Дата: Понедельник, 23.07.2018, 19:48 | Сообщение # 1
Король
Сообщений: 19994
«Написано кровью моего сердца» («Written In My Own Heart's Blood»)
Спасибо переводчикам группы ЧУЖЕСТРАНКА книги Перевод сделан исключительно с целью углубленного изучения иностранного языка, не является коммерческим, не преследует извлечения прибыли и иных выгод. Переводчики: Юлия Коровина, Светлана Бахтина, Полина Королькова, Наталья Ромодина, Елена Карпухина, Екатерина Пискарева, Елена Фадеева, Елена Буртан, Валентина Момот, Анастасия Сикунда. Редакторы: Юлия Коровина, Светлана Бахтина, Елена Котова, Снежанна Шабанова. Книгу можно скачать здесь в пяти форматах на английском языке.
Дата: Понедельник, 17.06.2019, 22:26 | Сообщение # 301
Король
Сообщений: 19994
Глава 59. НЕОЖИДАННОЕ ЗВАНИЕ (с) Перевод Юлии Селиной
Джозеф Пикетт "Долина Манчестер"
16-Я РОТА ОПОЛЧЕНИЯ штата Пенсильвания во главе с его преподобием капитаном Пелегом Вудсвортом вошла в лагерь в полном порядке, заранее остановившись, чтобы почистить одежду и оружие и умыться. Лорд Джон понимал, что этого никто не заметит, но с одобрением отнесся к такой подготовке, свидетельствующей о высокой дисциплине в войсках ополчения, и поделился своими соображениями с Джермейном. – Неопрятные солдаты – плохие бойцы, – сказал он, критически разглядывая большую прореху на рукаве своего грязного черного плаща. – Кроме того, они должны привыкнуть повиноваться приказам – независимо от того, что требуется сделать. Джермейн кивнул. – Моя мама говорит то же самое. Неважно, видишь ли ты смысл или нет, делай как тебе велят, а не то будет плохо. – Из твоей матери получился бы превосходный сержант, – заверил его Грей. Один или два раза он встречался с Марсали Фрейзер в типографии. – Она прекрасно понимает суть командования. Кстати, по поводу «а не то будет плохо»: что тебе грозит, когда ты вернешься домой? Очевидно, что Джермейн как-то не задумывался о будущем, но через мгновение лоб у него разгладился. – Скорее всего, это зависит от того, сколько я отсутствовал, – пожал он плечами. – Если я вернусь завтра, мне надерут уши, – да и жопу тоже. Но мне кажется, если меня не будет больше недели, мама обрадуется, что я не умер. – Ах, вот как! Ты, случайно, не слышал историю о блудном сыне? – Нет, ло... Берт, – Джермейн кашлянул. – О чем она? – Она... – начал было лорд Джон, и тут же замер как вкопанный, – будто в грудь ему вогнали кол. Люди из отряда уже разбрелись кто куда и начали шумно с кем-то ссориться; несколько человек просто обошли его и двинулись дальше. Джермейн обернулся, чтобы узнать, куда смотрит лорд Джон. – Это тот человек, который притворяется французом. Моему отцу он не нравится. Грей во все глаза глядел на одетого по последней моде (в голубой в серую полоску шелковый костюм) джентльмена, который так же уставился на Грея, приоткрыв рот и не обращая внимания на сопровождавших его нескольких офицеров Континентальной армии. – Я знаю много французов, – произнес Грей, переводя дыхание. – Но ты прав, это не француз. Он повернулся спиной к тому человеку, хотя мысли его были в смятении, и схватил Джермейна за плечо. – Твой дед должен быть где-то здесь, в этом бедламе, – сказал лорд Джон, стараясь, чтобы голос звучал твердо. – Видишь то сооружение с флагом? Он кивнул в сторону поникшего, но хорошо заметного флага на дальней стороне широко раскинувшегося лагеря. – Иди туда. Там находится штаб-квартира главнокомандующего. Скажи кому-нибудь из офицеров, кто тебе нужен, и они отыщут твоего деда среди ополченцев. – О, им не придется искать, – заверил его Джермейн. – Grand-père (дедушка (фр.) – прим. пер.) будет там. – Где? – С генералом Вашингтоном, – ответил Джермейн с преувеличенным терпением человека, вынужденного часто иметь дело с болванами. – Он тоже генерал, вы не знали? Прежде чем Грей сумел ответить что-то на эту шокирующую новость, Джермейн уже стремглав понесся в сторону видневшегося вдалеке флага. Грей рискнул еще раз обернуться, но Персеверанс Уэйнрайт исчез вместе с офицерами Континентальной армии; на том месте, где они стояли, теперь беседовали два лейтенанта. Несколько раз подряд он обругал про себя Джейми Фрейзера и Перси Уэйнрайта, делая объектом своей отборной и яростной брани то одного, то другого. Какого дьявола каждый из них тут делал? У Грея подергивались пальцы от желания придушить кого-нибудь, но он подавил в себе этот бесполезный импульс, чтобы обдумать, что, черт возьми, делать дальше. Грей быстро пошел вперед, не задаваясь вопросом, куда идет. Перси его видел, это точно. Джейми еще нет, но встреча может произойти в любой момент. Генерал? Какого... Хотя сейчас нет времени думать об этом. Что предпримут эти двое относительно него? Он не видел Перси – бывшего любовника, бывшего брата, французского шпиона и абсолютнейшего дерьма – со времени их последнего разговора в Филадельфии несколько месяцев назад. В первый раз, когда Перси снова появился в жизни Грея, он попытался соблазнить его, – скорее, в политическом смысле, чем в физическом, но Джону казалось, что против физического тот бы тоже не возражал... Предложение британскому правительству заключалось в следующем: ценная северо-западная территория будет возвращена Франции в обмен на то, что знакомые Перси заинтересованный лица отговорят французское правительство от заключения союза с американскими колониями. Из чувства долга Грей рассказал лорду Норту об этом предложении и выбросил его, – как и Перси, – из головы. Он понятия не имел, распорядился ли первый министр этими сведениями или нет. «В любом случае, уже поздно», – думал он. В апреле Франция подписала договор с восставшими колониями. Однако, еще нужно посмотреть, принесет ли это соглашение какую-то ощутимую поддержку. Французы печально известны своей ненадежностью. И что теперь? Инстинкт самосохранения призывал его тихо и незаметно выбраться из лагеря и исчезнуть как можно скорее. Джермейн не скажет Джейми о том, что Грей здесь: они договорились об этом заранее. Но две мысли не давали Джону уйти: первая, и не слишком значимая – он до сих пор не выяснил, где и как далеко находилась британская армия. А вторая... ему любопытно было разузнать о Перси, хотя он понимал, насколько эта мысль опасна и безрассудна. Джон продолжал идти, потому что если бы остановился, то его бы сбили с ног и растоптали. Внезапно Грей понял, что рядом с ним шагает преподобный Вудсворт. Лицо высокого проповедника светилось возбуждением, прорывавшимся сквозь обычное выражение спокойного достоинства, и Грей не смог сдержать улыбку. – Слава Богу, мы добрались, Берт, – сказал Вудсворт, глаза его сияли. – И, я знаю, Господь дарует нам победу! – О! – только и смог произнести Грей в ответ и, поняв, что, к своему удивлению, не может согласиться с этим утверждением, произнес лишь: – Думаю, мы не можем предполагать намерения Всемогущего, но я верю, что милостью своей Он спасет нас. – Очень хорошо сказано, Берт, очень хорошо сказано, – и Вудсворт звонко хлопнул Грея по спине.
Дата: Пятница, 21.06.2019, 22:26 | Сообщение # 304
Король
Сообщений: 19994
Глава 60. КВАКЕРЫ И КВАРТИРМЕЙСТЕРЫ (с) Перевод Юлии Селиной
@AmiCat "Большой серый волк"
ДЖЕЙМИ НАШЕЛ НАТАНИЕЛЯ Грина в его палатке. Тот все еще был в одной рубашке и, нахмурившись, читал письмо, а перед ним стояли остатки завтрака. Увидев Джейми, генерал сразу же отложил бумагу и поднялся на ноги. – Пожалуйста, входите, сэр! Вы что-нибудь ели сегодня? У меня найдется лишнее яйцо. Грин улыбнулся, но улыбка быстро исчезла с его лица: нахмуренный лоб давал понять, что содержание письма продолжало тревожить его. Джейми искоса взглянул на послание: судя по кляксам и рваным краям, было похоже, что это, скорее, семейная, нежели служебная переписка. – Да, ел, благодарю вас, сэр, – ответил Джейми, слегка кивнув в сторону яйца, одиноко лежавшего в небольшой деревянной чашке с нарисованным на ней сердечком, окруженным цветами. – Я лишь хотел спросить, можно ли составить вам компанию, если вы планируете сегодня выехать на рекогносцировку? – Конечно! – Грин удивился, но выглядел довольным. – Мне не помешает ваш совет, генерал. – Возможно, тогда мы сможем помочь друг другу, – предложил Джейми. – Ваш совет тоже пришелся бы кстати, но немного по другому вопросу. Грин остановился, не закончив надевать мундир. – Вот как? И по какому же вопросу? – О свадьбе. На лице Грина одна эмоция сменяла другую: изумление, вежливая попытка преодолеть это изумление и еще что-то. Он бросил взгляд на письмо, лежащее на столе, и натянул мундир на плечи. – Мне и самому разумный совет по этому поводу не помешал бы, генерал Фрейзер, – произнес он, скривив рот. – Тогда поехали. Из лагеря они направились на северо-запад. У Грина был с собой видавший виды компас, и Джейми на секунду пожалел о своей позолоченной астролябии, которую Уильям прислал из Лондона по просьбе лорда Джона. Она погибла при пожаре Большого Дома, хотя чувство печали, нахлынувшее в эту минуту, скорее относилось к Джону Грею, чем к пожару и его последствиям. Сначала разговор шел о насущных вопросах: расположении складов снабжения вдоль вероятного направления движения войск вперед или, если потребуется, отступления, – хотя никто не говорил вслух об этой возможности. Не было больших сомнений в том, куда двигалась британская армия: такие крупные силы и их огромные обозы, а также множество людей, сопровождающих воинские подразделения, имели ограниченный выбор дорог. – Да, эта подойдет, – сказал Джейми, согласно кивая в ответ на предложенную Грином заброшенную ферму. – Как думаете, вода в колодце еще хорошая? – Я намерен это выяснить, – произнес Грин, поворачивая лошадь в сторону фермы. – Жарко, как в пекле. Полагаю, к полудню у нас совсем сгорят уши. Стояла жара. Они сняли шейные платки и жилеты и ехали в одних рубашках, положив мундиры на луку седла. Тем не менее, Джейми чувствовал, как рубаха прилипает к спине и пот струится по ребрам и лицу. К счастью, колодец оказался полным: вода во мраке поблескивала, а камень, брошенный вниз, издал громкий плеск. – Признаюсь, я удивлен тем, что вам нужен совет по поводу женитьбы, генерал, – произнес Грин, сначала вдоволь напившись, а после с наслаждением вылив ведро воды себе на голову. Он поморгал, смахивая воду с ресниц, отряхнулся, как собака, и протянул ведро Джейми, который кивнул в знак благодарности. – Я считал ваш союз самым прочным. – Собственно, речь не о моей свадьбе, – сказал Джейми, с кряхтеньем поднимая ведро свежей воды и перехватывая веревку руками: ворот колодца прогнил, и пришлось принести веревку из седельной сумки. – Вы знаете молодого разведчика по имени Йен Мюррей? Он мой племянник. – Мюррей. Мюррей... – сначала у Грина был озадаченный вид, а затем до него дошло. – А, этот! Тьфу ты, пропасть! Думал, что он индеец. Проспорил целую гинею из-за его народности. Моя жена этому не обрадуется. Хотя и сейчас она не слишком счастлива, – добавил он со вздохом. Очевидно, письмо все же было из дома. – Ну, я мог бы убедить его вернуть вам деньги, – заметил Джейми, сдерживая улыбку, – если вы сможете помочь ему жениться. Он поднял ведро и опрокинул его на голову, отдавшись восторгу охлаждающего потока воды. Глубоко и благодарно вдохнув прохладу, отдававшую мокрыми камнями на дне колодца, Джейми затем так же отряхнулся. – Йен собирается жениться на девушке-квакерше, – продолжил он, открывая глаза. – Я знаю, что вы тоже из Друзей, поскольку слышал, как вы говорили с миссис Хардмен, когда мы познакомились. Поэтому я решил, что вы сможете подсказать, что требуется для такой свадьбы. Если Грин и удивился, узнав, что Йен был племянником Джейми, то эта новость полностью лишила его дара речи. Некоторое время он стоял, втягивая и вытягивая губы, будто мог вобрать в себя слово, которое потом скажет, и наконец нашел его. – Что ж, – произнес Грин и замолчал, а Джейми терпеливо ждал. Грин был человеком довольно твердых убеждений, но никогда не высказывал их поспешно. Джейми недоумевал, что же такого было в его вопросе: может, у квакеров существовали еще более странные традиции, чем он себе представлял? – Что ж, – повторил Грин и выдохнул, опустив плечи. – Должен сказать вам, генерал, что я больше не считаю себя квакером, хотя вырос среди членов этой секты. – Он бросил быстрый взгляд на Джейми. – Также мне следует сказать вам, что причиной моего ухода было неприятие характерных для квакеров ограниченности и суеверности. Если ваш племянник собирается стать квакером, сэр, я бы посоветовал вам приложить все силы и разубедить его. – О! Полагаю, именно в этом и состоит проблема, – спокойно ответил Джейми. – Он не собирается сам становиться квакером. И мне кажется, это мудрое решение: он совсем другой по натуре. При этих словах Грин немного расслабился и даже усмехнулся, хотя и криво. – Рад это слышать. Но он не будет возражать, если его жена останется Другом? – Думаю, у него хватает здравого смысла, чтобы не требовать этого. Грин рассмеялся: – Тогда, возможно, его брак будет удачным. – О, я не сомневаюсь, что он станет прекрасным мужем для этой девушки. Трудность состоит именно в том, чтобы поженить их. – А! Верно! – Грин окинул взглядом двор и постройки фермы, вытирая влажное лицо скомканным платком. – На самом деле, это может быть очень непросто, если девушка... Ну ладно. Дайте мне подумать. А пока... Колодец хорош, но мы не можем хранить здесь порох: крыши почти не осталось, а мне сказали, что такая погода часто предвещает грозы. – Возможно, позади есть погреб для хранения овощей, – предположил Джейми. Так и оказалось. Дверь отсутствовала, и только клубок хилых бледных стеблей картофеля пробился сквозь забытый в углу полусгнивший мешок: побеги медленно и отчаянно тянулись к свету. – Подойдет, – решил Грин и написал что-то карандашом в небольшой записной книжке, которую везде с собой носил. – Поехали дальше. Мужчины напоили лошадей, еще раз окатили себя водой и двинулись дальше; от них поднимался легкий пар. Грин не был болтуном, и милю-другую они ехали молча, но наконец он что-то надумал. – Самое главное, что стоит иметь в виду насчет Друзей, – сказал он без всяких предисловий, – это их зависимость от компании и мнения друг друга: зачастую они отказываются замечать, что, помимо их собраний, вокруг есть другой мир. Грин бросил взгляд на Джейми. – Эта девушка... Ваш племянник знаком членам ее собрания? – Ммфм, – фыркнул Джейми. – Насколько я понял из слов ее брата, их исключили из собрания в их маленьком поселке в Вирджинии, когда он решил стать врачом Континентальной армии. Или, возможно, исключили его, а она просто уехала с ним. Не знаю, есть ли разница. – Понятно, – Грин отлепил от тела влажную рубашку, надеясь, что воздух немного охладит кожу, но тщетно. Неподвижный, он будто шерстяным одеялом окутывал изнывающие от жары окрестности. – «Воюющий квакер» – так это называется? – Нет, он не собирался брать в руки оружие, – заверил Грина Джейми, – Вероятно, сам факт его связи с армией оскорбил собрание. Грин фыркнул так, будто воспринял это как нечто личное, и Джейми откашлялся: – На самом деле, Дэнзелл Хантер – доктор Хантер – тоже собирается жениться. Но ему в некотором роде проще, потому что его невеста сама стала Другом. – Она принадлежит к какому-то собранию? – резко спросил Грин. Джейми покачал головой. – Нет, похоже, что это было... частное событие. Я имею в виду, ее обращение. Говорят, что у квакеров нет священников и ритуалов?.. Он тактично не стал продолжать, а Грин снова фыркнул. – Это так. Но уверяю вас, генерал, что в жизни квакеров нет ничего по-настоящему личного, – особенно в духовных делах. Мой отец был против чтения, поскольку считал это занятие отдаляющим человека от Бога. И когда я в детстве не только читал, но и начал собирать книги по стратегии ведения боевых действий, которой заинтересовался, мне пришлось предстать перед специальной комиссией, состоявшей из членов нашего собрания, и отвечать на кучу таких вопросов о моих интересах, что… В общем, как я уже говорил, я больше не являюсь членом этой секты. Он вытянул вперед плотно сомкнутые губы и некоторое время выдувал сквозь них воздух, издавая рокочущие звуки, и, нахмурившись, смотрел вперед на дорогу. Джейми видел, что несмотря на кажущуюся рассеянность, Грин примечал, что находится вокруг и как это можно применить в снабжении. Джейми почувствовал в воздухе характерную вибрацию и задался вопросом, уловил ли ее Грин. Это был не шум, а некое хорошо знакомое ему колебание: движение огромного числа людей и лошадей, – слишком далекое, чтобы стала видна пыль, но они были где-то тут. Похоже, что они с Грином нашли британскую армию. Джейми придержал коня, внимательно оглядывая деревья впереди: нет ли за ними разведчиков, поскольку британцы почти наверняка уже знали, что их преследуют. Грин обладал менее тонким слухом или же слишком погрузился в размышления, поэтому он с удивлением посмотрел на Джейми, хотя тоже поехал медленнее. Джейми поднял руку, призывая не произносить ни звука, и указал подбородком на всадника, движущегося по дороге навстречу. Уже можно было расслышать стук копыт, а скакун Джейми вскинул голову и с интересом заржал, раздувая ноздри. Они были вооружены; Грин положил руку на мушкет, перекинутый через седло. Джейми оставил ружье висеть на ремне, но проверил заряд пистолетов в кобурах, прикрепленных к седлу. Сидя верхом на лошади, неудобно стрелять из длинноствольного оружия. Но всадник ехал медленно. Рука Джейми, лежащая на рукоятке пистолета, расслабилась, и он покачал головой, глядя на Грина. Они остановились, выжидая, и через минуту смогли разглядеть, кто едет. – Йен! – Дядя Джейми! – при виде его лицо Йена просияло от облегчения – и неудивительно. Он был одет, как могавк: в леггины из оленьей кожи и ситцевую рубаху, в волосах торчали перья, а поперек седла лежала туша какого-то животного с серым мехом, из которой медленно капала кровь и стекала по ноге лошади. Но животное не было мертво: Ролло дернулся и поднял голову, посмотрев на пришельцев желтыми волчьими глазами. Узнав запах Джейми, он один раз гавкнул, а потом высунул язык и часто задышал. – Что случилось с твоим псом? – Джейми подъехал совсем близко и наклонился, чтобы рассмотреть его. – Болван угодил в ловушку из наклоненного бревна, – ответил Йен, хмурясь, и с укором взглянул на собаку. Затем он ласково потрепал большого пса за шею. – Надо сказать, я бы сам в нее попал, если бы он не побежал вперед. – Рана тяжелая? – спросил Джейми. Сам он так не думал: Ролло по обыкновению оценивающе разглядывал генерала Грина. Под таким взглядом большинство людей отступало на несколько шагов назад. Йен покачал головой, а его рука зарылась в мех Ролло, чтобы тот лежал спокойно. – Нет, но он поранил лапу и хромает. Я искал безопасное место, где можно его оставить. Мне нужно представить рапорт капитану Мерсеру. Но раз уж я встретил вас... О! Добрый день, сэр! – Йен поздоровался с Грином, лошадь которого отступила назад подальше от Ролло и выказывала желание убраться еще дальше, несмотря на намерение своего всадника. Йен отдал Грину честь и снова повернулся к Джейми. – Но поскольку ты здесь, дядя Джейми, не мог бы ты отвезти Ролло в лагерь, чтобы тетушка Клэр занялась его лапой? – Конечно, – ответил Джейми, смирившись, и, спрыгнув с лошади, нащупал влажный носовой платок. – Давай-ка я сначала перевяжу ему лапу. Не хотелось бы запачкать кровью штаны, да и лошади это не понравится. Грин откашлялся. – Вы упомянули рапорт, мистер... Мюррей? – спросил он, искоса взглянув на Джейми. Тот кивнул в ответ. – Вы не могли бы поделиться этими сведениями не только с капитаном Мерсером, но и со мной? – Да, сэр, – согласился Йен. – Сейчас армия разделена на три части, а между ними – длинный обоз. Насколько могу сказать (я разговаривал с другим разведчиком, который прошел вдоль колонны от начала до конца), они направляются к местечку под названием Фрихолд. Местность плохо подходит для нападения: она неровная, будто использованная салфетка, вся прорезанная оврагами и небольшими ручейками. Но еще один разведчик сообщил, что за ней лежат луга, подходящие для сражения, и противника можно заставить выйти туда. Грин задавал резкие вопросы: на некоторые из них у Йена был ответ, а на другие - нет. Тем временем Джейми осторожно приступил к перевязке собачьей лапы. На ней была ужасная колотая рана, хотя и не слишком глубокая. Он надеялся, что этот кол не был отравлен. Индейцы иногда пользуются таким приемом, чтобы раненый олень или росомаха не вырвались из ловушки. Лошадь Джейми не была в восторге от того, что ей придется везти на себе волка, но хозяину удалось ее убедить, и в конце концов она просто то и дело нервно оглядывалась на двух своих седоков. – Fuirich, a choin (Жди, песик (гэльск.) – прим. перев.), – сказал Йен, наклонившись и почесав Ролло за ушами. – Я вернусь, хорошо? Taing (Спасибо (гэльск.). – прим. перев.), дядя! Коротко кивнув Грину, он ускакал. Лошадь Йена явно хотела оказаться как можно дальше от Ролло. – О, Боже! – произнес Грин, морща нос от запаха псины. – Ну, да, знаете, – смирившись, сказал Джейми, – моя жена говорит, что через некоторое время к любому запаху можно привыкнуть. Полагаю, она знает это наверняка. – Почему? Она повар? – О, нет. Она врач. Понимаете, гангрена, гниющие внутренности и все такое. Грин зажмурился. – Ясно. У вас преинтереснейшая семья, мистер Фрейзер. – Он закашлялся и взглянул на Йена, быстро исчезающего вдали. – Возможно, вы ошибаетесь в том, что он никогда не станет квакером. По крайней мере, он не склоняет голову перед званием.
Дата: Понедельник, 01.07.2019, 21:14 | Сообщение # 311
Маркиз
Сообщений: 1339
valentinakuz, Посмотри - внизу под сообщением есть "Profile" "PM".
"Как написать личное сообщение (ЛС) - ищем на форуме любое сообщение того пользователя, кому хотите написать ЛС, находим кнопочку РМ и нажимаем. Выйдет готовая форма для ЛС." ------------------------------------------------------------------- Я Светлана :)
«Дни рождения – вещь очень полезная. Как утверждает статистика, чем больше их у человека, тем дольше он живёт»
Дата: Понедельник, 01.07.2019, 23:06 | Сообщение # 312
Король
Сообщений: 19994
Глава 61. ВЯЗКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК (с) Перевод Екатерины Пискарёвой
Джошуа Майлз "Глаз"
ИЗ ПОЕЗДКИ С ГЕНЕРАЛОМ ГРИНОМ Джейми вернулся мокрый, измятый и совершенно взъерошенный, но одновременно явно отдохнувший. Он привез с собой недовольного и окровавленного Ролло, но рана того была несерьезной. – С ним все будет хорошо, – сказала я, осторожно почесав Ролло за ушами. Порез оказался неглубоким, но крови вытекло много. – Не думаю, что стоит ее зашивать. – Да и правильно, Сассенах. Джейми посмотрел на пса, терпевшего, пока я промывала, смазывала и перевязывала его лапу, но совершенно не согласного выносить мою возню и дальше. – Где мои целые чулки? – Вместе со всем остальным твоим бельем в дорожной сумке, – терпеливо ответила я. – Там же, где каждое утро. Неужели сам не знаешь? – Знаю, – сознался он. – Просто мне приятно, когда ты заботишься обо мне. – Хорошо, – я с готовностью вытянула чулки из сумки. – Хочешь, чтобы я натянула их на тебя? – Ну, с этим я справлюсь, – Джейми забрал чулки. – Вообще-то, не могла бы ты найти мою рубашку? – Да, пожалуй, могла бы, – из той же сумки я достала рубашку и встряхнула ее. – Как там этим утром генерал Грин? – Хорошо. Я расспросил его об особенностях брачной церемонии у квакеров, – ответил он, натягивая через голову чистую белую (как я не преминула сообщить, его единственную чистую белую) рубашку. – Судя по всему, трудность заключается в том, что Дэнзелл и Рейчел не принадлежат к так называемому домашнему собранию. Жениться или выходить замуж они могут, но, чтобы сделать это должным образом, необходимо присутствие всего собрания. Есть такая штука, которая называется Комитет ясности: они встречаются с невестой и женихом, наставляют, проверяют, подходят ли они друг другу, имеют ли представление о том, что им предстоит. Джейми просунул руки в рукава и ухмыльнулся мне. – Пока он рассказывал, я не мог избавиться от мысли: а что бы перед нашей свадьбой такой комитет сказал нам. – Ну, о том, что нас ждет в будущем, эти люди представляли бы еще меньше, чем мы, – рассмеялась я. – Как думаешь, они бы решили, что мы подходим друг другу? – Если бы увидели, как я смотрю на тебя, когда ты не видишь, тогда – да, решили бы. Джейми быстро поцеловал меня и оглянулся в поисках щетки для волос. – Ты не причешешь меня? Не могу же я явиться на смотр моих войск в таком виде. Выбившиеся мокрые пряди кое-как завязанных сзади кожаным ремешком волос прилипли к его лицу. – Ну конечно. И сколько войск будет на смотре? И когда? – Я усадила его на табуретку и принялась за работу щеткой. – Ты что, изучал местность, прорываясь вперед головой? У тебя в волосах лисохвостник, листья, и такие семена с крылышками… от клена. Ох! Не говоря уже об этом. Я аккуратно вытащила и показала запутавшуюся в прядях его волос малюсенькую зеленую гусеницу, теперь с любопытством приподнявшуюся у меня на указательном пальце. – Thalla le Dia, – сказал ей Джейми. Ступай с Богом. Подставив собственный палец, он вынес гусеницу за полог палатки и отпустил в траву. – Все, что есть, Сассенах, – Джейми снова вернулся и уселся на табурет. – Сегодня утром подошли две последние роты, которыми я должен командовать. Сейчас их покормят и дадут немного отдохнуть. Я хотел спросить, – Джейми повернулся так, чтобы видеть меня, – не пойдешь ли ты со мной, не взглянешь ли на них? Вдруг кого-то требуется подлечить или кому-то не стоит отправляться в бой? – Конечно. Когда? – Пожалуйста, будь на плацу через час. Джейми провел рукой по аккуратно сложенной вдвое блестящей каштановой косичке, перевязанной на затылке. – Вот так отлично. Во всем остальном я достойно выгляжу? Он поднялся, смахнув с рукава остатки упавшего листа и коснувшись макушкой верха палатки. Джейми весь лучился: солнцем, энергией и сдерживаемым возбуждением от предстоящего действия. – Ты выглядишь, как чертов бог войны Марс, – насмешливо заметила я, протягивая жилет. – Попытайся не нагнать страху на своих людей. Пока Джейми надевал жилет, его губы кривились в усмешке, но когда он посмотрел мне прямо в глаза, то произнес вполне серьезно: – Ох, мне надо, чтобы они боялись меня, Сассенах. Это единственный способ сохранить им жизнь.
ИМЕЯ В ЗАПАСЕ ЧАС, я взяла свой набор медицинских средств на каждый день и пошла к большому дереву, где обычно собирались больные из числа следовавших за армией гражданских. Армейские врачи, если находили время, лечили гражданских наравне с военными, но сегодня медики были заняты. Перечень мелких травм и заболеваний был стандартным: глубоко вонзившаяся щепка (рана инфицирована, требует применения вытягивающей мази с последующим удалением, дезинфекцией и перевязкой); вывих пальца на ноге (получен, когда пациент пнул соперника по игре; вправить – минутное дело); разбитая губа (необходим один стежок и немного мази горечавки); тяжелая рана ноги (результат невнимательности при рубке дров; потребовалось двадцать восемь стежков и широкая повязка); один ребенок с ушной инфекцией (прописаны: луковая припарка и чай из ивовой коры); другой – с болью в животе (чай из мяты перечной и настоятельный совет не есть яйца сомнительного срока годности из птичьих гнезд неизвестного происхождения)... Нескольких пациентов, которым требовались лекарства, я попросила подождать, пока не разберусь с травмами. Потом (внимательно следя за солнцем) я отвела их к своей палатке, чтобы раздать пакетики с ивовой корой, мятой перечной и листьями конопли. Клапан палатки был откинут, но я точно помнила, что закрывала его. Я просунула голову в сумрак палатки и остановилась как вкопанная. Передо мной высилась фигура человека, без сомнения, обыскивающего мой медицинский сундучок. – Какого дьявола вы здесь делаете? – резко спросила я, и незнакомец дернулся от испуга. Мои глаза, наконец, привыкли к рассеянному свету, и я поняла, что вором (если это был вор) оказался офицер – капитан – Континентальной армии. – Прошу прощения, мадам, – он небрежно поклонился. – Я слышал, что здесь имеется запас медикаментов. – Я... – Имеется. И он – мой. – Прозвучало грубовато, и, хотя, на мой взгляд, его поведение было достаточно бесцеремонным, я немного смягчила ответ. – Что именно вам нужно? Мне кажется, я могу немного поделиться... – Ваши? – Он перевел взгляд от сундучка (явно очень дорогостоящего профессионального оборудования) на меня, и его брови изумленно поднялись. – И что вы с ними делаете? У меня в голове промелькнуло несколько возможных ответов, но я уже достаточно оправилась от удивления, застав его в палатке, чтобы отвергнуть их все. Я выбрала нейтральный – Позвольте поинтересоваться, кто вы, сэр? – О. – Он поклонился мне слегка взволнованный. – Прошу прощения. Капитан Джаред Леки. К вашим услугам, мэм. Я врач Второго пехотного полка из Нью-Джерси. Мужчина задумчиво разглядывал меня, явно задаваясь вопросом, кто, черт возьми, я такая. Большие карманы моего полотняного фартука, надетого поверх платья, были набиты всевозможными инструментами, перевязочными материалами, бутылочками и баночками с мазями и жидкостями. К тому же, при входе в палатку я сняла свою широкополую шляпу, а чепца, как обычно, на мне не было. Подвязанные волосы растрепались и от влажности вились вокруг ушей. Вероятно, он принял меня за прачку, явившуюся за грязным бельем, а может, и того хуже. – Миссис Фрейзер. Выпрямившись во весь рост, я изобразила нечто похожее (как хотелось бы мне надеяться), на любезный поклон. – Э-э... Миссис генерал Фрейзер, – добавила я, видя, что мои слова не произвели на гостя впечатления. С нескрываемым изумлением тот осмотрел меня с ног до головы, потом его взгляд задержался на верхних карманах моего фартука, где виднелись громоздкая повязка, почти развернувшаяся и свисающая у меня спереди, и склянка с асафетидой, неплотно закрытая, из-за чего ее запах забивал все остальные ароматы лагеря. Обычно, по совершенно определенным причинам, эту вонь назвали «дьявольское дерьмо». Я взяла склянку и закрыла ее поплотнее. Казалось, этот жест в какой-то мере убедил мужчину. – О! Я так понимаю, генерал – врач, – произнес Леки. – Нет, – возразила я, начиная догадываться, что с молодым и не очень сообразительным капитаном Леки мне придется трудно. – Мой муж военный. Врач – я. Он уставился на меня так, будто услышал, что я – проститутка. Потом, ошибочно полагая, что это шутка, капитан громко рассмеялся. В этот момент в палатке робко появилась голова в аккуратном чепце: одна из моих пациенток, молодая мать, чей годовалый сын страдал от ушной инфекции; красный и орущий, он сидел на руках у матери. – Ох, дорогуша, – опомнилась я. – Я заставила вас ждать, миссис Уилкинс, прошу прощения. Несите же его, я сама дам ему отвар ивовой коры. При появлении миссис Уилкинс капитан Леки нахмурился и кивком головы подозвал женщину. Она нервно взглянула на меня, но позволила доктору наклониться и осмотреть маленького Питера. – У него режется зуб, – с достаточной долей осуждения заключил Леки, бегло исследовав большим грязным пальцем полный слюней рот Питера. – Надо сделать разрез на десне, чтобы зуб вылез. Он начал рыться у себя в кармане, где у него лежал скальпель или ланцет, без сомнения, в крайне антисанитарном состоянии. – Зубки у него режутся, – согласилась я, насыпая немного дробленой ивовой коры в ступку. – Но кроме этого, у него есть еще и инфекция в ухе. А зуб в течение двадцати четырех часов вылезет самостоятельно. Изумленный и негодующий Леки набросился на меня. – Вы возражаете мне? – В общем, да, – достаточно мягко согласилась я. – Вы ошибаетесь. Хорошенько осмотрите его левое ухо. Оно... – У меня, мадам, диплом медицинского колледжа Филадельфии! – Поздравляю, – я начинала злиться. – Но вы все равно не правы. На мгновение лишив доктора дара речи, я закончила растирать кору в порошок и высыпала ее в кусок марли, сложив из нее аккуратный мешочек, который вручила миссис Уилкинс с указаниями о том, как готовить и давать отвар и как прикладывать луковую припарку. Она взяла мешочек с таким видом, будто тот мог взорваться, и убежала, бросив торопливый взгляд на капитана Леки. Вопли маленького Питера, звучавшие как сирена, стихли вдали. Я глубоко вздохнула. – Ну что ж, – как можно любезнее сказала я. – У меня есть достаточный запас лекарственных трав, и если вам нужно, доктор Леки, я могу... Сверля меня злым взглядом, Леки выпрямился, напомнив мне журавля, увидевшего лягушку. – К вашим услугам, мадам, – бросил он и важно прошел мимо меня. Я закатила глаза к полотну палатки над головой. Небольшое, похожее на ящерку-геккона, создание крепко вцепилось в ткань, глядя на меня ничего не выражающим взглядом. – Как завоевывать друзей и влиять на людей, – заметила я ему. – Учись. Потом, откинув клапан палатки, я пригласила войти следующего пациента.
ЧТОБЫ ВСТРЕТИТЬСЯ с Джейми, который вот-вот должен начать смотр, мне надо было поторапливаться. Вскочив, я торопливо закрутила волосы в пучок и подколола их под широкополой шляпой. День был безумно жаркий. Всего несколько минут на открытом солнце – и мои щеки и нос начало предостерегающе покалывать. Джейми степенно поклонился мне и пошел вдоль выстроенных для осмотра людей, приветствуя, отдавая честь офицерам, задавая вопросы, обращая внимание собственного адъютанта, когда что-то надо было сделать. Рядом с ним шли адъютант, лейтенант Шнелль – милый девятнадцатилетний немец из Филадельфии, и крепкий незнакомый мне джентльмен, по форме которого можно было догадаться, что он командовал одной из проверяемых нами рот. Я держалась позади, улыбаясь людям, мимо которых проходила, и быстро оглядывая их, выискивая явные признаки болезней, увечий или немощи. Я была уверена, что чрезмерное опьянение Джейми мог определить и без моего экспертного мнения. Он говорил, что здесь было три сотни человек. Большинство чувствовало себя неплохо. Я шла, кивая, и не могла удержаться, чтобы не начать придумывать какие-нибудь опасные ситуации, когда бы капитан Леки корчился от боли, а я бы любезно облегчила его страдания, заставив его униженно извиниться за свое оскорбительное отношение. Я выбирала между мушкетной пулей в заднице, перекрутом яичка и чем-то временным, но постыдно обезображивающим, вроде паралича Белла [паралич лицевого нерва. – прим. пер.], когда мельком заметила в шеренге нечто странное. Стоявший напротив меня по стойке «смирно» мужчина держал мушкет по команде «к осмотру» и смотрел прямо перед собой. Все было совершенно правильно, но никто, кроме него, в шеренге так не стоял. Более чем подготовленные ополченцы обычно не видели смысла скрупулезно исполнять воинский устав. Взглянув на неподвижного солдата, я прошла мимо... и обернулась. – Иисус твою Рузвельт Христос! – воскликнула я, и лишь по чистой случайности Джейми меня не услышал, поскольку отвлекся на внезапно прибывшего курьера. Быстро сделав два шага назад, я наклонилась и заглянула под опущенные поля грязной шляпы. Лицо под ней – с резкими чертами и мрачным, не предвещающим ничего хорошего, сердитым взглядом – было мне отлично знакомо. – Дьявол вас раздери, – прошептала я, хватая его за рукав. – Что вы здесь делаете? – Вы бы не поверили мне, если бы я вам сказал, – не дрогнув ни одним мускулом, прошептал он в ответ. – Проходите дальше, дорогая. Совершенно ошарашенная, я, наверное, так и сделала бы, но мое внимание привлекла маленькая фигурка, кравшаяся за шеренгой и попытавшаяся скрыться за колесом повозки. – Джермейн! – крикнула я, и Джейми обернулся, широко раскрыв глаза. Джермейн на секунду замер, потом кинулся бежать, но было поздно: лейтенант Шнелль [schnell – быстрый, (нем.). – прим. пер.], оправдывая свою фамилию, кинулся за шеренгу и схватил мальчика за руку. – Ваш, сэр? – спросил лейтенант, с интересом переводя взгляд с Джейми на Джермейна и обратно. – Мой, – ответил Джейми тоном, от которого даже у мужчин кровь застывала в жилах. – Какого дьявола... – Я ординарец! – гордо заявил Джермейн, стараясь освободиться от хватки лейтенанта Шнелля. – Я должен быть здесь! – Нет, не должен, – заверил его дед. – И как это «ординарец»? Чей? Джермейн тут же взглянул в сторону Джона, а потом, осознав ошибку, отвел глаза, но было уже поздно. Сделав один широкий шаг, Джейми оказался рядом с Джоном и сорвал с его головы шляпу. Только тот, кто хорошо знал лорда Джона, мог узнать его. Один его глаз закрывала черная фетровая повязка, а другой был почти не виден под грязью и синяками. Он обрезал свои роскошные светлые волосы, оставив не больше дюйма в длину, и, судя по всему, натер их грязью. С завидным самообладанием Грей почесал голову и вручил Джейми мушкет. – Я сдаюсь вам, сэр, – четко произнес он. – Вам, лично. Как и мой ординарец, – добавил Джон, опустив руку Джермейну на плечо. Совершенно ошеломленный лейтенант Шнелль, будто обжегшись, отдернул от Джермейна руку. – Я сдаюсь, сэр, – торжественно сказал Джермейн и отдал честь. Я никогда не видела, чтобы Джейми терял дар речи, – не случилось этого и сейчас, но он был близок к этому. С шумом втянув воздух через нос, он повернулся к лейтенанту Шнеллю. – Лейтенант, препроводите пленных к капитану МакКорклу. – Э-э... – извиняющимся тоном произнесла я. Из-под поднявшихся бровей в меня впился суровый взгляд голубых глаз. – Он ранен, – заметила я так кротко, как только могла, быстро указав на Джона. На мгновение губы Джейми сжались, но потом он кивнул. – Отведите пленных... И миссис Фрейзер, – полагаю, что только моя повышенная чувствительность позволила уловить по-особенному подчеркнутое «миссис Фрейзер», – в мою палатку, лейтенант. Чуть слышно вздохнув, Джейми обернулся к Джону. – Я принимаю вашу сдачу, полковник, – с ледяной вежливостью произнес он. – И ваше честное слово. Я зайду к вам позже. Последующий его поворот к нам троим спиной иначе, чем «демонстративный», назвать было нельзя.
– БОГА РАДИ, ЧТО случилось с вашим глазом? – поинтересовалась я. Джон сидел на койке в моей маленькой медицинской палатке. Ее клапан был откинут, чтобы впустить как можно больше света. Глаз опух и открывался только наполовину. В том месте вокруг глаза, где раньше находилась фетровая повязка, осталось липкое черное кольцо. Кожа представляла собой жуткую смесь пятен зеленого, багрового и отталкивающе-желтого оттенков. Сам глаз был красным, как нижняя фланелевая юбка, и, судя по тому, как были раздражены веки, слезы, практически не переставая, текли уже достаточно продолжительное время. – Ваш муж врезал мне кулаком, когда я сказал, что переспал с вами, – совершенно спокойно ответил Джон. – Надеюсь, он не предпринял столь же жестоких действий во время вашего воссоединения? Если бы я умела убедительно издавать шотландские звуки, я бы воспроизвела один из них. А так я просто пристально посмотрела на Грея. – Я категорически отказываюсь обсуждать с вами моего мужа, – сказала я. – Ложитесь же, будь вы неладны! Морщась, Джон вытянулся на койке. – Он сказал, что ударил вас дважды, – заметила я, наблюдая за его гримасами. – Куда второй раз? – По печени. Джон осторожно дотронулся до низа живота. Подняв рубашку, я осмотрела повреждения, которые представляли собой еще одно впечатляющее скопление синяков вокруг нижних ребер и такие же синие полосы, направленные к подвздошному гребню и даже ниже. – Здесь нет печени, – сообщила я. – Она с другой стороны. – О. – Джон удивился. – Правда? Вы уверены? – Да, – подтвердила я. – Я врач. Дайте мне взглянуть на ваш глаз. Он откинулся назад и, не сопротивляясь, уставился на полотняную крышу палатки, когда я, не дожидаясь согласия, раздвинула веки как можно шире. Склера и конъюнктива были так сильно воспалены, что даже от тусклого света слезы потекли градом. Я подняла два пальца. – Два, – прежде, чем я задала вопрос, ответил Джон. – И перед тем как вы предложите мне посмотреть влево-вправо, вверх-вниз... Я не могу... Я могу видеть, хотя изображение немного расплывчато, а еще оно двоится, что очень неприятно... Но двигать глазом у меня не получается. Доктор Хантер выдвинул предположение, что некая мышца была зажата какой-то костью. Ему не хватило знаний, чтобы разобраться с этим. – Я польщена, что вы считаете, что я с этим справлюсь. – Я безраздельно верю в ваши способности, доктор Фрейзер, – вежливо сказал Грей. – Кроме того, есть ли у меня выбор? – Нет. Лежите спокойно, вот так... Джермейн! Уголком глаза я заметила предательское колыхание розового ситца, и в палатку с немного виноватым видом бочком проскользнул беглец. – Только не говори о том, что у тебя под рубашкой, – предупредила я, заметив одну или две подозрительные выпуклости. – Не хочу быть соучастником преступления. Нет, подожди... оно живое? Будто сомневаясь, Джермейн потыкал в выпуклость. Так как движения не было, мальчик потряс головой. – Нет, бабушка. – Хорошо. Иди сюда и подержи это, ладно? Я вручила Джермейну свое карманное зеркальце. Потом приладила клапан палатки так, чтобы проникающий внутрь луч света, отраженный от зеркала в руке мальчика, попадал прямо в пострадавший орган. Когда свет ударил в глаз Джону, он чуть вскрикнул, но, вцепившись в края койки, послушно оставался неподвижным, несмотря на ужасное слезотечение. Все к лучшему: слезы смоют бактерии и, возможно, помогут сдвинуть глазное яблоко. «Скорее всего, Денни прав», – думала я, выбирая самый маленький каутер и аккуратно запуская его под нижнее веко. Инструмент был плоский, гладкий, в форме лопатки – лучшее, что я могла подобрать для этой задачи. Вверх глазное яблоко совсем не двигалось. Джон бледнел от малейшего надавливания. Я только чуть-чуть могла подвигать глазное яблоко в стороны. Принимая во внимание чувствительность лица Джона сразу под глазом, у меня в голове начала складываться картина травмы. Подобный перелом обычно называют «взрывным» или «перелом нижней стенки глазницы при тупой травме глаза». Тонкая кость нижней стенки глазницы была сломана, и ее кусочек вместе с нижней прямой мышцей глаза сместились вниз, в гайморову полость. Край мышцы оказался зажатым в трещине, лишив таким образом глазное яблоко подвижности. – Чертов кровожадный долбаный шотландец, – выругалась я, выпрямляясь. – Он не виноват, – заметил Джон. – Я разозлил его. Его голос звучал преувеличенно бодро, и я холодно посмотрела на него. – Вами я тоже недовольна, – сообщила я. – Будет больно, но так вам и надо. Как, во имя Господа, вы... Нет, сейчас мне не надо объяснять. Я занята. Со смиренным видом Джон сложил руки на животе. Джермейн хихикнул, но под моим взглядом умолк. Крепко сжав губы, я наполнила шприц (так получилось, что тот самый шприц для пениса от мистера Фентимана оказался кстати) солевым раствором, чтобы промыть глаз, и выбрала небольшой игольчатый пинцет. Я еще разок осмотрела поле деятельности с помощью своей самодельной лопатки и приготовила маленькую изогнутую иглу с влажным, очень аккуратно обрезанным кетгутом. Возможно, мне удастся обойтись без ушивания прямой мышцы: все зависит от того, сильно ли поврежден ее край из-за длительного ущемления и как мышца будет восстанавливаться после освобождения. Но нить на всякий случай лучше иметь под рукой. Отек был очень большим, и я надеялась, что необходимости в данной манипуляции не будет... Но ждать несколько дней, пока он спадет, я не могла. Меня не так беспокоила процедура немедленного вправления перелома и восстановления нормального положения мышцы, как возможность адгезии (слипания. – прим. пер.) в будущем. Для выздоровления глаз должен быть полностью обездвижен, но это же могло вызвать и прирастание мышцы к орбите и повлечь совершенную неподвижность глаза в буквальном смысле. Мне требовалось нечто скользкое, чтобы смазать поверхность, нечто биологически инертное и не раздражающее. В мое собственное время были бы использованы капли стерильного глицерина, сейчас же... Возможно, яичный белок? «Скорее всего, нет», – решила я: от тепла тела он может свернуться. Тогда что же? – Джон! Услышав позади изумленный возглас, я обернулась с иглой в руке. В ужасе таращась на моего пациента, прямо на пороге палатки стоял щеголеватый джентльмен в элегантном парике и серо-голубом бархатном камзоле.
– Что с ним случилось? – заметив меня в тени, поинтересовался Перси Бошан. – Ничего серьезного, – ответила я. – А вы… – Вон, – произнес Джон. Никогда раньше я не слышала у него такого голоса. Он сел, уставившись на вошедшего таким суровым взглядом, какой только мог получиться с одним ярко-красным глазом, из которого непрерывно текли слезы. – Сейчас же. – Ради Бога, что ты здесь делаешь? – поинтересовался Бошан. Его произношение было английским, но с легким французским акцентом. Он сделал шаг вперед и понизил голос. – Надеюсь, ты не стал бунтовщиком? – Нет, черт возьми! Я сказал: вон. – Боже милосердный, ты хочешь сказать, ты... Что, дьявол тебя побери, с тобой произошло? Теперь Перси подошел достаточно близко, чтобы лицезреть картину полностью: грязные обрезанные волосы, грязная оборванная одежда, грязные ноги в чулках с дырами на большом пальце и пятке, и перекошенное лицо с полным ненависти взглядом налитого кровью глаза. – Так, послушайте, – начала я, решительно поворачиваясь к Перси, но меня прервал Джермейн. – Это он в прошлом году искал папà в Нью-Берне, – сообщил он. Мальчик опустил зеркало, с интересом наблюдая за развитием событий. – Grand-père (Дедушка (фр.). – прим. пер.) считает его проходимцем. Перси бросил на Джермейна испуганный взгляд, но с завидной скоростью вернул самообладание. – А, владелец необычных лягушек, – улыбнулся он. – Припоминаю. Их звали Питер и Саймон? Желтая и зеленая. Джермейн вежливо поклонился. – У месье прекрасная память, – изысканно вежливо ответил он. – Что вам нужно от моего папà? – Отличный вопрос, – сказал Джон, прикрывая одной рукой травмированный глаз, чтобы лучше разглядеть месье Бошана. – Да, вопрос хороший, – мягко проговорила я. – А ну-ка сядьте, мистер Бичем и потрудитесь объясниться, черт возьми. А вы, – добавила я, твердо беря Джона за плечи, – Ложитесь. – Это может подождать, – резко произнес Джон, сопротивляясь моей попытке уложить его. Он спустил ноги с края койки. – Что ты здесь делаешь, Перси? – О, вы же знаете его, да? – Я начинала злиться. – Конечно. Он – мой брат. Вернее, был им. – Что?! – хором воскликнули мы с Джермейном. Мальчик посмотрел на меня и хихикнул. – Мне казалось, у вас только один брат – Хэл, – опомнилась я. Я переводила взгляд с Джона на Перси и обратно. И если Джон с Хэлом были похожи как две капли воды, то у Джона с Перси не находилось ничего общего. – Сводный брат, – еще резче пояснил Джон. Он подобрал ноги, готовясь встать. – Пошли, Перси. – Вы никуда не пойдете, – я чуть повысила голос. – И как вы думаете помешать мне? Джон поднялся на ноги, немного покачиваясь, пока пытался сфокусировать взгляд. Прежде, чем я смогла ответить, мистер Бичем бросился вперед и схватил Джона за руку, чтобы не дать ему упасть. Джон яростно отшатнулся, почти упав назад, наткнувшись на койку. Но он удержался и остался стоять, зло глядя на Бичема. Его кулаки были наполовину сжаты. Бичем смотрел на него также прямо, а воздух вокруг них казался... наэлектризованным. «О, – меня неожиданно осенило, когда я разглядывала их двоих. – О!» Должно быть, я немного шевельнулась, так как взгляд Бичема скользнул по моему лицу. Что бы он там ни увидел, это испугало его. Потом он пришел в себя и, насмешливо улыбнувшись, поклонился. – Мадам, – сказал он и продолжил на превосходном английском, лишенном какого бы то ни было акцента, – Джон действительно мой сводный брат. Хотя мы и не разговаривали... какое-то время. Я здесь по приглашению маркиза де ла Файетта... Помимо всего прочего. Позвольте мне отвести милорда к маркизу. Обещаю вернуть его в целости. Перси улыбнулся мне: дружелюбный и уверенный в собственном немалом обаянии. – Милорд является военнопленным, – очень сухо произнес позади Бичема голос с шотландским акцентом. – Я за него отвечаю. Мне очень жаль, сэр, но он должен остаться здесь. Перси Бичем обернулся, в изумлении уставившись на Джейми, который с совершенно непримиримым видом загораживал вход в палатку. – А мне все еще хочется знать, зачем ему нужен был папà, – сказал Джермейн, с подозрением нахмурив маленькие русые брови. – Мне бы тоже хотелось это узнать, месье, – согласился Джейми. Пригнувшись, он вошел внутрь, и указал на табурет, которым я обычно пользовалась. – Прошу садиться, сэр. Перси Бичем смотрел то на Джейми, то на лорда Джона. Выражение его лица стало спокойным и невыразительным, хотя живые темные глаза выдавали напряженную работу мысли. – Увы, – его легкий французский акцент вернулся. – Я приглашен к маркизу... и генералу Вашингтону... прямо сейчас. Я уверен, вы простите меня. Bonjour, Mon Général (Доброго дня, генерал. (фр.). – прим. пер.). Высоко подняв голову, он шагнул ко входу палатки, в последний момент обернувшись с улыбкой к Джону. – Au revoir, mon frère (До свидания, брат. (фр.). – прим. пер.). – Это вряд ли.
ПОСЛЕ ВЕЛИЧЕСТВЕННОГО УХОДА Перси Бичема никто не двигался в течение девяти ударов пульса (я считала). Наконец, громко выдохнув, Джон резко сел на койку. Перехватив мой взгляд, Джейми слегка кивнул и опустился на табурет. Все молчали. – Grand-père, не надо снова бить его, – прерывая молчание, серьезно произнес Джермейн. – Он очень хороший; я уверен – он не будет больше спать с бабушкой теперь, когда для этого вернулся ты. Джейми уничтожающе посмотрел на Джермейна, но его губы дрогнули. Со своего места за койкой мне было видно, как шея Джона стала малиновой. – Я крайне обязан милорду за его заботу о твоей бабушке, – сказал Джейми Джермейну. – Но, если ты надеешься, что твои нахальные замечания о старших спасут твою задницу – подумай еще раз. Джермейн неловко дернулся, но закатил глаза и поглядел на лорда Джона с выражением: «стоило попробовать». – Сэр, я признателен вам за ваше доброе мнение, – ответил Джон Джейми. – И готов ответить вам тем же, но, уверен, вы осознаете, что одни только добрые намерения не освобождают от последствий опрометчивых поступков. Джейми начал краснеть столь же интенсивно, как и Джон. – Джермейн, – сказала я. – А ну-ка ступай. О... Посмотри, не можешь ли ты найти мне немного меда? Удивленные столь очевидной нелогичностью, все трое посмотрели на меня. – Он вязкий, – я слегка пожала плечами. – И антибактериальный. – Ну конечно, – как-то безнадежно пробормотал себе под нос Джон. – Что такое «вязкий»? – заинтересовался Джермейн. – Джермейн, – угрожающе сказал его дед, и мальчик поспешно исчез, не дожидаясь разъяснений. Оставшиеся глубоко вздохнули. – А теперь ложитесь. – велела я Джону, не дожидаясь, когда будет сказано еще что-нибудь, достойное сожаления. – Джейми, у тебя есть минутка? Мне нужно, чтобы кто-нибудь подержал зеркало, пока я разберусь с его глазом. Замешкавшись не более чем на мгновение, оба подчинились. Друг на друга они не смотрели. Я была почти готова. Когда я установила руку Джейми в нужную позицию, и луч света сфокусировался на глазу, я еще раз увлажнила глазное яблоко и глазницу солевым раствором, потом им же тщательно смочила пальцы. – Мне нужно, чтобы вы оба совершенно не двигались, – сказала я. – Извините, Джон, но другого способа нет, и если нам повезет, то все случится быстро. – Да, раньше я уже это слышал, – пробормотал Джейми, но умолк, когда я искоса взглянула на него. Я боялась использовать пинцет из страха проткнуть глазное яблоко, и потому раздвинула веки поврежденного глаза Джона пальцами левой руки, сжав яблоко и запустив кончики пальцев правой как можно глубже в глазницу. Потрясенный, Джон сдавленно вскрикнул. Джейми ахнул, но зеркала не выронил. Не много в мире есть таких же скользких вещей, как мокрое глазное яблоко. Я пыталась давить на него как можно легче, но это было бесполезно: из-за слабого давления глазное яблоко выскочило у меня из пальцев, будто смазанная маслом виноградина. Я сжала зубы и предприняла следующую попытку, ухватив сильнее. В четвертый раз мне удалось так схватить яблоко, что можно было попытаться повернуть его в глазнице. Мне не вполне удалось это действие, но, по крайней мере, я поняла, каким образом все можно сделать. Пять минут спустя крепко вцепившийся в поручни койки Джон дрожал как бланманже, Джейми вполголоса молился на гэльском, и все втроем мы обливались потом. – Еще раз, – я перевела дыхание и, вытерев пот с подбородка тыльной стороной ладони, вновь намочила пальцы. – Если у меня ничего не получится, мы отдохнем и продолжим позже. – О, Боже, – сказал Джон. Он ненадолго закрыл оба глаза, тяжело сглотнул и широко, как только мог, открыл глаза, которые так сильно слезились, что слезы стекали по вискам. Я почувствовала, как Джейми позади меня чуть шевельнулся. Зеркало немного сдвинулось, – но я видела, что он оказался ближе к койке, и его нога прижалась рядом с тем местом на поручнях, куда вцепились пальцы Джона. Готовясь, я несколько раз сжала пальцы, быстро вознесла молитву святой Клэр, покровительнице людей, страдающих глазными болезнями, и запустила пальцы как можно глубже в глазницу. К этому моменту у меня в мозгу сложилась очень четкая картина перелома: темная линия ниже поврежденной конъюнктивы, а в нее вклинивается линия нижней прямой мышцы глаза. Прежде, чем мои пальцы соскользнули, я сделала небольшой резкий поворот – и почувствовала, что мышца со щелчком освободилась. Тихо застонав, Джон задрожал всем телом. – Слава Богу! – воскликнула я и в истинном облегчении засмеялась. На моих пальцах оказалось немного крови, и я вытерла их о фартук. Джейми вздрогнул и отвел взгляд. – А теперь что? – спросил он, старательно избегая смотреть на Джона. – Что теперь... О. Я на минуту задумалась, потом покачала головой. – Несколько часов он должен полежать с повязкой на глазу. В идеале – день или два. Если Джермейн найдет мне немного меда, я смажу глазницу, чтобы избежать адгезии. – Я имел в виду, – терпеливо сказал Джейми, – должен ли он находиться под наблюдением врача? – Не постоянно, – ответила я, критически оглядывая Джона. – Кому-нибудь, я имею в виду себя, надо осматривать его глаз время от времени, но на самом деле больше ничего сделать нельзя. Отечность и синяки пройдут сами собой. А зачем ты это спрашиваешь? Что ты собираешься с ним делать? Джейми слегка разочарованно махнул рукой. – Я бы передал его в штаб Вашингтона для допроса, – ответил он. – Но я сдался вам лично, – немедленно откликнулся Джон. Он взглянул на меня здоровым глазом. – Это означает, что он отвечает за меня. – Да, благодарю вас за это, – раздраженно глядя на Джона, пробормотал Джейми. – Ну, вы же и ему не собираетесь сообщить что-нибудь полезное, не так ли? – я дотронулась до лба Джона. Слегка горячий, но лихорадка не сильная. – Вроде сути ваших отношений с недавно появившимся мистером Бичемом? Джейми коротко фыркнул. – Я прекрасно знаю, что за отношения у него с тем содомитом, – откровенно заявил он, бросив на Джона пронизывающий взгляд. – Вы же не хотите рассказать, что он здесь делает, не так ли? – Нет, – с готовностью согласился Джон. – Хотя, даже если я бы и рассказал, вам бы это совершенно не помогло. Джейми кивнул, очевидно, не ожидая ничего другого, и поднялся с решительным видом. – Ну что ж, в таком случае. У меня есть свои дела, у тебя – свои, Сассенах. Если хочешь – подожди Джермейна, и, когда закончишь с медом, скажи мальцу, что он отвечает за милорда. Джермейн не должен покидать его ни при каких обстоятельствах, если только ты или я не разрешим ему. А если еще раз объявится месье Бичем, то Джермейн должен слышать каждое слово. Он говорит по-французски совершенно свободно, – обратился он Джону. – А если вы попытаетесь подкупить моего внука… – Сэр! – Джона покоробило одно только это предположение. – Ммфм, – мрачно высказался Джейми и ушел.
Дата: Понедельник, 01.07.2019, 23:15 | Сообщение # 313
Король
Сообщений: 19994
Глава 62. ТЫ НЕ НРАВИШЬСЯ МУЛУ (с) Перевод Елены Буртан и Валентины Момот
Сандра Бинни "Мул"
ПОСЛЕ ВСЕГО ПРОИЗОШЕДШЕГО я совершенно не знала, о чём говорить с Джоном. Он тоже казался растерянным, но справился с неловкой ситуацией, просто закрыв глаза и притворившись спящим. Уйти и оставить его я не могла, – хотя бы до тех пор, пока Джермейн не вернётся с мёдом (если, конечно, он его найдёт, но я верила в его способности). Что ж, нет смысла сидеть без дела. Достав ступку и пестик, я принялась растирать корень горечавки и чеснок для антибактериальной мази, – заняла руки, но не отключила голову, и мысли носились по кругу, словно белка в колесе. В данный момент у меня было две причины для тревоги, и с одной из них – неумолимым предчувствием надвигающейся битвы – я ничего не могла поделать. Ощущение это я знала очень хорошо, его нельзя спутать ни с чем. Джейми в открытую не сказал мне о предстоящем сражении, видимо, потому, что ещё не получил письменных приказов; но и без слов всё было так же очевидно, как если бы об этом прокричал городской глашатай. Армия скоро выступит в поход. Я украдкой взглянула на Джона: скрестив руки на животе, он лежал, будто надгробная статуя. Для полноты картины не хватало только маленькой собачки, свернувшейся калачиком у его ног. Как по мне, так похрапывающий под койкой Ролло вполне сойдёт. Разумеется, другим поводом для беспокойства стал Джон. Я понятия не имела, как Грей оказался здесь, но многие видели, как он сдался, и к ночи об этом станет известно всем. И как только это произойдёт… – Надеюсь, вы не сбежите, если я отлучусь на минуту? – голос мой прозвучал достаточно резко. – Нет, – ответил Джон, не открывая глаз. – Я дал слово. Кроме того, из лагеря мне не выбраться, – добавил он. Снова повисла тишина, нарушаемая жужжанием большого шмеля, случайно залетевшего в палатку, отдалёнными выкриками, барабанной дробью, под которую солдаты занимались строевой подготовкой, и другими негромкими звуками муштры и повседневной лагерной жизни. Правда, можно было найти и положительную сторону в сложившейся ситуации: я понимала, что приближающаяся битва, вероятнее всего, отменяла официальный интерес к Джону. Но не переставала задаваться вопросом, что, чёрт возьми, Джейми будет с ним делать утром, когда армия снимется и уйдёт из лагеря? – Grand-mère, Grand-mère (Бабушка (фр.). – прим. пер.)! В палатку ворвался Джермейн, и Ролло, который и ухом не повёл во время визита Перси Бошана, с оглушительным лаем вскочил навстречу, едва не перевернув койку вместе с лежавшим на ней Джоном. – Тише, фу! – крикнула я, и, видя, как пёс дико озирается по сторонам, схватила его за загривок. – Какого чё… то есть, какого дья… В чём дело, Джермейн? – Я видел его, бабушка! Я видел его! Мужчину, укравшего Кларенса! Пойдём быстрее! – и, не дожидаясь ответа, он повернулся и выскочил из палатки. Джон приподнялся, чтобы сесть, и я рукой ощутила, как Ролло напряг мускулы. – Сидеть! – сказала я, адресуя свои слова обоим. – Ни шагу отсюда, чёрт побери!
ПОТ ГРАДОМ ЛИЛСЯ по шее, а волоски на руках вздыбились. Шляпу я надеть позабыла, и солнце обжигало лицо. К тому моменту, когда я догнала Джермейна, сердце тяжело колотилось, – как от жары, так и от переполнявших меня эмоций. – Где... – Вон там, бабушка! Здоровущий ублюдок, у него ещё рука платком завязана. Это наверняка Кларенс его укусил, – добавил Джермейн радостно. Ублюдок, о котором шла речь, оказался огромным, – раза в два больше меня и с головой, похожей на тыкву. Он сидел на земле в тени дерева, которое я называла «госпитальным», – потирал руку, завёрнутую в платок, и свирепо пялился по сторонам. Стоящие кучкой люди (судя по их сгорбленным позам и поникшим лицам, они дожидались медицинской помощи) держались от него на расстоянии, лишь время от времени поглядывая на него с опаской. – Тебе лучше не попадаться ему на глаза, – пробормотала я Джермейну. Не услышав ответа, я оглянулась, но, будучи благоразумным ребёнком, он уже ловко скрылся из виду... Вот хитрюга! Улыбаясь, я подошла к небольшой группе больных. В основном это были женщины с детьми. Я не знала никого из них по именам, но меня они, несомненно, знали и, кивая головами, бормотали приветствия, одновременно косясь на человека под деревом. «Осмотрите сначала его, пока он не натворил бед», – безмолвно просили они. Призыв ощущался так же явственно, как и исходящая от мужчины ярость еле сдерживаемого насилия. Откашлявшись, я подошла к этому мерзавцу, не представляя, что же в конце концов, я должна ему сказать. «Что ты сделал с мулом Кларенсом?» или «Как ты посмел ограбить моего внука и оставить его одного в глуши, ты, чёртов ублюдок?» Но ограничиться обычными фразами было самым разумным. – Доброе утро. Я миссис Фрейзер. Что с вашей рукой, сэр? – Грёбаный мул прокусил её до самой кости, чёрт побери его вонючую шкуру, – быстро ответил мужчина и злобно посмотрел на меня из-под исполосованных шрамами бровей. Рубцы покрывали и костяшки его пальцев. – Позвольте мне посмотреть… Не дожидаясь разрешения, я взяла его за запястье (оно было волосатое и горячее) и размотала платок. От засохшей крови ткань затвердела, – и немудрено. Кларенс, – если это и в самом деле был он, – действительно укусил мужчину до кости. Травмы, нанесённые зубами лошадей и мулов, могут оказаться серьёзными, но обычно остаются только огромные синяки. У семейства лошадиных мощные челюсти, но передние зубы предназначены для того, чтобы срывать траву, и так как в большинстве случаев животное кусает через одежду, то кожа остаётся неповреждённой. Но в принципе, и такими зубами можно причинить довольно тяжёлые увечья, и Кларенс это сделал… Лоскут кожи с приличным куском плоти (около трёх дюймов шириной) был частично отделён, и сквозь тонкий жировой слой я видела блеск сухожилия и красную мембрану, покрывающую лучевую кость. Рану нанесли недавно, но кровотечение уже прекратилось, если не считать того, что слегка сочилось по краям. – Хм-м, – неопределённо произнесла я и перевернула его руку ладонью вверх. – Можете сжать пальцы в кулак? У него получилось, но безымянный палец и мизинец согнулись не полностью. Тем не менее, они двигались, а значит сухожилие не пострадало. – Хм-м, – повторила я и полезла в свою сумку за бутылочкой с солевым раствором и зондом. Солевой раствор менее болезненный для дезинфекции, чем разбавленный спирт или уксус, – да и разжиться солью проще – по крайне мере, живя в городе. Крепко держа огромное запястье, я залила жидкость в рану. Мужчина проревел как раненый медведь, и ждущие своей очереди все как один отступили на несколько шагов назад. – Весьма свирепый мул, – незлобиво отметила я, когда пациент успокоился, тяжело дыша. Лицо его помрачнело. – Вот только доберусь до него и… забью эту проклятую говножопую скотину до смерти, – сказал погонщик, щеря на меня свои жёлтые зубы. – Сдеру с него шкуру, а мясо продам. – О, я бы не советовала, – возразила я, с трудом сдерживая гнев. – Не стóит нагружать повреждённую руку: это может привести к гангрене. – Гангрене? Он не побледнел, – учитывая температуру, это было невозможно, – но я определённо привлекла его внимание. – Да, – вежливо продолжала я. – Полагаю, вы видели гангрену? Плоть начинает гнить и становится зелёной, появляется отвратительный запах, конечности разлагаются, человек умирает в течение нескольких дней… Ну, примерно так. – Видал, – пробормотал он, уставившись на свою руку. – Ну-ну, – сказала я успокаивающе, – мы же с вами сделаем всё возможное, правда? В подобных обстоятельствах я обычно предлагаю пациенту укрепить свои силы любым имеющимся в наличии алкоголем, а благодаря маркизу у меня имелся неплохой запас французского бренди. Но в нынешней ситуации я отказалась проявлять милосердие. Я решила, что, пожалуй, в предстоящие несколько минут Гиппократ может закрыть глаза на всё происходящее. И хотя я ему клятву давала, – «Не навреди», и всё такое, – много ли вреда можно причинить, вооружившись лишь двухдюймовой хирургической иглой да ножницами для рукоделия? Я зашивала рану настолько медленно, насколько возможно, время от времени заботливо поливая её соляным раствором, и не забывая украдкой поглядывать по сторонам в ожидании помощи. Джейми вместе с Вашингтоном и другими старшими офицерами разрабатывали стратегию предстоящего сражения: я не могла позвать его, чтобы он разобрался с вором, укравшим мула. Йен на своём пони где-то пропадал, следя за арьергардом британской армии. Ролло остался с лордом Джоном. Рейчел вместе с Денни и Дотти уехали на квакерской повозке в ближайшую деревню за припасами. Я мысленно пожелала им удачи, поскольку, как только армия останавливалась на привал, фуражиры генерала Грина разбегались по окрестностям, как саранча, разоряя все фермы и амбары, встречавшиеся на их пути. Пациент не переставал сыпать проклятиями, но делал это без особого вдохновения, не выказывая ни малейшего признака, что может неожиданно и очень кстати свалиться в обморок. То, что я делала с его рукой, вряд ли улучшит ему настроение. А что, если он и в самом деле намеревался сразу, не колеблясь, пойти и забить Кларенса до смерти? Будь Кларенс на свободе, я бы поставила на победу мула, но, вероятнее всего, он привязан или стреножен. Но с другой стороны... И тут страшная мысль пронзила меня. Я поняла, где сейчас находится Джермейн, и что делает или пытается сделать. – Иисус твою Рузвельт Христос, – пробормотала я, и, пытаясь скрыть явственно проступившее выражение ужаса на своём лице, склонилась пониже над пострадавшей рукой. Джермейн чрезвычайно талантливый карманник, но украсть мула у отряда погонщиков... Как там говорил Джейми? «Его поймают на краже и повесят или выпорют до полусмерти, и я ничего не смогу сделать, чтобы это остановить». Погонщики такие, какие есть: они не станут дожидаться военного правосудия, а просто свернут мальчишке шею, да и дело с концом. Я с усилием сглотнула и мельком огляделась вокруг, пытаясь понять, где располагается их лагерь? Если бы только я могла увидеть Джермейна… Джермейна я не обнаружила. Вместо него я увидела Перси Бошана. Устроившись в тени ближайшей палатки, он не отводил от меня задумчивых глаз. Поймав мой взгляд, он тотчас направился ко мне, поправляя камзол. Что ж, не в той ситуации я находилась, чтобы смотреть дарёному коню – или мулу – в зубы. – Мадам Фрейзер, – с поклоном обратился ко мне Бошан. – Не требуется ли вам помощь? Да, я чертовски нуждалась в подмоге, ведь не могла же я проводить хирургическую обработку бесконечно. Я бросила быстрый оценивающий взгляд на своего огромного пациента, прикидывая, понимает ли он по-французски. Очевидно, прав Джейми, говоря, что у меня на лице всё написано, поскольку Перси улыбнулся и непринуждённо заговорил по-французски: – Не думаю, что этот безмозглый недоносок способен понимать язык ангелов. Он и английским-то владеет не больше, чем надобно, чтобы снять шлюху-сифилитичку, да ещё и слабоумную настолько, чтобы дать ему прикоснуться к себе. Погонщик продолжал материться: «Вот дерьмо… Дерьмовая херня… Сраный мул… Твою мать, как же болит...» Я перевела дух и ответила на французском: – Да, помощь не просто нужна, а крайне необходима, и безотлагательно. Мой внук сейчас пытается выкрасть мула, которого этот кретин у него же и украл. Не могли бы вы отыскать мальчика и увести из лагеря погонщиков, прежде чем его заметят? – À votre service, madame (К вашим услугам, мадам (фр.). – прим. пер.), – без промедления откликнулся Перси, галантно щёлкнул каблуками, и, отвесив поклон, удалился.
И СНОВА Я, накладывая повязку, как могла тянула время, опасаясь, что, если мой сквернословящий пациент обнаружит Джермейна у погонщиков, то Перси со своими французскими манерами окажется не на высоте. А если этот ублюдок попытается свернуть Джермейну шею, и я буду вынуждена принимать радикальные меры, то на закрытые глаза Гиппократа рассчитывать не придётся. Однако за спиной послышался знакомый пронзительный рёв. Я стремительно обернулась и увидела приближающегося Перси, раскрасневшегося и слегка всклокоченного. Он вёл Кларенса, а верхом на муле восседал Джермейн; он заметил моего пациента и лицо мальчишки осветилось мстительным триумфом. Я поспешно поднялась, шаря в поисках ножа. Погонщик, осторожно ощупывающий свежую повязку на руке, ошеломлённо посмотрел вверх, и, вскочив на ноги, завопил. – Грёбаное дерьмо, – выпалил он, и, сжав кулаки, рванул навстречу пришедшим. Надо отдать должное Перси: он не отступил и даже не попятился, хотя и побледнел немного. Передав поводья Джермейну, Бошан, не раздумывая, шагнул вперёд. – Месье... – начал он. Мне и в самом деле хотелось бы узнать, что Перси намеревался сказать, но не довелось: погонщик не был расположен к беседе, вместо этого он с ходу двинул здоровенным кулачищем прямо в живот Перси. Тот сложился пополам и упал как подкошенный. – Чёрт тебя побери... Джермейн! – закричала я. Потому как Джермейн, ничуть не испугавшись внезапной потери защитника, схватил поводья и попытался хлестнуть погонщика по лицу. Это, возможно, и могло бы сработать, не вырази он своё намерение так ясно. Однако погонщик вильнул в сторону и потянулся, чтобы ухватить поводья или вцепиться в Джермейна. Столпившиеся вокруг меня люди, начинали понимать, что происходит, кто-то из женщин закричал. И тут уже Кларенс ввязался в происходящее: прижав уши и оскалившись, он лязгнул зубами у самого лица погонщика, едва не откусив ему нос.
– ГРЁБАНЫЙ ГОВНОЖОПЫЙ МУЛ!! Разъярённый мужлан набросился на Кларенса и, вцепившись мёртвой хваткой в шею животного, вонзил зубы прямо в верхнюю губу мула. Кларенс заревел. Женщины завизжали. Джермейн завопил. И только я молчала: у меня перехватило дыхание. Я проталкивалась сквозь толпу, нащупывая нож в прорези юбки. Но едва я коснулась его рукоятки, как чья-то ладонь опустилась мне на плечо, заставляя замереть. – Pardon, миледи (Прошу прощения (фр.) – прим. пер.), – произнёс Фергюс. С пистолетом в руке он целеустремлённо прошагал мимо меня к рвущемуся из поводьев мулу, погонщику, орущему ребёнку, и выстрелил. На долю секунды воцарилась тишина, но затем крики и вопли возобновились с новой силой: все ринулись к Кларенсу и его спутникам, дабы посмотреть, что же случилось. Поначалу понять, что произошло, было совершенно невозможно. По подбородку погонщика сбегала окровавленная слюна; в полном изумлении он разжал руки и, повернувшись к Фергюсу, выпучил на него глаза. С бóльшим присутствием духа, чем могла бы проявить я, доведись мне оказаться в подобной ситуации, Джермейн ухватил поводья и потащил их изо всех сил, пытаясь заставить Кларенса повернуть голову. Пребывающий в ярости мул отказывался повиноваться. Фергюс спокойно засунул пистолет за пояс (лишь сейчас я поняла, что он, должно быть, выстрелил в землю у ног погонщика) и заговорил: – На вашем месте, сэр, я бы поскорее убрался прочь с глаз этого животного. Вы ему явно не нравитесь. Шум и гвалт прекратился, в толпе засмеялись. – Понял, Белден? – крикнул стоящий рядом со мной мужчина. – Ты не нравишься мулу. Ну, как тебе это, что скажешь? Погонщик выглядел малость ошеломлённым, но всё ещё жаждал крови. Сжав со злости кулаки и широко расставив ноги, он исподлобья уставился на толпу. – Что я скажу? – начал он. – Скажу, что... И тут двинулся Перси, хоть и не конца оправившийся от удара, но сумевший подняться на ноги. Не раздумывая, он приблизился к погонщику и смачно пнул его по яйцам. Действие имело успех у публики, – даже мужчина, который, похоже, был приятелем Белдена, разразился хохотом. Погонщик не упал, но, обхватив себя руками, скукожился, будто сухой лист. Перси благоразумно не стал дожидаться, пока тот оклемается, а повернулся и слегка поклонился Фергюсу. – À votre service, monsieur. (К вашим услугам, месье (фр.). – прим. пер.). Полагаю, что вам, вашему сыну и мулу, конечно, пора удалиться. – Merci beaucoup (Большое спасибо (фр.). – прим. пер.), предлагаю и вам сделать то же самое tout de suite (незамедлительно (фр.). – прим. пер.), – ответил Фергюс. – Эй, – заорал приятель Белдена, перестав смеяться. – Вы не можете увести у нас этого мула. Фергюс повернулся к нему, величественный, как французский аристократ, которым он, по словам Перси, мог быть. – Не могу, сэр, – изрёк он, утвердительно склонив голову буквально на четверть дюйма. – Человек не может украсть то, что ему и так принадлежит по праву, вы согласны? – Согласен... с чем согласен?.. – озадаченно спросил мужчина. Фергюс не снизошёл до ответа. Приподняв свою тёмную бровь, он сделал несколько шагов и позвал: – Кларенс! Écoutez-moi! (Слушай меня (фр.). – прим. пер.) После того, как погонщик, получив по яйцам, пал, Джермейну кое-как удалось усмирить мула, хотя прижатые уши животного выражали всю глубину его недовольства. Однако при звуке голоса Фергюса уши медленно поднялись и повернулись в его сторону. Фергюс улыбнулся (улыбка у него была необычайно обаятельной, и я услышала, как женщина позади меня невольно вздохнула), затем полез в карман, достал яблоко и ловко насадил на свой крюк. – Иди сюда, – сказал Фергюс мулу, протягивая правую руку и двигая пальцами, словно собирался почесать ему голову. Мул больше не обращал внимания на мистера Белдена, который сидел, обхватив колени, будто созерцал своё внутреннее состояние. Кларенс наклонил голову, чтобы взять яблоко, и слегка толкнул Фергюса под локоть, подставляя свой лоб. В толпе раздались звуки заинтересованного одобрения, и я заметила несколько осуждающих взглядов, брошенных в сторону стонущего погонщика. Чувство дурноты, как перед обмороком, исчезло; тугой узел в животе ослаб. С некоторым усилием я вернула нож в чехол, ухитрившись при этом не проткнуть себе бедро, и вытерла руку о юбку. – Что же касается тебя, sans crevelle (пустоголовый, безмозглый (фр.). – прим. пер.), – обратился Фергюс к сыну, и в намеренно приглушённом голосе прозвучала угроза, – манеру так говорить он явно перенял у Джейми. – Нам придётся кое-что обсудить. Лицо Джермейна приобрело болезненно желтоватый оттенок. – Да, папà, – пробормотал Джермейн и склонил голову, избегая грозного взгляда отца. – Слезай, – велел ему Фергюс, и повернувшись в мою сторону, громко провозгласил: – Мадам Фрейзер, позвольте мне преподнести этого мула в дар лично генералу Фрейзеру, и да послужит сие животное на благо Свободы! Это было сказано с такой подкупающей искренностью, что кое-кто даже зааплодировал. От имени генерала Фрейзера я благосклонно приняла дар. В завершении действа мистер Белден неуклюже поднялся на ноги и, спотыкаясь, побрёл в лагерь погонщиков, молча уступая мула доблестному делу служения свободе. Я с облегчением взяла поводья Кларенса, радуясь возвращению животинки. По-видимому, чувства наши были взаимны, потому что он фамильярно пихнул меня в плечо и дружески зафыркал. Тем временем Фергюс, не двигаясь, смотрел на Джермейна, затем расправил плечи и повернулся к Перси, который всё еще выглядел немного бледным, но успел поправить парик и восстановить самообладание. Перси очень чопорно поклонился Фергюсу, тот глубоко вздохнул и поклонился в ответ. – Полагаю, нам тоже кое-что надо обсудить, месье, – сказал он, смирившись с неизбежным. – Возможно, чуть позже? Красивое лицо Перси просветлело. – À votre service... seigneur, (к вашим услугам... господин (фр.). – прим. пер.). – произнес он и снова поклонился.
КАК НИ СТРАННО, НО ДЖЕРМЕЙН нашёл мёд, и теперь, когда нервное напряжение спало, суматоха улеглась и мы вновь обрели Кларенса, внук вытащил из-за пазухи своей рубашки большой липкий кусок медовых сот, завёрнутый в грязный чёрный платок. – Что ты будешь с этим делать, бабушка? – с любопытством спросил он. Я поместила истекающие мёдом соты в чистую керамическую посудину и взяла в руки тщательно простерилизованный в спирте шприц для пениса. Предназначенный для орошения, а не для проколов, впрыскиватель с его тупым гладким наконечником оказался подходящим инструментом, – и чтобы набрать мёд, и чтобы закапать его в чей бы то ни было глаз. Старательно избегая частичек воска и хорошо различимых крупинок пыльцы, я заполнила его янтарной жидкостью. – Собираюсь смазать повреждённый глаз милорда, – ответила я. – Фергюс, будь добр, иди сюда, положи руку на лоб лорду Джону и подержи его голову. А ты, Джермейн, не давай больному смыкать веки. – Я и сам могу подержаться, – раздражённо заявил Джон. – Тише, – коротко сказала я, присаживаясь на скамеечку рядом с ним. – Невозможно стерпеть и не шевельнуться, когда в глаз тыкают разными штуками. – Ещё и часа не прошло, как ты совала свои чёртовы пальцы мне в глаз! Я терпел и не двигался! – Ты ёрзал, – отрезала я. – Не вини себя, от этого невозможно удержаться. А теперь угомонись: не хотелось бы ещё и глазное яблоко повредить этой штукой. Джон сжал губы и, шумно дыша через нос, позволил Фергюсу и Джермейну зафиксировать себя в неподвижном состоянии. Я подумывала развести мёд горячей водой, но из-за жары он и так стал текучим, и я решила, что лучше использовать всю его целительную силу. – Это антибактериальное средство – то есть, оно убивает микробов, – обратилась я ко всем троим. Снова использовав каутер, я приподняла глазное яблоко и медленно, капля за каплей, влила под него мёд. Фергюс и Джермейн, которым я уже не раз рассказывала о микробах, с пониманием закивали, делая вид, что верят в их существование (хотя на самом деле не верили). Джон сначала было открыл рот, собираясь что-то сказать, но снова закрыл его и резко выдохнул через нос. – Но в нашем случае, главное достоинство мёда в том, что он вязкий, – продолжала я, обильно смазывая глазное яблоко. – Всё, Джермейн, отпускай. Джон, поморгай. Ну, отлично! От моих манипуляций глаз, конечно же, начал слезиться, но, даже разбавленный слезой, мёд сохраняет свои свойства. Я видела, как изменился отблеск света на склере, что как раз указывало на наличие тонкого целительного (я надеялась) слоя мёда. Часть его, разумеется, вытекла наружу: янтарные капли скользили по виску прямо к уху, и я промокнула их платком. – Как ощущения? Джон несколько раз очень медленно открыл и закрыл глаз. – Всё как в тумане. – Ничего страшного, в любом случае, день-другой вам не придётся смотреть этим глазом. Стало легче? – Да, – явно нехотя признался Джон. Мы втроём столь радостно выразили своё одобрение, что он даже смутился. – Тогда, ладно... Садитесь, только осторожно! Закройте глаз и вот, держите это: будете вытирать медовые слёзы. Я протянула Джону чистый платок, затем размотала длинную полоску марли и, аккуратно приложив к глазнице комок корпии, несколько раз обернула ткань вокруг его головы, заправив концы внутрь повязки. Теперь Джон сильно напоминал одного из персонажей старой картины Арчибальда Уилларда «Боевой дух 76 года», но об этом я умолчала. – Вот и хорошо, – выдохнув, сказала я, чувствуя удовлетворение от проделанного. – Фергюс, Джермейн, не попытаетесь ли вы найти какую-нибудь еду? Для милорда и себе в дорогу на завтра. Думаю, предстоящий день будет долгим. – Да и сегодняшний день тоже не из коротких, – сказал Джон. Моего пациента слегка пошатывало, и я бережно уложила его на кровать; он и не сопротивлялся. Пытаясь найти удобное положение, Джон вытянул шею и, облегчённо вздохнув, опустил голову на подушку. – Спасибо. – На здоровье, – ответила я. Я никак не могла решить, подходящее ли сейчас время, чтобы задавать вопросы, но, Фергюс ушёл, и я сомневалась, что мне представится лучшая возможность спросить. – Думаю, вряд ли вы знаете, что Персивалю Бошану нужно от Фергюса? Джон открыл здоровый глаз и посмотрел на меня. – Хотите сказать, вы не допускаете мысли о том, что Перси считает Фергюса пропавшим наследником огромного состояния? Да, я тоже не верю. И если мистер Фрейзер примет непрошенный совет, я бы настоятельно рекомендовал держаться подальше от месье Бошана, – он снова закрыл глаз. Сразу же после спасения Кларенса Перси Бошан со всей вежливостью откланялся, сославшись на то, что ему необходимо нанести визит le marquis (маркизу (фр.). – прим. пер.), добавив, однако, что он разыщет Фергюса завтра утром. – Когда всё успокоится, – добавил он с элегантным поклоном. Я задумчиво посмотрела на Джона. – Что он вам сделал? – спросила я. Не открывая глаз, он плотно сжал губы. – Мне? Ничего. Абсолютно ничего, – повторил он и лёг на бок, повернувшись ко мне спиной.
Глава 64. ТРИСТА И ОДИН (с) Перевод Елены Фадеевой
@LottieART "Звездная ночь"
ТРИСТА ЧЕЛОВЕК. Джейми отошел от костра 16-го полка из Нью Джерси и остановился, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте. Три сотни людей, черт побери. А он никогда не возглавлял отряд, в котором было бы более пятидесяти человек. А уж младших командиров и того меньше: не больше одного или двух. Теперь же у него десять рот ополченцев, каждая со своим капитаном и несколькими неофициально назначенными лейтенантами. А еще, благодаря Ли, у него появился свой собственный штаб: двое адъютантов, секретарь («Ладно, наверное, к этому я смог бы привыкнуть», – думал он, сгибая пальцы искалеченной правой руки), три капитана (один из которых шагал за его плечом, старательно скрывая беспокойство), десять его собственных лейтенантов для связи между ним и ротами под его командованием, повар, помощник повара – и, конечно, хирург у него уже был. Несмотря на все треволнения этого дня, Джейми улыбнулся, вспомнив выражение лица Ли, когда объяснял, почему ему не нужен армейский хирург. – Вот как, – сказал Ли, и его длинноносое лицо приобрело озадаченное выражение. Затем, собравшись с мыслями, он побагровел, думая, что ему морочат голову. Но Джейми оттянул манжету и показал Ли правую руку: старые белые шрамы на пальцах, похожие на крошечные звездочки, там, где когда-то кости проткнули кожу, и широкий рубец, все еще красный, но аккуратный, прямой и ладно зашитый, спускающийся между средним пальцем и мизинцем, обозначая то место, где отсутствующий палец был ампутирован с таким мастерством, что приходилось взглянуть дважды, чтобы понять, почему рука кажется странной. – Что ж, генерал, ваша жена, похоже, очень искусная рукодельница, – теперь уже Ли ухмылялся. – Да, сэр, так и есть, – вежливо ответил Джейми. – И с ножом она ловко управляется. Ли бросил на него язвительный взгляд и растопырил правую ладонь: двух крайних пальцев не хватало. – Как и джентльмен, который лишил меня моих пальцев. Дуэль, – небрежно добавил он, увидев, как Джейми поднял брови. Ли снова сжал руку. – В Италии. Джейми ничего не знал о Ли. Этот человек имел честную репутацию, но слыл и хвастуном, а эти качества не часто сочетаются. С другой стороны, он был таким же гордым, как один из верблюдов короля Людовика, и отличался высокомерием, какое порой бывает у человека, знающего себе цену. План нападения на британский арьергард, первоначально задуманный как молниеносный удар Лафайета и тысячи солдат (Ли побрезговал таким незначительным количеством), стал более детальным, – как бывает всегда, когда у командиров есть время все хорошенько продумать. Как только Вашингтон принял решение, что экспедиционные силы должны состоять из пяти тысяч человек, Ли любезно снизошел до командования этим более подходящим ему числом, оставив Лафайета во главе его собственных меньших сил, пощадив amour propre (самолюбие (фр.). – прим. пер.) маркиза. Но все – и маркиз, и солдаты – подчинялись Ли. У Джейми были сомнения на этот счет, но кто он такой, чтобы высказывать их вслух. Он бросил взгляд влево, где неторопливо прогуливались Йен со своим хромающим псом. Первый насвистывал себе под нос, а второй, тяжело дыша от жары, казался огромной косматой тенью в темноте. – Йен, – как бы между прочим сказал Джейми по гэльски, – твои друзья с перьями что-нибудь говорили об Уневатерика (Кипящая Вода – индейское прозвище генерала Ли. – прим. пер.)? – Да, дядя, – ответил Йен на том же языке. – Но не очень много, так как знают о нем только понаслышке. Он свирепый воин – или, по крайней мере, так говорят. – Ммфмм. Могавки, конечно, были свирепыми войнами и очень ценили личное мужество, но Джейми считал, что они имели весьма отдаленное представление о стратегии, тактике и здравомыслии. Он собирался спросить о Джозефе Брандте, который, вероятно, мог считаться чем-то вроде генерала среди могавков, – в формальном смысле, – но ему помешала возникшая перед ним высокая долговязая фигура. – Прошу прощения, сэр. Можно вас на пару слов? – обратился мужчина, и, глянув направо и налево на спутников Джейми, добавил: – Наедине. – Конечно, капитан... Вудсворт, – ответил Джейми, надеясь, что его заминка, пока он припоминал имя этого человека, была достаточно небольшой, чтобы остаться незамеченной. Он запоминал имена всех капитанов ополчения при знакомстве с ними, насколько возможно, но не всегда мог быстро припомнить их пока. После секундного колебания он кивнул Йену, чтобы тот шел с капитаном Уивеллом к следующему костру. – Расскажите им, что назревает, капитан, – сказал Джейми, потому что у следующего костра сидела одна из рот находящаяся в подчинении у Уивелла, – и подождите меня там, хорошо? – Что назревает? – повторил Вудсворт встревоженно. – Что происходит? Мы выдвигаемся прямо сейчас? – Пока нет, капитан. Давайте-ка отойдем в сторонку, ладно? Иначе нас затопчут. Они стояли на тропинке, ведущей от костров к наспех вырытым отхожим ямам; до него доносился исходящий оттуда едкий запах испражнений и негашеной извести. Отведя Вудсворта в сторону, Джейми сообщил об утренней смене командующего, но заверил, что это не никак не коснется отрядов ополчения под его командованием: они будут получать свои приказы как обычно. Про себя он подумал, что это не отразится на действиях рот, но может повлиять на то, придется ли им вступить завтра в битву, и выживут ли они, если придется, – как нельзя было и предсказать, с кем их шансы на это выше – с Лафайетом или с Ли. Скорее всего, все решит случай, судьба, а, может быть, сам Господь Бог. – Итак, сэр, – сказал Джейми. – Вы хотели поговорить со мной? – Ох, – Вудсворт сделал глубокий вдох и выпрямился, поспешно подбирая слова для своей речи. – Да, сэр. Я хотел узнать о судьбе... э-э... относительно Бертрама Армстронга. – Бертрама... кого? – Мужчины, которого вы забрали из моего... э-э... то есть, на построении сегодня утром, с маленьким мальчиком. Джейми не знал, смеяться ему или злиться. Бертрам, значит? – На данный момент с этим человеком все нормально, сэр. Он накормлен, и моя жена осмотрела его глаз. – О, – Вудсворт переступил с ноги на ногу, но не двинулся с места. – Рад это слышать, сэр. Но, я имел в виду… я беспокоюсь за него. О нем ходят толки. – Не сомневаюсь, что так оно и есть, – сказал Джейми, не скрывая раздражения в голосе. – А что вас беспокоит, сэр? – Люди из роты Даннинга говорят, что Армстронг – правительственный шпион, что он британский офицер, скрывающийся среди нас. И что при нем нашли офицерский патент и письма. Я… – он замолчал и судорожно вздохнул, а следующие слова вырвались торопливой тирадой. – Я не могу в это поверить, сэр, да и никто из нас тоже. Мы полагаем, что произошла какая-то ошибка, и мы... мы хотим сказать, что мы надеемся, что ничего... скоропалительного не будет предпринято. – Никто и не предлагал ничего подобного, капитан, – заверил его Джейми, и от волнения его прошиб холодный пот. Только потому, что у них не было времени. Из-за поспешной подготовки к сражению и обуревавших его собственных чувств, он мог игнорировать эту щекотливую проблему, которую Грей представлял в качестве пленника, но нельзя было откладывать ее решение надолго. Он обязан был немедленно известить Лафайета, Ли и Вашингтона о присутствии Грея, но сделал ставку на неразбериху, царящую в канун предстоящей битвы, чтобы оправдать свою задержку. Глаза привыкли к рассеянному свету звезд и костра; Джейми видел вытянутое лицо Вудсворта, виноватое, но решительное. – Уж извините, сэр, но я буду говорить откровенно. Печальный факт заключается в том, что, когда страсти накаляются, могут быть предприняты достойные сожаления действия – непоправимые действия. Вудсворт громко сглотнул. – Мне бы не хотелось, чтобы это случилось. – Вы полагаете, что кто-то может предпринять такие действия? Сейчас? Джейми оглянулся на окружающие их костры. Он видел движущихся людей, беспокойных, как пламя, темные тени в лесу, но ни бунта, ни вспышки гнева не ощущалось. Гомон разговоров, возбужденные голоса, взрывы смеха и даже пение, однако это была нервозность предвкушения, ожидания, но отнюдь не угрюмый гул толпы. – Я священник, сэр, – голос Вудсворта стал сильнее, настойчивее. – Я знаю, как люди начинают вести дурные разговоры и как быстро такие разговоры могут перейти в действие. Один лишний глоток выпивки, неосторожное слово... – Да, вы правы, – признал Джейми, проклиная себя за то, что не подумал о такой возможности. Он позволил собственным чувствам затуманить разум. Конечно, оставляя тогда Грея, он понятия не имел, что у того при себе офицерский патент, но это не могло служить оправданием. – Я известил генерала Ли... о мистере Армстронге. Если вы услышите еще какие-нибудь разговоры об этом человеке, то можете сказать, что этим делом занимается командование. Это поможет предотвратить… неофициальные прискорбные происшествия. Вздох, который с облегчением издал Вудсворт, был почти осязаем. – Да, сэр, – произнес он с благодарностью. – Я непременно скажу об этом. Кивнув, мужчина сделал шаг в сторону, но внезапно остановился, пораженный мыслью. – Ох. – Да? – нетерпеливо спросил Джейми; он чувствовал, что его со всех сторон яростно атакуют мелкие, но насущные проблемы, и был намерен избавиться хотя бы от этой. – Надеюсь, вы простите мою настойчивость, генерал. Но мне вдруг пришло в голову – мальчик, который был с Армстронгом. Его зовут Бобби Хиггинс. Джейми сразу же насторожился. – Что насчет него? – Он... я имею в виду Армстронга... мальчик сказал, что ищет своего дедушку, и Армстронг сказал, что знает этого человека... и что его зовут Джеймс Фрейзер... Джейми прикрыл глаза. Если никто не линчует Джона Грея до рассвета, он задушит его собственными руками. – Мальчик действительно мой внук, капитан, – произнес он как можно спокойнее, открывая глаза. Что означает, да, я знаю чертова Берта Армстронга. И если эта маленькая деталь станет известна всем, возникнет множество весьма неудобных вопросов, и задавать их будут люди, которые вправе потребовать ответов. – Моя жена заботится о нем. – О. Хорошо. Я просто хотел… – Проявить заботу. Благодарю вас, капитан. Спокойной ночи. Вудсворт поклонился и, пробормотав в ответ «Спокойной ночи», исчез в ночи, которую и так нельзя было назвать хорошей, и которая с каждой минутой становилась все хуже. Джейми одернул мундир и двинулся дальше. Триста человек, до которых нужно донести информацию и которыми надо командовать, поднимать их, вести и контролировать. Триста жизней в его руках. Триста и еще одна, черт побери.
Дата: Суббота, 06.07.2019, 18:47 | Сообщение # 316
Король
Сообщений: 19994
Глава 65. КОМАРЫ (с) Перевод Валентины Момот
Иоанна Михалак "Джейми и Клэр"
КОГДА ДЖЕЙМИ появился в круге света от костра, было совсем поздно. Он улыбнулся мне и, не раздумывая, устало сел рядом. – У нас найдётся что-нибудь поесть? – спросил он. – Да, сэр, – ответила женщина, которая помешивала еду в котелке. – И вам тоже надо поесть, мадам, – добавила она твёрдо, одним только взглядом давая мне понять, что выгляжу я не самым лучшим образом. Мне было всё равно, однако я с благодарностью приняла большой ломоть хлеба и миску с чем-то горячим. Несмотря на волчий аппетит, я едва понимала, что ем. День выдался богатым на события, и времени на то, чтобы утолить голод, абсолютно не оставалось. Если бы Джон, когда я принесла еду для него, настойчиво не потребовал, чтобы я хотя бы десять минут посидела с ним и подкрепилась, у меня бы и маковой росинки не было во рту. Перси Бошан так и не вернулся; я сочла, что это и к лучшему. В ротах Джейми я по состоянию здоровья забраковала больше двадцати человек: искалеченных, страдающих астмой, неподходящих по причине преклонного возраста. Ещё дюжины три требовали наблюдения: практически здоровые, они имели раны и увечья, полученные в результате пьяных драк или падений. Некоторые всё ещё не протрезвели, и в сопровождении охраны их отправили проспаться. На мгновение я задумалась, сколько же людей обычно идут в бой, хлебнув алкоголя. Честно говоря, у меня самой было бы сильное искушение напиться, если бы от меня потребовалось сделать то, что предстояло совершить этим мужчинам. В лагере по-прежнему царила невероятная суматоха, но чувствовавшееся раньше радостное возбуждение превратилось во что-то более сосредоточенное, целенаправленное и рассудительное. Готовились всерьез. Свои приготовления я закончила – по крайней мере, я надеялась, что всё предусмотрела. Маленький тент для защиты от палящего солнца, тюки с медикаментами, хирургические наборы: каждый с банкой замоченного шовного материала, комом корпии для промокания крови и бутылкой разведённого спирта. Соль у меня закончилась, но я не могла себя заставить пойти приставать к интенданту, чтобы выклянчить хоть немного; попробую сделать это утром. А ещё походная аптечка для оказания неотложной помощи, которую я носила на плече, не расставаясь с ней ни при каких обстоятельствах. Ночь была тёплой, но я всё равно села поближе к огню: меня знобило, отяжелевшее тело начало медленно впадать в оцепенение, и только тогда я поняла, как вымоталась. Лагерь ещё не полностью погрузился в сон – кое-где вокруг костров велись разговоры, местами слышался металлический скрежет: точились косы и шпаги, но постепенно всё утихало. Когда зашла луна, напряжённость, витавшая в воздухе, спала. Сон сморил даже тех, чьи взбудораженные души не находили себе места накануне предстоящей битвы. – Иди приляг, – тихо сказала я Джейми и, подавляя стон, встала на ноги. – Долго поспать не удастся, но отдохнуть нужно и тебе, и мне. – Ладно, пойдём. Но я не хочу спать в палатке, – так же тихо ответил он, поднимаясь вслед за мной. – Там дышать нечем, можно задохнуться. – Что ж, снаружи полно места, – благородно согласилась я, пытаясь отмахнуться от мысли о том, как будет болеть тело после ночёвки на земле. Прихватив два одеяла, я, зевая, последовала за Джейми вдоль берега реки, пока мы не нашли укромное местечко под сенью плакучей ивы, чьи низко склонившиеся ветви волочили по воде свои листья. Здесь оказалось на удивление удобно: на густом ковре из пышной травы можно было расстелить одеяла; вблизи воды чувствовалось движение воздуха, который приятной прохладой ложился на кожу. Я сбросила нижние юбки и освободилась от корсета, и когда восхитительная свежесть мягко всколыхнула мою влажную сорочку, я блаженно потянулась от облегчения. Раздевшись до рубашки, Джейми принялся натирать лицо и ноги мазью от комаров: целые полчища летающих кровопийц отпугивали от реки других желающих уединиться. Я села рядом с ним и пальцами подхватила небольшое количество пахнущего мятой снадобья. Комары обычно меня не кусали, но чрезвычайно раздражали, когда с противным писком вились вокруг, залетая в рот и нос. Я улеглась на спину, наблюдая, за тем, как Джейми тщательно смазывает своё тело. Чем явственнее я чувствовала, как неумолимо приближается утро, тем больше мне хотелось забыться хотя бы на короткое время до того, как взойдёт солнце и разверзнется ад. Закрыв банку, Джейми с тихим стоном вытянулся рядом со мной; чёрные тени листьев подрагивали на его светлой рубахе. Мы повернулись друг к другу и наши губы встретились в слепом ласкающем поцелуе. Улыбаясь и не переставая двигаться, мы пытались теснее прильнуть друг к другу и соединить наши тела. Несмотря на жару, я испытывала потребность прижаться к Джейми. А его переполняло желание прикоснуться ко мне. – Неужели, – удивилась я. – Как это вообще возможно?.. Ты весь день на ногах и всё время хотел меня? – Нет, только последнюю минуту или две, – заверил он. – Прости, Сассенах. Я знаю, ты устала, и не настаиваю… но ничего не могу с собой поделать, хочу тебя отчаянно. Он ненадолго отпустил мои бёдра, только чтобы задрать рубашку, а я покорно начала освобождаться от пут своей сорочки, подбирая её повыше. – Я даже не возражаю, если ты уснёшь, пока я буду занят делом, – прошептал Джейми мне на ухо, продвигая руку к вожделенному местечку. – Это не будет долго. Я только… – Комары загрызут твою задницу, – сказала я. Устраиваясь поудобнее, я заёрзала на ягодицах и развела ноги. – Может, немного намазать тебе… А-ах! – А-ах? – с удовлетворением подхватил он. – Ну и славно; если ты решила бодрствовать, то конечно… Я больно ущипнула его за ягодицу, Джейми негромко вскрикнул и, рассмеявшись, лизнул моё ухо. Почувствовав, что я ещё не увлажнилась в полной мере, он потянулся за противомоскитной мазью. – Ты уверен... – начала я с сомнением. – О-о! Джейми начал наносить скользкую массу, – не очень умело, но старательно и пылко, и этот его энтузиазм возбуждал даже больше, чем сноровка. К тому же энергичное втирание небольшого количества мятного масла в интимные части тела вызывало весьма оригинальные ощущения. – Можешь ещё разок вот так охнуть? – попросил он, шумно дыша мне в ухо. – Мне нравится… Джейми был прав – это и в самом деле не заняло много времени. Мы лежали, и наши тела соприкасались: Джейми полулежал на мне, и я слышала, как его сердце гулко и медленно бьётся возле моей груди. Я обнимала его ногами, не собираясь отпускать, хотя лодыжками и босыми ступнями чувствовала, как порхают и трепещут крохотные насекомые, вьющиеся вокруг его голой плоти и жаждущие обнажённого тела. Ещё теснее прижавшись к Джейми, я раскачивалась, скользя и усиливая своё возбуждение… У меня тоже всё закончилось быстро. Мои подрагивающие ноги расслабились, и я высвободила его. – Знаешь, что я скажу тебе? – промолвила я, вдыхая густой мятный аромат. – Комары теперь не покусают твой член. – Да всё равно, даже если эти кровососы утащат меня в своё логово на прокорм своему выводку, – пробормотал Джейми. – Иди ко мне, Сассенах. Я откинула влажные волосы с лица и удовлетворённо устроилась в уютной впадинке его плеча. Джейми обнял меня. К этому моменту я уже почти растворилась во влажной атмосфере, перестав ощущать границы собственного тела, и окончательно погрузилась в сон. Я не видела сновидений и даже не ворочалась до тех пор, пока судорога в левой ноге не заставила меня пошевелиться. Джейми немного приподнял руку, и, как только я устроилась поудобнее, снова опустил её. Я поняла, что он так и не смог заснуть. – Ты как? – невнятно пробормотала я сквозь дрёму. – Всё хорошо, – прошептал он, убирая волосы с моей щеки. – Поспи ещё, Сассенах. Я разбужу тебя, когда придёт время. Во рту пересохло и я не сразу смогла произнести: – Тебе тоже нужно поспать. – Нет, – возразил он мягко, но решительно. – Нет, сегодня я спать не буду. Скоро в бой... и я вижу сны. Три ночи подряд, и они становятся всё хуже и хуже. Моя рука, дотоле лежавшая на его животе, невольно потянулась вверх, к его сердцу. Я знала, что Джейми мучают кошмары, и догадывалась, какие видения тревожат его, по тому, что он говорил во сне, и тому, как он просыпался, весь дрожа. «Они становятся всё хуже и хуже». – Ш-ш-ш, – Джейми склонился и поцеловал мои волосы. – Не беспокойся, девочка моя. Я всего лишь хочу лежать рядом, обнимая и оберегая тебя, и смотреть, как ты спишь. Только тогда я смогу подняться с ясной головой... и сделать то, что должен.
Дата: Пятница, 12.07.2019, 21:32 | Сообщение # 318
Король
Сообщений: 19994
Глава 66. БОЕВАЯ РАСКРАСКА (с) Перевод Елены Фадеевой
Пабло Пикассо "Голубка"
«NESSUN DORMA» (с итал. – «Пусть никто не спит», ария из последнего акта оперы Джакомо Пуччини «Турандот». – прим. перев.) Пусть никто не спит. Это была песня – ария, как называла ее Брианна, – из известной ей оперы; Бри играла в ней роль в университете, облаченная в китайский наряд. Йен улыбнулся, представив себе свою кузину, которая была выше большинства мужчин, расхаживающей взад и вперед по сцене, шелестя шелковым одеянием. Хотел бы он на это посмотреть. Он думал о ней с того самого момента, как открыл маленький мешочек из оленьей кожи, в котором лежали краски. Она была художницей, Бри, – и очень хорошей. Кузина собственноручно измельчила пигменты и изготовила для него красную охру, и еще черную и белую краски из угля и сухой глины, а также темно-зеленую из измельченного малахита, а бриллиантовую желтую из желчи буйвола, которого убила вместе со своей матерью. Ни у кого другого не было красок таких насыщенных оттенков, и Йен на секунду пожалел, что нет рядом Поедающего Черепах и некоторых других его братьев из племени могавков, чтобы полюбоваться ими. Шум находящегося в отдалении лагеря походил на пение цикад среди деревьев у реки: глухой гул был слишком громким, чтобы разобрать, но как только к нему привыкнешь, то перестаешь его замечать. «Пусть никто не спит...» Женщины и дети могли спать, но шлюхи, конечно, нет. Не сегодня. Кое-что шевельнулось при этой мысли, но он отбросил ее. Он подумал о Рейчел и тоже откинул эту мысль, хоть и неохотно. Йен открыл коробок из ивовой коры с оленьим жиром и намазал им лицо, грудь и плечи, медленно и сосредоточенно. Обычно при этом он разговаривал с духами земли, а затем со своими святыми покровителями, Михаилом и Святой Невестой. Однако сейчас он видел не Михаила или Невесту: перед ним все еще чуть брезжил образ Брианны, но сильнее всего Йен ощущал присутствие отца, – что приводило его в замешательство. Не очень-то почтительно прогонять собственного отца. Йен прервал свое занятие и прикрыл глаза, ожидая, что, может быть, у папы есть, что сказать ему. – Надеюсь, ты не принес мне весть о моей смерти? – произнес он вслух. – Потому что я не собираюсь умирать, по крайней мере, пока не разделю ложе с Рейчел. – Весьма благородная цель, безусловно. Сухой голос принадлежал дяде Джейми, и Йен распахнул глаза. Его дядя в одной рубашке стоял среди стелющихся ветвей речной ивы. – Одет не по форме, дядя? – сказал Йен, хотя сердце ёкнуло в груди, как у испуганной мышки. – Генерал Вашингтон будет недоволен. Вашингтон был ярым приверженцем надлежащей униформы. Офицеры всегда должны быть одеты соответствующим образом; Вашингтон говорил, что солдат Континентальной армии никто не будет воспринимать всерьез, если, выходя на поле боя, они будут выглядеть и вести себя как вооруженный сброд. – Прости, что помешал тебе, Йен. Луна почти зашла. Джейми вышел из ивняка: босоногий, в развевающейся рубашке, он напоминал привидение. – С кем это ты разговаривал? – О. С отцом. Он просто… как будто был в моей голове, понимаешь? В смысле, я нередко думаю о нем, но не так часто я чувствую его рядом с собой. Так что я гадал, не пришел ли он сказать мне, что сегодня я умру. Джейми кивнул: казалось, эта мысль его не беспокоила. – Сомневаюсь, – сказал он. – Наносишь свою раскраску? Я имею в виду, готовишься? – Да, я как раз собирался. Ты тоже хочешь? Это было сказано только наполовину в шутку, и Джейми воспринял это именно так. – Я бы не возражал, Йен. Но полагаю, что генерал Вашингтон прикажет подвесить меня за большие пальцы и выпороть, если я предстану перед ним в боевой раскраске во главе всех моих войск. Йен весело хмыкнул и запустил два пальца в чашку с красной охрой, которую начал втирать в грудь. – И что же ты тогда делаешь здесь в одной рубашке? – Моюсь, – сказал Джейми таким тоном, который подразумевал, что это еще не все. – И… разговариваю со своими собственными мертвецами. – Ммфм. И с кем же именно? – С моим дядей Дугалом и с моим крестным отцом, Муртой. Этих двоих я больше всего хотел бы видеть рядом с собой в бою. Джейми беспокойно поежился. – Когда есть возможность, я всегда стараюсь побыть наедине с собой перед боем. Помыться, знаешь ли, помолиться, а потом... просто спросить, пойдут ли они со мной в бой. Йен слушал с интересом: сам он уже не застал никого из них, – они оба погибли при Каллодене, – но слышал рассказы. – Доблестные воины, – сказал он. – Ты и моего отца просил? Я имею в виду, пойти с тобой. Возможно, именно поэтому он здесь. Джейми резко повернул голову к Йену, удивленный. Потом расслабился и покачал головой. – Мне никогда не приходилось просить Йена Старшего, – тихо промолвил он. – Он и так всегда... всегда был со мной. Джейми сделал жест рукой, указывая в темноту справа. У Йена защипало глаза и перехватило горло. Но было темно, так что это не имело значения. Он откашлялся и протянул Джейми одну из крошечных чашечек. – Поможешь мне, дядя Джейми? – О? Да, конечно. Что надо нарисовать? – Красную линию поперек лба, но это я и сам могу сделать. А черные линии – от маленьких точек до подбородка, – Йен провел пальцем по линии вытатуированных точек, которые шли дугой под его скулами. – Черный ведь цвет силы, не так ли? Он указывает, что ты воин. А желтый означает, что ты не боишься умереть. – Вот как. И ты хочешь нанести сегодня желтую краску? – Нет. – В его голосе звучала улыбка, и Джейми рассмеялся. – Ммфмм. Джейми нанес краску кисточкой из кроличьей лапки, а затем равномерно распределил ее большим пальцем. Йен прикрыл глаза, чувствуя, как сила входит в него с каждым прикосновением. – Ты обычно делаешь это сам, Йен? Мне кажется, это непростая задача – без зеркала. – Чаще всего сам. Или иногда мы делали это вместе, и брат по клану наносил тебе раскраску. Когда предстоит что-то важное – большой набег, скажем, или война с кем-то, то раскраску наносит шаман, и поет при этом. – Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я пел, Йен, – пробормотал дядя. – Я имею в виду, что мог бы попытаться, но... – Уж как-нибудь обойдусь без этого, спасибо. Черная краска для нижней части лица, красная на лоб, а полоса малахитово-зеленого цвета прошла через переносицу вдоль линии татуировок от уха до уха. Йен посмотрел на маленькие чашечки с краской; белую было легко заметить, и он указал на нее. – Дядя, а ты не мог бы нарисовать маленькую стрелу? Поперек лба. Он провел пальцем слева направо, показывая, где именно. – Конечно, могу. Голова Джейми склонилась над чашечками с краской, рука застыла в воздухе. – Но разве ты не говорил мне однажды, что белая краска – символ мирных намерений? – Да, если собираешься вести переговоры или торговать, то наносится много белой краски. Но это еще и цвет траура, так что если ты собираешься мстить за кого-то, то можно нанести белую краску. Джейми поднял голову и уставился на него. – Это не для мести, – пояснил Йен. – А для Летящей Стрелы. Того индейца, чье место я занял, когда меня приняли в племя. Йен старался говорить как можно небрежнее, но почувствовал, как дядя напрягся и опустил глаза. Ни один из них никогда не забудет этот день расставания, когда он ушел к Каньен’кехака, и оба они думали, что это навсегда. Он наклонился и положил руку на плечо Джейми. – В тот день ты сказал мне: «Cuimhnich» (Помни (гэльск.). – прим. пер.), дядя Джейми. Я так и сделал. Помнил. – Я тоже, Йен, – тихо проговорил Джейми и провел пальцем по лбу, рисуя стрелу, словно помечая Йена знаком креста, как священник в Пепельную среду (День покаяния у католиков. – прим. пер.). – Как и все мы. Это всё? Йен осторожно коснулся зеленой полоски, чтобы убедиться, что она подсохла. – Думаю, да. Ты знаешь, что это Брианна сделала для меня краски? Я думал о ней, но потом решил, что не стóит сегодня призывать ее с собой. Он почувствовал дыхание Джейми на своей коже, когда дядя фыркнул и сел. – Мы всегда несем образ своих женщин с собой в бой, Йен Младший. Ибо в них источник нашей силы, парень. – Правда? Это имело смысл, – что стало для него облегчением. Но все же... – Я подумал, что, может, неправильно вспоминать о Рейчел в таком месте. Она ведь квакер и все такое. Джейми обмакнул средний палец в олений жир, потом осторожно в порошок из белой глины и нарисовал на правом плече возле ключицы Йена широкую букву «V», напоминающую взмах крыльев птицы. И знак этот ясно виднелся даже в темноте. – Белая голубка, – довольно кивнул на знак Джейми. – Пусть и Рейчел будет с тобой. Он вытер пальцы о камень, встал и потянулся. Йен заметил, что он повернулся посмотреть на восток. Ночь еще не закончилась, но за те несколько минут, что они сидели, воздух изменился. Высокая фигура его дяди отчетливо вырисовывалась на фоне неба, где незадолго до этого он казался частью ночи. – Час, не больше, – сказал Джейми. – Только поешь сначала, хорошо? С этими словами он повернулся и зашагал к ручью, к своим прерванным молитвам.
Дата: Пятница, 12.07.2019, 21:33 | Сообщение # 319
Король
Сообщений: 19994
Глава 67. ТЯНУТЬСЯ ЗА ТЕМ, ЧЕГО НЕТ (с) Перевод Елены Фадеевой
@dariamir "Поцелуй"
УИЛЬЯМУ ХОТЕЛОСЬ перестать тянуться за тем, что отсутствовало. Дюжину раз за этот день – и даже чаще! – он тянулся за кинжалом, который должен был быть у него на поясе. Раз или два – за одним из своих пистолетов. Он бессильно хлопал себя рукой по бедру, где уже не висела шпага, не было маленькой, но увесистой пороховницы, мерно покачивающегося патронташа. И вот теперь он нагишом лежал на койке, обливаясь потом, прижав ладонь к груди, куда привычно потянулся за деревянными четками. Четки, которые, даже будь они у него, уже не могли служить тем утешением, которым были столько лет. Четки, которые, если бы у него и были, больше не говорили ему «Мак». Если бы они все еще висели у него на шее, он бы сорвал их и бросил в ближайший костер. Вероятно, именно так и поступил Джеймс Фрейзер после того, как Уильям швырнул четки в лицо этому ублюдку. Но ведь не Фрейзер был здесь ублюдком, не так ли? Пробормотав: «Scheisse!» (Дерьмо (немец.). – прим. пер.) – Уильям раздраженно сел. В трех футах от него Эванс пошевелился и пукнул во сне, внезапно издав приглушенный звук, похожий на отдаленный пушечный выстрел. По другую сторону от него продолжал похрапывать Мёрблинг. Завтра. Уильям лег поздно после утомительного дня и, возможно, вставать придётся уже через час, но он лежал с открытыми глазами, настолько привыкшими к темноте, что он мог видеть бледное пятно брезента над головой. Он знал, что заснуть не удастся. Даже если он сам не увидит боя, – а он не увидит, – близость битвы так взвинтила его, что Уильям готов был вскочить с кровати и броситься на врага прямо сейчас, со шпагой в руке. Предстояло сражение. Может быть, не слишком масштабное, но мятежники уже наступали им на пятки, и завтра, – вернее, уже сегодня, – две армии сойдутся. Это положит конец амбициям Вашингтона, хотя сэр Генри был твердо убежден, что его цель не в этом. Он намерен довести армию и людей под своей защитой до Нью Йорка; лишь это имеет значение, хотя сэр Генри вряд ли станет возражать, если его офицеры попутно продемонстрируют свое военное превосходство. За обедом Уильям по стойке «смирно» стоял за стулом сэра Генри, прислонившись спиной к стенке палатки, и внимательно слушал, как строятся планы. Бригаде Клинтона предстояло выстроиться в арьергарде, чтобы вступить в бой с мятежниками, в то время как бригада милорда Корнуоллиса будет сопровождать обоз в безопасное место. Войска фон Книпхаузена должны выступить в Мидлтаун, и Уильяму даже выпала честь доставить немцу официальные письменные приказы. Вот почему он так поздно лег спать. Неожиданно для себя он зевнул и откинулся на койку, моргая. Может быть, ему все-таки удастся немного поспать. Мысли об обеде, приказах и таких мелочах, как цвет ночной рубашки фон Книпхаузена (из розового шелка, с вышитыми вдоль горловины фиолетовыми анютиными глазками), на удивление успокоили его. Отвлечение. Вот что ему было нужно. «Стóит попробовать», – подумал Уильям... Устроившись поудобнее, он закрыл глаза и начал мысленно извлекать квадратные корни чисел, превышающих сотню. Он уже добрался до квадратного корня из ста семнадцати и начал полусонно подсчитывать, сколько будет двенадцать умножить на шесть, когда почувствовал внезапное движение воздуха на своей влажной коже. Вздохнув, он приоткрыл глаза, думая, что Мёрблинг встал по нужде, но это был не Мёрблинг. В палатке возле входа стояла темная фигура, ясно видневшаяся сквозь откинутый полог в слабом свете костров снаружи. Девушка. Уильям быстро сел, нащупывая одной рукой рубашку, которую бросил в изножье кровати. – Какого черта ты здесь делаешь? – прошептал он так тихо, как только мог. Девушка стояла в нерешительности. Но, услышав его голос, она направилась прямо к нему, и в следующее мгновение ее руки оказались у него на плечах, а волосы коснулись его лица. Уильям рефлекторно поднял руки и обнаружил, что она была в сорочке, ее теплая, ничем не стянутая грудь, находилась всего в нескольких дюймах от его лица. Девушка отстранилась и, как ему показалось, в мгновение ока одним движением стянула через голову сорочку, встряхнула волосами и оседлала его, прижимаясь влажными округлыми бедрами. – Слезай! Уильям схватил ее за руки и оттолкнул. Мёрблинг перестал храпеть. Простыни Эванса зашуршали. Уильям встал, схватил ее сорочку и свою рубашку и, взяв за руку, как можно тише вывел девушку из палатки. – Какого черта ты делаешь? Вот, надень это! Он бесцеремонно сунул сорочку ей в руки и поспешно натянул на себя рубашку. Сейчас их никто не видел, но могли увидеть в любой момент. Ее голова вынырнула из горловины сорочки, будто цветок из сугроба. И довольно сердитый цветок. – А что, по-твоему, я делала? – спросила Джейн и, высвободив волосы из-под сорочки, яростно встряхнула ими. – Я пыталась сделать тебе одолжение! – Одол… что? – Тебе ведь завтра предстоит сражаться, не так ли? Было достаточно светло, чтобы видеть блеск ее глаз, когда она смотрела на него. – Солдаты всегда хотят трахаться перед боем! Им это нужно. Уильям провел рукой по лицу, ощущая покалывание отросшей щетины, и глубоко вздохнул. – Понимаю. Да. Очень любезно с твоей стороны. Ему вдруг захотелось рассмеяться. А еще – совершенно внезапно – захотелось воспользоваться ее предложением. Но недостаточно сильно, чтобы сделать это, когда с одной стороны лежал Мёрблинг, а с другой, прислушиваясь, Эванс. – Я не буду сражаться завтра, – сказал Уильям, и боль, которую он испытал, произнеся это вслух, поразила его. – Нет? Но почему? В ее голосе тоже слышалось удивление и даже некоторое неодобрение. – Это долгая история, – ответил он, пытаясь быть терпеливым. – И это не твое дело. Послушай. Я ценю твой порыв, но я уже сказал тебе: ты не шлюха, по крайней мере, на данный момент. И ты не моя шлюха. И хотя воображение рисовало картины того, что могло бы произойти, если бы она прокралась к нему в постель и воспользовалась тем, что он еще не полностью проснулся... Он решительно откинул эту мысль и, взяв девушку за плечи, развернул ее. – Возвращайся в свою постель, – сказал Уильям, но не смог удержаться и на прощание похлопал по хорошенькой попке. Джейн повернула голову и посмотрела на него через плечо. – Трус! – сказала она. – Мужчина, который не будет трахаться, не будет и сражаться. – Что? На мгновение ему показалось, что он ослышался, но Джейн действительно произнесла эти слова. – Ты слышал меня. Спокойной – трахнутой! – ночи! Уильям в два шага догнал ее, схватил за плечо и развернул лицом к себе. – И кто же преподал тебе эту мудрость, позволь спросить? Никак твой добрый друг капитан Харкнесс? Он не был по-настоящему зол, – скорее, раздражен. Но шок от ее неожиданного прихода все еще отдавался в его крови. – Неужто я спас тебя от надругательств, чтобы ты бросала мне в лицо мои обстоятельства? Джейн вздернула подбородок и тяжело вздохнула, но не от расстройства. – Какие обстоятельства? – требовательно спросила она. – Я же говорил тебе, черт побери! Ты знаешь, что такое Конвенционная армия? – Нет. – Ну, это долгая история, и я не собираюсь рассказывать ее, стоя в одной рубашке посреди лагеря. А теперь проваливай и позаботься о сестре и ребятах. Это твоя работа, а я сам о себе позабочусь. Джейн шумно выдохнула, издав звук, похожий на «пф-ф!». – Уж ты позаботишься, – с сарказмом произнесла она и бросила острый взгляд на его член, который нелепо торчал из-под его рубашки, намекая на неотложные потребности. – Scheisse, – повторил Уильям коротко, затем схватил Джейн в медвежьи объятия, прижал ее к себе и поцеловал. Она сопротивлялась, но после первого же мгновения Уильям понял, что борьба имела целью не высвободиться, а спровоцировать его еще больше. Он стиснул ее покрепче, пока она не перестала бороться, но не прекращал целовать еще некоторое время. Наконец он отпустил ее, задыхаясь и обливаясь потом; воздух был таким горчим, будто вдыхаешь пары раскаленной смолы. Джейн тоже тяжело дышала. Он мог взять ее. Жаждал это сделать. Толкнуть ее на колени в траву рядом с палаткой, задрать сорочку и овладеть сзади – это не займет больше нескольких секунд. – Нет, – Уильям вытер рот тыльной стороной ладони. – Нет, – повторил он более уверенно. Каждый нерв в его теле желал ее, и, если бы ему было шестнадцать, он давно бы кончил. Однако он уже не был молокососом, и у него хватило самообладания, чтобы снова развернуть ее. Уильям схватил Джейн за шею и ягодицы, чтобы та не обернулась, и удерживал неподвижно. – Когда мы доберемся до Нью-Йорка, – прошептал он, наклоняясь к ее уху, – возможно, я передумаю. Джейн напряглась: он чувствовал под рукой округлость ее зада, но она не отстранилась и не попыталась укусить его, чего Уильям почти ожидал. – Почему? – спросила Джейн спокойным голосом. – Это тоже долгая история, – ответил он. – Спокойной ночи, Джейн. И, отпустив ее, шагнул в темноту. Неподалеку барабаны уже били сигнал к побудке.
НАКАНУНЕ, ПРОВОДЯ РАЗВЕДКУ, Йен наскоро прошелся по этим местам. «И правильно сделал», – пробормотал он себе под нос. В темноте новолуния нужно не сбиться с дороги и ступать осторожно: он не хотел, чтобы на колдобинах его лошадь раньше времени переломала себе ноги. Они еще понадобятся, когда полностью рассветет, если Святая Невеста будет добра к нему. И все же он был рад темноте и уединению. Не то чтобы земля была неподвижна: лес жил и по ночам, и многие живые существа появлялись в тот чудный час на заре, когда только-только начинало светать. Но ни шорох зайцев и полевок, ни сонный крик просыпающихся птиц не привлекали к себе внимания. Йена тоже никто не замечал. После ухода дяди Джейми он закончил свои молитвы и молча выдвинулся сам, все еще ощущая в душе умиротворение приготовлений. Когда он жил с могавками (особенно, когда с Эмили всё пошло наперекосяк), то на несколько дней уходил из дома, охотясь с Ролло, пока одиночество в глухом лесу не успокаивало его настолько, чтобы, собранный, он мог вернуться. Йен машинально опустил глаза, но Ролло остался с Рейчел. Рана от ловушки была чистой (тетушка Клэр чем-то намазала ее, и это помогло), но Йен не позволил бы псу участвовать в битве, подобной той, что, судя по всему, предстоит, – даже будь Ролло невредимым и более молодым. В том, что битва вот-вот грянет, Йен не сомневался. Он чуял ее. Его тело мобилизовалось перед схваткой: он прямо ощущал покалывание, но именно потому еще больше ценил эту кратковременную тишину. – Учти, это ненадолго, – тихо сказал он лошади, которая не обратила на него внимания. Йен коснулся белой голубки на плече и поехал дальше, по-прежнему спокойный, но не одинокий.
ПО ПРИКАЗУ СЭРА ГЕНРИ мужчины всю ночь спали вооруженными. И, хотя буквально лежать на мушкете и патронташе невозможно, есть что-то такое в том, чтобы спать, когда оружие касается твоего тела: это заставляет быть настороже и ты готов проснуться в любой момент. Уильям не имел оружия под боком и не нуждался в побудке, поскольку не спал, но он все равно находился в состоянии боевой готовности. Как ни прискорбно, сражаться ему нельзя, но, как Бог Свят, в битве он поучаствует. В лагере царила суматоха, по рядам палаток грохотали барабаны, созывая солдат, а воздух был полон запахов пекущегося хлеба, свинины и горячей гороховой каши. Рассвет еще не занялся, но Уильям чувствовал, как за горизонтом медленно и неотвратимо поднимается солнце, чтобы, как и каждый день, господствовать над миром. Эта мысль живо напомнила ему кита, которого он видел во время путешествия в Америку: темная тень под килем корабля, которую можно было принять просто за игру света на волнах… И вдруг – медленно вздымающаяся туша. Удивленное (и с затаенным дыханием) осознание того, что видишь, как она поднимается: такая огромная и так близко – откуда ни возьмись. Уильям закрепил подвязки и затянул их потуже, прежде чем застегнуть бриджи на коленях и натянуть свои гессенские сапоги. По крайней мере, он вернул свой горжет, чтобы придать некоторую торжественность обыденной рутине одевания. Горжет, конечно же, напомнил о Джейн (сможет ли он когда-нибудь носить его, не думая о проклятой девчонке?) и о недавних событиях. Уильям до сих пор жалел, что не принял ее предложение. Он все еще ощущал ее запах, мускусный и мягкий, словно зарываешься лицом в густой мех. Ее слова по-прежнему жалили, и Уильям фыркнул, поправляя на плечах мундир. Возможно, он еще передумает – даже прежде, чем они доберутся до Нью-Йорка. Эти праздные размышления были прерваны появлением очередного адъютанта сэра Генри – капитана Кросби, – который в явной спешке просунул голову сквозь полог палатки. – А, вот вы где, Элсмир. Я надеялся застать вас. Держите. Он швырнул в сторону Уильяма сложенную записку и исчез. Уильям снова фыркнул и подобрал ее с земли. Эванс и Мёрблинг ушли: им нужно проверять и командовать настоящими войсками; он горько завидовал им. Записка была от генерала сэра Генри Клинтона, и Уильяму показалось, что ему дали под дых: «…учитывая ваш особый статус, считаю, что сегодня вам лучше остаться при штабе…» – Stercus! (Дерьмо (лат.). – прим. пер.), – выругался он по-латыни, находя немецкий недостаточным для выражения своих чувств. – Excrementum obscaenum! Filius mulieris prostabilis! (Говнючий хрен! Сучье отродье! (лат.) – прим. пер.) Грудь сдавило, кровь стучала в ушах, и ему хотелось по чему-нибудь врезать. Уильям знал, что к сэру Генри взывать бесполезно. Но провести весь день в канцелярской палатке? А что еще оставалось делать, если ему не разрешалось доставлять депеши и даже выполнять скромную, но необходимую работу по сопровождению гражданских и лоялистов? Что, носить штабным обед или, словно чертов канделябр, держать в каждой руке по факелу, когда стемнеет? Он уже собирался скомкать записку, когда в палатке появилась еще одна незваная голова, а за ней и элегантное тело: капитан Андрѐ в боевой амуниции, со шпагой на боку и пистолетами за поясом. Уильям посмотрел на него с неприязнью, хотя на самом деле капитан был дружелюбным парнем. – А, вот вы где, Элсмир, – обрадовался Андрѐ. – Я надеялся, что вы еще не умчались. Мне нужно, чтобы вы быстро доставили мою депешу полковнику Тарлетону. Он с Британским легионом, с новыми Провинциалами. Парни в зеленом – знаете таких? – Знаю. – Уильям принял запечатанную депешу, чувствуя себя странно. – Конечно, капитан. – Вот и молодец. Андрѐ улыбнулся, сжал Уильяму плечо и вышел, воодушевленный грядущим сражением. Глубоко вздохнув, Уильям аккуратно сложил записку сэра Генри и положил ее на свою койку. Кто докажет, что первым он не повстречал капитана Андрѐ и, в силу срочности его просьбы, немедленно уехал, не прочитав записки сэра Генри? В любом случае Уильям сомневался, что его хватятся.
Дата: Понедельник, 29.07.2019, 21:46 | Сообщение # 322
Король
Сообщений: 19994
Глава 69. «ПУК ВОРОБЬЯ» (с) Перевод Юлии Коровиной
@estherburnsart Клэр
НАВЕРНОЕ, БЫЛО около четырех часов утра. Или, как в мое время называли этот час британские армейские, наступил «пук воробья» (шутливое выражение «sparrow-fart» в общей лексике означает время рассвета. – прим. пер.). Снова вернулось чувство временного смещения, и воспоминания о другой войне внезапным туманом возникали между мной и моей работой, а затем тут же исчезали, оставляя настоящее резким и ярким, как на пленке Кодак. Армия пришла в движение. Но никакой туман не закрывал от меня Джейми: я отчетливо видела его большие и крепкие очертания на фоне расползающейся на клочки ночи. Бодрая и готовая, я полностью проснулась и оделась, но зябкость сна все еще не отпускала меня, делая пальцы неуклюжими. Я ощущала исходящее от Джейми тепло, словно он был костром, и придвинулась к нему. Он вел Кларенса, который казался еще теплее, хотя и менее бодрым: его уши вяло повисли в сонном раздражении. – Кларенс остается у тебя, – Джейми вложил поводья мула мне в руку. – И держи это, чтобы у тебя его не отобрали, если окажешься одна. «Этим» оказалась пара тяжелых кавалерийских пистолетов в кобуре, висевших на толстом кожаном ремне, снабженным также мешочком с пулями и пороховым рожком. – Спасибо, – сглотнув, сказала я. Я обернула поводья вокруг молодого деревца, чтобы надеть ремень с пистолетами, которые были на удивление тяжелыми, но я не стала бы отрицать, что их вес на бедрах также невероятно подбадривал. – Ладно, – продолжила я, поглядев в сторону палатки, где находился Джон. – А что насчет... – Я позаботился об этом, – перебил меня Джейми. – Собирай свои вещи, Сассенах; осталось не больше четверти часа, и мне нужно, чтобы ты была со мной, когда мы выступим. Я смотрела, как он, высокий и решительный, уходит в суматошную толпу, и думала (как это часто бывало и раньше): «Случится ли это сегодня? Неужели это последнее, каким я его запомню?». Я стояла, не шевелясь, и глядела во все глаза. Когда я потеряла Джейми в первый раз, перед Каллоденом, я помнила. Помнила каждое мгновение нашей последней ночи вместе. Все эти годы ко мне возвращались крошечные воспоминания: вкус соли на виске и круглый затылок в моей ладони; мягкие тонкие волосы у основания шеи, густые и влажные в моих пальцах... Внезапный и волшебный в свете зари ток крови, когда я порезала его руку и навсегда пометила моим. Благодаря этим мелочам Джейми оставался рядом. А когда я потеряла его на этот раз, в море, я помнила, каково это – ощущать его возле себя, теплого и крепкого в моей постели, и слышать, как ровно он дышит. Видела лунный свет на его скулах и румянец на коже в лучах восходящего солнца. Лежа в постели одна в своей комнате на Честнат-стрит, я слышала медленное, ритмичное, не останавливающееся дыхание Джейми, хотя знала, что оно прекратилось. Этот звук успокаивал меня, а затем сводил с ума осознанием потери, и я с силой натягивала подушку на голову в тщетной попытке отгородиться от него – и снова утешиться, услышав опять, когда выныривала в ночную комнату с потухшим светом, густо пахнущую древесным дымом и свечным воском. Если на этот раз... Но совершенно неожиданно Джейми повернулся, будто я позвала его по имени, и, стремительно подойдя ко мне, схватил за руки и произнес сильным низким голосом: – Это будет и не сегодня. Затем он обнял меня и приподнял на цыпочки в глубоком нежном поцелуе. Послышались короткие одобрительные возгласы нескольких мужчин поблизости, но это не имело значения. Даже если это произойдет сегодня, я буду помнить.
ДЖЕЙМИ НАПРАВИЛСЯ к ожидавшим его отрядам, свободно собравшимся у реки. Дыхание воды и поднимающийся от нее туман успокаивали его, ненадолго укрывая тишиной ночи и создавая сильнейшее ощущение родственного присутствия прямо за плечом. Он велел Йену Старшему быть с Йеном Младшим, поскольку это правильно, но у него сохранялось странное чувство, что рядом все равно остаются трое мужчин. Сила его умерших ему понадобится. Триста человек, а он знал их всего несколько дней. Раньше, когда он вел воинов в бой, это всегда были люди его крови, его клана, мужчины, которые знали его, доверяли ему – как он знал и доверял им. Эти же солдаты ему совсем незнакомы, и, все же, их жизни в его руках. Джейми не беспокоило отсутствие у них подготовки: неотесанные и недисциплинированные, они выглядели просто сбродом по сравнению с регулярной Континентальной армией, которая всю зиму тренировалась под руководством фон Штойбена (вспомнив невысокого и похожего на бочонок немца, Джейми улыбнулся). Но ведь его войско всегда состояло из таких людей: из фермеров и охотников, оторванных от своих повседневных занятий, так же часто вооруженных косами и мотыгами, как мушкетами или шпагами. Они будут сражаться за него и с ним, как дьяволы, если будут ему доверять. – Как вы тут, преподобный? – тихо спросил Джейми. Проповедник, который только что благословил свою паству добровольцев, съёжился среди них в черном сюртуке, все еще слегка раскинув руки, как пугало, оберегающее на рассвете свое туманное поле. Всегда довольно суровое лицо мужчины просветлело при виде Джейми, и он понял, что небо уже засветилось зарей. – Все в порядке, сэр, – хрипло ответил Вудсворт. – Мы готовы. Бертрама Армстронга он, слава Богу, не упомянул. – Хорошо. Джейми улыбался каждому и видел, как все они тоже светлеют, когда восход касается их лиц. – Мистер Уилан, мистер Мэддокс, мистер Хебден, надеюсь, вы сегодня в полном здравии? – Да, – пробормотали они, застенчиво довольные тем, что он знал их имена. Джейми хотел бы знать их всех, но постарался запомнить имена и лица хотя бы нескольких человек в каждой роте. Это могло создать иллюзию, что командиру и впрямь известно, как зовут всех бойцов. Он надеялся на это: им нужно было знать, что он заботится о них. – Готово, сэр. Это подошел капитан Крэддок, один из трех его капитанов, напряженный и смущенный важностью события. А за ним два лейтенанта – Джуда Биксби и Льюис Орден. Биксби было не больше двадцати, Орден, наверное, на год старше: они едва сдерживали свое возбуждение, и Джейми улыбнулся, чувствуя, как радость их юной мужественности эхом отзывается в его собственной крови. Он заметил, что среди ополченцев есть совсем молоденькие парни. Двое мальчишек-подростков, высоких и тощих, как кукурузные стебли… Кто они? Ах, да, вспомнил: сыновья Крэддока. Их мать умерла всего месяц назад, и они пошли в ополчение с отцом. «Боже, позволь мне вернуть их целыми и невредимыми!» – попросил Джейми. И почувствовал, – на самом деле почувствовал, – как чья-то рука на миг легла ему на плечо, и тогда он понял, кто третий человек, идущий за его плечом. «Taing, Da» (Спасибо, отец (гэльск.). – прим. пер.), – подумал он и моргнул, поднимая лицо, чтобы можно было решить, будто слезы выступили от нарастающей яркости рассвета.
Я ПРИВЯЗАЛА КЛАРЕНСА к коновязи и вернулась в палатку уже не такая встревоженная, но все еще взвинченная. Что бы ни случилось, произойдет это быстро и, скорее всего, внезапно. Фергюс и Джермейн отправились на поиски завтрака; я надеялась, что они появятся до того, как наступит пора уходить, потому что, когда пробьет час, мне придется уйти, несмотря на все мои сомнения по поводу того, чтобы покинуть пациента. Любого пациента. Мой конкретный пациент лежал под фонарем на спине, полузакрыв здоровый глаз, и что-то напевал себе под нос по-немецки. Когда я вошла, он умолк и повернул голову, чтобы посмотреть, кто это, удивившись при виде моего вооружения. – Мы ожидаем неминуемого вторжения и захвата? – спросил Джон, садясь. – Ну-ка ложитесь. Нет, это Джейми предусмотрительно позаботился, – я осторожно коснулась одного из пистолетов. – Не знаю, заряжены ли они. – Конечно, заряжены. Этот человек никогда ничего не упускает. Слегка застонав, Джон снова лег. – Вы считаете, что чертовски хорошо его знаете, да? – спросила я с резкостью, которая меня саму удивила. – Да, знаю, – немедленно отозвался Джон и слегка улыбнулся, увидев выражение моего лица. – Уверен, не так хорошо, как вы в некоторых вопросах, но, возможно, лучше в других. Мы оба солдаты. Кивком головы он указал на военную суматоху снаружи. – Если вы так хорошо его знаете, – ужаленная, возразила я, – то вам следовало бы хорошенько подумать, прежде чем говорить Джейми то, что вы сказали. – А. – Улыбка исчезла, и Джон задумчиво посмотрел на потолок палатки. – Я знал. Что не стóит. Но все равно сказал. – А-а, – ответила я и села рядом с грудой сумок и припасов, которые мы привезли сюда. Многое из этого придется оставить. В седельных сумках и вьюках Кларенса я могла взять с собой многое, но не всё. В интересах скорости Вашингтон приказал армии бросить почти весь багаж, за исключением оружия и фляжек. – Он сказал вам, что это было? – нарочито небрежно спросил Джон через мгновение. – Ваши слова? Нет, но я вполне могу догадаться. Я сжала губы и не смотрела на него, выстраивая на сундуке рядок бутылок. У интенданта мне не без труда удалось раздобыть соль, и я приготовила пару бутылок примитивного солевого раствора. Кроме того, имелся и спирт... Взяв свечу, я принялась осторожно капать воском на пробки, чтобы они не ослабли и по пути из емкостей не выплеснулось содержимое. Мне не хотелось продолжать говорить о глазе Джона. Помимо иных соображений, такие разговоры могли подвести на слишком опасное расстояние к тюрьме Вентворт. Каким бы близким другом Джейми ни считал Джона последние несколько лет, я была уверена, что он никогда не рассказывал ему о Блэк Джеке Рэндалле и о том, что произошло в Вентворте. Много лет назад он открылся своему зятю Йену (а стало быть, и Дженни тоже знает, хотя сомневаюсь, что она когда-либо говорила об этом с братом), но больше никому. Вероятно, Джон предполагал, что Джейми ударил его исключительно из отвращения к чему-то откровенно сексуальному со стороны Грея – или из ревности ко мне. Возможно, было не совсем справедливо позволять ему так думать, но справедливость тут ни при чем. И все же, я сожалела о возникшей между ними ссоре. Помимо личной неловкости, я знала, как много для Джейми значила дружба с Джоном – и наоборот. И хотя я была более чем счастлива, что больше не замужем за Джоном, я переживала о нем. Шум и движение вокруг не позволяли думать ни о чем, кроме срочного отъезда, однако я не могла забыть, что, возможно, сейчас последний раз, когда я вижу Джона. Вздохнув, я принялась заворачивать вощеные бутылки в полотенца. Надо бы добавить все, для чего найдется место из собранных мной в Кинсессинге трав, но… – Не переживайте, моя дорогая, – мягко сказал Джон. – Вы же знаете, все наладится – при условии, что мы все проживем достаточно долго. Я выразительно на него поглядела и кивнула в сторону полога палатки, где нарастал грохот и лязг военного лагеря, готового вот-вот сняться с места. – Ну, вы-то, скорее всего, выживете, – заметила я. – Если только перед отъездом не ляпнете Джейми что-нибудь не то, и на этот раз он действительно сломает вам шею. Бросив краткий взгляд на бледный столб пыльного света, Джон поморщился. – Вам ведь никогда не приходилось этого делать, не так ли? – спросила я, увидев его лицо. – Сидеть и ждать, пока закончится сражение, гадая, вернется ли дорогой тебе человек. – Нет, я мог переживать лишь за себя, – ответил он, но я видела, что замечание попало в цель. Это явно не приходило Джону в голову и совсем ему не понравилось. «Добро пожаловать в клуб», – язвительно подумала я. – Полагаете, они поймают Клинтона? – спросила я после минутного молчания. Джон почти раздраженно пожал плечами. – Откуда мне знать? Я не имею ни малейшего представления, где сейчас войска Клинтона, и не знаю, где Вашингтон или где мы, если на то пошло. – Генерал Вашингтон примерно в тридцати ярдах отсюда, – сказала я, поднимая корзинку с повязками и корпией и кивая туда, где в последний раз видела командующего. – И я удивлюсь, если генерал Клинтон намного дальше. – О? И почему же, мадам? – спросил Джон, теперь почти забавляясь. – Потому что час назад пришел приказ «выбросить за борт» все ненужные припасы (хотя, если подумать, я не знаю, действительно ли Вашингтон сказал «выбросить за борт», поскольку не уверена, используется ли это выражение сейчас). Вот почему мы осматривали людей, когда обнаружили вас: чтобы оставить позади тех, кто не способен к долгому форсированному маршу на урезанном пайке, если это будет необходимо. Очевидно, так оно и есть. Но вы знаете, что происходит, – добавила я, наблюдая за ним. – Даже я это слышу. А у ж вы и подавно. Любой, у кого есть уши или глаза, мог увидеть поспешные приготовления и ощутить нервное возбуждение в лагере: вспыхивали небольшие драки и ссоры с руганью, когда люди натыкались друг на друга, идя по делам; рявкали офицеры, которые едва сдерживались, чтобы не закатить глаза; люди ожесточенно «поднимали друг друга на рога»; ревели мулы… Я лишь надеялась, что никто не украдет Кларенса, прежде чем я вернусь к нему. Джон молча кивнул, прокручивая в голове ситуацию вместе с очевидными последствиями. – Да, выражение «выбросить за борт» определенно используется сейчас, – рассеянно произнес он. – Хотя это больше относится к морским грузам. Однако... – Джон слегка вздрогнул, поняв смысл моих слов до конца, и пристально уставился на меня здоровым глазом. – Не делайте этого, – мягко сказала я. – Это вредно для другого глаза. И то, кем я являюсь, сейчас не важно, не так ли? – Так, – пробормотал Джон и на мгновение закрыл глаз, затем открыл его, глядя на парусину над головой. Приближался рассвет: пожелтевшее полотно начинало светиться, и воздух вокруг нас был густым от пыли и запаха высохшего пота. – Мне очень мало известно такого, что могло бы заинтересовать генерала Вашингтона, – проговорил он, – и я бы удивился, если бы он уже не знал этого. Я не действующий офицер или... Ну, я им не был, пока мой чертов братец не решил вернуть меня в свой чертов полк. Представляете, из-за него меня чуть не повесили! – Вот как. Однако это очень похоже на него, – сказала я, смеясь вопреки беспокойству. – Что вы… О, Боже. Вы познакомились с Хэлом? Джон приподнялся на одном локте, уставившись на меня. – Да, – заверила я его. – Ложитесь, и я вам расскажу. По крайней мере, несколько минут мы точно никуда не уйдем, и я могла рассказать всю историю своих приключений с Хэлом в Филадельфии, пока сворачивала повязки, приводила в порядок аптечку и извлекала из привезенных с собой припасов то, что считала самым необходимым. Быстро убегая в чрезвычайной ситуации, я могу остаться лишь с тем, что унесу на спине. С учетом этого обстоятельства я собирала небольшой вещмешок, щедро услаждая Джона своим мнением о его брате. – Господи, если он думает, что у него есть хоть малейший чертов шанс помешать Доротее выйти замуж за доктора Хантера... Я бы, наверное, заплатил хорошие деньги, чтобы подслушать разговор Хэла с Дэнзеллом, когда они познакомятся, – отметил Джон. – На кого бы вы поставили, учитывая, что за спиной у Хэла нет будет полка, подкрепляющего его мнение? – Скорее всего, Хэл уже повстречался с Дэнни. Что касается шансов, то на Дэнзелла – три к двум, – сказала я после секундного раздумья. – На его стороне не только Бог, но и любовь – и Доротея, и я думаю, что это перевесит даже… авторитарную манеру Хэла… убеждать? – Я бы сам назвал это откровенной ублюдочностью, но ведь я его брат. Имею право. Говорившие по-французски голоса возвестили о прибытии Фергюса и Джермейна, и я резко встала. – Мы можем... – начала я, но Джон поднял руку, останавливая меня. – Если нет, то до свидания, моя дорогая, – тихо сказал он. – И удачи.
Дата: Понедельник, 29.07.2019, 21:48 | Сообщение # 323
Король
Сообщений: 19994
Глава 70. ЕДИНСТВЕННАЯ ВОШЬ (с) Перевод Екатерины Пискарёвой
@МК "Девушка с косой"
СОЛНЦЕ ВСТАЛО ЧУТЬ меньше часа назад. Без сомнения, предстоял еще один зверски жаркий день, но пока воздух еще был свеж, они оба – Уильям и Гот – были счастливы. Уильям пробирался сквозь бурлящую массу людей, лошадей, лафетов и других атрибутов войны, негромко насвистывая «Опять король наслаждается своим богатством» («When the king enjoys his own again» – английская баллада XVII века о мудрости правления короля Карла I, переделанная в XVIII веке и превращенная якобитами в гимн, воспевающий Чарльза Стюарта. А в Американских колониях песня использовалась как британцами в качестве военного марша, так и американцами, написавшими новый текст на этот известный мотив: «The World Turned Upside Down»/«Мир перевернулся». – прим. пер.). Повозки из обоза уже готовились двинуться дальше. Огромное облако пыли, клубящееся и пронизанное золотом восходящего солнца, висело над стоянкой ремонтеров, расположившихся рядом с дивизией Книпхаузена, лагерь которой располагался на четверть мили дальше, на другом конце Миддлтауна. Войска, направлявшиеся в Сэнди Хук, готовы были выступить немедленно, а вместе с ними (он искренне на это надеялся) – Джейн, Фанни, Зеб и Коленсо. В его памяти пронеслось короткое чувственное воспоминание о коже на внутренней стороне бедер Джейн, и на секунду свист оборвался, но потом Уильям выкинул эту мысль из головы. Дел полно! Никто точно не знал, где находился новый Британский легион, хотя подразумевалось, что часть эта должна быть где-то поблизости от дивизии Клинтона, ведь это был один из его личных полков, сформированный всего месяц назад в Нью-Йорке. При таком раскладе, несмотря на риск, Уильям готов был поспорить, что сможет избежать внимания сэра Генри. – Все равно что искать одну вошь во французском парике, – пробормотал Уильям и похлопал Гота по шее. Конь был отдохнувшим, горячим, ему не терпелось выбраться на открытое пространство и пуститься в галоп. Дивизия Клинтона прикрывала тыл в Миддлтауне – достаточно далеко, чтобы умерить пыл Гота. Хотя сначала им придется пробиться через огромную толпу следующих за лагерем людей, которые в отчаянной спешке пробуждались ото сна. Он крепко держал поводья Гота: не дай Бог конь наступит на ребенка – дюжины мелких негодников мельтешили внизу, словно саранча. Подняв взгляд, Уильям увидел в очереди за хлебом знакомый силуэт, и его сердце приятно дрогнуло. Это была Энн Эндикотт, уже полностью одетая, правда, без чепца – темные волосы заплетены сзади в толстую косу. Вид девушки вызвал дрожь возбуждения, и Уильям едва удержался, чтобы не окликнуть ее. После сражения будет достаточно времени.
Дата: Понедельник, 29.07.2019, 21:50 | Сообщение # 324
Король
Сообщений: 19994
Глава 71. ТРОЙНОЕ ПОМЕШАТЕЛЬСТВО (с) Перевод Анастасии Сикунды и Елены Котовой
Мариуц Эшер "Невозможный треугольник"
ТРОЙНОЕ ПОМЕШАТЕЛЬСТВО [Тройной психоз или тройное помешательство – folie à trois (франц.) – одна из разновидностей индуцированного бреда (расстройства, разделяемого двумя или несколькими людьми с тесными эмоциональными связями), при котором одинаковые по содержанию бредовые идеи наблюдаются у трех лиц. – прим. перев.]
ФЕРГЮС ПРИНЕС мне пирожок с мясом и небольшую кружку кофе – вот чудеса – настоящего. – Милорд вскоре пришлет за вами, – передавая еду, предупредил он. – Джейми уже собрался? Еда была теплой и свежей, но я к ней едва притронулась, хотя и знала, что в ближайшее время мне, вероятно, вряд ли удастся съесть что-нибудь еще. – Я успею перевязать глаз лорду Джону? От спешки, казалось, пропитавшей воздух, у меня начало ощутимо пощипывать кожу, будто от муравьиных укусов. – Я схожу узнаю, миледи. Джермейн? Фергюс кивком головы поманил сына за собой. Но мальчик, то ли из привязанности к Джону, то ли от страха оказаться один на один с Джейми (который довольно ясно дал понять, что именно ждет задницу Джермейна), захотел остаться в палатке. – Со мной всё будет хорошо, – заверил его Джон. – Иди с отцом. Грей до сих пор был бледен и потел, но челюсть и руки у него расслабились: боль заметно уменьшилась. – Да, с ним всё будет в порядке, – сказала я Джермейну, но кивнула Фергюсу, и тот молча вышел. – Джермейн, принеси свежую корпию, хорошо? А потом поможешь мне, пока лорд Джон отдыхает. Что касается вас, – я повернулась к Грею. – Лежите на спине с закрытыми глазами, и, черт возьми, не нарывайтесь, если только это возможно, на неприятности. Джон искоса взглянул на меня здоровым глазом, слегка поморщившись, так как от этого движения дернулся и больной глаз, и довольно сердито спросил: – Мадам, так вы меня считаете виновником этой запутанной и щекотливой ситуации, из-за которой я получил увечье? Однако я прекрасно помню, что вы тоже сыграли в этом определенную роль. – Я не имею никакого отношения к тому, что вы здесь оказались, – твердо возразила я, хотя почувствовала, как загорелись щеки. – Джермейн, ты нашел корпию? – Бабушка, а мухи на мед не налетят? Джермейн вручил мне корпию, о которой я просила, но остался у койки, хмуро глядя на лежащего. – Ты ведь знаешь поговорку? Медом больше мух наловишь, чем уксусом. Надеюсь, ты не станешь поливать его уксусом? – Хм-м-м. А парнишка дело говорит. Мы были совсем недалеко от погонщиков: я слышала, как фыркают и ревут мулы, а до сих пор спавшие и не до конца проснувшиеся мухи жужжали у меня над ухом, даже когда я разматывала старый бинт. – Точно. Мята нам поможет. Не уксус. Тогда найди банку, на которой нарисована лилия, и натри мазью лицо и руки лорду Джону. Только не попади ему в глаза. Потом принеси маленькую коробочку… – Я, безусловно, способен и сам натереться мазью, – прервал меня Джон, протягивая руку к Джермейну. – Дай сюда. – Лежите спокойно, – я сама довольно сильно рассердилась. – Мне даже подумать страшно, на что вы способны. Незадолго до этого я поставила возле фонаря мисочку, чтобы подогреть мед. Наполнив шприц, я ввела мед вокруг поврежденного глазного яблока Джона. Затем, сделав небольшую подушечку из корпии, осторожно прижала ее к глазнице и обмотала голову Грея чистым куском кисеи, чтобы подушечка не сдвинулась с места. И всё это время я не переставала размышлять. – Джермейн… набери воды во фляжку, хорошо? Я не израсходовала оттуда и половины, но мальчуган послушно взял фляжку и ушел, а мы с Джоном оказались наедине. – Может, оставить с вами Джермейна? – спросила я, запихивая последние несколько предметов в свою походную аптечку. – И Фергюса? – нерешительно добавила я. – Нет, – слегка удивился Джон. – Зачем? – Ну… для защиты. Просто на случай, если месье Бичем вернется. Я не верила Перси ни на грош. Я также сомневалась, стоит ли оставлять в непосредственной близости от него Фергюса, но мне пришло в голову, что, пожалуй, Джон сможет как-то защитить его от Бичема. – А, – Грей на мгновение закрыл здоровый глаз, а затем снова открыл. – Что ж, я сам заварил всю эту кашу с Перси, – печально промолвил он. – Но хотя Джермейн, безусловно, грозен на вид, телохранитель мне не понадобится. Я очень сомневаюсь, что Перси собирается напасть на меня либо похитить. – Он… вам небезразличен? – полюбопытствовала я. – А если и так, разве это ваше дело? – бесстрастно спросил Джон. Покраснев еще сильнее, я сделала несколько вдохов, прежде чем ответить: – Да, – наконец произнесла я. – Да, думаю, мое. Какова бы ни была моя роль в возникновении этого… этого… э-э... – Folie à trois? [тройного психоза (помешательства) (франц.). – прим. перев.]? – подсказал Грей, и я рассмеялась. Как-то я объяснила ему, что такое folie à deux [парный психоз (франц.). – прим. перев.], приведя в пример общую одержимость миссис Фиг и прачки накрахмаленными кальсонами. – Можно сказать и так. Но да, это мое дело – из-за Джейми, если не из-за вас. Но оно стало моим и из-за Джона. Потрясение и стремительный ход событий последнего времени не давали мне хорошенько обдумать ситуацию, но я была совершенно уверена, что Джейми взвесил всё. И теперь, когда я абсолютно ясно всё осознавала и не отвлекалась на свои дела, меня мучительно быстро одолели мысли. – Вы помните капитана Андре́? – внезапно спросила я. – Джона Андре́. Он был на Mischianzа [прощальный торжественный прием в Филадельфии в честь генерала Хау. – прим. перев.]. – Возможно, я кое-что и потерял за последние несколько дней, – немного резко ответил Грей, – но память и разум остались при мне. Пока еще, – добавил он, подчеркнув последние слова. – Конечно, я его знаю. Очень общительный и артистичный молодой человек: в Филадельфии он всюду был званым гостем. Сейчас служит в штабе генерала Клинтона. – Вы знали, что он к тому же и шпион? Кровь стучала у меня в ушах, и корсет внезапно показался слишком тесным. Неужели я вот-вот сделаю нечто ужасно непоправимое? Джон моргнул, явно удивленный. – Нет. С чего вы это взяли? – и через мгновение: – И зачем, черт возьми, вам мне об этом сообщать, если вы так думаете? – Потому что, – как можно спокойнее ответила я, – через год или два Андре́ поймают на шпионаже. Его обнаружат в тылу Континентальной армии, в штатском, с компрометирующими документами. И американцы его повесят. Слова застыли между нами в воздухе – явственные, будто написанные черным дымом. Джон в полном замешательстве открыл и снова закрыл рот. Я слышала все звуки в лагере вокруг нас: разговоры, отдельные возгласы, шум, издаваемый лошадьми и мулами, бой барабана вдали, созывающий людей... Куда? Кто-то рядом упражнялся на дудке, каждый раз сбиваясь на одной и той же высокой ноте. Размеренный грохот и визг точильного круга: остервенелая заточка оружия напоследок. И нарастающее жужжание мух. Они залетали в палатку хищными облачками. Две мухи сели Джону на лоб, и он раздраженно смахнул их. Баночка с мазью от насекомых лежала на койке, где ее оставил Джермейн. Я потянулась за ней. – Нет, – довольно резко сказал Грей, забирая у меня жестянку. – Я могу… я… пожалуйста, не прикасайтесь ко мне. У него дрожали руки, и он с трудом снял крышку, но я не стала помогать. Несмотря на духоту в палатке, я похолодела до кончиков пальцев. Джон сдался лично Джейми, под честное слово. В конечном итоге именно Джейми будет вынужден передать его генералу Вашингтону. Ему придется: слишком многие видели этот инцидент и были в курсе, где находится Джон, а сейчас уже знали, кем он является. Грей не стал садиться, но сумел подцепить из жестянки комочек ментоловой мази и натереть ею лицо и шею. – У вас ведь ничего не было при себе? – отважилась я спросить, слабо надеясь, что это так. – То есть никаких уличающих документов? – Когда мятежники-ополченцы взяли меня под Филадельфией, у меня в кармане лежал патент на офицерский чин, – ответил Джон отстраненно, будто это не имело значения. Он быстро натер мазью руки и запястья. – Само по себе это не является доказательством шпионажа, но, безусловно, подтверждает, что я британский офицер в штатском и, бесспорно, находился в тот момент в тылу американской армии. Не говорите больше, дорогая: это очень опасно. Он закрыл баночку крышкой и протянул ее мне. – Вам лучше уйти, – тихо произнес Джон, глядя мне в глаза. – Вас не должны застать наедине со мной. – Бабушка? – Джермейн, красный как рак, с взлохмаченной челкой, откинул полог палатки. – Бабушка! Идем быстрее! Папа́ говорит, что тебя ищет Grand-père [дедушка (франц.). – прим. перев.]! Он исчез, а я поспешно схватила свои припасы. Обвешавшись сумками и коробками, я направилась к выходу, но на миг остановилась, повернувшись к Джону: – Мне следовало бы спросить об этом раньше – а вы небезразличны Перси? Грей закрыл здоровый глаз и на миг сжал губы, а потом ответил: – Надеюсь, что нет.
Я ТОРОПЛИВО ШЛА за Джермейном, перекинув через плечо медицинскую сумку, полную булькающих бутылочек, зажав под мышкой ящичек с дополнительным набором инструментов и шовным материалом и держа Кларенса за повод, а в голове царила такая сумятица, что я почти не замечала, куда иду. Я поняла, что не сообщила Джону ничего такого, чего бы он не знал. Ну... за исключением истории о судьбе капитана Андре́, и, хотя она была достаточно ужасна, непосредственного отношения к делу это сейчас не имело. Джон не дал мне договорить, потому что уже знал, в какой опасности он находится – и как это может отразиться на нас с Джейми. «Вас не должны застать наедине со мной». Потому что одно время я была его женой. Вот что он имел в виду. Именно об этом он думал, но не хотел говорить мне, пока я не подняла этот вопрос. Если что-нибудь случится (ну, скажем прямо: если Джон нарушит слово и сбежит), очень вероятно, что меня заподозрят в причастности к его побегу. Но подозрение будет гораздо сильнее, если кто-нибудь засвидетельствует, что видел, как мы беседуем наедине. И в худшем случае Джейми заподозрят в соучастии, а в лучшем – сочтут, что его жена изменяет как ему, так и делу независимости… Я могла бы запросто оказаться в военной тюрьме. Как и Джейми. Однако, если Джон не сбежит… или сбежит и будет вновь схвачен… Но передо мной лежала дорога, и Джейми сидел верхом на лошади, держа в руках поводья моей кобылы. И именно с Джейми я сегодня пересеку Рубикон, а не с Джоном.
МАРКИЗ ДЕ ЛАФАЙЕТ ждал их в месте сбора. Его лицо раскраснелось, а глаза сияли от предвкушения. Джейми не мог сдержать улыбки при виде молодого француза, облаченного, невзирая ни на что, в великолепный мундир с красной шелковой отделкой. Однако, несмотря на молодость и истинно французский облик, Лафайет был опытным воином. Он рассказал Джейми о битве при Брэндивайн-Крик год назад, где его ранило в ногу, и о том, как Вашингтон настоял, чтобы молодой человек расположился рядом с ним, и закутал его в собственный плащ. Жильбер боготворил Вашингтона, у которого не было собственных сыновей, и который явно испытывал глубокую привязанность к юному маркизу. Джейми взглянул на Клэр, чтобы узнать, оценила ли она по достоинству элегантный мундир Лафайета, но та, слегка прищурившись, всматривалась в группу людей вдалеке, за Континентальными регулярными войсками, четко выстроенными по соединениям. Клэр была без очков, а Джейми хорошо видел вдаль и привстал на стременах, чтобы посмотреть в ту же сторону. – Генерал Вашингтон и Чарльз Ли, – сообщил он, опускаясь в седло. Заметив старших офицеров, Лафайет тоже вскочил на коня и поехал к ним. – Думаю, мне лучше к ним присоединиться. Ты еще не видала Дэнзелла Хантера? Джейми собирался поручить Хантеру позаботиться о Клэр: если произойдет битва, он не хотел бы, чтобы жена бродила по полю боя в одиночку – и неважно, насколько полезной может оказаться там Клэр. Джейми опасался оставлять ее одну. Однако Хантер едет сейчас в своей повозке и не поспевает за солдатами на марше. От облаков пыли, поднятых тысячами резвых ног, запершило в горле, и Джейми кашлянул. – Нет. Не волнуйся, – храбро улыбнулась Клэр, хотя лицо у нее, несмотря на жару, было бледным, и Джейми нутром чувствовал, как она трепещет от страха. – С тобой всё в порядке? Жена всегда всматривалась в его лицо перед битвой, словно пытаясь запомнить каждую черточку на случай, если он погибнет. Джейми знал, почему она так делает, но от этого ему стало не по себе. А у него этим утром и так уже было неспокойно на душе. – Да, всё хорошо, – ответил он, поцеловав ей руку. Джейми следовало бы уже пришпорить коня и уехать, но он всё медлил, не желая отпускать Клэр. – Ты… – начала она и осеклась. – Надел чистые кальсоны? Да. Хотя, знаешь, наверное, зря. Ведь когда начнут палить пушки... Шутка вышла так себе, но жена засмеялась, и он почувствовал себя лучше. – А о чем ты хотела спросить? – поинтересовался Джейми, но Клэр покачала головой: – Это неважно. Тебе сейчас не нужно думать ни о чем другом. Просто – будь осторожен, ладно? Клэр тяжело сглотнула, и у Джейми екнуло сердце. – Буду, – заверил он и, взяв поводья, на всякий случай оглянулся через плечо: не едет ли там Йен Младший. Клэр ничего не грозило среди выстроившихся рот, но Джейми всё равно был бы рад, если бы за ней кто-то присматривал. И если он ей об этом скажет, то она, наверное… – Вон Йен! – прищурившись, воскликнула Клэр. – Интересно, что с его лошадью? Джейми посмотрел в ту же сторону и сразу понял, что произошло. Его племянник, спешившись, вел хромающую лошадь, и оба они выглядели неважно. – Охромела, причем сильно. Что случилось, Йен? – крикнул Джейми. – Наступила на что-то острое, когда выходила на берег, и у нее треснуло копыто, аж до мяса. Йен провел рукой по ноге лошади, и животное почти прислонилось к нему, сразу же подняв неподкованное копыто. Точно, там была трещина и достаточно глубокая. Джейми сочувственно поморщился: всё равно, что оторвать ноготь на ноге, а потом пройти приличное расстояние. – Возьми мою лошадь, Йен, – предложила Клэр, соскальзывая в ворохе юбок с седла. – Я могу ехать на Кларенсе. В конце концов, мне не нужно спешить. – Да, правильно, – немного неохотно согласился Джейми. У Клэр была хорошая кобыла, а Йену не обойтись без лошади. – Тогда поменяй седла, Йен, и поищи доктора Хантера. И не оставляй свою тетушку, пока он не придет, ага? До свидания, Сассенах, увидимся позже. Джейми не мог задерживаться дольше и, понукая лошадь, направил ее к группе людей. Другие офицеры уже собрались вокруг Вашингтона, Джейми едва успевал. Но ему сводило живот не из-за боязни слишком припоздниться, а от чувства вины. Джейми должен был сразу же доложить об аресте Джона Грея. Он это прекрасно знал, но медлил, надеясь... надеясь на что? Что эта нелепая ситуация как-то рассосется? Если бы Джейми доложил Вашингтону, то по его приказу Грея взяли бы под стражу и посадили куда-нибудь – или повесили сразу же, на месте, в назидание другим. Джейми не думал, что получилось бы именно так, но подобная возможность существовала, поэтому он решил обо всём умолчать, рассчитывая на неразбериху в ходе грядущего массового перемещения войск, которая помешает кому-нибудь что-то заметить. Но чувство, пожиравшее его сейчас изнутри, возникло не из-за вины за невыполненный долг и даже не за то, что он подверг опасности Клэр, оставляя мелкого содомита в своей собственной палатке вместо того, чтобы его выдать. Джейми мучил тот факт, что, уходя этим утром, он не додумался освободить Грея от данного им слова чести. Если бы Джейми это сделал, Джон мог бы легко сбежать в суматохе, и даже если бы позже из-за этого возникли проблемы… Джон Грей был бы в безопасности. Но уже слишком поздно. И с краткой молитвой за душу лорда Джона Грея Джейми остановил коня возле маркиза де Лафайета и поклонился генералу Вашингтону.
Дата: Воскресенье, 04.08.2019, 21:37 | Сообщение # 325
Король
Сообщений: 19994
Глава 72. ВНЕЗАПНЫЕ НЕУРЯДИЦЫ И НЕПРИЯТНОСТИ (с) Перевод Анастасии Сикунды и Елены Котовой
Александр Дегтев "Охота на тигра"
ТРИ РУЧЬЯ ТЕКЛИ в этой местности, рассекая ее на отдельные участки. Там, где земля была мягкой, вода глубоко прорéзала почву и бежала по дну крутого оврага. Его склоны густо поросли молодыми деревцами и кустарником. Фермер, с которым Йен разговаривал накануне во время разведки, сообщил ему названия ручьев – Дивайдинг-Брук, Спотсвуд-Мидл-Брук и Спотсвуд-Норт-Брук, – но Йен вовсе не был уверен, какой именно находится перед ним. Разлившийся ручей затопил и заболотил обширную низину, и Йен свернул в сторону: идти там было небезопасно и для человека, и для лошади. Один из фермеров назвал овраги «топями», и Йен решил, что слово подходящее. Он окинул взглядом ручей в поисках места для водопоя, но склоны были слишком обрывистыми. Человек еще мог бы кое-как спуститься к воде, но только не конь или мул. Йен почувствовал их прежде, чем увидел. Возникло ощущение, что в лесу затаился хищник в ожидании, когда у водопоя появится добыча, чтобы утолить жажду. Йен резко развернул лошадь и поскакал вдоль ручья, поглядывая на деревья на другом берегу. Он уловил движение – лошадь мотнула головой, отгоняя мух. Мелькнуло лицо – лица – разрисованные, как и его собственное. Вверх по спине пробежал тревожный холодок, и Йен инстинктивно прильнул к лошадиной шее, когда над головой просвистела стрела. Она вонзилась в росший поблизости платан, продолжая вибрировать. Йен выпрямился, выхватив лук, тут же натянул тетиву и выстрелил вслепую в то место, где видел лица. Стрела на лету прошила листву, но никого не задела. Впрочем, Йен на это и не рассчитывал. – Могавк! – раздался насмешливый окрик с другого берега. Незнакомец добавил несколько слов на неизвестном языке, однако их смысл был достаточно ясен. Йен ответил характерным шотландским жестом, значение которого также было понятно и вызвало у индейцев смех. Йен остановился вытащить из платана чужую стрелу. Оперение у неё было сделано из хвоста зеленого дятла, но такого узора Йен прежде не видал. Язык, на котором говорили чужаки, не был одним из алгонкинских [В число алгонкинских входят 43 языка. На них говорили индейцы, заселявшие Атлантическое побережье Северной Америки и прилегающие территории. – прим. перев.]. Может быть, они с севера, как ассинибойны [индейцы из группы народов сиу, обитающие в США и Канаде. – прим. перев.], – Йен бы понял, кто это, если бы сумел их разглядеть, – но эти индейцы могли оказаться и более близкими соседями. Однако, скорее всего, они работают на британскую армию. Йен знал большинство индейцев-разведчиков, которые сейчас помогают повстанцам. А эти незнакомцы, пусть и не пытались его убить (хотя запросто могли бы это сделать, если бы только захотели), но поддразнивали грубее, чем можно было ожидать. Вероятно, только потому, что распознали, из какого он племени. Могавк! Говорящему по-английски просто легче произнести «могавк», чем «каньен’кехака». Но в любом племени, наслышанном о каньен’кехака, этим словом либо пугали детей, либо наносили намеренное оскорбление. Ведь «могавк» означало «людоед», а каньен’кехака были известны тем, что зажаривали своих врагов живьем и пожирали их плоть. Йен никогда не видел ничего подобного, но он знавал людей, преимущественно стариков, которые видели и с удовольствием бы обо всём рассказали. Ему не хотелось об этом думать. Слишком ярким было воспоминание о той ночи, когда в Снейктауне погиб священник, изувеченный и сожженный заживо, – о ночи, которая нежданно-негаданно забрала Йена из семьи и сделала могавком. Выше по течению, наверное, ярдах в шестидесяти [около 55 метров. – прим. перев.] от места, где он стоял, находился мост. Йен помедлил, но лес на другой стороне оврага затих, и Мюррей рискнул перебраться через мост. Лошадиные копыта осторожно зацокали по доскам. Если здесь британские разведчики, то их армия тоже неподалёку. За лесом расстилались широкие луга, а за ними – поля большой фермы. Сквозь деревья удалось разглядеть часть построек и находящихся там людей. Поспешно развернув коня, Йен обогнул рощу и выехал на достаточно открытое и удобное для наблюдения место. На холме за хозяйственными постройками он заметил солдат в зеленых мундирах, а сильный ветер донес запах серы от запального фитиля. Гренадеры. Повернув лошадь, Йен отправился назад, чтобы найти кого-нибудь для доклада.
УИЛЬЯМ НАКОНЕЦ-ТО разыскал кавалерийский отряд Британского легиона. Солдаты наполняли свои фляжки из колодца во дворе фермерского дома, однако они выставили дозорных. Те громко окрикнули одинокого всадника, и половина роты тут же, насторожившись, обернулась. Прекрасно обученный отряд. Банастр Тарлетон – отличный, энергичный офицер. Сам Тарлетон расслабленно стоял в тени большого дерева. Он держал богато украшенный плюмажем шлем в одной руке, а другой – вытирал лицо шелковым зеленым платком. Заметив, как он рисуется, Уильям на миг закатил глаза, но постарался, чтобы полковник этого не увидел. Уильям перевел коня на шаг и, подъехав к Тарлетону, наклонился, чтобы передать ему депешу. – От капитана Андре́. Пришлось потрудиться? Драгуны побывали в бою: от них пахло дымом, а пара мужчин в окровавленных мундирах, очевидно, легкораненые, сидели у сарая. Сквозь его распахнутые двери зияло пустое чрево постройки, а затоптанный двор был усеян навозом. На миг Уильям задумался: сам ли фермер отогнал скот или животных забрала одна из армий. – Так, слегка поупражнялись, – ответил Тарлетон, читая депешу. – А вот это кстати. Нас отправляют в качестве подкрепления к милорду Корнуоллису. Лицо Банастра раскраснелось от зноя, а кожаный воротник сильно врезался в толстую мускулистую шею, однако офицер чрезвычайно обрадовался новому приказу. – Хорошо, – сказал Уильям, осаживая коня, чтобы развернуться и уехать, но Тарлетон поднял руку, прося остановиться. Он сунул депешу в карман вместе с зеленым платком. – Раз уж ты здесь, Элсмир, слушай. Вчера вечером в лагере, в очереди за едой я заметил этакий лакомый кусочек, – Тарлетон быстро причмокнул красными влажными губами. – Весьма лакомый. И с ней была премиленькая младшая сестренка, хотя, на мой взгляд, та еще недостаточно созрела. Уильям приподнял брови, но почувствовал, как напряглись бедра и плечи. – Я ей кое-что предложил, – нарочито небрежно произнес Тарлетон, не преминув, впрочем, кинуть быстрый взгляд на руки Уильяма, которому с трудом удалось их расслабить. – Однако она отказалась – сказала, что она твоя? Последняя фраза прозвучала полувопросительно. – Если ее зовут Джейн, – коротко объяснил Уильям, – то она с сестрой путешествует под моей защитой. Вопрос во взгляде Тарлетона сменился неприкрытым весельем. – Твоей защитой? – переспросил он, и его полные губы дернулись. – По-моему, она сказала, что ее зовут Арабелла, хотя, возможно, мы думаем о разных девушках. – Нет, не о разных, – не желая продолжать разговор, Уильям взялся за поводья. – Не смей к ней прикасаться, черт возьми. Это было ошибкой: Тарлетон никогда не пасовал перед вызовом. У него сверкнули глаза, и Уильям увидел, что Банастр принял боевую стойку, широко расставив ноги. – Я буду с тобой за нее драться, – заявил Тарлетон. – Что, здесь? Ты с ума сошел? Где-то неподалеку трубили сигнальные рожки. К тому же тут находились солдаты Тарлетона, многие из которых явно прислушивались к перепалке. – Много времени не займет, – тихо сказал Тарлетон, раскачиваясь на пятках. Он слегка сжал левую руку в кулак, а правой потирал бедро, откинув полу мундира. Полковник бросил взгляд через плечо на пустой сарай. – Мои люди не будут вмешиваться, но можно пойти туда, если ты стесняешься. «Стесняешься» прозвучало с особой интонацией, ясно давшей понять, что его, Уильяма, назвали трусом. Слова «я ей не хозяин» так и вертелись у него на языке, однако признаться в этом – значит позволить Тарлетону домогаться Джейн. Уильям довольно часто видел Бана с девушками: тот не был с ними жесток, но брал настойчивостью. Никогда не отступал, не получив так или иначе желаемого. А после Харкнесса… Мысли Уильяма не поспевали за телом: стоя на земле, он сбрасывал мундир еще до того, как принял окончательное решение. Бан, ухмыляясь, положил шлем на землю и неторопливо снял мундир. Это сразу привлекло внимание всех его людей, и через несколько секунд соперников окружили свистящие и подзадоривающие драгуны. Всё это не понравилось только лейтенанту, лицо которого приобрело болезненно-серый оттенок. – Полковник! – воскликнул он, и Уильям понял, что лейтенант гораздо больше опасается споров с начальством, чем последствий того, что может случиться, если он промолчит. Однако офицер хотел выполнить свой долг и, протянув руку, ухватил Тарлетона за рукав: – Сэр… Вы… – Отпусти и заткнись, – отрезал Бан, не сводя глаз с Уильяма. Лейтенант отдернул руку, будто его ударили кулаком в плечо. Уильям вдруг почувствовал себя отстраненно, словно наблюдал за всем откуда-то сверху, вне тела. И эта часть Уильяма хотела посмеяться над нелепостью ситуации. А крохотный кусочек его сознания объял ужас. Но плоть мрачно ликовала и предвкушала схватку. Он видел раньше, как дрался Бан, и не допустил ошибки, ожидая со стороны соперника какого-либо сигнала. Как только зеленый мундир упал на землю, Уильям бросился в бой. Не обращая внимания на мощный хук по ребрам [Хук – боковой удар, который наносится согнутой в локте рукой на средней и ближней дистанциях. Обычно выполняется в челюсть, но может быть выполнен по корпусу, особенно в печень. – прим. перев.], он схватил Тарлетона за плечи и, резко дернув на себя, боднул головой в лицо. Раздался жуткий хруст треснувшей кости. Уильям выпустил Бана и сильно толкнул его в грудь, отшвырнув назад. Тарлетон пошатываясь, отпрянул. Из сломанного носа у него лилась кровь, а на лице застыло удивление, но оно тут же сменилось неистовой яростью. Тарлетон не отступил и прыгнул на соперника, словно бешеный пёс. Уильям был на шесть дюймов выше и на сорок фунтов тяжелее Бана и имел трех старших кузенов, которые научили его драться. Банастр Тарлетон же обладал непоколебимой уверенностью, что выиграет любой начатый бой. Они сцепились на земле так крепко, что ни один не мог по-настоящему ударить другого. Вдруг до Уильяма донесся неразборчивый, крайне встревоженный голос лейтенанта, и все вокруг засуетились. Чьи-то руки схватили Уильяма и оттащили от Тарлетона. Ещё кто-то лихорадочно толкал Элсмира к лошади. Со стороны дороги слышались барабанный бой и топот марширующих ног. Уильям, как в тумане, сел в седло и машинально сплюнул, ощутив во рту привкус крови. Ему кинули на колени мундир, и с резким криком «Н-но!» кто-то шлепнул его коня так, что он едва не выбросил всадника из седла, поскольку тот еще не успел вставить ноги в стремена. Вжав колени и голени в бока Гота, Уильям пустил его галопом и выскочил из прохода между постройками прямо перед колонной пехоты, сержант которой с испуганным возгласом отпрянул. Шотландцы. Уильям заметил клетчатые штаны и береты и услышал несколько грубоватых выкриков то ли на шотландском, то ли на гэльском, но ему было всё равно. Это солдаты из неизвестного ему полка, поэтому их офицеры его не узнают. Пусть Тарлетон как хочет, так и объясняется. В левом ухе звенело. Встряхнув головой, Уильям прижал к уху ладонь, чтобы унять звон. Когда он убрал руку, звон ослаб, но вместо него Уильям услышал, как несколько человек поют «Янки Дудль». Недоумевая, он покосился через плечо и увидел одетых в синие мундиры солдат Континентальной армии, тащивших несколько пушек к дальнему холму. Вернуться и сообщить об этом шотландским пехотинцам и людям Тарлетона? Или отправиться на юг к Корнуоллису? – Эй, красномундирник! – послышалось слева. Уильям взглянул в ту сторону как раз вовремя. На него надвигалась группа из десяти или пятнадцати человек в охотничьих рубахах, большинство людей были вооружены косами и мотыгами. Один из незнакомцев направил на Уильяма мушкет. Очевидно, крикнул именно он, потому что мужчина снова гаркнул: – Брось поводья и слезай! – Черта с два, – отрезал Уильям, пришпорив Гота, который рванул так, будто у него загорелся хвост. Уильям услышал мушкетный выстрел, но понесся дальше, прильнув к шее коня.
Оutlander является собственностью телеканала Starz и Sony Entertainment Television. Все текстовые, графические и мультимедийные материалы,
размещённые на сайте, принадлежат их авторам и демонстрируются исключительно в ознакомительных целях.
Оригинальные материалы являются собственностью сайта, любое их использование за пределами сайта только с разрешения администрации.
Дизайн разработан Стефани, Darcy, Совёнок.
Запрещено копирование элементов дизайна!