Дата: Понедельник, 28.11.2016, 21:45 | Сообщение # 1
Король
Сообщений: 19994
Диана Гэблдон. «Эхо прошлого» («An Echo In The Bone»)
Пролог ТЕЛО УДИВИТЕЛЬНО ПЛАСТИЧНО. Дух же - и того более. Но есть то, что вернуть невозможно. Так, ты говоришь, nighean? Это правда - легко можно покалечить тело и изувечить душу. И все же есть в человеке то, что никогда не сломается.
Спасибо переводчикам группы ЧУЖЕСТРАНКА | Книги | Диана Гэблдон Перевод: Юлия Коровина, Светлана Бахтина, Полина Королькова, Ирина Боброва, Наталья Шлензина, Ольга Абрамова и др. Редакторы: Юлия Коровина, Светлана Бахтина, Полина Королькова, Снежана Шабанова. Иллюстратор: Евгения Лебедева Книгу можно скачать здесь в трех форматах.
Дата: Воскресенье, 29.04.2018, 21:51 | Сообщение # 176
Король
Сообщений: 13712
Стефани, огромное спасибо за новую главу переведенную и проиллюстрированную замечательными дамами. Благодарность Юлии Коровиной за перевод и Евгении Лебедевой за иллюстрации. Чтобы мы все делали без замечательной команды людей которые взялись переводить романы Дианы
Сообщение отредактировалаliusiafom - Воскресенье, 29.04.2018, 21:52
MEMORARAE - помнить, воспоминания (лат.), а еще, так называется католическая молитва Пресвятой Богородице – прим. пер.
ОБА ЙЕНА ЗАВТРАКАЛИ НА КУХНЕ вдвоем, потому что отец проснулся перед рассветом, сотрясаемый кашлем, и позже снова погрузился в такой глубокий сон, что Дженни не стала его будить. А сам Йен с братом и племянниками всю ночь охотились за холмами. Они остановились на обратном пути в доме Китти, и Младший Джейми сказал, что они останутся перекусить и немного поспать, но Йена снедало беспокойство – его тянуло домой, хотя он и не мог бы объяснить, почему. «Возможно, ради этого», - подумал он, наблюдая за тем, как отец посыпает солью свою кашу точно так же, как и в течение всех пятнадцати лет, пока Йен жил в Шотландии. За все то время, пока он был вдалеке, Йен ни разу не вспоминал об этом, но теперь, когда вновь увидел это, ему показалось, что он никогда и не покидал этот дом; будто каждое утро своей жизни проводил здесь, за этим столом, наблюдая, как отец ест кашу. Внезапно на него нахлынуло желание запечатлеть в памяти этот момент, познать и прочувствовать все до последнего штриха: начиная с отполированного временем дерева под локтями до покрытого пятнами гранита столешницы; запомнить, как свет льется из окна сквозь старенькие занавески, освещая двигающиеся желваки на лице отца, жующего кусок колбасы. Внезапно старший Йен поднял глаза, словно почувствовав, что сын смотрит на него. - Пойдем, прогуляемся к торфянику? - сказал он. - Хочу взглянуть, не появился ли у оленей приплод. Его поразила сила отца. Они прошагали несколько миль, говоря обо всем и ни о чем. Йен знал, что так они могут снова стать ближе друг другу и высказать все то, что нужно было сказать, но его страшили слова. Наконец, они остановились на высоком пригорке вересковой пустоши, откуда были видны покатые склоны высоких пологих гор и несколько небольших озер, сверкающих, словно рыбья чешуя, под бледным стоящим в зените солнцем. Они нашли святой источник – крошечную заводь с древним каменным крестом – и попили воды, произнеся молитву как дань уважения святому, а затем присели отдохнуть неподалеку. - В таком же месте я умирал в первый раз, - как бы между прочим сказал отец, проводя влажной рукой по вспотевшему лицу. Он выглядел румяным и здоровым, хотя и настолько худым, что это тревожило Младшего Йена. Тяжело было знать, что отец умирает и видеть его таким. - Да? - спросил он. - Когда же это было? - О, еще во Франции. Когда я потерял ногу. Старший Йен, опустив глаза, равнодушно взглянул на свой деревянный протез. - Я только встал наизготовку для выстрела из мушкета, а в следующее мгновение уже лежал на земле. Я даже не понял, что ранен. Казалось бы, нельзя не заметить, что в тебя попало шестифунтовое железное ядро, не так ли? Отец ухмыльнулся, и Йен против воли улыбнулся ему в ответ. - Я бы заметил. Наверняка же ты подумал, что что-то не так. - О, да, конечно. Через пару минут до меня дошло, что меня вроде бы ранили. Но я совсем не чувствовал боли. - Это хорошо, - ободряюще сказал Младший Йен. - Знаешь, в тот момент я точно знал, что умираю. Глаза отца смотрели на него, но в то же время будто вдаль, словно он вновь видел перед собой то далекое поле битвы. - Тем не менее, я не очень беспокоился. И я был не один. Его взгляд сосредоточился на сыне, и, слегка улыбнувшись, Старший Йен накрыл руку Младшего своей рукой, – такой тонкой, что видны были кости и бугорки отекших суставов – но все еще крепкой и широкой, как у сына. - Йен, - сказал он и замолк, прикрыв глаза. - Знаешь, как странно произносить чье-то имя, если оно такое же, как твое? Йен, - повторил он мягче, - не терзай себя. Я не боялся тогда. Мне не страшно и сейчас. «А мне страшно», - подумал Йен, но произнести этого вслух не мог. - Расскажи мне о своей псине, - улыбнувшись, сказал отец. И Йен поведал отцу о Ролло. О морском сражении, в котором, как он думал, Ролло утонул или погиб, о том, как получилось, что они оказались в Тикондероге и участвовали в смертельных боях при Саратоге. И, стараясь не задумываться (потому что, если бы он задумался, слова застряли бы у него в горле), рассказал отцу об Эмили. Об Изабелл. И о Быстрейшем Из Ящериц. - Я никому не говорил об этом, - сказал Йен, внезапно смутившись. - О мальчике, я имею в виду. Отец глубоко вздохнул, выглядя счастливым. Затем закашлялся, вынул носовой платок и опять начал кашлять, но, наконец, приступ прекратился. Йен старался не смотреть на носовой платок – из боязни, что он покрыт пятнами крови. - Ты должен... - прохрипел старший Йен, потом прочистил горло и сплюнул в платок с приглушенным ворчанием. – Ты должен рассказать об этом маме, - сказал он, когда голос его снова стал чистым. - Она будет рада узнать, что у тебя есть сын, независимо от обстоятельств. - Да, хорошо. Может быть, и расскажу. Было еще слишком рано для насекомых, но болотные птицы уже появились: они копошились вокруг, сновали над их головами и тревожно кричали. Йен немного послушал эти знакомые с детства звуки и сказал: - Па. Я должен рассказать тебе кое-что ужасное. И, сидя у святого источника, в этот мирный день ранней весны Йен поведал обо всем, что случилось с Мурдиной Баг. Склонив голову, отец слушал с серьезным вниманием. Младший Йен мог рассмотреть широкие пряди седых волос, вид которых одновременно был трогательным и, как не парадоксально, успокаивающим. «По крайней мере, отец прожил хорошую жизнь, - подумал он. - Возможно, и миссис Баг тоже. Чувствовал бы я себя хуже, если бы она была молоденькой девушкой?» И подумал, что да, хотя и без того чувствовал себя ужасно. Но ему стало немного лучше от того, что он выговорился. Старший Йен слегка отклонился, обхватив руками колено здоровой ноги, и задумался. - Конечно же, в этом нет твоей вины, - сказал он, скосив глаза на сына. - Глубоко в душе ты ведь это знаешь, не так ли? - Нет, - признался Йен. - Но я стараюсь уверить себя. Услышав это, отец улыбнулся, а затем снова стал серьезным. - Ты справишься. Если ты смог носить это в себе так долго, в конце концов ты успокоишься. Правда, остается еще старый Арчи Баг. Он, должно быть, такой же старый, как эти холмы, если это тот, кого я знавал раньше – кажется, он был арендатором Малкольма Гранта. - Да, тот самый. Я все время думаю о том, что он старый, что он умрет, но что, если он умрет, а я не буду знать о его смерти? - Йен сделал жест, исполненный отчаяния. - Я не хочу убивать этого человека, но как я могу не сделать этого, когда он блуждает где-то там и может навредить Рей… моей... ну, если когда-нибудь у меня будет жена... Он совсем сбился, и отец остановил его, дотронувшись до его руки. - Кто она? - спросил старший Йен, и его лицо зажглось интересом. - Расскажи мне о ней. И сын рассказал отцу о Рейчел. Он сам удивился тому, как много удалось рассказать, учитывая, что они были знакомы всего несколько недель, и он поцеловал ее только однажды. Отец вздохнул – он все время вздыхал: это был единственный способ, чтобы набрать достаточно воздуха в легкие. Но сейчас он вздохнул от счастья. - Ах, Йен, - ласково произнес он. - Я счастлив за тебя. Не могу передать, как счастлив. Именно об этом мы с матерью молились так много лет: чтобы у тебя была хорошая женщина, которую бы ты любил, с которой создал бы семью. - Ну, о моей семье говорить пока рано, - заметил Младший Йен. - Учитывая, что Рейчел из квакеров и, скорее всего, не пойдет за меня. К тому же, я в Шотландии, а она – с континентальной армией в Америке, и возможно, в эту самую минуту она убита или больна. Он говорил это вполне серьезно и даже немного обиделся, когда отец рассмеялся. Тогда старший Йен наклонился и сказал с полной серьезностью: - Тебе не надо ждать, пока я умру. Отправляйся и найди свою барышню. - Я не могу... - Нет, можешь. У Младшего Джейми есть Лаллиброх, девочки удачно вышли замуж, а Майкл... - отец улыбнулся при мысли о Майкле. - Думаю, у Майкла все будет в порядке. Мужчине нужна жена, а хорошая жена – величайший дар, который Бог может дать мужчине. Мне было бы намного легче, сынок, если бы у тебя в этом смысле все хорошо сложилось. - Ну, ладно, - пробормотал Младший Йен. - Может и поеду. Но не сейчас.
Дата: Понедельник, 07.05.2018, 14:32 | Сообщение # 180
Король
Сообщений: 19994
Глава 78. СТАРЫЕ ДОЛГИ (с) Перевод Екатерины Пискаревой, Натальи Ромодиной и Елены Карпухиной
Иллюстрация Евгении Лебедевой
ДЖЕЙМИ ДОЕЛ ОВСЯНКУ и с глубоким вздохом положил ложку. – Дженни? – Конечно, там ещё есть, – отозвалась она, протягивая руку за миской, но, заметив выражение его лица, остановилась и прищурилась. – Или тебе нужно что-то другое? – Я бы не сказал, что мне это нужно. Но… Джейми посмотрел на потолок, чтобы не встречаться с Дженни взглядом, и вручил свою душу Господу. – Что слышно о Лири МакКензи? Он отважился быстро взглянуть на сестру и увидел, что её глаза округлились и зажглись интересом. – О Лири? Дженни села на место и стала задумчиво постукивать пальцами по столешнице. «Для её возраста у неё хорошие руки», – подумал Джейми: натруженные, но пальцы всё ещё тонкие и подвижные. – Она не замужем, – сказала Дженни. – Но, как я понимаю, ты об этом знаешь. Он коротко кивнул. – А что ты хочешь о ней узнать? – Ну… Наверное, как она поживает… И… – И кто делит с ней постель? Он взглянул на сестру: – Да ты бесстыдница, Дженет Мюррей! – О, да? Ну, тогда отстань от меня! Спрашивай вон у кота! Синие глаза – точно такие же, как у него самого, – на миг ярко сверкнули, глянув в его сторону, а на щеке у неё появилась ямочка. Он знал этот взгляд и как можно смиреннее пошёл на попятную. – Ты знаешь? – спросил Джейми. – Нет, – незамедлительно ответила сестра. Он недоверчиво поднял бровь. – Ага, так я тебе и поверил! Дженни покачала головой и провела пальцем по краю горшочка с мёдом, вытирая с него золотистые капельки. – Клянусь ногтями с пальцев ног святого Футхеда. Джейми не слыхал этого выражения с десяти лет и, вопреки всему, от души расхохотался. – Ну, тогда и говорить больше не о чем, да? Он с равнодушным видом откинулся на спинку стула. Дженни в ответ раздражённо хмыкнула, встала и начала деловито убирать со стола. Джейми, прищурившись, смотрел на неё. Он не знал, морочит ли она ему голову только из озорства (тогда она скоро призналась бы), или же за этим стоит что-то ещё. – Зачем ты хочешь это знать? – вдруг спросила Дженни, не отрывая глаз от груды липких мисок. Это его удивило. – Я не сказал, что хочу знать, – уточнил Джейми. – Но, раз уж ты сама об этом заговорила, – каждый бы полюбопытствовал, верно? – Да, – согласилась сестра. Она выпрямилась и смерила его долгим изучающим взглядом, от которого Джейми засомневался, вымыто ли у него за ушами. – Я не знаю, – призналась наконец Дженни. – И это правда. Я только слышала однажды то, о чём я тебе написала. «Ну и зачем же ты мне об этом написала?» – подумал он про себя, но не сказал этого вслух. – Ммфм, – произнёс он. – И, ты надеешься, я поверю, что ты всё так и оставила?
ОН ВСПОМНИЛ. Как стоял здесь, в своей старой комнате в Лаллиброхе, где жил ещё мальчиком, утром в день его свадьбы с Лири. По этому случаю на нём была новая рубашка. Денег хватало только на самое необходимое, а иногда и на это недоставало, но Дженни ухитрилась соорудить ему рубашку. Он предположил, что она пожертвовала на это лучшую из двух своих сорочек. Джейми вспомнил, как брился, глядя в своё отражение в тазике для умывания, как увидел измождённое, суровое лицо незнакомца, возникающее из-под его бритвы, и подумал, что надо бы не забыть улыбнуться при встрече с Лири. Ему не хотелось пугать её, но то, что он увидел в воде, достаточно напугало его самого. Внезапно он подумал, что придётся с ней спать, и решительно задвинул подальше мысль о теле Клэр (у него был большой опыт по этой части), и вместо этого вдруг вспомнил, что прошли уже годы, – да, годы! За последние пятнадцать лет он переспал с женщинами лишь дважды, и с предыдущего раза прошло пять... шесть... а может, и семь лет... На миг Джейми испытал панику при мысли, что у него может не получиться, он осторожно коснулся члена через килт и обнаружил, что при одной только мысли о постели тот уже начал твердеть. Несколько расслабившись, Джейми глубоко вздохнул. Ладно, хоть об этом можно не переживать. Резко повернув голову на скрип двери, он увидел Дженни, стоящую с непроницаемым выражением лица. Он кашлянул и убрал руку с члена. – Ты не обязан делать это, Джейми, – тихо сказала сестра, пристально глядя ему в глаза. – Если ты передумал, скажи мне. И он чуть не сказал. Но Джейми слышал дом, в котором чувствовались суета, ожидание перемен и счастье, – этого дому недоставало очень долгое время. Сейчас речь шла не только о личном счастье Джейми – оно никогда не стояло во главе угла. – Нет, – отрывисто произнёс он. – Всё отлично, – и ободряюще улыбнулся сестре. Однако, спустившись по лестнице, чтобы встретиться внизу с Йеном, он услышал, как в окна стучит дождь, и внезапно почувствовал, что тонет в непрошеном воспоминании о своей первой свадьбе, о том, как они поддерживали друг друга, он и Клэр, оба в крови, оба в ужасе. – Всё нормально, а? – склонившись к нему, тихо спросил Йен. – Да, отлично! – ответил Джейми, довольный тем, как спокойно звучит его голос. В дверях гостиной на миг появилось лицо Дженни. Она выглядела озабоченной, но успокоилась, увидев его. – Всё в порядке, mo nighean [девочка, гэльск. – прим. перев.], – ухмыляясь, заверил её Йен. – Я его схватил на случай, если ему вздумается удрать. Йен и в самом деле стиснул его руку, чем весьма удивил Джейми, но он не стал возражать. – Ну, тогда тащи его в гостиную, – очень сухо произнесла сестра. – Священник пришёл. Они с Йеном зашли в гостиную, и, встав перед старым отцом МакКарти, Джейми занял место рядом с Лири, которая, быстро взглянув на него, отвернулась. Неужели она испугалась? Её рука оставалась холодной в его ладони, но не дрожала. Джейми ласково сжал её пальцы, и Лири повернула голову, смотря прямо на него. Нет, не страх и не огонь свечей, не звёздный блеск, – в её взгляде были благодарность и доверие. Это доверие проникло в его сердце, такая неощутимая малость дала ему опору, срастив по крайней мере несколько отрубленных корней, которые удерживали его на этом месте. Он тоже был благодарен…
Теперь он обернулся на звук шагов и увидел, что по холлу идёт Клэр. Джейми улыбнулся (отметив, что сделал это совершенно не задумываясь) – она подошла к нему и взяла за руку, заглядывая в комнату. – Это ведь твоя комната, не так ли? В смысле, когда ты был маленьким? – Да, моя. – Я вспомнила: Дженни мне рассказывала, – я имею в виду, когда мы были здесь впервые. Её губы слегка скривились. Клэр и Дженни сейчас, конечно, разговаривали, но как-то вымученно: обе вели себя слишком осторожно, боясь сказать лишнее или что-то не то. Да он и сам боялся ляпнуть лишнее или не то, но будь он проклят, если поведёт себя в этом деле как женщина! – Мне нужно съездить к Лири, – внезапно сказал он. – Ты меня убьёшь, если я поеду? Клэр удивилась. А ещё, чёрт бы её побрал, ей было смешно! – Ты спрашиваешь моего позволения? – Не спрашиваю, – ответил он, чувствуя себя неуклюже и неловко. – Я только… Ну, я подумал, что скажу тебе, да и всё! – Очень любезно с твоей стороны! Клэр всё ещё улыбалась, но улыбка стала немного насторожённой. – А ты… может, расскажешь мне, почему хочешь с ней повидаться? – Я не сказал, что хочу её видеть, – произнёс он с заметным раздражением в голосе. – Я сказал, что мне нужно. – Было бы дерзостью с моей стороны спросить, почему тебе нужно её видеть? Глаза Клэр стали чуть шире и желтее, чем обычно: совсем того не желая, он пробудил в ней ястреба. Джейми поколебался: на секунду ему внезапно захотелось избавиться от своего собственного смятения, закатив ужасный скандал. Однако, по совести говоря, он не мог этого сделать. Ещё меньше он мог объяснить, почему вспомнил лицо Лири, её доверчивый взгляд в день их венчания, и откуда у него мучительное чувство, что он обманул это доверие. – Ты можешь спросить меня о чём угодно, Сассенах. И ты спросила, – подчеркнул он. – Я бы ответил, если бы сам мог разобраться. Клэр тихонько хмыкнула, не совсем «Хмф!», но он её хорошо понял. – Если ты всего лишь хочешь знать, с кем она спит, то это можно выяснить и не напрямую, – сказала она предельно ровным голосом, но её зрачки расширились. – Меня не волнует, с кем она спит! – О, очень даже волнует! – выпалила Клэр. – Нет! – Врунишка, врунишка, сгорели штанишки! – выкрикнула она, и Джейми, находясь уже на грани взрыва, вместо этого рассмеялся. На миг она растерялась, а потом присоединилась к нему, фыркая порозовевшим носом. Через пару секунд они остановились, смущённые своим весельем в доме, который слишком долго не знал искреннего смеха, но по-прежнему улыбались друг другу. – Иди сюда, – негромко сказал Джейми и протянул ей руку. Она сразу её взяла, – тёплыми и сильными пальцами, – и приблизилась, чтобы обнять его. Её волосы пахли иначе. По-прежнему пропитанные свежестью и ароматом живой зелени, они пахли по-другому. Хайлендом, а может быть – вереском. – Ты хочешь знать, кто это, признайся, – настаивала Клэр, тепло и щекотно выдохнув в ткань его рубашки. – Хочешь, чтобы я тебе сказала, почему? – И да, и нет, – ответил он, крепче обнимая её. – Я достаточно хорошо знаю, почему, и я уверен, что ты, и Дженни, и любая другая женщина на пятьдесят миль в округе думаете, что знаете. Но мне не поэтому нужно её видеть. Тогда Клэр немного отстранилась и, убрав с глаз упавшие кудряшки, чтобы посмотреть на него, задумчиво вгляделась в его лицо и кивнула. – Ну, передай ей мои наилучшие пожелания, ладно? – Ах, ты маленькое мстительное создание, никогда бы так о тебе не подумал! – Да ладно, неужели? – спросила Клэр жёстким, как сухарь, голосом. Джейми ласково улыбнулся и провёл большим пальцем вниз по её щеке. – Нет, – ответил он, – Ты не из тех, кто держит обиду, Сассенах. Ты никогда этого не делала. – Ну, я не шотландка, – заметила она, отводя назад и приглаживая волосы. – По-моему, это не вопрос национальной гордости. Прежде чем он успел ответить, Клэр положила ладонь ему на грудь и абсолютно серьёзно спросила: – Она ведь ни разу не рассмешила тебя, ведь так? – Я, может, и улыбнулся пару раз, – мрачно сказал Джейми. – Но нет, не рассмешила. – Ну, просто не забудь об этом, – отозвалась Клэр и, взмахнув юбками, вышла. Расплывшись в улыбке, как полнейший идиот, он пошёл следом. Когда Джейми подошёл к лестнице, Клэр поджидала его, наполовину спустившись. – Единственное, – сказала она, поднимая палец. – А? – Если ты выяснишь, с кем она спит, и не скажешь мне, я тебя убью.
БАЛРИГГАН БЫЛ МАЛЕНЬКИМ ИМЕНИЕМ, немногим больше десяти акров [чуть больше четырёх гектаров – прим. перев.], плюс дом и надворные постройки. Однако большой симпатичный коттедж из серого камня скрывался за изгибом холма, у подножия которого мерцало крохотное озеро, похожее на зеркало. Во время восстания англичане сожгли поля и сарай, но поля появились снова. В отличие от мужчин, которые их возделывали. Джейми медленно ехал на лошади мимо озера, думая, что ошибся, приехав сюда сейчас. Можно оставить позади многое: места, людей, воспоминания, – по крайней мере, на время. Но места крепко связаны с событиями, которые там произошли, и, снова попав туда, где вы жили однажды, вы нос к носу сталкиваетесь с тем, что вы делали там и кем были. Хотя Балригган… был неплохим местом. Джейми любил маленькое озеро и отражение неба в нём, иногда таком неподвижном по утрам, что казалось, будто можно спуститься в отражающиеся в озере облака, ощущая, как холодный туман поднимается вокруг тебя, оборачивая своим текучим спокойствием. Или летними вечерами, когда поверхность озера мерцала сотнями пересекающихся кругов из-за поднявшейся стайки мальков, и эту размеренность временами нарушал внезапный всплеск лосося, выпрыгнувшего из воды. Дорога подвела Джейми ближе, и он увидел каменистые отмели, где показывал маленьким Джоан и Марсали, как ловить рыбу руками. Все трое были так поглощены своим занятием, что не обращали внимания на кусачую мошкару, и уходили домой мокрые до пояса и красные от укусов и солнечных ожогов. Маленькие девочки бежали вприпрыжку и уворачивались от его рук, веселясь в закатных лучах. Слегка улыбнувшись, он направил лошадь в другую сторону, вверх по склону холма, к дому. Дом обветшал, но его прилично отремонтировали, невольно отметил Джейми. В загоне за домом щипал траву осёдланный мул, немолодой, но крепкий на вид. Уже хорошо. Лири, по крайней мере, не тратила его деньги на глупости или богатый выезд. Джейми дотронулся до ворот и почувствовал, как живот скрутило узлом. Ощущение дерева под рукой было до жути знакомым, он машинально приподнял створку в том месте, где она всегда волочилась по земле. Этот узел поднялся вверх и подступил к горлу, как только он вспомнил последнюю встречу с Недом Гоуэном, адвокатом Лири. «Чего же хочет эта чёртова женщина?» – раздражённо спросил тогда Джейми, на что Нед жизнерадостно ответил: «Твою голову, водружённую над её воротами!» Коротко фыркнув, он вошёл, захлопнув ворота немного сильнее, чем следовало, и поглядел вверх на дом. Его внимание привлекло движение. Сидевший на скамье около коттеджа мужчина уставился на Джейми поверх куска порванной сбруи на колене. «Уродливый малый», – подумал Джейми, глядя на парня с бельмом на глазу, с худым и узким, как у хорька, лицом и с отвисшей, будто от изумления, челюстью. Всё же Джейми любезно поприветствовал его, спросив, дома ли нынче его хозяйка. Парень (при ближайшем рассмотрении ему могло быть за тридцать) моргнул и повернул голову, чтобы посмотреть на него здоровым глазом. – Кто вы? – недружелюбно спросил он. – Фрейзер из Брох-Туараха, – ответил Джейми. В конце концов, это был официальный визит. – А миссис… Джейми замялся, не зная, как именовать теперь Лири. Его сестра сказала, что, несмотря на скандал, та продолжала упорно называть себя «миссис Фрейзер». Он чувствовал, что не вправе возражать: в любом случае, он был виноват и находился всё это время в Америке, – но будь он проклят, если назовёт её так сам, даже перед её слугой! – Позовите вашу хозяйку, будьте любезны, – коротко сказал Джейми. – Что вы от неё хотите? Мужчина с подозрением сощурил здоровый глаз. Не ожидавший помех, Джейми уже собрался резко ответить, но сдержался. Мужчина явно что-то о нём знал, и к тому же слуга Лири, вероятно, беспокоился о её благополучии, даже если его манеры были грубоваты. – Я хочу поговорить с ней, если вы не очень возражаете, – подчёркнуто вежливо произнёс он. – Как вы думаете, вы можете сдвинуться с места и передать ей это? Мужчина грубо хмыкнул, но отложил сбрую и встал. Слишком поздно Джейми увидел, что его позвоночник жутко искривлён и одна нога короче другой. Однако извинения только усугубили бы ситуацию, поэтому он лишь коротко кивнул и позволил мужчине доплестись до дома, подумав о том, как это похоже на Лири – нарочно держать хромого слугу, чтобы опозорить его. Он вздрогнул от досады на себя, устыдившись собственных мыслей. Что это с ним, если такая горемычная женщина, как Лири МакКензи, может пробудить в нём все его порочные и постыдные качества? «Не то чтобы сестра тоже не могла этого делать», – удручённо отметил он. Но Дженни умела вызвать у него приступ жуткого гнева или ругани, подлить масла в огонь, пока он орёт, а потом аккуратно потушить его одним словом, словно облив холодной водой. «Съезди к ней», – предложила Дженни. – Ну, вот, – с вызовом сказал он. – Я здесь. – Я вижу, – с издёвкой произнёс высокий голос. – Зачем? Он резко обернулся и увидел в дверях стоявшую с метлой Лири, которая смерила его холодным взглядом. Сняв шляпу, Джейми поклонился ей. – Доброго тебе дня. Надеюсь, ты в полном здравии. Очевидно, так и было: её лицо слегка раскраснелось под белым крахмальным чепцом, голубые глаза смотрели ясно. Она бесстрастно глядела на него, лишь высоко выгнув светлые брови. – Я слышала, что ты приехал домой. Зачем ты здесь? – Посмотреть, как ты поживаешь. Её брови поднялись ещё чуть выше. – Достаточно хорошо. Чего тебе надо? Джейми сотни раз представлял себе это, но должен был догадаться, что усилия напрасны. Есть вещи, которые можно спланировать, но не тогда, когда это касается женщин. – Я пришёл попросить у тебя прощения, – сказал он напрямик. – Я говорил это раньше, а ты выстрелила в меня. Ты выслушаешь меня сегодня? Брови опустились. Лири перевела взгляд с него на метлу, будто прикидывая, сгодится ли она в качестве оружия, потом снова посмотрела на него, пожав плечами. – Как хочешь. Тогда зайдёшь? – мотнула она головой в сторону дома. – Прекрасная погода, может, мы погуляем в саду? Джейми помнил о слезах и молчании, поэтому желания заходить в дом не было... Она смотрела на него пару секунд, потом кивнула и повернула к садовой дорожке, предоставляя ему возможность идти следом, если хочет. Однако он заметил, что она вцепилась в метлу, и не мог решить: веселиться или оскорбляться. Они молча прошли через огород и ворота в сад. Этот огород разбили здесь для удобства, но был и небольшой фруктовый сад, а между гороховыми плетьми и луковыми грядками росли цветы. Лири всегда любила цветы; у него кольнуло сердце, когда он вспомнил об этом. Она положила метлу на плечо, как солдат носит ружьё, и пошла рядом с ним – неторопливо, но и не предлагая начать разговор. Джейми прочистил глотку. – Я сказал, что пришёл извиниться. – Ну, сказал. Лири не обернулась посмотреть на него, но остановилась и потыкала мыском ноги скрученную картофельную ботву. – Когда мы… венчались, – проговорил он, стараясь вспомнить тщательно продуманную речь, – мне не следовало делать тебе предложение. Моё сердце остыло. Я не имел права предлагать тебе мертвечину. Её ноздри коротко раздулись, но она не взглянула на него. Только продолжала, нахмурившись, смотреть на картошку, будто выискивая жуков на ботве. – Я знала это, – наконец сказала Лири. – Я надеялась… Она запнулась, плотно сжав губы и сглотнув. – Но я надеялась, что смогу помочь тебе. Все видели, что тебе нужна женщина. Только не я, наверное, – с горечью добавила она. Уязвлённый, Джейми брякнул первое, что пришло в голову: – Я думал, тебе нужен я. Лири взглянула на него блестящими глазами. Боже, она сейчас заплачет – он так и знал. Но она не заплакала. – Мне нужно было кормить детей. Её голос, твёрдый и ровный, ударил его, будто пощёчина. – Да, – еле сдерживаясь, ответил он. По крайней мере, это честно. – Однако теперь они выросли. И он нашёл приданое для Марсали и Джоан, но не думал, что ему воздадут за это должное. – Да, это так, – ответила Лири, и её голос стал холоднее. – Думаешь, можешь уговорить меня отказаться от денег, так что ли? – Нет, я не об этом, ради Бога! – Потому что, – продолжила она, не обращая внимания на его возражения, и, неожиданно развернувшись к нему, сверкнула глазами, – это невозможно. Ты осрамил меня перед всем приходом, Джейми Фрейзер: вовлёк в греховную связь, а потом предал и исподтишка насмехался надо мной со своей английской шлюхой! – Я не… – А теперь ты возвращаешься из Америки, разряженный, как английский хлыщ!.. – она презрительно скривила губы, глядя на его хорошую рубашку с воротником-жабо и кружевными манжетами, которую он надел, чтобы оказать ей уважение, чёрт бы её побрал! – …кичишься своим богатством и корчишь из себя важную особу под ручку со своей старухой-потаскушкой, утопающей в шелках и атласах, да? Так вот что я тебе скажу… Она сдёрнула метлу с плеча и с яростью вонзила рукоятку в землю. – Ты ничего про меня не понял! Думаешь, я в благоговейном ужасе отползу, будто издыхающая собака, и больше не буду тебя тревожить! Подумай ещё, – это всё, что я тебе скажу, – подумай снова! Выхватив из кармана кошелёк, он швырнул его в дверь садового сарая, об которую тот с грохотом ударился и отскочил. И перед тем как взорваться, Джейми лишь на мгновение пожалел, что принёс кусок золота, а не монеты, которые бы зазвенели. – Да, насчёт этого, по крайней мере, ты права! Я ничего не понимал про тебя! Никогда, как ни старался! – О-о-о, как ни старался, да? – закричала она, не обратив внимания на кошелёк. – Ты никогда, ни секунды не старался, Джейми Фрейзер. Ведь по правде… Её лицо сжалось, как кулак: она пыталась совладать со своим голосом. – Ты никогда по-настоящему не глядел на меня! Никогда… Ну, нет, однажды, наверное, ты всё же посмотрел. Когда мне было шестнадцать. На этом слове её голос задрожал, и она отвела взгляд, крепко сжав челюсти. Затем снова посмотрела на него – глаза блестели, но слёз не было. – Тебя тогда избили вместо меня. В Леохе. Помнишь?
Дата: Понедельник, 07.05.2018, 14:33 | Сообщение # 181
Король
Сообщений: 19994
Джейми не сразу вспомнил. Он помедлил, тяжело дыша. Его рука безотчётно потянулась к челюсти, и он почувствовал, что, несмотря на гнев, его губы невольно растягиваются в отдалённое подобие улыбки. – О, да. Да, я помню. Ангус Мор дал ему в тот раз поблажку, тем не менее досталось Джейми здорово. Его рёбра болели несколько дней. Лири кивнула, наблюдая за ним. Её щёки пошли красными пятнами, но сама она успокоилась. – Я думала, ты сделал это, потому что любишь меня. Знаешь, я продолжала так думать, пока мы не поженились. Но я ошибалась, верно? На его лице, должно быть, отразилось недоумение, потому что она негромко фыркнула – это означало, что она разозлилась. Он знал её достаточно хорошо, чтобы понять хотя бы это. – Ты пожалел меня, – бесстрастно сказал она. – Тогда я этого не понимала. Ты пожалел меня в Леохе, а не только потом, когда взял в жёны. Я думала, что ты любишь меня, – повторила она, делая паузы между словами, будто говоря с дурачком. – Когда Дугал заставил тебя жениться на английской шлюхе, я думала, что умру. Но я считала, что тебе тоже хочется умереть, а это было вовсе не так, да? – А… нет, – сказал Джейми, чувствуя себя неловко и глупо. Тогда он не замечал никаких её чувств. Он тогда вообще ничего не замечал, кроме Клэр. Но, конечно, Лири считала, что он любит её: ей было шестнадцать. И она знала, что его заставили жениться на Клэр, но никогда не понимала, что он хотел этого. Конечно, она думала, что они с Джейми несчастные влюблённые. Правда, он никогда больше не смотрел на неё. Чувствуя полную беспомощность, он провёл ладонью по лицу. – Ты никогда мне этого не говорила, – наконец сказал он, опуская руку. – И что бы это дало? – спросила она. Вот, значит, как. Лири знала — должна была знать — правду к тому времени, когда он на ней женился. Но все равно она, наверное, надеялась... Не найдя, что ответить, Джейми отвлёкся на несущественное. – Кто это был? – спросил он. – Кто? – нахмурила она в замешательстве брови. – Тот парень. Твой отец хотел, чтобы тебя наказали за распутство, разве нет? С кем это ты заигрывала, когда я принял за тебя побои? Мне никогда не приходило в голову спросить. Красные пятна на её щеках стали ярче. – Да уж, тебе никогда и не пришло бы? Между ними повисло молчание, колкое, как обвинение. Раз он тогда не спрашивал, значит, ему было всё равно. – Прости, – наконец тихо произнёс он. – Скажи всё же, кто это был. Ему было абсолютно всё равно тогда, но сейчас Джейми понял, что ему хочется узнать, лишь бы не думать и не говорить о другом. У них не было того прошлого, о котором она мечтала, но прошлое всё ещё лежало между ними, образуя хрупкую связь. Лири поджала губы, и он подумал, что она не скажет, но вдруг губы неохотно разжались: – Джон Роберт МакЛауд. На миг Джейми недоумённо нахмурился, но затем имя всплыло из своего уголка памяти, и он уставился на Лири. – Джон Роберт? Что, этот, из Килликрэнки? – Ага, – ответила Лири. – Он. На этом слове она внезапно замолчала. Когда Джейми недолго жил в замке, он толком не знал этого мужчину, но воины Леоха много судачили о популярности Джона Роберта МакЛауда среди молодых женщин. Хитрый, внешне привлекательный недоносок, статный, с худощавым лицом, и тот факт, что у него дома в Килликрэнки были жена и дети, казалось, вовсе ему не мешал. – Иисусе! – воскликнул Джейми, не в силах сдержаться. – Тебе повезло, что ты сохранила свою непорочность! От внезапного прилива безобразной красноты её кожа потемнела от корсета до чепца, и у Джейми отвисла челюсть. – Лири МакКензи! Ты ведь не была такой распутной дурой, чтобы позволить ему взять тебя, девственницу, в постель! – Я не знала, что он женат! – крикнула она, топая ногой. – И это было после того, как ты женился на англичанке! Я пошла к нему за утешением. – О, и он тебе его дал, я уверен! – Заткнись! – взвизгнула она и, подняв со скамьи у сарая глиняную лейку, швырнула её ему в голову. Джейми не ожидал этого: Клэр частенько бросалась в него разными предметами, но Лири – никогда, и она чуть не размозжила ему голову. Он увернулся, и лейка стукнула его в плечо. За лейкой последовал град других предметов со скамейки, сопровождаемый бурным потоком бессвязной брани, всевозможными не подобающими женщине ругательствами вперемежку с воплями, похожими на свист чайника. Брошенная в него кастрюля с пахтой не попала в цель, но обдала от груди до колен творогом и сывороткой. От шока его разбирал смех, но она вдруг выхватила мотыгу из сарая и кинулась на Джейми. Серьёзно встревоженный, он нагнулся и схватил её за запястье, выкрутив так, что она с глухим стуком уронила своё тяжёлое орудие. Она завизжала, словно банши, и хлестнула его другой рукой по лицу, чуть не ослепив ногтями. Он схватил и второе запястье и прижал её спиной к стене сарая, а Лири продолжала пинать его ногами по голеням, борясь с ним и извиваясь, как змея. – Прости! – закричал он ей в ухо, чтобы она его услышала, несмотря на шум. – Извини! Ты меня слышишь? Мне жаль! Из-за потасовки Джейми не услышал, что происходит сзади. Получив чем-то тяжеленным в ухо без малейшего предупреждения, он зашатался, а перед глазами засверкали искры. Он не отпустил её запястья, поэтому, споткнувшись и падая, увлёк Лири за собой вниз, так что она оказалась сверху. Джейми крепко обхватил её руками, чтобы она не поцарапала его снова, и моргал, стараясь прочистить слезящиеся глаза. – Пусти её, MacIfrinn! [сын дьявола, гэльск. – прим. перев.] Рядом с его головой воткнулась в землю мотыга. Джейми стремительно перевернулся, всё ещё прижимая к себе Лири, И бешено покатился по грядкам. Он слышал тяжёлое дыхание, нетвёрдые шаги, и мотыга опустилась снова, пригвоздив его рукав к земле и ободрав кожу на руке. Он резко дёрнулся, освобождаясь, и, не обращая внимания на рвущиеся кожу и ткань, откатился от Лири, вскочил на ноги и сразу набросился на худосочного слугу, который как раз поднимал над головой мотыгу с искажённым от усилий лицом. Джейми с хрустом боднул мужчину головой в лицо и повалил плашмя, врезав ему под дых. Он сел на слугу верхом и продолжал охаживать его кулаками, хотя ярость немного утихла. Мужчина хрюкал, скулил и булькал, и Джейми уже отвёл назад колено, чтобы дать засранцу по яйцам и окончательно решить вопрос, но начал смутно осознавать, что Лири визжит и бьёт его по голове. – Не трогай его! – вопила она, плача и шлёпая его ладонями. – Отпусти его, отпусти, ради любви Святой Невесты, не бей его! И Джейми остановился, задыхаясь и внезапно чувствуя себя страшным дураком. Бьёт тщедушного калеку, который хотел только защитить хозяйку от очевидного нападения, даёт волю рукам с женщиной, словно уличный хулиган, — Господи, да что с ним такое? Он сполз с человека, подавляя желание извиниться, и неуклюже поднялся на ноги, собираясь хотя бы подать бедняге руку. Однако не успел он это сделать, как Лири упала перед тем мужчиной на колени, плача и цепляясь за него, потом почти усадила, прижимая его узкую голову к своей мягкой круглой груди, не обращая внимания на кровь, хлеставшую из его разбитого носа, стала ласкать и поглаживать его, шептать его имя. Вроде бы, Джоуи. Джейми, немного покачиваясь, стоял, уставившись на это представление. С его пальцев капала кровь, а рука, где мотыга ссадила кожу, начала гореть. Он почувствовал, как что-то жгучее попало ему в глаза, и, вытираясь, обнаружил, что его лоб кровоточит: Джоуи, с его вечно приоткрытым ртом, видимо, случайно укусил Джейми, когда тот ударил его головой. Морщась от отвращения и чувствуя следы зубов у себя на лбу, Джейми на ощупь поискал платок, чтобы остановить кровь. Между тем, какой бы туман ни царил у него в голове, суть происходящего перед ним на земле становилась с каждой минутой всё яснее. Добрая хозяйка может попытаться утешить раненого слугу, но Джейми никогда не слыхал, чтобы женщина называла слугу «mo chridhe» [«мой дорогой», гэльск. – прим. перев.]. Не говоря уж о том, чтобы страстно целовать его в губы, размазывая по своему лицу кровь и сопли. – Ммфм, – произнёс он. Вздрогнув, Лири обратила к нему испачканное кровью, зарёванное лицо. Она никогда не выглядела милее. – Он? – недоверчиво спросил Джейми, кивая на помятого Джоуи. – Но почему, ради Бога? Лири зло посмотрела на него глазами-щёлочками, подобравшись, как кошка перед прыжком. Она смерила его взглядом, потом медленно выпрямила спину, снова прижимая голову Джоуи к своей груди. – Потому что я нужна ему, – бесстрастно сказала она. – А тебе, ублюдок, я никогда не была нужна.
ДЖЕЙМИ ОСТАВИЛ ЛОШАДЬ ПАСТИСЬ вдоль берега озера и, стянув одежду, зашёл в воду. Небо было пасмурным, а озеро – полно туч. Каменистое дно ушло из-под ног, и холодная серая вода приняла его. Ноги свободно двигались, а небольшие ссадины онемели от холода. Он опустил лицо в воду, закрыв глаза, чтобы промыть порез на голове, и почувствовал, как пузырьки воздуха от дыхания мягко щекочут плечи. Он поднял голову и медленно поплыл, не думая ни о чём. Джейми лёг на спину среди облаков, – волосы плыли по поверхности воды, как водоросли, – и уставился в небо. Брызги дождя покрыли воду вокруг него рябью, потом дождь усилился. Правда, это был мягкий дождь: он не чувствовал ударов капель, только ощущал, как озеро и облака в нём омывают его лицо и тело, очищая от крови и волнений последнего времени. Джейми спрашивал себя, сможет ли он вообще когда-нибудь вернуться домой? Вода заполнила уши своим собственным шумом, и он успокоился, осознав, что на самом деле никогда не уезжал. Наконец он перевернулся и быстро поплыл к берегу, легко разрезая руками воду. Дождь усилился, и капли непрерывно стучали по его голым плечам, пока он плыл. Заходящее солнце ещё светило под облаками, заливая Балригган и его холм нежным светом. Джейми почувствовал, что дно поднимается, и опустил ноги, затем ненадолго замер по пояс в воде, разглядывая дно. – Да, – негромко произнёс он, чувствуя, как угрызения совести, затихая, сменяются сожалением и, наконец, смиренным раскаянием. – Ты права: никогда. Мне жаль. Он вышел из воды, свистнул лошади и, набросив влажный плед на плечи, повернул в сторону Лаллиброха.
Дата: Понедельник, 07.05.2018, 20:45 | Сообщение # 182
Король
Сообщений: 13712
Получила просто массу удовольствия от прочтения. Над некоторыми эпизодами хохотала от души. Умеет Диана вроде бы в грустный момент внести юмор. Талант. Спасибо всем огромное за перевод.
Дата: Вторник, 08.05.2018, 16:18 | Сообщение # 183
Граф
Сообщений: 935
я недавно начала читать в оригинале и прочитала главы 78-80. потом сразу перевод главы 78
спасибо за перевод!
сцена в саду Лири - то ли плакать, то ли смеяться. зря Джейми берет ответственность за ее неоправданные надежды и чувства, ведь она открыто сказала, что ей надо было детей кормить. и далее собирается трутнем сидеть на его шее, как видно из следующих глав. то есть раз у нее новый муж, то Джейми должен по договору отказаться от ее содержания. но тогда ей нечем будет кормить нового мужа-калеку. ну или она живет с ним во грехе на деньги Джейми (ее личное дело в общем-то, но как- то некрасиво)
ну а Джейми по-другому не может, он же благородный. он в ответе за тех, кого приручил
Дата: Понедельник, 14.05.2018, 18:55 | Сообщение # 185
Король
Сообщений: 19994
Глава 79. ПЕЩЕРА (с) Перевод Светланы Бахтиной
Иллюстрация Евгении Лебедевой
"ПОЛЕЗНЫЕ ТРАВЫ", - написала я и, как обычно, остановилась – оценить, что получилось. В отличии от шариковой ручки или пишущей машинки, если пишешь пером, нужно сначала все хорошенько обдумать, чтобы экономно использовать бумагу. Но, тем не менее, я подумала, что сейчас лучше просто составить список и поочередно давать пояснения о каждой траве. А затем, когда всё будет готово и я буду уверена, что ничего не забыла, уже сделать чистовик, а не пытаться охватить всё за один раз. "Лаванда, перечная мята, окопник", - не останавливаясь, писала я. "Календула, пиретрум, наперстянка, таволга". Затем я вернулась вверх по списку и пририсовала большую звездочку возле наперстянки, как напоминание о том, то надо добавить примечание: использовать необходимо с особой осторожностью, потому что все части растения чрезвычайно ядовиты в любых дозах, кроме самых крошечных. Я покрутила перо, в раздумье кусая губу. Следует ли вообще её упоминать, учитывая, что это будет настольное медицинское руководство для простого обывателя, а не для практикующего врача, применяющего различные лекарственные средства? Ведь, по правде говоря, не следует лечить наперстянкой, если тебя этому не учили... Лучше не стану про нее писать. Я вычеркнула её, но потом подумала: может, всё же оставить (на тот случай, если кому-то взбредет в голову насовсем вылечить ею водянку какого-нибудь бедного дядюшки...), но добавить рисунок со строжайшим предупреждением, что применять необходимо исключительно под наблюдением врача. На пол передо мной упала тень, и я посмотрела вверх. Там стоял Джейми с весьма странным выражением лица. - Что? - спросила я, испугавшись. - Что-то случилось? - Нет, - сказал он. Пройдя в кабинет, Джейми наклонился и уперся ладонями в стол, расположив свое лицо в футе от моего. - У тебя когда-нибудь возникало хоть малейшее сомнение в том, что ты мне нужна? - требовательно спросил он. Понадобилось менее секунды на размышления, чтобы ответить на этот вопрос. - Нет, - быстро ответила я. - Насколько я помню, ты крайне нуждался во мне с того самого момента, когда я впервые тебя увидела. И у меня не было причин думать, что с тех пор ты стал более самодостаточным. Что случилось с твоим лбом? Выглядит, как след от зуба. Джейми бросился через стол и поцеловал меня, прежде чем я смогла закончить осмотр. - Благодарю тебя, - пылко проговорил он, и, стремительно развернувшись, вышел, очевидно, в наилучшем расположении духа. - Что это с дядей Джейми? - спросил Йен, заходя в кабинет сразу, как только тот вышел. Парень взглянул на открытую в коридор дверь, откуда доносилось громкое фальшивое пение, похожее на гудение пойманного шмеля. - Он что, пьян? - Не думаю, - с сомнением сказала я, облизав губы. - Алкоголя на вкус не ощущается. - Ага, ладно, - Йен пожал плечом, отметая в сторону странное поведение своего дяди. - Я как раз возвращался из окрестностей Брох-Мордхи, и мистер МакАлистер сказал мне, что матери его жены ночью стало плохо, и, может, ты могла бы прийти, если тебя это не затруднит? - Нисколько не затруднит, - заверила я его, с готовностью вставая. – Сейчас, только возьму свою сумку.
НЕСМОТРЯ НА ТО, что была весна – холодный и коварный сезон – домочадцы и соседи казались удивительно здоровыми. С некоторой осторожностью я возобновила свою врачебную деятельность, аккуратно предлагая советы и лекарства там, где их готовы были принять. В конце концов, я больше не являлась леди Лаллиброха, и многие люди, знавшие меня прежде, сейчас уже умерли. А те, кто остался жив, в целом с радостью меня встречали, но в их глазах появилась настороженность, которая раньше отсутствовала. Меня это печалило, но я слишком хорошо их понимала. Ведь я оставила Лаллиброх, оставила Самого. Оставила их. И хотя они сделали вид, что поверили в рассказ Джейми о том, что я бежала во Францию, считая его мертвым, они не могли отделаться от мысли, что, сбежав туда, я их предала. И я чувствовала, что и правда их предала. Легкость, когда-то существовавшая между нами, исчезла, и поэтому я перестала регулярно наносить визиты, как делала в былые времена. Теперь я ждала, чтобы меня позвали. И в то же время, когда мне нужно было выбраться из дома, я в одиночестве отправлялась собирать травы или прогуливалась с Джейми, которому тоже время от времени требовалось выйти. Как-то в один из дней погода была ветреной, но ясной, и Джейми повел меня дальше, чем обычно, сказав, что если я не против, то он покажет мне свою пещеру. - Я бы очень этого хотела, - ответила я, приложив ладонь ко лбу и затеняя глаза от солнца, чтобы посмотреть на крутой холм. - Это там? - Да. Ты видишь ее? Я покачала головой. Если не считать большой белой скалы, прозванной в народе "Скачущий бочонок", то на вид это был обычный для Хайленда горный склон, усыпанный дроком, ракитником и вереском – лишь эти растения и виднелись среди каменистой почвы. - Тогда пошли, - сказал Джейми и, ступив на незримую точку опоры, улыбнулся и протянул руку, чтобы помочь мне. Взбираться было тяжело, я задыхалась и вся взмокла от пота, когда наконец он отодвинул завесу дрока и показал мне узкий проход в пещеру.
- Я ХОЧУ ВОЙТИ. - Нет, не надо, - настойчиво сказал Джейми. - Там холодно и грязно. Клэр посмотрела на него с притворным удивлением и криво усмехнулась. - Неужели? Никогда бы не догадалась! - проговорила она очень сухо. - Я все равно хочу войти. Спорить с ней было бессмысленно. Пожав плечами, Джейми снял сюртук, чтобы не запачкаться в пещере, и повесил его на молоденькую рябинку, росшую у входа. Подняв руки, он приложил ладони к камням, находящимся с двух сторон от лаза в пещеру, но засомневался – всегда ли он прикасался к ним, когда входил, или нет? "Господи, какое это имеет значение?" - укорил себя Джейми, и, крепко ухватившись за скалу, шагнул внутрь и спустился в глубину. Там было так же холодно, как он помнил. Хотя ветер сюда не проникал и внутри царил отнюдь не кусачий мороз, но холод здесь казался таким промозглым, что буквально проникал сквозь кожу и вгрызался в кости. Повернувшись, Джейми протянул вверх руки, когда Клэр склонилась к нему, пытаясь спуститься вниз, но она оступилась и чуть не упала, свалившись ему в объятья ворохом одежды и растрепавшихся волос. Рассмеявшись, он повернул её, чтобы она осмотрелась, но из рук не выпустил: ему не хотелось расставаться с её теплом, и он держал жену, словно щит против ледяных воспоминаний. Прижавшись к Джейми, Клэр стояла неподвижно, поворачивалась только ее голова, когда она оглядывала пещеру. Помещение едва ли достигало в длину восьми футов, но дальний край скрывался в тени. Приметив тусклые черные пятна, покрывавшие стену с одной стороны от входа, Клэр подняла подбородок. - Там у меня был костер... Когда я осмеливался его зажигать, - голос Джейми звучал странно, слабо и приглушенно, и он прочистил горло. - А где была твоя кровать? - Прямо здесь, у твоей левой ноги. - А головой ты спал сюда? - она постучала ногой по грязному полу, засыпанному гравием. - Да. Так я мог видеть звезды, если ночь была ясной. Но когда шел дождь, то ложился головой в другую сторону, - услышав улыбку в его голосе, Клэр приложила руку к его бедру и сжала. - Я надеялась на это, - сказала она и голос прозвучал немного сдавленно. - Когда мы узнали о Серой Шляпе и пещере... Я думала о тебе, как ты здесь один... Мне так хотелось, чтобы ты мог видеть звезды по ночам. - Я мог, - прошептал Джейми и склонил голову, чтобы прижаться губами к ее волосам, с которых соскользнула шаль. Локоны Клэр пахли лимонным бальзамом и той травой, что она называла кошачьей мятой. Тихонько промычав от удовольствия, она обняла и прижала руки Джейми к себе, согревая его через рубашку. - Такое ощущение, что я уже видела эту пещеру раньше, - немного озадаченно проговорила Клэр. - Хотя думаю, что, вероятно, она выглядит практически так же, как и любая другая пещера, в которой нет сталактитов, свисающих с потолка или нарисованных на стенах мамонтов. - У меня никогда не было таланта наводить красоту, - сказал Джейми, и Клэр снова протяжно хмыкнула, но уже от смеха. - А что касается пребывания здесь... В этой пещере ты провела со мной много ночей, Сассенах. Ты и малышка, вы обе. "Хотя я и не знал тогда, что это девочка", - мысленно добавил он, вспоминая с немного странной острой болью, как временами сидел на плоском камне у входа в пещеру, иногда воображая дочку – тепленькое тельце в своих руках, а иногда ощущал маленького сыночка, который сидел у него на коленях, а он указывал ему на звезды, рассказывая, как определять по ним путь, и объясняя, как охотиться и какую молитву нужно произнести, когда убиваешь для еды. Но ведь много лет спустя он рассказал все это Брианне и Джему. "Знания не будут потеряны. Только вот пригодятся ли они им?" - вдруг задумался он. - Люди все еще охотятся? - спросил он. - Тогда? - О, да, - заверила его Клэр. - Каждую осень к нам в больницу поступала целая орава охотников, - в основном, идиоты, которые, напившись, постреляли друг друга по ошибке, хотя однажды был у меня один джентльмен, который думал, что убил оленя, а зверь его чуть до смерти не затоптал. Джейми рассмеялся – как от изумления, так и от утешения. Упоминание об охоте в пьяном виде... что ж, он видел, как дураки это делают. Но, по крайней мере, мужчины всё еще увлекались охотой. Джем обязательно будет охотиться. - Уверен, что Роджер Мак не позволит Джему слишком много пить перед охотой, - сказал он. - Даже если так делают другие парни. Клэр слегка покачала головой из стороны в сторону, как обычно делала, когда раздумывала, не сказать ли ему кое-что, и он чуть крепче сжал свои руки. - Что? - Я просто представила себе банду второклассников, которые поочередно делают по глотку виски, прежде чем отправиться домой из школы под дождем, - фыркнув, сказала она. - Дети не пьют алкоголь в том времени, вообще! Если только это не случается по ошибке, ведь когда ребенку позволяют употреблять алкоголь – это вопиющее несоблюдение родительских обязанностей. - Да? Это казалось странным. Ему самому за едой наливали эль или пиво с тех пор... ну, сколько он себя помнил. И, конечно же, давали глотнуть виски, чтобы согреться от холода, или если печень прихватывало, или когда болело ухо, или... Хотя Брианна действительно заставляла Джема пить молоко, даже когда он уже вырос из пеленок. Джейми встрепенулся, заслышав шуршание камней на склоне внизу и отпустил Клэр, повернувшись ко входу. Он сомневался, что стоило беспокоиться, но тем не менее показал ей жестом оставаться на месте, а сам выбрался из пещеры и, прежде чем глянуть, кто там идет, схватил свой сюртук и вытащил из его кармана нож. Там внизу, возле большого камня, где Фергюс потерял руку, стояла женщина – высокая фигура в накидке и шали. Но она смотрела вверх и, увидев, как он вышел из пещеры, женщина помахала ему и позвала к себе. Джейми быстро огляделся и, удостоверившись, что она одна, стал спускаться, чуть не покатившись по склону вниз, к тропе, где стояла незнакомка. - Feasgar math (добрый вечер (гэльск.) - прим. пер.), - поприветствовал он её, втискиваясь в сюртук. Девушка оказалась довольно молоденькой – возможно, ей было немного за двадцать, но он её не знал. Или думал, что не знал, пока она не заговорила. - Ciamar a tha thu, mo athair, - официально поздоровалась она. "Как поживаете, отец?" От изумления Джейми моргнул, но наклонился к ней, разглядывая. - Джоанни? - с сомнением произнес он. - Малышка Джоанни? От этих слов продолговатое, довольно серьезное лицо девушки на миг расплылось в улыбке. - Значит, ты меня узнал? - Да, конечно, теперь, когда подошел и рассмотрел... Джейми протянул руку, желая обнять ее, но стояла Джоан далековато и была напряжена. Он опустил руку и прочистил горло, чтобы скрыть неловкость. - Прошло много времени, милая. Ты выросла, - смущенно добавил он. - Детям это свойственно, - сухо ответила девушка. - Там с тобой твоя жена? Первая, я имею в виду. - Так и есть, - ответил он.
Шок от ее появления сменился настороженностью. Джейми бегло оглядел её, - а вдруг она вооружена? - но не смог этого определить: от холода девушка закуталась в свой плащ. - Может, ты позовешь её спуститься? - предложила Джоан. - Я была бы рада ее увидеть. Джейми очень сильно в этом сомневался. Тем не менее, она казалась спокойной, и он вряд ли мог бы отказать ей во встрече с Клэр, если девушка сама того желала. Клэр, должно быть, наблюдала за ними и, оглянувшись в сторону пещеры, он жестом позвал её, после чего повернулся обратно к Джоан. - Как ты здесь оказалась, девочка? - спросил Джейми, возвращаясь к разговору. Отсюда до Балриггана было добрых восемь миль, а окрестности пещеры ничем примечательным не обладали. - Я как раз направлялась в Лаллиброх повидаться с тобой... Когда ты приходил к нам домой, меня не было, - добавила она, на миг озарившись чем-то похожим на веселье. - Но я увидела, как ты и... твоя жена... уходите, поэтому я пошла за вами. Джейми согрела мысль, что Джоан хотела его увидеть. В то же время он не терял бдительности. Прошло двенадцать лет, и она была ребенком, когда он ушел. А провела она эти годы с Лири, которая, без сомнения, ни одного доброго слова в его адрес за все это время не сказала. Джейми пытливо вглядывался в её лицо, находя лишь смутное напоминание о детских чертах, оставшихся в его памяти. Джоан не была ни красивой, ни даже миловидной, но обладала определенным достоинством, которое делало ее привлекательной – она встретила его взгляд прямо, кажется, совершенно не заботясь о том, что он подумает о ее внешности. Разрезом глаз и формой носа она походила на Лири, хотя Джоан немного отличалась от своей матери высоким ростом, костлявой фигурой, темными волосами и вытянутым, тонким лицом с густыми бровями. «А вот её рот не очень-то привык улыбаться», - подумал Джейми. Он услышал позади себя, как Клэр пробирается вниз по склону, и повернулся, чтобы помочь ей, хотя и не спускал глаз с Джоанни – на всякий случай. - Не переживай, - спокойно сказала Джоан ему в спину. - Я не собираюсь в нее стрелять. - О. Что ж, это хорошо. Смутившись, Джейми попытался вспомнить, присутствовала ли она тогда в доме, когда Лири выстрелила в него? Он думал, что нет, однако был тогда не в том состоянии, чтобы заметить. Хотя, безусловно, Джоан знала о произошедшем. Взяв Джейми за руку, Клэр спрыгнула на тропу, не останавливаясь, чтобы обрести равновесие, и сразу же направилась вперед, чтобы, улыбаясь, взять ладони Джоан в свои. - Я рада встрече с тобой, - сказала она очень искренне. - Марсали просила меня, чтобы я передала тебе это, - и, подавшись вперед, Клэр поцеловала Джоан в щеку. Джейми впервые увидел, как девушка растерялась. Покраснев, Джоан отдернула руки и отвернулась, начав тереть полой плаща под носом, как будто у нее там внезапно зачесалось – явно стараясь, чтобы никто не увидел, что она готова расплакаться. - Я... Спасибо вам, - сказала она, поспешно промокнув глаза. - Вы... Моя сестра писала о вас. Джоан прочистила горло и с трудом моргнула, после чего уставилась на Клэр с явным интересом, который был полностью взаимным. - Фелисите на тебя похожа, - сказала Клэр. - Впрочем и Анри-Кристиан тоже немного, но Фелисите очень сильно. - Бедное дитя, - пробормотала Джоан, но не могла подавить улыбку, осветившую ее лицо. Джейми кашлянул. - Ты не спустишься в дом, Джоанни? Тебе всегда рады. Она покачала головой. - Возможно, позже. Я хотела поговорить с тобой, отец, там, где никто бы нас не слышал. Кроме твоей жены, - добавила она, взглянув на Клэр. - Поскольку, несомненно, ей есть что сказать по данному вопросу. Прозвучало это немного зловеще, но потом Джоан добавила: - Это о моем приданом. - Вот как? Ну что ж, по крайней мере, давайте спрячемся от ветра. Джейми повел их за большой валун, по пути раздумывая, о чем пойдет речь? Может, девчонка хочет выйти замуж за кого-то неподходящего, и мать отказывается отдавать ей её приданое? Или что-то случилось с деньгами? Хотя он сомневался в этом: старый Нед Гоуэн составил документы так, что деньги надежно хранились в банке Инвернесса. Но, что бы сам Джейми о Лири не думал, он был уверен, что та никогда и никоим образом не навредила бы своим дочерям. Сильный порыв ветра пронесся по тропе, закружив женские юбки также, как и опавшие листья, и засыпал их с ног до головы пылью и сухим вереском. Они поспешили укрыться за валуном и стояли там, опьяненные погодой, улыбаясь и посмеиваясь, смахивая грязь и поправляя свою одежду. - Итак, - начал Джейми, прежде чем хорошее настроение успеет развеяться, - кто же твой суженый? - Иисус Христос, - тут же ответила Джоан. Джейми пялился на нее, пока не осознал, что от шока стоит с открытым ртом и закрыл его. - Ты хочешь быть монахиней? - от любопытства брови Клэр изогнулись. – В самом деле? - Да. Уже довольно давно я знаю, что это мое призвание, но... - она запнулась. - Все... сложно. - Полагаю, так и есть, - сказал Джейми, несколько придя в себя. - Ты говорила кому-нибудь об этом, девочка? Священнику? Твоей матери? Губы Джоан сжались в тонкую линию. - Обоим, - коротко ответила она. - И что они сказали? - спросила Клэр. Она была явно восхищена, и, прислонившись к скале, причесывала пальцами свои волосы. Джоан фыркнула. - Мама говорит, - сердито начала она, - что я потеряла рассудок от чтения книг, и что это всецело твоя вина, - добавила она тыкая пальцем в Джейми, - потому что ты меня к этому пристрастил. Она хочет, чтобы я вышла за старого Джорди МакКена, но я сказала ей, что лучше сдохну в канаве. - Сколько лет старому Джорди МакКену? - спросила Клэр, и Джоан, взглянув на нее, моргнула. - Двадцать пять или около того, - сказала она. - Какое это имеет значение? - Просто любопытно, - пробормотала Клэр, выглядя развеселившейся. - Значит, есть еще молодой Джорди МакКен? - Да, его племянник. Ему три года, - добавила Джоан для пущей убедительности. - За него я тоже не хочу выходить. - А что священник? - вмешался в разговор Джейми, прежде чем Клэр могла бы все испортить. Джоан глубоко вдохнула, на глазах становясь выше и непреклонней. - Он говорит, что мой долг – оставаться дома и заботиться о своей престарелой матери. - Которая распутничает с наемным работником Джоуи в сарае для коз, - любезно добавил Джейми. – Полагаю, ты в курсе? Уголком глаза он заметил лицо Клэр, которое его так развеселило, что ему пришлось отвернуться и не смотреть на нее. Заведя руку за спину, он жестом показал ей, что расскажет об этом позже. - Пока я в доме, она этим не занимается, - холодно сказала Джоан. - Это единственная причина, по которой я все еще здесь. Думаешь, моя совесть позволит мне уйти, зная, что будет происходить? Сегодня первый раз за три месяца, когда я ушла дальше огорода, и, если бы не считалось грехом заключать пари, я бы поставила свою лучшую рубашку, что в эту самую минуту они оба отдают свои души дьяволу. Джейми прочистил горло, пытаясь – абсолютно безуспешно – не думать о Джоуи и Лири, которые сплелись в страстных объятиях на её кровати с сине-серым одеялом. - Да, что ж. Джейми чувствовал, что глаза Клэр буравят его затылок, к которому ощутимо начала приливать кровь. - Итак. Ты хочешь пойти в монахини, но священник говорит, что ты не должна, твоя мать из-за этого не отдаёт тебе приданое, а твоя совесть в любом случае не позволяет тебе это сделать. Таково положение вещей, что скажешь? - Да, все так, - сказала Джоан, довольная его кратким изложением. - А, э-э-м... что ты хочешь, чтобы Джейми сделал? - спросила Клэр, подойдя поближе и становясь рядом с ним. - Убил Джоуи? Она искоса стрельнула в Джейми желтым взглядом, наполненным коварным наслаждением от испытываемого им смущения. Он посмотрел на нее, сузив глаза, а она ему улыбнулась. - Конечно же, нет! - густые брови Джоан насупились. - Я хочу, чтобы они с Джоуи поженились. Тогда им не придется совершать смертный грех всякий раз, когда я поворачиваюсь спиной, и, если у матери будет муж, который позаботиться о ней, священник не сможет мне говорить, что я должна оставаться дома. Медленно потирая пальцем переносицу вверх-вниз, Джейми пытался понять, как же ему убедить двух немолодых безбожников пожениться. Заставить силой? Направить на них охотничье ружье? Он полагал, что мог бы, но... и, чем больше он об этом думал, тем больше ему нравилась идея… - А сам-то Джоуи хочет на ней жениться, как думаешь? - спросила Клэр, вызвав изумление Джейми – ведь ему самому и в голову не пришло поинтересоваться этим. - Да, хочет, - ответила Джоан с явным неодобрением. - Джоуи постоянно ноет, как сильно он лю-ю-ю-юбит её... - она закатила глаза. - Не то чтобы я считаю, что он не должен её любить, - поспешила добавить девушка, видя выражение лица Джейми. - Но он не должен мне об этом рассказывать, ведь так? - А... ну, да, - проговорил Джейми, чувствуя себя слегка ошеломленным. Гудящий ветер, с грохотом проносящийся среди скал, завывал у него в ушах, изводя и внезапно заставляя его почувствовать себя так, как в былые времена в пещере, когда он неделями жил там в одиночестве, не слыша ни единого голоса, кроме воя ветра. Джейми яростно затряс головой, прогоняя это ощущение и заставляя себя сосредоточиться на лице Джоан, пытаясь разобрать за ветром ее слова. - Думаю, мать тоже хочет, - все еще хмурясь, сказала Джоан. - Хотя она со мной об этом не разговаривает, слава тебе Господи! Но она любит его, кормит его отборными кусочками и всё такое. - Ну, тогда... - чувствуя головокружение, Джейми смахнул попавшую из-за ветра в рот прядь волос. - Почему же они не поженятся? - Из-за тебя, - уже не так забавляясь, сказала Клэр. - Полагаю, здесь я тоже имею к этому отношение. - Из-за... - То соглашение, что ты заключил с Лири, когда я... вернулась, - внимание Клэр было сосредоточено на Джоан, но в то же время она, не глядя, придвинулась к Джейми и легонько дотронулась до его руки. - Ты обещал ее поддерживать и обеспечить приданым Джоан и Марсали, но поддержка прекратится, если она снова выйдет замуж. Не так ли? - обратилась она к Джоан, которая кивнула. - Они с Джоуи смогли бы прожить, перебиваясь кое-как, - сказала девушка. - Он делает, что ему под силу, но... ты его видел. Если ты прекратишь выплаты, матери, вероятно, придется продать Балригган, чтобы прожить, а это разобьет ей сердце, - добавила Джоан тихо и впервые за время разговора опустила глаза. Странная боль сдавила сердце Джейми – странная, потому что боль была не его, но он узнал её. Однажды, где-то в первые недели их брака, он копал грядки в огороде, и Лири принесла ему кружку холодного пива. Она подождала, пока он выпил, а потом поблагодарила его за работу. Джейми был удивлен и рассмеялся, спрашивая ее, почему она считает, что нужно благодарить его за это? - Потому что ты заботишься о моем доме, - просто сказала она, - но не пытаешься у меня его отобрать. Лири забрала у него пустую кружку и пошла обратно в дом. А еще один раз – в постели (и Джейми покраснел от этого воспоминания, ведь рядом с ним стояла Клэр) он спросил Лири, почему она так сильно любит Балригган? Ведь это не фамильный дом, да и вообще, ничего примечательно в нем нет. А она тихонько вздохнула, натянув до подбородка одеяло, и сказала: "Это первое место, где я чувствую себя в безопасности". Она сказала ему лишь то, что он спросил, не больше, а затем перевернулась и сделала вид, что заснула. - Мать, скорее, откажется от Джоуи, чем от Балриггана, - сказала Джоан Клэр. - Но от него она тоже не собирается отказываться. Так что вы понимаете, в чем сложность? - Да, конечно. Клэр выглядела сочувствующей, но бросила на него взгляд, дающий понять, что это – естественно – его проблема. "Конечно моя", - раздраженно думал Джейми. - Я... что-нибудь придумаю, - сказал он, не имея ни малейшего понятия, что же это будет, но как он мог отказать? Бог, вероятно, покарал бы его смертью за вмешательство в призвание Джоан, если только раньше его не прикончит собственное чувство вины. - О, па! Спасибо тебе! Лицо Джоан внезапно расплылось в ослепительной улыбке, и она бросилась ему в объятья. Джейми едва успел вовремя выставить руки, чтобы поймать ее – девушка она была очень плотная. Но он обнял её – как и хотел сделать сразу при встрече – и почувствовал, что та странная боль ослабла из-за того, что эта чужая дочь аккуратно уместилась в пустующем месте в его сердце, о котором он и не знал. Ветер все еще хлестал, и, возможно, это была лишь соринка, которая заставила глаза Клэр заблестеть, когда она, улыбаясь, смотрела на него. - Обещай лишь одно, - строго сказал Джейми, когда Джоан отпустила его и вернулась на то место, где стояла. - Что угодно! - пылко пообещала она. - Ты будешь молиться за меня, да? Когда станешь монашкой? - Каждый день! - уверила его девушка. - А по воскресеньям два раза!
СОЛНЦЕ УЖЕ начинало садиться, но до ужина еще оставалось время. Я полагала, что мне следовало бы пойти на кухню и предложить свою помощь в приготовлении пищи. Ведь этот процесс был и длительным, и трудоемким – с таким-то большим потоком приходящих и уходящих людей. А Лаллиброх больше не мог позволить себе такую роскошь, как повариха. Но даже если Дженни нянчилась с Йеном, то Мэгги со своими девочками и две служанки были более чем в состоянии управиться сами. Я бы только мешалась у них под ногами. Или я просто себя в этом убедила, при этом прекрасно осознавая, что для лишней пары рук всегда найдется работа. Но я спускалась по каменистому склону вслед за Джейми и ничего не сказала, когда он свернул с тропы ведущей в Лаллиброх. Мы забрели вниз к маленькому озерцу, и нам так хорошо было вместе. - Наверное, я и правда повлиял на них с этими книгами, а? - сказал Джейми чуть погодя. - В том смысле, что иногда я читал девчушкам по вечерам. Они устраивались посидеть возле меня, по одной с каждой стороны, прислонив ко мне свои головки, и это было... - он отвел глаза от моего взгляда и кашлянул, очевидно, беспокоясь, что я могу обидеться на то, что у него были и счастливые моменты в доме Лири. Я улыбнулась и взяла его за руку. - Я уверена, что им это нравилось. Но я, правда, сомневаюсь, что ты читал что-то такое, что заставило бы Джоан захотеть стать монахиней. - Ну, да, - с сомнением проговорил Джейми. - Я читал им "Жития Святых". О, и еще "Книгу мучеников" Фокса, даже несмотря на то, что немалая их доля связана с протестантизмом, а Лири говорила, что протестанты не могут быть мучениками, потому что все они – нечестивые еретики, а я отвечал, что быть еретиком не исключает мученичества, и... - он внезапно ухмыльнулся. - Я думаю, что это было самое близкое подобие приличного разговора, который у нас состоялся. - Бедная Лири! - сказала я. - Но давай не будем о ней, а поговорим о том, что ты думаешь о затруднительном положении Джоан? Джейми с сомнением покачал головой. - Что ж, возможно мне удастся подкупить Лири, чтобы она вышла замуж за этого несчастного калеку, но на это потребуется уйма денег, потому что она захочет больше, чем получает от меня сейчас. Из привезенного золота осталось не так много, так что с этим делом придется повременить до возвращения в Ридж, когда я смогу достать еще, перевезти это в банк и оформить перевод... Меня бесит сама мысль, что Джоан придется провести дома еще год, пытаясь удерживать порознь этих обезумевших от похоти хорьков. - Обезумевших от похоти хорьков? - весело повторила Клэр. - Нет, правда. Ты что, их застукал? - Не совсем, - сказал Джейми, кашляя. - Однако, было заметно притяжение между ними. Вот, давай пройдемся вдоль берега, я на днях видел здесь гнездо кроншнепа. Сейчас ветер затих и светило яркое и теплое солнце. Я видела облака, затаившиеся над горизонтом, и в том, что к ночи снова соберется дождь, не было никаких сомнений. Но прямо сейчас выдался прекрасный весенний день, и мы оба настроились хорошо провести время. С молчаливого взаимного согласия мы отложили в сторону все неприятные дела и болтали обо всем и ни о чем, наслаждаясь обществом друг с друга, пока не достигли невысокого, покрытого травой холма, на который уселись понежиться на солнышке. Однако мысли Джейми, казалось, время от времени возвращались к Лири: думаю, он ничего не мог с этим поделать. Я, в принципе, не возражала, поскольку сравнения, которые он делал, были полностью в мою пользу. - Если бы она была моей первой, - в какой-то момент задумчиво проговорил он, - думаю, что у меня тогда сложилось бы совершенно иное представление о женщинах в целом. - Ну, ты же не можешь всех женщин охарактеризовать лишь с той точки зрения, каковы они или какова одна из них в постели, - возразила я. - Я знаю мужчин, которые, ну… - Мужчин? Фрэнк, что, у тебя не первый? - удивленно спросил Джейми. Положив руку под голову, я рассматривала его. - Это имело бы значение, если он не первый? - Ну... - явно ошарашенный такой вероятностью, он искал ответ. - Полагаю... - Джейми замолчал и посмотрел на меня, задумчиво поглаживая пальцем переносицу. Один уголок его губ изогнулся. - Я не знаю. Я и сама не знала этого. С одной стороны, меня, скорее, забавляло его потрясение от данного известия, и в моем возрасте я была вовсе не прочь почувствовать себя слегка распутной, хотя бы и задним числом. А с другой стороны… - Эй, ты чего замолчал? Камни собираешь, чтобы меня закидать? - Ты была у меня первой, - довольно раздраженно отметил он. - Так ты говорил, - поддразнивая, сказала я. К моему удовольствию, Джейми вспыхнул, как розовая зорька. - Ты что, мне не поверила? - спросил он, и непроизвольно его голос стал громче. - Ну, для так называемого девственника ты выглядел довольно хорошо информированным. Не говоря уже о... богатом воображении. - Ради Бога, Сассенах, я вырос на ферме! В конце концов, это занятие – проще некуда, - Джейми внимательно оглядел меня сверху вниз, его взгляд задержался в некоторых особенно интересных местах. - А что касается воображения... Господи, я провел месяцы, - годы! - воображая! Его глаза знакомо засияли, и у меня возникло четкое осознание, что и все последующие годы он ни на секунду не переставал фантазировать. - О чем ты думаешь? - спросила я, заинтригованная. - Я думаю, что вода в озере немного прохладная, но если от нее мой член сразу же не скукожится, то ощущение тепла, когда я погружусь в тебя... Конечно же, - практично добавил Джейми, разглядывая меня, как будто оценивая, какие усилия придется приложить, чтобы заставить меня залезть в озеро, - нам не обязательно делать это в воде, если тебе не нравится. Я мог бы просто окунуть тебя пару раз, вынести на берег, и... Боже, как же прелестно выглядит твоя попка, когда ее облепляет мокрая рубашка. Ткань становится совсем прозрачной, и я вижу твои ягодицы, которые похожи на великолепные гладкие круглые дыньки... - Беру свои слова назад, я не хочу знать, о чем ты думаешь! - Ты сама спросила, - резонно заметил он. - А еще я вижу милую складочку меж твоих ягодиц... И как только я тебя пришпилю под собой, ты никуда не денешься... ты хочешь лежать на спине, Сассенах, или встанешь на четвереньки, а я буду сзади? Я смогу крепко ухватиться в любом положении, и... - Я не собираюсь лезть в ледяное озеро, чтобы потворствовать твоим извращенным желаниям! - Ладно, - ухмыляясь, проговорил он и, растянувшись рядом со мной, обхватил мои ягодицы и крепко сжал. - Если хочешь, то можешь удовлетворить их здесь, где тепло.
Дата: Воскресенье, 20.05.2018, 14:51 | Сообщение # 187
Король
Сообщений: 19994
Глава 80. ГАДАНИЕ ПО ВИНУ (с) Перевод Юлии Коровиной
Иллюстрация Евгении Лебедевой
ЛАЛЛИБРОХ БЫЛ работающей фермой. И дела на ферме не могут остановиться надолго, даже из-за горя. И получилось, что я оказалась единственным человеком в парадной части дома, когда в разгар дня туда распахнулась дверь. Услышав это, я высунула голову из кабинета Йена, чтобы посмотреть, кто пришел. В коридоре стоял незнакомый молодой человек, который с видимым удовольствием оглядывал все вокруг. Он повернулся на звук моих шагов и с любопытством посмотрел на меня. - Вы кто? - спросили мы одновременно и рассмеялись. - Я – Майкл, - ответил он тихим хриплым голосом с легким намеком на французский акцент. - А вы, должно быть, волшебница дяди Джейми. Он рассматривал меня с неприкрытым интересом, и потому я почувствовала, что вправе делать то же самое. - Именно так меня называют в вашей семье? - спросила я, оглядывая его с ног до головы. Он выглядел довольно худым: ему не доставало крепкой силы Джейми Младшего или жилистой рослости Младшего Йена. Близнец Дженнет (но и на нее он совсем не походил), Майкл был тем самым сыном, который уехал во Францию, чтобы стать младшим партнером Джареда Фрейзера в винном предприятии «Фрейзер и Ко». Когда он снял плащ, я увидела, что Майкл весьма модно одет для Хайленда, хотя по цвету и покрою его костюм был сдержанным, а на рукаве виднелась черная креповая повязка. - Так или ведьмой, - чуть улыбнулся он. – В зависимости от того, кто говорил – па или мама. - Вот как, - довольно резко произнесла я, но не могла не улыбнуться в ответ. Майкл был скромным и в то же время привлекательным молодым человеком – ну, относительно молодым. Выглядел он где-то лет на тридцать. - Сочувствую вашей... утрате, - кивнула я на траурную ленту. - Могу я спросить... - Моя жена, - ответил он просто. - Она умерла две недели назад. Иначе я бы приехал раньше. Это совершенно меня огорошило. - О, я... понимаю. Но ваши родители, братья и сестры... они еще не знают об этом? Покачав головой, Майкл прошел вперед, и, когда ему на лицо упал свет от веерного окна над дверью, я увидела темные круги под глазами и следы глубокой изнуренности, которая была единственным источником утешения в горе. - Мне очень жаль. Поддавшись порыву, я обняла его. Привлеченный тем же самым порывом, он прильнул ко мне, и его тело на миг уступило моему прикосновению. В какой-то необыкновенный момент я ощутила внутри него глубокое оцепенение, скрытую от глаз войну между признанием и отрицанием. Майкл знал, что уже случилось, и понимал, что происходит сейчас, но не мог этого прочувствовать. Пока не мог. - Ох, бедненький, - сказала я. Выпуская его из объятий, я отступила и легко коснулась его щеки. Моргнув, Майкл уставился на меня. - Будь я проклят, - мягко произнес он. - Они правы.
НАВЕРХУ ОТКРЫЛАСЬ и закрылась дверь, послышались шаги на лестнице – и мгновение спустя Лаллиброх пришел в движение, узнав о том, что последнее дитя вернулось домой. В водовороте женщин и детей мы переместились на кухню, куда через заднюю дверь по одиночке и парами приходили и мужчины, чтобы обнять Майкла или хлопнуть его по плечу. Слышались потоки соболезнований; одни и те же вопросы и ответы повторялись несколько раз – как умерла жена Майкла, Лилли? И она, и ее бабушка умерли от гриппа; нет, сам он не заразился; отец Лилли шлет свои молитвы и обеспокоен состоянием отца Майкла. В конце концов, когда началась подготовка к ужину, умывание и укладывание детей в постель, Майклу удалось выскользнуть из этого водоворота. Тоже выйдя из кухни, чтобы забрать свою шаль из кабинета, я увидела, как, стоя у подножия лестницы, он негромко разговаривал с Дженни. Так же, как и я, она коснулась его щеки и о чем-то тихонько спросила. Майкл чуть улыбнулся, покачал головой и, расправив плечи, поднялся наверх – увидеть Йена, который слишком плохо себя чувствовал, чтобы спуститься к ужину.
МАЙКЛ – ЕДИНСТВЕННЫЙ ИЗ МЮРРЕЕВ, кто унаследовал рецессивный ген рыжих волос, и потому горел среди своих более темных братьев и сестер, словно уголек. Однако ему достались точно такие же, как у отца, мягкие карие глаза. - И очень хорошо, - сказала мне Дженни на ушко, - иначе его па, вероятно, решил бы, что я прижила мальчишку на стороне, потому что, Бог свидетель, он не похож ни на кого другого в семье. Я упомянула об этом Джейми, который сначала удивился, но потом улыбнулся. - Да, Дженни не может знать, ведь она никогда не встречалась с Колумом МакКензи лицом к лицу. - Колум? Ты уверен? - я оглянулась через плечо. - О, да. Цвет волос другой, но отними возраст и добавь хорошее здоровье... В Леохе был портрет Колума, ему там, наверное, лет пятнадцать – как раз перед его первым падением. Не помнишь? Он висел в гостиной на третьем этаже, в частных покоях хозяев. Сосредоточенно нахмурившись, я закрыла глаза, пытаясь восстановить план замка. - Проведи меня туда, - сказала я. Весело хмыкнув, Джейми взял меня за руку и стал нежно чертить линии по моей ладони. - Ну, смотри, вот тут вход с большими двойными дверями. Пересекаешь двор, заходишь внутрь, а потом... Он безошибочно провел меня в моей памяти в то самое место. Ну, так и есть: на стене висел портрет молодого человека с тонким умным лицом и устремленным вдаль взглядом. - Да, думаю, ты прав, - сказала я, открывая глаза. – И, если он столь же умен, как и Колум, тогда... я должна ему сказать. Взгляд Джейми помрачнел, и он внимательно посмотрел на меня. - Мы не смогли ничего изменить, тогда, раньше, - с предупреждающей ноткой в голосе сказал он. - Ты вряд ли сможешь изменить то, что грядет во Франции. - Может, и нет, - ответила я. - Но то, что я знала... то, что я рассказала тебе перед Каллоденом. Это не остановило Чарльза Стюарта, но ведь ты выжил. - Не потому, что хотел, - с иронией сказал Джейми. - Нет, но твои люди тоже выжили... А это и было твоей целью. Так что, возможно – только возможно – это поможет. И я не смогу жить, если не попытаюсь. Посерьезнев, Джейми кивнул. - Тогда, ладно. Я всех позову.
С ЛЕГКИМ ЩЕЛЧКОМ из бутылки вышла пробка, и лицо Майкла тоже прояснилось: он принюхался к потемневшему куску коры, затем, прикрыв от удовольствия глаза, деликатно провел горлышком под носом. - Ну, что скажешь, парень? - спросил его отец. - Мы не отравимся? Майкл открыл глаза и немного свысока посмотрел на отца. - Вы сказали, что это важно, да? Значит будем пить «Негромаро». Из Апулии, - добавил он с ноткой удовлетворения, затем повернулся ко мне. - Это подойдет, тетя? - Э-э... конечно, - сказала я, немного растерявшись. - Зачем спрашивать меня? Вы же винный эксперт! Майкл удивленно взглянул на меня. - Но Йен сказал... - начал он, но умолк, улыбнувшись мне. - Прошу прощения, тетя. Должно быть, я неправильно понял. Все повернулись и посмотрели на Младшего Йена, который заметно покраснел. - Что именно ты говорил, Йен? - спросил Младший Джейми. Йен Младший сощурился, глядя на брата, который, похоже, находил ситуацию забавной. - Я сказал, - ответил Младший Йен, с вызовом выпрямляясь, - что тетушка Клэр хочет сообщить нечто важное Майклу, и что мы должны ее выслушать, потому что она... э-э... - Он назвал вас банши, - услужливо закончил Майкл, совершенно при этом не улыбаясь, но в глубине его глаз светился юмор, и я впервые увидела, что имел в виду Джейми, сравнивая его с Колумом МакКензи. - Я не был уверен, имел ли Йен в виду именно это, тетушка. Либо он всего лишь подразумевал, что вы целительница или… ведьма. Услышав это, Дженни охнула, и даже старший Йен моргнул. Они оба повернулись и посмотрели на Младшего Йена, который испуганно поднял плечи к ушам. - Ну, я точно не знаю, что она такое, но она из Древнего народца, правда же, дядя Джейми? И внезапно как будто нечто странное пронеслось по комнате: живой свежий ветер застонал по дымовой трубе вниз, взбивая притушенный огонь и рассыпая искры и угли на очаг. Негромко вскрикнув, Дженни поднялась и сбила их веником. Сидевший рядом со мной Джейми взял меня за руку и пригвоздил Майкла твердым взглядом. - Невозможно подобрать подходящего слова для того, кто она такая... Но у нее есть знание того, что грядет. Прислушайся к ней. Все приготовились слушать, и я, жутко смущенная ролью пророка, прочистила горло, потому что, несмотря ни на что, обязана была говорить. Впервые я внезапно ощутила родство с некоторыми из наиболее колеблющихся ветхозаветных пророков. Мне показалось, что я знаю, как чувствовал себя Иеремия, когда ему сказали идти и пророчествовать об уничтожении Ниневии (Книга Иеремии, гл. 50 – прим. пер.). Я просто надеялась, что получу лучший прием: если я правильно помнила, жители Ниневии бросили Иеремию в колодец. - Вы лучше меня разбираетесь в политической ситуации во Франции, - сказала я, глядя прямо на Майкла. - Я ничего не могу сообщить о конкретных событиях в течение ближайших десяти или пятнадцати лет. Но после этого... все очень быстро полетит под откос. Будет революция, вдохновленная той, что происходит сейчас в Америке, но все же другая. Короля и королеву со всем семейством заключат в тюрьму, а потом обезглавят. Все собравшиеся за столом испуганно ахнули, а Майкл моргнул. - Революционеры организуют движение под названием «Террор» и начнут выселять людей из их домов и подвергать суду; всех аристократов либо убьют, либо им придется бежать из страны. И в целом, это будет не самое хорошее время для богатых людей. К тому времени Джаред может уже умереть, но вы – нет. И если вы наполовину так талантливы, как я думаю, вы будете богаты. Майкл усмехнулся, и в комнате послышался смех, но он быстро смолк. - Они создадут машину под названием гильотина – возможно, она уже существует, я не знаю. Изначально ее задумывали как гуманный способ казни, но гильотину будут использовать так часто, что она станет символом Террора и революции в целом. Вы не захотите быть во Франции, когда все это произойдет. - Я... Откуда вы об этом знаете? – потребовал ответа Майкл. Он выглядел бледным и даже чуть враждебным. Что ж, вот тут как раз и зарыта собака. Крепко сжав руку Джейми под столом, я рассказала им, откуда. Воцарилась мертвая тишина. Только Младший Йен не выглядел ошарашенным – но он уже знал и более-менее верил мне. Уверена, что большинство из тех, кто сидел за столом, – нет. В то же время они и лгуньей меня называть не могли. - Вот то, что мне известно, - сказала я, обращаясь к Майклу. - И теперь вы знаете, откуда. У вас есть несколько лет, чтобы подготовиться. Переместите бизнес в Испанию или Португалию. Можно все продать и эмигрировать в Америку. Делайте все, что захотите, но не оставайтесь во Франции дольше, чем на десять лет. Вот и все, - резко закончила я и, поднявшись, вышла, оставив позади абсолютное молчание.
Я НЕ ДОЛЖНА была бы удивиться, но удивилась. Собирая яйца в курятнике, я услышала во дворе возбужденное кудахтанье кур и хлопанье крыльев, означавшее, что кто-то вошел на их территорию. Пригвоздив последнюю курицу стальным взглядом (мол, только посмей меня клюнуть!), я выхватила из-под нее яйцо и вышла, чтобы посмотреть, кто там. Посреди двора стояла Дженни с полным передником кукурузных зерен. Это было странно: я знала, что куры уже сыты, потому что видела, как часом раньше одна из дочерей Мэгги их кормила. Дженни кивнула мне и принялась горстями бросать кукурузу. Я положила последнее теплое яйцо в свою корзину и стала ждать. Очевидно, ей хотелось поговорить со мной, и она нашла способ сделать это наедине. У меня возникло сильное дурное предчувствие. И оно полностью оправдалось, потому что вместе с последней горстью дробленой кукурузы Дженни отбросила и притворство. - Я хочу попросить тебя об одолжении, - проговорила она, избегая смотреть мне в глаза. И я видела, как жилка на ее виске пульсирует, словно тикающие часы. - Дженни, - сказала я, не в состоянии остановить ее и ответить ей. - Я знаю... - Ты вылечишь Йена? - выпалила она, поднимая на меня взгляд. Я правильно догадалась, о чем она хотела просить, но ошиблась в ее эмоциях. Да, в глазах Дженни колыхались беспокойство и страх, но в них и в помине не было никакой застенчивости или смущения: на меня смотрели глаза ястреба, и я знала, что, как этот самый ястреб, она разорвет мою плоть, если я откажу ей. - Дженни, - снова сказала я. - Я не могу. - Не можешь или не станешь? - резко спросила она. - Не могу. Ради Бога, неужели ты думаешь я бы уже не сделала этого, если бы была в состоянии? - Ты можешь отказаться из-за той ссоры между мной и тобой. И если это так... Я скажу, что мне жаль и от чистого сердца, но я хотела, как лучше. - Ты... что? - я была в настоящем замешательстве, но это как будто лишь разозлило ее. - Не делай вид, что не понимаешь, о чем я! Когда в тот раз ты вернулась, именно я послала за Лири! - О, - я не то чтобы забыла, но это казалось таким неважным по сравнению со всем остальным. - Все... в порядке. Я не держу на тебя зла. Но, все же, почему ты послала за ней? - спросила я, как из любопытства, так и для того, чтобы чуть снизить напряженность ее эмоций. Я много повидала людей, находящихся на обрывистом краю истощения, горя и ужаса, и сейчас все это крепко держало Дженни в своей власти. Дженни резко и нетерпеливо махнула рукой, и мне показалось, что она сейчас отвернется, но нет. - Джейми не сказал тебе о ней, как и ей о тебе. И, наверное, я могу понять, почему. Но я знала, что если приведу ее сюда, то у него не будет выбора, как только взять быка за рога и решить дело. - Это она чуть не порешила его насовсем, - вскричала я, начиная горячиться. – Господи помилуй, Лири же стреляла в него! - Ну, ведь не я же дала ей в руки оружие, правда? - огрызнулась Дженни. - Я и подумать не могла, что Джейми скажет ей то, что сказал, и уж тем более, что она возьмет пистолет и всадит в него пулю. - Нет, но ты сказала мне уйти! - И почему бы я не должна была? Однажды ты уже разбила его сердце, и я думала, что ты снова это сделаешь! И ты имела наглость вернуться сюда, вся такая распрекрасная и цветущая, когда мы были... мы были... Именно из-за этого всего Йен и начал кашлять! - Это... - Когда они увезли его и посадили в Толбут. Но тебя не было здесь, когда это случилось! Тебя не было здесь, когда мы голодали и мерзли, и боялись за жизни наших мужчин и детей! Тебя не было с нами тогда! Ты жила во Франции, в тепле и безопасности! - Я была в Бостоне, за двести лет вперед, и я думала, что Джейми мертв, - холодно возразила я. - И я не могу помочь Йену. Я изо всех сил старалась подчинить свои чувства, вырвавшиеся наружу, когда с застаревших ран прошлого так яростно сорвали корку; пыталась найти сострадание, глядя на худенькое лицо Дженни, изможденное от переживаний, на ее руки, которые сжались так сильно, что ногти вонзились в плоть. - Дженни, - произнесла я уже спокойней. - Пожалуйста, поверь мне. Если бы я могла что-нибудь сделать для Йена, я бы душу отдала для этого. Но я не волшебница: у меня нет никакой силы. У меня есть только немного знания – и то, его недостаточно. Я бы душу отдала ради этого, - повторила я более решительно, наклоняясь к ней. - Но я не могу, Дженни... Не могу. Она молча смотрела на меня. И когда, наконец, тишина стала совсем невыносимой, я обошла Дженни и направилась к дому. Дженни не обернулась, и я тоже не оглядывалась. Но позади себя я услышала ее шепот: - У тебя нет души.
Дата: Вторник, 29.05.2018, 19:07 | Сообщение # 189
Король
Сообщений: 19994
Глава 81. ЧИСТИЛИЩЕ II (с) Перевод Юлии Коровиной
Иллюстрация Евгении Лебедевой
КОГДА ЙЕН ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ достаточно хорошо, они с Джейми выходили гулять. Иногда только до двора или сарая, чтобы постоять, опираясь на забор, и делать замечания овцам Дженни. Иногда он ощущал себя настолько крепким, что проходил несколько миль. Это изумляло и тревожило Джейми, и, все же он думал, что так хорошо было идти бок о бок по болоту, и через лес, и по берегу озера. Почти не разговаривая, но рядом. И не имело значения, что шли они медленно: они всегда ходили так с тех пор, как Йен вернулся из Франции с деревянной ногой. - Жду не дождусь, когда получу свою ногу обратно, - заметил Йен как-то раз мимоходом, когда они сидели под навесом большой скалы, возле которой Фергюс потерял руку. Глядя на небольшой, сбегавший к подножию холма ручеек, они наблюдали за редкими проблесками всплывающей форели. - Да, это будет хорошо. Джейми кривовато улыбнулся, припомнив тот момент, когда очнулся после Каллодена, думая, что его собственная нога исчезла. Он тогда расстроился и попытался утешить себя тем, что в конце концов, когда выйдет из чистилища и попадет на небеса, получит ее обратно. Конечно, он тогда считал себя мертвым, но воображаемая потеря ноги казалась чем-то почти столь же ужасным, как и сама смерть. - Ну уж тебе-то ждать не придется, - легко сказал Джейми, и Йен заморгал. - Ждать чего? - Свою ногу. Джейми вдруг понял, что Йен понятия не имел, о чем он только что думал, и поспешил объяснить. - Вот я и сделал вывод, что тебе не придется долго быть в чистилище – если ты вообще туда попадешь, – а это значит, что ты скоро ее получишь. Йен в ответ ухмыльнулся. - А почему ты так уверен, что я не проведу в чистилище тысячу лет? Я ведь могу оказаться жутким грешником, так ведь? - Ну, да, можешь и оказаться, - признал Джейми. - Но, если и так, то тогда только из-за своих грязных мыслишек, которых должно быть чертовски много, потому что, если бы ты что-нибудь этакое натворил, я бы знал. - О, ты так думаешь? - Йен, похоже, нашел это забавным. - Ты много лет меня не видел. Я мог делать все, что угодно, и ты даже ведать не ведал бы! - Конечно я бы узнал, - возразил Джейми. - Дженни бы мне рассказала. Ты же не хочешь сказать, что ей было бы неизвестно о том, что ты завел любовницу и шестерых побочных детишек? Или если бы ты в черной шелковой маске вышел на большую дорогу и грабил людей? - Что ж, возможно, она бы и знала, - согласился Йен. - Но сам подумай, дружище, на сотню миль вокруг не найдется дороги, которую можно назвать «большой». И я бы насмерть замерз, прежде чем на наших перевалах дождался бы кого-нибудь, кого стоило бы ограбить. Сощурившись против ветра, он замолчал, размышляя над лежавшими перед ним преступными перспективами. - Я мог бы красть скот, - предложил Йен. - Хотя в наши дни настолько мало коров, что весь приход сразу бы узнал, что одна пропала. А я сомневаюсь, что смог бы спрятать животинку посреди овечек Дженни так, чтобы никто этого не заметил. Держась рукой за подбородок, Йен подумал еще, но потом неохотно покачал головой. - Печальная правда в том, Джейми, что сейчас, как и в последние двадцать лет, ни у кого в Хайленде нет ничего, что стоило бы украсть. Нет, боюсь, грабеж точно отпадает. Так же, как и измена, потому что Дженни бы уже меня убила. Что же остается? Ведь здесь даже и позариться-то не на что... Полагаю, все, что осталось, – это притаиться и убить кого-нибудь, но, хотя я и встречал парочку человек, которых хотел бы убить, я никогда не убивал. Йен с сожалением покачал головой, и Джейми рассмеялся. - О, да? Ты говорил мне, что убивал людей во Франции. - Ну, да, убивал, но это – дело военное… или контрактное, - по-честному уточнил Йен. - Мне платили за то, что я их убил. Я делал это не из злости. - Что ж, тогда я прав, - указал Джейми, - ты пролетишь сквозь чистилище, будто восходящее облачко, потому что я не могу вспомнить ни одного раза, чтобы ты мне солгал. Йен с большой любовью улыбнулся. - Да, что же, я, может, и привирал время от времени, Джейми, но не тебе. Нет, не тебе. Он посмотрел на вытянутый перед ним потертый деревянный протез и почесал колено с той стороны. - Вот интересно, будет ли разница? - Как ее может не быть? - Ну, штука в том, - пояснил Йен, повертев здоровой ногой туда-сюда, - что я все еще ощущаю свою отсутствующую ногу. И всегда ощущал – с того момента, как ее отрезали. Хотя и не постоянно, заметь, - добавил он, подняв глаза. - Но я ее чувствую. Жутко странно это. А ты свой палец чувствуешь? - с любопытством спросил Йен, подбородком указывая на правую руку Джейми. - Ну... ага, чувствую. Не все время, а иногда – и это отвратительно, потому что, хоть его больше и нет, но болит он, как черт, – что как будто совершенно несправедливо. Джейми готов был язык себе откусить за эти слова, ведь пока он стоял и жаловался на несправедливость потери пальца, Йен вообще умирал. Но Йен хрипло рассмеялся и, отклонившись, покачал головой. - Если бы жизнь была справедливой, что бы было? Некоторое время они сидели в дружеском молчании, наблюдая, как ветер двигается сквозь сосны на склоне холма напротив. Затем Джейми потянулся к своему споррану и достал небольшой сверток в белой упаковке, немного загрязнившийся, но плотно обернутый и в совершенной сохранности. Йен разглядывал маленький сверток на ладони Джейми. - Что это? - Мой палец, - ответил Джейми. - Я... ну... я подумал, может, ты не будешь против того, чтобы его похоронили вместе с тобой? Йен секунду глядел на друга, а потом его плечи затряслись. - Господи, не смейся! - встревожился Джейми. - Я не собирался рассмешить тебя! Боже, Дженни меня убьет, если ты выкашляешь свое легкое и умрешь прямо тут! Кашель периодически прерывался хриплыми приступами смеха. Прижав оба кулака к груди, Йен с трудом дышал, но в его глазах стояли веселые слезы. Наконец, он успокоился и медленно выпрямился, а его грудь вздымалась, словно кузнечные мехи. Он глубоко шмыгнул носом и небрежно сплюнул в камни ужасный алый комок. - Уж лучше я умру здесь, смеясь над тобой, чем в своей постели, слушая молитвы шестерых священников, - сказал он. - Хотя, сомневаюсь, что у меня будет на это шанс, - Йен протянул руку ладонью вверх. - Ладно, давай его сюда. Джейми положил завернутый в белое цилиндрик ему в ладонь, и Йен спокойно положил его в свой спорран. - Я сберегу его для тебя, пока ты меня не догонишь.
ДЖЕЙМИ СПУСТИЛСЯ и направился сквозь деревья к краю болотины, которая начиналась прямо под пещерой. Было жутко холодно, резкими порывами дул ветер, и, когда длинные и изменчивые облака скользили над головой, тени и свет на земле мельтешили, будто трепещущие крылья птиц. Утром среди вереска он наткнулся на оленью тропу, но на каменистом склоне она исчезла, и теперь, возвращаясь к дому, Джейми находился позади холма, – с той стороны, где тот густо зарос буками и соснами, и на вершине которого высилась башня. Сегодня утром ему не встретился ни олень, ни даже пищуха, но его это не беспокоило. Народу в доме сейчас много, и, разумеется, олень оказался бы кстати, но Джейми был счастлив просто выйти из дома – даже если вернется ни с чем. Всякий раз, глядя на Йена, Джейми не мог побороть желания пялиться ему в лицо, чтобы запомнить его хорошенько, чтобы запечатлеть в своем уме все мельчайшие черточки своего зятя так же, как запоминал особые яркие моменты, которые при необходимости можно было вытащить и снова пережить. Но в то же время ему не хотелось помнить Йена таким, какой он сейчас; гораздо лучше сберечь то, что уже имелось: отсвет огня на щеке друга, то, как они чуть не лопнули от смеха, когда Йен победил Джейми в борьбе на руках, и их обоих удивила его жилистая сила. Длинные узловатые руки Йена на разделочном ноже, сильное движение, и горячий металлический запах крови, которая обагрила его пальцы; каштановые волосы, взъерошенные ветром с озера; узкая спина, согнутая и упругая, словно лук, когда Йен наклонялся, чтобы подхватить своих только начинавших ходить детей или внуков и подбросить их, хохочущих, в воздух. «Хорошо, что мы приехали, - подумал Джейми. - И еще лучше, что привезли домой Йена Младшего, ведь он успел поговорить с отцом, как мужчина, и смог успокоить его мысли, чтобы тот ушел достойно». Но жить в одном доме с любимым братом, умирающим дюйм за дюймом прямо у тебя на глазах, – это плачевно сказывалось на состоянии духа. С таким количеством женщин в доме ссоры были неизбежны. А учитывая, что это к тому же женщины Фрейзер – это все равно, что прогуливаться по пороховой мельнице с зажженной свечкой. Из последних сил все пытались справиться с собой, – держаться в стороне, приспосабливаться – но это только ухудшало ситуацию, когда в конце концов какая-нибудь искра поджигала пороховую бочку. На охоту Джейми отправился не только потому, что им нужно было мясо. Он с сочувствием подумал о Клэр. После мучительной просьбы Дженни Клэр пряталась в своей комнате или усердно работала над своей книгой, которой заинтересовал ее Энди Белл. Йен предложил ей воспользоваться своим кабинетом, и Джейми подумал, что это еще больше усугубило ссору с Дженни. Клэр отлично умела сосредоточиться и часами могла оставаться наедине со своими мыслями, но ей приходилось выходить, чтобы поесть. И всё сразу всплывало снова – знание о том, что Йен умирает, медленно, но беспощадно, измельчаясь, словно в мельничке для перца, – и нервы натягивались, как канаты. И нервы Йена тоже. Пару дней назад, когда они прогуливались по берегу озера, Йен, внезапно остановившись, свернулся, будто осенний лист. Уберегая друга от падения, Джейми поспешил схватить его за руку и опустил на землю, найдя валун, чтобы Йен мог опереться на него спиной. Потом поправил повыше шаль на исхудавших плечах, пытаясь найти что-нибудь, – ну хоть что-нибудь! – что мог бы сделать еще. - Что такое, a charaid? (друг – (гэльск.) – прим. пер.), - с тревогой спросил Джейми, садясь рядом со своим зятем – со своим другом – на корточки. Йен кашлял почти беззвучно, его тело сотрясалось от сильного спазма. Наконец, приступ ослабел, и Йен смог вдохнуть, его лицо было ярким от чахоточного румянца – этой чудовищной иллюзии здоровья. - Болит, Джейми. Слова были сказаны просто, но веки Йена закрылись, будто он не хотел смотреть на Джейми, когда говорил. - Я отнесу тебя домой, и, может быть, мы дадим тебе немного настойки опия и... Йен отмахнулся от этого обеспокоенного обещания. Он сделал несколько неглубоких вдохов и покачал головой.
- Да, у меня ощущение, будто в грудь ножик воткнули, - сказал он наконец. - Но это не то, что я имел в виду. Я не слишком переживаю из-за того, что умираю. Но, Господи Иисусе, меня убивает то, что это так медленно. Потом он открыл глаза и рассмеялся так же тихо, как кашлял – едва слышимым звуком, от которого сотрясалось его тело. «Эта медленная смерть меня убивает, Дугал. Лучше бы все поскорее закончилось», - слова прозвучали в голове Джейми так же отчетливо, будто их произнесли вслух прямо перед ним, а не тридцать лет назад в темной церкви, разрушенной пушечным огнем. Их говорил медленно умиравший Руперт. «Ты – мой вождь, дружище, - сказал он Дугалу, почти умоляя. - Это твоя работа». И Дугал МакКензи сделал то, к чему призывали его любовь и долг. Держа Йена за руку, крепко ее сжимая, Джейми пытался влить хоть малую толику здоровья из собственной мозолистой ладони в тонкую серую кожу Йена. Теперь его палец скользнул вверх, надавив на запястье, где, как он видел, нажимала Клэр, пытаясь понять состояние здоровья пациента. Джейми почувствовал, как кожа подалась, скользнув по костям запястья Йена. Он вдруг вспомнил о клятве на крови, которую давал во время своего венчания: как ужалил клинок, как прижалось к его руке холодное запястье Клэр, и ощущение липкой крови между ними. Запястье Йена тоже было холодным, но не от страха. Джейми взглянул на свою руку, но там и следа не осталось от шрамов – ни от венчального, ни от кандальных: те раны были мимолетными и давно зажили. - Ты помнишь, как мы с тобой поклялись на крови? – не открывая глаз, Йен улыбнулся. Слегка вздрогнув, Джейми сжал руку на костлявом запястье, почти не удивившись тому, что Йен, уловив отзвуки мыслей, проник в его разум. - Да, конечно, - вопреки себе Джейми тоже чуть горько улыбнулся. Им обоим было по восемь лет. Мать Джейми и ее младенец умерли накануне. Дом наполнился скорбящими, а отец окоченел от шока. Они с Йеном выскользнули на улицу, взобрались по холму за домом и, пытаясь не смотреть на свежевырытую возле башни могилу, побежали в лес под защиту деревьев. Затем замедлились, побрели тише и наконец, остановились на вершине высокого холма, где находились давно развалившиеся остатки какого-то древнего сооружения, которое они называли крепостью. Почти не разговаривая, они присели на обломках, завернувшись в свои пледы, чтобы защититься от ветра. - Я думал, у меня будет новый братик, - сказал Джейми вдруг. - Но нет. Мы с Дженни так и остались вдвоем. В прошедшие с тех пор годы ему удалось забыть эту маленькую боль от потери своего будущего братика – мальчика, который мог бы вернуть ему любовь его старшего брата Вилли, умершего от оспы. Джейми лелеял эту боль, словно маленькую хлипкую защиту от чудовищного знания о том, что его мать ушла навсегда. Йен о чем-то ненадолго задумался, затем залез в свой спорран и вытащил маленький ножик, который отец подарил ему на прошедший день рождения. - Я буду твоим братом, - сказал он очень просто и сделал порез на большом пальце, чуть зашипев сквозь зубы. Потом Йен вручил ножик Джейми, который тоже порезался, удивившись тому, что это так больно, а потом они прижали свои большие пальцы и поклялись быть братьями. И были ими. Джейми сделал глубокий вдох, мужественно поворачиваясь лицом к черной окончательности надвигающейся смерти. - Йен. Может, мне... Веки Йена поднялись, мягкий взгляд его карих глаз заострился в ясном осознании того, что он услышал в сдавленном голосе Джейми, который, усиленно прочищая горло, посмотрел в другую сторону, затем снова повернулся, смутно чувствуя, что отводить взгляд – это трусость. - Хочешь, я помогу тебе уйти? - спросил Джейми очень тихо. И даже пока он говорил, холодная часть его рассудка искала способ. Не ножом, нет: это быстро и аккуратно, – и достойный настоящего мужчины способ ухода – но его сестра и ее дети будут сильно горевать из-за этого. И ни один из них – ни Йен, ни он сам, – не имели права запятнать последнюю память кровью. Рука Йена не ослабла и не вцепилась, но внезапно Джейми ощутил пульс, который безуспешно пытался отыскать – легкое устойчивое биение под его собственной ладонью. Джейми не отвел глаз, но их заволокло слезами, и он склонил голову, чтобы скрыть их. Клэр... Она знает способ, но он не станет просить ее. Ее собственная клятва не даст ей этого совершить. - Нет, - сказал Йен. - Пока, нет, во всяком случае, - его взгляд смягчился, когда он улыбнулся. - Но я рад знать, что ты сделаешь это, если потребуется, mo brathair (мой брат (гэльск.) – прим. пер.). Промельк движения остановил Джейми и мгновенно вырвал из задумчивости. Зверь его не видел, хотя сам находился в поле зрения. Тем не менее ветер дул в сторону человека, и олень был занят: искал губами и зубами спрятанные под жестким слоем сухого вереска клочки травы и более мягких болотных растений. Слушая ветер, Джейми ждал. За кустом утесника виднелись только голова и плечи оленя, хотя, судя по размеру шеи, можно сделать вывод, что это самец. Джейми ждал, чувствуя, как заново наполняется ощущением момента. Охота на благородного оленя на болоте отличалась от охоты в лесах Северной Каролины. Все должно быть гораздо более медленным. Погруженный в процесс поедания, олень немного вышел из-за кустарника, и Джейми начал незаметно поднимать ружье. В Эдинбурге он нашел оружейника, который выпрямил ствол, но с тех пор ему еще ни разу не удалось использовать оружие, и он надеялся, что прицел будет верным. Джейми не использовал ружье с тех пор, как крепко саданул им гессенца на редуте. И внезапно в голове всплыло яркое воспоминание о том, как Клэр бросила на фарфоровое блюдце деформированную пулю, убившую Саймона. Джейми прямо собственной кровью услышал, как она звякнула и покатилась. Еще один шаг, два; найдя вкусное, олень что-то отрывал и весьма сосредоточенно жевал. Будто обретая собственную целостность, дуло охотничьего ружья мягко уставилось в цель. Большой олень-самец, и до него не более ста ярдов. Джейми ощущал, как под его собственными ребрами бухает большое сильное сердце, пульсируя по металлу в кончиках пальцев. Приклад надежно умостился в выемке плеча. И только Джейми начал сжимать курок, как позади в лесу кто-то закричал. Ружье дернулось, выстрел ушел мимо, с треском ломающегося вереска исчез олень, и крики прекратились. Джейми повернулся и быстро зашагал в лес – туда, откуда доносились крики. Сердце колотилось. Кто? Женщина, но кто? Без особого труда он нашел Дженни, которая стояла, замерев, на маленькой поляне, куда они с Йеном и с ней, будучи детьми, приходили, чтобы поиграть в рыцарей и солдат, и угоститься тем, что удалось стащить. Дженни была отличным солдатом. Возможно, услышав выстрел, она ждала его. А может быть, она просто не могла пошевелиться. Закутанная в шаль, будто в ржавую броню, с прямой спиной, но с пустыми глазами Дженни стояла и смотрела, как он приближается. - С тобой все в порядке, девочка? - спросил Джейми, ставя свое ружье возле большой сосны – там, где сестра читала им с Йеном длинными летними ночами, когда солнце едва ли успевало садиться между сумерками и зарей. - Прекрасно, - ответила Дженни бесцветным голосом. - Да, понятно, - сказал Джейми, вздыхая. Подойдя ближе, он настойчиво взял руки сестры в свои: она не хотела, но и не отказалась. - Я слышал, как ты кричала. - Я не думала, что кто-нибудь это услышит. - Ну, разумеется. Джейми колебался, желая снова спросить, все ли с ней в порядке, но понимал, что это нелепо. Он прекрасно знал, в чем проблема, и зачем ей нужно было кричать в лесу, где ее никто не услышит, и глупо было спрашивать, все ли у нее хорошо. - Ты хочешь, чтобы я ушел? – вместо этого спросил он, и Дженни поморщилась, пытаясь вытащить свои руки, но Джейми не отпустил. - Нет. Да и какая разница? Какое вообще все это имеет значение? - он услышал нотки истерики в голосе сестры. - По крайней мере... мы вовремя привезли домой Йена, - сказал Джейми, не зная, какое еще утешение ей предложить. - Да, ты привез, - подтвердила Дженни, с трудом сдерживая себя, но самоконтроль расползался, будто старый шелк. – А еще ты привез сюда свою жену. - Ты винишь меня за то, что я привез свою жену? - потрясенно спросил он. - Господи помилуй, почему? Неужели ты не рада тому, что она вернулась? Или ты... Джейми быстро прикусил язык: он собирался спросить, неужели Дженни обижается на него за то, что у него все еще есть жена, в то время как она вот-вот потеряет своего мужа – а этого сказать он не мог. Но Дженни совсем не это имела в виду. - Да, твоя жена вернулась. Но зачем? - воскликнула она. - Какая польза от колдуньи, если она слишком бессердечная, чтобы пальцем пошевелить и спасти Йена? Джейми настолько оторопел, что не мог ничего сказать, а лишь ошарашенно повторял: - Бессердечная? Клэр? - Я попросила, и она мне отказала, - в глазах сестры не было слез, но в них плескались горе и неумолимость. - Ты не можешь заставить ее помочь мне, Джейми? Жизнь в его сестре, всегда пульсирующая и яркая, гулко билась под его пальцами, словно цепная молния. «Лучше пусть она выльет свой гнев на меня, – подумал Джейми. – Мне она боли не причинит». - Mo pìuthar (моя сестра (гэльск.) – прим. пер.), она бы вылечила его, если бы могла, - произнес Джейми так нежно, как только мог, не отпуская сестру из рук. - Клэр сказала мне о том, что ты просила... и она плакала, когда рассказывала. Она любит Йена так же... - Не смей говорить мне, что она любит моего мужа так же, как люблю его я! - прокричала Дженни, выдернув руки с такой злостью, что Джейми был уверен: сестра сейчас его ударит. И она ударила его по лицу так жестко, что из глаз брызнули слезы. - Я не собирался говорить ничего подобного, - произнес Джейми, сдерживая гнев. Он осторожно коснулся той стороны лица, по которой она ударила. - Я хотел сказать, что Клэр любит его так же... Он хотел сказать: «как она любит меня», - но не успел. Дженни пнула его по голени с такой силой, что нога подкосилась, и он просел, пытаясь сохранить равновесие, что дало ей возможность повернуться и полететь вниз по холму – быстро, будто ведьма на метле, и ее юбки и платки взметнулись вокруг нее, словно ураган.
Дата: Воскресенье, 03.06.2018, 20:59 | Сообщение # 191
Король
Сообщений: 19994
Глава 82. ДЕЛО РЕШИЛОСЬ (с) Перевод Юлии Коровиной
Иллюстрация Евгении Лебедевой
«ОЧИЩЕНИЕ РАН», - аккуратно написала я и остановилась, обдумывая порядок действий. Кипячение воды, чистые тряпки, извлечение чужеродных тел. Использование личинок на отмерших участках плоти. С примечанием об осторожном применении личинок мясных и падальных мух? Нет, бессмысленно. Никто не отличит один вид от другого без увеличительного стекла. Зашивание ран (стерилизация иглы и нити). Полезные компрессы. Нужно ли добавить отдельным абзацем информацию об изготовлении пенициллина? Я вытерла перо промокашкой, оставив на ней крошечные чернильные звездочки, но в итоге решила не писать про это. Предполагалось, что книга станет полезным пособием для обычных людей. А у обычного человека нет приспособлений для кропотливого процесса изготовления пенициллина, – не говоря уже об отсутствии прибора для инъекций – хотя со слабой вспышкой веселья я на мгновение вспомнила о шприце для пениса, который продемонстрировал мне доктор Фентимен. А это повлекло за собой короткое, но яркое воспоминание о докторе Роулингсе с его jugum penis (хомут для пениса (лат.) – прим. пер.). Мне стало любопытно, неужели он и в самом деле им пользуется? Но я поспешно отогнала вызванную этой мыслью картинку и перелистнула несколько страниц в поисках листочка с главными темами книги. «Мастурбация», - написала я и задумалась. Если некоторые доктора обсуждают это в негативном ключе, – а так и есть – то я решила: а почему бы мне не высказать противоположную точку зрения (осторожненько)? Спустя несколько мгновений я обнаружила, что все еще рисую чернильные звездочки, полностью погрузившись в проблему благоразумности обсуждения преимуществ мастурбации. Боже, а что, если я напишу, что женщины тоже этим занимаются? - Они сожгут весь тираж, и, скорее всего, вместе с типографией Энди Белла, - произнесла я вслух. Послышался резкий вздох, и, подняв глаза, я увидела стоящую в дверях кабинета женщину. - О, вы ищете Йена Мюррея? - спросила я, отталкиваясь от стола. - Он в... - Нет, я ищу тебя. Было что-то очень странное в тоне ее голоса, и я поднялась, чувствуя (сама не знаю, почему) странную потребность обороняться. - А-а, - произнесла я. - А вы кто? Она вышла из темного коридора на свет. - Значит, ты меня не узнаешь? - ее губы дернулись в злой полуулыбке. - Лири МакКензи... Фрейзер, - почти неохотно добавила она. - О, - только и ответила я и подумала, что узнала бы ее сразу, если бы этот визит настолько не сочетался с окружением. Лаллиброх – последнее место, в котором можно было ожидать ее увидеть, и сам факт, что Лири здесь, – как и воспоминание о том, что произошло в последний раз, когда она приходила в Лаллиброх, – побудили меня незаметно потянуться к лежавшему на столе ножичку для открывания писем. - Ты искала меня, - настороженно повторила я. - Не Джейми? Лири презрительно отмахнулась от самой мысли о Джейми и, потянувшись в карман на поясе, вытащила сложенное письмо. - Я пришла, чтобы просить тебя об услуге, - сказала она, и впервые в ее голосе послышалась дрожь. - Прочти это, пожалуйста, - добавила Лири и крепко сжала губы. Я осторожно взглянула на ее карман, но он был плоским: если она и принесла пистолет, то он лежал не там. Я взяла письмо и жестом указала на стул по другую сторону стола: так я заранее пойму, вздумай Лири на меня напасть. И все же я не боялась ее по-настоящему. Лири явно была чем-то расстроена. Но себя она контролировала как следует. Я открыла письмо и, периодически поглядывая на Лири, чтобы убедиться, что она по-прежнему сидит, где сидит, начала читать. «15 февраля 1778. Филадельфия». - Филадельфия? - удивилась я и посмотрела на Лири. Она кивнула. - Они переехали туда прошлым летом: Сам решил, что там будет безопасней, - ее губы немного изогнулись. – А спустя два месяца в город вошла британская армия и с тех пор там и остается. Я предположила, что «Сам» – это Фергюс, и с любопытством отметила: судя по всему, Лири приняла мужа своей старшей дочери, потому что произнесла это слово безо всякой иронии. «Дорогая мамочка. Я должна попросить тебя кое о чем ради любви ко мне и моим детям. Проблемы с Анри-Кристианом. Из-за своеобразного устройства тела у него всегда были трудности с дыханием – особенно, когда он простужался. С самого рождения малыш храпит, словно касатка. Теперь же во время сна он вообще может перестать дышать, если только его не подпереть подушками в определенном положении. Матушка Клэр осматривала его горлышко, когда они с па приезжали к нам в Нью-Берн, и сказала тогда, что его аденоиды – это что-то в горле – слишком увеличены и могут вызвать проблемы в будущем. (У Германа это тоже есть, и бóльшую часть времени он дышит открытым ртом, но для него это не представляет такой опасности, как для Анри-Кристиана). Я в смертельном ужасе, что однажды ночью Анри-Кристиан перестанет дышать, и никто не узнает об этом вовремя, чтобы спасти его. Мы по очереди сидим рядом с ним, чтобы держать его голову в нужном положении и разбудить, когда дыхание останавливается, но я не знаю, как долго мы сможем продержаться. Фергюс совершенно измотан, работая в типографии, а на мне вся домашняя работа. Я и магазином занимаюсь, как и Герман, разумеется. Маленькие девочки очень помогают мне по дому, благослови их Бог, и всегда готовы заботиться о своем маленьком братике, но их нельзя оставлять одних сидеть с ним всю ночь. Я приглашала врача, чтобы он осмотрел Анри-Кристиана. Он согласен с тем, что, скорее всего, именно аденоиды препятствуют дыханию; врач дал мне лекарство, чтобы уменьшить их, и пустил кровь малышу, но это оказалось совершенно бесполезно: Анри-Кристиана лишь вырвало, и он сильно плакал. Матушка Клэр – прости меня за то, что говорю о ней с тобой, я ведь знаю твои чувства, но я просто должна – говорила, что в какой-то момент может потребоваться удалить миндалины и аденоиды Анри-Кристиана, чтобы облегчить его дыхание. И совершенно очевидно, что этот момент настал. Некоторое время назад в Ридже она удалила аденоиды близнецам Бёрдсли, и никому другому я не доверю сделать такую операцию для Анри-Кристиана. Не могла бы ты сходить к ней, мам? Думаю, она должна быть сейчас в Лаллиброхе, и я напишу ей письмо с просьбой приехать в Филадельфию как можно скорее. Но, боюсь, что не смогу достаточно красноречиво описать весь ужас нашей ситуации. Если ты меня любишь, мама, пожалуйста, сходи к ней и попроси ее приехать так быстро, как только она сможет. Твоя самая любящая дочь, Марсали». Я отложила письмо. «Но, боюсь, что не смогу достаточно красноречиво описать весь ужас нашей ситуации». Нет, ей это абсолютно удалось. Это называется апноэ сна: склонность к внезапному прекращению дыхания во время сна. Явление довольно обычное – и гораздо более распространенное в некоторых разновидностях карликовости, когда дыхательные пути ограничены скелетными аномалиями. Большинство людей, которые имеют такое заболевание, будят себя, вздрагивая и всхрапывая в момент возобновления дыхания. Но увеличенные аденоиды и миндалины становятся помехой в горле – что усугубляет проблему, поскольку, даже если рефлекс заставляет человека от недостатка кислорода с опозданием набирать воздуха, Анри-Кристиан, вероятно, не мог сделать немедленного глубокого вздоха, который бы разбудил его. «Скорее всего, наследственная проблема», - подумал я рассеянно, потому что замечала это и у Германа, и в меньшей степени – у девочек. Я представила себе Марсали и Фергюса, – и, должно быть, Германа – которые по очереди сидят в темном доме, наблюдая, как мальчик спит, возможно, сами клюя носом в тишине и холоде, и вздрогнув, в ужасе пробуждаются, боясь, вдруг малыш передвинулся во сне и перестал дышать... И пока я читала письмо, у меня под ребрами образовался тошнотворный узел страха. Лири наблюдала за мной – прямой голубой взгляд из-под чепца. Но в кои-то веки гнев, истерия и подозрение, с которыми она обычно на меня глядела, исчезли. - Если ты поедешь, - сглотнув, сказала она, - я откажусь от денег. Я на нее уставилась. - Ты думаешь, что я... - начала я потрясенная, но остановилась. Что ж, да, она явно считала, что я потребую компенсации. Лири думала, что я бросила Джейми после Каллодена и вернулась только тогда, когда он снова стал богатым. Мне очень хотелось попытаться рассказать ей... но это не имело смысла. Да и поздно уже. Ситуация была ясной и острой, будто разбитое стекло. Лири вдруг наклонилась вперед, поставив руки на стол и так сильно их прижав, что ее ногти побелели. - Пожалуйста, - сказала она. - Прошу. Во мне боролись два сильных противоположных желания: первое – дать ей пощечину, а второе – с сочувствием накрыть ладонью ее руку. Я поборола оба и заставила себя с минуту подумать спокойно. Разумеется, я поеду: я должна. Ведь это не имело никакого отношения к Лири или к тому, что лежало между нами. Если я не поеду, а Анри-Кристиан умрет, – а он вполне может – я никогда себе этого не прощу. Если я приеду вовремя, то смогу его спасти: никто другой не сможет. Все просто, как дважды два. При мысли о том, чтобы оставить Лаллиброх сейчас, у меня внутри все резко упало. Как ужасно; как я могу, зная, что покидаю Йена в последний раз и, возможно, оставляю их всех и само место навсегда. Но даже когда я думала об этом, та часть моего рассудка, которая была хирургом, уже поняла необходимость и приступила к планированию самого быстрого пути в Филадельфию, намечая, как я смогу раздобыть то, что мне понадобится, когда туда доберусь, рассматривая возможные препятствия и осложнения, которые могут возникнуть, практически анализируя, как я должна сделать то, о чем так внезапно меня попросили. И пока мой разум с безжалостной логикой, подавляющей шок и покоряющей эмоции, перескакивал через все эти мысли, до меня начало доходить, что эта внезапная катастрофа может иметь и другие аспекты. Лири ждала, не отрывая от меня глаз и сжав губы, как будто понуждая меня сделать это. - Хорошо, - сказала я, отклоняясь на спинку стула и тоже устремляя на нее тяжелый взгляд. - Тогда обсудим условия, да?
- ИТАК, - СКАЗАЛА Я, следя взглядом за летящей над озером серой цаплей, - мы заключили сделку. Я отправлюсь в Филадельфию так быстро, как только смогу, чтобы лечить Анри-Кристиана. Лири выйдет замуж за Джоуи и откажется от алиментов. И даст свое позволение Джоан уйти в монастырь. Хотя я полагаю, лучше нам все зафиксировать письменно. Джейми молча уставился на меня. Мы сидели в высокой жесткой траве на берегу озера, куда я привела его, чтобы рассказать о том, что произошло и что будет дальше. - Она – Лири – она сохранила приданое Джоан нетронутым. Джоан сможет использовать деньги для путешествия и поступления в монастырь, - добавила я и глубоко вздохнула, пытаясь сохранить голос ровным. - Я подумала, что... ну... Майкл через несколько дней уезжает, и мы с Джоан могли бы уехать вместе с ним во Францию: оттуда я смогу уплыть на французском корабле, а Майкл позаботится о том, чтобы Джоан попала в монастырь. - Ты... - начал Джейми, и я сжала его руку, чтобы он замолчал. - Ты не можешь уехать сейчас, Джейми, - тихо сказала я. - Я знаю, ты не можешь. Поморщившись, он закрыл глаза, и его рука сжалась в моей, инстинктивно отрицая очевидное. Я так же крепко вцепилась в его пальцы, несмотря на то, что держала его за чувствительную правую руку. От мысли о том, чтобы быть разделенной с ним на любое количество времени или пространства, - не говоря уже об Атлантическом океане и о тех месяцах, которые могут пройти, прежде чем мы снова увидим друг друга, - внизу живота у меня похолодело и появилось ощущение опустошенности и смутного ужаса. Он бы уехал со мной, если бы я попросила – если бы даже на секунду позволила ему усомниться в том, что он должен делать. Я не имею права. Джейми так нуждался в этом. Ему необходимо все то небольшое время, какое осталось им с Йеном; еще больше нужно быть здесь, когда Йен умрет – ради Дженни, поскольку Джейми может стать ее особенным утешением, каким даже ее дети не смогут стать для нее. И если чувство вины за неудавшийся брак заставило его пойти и увидеться с Лири, то насколько более острыми будут угрызения совести, если он оставит сестру, – еще раз! – когда она больше всего будет в нем нуждаться. - Ты не можешь уехать - настойчиво шептала я. - Я знаю, Джейми. Тогда он открыл темные от тоски глаза и посмотрел на меня. - Я не могу тебя отпустить. Только не без меня. - Это... ненадолго, - сказала я, проталкивая слова сквозь комок в горле… Комок, который констатировал, как мою печаль от расставания с Джейми, так и бóльшую скорбь от осознания причины, из-за которой наша разлука не будет слишком долгой. - В конце концов, я одна путешествовала и дальше, - попыталась я улыбнуться. Губы Джейми шевельнулись, будто он собирался что-то произнести, но тревога в его глазах никуда не ушла. Я поднесла его искалеченную руку к своим губам и поцеловала ее, а потом, отвернувшись, прижалась к ней щекой, по которой пробежала слеза, и я знала, что Джейми ощутил ладонью ее влагу, потому что другой рукой он притянул меня к себе, и мы долго сидели, обнявшись и слушая ветер, который шевелил траву и касался воды. Цапля приземлилась на дальней стороне озера и стояла на одной ноге, терпеливо ожидая среди мелкой ряби. - Нам понадобится адвокат, - наконец сказала я, не шевелясь. - А Нед Гоуэн все еще жив?
К МОЕМУ ОГРОМНОМУ УДИВЛЕНИЮ оказалось, что Нед Гоуэн все еще жив. Глядя на него, я задумалась, а сколько ему лет? Восемьдесят пять? Девяносто? Он был беззубым и сморщенным, словно смятый бумажный пакет, но по-прежнему бойким, будто сверчок, да и свойственная ему адвокатская кровожадность осталась неизменной. Когда-то именно он составил соглашение об аннулировании брака между Джейми и Лири, охотно уладив дело с ежегодными выплатами ей и приданым для Марсали и Джоан. И столь же жизнерадостно приготовился сейчас все это ликвидировать. - Итак, вопрос с приданым мистрис Джоан, - сказал он, задумчиво облизнув кончик пера. - В первоначальном документе вы специально оговорили, сэр, что эта сумма – могу я отметить, что она весьма щедрая? – должна быть выделена молодой девушке в случае ее замужества и после заключения брака останется в ее полной собственности, а не перейдет к ее мужу. - Да, все верно, - не слишком терпеливо ответил Джейми. Наедине он признался мне, что предпочтет быть голым прикованным к муравейнику, нежели иметь дело с адвокатом больше пяти минут. А мы занимались сложностями этого договора уже добрый час. - И? - Но она не выходит замуж, - пояснил мистер Гоуэн снисходительно, будто разговаривал с кем-то не слишком умным, но все-таки стоящим уважения, поскольку платил адвокату гонорар. - Вопрос в том, может ли мистрис Джоан получить приданое в соответствии с условиями данного договора... - Она выходит замуж, - возразил Джейми. - Она станет Христовой Невестой, ты, невежественный протестант. Я удивленно взглянула на Неда, – никогда не слышала, что он протестант! – но мистер Гоуэн и бровью не повел. Однако, как всегда внимательный, он заметил мое удивление и улыбнулся мне, в его глазах плясали огоньки. - У меня нет религии помимо закона, мэ-эм, - сказал он. - Не имеет значения, какой форме ритуала следовать: Бог для меня – олицетворение Правосудия, и я служу Ему в этом обличье. В ответ на это высказывание Джейми совсем по-шотландски прорычал горлом. - Да, многого бы ты тут добился, если бы твои клиенты однажды обнаружили, что ты не папист. Глаза мистера Гоуэна не перестали лукаво мерцать, когда он обратил их на Джейми. - Вы же не собираетесь опуститься до такой низости, как шантаж, сэр? Да ладно! Я не решаюсь даже упомянуть об этом почтенном шотландском обычае, так хорошо зная благородство вашего характера и тот факт, что вы не сможете составить этот чертов контракт без меня. Джейми глубоко вздохнул и поглубже устроился на своем стуле. - Ага, продолжай. Что не так с этим приданым? - А, - мистер Гоуэн с готовностью приступил к насущной проблеме. - Я говорил с юной девушкой относительно ее собственных желаний в данном деле. Как составитель первоначального контракта, вы можете – с согласия другой стороны, которое, как я понимаю, было дано, – он сухо кашлянул при этом намеке на Лири, - изменить условия исходного документа. Раз уж, как я сказал, мистрис Джоан не собирается выходить замуж, хотите ли вы полностью отменить приданое, сохранить существующие условия или каким-то образом изменить их? - Я хочу отдать деньги Джоан, - сказал Джейми с чувством облегчения от того, что его наконец-то спросили о чем-то конкретном. - Абсолютно? - вопросил мистер Гоуэн, указывая пером. - Термин «абсолютно» в законе имеет иное значение, чем... - Ты сказал, что разговаривал с Джоан. Чего же, черт возьми, она хочет? Мистер Гоуэн выглядел счастливым, – как обычно, когда всплывало новое осложнение. - Она желает принять лишь малую часть изначального приданого, чтобы использовать его для вступления в монастырь. Подобные подношения там – обычная вещь, полагаю. - Да? - поднял одну бровь Джейми. - А что насчет остального? - Мистрис Джоан хочет, чтобы остальное было отдано ее матери, Лири МакКензи Фрейзер, но не абсолютно, если вы понимаете меня. А с условиями. Мы с Джейми обменялись взглядами. - С какими условиями? - спросил Джейми осторожно. Подняв иссохшую руку, мистер Гоуэн стал загибать пальцы, перечисляя условия. - Во-первых, деньги не должны быть отданы до тех пор, пока надлежащая запись о браке Лири МакКензи Фрейзер и Джозефа Босуэлла Мюррея не будет сделана в приходском реестре Брох-Мордхи, засвидетельствованная и удостоверенная священником. Во-вторых, должен быть подписан договор, сохраняющий и гарантирующий поместье Балригган со всем содержимым включительно в качестве единоличного имущества Лири МакКензи Фрейзер до ее смерти, после чего будет унаследовано тем, кому вышеупомянутая Лири МакКензи Фрейзер надлежащим образом распорядится в завещании. В-третьих, деньги не должны предоставляться абсолютно, но сохраняются попечителем и выплачиваются в размере двадцати фунтов в год вышеупомянутой Лири МакКензи Фрейзер и Джозефу Босуэллу Мюррею совместно. В-четвертых, эти ежегодные выплаты должны использоваться только на содержание и улучшение поместья Балригган. В-пятых, выплата доли за каждый год зависит от получения надлежащей документации относительно использования выплат за предыдущий год. Загнув большой палец, Нед опустил кулак и поднял один палец другой руки. - В-шестых, – и в последних – что известный вам Джеймс Александр Гордон Фрейзер Мюррей из Лаллиброха будет попечителем этих средств. Согласны ли вы на эти условия, сэр? - Согласен, - вставая, решительно сказал Джейми. - Сделайте все именно так, мистер Гоуэн… А сейчас, если никто не возражает, я собираюсь пойти и выпить стаканчик. Может, даже два. Мистер Гоуэн закрыл свою чернильницу, сложил свои записи в аккуратную стопку и тоже поднялся, хотя и чуть более медленно. - Я присоединюсь к тебе, Джейми. Я хочу послушать об этой вашей войне в Америке. Это просто грандиозное приключение!
Дата: Четверг, 07.06.2018, 16:35 | Сообщение # 193
Горец
Сообщений: 33
Спасибо за перевод новой главы! Становится все тревожней... Им придется расстаться Конечно Клэр помчится спасать малыша! Эта Лири как вечно появляется не во время... Послать бы ее к черту, но этих детей Клэр вырастила и помогла им родиться...
Дата: Четверг, 07.06.2018, 16:50 | Сообщение # 194
Король
Сообщений: 19994
Глава 83. СЧИТАЯ ОВЕЦ (с) Перевод Екатерины Пискаревой, Натальи Ромодиной, Елены Карпухиной
Иллюстрация Евгении Лебедевой
ВРЕМЕНИ ОСТАВАЛОСЬ ВСЁ МЕНЬШЕ, и Йен обнаружил, что не может спать. Потребность уехать и найти Рейчел пылала в нём так, что он постоянно чувствовал под ложечкой раскалённые угли. Тётушка Клэр называла это изжогой – там и правда жгло. Вот только она объясняла это тем, что он глотает пищу, не пережёвывая, но дело было в другом: ему вообще ничего не лезло в горло. Он проводил как можно больше времени с отцом. Сидя в углу кабинета и наблюдая, как отец и старший брат занимаются делами Лаллиброха, он не представлял себе, как сможет встать и уйти, оставив их. Покинуть отца навсегда. В течение дня нужно было заниматься делами, посещать арендаторов, разговаривать с людьми и обходить землю, чья суровая красота успокаивала, когда эмоциональное напряжение становилось невыносимым. Однако ночью дом стоял тихий, и эта скрипучая тишина нарушалась отдалённым кашлем отца и тяжёлым дыханием двух юных племянников Йена в соседней комнате. У него появлялось ощущение, будто сам дом дышит вокруг него, с трудом, судорожно втягивая один глоток воздуха за другим. Чувствуя эту тяжесть на своей собственной груди, Йен садился в постели, ловя ртом воздух, только чтобы убедиться, что может дышать. В конце концов, он соскальзывал с кровати, крался вниз по лестнице с башмаками в руке и выходил через кухонную дверь прогуляться ночью под облаками или звёздами, а свежий ветер раздувал пламя в его обугленном сердце, пока не подступали слёзы, и Йен мог спокойно выплакать их. Однажды ночью он обнаружил, что дверь уже отперта. Йен осторожно вышел, озираясь, но никого не увидел. Похоже, Джейми-младший ушёл в сарай: одна из двух коров должна была со дня на день отелиться. Может быть, надо пойти помочь… Но под рёбрами так мучительно жгло – сначала нужно немного прогуляться. Впрочем, Джейми зашёл бы за ним, если бы посчитал, что требуется помощь. Он повернул прочь от дома и хозяйственных построек, направившись вверх по холму, мимо загона, где сонными бугорками лежали овцы, белея в лунном свете и время от времени тихо взблеивая, будто напуганные какими-то овечьими снами. Один из таких снов вдруг обрёл форму: прямо перед ним вдоль изгороди двигалась тёмная фигура, и Йен резко вскрикнул, отчего ближайшие овцы вскочили и завозились, дружно блея низкими голосами. – Тш-ш, a bhailach [парень, гэльск. – прим. пер.], – тихо произнесла мать. – Если всполошишь эту ораву, то и мёртвого разбудишь. Теперь он разглядел её маленькую худенькую фигурку с мягкой массой распущенных волос на фоне бледной сорочки. – Кстати, о мертвецах, – довольно сердито сказал Йен, стараясь успокоиться. – Я принял тебя за привидение. Что ты здесь делаешь, мам? – Считаю овец, – чуть насмешливо ответила она. – То, что нужно делать, если не можешь уснуть, верно? – Да, – он подошёл и встал около неё, облокотившись на изгородь. – И помогает? – Иногда. Они спокойно постояли немного, наблюдая, как перемещаются и укладываются овцы. От них тошнотворно-сладко пахло травяной жвачкой, овечьим помётом и немытой шерстью, и Йен подумал, что странным образом успокаивается рядом с ними. – А счёт помогает, если ты уже знаешь, сколько их? – спросил он, чуть помолчав. Мать покачала головой. – Нет, я вдобавок перечисляю их имена. Это как будто читаешь молитвы, перебирая чётки, только не чувствуешь необходимости о чём-то просить. Просьбы выматывают. «Особенно когда знаешь, что ответом будет «нет», – подумал Йен и, поддавшись внезапному порыву, обнял маму за плечи. Она слегка усмехнулась от удивления и расслабилась, прильнув к нему головой. Он почувствовал её косточки, хрупкие, будто птичьи, и у него до боли сжалось сердце. Они так постояли, и мать ласково освободилась, чуть отодвинувшись и повернувшись к нему. – Ещё не засыпаешь? – Нет. – Ну, хорошо. Тогда идём. Не дожидаясь ответа, она развернулась и пошла сквозь мрак в противоположную от дома сторону. Сиял полумесяц, и Йен уже довольно долго находился на улице, так что его глаза привыкли к темноте – было нетрудно идти вслед за матерью даже по спутанной траве, камням и вереску, растущему на холме за домом. Куда она его ведёт? Или, точнее, зачем? Ибо они направились на вершину горы, к старой башне – и к кладбищу, которое находилось неподалёку. Йен почувствовал вокруг сердца ледяной холод: неужели мать хочет показать ему место будущей могилы отца? Но она внезапно остановилась и нагнулась, так что Йен чуть не наткнулся на неё. Выпрямившись, мать обернулась и положила в его ладонь камешек. – Сюда, – тихо сказала она и подвела его к маленькой квадратной каменной плите, вкопанной в землю. Он подумал, что это могила Кейтлин (его сестры, которая родилась перед Дженни-младшей и прожила всего один день), но потом увидел, что надгробная плита Кейтлин лежит в нескольких футах в стороне. А эта была того же размера и формы, но… Йен присел возле неё на корточки и, пробежав пальцами по неясным очертаниям букв, вырезанных на ней, прочёл имя. «Йекса-а». – Мама, – произнёс он, и звук собственного голоса показался ему странным. – Правильно, Йен? – спросила она слегка встревоженно. – Твой па сказал, что не совсем уверен, как пишется индейское имя. Но я попросила резчика написать оба. Я подумала, что это правильно. – Оба? Но его ладонь уже сдвинулась ниже и нашла другое имя. «Исибейль» Йен с трудом сглотнул. – Правильно, – очень тихо сказал он. Его рука по-прежнему покоилась на плоском камне, холодившем ладонь. Мать присела на корточки рядом с ним и, потянувшись, положила свой камушек на большой камень. «Именно так ты и поступаешь, – ошеломлённо подумал он, – приходя навестить мертвецов. Ты оставляешь камень, чтобы сказать, что ты приходил; что ты не забыл». Его собственный камень всё ещё оставался у него в другой ладони: Йен никак не мог заставить себя положить его. Слёзы бежали по его лицу, а на руке лежала ладонь его матери. – Всё хорошо, mo duine [каштановолосый мой, гэльск. – прим. пер.], – тихо сказала она. – Поезжай к своей девушке. Ты всегда будешь здесь с нами. Рождённые в сердце слезы курящимся фимиамом [Фимиа́м (ладан) — ароматическая смола, благовоние; вещества, сжигаемые при богослужениях. Считается, что ладан помогает разрывать связи с прошлым и может оказаться ценным подспорьем для людей, склонных зацикливаться на прошлом в ущерб настоящему. – прим. перев.] поднялись к глазам, и он нежно положил камушек на могилу своей дочери. Хранимой его семьёй. И только много дней спустя, посреди океана, он понял, что мать назвала его мужчиной.
Дата: Суббота, 09.06.2018, 19:37 | Сообщение # 196
Король
Сообщений: 19994
Глава 84. ПО ПРАВУЮ РУКУ (с) Перевод Екатерины Пискаревой, Натальи Ромодиной и Елены Карпухиной
Иллюстрация Евгении Лебедевой
ЙЕН УМЕР, КАК ТОЛЬКО РАССВЕЛО. Ночь была адской: десятки раз Йен чуть не захлёбывался собственной кровью, задыхался, выкатив глаза, выгибался в конвульсиях, изрыгая кусочки своих лёгких. Постель выглядела так, будто в ней кого-то зарезали, и в комнате разило потом отчаянной, тщетной борьбы, явственным запахом смерти. Однако под конец он лежал спокойно, его худая грудь едва колыхалась, слышалось слабое дребезжащее дыхание, похожее на царапанье розовых шипов об оконное стекло. Джейми отошёл, уступив место рядом с Йеном молодому Джейми, как старшему сыну; Дженни всю ночь сидела с другой стороны, вытирая кровь, зловонный пот, все дурные жидкости, сочившиеся из Йена и на глазах растворявшие его тело. Но ближе к концу, в темноте, Йен приподнял правую руку и прошептал: «Джейми». Он не открыл глаз, но все поняли, которого из двух Джейми он зовёт, и молодой Джейми, поколебавшись, посторонился, чтобы его дядя смог подойти и взять эту ищущую руку. Костлявые пальцы Йена с удивительной силой сомкнулись вокруг руки Джейми. Йен что-то прошептал так тихо, что нельзя было расслышать, и отпустил – не из-за непроизвольного расслабления, вызванного смертью, а просто отпустил, сделав то, что хотел. Его открытая ладонь вновь была обращена к детям. Он больше не говорил, но, казалось, успокоился. Его тело уменьшалось по мере того, как жизнь покидала его, а дыхание истончалось. Когда он выдохнул в последний раз, все в горестном отупении ждали следующего вдоха, и только после целой минуты тишины начали тайком переглядываться, украдкой посматривая на развороченную постель, неподвижное лицо Йена, и медленно осознавая, что всё, наконец, кончено.
«НЕ ЗАДЕЛО ЛИ ДЖЕННИ, – размышлял Джейми, – что с последними словами Йен обратился ко мне?» Но решил, что нет: перед неизбежной смертью его зятю была дарована единственная милость – он успел проститься. Джейми знал, что Йен нашёл время поговорить наедине с каждым из детей, как-то их утешить, возможно, что-то посоветовать или, по крайней мере, заверить, что любит их. Когда Йен умер, Джейми стоял возле Дженни. Она вздохнула и, казалось, осела рядом с ним, словно железный прут, который последний год поддерживал ей спину, резко выдернули через голову. Её лицо не осенила печаль, хотя он знал, что Дженни горевала, но в тот момент она лишь радовалась, что всё закончилось, – для Йена и для всех. За те несколько месяцев, когда они уже знали о приближающейся смерти, Дженни с Йеном наверняка успели сказать друг другу всё, что должно было быть сказано между ними. «Что бы я сказал Клэр при таких обстоятельствах?» – вдруг подумал Джейми. Возможно, то же, что говорил при расставании. «Я люблю тебя. Я увижу тебя вновь». В конце концов, он не видел другого способа укрепить её дух. Джейми не мог оставаться в доме. Женщины обмыли Йена и положили его в гостиной, и теперь их захлестнула бешеная волна готовки и уборки, ибо весть уже разнеслась и люди начали приходить на поминки перед погребением. Моросивший с рассвета дождь сейчас прекратился. Джейми вышел через огород и поднялся по маленькому склону к беседке, увитой зеленью. Там сидела Дженни, и он, чуть поколебавшись, подошёл и сел рядом с ней. Она может прогнать его, если ей хочется уединения. Но нет, она потянулась к его руке, и он взял и обхватил её ладонь, думая, какая Дженни хрупкая, какие тонкие у неё косточки. – Я не хочу здесь оставаться, – спокойно промолвила она. – Я тебя не осуждаю, – сказал он, взглянув на дом. Беседка покрылась молодыми листочками; зелень была свежей и нежной от дождя, но вскоре брата с сестрой обязательно отыщут. – Пройдёмся немного у озера? – Нет, я имею в виду, что хочу уехать отсюда, из Лаллиброха. Навсегда. Это его здорово озадачило. – Ты это, наверное, не всерьёз, – наконец, осторожно предположил Джейми. – Это всё от шока. Ты не должна… Дженни покачала головой и прижала руку к груди. – Что-то сломалось во мне, Джейми, – тихо ответила она, – то, что связывало меня с этим местом… Оно оборвалось... Джейми не знал, что сказать. Выйдя из дома, он старался не смотреть на башню и кладбище возле неё, не в силах вынести вида тёмного влажного клочка сырой земли, но теперь специально повернул голову и указал на него подбородком. – И ты оставишь Йена? – спросил он. Дженни негромко кашлянула. Её рука всё ещё лежала на груди, и, услышав его слова, она крепко прижала ладонь к своему сердцу. – Йен со мной, – ответила она и выпрямила спину, словно бросая вызов свежевырытой могиле. – Он никогда меня не оставит, а я – его. Повернув голову, она поглядела на него красными, но сухими глазами. – Он и тебя никогда не оставит, Джейми – продолжила Дженни. – Ты это знаешь так же хорошо, как и я. Его глаза неожиданно наполнились слезами, и он отвернулся. – Да, знаю, – пробормотал Джейми, надеясь, что это правда. Именно сейчас место внутри него, где он привык находить Йена, было пустым, полым и гудело, как боуран [варианты произношения - бо́ран, ба́уран, бо́йран — ирландский бубен, пришедший от кельтов, применяемый ирландскими войсками как военный барабан. Также есть предположение, что боураны использовались для ритмического аккомпанемента военным волынщикам. – прим. пер]. «Он вернётся?» – спрашивал себя Джейми. Или Йен только переместился в другую часть его сердца – куда он еще не заглядывал. Джейми надеялся на это, но пока не хотел искать, потому что боялся ничего не найти. Джейми хотел сменить тему, дать Дженни время и возможность подумать. Но было трудно найти что-то, что не касалось смерти Йена. Или смерти вообще. Все утраты похожи, и одна потеря напоминает обо всех, а единичная смерть становится ключом к воротам, за которыми заперты воспоминания. – Когда умер па, – внезапно произнёс он, сам удивлённый этим не меньше её. – Расскажи мне, что тогда произошло. Он почувствовал, как Дженни, обернувшись, посмотрела на него, но не отрывал глаз от своих рук; пальцы левой медленно растирали толстый красный шрам, бежавший по тыльной стороне правой руки. – Они привезли его домой, – наконец, сказала она. – Он лежал в телеге. Дугал МакКензи приехал с ними. Он сказал мне, что папа видел, как тебя пороли, и что он внезапно упал, а когда его подняли, одна половина лица у него была искажена от боли, а другая провисла. Он не мог ни говорить, ни ходить, и поэтому его вынесли и привезли домой. Дженни сделала паузу и сглотнула, не отрывая глаз от башни и кладбища. – Я вызвала ему доктора, который несколько раз пускал папе кровь, что-то жёг на маленькой жаровне и подгонял дым ему под нос. Он попытался дать ему лекарство, но папа на самом деле не мог глотать. Я капала воду ему на язык, и всё. – Дженни глубоко вздохнула. – Он умер на следующий день, около полудня. – А. Он… так и не заговорил? Она покачала головой. – Он вообще не мог говорить. Только время от времени шевелил губами, и слышалось тихое бульканье. Вспомнив это, Дженни чуть сморщила подбородок, но потом сжала губы. – Но ближе к концу я увидела, что он пытается что-то сказать. Он старался выговорить слова и смотрел мне в глаза, пытаясь заставить меня понять. – Она взглянула на Джейми. – Папа всё-таки сказал: «Джейми», один раз. Я знаю это наверняка. Потому что я подумала, что он хотел спросить о тебе, и я рассказала о словах Дугала, который сообщил, что ты жив, и пообещал, что ты будешь в порядке. Мне показалось, это его немного утешило, и вскоре он умер. Джейми с трудом сглотнул, и этот звук громко отозвался в ушах. Снова заморосил дождик – капли стучали по листьям над головой. – Taing [«Спасибо», гэльск. – прим. перев.], – наконец тихо произнёс он. – Я хотел знать. Жаль, что я не смог сказать ему «прости». – Тебе не нужно было извиняться, – ответила она так же тихо. – Он бы понял. Джейми кивнул, какое-то время не в силах говорить. Однако, овладев собой, он повернулся к ней и снова взял за руку. – Но я могу сказать «прости» тебе, a pìuthar [сестра, гэльск. – прим. перев.]. – За что? – удивлённо спросила она. – За то, что я поверил Дугалу, когда он сказал мне… Ну, когда он сказал, что ты спуталась с английским солдатом. Я был дураком. Он смотрел на свою изуродованную руку, не желая встречаться с Дженни взглядом. – Ну, ладно, – отозвалась она и положила на его руку свою, лёгкую и прохладную, как молодые листья, трепетавшие вокруг них. – Тебе Дугал был нужен. Мне – нет. Они посидели ещё немного, умиротворённо держа друг друга за руки. – Где он сейчас, как ты думаешь? – вдруг спросила Дженни. – Я имею в виду – Йен. Джейми взглянул на дом, потом на свежевырытую, застывшую в ожидании могилу, но, конечно, Йена нигде больше не было. Джейми на миг испугался, что к нему возвращается прежняя пустота, но потом, совсем не удивившись этому, понял, что именно сказал ему Йен напоследок. «По правую руку от тебя, дружище». Справа от Джейми. Охраняя его слабую сторону. – Он прямо здесь, – сказал он Дженни, кивая на место между ними. – Где ему и положено быть.
Дата: Воскресенье, 17.06.2018, 20:57 | Сообщение # 198
Король
Сообщений: 19994
Глава 85. СЫН ВЕДЬМЫ (с) Перевод Екатерины Пискаревой, Натальи Ромодиной, Елены Карпухиной
Иллюстрация Евгении Лебедевой
КОГДА РОДЖЕР И БАККЛИ подъехали к дому, Аманда выбежала им навстречу и вернулась к матери, размахивая голубой пластиковой вертушкой на палочке. – Мама! Смотьи, фто у меня есть! Смотьи, фто у меня есть! – О, как красиво! Брианна наклонилась полюбоваться и подула, заставив игрушку вертеться. – Я сама! Я сама! Аманда снова выхватила вертушку, пыхтя и дуя на неё с величайшим старанием, но получалось у неё плохо. – Сбоку, a leannan [гэльск., детка – прим. перев.], сбоку. Уильям Баккли обошёл вокруг машины и, подхватив Аманду, осторожно повернул её руку так, чтобы вертушка была перпендикулярна её лицу. – Теперь дуй. Он приблизил лицо к ней, помогая дуть, и вертушка зажужжала, как майский жук. – Да, отлично, правда ведь? А теперь попробуй сама. Баккли пожал плечом, словно извиняясь перед Брианной, и понёс Аманду, продолжавшую старательно пыхтеть и дуть, вверх по тропинке. Они прошли мимо Джема, который остановился полюбоваться вертушкой. Роджер вышел из машины с парой пакетов и задержался, чтобы поговорить с Брианной с глазу на глаз. – Интересно, если бы у нас была собака, он бы ей тоже понравился? – прошептала Бри, кивая в сторону гостя, который теперь оживлённо болтал с обоими детьми. – Человек может всё время улыбаться и быть при этом негодяем, – прищурившись, ответил Роджер. – И давай не будем говорить об инстинктах: не думаю, что собаки или дети всегда способны правильно судить о людях. – М-м. Он рассказал тебе еще что-нибудь, пока вы ездили? Роджер возил Уильяма Баккли в Инвернесс пополнить его гардероб, так как у того не было ничего, кроме тех джинсов, футболки и пиджака из благотворительного магазина, в которых он к ним пришёл. – Немного. Я спросил его, как он сюда попал, – я имею в виду, в Лаллиброх – и что делал, слоняясь тут. Бак сказал, что заметил и узнал меня на улице в Инвернессе, но я сел в машину и уехал, прежде чем он решился заговорить со мной. Однако он видел меня ещё пару раз и осторожно выяснил, где я живу. Он… Роджер остановился и, слегка улыбаясь, посмотрел на Брианну. – Не забывай, что он собой представляет и из какого времени пришёл. Он подумал — и, мне кажется, он не врёт, — что я, должно быть, из «древних». – Правда? – Да, правда. И учитывая, что… Ну, я же выжил после повешения, а большинству людей это не свойственно. Роджер чуть скривил губы, коснувшись шрама у себя на горле. – И я… мы, то есть… прошли через камни явно в целости и сохранности. Я хочу сказать… Я могу его понять. Несмотря на беспокойство, Бри весело хмыкнула. – Ну, да. Хочешь сказать, он тебя боялся? Роджер беспомощно пожал плечами. – Да, боялся. И, пожалуй, я верю ему, хотя скажу: если он и боится, то хорошо прячет свои настоящие чувства. – А разве ты стал бы показывать, что трясёшься от страха, столкнувшись с могущественным сверхъестественным существом? Или попытался бы не подавать вида? Будучи представителем мужского пола, или самцом, как выражается мама. Или настоящим мужиком, как говорит па. Вы с па оба ведёте себя, как Джон Уэйн [американский актёр (1907 – 1979), которого называли «королём вестерна» – прим. перев.], если происходит что-то подозрительное, а этот парень – родственник вам обоим. – Верно подмечено, – сказал Роджер, хотя его губы дрогнули при словах о могущественном сверхъестественном существе или, возможно, о Джоне Уэйне. – И Бак признался, что его чуть-чуть трясло из-за шока от всего происшедшего. Я ему посочувствовал. – М-м. И мы при этом знали, что делаем. Ну, примерно. Он сказал мне, что стряслось, когда он прошёл. А тебе он тоже об этом рассказывал? Медленно двигаясь, они почти дошли до двери – Бри слышала, как Энни в холле о чём-то спрашивала, восклицала, заглушая болтовню детей, а низкий голос Уильям Баккли громко отвечал ей. – Да, рассказал. Он хотел… хочет, и хочет отчаянно… вернуться в своё время. Бак не сомневался, что я знаю, как. И ему надо было прийти и поговорить со мной, чтобы выяснить это. Но только идиот пришёл бы прямо в дом к постороннему человеку, не говоря уже о том, чтобы явиться к незнакомцу, которого ты чуть не убил, а тем более – к незнакомцу, который может тут же сразить тебя наповал или превратить в ворону. Роджер снова пожал плечами. – Поэтому Баккли бросил свою работу и стал, скрываясь в окрестностях, наблюдать за домом. Наверное, чтобы посмотреть, не выкидываем ли мы человеческие кости с чёрного хода. Джем наткнулся на него однажды у башни, и тот сказал мальчику, что он – Нукелави. Отчасти – чтобы отпугнуть его, но ещё и потому, что если бы Джем вернулся домой и рассказал мне, что на холме находится Нукелави, то я, возможно, вышел бы и сотворил какое-нибудь волшебство. И если бы я это сделал… Роджер поднял руки ладонями вверх. – Если бы ты сотворил волшебство, Бак мог бы посчитать тебя опасным, но также узнал бы, что у тебя есть сила отправить его обратно. Как у волшебника из страны Оз. Роджер секунду смотрел на жену. – Трудно найти кого-нибудь менее похожего на Джуди Гарланд [голливудская актриса (1922 – 1969), сыгравшая Дороти Гейл в фильме «Волшебник страны Оз» (1939). В пересказе А.Волкова Дороти соответствует Элли. – прим. перев.], чем Бак… – начал Роджер, но его прервала Энни Макдональд, настойчиво интересуясь, чего они тут топчутся, поедаемые мошкарой, если ужин на столе. Извиняясь, они вошли в дом.
БРИАННА ПОУЖИНАЛА, ДАЖЕ не замечая, что у неё в тарелке. Джем опять собирался пойти на ночь к Бобби, а в субботу – на рыбалку с Робом в поместье Ротимёрчус [Rothiemurchus estate – часть национального парка Кернгормс в Хайленде, собственность клана Грантов, предлагает различные виды отдыха для туристов, в том числе рыбалку - прим. перев.]. Её что-то кольнуло, когда она вспомнила, как терпеливо её отец учил Джема забрасывать наживку самодельной удочкой с ниткой вместо лески: другой снасти у них не было. Не забудет ли он это? Но даже к лучшему, что Джема не будет дома. Они с Роджером собирались посидеть с Уильямом Баккли и решить, как лучше вернуть того в его собственное время. И хорошо бы Джем не маячил поблизости, слушая во все уши, о чём они говорят. «Может, стоит посоветоваться с Фионой?» – внезапно подумала Бри. Фиона Грэм была внучкой старой миссис Грэм, экономки приёмного отца Роджера – преподобного Уэйкфилда. Очень благопристойная и пожилая миссис Грэм являлась также «призывающей» – хранительницей по-настоящему древнего обряда. В праздник огня, Белтайн, одетые в белое женщины, чьи семьи передали им по наследству традицию, встречались на рассвете и исполняли танец, который, по словам Роджера, был старинным древнескандинавским хороводом. И в конце танца призывающая выкликала слова, смысла которых никто из них больше не понимал, поднимая солнце. И когда оно появлялось над горизонтом, луч света попадал прямо в расщелину расколотого камня. Миссис Грэм, мирно скончавшись во сне несколько лет назад, оставила свои знания и обязанности призывающей своей внучке Фионе. Фиона помогла Роджеру, когда тот проходил сквозь камни в поисках Брианны, даже пожертвовала собственное помолвочное кольцо с бриллиантом, когда его первая попытка окончилась примерно так же, как Уильям Баккли описывал свою: языками пламени в центре круга. «Драгоценный камень мы сможем достать без труда», – подумала Бри, машинально передавая Роджеру миску с салатом. Из того, что они знали на сегодняшний день, выходило, что камень не должен быть ужасно дорогим и даже не обязательно большим. Гранатов в медальоне матери Роджера, по-видимому, оказалось достаточно, чтобы его не убило при его первой, неудачной попытке. Брианна вдруг вспомнила про след от ожога на груди Уильяма Баккли и тут же поняла, что пялится на него, а он уставился в ответ. Она подавилась ломтиком огурца, и суматоха, последовавшая за этим, – шлепки по спине, вскидывание рук, кашель и предложение воды, – удачно объяснила её покрасневшее лицо. Все вернулись к еде, но Бри знала, что Роджер искоса посматривает на неё. Она бросила на него быстрый взгляд из-под ресниц, слабым кивком головы показывая: «Позже. Наверху», и он расслабился, продолжив беседовать с «дядей Баком» и Джемми об искусственных мушках для ловли форели. Брианне хотелось как можно скорее поговорить с Роджером о том, что сказал Баккли, и решить, что с ним делать. И она не собиралась передавать Роджеру слова Уильяма Баккли насчёт Роба Кэмерона.
РОДЖЕР ЛЕЖАЛ В ПОСТЕЛИ, всматриваясь в лунный свет на лице спящей Брианны. Было довольно поздно, но ему не спалось. Странно, потому что обычно он моментально засыпал после того, как занимался с ней любовью. К счастью, она тоже: сегодня ночью Бри прижалась к нему, свернувшись, будто крупная, нежная креветка, прежде чем её голое, тёплое тело замерло в его объятиях. Это было чудесно, но чуть-чуть иначе. Она почти всегда желала его, даже жаждала, и сейчас было так же, хотя Бри не преминула крепко запереть дверь спальни. Роджер установил щеколду, потому что в семилетнем возрасте Джем научился открывать замки. Заметив, что дверь всё ещё заперта, он осторожно выскользнул из-под одеял, чтобы открыть её. Джем остался ночевать у своего нового лучшего друга Бобби, но Роджер не хотел, чтобы дверь оставалась запертой, если Мэнди посреди ночи вдруг понадобятся родители. В комнате царила приятная прохлада: они установили плинтусные обогреватели, которые плохо подходили для зимних температур в Хайленде, но поздней осенью справлялись отлично. Бри стало жарко во сне: Роджер мог бы поклясться, что температура её тела, когда она спит, поднимается на два-три градуса, и она часто сбрасывала одеяла. Теперь Брианна лежала голая по пояс, закинув руки за голову и тихонько похрапывая. Он рассеянно обхватил рукой яички, лениво размышляя, сможет ли он ещё раз, и подумал, что жена не будет против, но… Но, может быть, не стоит. Во время занятий любовью он часто сдерживал удовольствие и, в конце концов, наполнялся дикарским восторгом, когда она раскрывала ему рыжевато-соломенную мохнатку. Разумеется, по собственному желанию, но всегда после секундного колебания – словно ещё одного, последнего намёка на что-то, что было не совсем сопротивлением. Роджер считал, что таким образом Бри пытается убедить себя (если не его), что у неё есть право отказать. Однажды разрушенная и восстановленная крепость всегда обороняется упорнее. Он не думал, что Брианна понимает умом, что делает, – он никогда не говорил с ней об этом, не желая, чтобы между ними встал призрак. Этой ночью всё было немного иначе. Она сопротивлялась сильнее, а потом с каким-то неистовством уступила, приняв его в себя и с силой проведя ногтями вниз по его спине. А он… Он на миг остановился, но, как только надёжно оседлал её, безумно захотел безжалостно завладеть её телом, показать себе, а то и ей, что она на самом деле его, а не своя собственная, неприкосновенная. Она провоцировала его на это. Роджер заметил, что не убрал руку и теперь смотрел на свою жену, точно римский солдат, прикидывающий, сколько весит одна из сабинянок и сможет ли он её унести. [В первые годы существования Рима тамошние мужчины были слишком бедны, чтобы соседи выдали за них замуж своих дочерей. Тогда Ромул устроил праздник консуалий и пригласил соседей. Те явились со своими семействами. Во время праздника римляне неожиданно бросились на безоружных и похитили у них девушек. Особенно много женщин потеряли сабиняне. – прим. перев.] Латинское слово raptio обычно переводилось как «насилие», хотя на самом деле означало «похищение» или «захват». Raptio, raptor – хищник, хватающий добычу. Роджер задумался об обоих значениях слова и понял, что рука всё ещё там, на гениталиях, которые тем временем самостоятельно решили: нет, жена вовсе не будет против! Кора его головного мозга, которую быстро одолело нечто гораздо более древнее и расположенное гораздо ниже, отважилась на последнюю слабую мысль: всему виной присутствие в доме чужака – особенно такого, как Уильям Баккли МакКензи. «Ну, он уйдёт на Самайн», – пробормотал Роджер, приближаясь к постели. Тогда широко откроется портал в камнях, и этот тип должен вернуться с каким-нибудь драгоценным камнем в руке к своей жене в… Он скользнул под простыни и, схватив твёрдой рукой собственную жену за очень тёплый зад, прижал её к себе и прошептал на ухо: – Я возьму тебя, и твою маленькую собачку тоже. Её тело задрожало от беззвучного затаённого смеха и, не открывая глаз, она потянулась и осторожно провела ногтем по его весьма чувствительной плоти. – Я та-а-а-а-а-аю, – прошептала она.
ПОСЛЕ ЭТОГО ОН УСНУЛ. Но снова проснулся за полночь и обнаружил, что не на шутку встревожен. «Это, должно быть, из-за него, из-за Баккли, – подумал Роджер, вновь выскальзывая из постели. – Я не смогу спокойно спать, пока мы от него не избавимся». Он даже не старался осторожничать: судя по слабому похрапыванию, Брианна спала как убитая. Он набросил пижаму на голое тело и, прислушиваясь, вышел в коридор к лестнице. Лаллиброх, как и все старые дома, разговаривал по ночам сам с собой. Роджер привык к внезапным пугающим потрескиваниям, когда деревянные балки в комнате ночью остывали, и даже к скрипу пола на третьем этаже, будто кто-то быстро прохаживался взад-вперёд по коридору. Дребезжание окон, когда ветер дул с запада, успокаивающе напоминало ему неровное похрапывание Брианны. Однако сейчас всё было удивительно тихо, окутано дремотой глубокой ночи. Не сговариваясь, они решили поселить Уильяма Баккли в дальнем конце коридора, не желая, чтобы тот спал наверху, на одном этаже с детьми. Держать его поблизости; не спускать с него глаз. Прислушиваясь, Роджер тихо прошёл по коридору. Под дверью Баккли было темно, и из комнаты доносился сильный размеренный храп, который прервался только однажды, когда спящий перевернулся в кровати, бормоча что-то невнятное, и снова провалился в сон. «Ну, вот и хорошо», – пробормотал про себя Роджер и повернул назад. Кора его головного мозга, прервавшая на время свою работу, вновь начала терпеливо размышлять. Конечно, дело именно в том, что в доме чужак, тем более – такой. И он, и Брианна чувствовали смутную угрозу от его присутствия. Под настороженностью самого Роджера скрывался немалый подспудный гнев и добрая доля смущения. Из чистой необходимости, а также из религиозных убеждений Роджер простил Уильяма Баккли за его роль в своём повешении, из-за которого пропал голос. В конце концов, мужчина не пытался убить его лично и не мог знать, что случится. Но было куда легче простить кого-то, кто, как тебе известно, умер двести лет назад, чем ублюдка, который живёт в твоём доме, ест твою еду и очаровывает твою жену и детей. «И давайте не забывать, что он действительно ублюдок», – с яростью думал Роджер, спускаясь в темноте по лестнице. Фамильное древо, которое он показал Уильяму Баккли МакКензи, вроде бы абсолютно верно изображало того: имя Баккли зафиксировано на бумаге и помещено точно между его родителями и сыном. Но схема врала. Уильям Баккли МакКензи был подменышем – незаконным отпрыском Дугала МакКензи, военачальника клана МакКензи, и ведьмы Гейлис Дункан. И Роджер думал, что Уильям Баккли этого не знает. Благополучно спустившись по лестнице, он включил свет в коридоре нижнего этажа и пошёл на кухню проверить, заперта ли задняя дверь. Они обсуждали это с Брианной, но к единому мнению не пришли. Он не хотел ворошить прошлое: что хорошего, если мужчина узнает правду о своём происхождении? Хайленда, породившего две этих диких души, уже не было, – как сейчас, так и во времена Уильяма Баккли. Бри настаивала, что у Баккли есть определённое право знать правду, хотя так и не смогла ответить на вопрос, что это за право. – Ты тот, кем себя считаешь, и всегда им был, – напоследок сказала она раздосадованно, но пытаясь объяснить. – Я – нет. Думаешь, было бы лучше, если б я никогда не узнала, кто мой настоящий отец? «Честно говоря, может, и так», – подумал он. Знание, ставшее однажды откровением, перевернуло вверх дном жизни их обоих, подвергло их ужасным испытаниям. Оно забрало его голос. Почти отняло жизнь. Поставило под удар Бри, привело к её изнасилованию, сделало ответственной за убийство человека – Роджер не говорил с ней об этом, хотя следовало бы. Он иногда видел груз этого бремени в её глазах и знал, откуда он. Он нёс ту же самую ношу. И всё же… Предпочёл бы он не знать то, что знал теперь? Никогда не жить в прошлом, не встретить Джейми Фрейзера, не увидеть ту сторону Клэр, которая существовала только рядом с Джейми? В конце концов, дерево в Эдемском саду не было древом Добра и Зла: оно было древом Познания добра и зла. Знание может быть и смертоносным подарком, но оно остаётся даром, и немногие люди добровольно вернули бы его. «Ну и хорошо, – подумал Роджер, – что они не могут вернуть знание». И такова была его точка зрения в дискуссии. – Мы не знаем, как знание может навредить, – доказывал он. – Нам неизвестно, может ли оно нанести ущерб, и серьёзный. Что толку ему знать о том, что его мать была безумной, или колдуньей, или и тем, и другим вместе взятым, ну и к тому же серийной убийцей, а папаша – прелюбодеем и, как минимум, неудавшимся убийцей? Меня здорово потрясло, когда твоя мать рассказала мне о Гейлис Дункан, а между нами восемь поколений. И, прежде чем ты спросишь, – да, я мог бы прожить, не зная этого. Брианна закусила губу и нехотя кивнула. – Просто… Я всё думаю о Вилли, – наконец сдалась Бри. – Не об Уильяме Баккли, – я имею в виду своего брата. Она слегка покраснела, как всегда, смущаясь произносить это слово. – Я правда хотела, чтобы он знал. Но па и лорд Джон… Они так не хотели, чтобы Вилли узнал! И, может быть, они правы. У него своя жизнь, и хорошая. И они сказали, что он не сможет жить, как прежде, если я ему сообщу. – Они были правы, – напрямик заявил Роджер. – Честный рассказ (если бы Вилли этому поверил) вынудил бы его жить в состоянии обмана и отрицания, которое съело бы его изнутри. Либо он решил бы публично признать, что является незаконным сыном шотландского преступника. Что. Совершенно. Исключено. В культуре XVIII столетия. – Никто бы не отобрал у него титул, – возразила Брианна. – Па сказал, что, по британским законам, дитя, рождённое в браке, является законным отпрыском мужа, неважно, настоящий это отец или нет. – Да, но представь, каково жить с титулом, на который ты, по твоему разумению, не имеешь права, и знать, что кровь в твоих жилах не так голуба, как ты всегда думал. И люди зовут тебя «лордом Таким-то», но ты представляешь себе, как бы они тебя называли, узнай они правду. Роджер слегка встряхнул жену, пытаясь заставить её понять. – Так или иначе, это разрушило бы всю его жизнь, – это всё равно, что посадить его на бочку с порохом и поджечь фитиль. Ты не знаешь, когда рванёт, но рванёт – это точно. – Ммфм, – произнесла она, и на этом спор прекратился. Но этот звук не походил на согласие, и Роджер знал, что спор не завершён. Он уже проверил все двери и окна на первом этаже, закончив в своём кабинете. Включив свет, Роджер прошёл в комнату. Сон ушёл окончательно, и нервы у него были на пределе. «Интересно, почему?» – подумал он. Неужели дом пытался ему что-то поведать? Роджер негромко фыркнул. Трудно не фантазировать в старом доме посреди ночи, когда оконные стёкла дребезжат от ветра. Однако обычно он очень комфортно чувствовал себя в этой комнате, ощущая, что это его место. Что сейчас не так? Он быстро оглядел письменный стол, широкий подоконник с горшочком жёлтых хризантем, который Бри туда поставила, полки… Он застыл как столб, и сердце заколотилось у него в груди. Там не было змейки. Нет, нет, вот она: его блуждающий взгляд нашёл её. Однако она лежала не на своём месте, перед деревянной шкатулкой с письмами Клэр и Джейми, а перед книгами двумя полками ниже. Роджер взял змейку, механически поглаживая старое отполированное вишнёвое дерево большим пальцем. Может быть, Энни МакДональд переложила её? Нет. Она вытирала пыль и подметала в кабинете, но никогда ничего не сдвигала с места. Кстати, никогда ничего никуда не переставляла: он видел, как Энни подняла пару галош, небрежно брошенных посреди прихожей, тщательно вымела под ними и поставила их, забрызганные грязью, на то же самое место, и всё. Она бы никогда не тронула змейку. Ещё менее вероятно, что её переложила Брианна. Он знал (непонятно откуда), что она питала такие же чувства по отношению к фигурке, как и он: змейка Вилли Фрейзера охраняла сокровища его брата. Роджер снял с полки шкатулку, прежде чем его сознание пришло к логическому умозаключению. Разом в голове зазвенели тревожные звоночки. Содержимое шкатулки перерыли: маленькие книжки лежали с одной стороны шкатулки поверх писем, а не под ними. Он вынул письма, проклиная себя за то, что никогда их не пересчитывал. Как он узнает, если одного не хватает? Он быстро рассортировал их, прочитанные и непрочитанные, и подумал, что стопка непрочитанных на вид осталась примерно такой же: тот, кто рылся в шкатулке, не открывал их, – это было уже кое-что. Но кто бы это ни был, он, вероятно, также хотел остаться незамеченным. Роджер торопливо перелистал распечатанные письма и сразу понял, что не хватает одного – написанного на самодельной Брианниной бумаге с вкраплениями цветов. Первого. Иисусе, о чём оно было? «Мы живы». Он очень хорошо это помнил. И потом Клэр рассказала всё о взрыве и пожаре в Большом доме. Написала ли она в нём, что они собираются в Шотландию? Может, и так. Но почему, чёрт возьми, долж… Двумя этажами выше Мэнди села в постели и пронзительно завизжала, как банши.
ОН НА ПОЛШАГА ОПЕРЕДИЛ БРИАННУ, ворвавшись в комнату Аманды, и, подняв ребёнка из кроватки, прижал её к своему колотящемуся сердцу. – Джемми, Джемми, – рыдала девочка. – Он исчез… он исчез… Его НЕТ!! – взвизгнула она напоследок, напрягшись в руках Роджера и крепко пнув его ногами в живот. – Эй, эй, – утешал он, стараясь отвлечь и ласками успокоить её. – Всё в порядке, с Джемми всё хорошо. С ним всё отлично: он просто пошёл переночевать к Бобби. Завтра он будет дома. – Он ИСЧЕЗ! – угрём извивалась Мэнди, не пытаясь вырваться, а просто на время обезумев от горя. – Его нет здесь! Здесь его нет! – Ну, да. Как я сказал, он у Бобби, он… – Нет здесь, – настаивала она и несколько раз похлопала себя ладошкой по макушке. – Нет здесь фа мной! – Сюда, детка, иди сюда, – тут же сказала Бри, забирая у Роджера заплаканного ребёнка. – Мама, мама! Джемми ИСЧЕЗ! Она прижалась к Бри, с отчаянием глядя на неё и всё ещё хлопая себя по голове. – Его нет фа мной! Бри, нахмурившись, озадаченно посмотрела на Мэнди и провела рукой по её телу, проверяя, нет ли температуры, не опухли ли гланды, мягкий ли животик… – Нет с тобой, – с нажимом повторила она, стараясь вывести Мэнди из состояния паники. – Скажи мамочке, что ты имеешь в виду, солнышко! – Нет здесь! В крайнем отчаянии Мэнди опустила голову и боднула мать в грудь. – Уф! Дверь в конце коридора открылась, и вышел Уильям Баккли, одетый в шерстяной халат Роджера. – Что за переполох, во имя Пресвятой Девы? – спросил он. – Он забьял его! Он забьял его! – выкрикнула Мэнди и зарылась головой в Брианнино плечо. Помимо своей воли Роджер чувствовал, что ему передаётся страх Аманды, и он непонятно почему поверил, что стряслось что-то страшное. – Ты знаешь, где Джем? – отрывисто спросил он у Баккли. – Не знаю, – нахмурился Баккли. – Разве он не в постели? – Нет, его нет! – раздражённо выпалила Брианна. – Ради Бога, вы видели, как он уехал. Раздвинув мужчин, она прошла между ними. – Прекратите сейчас же! Оба! Роджер, возьми Мэнди. Я пойду позвоню Мартине Хуррах. Она сунула ему в руки Аманду, которая хныкала, засунув большой палец в рот, и поспешила к лестнице; торопливо наброшенная ночная рубашка шелестела на ней, словно листва. Роджер укачивал Аманду, расстроенный, встревоженный, практически в такой же панике, как и дочь. Она излучала страх и горе, словно радиовещательная башня, и ему стало не хватать воздуха, а руки вспотели там, где он сжимал её ночную рубашку с Винни-Пухом. – Тш-ш, a chuisle [родная – гэльск., прим. перев.], – сказал он, как можно спокойнее. – Тш-ш, ну. Мы это исправим. Ты расскажешь папочке, что тебя разбудило, и я это исправлю, обещаю. Она послушно попыталась перестать всхлипывать, потирая глаза пухлыми кулачками. – Джемми, – со слезами просила она. – Я хочу Джемми! – Мы вернём его прямо сейчас, – пообещал Роджер. – Скажи, что тебя разбудило? Плохой сон? – Угу, – с искажённым от страха лицом Мэнди вцепилась в него ещё крепче. – Там бальфые камни, бальфые камни. Они кьичали на меня! Ледяная вода пробежала по его венам. Иисусе, о, Иисусе. Может, она всё-таки вспомнила своё путешествие через камни? – Ага, ясно, – сказал Роджер, похлопывая её как можно ласковее, ощущая трепет в собственной груди. Он и вправду видел их ясно. Перед его мысленным взором возникли те самые камни: он чувствовал, слышал их вновь. Чуть обернувшись, Роджер увидел побледневшее лицо Уильяма Баккли и понял, что тому тоже кажется: в словах Мэнди есть доля правды. – И что произошло потом, leannan [дочка – прим. пер.]? Ты подошла близко к большим камням? – Не я – Джем! Этот дядька пьивёл его, а камни его съели! При этих словах она опять разразилась безутешными рыданиями. – Этот дядька, – медленно повторил Роджер, развернувшись ещё больше, чтобы ей стало видно Уильяма Баккли. – Ты говоришь о нём, солнышко? О дяде Баке? – Нет, ненененененене, дьюгой дядька! – она выпрямилась, уставившись в его лицо огромными, полными слёз глазами, стараясь изо всех сил, чтобы он её понял. – Папа Бобби! Роджер услышал, как Брианна поднимается по лестнице. Быстро, но неровным шагом, будто ударяясь о стены лестничной клетки, теряя в спешке равновесие. Спотыкаясь, она появилась наверху лестницы, и Роджер почувствовал, как каждый волосок на его теле поднялся при виде её бледного лица с остановившимся взглядом. – Его нет, – хрипло сказала Бри. – Мартина говорит, что он не у Бобби, она вообще не ждала его сегодня вечером. Я попросила её выйти посмотреть: Роб живёт в трёх домах от неё. Она говорит, что его грузовик исчез.
РУКИ РОДЖЕРА ОНЕМЕЛИ от холода, а руль был скользким от пота. Он свернул с шоссе на такой скорости, что внешние колёса слегка оторвались от земли, и машина накренилась. Уильям Баккли стукнулся головой об окно. – Прости, – механически пробормотал Роджер и услышал в ответ, как Баккли чертыхнулся: – Осторожнее, – проворчал он, потирая висок. – Опрокинешь нас в канаву – что тогда? Действительно, что тогда? С большим трудом Роджер снова немного отпустил педаль газа. Луна почти села, и её бледный серп почти не освещал чёрную, как дёготь, местность вокруг них. Фары маленького морриса едва раздвигали тьму, и слабые лучи, качаясь туда-сюда, скакали, как безумные, по грунтовой дороге, которая вела к Крейг-на-Дуну. – Какого дьявола этот trusdair [язва, гэльск. – прим.перев.] забрал твоего сына? – Баккли опустил окно и высунул голову, тщетно пытаясь увидеть больше, чем через запылённое ветровое стекло. – И зачем, ради всего святого, он потащил его сюда? – Откуда я знаю? – процедил сквозь зубы Роджер. – Может, он думает, что ему нужна кровь, чтобы открыть проход сквозь камни. Боже, зачем я это написал! В отчаянии он бухнул кулаком по рулю. Баккли ошарашенно моргнул, но его взгляд сразу заострился. – Так в этом всё дело? – тотчас сказал он. – Вы это так делаете? С кровью? – Нет, чёрт возьми! – воскликнул Роджер. – Зависит от времени года и от драгоценных камней. Мы так думаем. – Но ты написал: «кровь» и поставил рядом вопросительный знак. – Да, но… Что ты хочешь сказать? Ты тоже читал мою тетрадь, сука? – Следи за своей речью, сынок, – мрачно, но невозмутимо произнёс Уильям Баккли. – Конечно, я читал. Я прочёл в твоём кабинете всё, до чего смог добраться, и ты на моём месте поступил бы так же. Роджеру удалось обуздать охватившую его панику настолько, что он смог холодно кивнуть. – Да, может быть. И если бы ты забрал Джема, я бы тебя убил, как только нашёл, но я бы, наверное, знал, почему. Но этот подонок! Что он такое творит, Боже правый! – Успокойся, – кратко посоветовал Баккли. – Ты не поможешь своему ребёнку, если потеряешь голову. Этот Кэмерон – он тоже вроде нас? – Я не знаю, чёрт, я не знаю! – Но есть и другие, да? Не только в нашей семье? – Я не знаю… Думаю, что есть и другие, но не знаю наверняка. Роджер изо всех сил пытался думать, старался вести машину на достаточно низкой скорости, чтобы вписаться в повороты дороги, полузаросшей ползучим дроком. Он попробовал молиться, но ему удалось в ужасе выдавить только невнятное: «Боже, прошу тебя!» Ему хотелось, чтобы Бри была с ним, но Мэнди даже близко к камням нельзя привозить, и если они успеют догнать Кэмерона… Если Кэмерон всё ещё здесь… Баккли поможет ему – в этом Роджер был абсолютно уверен. В глубине души он слабо надеялся, что произошло недоразумение, что Кэмерон перепутал ночи и, поняв это, везёт Джема домой, в то время как Роджер и его чёртов прадед в пятом колене мчатся во мраке по каменистому болоту, направляясь прямиком к самому ужасному из всего, что оба они знали. – Кэмерон… он тоже читал тетрадь, – выпалил Роджер, не в силах справиться с собственными мыслями. – Случайно. Он сделал вид, что подумал, будто это всё… вымысел, что я сочинил это забавы ради. Иисусе, что же я наделал? – Берегись! Баккли вскинул руки, прикрывая лицо, а Роджер, вдавив тормоз, свернул с дороги к большому камню, едва не столкнувшись со стоявшим на дороге старым синим грузовиком – тёмным и пустым.
ОН КАРАБКАЛСЯ НА ХОЛМ, цепляясь в темноте за всё, за что только можно было ухватиться. Камни выкатывались из-под ног, шипы утёсника кололи ладони, то и дело вонзаясь под ногти и заставляя его чертыхаться. Он слышал далеко внизу Уильяма Баккли, который следовал за ним. Медленно, но следовал. Роджер начал слышать их задолго до того, как добрался до вершины. До Самайна оставалось три дня, и камни знали это. Звук, похожий совсем не на звук, а скорее на вибрацию, пробирал до мозга костей, вызывал звон в черепе и зубную боль. Сжав зубы покрепче, он полез дальше. К тому времени как Роджер достиг камней, он уже полз на четвереньках, не в силах выпрямиться. «Боже милостивый! – подумал он. – Охрани меня, Господи! Оставь меня в живых, пока я не найду его!» Роджер с трудом мог собраться с мыслями, но о фонарике вспомнил, прихватив его с собой из машины, и теперь уронил, неловко вытаскивая из кармана. Круговыми движениями он стал лихорадочно шарить по невысокой траве, в конце концов нашёл его и четырежды надавил соскальзывающим пальцем на кнопку, прежде чем ему хватило сил включить фонарик. Появился луч света, и в темноте позади себя Роджер услышал сдавленное удивлённое восклицание. «Конечно, – безучастно подумал он, – Уильям Баккли никогда не видал фонарика». Медленно очертив круг, колеблющийся луч двинулся обратно. Что искал Роджер? Следы ног? Что-нибудь оброненное Джемом, как свидетельство того, что он здесь проходил? Ничего не было. Ничего, кроме камней. Становилось всё хуже, и Роджер, уронив фонарик, схватился обеими руками за голову. Он должен двигаться… должен идти… чтобы забрать Джема… Роджер пополз по траве, ослепнув от боли и почти лишившись разума, когда сильные руки схватили его за лодыжки и потянули назад. Он подумал, что там, возможно, был и голос, но если так, то его звук затерялся в пронзительном крике, который отзывался эхом в его голове, в его душе, и Роджер изо всех сил выкрикнул имя своего сына, чтобы услышать что-нибудь, кроме этого шума: он чувствовал, как его глотка разрывается от усилий, но ничего не услышал. Земля ушла у него из-под ног, и мир рухнул.
РУХНУЛ БУКВАЛЬНО. Когда чуть позже Роджер пришёл в себя, то обнаружил, что они с Уильямом Баккли очутились на пологом склоне холма, в сороках футах ниже каменного круга. Они упали и скатились – Роджер понял это по тому, как чувствовал себя, и по тому, как выглядел Баккли. В небе показался проблеск зари, и Роджер разглядел родственника: исцарапанный и оборванный, тот сидел возле него, сгорбившись и скорчившись, будто у него болел живот. – Что?.. – прошептал Роджер. Он прочистил горло и ещё раз попытался спросить, что произошло, но у него получался только шёпот, и даже от него глотка горела огнём. Уильям Баккли бормотал что-то себе под нос, и Роджер понял, что тот молится. Он попытался сесть, и это ему удалось, хотя голова кружилась. – Ты оттащил меня? – хрипло прошептал Роджер. Глаза Баккли были закрыты и не открылись, пока он не закончил свою молитву. Тогда он открыл их и перевёл взгляд с Роджера на вершину холма, где невидимые камни всё ещё пели хором свою зловещую песню о расщеплённом времени: отсюда она походила, слава Богу, всего лишь на жуткий жалобный вой, от которого заныли зубы. – Да, – ответил Баккли. – Я подумал, что ты не сможешь убраться оттуда сам. – Я не мог. Роджер опять лёг на землю: голова кружилась, и всё болело. – Спасибо, – добавил он мгновение спустя. Он чувствовал огромную пустоту внутри, безграничную, словно бледнеющее небо. – Не за что. Может, это поможет мне загладить вину за то, что я подвёл тебя под виселицу, – отмахнулся Баккли. – Что теперь? Роджер уставился в небо, медленно вращающееся над головой. От этого у него ещё сильнее закружилась голова, поэтому он закрыл глаза и протянул руку. – Теперь мы едем домой, – прохрипел он. – И думаем снова. Помоги мне подняться.
УИЛЬЯМ БЫЛ в военной форме. - Это необходимо, - сказал он отцу. - Дэнзелл Хантер – человек очень совестливый и принципиальный. Я не могу вывезти его из американского лагеря без надлежащего разрешения его офицера. Думаю, он не поехал бы. Но если я смогу получить разрешение, - а я полагаю, что это удастся, - тогда, я думаю, он приедет. Но, очевидно, чтобы получить формальное разрешение на услуги хирурга континентальной армии, нужно попросить об этом официально. А это означало, что надо ехать в новый зимний штаб Вашингтона в Вэлли-Фордж в красном мундире, независимо от того, что произойдет дальше. Лорд Джон на мгновение прикрыл глаза, ясно представляя, что именно может случиться, а затем открыл их и отрывисто сказал: - Хорошо. Ты возьмешь с собой слугу? - Нет, - удивился Уильям. - Зачем он мне нужен? - Ухаживать за лошадьми, приводить в порядок твои вещи и быть твоими глазами на затылке, - ответил отец, взглянув на него так, словно давая понять, что уж это он должен был бы знать. Поэтому Вилли не стал переспрашивать: «Лошадьми?» или «Какими вещами?», а просто кивнул и сказал: - Спасибо, папа. Не мог бы ты найти для меня подходящего человека? «Подходящим» оказался некий Коленсо Барагванат, низкорослый юноша из Корнуолла, который прибыл с войсками Хау в качестве конюха. Надо отдать ему должное, в лошадях он разбирался. У них было четыре лошади и вьючный мул, нагруженный свиными боками, четырьмя или пятью жирными индейками, мешками с картофелем и репой, а также большим бочонком сидра. - Если условия хотя бы наполовину так плохи, как я предполагаю, - сказал ему отец, наблюдая за процессом навьючивания мула, - в обмен на это командир предоставит тебе услуги половины батальона, не говоря уже о хирурге. - Благодарю, папа, - снова сказал Уильям и вскочил в седло; его новый капитанский горжет был прикреплен под горлом, а белый флаг перемирия аккуратно сложен в седельную сумку. Долина Вэлли-Фордж выглядела, как гигантский лагерь обреченных угольщиков. Место это было практически лесом, по крайней мере, до того, как солдаты Вашингтона начали рубить все деревья, попадавшие в их поле зрения. Повсюду валялись вывороченные пни, а землю покрывали сломанные ветки. Огромные костры горели тут и там, и везде виднелись сложенные в груды бревна. Континенталы старались построить хижины как можно быстрее – и еле успевали сделать это, поскольку три или четыре часа назад начался снегопад, и лагерь уже весь покрылся снегом, словно белым одеялом. Уильям надеялся, что дозорные смогут рассмотреть флаг перемирия. - Так, а теперь ты поскачешь впереди меня, - сказал он Коленсо, протягивая парню длинную палку, к которой привязал флаг. Глаза юнца расширились от ужаса. - Как, я? - Да, ты, - нетерпеливо сказал Вилли. - Вперед, или я надеру тебе задницу. Когда они входили в лагерь, Уильям чувствовал, как у него по спине бегут мурашки. Коленсо сидел в седле, скорчившись, будто обезьянка, держа флаг настолько низко, насколько осмеливался, и бормотал странные ругательства на корнуэльском языке. Левая рука Уильяма тоже зудела, как бы стремясь нащупать рукоятку меча или пистолета. Но он пришел безоружным. Если американцы захотят пристрелить его, то пристрелят, вооруженного или нет, а прийти безоружным было знаком честных намерений. Поэтому, несмотря на снег, Вилли отбросил полы своего плаща, чтобы показать, что у него нет оружия, и медленно двинулся навстречу буре.
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ прошли хорошо. Никто в Вилли не выстрелил, и он был направлен к полковнику Престону, высокому мужчине в форме Континентальной армии, рваной настолько, что она напоминала лохмотья; тот посмотрел на Уильяма подозрительно, но с удивительной благосклонностью выслушал его просьбу. Разрешение было дано, но, поскольку это была американская армия, оно означало не столько позволение забрать с собой хирурга, сколько право спросить хирурга, поедет ли он с ним. Вилли оставил Коленсо с лошадьми и мулом, строго наказав тому держать ухо востро, и стал взбираться на невысокий холм, где, как ему сказали, вероятнее всего находился Дэнзелл Хантер. Сердце билось учащенно, и не только от напряжения. В Филадельфии Уильям был уверен, что Хантер приедет по его просьбе. Теперь же он засомневался. Он воевал с американцами, знал многих из них, и они ничем не отличались от англичан, которыми были еще два года назад. Но раньше Вилли никогда не бывал в лагере американской армии. Казалось, что там царит хаос. Но так бывает во всех лагерях поначалу, и ему был очевиден грубый порядок, на самом деле существовавший среди груд обломков и выкорчеванных пней. Однако в этом лагере ощущалось еще и нечто совсем иное, какая-то кипучая энергия. Мужчины, мимо которых он шел, были оборваны до крайности; едва ли один из десяти имел обувь, несмотря на погоду, и группки мужчин жались, как нищие, вокруг костров, завернутые в одеяла, платки, остатки палаток и мешки. Тем не менее, они не напоминали людей, сбившихся в кучки в гнетущей тишине. Они разговаривали. Беседовали дружелюбно, рассказывая анекдоты, споря, вставая, чтобы помочиться на снег, походить кругами, дабы разогреть кровь. Уильям раньше видел лагеря, где люди пали духом, но здесь дела обстояли не так. С учетом всех обстоятельств, это было удивительно. Вилли предположил, что Дэнзелл Хантер должен разделять витающий здесь дух. А если так, согласится ли он оставить своих товарищей? Что ж, не спросишь – не узнаешь. Двери, чтобы постучать, не было. Обойдя безлистные дубовые побеги, которым пока удалось избежать топора, он увидел сидящего сгорбившись Хантера, который зашивал рану на ноге человека, лежащего перед ним на одеяле. Рейчел Хантер придерживала плечи мужчины, ее голова в чепце склонилась над ним, и она что-то ободряюще говорила. - Разве я не обещала тебе, что он сделает все быстро? - говорила она. - Не больше тридцати секунд, - обещала я, и так и вышло. Я ведь считала, правда? - Три раза и очень медленно, Рейчел, - сказал доктор, улыбаясь. Он потянулся за ножницами, и обрезал нитку. - За одну твою минуту человек может три раза обойти вокруг собора Святого Павла. - Чепуха, - возразила она беззлобно. - В любом случае, дело сделано. А сейчас сядь и выпей немного воды. Ты не... Рейчел повернулась к ведру, которое стояло рядом с ней, и заметила стоящего там Уильяма. Ее рот приоткрылся от удивления, а затем она вскочила и бросилась через поляну, чтобы обнять его. Вилли этого не ожидал, но обрадовался и с чувством заключил ее в объятия. От нее пахло ее собственным запахом и дымом, и кровь его заструилась быстрее. - Друг Уильям! Я думала, что больше не увижу тебя, - сказала Рейчел, отступая, и лицо ее светилось от радости. - Что ты здесь делаешь? Полагаю, ты вряд ли пришел записаться добровольцем, - добавила она, окинув взглядом его фигуру. - Нет, - ответил он довольно сухо. - Я пришел попросить об одолжении. У вашего брата, - слегка запоздало добавил он. - О, тогда пойдем, он почти закончил. Рейчел повела его к Дэнни, все еще рассматривая его с большим интересом. - Значит, ты, действительно, британский солдат, - заметила она. - Мы так и думали, но боялись, что ты можешь быть дезертиром. Я рада, что это не так. - Правда? - спросил Вилли, улыбаясь. - Но, без сомнения, вы предпочли бы, чтобы я отказался от воинской службы и стремился к миру? - Конечно, я бы хотела, чтобы ты стремился к миру - и нашел его, - ответила Рейчел. - Но ты не смог бы обрести мир, нарушив присягу и участвуя в незаконной борьбе, зная, что твоя душа погрязла во лжи, и опасаясь за свою жизнь. Дэнни, посмотри, кто пришел! - Да, я вижу. Друг Уильям, рад встрече! Доктор Хантер помог своему только что перевязанному пациенту встать на ноги и подошел к Уильяму, улыбаясь. - Я слышал, ты хочешь попросить меня об одолжении? Если это в моих силах, буду рад помочь. - Не хотелось бы ловить вас на слове, - сказал Уильям, улыбаясь и чувствуя, как в основании шеи расслабился узел. - Но выслушайте меня, и я надеюсь, что вы сможете приехать. Как он и ожидал, сначала Хантер не решался покинуть лагерь. Хирургов было не так много, а учитывая количество больных из-за холода и скученности... может пройти неделя или больше, прежде чем он сможет вернуться в лагерь... но Уильям благоразумно молчал, только раз взглянув на Рейчел, а затем вновь посмотрев прямо в глаза Дензелу: «Неужели вы хотите, чтобы она зимовала здесь?» - Ты хочешь, чтобы Рейчел поехала со мной? - спросил Хантер, моментально догадавшись, что он имел в виду. - Я поеду с тобой, хочет он этого или нет, - вставила Рейчел. - И вы оба прекрасно это знаете. - Да, - мягко сказал Дэнзелл, - но не спросить было бы неучтиво. Кроме того, это не только вопрос твоей поездки. Это… Уильям не расслышал окончания его фразы, потому что внезапно нечто большое протиснулось сзади между его ног. Вилли совсем неподобающим мужчине образом вскрикнул и прыгнул вперед, вертясь в надежде увидеть, кто это напал на него столь трусливым способом. - Ах да, я забыла про пса, - сказала Рейчел, по-прежнему не теряя самообладания. - Он уже в состоянии ходить, но я сомневаюсь, что он преодолеет все расстояние до Филадельфии таким образом. Можешь ты найти средство передвижения для него, как думаешь? Вилли сразу узнал собаку. Не могло быть двух таких псов, как этот. - Неужели это собака Йена Мюррея? - спросил он, предварительно выставив кулак, чтобы огромный зверь его обнюхал. – А где же его хозяин? Хантеры быстро обменялись взглядом, но Рейчел без промедления ответила. - В Шотландии. Он отправился в Шотландию со своим дядей, Джеймсом Фрейзером, по неотложному поручению. Знаешь ли ты мистера Фрейзера? Уильяму показалось, что брат и сестра Хантеры пристально смотрят на него, но он просто кивнул и сказал: - Я встречал его как-то много лет назад. Почему собака не отправилась в Шотландию со своим хозяином? И опять этот взгляд между ними. «Да что не так с этим Мюрреем?» - недоумевал Вилли. - Собаку ранили как раз перед тем, как они отправились в плавание. Друг Йен был очень любезен, вверив своего товарища моей заботе, - спокойно сказала Рейчел. - Может быть, ты сможешь раздобыть фургон? Думаю, твоей лошади вряд ли понравится Ролло.
ЛОРД ДЖОН ПОМЕСТИЛ кожаный ремешок между зубами Генри. От полученной дозы настойки опия мальчик находился почти без сознания, но попытался вымученно улыбнуться дяде. Грей чувствовал исходящий от Генри страх – и разделял его. У него было непреходящее ощущение, что в его животе свернулся скользкий клубок ядовитых змей, и на него постоянно накатывали приступы паники. Хантер настоял на том, чтобы привязать руки и ноги Генри к кровати, дабы исключить какое-либо движение во время операции. День был прекрасным: ледяные узоры на окнах сверкали в лучах солнца, а кровать передвинули так, чтобы максимально использовать солнечный свет. Доктору Хантеру рассказали о лозоискателе, но он вежливо отклонил идею о том, чтобы позвать его вновь, сказав, что это смахивает на гадание, и, если уж ему придется просить Божьей помощи в своем начинании, он полагает, что будет не в состоянии делать это с чистым сердцем, если здесь будет замешено колдовство. Это как будто обидело Мерси Вудкок, и она даже слегка надулась, но промолчала, будучи слишком рада и слишком встревожена, чтобы спорить. Грей не был суеверен, но имел практический склад ума и внимательно проследил, в каком именно месте лозоискатель обнаружил пулю. Он пояснил это, и с неохотного согласия Хантера вынул маленькую линейку и вычислил ту самую точку на впалом животе Генри, нанеся туда немного свечного нагара, чтобы пометить. - Думаю, мы готовы, - сказал Дэнзелл. Приблизившись к кровати, он положил руки на голову Генри, произнес краткую молитву, прося о наставлении и поддержке для себя, выносливости и исцеления для Генри, и закончил признанием присутствия Бога среди них. Несмотря на свой чисто рациональный настрой, Грей почувствовал, что напряжение в комнате немного спало; он сел напротив хирурга, и змеи в его животе на мгновение успокоились. Лорд Джон взял племянника за руку и сказал спокойно: - Просто держись, Генри. Я тебя не отпущу.
ЭТО БЫЛО БЫСТРО. Грей видел армейских хирургов в деле и знал, как быстро они работают, но даже по этим меркам скорость и ловкость Дэнзелла Хантера потрясали. Грей потерял всякое чувство времени, поглощенный только ощущениями непроизвольно сжимавшихся пальцев Генри, его пронзительными резкими вскриками, доносящимися сквозь кусок кожи, зажатый у него межу зубами, и движениями врача, стремительными и безжалостными, а затем очень осторожными, когда он вынимал пулю, промокал тампонами и сшивал рану. Когда были наложены последние швы, Грей вздохнул, как ему казалось, впервые за несколько часов. Но взглянув на каретные часы, стоящие на каминной полке, он понял, что прошло всего четверть часа. Уильям и Рейчел Хантер стояли у камина, в сторонке, чтобы не мешать, и лорд Джон с интересом отметил, что они держатся за руки, а костяшки их пальцев белы – также, как и их лица. Хантер прислушивался к дыханию Генри, приподнимая веки, чтобы посмотреть на его зрачки, вытирая слезы и слизь с лица, проверяя биение пульса на шее, которое было заметно и Грею: слабый и нерегулярный, но бьющийся пульс, тонкая синяя ниточка под восковой кожей. - Неплохо, неплохо, хвала Господу, который придал мне сил, - пробормотал Хантер. - Рейчел, ты не принесешь мне бинты? Рейчел мгновенно отошла от Уильяма и достала аккуратную стопку сложенных марлевых салфеток и разорванной на полосы льняной ткани вместе с клейкой массой, пропитанной каким-то зеленым веществом, проступающим через покрывающую его ткань. - Что это? - спросил Грей, указывая на него. - Припарка, рекомендованная мне коллегой, миссис Фрейзер. Я видел, какой благотворный эффект она оказывает на любые раны, - заверил его доктор. - Миссис Фрейзер? - удивился Грей. - Миссис Джеймс Фрейзер? Где, черт возь… я имею в виду, где же вы повстречались с этой дамой? - В Форте Тикондерога, - был поразивший его ответ. - Она и ее супруг были с Континентальной армией во время сражений при Саратоге. Змеи в животе Грея как будто внезапно встрепенулись. - Вы хотите сказать, что миссис Фрейзер сейчас в Вэлли-Фордж? - О, нет, - Хантер покачал головой, сосредоточившись на перевязке. - Не мог бы ты приподнять его немного, друг Грей? Мне нужно пропустить этот бинт снизу… да-да, именно так, благодарю тебя. Нет, - продолжил он, выпрямляясь и вытирая лоб, поскольку в комнате было довольно жарко, - с таким количеством людей и пылающим огнем в очаге. - Нет, Фрейзеры отправились в Шотландию. Хотя племянник мистера Фрейзера был столь любезен, что оставил нам свою собаку, - добавил Дэнзелл, когда Ролло, привлеченный запахом крови, поднялся со своей лежанки в углу и ткнулся носом под локоть Грея. Он с интересом обнюхал сверху вниз забрызганные простыни, покрывающие обнаженное тело Генри. Затем пес громко чихнул, качнул мордой и поковылял назад на свою лежанку, где быстро перекатился на спину и раскинулся, задрав лапы вверх. - Кто-то должен оставаться с ним весь следующий день или около того, - говорил Хантер, вытирая руки о тряпицу. - Его нельзя оставлять одного, чтобы он не перестал дышать. Друг Уильям, - сказал он, поворачиваясь к Вилли, - можно ли найти место, где мы могли бы остановиться? Мне нужно находиться рядом несколько дней, чтобы я мог регулярно наведываться и проверять, как идут дела. Уильям заверил его, что об этом уже позаботились: гостиница что ни на есть самая респектабельная, и – тут он взглянул на Рейчел – совсем рядом. Может ли он сопроводить туда Хантеров? Или хотя бы мисс Рейчел, если ее брат еще не совсем закончил? Грей прекрасно понимал, что Вилли очень бы хотел проехаться по снежному сверкающему городу наедине с этой миловидной квакершей. Но миссис Вудкок помешала этому сбыться, заметив, что в общем-то сейчас Рождество; у нее не было времени или возможности приготовить угощение, но не окажут ли честь леди и джентльмены ее дому и не отметят ли этот день, подняв бокал вина, чтобы выпить за выздоровление лейтенанта Грея? Все сочли это великолепной идеей, а Грей вызвался посидеть с племянником, пока принесут вино и бокалы. Когда внезапно так много людей вышли из комнаты, в ней стало намного прохладнее. Пожалуй, даже почти холодно, и Грей осторожно накинул простыню и покрывало на перевязанный живот Генри. - У тебя все будет хорошо, Генри, - прошептал он, хотя глаза его племянника были закрыты, и он подумал, что молодой человек, возможно, спит, - по крайней мере, он надеялся, что это так. Но Генри не спал. Его глаза медленно приоткрылись, по зрачкам было еще заметно воздействие опиума, а в складках век затаилась боль, которую опиум не мог заглушить. - Нет, не будет, - произнес он слабым ясным голосом. - Он достал только одну пулю. Вторая меня добьет. Его глаза вновь закрылись, когда снизу донеслись звуки тостов в честь Рождества. Собака вздохнула.
РЕЙЧЕЛ ХАНТЕР ПРИЛОЖИЛА одну руку к животу, а другую к губам, чтобы подавить начинающуюся отрыжку. - Обжорство – это грех, - сказала она. - И свершивший его несет свое наказание. Кажется, меня может стошнить. - Так бывает со всеми грехами, - рассеянно ответил ее брат, опустив перо. - Но ты не обжора. Я видел, сколько ты съела. - Я чувствую себя, так будто вот-вот лопну! - запротестовала она. - И кроме того, я не могу не думать о том, как встречают Рождество те бедняги, которых мы оставили в Вэлли-Фордж, по сравнению с... излишествами нашей трапезы сегодня. - Ну, это чувство вины, а не обжорство, и это ложное чувство. Ты съела не больше, чем за обычным обедом; просто у тебя его не было вот уже несколько месяцев. И я полагаю, что жареный гусь, возможно, не является в полном смысле излишеством, даже когда он нашпигован устрицами и каштанами. Вот если бы это был фазан, фаршированный трюфелями, или дикий кабан с позолоченным яблоком во рту... Дэнни улыбнулся, глядя поверх своих бумаг. - Ты видел такие вещи? - спросила Рейчел с любопытством. - Да, видел. Когда я работал в Лондоне с Джоном Хантером. Он часто бывал в высшем обществе, и время от времени брал меня с собой на вызовы к больным, а иногда и сопровождать его с женой на какое-нибудь шикарное мероприятие, что весьма великодушно с его стороны. Но мы не должны судить, знаешь ли, особенно, по внешности. Даже тот, кто кажется самым поверхностным, расточительным или легкомысленным, все же не лишен души и имеет ценность в глазах Всевышнего. - Да, - сказала Рейчел рассеянно, слушая не слишком внимательно. Она отдернула портьеру, глядя на улицу, всю в белой дымке. У дверей гостиницы висел фонарь, который отбрасывал небольшой круг света, а снег по-прежнему падал. Очертания ее лица казались размытыми в темном стекле окна. И лицо было худое, с большими глазами, так что Рейчел нахмурилась, убирая выбившиеся темные волосы под чепец. - Как ты думаешь, он знает? - внезапно спросила она. - Друг Уильям? - Знает о чем? - О его поразительном сходстве с Джеймсом Фрейзером, - пояснила Рейчел, опуская портьеру. - Ты же не считаешь это совпадением? - Я думаю, что это нас не касается. Дэнни снова начал царапать пером. Рейчел раздраженно вздохнула. Брат прав, но это не означало, что ей нельзя делать наблюдения и задаваться вопросами. Она была счастлива – более чем счастлива – снова увидеть Уильяма, и, хотя он оказался британским солдатом, как она и подозревала, она чрезвычайно удивилась, обнаружив, что он офицер высокого ранга. И еще больше поразилась, узнав от его корнуэльского ординарца, смахивающего на злодея, что Уильям оказался лордом, хотя юнец и не был уверен, каким именно. Но, конечно же, двое людей не могут быть столь схожи, не будучи в близком кровном родстве. Рейчел много раз видела Джеймса Фрейзера и восхищалась им, таким высоким, с горделивой осанкой, слегка пугаясь неукротимости, читающейся на его лице, и ей всегда чудилось что-то знакомое при взгляде на него, но только после того, как Уильям внезапно появился перед ней в лагере, она поняла, почему. Но каким образом английский лорд мог быть связан родством с шотландским якобитом, помилованным преступником? Йен рассказывал ей кое-что об истории своей семьи, хотя и недостаточно. Далеко недостаточно. - Ты снова думаешь об Йене Мюррее, - заметил ее брат, не отрываясь от бумаг. В голосе его чувствовалось смирение. - Я думала, что ты чураешься колдовства, - съязвила она. - Или ты не относишь чтение мыслей к искусству прорицания? - Вижу, ты не отрицаешь этого. Дэнни поднял глаза, пальцем поправив очки на носу, чтобы лучше ее видеть. - Нет, не отрицаю, - вскинула она подбородок. - А как ты догадался? - Ты посмотрела на собаку и исторгла такой вздох, какой вряд ли присущ чувствам, которые женщина может испытывать к собаке. - Хм-м-м! - произнесла она смущенно. – А что, если я действительно о нем думаю? Это что, тоже меня не касается? Интересно, как у него дела, как приняла его семья в Шотландии? Чувствует ли он, что вернулся домой? - Вернется ли он оттуда? - Дэнни снял очки и потер лицо рукой. Он утомился: Рейчел видела на его лице усталость, накопившуюся за этот день. - Йен вернется, - сказала она спокойно. - Он не оставит свою собаку. Это рассмешило брата, что вызвало ее раздражение. - Да, он, вероятнее всего, вернется за собакой, - согласился Дэнни. - А если он вернется с женой, сестрица? Теперь в его голосе звучала нежность, и Рейчел снова повернулась к окну, чтобы брат не видел, что этот вопрос ее тревожит. Но ему не нужно было видеть, чтобы знать это. - Может, это было бы лучше и для тебя, и для него, если так случится, Рейчел. Голос Дэнни все еще был нежен, но в нем звучало предостережение. - Ты же знаешь, что он человек неистовый. - И что мне тогда делать? - огрызнулась она, не оборачиваясь. - Выйти замуж за Уильяма? Со стороны стола на короткий миг последовало молчание. - За Уильяма? - сказал Дэнни, слегка ошеломленный. - А есть ли у тебя к нему чувства? - Я… конечно, я чувствую к нему дружеское расположение. И благодарность, - поспешно добавила она. - Я тоже, - заметил ее брат, - но мысль о женитьбе на нем не приходила мне на ум. - Ты самый несносный человек, - сказала она сердито, обернувшись и вперив в него взгляд. - Неужели ты не можешь удержаться и не подтрунивать надо мной хотя бы один день? Дэнни открыл рот, чтобы ответить, но послышавшийся снаружи звук привлек внимание Рейчел, и она снова повернулась к окну, отодвинув тяжелую портьеру. Ее дыхание затуманило темное стекло, и она нетерпеливо потерла его рукавом, как раз вовремя, чтобы увидеть внизу портшез, дверца которого открылась – прямо под кружащийся вихрем снег из него вышла женщина. Она была укутана в меха и спешила; вручив кошелек одному из носильщиков, она ринулась в гостиницу. - Надо же, как странно, - сказала Рейчел, поворачиваясь, чтобы взглянуть сначала на своего брата, а затем на маленькие часы, украшавшие их комнаты. - Кто наносит визиты в девять часов вечера в рождественскую ночь? Уж, конечно, не кто-то из Друзей? Друзья не отмечали Рождество, и праздник вряд ли стал бы препятствием для путешествия, но у Хантеров не было связей – пока еще нет - с Друзьями из Собрания Филадельфии. Стук шагов по лестнице помешал Дэнзеллу ответить, и через мгновение дверь в комнату распахнулась. На пороге стояла укутанная в меха женщина, с лицом столь же белым, как и меха на ней. - Дэнни? - произнесла она сдавленным голосом. Опрокинув чернильницу, брат вскочил, как будто кто-то подложил горячий уголь на стул под его бриджи. - Доротея! - воскликнул он, одним скачком пересек комнату и заключил в страстные объятия укутанную в меха женщину. Рейчел остолбенела. Чернила капали со стола на цветастый холщовый ковер, и она подумала, что должна что-то с этим сделать, но не сделала. Она стояла с открытым ртом. Рейчел подумала, что должна закрыть рот, и закрыла. Совершенно неожиданно она поняла, что именно подчас заставляет мужчин произносить богохульства.
РЕЙЧЕЛ ПОДНЯЛА с пола очки брата и стояла, держа их и ожидая, когда он разомкнет объятия. «Доротея», - подумала она про себя. Итак, вот она, эта женщина, но ведь это же кузина Уильяма? Уильям упоминал о своей двоюродной сестре, когда они ехали из Вэлли-Фордж. Разумеется, эта женщина была в доме, когда Дэнни делал операцию, но тогда Генри Грей должен быть братом этой женщины! Она пряталась на кухне, когда Рейчел и Дэнни пришли сегодня вечером в тот дом. Почему... Ну, конечно: это не была привередливость или страх, а нежелание встречаться лицом к лицу с Дэнни прямо перед предстоящей ему опасной операцией. Это изменило ее мнение о женщине в лучшую сторону, хотя Рейчел еще не была готова прижать ее к груди и назвать сестрой. Она сомневалась, что Доротея чувствовала тоже самое по отношению к ней, хотя, скорее всего, она даже не заметила Рейчел, не говоря уже о том, чтобы сделать о ней какие-либо выводы. Дэнни выпустил женщину из объятий и отступил назад, хотя, судя по его светящемуся лицу, он едва сдерживался, чтобы не дотрагиваться до нее. - Доротея, - сказал он. - Как же ты... Но его опередили; молодая женщина, а она была очень хорошенькой, как смогла разглядеть теперь Рейчел, отступила назад и с глухим звуком уронила на пол свой элегантный горностаевый плащ. Рейчел моргнула. На молодой женщине было надето рубище. Никакого другого слова для этого одеяния она подобрать не смогла, хотя теперь, когда присмотрелась, то поняла, что у него есть рукава. Сшитое из какой-то грубой серой ткани, оно свисало с плеч молодой женщины, едва соприкасаясь с ее телом. - Я стану квакершей, Дэнни, - сказала Доротея, чуть подняв подбородок. - Я решилась. В лице Дэнни что-то дрогнуло, и Рейчел подумала, что брат не может решить, смеяться ли ему, плакать или вновь прикрыть свою возлюбленную плащом. Рейчел, которая не могла спокойна смотреть, как столь прекрасная вещь валяется на полу, наклонилась и сама подняла ее. - Ты… Доротея, - повторил он беспомощно. - Ты в этом уверена? Я думаю, ты ничего не знаешь о Друзьях. - Конечно, знаю. Вы, то есть ты, видишь Бога во всех людях, стремясь обрести мир в Боге, отрекаешься от насилия и носишь одежду блеклых цветов, чтобы твои мысли на отвлекались в этом мире на вещи, порожденные тщеславием. Разве это не так? - с беспокойством спросила Доротея. «Леди Доротея», - поправила себя Рейчел. Уильям говорил, что его дядя – герцог. - Пожалуй... более или менее, так, - сказал Дэнни, его губы подергивались, когда он оглядывал ее с ног до головы. - Ты сама… сама сделала этот наряд? - Да, конечно. Что-то не так с ним? - О, нет, - ответил он, слегка сдавленным голосом. Доротея пристально взглянула на него, затем на Рейчел, как будто внезапно заметив ее. - Что не так? - обратилась она к Рейчел, и Рейчел увидела, как бьется пульс на ее круглом белом горле. - Ничего, - сказала она, тоже подавляя желание рассмеяться. - Просто Друзьям разрешено носить одежду, подогнанную по фигуре. Я имею в виду, что тебе не нужно специально уродовать себя. - О, понимаю. Леди Доротея задумчиво посмотрела на аккуратную юбку и жакет Рейчел, которые, хотя и были сшиты из домотканой материи серого цвета, тем не менее ладно сидели на ней и шли ей, насколько она сама могла судить. - Ну что же, это хорошо, - сказала леди Доротея. - Тогда я просто немного ушью здесь и там. И, выбросив это из головы, она вновь шагнула вперед и взяла Дэнни за руки. - Дэнни, - тихо произнесла она. - О, Дэнни. Я думала, что больше никогда не увижу тебя. - Я тоже так думал, - сказал он, и Рейчел вновь увидела борьбу между долгом и желанием, отразившуюся на его лице, и сердце у нее защемило из-за переживаний за него. - Доротея... ты не можешь здесь оставаться. Твой дядя... - Он не знает, что я ушла. Я вернусь, - заверила его Доротея, - как только мы уладим все между нами. - Уладим, - повторил он и с заметным усилием отнял у нее свои руки. - Ты хочешь сказать... - Могу я предложить тебе немного вина? - прервала их Рейчел, потянувшись к графину, который слуга оставил для них. - Да, спасибо. И он тоже выпьет немного, - сказала Доротея, улыбаясь Рейчел. - Думаю, ему это не помешает, - пробормотала Рейчел, взглянув на брата. - Доротея... - беспомощно продолжил Денни, проводя рукой по волосам. - Я понимаю, что ты имеешь в виду. Но дело не только в том, что ты становишься членом общества Друзей – даже если предположить, что это... это возможно... Она выпрямилась, гордая, как герцогиня. - Вы сомневаетесь в моем твердом намерении, Дэнзелл Хантер? - Э-э... не совсем так. Я просто думаю, что, вероятно, ты недостаточно обдумала этот шаг. - Ах, вот, значит, что вы думаете! На щеках леди Доротеи вспыхнул румянец, и она воззрилась на Дэнни. - Так вот, чтобы вы…то есть, ты… знал, что я не могла думать ни о чем, кроме вас с тех пор, как вы покинули Лондон. Как, черт возьми, вы, то есть, ты... думаешь, я попала сюда? - Ты устроила заговор для того, чтобы твоего брата ранили в живот? - спросил Дэнни. - Это кажется несколько немилосердным и, скорее всего, не гарантирует успех. Леди Доротея сделала пару-тройку глубоких вдохов, глядя на него. - Знаете, - сказала она рассудительно, - если бы я не была примерным Квакером, я бы ударила вас. То есть, тебя. Но ведь я этого не сделала, не так ли? Спасибо, моя дорогая, - сказала она Рейчел, принимая о нее бокал вина. - Вы его сестра, я полагаю? - Не сделала, - опасливо признал Дэнни, не обращая внимание на Рейчел. - Но даже предположив, чисто теоретически, - добавил он, казалось бы, обретя свое обычное самообладание, - что Бог действительно говорил с тобой и сказал, что ты должна присоединиться к нам, остается еще такая незначительная деталь, как твоя семья. - Ваши принципы веры не требуют разрешения моего отца на вступление в брак, - отрезала она. - Я узнавала. Дэнни моргнул. - У кого? - У Присциллы Унвин. Она - квакер, моя знакомая в Лондоне. Мне кажется, ты тоже ее знаешь; она сказала, что вы... ты? Может это и не так, - что ты вскрывал нарыв на ягодицах ее младшего брата. В этот момент Дэнни осознал (и Рейчел весело подумала, что, возможно потому, что он вытаращил глаза на леди Доротею), - что на нем не было очков. Он вытянул палец, чтобы поправить их на носу, но затем остановился и, прищурившись, огляделся. Со вздохом Рейчел шагнула вперед и надела их ему на нос. Затем взяла второй бокал вина и вручила его Дэнни. - Она права, - сказала Рейчел брату. - Тебе это не помешает.
Оutlander является собственностью телеканала Starz и Sony Entertainment Television. Все текстовые, графические и мультимедийные материалы,
размещённые на сайте, принадлежат их авторам и демонстрируются исключительно в ознакомительных целях.
Оригинальные материалы являются собственностью сайта, любое их использование за пределами сайта только с разрешения администрации.
Дизайн разработан Стефани, Darcy, Совёнок.
Запрещено копирование элементов дизайна!