Дата: Понедельник, 23.07.2018, 19:48 | Сообщение # 1
Король
Сообщений: 19994
«Написано кровью моего сердца» («Written In My Own Heart's Blood»)
Спасибо переводчикам группы ЧУЖЕСТРАНКА книги Перевод сделан исключительно с целью углубленного изучения иностранного языка, не является коммерческим, не преследует извлечения прибыли и иных выгод. Переводчики: Юлия Коровина, Светлана Бахтина, Полина Королькова, Наталья Ромодина, Елена Карпухина, Екатерина Пискарева, Елена Фадеева, Елена Буртан, Валентина Момот, Анастасия Сикунда. Редакторы: Юлия Коровина, Светлана Бахтина, Елена Котова, Снежанна Шабанова. Книгу можно скачать здесь в пяти форматах на английском языке.
Дата: Понедельник, 06.04.2020, 18:20 | Сообщение # 452
Король
Сообщений: 19994
Глава 134. ПОСЛЕДНИЙ ОБРЯД (с) Перевод Елены Фадеевой
Каспар Давид Фридрих "Кладбище в снегу"
ДЖЕЙМИ ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ незадолго до рассвета, бледный и промерзший до костей. Я не спала – просто не могла уснуть с тех пор, как он ушел с Уильямом. И когда услышала шаги Джейми по скрипучей лестнице, то зачерпнула горячей воды из постоянно кипящего котла в приготовленную деревянную кружку, наполовину наполненную дешевым виски с ложкой меда. Я подозревала, что Джейми это понадобится, но не представляла насколько. – Девушка вскрыла себе вены на запястьях разбитой бутылкой, – сказал он, присев на табурет у очага, накинув одеяло на плечи и зажав теплую кружку в больших руках. Он никак не мог унять дрожь. – Упокой Господь ее душу и прости ей грех отчаяния. Джейми прикрыл глаза и резко встряхнул головой, словно пытаясь избавиться от воспоминаний о том, что видел в комнате при свечах. – О, Господи, мой бедный мальчик. Я уложила Джейми в постель и прикорнула рядом, чтобы согреть его своим телом, но и тогда я все равно не заснула: сон как рукой сняло. Когда наступит день, всплывут и дела, которые нужно будет сделать: целая череда дел – я прямо чувствовала, как они терпеливо ждут. Уильям. Умершая девушка. А еще Джейми сказал что-то о младшей сестре девушки. Но на мгновение время как будто остановилось, балансируя на исходе ночи. Я лежала рядом и слушала, как он дышит. На данный момент этого было достаточно.
НО СОЛНЦЕ ВЗОШЛО, как и всегда. Я помешивала овсянку для завтрака, когда появился Уильям, приведший с собой чумазую девчушку, напоминавшую деревце, опаленное молнией. Выглядел Вилли ничуть не лучше, но, вроде бы, на куски не разваливался. – Это Фрэнсис, – сказал он низким, хриплым голосом, кладя свою большую ладонь ей на плечо. – Это мистер и миссис Фрейзер, Фанни. Девочка была настолько хрупкой, что я почти ожидала, что она пошатнется под тяжестью руки, но этого не случилось. После минуты ошеломленного молчания она осознала, что нас представили ей, и коротко кивнула. – Присаживайся, милая, – сказала я, улыбаясь ей. – Каша почти готова, и есть тосты с медом. Девочка смотрела на меня, отрешенно моргая. Глаза ее были красными и опухшими, прямые волосы под изодранным чепцом распущены. Я подумала, что от сильного потрясения малышка ничего не соображала. Уильям же выглядел так, будто кто-то ударил его по голове, оглушив, как быка, которого ведут на бойню. Не зная, что делать с каждым из них, я неуверенно посмотрела на Джейми. Он перевел взгляд с одного на другую, потом встал и тихо обнял девочку. – Вот так, a nighean (девочка (гэльск.). – прим. пер.), – тихо сказал он, поглаживая ее по спине. Он встретился с Вилли взглядом, и я увидела, как что-то промелькнуло между мужчинами: был задан вопрос и получен ответ. Джейми кивнул. – Я позабочусь о ней, – сказал он. – Спасибо. Она... Джейн, – с трудом выговорил Уильям. – Я хочу… похоронить ее. Как положено. Но, думаю, что не смогу... потребовать выдать мне ее тело. – Да, – сказал Джейми. – Мы позаботимся об этом. Иди и займись своими делами. Возвращайся, когда сможешь. Уильям постоял еще мгновение, устремив на спину девчушки красные глаза, затем резко поклонился мне и ушел. При звуке его удаляющихся шагов Фрэнсис тихо, с отчаяньем заскулила, словно осиротевший щенок. Джейми покрепче обнял ее, прижимая к груди. – Все будет хорошо, a nighean, – мягко сказал он, хотя глаза его были устремлены на дверь, через которую вышел Уильям. – Теперь ты дома.
Я ПОНЯЛА, ЧТО у Фанни проблемы с речью только тогда, когда привела ее к полковнику Кэмпбеллу. До этого момента она вообще не говорила, просто кивала и качала головой, когда нужно было сказать «да» или «нет», короткими жестами выражая отказ или благодарность. – Вы убили мою февтву! – выкрикнула она, когда Кэмпбелл встал из-за стола, чтобы поприветствовать нас. Он моргнул и снова сел. – Сомневаюсь, – сказал он, настороженно глядя на нее. Фанни не плакала, но ее лицо было в пятнах и опухло, как будто кто-то ударил ее несколько раз. Однако она стояла очень прямо, сжав маленькие кулачки и вперив взор в полковника. Тот перевел взгляд на меня. Я слегка пожала плечами. – Она мевтва, – сказала Фанни. – Она быва вафей увнифей! Кэмпбелл сложил руки домиком и откашлялся. – Могу я узнать, кто ты, дитя мое? И кто твоя сестра? – Ее зовут Фрэнсис Покок, – поспешно вставила я. – Ее сестрой была Джейн Покок, которая, насколько я понимаю... умерла прошлой ночью, находясь у вас под стражей. Фрэнсис хотела бы забрать тело сестры для погребения. Кэмпбелл бросил на меня мрачный взгляд. – Вижу, новости распространяются быстро. А кто вы, мадам? – Друг семьи, – ответила я максимально твердо. – Меня зовут миссис Джеймс Фрейзер. В лице полковника что-то изменилось, когда он услышал мое имя. Похоже, знак не слишком хороший. – Миссис Фрейзер, – медленно повторил он. – Наслышан о вас. Это ведь вы снабжаете лекарством от сифилиса городских шлюх, не так ли? – Ну... среди прочего, да, – сказала я, несколько озадаченная таким описанием моей медицинской практики. Тем не менее, это как будто объясняло Кэмпбеллу логическую связь между Фанни и мной, потому что, кивая, он переводил взгляд с меня на нее. – Что же, – медленно продолжил он. – Я не знаю, где... э-э... сейчас тело. – Не называйте мою февству тевом! – крикнула Фанни. – Ее зовут Джейн! Командиры, как правило, не привыкли к тому, чтобы на них кричали, и Кэмпбелл не был исключением. Его квадратное лицо покраснело, и он оперся руками на стол, готовясь встать. Однако, прежде чем он успел оторвать свой зад от стула, вошел адъютант и тактично кашлянул. – Прошу прощения, сэр, вас желает видеть подполковник лорд Джон Грей. – В самом деле? Не похоже было, чтобы Кэмпбелл обрадовался этой новости. Зато она порадовала меня. – Вы явно заняты, сэр, – быстро сказала я, хватая Фанни за руку. – Мы зайдем позже. И, не дожидаясь пока он нас отпустит, я чуть ли не силой вытащила Фанни из кабинета. И, конечно же, в приемной в парадном мундире стоял Джон. На лице его было спокойное и приятное выражение, и я видела, что он был готов к своей дипломатической миссии, но лицо его изменилось, как только он увидел меня. – Что вы здесь делаете? – выпалил он. – И… – он взглянул на Фанни, – кто это, черт возьми? – Вы знаете о Джейн? – сказала я, хватая его за рукав. – О том, что с ней случилось прошлой ночью? – Да, я… – Мы хотим истребовать ее тело для погребения. Вы можете нам помочь? Джон вежливо отнял у меня руку и отряхнул рукав. – Да, могу. Я здесь именно по этому делу. Я пошлю сообщение… – Мы подождем вас, – торопливо сказала я, видя, что адъютант, нахмурившись смотрит в мою сторону. – Снаружи. Пойдем, Фанни! В разбитом перед зданием английском саду мы нашли декоративную скамейку. Даже зимой это было приятное место с несколькими карликовыми пальмами, верхушки которых возвышались над зарослями кустарника, будто многочисленные японские зонтики. И даже присутствие нескольких солдат, ходивших туда-сюда, не сильно нарушало ощущение благодатного мира. Фанни, однако, была настроена отнюдь не миролюбиво. – Кто эфо быв? – спросила она, повернувшись, чтобы оглянуться на дом. – Что он хочет фдевать с Джейн? – А… это отец Уильяма, – осторожно сказала я. – Его зовут лорд Джон Грей. Полагаю, Уильям попросил его прийти. Фанни моргнула, а затем обратила на меня удивительно проницательные карие глаза, воспаленные и с покрасневшими веками, но невероятно умные. – Он не похож на Уивьяма, – сказала она. – У мифтева Фвейзева говафдо больше фходфтва с Уивьямом. Я мгновение смотрела на нее. – В самом деле? – сказала я. – Не замечала. Ты не против, если мы немного помолчим, Фанни? Мне нужно подумать.
ДЖОН ВЫШЕЛ минут через десять. Остановившись на ступеньках, он огляделся, и я помахала ему рукой. Он спустился туда, где мы сидели, и сразу же очень официально поклонился Фанни. – К вашим услугам, мисс Фрэнсис, – сказал Джон. – Как я понял из слов полковника Кэмпбелла, вы сестра мисс Покок; позвольте мне выразить свои глубочайшие соболезнования. Говорил он очень просто и искренне, и глаза Фанни наполнились слезами. – Мовно мне забвать ее? – тихо спросила она. – Пожавуйфта? Не боясь испачкать свои безупречно чистые бриджи, Джон опустился перед девочкой на колени и обхватил ее ручку своими руками. – Да, милая, – так же тихо ответил он. – Конечно, можно. Он погладил ее по руке. – Ты подождешь здесь минутку, пока я поговорю с миссис Фрейзер? Джон встал и, как бы невзначай вытащил из рукава большой белоснежный носовой платок, который протянул ей с еще одним небольшим поклоном. – Бедное дитя, – сказал он, беря мою руку и прижимая ее к изгибу локтя. – Или дети – ее сестре было не больше семнадцати. Мы прошли несколько шагов по маленькой кирпичной дорожке между пустыми клумбами, пока не оказались вне пределов слышимости улицы и дома. – Я так понимаю, Уильям обратился за помощью к Джейми. У меня была мысль, что он может так поступить, хотя ради них обоих я надеялся, что он не станет. Его лицо было мрачным, а под глазами лежали синие тени: очевидно, он тоже провел беспокойную ночь. – А вы знаете, где Уильям? – спросила я. – Нет. Он сказал, что у него есть дело за городом, но он вернется сегодня вечером. Джон оглянулся на здание. – Я договорился насчет... Джейн… чтобы о ней должным образом позаботились. Разумеется, ее нельзя похоронить на церковном погосте. – Конечно, – пробормотала я, раздосадованная этой мыслью. Грей заметил это, но, кашлянув, продолжил. – Я знаю семью, владеющую небольшим частным кладбищем. Думаю, там получится устроить тихие похороны. Как можно скорее, разумеется. Скажем, завтра ранним утром? Я кивнула, пытаясь взять себя в руки. Он-то не виноват. – Вы очень добры, – сказала я. Беспокойство и недосыпание сказывались на мне: все вокруг казалось странно одномерным, как будто деревья, люди и садовая мебель были просто наклеены на красочный фон. Я встряхнула головой, чтобы прояснить мысли; нужно сообщить Джону кое-что важное. – Я должна кое-что рассказать вам, – начала я. – Хотелось бы мне, чтобы в этом не было необходимости, но придется. На днях ко мне приходил Иезекииль Ричардсон. – Черт бы его побрал! При этом имени Джон застыл. – Он ведь здесь не с армией, да? Я бы… – С армией, но не с вашей. Я вкратце рассказала ему, что из себя представляет, а, вернее, кем представляется Ричардсон в настоящее время: одному Богу известно, как долго он был шпионом мятежников – и каковы были его намерения в отношении Хэла и семейства Грей в целом. Джон слушал спокойно и сосредоточенно, хотя уголок его рта подергивался, когда я описывала план Ричардсона повлиять на политические действия Хэла. – Да, я знаю, – сухо сказала я, заметив это. – Не думаю, что он когда-нибудь встречался с Хэлом. Но самое главное... Я поколебалась, однако Джон должен был знать. – Ему известно о вас, – сказала я. – О том, кто вы... есть... Я имею в виду, что вы… – О том, кто я есть, – повторил Грей без всякого выражения. До этого момента его глаза были прикованы к моему лицу; теперь же он отвел взгляд. – Понятно. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Джон был уважаемым джентльменом, военным, имеющим боевые заслуги, и отпрыском древнего дворянского рода. А еще он был гомосексуалистом в те времена, когда подобная склонность считалась преступлением, которое карается смертной казнью. И если это станет известно человеку, замышляющему недоброе против него и его семьи... У меня не было никаких иллюзий относительно того, что я только что сделала, – тремя словами я показала Джону, что он стоит на узеньком канате над очень глубокой пропастью, а Ричардсон держит конец этого каната. – Мне жаль, Джон, – очень тихо произнесла я, коснувшись его руки. Он быстро положил свою руку на мою, нежно сжал ее и улыбнулся. – Спасибо. Джон некоторое время смотрел на кирпичную дорожку под ногами, затем поднял глаза. – Вы не знаете, откуда у него эта информация? Джон говорил спокойно, но тревогу выдавало легкое подергивание нерва под поврежденным глазом. Мне хотелось дотронуться до этого места пальцем, чтобы унять тик. Но я не могла себе этого позволить. – Нет. Я оглянулась на стоящую вдалеке скамейку. Фанни все еще сидела там – маленькая, одинокая фигурка, с опущенной головой. Я перевела взгляд обратно на Джона; он задумчиво нахмурился. – И еще одно, последнее. Невестка Хэла, молодая женщина со странным именем… – Амарантус, – перебил Джон и криво улыбнулся. – Да, так что насчет нее? Только не говорите, что Иезекииль Ричардсон придумал ее для своих целей. – Я бы не удивилась этому, но, скорее всего, нет. Я рассказала ему о том, что узнала от мистера Джеймсона. – Я сообщила Уильяму позавчера, – добавила я. – Но со всем этим, – я махнула рукой, как бы охватывая Фанни, Джейн, полковника Кэмпбелла и все остальное, – сомневаюсь, что у него было время отправиться в Сапервилль на ее поиски. Как думаете, может, это и есть то дело, о котором он говорил? – спросила я, пораженная этой мыслью. – Одному Богу известно. Джон потер рукой лицо, затем выпрямился. – Я должен идти. Мне нужно кое-что рассказать Хэлу. Нет... не об этом, – сказал он, увидев мое лицо. – Но, очевидно, есть вещи, о которых он должен узнать, и узнать поскорее. Да благословит вас Бог, моя дорогая. Я пришлю весточку насчет завтрашнего дня. Он взял мою руку, нежно поцеловал и отпустил. Я смотрела, как Джон уходит, выпрямив спину, и алый цвет его мундира блестел, как кровь, на фоне серых и тускло зеленых оттенков зимнего сада.
МЫ ПОХОРОНИЛИ ДЖЕЙН пасмурным холодным утром. Небо было затянуто низкими серыми облаками, а с моря дул сильный ветер. Маленькое частное кладбище примыкало к большому загородному дому. Мы все пришли с Фанни: Рейчел и Йен, Дженни, Фергюс и Марсали, даже девочки и Джермейн. Я немного переживала за них, ведь они не могли не чувствовать отголоски гибели Анри-Кристиана. Но смерть была фактом жизни и обычным явлением, и, хотя ребятишки стояли среди взрослых торжественные и бледные, они выглядели спокойными. Фанни была не столько спокойной, сколько совершенно оцепеневшей. Я подумала, что бедняжка выплакала все слезы, которые имелись в ее маленьком теле: она была бледной и неподвижной, как выбеленная веточка. Джон пришел, одетый в форму (на случай, если кто-нибудь станет любопытствовать и попытается нас потревожить, как объяснил он мне вполголоса). У гробовщика были в наличие только стандартные взрослые гробы; закутанное в саван тело Джейн так походило на куколку в коконе, что я почти ожидала услышать сухой шуршащий звук, когда мужчины его подняли. Фанни отказалась в последний раз посмотреть на лицо сестры, и я подумала, что это даже хорошо. На погост, освященный только уважением, не пришли ни священник, ни проповедник, ведь хоронили самоубийцу. Когда последний ком земли был брошен в могилу, мы застыли молча, в ожидании, а суровый ветер развевал наши волосы и одежду. Джейми глубоко вздохнул и сделал шаг к могиле. Он прочел гэльскую молитву под названием «Погребальная песнь», но ради Фанни и лорда Джона произнес ее по-английски. Этой ночью ты возвращаешься домой, в свой зимний дом, В твой дом осени, весны и лета; Этой ночью ты возвращаешься домой, в свой вечный дом. На твое вечное ложе, к своему вечному сну. Спи, спи, засыпай, пусть прочь улетают твои печали, Спи, спи, засыпай, пусть прочь улетают твои печали, Спи, спи, засыпай, пусть прочь улетают твои печали, Спи, возлюбленное дитя, в колыбели земли. Тень смерти лежит на лице твоем, возлюбленное дитя, Но Иисус милосердный примет тебя в свои объятья; Святая Троица избавит тебя от боли и страданий, Христос стоит перед тобой и дарит тебе покой. Дженни, Йен, Фергюс, и Марсали присоединились к Джейми, бормоча последний стих с вместе ним. Спи, спи, покойся в мире, Спи, спи, покойся в покое, Спи, спи, покойся в любви, Спи, спи, покойся возлюбленное дитя Божье, Спи, спи, покойся возлюбленное дитя Божье. Только когда мы повернулись, чтобы уйти, я увидела Уильяма. Высокий и мрачный в темном плаще, он стоял прямо за кованой оградой, окружавшей погост. Ветер трепал темный хвост его волос. Уильям держал поводья очень крупной кобылы со спиной, широкой, как дверь сарая. Когда я вышла за ограду кладбища, держа Фанни за руку, он подошел к нам, и лошадь послушно последовала за ним. – Это Миранда, – сказал он Фанни. Его лицо было бледным и искаженным горем, но голос звучал твердо. – Теперь она твоя. Она тебе пригодится. Вилли взял безвольную руку Фанни, вложил поводья и сомкнул ее пальцы. Затем он бросил взгляд на меня, и пряди волос упали ему на лицо. – Вы присмотрите за ней, матушка Клэр? – Конечно, присмотрим, – заверила я, и горло у меня сжалось. – Куда ты направишься, Уильям? Он чуть улыбнулся. – Это не имеет значения, – сказал он и ушел. Фанни смотрела на Миранду в полном недоумении. Я осторожно взяла у девочки поводья, погладила морду лошади и повернулась в поисках Джейми. Он был внутри ограды и разговаривал с Марсали; остальные уже вышли и стояли застывшей маленькой группкой: Йен и Фергюс общались с лордом Джоном, а Дженни приглядывала за детьми, которые во все глаза смотрели на Фанни. Джейми немного хмурился, но наконец кивнул и, наклонившись, поцеловал Марсали в лоб и вышел. Он приподнял бровь, когда увидел Миранду, и я объяснила ему, откуда она. – Да, хорошо, – сказал он, бросив взгляд на Фанни. – Что ж, одним больше, одним меньше, не так ли? Тон его голоса показался странным, и я вопросительно взглянула на Джейми. – Марсали спросила меня, не возьмем ли мы с собой Джермейна, – пояснил он, прижимая Фанни к себе, словно родную. – В самом деле? – Я оглянулась на остальных членов семьи. – Почему? Накануне вечером мы долго всё обсуждали и пришли к выводу, что не будем ждать весны, чтобы покинуть Саванну. Поскольку город оккупирован, у Фергюса и Марсали не было шансов возобновить публикацию своей газеты, а, учитывая, что полковник Ричардсон рыскал где-то неподалеку, это место явно становилось опасным. Мы все вместе отправимся в Чарльстон, обустроим там Фергюса и Марсали, а потом все остальные направятся на север, в Уилмингтон, где мы начнем готовиться к путешествию через горы, когда снег начнет таять в марте. – Ты же рассказала им, Сассенах, – сказал Джейми, свободной рукой почесывая челку Миранды, – какой будет война и как долго она продлится. Джермейн в том возрасте, когда он будет в гуще событий. Марсали беспокоится, что парень навлечет на себя беду, если дать ему волю в городе, где происходят всякие вещи, которые обычно случаются в военное время. Бог свидетель, в горах, конечно, тоже небезопасно, – Джейми поморщился, очевидно, вспоминая несколько инцидентов, которые произошли там, – но, в целом, ему лучше держаться подальше от того места, где его могут призвать в ополчение или насильно завербовать в британский военно морской флот. Я взглянула на дорожку из гравия, которая вела к дому: Джермейн отошел от матери, бабушки, Рейчел и сестер и присоединился к Йену и Фергюсу, которые беседовали с лордом Джоном. – Да, он знает, что он мужчина, – сухо заметил Джейми, проследив за моим взглядом. – Пойдем, a leannan (дорогая (гэльск.). – прим.пер.), – сказал он Фанни. – Пора нам всем позавтракать.
Дата: Понедельник, 06.04.2020, 18:21 | Сообщение # 453
Король
Сообщений: 19994
Глава 135. АМАРАНТУС (с) Перевод Анастасии Сикунды
Говард Уэйнгарден "Мать и дитя"
Сапервилль 15 января 1779 года ОТЫСКАТЬ САПЕРВИЛЛЬ УДАЛОСЬ не сразу, но городок оказался настолько маленьким, что достаточно было спросить всего пару человек, чтобы найти, где обитает вдова по фамилии Грей. – Вон там, – остановил коня Хэл, кивая на дом, стоявший в ста ярдах от дороги в тени огромной магнолии. И, хотя он старался выглядеть спокойным, Джон видел, как на челюсти брата дергается мускул. – Что ж… Полагаю, нужно просто пойти и постучать. Он повернул лошадь в сторону изрытой колеями улицы, и, пока они приближались к цели, окидывал дом оценивающим взглядом. Здание выглядело довольно ветхим: один угол передней веранды провис у основания (там, где провалился фундамент), и половина немногочисленных окон была заколочена. Тем не менее, в доме кто-то обитал: из трубы толчками вырывался дым, как бывает, когда дымоход давно не прочищали. Дверь открыла неряшливая белая женщина, одетая в запятнанный халат и фетровые тапочки. Она встретила мужчин настороженным взглядом и кислой миной; в опущенных уголках рта были заметны пятна от жевания табака. – Миссис Грей дома? – вежливо поинтересовался Хэл. – Здесь нет никого с такой фамилией, – ответила женщина и хотела закрыть дверь, но Хэл не дал ей, подставив носок сапога. – Нас направили по этому адресу, мадам, – произнёс герцог, чья учтивость заметно поубавилась. – Будьте столь добры и сообщите, пожалуйста, миссис Грей, что к ней пришли посетители. Глаза женщины сузились. – А кто, черт возьми, ты такой, мистер хлыщ? После этих слов Джон понял, что недооценил степень наглости этой женщины, но решил, что должен вмешаться, прежде чем Хэл начнет хрипеть. – Это его светлость герцог Пардлоу, мадам, – ответил он максимально любезно. Выражение лица женщины сразу же изменилось, хотя и не в лучшую сторону: подбородок ожесточился, а в глазах появился хищный блеск. – Elle connaît votre nom (Она знает твоё имя (фр.). – прим. пер.), – сказал он брату. «Ей известно твоё имя». – Вижу, – отрезал Хэл. – Мадам… Но что бы там ни собирался сказать герцог, его прервал внезапный вопль ребёнка где-то наверху. – Прошу прощения, мадам, – учтиво произнес лорд Джон и, взяв под локти, завёл пятящуюся неряху в дом. Затем, развернув тётку лицом к кухне, Грей втолкнул её в имевшуюся там кладовку, захлопнул дверь и, схватив со стола хлебный нож, просунул его в засов в качестве импровизированной задвижки. Тем временем герцог исчез наверху, громыхая, словно целый отряд кавалерии. Джон побежал за ним, и когда наконец достиг вершины лестницы, то застал брата за попыткой выломать дверь комнаты, из которой доносился пронзительный детский визг и чьи-то еще более громкие крики (по всей видимости, матери ребёнка). Дверь была хорошая, прочная; Хэл навалился на неё плечом и отскочил, будто сделанный из натурального индийского каучука. Почти не останавливаясь, он поднял ногу и ударил подошвой сапога в дверную панель, которая, уступив, раскололась, но не подалась внутрь. Вытерев лицо рукавом, Хэл посмотрел на дверь и, уловив проблеск движения сквозь расколотые панели, крикнул: – Молодая леди! Мы пришли вызволить вас! Встаньте подальше от двери! Пистолет, пожалуйста. Это он обратился к брату, протягивая руку. – Давай-ка я сам, – ответил Джон, смирившись. – У тебя нет опыта с дверными ручками. После чего с напускной небрежностью он вытащил пистолет из-за пояса, как следует прицелился, – и ручка разлетелась на куски. Шум выстрела, очевидно, напугал обитателей комнаты, потому что наступила мёртвая тишина. Джон аккуратно протолкнул сквозь дыру стержень разбитой ручки (её остатки свалились на пол с другой стороны) и осторожно приоткрыл дверь. Кивнув в знак благодарности, Хэл шагнул вперед сквозь струйки дыма. Комната была небольшая и довольно грязная, из мебели там имелись лишь кровать без матраса, комод, табуретка и умывальник. Табурет особенно выделялся, поскольку им размахивала девушка с безумным взглядом, другой рукой прижимавшая к груди ребёнка. Из корзины в углу, заваленной грязными тряпками, доносился запах аммиака; сложенное стёганое одеяло в выдвижном ящике комода указывало на место, где спал ребёнок. Сама женщина выглядела не так аккуратно, как наверняка хотелось бы её матери: чепец съехал набок, передник весь в пятнах. Однако Хэл проигнорировал данные обстоятельства и поклонился ей. – Я имею честь обращаться к мисс Амарантус Коуден? – галантно спросил он. – Или, все же, к миссис Грей? Джон бросил на брата уничижительный взгляд и сердечно улыбнулся молодой женщине. – Виконтесса Грей, – отвесил он изысканный старомодный поклон. – Ваш самый покорный слуга, леди Грей. По-прежнему не опуская табурет, девушка ошарашенно переводила взгляд с одного мужчины на другого, явно ничего не соображая, и, наконец, остановилась на Джоне как на лучшем, хотя и сомнительном, источнике информации. – Кто вы? – спросила она, прижимаясь спиной к стене. – Тише, милый, – это уже малышу, который, оправившись от шока, начал хныкать. Джон прочистил горло. – Что ж… это Гарольд, герцог Пардлоу, а я его брат, лорд Джон Грей. Если наши сведения верны, то, полагаю, что мы – ваши свёкор и дядюшка по мужу, соответственно. И, в конце концов, – заметил он, обращаясь к Хэлу, – как думаешь, сколько девушек в Колониях зовут Амарантус Коуден? – Она еще не подтвердила, что таковой является, – отметил Хэл. Однако он улыбнулся девушке, которая, как и большинство женщин в подобной ситуации, в ответ уставилась на него, слегка приоткрыв рот. – Вы позволите? Джон осторожно забрал табуретку из податливой руки, поставил её на пол и жестом предложил леди сесть. – Позвольте спросить, откуда такое имя – Амарантус? Моргнув, девушка сглотнула и села, прижимая к себе ребёнка. – Это такой цветок, – голос женщины прозвучал растерянно. – Мой дедушка –ботаник. Могло быть и хуже, – добавила она более резко, увидев улыбку Джона. – Меня могли назвать Ампелопсис или Петуния. – Амарантус – очень красивое имя, моя дорогая… Могу я вас так называть? – серьезно и деликатно спросил Хэл. Он пошевелил указательным пальцем перед лицом ребёнка – тот прекратил хныкать и ответил настороженным взглядом. Герцог стянул горжет через голову и покачал блестящей штуковиной прямо перед малышом, – достаточно близко, чтобы тот мог её схватить, что он тут же и сделал. – Он слишком большой, так что мальчик не подавится, – заверил девушку Хэл. – Этот горжет грызли и его отец, и его дядюшки, да и я сам тоже, если уж на то пошло. – Он снова улыбнулся ей. Амарантус всё ещё была бледной, но осторожно кивнула в ответ. – Как зовут мальчика, моя дорогая? – спросил Джон. – Тревор, – ответила мать, покрепче прижимая ребёнка, теперь полностью поглощённого попыткой затолкать серповидный горжет размером с половину его головы себе в ротик. – Тревор Грей. Нахмурив брови, девушка переводила взгляд с одного Грея на другого. Затем, подняв подбородок, чётко произнесла: – Тревор… Уоттисвейд… Грей. Ваша светлость. – Значит, вы жена Бена. – Плечи Хэла чуть расслабились. – Дорогая, вы знаете, где сейчас Бен? Лицо Амарантус омрачилось, и она снова прижала к себе малыша. – Бенджамин мёртв, ваша светлость, но это – его сын, и если вы не возражаете… мы бы очень хотели уйти отсюда с вами.
Дата: Понедельник, 06.04.2020, 18:23 | Сообщение # 454
Король
Сообщений: 19994
Глава 136. НЕОКОНЧЕННОЕ ДЕЛО (с) Перевод Полины Корольковой
Арт Веры Аксдер "Уильям и Джейми"
УИЛЬЯМ ПРОДИРАЛСЯ сквозь толпу городского рынка, не обращая внимания на возмущенные крики людей, которых он расталкивал. Он знал, куда идет и что собирается сделать, когда доберется туда. Это было единственное, что оставалось выполнить перед тем, как покинуть Саванну. А потом... но это уже не имело значения. Голова пульсировала, словно воспаленный фурункул. Все в нем пульсировало: рука... вероятно, он сломал ее, но это его мало заботило. А так же сердце: оно колотилось и саднило в груди. Вилли не спал с тех пор, как похоронили Джейн. Похоже, он никогда больше не заснет, но ему было все равно. Он помнил, где находится склад. Место выглядело почти пустым: несомненно, солдаты забрали все, что хозяин не успел припрятать. У дальней стены, развалившись на нескольких оставшихся бочонках с соленой рыбой, сидели трое мужчин. Они покуривали трубки, но доносившийся до Вилли аромат табака не спасал от застарелого рыбного духа в этом гулком холодном здании. – Где Джеймс Фрейзер? – спросил Уильям одного из бездельников. Тот указал черенком своей трубки на небольшое, похожее на сарай помещение, пристроенное к дальней стене склада. Дверь была открыта. Фрейзер сидел за столом, заваленном бумагами, и что-то писал при свете, падавшем через зарешеченное окошечко позади него. При звуке шагов хозяин кабинета вскинул глаза. Увидев вошедшего, он отложил перо и медленно поднялся на ноги. Уильям подошел к столу и остановился напротив Фрейзера, лицом к лицу. – Я пришел попрощаться, – крайне официально заявил Уильям. Его голос звучал не так твердо, как бы ему хотелось, и он надсадно кашлянул. – Да? И куда же ты планируешь поехать? Поблекшие цвета пледа на Фрейзере еще больше приглушались тусклым освещением, но этого света оказалось достаточно, чтобы внезапно заискриться в его волосах, когда шотландец повернул голову. – Не знаю, – хрипло ответил Уильям. – Без разницы, – он сделал глубокий вдох. – Я... хотел поблагодарить вас. За то, что вы сделали. Пусть даже... – его горло сжалось: как ни старался, он не мог стереть из памяти маленькую белую руку Джейн. Фрейзер небрежно отмахнулся от благодарности и тихо проговорил: – Упокой ее Господи, бедняжку. – Тем не менее… – буркнул Уильям и снова откашлялся. – Но есть еще одно одолжение, о котором я хотел бы вас попросить. Фрейзер поднял голову: в его лице мелькнуло удивление. – Да, конечно, – кивнул он. – Если смогу. Уильям повернулся, чтобы закрыть за собой дверь, затем снова возвратился к собеседнику. – Расскажите мне, как я появился на свет. Белки Фрейзера блеснули: глаза распахнулись в кратком изумлении, а затем исчезли, когда он прищурился. – Я хочу знать, как это случилось, – продолжил Уильям. – Когда вы возлегли с моей матерью. Что произошло той ночью? Если бы это была ночь, – добавил он и тут же почувствовал себя глупо вследствие этого. Фрейзер посмотрел на него пристально. – А ты не хочешь мне рассказать про то, как впервые лег с женщиной? Уильям почувствовал, как кровь прилила к его лицу, но, прежде чем он успел ответить, шотландец продолжил: – Вот именно. Порядочный мужчина никогда не говорит о подобном. Ведь ты не рассказываешь своим друзьям такие вещи, правда? Конечно же, нет. И уж тем более ты не расскажешь своему... отцу, либо отцу, его све… Заминка перед словом «отец» была краткой, но Уильям без труда уловил ее. Однако губы Фрейзера не дрогнули, а глаза смотрели прямо. – Я бы не рассказал тебе ни при каких обстоятельствах. Но будучи тем, кто ты есть... – Будучи тем, кто я есть, полагаю, я имею право знать! Некоторое время Фрейзер молча смотрел на Вилли, потом на мгновение закрыл глаза и вздохнул. Затем он открыл их и выпрямился, расправив плечи. – Нет, не имеешь. Но, в любом случае, это не то, что ты хотел бы узнать, – сказал шотландец. – Ты хочешь знать, принудил ли я твою мать силой? Нет, я не принуждал. Ты хочешь знать, любил ли я твою мать? Нет, я не любил. Уильям на мгновение замер, контролируя свое дыхание, пока не убедился, что голос будет звучать ровно. – А она любила вас? «Наверно было легко полюбить его». Эта мысль невольно – и неуместно – пришла в голову, и вместе с ней вернулись его собственные воспоминания о конюхе Маке. Это было то, в чем они с матерью были схожи. Фрейзер, опустив глаза, наблюдал за цепочкой крошечных муравьев, бегущих по обшарпанным половицам. – Она была очень молода, – тихо произнес он. – Я был вдвое старше ее. Это моя вина. Наступила короткая тишина, нарушаемая только их дыханием и отдаленными криками рабочих с реки. – Я видел портреты, – резко сказал Уильям. – Моего... Восьмого графа. Ее мужа. А вы видели? Чуть скривив губы, Фрейзер покачал головой. – Но вы знаете, вернее... знали, что он был на пятьдесят лет старше. Искалеченная рука Фрейзера дернулась, пальцы легонько постучали по бедру. Да, он знал об этом. Как он мог не знать? Шотландец опустил голову, так и не закончив кивок. – Я вовсе не дурак, вам ясно? – сказал Уильям громче, чем собирался. – Я так и не думаю, – пробормотал Фрейзер, даже не взглянув на него. – Я умею считать, – продолжил Уильям сквозь зубы. – Вы спали с ней перед самой свадьбой. Или это было сразу после нее? Он попал в точку: голова Фрейзера вздернулась, глаза гневно полыхнули темно-синим. – Я не стал бы обманывать другого мужчину в его браке. Поверь мне хотя бы в этом. Как ни странно, Вилли поверил. И, несмотря на гнев, который все еще пытался сдержать, он подумал, что, возможно, представляет, как это могло произойти. – Она была безрассудна. Уильям произнес это не как вопрос, а как утверждение, и заметил, как Фрейзер моргнул. Хоть шотландец и не кивнул, Вилли показалось, что это похоже на согласие, и он продолжил более уверенно: – Все так говорят... все, кто ее знал. Она была безрассудна, красива, легкомысленна... она всегда рисковала... – Она была храброй, – тихие слова упали, словно камешки в воду, и рябь распространилась по крошечной комнате. Фрейзер по-прежнему смотрел прямо на него. – Разве они не рассказывали тебе об этом? Ее семья, близкие ей люди? – Нет, – сказал Уильям и ощутил, как это слово острым камнем застряло у него в горле. В это мгновение он узрел свою мать. Он почувствовал ее, и осознание безмерности потери пронзило его гневом, подобно удару молнии. Он шибанул кулаком по столу: раз, другой... Потом затарабанил так, что столешница затряслась, ножки запрыгали по полу, а бумаги разлетелись прочь вместе чернильницей. Уильям прекратил грохотать так же внезапно, как и начал. – Ты жалеешь? – спросил он, не предпринимая никаких усилий, чтобы голос его не дрожал. – Ты жалеешь об этом, черт бы тебя побрал? Все это время Фрейзер не смотрел в его сторону. Теперь же он резко повернулся к Уильяму, но ответил не сразу. Когда он заговорил, голос шотландца звучал низко и твердо. – Она умерла в результате всего этого, и до самого своего последнего дня я буду скорбеть о ее смерти и раскаиваться за свое участие в этом. Но... Шотландец на мгновение сжал губы, затем обогнул стол и, протянув руку так быстро, что Уильям не успел отпрянуть, обхватил легким порывистым касанием его щеку. – Но нет, – прошептал он. – Нет! Я не жалею. Затем Фрейзер резко повернулся на каблуках, распахнул дверь и вышел. Килт взметнулся за ним следом.
Дата: Вторник, 21.04.2020, 15:51 | Сообщение # 457
Король
Сообщений: 19994
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ «Thig crioch air ant — saoghal ach mairidh ceol agus gaol»
«Мир может перестать существовать, но любовь и музыка вечны» (Гэльская пословица. – прим. пер.)
Глава 137. В ГЛУШИ ДЛЯ ПУТНИКОВ ПРИСТАНИЩЕ (с) Перевод Юлии Коровиной
Абе Тошиюки "Свет".
В ГЛУШИ ДЛЯ ПУТНИКОВ ПРИСТАНИЩЕ («О, кто дал бы мне в пустыне пристанище путников! оставил бы я народ мой и ушел бы от них: ибо все они прелюбодеи, скопище вероломных». Иерем. 9:2. – прим. пер.)
Я НЕ МОГЛА НАДЫШАТЬСЯ. С того момента, как мы покинули Саванну, насквозь пропитанную миазмами от прибрежных солончаков, – с постоянным туманом от рисовых полей, запахом ила и зловонием разлагающихся ракообразных, – воздух просветлел. И, если не считать уилмингтонских болот, насыщенных смрадными воспоминаниями о крокодилах и мертвых пиратах, теперь он стал чище и благоухал пряными ароматами. И когда мы достигли вершины последнего перевала, мне показалось, что я взорвусь от простой радости ощущать духмяность весеннего – почти летнего – леса: пьянящие ароматы сосны и бальзамической пихты, свежую пряность зеленых дубовых листьев пополам с затхлостью опавших зимой желудей и пикантную сладость каштановых семян и орехов под влажным слоем прошлогодней листвы. Густой и плотный, воздух как будто поднимал меня вверх и держал на плаву, и мои легкие никак не могли им насытиться. – Будешь вот так дышать, Сассенах, в обморок хлопнешься, – улыбнулся Джейми, поравнявшись со мной. – Ну, и как тебе новый ножик? – Отличный! Гляди, я нашла гигантский корень женьшеня, и березовую капу, и... (березовая капа – деревянистый нарост на стволах, а иногда и на ветвях как хвойных, так и лиственных деревьев, состоящие из неправильно расположенных, часто крайне перепутанных между собою волокон древесины. – прим. пер.). Он прервал мою тираду поцелуем, и, уронив мокрый мешок с растениями на тропинку, я поцеловала его в ответ. Джейми ел дикий зеленый лук и мокрый, прямо из ручья, кресс-салат, а к его собственному мужскому запаху примешивался дух сосновой смолы и крови двух мертвых кроликов, висевших у него на поясе, – казалось, я целую саму дикую природу… Кто-то осторожно кашлянул всего в нескольких футах от нас. Мы тут же отпрянули друг от друга, и я машинально спряталась за мужа, который, загородив меня собой, рукой потянулся к своему дирку. Но через долю секунды Джейми широко шагнул вперед и заключил в крепкие объятия мистера Вемисса. – Джозеф! A charaid! Ciamar a tha thu? (Друг дорогой! Как ты? (гэльск.). – прим. пер.) Джейми буквально оторвал мистера Вемисса от земли: невысокий, худощавый пожилой человек пытался нащупать опору, – я видела, что с его одетой в чулок ноги вот-вот свалится башмак. Улыбнувшись, я оглянулась посмотреть, не появились ли Рейчел и Йен, но вместо них обнаружила на тропинке маленького круглолицего мальчугана лет четырех-пяти с длинными светлыми волосами, рассыпавшимися по плечам. – Э-э... Родни? – спросила я, быстро соображая. Я не видела его с тех пор, как ему исполнилось два года или около того, но не могла представить, кто еще мог прийти с мистером Вемиссом. Мальчик кивнул, серьезно меня рассматривая. – Вы, наверное, ведунья-лекарша? – спросил он, и меня поразил его необыкновенно низкий голос. – Да, – ответила я, удивившись тому, как он меня назвал. Но еще больше меня удивило, насколько эти слова соответствовали моим внутренним ощущениям. В этот момент я осознала, что возвращаюсь к самой себе: пока мы шли, шаг за шагом взбираясь на гору, вдыхая ее ароматы и собирая ее изобилие, я сбрасывала напластования недавнего прошлого и снова становилась той, кем когда-то была в этом месте. Я вернулась. – Да, – повторила я. – Я миссис Фрейзер. Если хочешь, можешь называть меня бабушка Фрейзер. Соглашаясь, Родни задумчиво кивнул и несколько раз прошептал про себя «бабушка Фрейзер», словно пробуя имя на вкус. Затем он посмотрел на Джейми, который уже поставил мистера Вемисса на землю и улыбался ему с такой радостью, что мое сердце аж защемило от радости. – Это Сам? – прошептал Родни, шагнув ко мне поближе. – Да, это Сам, – почти торжественно подтвердила я. – Эйдан говорил, что он большущий, – заметил Родни, подумав еще секунду. – Как думаешь, он достаточно большой? – спросила я, с удивлением отметив про себя, как мне не хочется, чтобы мальчишка разочаровался в этом своем первом взгляде на Самого. Родни как-то странно и до ужаса знакомо склонил голову набок: именно так делала его мать, Лиззи, когда о чем-то мысленно рассуждала, – и философски заметил: – Ну, он всяко больше меня. – Все относительно, – согласилась я. – И, кстати, относительно твоих родных, как твоя мама? И... э-э... папа? Вот интересно, как поживает Лиззи и ее неординарный брак? Нечаянно влюбившись в однояйцевых братьев-близнецов, она (с хитростью и коварством, неожиданными для скромной девятнадцатилетней шотландской служанки) ухитрилась выйти замуж за них обоих. Трудно было определить, кто из них отец Родни – Джосайя или Кесайя Бёрдсли, но мне хотелось знать… – О, мама снова понесла, – как ни в чем не бывало сообщил Родни. – Она говорит, что скоро кастрирует либо папулю, либо папку. Или их обоих, если надо, чтобы положить этому конец. – О... Что ж, это точно сработает, – несколько ошарашенная, заметила я. – А сколько у тебя сестер и братьев? До того, как мы покинули Ридж, я помогла родиться его сестренке, однако... – Одна сестра и один брат. Я явно наскучила Родни, и он встал на цыпочки, чтобы посмотреть на тропинку позади меня. – Это Мария? – Что? Обернувшись, я успела чуть ниже на тропе увидеть Йена и Рейчел, которые проехали подковообразный поворот и исчезли за деревьями. – Ну, знаете, бегство в Египет Марии и Иосифа, – пояснил мальчик. Я рассмеялась, – до меня дошло: Рейчел, беременная почти на сносях, ехала верхом на Кларенсе, а рядом с ней шел Йен, не брившийся несколько месяцев, и потому щеголявший теперь длинной – почти как у библейских старцев – бородой. Дженни, по-видимому, все еще оставаясь вне поля зрения, она ехала верхом на кобыле вместе с Фрэнни и вела вьючного мула. – Это Рейчел, – сказала я, – и ее муж Йен. Йен – племянник Самого. Ты упомянул Эйдана, как поживает его семья? Джейми и мистер Вемисс направились к вершине перевала, без умолку обсуждая, как идут дела в Ридже. Родни по-джентльменски взял меня за руку и кивнул им вслед. – Пойдемте-ка. Я хочу первым рассказать маме, прежде чем Опа успеет дойти. – Опа... о, твой дедушка? Джозеф Вемисс вскоре после рождения Родни женился на немке по имени Моника, и я вроде бы припомнила, что немецкое словечко «Опа» означало «дедушка». – Ja (Да (нем.). – прим. пер.), – ответил Родни, подтвердив мои предположения. Тропа вилась туда-сюда по верхним склонам хребта, дразня мелькающими сквозь деревья видами поселения внизу: разбросанные среди ярко-цветущих лавров хижины, свежевспаханная черная земля огородов… Я коснулась своего ножа на поясе, внезапно умирая от желания погрузить руки в почву и вырвать сорняки... – Не сходи с ума, Бичем, – улыбнувшись, пробормотала я при мысли о восторженной прополке сорняков. Родни не был болтуном, но, пока мы шли и дружески беседовали, я узнала, что он и его Опа всю последнюю неделю каждый день ходили на вершину перевала, чтобы не пропустить наше прибытие. – Мама и миссус Хиггинс припасли ветчину на ужин к вашему возвращению, – поведал он мне, облизываясь в предвкушении. – А еще будет мед с кукурузным хлебом! В прошлый вторник мы с папулей нашли дерево с пчелами, и я помогал ему их обкуривать. И... Я отвечала рассеянно, и через какое-то время мы погрузились в компанейское молчание. Вспомнив о пожаре, я ощутила глубокий приступ малодушия, хотя и готовилась к тому, что увижу поляну, на которой когда-то стоял Большой Дом. Когда я в последний раз видела его, от него осталась всего лишь кучка почерневших бревен. Джейми уже выбрал место для нового дома и срубил для него деревья, оставив их аккуратно сложенными в груду. И пусть наше возвращение омрачалось печалью и сожалением, однако в нем были и ярко-зеленые ростки ожидания, проклюнувшиеся из этой обожженной земли. Джейми обещал мне новый сад, новую хирургическую, кровать, достаточно длинную, чтобы в ней можно было вытянуться, и застекленные окна. Чуть-чуть не доходя до того места, где тропа начинала спуск к поляне, Джейми и мистер Вемисс остановились, ожидая, когда мы с Родни догоним их. С застенчивой улыбкой мистер Вемисс поцеловал мне руку, а затем протянул свою к Родни и сказал: – Беги скорей, Родди, ты можешь первым сказать маме, что Сам и его леди вернулись! Джейми сильно сжал мою ладонь. Он раскраснелся от ходьбы и еще больше – от возбуждения: сквозь открытый ворот рубашки виднелся румянец, заливший и его шею, и грудь, отчего его кожа стала розовато-бронзовой. – Я привез тебя домой, Сассенах, – произнес Джейми чуть хрипло. – Прошлого не вернешь, и я не знаю, как все сложится в будущем, но я сдержал слово. У меня так сдавило горло, что я едва смогла прошептать «спасибо». Мы долго стояли, крепко прижавшись друг к другу, собираясь с силами, чтобы обогнуть этот последний поворот и увидеть то, что было, и представить, как все будет. Что-то коснулось подола моей юбки, и я посмотрела вниз, думая, что с огромной ели, возле которой мы стояли, упала запоздалая шишка. Здоровущий серый кот поднял на меня большие спокойные дымчато-зеленые глаза и бросил к моим ногам толстую, волосатую и совсем мертвую древесную крысу. – О, Господи, – сказала я и разрыдалась.
Дата: Вторник, 21.04.2020, 15:53 | Сообщение # 458
Король
Сообщений: 19994
Глава 138. УЗДЕЧКА ФАННИ (с) Перевод Натальи Шлензиной
Тьяго Падовани "Ножницы для вышивки"
ДЖЕЙМИ ПРЕДУПРЕДИЛ о нашем приезде, и в Ридже к нему приготовились, всё продумав: мы с Джейми остановимся у Бобби и Эми Хиггинсов, Рейчел с Йеном – у Макдональдсов, молодой супружеской пары, которая жила чуть выше Риджа, а Дженни, Фанни и Джермейн пока погостят у вдовы МакДауэлл, у которой была свободная кровать. В нашу честь устроили скромную вечеринку в вечер приезда, а утром мы поднялись и вновь стали частью Фрейзерс-Риджа. Джейми отправился в лес, а вернувшись с наступлением темноты, сообщил, что его тайник виски в целости и сохранности. Он принес с собой небольшой бочонок, чтобы использовать его в качестве обменного товара на то, что нам может понадобиться для содержания дома, когда он у нас снова появится. Что до упомянутого дома... Еще до того, как мы покинули Ридж, Джейми начал подготовку к строительству, выбрав хорошее место с видом на широкую поляну, которая открывалась чуть ниже самого хребта. Довольно ровная площадка находилась на возвышении, и стараниями Бобби Хиггинса она была очищена от деревьев. Брус для стен он уложил в штабеля и втащил на гору невероятное количество огромных валунов, сваленных теперь в кучу и готовых к использованию в качестве фундамента. Джейми первым делом должен был убедиться, что дела с его домом – или хотя бы подготовка к его строительству – обстоят должным образом, а вторым – посетить каждую семью в округе, услышать и рассказать новости, уделить внимание своим арендаторам, восстановить статус основателя и владельца Фрейзерс-Риджа. Я же первым делом хотела разобраться с подъязычной уздечкой Фанни. Пару дней я потратила на то, чтобы разобрать вещи, которые мы привезли с собой, – в частности, мой медицинский инвентарь. И прерывалась я лишь на то, чтобы пообщаться с женщинами, приходившими с визитом в хижину Хиггинсов – наше первое жилище, которое построили Джейми и Йен, когда мы только обосновались в Ридже. Но как только все было рассортировано и разложено, я призвала свои войска и вступила в бой.
– ЭДАК ТЫ НАВСЕГДА ОТВРАТИШЬ бедную девчушку от виски, – заметил Джейми, бросив обеспокоенный взгляд на чашку с янтарной жидкостью, стоящую на подносе рядом с моими ножницами для вышивания. – Разве не легче будет применить эфир? – В некотором смысле, да, – согласилась я, погружая ножницы заостренными кончиками во вторую чашку, наполненную чистым спиртом. – И, если бы я собиралась сделать лингвальную френэктомию, мне бы пришлось его применить. Но использование эфира опасно, – и я имею в виду не только поджог дома. Я же намерена провести всего лишь френотомию, по крайней мере, сейчас. Это очень простая операция, она займет буквально пять секунд. И, кроме того, Фанни говорит, что не хочет, чтобы ее усыпляли, – возможно, она не доверяет мне. Говоря это, я улыбнулась Фанни, которая сидела на дубовой скамейке у очага, сосредоточенно наблюдая за моими приготовлениями. Однако, услышав последнее замечание, она резко подняла на меня большие удивленные карие глаза. – О, нет, – произнесла она. – Я довеяю вам. Я пвосто хочу всё видеть. – Да я тебя понимаю, – заверила я, протягивая Фанни чашку с виски. – Вот, теперь сделай хороший глоток и подержи во рту, под языком, так долго, как только сможешь. Махонький каутер с рукояткой, обмотанной крученой шерстью, нагревался на сковородке Эми. Я подумала, что ничего страшного, если инструмент будет отдавать колбасой. А еще, просто на всякий случай, я приготовила тонкую шовную иголку с вдетой в нее черной шелковой ниткой. Подъязычная уздечка – это очень тонкая полоска эластичной ткани, которая связывает язык с полостью рта. У большинства людей она ровно настолько длинная, насколько это нужно, чтобы позволить языку совершать все сложные движения, необходимые для разговора и приема пищи, и уберегать его от попадания между движущимися зубами, которые могут его сильно повредить. У некоторых, как у Фанни, уздечка была слишком длинной и прикрепляла большую часть языка к полости рта, препятствуя его свободным движениям. У девочки часто неприятно пахло изо рта, ведь, несмотря на то, что по вечерам Фанни чистила зубы, она не могла использовать язык, чтобы удалять кусочки пищи, застрявшие между щекой и десной или в углублениях нижней челюсти под языком. Фанни громко сглотнула, затем сильно кашлянула. – Къепкий, – глаза у нее слезились, но выглядела она решительно. Когда я кивнула, она глотнула еще и мужественно терпела, позволяя виски проникать в ротовые ткани. На самом деле, алкоголь хотя бы немного притупит чувствительность уздечки и одновременно всё продезинфицирует. Я слышала, как на улице кричали Эйдан и Джермейн. Да и Дженни с Рейчел пришли помочь с операцией. – Думаю, нам лучше сделать это на улице, – сказала я Джейми. – Они все тут ни за что не поместятся, – особенно вместе с Оглторпом. Живот Рейчел в последние несколько недель рос не по дням, а по часам, и достиг таких размеров, что мужчины нервно шарахались от нее, будто она бомба, готовая вот-вот взорваться. Мы вынесли поднос с инструментами на улицу и расположились на скамейке у входной двери. Эми, Эйдан, Орри и малыш Роб столпились кучкой позади Джейми, которому было поручено держать зеркало и направлять свет в рот Фанни, чтобы помочь мне, и чтобы Фанни действительно могла наблюдать за происходящим. Поскольку из-за Оглторпа Рейчел не могла бы усадить Фанни к себе на колени, мы немного переиграли, и теперь Дженни стояла с зеркалом в руках, а Джейми сидел на скамейке, уютно обнимая сидевшую у него на коленях Фанни. Джермейн, стоявший возле них со стопкой чистых салфеток, выглядел торжественно, будто у алтаря, а Рейчел села по другую сторону от подноса, чтобы подавать мне инструменты. – Все хорошо, дорогая? – спросила я у Фанни. Та сидела с круглыми, как у ослепленной солнцем совы глазами и чуть приоткрытым ртом. Но она слышала вопрос и кивнула. Взяв пустую чашку из ее обмякшей руки, я передала ее Рейчел, которая снова быстро наполнила ее. – Дженни, зеркало, пожалуйста. Я встала коленями на траву около скамейки, и нам удалось методом проб и ошибок навести солнечный луч в рот Фанни. Вынув вышивальные ножницы из спиртовой ванны, я вытерла их, затем левой рукой с помощью приготовленной ткани захватила и приподняла язык Фанни. Операция не заняла даже трех секунд. Перед ней я несколько раз тщательно осматривала рот Фанни, заставляя выдвигать язык как можно дальше, и теперь точно знала, где, скорее всего, должна быть точка привязки. Два быстрых надреза, – и все было закончено. Фанни тихонько и удивленно охнула и дернулась в руках Джейми, но, похоже, острой боли не испытывала. Однако рана тут же начала обильно кровоточить, я поспешно наклонила голову Фанни, чтобы та не захлебнулась и кровь стекала на землю. У меня был готов другой жгутик из ткани, и, быстро окунув его в виски, я подняла голову Фанни за подбородок и засунула тампон ей под язык. Девчушка сдавленно ойкнула, но я обхватила ее подбородок и закрыла рот, сильно надавливая, чтобы прижать свернутую ткань к языку. Затаив дыхание, все ждали, пока я молча считала до шестидесяти. Если бы кровотечение не остановилось, мне пришлось бы наложить шов (сложная работёнка) или прижечь рану, что, конечно, было бы болезненно. – ...пятьдесят девять ...шестьдесят! – завершила я вслух. Заглянув в рот Фанни, я обнаружила, что кровь полностью пропитала ткань, но не заливает ротовую полость. Я вынула тампон и поместила Фанни в рот другой, повторяя свой молчаливый счет. На этот раз ткань оказалась запятнанной, но не более того. Кровотечение прекратилось само по себе. – Аллилуйя! – произнесла я, и все радостно завопили. Голова Фанни слегка качнулась, и она очень застенчиво улыбнулась. – Держи-ка, солнышко, – сказала я, протягивая ей полчашки виски. – Допей, если получится, – просто медленно и помаленьку глотай и, если сможешь, позволь виски попасть на рану. Я знаю, что он немного жжет. Фанни выпила всё залпом и моргнула. Если бы можно было шататься, сидя, она бы шаталась. – Думаю, лучше положить девоньку спать, ага? – Джейми встал, нежно прижимая ее к плечу. – Да. Я пойду с тобой и пригляжу, чтобы ее голова оставалась в вертикальном положении, – на случай, если рана снова начнет кровоточить и кровь потечет в горло. Я обернулась, чтобы поблагодарить помощников и зрителей, но Фанни опередила меня. – Миссис... Фрейзер? – сонно обратилась она. – Я… с-с-с... Кончик языка торчал у нее изо рта, и девочка удивленно скосила на него глаза. Раньше у нее никогда не получалось высунуть язык, и сейчас она пошевелила им туда-сюда, как очень осторожная змея, пробующая воздух на вкус. – С-с... Фанни смолкла, затем, сморщив лоб, изо всех сил сосредоточилась и сказала: – С-с-спасибо ва-а-ам! У меня слезы на глаза навернулись, и я погладила ее по голове. – На здоровье, Фрэнсис. Тогда она улыбнулась мне – легкой сонной улыбкой – и в следующее мгновение заснула, ее голова покоилась на плече Джейми, а крошечная струйка крови просочилась из уголка рта на его рубашку.
Дата: Суббота, 09.05.2020, 21:59 | Сообщение # 460
Король
Сообщений: 19994
Глава 139. ПОСЕЩЕНИЕ ФАКТОРИИ (с) Перевод Елены Фадеевой
Сара Сарто "Леденцы на палочке"
ВРЯД ЛИ ФАКТОРИЯ БЁРДСЛИ могла сравниться с магазинами Эдинбурга или Парижа, но по меркам глубинки Северной и Южной Каролины она была исключительным форпостом цивилизации. Первоначально она представляла собой всего лишь обветшалый домишко и небольшой сарай, но с годами усилиями хозяев (или, вернее, управляющих) место разрослось: появились дополнительные постройки, которые либо примыкали к первоначальному строению, либо стояли отдельно. В хозяйственных складах и сарайчиках можно было найти инструменты, шкуры, скот, фуражное зерно, табак и бочки с разными продуктами – от соленой рыбы и до черной патоки, а остальные съестные припасы и мануфактурные товары находились в главном здании. Люди съезжались в факторию Бёрдсли буквально со всех сторон, за сотни миль: чероки из деревни Снежной Птицы, моравы из Салема, разношерстные обитатели Браунсвилля и, конечно же, жители Фрейзерс-Риджа. За восемь лет, прошедших с тех пор, как я была здесь в последний раз, фактория разрослась до невероятных размеров. Я заметила неподалеку в лесу палаточный лагерь, а рядом с самим торговым поселением возникло что-то вроде стихийного блошиного рынка, куда люди приносили разнообразную мелочь, чтобы напрямую обмениваться с соседями. Управляющий фактории, приятный худощавый мужчина средних лет по имени Герман Штолерс, благоразумно поощрял эту деятельность, понимая, что, чем больше людей приходит, тем разнообразнее ассортимент и привлекательнее фактория Бёрдсли в целом. А стало быть, богаче становилась и владелица фактории Бёрдсли, восьмилетняя девочка мулатка по имени Алисия. Мне было интересно, знал ли кто-нибудь, кроме меня и Джейми, тайну ее рождения? Но если кто-то и знал, то мудро держал секрет при себе. Дорога до фактории заняла два дня, учитывая, что в нашем распоряжении был только Кларенс, поскольку Миранду и вьючную мулицу по имени Аннабель Джейми забрал в Салем. Но погода стояла хорошая, и мы с Дженни в компании Джермейна и Йена могли идти пешком, предоставив Кларенсу везти Рейчел и наши товары на обмен. Фанни я оставила с Эми Хиггинс. Девочка пока стеснялась разговаривать в присутствии других людей: ей придется много упражняться, чтобы говорить правильно. Фактория впечатлила даже Дженни, видавшую магазины Бреста, Филадельфии и Саванны. – За всю жизнь не видела так много диковинных людей, – сказала она, без стеснения разглядывая двух воинов чероки при полном параде. Они ехали верхом в сопровождении нескольких шедших пешком женщин, чьи наряды представляли собой смесь из оленьих кож и европейских сорочек, юбок, бриджей и жакетов. Индеанки тащили волокуши, на которых громоздились тюки со шкурами и огромные связки с тыквами, бобами, кукурузой, сушеной рыбой, а также несли на головах и спинах прочие ходовые товары. Вдруг я заметила шишковатый корень женьшеня, торчавший из свертка у одной из женщин. – Присмотри за Джермейном, – сказала я, торопливо подтолкнув его к Дженни, и нырнула в толпу. Через десять минут я вернулась с фунтом женьшеня, который выгодно обменяла на мешочек изюма. Изюм мне дала Эми Хиггинс, но взамен я найду для нее отрез ситца, который ей нужен. Дженни вдруг вскинула голову и прислушалась. – Ты слышишь, коза блеет? – Слышу, и не одна. А нам разве нужна коза? Но Дженни уже направлялась к стоявшему поодаль сараю. Видимо, нам и правда просто необходима коза. Я сунула свой женьшень в захваченную из дома холщовую сумку и поспешила за Дженни.
– НАМ ЭТО НЕ НУЖНО, – произнес презрительный голос. – Это какой-то никчемный хлам. Йен оторвал взгляд от зеркала, которое рассматривал, и, прищурившись, присмотрелся к двум парням в противоположном конце магазина, которые торговались с продавцом из-за пистолета. Они казались знакомыми, но Йен был уверен, что никогда их не раньше встречал. Невысокие и жилистые, с коротко остриженными желтоватыми волосами на узком черепе и с бегающими глазками, они походили на горностаев: осторожных и смертельно опасных зверьков. Затем один из них выпрямился и, повернув голову, заметил Йена. Парень напрягся и ткнул локтем брата, который раздраженно поднял голову и тоже увидел Йена. – Какого черта… Ёлки-метёлки! – воскликнул второй юнец. Они явно знали Йена и двинулись к нему плечом к плечу с горящими от любопытства глазами. Увидев парней рядом, он вдруг узнал их. – A Dhia (О, Боже (гэльск.). – прим. пер.), – буркнул Йен себе под нос, и Рейчел подняла глаза. – Это твои друзья? – мягко спросила она. – Можно и так сказать. Он загородил собой жену, улыбаясь этим... ну, кем бы они сейчас ни были, но уж точно они больше не выглядели, как маленькие девочки. Когда Йен впервые повстречался с ними, он решил, что это мальчишки: пара диковатых голландских сирот, которые тогда представились как Герман и Верман и считали, что их фамилия Кюкендалл. На самом деле они оказались Гермионой и Эрминтрудой. Он нашел им временное пристанище у… О, Боже! – Господи, пожалуйста, только не это! – взмолился он по-гэльски, и Рейчел встревоженно посмотрела на него. Не может быть, чтобы они все еще работали у... Но так оно и было. У бочки с соленьями Йен увидел очень знакомой затылок – и еще более знакомую задницу. Он быстро огляделся, однако бежать было некуда. Кюкендаллы стремительно приближались. Йен сделал глубокий вдох и, вручив душу Всевышнему, повернулся к жене. – Помнишь, ты как то говорила, что не желаешь ничего слышать о женщинах, с которыми я делил постель? – Помню, – ответила Рейчел, бросив на него изумленный взгляд. – А что? – Ну. Видишь ли… Он сделал глубокий вдох и выпалил, как раз вовремя. – Ты просила меня, все же, предупредить, если мы столкнемся с кем то из… них… – Йен Мюррей? – повернулась к нему миссис Сильви, и на ее простоватом лице в очках расплылось довольное выражение, когда она подошла. – Это она, – поспешно сказал Йен Рейчел, ткнув большим пальцем в сторону миссис Сильви, прежде чем обернуться к ней. – Миссис Сильви! – воскликнул он сердечно, схватив ее за обе руки на случай, если она попытается расцеловать его, как подчас делала при встрече. – Я так рад вас видеть! И еще больше рад представить вам мою... э-э… жену. Последнее слово он произнес слегка хриплым голосом и откашлялся. – Рейчел. Рейчел, это... – Друг Сильви, – поприветствовала Рейчел. – Да, я так и поняла. Рада познакомиться с тобой, Сильви. Ее щеки слегка покраснели, но говорила она спокойно и по квакерской традиции протянула руку вместо того, чтобы поклониться в знак приветствия. Миссис Сильви окинула Рейчел – и Оглторпа – быстрым взглядом и тепло улыбнулась через очки в стальной оправе, пожимая протянутую руку. – Мне также очень приятно, уверяю вас, миссис Мюррей. Она искоса посмотрела на Йена, и губы ее дрогнули, как будто говоря: «Ты? Ты женился на квакерше?» – Это он! Говорил же тебе! Кюкендаллы окружили его (Йен не знал, как им это удалось, ведь их было всего двое, но он чувствовал себя окруженным). К его удивлению, один из них схватил его за руку и крепко пожал. – Герман Вурм, – гордо сказал он... (он?) Йену. – Рад снова повидаться с вами, сэр! – Ворм? (червь (англ.). – прим. пер.) – пробормотала Рейчел, зачарованно наблюдая за ними. – Да, Герман, я так рад, что у тебя все… все хорошо. И у тебя… у тебя тоже... Йен нерешительно протянул руку тому, кто раньше именовался Эрминтрудой, и «парень» отозвался хоть и высоким, но довольно грубым голосом. – Траск Вурм, – сказал юнец, энергично отвечая на рукопожатие. – Это немецкая фамилия. – Они имеют в виду «Вурм» (Wurm, червь (нем.). – прим. пер.), – вставила миссис Сильви, произнося это слово как «Верм». Щеки ее порозовели, она явно забавлялась. – Они так и не научились правильно писать «Кюкендалл», поэтому мы отказались от этой фамилии и выбрали что попроще. И поскольку ты совершенно ясно дал понять, что против того, чтобы девочки стали шлюхами, мы нашли взаимовыгодное решение. Герман и Траск обеспечивают порядок в моем… заведении. Миссис Сильви посмотрела прямо на Рейчел, которая покраснела еще чуть-чуть больше, но ответила улыбкой. – Если кто-то пристает к девочкам, то имеет дело с нами, – заверил Йена старший Вурм. – Проще простого, – на голубом глазу подхватил младший. – Стоит сломать нос одному ублюдку, как остальные тут же успокаиваются.
В САРАЕ БЫЛО на выбор около дюжины молочных коз разной степени беременности. Правда, у Хиггинсов имелся крепкий козел, так что об этом беспокоиться не стоило. Я выбрала двух дружелюбных непокрытых козочек, одна из которых была коричневой, а другая коричнево-белой, со странной отметиной на боку, напоминавшей два соединенных кружком кусочка головоломки: темный и светлый. Я указала на выбранных козочек молодому мужчине, который занимался скотом, и, поскольку Дженни все еще не определилась с выбором, вышла наружу, чтобы посмотреть на цыплят. Я слабо надеялась найти шотландских дампи, но обнаружила только обычных цыплят доминикской и нанкинской породы: в наличии были довольно здоровенькие их представители, но я решила подождать, пока у Джейми не появится время построить курятник. Коз вести домой нетрудно, а вот тащить на руках цыплят нескольких дней подряд я не собиралась. Я вышла из курятника и огляделась, пытаясь понять, где нахожусь. Тут я и увидела его. Сначала я не поняла, кто он такой. Совсем. Но при виде этого большого, медленно двигающегося мужчины я застыла на месте, и мой желудок мгновенно скрутило от паники. «Нет, – подумала я. – Не может быть. Он мертв, они все мертвы». Он казался каким-то неуклюжим, с покатыми плечами и выпирающим животом, обтянутым поношенным жилетом. Но крупным. Очень крупным. Я снова ощутила внезапный ужас, вспомнив, как огромная тень появилась из ночи рядом со мной, толкнула, а затем навалилась на меня, как грозовая туча, вдавив в грязь и сосновые иголки. – Марта. Хотя я стояла на солнце, меня обдало холодом. – Марта, – сказал он тогда. Он называл меня именем своей покойной жены и зарыдал, уткнувшись в мои волосы, когда закончил. – Марта. «Должно быть, я ошиблась». Это была моя первая сознательная мысль, которую я упрямо повторяла себе, отчетливо произнося в голове каждое слово, складывая слова как камушки в основании бастиона. «Ты. Ошиблась». Однако я не ошибалась. Моя кожа чувствовала это. Она, как живое существо, будто делала тщетные попытки защититься с помощью мурашек и вставших дыбом волосков – что еще могла сделать кожа для защиты? Ты! Ошиблась! Но это было не так. Моя грудь знала это, она возмущенно зудела, поневоле набухая от грубых рук, стискивающих и щиплющих ее. Мои бедра тоже знали это: мышцы, горящие и напряженные до предела, узлы, где удары и грубые пальцы оставляли синяки чуть ли не до костей. Боль, которая осталась, даже когда прошли синяки. – Ты ошиблась, – произнесла я шепотом. – Ошиблась. Но я не ошибалась. Глубокая мягкая плоть между моих ног знала это, скользкая от внезапного беспомощного ужаса воспоминаний, – знала, как и я.
Я СТОЯЛА ТАК несколько мгновений, учащенно дыша, прежде чем осознала это и усилием воли заставила себя дышать нормально. Мужчина пробирался через скопление сарайчиков для скота; он остановился у загона для свиней и облокотился на забор, с задумчивым видом наблюдая за мягко покачивающимися спинами. Другой мужчина, занятый тем же самым, заговорил с ним, и он ответил. Я была слишком далеко, чтобы расслышать его слова, но уловила тембр голоса. – Марта. Я знаю, что ты этого не хочешь, Марта, но я должен это сделать. Черт возьми, я не допущу, чтобы меня стошнило. Ни за что. Приняв это решение, я немного успокоилась. Я не позволила ни ему, ни его соучастникам сломить мой дух тогда, так разве я позволю ему причинить мне вред сейчас? Он отошел от свиней, и я последовала за ним. Я не была уверена зачем, просто чувствовала сильное побуждение сделать это. Я его не боялась: по логике вещей, для этого не было никаких причин. В то же время мое неразумное тело все еще ощущало отголоски той ночи, его плоть и пальцы, и мне хотелось убежать. Но я не собиралась отступать. Я следовала за ним от свиней к цыплятам, потом снова к свиньям – он, казалось, заинтересовался молодой черно-белой свиноматкой; мужчина указал на нее свинопасу и задавал вопросы, но потом удрученно покачал головой и ушел. Слишком дорого? Я могла бы узнать, кто он такой. Эта мысль пришла мне в голову, но я тут же яростно отбросила ее. Я не хотела знать его чертово имя. И все же… Я продолжала следовать за ним. Он вошел в главное здание и купил немного табака. Я поняла, что знаю, что он курит: в тот раз я чувствовала, как от него несет кислым запахом табачного пепла. Низким, тягучим голосом мужчина разговаривал с продавцом, который отмеривал его покупку. Что бы он ни говорил, беседа слишком затянулась: продавец выглядел все более напряженным, выражение его лица слишком ясно говорило: «Мы закончили, уходите. Пожалуйста, уходите...» Спустя еще пять минут продавец так же заметно просиял от радости, когда его занудный покупатель отвернулся, чтобы посмотреть на бочки с гвоздями. Из того, что он мне говорил тогда, я поняла, что его жена умерла. Судя по его внешнему виду и нудной манере общения со всеми собеседниками, второй раз он так и не женился. Он был явно беден, что вполне обычно в такой глуши. Но его неряшливый и потрепанный вид, небритость и неопрятность ясно свидетельствовали, что мужчина жил бобылем. Он прошел всего в ярде от меня, направляясь к двери и держа в одной руке бумажный сверток с табаком и пакетик с гвоздями, а в другой – леденец из ячменного сахара на палочке. Большим влажным языком мужчина облизывал лакомство, и на его лице отражалось рассеянное удовольствие. На его подбородке виднелось маленькое родимое пятно винного цвета. «Какой грубый, – пришла мысль. – И неуклюжий». И еще одно слово пришло в голову: жалкий. «Господи», – подумала я с легким отвращением, которое смешалось с неохотной жалостью, отчего мужчина казался еще более отвратительным. У меня смутно мелькнула мысль – и я поняла это только сейчас – о том, чтобы разобраться с ним, подойти к нему и спросить, узнаёт ли он меня. Но он смотрел прямо на меня, когда проходил мимо, и на его лице не появилось ни малейшего признака узнавания. Возможно, была большая разница между тем, как я выглядела сейчас – чистая, причесанная, прилично одетая – и тем, какой он видел меня в прошлый раз: грязная, с растрепанными волосами, полуголая и избитая. Может быть, он вообще не рассмотрел меня тогда. Было уже совсем темно, когда он пришел ко мне, связанной, с трудом дышавшей через сломанный нос. Но и я его не разглядела. «Так ты уверена, что это действительно он?» Да, черт возьми, это был он. Я убедилась в этом, услышав его голос, и еще сильнее, увидев его, почувствовав ритм его громоздкого, неуклюжего тела. Нет, я не хотела с ним разговаривать. Да и какой в этом смысл? И что бы я ему сказала? Потребовала извинений? Скорее всего, он даже не помнит, что сделал. Эта мысль заставила меня фыркнуть с горькой усмешкой. – Ты чего смеешься, Grand mère (бабушка (франц.). – прим пер.)? – Джермейн выскочил из-за моего локтя, держа в руках два леденца из ячменного сахара. – Да так, – сказала я. – Ничего особенного. Бабушка Дженнет уже готова идти? – Да, она послала меня разыскать тебя. Хочешь? Он великодушно протянул мне леденец. Мой желудок свернулся узлом при мысли о большом розовом языке мужчины, облизывающем свое лакомство. – Нет, спасибо, – ответила я. – Почему бы тебе не захватить его с собой для Фанни? Это было бы замечательное упражнение для нее. Надрезание уздечки не сделало волшебным образом ее речь правильной, и даже ела она пока с трудом; но все это станет возможным благодаря практике. Джермейн проводил с ней много времени: они часами показывали друг другу языки, вертели ими во все стороны и хихикали. – О, у меня есть дюжина леденцов для Фанни, – заверил меня внук. – И по одному для Эйдана, Орри и малыша Роба тоже. – Это очень великодушно с твоей стороны, Джермейн, – слегка удивилась я. – Э-э... и на что же ты их обменял? – На бобровую шкуру, – ответил он, явно довольный собой. – Мистер Кеззи Бёрдсли дал мне ее за то, что я сводил его малышей к ручью и присматривал за ними, чтобы они с миссис Бёрдсли могли прилечь. – Прилечь, значит, – повторила я, с трудом сдерживая смех. – Понятно. Ну, ладно, давай теперь отыщем бабушку Дженнет.
ПОТРЕБОВАЛОСЬ НЕМАЛО времени, чтобы собраться в обратный путь к Риджу. Верхом он занимал два дня. Пешком, да еще с козами, он, вероятно, займет все четыре. Но у нас имелись еда и одеяла, а погода стояла прекрасная. Никто не спешил – и уж тем более козы, склонные останавливаться, чтобы общипать все, что попадется им по дороге. Умиротворённость пути и общество моих спутников во многом помогли унять мои тревоги. За ужином Рейчел так смешно изобразила выражение лица Йена во время внезапной встречи с миссис Сильви и братьями Вурм, что я совсем расслабилась. Я уснула, едва прилегла у костра, и проспала всю ночь без сновидений.
Дата: Суббота, 09.05.2020, 22:01 | Сообщение # 461
Король
Сообщений: 19994
Глава 140. ВОЗЛЯЖЕШЬ СО МНОЙ, ЖЕНЩИНА? (с) Перевод Юлии Селиной
@Полищук "Малосольные огурчики"
ВОЗЛЯЖЕШЬ СО МНОЙ, ЖЕНЩИНА?* (*Аллюзия на строчку из стихотворения Джона Клэра «Приглашение в вечность»: Wilt thou go with me, sweet maid – Пойдешь ли, милая, со мной. – прим. пер.)
ЙЕН НЕ ПОНИМАЛ, была Рейчел удивлена, шокирована или сердита, или же чувствовала всё и сразу. Его это сбивало с толку. Обычно он знал, что думает жена, потому что она говорила об этом прямо. И хотя среди знакомых ему женщин встречались считавшие, что мужчина сам должен прочесть их мысли, и раздражавшиеся, когда этого не происходило, Рейчел была не из их числа. Однако свои мысли о встрече с миссис Сильви и «парнями» Вурм она хранила при себе. Они с Йеном завершили свои дела, обменяв две бутылки виски на соль, сахар, гвозди, иглы, нитки, лемех и отрез розовой хлопчатобумажной ткани, и вдобавок Йен купил Рейчел маринованный с укропом огурец, чуть ли не с растопыренную ладонь длиной. Жена поблагодарила его, но домой ехала молча. Покачиваясь на спине Кларенса, она задумчиво лизала огурец. Забывая смотреть под ноги, Йен завороженно наблюдал за Рейчел и, оступившись, чуть не скатился по каменистому склону. Она обернулась на возглас, когда Йен пытался обрести равновесие, и улыбнулась ему. Возможно, Сильви не настолько ее волновала. – Ты собираешься его есть? – поинтересовался Йен, поравнявшись с женой. – Да, – ответила она, – но всему свое время. Рейчел медленно провела языком по всей пупырчато-зеленой длине огурца и, глядя Йену прямо в глаза, нарочно пососала кончик. Пружинистая сосновая ветка хлестнула его по лицу. Йен выругался, потирая слезящиеся глаза. Жена смеялась! – Ты специально это сделала, Рейчел Мюррей! – Ты винишь меня в том, что сам впечатался в дерево? – спросила она, приподняв одну бровь. – Меня уверяли, что ты опытный индейский разведчик, а уж им-то положено смотреть, куда идешь. Рейчел натянула поводья (Кларенс всегда был не прочь остановиться, особенно, если вокруг оказывалось что-нибудь съедобное) и сидела, хитро, словно мартышка, улыбаясь Йену. – Дай-ка мне эту штуку. Рейчел охотно вручила мужу огурец и вытерла влажную руку о бедро. Йен откусил большой кусок и ощутил во рту вкус чеснока, укропа и уксуса. Затем он затолкал огурец в одну из седельных сумок и протянул жене руку. – Спускайся. – Зачем? – спросила она. Рейчел продолжала улыбаться, ее тело двинулось, наклоняясь к нему, но она не сделала попытки слезть. Йен понял, что это значит, подошел ближе, обхватил жену за то, что осталось от талии, и спустил ее вниз в вихре юбок. Притормозив на миг, чтобы проглотить кусок огурца, он поцеловал Рейчел, обхватив пониже спины. Ее волосы пахли сосновыми шишками, куриными перьями и жидким мылом, которое тетя Клэр называла шампунем, а еще за вкусом маринада он ощутил аромат немецких колбасок, которыми они пообедали. Рейчел обняла Йена за шею, тесно прижавшись к нему животом, и внезапно он ощутил сильный толчок. Йен удивленно посмотрел вниз, а Рейчел хихикнула. Он и не подозревал, что жена не надела корсет: грудь была подвязана полосой ткани под простым неотрезным платьем, сквозь которое чувствовался круглый и твердый, как тыква, Огги. – Он проснулся. Или она, – сказала Рейчел, положив туда руку. Живот двигался, когда крошечные ручки и ножки пинали его изнутри в разных местах. Зрелище было по-своему завораживающим, но Йен никак не мог забыть, что она делала с огурцом. – Я снова его укачаю, – прошептал он на ухо Рейчел и, наклонившись, взял ее на руки. Почти миновал восьмой месяц, Рейчел заметно потяжелела, но ему удалось, коротко крякнув, осторожно унести ее поглубже в лес, уворачиваясь от низко нависающих веток и вопреки осыпающимся под ногами камням. Кларенс остался щипать сочные побеги мюленбергии.
– Я ВСЕ ЖЕ НАДЕЮСЬ, что этой вспышкой страсти я не обязана встрече с твоей бывшей пассией, – заметила Рейчел некоторое время спустя, щелчком сбив мокрицу с предплечья мужа, которое находилось прямо перед ее лицом. Обнаженные, они лежали на пледе Йена на боку, будто ложки в коробке. Под деревьями царила прохлада, но в последнее время Рейчел никогда не мерзла: ребенок грел ее, как маленькая печь – безусловно, в этом он пошел в отца. Обычно кожа Йена была теплой, и для него жар страсти оказывался не просто метафорой: когда они занимались любовью, он весь горел. – Она не была моей пассией, – пробормотал Йен в волосы жены и поцеловал ее за ухом. – Это просто торговая сделка. Рейчел не понравилось такое объяснение, и она слегка напряглась. – Я рассказывал тебе, что ходил к шлюхам, – Йен говорил тихо, но в его голосе чувствовался упрек. – Разве лучше было заводить любовниц то там, то сям, и бросать их? Она глубоко вдохнула, расслабилась и вытянула шею, чтобы поцеловать тыльную сторону его длинной загорелой руки. – Да, верно, ты говорил, – согласилась Рейчел. – И хотя отчасти я бы хотела, чтобы ты пришел ко мне девственником, чистым и нетронутым... честность вынуждает выразить благодарность за уроки, полученные от подобных миссис Сильви. Рейчел хотела спросить, научился ли Йен тому, что только что делал с ней, от миссис Сильви или, возможно, от своей индейской жены, но у нее не было ни малейшего желания, чтобы воспоминания о Работающей Своими Руками вернулись и стали между ними. Рука Йена поднялась и обхватила ее грудь, нежно теребя сосок; Рейчел непроизвольно прогнулась, медленно и вкрадчиво, прижимаясь ягодицами к телу мужа. В последнее время ее соски стали очень большими и настолько чувствительными, что не выносили трения корсета. Она снова прогнулась, Йен тихонько засмеялся и развернул Рейчел лицом к себе, чтобы обхватить губами сосок. – Не надо так шуметь, – пробормотал он, касаясь губами ее кожи, – остальные могут появиться на тропе в любой момент. – Что... они подумают, когда увидят Кларенса одного? – Если кто-то будет потом задавать вопросы, скажем, что собирали грибы.
ОНИ НЕ ДОЛЖНЫ ЗАДЕРЖИВАТЬСЯ здесь дольше, Рейчел знала это. Но ей бы хотелось остаться тут навсегда, ну или хотя бы еще на пять минут. Йен снова лежал позади, теплый и сильный. Сейчас его рука покоилась на животе жены, нежно поглаживая округлость – таинственную колыбель для их ребенка. Возможно, Йен подумал, что она заснула. А может быть, он не возражал, чтобы Рейчел слышала его. Йен говорил на гэльском, и хотя она еще плохо знала этот язык, чтобы понять все слова, она поняла, что это – молитва. «A Dhia» значит «О, Господи». И, конечно, Рейчел догадывалась, о чем молился ее муж. – Все в порядке, – тихо сказала она, когда Йен замолчал, и накрыла его руку своей. – Ты о чем? – О том, что нормально для тебя думать о твоем первом ребенке – детях. Знаю, что ты думаешь. И еще знаю, как сильно ты боишься за нашего, – добавила Рейчел еще тише. Йен глубоко вздохнул, и его дыхание, все еще пахнущее укропом и чесноком, обдало теплом ее шею. – Ты разрываешь мне сердце, любимая, и если с тобой или с нашим Огги что-то случится, у меня в груди появится дыра, и через нее вытечет моя жизнь. Рейчел хотела бы сказать ему, что с ними все будет в порядке, она не допустит ничего плохого. Но здесь не ей решать, и не ей давать такие обещания. – Наша жизнь – в руках Божьих, – сказала Рейчел, сжимая руку Йена. – Что бы ни случилось, мы всегда будем с тобой.
СНОВА ОДЕВШИСЬ и приведя себя в порядок, насколько позволило расчесывание пальцами, они вернулись на тропу как раз тогда, когда Клэр и Дженни появились из-за поворота с узлами в руках, и каждая из них вела за собой по две дойных козы. Эти дружелюбные существа начали громко блеять, приветствуя замеченных ими чужаков. Рейчел видела, что мать Йена бросила на него быстрый взгляд, затем ее темно-синие глаза обратились к невестке, взгромоздившейся на спину Кларенса. Дженни улыбнулась, и эта улыбка яснее, чем любые слова, дала Рейчел понять, что свекрови точно известно, чем именно они занимались, и ее это забавляет. Кровь прилила к щекам Рейчел, но она сохранила самообладание и любезно кивнула Дженни, несмотря на то, что квакеры ни перед кем не склоняют головы, кроме Бога. Щеки Рейчел по-прежнему пылали, и она не обратила внимания на Клэр, но отъехав достаточно далеко вперед от шедших с козами женщин, чтобы их не подслушали, Йен указал подбородком в их сторону: – Тебе не показалось, что тетушка Клэр сама не своя? – Не обратила внимания. Почему тебе так показалось? Йен дернул плечом, слегка хмурясь. – Не знаю, как сказать. Она была такая, как всегда, по дороге к торговому поселению, и когда мы только приехали туда, а вернувшись после покупки коз, она выглядела... совсем иначе. Йен пытался подобрать слова, чтобы объяснить свои наблюдения. – Не так, как выглядят люди, увидев привидение, не испуганно. Но... возможно, потрясенно? Удивленная, или даже шокированная. Но когда Клэр увидела меня, она попыталась вести себя как обычно, а я тогда таскал узлы и позже забыл об этом. Йен снова обернулся, но тропа позади была пуста. Из-за деревьев раздалось далекое блеяние, и он улыбнулся, но тревога в глазах не исчезла. – Знаешь, у тетушки Клэр не всегда получается что-либо утаить. Дядя Джейми говорит, что у нее все на лице написано, и это действительно так. Что бы она там ни увидела... мне кажется, ее это еще беспокоит.
Дата: Четверг, 21.05.2020, 17:21 | Сообщение # 464
Король
Сообщений: 19994
Глава 141. «ДУША ГОРИТ, СЛОВ НЕ РОНЯЯ» (с) Перевод Натальи Ромодиной, Елены Карпухиной и Елены Буртан
Винсент Ван Гог "Звёздная ночь"
«ДУША ГОРИТ, СЛОВ НЕ РОНЯЯ» [Цитата из стихотворения «Тишина» американской поэтессы Марианны Мур (1887 – 1972). Эпискей в статье "The deepest feeling always shows itself in silence" предлагает такой перевод данной строки: proza.ru›2017/11/04/2174. – прим. перев.]
ЭТО СЛУЧИЛОСЬ НА ТРЕТИЙ ДЕНЬ пополудни. Мы остановились у ручья, где росла густая высокая трава. Болтая уставшими ногами в воде, мы наблюдали за резвящимися стреноженными козами. Редко кто станет понапрасну возиться, стреноживая козу: при желании эти животные в мгновение ока перегрызут верёвки. Но вряд ли бы наши козы стали сейчас тратить на это время: еды было предостаточно, а вот путы не дадут им скрыться из вида. Дженни многозначительно кашлянула. – В горле что-то застряло? – заботливо поинтересовалась я. – К счастью, воды здесь вдоволь. Вежливо давая понять, что оценила мои слабые потуги сострить, Дженни коротко гортанно хмыкнула и, сунув руку в карман, извлекла видавшую виды серебряную фляжку. Золовка откупорила посудину, и пахнуло спиртным. «Не иначе как местный предшественник бурбона», – подумала я. – Привезла из Шотландии? – спросила я, принимая фляжку, на одной стороне которой виднелось аляповатое изображение королевской лилии. – Да, это фляжка моего Йена. Он сохранил её с тех пор, как вместе с Джейми они служили во Франции. А когда Йен потерял ногу и вернулся домой, то привёз её с собой. Пока он шёл на поправку, мы не раз сиживали на валу возле дома его отца и пропускали по глоточку. Без выпивки бедолаге было никак: чтобы он научился ходить на своей деревяшке, я гоняла его туда-обратно вдоль дороги по десять раз на день. Сощурив чуть раскосые глаза, Дженни улыбнулась, но улыбка вышла печальной. – Знаешь, я пригрозила, что не выйду за него. Ну, если он не сможет твёрдо стоять рядом со мной у алтаря и потом, после обмена клятвами, не проведёт меня через всю церковь. Я рассмеялась. – А он рассказывал эту историю немного иначе. Я осторожно отхлебнула. Жидкость во фляжке оказалась на удивление вкусной – ядрёной, но мягкой. – Где ты это взяла? – У некоего Гиббса из Абердиншира. Никогда бы не подумала, что они там умеют делать виски. Явно узнал пару секретов у кого-то ещё. Он живёт в местечке под названием Хог-Корнерз, слыхала о таком? – Нет, но вряд ли это далеко отсюда. Он сам, что ли, сделал? Джейми наверняка заинтересуется. Отхлебнув ещё, я вернула фляжку, но виски не глотала, чтобы посмаковать. – Да, я тоже так подумала. Я приберегла ему бутылочку. Она в мешке. – Дженни сделала глоток и одобрительно кивнула. – А кто тот грязный жирный хмырь, который напугал тебя у Бёрдсли? Я поперхнулась виски, попавшим не в то горло, и зашлась таким надрывным кашлем, что едва не выхаркала лёгкие. Дженни положила фляжку на землю, подобрала юбки и, зайдя в ручей, намочила в холодной воде носовой платок. Протянув его мне, она зачерпнула пригоршней воды и влила мне в рот. – Как ты сказала, воды здесь, слава Богу, вдоволь, – заметила она. – Давай-ка глотни ещё. У меня слезились глаза, однако, кивнув, я подтянула подол, встала на колени и принялась пить, прерываясь только для того, чтобы перевести дух. Наконец я перестала хрипеть. – А ведь я сразу догадалась, – сказала Дженни, наблюдая за представлением, которое я устроила. – Но, будь у меня хоть малейшие сомнения, сейчас бы они исчезли. Так кто же он? – Да не знаю я, чёрт возьми! – сердито ответила я, забираясь на свой камень. Однако Дженни была не из тех, кого можно сбить с толку каким-то там раздражением в голосе. Она лишь приподняла бровь, напоминавшую крыло чайки. – Не знаю… – чуть спокойнее повторила я. – Просто раньше видела его в другом месте. Понятия не имею, кто это. Правда. Дженни разглядывала меня с интересом учёного, исследующего новый микроорганизм, попавший под окуляр микроскопа. – Ну да, ну да. И где же ты раньше видела этого парня? Потому что ты его точно узнала. Тебя как громом поразило. – Будь я уверена, что ты отвяжешься, то сказала бы: это не твоего ума дело, – бросив на Дженни взгляд, заметила я. – Дай-ка мне ещё выпить, а? Передав мне фляжку, она терпеливо ждала, пока я потихоньку цедила виски, обдумывая, как ответить. Наконец, я испустила глубокий, благоухающий алкоголем выдох и вернула ей спиртное. – Спасибо. Не знаю, рассказывал ли тебе Джейми, что пять лет назад шайка бандитов, которые разбойничали в округе, пришла в Ридж. Они попытались спалить нашу солодовню и избили Марсали. А ещё… Они захватили меня. В заложники. Дженни снова молча протянула мне фляжку; в её тёмно-синих глазах читалось искреннее сочувствие. – Джейми… вызволил меня. Он привёл с собой людей, и они устроили жуткое побоище. Большинство бандитов положили на месте, но, очевидно, некоторым в темноте удалось скрыться. Тот… тот человек был одним из похитителей. …Нет, всё нормально, больше не нужно. Я отдала Дженни фляжку, которую во время рассказа сжимала в руке, как талисман, придававший мне мужества. Задумавшись, Дженни неторопливо сглотнула. – И ты даже не попыталась выяснить его имя? Насколько я поняла, его там знают. Тебе бы сказали, как его зовут. – Даже знать не хочу! – так громко воскликнула я, что одна из коз поблизости испуганно заблеяла и перепрыгнула через травяную кочку. Судя по всему, путы на ногах ей ничуть не помешали. – Я… Какая теперь разница! – уже тише, но не менее твёрдо добавила я. – Все главари... уже покойники, и большинство остальных тоже. Этот тип... он... ну, сразу же видно, что он из себя представляет, правда ведь? Как ты его назвала — «грязный жирный хмырь»? В точку. Он больше не опасен. Я попросту хочу о нём забыть, – запинаясь, закончила я. Кивнув, Дженни сдавленно икнула и, видимо, сама удивилась, какой утробный звук при этом вырвался, потом, покачав головой, закупорила фляжку и спрятала её. Некоторое время мы сидели молча, внимая журчанию ручья да щебету птиц на деревьях позади нас. Где-то поблизости медным голосом заливался пересмешник, насвистывая мелодии из своего обширного репертуара. Минут через десять Дженни потянулась и, вздыхая, выгнула спину. – Помнишь мою дочку Мэгги? – спросила она. – Да, – я слегка улыбнулась. – Я принимала у тебя роды. Вернее, всего-навсего подхватила Мэгги на руки. Это ты потрудилась на славу. – А, ну да, – сказала Дженни, бултыхая ногой в воде. – Я уж и забыла. Я недоверчиво взглянула на золовку: не в том она возрасте, чтобы страдать старческим склерозом. Если она и вправду что-то забыла, то такое случилось с ней впервые, – по крайней мере, на моей памяти. – Её изнасиловали. – Голос Дженни звучал бесстрастно, она не сводила глаз с воды. – Нельзя сказать, что изуверски: насильник её не бил, но она от него забеременела. – Какой ужас! – помолчав, прошептала я. – Надеюсь… не английский солдат? Это первое, что пришло мне в голову, но Мэгги была совсем ребёнком во время восстания и последовавшей за ним зачистки шотландского Хайленда: продвигаясь по деревням и мелким фермам, британская армия во главе с Камберлендом жгла, грабила – и да, не чуралась насилия. – Нет, – задумчиво ответила Дженни. – Её деверь [брат мужа – прим. перев.]. – О, Боже! – Ага. Именно так я и сказала, когда она со мной поделилась, – скривилась Дженни. – Хорошо ещё, что у деверя – его зовут Джорди – волосы и глаза того же цвета, как у её мужа Пола, поэтому никто ничего не заподозрил. – А как она? – не удержалась я от вопроса. – Справилась с этим? Кивнув, Дженни глубоко вздохнула, вынула из воды ноги и спрятала их под нижней юбкой. – Она спросила, что делать, – бедная девочка! Я молила Господа вразумить меня... Я так молилась! – с внезапной яростью произнесла Дженни и шумно выдохнула. – И велела ей ничего ему, – то есть Полу, – не говорить. Ведь расскажи она, чем бы всё кончилось? Смертью одного из них: ни один горец не станет жить рядом с насильником своей жены. И не должен. И почём знать, кто бы из них погиб: Пол или его брат? Даже если бы Пол просто избил и выгнал Джорди, все бы узнали за что, и бедного мальчонку Уолли, – хотя, когда мы всё обсуждали, конечно, ещё не знали, кто родится, – ославили бы как незаконнорождённого и плод насилия. И что бы из этого вышло? Дженни наклонилась и, зачерпнув пригоршню воды, плеснула себе в лицо. Запрокинув голову, она закрыла глаза, – вода стекала с её высоких, резко очерченных скул, – и покачала головой. – А что сталось бы с семьёй Пола и Джорди? Эта история расколола бы её, да и с нами бы они вдрызг разругались: ведь они скорее стали бы настаивать, что Мэгги лжёт, чем поверили в то, что это правда. Тупоголовые болваны, эти Кармайклы, – констатировала Дженни. – Достаточно преданные, но упрямые как ослы. – Сие глаголет Фрейзер, – заметила я. – Должно быть, эти Кармайклы – и впрямь нечто из ряда вон выходящее. Дженни фыркнула, но с ответом не торопилась. – Поэтому, – наконец произнесла она и, обернувшись, устремила на меня взгляд, – я и сказала Мэгги, что взывала к Господу и мне кажется: уж лучше ей смолчать. Смириться с этим ради мужа и деток. Постараться простить Джорди, если получится, а если нет, то держаться от него подальше, но ничего не говорить. Так она и сделала. – А что… что же Джорди? – с любопытством спросила я. – Он узнал… знает, что Уолли его сын? Дженни покачала головой. – Понятия не имею. Через месяц после рождения ребёнка он эмигрировал в Канаду. Никто не удивился: он был без ума от Мэгги и, когда она выбрала Пола, стал сам не свой. Думаю, для всех лучше, что он уехал. – С глаз долой – из сердца вон? Да, наверное, так лучше, – сдержанно согласилась я. Видимо, не стоило расспрашивать дальше, но я не удержалась. – А Мэгги так ничего и не рассказала Полу, даже после отъезда Джорди? Покачав головой, Дженни не без труда встала и отряхнула юбки. – Точно не знаю, но вряд ли. Расскажи она после того, как столько молчала… Как бы он это воспринял? Пусть Пол не смог бы тут же прикончить брата, но он бы всё равно его возненавидел. Синие глаза золовки, так похожие на глаза Джейми, смотрели на меня насмешливо-грустно. – Ты столько лет замужем за горцем – тебе ли не знать, как сильно они умеют ненавидеть. Пошли: нам лучше собрать коз, пока они не лопнули от обжорства. И, подхватив башмаки, она начала пробираться по траве, нараспев читая гэльский заговор для сбора скота: Троица Святая в Вышнем Граде Небесном, Присмотри за овцами моими и коровами, Позаботься о них в жару, в бурю и в холод, Благослови и дай им сил спуститься С тех высот до ворот кошары.
НОЧЬЮ, ПОСЛЕ ТОГО КАК все засопели, завернувшись в свои одеяла, я стала размышлять о произошедшем. Впрочем... Я не переставала об этом думать с тех самых пор, как увидела того человека. Но история, поведанная Дженни, внесла в мои мысли ясность: так яичная скорлупа, брошенная в кофейник, заставляет осесть кофейную гущу. Разумеется, первое, что пришло мне на ум, – смолчать: я по-прежнему хотела всё утаить. Но тут была одна трудность, – ну, если честно, то две. Во-первых, я не могла отрицать очевидный факт: на моём лице отражались все мысли и чувства. Слышала я об этом неоднократно, и это очень раздражало. Если меня что-то тревожило, люди, жившие рядом, тут же начинали искоса на меня поглядывать, ходить вокруг чуть ли не на цыпочках, – ну а Джейми требовал сказать ему прямо, в чём дело. Дженни тоже заговорила со мной без обиняков, хотя и не стала настаивать на подробностях. Ясно как день: она смекнула, что произошло, иначе не решилась бы рассказать мне историю Мэгги. Спохватившись, я стала гадать, сообщил ли ей что-нибудь Джейми о нападении Ходжепайла и обо всём, что за этим последовало. Однако основная трудность заключалась в моей собственной реакции на встречу с грязным жирным хмырём. Я иронично хмыкала всякий раз, как мысленно повторяла слова, которыми его описала Дженни, но это действительно помогало. Он просто человек, пусть и малоприятный. Не чудовище. Не… тот, из-за которого стоит, чёрт возьми, паниковать. Бог знает как его занесло в банду Ходжепайла: если уж на то пошло, большинство бандитских шаек состоят, по-моему, в основном из безвольных идиотов. И… меньше всего мне хотелось вспоминать об этом снова и снова… Но я не могла забыть. Идя ко мне, он вряд ли собирался причинить мне серьёзный вред. Собственно говоря, и не причинил (если не считать того, что придавил своим тяжёлым телом, силой раздвинул мне ноги и засунул в меня свой член...). Я разжала зубы, глубоко вдохнула и снова начала рассуждать. Он пришёл ко мне, потому что его гнала нужда. И представилась возможность... «Марта», – всхлипывал он. Тёплые слёзы и сопли капали мне на шею. «Как же я тебя любил, Марта!» Могла ли я понять и простить его? Закрыть глаза на те мерзости, которые он со мной сотворил, и видеть в нём только жалкую тварь, какой он и был? И, если смогу, – удастся ли мне окончательно выкинуть его из головы, словно колючку, застрявшую под покровом сознания, и избавиться от терзающих воспоминаний? Запрокинув голову, я уставилась в глубокое чёрное небо, усыпанное горячими звёздами. Если знать, что они на самом деле – шары пылающего газа, можно без труда представить себе звёзды такими, какими их видел Ван Гог… И, глядя в пустоту, украшенную огнями, понимаешь, почему, говоря с Богом, люди всегда смотрят в небо. Они жаждут прочувствовать необъятность чего-то гораздо большего, чем они сами. И вот оно – безмерное и бескрайнее, и всегда рядом. Укрывает тебя. «Помоги мне», – беззвучно взмолилась я. Я никогда не говорила с Джейми о Джеке Рэндалле. Но по тем крохам, что поведал мне муж, и по обрывкам фраз из самых жутких его ночных кошмаров я поняла, что он отыскал единственный способ всё преодолеть и жить дальше: он прощал Джека Рэндалла. Снова и снова, сотни раз. Упорства Джейми не занимать – ему такое по плечу. «Помоги мне, – повторила я и почувствовала, как по вискам струятся слёзы и затекают в волосы. – Умоляю, помоги».
Дата: Четверг, 21.05.2020, 17:23 | Сообщение # 465
Король
Сообщений: 19994
Глава 142. ВСЁ ВЫХОДИТ НА ПОВЕРХНОСТЬ (с) Перевод Елены Фадеевой
Ксантус Рассел Смит "Лесная земляника"
МОЛИТВА ПОМОГЛА: шок проходил. Не сразу, и порой не более чем на несколько минут. Но, вернувшись домой, в мирной атмосфере гор, окружённая любовью семьи и друзей, я почувствовала, что снова обретаю долгожданное равновесие. Я молилась, я прощала. Я справлялась. Кроме того, помогали отвлекавшие меня дела. Лето – самое горячее время для фермеров. А когда мужчины работают, случаются травмы и раны от садовых кос и мотыг, тележек и скота, оружия и ножей. Женщины и дети обращались с ожогами и бытовыми травмами, запорами, диареей, прорезыванием зубов и даже… с острицами. – Вот, видите? – сказала я тихим голосом, держа зажженную свечу в нескольких дюймах от ягодиц двухлетнего Таммаса Уилсона. Таммас, сделавший вполне обоснованный вывод, что я собираюсь опалить ему попку или засунуть в нее свечу, визжал и брыкался, пытаясь вырваться. Однако мать покрепче ухватила его и снова раздвинула ягодицы, обнажив крошечных белых червяков – самок-остриц, извивающихся вокруг его небольшого и в остальном безукоризненного маленького ануса. – Господи, помилуй! – воскликнула Энни Уилсон, отпуская одну руку, чтобы перекреститься. Таммас сделал решительную попытку вырваться и почти преуспел в этом, едва не угодив головой в огонь. Однако я схватила его за ножку и оттащила назад. – Это самки, – объяснила я. – Ночью они выползают наружу и откладывают на кожу яйца, которые вызывают зуд, и поэтому, конечно же, ваш малыш чешется. Это вызывает покраснение и сыпь. А затем он переносит яйца на все, до чего дотрагивается. А поскольку Таммасу было всего два года, он прикасался ко всему, что было в пределах его досягаемости. – Так что вся ваша семья наверняка тоже заразилась. Миссис Уилсон слегка заёрзала на своем табурете – то ли от остриц, то ли от смущения, – и посадила Таммаса прямо. Он тут же соскользнул с ее колен и направился к кровати, где лежали две его старшие сестры четырех и пяти лет. Я ухватила мальчишку за талию и потащила обратно к очагу. – Пресвятая Богородица, что же мне делать? – спросила Энни, беспомощно переводя взгляд со спящих девочек на мистера Уилсона, который, утомленный дневной работой, свернулся калачиком на другой кровати и храпел. – Ну, для взрослых и детей постарше подойдет вот это. Я вытащила из корзины бутылочку и довольно осторожно, как будто она могла взорваться, протянула ее женщине. На самом деле смесь вовсе не была взрывоопасной, но мне всегда казалось, что грохнуть может, ведь я знала, как она действует. – Это укрепляющее из венчиковидного молочая и корня дикой таволги. Очень сильное слабительное… То есть придется много бегать в туалет, – пояснила я, заметив ее непонимание, – но несколько доз избавят вас от остриц, если только Таммас с девочками не распространят их снова. А вот это для маленьких детей. Я протянула ей горшочек с чесночной пастой, и, хотя он был заткнут пробкой, Энни сморщила нос, поскольку пахло довольно сильно. – Зачерпните побольше на палец и нанесите мазь вокруг заднего прохода ребенка и… э-э, внутрь. – Хорошо, – с покорным видом произнесла Энни, беря горшочек и бутылочку. Наверное, это не самое худшее, что она когда-либо делала, будучи матерью. Я дала ей указания относительно кипячения постельного белья и настоятельные советы насчет мыла и тщательного мытья рук, пожелала всего хорошего и ушла, ощущая непреодолимое желание почесать свой собственный зад. Однако на обратном пути к хижине Хиггинсов оно прошло, и с умиротворенным чувством хорошо выполненной работы я скользнула на тюфяк рядом с Джейми. Он сонно перевернулся на другой бок, обнял меня и принюхался. – Чем, во имя всего святого, ты занималась, Сассенах? – Тебе лучше этого не знать, – заверила я его. – Чем же от меня пахнет? Если только чесноком, вставать я не собираюсь. А вот если фекалиями… – Чесноком, – ответил Джейми, к счастью. – Ты пахнешь, как gigot d’agneau по-французски (ножка ягненка (фр.), – прим. перев.). У него тут же заурчало в животе, и я тихо рассмеялась. – Полагаю, самое большее, на что ты можешь рассчитывать, это овсянка на завтрак. – Ничего страшного, – спокойно сказал Джейми. – Заправлю ее медом.
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ, поскольку срочных врачебных вызовов не было, я вместе с Джейми поднялась наверх к новому дому. Весь холм покрывали похожие на щиты зеленые листья и изогнутые стебли дикой земляники с кисло-сладкими плодами в виде сердечек. Я захватила с собой маленькую корзинку (я никогда не ходила без нее ни весной, ни летом) и наполовину заполнила ее к тому времени, как мы достигли поляны, откуда открывался прекрасный вид на всю часть равнины, лежащую у подножья Риджа. – Кажется, прошла целая жизнь с тех пор, как мы впервые сюда приехали, – заметила я, усаживаясь на штабель наполовину обтесанных досок и снимая широкополую шляпу, чтобы ветер развевал мои волосы. – Ты помнишь, как мы нашли землянику? Я протянула Джейми пригоршню ягод. – Скорее, две или три. Жизни, я имею в виду. И да, конечно, я помню. Улыбнувшись, Джейми присел рядом со мной и взял одну из крошечных ягод с моей ладони, а затем показал рукой на относительно ровную площадку перед нами, где с помощью вбитых в землю колышков и веревки обозначил примерное очертание будущих комнат. – Ты, наверное, захочешь, чтобы твой врачебный кабинет располагался в передней части дома, да? Так же, как и раньше? Я так и наметил, но это легко изменить, если что. – Пожалуй, да, в передней. Я буду проводить там бóльшую часть времени: хотелось бы иметь возможность выглянуть из окна и увидеть, что за мерзкие неожиданности на нас надвигаются. Я говорила совершенно серьезно, но Джейми рассмеялся и взял еще несколько земляничин. – По крайней мере, если неприятностям придется взбираться в гору, это их немного замедлит. Джейми принес наспех сколоченную самодельную конторку и теперь положил ее себе на колени, открыв, чтобы показать мне свои планы, аккуратно вычерченные карандашом. – Мой кабинет-на-пару-слов мы расположим напротив твоего – через холл, как в старом доме, а коридор придется расширить из-за лестничной площадки; и, я думаю, хорошо бы, наверное, устроить вот здесь, между кабинетом и кухней, небольшую гостиную. А вот кухня... как считаешь, может, нам тоже сделать отдельную кухню в пристройке, как у Джона Грея в Филадельфии? Скривив рот от вяжущего вкуса ягод, я на миг задумалась. Ничего удивительного, что эта мысль пришла Джейми в голову: любой, кто пережил хотя бы один пожар в доме (а тем более, если два), хорошо понимает, какие опасности таит в себе кухня. – Нет, не нужно, – ответила я наконец. – В Филадельфии строят так, скорее, из-за летней жары, чем из-за опасности пожара, но здесь это не проблема. В конце концов, нам необходимы камины в доме. Опасность пожара все равно никуда не денется, если на одном из очагов мы будем готовить. – Смотря кто готовит, – заметил Джейми, изогнув бровь. – Если ты имеешь в виду кого-то конкретного, то лучше возьми свои слова обратно, – холодно посоветовала я. – Может, я и не лучший повар в мире, но я никогда не подавала тебе подгоревшую еду. – Зато ты у нас единственный член семьи, спаливший дом дотла, Сассенах. Ты должна это признать. Смеясь, Джейми выставил вперед руку, защищаясь от моего притворного тычка. Его ладонь полностью накрыла мой кулак, и без особых усилий муж стащил меня с моего насеста и пересадил на свое колено. Обняв меня одной рукой, а другой убрав с лица мои волосы, он положил подбородок мне на плечо. Джейми сидел босой, в одной рубашке и потертом зелено-коричневом рабочем килте, который купил у старьевщика в Саванне. На бедре образовалась складка; я вытащила ее из-под себя и разгладила на мускулистой ноге мужа. – Эми говорит, что в Кросс-Крике живет шотландская ткачиха, – сказала я. – Пожалуй, когда в следующий раз спустишься туда с горы, тебе стоит заказать новый килт… Может быть, даже традиционных цветов твоего клана, если она сможет выткать красный тартан Фрейзеров. – Ну, не знаю. Есть ведь много других вещей, на которые можно потратить деньги, Сассенах. Мне незачем наряжаться на охоту или рыбалку, а в поле я работаю в рубахе. – Я могла бы целыми днями ходить в дырявой серой юбке из фланели, и на моей работе это никак не отразится, но ты ведь не хотел бы, чтобы я так делала, правда? Джейми издал низкий шотландский звук, обозначавший усмешку, и слегка сдвинулся, чтобы усадить меня поудобнее. – Не хотел бы. Мне нравится время от времени любоваться тобой, милая, когда ты с убранными наверх волосами и в красивом платье с глубоким декольте, из которого выглядывают твои сладенькие грудки. Кроме того, – добавил он, – о мужчине судят по тому, насколько хорошо он обеспечивает свою семью. Если я позволю тебе ходить в лохмотьях, люди подумают, что я либо скупец, либо транжира. По его тону было ясно, что из этого будет самым страшным грехом. – Нет, не подумают, – возразила я, в основном поддразнивая его ради спора. – Все в Ридже прекрасно знают, что ты не такой. Кстати, тебе не приходило в голову, что и я бы тоже хотела время от времени видеть тебя во всей красе? – Какая же ты легкомысленная, Сассенах; не ожидал ничего подобного от доктора К. Э. Б. Р. Фрейзер. Он снова засмеялся, но, чуть повернувшись, резко смолк. – Смотри, – сказал он мне на ухо и указал вниз по склону расщелины. – Вон там, справа, где ручей появляется из-за деревьев. Видишь ее? – Не может быть! – воскликнула я, заметив белое пятно, медленно двигавшееся среди зеленых участков кресс-салата и ряски. – Но ведь этого не может быть она? На таком расстоянии я не могла без очков разглядеть детали, но, судя по движениям, объект, о котором шла речь, почти наверняка был свиньей. Большой свиньей. Большой белой свиньей. – Ну, если это не та самая белая свиноматка, то уж наверняка ее дочь. Хотя готов поспорить, что это старая бестия собственной персоной. Я бы узнал этот гордый зад где угодно. – Ну, что ж, – с легким вздохом удовлетворения я откинулась назад, прислонившись к Джейми. – Теперь я знаю, что мы и правда дома. – Через месяц ты будешь спать под своей собственной крышей, a nighean (девочка (гэльск.). – прим. пер.), – сказал Джейми, и по его голосу я поняла, что он улыбается. – Возможно, это будет лишь навес небольшой пристройки для начала, но зато уж точно наш собственный. К зиме поставим дымоходы, возведем стены и накроем крышей, а полами и дверями я смогу заняться и когда снег на землю ляжет. Я обхватила ладонью его щеку, теплую и слегка заросшую колючей щетиной. Я не обманывала себя, думая, что это рай или убежище от войны – войны, как правило, не остаются на одном месте. Они перемещаются, подобно циклонам, и наносят немало разрушений в тех местах, которые затрагивают. Но, как бы долго они ни продолжались, здесь был наш дом, и сейчас в нем царил мир. Некоторое время мы сидели молча, наблюдая за ястребами, кружившими над открытым пространством внизу, и за передвижениями белой свиньи, – если это действительно была она, – к которой теперь присоединилось множество маленьких пятнышек-поросят, несомненно, из весеннего приплода. У подножия горы, со стороны гужевой дороги, показались двое всадников, и я почувствовала, как Джейми напрягся, а затем расслабился. – Хирам Кромби и новый разъездной священник, – сказал он. – Хирам говорил, что собирается спуститься к перекрестку дорог и встретить его, чтобы тот не заблудился. – Ты имеешь в виду, что Хирам хотел проверить, достаточно ли этот новый священник суров для этой работы, – рассмеялась я. – Ты же понимаешь, что они уже отвыкли считать тебя человеком, не так ли? Хирам Кромби был главой небольшой группы, которую шесть лет назад Джейми принял в качестве поселенцев. Все они оказались пресвитерианцами чрезвычайно строгих убеждений и склонны были считать папистов извращенцами, – если вообще не порождениями Сатаны. Джейми негромко хмыкнул, как бы снисходительно отметая мое замечание. – Они снова привыкнут ко мне, – сказал он. – И я бы дорого заплатил, чтобы посмотреть, как Хирам разговаривает с Рейчел. Слушай-ка, Сассенах, у меня нога затекла. Муж помог мне подняться с его колена и встал сам, отряхивая килт. Хоть и выцветший, он очень шел Джейми, и сердце мое радовалось, видя его таким: высоким и широкоплечим, главой семьи, хозяином собственной земли. Он снова посмотрел на лежащий внизу участок равнины, глубоко вздохнул и повернулся ко мне. – Кстати о мерзких неожиданностях, – задумчиво начал он. – Хорошо, когда видишь их издалека. Чтобы подготовиться. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Тогда, может, сейчас самое время рассказать, что надвигается?
– ВСЕ В ПОРЯДКЕ, – наверное, уже в десятый раз сказала я и отковырнула кусочек коры с бревна, на котором сидела. – Все хорошо. Правда. Джейми стоял передо мной; ярким фоном позади него расстилались равнина и затянутое облаками небо, но его лицо оставалось в тени. – Сассенах, – мягко заговорил он. – Я гораздо упрямее тебя, и тебе прекрасно это известно. Так вот, я знаю, что тебя что-то расстроило, когда ты ездила в факторию Бёрдсли, и что ты не хочешь мне об этом рассказывать. Иногда я понимаю, что тебе нужно собраться с мыслями, прежде чем говорить, но времени у тебя было более чем достаточно… И я вижу, что все гораздо хуже, чем я думал, иначе ты бы уже сказала мне. Я заколебалась, пытаясь придумать, что бы такое ему сказать, что, возможно, было бы не совсем… Но, взглянув на Джейми, решила: нет, не могу я лгать ему – и не только потому, что он сразу же поймет, что я лгу. – Ты помнишь, – медленно произнесла я, глядя на него снизу вверх, – нашу первую брачную ночь? Ты обещал мне, что не будешь спрашивать о том, что я не могу рассказать. Ты сказал, что в любви есть место для тайн, но не для лжи. Я не буду лгать тебе, Джейми, но я действительно не хочу тебе говорить. Он переступил с ноги на ногу и вздохнул. – Если ты думаешь, что это меня успокоит, Сассенах... – покачал он головой. – И, кстати, я сказал немного по-другому. Я очень хорошо помню ту ночь, – и он слегка улыбнулся, – я говорил, что тогда между нами не было ничего, кроме уважения, и что уважение, вероятно, дает место тайне, но не лжи. Джейми немного помолчал, а потом очень нежно произнес: – Теперь ведь между нами есть нечто большее, чем уважение, верно, mo chridhe (сердце мое (гэльск). – прим. пер.? Я глубоко вздохнула. Сердце мое бешено колотилось в груди, но это была обычная взволнованность, а не паника. – Верно, – ответила я, глядя на него снизу вверх. – Джейми... пожалуйста, не спрашивай меня сейчас. Я действительно думаю, что все в порядке; я молилась об этом и… и наверняка всё устроится, – не слишком уверенно закончила я. Потом встала и взяла его за руки. – Я скажу тебе, когда смогу, – пообещала я. – Потерпишь немножко? Джейми поджал губы, размышляя. Он всегда отвечал обдуманно. Если бы он был не готов смириться с этим, то сказал бы. – Это что-то такое, к чему мне надо как то подготовиться? – серьезно спросил он. – Я имею в виду, если это может привести к драке, то я должен быть готов. – О, нет, – выдохнула я облегченно. – Нет. Ничего такого. Это скорее проблема нравственного характера. Я видела, что мои слова не обрадовали Джейми. Он всматривался в мое лицо, и в глазах его плескалась тревога, но наконец он медленно кивнул. – Я потерплю, a nighean, – с нежностью сказал он и поцеловал меня в лоб. – Пока что.
Глава 143. БЕСЦЕРЕМОННОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО (с) Перевод Натальи Ромодиной, Елены Буртан и Елены Карпухиной
@ Джим Ричардсон "Сент-Килда"
ЛЕТОМ ВНИМАНИЯ ЦЕЛИТЕЛЯ требуют и другие важные вещи – беременности и роды. Я ежедневно молилась, чтобы Марсали благополучно разрешилась от бремени. И, хотя уже наступило первое июня, наверняка пройдёт несколько месяцев, прежде чем мы что-нибудь узнаем. Перед нашим слёзным расставанием в Чарльстоне я её осмотрела: всё указывало на то, что плод развивается нормально. «Думаешь, может родиться… такой же, как Анри-Кристиан?» Прижимая руку к округлившемуся животу, Марсали с трудом выговорила имя сына. «Скорее всего, нет». И от моих слов, словно ветер по воде, по лицу Марсали пробежала череда эмоций: страх, сожаление… облегчение. Прочитав ещё одну короткую молитву, я перекрестилась и поднялась по тропинке к хижине МакДональдов. Там временно, пока Йен не построит свой собственный дом, поселилась чета Мюрреев. Рейчел сидела на скамье перед хижиной и лущила горох в миску, для удобства разместив её прямо на животе. – Madainn mhath! [«Доброе утро!» – гэльск., прим. перев.] – радостно улыбнулась она. – Ну как, Клэр, поразила я тебя своими способностями к языкам? Я уже могу сказать «доброе утро», «спокойной ночи», «Как дела?» и «Проваливай в Сент-Килду» [шотландский архипелаг, включающий самую западную точку Великобритании – прим. перев.] – Поздравляю, – отозвалась я, усаживаясь рядом. – И как будет про Сент-Килду? – «Rach a h-Irt», – сообщила она. – По-моему, слова «святой Килда» не стоит понимать буквально. На самом деле они, скорее всего, означают не конкретное, а всего лишь крайне удалённое место. – Не удивлюсь, если так оно и есть. А ты что, пытаешься применить принципы «простой речи» квакеров к гэльскому? Думаешь, это возможно? – Понятия не имею, – честно призналась Рейчел. – Матушка Дженни предлагает научить меня молитве «Отче Наш» на гэльском. Вот выучу – тогда всё и пойму: они ведь наверняка обращаются к Создателю точно так же, как мы в «простой речи». – А-а. – Я ни о чём подобном даже не задумывалась, но в логике Рейчел не откажешь. – Значит, вы обращаетесь к Богу на «ты»? – Конечно. Разве есть Друг ближе? Раньше это не приходило мне в голову, но, вероятно, именно поэтому в молитве используется «ты», «твоё», и тому подобное. Изначально форма местоимения единственного числа «ты» [староангл. thee – ты, прим. перев.] применялась по отношению к близким, но с развитием английского языка слово вышло из употребления, сохранившись только в «простой речи» квакеров. – Как интересно! – заметила я. – А как там поживает Огги? От энергичного пинка миска вдруг подпрыгнула, раскидывая горох. Рейчел ухватилась за край посудины. – Неймётся ему. И мне тоже не по себе, – добавила она, когда я начала собирать упавшие на её юбку горошины и ссыпать их обратно. – Даже не сомневаюсь, – улыбнулась я. – Кажется, что беременность никогда не кончится, – и вдруг начинаешь рожать. – Жду не дождусь, – с жаром произнесла она. – И Йен тоже. – А он-то с чего? Яркий румянец, медленно поднявшись по шее от сорочки, залил лицо Рейчел до корней волос. – Я бужу его по шесть раз за ночь, когда встаю пописать, – объяснила она, отводя глаза в сторону. – И пинков от Огги ему достаётся, пожалуй, не меньше, чем мне. – И? – подбодрила я её. Рейчел покраснела ещё сильнее. – Он говорит, что ему не терпится попробовать моего молока. Прямо из груди, – застенчиво сказала она и закашлялась. Потом посмотрела на меня: её румянец чуть побледнел. – На самом деле, – уже серьёзно добавила она, – он так ждёт этого ребёнка и очень беспокоится за него. Тебе же известно о его детях от индианки. Йен признался, что говорил с тобой, когда раздумывал, имеет ли он право жениться снова. – А! Ещё бы ему не волноваться. Я положила руку на живот Рейчел: вот здесь упирается брыкающаяся ножка, а вот и длинный изгиб крошечной спинки. Ребёнок ещё не опустился, но, по крайней мере, лежал головой вниз. Это радовало. – Всё будет хорошо. – Я сжала её руку. – Я уверена. – Мне страшно вовсе не за себя, – улыбнувшись, Рейчел сжала в ответ мою руку. Улыбка слегка поблекла, когда она перенесла ладонь на свой живот. – Но я очень боюсь за них.
ПОГОДА ВЫДАЛАСЬ на славу, а у младшенького Хиггинса резались зубы, поэтому после ужина мы прихватили пару одеял и поднялись к участку, где собирались строить дом. Хотелось полюбоваться долгим закатом. И ненадолго уединиться. – Как думаешь, не прервёт ли нас на самом интересном месте медведь или какая-нибудь другая зверюга? Тряхнув плечами, я выскользнула из неброского платья, в котором обычно собирала травы и всякий подножный корм. – Нет. Вчера я говорил с Джо Бёрдсли. По его словам, до ближайшего медведя – добрая лига [4,83 км – прим. перев.]. Джо видел его в той стороне, – Джейми кивком указал на дальний край долины. – Летом они не станут шататься по лесам, пока там, где они кормятся, полно еды. Да и пумы предпочитают более лёгкую добычу, чем человек. Но я разложу костерок – куда же без него! – Что там с Лиззи? – спросила я, расстилая одеяла и наблюдая, как ловко Джейми разводит небольшой костёр. – Джо рассказывал? Не глядя на меня, Джейми улыбнулся. – Да, и весьма пространно. Если в двух словах, чувствует она себя неплохо, но так и норовит потрепать братьям нервы – отвлекается она таким манером. Вот Джо и ушёл на охоту. Когда Лиззи даёт волю языку, с ней остаётся Кеззи. Он на ухо туговат – ему проще. Близнецы Бёрдсли были похожи как две капли воды и отличались только тем, что из-за перенесённой в детстве инфекции Кеззи оглох. – Это хорошо. То есть хорошо, что у неё нет приступов малярии. Я навестила Лиззи вскоре после нашего приезда, и она со своим семейством выглядела преотлично; правда, упомянула, что прошлой зимой её несколько раз «трясла лихорадка» – наверняка у Лиззи закончилась хинная кора. Я оставила ей тогда бо́льшую часть запасов хины, которую привезла из Саванны. «Надо было спросить в фактории, нет ли у них этого лекарства», – мелькнуло у меня в голове, и при воспоминании о том месте вновь подступила тягостная тревога. Отгоняя своих призраков, я мысленно со всей твёрдостью сказала: «Я тебя прощаю». Мы сидели, подбрасывая хворост в горящий костёр, и смотрели на закат: за чёрными пиками отдалённого хребта в пламенеющих парусах золотистого облака затухали последние солнечные лучи. Отблески костра плясали по сложенным в штабеля брёвнам и грудам камней для фундамента, а мы наслаждались уединением в том месте, которое уже считали своим домом, хотя никаких стен ещё и в помине не было. Потом мы умиротворённо лежали между одеялами, – холодно не было, но на такой высоте горный воздух быстро остывает, не оставляя и следа от дневной жары, – и смотрели на мерцающие искорки, вылетавшие из печных труб, и на светящиеся окна нескольких домишек, которые виднелись среди деревьев на склонах. Мы заснули, прежде чем погасли все огни. Мне снилось что-то возбуждающе-чувственное: я очнулась от сна, вяло ёрзая на сбившемся одеяле. Тело моё отяжелело от вожделения. С возрастом это случалось всё чаще, словно физическая близость с Джейми разжигала во мне не затухавший до конца огонь, который продолжал тлеть всю ночь. Если я закрою глаза и не откликнусь на зов плоти, то из-за неутолённого желания всю ночь буду ворочаться и утром встану осоловелой и разбитой. К счастью, я пробудилась, и, хотя всё еще пребывала в приятной полудрёме, вполне могла взять дело в свои руки, тем более что от лежавшего рядом большого тёплого мужчины исходил острый волнующий запах. Когда я перевернулась на спину, он чуть подвинулся, оставив между нами немного свободного места, но сразу же снова размеренно засопел. Опустив руку, я погрузила её в набухшее тепло. Много времени это не займёт. Через несколько минут Джейми вновь пошевелился, и моя ладонь замерла между бёдрами. Скользнув рукой под одеялом, он коснулся моих затаившихся пальцев – у меня чуть сердце не выскочило. – Не хотел тебе мешать, Сассенах, – прошептал он мне на ухо. – Не помочь ли, самый чуток? – Хм, – еле слышно пролепетала я. – А... ты это о чём? В ответ он сунул кончик языка мне в ухо, и я тихонько вскрикнула. Джейми фыркнул от удовольствия и, вытолкнув мою уже обмякшую ладонь, накрыл пригоршней местечко меж моих ног. Он нежно погладил там одним пальцем, и я выгнула спину. – Ого! Да ты хорошо взялась за дело, – прошептал он. – Ты скользкая и солоноватая, как устрица, Сассенах. Но ещё не управилась? – Нет. Я... И давно ты подслушиваешь? – Да уж давненько, – не стал скрывать Джейми. Прервав на миг ласки, он взял меня за освободившуюся было руку и крепко обхватил моей ладонью горящую энтузиазмом часть собственного тела: «Мм?» – О, – ответила я. – Ну... Мои ноги оценили ситуацию гораздо быстрее, чем мозги. Джейми тоже понял всё с полуслова. Еле различимый в темноте, он наклонил голову и принялся нежно и пылко целовать меня, а потом вдруг отстранился и спросил: – А как занимаются любовью слоны? Я не знала ответа, да, к счастью, он и не стал его дожидаться. Джейми перекатился на меня и тут же скользнул туда, где его всегда ждут, и вся вселенная внезапно сжалась в одну-единственную яркую точку. Несколько минут спустя мы лежали под сверкающими звёздами. Одеяло валялось рядом, а наши сердца потихоньку ускоряли свой бег, возвращаясь к обычному ритму. – А знаешь, – спросила я, – что в пиковой точке оргазма сердце действительно на миг останавливается? Поэтому пару минут после этого оно бьётся медленно: к моменту оргазма симпатическая нервная система уже активировала все свои синапсы, предоставив парасимпатической системе управлять сердцем, а та уменьшает частоту сердечных сокращений. – Я заметил, что сердце у меня остановилось, – признался Джейми. – Но раз уж оно опять застучало, то и волноваться о том, почему оно замерло, смысла нет. Он закинул руки за голову и с наслаждением потянулся, радуясь прохладе, остужавшей разгорячённую кожу. – Вообще-то, мне всегда было без разницы, забьётся ли оно снова. – Вот что за человек! – миролюбиво заметила я. – До чего беспечный! – Ты на себя поглядела бы, Сассенах. Чем ты там занималась, пока я тебя не прервал? Правильно говорят: от женщин можно ждать чего угодно. Но это уже перебор. Джейми на секунду умолк. – Хм. Разве я… не ублажил тебя в первый раз, Сассенах? – слегка робея, спросил он. – Не стоило мне торопиться, но не было сил сдерживаться, и… – Нет, нет, – встрепенулась я. – Дело не в тебе… То есть, наоборот… мне это настолько понравилось, что я проснулась и захотела ещё. – А, ну, тогда ладно. Глубоко и удовлетворённо вздохнув, он расслабился и закрыл глаза. В сиянии растущего месяца я ясно видела Джейми, хотя лунный свет стёр все краски, превратив моего любимого в чёрно-белое изваяние. Я провела рукой по его груди, легко коснулась плоского живота – тяжёлый физический труд имел свои преимущества, правда, требовал и высокой отдачи, – и накрыла ладошкой его тёплые обмякшие гениталии. – Tha ball-ratha sìnte riut, – произнёс Джейми, положив свою большую руку на мою. – Что? – спросила я. – Несущая счастье… нога? – Ну, на самом деле, член. Называть его ногой было бы большим преувеличением. «В тебя упирается счастье дарующий член» – это первая строчка стихотворения Аласдера Макмайстира Аласдера «К превосходному пенису». – Неужели Аласдер был о себе такого высокого мнения? – Ну, он не утверждал, что стихотворение о его члене, хотя, возможно, и подразумевал. Не открывая глаз, Джейми чуть крепче сжал веки и продекламировал: – Tha ball-ratha sìnte riut A choisinn mìle buaidh Sàr-bodh iallach acfhainneach Rinn-gheur sgaiteach cruaidh Ùilleach feitheach feadanach Làidir seasmhach buan Beòdha treòrach togarrach Nach diùltadh bog no cruaidh. – Умоляю, – попросила я. – Переведи, пожалуйста: кажется, я не уловила нескольких тонкостей. Ну, не мог же он в самом деле сравнивать свой пенис с трубкой волынки? – Ещё как мог, – заверил Джейми и перевёл: – В тебя упирается счастье дарующий член, Он тысячу раз уж захватывал в сладостный плен. То пенис отличный: он задубел, оснащён восхитительно, Идёт энергично он к цели, пронзает решительно, Как трубка волынки он твёрд, но плавно скользит и ласкает, Надёжен и крепок, в работе износа не знает. Он бодрый и мощный, и радостью он одаряет. И телу – упругому ль, нежному – не изменяет. – Задубел? – хихикнула я. – Неудивительно, после тысячи-то побед. А что имел в виду автор, говоря: «оснащён восхитительно»? – Понятия не имею. Видал я его у Аласдера пару раз. Ну, когда тот отливал на обочине. По мне – так ничего особо выдающегося. – Ты знал этого Аласдера? Улёгшись на бок, я подперла голову рукой. – Ну, да. И ты тоже, хотя, наверное, и не догадывалась, что он пишет стихи. В те времена ты ещё не очень преуспела в гэльском. Я до сих пор неважно им владела, хотя теперь, когда я снова стала жить среди людей, говорящих на гэльском, прежние навыки стали возвращаться. – Где мы с ним познакомились? Во время восстания? Он был учителем гэльского у принца Теарлаха [Красавчика принца Чарли Стюарта – прим. перев.]. – Да. Он сочинил уйму стихов и песен о Стюарте и восстании. И сейчас, когда Джейми напомнил мне об Аласдере, я подумала, что, пожалуй, припоминаю, как у костра пел длинноволосый, чисто выбритый мужчина средних лет с глубокой ямочкой на подбородке. Я всегда удивлялась, как он умудряется столь тщательно бриться опасной бритвой. – Хмм. К таким, как Аласдер, я явно испытывала смешанные чувства. С одной стороны, без тех, кто подливал масла в огонь и пробуждал безрассудный романтизм, дело Стюарта могло легко завянуть и умереть задолго до Каллодена. С другой…. Благодаря им были увековечены герои, павшие на полях сражений. Однако не успела я хорошенько об этом поразмыслить, как Джейми меня отвлёк: он небрежно смахнул пенис набок. – Учителя в школе требовали, чтобы я писал правой рукой, – заметил он, – но, к счастью, никому и в голову не пришло заставлять меня поддаваться соблазну с её же помощью. – С чего ты это так называешь? – рассмеялась я. – «Поддаваться соблазну»! – Ну, «онанировать» звучит гораздо греховнее, так ведь? А если ты «поддаёшься соблазну», то грех кажется меньше, – как будто ты просто приятно проводишь время. – «Надёжен и крепок, в работе износа не знает…» – процитировала я, легонько погладив предмет разговора. – Может, Аласдер имел в виду что-то вроде перчаточной кожи? – Он бывает и бодрым, и мощным, Сассенах, и, разумеется, дарит радость, но вот что я тебе скажу: в третий раз за ночь он не встанет. Не в моём возрасте. Отведя мою руку в сторону, Джейми повернулся на бок, сгрёб меня в охапку, прижал спиной к себе и меньше, чем через минуту, крепко заснул. Когда я проснулась утром, он уже ушёл.
Дата: Четверг, 11.06.2020, 21:19 | Сообщение # 467
Король
Сообщений: 19994
Глава 144. ВИЗИТ В САДИК С ПРИВИДЕНИЯМИ (с) Перевод Елены Буртан, Натальи Ромодиной и Елены Карпухиной
Клод Моне "Садовые ворота"
ЧЁРТ ПОБЕРИ, Я ТАК И ЗНАЛА! Проснувшись от пения птиц и холода, – место рядом на одеяле остыло, – я сразу всё поняла. Отправляясь на охоту, рыбалку или в любую поездку, Джейми частенько поднимался затемно, но всегда, прежде чем уйти, прикасался ко мне, целовал или что-то шептал. Мы прожили достаточно долго и знали, как непредсказуема жизнь и как, прощаясь на час, люди могут разлучиться навеки. Мы ни разу об этом не говорили и не заводили особых ритуалов, но при расставании почти всегда обменивались маленькими знаками любви и нежности. А сегодня он ушёл неведомо куда, не сказав ни единого слова. – Будь ты неладен, проклятущий шотландец! – шарахнув кулаком по земле, в отчаянии воскликнула я. Кипя от злости, я сунула свёрнутые одеяла под мышку и спустилась со склона. Дженни. Джейми был у сестры и наверняка поговорил с ней. И почему я не подумала об этом раньше? Джейми согласился не донимать меня вопросами. Но и не обещал не задавать их другим. И, хотя Дженни, безусловно, очень тепло ко мне относилась, я никогда не питала иллюзий, кому именно она беззаветно предана. Дженни не стала бы намеренно выдавать мою тайну, но, конечно, раскрыла бы любой мой секрет, спроси её брат напрямик. Тёплые солнечные лучи заливали утро медовым светом, но были не в силах унять дрожь, пробиравшую меня до костей. Джейми всё узнал. И вышел на охоту.
МОЖНО БЫЛО И НЕ ПРОВЕРЯТЬ, но я всё равно заглянула за дверь. Винтовки Джейми на привычном месте не оказалось. – Он заходил спозаранку, – сообщила Эми Хиггинс, накладывая мне миску каши. – Мы ещё не встали, но он тихонько окликнул, и Бобби поднялся открыть дверь. Я предложила Самому позавтракать, но он сказал, что не голоден, и ушёл. Сказал – на охоту. – Понятно, – отозвалась я. Миска согревала руки, и, хотя я догадывалась, – даже точно знала, – что задумал Джейми, от густого аромата овсянки у меня потекли слюнки. Эми добавила в неё мёду и немного прибережённых сливок, из которых не стала сбивать масло. Она потакала извращённому английскому вкусу Бобби, хотя сама оставалась верна обычной шотландской каше, скромно приправленной одной солью. Еда пошла мне на пользу – я чуть успокоилась. Очевидно, что, не зная имени хмыря и не имея понятия, где он живёт, я абсолютно ничего не могла поделать. Чего не скажешь о Джейми. Если он сразу же поговорил с Дженни, то запросто мог послать кого-нибудь в факторию Бёрдсли, чтобы расспросить о толстяке с багровым пятном на лице. И, даже если Джейми ещё ничего не разузнал, а только собирается всё выяснить, мне его не догнать. И уж тем более не остановить. «Ни один горец не станет жить рядом с насильником своей жены. И не должен», – сказала мне Дженни. Предупредила – как я теперь поняла. Покачиваясь на нетвёрдых ножках, крошка Роб пересёк комнату и ухватился обеими руками за мою юбку. – Дай! – одарил он меня широкой – во все четыре зуба – улыбкой. – Кусить! Тревога не покидала меня, но я сумела улыбнуться в ответ. – Привет, малыш! Говоришь, хочешь кушать? Я протянула ему ложечку, полную медовой каши, и он набросился на неё, словно алчная пиранья. В дружеском молчании (Роб не отличался болтливостью) мы вместе доели сладкую овсянку. Я решила, что сегодня лучше поработать в саду. Судя по всему, роды у Рейчел могли начаться в любой момент, поэтому я не хотела уходить далеко от дома. А недолгое уединение в умиротворяющей компании растений позволило бы обрести хоть толику столь желанного душевного равновесия. «Ну и проветриться не помешает», – подумала я, глядя, как Роб, вернув мне вылизанную миску, проковылял через всю комнату, и, подняв подол рубашонки, помочился прямо в очаг.
ОКОЛО НОВОГО ДОМА мы разобьём новый огород. Всё было уже вымерено и размечено, земля вскопана, и даже припасена часть жердей для высокой изгороди. Но мы ещё не поселились на новом месте, поэтому нет смысла ежедневно ходить так далеко, чтобы ухаживать за посадками. И пока что я присматривала за делянкой Эми, заодно втыкая саженцы и черенки между капустой и репой. Однако сегодня меня потянуло в Старый сад. Так его прозвали в Ридже, и народ обходил проклятое место стороной. Для меня же он навсегда остался «Садиком Мальвы». И я туда наведывалась. Сад располагался на очень пологом склоне чуть позади сгоревшего Большого дома. Мыслями я уже хозяйничала в новом, так что по пустырю, оставшемуся от старого жилища, прошла со спокойным сердцем. «Стоит ли об этом беспокоиться, когда есть повод поважнее?», – подумала я и сдавленно хихикнула. – Да ты с ума сходишь, Бичем, – пробормотала я, но почувствовала себя лучше. Высокая изгородь обветшала, кое-где провалилась, и олени, конечно же, приглашением воспользовались. Пустив в ход копыта, они вырыли и съели большую часть луковиц. Более нежные растения, такие как редис и салат-латук, исчезли задолго до того, как обзавелись семенами, а те, что ещё уцелели, были сильно общипаны – от них остались только бледные обгрызенные стебли. Однако в углу пышно разрослась шипастая дикая роза, по земле расползлись огуречные плети, а через рухнувшую часть изгороди перекинулась мощная плеть тыквы горлянки, обильно усеянная завязавшимися плодами. Посередине огорода вымахал исполинский лаконос почти десяти футов высотой. Толстый красноватый стебель украшали роскошные длинные зелёные листья и сотни пурпурно-красных цветоносов. Ближайшие деревья сильно разрослись, затенив участок, и в рассеянном зеленоватом свете удлинённые, узловатые кисти лаконоса походили на голожаберных моллюсков: казалось, что в потоках воздуха, будто в воде, покачиваются яркие морские слизни. Проходя мимо растения, я почтительно его коснулась. У него был необычный лекарственный запах, и неспроста. Из лаконоса можно приготовить много полезных вещей – вот только в еду он не годится. Точнее говоря, люди иногда всё же употребляли в пищу его листья, рискуя при этом случайно отравиться, так что возиться со стряпнёй не стоило, – разве что больше не было абсолютно ничего съестного. Я не могла вспомнить, где именно умерла Мальва. Там, где вырос лаконос? Вполне подходящее место, но, пожалуй, думать так – чересчур романтично. Странная юная женщина с поломанной судьбой. Мальва Кристи. Я относилась к ней с любовью. И она, возможно, тоже любила меня, как умела. Она была беременна, и почти накануне родов её брат (и отец её ребёнка) здесь, в саду, перерезал ей горло. Тогда, всего через несколько минут после случившегося, я нашла Мальву и попыталась спасти дитя, сделав экстренное кесарево сечение садовым ножом. Когда я извлекла его из материнской утробы, ребёнок был ещё жив, но сразу же умер, и лишь на миг у меня в ладонях голубым сиянием вспыхнуло краткое пламя его жизни. «Успели ли его как-то назвать?» – вдруг задумалась я. Мальчика похоронили вместе с Мальвой, но я не помню, чтобы кто-нибудь упоминал его по имени. Из зарослей бурьяна крадучись вышел Адсо. Его взгляд был устремлён на упитанную малиновку, деловито выискивающую в углу червей. Затаив дыхание, я наблюдала за котом, восхищаясь, с какой гибкостью он всё ниже и ниже прижимался к земле, мало-помалу приближаясь к добыче. Последние несколько футов он прополз на брюхе, то замирая, то незаметно скользя вперёд. Вот он снова застыл, подёргивался лишь кончик хвоста. Долгий, щекочущий нервы миг. И вдруг молниеносный, неуловимый для глаза рывок. Короткий бесшумный взрыв перьев – и всё кончено. – Браво, котяра! – похвалила я, хотя внезапная расправа меня слегка ошарашила. Адсо, не обратив на меня ни малейшего внимания, с трофеем в пасти перемахнул через дыру в заборе и исчез, чтобы насладиться обедом. Ещё несколько секунд я простояла не шевелясь. Я не верила в то, что Мальва появится, хотя народ в Ридже и поговаривал, будто по саду, оплакивая ребёнка, бродит её призрак. «Чего ещё от них ждать!» – в сердцах подумала я. Сама же я уповала на то, что её дух покинул это место и покоится в мире. И сразу же мысли мои перекинулись на живущую по соседству Рейчел, совсем иную, но тоже юную женщину, готовую вот-вот стать матерью. Я давно потеряла свой старый садовый нож, однако зимними вечерами в Саванне Джейми вырезал мне новый: рукоятка из китового уса, как и прежняя, удобно ложилась в ладонь. Я достала клинок из спрятанных в карман ножен, и, не раздумывая, слегка надрезала запястье. Белый шрам у основания большого пальца побледнел, превратившись в тонкую чёрточку, и почти затерялся среди линий, испещрявших мою ладонь. Однако если знаешь, где искать, то ещё можно разобрать букву J – Джейми вырезал её в моей плоти незадолго до битвы при Каллодене. В знак того, что я принадлежу одному ему. Я легонько надавила на мякоть возле пореза, и с запястья сбежала крупная красная капля, упавшая на землю у корней лаконоса. – Кровь за кровь, – прошептала я, и мои слова, казалось, потонули в шелесте листвы. – Покойся с миром, дитя моё, — и не навреди.
НЕ НАВРЕДИ. Что ж, ты и пыталась. Как доктор, как возлюбленная, как мать и жена. Я безмолвно попрощалась с садом и пошла наверх, к дому Макдональдов. «Как Джейми расправится с тем негодяем?» – задумалась я и, к своему удивлению, обнаружила, что вопрос не вызывает у меня совершенно никаких эмоций. Джейми взял винтовку. Уложит ли он хмыря издали, как оленя на водопое? Точный выстрел – и мерзавец будет убит прежде, чем поймёт, что случилось? Или Джейми посчитает нужным встретиться с врагом лицом к лицу, сказать, почему тот сейчас умрёт, и дать ему шанс побороться за свою жизнь? Или же просто подойдёт, смерит его ледяным взглядом, сулящим неотвратимое возмездие, и, не говоря ни слова, прикончит голыми руками? «Ты столько лет замужем за горцем – тебе ли не знать, как сильно они умеют ненавидеть». Уж лучше бы я этого не знала! Йен застрелил Алана Кристи из лука, словно бешеную собаку, и по тем же самым причинам. Я видела, как ненависть Джейми ярким пламенем озарила ту ночь, когда он вызволил меня и приказал своим людям: «Убейте их всех». Не ускользни тогда хмырь, его, несомненно, прикончили бы на месте. А как Джейми настроен теперь? По-прежнему, или сейчас что-то изменилось только потому, что с тех пор прошло много времени? Я вышла на солнце, но призрачные тени Мальвиного сада не отпускали, не давали согреться. Не в моих силах изменить ход событий: это было уже не моё личное дело – Джейми взял его в свои руки.
НА ТРОПИНКЕ Я ВСТРЕТИЛА Дженни. С корзинкой на руке, раскрасневшись от волнения, она быстро поднималась в гору. – Началось?! – воскликнула я. – Да, полчаса назад спустился Мэтью Макдональд и сказал, что отошли воды. Он пошёл за Йеном. Йена он нашёл – мы встретили обоих во дворе перед хижиной. У Мэтью от возбуждения лицо пылало, а загорелый Йен побелел как полотно. Дверь домика была открыта, изнутри доносились невнятные голоса женщин. – Мам, – завидев Дженни, хрипло произнёс Йен. Его сведенные ужасом плечи чуть расслабились. – Dinna fash, a bhalaich [«Не тревожься, сынок», скотс и гэльск. – прим. перев.], – подбодрила она его и сочувственно улыбнулась. – Мы с твоей тётушкой уже пару раз справлялись с таким делом. Всё будет хорошо. – Бабуля! Бабуля! Обернувшись, я увидела Джермейна и Фанни – перепачканных грязью, с веточками и листьями в волосах, и с сияющими от восторга лицами. – Это правда? Рейчел рожает ребёночка? Можно посмотреть? «Откуда они узнали? – удивилась я. – Видно, новости в горах разносятся по воздуху». – Посмотреть?! Ещё чего! – возмутилась Дженни. – Нечего мужчинам делать на родах. Пошли отсюда! Сию же секунду! Джермейна обуревали противоречивые чувства: он был разочарован отказом, и в то же время доволен, что в нём увидели мужчину. А Фанни, похоже, и не думала сдаваться. – Я не м-мущ-щина, – пролепетала она. Не сразу найдясь с ответом, мы с Дженни посмотрели на неё и переглянулись. – Но ты ведь пока и не женщина! – возразила Дженни. Пусть так, но ждать осталось недолго. Крошечные грудки уже обозначались под сорочкой, и первые месячные были не за горами. – Я в-видела, как р-рождаются дети. Это прозвучало как простая констатация факта, и Дженни задумчиво кивнула. – А! Ну тогда ладно. Фанни просияла. – А нам-то что делать? – возмущённо спросил Джермейн. – Нам, мужчинам. Я улыбнулась, а у Дженни вырвался глухой смешок – так хихикают женщины испокон веков. Йен и Мэтью оторопели, а мальчишка смутился. – Твой дядя сделал свою часть дела девять месяцев назад, сынок, так же, как ты сделаешь свою, когда придёт время… А теперь вы с Мэтью забирайте-ка отсюда дядю да найдите ему выпить, ладно? Джермейн серьёзно кивнул и обратился к Йену. – Хочешь вина, которое сделала Эми, или принести хорошего дедушкиного виски? Что скажешь? Длинное лицо Йена судорожно дёрнулось, и он посмотрел на открытую дверь хижины. Оттуда донёсся даже не стон, а натужное кряхтение. Побледнев ещё сильнее, Йен отвернулся, затем сглотнул, порылся в поясной кожаной сумке и, вытащив на свет нечто похожее на свёрнутую шкурку животного, протянул мне. – Если… – заговорил он, но умолк, чтобы собраться с духом, и начал снова. – Когда ребёнок родится, завернёшь его... Или её, – торопливо добавил он, – вот в это? «Это» и оказалось шкуркой – мягкой и упругой, с очень густым пушистым мехом серовато-беловатого оттенка. «Волк, – удивилась я. – Шкура нерождённого волчонка». – Конечно, Йен, – пообещала я, сжав ему руку. – Не беспокойся. Всё будет хорошо. Взглянув на мягкий меховой лоскуток, Дженни покачала головой. – Сомневаюсь, сынок, что этим ты прикроешь своего ребёнка хотя бы наполовину. Разве ты не видел, до чего огромен живот у твоей жены?
Дата: Четверг, 11.06.2020, 21:21 | Сообщение # 468
Король
Сообщений: 19994
Глава 145. И ТЫ ЭТО ЗНАЕШЬ (с) Перевод Юлии Коровиной
Арт Екатерины Калачановой "Дом"
ДЖЕЙМИ ВЕРНУЛСЯ через три дня и привез огромного оленя, привязанного к седлу Миранды. Ей, похоже, не особо нравилось соседство мертвого животного, хотя она и терпела. И, когда с нее стащили тушу, с глухим стуком упавшую на землю, лошадь всхрапнула, а по ее шкуре пробежала дрожь. – Да, моя хорошая, справилась, молодчинка, – Джейми похлопал лошадь по холке. – А где Йен, a nighean (девочка (гэльск.), – прим. пер.)? Поцеловав меня, муж взглянул вверх на коттедж Макдональдов. – Мне бы не помешала его помощь. – О, Йен дома, – улыбнулась я. – Правда, сомневаюсь, что он захочет прийти и освежевать вместо тебя оленя. У твоего племянника родился сын, и Йен теперь глаз с него не спускает. Заметно уставшее, изнуренное лицо Джейми просияло улыбкой. – Сын? Да пребудет с ним благословение Святой Невесты и Михаила Архангела! Крепкий малыш? – Весьма, – заверила я его. – Думаю, весит он почти девять фунтов. (ок. 4,8 кг. – прим. пер.). – Бедняжка Рейчел, – искренне посочувствовал Джейми. – Учитывая, что это ее первенец. Мамочка хорошо себя чувствует? – Сильно устала, у нее все болит, но, в целом, в порядке, – заверила я его. – Хочешь, принесу тебе кружечку пива, пока ты расседлываешь лошадь? – «Хорошая жена ценится выше рубинов» (Книга Притч 31:10. – прим. пер.), – улыбнулся Джейми. – Иди ко мне, mo nighean donn (моя темноволосая (гэльск.). – прим. пер.). Своей загребущей рукой он притянул меня к себе и крепко обнял, зарывшись лицом в мои волосы. Я тоже обняла его и, прижавшись щекой к груди, почувствовала, как дрожат утомленные мускулы. Но в нем по-прежнему явственно ощущалась та несгибаемая мощь которая, несмотря ни на какую усталость, не позволит ему сдаться. Некоторое время мы стояли совершенно неподвижно, черпая друг в друге силы для всего, что готовит нам будущее. Как и положено мужу и жене.
СРЕДИ ВСЕОБЩЕГО ликования и суеты вокруг ребенка (которого все еще называли Огги, поскольку его родители никак не могли выбрать имя из множества вариантов) и после разделки оленя последовало пиршество, продолжавшееся до глубокой ночи. Так что лишь поздним утром следующего дня нам с Джейми снова удалось остаться наедине. – Никогда не видела, чтобы столько людей пили так много разнообразного спиртного, – заметила я. – Для полного счастья только вишневого ликера не хватало. Мы медленно поднимались к строительной площадке, неся с собой несколько мешков гвоздей, очень дорогую маленькую пилу и рубанок, которые, как и оленя, муж привез вчера. Джейми довольно хмыкнул, но ничего не ответил. Он на миг остановился, чтобы полюбоваться видом, вероятно, представляя себе очертания будущего дома. – Как думаешь, может, построим три этажа? – спросил он. – Стены легко это выдержат. Правда, придется тщательней строить дымоходы, – я имею в виду, чтобы их не повело в сторону. – Считаешь, нам нужно так много места? – с сомнением спросила я. Конечно, в прежнем доме бывали моменты, когда мне хотелось, чтобы он был попросторней: наплывы посетителей, новых эмигрантов или беженцев часто заполняли наше жилище до такой степени, что оно – или я – едва не взрывались. – Как бы не получилось, что, чем больше места, тем чаще гости. – Ты говоришь так, словно гости – это вредные белые муравьи, Сассенах. – Бе... а, термиты. Что ж, кое-что общее у них точно есть. Добравшись до поляны, я аккуратно сложила гвозди и пошла сполоснуть лицо и руки водой из крошечного родника, который вытекал из скалы чуть выше по склону холма. К тому времени, как я вернулась, Джейми уже успел снять рубашку и сколачивал примитивные козлы для пилки бревен. Я уже давно не видела его без одежды и остановилась, чтобы полюбоваться. Помимо простого удовольствия смотреть, как его тело изгибается и двигается, как грациозно перекатываются под кожей крепкие мускулы, я радовалась и тому, что здесь он чувствует себя в безопасности и может не думать о своих шрамах. Сев на перевернутое ведро, я засмотрелась на мужа. При первых ударах молотка птицы смолкли, а когда Джейми поставил готовые козлы на землю, у меня еще какое-то время продолжало звенеть в ушах. – Мне жаль, что ты почувствовал, будто обязан сделать это, – тихо произнесла я. Некоторое время Джейми молчал, поджав губы, потом присел на корточки и подобрал несколько упавших гвоздей. – Когда мы поженились… – начал он, не глядя на меня. – Когда мы поженились, я пообещал тебе покровительство моего клана. Сказал, что буду защищать тебя своим именем и… своим телом. Затем Джейми выпрямился и серьезно посмотрел на меня сверху вниз. – Неужели сейчас ты говоришь мне, что тебе это больше не нужно? – Я... нет, – быстро ответила я. – Просто... Лучше бы ты его не убивал, вот и всё. Я смогла простить его. Было нелегко, но я справилась. Ну, может, не до конца, однако я думала, что рано или поздно у меня получится простить его совсем. Губы Джейми чуть дрогнули. – То есть ты говоришь, что коль ты его почти простила, то пусть и живет себе дальше, так? Это сродни тому, как судья освобождает из-под стражи убийцу, потому что семья жертвы его простила. Или как отпустить вражеского солдата, да еще и с оружием в руках. – Я ни с кем не воюю, а ты – не моя армия. Джейми хотел что-то возразить, но оборвал себя на полувздохе, пристально глядя мне в лицо. – Разве нет? – еле слышно спросил он. Я открыла рот, чтобы ответить, но вдруг поняла, что не могу. Вернулись птицы, – стайка мексиканских чечевиц (птица семейства вьюрковых. – прим. пер.) щебетала у подножия большой ели, росшей на краю поляны. – Всё так, – неохотно признала я и, поднявшись, обняла его разгоряченное от работы тело, пальцами касаясь тоненьких нитей его шрамов на спине. – Я просто хотела бы, чтобы тебе не приходилось меня защищать. – Ага, понятно, – сказал Джейми и покрепче прижал меня к себе. Немного погодя мы, взявшись за руки, подошли и сели возле самого большого штабеля бревен, с которых уже сняли кору. Я видела, что Джейми о чем-то думает, но была готова подождать, пока он найдет подходящие слова. Долго ждать не пришлось. Повернувшись, он взял меня за руки, – церемонно, словно жених, собирающийся произнести свадебную клятву. – Ты рано потеряла своих родителей, mo nighean donn, и, не имея корней, скиталась по свету. Ты любила Фрэнка, – на миг Джейми сжал губы (как мне показалось, совершенно неосознанно), – и, конечно же, ты любишь Брианну, Роджера Мака и ребятишек... но, Сассенах… я – истинный дом твоего сердца, и я это знаю. Он поднес мои руки к губам и по очереди поцеловал ладони, обдав их теплым дыханием и пощекотав мягкой щетиной пальцы. – Я любил других в прошлом, и сейчас я люблю многих, Сассенах… Но только тебе принадлежит мое сердце. Целиком, – тихо продолжил он. – И ты это знаешь.
А ПОТОМ МЫ ПОЧТИ ВЕСЬ день работали: Джейми обтесывал и подгонял камни для фундамента, а я вскапывала новый огород и собирала в лесу всё, что хотела пересадить у себя: зонтичную зимолюбку и цимицифугу, мяту и дикий имбирь. Ближе к вечеру мы прервались, чтобы перекусить; я принесла в корзине сыр, хлеб и ранние яблоки, а две керамические бутылки эля поставила в ручей, чтобы не нагревались. Усталые, мы сидели в дружеском молчании на траве в тени большой ели и, прислонившись спиной к штабелю бревен, подкреплялись нехитрой снедью. – Йен сказал, что они с Рейчел придут сюда завтра помочь нам, – наконец заговорил Джейми, бережливо доедая яблочный огрызок. – А ты будешь доедать, Сассенах? – Нет, – передала я ему свой. – А ты знаешь, что в яблочных зернышках есть цианид? – Это меня убьет? – Ну, пока же не убило. – Отлично. Джейми оторвал черешок и съел огрызок. – Они уже определились с именем для малыша? Закрыв глаза, я откинулась назад в тень большой ели, наслаждаясь ее острым, прогретым солнцем ароматом. – Хм. Последнее, что я слышала, Рейчел предлагала имя Фокс, – ну, знаешь, в честь Джорджа Фокса, который основал Общество Друзей. Разумеется, Джорджем они своего ребенка ни за что не назовут – из-за короля. Йен сказал, что он не очень-то высокого мнения о лисах (лиса по-английски – fox, – прим. пер.), и вместо Фокса предложил имя Вольф (wolf по-английски волк, – прим. пер.). Джейми по-шотландски задумчиво хмыкнул. – Что ж, не самый худший вариант. По крайней мере, Йен не захотел назвать сынишку Ролло. Рассмеявшись, я открыла глаза. – Ты действительно считаешь, что именно это и было у него на уме? Разумеется, люди дают детям имена умерших родственников, но назвать ребенка в честь почившей собаки... – Ну, знаешь ли, – рассудительно отозвался Джейми. – Ролло был хорошим псом. – Согласна, но… Мое внимание привлекло какое-то движение на дальней стороне долины: по проселочной дороге поднимались люди. – Гляди-ка, кто это? Там двигались четыре маленькие точки, но без очков на таком расстоянии я больше ничего разглядеть не могла. Всматриваясь, Джейми прикрыл глаза ладонью. – Я их не знаю, – заинтересованно прищурился он. – Но, скорее всего, они семья – с ними пара ребятишек. Может, новые поселенцы ищут место, где обосноваться. Хотя что-то вещей у них маловато. Теперь и я прищурилась; люди подошли ближе, и мне стала заметна разница в росте. Да, мужчина и женщина, оба в широкополых шляпах, а с ними мальчик и девочка. – Глянь, у мальчишки рыжие волосы, – улыбаясь, Джейми указал подбородком. – Он мне Джема напоминает. – И точно. Еще больше заинтересовавшись, я встала и, порывшись в своей корзинке, отыскала завернутые в шелковый лоскуток очки. Я надела их и оглянулась вокруг, как всегда, радуясь тому, что внезапно проступают мелкие детали. Чуть меньше меня обрадовала огромная сороконожка, которая наслаждалась тенью рядом с тем местом, где я прежде сидела: до этого я принимала ее за чешуйку древесной коры. Однако я снова обратила свое внимание на путешественников. Они остановились: маленькая девочка что-то уронила… Куклу. Я видела её волосы – яркое пятно красного цвета на земле, гораздо ярче, чем у мальчика. Мужчина нес вещмешок, а у женщины на плече висела большая сумка. Поставив ее на землю, мать наклонилась, подняла куклу и, отряхнув, вручила дочери. Затем женщина повернулась к мужу и протянула руку, указывая на что-то, – похоже, на хижину Хиггинсов. Мужчина приложил ладони рупором и крикнул сильным надтреснутым голосом. Ветер донес до нас его слова, – приглушённые расстоянием, но отчетливые. – Эй, есть кто дома?! Джейми вскочил и схватил меня за руку так сильно, что чуть не сломал мне пальцы. В дверях хижины появилось какое-то движение: маленькая фигурка, в которой я узнала Эми Хиггинс. И тотчас высокая женщина сняла шляпу и помахала ею, – длинные рыжие волосы взметнулись на ветру, будто знамя. – Здравствуй, дом! И тогда, широко раскинув руки, мы полетели вниз по склону, – Джейми чуть впереди меня. И оба мы неслись на крыльях одного и того же ветра.
Дата: Четверг, 11.06.2020, 21:53 | Сообщение # 469
Принц
Сообщений: 4422
Ой, вот и все.... 8 книга закончилась.... Девочки, спасибо! Теперь девятой бы дождаться.... ________________________________________________ Я - Катя)))
Дата: Воскресенье, 14.06.2020, 14:53 | Сообщение # 472
Обломастер
Сообщений: 6767
Да. закончилась очередная книга, и как-то немного грустно. Хотя у девочек еще планов громадье на перевод, но все это уже написано, а вот Девятой пока еще нет в продаже, и пока создается ощущение некого завершения. В книге еще были Примечания автора и Благодарности
Я . конечно, понимаю Диану, все мы не "асы" и не "доки" во всех областях, для этого у нее есть и агенты и разные помощники по вычитке и подготовке книги, она пользуется советами и рассказами из жизни друзей и знакомых, и обычных читателей с форума Литфорум, и проч. и проч. вовлеченные люди, но вот подход у нее немного странный, (который мне не очень нравится), судя по ее же словам.
цитата из "Благодарностей" к 8 книге. ( пока прочитано в ВК)
"Так, в основном, мне напоминают, когда родились персонажи моих книг, каково расстояние от пункта А до пункта Б и в какой стороне этот пункт находится. Я училась в приходской школе, и после пятого класса географию нам уже не преподавали, так что я в ней НЕ сильна. Что касается биографических данных моих героев, то мне просто всё равно, сколько лет тому или иному персонажу – девятнадцать или двадцать, однако многих, по-видимому, это раздражает,ну и флаг им в руки." У каждой женщины должно быть свое маленькое "ку-ку"
Дата: Вторник, 30.06.2020, 00:13 | Сообщение # 474
Крестьянин
Сообщений: 1
Спасибо большое за перевод ! Я читала 7-ю и 8-ю книгу по-английски, когда они еще не были переведены. Теперь наслаждаюсь прекрасным литературным переводом ! Особенно радуют комментарии переводчиков. Узнала много нового. Кое-что просто не понимала, поскольку не владею ни французским ни гэльским. В одном-единственном месте я немного не согласна с Екатериной Пискаревой: это в главе 99, где Брианна рассказывает Джемми про Фрэнка Рендалла. Джемми спрашивает: похож ли был дедушка Фрэнк на дедушку Джейми. У Екатерины переведено так: – Он был другим, – тихо сказала Брианна, ее губы касались огненных волос сына. – Хотя он тоже был солдатом. В этом они схожи. А еще, как папа, он был писателем и ученым. Правда, у них было – есть – одно… общее: все они заботились о людях. Именно так поступают хорошие люди.
В оригинале: All of them were—are—alike, though: they’d all take care of people. It’s what a good man does.”
Мне кажется, что Брианна пыталась объяснить сыну что такое быть Настоящим Мужчиной. Это перекликается с другими моментами в книгах, где Диана говорит, что быть Мужчиной очень непросто. Я для себя перевела "good man" как "настоящий мужчина". А "хорошие люди" - это "good people".
Катя, простите, пожалуйста, если Вы не согласны со мной. Я не хотела Вас обидеть. Но смысл разговора Брианны с сыном немного меняется.
Оutlander является собственностью телеканала Starz и Sony Entertainment Television. Все текстовые, графические и мультимедийные материалы,
размещённые на сайте, принадлежат их авторам и демонстрируются исключительно в ознакомительных целях.
Оригинальные материалы являются собственностью сайта, любое их использование за пределами сайта только с разрешения администрации.
Дизайн разработан Стефани, Darcy, Совёнок.
Запрещено копирование элементов дизайна!