожгло ранку на губе. А пил я уже после того, как снова уложил тебя в постель, – наверняка тогда ты меня и укусила. – Ха! – сказала я. – К тому времени ты бы уже ничего и не заметил, даже если бы я откусила тебе голову, как самка богомола. Возомнил, что знаешь всё на свете. Задрал нос и кое-что пониже. Джейми обнял меня рукой за плечи, притянул поближе и зашептал прямо в ухо: – Так из-за тебя и задралось-то, a nighean (девочка (гэльск.). – прим. пер.) И именно ты ничего не замечала. Ну, кроме того, что происходило у тебя между ног. – Довольно сложно было остаться равнодушной к тому, что ты проделывал, – нарочито чопорно отозвалась я. Джейми хохотнул и, остановившись под деревом, схватил меня в охапку и поцеловал. Губы его были чудесно мягкими. – Ладно, не стану отрицать, – ты научила меня любовным утехам, Сассенах, – пробормотал он, – и с ролью наставницы справилась мастерски. – Ты всё хватал на лету, – сказала я. – Несомненно, у тебя врождённый талант. – Если бы этому надо было специально учиться, Сассенах, человечество давно бы уже вымерло. Джейми снова поцеловал меня, долго не отпуская. – Как думаешь, Дэнни знает, что надо делать? – спросил он, оторвавшись от моих губ. – Он такой целомудренный молодой человек. – О! Уверена он обладает нужными знаниями, – запротестовала я. – В конце концов, он же доктор. Джейми цинично ухмыльнулся. – Ага. Время от времени он мог встречаться с проституткой, хотя, учитывая профессию Дэнни, вряд ли это он посещал её, скорее, она – его. Кроме того… Джейми придвинулся ближе и, запустив руки в прорези для карманов на моей юбке, крепко и интригующе сжал мой зад. – Разве в ваших медицинских колледжах учат, как раздвигать ляжечки своей жены и вылизывать её от копчика до пупка? – Я не учила тебя этому! – Конечно, нет. А ведь ты тоже доктор, так? – Это… это не имеет никакого значения. Ты что, пьян, Джейми? – Не знаю, – сказал он, смеясь. – Но я уверен, что ты пьяна, Сассенах. Идём-ка домой, – прошептал он, наклоняясь ниже и проводя языком по моей шее. – Я хочу, чтобы ты заставила меня сказать «О, Господи». – Это… это можно устроить. Пока мы гуляли, я немного остыла, но последние пять минут распалили меня, как свечу, и если раньше я просто хотела прийти домой и снять корсет, то теперь засомневалась, смогу ли дождаться, пока мы туда доберёмся. – Ладно, – сказал он, вытаскивая руки из моей юбки. – А потом поглядим, какие слова заставлю тебя сказать я́, mo nighean donn. – Посмотрим, заставишь ли ты меня сказать «Не останавливайся!»
Дата: Суббота, 26.10.2019, 17:30 | Сообщение # 386
Король
Сообщений: 19994
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ Связующие узы
Глава 95. ТЕЛО ЭЛЕКТРИЧЕСКОЕ (с) Перевод Юлии Селиной
Эдуардо Родригес Кальзадо "Вместе"
Редондо-Бич, штат Калифорния 5 декабря 1980 г. ЕСЛИ БЫ НЕ МАРКИ, она бы ни за что не поехала на почту. Можно было прикрепить письма к своему почтовому ящику, чтобы их забрал почтальон, или опустить в ящик на углу, когда они с детьми поехали на пляж посмотреть на пеликанов. Но ей нужны были марки, и еще куча дел требовала ее внимания: заверить документы у нотариуса, сделать ксерокопии, подать налоговую декларацию... – Вот гэ, – пробормотала Бри, выходя из машины, – чертово слово на букву гэ! После этих слов тревога и подавленность чуть отступили. Это и правда нечестно! Кому, как не матери маленьких детей, так необходимо время от времени крепко выругаться?! Возможно, стóит попробовать взять на вооружение мамино «Иисус твою Рузвельт Христос». Джему еще не было четырех, когда он пополнил этим выражением свою коллекцию ненормативной лексики, а потом научил ему Мэнди. Эта фраза не должна их покоробить. В прошлый раз было не так тяжело. «Хотя нет, – поправила она себя, – было сложнее в самом важном вопросе. Но эта... эта... эта прорва выматывающих мелочей: собственность, банковские счета, договоры аренды, уведомления...» Брианна с раздражением пролистала пачку запечатанных конвертов, лежащих у бедра. В какие-то дни у нее появлялось желание взять Джема и Мэнди за руки и не уйти, а убежать сквозь камни, при этом не испытывая ничего, кроме облегчения, оттого, что бросит здесь всё это чертово Имущество. В первый раз у нее не было столько Имущества. И, конечно, ей было кому его доверить. Сердце слегка сжалось при воспоминании о том дне, когда она заколотила гвоздями крышку упаковочного ящика, в котором находились вещи, относящиеся к скромной истории ее семьи: фамильное столовое серебро и собрание сочинений отца, кабинетные фотографии родителей ее матери, мамина фуражка Королевского сестринского корпуса королевы Александры времен Второй мировой войны, еще хранившая слабый запах йода. А еще очень тяжело было написать сопроводительную записку Роджеру: «Однажды ты сказал, что... у каждого должна быть история. Здесь находится моя». Бри была почти уверена, что больше никогда не увидит Роджера, – не говоря уж о серебре. Крепко зажмурившись, она снова открыла глаза и с такой силой пихнула дверь почтового отделения, что та с грохотом врезалась в стену, а люди у окошек обернулись и уставились на вошедшую. Покраснев, Брианна взялась за дверную створку и с преувеличенной осторожностью закрыла ее, а затем пошла по залу, мягко ступая и стараясь ни на кого не смотреть. По одному опуская в прорезь ящика письма, она испытывала какое-то мрачное удовлетворение оттого, что избавляется от очередного утомительного дела. Когда просто отправляешься в прошлое, бросив все, – это одно, а если думаешь, что однажды можешь вернуться и тебе снова понадобятся всё это Имущество, или твои дети вернутся без тебя через двадцать лет... Бри сглотнула. Как говорил ее отец, – это совсем другое дело. Она не могла просто бросить все на дядю Джо, он не... Повернувшись, Бри автоматически взглянула на свой почтовый ящик у противоположной стены помещения и замерла: там лежало письмо. Волоски на руках встали дыбом, пока она шла по грязному линолеуму к ящику и тянулась к ручке. Только тогда Брианна по-настоящему поняла, что письмо не выглядело как счет за коммунальные услуги, форма заявки на получение кредитной карты или другая официальная корреспонденция.
G-H-I-D-E-I... Колесики замка с буквенным кодом повернулись, и, когда он открылся, маленькая тяжелая дверца распахнулась. И прямо там, на почте, Бри почувствовала запах вереска, дыма горящего торфа и дыхание гор – такой сильный, что слезы навернулись на глаза и стало трудно дышать. Письмо в обычном белом конверте адресовано ей и подписано круглым уверенным почерком Джо Абернати. Внутри было что-то еще: другой конверт с бугорком – с какой-то печатью? Прежде чем вскрыть письмо, Брианна села в арендованную машину. Там оказался не конверт, а лист бумаги, сложенный и запечатанный воском, черные чернила просочились сквозь бумагу в тех местах, где перо сильнее обычного царапало ее. Письмо из восемнадцатого века. Бри прижала его к лицу, пытаясь уловить запах, но аромат дыма и вереска бесследно исчез. А не почудился ли он ей? Теперь письмо пахло лишь старой хрупкой бумагой, а запах галловых чернил не ощущался совсем. Еще была короткая записка от дяди Джо – небольшой свернутый листок бумаги, вложенный в конверт вместе с письмом. «Дорогая Бри! Надеюсь, ты успеешь получить это письмо. Оно пришло от агента в Шотландии. Он говорит, что когда новый арендатор Лаллиброха собрался передать мебель на хранение, они не смогли вынести большой письменный стол из кабинета, потому что он не проходил в дверь. Тогда они пригласили антиквара, чтобы разобрать этот стол. Агент заверил, что это было сделано очень аккуратно. Тогда-то и нашли три марки с изображением королевы Виктории и это письмо. Я не читал его. Если ты еще не уехала, сообщи, нужны ли тебе марки. Если нет, Ленни-младший с радостью поместит их в свою коллекцию. С любовью, дядя Джо». Брианна аккуратно свернула записку, прогладив места сгибов, и положила ее в сумку. Ей хотелось прочитать письмо в другом месте, в тишине и уединении, чтобы никто не заметил, как она поддастся чувствам. Печать не сургучная, а из серого свечного воска со вкраплениями сажи. Роджер оставил отпечаток большого пальца, хотя в этом не было необходимости: Бри сразу узнала его почерк, но на отпечатке явно проступал крошечный шрам в виде крючка. Он появился у Роджера после того, как он чистил лосося, которого они с Джемом поймали в озере Лох-Несс, и нож внезапно соскочил. Она целовала этот порез, пока он заживал и еще десятки раз потом. Но ждать Брианна не могла. Дрожащими руками она открыла карманный нож и аккуратно срезала печать, стараясь не сломать ее: она была старой и хрупкой, за многие годы свечное сало впиталось в бумагу и образовало ореол вокруг воска, но в итоге печать все-таки рассыпалась в ее руках. Бри судорожно сжала в кулаке ее фрагменты и развернула сложенную бумагу. На лицевой стороне было написано: «Брианне Рэндалл Фрейзер МакКензи. Хранить до востребования». Последняя фраза заставила ее рассмеяться, но смех прозвучал, как всхлипывание. Бри провела по глазам тыльной стороной ладони, всей душой жаждая читать дальше. Однако на первых же словах она отбросила письмо, будто оно загорелось. «15 ноября 1739 г.» Брианна снова схватила письмо. Чтобы она не пропустила дату, Роджер намеренно подчеркнул ее: 1739 г. – Какого черта ты... – произнесла Бри и, прижав руку ко рту, продолжила читать. «Любимая моя! Я догадываюсь, о чем ты думаешь, и сам ничего не могу объяснить. Лучшая догадка заключается в том, что я отправился на поиски Джеремайи и нашел его. Или мог бы найти, но это не тот человек, за которым я сюда отправился. Я попросил о помощи в Лаллиброхе, где я познакомился с Брайаном Фрейзером (он бы понравился тебе, а ты – ему), и через него – благодаря известному капитану Джеку Рэндаллу (из всех людей на свете!) – стал обладателем комплекта жетонов военнослужащего ВВС Великобритании. Я узнал информацию на них. Мы (Бак все еще со мной) искали Джема с момента нашего прибытия сюда, но не нашли и следа. Я не сдамся, и ты знаешь об этом, но, поскольку наши расспросы в землях северных кланов не принесли плодов, мне кажется, что я должен воспользоваться имеющейся у меня подсказкой и выяснить, где находится владелец этих жетонов. Я не знаю, что может случиться, но счел необходимым оставить тебе весточку, каким бы ничтожным ни был шанс, что ты ее получишь. Да благословит Господь тебя и Джема (где бы он ни находился, бедняга, я могу лишь надеяться, что он в безопасности, и буду молиться за него) и мою маленькую Мэнди. Я люблю тебя. И буду любить тебя всегда. Р.» Брианна не понимала, что плачет, пока слезы, скатившись по лицу, не упали ей на руку. – Ох, Роджер! – произнесла она. – О, Господи!
ПОЗДНО ВЕЧЕРОМ, когда дети спокойно спали, а сквозь открытую балконную дверь доносился шум прибоя Тихого океана, Брианна взяла новенький толстый блокнот и ручку «Fisher Space Pen» (как утверждала реклама, она должна писать в перевернутом положении, под водой и даже в невесомости), которая, по ее мнению, идеально подходила для сочинения такого рода. Включив лампу поярче, Бри села за стол, посидела немного, а затем поднялась, чтобы налить себе холодного белого вина в бокал, который поставила на стол рядом с блокнотом. В течение дня она много думала, что именно написать, поэтому начать не составило труда. Брианна и предположить не могла, сколько лет будет детям, когда (или если) они прочтут это, поэтому она даже не пыталась писать простыми словами. Дело-то отнюдь не простое.
«ПРАКТИЧЕСКОЕ РУКОВОДСТВО ДЛЯ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ ВО ВРЕМЕНИ. ЧАСТЬ II Так. Папа записал все, что нам было известно: о частоте таких случаев, физическом воздействии и принципах морали. Эта часть будет посвящена предположениям об основах: как могут работать путешествия во времени. Я бы назвала ее научной частью, но на самом деле научный метод нельзя применить широко из-за скупости имеющихся данных. Любой научный подход основывается на наблюдениях. У нас их достаточно, чтобы вывести ряд примерных предположений. Их проверка...» При мысли о проверке рука задрожала так сильно, что Брианна была вынуждена отложить ручку. Пару минут она медленно дышала, чтобы черные пятна перестали виться перед глазами. Стиснув зубы, она написала: «Гипотеза 1. Временные коридоры/вихри/черт знает, что это такое/ появляются под действием лей-линий или находятся в местах их пересечения. (Здесь имеются в виду геомагнитные линии, а не прямые линии на картах, на которых, согласно народным представлениям, расположены древние постройки, например, крепости на холмах, круги камней и другие места поклонения древних (включая священные источники). Линии, описанные в фольклоре, могут совпадать с геомагнитными линиями или идти параллельно им, но объективных доказательств этому нет.) Доказательства в поддержку гипотезы: есть. Но для начала нам неизвестно, являются ли стоячие камни частью этого вихря или просто отмечают места, где одни древние люди увидели, как другие древние люди становятся на траву прямо... там... и – хлоп!» – Хлоп, – пробормотала она и потянулась за бокалом вина. Брианна планировала выпить его после того, как закончит, – в качестве награды. Но почувствовала, что сейчас ей требовалась скорее неотложная помощь, чем награда. – Хотелось бы, чтобы все так и происходило: «Хлоп!» Один глоток, другой. Затем она отставила бокал. Во рту оставалось приятное цитрусовое послевкусие вина. – Так, где мы остановились? Ах да, хлоп... «Папа смог установить связь между лей-линиями в народном понимании и кругами камней. Теоретически, можно проверить геомагнитную полярность породы в местах нахождения менгиров: таким образом можно было бы найти доказательства Гипотезы 1, но это сложно выполнить. Так, можно измерить магнитное поле Земли – примерно в 1835 г. Карл Фридрих Гаусс придумал, как это сделать, – но обычным людям тяжело этим заниматься. У государственных организаций, проводящих геологические исследования, имеется необходимое оборудование; я знаю, что оно есть в Обсерватории Эскдалемуир, относящейся к Британской геологической службе: мне попадалась обзорная статья о ней. И цитирую: «Такие обсерватории могут измерять и прогнозировать магнитные условия, например, магнитные бури, которые способны оказывать влияние на связь, получение электроэнергии и другие виды деятельности человека». – Другие виды деятельности человека, – пробормотала она. – Не то слово... «Такие измерения может проводить и армия», – подумав, записала Брианна эту мысль. – Да, вот бы у кого-нибудь получилось застать военных за этим занятием... Пока она думала, ручка замерла над страницей, но Бри не пришло в голову больше ничего ценного по этому вопросу, поэтому она перешла к следующему пункту: «Гипотеза 2. Вход в вихрь времени с драгоценным камнем (желательно ограненным, см. замечания Гейлис Дункан) обеспечивает некоторую степень защиты путешественника от физических воздействий. Вопрос: какую роль играет огранка? Большинство камней, которые мы использовали, возвращаясь через камни в Окракоке, были неограненными, и нам известно о других путешественниках, проходивших с помощью таких камней. Предположение. Джо Абернати поведал мне об одном из своих пациентов, археологе, который рассказывал, что в ходе исследования менгиров в графстве Оркни в Шотландии выяснилось, что эти камни обладают интересным тембром: если ударить по ним палкой или другим камнем, они издают звук, похожий на музыкальную ноту. При ударе любой кристалл (а все драгоценные камни имеют кристаллическую структуру) начинает характерно вибрировать. Именно этот принцип лежит в основе работы кварцевых часов. Что, если имеющиеся у вас кристаллы вибрируют в унисон и таким образом резонируют с вибрацией стоячих камней поблизости? Если это так... то в чем может заключаться их физическое воздействие? Ч. Е. З.*» Внизу страницы Бри написала краткое примечание: «*Ч. Е. З. – Черт его знает», а затем вернулась к основному тексту. «Доказательство. На самом деле никакого, кроме ранее упомянутых замечаний Гейлис Дункан (хотя она могла записать в своих дневниках немало непроверенной информации. Эти дневники хранятся в большой ячейке в Королевском банке Шотландии в Эдинбурге. У дяди Джо есть ключ, или он оставит указания о том, как получить его). NB. В первые два раза бабушка Клэр проходила вообще без камней (но в первый раз у нее было золотое обручальное кольцо, а во второй – золотое и серебряное кольца). Бабушка говорит, что переход с камнями казался ей немного легче, но с учетом субъективности этого опыта я не знаю, можно ли полагаться на эту информацию. У меня проход с камнем оставил самые ужасные впечатления...» Возможно, лучше этого не писать. Брианна некоторое время сомневалась, но потом решила, что ее собственный опыт тоже представлял собой данные, а их так мало... Она закончила предложение и продолжила писать. «Гипотеза 3. Путешествие с камнем позволяет лучше контролировать, когда/где человек окажется». Бри остановилась, и, нахмурившись, зачеркнула слово «где». Не существовало доказательств, что люди могли появиться где-то в другом месте. Но, черт побери, это было бы удобно... Бри вздохнула и продолжила писать. «Доказательство. Весьма приблизительное из-за недостатка данных. Нам известно о еще нескольких путешественниках, помимо нас самих. Среди них – пятеро коренных американцев (членов политической группировки, которые называли себя «Пятерка из Монтока»), которые прошли сквозь камни. Известно, что один из них погиб во время перехода, один выжил и попал в прошлое на 200 лет назад, а третий, человек по имени Роберт Спрингер (по прозвищу Зуб Выдры), прошел в прошлое дальше, чем обычно: на 250-260 лет назад. Мы не знаем, что произошло с остальными двумя людьми из этой группы; возможно, они попали в другое время, и мы не слышали упоминаний о них (сложно проследить путь странников во времени, если не знать, в какое время они могли уйти, как их звали и как они выглядели). По неизвестным причинам их могло выкинуть из вихря времени или они могли умереть в нем». Вероятность этого лишила Бри присутствия духа. Ей пришлось положить ручку и сделать несколько больших глотков вина, прежде чем она нашла силы продолжить. «Согласно дневниковым записям Зуба Выдры, эти люди путешествовали с драгоценными камнями, а он сам добыл крупный опал, с помощью которого намеревался вернуться. (Это тот самый камень, который Джемми взорвал в Северной Каролине, вероятно, потому, что в огненных опалах содержится значительное количество воды.)» Брианне тогда не пришло в голову (и размышляя об этом, она задавалась вопросом, почему?) проверить, мог ли Джемми вскипятить воду, дотронувшись до нее. Оглядываясь назад, она поняла причину: ей меньше всего хотелось, чтобы у ее детей появилось более опасное умение, ведь довольно безобидные у них уже были. – Интересно, какова вероятность того, что два путешественника во времени создадут семью? – произнесла она вслух. Не говоря уже о распространенности такого гена (если это был ген, но Бри готова была биться об заклад, что это так): большинство этой способностью не обладало, и она не могла быть широко распространенной, иначе люди каждый день уходили бы к Стоунхенджу или к камням в Калланише и – хлоп!.. – На это бы обратили внимание, – заключила Брианна и в задумчивости начала вертеть ручку. Вышла бы она когда-нибудь за Роджера, если бы не эти путешествия во времени? Нет, потому что именно ее матери понадобилось тогда ехать в Шотландию, чтобы разузнать, что случилось с людьми из Лаллиброха. – Что ж, я ни о чем не жалею, – сказала она вслух, обращаясь к Роджеру. – Несмотря ни на что. Брианна несколько раз согнула и разогнула пальцы, взяла ручку, но не продолжила писать сразу. Она еще не придумала свои гипотезы дальше и хотела, по меньшей мере, четко сформулировать мысли. Она имела смутное представление о том, как можно объяснить явление вихря времени с точки зрения единой теории поля, но если Эйнштейн не смог объяснить этого, то и она не в состоянии была сделать этого прямо сейчас. – Но объяснение где-то рядом, – произнесла вслух Бри и потянулась за вином. Эйнштейн пытался создать теорию, которая объединяла бы относительность и электромагнетизм. Очевидно, что мы имеем дело с относительностью, но в данном случае ограничением не может выступать скорость света. А что тогда? Скорость времени? Форма времени? Изменяют ли эту форму электромагнитные поля, пересекающиеся в определенных местах? Что насчет дат? То немногое, что они знали, говорило: переход происходил легче и безопасней в праздники солнца и огня; в дни солнцестояния и равноденствия... По спине Бри пробежали мурашки. О кругах камней известно мало, и распространенным представлением было то, что их строили для прогнозирования астрономических событий. Свидетельствовал ли луч света, падающий на определенный камень, о том, что Земля достигла определенного положения среди планет, которое влияет на магнитное поле в этом районе? – Тьфу, – сказала Брианна, сделала глоток и снова склонилась над написанными страницами. – Что за мешанина? Все это не слишком полезно: лишь разрозненные мысли, которые даже не похожи на настоящие предположения. Тем не менее, ее мозг продолжал работать в этом направлении. Электромагнетизм... У тел есть свои электромагнитные поля, она об этом прекрасно знала. Возможно, поэтому человек не распадается во время перехода? Может ли собственное электромагнитное поле удерживать тело в целости, пока ты не появишься в другом времени? Брианна предположила, что эта мысль может объяснять действие драгоценных камней: если тебе повезет, можно совершить переход благодаря силе собственного поля, но энергия, освобождающаяся при разрушении кристаллических молекулярных связей, может увеличивать силу этого поля и, возможно... – Фигня какая-то, – выругалась Брианна. Мозг ее перенапрягся и уже больше не хотел думать. Она виновато взглянула в коридор в сторону спальни детей. Они оба знали это слово, но им не следует знать, что мама тоже его использует. Брианна откинулась на стуле, попивая вино. Мысли ее текли свободно под далекий шум прибоя. Но Бри не слышала его, похоже, что она все еще думала об электричестве. – О теле электрическом я пою, – произнесла она тихо, – легионы любимых меня обнимают (начальные строки стихотворения Уолта Уитмена, перевод на русский Михаила Зенкевича. – прим. пер.). Ага, а вот это мысль. Возможно, Уолт Уитмен знал что-то... Если электрическое притяжение дорогих тебе людей может воздействовать на путешествие во времени, это бы объясняло результат фиксирования внимания на конкретном человеке, правда? Она представила, что стоит среди камней Крейг-на-Дун и думает о Роджере. Или на Окракоке, сосредоточившись на мысли о родителях. Бри уже прочитала все их письма и точно знала, где они находятся... Будет ли это иметь значение? Она попыталась представить лицо отца, и на нее нахлынула паника. И еще большая паника охватила ее, когда она попыталась вспомнить лицо Роджера... «Выраженье лица превосходно, – в голове успокаивающе промелькнул отголосок следующей строки. – Но сложенный хорошо человек выражен не только в лице; Он выражен в членах, суставах своих, изящно выражен в бедрах, запястьях, В походке своей, в осанке, в гибкости стана, колен, - его не скрывает одежда, Сила и ловкость его пробивается сквозь все ткани, Он идет, восхищая вас, словно поэма, иль даже больше, Помедлив, взгляните вы на спину его, на затылок, лопатки» (продолжение стихотворения Уолта Уитмена, перевод на русский Михаила Зенкевича. – прим. пер.). Дальше Брианна не помнила, но в этом не было необходимости: разум ее успокоился. – Я узнаю тебя везде, – нежно сказала она своему мужу и подняла бокал с остатками вина. – Slàinte (Твое здоровье (гэльск.) – прим. пер.).
Дата: Суббота, 26.10.2019, 17:31 | Сообщение # 387
Король
Сообщений: 19994
Глава 96. В ШОТЛАНДИИ НЕ ЖАЛУЮТСЯ НА НЕХВАТКУ ВОЛОС (с) Перевод Елены Фадеевой
Джеймс Моррисон "Непогода в Грампианских горах"
МИСТЕР КАМБЕРПЭТЧ оказался высоким аскетичным мужчиной с неопрятной копной рыжих кудрей, напоминавших сидящего на голове маленького любознательного зверька. Оказалось, что жетоны он взял в обмен на молочного поросенка, за которого к тому же получил жестяную кастрюлю с прожженным дном (но его легко было залатать), шесть подков, зеркало и половину комода. – По профессии я не то чтобы странствующий лудильщик, понимаете? – сказал он. – Я мало куда езжу. Но вещи сами как-то находят меня. Очевидно, так оно и было. Крошечный домик мистера Камберпэтча оказался до самых потолочных балок забит предметами, которые когда-то были полезны и могут пригодиться снова, когда мистер Камберпэтч соберется их починить. – Много продаете? – спросил Бак, вздернув бровь при виде разобранных каретных часов, стоявших на камине, детали механизма которых были аккуратно сложены в потертую серебряную конфетницу. – Всяко бывает, – лаконично ответил мистер Камберпэтч. – Присмотрели что-нибудь? И чтобы подогреть желание сотрудничать, Роджер, из вежливости поторговавшись, приобрел помятую флягу и холщовый спальный мешок с несколькими маленькими обугленными дырочками на одном конце – результат того, что какой-то солдат отдыхал слишком близко к костру. А в придачу узнал имя человека, от которого мистер Камберпэтч получил жетоны, и пояснение, где его искать. – Какое-то дешевое украшение, – пожал плечами хозяин дома. – К тому же, моя старуха отказалась держать его в доме. А вдруг все эти цифры связаны с магией? Колдовство и тому подобное она не одобряет. По прикидкам Роджера, упомянутой «старухе» было лет двадцать пять: крошечная и похожая на мышь полевку темноглазая женщина, которая, когда ее попросили сделать чай, окинула их проницательным взглядом и навязала им маленький кусочек клеклого сыра, четыре репы и большой пирог с изюмом – все по грабительской цене. Но цена включала в себя ее собственные наблюдения за сделкой муженька, и, по мнению Роджера, они того стоили. – Это украшение – странная штука, не так ли? – прищурившись, она поглядела на карман, куда Роджер положил жетоны. – Человек, который продал его Энтони, сказал, что получил его от волосатого мужчины, одного из тех, что живут на стене. – А что за стена, хозяюшка? – спросил Бак, осушая свою чашку и протягивая ее за добавкой. Женщина зыркнула на него своими блестящими глазами-бусинками, явно принимая его за дурачка, но в конце концов они были клиентами и платили денежки... – На Римской, на какой же еще, – ответила она. – Говорят, ее построил старый король римлян, чтобы не пускать шотландцев в Англию. – «Старуха» ухмыльнулась, обнажая мелкие блестящие зубы. – Как будто она кому-то нужна, эта Англия! Дальнейшие расспросы больше ни к чему не привели; миссис Камберпэтч понятия не имела, что значит «волосатый человек»: просто муж так сказал, а она и не задумывалась об этом. Отклонив предложение мистера Камберпэтча купить еще и нож, Роджер и Бак завернули припасы в спальный мешок и собрались было отправиться дальше. Но тут Роджер заметил глиняное блюдо с кучей спутанных цепочек и потускневших браслетов, а в луче дождливого света вдруг вспыхнуло крошечное красноватое сияние. Должно быть, именно то, что мистер Камберпэтч описал жетоны как украшение – обычный способ для обозначения любой подвески – сделало Роджера более восприимчивым. Он замер и, покопавшись указательным пальцем в горе безделушек на блюде, подцепил маленький кулон, почерневший, потрескавшийся и с разорванной цепочкой (похоже, он побывал в огне), но украшенный довольно большим гранатом, покрытым золой, но ограненным. – Сколько хотите за это? – поинтересовался он.
К ЧЕТЫРЕМ ЧАСАМ УЖЕ ТЕМНЕЛО, и долгие холодные ночи приходилось проводить под открытым небом, но Роджеру не терпелось двигаться дальше. Поэтому на ночлег они встали на пустынной дороге, где не нашлось иного укрытия, кроме искривленной ветром каледонской сосны. Разжечь костер с помощью трута и влажных сосновых иголок – дело не шуточное, но, в конце концов, размышлял Роджер, мрачно пытаясь в сотый раз высечь искру, чиркая кремнем и кресалом, и в двадцатый раз попадая по пальцу, – чего-чего, а времени у них навалом. Бак, наученный горьким опытом, предусмотрительно захватил мешок торфа, и после четверти часа неистового раздувания искр и подбрасывания стеблей травы и сосновых иголок в зарождающийся огонь, им удалось добиться небольшого пламени, достаточно жаркого, чтобы поджарить – или, по крайней мере, опалить репу и согреть хотя бы пальцы, если не все остальное. Они не разговаривали с тех пор, как покинули дом мистера Камберпэтча: невозможно было болтать, когда холодный ветер свистел у них в ушах, а во время борьбы за огонь и пищу не хватало дыхания. – Что ты будешь делать, если мы найдем его? – вдруг спросил Бак, пережевывая репу. – Если Дж. У. МакКензи действительно твой отец, я имею в виду. – Я думг… – горло Роджера перехватило от холода, он закашлялся и сплюнул, хрипло продолжив, – думал об этом последние три дня, но все еще не знаю. Бак хмыкнул, достал из спального мешка пирог с изюмом, аккуратно разделил его и протянул Роджеру половину. Пирог был неплох, хотя нельзя сказать, что миссис Камберпэтч была отменным пекарем. – Сытный, – заметил Роджер, аккуратно подхватывал крошки с сюртука и отправляя их в рот. – Значит, ты не хочешь идти дальше? Бак покачал головой. – Нет, я не о том, других-то вариантов у нас нет. Ты же сам сказал, что это единственная зацепка, даже если она не имеет никакого отношения к мальчонке. – Ммфм. И еще одно – мы можем направиться прямо на юг к стене; нам не нужно терять время на поиски человека, от которого Камберпэтч получил жетоны. – Да, – с сомнением сказал Бак. – А что потом? Пойдем вдоль стены, расспрашивая о волосатом человеке? Думаешь, там таких мало? В Шотландии вроде как не жалуются на нехватку волос. – Если придется, – коротко ответил Роджер. – Но, если сам этот Дж. У. МакКензи, а не просто его опознавательные жетоны, побывал где-нибудь поблизости, я думаю, его появление наверняка вызвало пересуды. – Ммфм. Не знаешь, длинная эта стена? – Знаю, длинная. Вернее, – поправился Роджер, – я знаю, какой длины она была, когда ее построили: восемьдесят римских миль. Римская миля чуть короче английской. Хотя я понятия не имею, сколько от этой стены сохранилось. Скорее всего, почти вся. Бак поморщился. – Ну, скажем, мы можем проходить пятнадцать-двадцать миль в день – идти будет несложно, шагай себе вдоль чертовой стены. Потребуется всего четыре дня, чтобы покрыть такое расстояние. Хотя... Тут какая-то мысль пришла ему в голову, и он нахмурился, откидывая назад влажный чуб. – Это если идти от одного конца до другого. А если мы наткнемся на стену где-нибудь по середине, что тогда? Пройдем одну половину, а там – ничего, и придется поворачивать и топать обратно, откуда начали. – Он бросил на Роджера осуждающий взгляд. Роджер потер лицо рукой. Начинался дождь, морось покрыла кожу мелкими каплями. – Я подумаю об этом завтра, ладно? – сказал Роджер. – У нас будет достаточно времени, чтобы все спланировать по дороге. Он потянулся к холщовому спальному мешку, вытряхнул из него вялый лист репы и съел его, затем натянул мешок на голову и плечи. – Хочешь укрыться этим мешком вместе со мной или поищешь кровать? – Нет, обойдусь. Бак натянул пониже свою широкополую шляпу и сел, сгорбившись и придвинув пальцы ног так близко к остаткам костра, как только мог. Роджер подтянул колени к груди и получше подоткнул края спального мешка. Дождь тихонько стучал по холстине. Усталый и замерзший, но зато с полным желудком, Роджер позволил себе предаться утешительным мыслям, представляя Бри. Он делал это только по ночам, и ждал этого момента с большим нетерпением, чем ужина. Он вообразил ее в своих объятиях: сидящую между его колен, откинув голову ему на плечо, уютно устроившуюся под холстиной рядом с ним, а в ее мягких волосах блестят капли дождя, в которых отражается слабый свет костра. Теплая, крепкая, она дышит, прильнув к его груди, и их сердца начинают биться в такт… – Интересно, что бы я сказал своему отцу, – вдруг проговорил Бак. – Разумеется, если бы когда-нибудь встретился с ним. Он моргнул, взглянув на Роджера из-под затеняющих лицо полей шляпы. – А твой... он знал, то есть... он знает о тебе? Роджер подавил раздражение из-за того, что его отвлекли от фантазий, но все же коротко ответил: – Да. Я родился до того, как он пропал. – О. С задумчивым видом Бак слегка откинулся назад, но больше ничего не сказал. Однако Роджер обнаружил, что из-за вопроса Бака образ жены исчез. Он сосредоточился, пытаясь вновь вызвать его, представляя, как Бри стоит на кухне в Лаллиброхе, вокруг нее поднимается пар от готовки, отчего пряди рыжих волос вьются вокруг ее лица, а длинный прямой нос блестит от влаги... Но вместо этого услышал их с Брианной спор о том, стóит ли рассказывать Баку правду о его рождении. – А ты не думаешь, что он имеет право знать? – спросила она. – Разве тебе самому не хотелось бы знать о таком? – Вообще-то, думаю, что вряд ли, – сказал он тогда. Но сейчас… – Ты знаешь, кем был твой отец? – внезапно спросил Роджер. Этот вопрос не выходил у него из головы уже несколько месяцев, и он не был уверен, имеет ли право задавать его. Бак бросил на него озадаченный, чуть враждебный взгляд. – Что ты, черт возьми, имеешь в виду? Конечно, я знаю, вернее, знал. Теперь он уже мертв. Его лицо внезапно исказилось, когда он понял. – Или… – Или нет, раз ты еще не родился. Теперь дошло, наконец? Очевидно, до Бака и правда дошло. Он вскочил на ноги и зашагал куда то. Он отсутствовал добрых десять минут, и Роджер уже успел пожалеть о сказанном. Наконец Бак вернулся из темноты и снова устроился у тлеющего торфа. Он сидел, прижав колени к груди и обхватив их руками. – Что ты имел в виду? – резко спросил он. – Знал ли я своего отца и все такое? Роджер глубоко вдохнул запах влажной травы, сосновых иголок и торфяного дыма. – Я имею в виду, что ты родился не в том доме, где вырос. Ты знал об этом? Бак выглядел настороженным и слегка озадаченным. – Да, – медленно произнес он. – Вернее... не то, чтобы знал, но подозревал. У родителей не было других детей, кроме меня, вот я и думал, что, возможно, я… в общем, внебрачный сын папиной сестры. Говорили, что она умерла как раз тогда, когда я родился, и еще она не была замужем, так что… Бак пожал одним плечом. – Так что, нет, не знал. – Он повернул голову и бесстрастно посмотрел на Роджера. – А тебе-то кто об этом сказал? – Мать Брианны. Роджер вдруг почувствовал такую острую тоску по Клэр, что даже удивился. – Она была путешественницей во времени. И примерно в то время жила в Леохе. Она-то и рассказала нам, что произошло. Внутри образовалась пустота, как у человека, который вот-вот прыгнет с обрыва в воду, глубины которой не знает, но отступать уже было поздно. – Твоим отцом был Дугал МакКензи из замка Леох, военачальник клана МакКензи. А матерью – ведьма по имени Гейлис Лицо Бака не выражало абсолютно никаких эмоций, лишь слабый отблеск пламени костра мерцал на широких скулах, доставшихся ему от отца. Роджеру вдруг захотелось подойти и обнять этого человека, откинуть волосы с его лица, утешить его, как ребенка – ребенка, которого он так ясно видел в этих широко раскрытых изумленных зеленых глазах. Вместо этого Роджер встал и ушел в ночь, предоставив своему четырехкратному прадеду возможность побыть одному и переварить услышанное.
РОДЖЕР ПРОСНУЛСЯ ОТ КАШЛЯ. Боли не было. От движения щекотно покатились капли влаги по вискам. Роджер предпочел спать под пустым холщовым мешком, а не на нем, ценя его непромокаемость больше, чем потенциальный комфорт, если бы он был набит травой. Но укрыться с головой казалось невыносимым. Он осторожно поднес руку к горлу, потрогав грубый шрам от веревки там, где он пересекал нижнюю часть гортани. Роджер перевернулся на другой бок, приподнялся на локте и прочистил горло. И снова не почувствовал боли. «Вы знаете, что такое подъязычная кость?» Еще бы не знать: Роджер обошел немало врачей из за поврежденного голоса и теперь прекрасно разбирался в строении горла. Он отлично понимал, что имел в виду доктор МакЮэн. Роджеру повезло, что подъязычная кость у него располагалась чуть выше и дальше, чем у большинства людей, и это счастливое обстоятельство спасло ему жизнь во время казни, поскольку, сломайся эта маленькая косточка, он задохнулся бы. Что ему снилось – МакЮэн? Или виселица? Да, точно, виселица. Первое время после казни Роджер часто видел сны об этом, хотя с годами они приходили все реже. Однако он помнил, как смотрел вверх сквозь кружевное сплетение ветвей и видел, во сне, привязанную к ветке над ним веревку и как отчаянно боролся, пытаясь закричать сквозь кляп во рту. Затем неотвратимое выскальзывание лошади под ним… Но на этот раз он не чувствовал боли. Роджер ощутил ногами землю и проснулся, но сегодня – без удушья или острой, жгучей боли, от которых он всегда задыхался и стискивал зубы. Он осмотрелся. Да, Бак все еще был там, свернувшись калачиком под рваным пледом, который купил у Камберпэтча. Разумная покупка. Роджер снова улегся на бок, натянув холстину так, чтобы прикрыть лицо и в то же время свободно дышать. Он признался сам себе, что почувствовал облегчение, увидев Бака; он почти ожидал, что тот сбежит и направится прямо в замок Леох, узнав правду о своей семье. Хотя, надо отдать Баку должное, он был не из тех, кто делает что-либо украдкой. Если бы он решился на это, то, скорее всего, так бы и сказал, сначала врезав Роджеру по носу за то, что тот не открыл ему правду раньше. Как бы то ни было, когда Роджер вернулся, Бак сидел на том же месте, уставившись в пепел костра. Он не поднял головы, и Роджер ничего ему не сказал, а только сел и достал иголку с ниткой, чтобы заштопать дыру в шве сюртука. Через некоторое время, однако, Бак пришел в себя. – Почему ты сказал мне только сейчас? – тихо спросил он. В его голосе не было осуждения. – Почему не сказал, когда мы были еще рядом с Леохом и Крейнсмуиром? – Я вообще не собирался тебе ничего говорить, – резко ответил Роджер. – Я просто подумал о... ну, о том, что мы делаем и что может случиться. Мне вдруг пришло в голову, что, может быть, тебе стоит знать. И... – он на мгновение заколебался. – Я этого не планировал, но, наверное, так оно и лучше. У тебя будет время поразмыслить, хочешь ли ты найти своих настоящих родителей, пока мы здесь. Бак только хмыкнул в ответ и промолчал. Но в данный момент Роджера волновал не ответ Бака, а кое-что другое. Ему не было больно, когда он прочистил горло, разговаривая с Баком, хотя в тот момент он этого не заметил. Неужели это благодаря МакЮэну, его прикосновению? Роджер пожалел, что не видел, как рука МакЮэна источала голубоватое свечение, когда он коснулся поврежденного горла Роджера. И что это за свет? Кажется, Клэр как-то упоминала о чем-то подобном. А, точно: когда описывала, как мастер Реймонд исцелил ее после выкидыша, случившегося у нее в Париже. Кажется, она говорила, что видела, как от костей внутри тела исходит голубое сияние. Это была ошеломляющая мысль – а вдруг это семейная черта, свойственная путешественникам во времени? Роджер широко зевнул, а потом попробовал сглотнуть. Никакой боли. Роджер не мог уследить за своими разбегающимися мыслями. Он чувствовал, как сон растекается по его телу, словно хороший виски, согревая его. Роджер поддался ему, напоследок гадая, что бы он сказал своему отцу. Если бы…
Глава 97. КАК И ПОЛОЖЕНО МУЖЧИНЕ (с) Перевод Юлии Коровиной
@ФРЗ-2012 "Мой лев"
Бостон, штат Массачусетс 8 декабря 1980 года ГЕЙЛ АБЕРНАТИ на скорую руку соорудила сытный ужин из спагетти с фрикадельками, салатом и чесночным хлебом и (проницательно взглянув на Брианну и не слушая ее протесты) достала бутылку вина. – Переночуете у нас, – заявила Гейл тоном, не терпящим возражений, и указала на бутылку, – и сегодня ты выпьешь. Не знаю, чем ты занимаешься, девонька, – и можешь мне не рассказывать, – но с этим пора завязывать. – Если бы я могла. Однако, как только она вошла в знакомую дверь, на сердце стало легче и тревога ослабла, хотя полностью не исчезла. А вино и правда помогло. Еще больше помогли Джо и Гейл. Бри чувствовала, что она с детьми (и со всеми своими страхами и неопределенностью) теперь не одна, что с ней друзья. Ее настроение менялось ежесекундно: хотелось то плакать, то смеяться, то вновь подступали слезы, и, если бы не супруги Абернати рядом, то единственное, что ей оставалось бы, – это запереться в ванной, включить душ и орать в скомканное полотенце. В последние несколько дней это был ее единственный способ выпустить пар. По крайней мере, теперь появился тот, с кем можно было поговорить. Брианна не знала, удастся ли Джо как-то помочь, но он внимательно выслушает ее, а в данный момент это дороже всего на свете. За ужином хозяева непринужденно болтали с детьми. Гейл спрашивала Мэнди, нравится ли той Барби и есть ли у ее Барби машинка, а Джо обсуждал с Джемом, что круче – футбол или бейсбол. Джем был закоренелым фанатом «Ред Сокс» («Бостон Ред Сокс» – профессиональная бейсбольная команда, базирующаяся в Бостоне, штат Массачусетс. – прим. пер.), и ему разрешили безбожно долго бодрствовать по ночам, чтобы вместе с матерью слушать драгоценные радиотрансляции матчей. Брианна лишь изредка улыбалась и чувствовала, как медленно расслабляются шея и плечи. Напряжение вернулось, хотя и не такое сильное, как раньше, когда закончился ужин. Мэнди, ковырявшаяся в тарелке руками, спала на ходу, и Гейл унесла ее в спальню, напевая низким, как у виолончели, голосом «Jesu, Joy of Man’s Desiring» («Иисус – радость людей долгожданная» – это наиболее распространенное английское название музыкального произведения, получившегося из хоральной части кантаты «Herz und Mund und Tat und Leben», BWV 147 («Уста, и сердце, и дела, и жизнь»), сочиненной Иоганном Себастьяном Бахом в 1723 году. – прим. пер.). Бри встала, чтобы убрать грязные тарелки, но Джо, поднимаясь со стула, жестом остановил ее. – Брось их, милая. Пойдем ко мне в берлогу и поговорим. Захвати с собой остатки вина, – добавил он, а потом улыбнулся Джему. – Джем, иди-ка и спроси у Гейл, можно ли тебе посмотреть телек в спальне, ага? У Джема в уголке рта осталось пятно от соуса для спагетти, а на голове с одной стороны, как иглы у дикобраза, торчали волосы. Он был немного бледен с дороги, но еда восстановила его силы, и глядел он ясным и настороженным взглядом. – Нет, сэр, – вежливо произнес он и отодвинул свой стул. – Я останусь с мамой. – Иди отдыхай, солнышко, – сказала Брианна. – Нам с дядей Джо нужно обсудить взрослые вещи. Ты... – Я остаюсь. Бри сердито посмотрела на сына, но тут же одновременно с ужасом и с восхищением узнала мужчину-Фрейзера, который уже принял решение. Его нижняя губа немного дрожала, и, крепко сжав рот, чтобы остановить дрожь, Джем серьезно посмотрел сначала на мать, потом на Джо и снова на Бри. – Папы здесь нет, – сказал он и сглотнул. – И дедушки тоже. Я... Я остаюсь. Бри не смогла выдавить ни слова. Джо кивнул – также серьезно, как и Джем, – и, взяв из холодильника банку колы, повел всех в свой кабинет. Брианна последовала за мужчинами, прихватив бутылку вина и два бокала. – Бри, милая, – повернулся Джо, – достань-ка еще одну бутылку из шкафа над плитой. Думаю, разговор затянется. Так и оказалось. К тому времени, как Брианна закончила рассказ обо всех событиях, обрисовала сложившуюся ситуацию и поведала о том, что собирается делать, вторая бутылка вина уже опустела на треть, а Джем допивал еще одну банку колы (вопрос о том, чтобы отправить его в кровать и, тем более, заставить спать, был явно из разряда теоретических). – Окей, – почти обыденно произнес Джо. – Поверить не могу, что говорю такое, но тебе предстоит решить, где проходить сквозь камни: в Северной Каролине или в Шотландии, чтобы в любом случае очутиться в XVIII веке. Так? – Ну... примерно. Бри глотнула вина, которое как будто действовало укрепляюще. – Но это только начало. Понимаешь, я знаю, где мама и Па сейчас, – где они были в конце 1778 года. И именно в этом году мы и очутимся, если все сработает так, как, судя по всему, действовало раньше. Они либо возвратились во Фрейзерс Ридж, либо будут на пути туда. Тут лицо Джема чуть просветлело, но он ничего не сказал. Бри посмотрела ему прямо в глаза. – Я собиралась провести вас с Мэнди сквозь камни на Окракоке – там, где мы проходили в прошлый раз, помнишь? На острове? – Дррынь, – очень тихо произнес Джем и вдруг расплылся в улыбке, заново переживая свою первую встречу с автомобилем. – Да, – Бри тоже невольно улыбнулась. – И тогда мы могли бы добраться до Фрейзерс Риджа, где я бы оставила вас с бабушкой и дедом, а сама отправилась бы в Шотландию искать папу. Улыбка Джемми потускнела, и он сдвинул свои рыжие брови. – Прости, что напоминаю очевидное, – вмешался Джо, – но не шла ли там, в 1778 году, война? – Шла, – кратко ответила Бри. – И, да, скорей всего, будет непросто найти корабль из Северной Каролины в Шотландию, но можешь мне поверить, уж я смогу. – О, я верю, – ответил Джо. – Полагаю, так будет проще – и безопаснее, – чем пройти сквозь камни в Шотландии, чтобы искать там Роджера, одновременно присматривая за Джемом и Мэнди, но... – За мной не нужно присматривать! – Может быть, и нет, – сказал ему Джо, – но тебе понадобится еще лет шесть, пару футов роста и фунтов шестьдесят веса, прежде чем ты́ сможешь заботиться о своей матери. Пока не вырастешь настолько, что никто не сможет просто подхватить тебя и унести, ей есть, о чем переживать. Казалось, Джема так и тянет поспорить, но логика в его возрасте иногда брала верх, и, к счастью, сегодня был тот самый случай. Все еще хмурясь, он откинулся на спинку дивана и пробурчал «ммфм», поразив Бри этим тихим горловым звуком. – Но ты не можешь идти туда, где бабушка и дедушка, – указал Джемми, – потому что папа не там, – то есть, не тогда, – где ты думала. Он не в том же времени, в каком они. – В точку, – подтвердила Бри. Она осторожно вытащила из кармана кофты письмо Роджера, бережно спрятанное в целлофановый пакет, и передала его Джо. – Прочитай это. Джо достал из кармана очки для чтения и, водрузив их на нос, внимательно прочитал письмо; потом поднял на нее широко раскрытые глаза, снова наклонил голову и перечитал послание еще раз, после чего несколько минут совершенно неподвижно сидел, уставившись в пространство и держа открытое письмо на колене. Наконец Джо вздохнул и, аккуратно сложив листок, отдал его Бри. – Значит, теперь мы имеем дело с пространством и временем, – сказал он. – Ты когда-нибудь смотрела «Доктор Кто» на PBS? («Доктор Кто» – британский научно-фантастический телесериал компании «Би-би-си» об инопланетном путешественнике во времени, известном как Доктор. Вместе со своими спутниками он путешествует во времени и пространстве как для спасения целых цивилизаций или отдельных людей, так и для собственного удовольствия. – прим. пер.) – Постоянно смотрю, – с иронией ответила Бри, – только на BBC. И не сомневайся, я бы душу продала за ТАРДИС. (Продукт технологии Повелителей Времени, ТАРДИС может доставить своих пассажиров в любую точку пространства и времени. – прим. пер.) Джем снова тихо пробурчал «ммфм», и Брианна искоса взглянула на него. – Ты специально так делаешь? Удивленный, он посмотрел на мать. – Что? – Не бери в голову. Когда тебе стукнет пятнадцать, я запру тебя в подвале. – Что? Почему это? – возмутился он. – Потому что именно в этом возрасте твои отец и дед начали влипать в настоящие неприятности, а ты явно пойдешь по их стопам! – О, – Джему, похоже, это понравилось, и он успокоился. – Так, учитывая, что вряд ли нам удастся раздобыть настоящий ТАРДИС... – наклонившись, Джо подлил вина в оба бокала, – всё равно существует возможность пройти дальше, чем ты думала, потому что Роджер и этот парень Бак смогли. Надеешься, что у тебя тоже получится? – Должно, – просто сказала Бри. – Роджер ни за что не вернется без Джема, так что мне нужно найти его. – Ты знаешь, как ему удалось? Ты говорила, что для этого требуются драгоценные камни. У него, что, был какой-то типа особенный камень? – Нет. Бри нахмурилась, вспоминая, с каким трудом при помощи ножниц для разделки птицы она разрезала старинную брошь с небольшой россыпью похожих на осколки бриллиантов. – У каждого из них было по несколько малюсеньких граненых алмазиков. Но когда в первый раз Роджер уходил в прошлое, то использовал один большущий бриллиант. Он сказал, что тогда все произошло так же, как и в другие попытки, о которых мы знаем: камень взорвался или как-то испарился, и осталась лишь горстка пепла в кармане. – Хм-м. Джо отхлебнул вина и, задумавшись, подержал его во рту, а потом проглотил. – Тогда гипотеза первая: количество имеет бόльшее значение, чем размер: то есть, ты уйдешь дальше, если в твоем кармане несколько камней. Брианна чуть оторопело посмотрела на него. – Я об этом не думала, – медленно произнесла она. – Однако, когда Роджер пытался пройти в самый первый раз, он использовал медальон своей матери, усыпанный гранатами. Камешков точно было много. Но Роджер не смог пройти: его отбросило обратно, и он загорелся. Вздрогнув от внезапного видения лежащей на земле и охваченной огнем Мэнди, Бри глотнула вина и кашлянула. – Так что неизвестно, ушел бы Роджер дальше во времени, если бы ему удалось пройти. – Я просто размышляю, – мягко поглядел на нее Джо. – Теперь... В письме Роджер упоминает Джеремайю и говорит так, будто есть кто-то, помимо Джемми, с таким же именем. Ты знаешь, о ком он? – Да. Страх пополам с предвосхищением пробежал по ее спине маленькими ледяными ножками. Подкрепив себя вином, Брианна глубоко вздохнула, прежде чем рассказать Джо о Джерри МакКензи, обстоятельствах его исчезновения и о том, что ее мать поведала Роджеру. – Мама думала, что Джерри, скорее всего, случайно прошел сквозь камни. Что он из тех, кто... не смог вернуться, – Бри сделала еще один быстрый глоток. – Это мой другой дедушка? – спросил Джемми. Он раскраснелся от возбуждения и, зажав коленями ладони, подался вперед. – А если мы отправимся туда, где папа, мы тоже его встретим? – Я даже думать об этом не могу, – честно ответила сыну Бри, хотя от одной только мысли об этом у нее все внутри сжалось. В нынешней ситуации, с её миллионом непредвиденных обстоятельств и поводов для тревоги, возможность встретиться с покойным свекром лицом к лицу занимала примерно 999999-е место в списке Оснований Для Беспокойства. Но очевидно, что в списке она все же была. – Однако, что Роджер имел в виду, говоря о том, что искал Джеремайю? – спросил Джо, упрямо возвращаясь к теме разговора. – Мы считаем, что именно так ты... управляешь своим перемещением, – ответила Брианна. – Фокусируясь на определенном человеке, который сейчас в том времени, куда ты планируешь уйти. Хотя полной уверенности у нас нет, – добавила она, подавив легкую отрыжку. – Каждый раз, когда мы – или мама – проходили, то всегда попадали на двести два года назад. И на такое же время мама ушла в самый первый раз. Хотя, если подумать, – нахмурившись, добавила Бри, – мама считала, что это получилось из-за того, что там был Блэк Джек Рэндалл – предок папы. Он был первым, кого мама встретила, пройдя сквозь камни. Она сказала, что он очень похож на папу. – Ага. Джо налил себе полбокала вина и некоторое время вглядывался в него, словно загипнотизированный сиявшим изнутри красноватым светом. – Но. – Он снова умолк, пытаясь разложить мысли по полочкам. – Но ведь кое-кому действительно удалось пройти дальше. Эта Гейлис, о которой упоминала твоя мать, и Бак? Неужели он… неважно. На этот раз Роджер и Бак точно сумели. Так что это возможно; мы просто не знаем, как. – Я совсем забыла про Гейлис, – медленно проговорила Бри. Она видела эту женщину всего один раз и очень недолго. Высокая стройная фигура, светлые волосы развеваются в потоке горячего воздуха от смертоносного огня, ее огромная растянутая тень падает на один из стоящих камней. – Однако теперь, когда вспомнила... Не думаю, что у нее были драгоценные камни, когда она уходила в прошлое. Гейлис считала, что это потребует... э-э... жертвы. Брианна взглянула на Джема, потом перевела взгляд на Джо, опустив брови с многозначительным видом, который говорил: «Не спрашивай». – И огонь. Она так и не вернулась обратно, хотя и собиралась – с драгоценными камнями. И внезапно все сошлось, хотя Бри и не подозревала, что знала об этом. – Это Гейлис рассказала маме об использовании камней, а не наоборот. Значит, ей сказал... кто-то другой. Джо пару секунд это переваривал, затем потряс головой, чтобы сосредоточиться на главном. – Так. Окей. Гипотеза вторая: концентрация мыслей на конкретном человеке помогает вам попасть туда, где он находится. Джем, как думаешь, это возможно? – спросил он, повернувшись к Джемми, который кивнул. – Конечно. Если это кто-то знакомый. – Ага. Ладно. Тогда... – Джо вдруг умолк, глядя на Джема. – Если это кто-то знакомый? По позвоночнику Бри поднялась ледяная сороконожка и впилась ей в волосы, отчего кожа на голове дернулась. – Джем, – голос, хриплый и приглушенный, звучал странно даже для ее ушей. – Мэнди говорит, что может тебя слышать – у себя в голове. А ты... слышишь ее? – Бри с трудом сглотнула, и голос прочистился. – А папу ты сможешь вот так же услышать? Маленькие рыжие брови озадаченно сошлись к переносице. – Конечно. А ты разве нет?
ДЖЕМ ЗАМЕТИЛ, что появившаяся вчера глубокая морщинка между бровями дяди Джо никуда не исчезла. Он по-прежнему выглядел дружелюбно: кивнул Джему и через стол пододвинул ему чашку горячего шоколада, но взглядом он все время возвращался к маме, и всякий раз морщинка становилась глубже. Мама намазывала для Мэнди тост маслом. Джему показалось, что она волнуется гораздо меньше, чем раньше, и самому стало немного легче. Впервые за долгое время он проспал всю ночь и подумал, что, может быть, и мама тоже. Каким бы он ни был уставшим, каждые два часа он обычно просыпался: настороженным ухом ловил каждый звук, потом прислушивался сильнее, чтобы убедиться, что Мэнди и мама по-прежнему дышат. В его кошмарах они не дышали. – Итак, Джем, – сказал дядя Джо. Отставив чашку с кофе, он вытер губы бумажной салфеткой, оставшейся после Хэллоуина, – на черном фоне красовались скалящиеся оранжевые тыквы-фонари и белые привидения. – Э-э... на каком расстоянии ты... э-э... ты можешь понять, что твоей сестры нет рядом? – На каком расстоянии? – неуверенно переспросил Джем и посмотрел на маму. Ему и в голову не приходило задуматься. – Если бы ты сейчас пошел в гостиную, – дядя Джо кивнул на дверь, – ты мог бы сказать, что Мэнди тут, даже если бы не знал, что она здесь? – Ага. То есть, да, сэр. Думаю, да. Он засунул палец в горячий шоколад – все еще слишком горячий, чтобы пить. – Когда я был в туннеле, в поезде, то знал, что она была... где-то. Это не похоже на научную фантастику или что-то в этом роде, – добавил он, пытаясь объяснить. – Не из разряда рентгеновских лучей, бластеров тому подобное. Я просто... Джем старался подобрать правильные слова и, наконец, дернул головой в сторону мамы, которая смотрела на него с серьезным видом, что немного мешало. – Я имею в виду, если бы вы закрыли глаза, то все равно бы знали, что мама здесь, правда? Ну, вот как-то так. Мама и дядя Джо переглянулись. – Хочешь тост? Мэнди протянула ему свой наполовину обгрызенный тост с маслом. Джем взял его и откусил; это был хороший мягкий белый батон, не похожий на тот домашний черный хлеб с мелкими зернышками, который пекла мама. – Если он слышал – чувствовал – сестру из туннеля, пока она находилась дома, он может сделать это и с более далекого расстояния, – сказала мама. – Но я не знаю наверняка, была ли она тогда дома, ведь мы с ней ездили повсюду, искали Джема. И той ночью Мэнди почувствовала его, когда мы были в машине. Однако... – теперь ее брови сошлись к переносице, и Джему не понравилась появившаяся там морщинка. – Она говорила, что ей становилось «холоднее», когда мы повернули в Инвернесс, но я не знаю, имела ли она в виду, что совсем его не слышала или... – Мне кажется, что я не могу чувствовать ее, когда я в школе, – сказал Джем, стремясь быть полезным. – Но я не уверен, потому что не думаю о ней там. – Как далеко школа от вашего дома? – спросил дядя Джо. – Хочешь «Поп-тартс», принцесса? (Популярное печенье с начинкой компании «Kellogg». Любители утверждают, что, если печенье разогреть в микроволновке или в тостере, оно станет еще вкусней. – прим. пер.) – Да! Круглое и блестящее от масла личико Мэнди просияло, но Джем взглянул на маму, у которой был такой вид, словно ей хотелось пнуть дядю Джо под кухонным столом. Но при взгляде на Мэнди ее лицо смягчилось. – Ладно, – разрешила она, и в животе у Джема будто бабочки затрепетали. Мама рассказывала дяде Джо, как далеко от дома находится школа, но Джем перестал слушать. Они сделают это. Они действительно собираются уйти в прошлое! Потому что единственная причина, по которой мама, не устраивая сыр-бор, позволила бы Мэнди съесть «Поп-тартс», заключалась в том, что мама понимала: дочь может больше никогда их не попробовать. – А можно и мне тоже, дядя Джо? – спросил он. – Мне нравятся черничные.
Дата: Воскресенье, 03.11.2019, 18:40 | Сообщение # 395
Король
Сообщений: 19994
Глава 98. СТЕНА (с) Перевод Анастасии Сикунды
Роланд Хилдер "Адрианов вал"
АДРИАНОВ ВАЛ выглядел почти так же, как и в воспоминании Роджера о давней школьной поездке. Огромное сооружение почти пятнадцать футов высотой и восемь шириной; двойные каменные стены, заполненные в промежутках щебнем, уходящие вдаль. Люди тоже не сильно отличались – по крайней мере, в плане речи и образа жизни. Они разводили крупный рогатый скот и коз, а нортумберлендский диалект [нортумбрский или нортумберлендский – северный диалект англо-саксонского языка территории Нортумбрии, одного из наиболее крупных англосаксонских королевств, занимавшего территорию от реки Хамбер до Шотландии. – прим. перев], по-видимому, почти не совершенствовался со времен Джеффри Чосера [английский поэт, «отец английской поэзии». Называется одним из основоположников английской национальной литературы и литературного английского языка, первым начал писать свои сочинения не на латыни, а на родном языке. – прим. перев.]. Хайлендский выговор Роджера и Бака вызывал подозрительные косые взгляды и непонимание, поэтому чаще всего, добывая еду и, время от времени, кров, мужчины использовали мимику и язык жестов. Методом проб и ошибок Роджер составил приблизительный вопрос на среднеанглийском: «Не появлялся ли здесь необычный человек?». Судя по виду этих мест, – и получаемым взглядам, – он сказал бы, что это маловероятно. Впрочем, так и оказалось. После трёх дней ходьбы они все еще оставались самыми необычными людьми, которых местные когда-либо встречали возле стены. – Наверняка, человек, одетый в форму РАФ, выглядел бы еще более странно, чем мы? – спросил Роджер. – Должен бы, если он все еще носит ее, – рассудил Бак. Роджер заворчал от досады. Он даже думать не мог о том, что Джерри нарочно выбросил свою форму или что первый встречный у него ее отобрал. На четвертый день пути стена неожиданно изменилась: теперь она была не из камня и щебня, а из сложенных штабелями торфяных пластов. Роджер и Бак встретили человека в летной куртке Джерри МакКензи. Мужчина стоял на краю наполовину вспаханного поля, угрюмо глядя вдаль, видимо, не думая ни о чем другом, кроме своей трудоемкой и сложной работы. Роджер застыл, положив руку на плечо Бака, и заставляя его взглянуть. – Иисусе, – прошептал Бак, хватая Роджера за руку. – Не может быть. Вот оно! Да? – спросил он, подняв брови и, повернувшись к Роджеру, добавил: – Я имею в виду то, как ты описывал… – Да. Так и есть. Роджер почувствовал, как горло стиснуло от волнения и страха. Но, была не была, нужно лишь пойти и спросить. Отпустив руку Бака, Роджер бросился сквозь сухую траву, подбрасывая камень, по направлению к фермеру. Если он действительно таковым являлся. Мужчина услышал их шаги и беззаботно обернулся, но, увидев чужаков, напрягся и стал дико озираться в поисках помощи. – Ивис! – крикнул он. Или Роджеру так послышалось. Оглянувшись через плечо, он увидел каменные стены дома, очевидно, встроенного в Вал. – Подними руки, – велел Роджер Баку, вскидывая свои ладонями кверху и демонстрируя тем самым отсутствие угрозы. Они медленно продвигались вперед с поднятыми руками, а фермер не двигался с места, хотя смотрел так, словно они могут взорваться, если подойдут слишком близко. Роджер улыбнулся мужчине и толкнул Бака под ребро, чтобы он поступил так же. – Доброе утро, – произнес он четко и осторожно. – Не появлялся ли здесь необычный человек? – Роджер указал на свой сюртук, а затем на летную куртку. Сердце учащенно билось; он хотел повалить мужчину наземь и стащить с него куртку, но так было нельзя. – Нет! – быстро сказал мужчина, отступая и держась за полы куртки. – Прочь! – Мы не причиним тебе вреда, дурень, – произнес Бак самым умиротворяющим тоном, какой только смог изобразить, и успокаивающе помахал руками в воздухе. – «Kenst du deе mann? (фраза «Kenst du deе mann?», на немецком звучит немного иначе: «Kennst du den mann…?», и переводится как «Знаешь ли ты этого человека?». Поскольку староанглийский язык был по звучанию и лексическому составу ближе к немецкому, это, скорее всего, одна и та же фраза. – прим. перев.) – Что это, черт возьми, за язык? – спросил Роджер сквозь зубы. – Древнескандинавский? – Не знаю, но как-то слышал, что так говорил один оркниец. Это значит… – Я понимаю, что это значит. По-твоему, фермер похож на оркнийца? – Нет. Но если ты разбираешь значение, тогда, может, он тоже? – Не-ет! – повторил мужчина и снова завопил, начиная отступать от них. – И-ИВИС! – Подожди! – позвал Роджер. – Взгляни. Быстро пошарив в кармане и достав маленький промасленный сверток, в котором лежали армейские жетоны отца, он вытащил их, позвякивая металлом на холодном ветру. – Видишь? Где тот человек, который их носил? Фермер выпучил глаза, и, повернувшись, неуклюже побежал, спотыкаясь деревянными башмаками о комья земли, при этом крича: «Ивис!», «Памагити!» (В древнеанглийском слово «Help» писалось «Healp» и означало «помогать». – прим. пер.) – и другие, менее разборчивые слова. – Мы будем дожидаться появления Ивиса? – спросил Бак, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. – Он может оказаться недружелюбным. – Да, мы подождем, – твердо ответил Роджер. Кровь прилила к груди и лицу, и он нервно сжал кулаки. Близко. Они были так близко и все же… В течение нескольких секунд радостное настроение Роджера рухнуло от возбуждения к страху и снова взвилось вверх. От его внимания не ускользнул тот факт, что, с большой долей вероятности, Джерри МакКензи могли убить за эту куртку, – такая перспектива показалась более чем возможной, принимая во внимание поспешное бегство их собеседника. Мужчина скрылся в защищавших поле деревьях, за которыми виднелись сараи. Возможно, Ивис был пастухом или молочником? Затем послышался собачий лай. Бак повернулся, глядя на Роджера. – Как думаешь, это Ивис? – Господи Иисусе! Огромная широкомордая коричневая собака с бочкообразной грудью и весьма зубастой пастью выскочила из-за деревьев и помчалась к ним, а сзади следовал ее хозяин с лопатой. Преследуемые кровожадным Ивисом, наши герои уносили ноги, оббегая дом. Перед Роджером маячил широкий вал зеленой стены, он прыгнул на нее, впившись носками ботинок в дерновую поверхность, и стал карабкаться, цепляясь пальцами, коленями, локтями – и, похоже, зубами тоже. Перелетев через верх и спрыгнув с обратной стороны, он глухо приземлился, – аж зубы клацнули. Роджер пытался отдышаться, когда на него сверху упал Бак. – Черт, – выругался его предок, скатываясь на землю. – Побежали! Он рывком поднял Роджера на ноги, и они помчались, слушая проклятия фермера с вершины стены. Они нашли убежище в подветренной выемке утеса в нескольких сотнях ярдов за стеной и рухнули там, задыхаясь. – Имп… Император… Адр... риан явно понимал, что за ч-черт… овщину он… затевал, – наконец удалось выговорить Роджеру. Бак кивнул, вытирая пот с лица. – Не… очень госте… приимно, – прохрипел он, качая головой и глотая воздух. – И что теперь? Роджер замахал руками, указывая на потребность в кислороде, прежде чем он сможет генерировать идеи, и они какое-то время сидели в тишине, глубоко дыша. Роджер пытался рассуждать логически, хотя всплески адреналина еще не позволяли мыслить ясно. Во-первых: Джерри МакКензи был здесь. Это точно почти на 100%: абсолютно за гранью возможного, чтобы в этом времени могли оказаться двое путешественников во времени в летных куртках РАФ. Во-вторых: сейчас его тут нет. Однако можно ли со спокойной душой сделать такой вывод? «Нет, нельзя», – неохотно заключил Роджер. Джерри мог обменять куртку хозяину Ивиса на еду или что-то еще, и тогда он, вероятно, пошел дальше. Но если это так, почему фермер ничего не сказал, а спустил на них собаку? А если фермер украл куртку?.. Джерри был либо мертв и похоронен где-то поблизости (от этой мысли у Роджера внутри все сжалось, а волоски на подбородке встали дыбом), либо подвергся нападению и его раздели, но, возможно, он сбежал. Хорошо. Если Джерри был здесь, то он мертв. И тогда единственный способ выяснить это – утихомирить собаку, а затем выбить информацию из хозяина Ивиса. В данный момент Роджер не чувствовал в себе достаточно сил для этого. – Его здесь нет, – хрипло произнес Роджер, дыша ровно, но все еще тяжело. Бак быстро взглянул на него, а затем кивнул. По щеке у него тянулась длинная полоска грязно-зеленого цвета от размазанного мха со стены – такая же зеленая, как его глаза. – Да. Так что дальше? Пот остывал на шее Роджера; он рассеянно вытер его концом шарфа, который удивительным образом не потерялся во время погони через стену. – У меня идея. Учитывая реакцию того нашего друга, – Роджер кивнул в сторону усадьбы, невидимой за зеленой массой стены, – думаю, что расспрашивать о незнакомцах – не самое мудрое решение. Но как насчет камней? Бак моргнул в недоумении. – Камней? – Да. Круг камней. Джерри действительно путешествовал сквозь время, – это мы знаем точно; но каковы шансы, что он прошел через круг? И если так… камни, скорее всего, не очень далеко. Думаю, аборигенов не напугают пара чудаков, расспрашивающие о камнях. Если мы найдем место, через которое он мог перейти, то сможем отталкиваться оттуда и спрашивать в ближайших к камням окрестностях. Осторожно. Бак задумчиво постучал пальцами по колену, затем кивнул. – Что ж, хорошо, камни задницу не откусят. Так и порешим. Пошли.
Дата: Понедельник, 18.11.2019, 21:32 | Сообщение # 397
Король
Сообщений: 19994
Глава 99. РАДАР (с) Перевод Екатерины Пискарёвой
Б. Сьюик "Старший брат"
Бостон. 9 декабря 1980 года ДЖЕМ НЕРВНИЧАЛ, хотя мама с дядей Джо и пытались вести себя как ни в чем не бывало. Но даже Мэнди было ясно: что-то затевалось. На заднем сиденье кадиллака дяди Джо сестра выгибалась, будто у нее в штанах ползали муравьи, а свой застегнутый на пуговицы свитер она натянула на голову так, что ее черные кудряшки топорщились из вóрота, как какая-то пена. Без особой надежды, что сестра послушается, Джем негромко попросил: – Сиди спокойно. Результат был предсказуем. Дядя Джо управлял автомобилем, а мама держала на коленях развернутую карту. – Мэнди, что ты там делаешь? – рассеянно поинтересовалась она, делая на карте пометки карандашом. Мэнди расстегнула ремень безопасности и, встав на колени, высвободила руки из одежды так, что рукава обвисли по бокам, а голова торчала из горловины. – Я – офьминог! Девочка задергалась, и рукава свитера заплясали вокруг. Джем не выдержал и рассмеялся. Маме тоже было смешно, но все-таки она усадила Мэнди обратно. – Ос-сьминог, – поправила Брианна. – Пристегнись немедленно. «Octo» на латыни означает восемь, – добавила она. – У осьминогов восемь ног. Или, может быть, рук. – А у тебя получилось только четыре, – сказал Джем Мэнди. – Получается, она четвероног, да, мам? – Возможно, – но та уже отвернулась к своей карте. – Парк «Коммон», как думаешь? – обратилась мама к дяде Джо. – Это на четверть мили дальше по самой длинной оси. А мы можем пойти в Публичный сад, если... – Да, неплохая идея. Я высажу вас с Джемом на Парк-стрит, затем поеду по Бейкон до конца «Коммон-парка», а после – объеду вокруг и вернусь обратно. Было холодно и пасмурно. В воздухе уже порхали несколько снежинок. Джем помнил парк «Бостон Коммон»; и пусть деревья облетели, а жухлая трава стала коричневой, в общем-то, приятно было увидеть это место снова. В парке, как и всегда, гуляли люди: празднично пестрели их разноцветные зимние шапки и шарфы. Машина притормозила на Парк-стрит, напротив того места, где каждые двадцать минут останавливались туристические троллейбусы. Папа как-то катал их всех на таком: оранжевом, открытом. Тогда было лето. – Солнышко, варежки не забыл? Оказавшись на тротуаре, мама заглянула в окно машины. – Мэнди, ты остаешься с дядей Джо. Всего на несколько минут. Джем вылез, и, пока он натягивал варежки, они с мамой наблюдали, как отъезжает серый кадиллак. – Закрой глаза, Джем, – тихо сказала мама и сжала его руку. – Скажи, если чувствуешь, что Мэнди осталась у тебя в голове. – Конечно. То есть, да, она здесь. До случая с поездом в туннеле Мэнди не представлялась ему как маленькая красная точка. Но теперь она выглядела для него именно так. Так было проще сконцентрироваться на ней. – Хорошо. Можешь открыть глаза, если хочешь, – разрешила мама. – Но продолжай думать о Мэнди. Скажи, если вдруг ты потеряешь ее, когда она окажется слишком далеко. Но до тех пор, пока автомобиль опять не притормозил рядом с ними, Джем продолжал ощущать присутствие Мэнди. Правда, в какой-то момент ее огонек стал чуть бледнее, но потом ярко засиял снова. Во второй раз дядя Джо и Мэнди доехали до дальнего конца Публичного сада, вдоль всей Арлингтон-стрит. Мальчик продолжал чувствовать сестру, хотя на улице стоять было скучно, а кроме того, он начинал мерзнуть. – Она отлично слышит его, – сообщил дядя Джо, опуская стекло машины. – Ну, а ты как, приятель? Нормально слышал сестру? – Да, – терпеливо ответил Джем. – Хочу сказать… вроде как мог определить, где она. Не то чтобы она что-нибудь говорит у меня в голове – ничего подобного. Джем даже обрадовался. Совершенно не хотелось, чтобы всю дорогу Мэнди болтала у него в мозгах, да к тому же еще и подслушивала его мысли. Мальчик нахмурился. Раньше он об этом не задумывался. – Ты же не можешь слышать, о чем я думаю, правда? – задал он вопрос, просунув голову в открытое окно. Сидящая на переднем сидении Мэнди удивленно уставилась на брата. Он заметил, что большой палец сестренки был весь мокрый – она опять сосала его. – Нет, – немного неуверенно ответила девочка. Джему стало ясно, что подобная возможность ее немного пугает. Ему самому тоже было не по себе, но он полагал, что не стóит сестре или маме знать об этом. – Это хорошо, – сказал он и потрепал сестру по голове. Мэнди терпеть не могла такого обращения и кинулась на брата со свирепым рычанием. Отступив на безопасное расстояние, Джем ухмыльнулся. – Если будет еще один раз, – обратился он матери, – Может, пусть Мэнди останется с тобой, а я поеду с дядей Джо? Мама перевела неуверенный взгляд с сына на дочь, но потом, кажется, поняв, о чем он говорит, кивнула. Из открытой двери с облегчением выскочила радостная Мэнди. Машина развернулась, повернула направо и поехала вдоль по улице, за большой театр и здание франкмасонской ложи. Дядя Джо тихонько напевал про себя. Джему было видно, как тот настолько сильно сжимает руль, что на руках побелели костяшки пальцев. – Волнуешься, приятель? – спросил дядя Джо, когда они проезжали Лягушачий пруд. Осушенный на зиму, тот представлял собой печальное зрелище. – Угу. – Джем сглотнул. – А вы? Дядя Джо взглянул на него (ему явно было не по себе), потом улыбнулся и опять уставился на дорогу. – Да, – тихо ответил он. – Но мне кажется, все обойдется. Ты позаботишься о маме и Мэнди, и вы найдете папу. И снова все будете вместе. – Ага, – согласился Джем и снова сглотнул. Какое-то время они ехали молча. Снег, похожий на кристаллы соли, тихо поскрипывал под дворниками. – Мама и Мэнди здорово замерзнут, – наконец выдал Джем. – Да, это последняя поездка на сегодня, – заверил его дядя Джо. – Все еще чувствуешь ее? Мэнди? Джем не слушал. Он думал о каменных кругах. И о том, что было в туннеле. И о папе. Живот скрутило болью. – Нет, – беспомощно произнес мальчик. – Нет! Я не чувствую ее! От этой мысли он запаниковал и замер в кресле, оттолкнувшись от передней панели ногами. – Поехали назад! – Уже еду, приятель, – дядя Джо развернулся на 180 градусов прямо посреди улицы. – Глостер-стрит. Запомнишь? Надо сказать маме, чтобы она могла рассчитать расстояние. – Угу. Особо не обращая внимания на слова дяди Джо, Джем выискивал Мэнди. Прежде мальчик не задумывался, чувствует ли он сестру: раньше это никогда не занимало его внимания. Но сейчас это было важно. И, крепко стиснув оба кулака, один из них мальчик прижал к туловищу, под ребра, – туда, где болело. А потом Мэнди появилась, как будто и не исчезала, а всегда тут и была, вроде ногтя на пальце или чего-то подобного. Джем шумно выдохнул, и дядя Джо быстро взглянул на него. – Поймал ее? С невыразимым облегчением Джем кивнул. Дядя Джо вздохнул, его широкие плечи расслабились. – Хорошо, – сказал он. – Не упускай.
ПОДОБРАВ ТРЯПИЧНУЮ Эсмеральду с пола гостиной Абернати, Брианна бережно устроила ее рядом с Мэнди. Четыре мили. Все утро они кругами ездили по Бостону и теперь примерно представляли, как далеко действует детский «радар». Джем ощущал Мэнди на расстоянии чуть дальше мили, а Мэнди слышала его почти за четыре. Джем мог слышать и Бри, но только неясно и недалеко. Мэнди же слышала маму почти на том же расстоянии, как и брата. Брианна подумала, что стóит записать результаты в Руководство, но после лихорадочных приготовлений, на которые ушел остаток дня, попытка найти карандаш казалась ей подобной поиску истоков Нила или покорения Килиманджаро. Завтра. Мысль о предстоящем волной адреналина вытолкнула ее из обессиленного оцепенения. Завтра все начнется. Брианна и Джо обсудили все, когда дети отправились спать. Гейл, устроившаяся в уголке, только молча слушала, лишь белки ее глаз то и дело посверкивали. – Это должна быть Шотландия, – объясняла Бри. – Сейчас декабрь. Корабли не выйдут в море до весны. Если мы переправимся в прошлое в Северной Каролине, то до апреля не сможем покинуть Колонии, а значит, попадем в Шотландию только летом. Кроме того, я знаю, чтó значит путешествовать морем в восемнадцатом веке. Решиться на такое с детьми я смогу только под дулом пистолета... Невозможно ждать так долго. Набрав в рот вина, Брианна проглотила его, но комок в горле остался на месте. Как и последние шесть, этот глоток не помог. За полгода с Роджером может произойти всякое. Все, что угодно. – Я... Я должна найти его. Супруги Абернати переглянулись, и рука Гейл нежно коснулась колена Джо. – Ну конечно, найдешь, – произнесла Гейл. – И все же ты уверена насчет Шотландии? А как же те люди, которые хотели похитить Джема? Не устроят ли они засады, когда вы вернетесь? Бри рассмеялась. Голос ее дрожал, но это был смех. – Вот и еще одна причина, чтобы уйти, – сказала она. – В восемнадцатом веке я могу жить, не оглядываясь по сторонам. – Ты никого не заметила… – начал Джо, нахмурившись. Но Бри покачала головой. – В Калифорнии – никого. Здесь тоже. Но я не перестаю наблюдать. Брианна прибегла и к некоторым другим мерам предосторожности, о которых она помнила из кратких и обрывочных рассказов ее отца о службе в армии во время Второй мировой войны, но не стóит вдаваться в подробности. – И ты уже знаешь, как уберечь детей в Шотландии? – Гейл беспокойно ерзала на краю кресла, словно собираясь вскочить и проверить, как там дети. Брианне было знакомо это чувство. Вздохнув, она убрала прядь волос с глаз. – Мне кажется, я могу доверять там двоим... нет, троим людям. – Тебе кажется, – с сомнением в голосе повторил Джо. – Единственные люди, которым я могу доверять наверняка, сидят здесь, – просто сказала Брианна и отсалютовала супругам Абернати винным бокалом. Джо отвернулся и откашлялся. Потом взглянул на Гейл, кивнувшую в ответ. – Мы поедем с тобой, – решительно заявил он, поворачиваясь к Бри. – Гейл может приглядывать за детьми, а я удостоверюсь, что никто не помешает тебе, пока ты не будешь готова уйти. Бри закусила губу, чтобы сдержать подступающие слезы. – Нет. Брианна сильно закашлялась, чтобы унять дрожь в голосе. Она была благодарна Абернати, однако, представив, как два черных доктора разгуливают по улочкам Ивернесса... Не то чтобы в шотландском Хайленде не видели чернокожих, но, будучи достаточно большой редкостью, они были бы заметны. – Нет, – повторила она и глубоко вздохнула. – Для начала мы отправимся в Эдинбург. Там я улажу все необходимые дела, не привлекая к себе лишнего внимания. Нет нужды подниматься на север, в Хайленд, до тех пор, пока все не будет готово. Я свяжусь с друзьями в самую последнюю минуту. Никто другой не успеет понять, что мы вернулись, до того момента... до того момента, как мы не перейдем… в прошлое. Даже одно это слово «перейдем» тяжело ударило в грудь, навалившись воспоминанием о воющей пустоте, разделявшей настоящее и прошлое. Ее с детьми… и Роджера. Абернати сдались не сразу – и не окончательно. Брианна знала, что следующая попытка будет предпринята за завтраком, но она верила в собственное упрямство, и, сославшись на полнейшее изнеможение, сбежала от добрых забот друзей, чтобы остаться наедине с собой. Она и правда выбилась из сил. Но в постель, где уже спала Мэнди, ложиться не хотелось. Перед тем, как уснуть, надо было просто немного побыть одной и расслабиться. Бри слышала, как укладывались спать этажом ниже. Разувшись, она потихоньку спустилась на первый этаж, где свет горел только на кухне да в противоположном конце коридора, рядом с кабинетом Джо, где на большом раскладном кресле спал Джем. Она повернулась пойти и проверить, как там сын, но ее внимание привлек знакомое металлическое: «клик!». Раздвижная дверь кухни была приоткрыта. Бри подошла и заглянула внутрь. Рядом с кухонным столом на стуле стоял Джем. Мальчик тянулся к тостеру за печеньем «Поп-тартс». Услышав ее шаги, он посмотрел вверх широко раскрытыми глазами. Забытое в руке печенье обожгло пальцы, и Джем выронил его. – Ifrinn! (Черт! (гэльск.). – прим. пер.) – Не надо так говорить, – попросила Бри, поднимая упавшее пирожное. – Там, куда мы собираемся, окружающие поймут тебя. Держи... не хочешь молока? Удивленный, секундой позже он спрыгнул вниз, словно тауи (птицы из рода воробьиных, семейства овсянковых. – прим. пер.): оттолкнувшись двумя ногами вместе и приземлившись на кафельный пол со негромким стуком. – Я достану. А ты будешь? Внезапно Брианне безумно захотелось съесть горячее черничное пирожное с подтаявшей сахарной глазурью и запить его стаканом холодного молока. Она кивнула и, разделив горячее лакомство пополам, разложила половинки на бумажном полотенце. После перекуса в дружеском молчании Бри, наконец, спросила: – Не можешь заснуть? Джем потряс головой, и рыжие волосы разлетелись, как иглы дикобраза. – Хочешь, чтобы я почитала? Брианна и сама не поняла, зачем это предложила. Джем был слишком взрослый, чтобы кто-то читал ему. Правда, он всегда крутился поблизости, когда она читала Мэнди. Вначале сын бросил на нее скептический взгляд, но потом неожиданно кивнул и, метнувшись на третий этаж, вернулся с новым изданием «Сказок заповедника» в руке. Ложиться сразу он не захотел. Просто сидел, тесно прижавшись. Читая, Брианна обняла сына рукой за плечи, а он, привалившись с одной стороны, согревал ее. Его дыхание стало ровнее. – Папа всегда читал мне, если я, проснувшись, не могла заснуть снова, – тихо сказала Бри, переворачивая последнюю страницу. – Это я о дедушке Фрэнке. Тогда тоже вокруг стояла тишина, почти как сейчас. Им с папой было так уютно и спокойно наедине друг с другом в оазисе теплого желтого света посреди бескрайней ночи. Она почувствовала, как сонный Джем заинтересовался. – Дедушка Фрэнк? Он был похож на Деду? Брианне не хотелось, чтобы Фрэнк Рэндалл оказался забыт, и она рассказывала о нем детям. Но было ясно, что никогда Фрэнку не стать для них чем-то бóльшим, чем неясным призраком на фоне яркого человеческого тепла другого их деда, – того, к которому, возможно, они вернутся. Внезапно Брианна почувствовала слабый укол в сердце: теперь она ясно поняла мать. Ох, мама... – Он был другим, – тихо сказала Брианна, ее губы касались огненных волос сына. – Хотя он тоже был солдатом. В этом они схожи. А еще, как папа, он был писателем и ученым. Правда, у них было – есть – одно… общее: все они заботились о людях. Именно так поступают хорошие люди. – О. Брианна чувствовала: засыпая, сын изо всех сил пытается удержаться на грани сознания. Но сны уже начинают бродить в его взбудораженных мыслях. Мать уложила Джема в гнездо из одеял и укрыла, пригладив хохолок на макушке. – Мы увидимся? – неожиданно спросил тот тихим сонным голосом. – С папой? Конечно, – пообещала Брианна, стараясь, чтобы голос был уверенно твердым. – Нет, с твоим папой... – полузакрытые глаза Джемми были затуманены сном. – Если мы пройдем через камни, мы сможем встретиться с дедушкой Фрэнком? Джем заснул, а Брианна так и сидела, слушая, как сопит ее сын, и не находя, что ответить на его вопрос.
Дата: Понедельник, 18.11.2019, 21:34 | Сообщение # 398
Король
Сообщений: 19994
Глава 100. ВОТ ЭТО ТВОЕ СТАДО? (с) Перевод Екатерины Пискарёвой
Питер Грэм "Блуждающие тени"
ИЗ ОЧЕВИДНОЙ ИСТИНЫ, что камни не кусаются, не следует, что они неопасны. Так думал Роджер. Чтобы найти круг камней, им потребовалось всего полтора дня. Для наглядности Роджер набросал углем очертания стоящих камней на тыльной стороне ладони, и, на удивление, рисунок помог. И в то время как встреченные люди смотрели на путников с любопытством (и многие исподтишка вертели пальцем у виска), все относились к ним всего лишь как к чудакам. А уж где находятся эти камни, знал каждый. Они миновали крохотную деревушку, где не было ничего кроме церкви, трактира, кузницы и нескольких домов. Хозяин последнего дома, куда они зашли, даже отправил одного из своих младших сыновей, чтобы проводить Бака и Роджера до места, которое они искали. И вот, наконец, они добрались до стоящих вразброс посреди мелкого заросшего камышами озера приземистых обветренных колонн, покрытых мхом. Неизменная безобидная часть пейзажа. Вид, который наполнил Роджера ужасом и леденящей дрожью, будто он голым стоял на ветру. – Ты слышишь их? – почти прошептал Бак. Он не мог отвести от камней глаз. – Нет, – так же тихо ответил Роджер. – А ты? – Надеюсь, нет. И тут же Бак внезапно вздрогнул, будто на него повеяло могильным холодом. – Вот это твое стадо? – ухмыльнулся мальчик. Он указал на камни, объясняя, как понял Роджер, местную легенду, что камни – это стадо волшебных коров, застывшее на том месте, где их пастух сильно напился и свалился в озеро. – Ей-Богу, – торжественно уверил их мальчик, перекрестив грудь в районе сердца. – Тут мастер Хекфорт нашел свой кнут! – Когда? – резко спросил Бак – И где живет мастер Хекфорт? – Неделю, может, две назад, – пояснил мальчик, взмахом руки давая понять, что дата не имеет значения. И если незнакомцам хочется увидеть вещь, то он отведет их к мастеру Хекфорту. Вопреки фамилии, мастер Хекфорт (по нашим предположениям фамилия Hacffurthe (Хекфорт) имеет нортумберлендские корни и происходит от двух слов heck – дьявольски, чертовски и force – сила, т.е. «чертовски сильный». – прим. пер.), деревенский сапожник, оказался худощавым светловолосым молодым человеком. Он говорил на том же непроходимом нортумберлендском диалекте. Несмотря на это, с некоторым трудом и при любезном содействии мальчика, которого, по его словам, звали Ридли, желание путников стало понятным. Хекфорт извлек из-под стола волшебный кнут и аккуратно положил его перед ними. – О, Боже, – произнес Роджер при виде предмета, и, приподняв бровь, словно спрашивая, не возражает ли Хекфорт, осторожно дотронулся до полоски. Машинного плетения, плотно скрученная, где-то около трех дюймов в ширину и длиной в два фута, упругая поверхность блестела даже при тусклом освещении сапожной мастерской. Часть привязных ремней летчика королевских ВВС. Значит, они нашли верные камни. Осторожные расспросы мистера Хекфорта, однако, не принесли никакой пользы. Он нашел волшебный кнут на озерной отмели, плавающим в камышах, но больше ничего особенного не увидел. Правда, Роджер заметил, как при этих словах Хекфорта слегка дернулся Ридли. И после того, как они покинули дом сапожника, Роджер остановился на краю деревни, опустив руку в карман. – Благодарю вас, мастер Ридли. При виде появившегося большого двухпенсовика лицо мальчишки просияло. Роджер вложил монетку в руку Ридли, но, когда мальчик уже повернулся, чтобы уйти, взял его за руку. – Еще кое-что, мастер Ридли, – бросив взгляд на Бака, он вытащил жетоны. Ридли дернулся под рукой Роджера, его круглое лицо побелело. Бак удовлетворенно хмыкнул и взял мальчика за другую руку. – Расскажи нам об этом человеке, – ласково попросил Бак. – И тогда твоя шея не пострадает. Роджер с раздражением посмотрел на Бака, но угроза подействовала. Горло Ридли дернулось, будто он попытался проглотить гриб целиком, а потом мальчишка начал говорить. Потребовалось время, чтобы разобрать обрывки истории: жуткий выговор Ридли усиливался его страхом. Но, в конце концов, Роджер убедился, что самую суть они поняли. – Пусть идет, – он выпустил руку Ридли и, порывшись в кармане, достал еще один медный пенни, который протянул мальчику. На лице Ридли боролись страх и обида, но после секундного замешательства мальчишка схватил пенни и, оглядываясь, пустился наутек. – Он расскажет домашним, – заметил Бак. – Нам стóит поторапливаться. – Стóит. Но не из-за мальчишки. Уже темнеет. Солнце опустилось совсем низко. Ослепительный луч желтого света выбивался из-под холодного коричнево-красного неба. – Пошли. Пока можно, надо двигаться в том направлении. Насколько Роджер смог разобрать рассказ Ридли, странно одетый человек (кто-то назвал его фейри, кто-то – человеком с Севера, и было непонятно, имелось ли в виду, что тот шотландец, или скандинав, или кто-то еще) имел несчастье попасть на ферму двумя или тремя милями дальше камней. Там на него напали ее жители, члены нелюдимого клана Вэд. Эти Вэды забрали у парня все, что имело хоть какую-нибудь ценность, избили и бросили в овраг – один из Вэдов хвастался этим проезжавшему мимо погонщику скота, который обмолвился о чужаке в деревне. Людям в деревне, конечно, было любопытно, но не настолько, чтобы идти на поиски чужака. Однако, когда сапожник Хекфорт нашел этот странный кусок ткани, поползли разнообразные слухи. Возбуждение достигло своего пика сегодня днем, когда один из пастухов мастера Квартона, явившийся в деревню, чтобы бабушка Рэкет вскрыла ему нарыв, рассказал, что незнакомец с непонятной речью пытался стащить пирог с подоконника миссус Квартон, а теперь, пока мастер Квартон раздумывает, как с ним поступить, сидит на ферме под замком. – А что он может сделать? – поинтересовался Роджер. Ридли состроил зловещую гримасу и потряс головой. – Может, убьет, – предположил он. – Может, руку отрубит. Мастер Квартон ворам спуску не дает. Вот и все, что удалось выяснить, помимо туманных указаний о том, где находится ферма Квартона. – По эту сторону от стены две мили на запад, немножко южнее, через мост и вниз по течению реки, – угрюмо повторил Роджер, прибавляя шаг. – Если сможем найти речку, пока совсем не стемнеет… – Ага. – Бак поравнялся и зашагал рядом по дороге к тому месту, где они оставили лошадей. – Думаешь, у Квартона есть собака? – Здесь у каждого есть собака. – О, Господи.
Дата: Понедельник, 18.11.2019, 21:39 | Сообщение # 399
Король
Сообщений: 19994
Глава 101. ОДИН ЕДИНСТВЕННЫЙ ШАНС (с) Перевод Натальи Шлензиной
@sesroh "Круг камней"
ЛУНА ОТСУТСТВОВАЛА. Это, безусловно, было хорошо, но имело и свои недостатки. Фермерский дом и хозяйственные постройки погрузились в настолько глубокий мрак, что они не узнали бы, что там что-то есть, если бы не заметили их до того, как погас свет. Тем не менее Роджер и Бак подождали, когда после наступления полной темноты тусклый свет свечи внутри дома был погашен, а затем еще полчаса, чтобы убедиться, что обитатели дома – и их собаки – крепко уснули. Роджер нес потайной фонарь, но его заслонка все еще была закрыта. Бак натолкнулся на что-то, лежащее на земле, испуганно вскрикнул и полетел вперед головой. Это оказался большой спящий гусь, который испуганно гоготнул, заглушив Бака, и тут же ополчился против него, пытаясь клюнуть и молотя крыльями. Где-то резко и вопросительно гавкнула собака. – Тише! – прошипел Роджер, приходя на помощь своему предку. – Ты и мертвых разбудишь, не говоря о тех, кто в доме. Он накинул плащ на гуся, который заткнулся и начал в замешательстве переваливаться из стороны в сторону, будто «живая» куча темной ткани. Роджер зажал ладонью рот, но не смог удержаться и фыркнул через нос. – Да уж, – прошептал Бак, поднимаясь на ноги. – Если ты думаешь, что я верну тебе плащ, подумай еще раз. – Гусь скоро сам из него выберется, – прошептал в ответ Роджер. – Ему-то плащ не нужен. Давай к делу: где, черт возьми, они его держат, как думаешь? – Там, где есть дверь, которую можно запереть. Бак потер ладони друг об друга, отряхивая грязь. – Они не будут держать его в доме, верно? Он не слишком-то большой. И действительно. Роджер подумал, что в Лаллиброхе поместятся штук шестнадцать таких фермерских домов, и почувствовал внезапную острую боль, думая о тех временах, когда он владел – будет владеть – Лаллиброхом. Однако Бак был прав: в доме не могло быть больше двух комнат и, возможно, мансарды для детей. А учитывая, что обитатели думали, что Джерри (если это был Джерри) – в лучшем случае иностранец, а в худшем – вор и (или) сверхъестественное существо, то маловероятно, что Квартоны будут держать его в доме. – Ты видел сарай до того, как стемнело? – прошептал Бак, переходя на гэльский. Он поднялся на носки, как будто это могло помочь ему увидеть сквозь наплывающую тьму, и всматривался во мрак. Теперь, когда глаза Роджера адаптировались в темноте, он мог, по крайней мере, разглядеть приземистые фигуры небольших хозяйственных построек. Амбар, загон для коз, курятник, взъерошенный абрис стога сена... – Нет, – ответил Роджер на том же языке. Гусь выбрался и ушел с недовольным гаканьем. Роджер наклонился и подобрал свой плащ. – Места здесь немного: скорее всего, у них всего-то один бык или мул для вспашки. Хотя я чувствую запах... навоза, наверное? – Коров, – сказал Бак, вдруг направляясь к каменному сооружению квадратной формы. – Коровник. Здесь точно на двери имеется засов. Так и оказалось. И коровник запирала задвижка. – Я не слышу коров внутри, – прошептал Бак, наклоняясь к двери. – И запах застарелый. Почти наступила зима. Возможно, хозяевам пришлось убить корову (или коров), а может быть, они отогнали их на рынок. Но, корова или нет, внутри кто-то был. Роджер услышал шаркающий звук и что-то похожее на приглушенное проклятие. – Да, точно, внутри кто-то есть. Роджер поднял потайной фонарь, нащупывая заслонку. – Займись засовом, ладно? Но прежде, чем Бак смог дотянуться до засова, изнутри кто-то крикнул «Эй!», и что-то тяжело навалилось на дверь. – Помогите! Помогите мне! Помогите! Говорили по-английски, и Бак сразу перешел на него: – Ради Бога, да замолкните вы! – раздраженно сказал он человеку внутри. – Вы хотите всех тут собрать? Вот сюда посвети... – попросил он Роджера и, слегка закряхтев, отодвинул задвижку. Дверь распахнулась, когда Бак опустил засов, и одновременно из открытого фонаря брызнул свет. Хрупкого сложения молодой человек с непослушными светлыми волосами («Того же цвета, что и у Бака», – подумал Роджер) моргнул, ослепленный светом, затем закрыл глаза. Роджер и Бак быстро переглянулись, а затем дружно вошли в коровник. «Это он, – подумал Роджер. – Это он. Я знаю, что это он. Боже, он так молод! Почти что мальчик». Как ни странно, он не ощутил вспышки головокружительного волнения. Скорее это было чувство спокойной уверенности, как будто все внезапно пришло в порядок и встало на свои места. Протянув руку, Роджер нежно коснулся плеча мужчины. – Как вас зовут, дружище? – тихо спросил он по-английски. – МакКензи, Джей. У, – отрапортовал молодой человек, распрямившись, расправив плечи и резко вскинув подбородок. – Лейтенант Королевских ВВС. Личный номер... Он замолчал, уставившись на Роджера, который с опозданием понял, что, несмотря на воцарившееся спокойствие, улыбался от уха до уха. – Что смешного? – требовательно спросил Джерри МакКензи. – Ничего, – заверил его Роджер. – Эм... Рад… рад видеть вас, вот и все. У него перехватило горло, и пришлось откашляться. – Долго вы здесь находитесь? – Нет, всего несколько часов. Полагаю, еды у вас с собой нет? Джерри с надеждой переводил взгляд с одного молодого человека на другого. – Есть, – ответил Бак, – но сейчас не время останавливаться для перекуса, да? Он бросил взгляд через плечо. – Давайте уходить. – Да. Да, давайте. Но Роджер говорил автоматически, не в силах перестать смотреть на Джей. У. МакКензи, лейтенанта ВВС, двадцати двух лет. – Кто вы? – спросил Джерри, тоже глядя на Роджера. – Откуда вы? Богом клянусь, что вы не отсюда! Роджер с Баком быстро переглянулись. Они не планировали, что именно будут говорить. Роджер не желал сглазить всё предприятие, думая, что они и впрямь найдут Джерри МакКензи, а Бак... – Инвернесс, – вдруг резко произнес Бак. Джерри перевел взгляд с одного на другого и схватил Роджера за рукав. – Вы знаете, что я имею в виду! – произнес он и глубоко вздохнул, словно решаясь. – Из какого вы времени? Роджер дотронулся до руки Джерри – холодной и грязной, с такими же длинными пальцами, как у него самого. Вопрос застрял у него в горле и слишком сильно сдавил голос. – От вас не близко, – тихо ответил Бак, и впервые Роджер уловил нотку отчаяния в его голосе. – И отсюда тоже. Мы потеряны. Это поразило его до глубины души. Он действительно немного забыл об их положении, движимый необходимостью найти этого человека. Но ответ Бака заставил грязное лицо Джерри, уже искаженное от голода и напряжения, побелеть. – Боже, – прошептал Джерри. – И где мы теперь? И... когда?
Бак напрягся. Не из-за вопроса Джерри, а из-за шума снаружи. Роджер не знал, откуда шум, но это был не ветер. Двинувшись, Бак тихо и нетерпеливо зарычал. – Думаю, сейчас это часть Нортумбрии, – сказал Роджер. – Слушайте, у нас нет времени. Надо идти, пока никто не услышал... – Да, верно. Тогда уходим. Джерри поправил концы висевшего на шее грязного шелкового шарфа и засунул их под рубашку. После запахов коровника воздух снаружи был прекрасен: свежий от недавно вспаханной земли и прелого вереска. Обходя ферму, они торопливо пробрались через двор. Заметив, что Джерри хромает, и сильно, Роджер взял его под руку, чтобы помочь. Откуда-то из темноты донеслось пронзительное тявканье, потом раздался более низкий лай. Роджер поспешно облизнул палец и поднял его, чтобы понять направление ветра. Собака снова залаяла, а другая вторила ей. – Сюда, – прошептал он своим спутникам, дернув Джерри за руку. Он как можно быстрее повел их прочь от дома, стараясь не сбиться с пути. Мужчины ковыляли по вспаханному полю, ощущая, как под их ботинками рассыпаются комья земли. Бак споткнулся и выругался. Они неуклюже и на полусогнутых метались от борозды к борозде. Роджер цеплялся за руку Джерри, чтобы держать его в вертикальном положении. Нога Джерри казалась шаткой и не выдерживала его веса. «Он был ранен. Я видел медаль...» Затем начали лаять собаки, их голоса внезапно стали отчетливей... и намного ближе. – Боже. Роджер на мгновение остановился, тяжело дыша. Где, черт возьми, был лес, в котором они прятались? Он мог поклялся, что они идут к нему, но... Луч фонаря безумно заметался, освещая неузнаваемые участки поля. Роджер закрыл задвижку фонаря – без него будет лучше. – Сюда! – Бак рванул прочь, и Роджер с Джерри волей-неволей последовали за ним. Сердце колотилось. Боже, судя по лаю, с цепи спустили по крайней мере полдюжины собак. А это, что, человеческий голос, который их направляет? Да, черт возьми, так и есть. Роджер не мог понять ни слова, но смысл был кристально ясен. Они бежали, спотыкаясь и тяжело дыша. Роджер не знал, куда, – он просто следовал за Баком. В какой-то момент он бросил фонарь – тот с лязгом упал, и было слышно, как горючее внутри булькает, вытекая из резервуара. С мягким свистом оно превратилось в блестящее пламя. – Дерьмо! Они побежали. Неважно куда, в каком направлении. Подальше от горящего маяка и разгневанных голосов – теперь их стало больше. Внезапно они оказались под защитой деревьев – в низкой, продуваемой ветром роще, в которой скрывались раньше. Но собаки шли по их следам, азартно лая, и парни не замедлили свой бег, а пробирались сквозь кусты и через них, на крутой холм, заросший вереском. Нога Роджера провалилась сквозь губчатую поросль в лужу, промокнув до щиколотки, и он почти потерял равновесие. Упершись ногами, Джерри дернул Роджера в вертикальное положении, затем сам потерял равновесие, когда его колено подкосилось, – они цеплялись друг за друга, временами опасно покачиваясь, затем Роджер снова дернулся вперед, и они выбрались. Он думал, что его легкие лопнут, но они продолжали идти... Уже не бежали: на такой холм невозможно подниматься бегом... Настойчиво, поднимая одну ногу за другой, одну за другой... В глазах у Роджера появились вспышки света… Он споткнулся, пошатнулся и упал, а Джерри поднял его на ноги. Они взмокли, с головы до ног были вымазаны грязью и исцарапаны вереском, когда, наконец, выбрались, шатаясь, к вершине холма, и на мгновение остановились, покачиваясь и задыхаясь. – Куда... мы идем? – прохрипел Джерри, концом шарфа вытирая лицо. Все еще запыхавшийся, Роджер покачал головой, но затем уловил слабый блеск воды. – Мы отведем вас... назад. К камням у озера. Где... вы перешли. Идем! Они помчались вниз по дальнему склону холма, сломя голову, почти падая, теперь возбужденные скоростью и мыслью о близкой цели. – Как... вы меня отыскали? – выдохнул Джерри, когда, наконец, они достигли подножия и остановились, чтобы отдышаться. – Нашли ваши жетоны, – почти грубо ответил Бак. – Проследили их путь. Роджер сунул руку в карман, собираясь отдать их обратно, но остановился. Его словно камнем в грудь поразило, что, обнаружив, несмотря на все трудности, Джерри МакКензи, он вот-вот расстанется с ним, – вероятно, навсегда. И это только в том случае, если все пройдет хорошо... Его отец. Папа? Он не мог думать об этом хромающем молодом человеке с бледным лицом, почти на двадцать лет младше его, как о своем отце. Не таким он представлял отца всю свою жизнь. – Идем. Бак взял Джерри за руку, едва не оторвав его от земли, и они начали пробираться через темные поля, сбиваясь с пути и снова находя его, руководствуясь светом Ориона над головой. Орион, Заяц, Большой Пёс. Роджер находил некоторое успокоение в звездах, пылающих в холодном черном небе. Они не изменились: они будут сиять вечно, – или столько, сколько им там положено, – и для него, и для этого человека, независимо от того, где каждый из них может оказаться. Может оказаться. Холодный воздух горел в его легких. Бри... И тут же он разглядел их: приземистые столбы, ночью больше похожие на пятна и видимые только потому, что были темными и неподвижными на фоне движущейся воды, волнуемой ветром. – Так, – сглотнув, хрипло сказал Роджер и вытер лицо рукавом. – Здесь мы вас оставим. – Да? – Джерри задыхался. – Но... но вы... – Когда вы прошли... через это. У вас было что-нибудь? Драгоценный камень, какие-нибудь украшения? – Да, – ответил Джерри, сбитый с толку. – В моем кармане был необработанный сапфир. Но он пропал. Словно… – Словно сгорел, – закончил за него Бак мрачным голосом. – Да. Ну, и что? Последнее явно было адресовано Роджеру, который колебался. Бри... Однако не более, чем мгновение. Он сунул руку в кожаную сумку на поясе, вытащил крошечный сверток из промасленной ткани, открыл его и вжал гранатовый кулон в руку Джерри. От его тела гранат был слегка теплым, и холодная рука Джерри рефлекторно сжала его. – Возьмите. Это то, что нужно. Чтобы пройти, – сказал Роджер, и наклонился к нему, пытаясь впечатлить его важностью наставлений. – Подумайте о своей жене, о Марджори. Думайте изо всех сил, представьте ее в своем воображении и идите прямо к ней. Что бы, черт возьми, с вами не происходило, не думайте о своем сыне. Только о вашей жене. – Что? – Джерри был ошеломлен. – Как, черт возьми, вы узнали имя моей жены? И где вы слышали о моем сыне? – Это не имеет значения, – сказал Роджер и повернул голову, чтобы оглянуться через плечо. – Черт, – тихо сказал Бак. – Они идут. Там свет. Так и было: одиночное пятно света, ровно качающееся над землей, как если бы кто-то его нес. Но, как ни старался, Роджер не видел никого за ним, и его пронзила сильная дрожь. – Thaibhse, – пробормотал Бак себе под нос. Роджер знал это слово достаточно хорошо – оно обозначало «дух». И обычно очень недоброжелательный. Призрак. – Да, может быть. – Дыхание потихоньку восстанавливалось. – А может, и нет. – Он снова повернулся к Джерри. – В любом случае, дружище, вам нужно идти, и прямо сейчас. Помните, думайте о своей жене. Джерри сглотнул, его рука крепко сжала камень. – Да. Да... хорошо. Тогда… спасибо, – добавил он неловко. Роджер не мог говорить; не смог выдавить ничего, кроме слабой улыбки. Да и Бак был рядом, настойчиво дергая его за рукав и жестами показывая в сторону пульсирующего света, и они отправились в путь, неуклюже прихрамывая после короткой передышки. Бри... Он сглотнул, сжав кулаки. Один раз он смог раздобыть камень, сможет и еще раз... Но большая часть его разума все еще была с человеком, которого они только что оставили у озера. Роджер оглянулся через плечо и увидел, как Джерри начал идти, сильно хромая. Но при этом решительно, распрямив худые плечи под бледной рубашкой цвета хаки, а конец его шарфа развевался на ветру. И тогда все в нем взметнулось. Охваченный спешкой, какую он никогда раньше не испытывал, Роджер повернулся и побежал. Бежал, не обращая внимания, куда наступает, на темноту, на испуганный вскрик Бака позади. Джерри услышал его шаги по траве и резко обернулся. Роджер схватил его обеими руками (сжав их так сильно, что Джерри охнул) и сказал яростно: – Я люблю тебя! Это было все, на что хватило времени, – и все, что он в принципе мог сказать. Отпустив Джерри, он быстро отвернулся, его ботинки зашуршали по сухой озерной траве. Роджер посмотрел на холм, но свет исчез. Вероятно, это был кто-то с фермы, теперь успокоившийся, когда злоумышленники исчезли. Бак ждал, закутавшись в свой плащ и держа плащ Роджера. Должно быть, он бросил его, спускаясь с холма. Бак встряхнул его и накинул на плечи потомка. Пальцы Роджера дрожали, когда он пытался закрепить брошь. – Ну и зачем ты сказал ему такую чушь? – спросил Бак, помогая застегнуть брошь. Голова Бака была наклонена, на потомка он не смотрел. Роджер с трудом сглотнул, и его голос прозвучал чисто, хоть и было больно: слова казались осколками льда в его горле. – Потому что он не сможет вернуться. Это единственный шанс, который у меня когда-либо мог быть. Пойдем.
Узнать о том, что случилось с Джерри МакКензи вы можете из новеллы Дианы Гэблдон "Лист на ветру всех святых"
Дата: Понедельник, 18.11.2019, 21:41 | Сообщение # 400
Король
Сообщений: 19994
Глава 102. ПЕРЕРЕЗАВ ПУПОВИНУ (с) Перевод Елены Буртан и Валентины Момот
Винсент Ван Гог "Звездная ночь над Роной"
НОЧЬ ЗЫБИЛАСЬ. Пространство содрогалось. Земля и озеро, небеса, тьма, звёзды и каждая клеточка его собственного тела. В одночасье обратившись в прах, он был рассеян повсюду, став частью всего и вся. Частью мирозданья. В какой-то миг страха не осталось – один восторг, а после Роджер исчез; его последней мыслью стало едва различимое «Я существую…», – но это было скорее упование, чем уверенность. К Роджеру вернулось смутное осознание самого себя. Он лежал на спине под чёрным безоблачным небом, и яркие звёзды казались безнадёжно далёкими крошечными крапинками. Он скучал по ним, томился; он уже не был единым целым со звёздным миром, став просто осколком ночи. Раздираемый одиночеством, он тосковал и по тем двум людям, с которыми слился душой в тот полыхающий миг. Внезапно послышались звуки: рвота выворачивала Бака наизнанку. И Роджер сразу ощутил реальность своего тела. Он лежал в холодной сырой траве: изрядно промокший, окоченевший до костей и покрытый синяками в самых неподходящих местах; от него попахивало грязью и засохшим навозом. Бак стоял на четвереньках, всего в нескольких шагах, и в темноте казался размытым пятном. Он чудовищно выругался по-гэльски, и его снова стошнило. – Тебе плохо? – прохрипел Роджер, перекатываясь на бок. Он вдруг вспомнил про сердечный приступ, случившийся у Бака, когда они совершали свой переход в прошлое на Крейг-на-Дун. – Если у тебя снова прихватило сердце… – А если и так, то, что, чёрт возьми, ты можешь сделать, а? – сипло отозвался Бак, отхаркивая в траву омерзительный комок. Он с трудом сел и вытер рукавом рот. – Господи, как же я это ненавижу! Даже и подумать не мог, что нас так накроет, – мы ведь были далеко. – Ммфм. Роджер медленно привстал. Он задавался вопросом, испытал ли Бак те же ощущения, что и он? Но сейчас был не самый подходящий момент для метафизических дискуссий. – Значит, он ушёл. – Хочешь, чтобы я сходил проверить? – раздражённо буркнул Бак. – Боже! Моя голова! Пошатываясь, Роджер встал во весь рост и, взяв Бака под руку, с усилием поднял его. – Идём, – сказал он. – Надо найти лошадей. Чуть отъедем отсюда и станем на ночлег, там я запихну в тебя хоть немного еды. – Я не хочу есть. – Зато я, чёрт побери, хочу. Роджер и на самом деле ужасно проголодался. Бак покачнулся, но на ногах устоял. Роджер отпустил его и, обернувшись, бросил взгляд на озеро и стоящие вдалеке камни. На одно мгновение, – совсем короткое, – он снова ощутил себя их частью, но это чувство исчезло так же быстро, как и возникло. Мерцающая поверхность воды и каменные глыбы вновь слились со скалистым пейзажем. Невозможно было понять, который час: к тому времени, когда они отыскали лошадей, по-прежнему стояла безмолвная ночь, чёрная как смоль. Добравшись до укромного местечка под скалой, они нашли воду, развели костёр и, поджарив несколько пресных лепёшек, съели их с вяленой селёдкой. Они настолько обессилели, что даже не могли говорить. Роджер отогнал прочь само собой напрашивающееся «И что дальше?», позволив мыслям беспорядочно роиться в голове; с планами можно повременить до завтра. Немного погодя Бак неожиданно поднялся и шагнул в темноту. Пока его не было, Роджер сидел, не отрывая взгляда от огня. Он снова и снова прокручивал в голове каждое мгновение, проведённое с Джерри МакКензи, пытаясь запечатлеть в памяти мельчайшие детали. Как жаль, что им не довелось встретиться днём: в свете потайного фонаря он так и не смог как следует рассмотреть лицо своего отца. Роджера терзало жестокое осознание, что Джерри не вернётся назад - или, по крайней мере туда, откуда он исчез. Господи, а что если он оказался в совершенно другом, чужом ему времени? Возможно ли такое? Но, несмотря на все сожаления, душу Роджера согревало одно: он успел сказать отцу несколько важных слов… И куда бы теперь ни забросило Джеремайю МакКензи, они навсегда останутся в его сердце. Роджер завернулся в плащ, лёг у тлеющих угольков, унося в свой сон теплоту произнесённых слов.
УТРОМ РОДЖЕР ПРОСНУЛСЯ с тяжёлой головой, но в общем чувствовал себя более-менее сносно. К этому времени его попутчик уже развёл огонь и поджаривал бекон, аромат которого заставил Роджера окончательно пробудиться: он сел и потёр глаза, прогоняя остатки сна. Бак лепёшкой ухватил кусок бекона прямо со сковородки и протянул ему. Судя по всему, от недомоганий, вызванных переходом Джерри через камни, Бак уже оправился: он был небрит и несколько взъерошен, но ясные глаза оценивающе смотрели на Роджера. – Ну, что оклемался? – в голосе Бака прозвучало участие. Роджер кивнул и взял еду. Он попытался было что-то произнести, однако из сдавленного спазмом горла не вырвалось ни звука; он начал надрывно, с усилием прокашливаться, но Бак покачал головой, давая понять, что не стоит утруждаться с ответом. – Полагаю, мы снова двинемся на север, – с ходу начал Бак. – Ты наверняка захочешь продолжить поиски своего паренька, а я бы направился в Крейнсмуир. Роджер тоже стремился туда, хотя и по другим причинам. Он пристально посмотрел на Бака, но предок отвёл взгляд. – К Гейлис Дункан? – А ты что бы сделал на моём месте? – в голосе Бака не осталось и следа дружелюбия. – Я уже всё сделал, – сдержанно сказал Роджер. – Конечно, тебе стóит её увидеть. Намерение Бака ничуть не удивило Роджера. Он медленно жевал свой походный бургер, размышляя, как много можно рассказать Баку о Гейлис. – Твоя мать… – начал он и снова прочистил горло. Бак выслушал Роджера не перебивая, и потом ещё некоторое время сидел молча, не отрывая взгляда от последнего ломтика бекона, который постепенно превращался в шкварку. – Господи Иисусе, – произнёс он. Роджер с некоторой тревогой отметил, что в голосе предка звучало больше глубокой заинтригованности, чем потрясения. Зелёные, цвета сочного мха, глаза Бака выжидающе уставились на Роджера. – А что тебе известно о моём отце? – Многое. В несколько минут не уложишься. А нам пора в путь. Роджер встал, стряхивая крошки с колен. – Не хочу объяснять никому из этих волосатых ублюдков, почему мы всё еще здесь. К тому же, я изрядно подзабыл староанглийский язык. – «Sumer is icumen in» ((гэльск.) слова из песни «Пришло лето». – прим. пер.) – пробормотал Бак и обвёл взглядом молодые деревца, кое-как уцепившиеся за скалы: нещадно продуваемые всеми ветрами, они давно уже стояли без листьев. – «Lhude sing cuccu…» (из той же песни – «Пой, кукушка, пой». – прим. пер.). Ну, что, идём?..
Оutlander является собственностью телеканала Starz и Sony Entertainment Television. Все текстовые, графические и мультимедийные материалы,
размещённые на сайте, принадлежат их авторам и демонстрируются исключительно в ознакомительных целях.
Оригинальные материалы являются собственностью сайта, любое их использование за пределами сайта только с разрешения администрации.
Дизайн разработан Стефани, Darcy, Совёнок.
Запрещено копирование элементов дизайна!